1

«Ничто» — странное слово. «Ничто» — это то, чего нет, но разве такое возможно?

Уберите любую вещь — останется пустота, откачайте из лабораторной колбы воздух — получите вакуум. Никакой научный эксперимент не позволит вам получить пресловутое «ничто». Это ведь чисто философское определение, а отнюдь не физическое.

Ничего полезного. Ничего важного. Ничего страшного. Просто нечто, не имеющее для человека значения здесь и сейчас.

Я думал так, пока «ничто» не раскинулось вокруг меня, не поглотило с головой, не растворило в себе.

Мир перестал существовать, исчезли мысли, прахом развеялись желания и устремления. Я был ничем и всем одновременно.

Наверное, такое состояние и называют нирваной.

Затухание, угасание, иссякание, успокоение.

Смерть?

Нет, вовсе нет. Пусть я и не помнил доподлинно, каково это — умирать, но подсознательно ожидал от смерти мимолетной вспышки боли, как от пореза опасной бритвой, и долгого холода могильного льда. Здесь подобного не было и в помине.

Электромагнитным излучением я пронзал эфир, и мне не было ни холодно ни жарко. Чувства остались далеко позади. Там же, где осталось и мое тело, — на заднем сиденье самоходного экипажа, неспешно катившего по узеньким улочкам Старого города.

Таблетка фрейлины оказалась чудо как хороша.

А потом меня ослепило нестерпимое сияние бившего прямо в глаза солнца. Я потянулся прикрыть ладонью глаза и с ужасом осознал, что плаваю в эфире посреди бескрайней космической пустоши. Где-то невероятно далеко горели крупные звезды, но на фоне оранжевого шара солнца с косматой плазменной короной они просто-напросто терялись.

«Сон! — вспомнил я. — Это всего лишь сон!»

И сон, вне всякого сомнения, чужой.

Словно ответ на пробуждение самосознания пространство шелохнулось, и прямо напротив ослепительного шара возник крылатый силуэт. Свет по-прежнему слепил глаза, и деталей было не разобрать, но почему-то показалось, что силуэт этот — женский.

Силой собственного воображения я попытался притушить сияние слишком яркой звезды, а когда из этого ничего не вышло, предпринял попытку сдвинуться от нее в сторону, и вновь нисколько в своих устремлениях не преуспел. Чужое сновидение оказалось невосприимчиво к моим мысленным приказам.

— Кузен! — с укором произнесла принцесса Анна. — Вы разочаровываете меня!

Силой таланта сновидца наследница престола наделила себя ангельским обличьем и потому не испытывала никакого дискомфорта от пребывания в космическом пространстве. А вот меня никак не оставляло ощущение, что стоит только перерезать невидимую нить, как я тотчас рухну вниз и, подобно метеору, сгорю в атмосфере Земли, чей голубовато-зеленый шар плыл прямо под нашими ногами.

— Кузен!

Я вздрогнул от окрика, но сразу взял себя в руки и усмехнулся.

— К чему эти нравоучения, кузина? Говорите, что вам от меня нужно, и покончим с этим!

Крылья ангела плавно колыхнулись, принцесса неуловимым образом приблизилась, но, как и прежде, ее фигура осталась для меня непроницаемо-черным силуэтом, словно дело было вовсе не в бивших ей в спину солнечных лучах.

— Вы отдаете себе отчет, что в моей власти оставить вас здесь навсегда? — прошептала Анна. — Кузен! Вам не укрыться от меня, вы дали слово. Я могу явиться в любой ваш сон и заточить в любую темницу, какую только пожелаю! Продолжите уклоняться от встреч со мной впредь, и я воссоздам самый страшный ваш кошмар, какой только отыщу!

— Ближе к делу!

На меня повеяло лютым гневом, словно дотянулась плазменная корона солнца.

— Кузен, вы не осознаете всей серьезности ситуации!

— Нет! — рявкнул я в ответ. — Это вы перестали различать сон и явь! Если меня убьют, я не выполню ваше поручение! Подумайте об этом! Для сохранения собственной жизни мне пришлось не спать — и я не спал. Надо уметь правильно расставлять приоритеты!

— И на каком месте среди ваших приоритетов стоит данное мне слово?

Я задумался, как ответить, но не слишком долго, дабы еще больше не обострять ситуацию.

— На втором. На первом, как и у любого другого, моя собственная жизнь.

— Как у любого другого! — взъярилась принцесса. — А для меня ваше промедление смерти подобно! Что вы на это скажете, кузен?!

Жутко не хотелось оправдываться, но долгие блуждания по снам не лучшим образом сказались на психическом здоровье наследницы престола, поэтому я постарался хоть как-то сгладить ситуацию.

— Вы сказали: «убей», но не сказали кого.

— Нас прервали, — уже обычным своим тоном произнесла принцесса.

— Что это было, тот огненный дождь?

Лично я подозревал, что всему виной нестабильность психики принцессы или, быть может, подобным образом во сне проявилась проводимая в реальности физиотерапия, но ответ поразил меня до глубины души.

— Не что, а кто.

— Еще один сновидец?!

— Больше чем просто сновидец. Тот, кто спит в нашей крови, в крови сиятельных, — ответила кузина и замолчала, но ненадолго. — Сжигающий столицу дождь снился мне с самого детства, — поведала она после некоторой заминки. — Но тогда это были простые кошмары, а после операции на сердце видения стали неотличимы от реальности. Я жутко устала раз за разом сгорать заживо! Если такова цена моего исцеления, не лучше ли было спокойно прожить отмеренный мне срок?

— Цена исцеления? Что вы имеете в виду? — удивился я, машинально потирая располосованную шрамами грудь.

— Мое сердце заменили твоим, — напомнила принцесса Анна. — Но наши предки пролили слишком много крови падших, на двоих в нас с тобой чересчур много силы. Никому не дано вместить в себе столько.

Слова кузины поставили меня в тупик.

Тот, кто спит в крови?

Что за бред?!

— Не понимаю! — честно признался я.

Принцесса Анна рассмеялась и спросила:

— Знаешь, почему сиятельных отодвинули от всех важных постов, назначив на синекуры в колониях и отдаленных провинциях?

Не было никаких причин скрывать свою осведомленность в этом вопросе, и я спокойно произнес:

— Заговор. Часть сиятельных после смерти императора Климента решила поддержать герцога Аравийского в его притязаниях на престол.

— И это тоже, — подтвердила принцесса. — Но не только. Истинной целью было не допустить возникновения династий сиятельных, не дать собраться всей проклятой крови в одном человеке, пусть и многие поколения спустя. Именно по этой причине на роль моего супруга никогда не рассматривались сиятельные.

В иной обстановке слова кузины лишь рассмешили бы меня своей нелепостью, но сейчас под воздействием неизвестного препарата я воображал себя парящим меж звезд и потому с неожиданным спокойствием поинтересовался:

— И чем это чревато? Что случится, если кто-то соберет в себе слишком много силы?

— Тогда пробудится тот, кто спит, и покарает отступников. Нас всех, все человечество.

Я рассмеялся.

— Удивительные фантазии рождаются у механистов, когда они приходят к выводу о наличии неких высших сил! Надо же было так перекроить на собственный лад предсказание о явлении антихриста!

— Это не фантазия! — резко возразила принцесса. — Что ты знаешь о законах наследственности? О накоплении во внутренних органах человека металлов? О мутации живых организмов под воздействием разного рода излучений? Теории Дарвина, наконец?!

— Пустые слова.

— Отнюдь нет! Я лично читала доклад, где приводилось научное обоснование рождения сверхчеловека при достаточно длительном скрещивании сиятельных, не состоящих в близком родстве.

— Сверхчеловека?

— Механисты! — фыркнула принцесса. — Прячутся от истины за ширмами формулировок. В нашей крови спит проклятие, кузен! Или ты действительно полагаешь, что падшего можно убить, просто вырезав сердце титановым клинком?

— Говорят, будто сила падших несет в себе отпечаток их воли, — нейтрально заметил я, рассчитывая потянуть время. Если до пробуждения принцесса не успеет сообщить имя жертвы, у меня появится как минимум двенадцатичасовая отсрочка.

— Падшие и есть сама сила! Они не умерли, не исчезли без следа, они просто растворились в нас, в сиятельных!

— Кровью падших был залит весь Новый Вавилон, — произнес я тогда, наблюдая за окутанным белесым маревом шариком Земли. — Десятки тысяч людей оказались окроплены ею! Три четверти их скончалось от аггельской чумы в первые месяцы после свержения падших. А сколько впоследствии умерло бездетными? В нынешних сиятельных растворена просто мизерная часть былой силы!

— Все совсем не так, мой дорогой кузен, — возразила принцесса Анна. — Умерли те, кого обожгла отрава и не досталось силы.

— Как так?

— Люди страшились падших, даже когда те лишись всех своих способностей. Они опасались навлечь на себя их предсмертное проклятие, да и титановых клинков в столице было наперечет.

— И что с того?

— Кровь, которой залили Новый Вавилон, была кровью людей! Старая аристократия защищала своих владык до последнего, некоторые гарнизоны и военные части выступили на их стороне. В городе шли бои, но мало кто из падших был убит в тех столкновениях. Их за редким исключением не убивали, а казнили. И на весь город было всего несколько палачей.

Я мысленно кивнул. Площади Нового Вавилона были красными не только в силу природной расцветки гранита, но и по причине намертво въевшейся в этот самый гранит крови падших. Во времена моего детства любой беспризорник назубок знал места казней и за полфранка готов был провести любознательных приезжих по Дворцовой площади, площади императора Климента или мосту Броуна, а за более щедрое вознаграждение — и по не столь известным, но едва ли менее кровавым закуткам Старого города.

— Именно палачи приняли на себя львиную долю силы падших, — продолжила принцесса Анна. — Что-то перепало их помощникам и охранникам, а простым горожанам, которые бесновались на залитых кровью площадях, остались сущие пустяки.

— Но прокляты все были в равной степени, — невесело усмехнулся я.

— Не прокляты, а отравлены, — поправила меня кузина. — Впрочем, речь не об этом. Мой дед забивал падших на Императорской площади, а его брат — в Риверфорте.

Принцесса имела в виду герцога Аравийского, от которого моя бабка понесла маму. Этот факт и породил ее опасения, что на двоих в нас слишком много силы падших.

— Ерунда… — засомневался я, но с ходу опровергнуть это безумное измышление не смог и замолчал, подбирая слова, а потом под ногами вдруг разлилось ослепительное сияние, полностью затмившее собой свет солнца и разметавшее клубившуюся вокруг принцессы тьму.

В своем сновидении кузина вообразила себя крылатой женщиной с нескромно зрелыми формами, но мне не было никакого дела до ее наготы: спину невесть с чего пронзила невыносимая боль. Меж лопаток набух огромный горб, кожа лопнула, и на волю вырвались два ангельских крыла. С легким хлопком они расправились, и брызнувшая с них кровь невесомыми каплями зависла в пространстве.

Я заорал от невыносимой муки, а лучи солнца ударили в распахнувшиеся крылья и толкнули их, как ветер толкает паруса кораблей. Меня закрутило и отбросило прочь, реальность чужого сна прогнулась, и стремительной стрелой я рухнул вниз, прямиком к земле.

— Он пробуждается! — крикнула кузина, падая рядом.

Умело сложив крылья, она первой ворвалась в атмосферу планеты, а я обмер в ожидании жесткого столкновения с воздухом, но вместо удара ощутил лишь лютый жар. В мгновение ока мы с принцессой промчались над континентальной Европой, пересекли пролив и двумя огненными кометами рухнули на Новый Вавилон.

Над самыми крышами домов принцесса распахнула крылья и выровняла полет. Я последовал ее примеру и мимолетом сшиб башенку какого-то замка, но удержался в воздухе и вслед за кузиной пронесся над объятым пламенем городом.

Вместо теней по земле за нами текли реки огня…

Я вздрогнул и очнулся на заднем сиденье самоходного экипажа, который, как и прежде, ехал по извилистым улочкам Старого города.

— Проклятье! — выдохнул я, едва ворочая пересохшим языком. — Вот же дьявол…

А потом взглянул на сиденье напротив и замер с открытым ртом. На меня ясными светлыми глазами сиятельной смотрела хрупкая молодая девушка с кожей столь бледной, словно на нее никогда не падали солнечные лучи.

— Ваше высочество… — опешил я и только после этого сообразил, что не проснулся окончательно, а всего лишь вырвался из одного сна в другой.

— Оставьте эти формальности, кузен! — рассмеялась принцесса Анна. — Не возражаете, если я пока побуду в вашем сне? В моем невыносимо пахнет гарью.

— И серой, — сказал я, уловив знакомый запах, а также вонь горелой плоти и чего-то еще, даже более отвратительного.

— И серой, — подтвердила кузина.

— Зачем это все? К чему прыгать из одного сна в другой, будто блохи — по бродячим собакам?

— У вас богатое воображение, кузен. Наверное, оно и разбудило его…

— Вздор! Это просто засевший в вашем подсознании кошмар! Фобия. Страх. Комплекс. Избавьтесь от него! Избавьтесь — и живите спокойно!

— Сейчас речь не обо мне! — разозлилась кузина, и ее бледные щеки тронул легкий лихорадочный румянец. — Вы дали слово…

— Дал.

— …и должны убить герцога Логрина!

Я должен убить регента? Действительно должен?!

— Вы дали слово! — повторила принцесса.

— Драть! — выдохнул я, обессиленно развалился на сиденье и рванул ставший вдруг слишком тугим ворот сорочки.

Я и в самом деле был обязан выполнить просьбу кузины. Для сиятельных слово не пустой звук. Дай клятву — и окажешься связан этим обязательством навсегда.

Я зажал лицо в руках, помотал головой, потом вскинулся и спросил:

— Зачем вам это?

— Так ли важна причина?

— А сами как думаете? — не сдержался я. — Важна! Разумеется, важна!

Бледное лицо принцессы осталось бесстрастным.

— Вам так нужно ощущать собственную правоту? — с легким оттенком презрения поинтересовалась она. — Герцог — узурпатор. Этого вам недостаточно?

— Это лишь слова!

— Это слова наследницы престола! — выкрикнула кузина, и глаза ее засияли бесцветным огнем. — Мало моего слова?! Действительно?

— Нет, но…

Принцесса не дослушала.

— Ко мне не допускают врачей! — заявила она. — Моих собственных врачей! Назначенные герцогом коновалы ничего не знают об операции на сердце, их задача — поддерживать меня в стабильном состоянии, и не более того. А я не хочу провести следующие полвека в коме! Не желаю!

— Хорошо! — вскинул я перед собой открытые ладони. — Вы подозреваете герцога в измене, но почему не обратитесь напрямую к членам императорского совета?

— Все зашло слишком далеко. Никому нельзя доверять.

— А мне можно?

— Если герцог узнает о вашем существовании, он вас уничтожит. Вам, кузен, я доверять могу.

Я не нашелся что на это ответить, только спросил:

— И на полицию вы тоже влияния не имеете?

Принцесса покачала головой.

— Фон Нальц был хорошим человеком, но теперь герцог назначил на его место кого-то своего. А почему вы спрашиваете?

— Недоразумение, — поморщился я и спросил: — Вы хоть понимаете, что у меня нет ни единого шанса на успех? Мне просто не проникнуть во дворец.

— Вам и не придется этого делать, — ответила принцесса Анна. — Завтра в полдень герцог посетит Императорский монетный двор. Будет согласовывать со смотрителем эскизы памятных монет.

— Информация точная?

— Визит был запланирован еще на прошлой неделе. Мне удалось отыскать информацию об этом в одном из снов его референта.

— А вы не можете забраться в голову регента?

Кузина скривилась.

— Нет, герцог благоразумно не видит снов.

— Как такое может быть?

— Вас интересует название таблеток? — улыбнулась принцесса Анна. — Нет, кузен, они вам не помогут. Только не сиятельному с вашим воображением. Проще сразу пустить пулю в лоб.

— Возможно, так и придется поступить, если покушение провалится.

— Так постарайтесь, чтобы оно не провалилось! — отрезала кузина. — Экипаж герцога не бронирован, узнаете его по гербам на дверцах. Как действовать — решать вам. Только не забывайте, что стоит на кону! Второго шанса не будет! Помогите мне, и я решу все ваши затруднения с полицией.

— Обещаете?

— Они больше не побеспокоят вас.

Я кивнул, распахнул дверцу самоходного экипажа и вывалился в серое мягкое ничто.

2

Мне приходилось засыпать при разных обстоятельствах и при разных обстоятельствах просыпаться, но местонахождение при этом обычно не изменялось. Где лег, там и встал.

А на этот раз я отключился в роскошном салоне самоходного экипажа, а очнулся на каменной набережной под мостом через Ярден. Голову заботливо устроили на трофейном чемоданчике ирландского убийцы, в руку вложили пузырек с чудодейственными таблетками фрейлины.

«Выпей меня!» — гласила надпись на неровно приклеенной к нему бумажке. Почерк был женским.

Захотелось выкинуть пузырек в реку, но я передумал и сунул его в карман. Потом уселся на холодных камнях и прикоснулся к лицу; на пальцах остались следы ярко-красной помады. Фрейлина оказалась человеком слова и свое обещание сдержала.

«Чтоб тебе пусто было!» — беззлобно ругнулся я, вытер щеку носовым платком и вытащил из кармана револьвер. Переломил его, убедился, что все патроны на месте, и спрятал обратно.

В голове звенела пустота, и не знаю, как долго я просидел бы под мостом, но тут с другой его стороны замаячили фигуры констеблей. Пришлось подниматься на ноги и плестись по набережной в противоположном направлении.

К счастью, полицейские мной не заинтересовались.

Кожаный плащ послужил не лучшей защитой от холода, и после сна на камнях тело задеревенело, а из носа текли сопли, поэтому в первом же попавшемся на глаза уличном кафе я заказал бокал горячего глинтвейна. К вину со специями попросил принести пару вафель со взбитыми сливками, а потом взмахом руки подозвал тащившего на плече стопку газет парнишку. Свежий номер «Атлантического телеграфа» обошелся в десять сантимов.

Отпив подогретого вина со специями, я расправил газету и без особого удивления увидел, что вся первая полоса посвящена убийству главного инспектора полиции Фридриха фон Нальца.

Где-то в глубине души шевельнулась мысль о том, каким потрясением это известие стало для его дочери, но воспоминания о былой любви недолго занимали меня. Чем дальше, тем сильнее мое чувство к Елизавете-Марии фон Нальц казалось бесовским наваждением.

Да и о чем тут волноваться? У нее есть муж, с ней все будет хорошо.

А вот у меня… у меня впереди была полная неопределенность, и ничего хорошего ближайшее будущее не сулило даже при самом лучшем раскладе.

Убить регента, подумать только! Кстати… а если подумать?

Я сделал глоток начавшего остывать глинтвейна, с удивительным для последнего времени аппетитом умял хрустящую вафлю и принялся обдумывать слова кузины о притязаниях регента на престол. Как ни хотелось мне получить моральные оправдания для грядущего убийства, никаких аргументов в защиту этого предположения отыскать не получилось.

Хотя разве не в императорской власти карать и миловать по собственному усмотрению? Принцесса Анна высказалась на это счет вполне однозначно.

Дьявол! Уверен — анархиста не беспокоили подобные сомнения, когда он кидал бомбу в экипаж главного инспектора. Просто кинул — и все. А моральные терзания по Достоевскому, «тварь я дрожащая или право имею», — они для тонких и чувствительных натур вроде меня. Вечно сомневаться в своих поступках, даже когда прав, — это ли не изощренная пытка? Любой другой на моем месте с легким сердцем взялся бы исполнить приказ наследницы престола, а я вот терзаюсь!

К дьяволу все это! Анархистам с их фанатичной преданностью идее несказанно легче…

Стоп! Анархистам?

Враз позабыв про головную боль, я в пару глотков допил глинтвейн и, оставив нетронутой вторую вафлю, расплатился по счету. Затем перешел через дорогу и в аптеке напротив купил попавшуюся на глаза жестянку апельсиновых леденцов, а заодно попросил воспользоваться телефоном.

Седовласый старик в строгом сюртуке благодушно кивнул, и я снял трубку, вот только, к величайшему сожалению, Рамона в конторе не оказалось; на звонок ответил один из его многочисленных кузенов.

— Рамона нет, когда вернется — не знаю, — сообщил он. — Что-то передать?

Учитывая возможности Третьего департамента прослушивать разговоры, назначать место по телефону было форменной глупостью, но это не отменяло необходимости срочной встречи с бывшим напарником.

— Пусть ждет меня там, откуда мы в первый раз отправились на поиски Прокруста, — попросил я и добавил: — И приходит один.

— Хорошо, передам, — флегматично ответил мой собеседник и отключился.

Оставалось лишь надеяться, что его при этом не держали на прицеле сыщики Третьего департамента. Хотя если это и ухудшит мое положение, то не слишком сильно: приметы Леопольда Орсо, сиятельного, наверняка уже разосланы во все полицейские участки, а задержание человека в Императорском парке требовало проведения самой настоящей облавы.

Выкручусь.

Императорский парк — зеленый оазис в мертвом царстве камней и железа Нового Вавилона. Впрочем, не такой он уже и зеленый. Из-за постоянного смога и выбросов заводов и фабрик листья покрывал серый налет, они желтели и засыхали. И вместе с тем деревья упрямо цеплялись за жизнь, и даже в самые жаркие и безветренные летние деньки воздух там был не так раскален и задымлен, как на окрестных улочках.

С одного края парк ограничивала железная дорога, с остальных теснили жилые дома, но и самым отъявленным механистам не приходило в голову выступить с инициативой застройки этого куска свободной земли. А если кто-то из рационализаторов и лелеял подобные намерения, то на публичные слушания их благоразумно не выносил.

Не могу сказать, будто я знал Императорский парк как свои пять пальцев, но по старой памяти вполне мог рассчитывать пересечь его и при этом не заплутать на тенистых тропинках. Выбраться же через одну из многочисленных дыр в ограде на противоположной стороне и запрыгнуть в проходящий по железной дороге товарняк и вовсе не составило бы никакого труда.

Я не учел лишь дирижабли. Воздушные корабли с вооруженными мощной оптикой наблюдателями легко могли взять под контроль внешние границы парка и просемафорить в случае обнаружения беглеца с воздуха наземным частям.

Мне пришло это в голову, лишь когда на глаза попался медленно дрейфовавший над городом армейский аэростат с имперским гербом на вертикальном стабилизаторе. Как на грех, день сегодня выдался ясный и ветреный, смог выдуло с улиц, и лишь на фабричной окраине небо оставалось серым от дыма.

Кинув извозчику монету в два франка, я покинул коляску у ворот парка и задумчиво посмотрел в небо. Дирижабль неспешно удалялся к Центральному вокзалу. Это не за мной.

Но исключать подобной вероятности все же было нельзя.

Паранойя?

Я вас умоляю! Для человека, объявленного в розыск по линии Третьего департамента, паранойя — это единственно допустимая форма мышления, которая позволит не угодить за решетку хотя бы в первые несколько часов.

И я не пошел в парк. Полюбовался на кроны деревьев и чугунную решетку, купил на лотке стакан газированной воды, напился и укрылся на боковой улочке, откуда просматривались ворота, возле которых мы с Рамоном встретились в прошлый раз. По пути я остановил чумазого мальчишку и велел ему караулить краснолицего невысокого господина в форменном плаще без нашивок. Согласие мальчишки отправить Рамона в гостиницу, где случилось первое столкновение с оборотнем, обошлось в два франка с четвертью, и мы с пацаном расстались, всецело довольные заключенной сделкой.

Мальчишка убежал дожидаться Рамона, а я отыскал свободную лавочку, уселся на нее и углубился в изучение передовицы о вчерашнем убийстве главного инспектора. Меня интересовали любые детали произошедшего, вытянутые ушлыми газетчиками из знакомых с обстоятельствами дела полицейских.

На ворота парка я при этом поглядывать не забывал, и когда часы пробили половину пятого, приметил шагавшего от ближайшей станции подземки Рамона Миро. Мой посыльный тут же подскочил к нему, выпалил приказ и вприпрыжку припустил прочь — руки ему жгли честно заработанные деньги.

Преследовать пацана никто не стал, но на всякий случай я пару кварталов шел по параллельной улочке вслед за Рамоном, а потом забежал вперед и пропустил бывшего напарника, спрятавшись за тумбой с театральными афишами. И только после этого свистнул и помахал рукой.

— Что за дела? — нахмурился обозленный долгими блужданиями Рамон, но я даже слушать его не стал и затащил в небольшую харчевню с огромной красной розой на вывеске. Харчевня так и называлась — «Роза Дуная».

Посетителей в закусочной в этот час не оказалось, и со спокойным сердцем я прошел в небольшой зал с деревянными столами и потемневшей от времени стойкой бара.

— Бутылку токайского, будьте любезны, — попросил я смуглого черноволосого мужчину, доставая бумажник. — И гуляш. У вас ведь есть гуляш?

Мадьяр смерил меня внимательным взглядом, затем медленно кивнул и ушел на кухню, не произнеся ни слова. А вот Рамон раздражения сдержать не сумел.

— Лео! — прошипел он вне себя от бешенства, нервно раздувая крылья широкого приплюснутого носа. — Какого черта ты творишь?!

Я развалился за столом и улыбнулся:

— Токайское же белое, разве нет? Чего ты кипятишься?

— Да не в вине дело!

— Сядь, — указал я на стул напротив себя, — и послушай, что я тебе скажу. Раз уж ты все равно здесь, глупо будет сейчас развернуться и уйти, разве нет?

Рамон Миро после недолгого колебания уселся за стол.

— Говори, — потребовал он.

— Морана назначили на место фон Нальца. Ты ведь слышал о смерти главного инспектора? Я теперь в розыске. Это если в двух словах.

Вернувшийся с кухни мадьяр начал выставлять на стол тарелки с гуляшом, деревянную доску с хлебом, откупоренную бутылку вина и стаканы, поэтому Рамону пришлось сдержаться. В итоге крепыш подавил приступ гнева и, хрустнув костяшками пальцев, спросил:

— Чего ты хочешь от меня, Лео?

Я наполнил вином стаканы, но сам пить не стал, вместо этого взял ломоть хлеба и зачерпнул гуляша. Тот оказался горячим и острым.

— Лео! — вновь начал закипать Рамон.

— Пей! — указал я на стакан, промокнул губы краешком салфетки и спросил: — Что с профессором Берлигером? Удалось что-нибудь выяснить?

Крепыш пригубил вино, одобрительно кивнул и повернул бутылку этикеткой к себе.

— Берлигер числится пропавшим без вести при пожаре, — сообщил Миро после этого. — До сих пор дожидаются опознания более дюжины тел.

— Ясно, — вздохнул я, но особенно из-за зашедшего в тупик расследования не расстроился. Было бы здорово отыскать профессора целым и невредимым, да только это могло подождать, а вот задвинуть в долгий ящик поручение принцессы не имелось никакой возможности.

— Ты только за этим просил меня прийти? — напомнил о себе Рамон, наполняя опустевший стакан.

— А? Нет, не за этим, — покачал я головой и отодвинул от себя пустую тарелку. Удивительно, но порция сытного кушанья нисколько не притупила голод. Есть хотелось по-прежнему сильно. — Ты гуляш будешь?

Крепыш странно посмотрел на меня и молча передвинул через стол собственную тарелку. Я, в свою очередь, переставил ему стакан с вином и вновь принялся за еду.

Уж даже и не помню, когда в последний раз на меня нападал такой аппетит!

Рамон приложился к стакану, затем промокнул салфеткой губы и демонстративно выложил перед собой карманные часы.

— Да-да! — покивал я. — Время — деньги!

— И немалые.

— К делу так к делу! Раньше на Слесарке можно было купить что угодно, имелись бы нужные связи. Это по-прежнему так?

— Что тебе нужно?

— Адская машина.

— Бомба? — округлил глаза Рамон. — Тебе нужна бомба?!

— Тише! — шикнул я на него. — Не так громко! Сможешь достать?

— Могу предложить гранаты.

Я покачал головой.

— Армейское оружие не подойдет. Как пишут в газетах, в экипаж главного инспектора бросили самодельную бомбу.

Рамон Миро шумно выдохнул, выпил вина и забарабанил пальцами по краю стола.

— Только не говори, что хочешь заняться этим делом. Это не наш уровень, Лео. Лучше даже не лезь.

— Я не занимаюсь этим делом и не собираюсь привлекать к нему тебя, — честно признался я, а дальше уже не произнес ни слова правды. — Мне просто нужно кое-кого… припугнуть. Если подумают на анархистов, это будет идеальный вариант.

Отвертеться от убийства герцога Логрина у меня не было никакой возможности в любом случае, поэтому я решил сделать все, чтобы пустить следствие по ложному следу. Принцесса обещала решить проблемы с полицией, но не стоит слишком сильно полагаться на человека, не приходящего в сознание уже второй месяц кряду.

Рамон внимательно посмотрел на меня, словно видел все уловки насквозь, и тяжело вздохнул.

— Хорошо! — Он решительно мотнул головой и пригладил короткий ежик жестких черных волос. — Я помогу.

— На примете имеется кто-то конкретный?

— Один человек должен мне услугу, но тебе придется ему заплатить.

— Бомба нужна завтра к десяти утра, — предупредил я.

— Серьезно?! — охнул крепыш. — Лео, это же не в бакалейную лавку сходить!

— Завтра к десяти.

— Сделаю, что смогу.

Рамон поднялся из-за стола, в несколько глотков осушил мой стакан и, предупредив: «Звони с утра», — вышел за дверь.

Я доел гуляш, попросил запаковать в оберточную бумагу кральку салями и бутылку сливовицы, после чего сунул их в чемоданчик, расплатился и покинул харчевню.

Шел шестой час, и понемногу в город начинали прокрадываться ранние осенние сумерки. Ветер сменил свежесть на откровенную прохладу; я надел фуражку, поднял воротник реглана и зашагал к ближайшей станции подземки. Спустился и покатил на противоположный конец города — в район порта. Та округа была знакома мне не слишком хорошо, поэтому требовалось осмотреться на месте.

Ежась от порывов прохладного ветра, гнавшего по мутной воде высокую рябь, я какое-то время постоял на обзорной площадке, разглядывая пароходы и терявшийся в дымной пелене противоположный берег, потом с тяжелым вздохом двинулся дальше.

Тянувшаяся вдоль реки улица оказалась запружена повозками, а вот на пешеходной части набережной горожан было немного; за все время пути навстречу попалось лишь несколько спешивших по делам прохожих, да еще запускали бумажного змея двое мальчишек, и с откровенной ленцой подметал тротуар бородатый дворник.

Вскоре из-за излучины реки показался небольшой островок, полностью занятый высоким мрачным строением с узкими прорезями зарешеченных бойниц, мощной кладкой каменных стен, острыми пиками на парапете плоской крыши и укрепленными пулеметными гнездами башен. Прожектора на угловых вышках еще не горели, лишь время от времени блистали яркими солнечными бликами стволы винтовок дежуривших там караульных.

С берегом Риверфорт, где последние полвека располагался Императорский монетный двор, соединяла дуга старинного моста, но пользовались им нечасто; обычно сообщение с внешним миром велось через пристань, расположенную с противоположной стороны острова-форта.

Оценив изгиб моста, уклон тротуара и ширину набережной, я платочком вытер покрывшийся испариной лоб и двинулся дальше. Простреленное бедро ныло все сильнее, но я не поленился пройти пару кварталов, прежде чем свернуть с набережной и двинуться в обратный путь по параллельной улочке. Здесь меня интересовали проходные дворы многоквартирных домов с крытыми черепицей островерхими крышами, закопченными трубами и слуховыми оконцами. А в особенности — застроенный сараями пустырь между двумя особняками, как раз напротив въезда на монетный двор.

На первый взгляд затеряться в округе после броска бомбы представлялось делом нехитрым, карты могли спутать лишь местные обитатели. На лавочках в тенистых двориках сидели седовласые старушки, пили пиво за столиками пришедшие с работы мужички, гоняла по дороге набитый тряпками мяч пацанва, копошились в наваленной у забора куче мусора ребята помладше.

Но это вечером. А в полдень?

Ответа на этот вопрос у меня не было.

3

Где провести ночь человеку, которому некуда идти? Снять номер в гостинице или же до самого утра слоняться по пустынным улицам?

Опыт работы в сыскной полиции подсказывал, что поступать подобным образом весьма опрометчиво. Мои приметы, вне всякого сомнения, уже доведены до всех детективов крупных отелей, а по небольшим гостиницам наверняка пройдутся сыщики в штатском. Да и оказаться задержанным за подозрительное блуждание по ночному городу мне нисколько не хотелось.

Центральный вокзал? Его будут шерстить в первую очередь, ничего не стоит нарваться там сегодня на полицейскую облаву.

Столица все сильнее погружалась в сумерки. Где-то зажигали газовые фонари, где-то включалось электрическое освещение, и начинали сиять ярким светом витрины и вывески. От их блеска заломило глаза и захотелось нацепить на нос темные очки, но я сдержался. Пристрастие к черным окулярам наверняка фигурировало во всех списках моих особых примет.

Приняв заинтересованный вид, я встал у тумбы с театральными афишами, но все мысли были заняты исключительно тем, где провести эту ночь. Забираться в какой-нибудь заброшенный дом или пытаться найти приют на пыльном чердаке откровенно не хотелось.

В этот момент с соседней улицы вывернул полицейский броневик и под размеренный стрекот движка неспешно покатил вдоль обочины, а стоявший на подножке констебль принялся высвечивать поворотной фарой лица прохожих.

На миг я замер на месте, но сразу сбросил оцепенение и зашагал по тротуару, лихорадочно высматривая боковые проходы. Так и подмывало ускорить шаг, но мой маневр и без того привлек внимание полицейских, и, если начну суетиться, они точно решат задержать подозрительного гражданина для выяснения личности.

Как назло, с моей стороны улицы дома были выстроены впритык друг к другу, а редкие проемы между стенами закрывали высокие решетки. Пороховой движок тарахтел за спиной все отчетливей, и тогда я с уверенностью добропорядочного горожанина перешел через дорогу прямо перед носом броневика. Задерживаться на улице не стал и с ходу юркнул в развлекательное заведение с характерным названием «Синема».

На входе пришлось заплатить за билет, а потом еще под звуки приглушенной мелодии тапера дожидаться начала очередного сеанса в прокуренном вестибюле. Иного способа покинуть заведение через черный ход, кроме как пройти через зал, не оказалось.

Когда минут через пять объявили новый сеанс, я намеренно не стал торопиться, дабы в темноте незаметно проскользнуть прямиком на выход, но неожиданно для самого себя заинтересовался титрами и опустился на крайнее сиденье предпоследнего ряда. Фильм назывался La momie, и, что интересно, он был цветным. Раскрашенным вручную, полагаю.

История только начала разворачиваться, когда позади вдруг зашуршала зажженная спичка, мелькнул отблеск огонька, запахло табаком.

— Жалкое зрелище! — с нескрываемым осуждением произнес знакомый голос. — Силой воображения ты способен создавать в голове целые миры, а сидишь и пялишься на эти раскрашенные картинки. Малыш, ты разочаровываешь меня.

Альбинос выдохнул к потолку густую струю вонючего дыма, и на экране замелькали тени. Зрители зашумели и начали оборачиваться; контролер злым шепотом потребовал потушить сигарету.

Зверь к этому моменту уже растворился в темноте, и я спокойно продемонстрировал пустые ладони, но настроение оказалось испорчено безвозвратно. Досматривать фильм я не стал, прошел к двери черного хода и выскользнул на улицу. Узким темным проходом вернулся на бульвар, по выработанной за годы службы привычке выровнял козырек фуражки и вдруг замер на месте, буквально обратившись в соляной столб.

Из подкатившей к синематографу кареты выскочило четверо крепких парней в штатском с револьверами и электрическими фонарями в руках. Они забежали внутрь, а оставшийся на козлах возница устроил на коленях четырехствольную лупару.

Я резко развернулся и зашагал прочь. На ходу переложил чемоданчик в левую руку, а правую сунул в карман реглана с револьвером. Но обошлось. Меня укрыла темнота вечерних улочек.

Пару минут спустя я запрыгнул на заднюю площадку запоздалого паровика и покатил на Дюрер-плац, а оттуда уже пешком двинулся к возвышавшейся неподалеку Кальварии. Окруженный со всех сторон городом холм был застроен лишь частично; за высокими заборами прятались от нескромных взглядов особняки вышедших в отставку армейских офицеров, дипломатов и министерских чиновников.

Шагая по обвивавшей склон холма дороге, я не забывал внимательно поглядывать по сторонам, но особого беспокойства не испытывал, резонно полагая, что сыщикам и в голову не придет устроить здесь засаду. Фамильная усадьба ушла с молотка, и никто не мог знать, что именно я выкупил ее через подставных лиц.

На мосту через овраг с ручьем я уловил привычное ворчание в сгустившемся снизу мраке, прошел еще метров сто и увидел знакомые ворота с карантинным знаком аггельской чумы, ныне окончательно выцветшим и облупившимся. Мертвые деревья сада давно повалил ветер, а от трехэтажного особняка остался лишь фундамент, но я все же перебрался через ограду и зашагал в обход развалин напрямик через заросшие высокой травой газоны.

Провалившийся подвал особняка показался темной могилой, и в ту сторону не хотелось даже смотреть, да я и не стал. Просто постоял несколько минут у одного надгробия, затем перешел к другому, а потом выбрался за ограду и продолжил путь на вершину, где, запрокинув голову, уставился на венчавшую холм железную башню. Было в гигантской вышке никак не меньше двухсот метров, и, по слухам, именно она вдохновила небезызвестного Гюстава Эйфеля на постройку еще более грандиозного сооружения в Париже.

На моих глазах с ясного неба сорвался ослепительно-яркий росчерк молнии, и сразу дрогнула под ногами земля, а по округе разнесся оглушительный хлопок грома.

Я улыбнулся башне будто старому другу — да так оно и было! — и отправился на смотровую площадку, с которой открывался просто удивительный вид на вечерний город. Новый Вавилон уже полностью утонул в густых сумерках; центральные улицы сияли нервным блеском электрических ламп и мягким мерцанием газовых фонарей, но чем дальше, тем чаще попадались на глаза черные прорехи спящих кварталов. На шпилях башен горели сигнальные огни, такие же огоньки в небе помаргивали, отмечая движение многочисленных дирижаблей.

Смотровая площадка оказалась сильно замусорена, смотритель ржавого железного монстра заглядывал сюда лишь время от времени, а всем остальным не было до грязи никакого дела. Я застелил каменную скамью прихваченной с собой газеткой, уселся на нее, давая отдых усталым ногам, затем раскрыл чемоданчик и достал кральку салями. Нарезал колбасу перочинным ножиком, задумчиво взвесил в руке бутылку сливовицы, но от употребления алкоголя решил воздержаться.

Мне было это просто не нужно.

Посматривая на город с высоты холма, я взял кусочек салями и принялся задумчиво его жевать.

Когда послышался мерзкий стеклянный скрип, я не повел даже ухом. Невесть откуда взявшийся Зверь сграбастал бутылку сливовицы, воткнул страшенный коготь в пробку и легко выдернул ее из горлышка.

— Не возражаешь? — усмехнулся он, сверкнув своим жутким оскалом.

— Пей, — разрешил я. — Так и думал, что ты на огонек заглянешь.

— Становлюсь предсказуемым?

— Вообще — да.

Зверь надулся и отодвинулся от меня подальше. Я этому лишь порадовался: белая кожа альбиноса словно светилась изнутри, и от столь близкого присутствия вымышленного друга заломило зубы. Сила падшего переполняла Зверя, растворяя и меняя его телесную оболочку, она грозила в любой момент выплеснуться наружу и захлестнуть меня с головой.

Альбинос запрокинул бутылку и надолго приложился к горлышку, затем довольно крякнул и вытер широкую пасть тыльной стороной ладони. С исцарапанной бутылкой он отошел к самому краю обрыва, и сразу послышалось размеренное журчание.

— Отрадно осознавать, что есть в этой жизни нечто незыблемое и неизменное, — отметил я, когда альбинос вернулся обратно.

— Умничаешь, Лео! — укорил меня Зверь, помолчал и добавил: — Не будь ханжой!

— Как скажешь, — усмехнулся я и принялся вытирать носовым платком жирные от салями пальцы. Есть почему-то расхотелось.

Альбинос подцепил когтем кусочек колбасы, отправил его в рот и отвернулся к городу. Над головой сверкнула молния, скамья заметно вздрогнула, раскатисто прогрохотал гром. Почудился запах озона, а белые волосы Зверя встали дыбом, будто иглы дикобраза.

— Как думаешь, когда все пошло наперекосяк? — спросил я вымышленного друга, прекрасно осознавая, что задаю вопрос самому себе.

Зверь приложился к бутылке и покрутил когтистым пальцем у виска.

— С дуба рухнул? Лео, у тебя все хорошо!

— Серьезно?

— Драть, малыш! Сколько тебе лет?

— Двадцать два.

— Вот именно! — наставил альбинос на меня указательный палец, глотнул сливовицы, рыгнул и продолжил: — Тебе двадцать два года, а ты все еще жив. Не все могут похвастаться тем же. Знаешь, сколько гибнет до совершеннолетия, угодив под паровик, утонув или записавшись по дурости в колониальные войска? Да просто умерев от голода или замерзнув насмерть, в конце концов! Имя им — легион. Так что не жалей себя. Тебе вырезали сердце…

— Дважды…

Зверь кивнул.

— Тебе дважды вырезали сердце, а ты до сих пор жив! Да и тебе ли бояться смерти? Ты связан с суккубом и наперед знаешь, что именно ждет тебя в загробном царстве! Вечность боли. Драть! Целая вечность! Лео, да ты воистину бессмертен!

— Утешил…

— Но зато никто не наложит лапу на твою душу, пока ты жив.

Я досадливо поморщился.

— Меня больше беспокоит сохранность телесной оболочки.

— Так плюнь на все и беги.

— Не могу.

Зверь достал заткнутый за пояс кухонный нож и поковырял его кончиком меж неровных зубов, вычищая застрявший там кусочек колбасной оболочки.

— Нравится ощущать себя цепным псом императрицы? — спросил он с издевкой.

— Не в этом дело.

— Именно в этом, — уверил меня альбинос. — Ты полагаешь себя недооцененным. Думаешь, если справишься с заданием, тебя впустят с улицы в дом, позволят погреться у очага, накормят, напоят и уложат спать в тепленькую постельку?

— О чем ты говоришь?!

— Думаешь-думаешь! И ты прав, они действительно пустят тебя в дом, погладят по головке и уложат спать. Только ты уже не проснешься. Никогда! Семейка Хулиганов — милые шалунишки по сравнению с твоей родней!

— Принцесса странная, — согласился я. — Боится, что у нее в крови растворена сущность падшего и однажды тот может проснуться.

Альбинос достал сигару и раскурил ее, затем искоса глянул на меня и ухмыльнулся.

— Даже не знаю, Лео, насколько это нормально — обсуждать странности кузины с собственным вымышленным другом.

— Иди ты! — ругнулся я, впрочем, совершенно беззлобно.

Зверь в ответ лишь закудахтал от смеха.

— Выше нос! Ты самый везучий человек, которого я только знаю! — объявил он, встряхнув головой. — Шизофреник с раздвоением личности, который умудрился выпихнуть мистера Хайда в вымышленное тело, чтобы самому остаться с чистенькими руками!

— Все не так!

— Так! — рыкнул Зверь, и его глаза засверкали в ночи куда ярче огонька зажатой меж зубов сигары. — Имей смелость признаться в этом хотя бы самому себе!

— Сгинь! — огрызнулся я.

Зверь расхохотался, но я вовсе не собирался оставлять за ним последнее слово.

— Кстати, почему тебя не слышал тот ирландец в подвале?

— Такое случается, малыш, когда человек разговаривает сам с собой.

Я не стал ввязываться в бессмысленный спор с альбиносом, достал из кармана жестянку с леденцами и сунул один из них в рот. Покатал его между небом и языком, вздохнул и выплюнул в траву. Сладкого не хотелось.

Но это мне. Зверь моментально сграбастал банку, всыпал все леденцы разом в свою широченную пасть и захрустел ими, словно засахаренными орехами.

— Мой тебе совет, Лео, — проговорил он, нечетко выговаривая слова, — начинай делать то, что умеешь лучше всего.

— И что же это?

— Бояться, малыш! Драть! Разумеется, бояться!

Я ничего не ответил, да Зверь на ответ и не рассчитывал. Мощным замахом он отправил пустую бутылку куда-то в ночь и зашагал к башне на вершине холма. Я с интересом проследил за ним взглядом, но все оказалось до обидного банально. Альбинос попросту решил помочиться на одну из опор железной вышки.

Над головой вновь сверкнула молния, и сразу между башней и темной фигурой сыпанула искрами электрическая дуга.

— Драть, тряхнуло! — донеслось оттуда мгновение спустя. — Драть, вот это разряд! А-ха-ха!

Я сплюнул под ноги и отвернулся к окутанному ночью городу. Сейчас хотелось просто посидеть в тишине.

4

Рассвет застал меня спускающимся с вершины Кальварии. Я как раз шел по мостику через овраг, когда над горизонтом вспухло тусклое из-за туманной дымки солнце и принялось нахально светить прямо в глаза. Ниже еще лежала густая тень, и какое-то время мы с утренним светилом играли в догонялки: я ускользал от его лучей, спускаясь по склону, а настырный желтый карлик поднимался все выше и выше, никак не желая признавать своего поражения.

Тогда я сжульничал и сбежал от него в подземку.

В столь раннее время ничего еще толком в городе не работало, но площадь императора Климента славилась своими роскошными кафе и магазинами, и там мне без особого труда удалось отыскать открытое бистро с дорогущим кофе и недоступными для простых смертных пирожными.

После бессонной ночи на Кальварии, где на жесткой скамье удалось прикорнуть всего лишь на пару часов, меня мучила зевота и слипались глаза. Чашка черного крепкого кофе в полной мере ситуацию исправить не смогла, но в голове немного прояснилось. Да и перспективы пережить этот день перестали пугать своей неопределенностью. Прорвусь.

Впечатленный немалым даже по местным меркам размером чаевых бармен не стал отказывать щедрому посетителю в телефонном звонке, и я воспользовался стоявшим на стойке аппаратом. Первым делом попросил телефонистку соединить меня с резиденцией маркиза Монтегю и велел снявшей трубку горничной пригласить к телефону молодую госпожу.

— Как вас представить? — поинтересовалась служанка.

— Скажите, звонит Лев, — представился я своим новым именем.

На несколько минут в трубке воцарилась перемежаемая шорохом помех тишина, а затем послышался звонкий девичий голос, заглушить тревогу в котором не смогло даже плохое качество связи:

— Лео, это ты? Лео, что происходит?!

— А что происходит? — обмер я.

— Вчера позвонила Мари, она сказала, тебя разыскивала полиция!

— Так и есть, — подтвердил я, старательно удерживая на лице беспечную улыбку. — Я тебе рассказывал, с чем это связано.

— О-о-о! — протянула Лилиана. — Все плохо?

— Все будет хорошо. Просто поживи какое-то время у родителей. Я буду звонить.

— Скажи, где ты, я приеду!

— Лили… — вздохнул я. — Я ношусь по городу, как Белый Кролик! Столько всего надо сделать, а я опаздываю всюду на день или два. Позвоню тебе вечером, хорошо?

— Обещаешь?

— Обещаю. Только верь в меня, хорошо?

— Я тебя люблю, Лео!

— Я тоже тебя люблю, Лили.

С печальным вздохом я прервал звонок и позвонил в контору Рамона Миро. Этот разговор вышел куда более деловым и лаконичным.

— Достал? — спросил я бывшего напарника.

— Достал, — подтвердил тот. — Встретимся через два часа на моем последнем месте работы. Успеешь добраться?

— Успею.

Я опустил трубку на рычажки, поблагодарил бармена и вышел на улицу, не забыв прихватить стоявший в ногах чемоданчик. С площади уходить не стал и легкой походкой беспечного гуляки зашагал к громаде «Бенджамина Франклина». Но направлялся я вовсе не в отель, меня привлекло выставленное неподалеку ограждение. На красноватой гранитной мостовой там чернели пятна копоти и потеки машинного масла. Осколки ветрового стекла и кровь, если она была, уже убрали.

Ткнув носком ботинка попавшийся под ногу обломок какой-то шестерни, я остановился и огляделся по сторонам, оценивая возможные пути отхода анархиста, метнувшего бомбу в экипаж главного инспектора. Насколько удалось выяснить из газетной передовицы, охранники слишком поздно открыли огонь по беглецу, и тому удалось скрыться в соседнем переулке. Немногочисленные очевидцы утверждали, что оттуда бомбист укатил на велосипеде.

Ничего полезного осмотр вчерашнего места преступления не дал; я опустил пониже на лоб козырек фуражки и зашагал прочь, но тут на глаза попался упитанный дядечка в сером плаще, который отпирал дверь кондитерской с затейливой надписью: «Императорское бланманже» на вывеске. Вслед за ним я прошел в торговый зал и задумчиво оглядел заставленную разнообразными сладостями витрину.

Леденцов не хотелось. Хотелось шоколада, но здесь его не было и, по понятным причинам, быть не могло.

Пока я определялся с выбором, приказчик сменил плащ на белоснежный халат и горестно вздохнул:

— Я ничего не видел! И уже сказал вчера об этом вашим коллегам!

Он явно принял меня за полицейского, и я его в этом заблуждении разубеждать не стал, только усмехнулся:

— Мой вам совет: никогда не говорите, будто ничего не видели. Звучит очень подозрительно.

Затем я попросил взвесить двести граммов сливочных ирисок, расплатился и покинул кондитерскую, оставив приказчика окончательно сбитым с толку.

Ирис оказался очень даже неплох. Размеренно работая челюстями, я принялся закидывать в рот одну конфету за другой и вдруг понял, что именно этого мне сейчас и не хватало. Леденцы представлялись чем-то излишне утонченным и рафинированным; хотелось действовать более решительно, нежели просто катать комок расплавленного сахара языком по нёбу.

Мною овладело лихорадочное оживление. Взбодренный кофеином и взбудораженный грядущей акцией мозг заставлял надпочечники выбрасывать в кровь просто невероятное количество адреналина, и от этого меня начало явственно лихорадить.

Дьявол! Неужто и в самом деле пришлась по вкусу роль цепного пса будущей императрицы?!

Думать так не хотелось; я мысленно обматерил альбиноса и вытащил из бумажного пакета очередную конфету. Вязкий ирис позволил если не полностью побороть волнение, то хоть немного успокоиться, поэтому в подземку я спустился уже решительным и собранным.

Поехал в порт.

На одной из тамошних барахолок я приобрел карманный хронометр с секундомером и детскую коляску с откидным верхом, которую после не слишком долгого торга выкупил за смешную сумму в четыре с половиной франка. Покладистость жуликоватого продавца объяснялась просто: несмотря на презентабельный внешний вид, коляска была изрядно побита жизнью, а ее колеса не только жутко скрипели, но и частенько заедали.

И если визг ни на что особо не влиял, то последнее обстоятельство не устраивало совершенно. Пришлось купить заодно масленку, ветошь и напильник, а затем откатить свое новое приобретение в глухой закоулок поблизости и привести втулки колес в пригодное для использования состояние.

Протерев коляску и руки ветошью, я натянул брезентовые перчатки и отправился на набережную. Прошелся мимо Риверфорта вверх по течению реки, немного постоял на обзорной площадке у парапета и двинулся в обратный путь. Тротуар там шел под уклон и, когда я отпустил ручку, коляска, подпрыгивая и трясясь на неровной мостовой, покатилась к мосту сама собой.

Я не стал ее останавливать, просто пошел рядом и лишь у выезда на дорогу ухватился за ручку и придержал, не дав соскочить на проезжую часть. От ближайшего фонарного столба до моста коляска катилась ровно двенадцать секунд. Узнаю, как быстро проезжает мост самоходный экипаж, — и дело в шляпе.

Пусть я больше и не чувствовал чужих страхов, да только не требовалось обладать талантом сиятельного, чтобы знать наперед реакцию водителя, когда он поднимется на изгиб моста и увидит выкатившуюся на дорогу детскую коляску. Сомнений быть не могло — водитель ударит по тормозам. Но сразу экипаж не остановится, инерция заставит его продолжить движение, и тогда в игру вступлю я, цепной пес императрицы…

Тьфу, чтоб этого выродка беловолосого разорвало! Вот ведь привязалось!

Коляску я спрятал в кустах неподалеку от Риверфорта и отправился на встречу с Рамоном в надежде, что вездесущие мальчишки не успеют отыскать ее за время моего недолгого отсутствия. Но даже если отыщут — ничего страшного: ближайший блошиный рынок располагался всего в пяти минутах ходьбы, сумею отыскать замену и вернуться.

Конечно, опасно столь откровенно светиться вблизи места преступления, но, если все выгорит, принцесса найдет способ направить следствие в нужном направлении, главное, не оставить против себя железных улик. В случае же неудачи о полицейском преследовании волноваться и вовсе не будет никакой нужды.

С Рамоном мы условились встретиться не у Ньютон-Маркта, как это могло показаться из разговора, а на угольных складах, где он успел недолго поработать сторожем сразу после увольнения из полиции метрополии. Комплекс обнесенных забором приземистых пакгаузов располагался посреди черного от угольной пыли пустыря на задворках котельной, между красильной мастерской и бараками, предназначенными на снос.

Именно оттуда я и зашел, внимательно поглядывая по сторонам. Никакой подозрительной активности в округе не наблюдалось, лишь катили по разбитой дороге к главным воротам подводы с углем, и, отбросив излишнюю подозрительность, я зашагал к складу, где мы с Рамоном некогда укрывали угнанный мной у заговорщиков-сиятельных броневик с оружием.

Я не ошибся — самоходный экипаж Рамона, весь в потеках засохшей грязи, обнаружился именно там. Сидевший за рулем Тито наблюдал за дорогой и что-то тихонько напевал себе под нос, барабаня в такт мелодии пальцами по баранке. При моем появлении он выглянул в открытую дверцу и указал на пакгауз.

— Дядя Рамон внутри! — сообщил паренек, придержав рукой едва не выпавший из кабины карабин.

Похрустывая крупной угольной крошкой, я подошел к приоткрытым створкам ворот и заглянул внутрь. Посреди пакгауза замерла громада парового грузовика, в дальнем углу приткнулся широкий стол, а все остальное пространство оказалось заставлено штабелями деревянных ящиков, без всякого сомнения — оружейных.

Это мог определить с первого взгляда даже полный профан, да и разложенный на столе пулемет Максима говорил сам за себя. Рамон с кузеном, оба без пиджаков и с засученными рукавами сорочек, как раз заканчивали собирать его после очистки от заводской смазки.

— Собираешься устроить переворот? — пошутил я и вдруг обратил внимание на знакомую маркировку одного из ящиков. — Дьявол, Рамон! Ты же обещал!

— Что такое? — удивился крепыш.

— «Штейр-Хан»! — обвинительно указал я на оружейный короб. — Ты сказал, что избавился от пистолетов!

— Я солгал, — спокойно признал Рамон Миро, кинув под ноги промасленную ветошь. — Пойми, Лео, пистолетов было слишком много, чтобы вот так запросто от них избавляться. И не волнуйся, они нигде не засветятся! Все это оружие, — обвел он рукой ящики, — мы заберем с собой на Карибы.

— Мы?

— Мой отряд.

— Решил принять предложение?

— Решил. И, сам понимаешь, пистолеты с титановым кожухом затвора там придутся как нельзя более кстати.

Я кивнул, соглашаясь с этими словами. Колдуны ацтеков и жрецы вуду могли своей магией повлиять на работу оружия, но титан служил неплохой защитой от инфернального воздействия малефиков. Наука сильнее магии — все так.

Поэтому скандала я устраивать не стал, только вздохнул и поинтересовался:

— А что с пулеметом?

— Купили по случаю, теперь проверяем, — объяснил Рамон и спросил: — Мой револьвер у тебя?

— Да, — ответил я, вытащил из кармана «Веблей — Фосбери» и протянул его приятелю. — Дашь что-нибудь взамен?

— Выбирай!

Я выбрал «Штейр-Хан». Заодно отложил на стол поясную кобуру, несколько обойм и две пачки патронов. На первое время этого должно было хватить.

— С тебя пятьсот франков, — объявил Рамон. — И обещанные семь тысяч за охрану.

Я вытащил из внутреннего кармана пиджака чековую книжку и спросил:

— Перо есть?

Крепыш закатил глаза.

— Собираешься выписать чек, Лео? Серьезно?

— По прошлому чеку ты получил деньги без проблем, так?

Рамон Миро выдохнул беззвучное проклятие, охлопал себя по карманам и протянул автоматическую ручку с золотым пером. Я выписал чек на семь с половиной тысяч франков, помахал им в воздухе, давая подсохнуть чернилам, и передал листок бывшему напарнику.

— Все верно?

— Ручку верни, — потребовал Рамон.

— Что с бомбой?

Вместо ответа крепыш выставил на стол пузатый кожаный саквояж; я щелкнул замками и обнаружил внутри железную коробку с криво приваренной ручкой и боковым рычагом.

— Корпус намагничен, к полицейским броневикам цепляется намертво. Сам проверял. Задержка взрыва — пять секунд. Детонатор электрический, все точно как в аптеке.

— Электрическая банка не разряжена? — уточнил я, вынимая увесистую адскую машину из саквояжа.

— Там динамо-машина, — пояснил Рамон. — Учти, рычаг прокручивается с усилием. Тротила внутри немало, поэтому аккуратней.

Я на всякий случай уточнил:

— Насколько ты уверен в продавце?

Миро развел руками.

— Настолько, насколько можно быть вообще уверенным в подобной публике.

— Ну, будем надеяться… — пробормотал я и переложил бомбу в собственный чемоданчик. Тот едва закрылся.

— Кстати! — прищелкнул вдруг пальцами Рамон Миро. — Ты не единственный русский, которому понадобилась взрывчатка. Кто-то приходил к продавцу за день до нас. Только его интересовал динамит.

— Да и черт с ним, — отмахнулся я. — Клиенты твоего поставщика меня не волнуют, меня волнует качество его товара.

— Возьми гранаты, — предложил крепыш. — Есть с зажигательным зарядом из белого фосфора. Заказал партию у твоего приятеля Дьяка на всякий случай…

Предложение было заманчивым, но с некоторой долей сожаления от него пришлось отказаться. Анархисты никогда раньше не применяли подобных гранат, а я твердо намеревался ни на шаг не отступать от их образа действий. Ни один след не должен был привести ко мне.

— Нет, больше ничего не надо, — покачал я головой, взял чемоданчик и направился на выход, а уже в воротах обернулся и спросил: — По Берлигеру ничего нового?

— Ничего, — односложно ответил Рамон.

— Ищи его, — потребовал я и достал карманный хронометр. — У тебя часы точно идут? Который сейчас час?

— Семнадцать минут одиннадцатого.

— Благодарю.

Я подвел стрелки, вышел на улицу и, поднеся чемоданчик к борту броневика, ощутил заметное притяжение. Насчет намагниченного корпуса адской машины бывший напарник не соврал.

До Риверфорта я добрался за час до назначенного времени и прогуливаться по набережной, рискуя привлечь внимание постовых, не стал. Вместо этого проверил запрятанную в кустах коляску и запихал в нее кожаный плащ, а сам заглянул в ближайшую цирюльню побриться.

В кресле с наброшенным на лицо горячим полотенцем получилось даже немного задремать, но хмурому мастеру спящие клиенты в заведении были не нужны, и он вытолкал меня на улицу без всякого почтения.

Позевывая, я без лишней спешки прошелся по набережной, вновь и вновь высматривая возможные пути отступления. На первый взгляд мой план был полностью лишен мало-мальски серьезных изъянов, но я продолжал и продолжал прокручивать в голове возможные варианты развития событий.

Больше всего беспокоило возможное вмешательство местных жителей. Если кто-то вдруг решится задержать бомбиста, придется стрелять на поражение, а устраивать кровавую баню не хотелось совершенно точно. К счастью, дворы выстроенных вдоль набережной домов выходили на противоположную от реки сторону. Это все упрощало.

В этот момент под хлопки порохового двигателя с соседнего перекрестка вывернул изящный самоходный экипаж. Он слегка напоминал очертаниями тот, на котором меня возил Уильям Грейс, разве что кузов отличался более удлиненной формой, глухие боковые дверцы не имели окон, а сзади немалый вес коляски принимали на себя сразу две колесные оси. Следом, тяжело переваливаясь на неровной брусчатке, катил неповоротливый броневик, в башенке которого подрагивал ствольный блок крупнокалиберного «гатлинга».

Я достал карманные часы и обнаружил, что сейчас всего без четверти двенадцать.

Но на монетный двор прибыл точно герцог Логрин — имперский герб на дверцах удалось разглядеть со всей отчетливостью.

Самоходный экипаж шустро прокатил по мосту и въехал в незамедлительно открывшиеся перед ним ворота крепости. Броневик проделал этот путь далеко не столь уверенно, да еще и страшно рычал движком, взбираясь на крутой изгиб каменной переправы, но не заглох и не забуксовал.

Восемь и девятнадцать секунд — именно столько показал секундомер зажатого в моей руке хронометра.

Взяв за основу первый из показателей, я вернулся к спрятанной в кустах коляске и переложил в нее бомбу, а чемоданчик забросил подальше в густую траву. После этого надел кожаный реглан, натянул брезентовые перчатки и отправился на прогулку по набережной.

Без лишней спешки я прошелся вверх по течению Ярдена, встал на обзорной площадке и внимательно осмотрел окрестности. Что-то было не так, некое наитие подсказывало это со всей отчетливостью, но сформулировать собственные опасения никак не получалось.

Просто… как-то слишком уж тихо и спокойно было в округе. Шутка ли сказать — де-факто первый человек империи соизволил посетить монетный двор, а на перекрестках даже постовых констеблей не выставили. И всего сопровождения — один броневик. Ни конных гвардейцев, ни завалящего дирижабля в небе. Ничего.

И это — на следующий день после подрыва главы полиции метрополии?

Нет, столь вопиющая беспечность начальника охраны регента была мне сейчас только на руку, но некомпетентные люди подобных постов отродясь не занимали. Либо отсутствие сопровождения стало результатом вмешательства людей принцессы Анны, либо герцог Логрин по какой-то причине решил свой визит на монетный двор не афишировать. И то и другое в предоставленные мне объяснения нисколько не вписывалось.

Но паниковать раньше времени я не стал, лишь посильнее запахнул плащ и втянул голову в плечи, ежась от порывов дувшего с Ярдена свежего ветра.

Высоко в небе лениво дрейфовала в сторону порта вереница грузовых дирижаблей, по реке медленно-медленно тащил за собой баржу паровой буксир, и ветер относил к берегу клубы вонючего черного дыма. На улицах было безлюдно. Вдалеке шла юная парочка, навстречу им катил свою тележку надсадно сопевший старьевщик. Больше — никого.

Все было обычно, все было как всегда, но по спине от дурного предчувствия так и бегали колючие мурашки.

Мандраж перед акцией? Возможно, но совсем не факт…

5

Со смотровой площадки к выезду с монетного двора я двинулся, как только дрогнули и начали медленно распахиваться толстенные створки ворот. В голове давно уже были просчитаны скорость экипажа регента и катящейся под горку детской коляски; оставалось просто отпустить ручку, дойдя до нужной секции ограждения набережной. Шоферу волей-неволей придется затормозить перед неожиданным препятствием, а изгиб моста прикроет меня от пулемета броневика.

«Идеальный план. Не о чем волноваться, просто не о чем», — так успокаивал я себя, шагая с закушенной от волнения губой, и, разумеется, все немедленно пошло наперекосяк.

Самоходный экипаж регента вылетел на мост, не успели еще окончательно раскрыться ворота. Бомба к этому времени уже была у меня в руке; я подтолкнул коляску, и та резво помчалась по неровной брусчатке к выезду с монетного двора на набережную.

Время оказалось рассчитано просто идеально — коляска выкатилась на проезжую часть прямо перед носом съезжавшего с моста экипажа. Шофер заметил ее слишком поздно и уже никак не успевал отвернуть в сторону; ему оставалось лишь ударить по тормозам, а вместо этого он до упора утопил педаль газа.

Изогнутое крыло со всего маху угодило в коляску, и сильный удар отшвырнул ее на середину дороги. Экипаж стремительно вывернул на проезжую часть, ободрал борт о фонарный столб и помчался прочь, все увеличивая и увеличивая скорость.

Я так и остался стоять на тротуаре с бомбой в руке.

Проклятье! Да что здесь такое творится?!

И тут из ворот выкатил броневик сопровождения. Надсадно ревя мощным пороховым движком, он уже взобрался на изгиб моста, когда вдогонку из крепости вдруг выплеснулась волна тьмы. Бронированную самоходную коляску смахнуло в воду, словно она ничего не весила, следом с жутким грохотом рухнули сорванные неведомой силой створки ворот.

Отголосок инфернального всплеска врезался в меня и отбросил на пару шагов, едва не сбив с ног, а потом набережная дрогнула, и хлынувшая из ворот форта тьма бурным чернильным потоком покатилась по мосту. Но чем дальше несся потусторонний девятый вал, тем сильнее он размывался и терял свою ужасающую мощь. Текущая вода издревле считалась надежной защитой от сил зла, и пусть в наш просвещенный век мало кто продолжал верить в подобные сказки, факт оставался фактом — тьма отступила на монетный двор, не в силах преодолеть реку.

Я испуганно попятился назад, но, прежде чем успел броситься наутек, захватившая остров сила вновь выплеснулась наружу. На этот раз она приняла облик беспросветно-черной человеческой фигуры. От трепетавшего вокруг нее муара открывались и развеивались целые клочья, но потустороннее существо даже не замедлило шага, пересекая мост. И лишь когда безликий монстр ступил под протянутые меж фонарных столбов электрические провода, клубившийся вокруг него сонм бессчетных серых точек вспыхнул ворохом искр и развеялся без следа.

Залитый кровью с головы до ног человек, вооруженный каменным ножом, направился прямиком ко мне; я рванул рычаг стартера адской машинки и метнул ее, только не в жуткого пришельца, а в ближайший фонарный столб.

Взрыв разметал во все стороны каменные осколки, снесенная ударной волной опора накренилась и на миг зависла на проводах, но сразу оборвала их своей тяжестью и рухнула прямо под ноги инфернальному созданию. Сверкнул ослепительный разряд, порождение ада отлетело назад, и хоть оно моментально восстановило равновесие, теперь между нами на земле искрили электрические провода.

Электричество сильнее магии!

Я всей душой верил в превосходство науки над колдовством, и все же без промедления развернулся и со всех ног припустил наутек. Перебежав через дорогу, я вломился в росшие на обочине кусты, продрался через них на пустырь, и сразу из лабиринта покосившихся сараев навстречу выдвинулись два парня в одинаковых черных дождевиках.

Бойцы слаженно вскинули короткие карабины, и на меня уставились увитые толстыми жгутами проводов стволы. Именно на меня, а вовсе не на пустившегося в погоню инфернального преследователя.

Выхватить пистолет я не успевал, поэтому просто рухнул на землю и кубарем покатился в высокой траве. Воздух над головой прошили короткие очереди, а потом голова одного из стрелков просто лопнула, забрызгав кровью и мозгами напарника! Грохнул новый выстрел, и на траву рухнул уже второй парень — пуля неведомого снайпера угодила ему точно в затылок.

Ощущая себя беззащитной мишенью, я вскочил с земли и сразу уловил за спиной леденящее присутствие зла. Оставляя за собой кровавые следы, высокий человек с содранной кожей рвался через густые кусты, и листья от его касаний осыпались невесомым прахом, а ветви чернели и отмирали.

Призрачную завесу преследователя окончательно развеяло пронзавшее город электромагнитное излучение, и теперь я лицезрел его со всей отчетливостью. Оголенная плоть сочилась кровью, виднелись не поврежденные рукой опытного жреца мышцы и прожилки вен и артерий. В провалах пустых глазниц мертвеца клубилась беспросветная тьма, она замораживала лютым ужасом, но страх лишь придал мне прыти. Подхватив с земли карабин, я упер приклад в плечо и до упора вдавил указательным пальцем спусковой крючок.

Зашуршал электрический разряд, запахло озоном, автоматический метатель Гаусса затрясся и под серию негромких хлопков выплюнул в преследователя сразу десяток пуль. Призрачная защита оказалась пробита уже после второго или третьего попадания, и с удивительным для ситуации холодным расчетом я принялся расстреливать освежеванное тело.

Очередь! Очередь! Очередь!

Грудина мертвеца оказалась изрешечена в мгновение ока, но завладевшая покойником сущность не оставила его, и я продолжил стрелять, понятия не имея, как скоро опустеет магазин.

Очередь! Еще одна!

Окровавленный мертвец перешел с бега на шаг, потом оступился и едва не упал, но все же сумел устоять на ногах. И сразу невидимым тараном в меня врезался ментальный удар!

Инфернальная тварь метнула «копье ужаса» и просчиталась: спящий талант сиятельного впитал страх до последней капли, как впитывает воду сухая губка. Я даже не покачнулся.

Запахло горелой проводкой, и метатель Гаусса осекся, но электричество в очередной раз превозмогло магию. После секундной заминки оружие перестало искрить и выплюнуло в преследователя новую порцию пуль.

Потустороннее существо неожиданно ловко скакнуло в сторону и скрылось среди густых кустов; я опрометчиво бросаться за ним в погоню не стал, а вместо этого подхватил с земли второй карабин и принялся рассовывать по карманам плаща запасные магазины. Только выпрямился, и уже где-то совсем неподалеку прозвучала пронзительная трель полицейского свистка.

Пора было уносить ноги.

Я развернулся и рванул по узенькому проходу меж сараев, пригибаясь и втягивая голову в плечи, чтобы не зацепить макушкой выступающие края крыш. Карабин мешал бежать, но приходилось держать его на изготовку, поскольку в любой момент мог вновь проявить себя неведомый снайпер.

Да — он спас мне жизнь, но кто знает, что у него на уме? Верить в благородство чужих намерений отучила жизнь. Меня ведь собирались убить! Застрелить при отходе после подрыва герцога Логрина!

Сомнений в этом не было ни малейших. Я узнал тех парней в дождевиках — именно они прикрывали Уильяма Грейса в доме поэта. Оставалось непонятным лишь то, выполняли стрелки приказ ее высочества или это была инициатива лейтенанта.

В боковом проходе кто-то вскрикнул от неожиданности; я несильно ткнул увесистым из-за электрической банки прикладом дряхлого дедка и понесся дальше. Свернул раз-другой, перескочил через поваленную набок бочку с ржавыми ободьями и, оставив сараи позади, выскочил в глухой проезд.

И сразу из ворот соседнего двора выкатила паровая коляска!

Я едва не прошил ее борт очередью из карабина, но вовремя узнал знакомый «Форд-Т» и отвел оружие в сторону. Сидевший за рулем с надвинутой по самые глаза кепкой Томас Элиот Смит на ходу распахнул дверцу и крикнул:

— Запрыгивай!

Я ускорился, нагнал коляску и заскочил на пассажирское сиденье. Сыщик тут же прибавил скорость, и «Форд-Т» помчал прочь, подпрыгивая на выбоинах и кочках неровной дороги.

Поначалу ехали молча. Томас Смит напряженно крутил руль; я ничуть не менее напряженно озирался по сторонам. Но проскочили. Просто успели покинуть район, прежде чем стало известно о нападении на монетный двор и были перекрыты прилегающие к нему улицы.

— Что ты забыл у Риверфорта? — спросил я, когда самоходная коляска встала на забитой повозками Риттерштрассе.

— Я тебя о том же хотел спросить, — хмыкнул сыщик и снял с баранки левую руку, кисть которой была замотана пропитавшимся кровью бинтом.

— Это как-то связано с ацтеками? — предположил я.

— А связано? — остро глянул на меня в ответ Томас.

Я кинул стянутый с себя реглан в ноги к уже валявшимся там карабинам и беспечно улыбнулся.

— Спасибо, что прикрыл!

— Надеюсь, я не ошибся с выбором цели, — проворчал сыщик, направляя «Форд-Т» в объезд перегородившей дорогу телеги.

Миновав причину затора, самоходная коляска резво побежала по дороге; я оглянулся и нервно передернул плечами.

— Выбор был правильный, даже не сомневайся.

Но это заявление Смиту убедительным не показалось.

— А я все же сомневаюсь, — заявил он и свернул с дороги в случайный, как мне показалось, переулок. Но нет — уже через полсотни метров Томас выбрался из самоходной коляски и принялся возиться с запором ворот каретного сарая, выстроенного между двухэтажным домом с одной стороны и высоким забором соседнего здания — с другой.

— Лев, помоги! — попросил сыщик.

Вдвоем мы распахнули створки, а потом Смит загнал внутрь «Форд-Т» и принялся сдвигать ворота, закрывая нас внутри.

— Остаемся здесь? — не понял я.

Ничего не ответив, сыщик заблокировал створки железными костылями и обернулся ко мне.

— Рассказывай! — потребовал он, разжигая керосиновую лампу. — На кого ты работаешь?

Я огляделся по сторонам и обреченно вздохнул. Даже в тусклом свете «летучей мыши» был прекрасно виден густой слой пыли, покрывавший все вокруг. Пришлось забираться на сиденье самоходного экипажа; ноги меня откровенно не держали.

— На кого ты работаешь? — повторил Томас Смит свой вопрос.

Стоял он ко мне боком, выставив напоказ забинтованную левую руку, но, памятуя о стремительности его движений, я эту нарочито безобидную позу в расчет принимать не стал. Успеет и развернуться, и выстрелить, прежде чем подниму из-под ног карабин.

Но вот пистолет на поясе — это совсем другое дело…

Впрочем, хвататься за оружие я и не подумал, более того — ответил максимально честно:

— Я работаю на лейб-гвардию.

— И что ты делал у монетного двора?

— Нет! — выставил я перед собой руку. — Моя очередь задавать вопросы!

Но Смит только рассмеялся.

— Брось, Лев! Я спас тебе жизнь! Разве я многого требую взамен? Просто ответь на вопрос, и будем в расчете! Хорошо? — и, не дожидаясь моего согласия, он вновь спросил: — Так что ты делал у монетного двора?

Я задумался, о чем могу умолчать, но особой возможности для маневра не оставалось: бросок бомбы Смит, вне всякого сомнения, видел собственными глазами.

— Ладно, — вздохнул я. — Ладно. Мне поручили подорвать самоходный экипаж, который в полдень прибудет на монетный двор.

— Зачем?

— В такие подробности меня не посвящали.

— И тебя это устроило?

— Приказ шел с самого верха.

Томас Смит задумчиво потер переносицу и вдруг спросил:

— Тебе поручили подорвать экипаж на въезде в Риверфорт или на выезде из него?

— Просто подорвать.

— Уверен? Постарайся вспомнить, это очень важно!

— Я бы запомнил, если бы на этом был сделан акцент.

— Занятно, — хмыкнул Смит, подошел к самоходной коляске и вытащил один из метателей Гаусса. — Есть предположение, почему от тебя приказали избавиться?

— С чего ты это взял?

Вместо ответа Томас выдернул магазин и продемонстрировал мне пули, удлиненные, словно стальные желуди.

— Титановая оболочка с железным сердечником, — сообщил он.

— И что с того?

— А то, что конкретно эта модель метателя Гаусса совместного производства «Электрические машины Депре» и «Викерс, сыновья и Максим» состоит исключительно на вооружении лейб-гвардии. Лев, тебя хотели застрелить гвардейцы.

Я кивнул. Все сходилось просто идеально: незаконнорожденный отпрыск брата покойного императора взрывает регента, намереваясь заявить свои претензии на престол, но гвардейцы убивают его при бегстве с места преступления.

Оснований для сомнений в состоятельности этой версии у меня не было ни малейших, и все же я позволил себе скептически поинтересоваться:

— Откуда знаешь о карабине?

— Помнишь ту винтовку, что ты передал мне в Монтекалиде?

Я кивнул.

— Ее произвела фирма «Кольт» при участии «Электрического света Эдисона». Предполагалось, что контракт с лейб-гвардией у них в кармане, но в самый последний момент его перехватил Хайрам Максим. Он с Томасом Эдисоном на ножах еще с Нового Света.

— Первый раз слышу.

— Не важно, — отмахнулся Смит. — Значение имеет лишь то, приказали тебе подорвать экипаж на въезде или на выезде.

— Никаких инструкций у меня на этот счет не было! — отрезал я. — И давай поговорим о тебе! Что делал там ты?

Томас Смит тяжело вздохнул, положил карабин на водительское сиденье и позвал меня за собой.

— Идем!

Он первым подошел к приставленной к стене лестнице, взобрался по ней и откинул ведущий на крышу люк. Я выбрался следом, недоумевая, зачем понадобились подобные сложности, но спускаться на землю не пришлось: сыщик прямо с сарая перебрался на карниз соседнего дома и влез в оставленное открытым окно. Ничего не оставалось, кроме как присоединиться к нему.

Тесная кухонька оказалась изрядно захламлена, и было видно, что большая часть барахла осталась здесь от предыдущих жильцов. Томасу явно принадлежала лишь батарея составленных на тумбочку пузырьков, слишком уж чистых и незапыленных на вид.

— Располагайся, — указал Смит на хромоногий табурет и стянул пиджак. На ремне у него обнаружилась кобура с самозарядным пистолетом — тем самым кольтом правительственной модели.

Я прикрыл оконную раму и опустился на табуретку, но прежде чем успел приступить к расспросам, сыщик поинтересовался:

— С самого верха — это как? Ее высочество в коме. Приказ исходил от регента?

— Подробностей я не знаю. Скажи лучше, что делал там ты, Томас. Твоя очередь отвечать на вопросы.

Сыщик болезненно поморщился и принялся разбинтовывать левую кисть, но отмалчиваться не стал.

— Ждал ацтеков, — сообщил он и выругался: — Проклятье! Они меня провели!

Я вспомнил заполонившую Риверфорт тьму и поежился.

— Жрецы устроили там какой-то ритуал?

— А есть другие предположения?

— Подожди! — встрепенулся я. — Но ты ведь знал об этом заранее! Ты говорил мне об этом вчера! Почему тогда не поставил в известность Третий департамент?!

Томас Смит выкинул окровавленные бинты в мусорное ведро и повернулся ко мне с растопыренными пальцами. У сочившегося сукровицей мизинца не хватало фаланги, у безымянного — двух.

— Я сообщил, — заявил сыщик и оттянул ворот сорочки, демонстрируя повязку на шее. — И едва не лишился после этого жизни. Не думаю, что нападение было случайным.

— Это сделали ацтеки?

— Нет, какой-то местный умелец. Подкараулил с ножом на заднем дворе гостиницы.

— Давай с самого начала, — предложил я. — Хорошо?

Смит убрал из раковины закопченную кастрюлю, откупорил одну из бутылочек и полил прозрачной жидкостью обрубки пальцев. По кухоньке разошелся запах спиртовой настойки.

— Что ты знаешь о Жнеце? — спросил он, начиная заматывать ладонь свежим бинтом. — О жестоком убийце, который вырезает людям сердца?

— Только то, что писали в газетах. В последнюю нашу встречу ты утверждал, что это дело рук ацтеков.

— Так и есть, — подтвердил Томас, расстегнул сорочку и принялся менять повязку на шее. Порез выглядел глубоким и воспаленным.

— Не хочешь обратиться к врачу? — предложил я.

— Жить буду.

— А если начнется заражение?

— Рана была чистой, — уверил меня Смит. — С самого начала я знал, что за убийствами стоят прибывшие в Новый Вавилон ацтеки, но доказать этого не мог.

Я молча кивнул, не став перебивать собеседника.

— Только после четвертого убийства обратил внимание на странную закономерность, — продолжил Томас и указал на стол. — Открой планшет.

Внутри обнаружилась карта и туристический путеводитель по Новому Вавилону.

— Город я знал плохо, поэтому отмечал места преступлений на карте, — пояснил он. — Как-то вечером планировал маршрут на следующий день и вдруг понял, что все они лежат на одной окружности.

Я развернул замусоленную карту и внимательно изучил ровную окружность, нарисованную не от руки, а с помощью циркуля. Прокол от иглы чертежного инструмента оказался в районе Дворцовой площади, и круг замыкал внутри себя почти весь Старый город. Места преступлений лежали на карандашной линии не в беспорядке; все пять точек были разнесены друг от друга на равное расстояние.

— Пентакль? — выдвинул я предположение, как именно сыщик сумел вычислить место следующего убийства.

— Он самый.

— Но почему ты решил караулить убийц у ворот монетного двора?

— Скажи, Лев, а как я мог попасть внутрь? — хмыкнул Томас.

— Нет! — отмахнулся я. — Почему именно Риверфорт? Разве убийство не могли совершить где-то в его округе? Масштаб карты недостаточен для столь точных расчетов!

Смит убрал мусорное ведро под мойку и вышел с кухни.

— Идем, Лев! — позвал он меня за собой.

Узенький темный коридор привел нас в комнату с занавешенным шторой окном. Сыщик повалился на продавленный диван, а я расстегнул пиджак и опустился на заправленную кровать.

Томас плеснул из початой бутылки в грязный стакан бурбона, выпил и тут же налил снова.

— Обезболивающее, — пояснил он, откидываясь на спинку дивана.

— Покажись врачу.

— Ерунда! — разозлился сыщик, но сразу успокоился и попросил прощения: — Извини, Лев. Я последние дни сам не свой.

— Давай перейдем к делу, — предложил я. — Так почему именно Риверфорт?

Томас сделал глоток бурбона и зажмурился.

— Изначально привлекли мое внимание два момента, — сообщил он после этого. — Убивали лишь женщин…

— В газете писали, все они были проститутками.

— Писали, — кивнул сыщик. — И всем жертвам уже после смерти выкололи глаза.

— Вот как? — озадачился я, еще толком не понимая. — И что с того?

— Для ацтекских ритуалов глаза не имеют никакого значения, — уверил меня Смит, хлебнул бурбона и продолжил рассказ: — И это меня заинтересовало. Я подумал — зачем выкалывать мертвецам глаза? Что это должно скрыть? Я не верил в психопата-убийцу…

— Сиятельные! — вдруг догадался я, и по спине побежали колючие мурашки. — Все жертвы были сиятельными!

— Как оказалось — да, — подтвердил сыщик мою догадку. — С какими-то слабенькими талантами и наследственными заболеваниями, и тем не менее сиятельными. Поначалу это мне ничего не дало, но четвертую жертву обнаружили посреди пьяцца Галилео, и там не просто бросили тело. Нет — сердце вырезалось буквально на всеобщем обозрении. Так я понял, что значение имеет не только личность жертвы, но и место ритуала!

— И ты построил окружность?

— Построил, — усмехнулся Томас Смит и допил бурбон. — А еще — купил путеводитель.

— И?

— И оказалось, что на месте доходного дома на бульваре Фарадея, где обнаружили первое тело, раньше был пустырь, и в Ночь титановых ножей там убили одного из падших. И так — на всех местах преступлений по нарастающей. Один, два, три. На пьяцца Галилео было казнено уже четверо падших, а в Риверфорте…

Я вспомнил слова принцессы Анны. Вспомнил, где в ту ночь был мой дед.

— Их кровь текла рекой, — произнес я, чувствуя, как все обмирает внутри.

Томас Смит взял с тумбочки полупустую бутылку, задумчиво посмотрел на нее, но вновь наполнять стакан не стал и поставил обратно.

— Я построил окружность, рассчитал приблизительное место преступления и очень быстро обнаружил подходящее место. Риверфорт.

— А время?

— Между первым и вторым убийствами прошел месяц, следующий промежуток составил всего две недели, затем неделю. Вычислить примерное время было несложно. Я знал где и знал когда и обратился в полицию. Подробностей по телефону сообщать не стал, сказал лишь, что напал на след убийцы, и условился о встрече. Вечером того же дня меня попытались зарезать.

— С кем ты работал в полиции?

— Со старшим инспектором Мораном, — сообщил Смит, заметил, как у меня дернулось веко, и, будто опытный игрок в покер, насторожился. — Ты его знаешь? — поинтересовался он.

— Доводилось общаться, — признал я.

— Не берусь утверждать, что он как-то замешан в этом, — предупредил сыщик. — Утечка могла произойти от кого-то из его подчиненных. Я разговаривал с помощником.

Я кивнул. Действительно, могло случиться и так.

— В Риверфорт ацтекам было не попасть. Я предположил, что они совершат жертвоприношение на мосту, и занял позицию на крыше соседнего дома. — Томас Смит с болезненной гримасой поднялся на ноги и посмотрел на меня. — Вот только вместо ацтеков появился ты. Как же так вышло, Лев?

— Вряд ли это простое совпадение, Томас.

— Именно! Круг замкнулся, ритуал завершен. Кто-то очень важный провез жрецов на монетный двор. Мы не знаем кто, все упирается в твой приказ. Когда нужно было взорвать бомбу: на въезде в форт или на выезде? Требовалось предотвратить ритуал или избавиться от ацтеков уже после него — вот в чем вопрос!

Я этой убежденности сыщика нисколько не разделял, поскольку точно знал, кто именно должен был стать жертвой взрыва, но невольно и сам поддался сомнениям.

А что, если меня использовали втемную и дело было вовсе не в покушении на регента? Или требовалось убить двух зайцев одним выстрелом?

Томас Смит ушел на кухню и вернулся с пиджаком в руках.

— Куда собрался? — забеспокоился я.

— Пройдусь, послушаю, что говорят люди. Тебе на улице лучше не показываться. Закрой за мной дверь.

Я задвинул засов, вернулся в комнату и уселся на диван. Требовалось обдумать ситуацию, в которой угораздило оказаться, но голову заволокло туманом, и меня буквально вдавило в диван. Сон навалился невыносимой тяжестью, начали слипаться глаза, разобрала зевота. Тогда я заставил себя подняться на ноги и принялся выхаживать от стены к стене.

Со скрипом распахнулась дверь платяного шкафа, но я даже не вздрогнул. Просто ожидал чего-то подобного и не ошибся: на меня с откровенным ехидством во взгляде уставилась зубастая физиономия Зверя. Его бледная кожа светилась изнутри сиянием чужой силы.

— Драть, Лео! — расплылся альбинос в широченной улыбке. — Поздравляю, ты опять облажался! Теперь кузина точно велит отрубить тебе голову!

— Голову отрубят мне, а в ад отправимся мы оба, — спокойно напомнил я.

— Мальчик мой, это же замечательно! Я ведь воплощение твоего стремления к саморазрушению, не забыл? — фыркнул Зверь, раскурил окурок сигары и задумчиво почесал когтистым пальцем за ухом. — Хотя, надо сказать, с саморазрушением ты прекрасно справляешься и без меня.

— Все это неправильно!

— Все идет по плану, Лео. Просто тебя не поставили о нем в известность. Пешке не сообщают о размене на ферзя. Ее просто двигают вперед.

— Не пешке, — покачал я головой. — Как минимум ладье.

— Драть! — расхохотался альбинос, щуря сиявшие чужой силой глаза. — В главном-то я прав!

— Прав.

Слова вымышленного друга о чужом плане запали в душу неожиданно сильно.

Убийства сиятельных, непременно женщин, круг на карте, опоясывающий Старый город, жертвоприношения в местах, где пролилась кровь падших, — все это было частью чего-то несравненно большего. А еще вспомнились страхи кузины, и как-то враз бредни о спящем в ее крови существе перестали казаться смешными. Центр окружности находился на Дворцовой площади, и простым совпадением это быть не могло.

Кто-то затеял игру с дьявольски высокими ставками.

— Драть! Малыш, у тебя сейчас от дурных мыслей голова лопнет! — осклабился Зверь. — Хлюп! И пораскинешь мозгами!

— Помолчи! — потребовал я. — Не мешай!

Альбинос выбрался из шкафа, который был ему откровенно мал, взял с тумбочки полупустую бутылку бурбона, будто в отместку кинул окурок сигары в стакан и вернулся обратно.

— Я-то помолчу, — буркнул он после этого, — а что будешь делать ты, малыш, когда сюда нагрянет полицейский наряд?

Оставив когтями глубокие царапины, Зверь изнутри захлопнул дверцу и затих. Я подошел к шкафу, открыл его и без особого удивления обнаружил, что внутри никого нет.

— Фокусник, драть! — невольно вырвалось у меня.

Я похлопал себя по губам, взял стакан с окурком и подошел к окну, но открыть рассохшуюся раму не сумел и отправился на кухню. Выплеснув сигару с остатками бренди на улицу, внимательно осмотрел пустой двор, потом встал у входной двери и прислушался. Тишина.

Вновь накатила сонливость, и я принялся обшаривать полки в поисках чего-нибудь бодрящего, но не нашел ни кофе, ни чая, ни чего-либо съедобного вовсе. Томас явно не предполагал, что ему понадобится конспиративная квартира, и после покушения у него просто не было времени подыскать что-то более приличное.

Ну да — какие могут быть неожиданности, когда работаешь в одной упряжке с полицией метрополии!

Я негромко рассмеялся, и тут постучали в дверь.

Выглядывать в глазок я не стал, встал сбоку и взвел курок пистолета.

— Лев, это я! — послышалось из коридора.

Предупреждение вымышленного друга царапнуло натянутые нервы, но я решил довериться сыщику и сдвинул засов. Томас переступил через порог, быстро запер дверь и протянул мне газету.

— У тебя большие проблемы, дружище, — сообщил он, протягивая свежий номер «Столичных известий» с моей зернистой фотографией.

Впрочем, все оказалось не так уж и плохо — о причастности к нападению на Риверфорт в заметке не говорилось ни слова, разыскивали меня по весьма невнятному обвинению в угрозе государственной безопасности. К тому же был использован снимок, сделанный в последнее посещение Ньютон-Маркта, а незнакомому человеку узнать меня по нему сейчас было чрезвычайно затруднительно.

— Третий департамент! — брезгливо поморщился я.

— Ты как будто не удивлен? — прищурился Томас.

— Ожидал чего-то подобного, — признал я, раздраженно смял газету и выкинул ее в мусорное ведро. — Думаешь, от хорошей жизни с лейб-гвардией связался?

— Так тебя привлекли со стороны?

— Ну да.

— Очень интересно! — покачал головой сыщик, прошел в комнату и огляделся в поисках бутылки. — Лев, где бурбон?

— Хватит пить! — одернул я сыщика. — Что слышно о Риверфорте?

— Все говорят о газовой атаке, только еще не решили, напали это анархисты или агенты египтян, — ответил Томас. — Район оцеплен, никого не впускают и не выпускают.

— Газовая атака? — задумался я. — Неплохое объяснение.

Смит повалился на диван и поморщился, баюкая раненую кисть.

— Чушь собачья! — зло выдал он. — Никого этим не обмануть! Там просто-таки разит потусторонним! Ацтеки шли по нарастающей, они вбирали силу постепенно. Сначала — место гибели одного падшего, затем двух, трех и так далее. Долго удерживать под контролем такую мощь невозможно, потому им и приходилось наращивать темп. Но своего они добились — взяли Риверфорт, самую неприступную крепость империи.

— Не думаю, что дело в монетном дворе, — покачал я головой. — Золото осталось в хранилище.

— Золота у ацтеков предостаточно, — хмыкнул Томас. — Важен сам факт успешной атаки! Это плевок в лицо империи, публичное унижение!

Я покачал головой.

— Вспомни, что ты говорил о расположении точек на круге. Пять точек через равные промежутки. Тебе это ничего не напоминает?

— Ацтеки строили пентакль? И что с того?

— Пентаграмма, — произнес я. — Пифагор, Лука Пачоли и Леонардо да Винчи. Золотое сечение. Гармония.

— О черт! — охнул Томас Смит, вскочил на ноги и заходил от окна к двери и обратно. — В каждую пентаграмму вписывается другая пентаграмма. Если ацтеки запустили силу ритуала не по кругу, а в соответствии с золотым сечением…

Он убежал на кухню, вернулся с картой и ткнул пальцем в центр описывающей Старый город окружности.

— Заключительный ритуал должен пройти на Дворцовой площади! — заявил сыщик, взглянул на часы и закусил губу. — И сила его будет воистину колоссальной…

— Нельзя вырезать человеку сердце посреди Дворцовой площади, — засомневался я. — Никакая магия не сможет отвести глаза караульным. Это невозможно!

— Невозможно провезти ацтеков на Императорский монетный двор! — легко парировал Томас.

Но меня уже захватила новая версия, и сбить себя с толку я не позволил.

— Не все так просто. Та тварь, что вырвалась из Риверфорта, не продержится в городе долго, ей одна дорога — в катакомбы.

— Не понял? — встрепенулся Томас Смит. — Какая тварь?

— Ты разве ничего не видел?

— Какая тварь, Лев?!

Я собрался с мыслями и коротко обрисовал вырвавшееся из ворот монетного двора инфернальное создание:

— Человек с содранной кожей и каменным клинком в руке. Кажется, обсидиановым.

— Дьявол! — побледнел сыщик. — Они вызвали Ицтли!

— Кого? — не понял я.

— Ицлаколиуке — божество обсидианового ножа и жертвоприношений, — пояснил Томас Смит. — Если ты прав, это усилит силу следующего ритуала в десятки раз! Мы должны сообщить об этом властям!

— Властям? — хмыкнул я. — Каким именно властям? После разговора с Мораном ты едва не лишился жизни!

— Но есть же кто-то выше него!

— Он исполняет обязанности главы полиции метрополии. Выше — только министр юстиции и регент. Как думаешь, на чьем экипаже провезли ацтеков на монетный двор?

— Министра юстиции?

— Регента!

— О черт… — простонал Смит, уселся на диван и зажал лицо в ладонях. — Но надо же что-то делать! Пусть перекроют Дворцовую площадь!

— Ритуал пройдет в подземелье.

— Почему?

— Новый Вавилон защищен от инфернальных созданий, — уверил я сыщика, не став рассказывать об электромагнитных излучателях. — Но в катакомбах эти твари способны прятаться сколь угодно долго. Этот Ицтли точно будет скрываться именно там.

— Ритуал состоится в ближайшие часы. Мы должны его предотвратить! — объявил Томас Смит и вдруг встрепенулся: — Постой, Лев, ты говорил, с аватара Ицтли сняли кожу?

— Жуткое было зрелище, — поежился я.

— Кровь текла?

— Да, а что?

— Я смогу его выследить! — оживился сыщик и поднялся с дивана. — Идем!

Но я загородил Томасу дорогу и скептически покачал головой.

— Не стану спрашивать — как, но хорошо — мы выследим эту тварь. А дальше? Нам понадобится что-то серьезней метателей Гаусса. И даже мощнее портативного «Гочкинса», если ты все еще возишь пулемет с собой.

— Вожу, — подтвердил сыщик. — А что ты подразумеваешь под словом «мощнее»? Гранаты?

— Вроде того, — кивнул я. — Мне надо позвонить. Где это проще всего сделать?

— В аптеке за углом. Но тебе на улице лучше не появляться.

— Брось! — рассмеялся я. — Сегодня никому не будет до меня никакого дела. Налет на Риверфорт — вот что будет занимать людей.

— Будем надеяться, — вздохнул Томас Смит и нацепил на меня свою кепку. — Да, вот так гораздо лучше…

6

Волновался сыщик совершенно напрасно: горожане только и обсуждали, что нападение на монетный двор, да и большую часть постовых полицейских перебросили в оцепление Риверфорта.

Томас заказал в кафе на углу кружку пива и остался на улице, а я купил в аптеке два пакетика аспирина и воспользовался телефонным аппаратом, но первый разговор, к величайшему моему сожалению, закончился безрезультатно. Александр Дьяк не брался изготовить портативный передатчик электромагнитных излучений ни за день, ни даже за неделю, а его нынешняя аппаратура, как он сказал, была совершенно неподъемна.

Пришлось звонить в контору Рамона Миро. Нет, я не собирался арендовать его броневик для перевозки нового агрегата Дьяка — идея была неплохая, но передвигаться по столичным катакомбам самоходная коляска точно не могла. Интересовали меня те самые зажигательные гранаты, что он предлагал взять утром. Заряды с белым фосфором в столкновениях со сверхъестественными созданиями зарекомендовали себя самым лучшим образом; пригодился бы и огнемет, но огнемета в наличии у Рамона не оказалось.

Условившись встретиться с бывшим напарником у моста Эйлера через два часа, я покинул аптеку и бросил пакетики аспирина на столик, за которым сидел Томас Смит. Лихорадочный румянец его осунувшегося лица не нравился мне категорически.

— Выпей! — потребовал я.

Сыщик задумчиво расправил щеточки черных усов, но спорить не стал, надорвал один из бумажных пакетов и высыпал его содержимое себе в рот. Потом допил пиво и улыбнулся.

— Доволен?

— Вполне, — кивнул я, хоть улыбка Смита и показалась больше похожей на оскал. — Через два часа мы должны быть у моста Эйлера. Знаешь, где это?

— Примерно, — не слишком уверенно ответил Томас и посмотрел в небо, по которому быстро плыли обрывки серых облаков. — Как раз стемнеет, это хорошо…

Я не стал спрашивать, чем именно это хорошо, и вслед за сыщиком отправился к каретному сараю, где нас дожидался «Форд-Т». К моему величайшему облегчению, Томас подвыпившим нисколько не казался, шагал прямо и не шатался.

Излишней словоохотливостью он также не отличался и раскочегаривал паровой двигатель молча, напряженно размышляя о чем-то своем. Я его раздумьям решил не мешать. В итоге за всю дорогу мы не перебросились и парой слов; все больше смотрели по сторонам. К вечеру полицейских на улицах заметно прибавилось, но движение транспорта они не ограничивали, и нам без особого труда удалось прикатить на место встречи за час до назначенного времени.

В сквере у набережной Ярдена оказалось непривычно многолюдно: собиравшаяся в компании по пять — десять человек почтенная публика живо обсуждала последние известия; за порядком присматривали два конных констебля.

Загнав «Форд-Т» в переулок, из которого просматривался выезд на мост, Томас поднял убранный в ноги карабин и подсоединил к нему новый магазин.

— Твой контакт — человек надежный? — спросил он, проверяя заряд электрической банки.

— Более чем, — ответил я и приготовил к бою второй метатель Гаусса.

Сыщик кивнул, с болезненной гримасой прикоснулся к повязке на шее и ничего не сказал.

В тишину вечернего города вплетались привычные звуки: хлопки пороховых двигателей, стук подков по мостовой, протяжные гудки паровых катеров да крики уличных продавцов, но очень скоро молчание стало тяготить меня, и я спросил:

— Как ты догадался, что жертвы — сиятельные? Выколотые глаза — это вовсе не очевидно.

Томас достал карманные часы, взглянул на циферблат и убрал их обратно.

— Шесть пальцев, — произнес он наконец. — У одной из жертв на руке было шесть пальцев.

— И что с того? — ничего не понял я из этого объяснения.

— Сила падших изменяет тела. У сиятельных дети с физическими отклонениями рождаются куда чаще, нежели у простых людей.

— Первый раз слышу.

— Просто здесь, в Новом Вавилоне, кровь сиятельных сильна. Она калечит лишь сознание, но не тело, — невесело усмехнулся сыщик. — В Новом Свете сиятельных было много меньше изначально, кровь давно ослабла, начали рождаться уроды.

— Я не знал.

— В любом случае насчет первых двух жертв у меня уверенности не было. Но когда выяснилось, что третья убитая работала в цирке шапито…

— В газетах писали — все жертвы были проститутками.

— Циркачка или шлюха — так ли велика разница для почтенной публики? — скривился сыщик. — Третья жертва работала в шапито. У нее даже был собственный номер, она умела дышать под водой.

— Полезный талант.

— Полезный, — отстраненно кивнул Смит. — Ее запирали в стеклянном кубе и заливали воду. Она захлебывалась. Потом воду сливали, ее откачивали и возвращали к жизни. И так — выступление за выступлением. Дрянь, а не жизнь.

— Но лучше так, чем лишиться сердца, — решил я, машинально потирая грудь с левой стороны. — Намного лучше.

— Никто и не спорит, — поморщился Томас, которого этот разговор привел в откровенно дурное расположение духа.

К счастью, в этот момент к мосту подъехал знакомый броневик. Я выбрался из самоходной коляски и, на ходу отсчитывая деньги, перебежал через дорогу. Рамон Миро принял у меня четыреста франков, распахнул боковую дверцу и вытащил из кузова неокрашенный деревянный ящик.

— Как договаривались, дюжина зажигательных зарядов и столько же осколочных гранат, — сообщил он.

— Профессор Берлигер не объявлялся? — спросил я, принимая короб.

— Как в воду канул.

— Найди его, — попросил я и вернулся к «Форду-Т».

Заинтересованный непонятной суетой постовой направился в нашу сторону, но, прежде чем он успел приблизиться, броневик уехал в одну сторону, а мы укатили в другую. Свистеть вдогонку констебль не стал.

По дороге к Риверфорту Томас Смит завернул на телеграф.

— Лев, я не герой-одиночка, — пояснил он, перехватив мой озадаченный взгляд. — Я работаю на Пинкертона. Агентство должно знать, что происходит.

— Я разве против? — развел я руками, а когда сыщик сбегал отправить телеграмму и вернулся, спросил: — И как ты собираешься отыскать этого… Ицтли?

— По кровавым отметинам.

— А полиция?

— Ничего у них не получится, — уверенно ответил Томас. — Они и понятия не имеют, с чем столкнулись.

— А ты? Ты имеешь? Откуда?

Смит усмехнулся.

— В пятнадцать я убежал из дома и записался в армию. Два года прослужил в пехотном полку, еще четыре — в армейской разведке. Всякого насмотрелся.

Облик худощавого франта с ухоженными руками, аккуратными усиками и модной прической со службой в армейской разведке нисколько не вязался, но внешность зачастую обманчива, ставить под сомнение слова сыщика я не стал. Как не стал интересоваться причинами, побудившими его сбежать из дома; у всех свои скелеты в шкафу.

До Императорского монетного двора мы добрались уже в густых сумерках. Полицейские полностью перекрыли набережную и несколько соседних улиц, поэтому на близлежащих дорогах было не протолкнуться от самоходных экипажей, конных колясок и грузовых повозок. Выставленные на перекрестках регулировщики справиться с транспортным коллапсом не могли, лишь впустую надрывали глотки да грозили дубинками особо непонятливым извозчикам.

Пока «Форд-Т» с черепашьей скоростью полз в потоке телег, я наскоро пролистал путеводитель сыщика, но никаких упоминаний о спусках в столичные катакомбы в округе не нашел. Впрочем, сомневаться в их наличии не приходилось: за свою двухтысячелетнюю историю Новый Вавилон разрастался не только вширь, но и ввысь, оставляя под землей целые улицы. И ходов туда вело неисчислимое множество.

За первую линию полицейского оцепления проехать получилось на удивление легко. Суета на улицах царила преизрядная, и Томасу оказалось достаточно предъявить сержанту карточку частного сыщика и бумагу из министерства по делам колоний.

— Меня с ассистентом ожидает старший инспектор Моран, — уверенно произнес Смит, предвосхищая возможные расспросы о цели визита.

— Пропустите! — распорядился замотанный службой служака, махнув рукой подчиненным.

Проехав за оцепление, Томас Смит загнал самоходную коляску в первый попавшийся на пути переулок, выбрался из-за руля и распахнул багажный ящик.

— Держи, Лев! — протянул он мне дорожный саквояж. — Будешь светить.

— В смысле? — не понял я.

— Достань лампу, — попросил сыщик и вновь вывел «Форд-Т» на набережную.

Привлекать дополнительной иллюминацией внимание полицейских показалось мне совсем не лучшей идеей, но когда я извлек из саквояжа электрический фонарь, то с немалым удивлением обнаружил, что лампочку закрывает линза черного стекла.

— Это еще что? — спросил я, когда включенный фонарь загорелся едва заметным фиолетовым свечением.

— Лампа Вуда, — пояснил Томас Смит. — Человеческий взгляд почти не различает такого свечения, но кровавые пятна, в отличие от вина или сока, в ее лучах начинают мерцать бархатным отблеском. С простой грязью не спутаешь.

— Занятно, — усмехнулся я, направляя фонарь на дорогу.

Так мы дальше и покатили. Электрическое освещение из-за обрыва проводов не работало, и улица была погружена в темноту, лишь били с зависших над Риверфортом дирижаблей лучи прожекторов да вспыхивали со стороны реки резкие отблески магниевых вспышек. Это арендовавшие лодки газетчики соревновались друг с другом, кто сделает более удачный снимок, а констебль на носу курсировавшего вдоль острова полицейского парового катера увещевал их не приближаться к монетному двору.

Поворот на мост был перекрыт переносными заграждениями, но туда нам заезжать и не требовалось. Негромко тарахтевший паровым движком «Форд-Т» проехал по дороге, и я со свистом втянул воздух сквозь крепко стиснутые зубы, заметив свечение под колесами самоходного экипажа.

— Видишь? — встрепенулся Томас Смит. — Куда ехать?

— Прямо! — распорядился я. — Пока прямо!

Мы проехали мимо удивленных фиолетовым свечением констеблей и покатили дальше, постепенно удаляясь от монетного двора. На следующем перекрестке Томас Смит свернул с набережной, и вскоре «Форд-Т» выехал за полицейское оцепление. Тогда мы сбросили скорость и принялись плутать по округе, выискивая пятнавшие землю капли, вспыхивавшие в свете лампы Вуда черно-бархатным свечением.

Ицтли убегал дворами, но его кровь указывала верное направление лучше всякой нити Ариадны. На наше счастье, погода сегодня была ясная, и дождь не успел смыть следы.

— Теперь куда? — спросил меня Томас на очередном перекрестке.

— Он срезал напрямик, — сообщил я. — Давай налево!

Сыщик так и поступил, а потом повернул еще несколько раз, объезжая квартал, но кроме первой цепочки капель иных следов Ицтли заметить не удалось.

— Он здесь! — шумно выдохнул Смит. — Здесь, Лев! Он должен быть здесь!

— Жди, — распорядился я и с лампой Вуда в одной руке и пистолетом в другой ступил в проходной двор.

Мягкое свечение кровавых отметин на земле очень скоро привело меня к покосившемуся строению, каменная кладка которого отличалась от соседних домов непривычной для округи монументальностью. Пустые оконные проемы развалин чернели непроглядной темнотой; я наскоро огляделся по сторонам и вернулся к сыщику.

— Похоже, я нашел спуск.

— Отлично! — обрадовался Томас и скомандовал: — Поехали!

— Куда? — удивился я.

— Как долго простоит здесь оставленный без присмотра экипаж? — резонно отметил Томас.

И в самом деле: курившие на соседнем перекрестке парни наблюдали за нами с нескрываемым интересом. Округа лишь казалась спящей; на деле, наше прибытие привлекло самое живое внимание местных обитателей.

— Ладно, едем, — решил я не караулить ацтекского божка обсидианового клинка в одиночку. Прошлая наша стычка заставила меня относиться к нему с опасливым уважением.

Если начистоту, сейчас я не столько хотел остановить ацтеков, сколько разобраться в происходящем прежде, чем меня сморит сон. Разговор с кузиной ожидался не из простых…

«Форд-Т» мы оставили в одном из соседних дворов, договорившись о присмотре за самоходным экипажем с ночным сторожем. Я взял валявшийся под ногами реглан, встряхнул и его и надел.

— Помогай, Лев! — попросил сыщик, вскрыв полученный от Рамона ящик.

Мы в четыре руки вкрутили запалы в разрывные гранаты, распределили их и зажигательные заряды по подсумкам и начали проверять метатели Гаусса. Те оказались в полном порядке, и тогда Томас Смит установил поверх стволов длинные трубки электрических фонарей.

— Это еще что? — поразился я.

— Смотри! — сказал сыщик и резким движением вскинул карабин.

Фонарь вспыхнул сам собой, он осветил соседний забор, и в центре яркого пятна засияла прекрасно различимая в темноте зеленая точка.

— Это прицельная марка, — подсказал Смит. — Ориентируйся на нее, только помни, что оружие не пристреляно. Фонари включаются автоматически, при необходимости их можно перевести в режим постоянной работы.

— Неплохо, — присвистнул я, разглядывая фонарь на собственном карабине.

Согласно маркировке, произведен он был берлинской фирмой «Веспи», а цветную маркировку точки прицеливания обеспечивал вплавленный в линзу зеленый кристалл.

С оружием под плащами мы покинули двор и отправились к найденным мною развалинам. К этому времени на улице окончательно стемнело, виднелись лишь редкие пятна освещенных окон да яркие точки сигаретных огоньков на соседнем перекрестке. Оттуда доносились громкие крики и смех.

Под прикрытием темноты мы добрались до каменных развалин и влезли в пустой оконный проем. Внутри сильно пахло мочой, фонарь высветил заваленный мусором пол. Томас Смит сразу забрал у меня лампу Вуда и решительно направился вглубь помещения, где остановился у взломанного деревянного люка.

При виде спуска в катакомбы мне стало откровенно не по себе. Казалось бы, подсознательный страх перед подвалами давно отпустил, но неожиданно я осознал, что просто до скрежета зубовного боюсь ступить на узенькую лестницу, уходящую во тьму.

— Лев? — обернулся ко мне сыщик.

— Иду, — через силу улыбнулся я, но с места не тронулся.

«Это не подвал, — мысленно сказал я самому себе и повторил: — Это совсем не тот подвал».

Панический ужас немного отступил, и, пересилив боязнь, я двинулся вслед за Смитом. Лестница привела нас в пустое помещение с грязными каменными стенами. В дальнем углу валялся обглоданный костяк крысы, там же чернел провал канализационной трубы. Ее выложенный кирпичом свод оказался низким, пришлось согнуться в три погибели, чтобы не задеть макушкой осклизлую поверхность.

Невысокому Томасу было проще пробираться по трубе, поэтому он шагал первым и освещал нам путь. Впрочем, от мерзкого запаха нечистот и вони разложения сыщик страдал ничуть не меньше моего. На наше счастье, очень скоро кровавые отметины ушли в не столь зловонный боковой проход. Мы пробирались по нему, пока не обнаружили полуобвалившуюся лестницу, спускающуюся на уровень ниже.

— Не нравится мне это, — не выдержал я.

— Тсс! — шикнул Томас и двинулся дальше.

Лестница выдержала вес сыщика, тогда ступил на нее и я.

Квадратное помещение, в котором мы вскоре очутились, чем-то напоминало канализационный коллектор. Из него в разные стороны уходило четыре коридора, но отыскать нужный проход не составило никакого труда. Нас по-прежнему вела за собой мерцавшая в свете лампы Вуда кровь.

И все же чем дальше мы продвигались, тем слабее становилось ее сияние. Местами с потолка бежала грязная вода, а под ногами струились настоящие ручьи. На каждом пересечении подземных путей приходилось подолгу осматриваться, чтобы уловить мягкий отблеск тянувшихся за ацтекским божеством капель крови.

— Мы совершенно не продумали, как будем возвращаться обратно, — пробормотал я в спину сыщику.

— Выберемся как-нибудь! — беспечно отмахнулся тот.

Я подобной уверенности нисколько не разделял. В катакомбы мы спустились не меньше получаса назад и успели отмахать за это время изрядное расстояние. К тому же подземные ходы отличались изрядной запутанностью, временами попадались обвалы, дыры в полу и ржавые решетки, а некоторые проходы представляли собой узкие щели или темные норы. Было проще простого свернуть на обратном пути куда-нибудь не туда.

— О нет! — простонал я, когда цепочка засохших пятен привела нас к новому спуску.

Узенькая крутая лестница уходила в темноту, над ней опасно накренялась неровная каменная кладка. Томас Смит сумел пробраться по ступеням боком, мне же пришлось опускаться на корточки.

На новом уровне потолки оказались достаточно высоки, стены и вовсе поражали солидностью каменной кладки. Иногда в них попадались заваленные дверные проемы, а на пересечении двух проходов возникло ощущение, будто это ушедшая под землю улица древнего города.

— Ну и куда теперь? — негромко спросил я, озираясь по сторонам.

В одном из ходов мне почудился шум падающей воды, оттуда легонько веяло свежим воздухом, но сыщик ожидаемо направился в противоположном направлении. Вскоре пол оказался полностью покрыт мутной грязной жижей, пробираться по ней приходилось по переброшенным с камня на камень доскам, прогнившим и осклизлым. Моего настроения это совсем не улучшило.

Впрочем, что мне с грязи? Я вспомнил о жутком освежеванном теле с черными провалами глаз и поежился. Встречаться с земным воплощением ацтекского божка нисколько не хотелось.

— Это здесь, — прошептал вдруг Томас, поспешно уменьшая свечение фонаря.

Я присмотрелся и с трудом различил в сгустившемся полумраке окованную железными полосами дверь. Впрочем, каменная кладка косяка особой прочностью похвастаться не могла из-за рассохшегося раствора.

Смит приник к двери, прислушался, принюхался, отступил обратно ко мне и сообщил:

— Внутри кто-то есть. Тянет табаком.

— Следы ведут прямо сюда?

— Да, кровь на пороге.

— Тогда заходим, — решил я, взяв карабин на изготовку. Из-за расположенных за пистолетной рукоятью магазина и тяжелой электрической банки в прикладе баланс оружия смещался назад, обмотка ствола исправляла ситуацию лишь частично. При стрельбе очередями отдача сильно уводила пули вверх.

Томас приник к двери, осторожно потрогал ручку и сразу вернулся ко мне.

— Заперто, — пояснил он. — Что будем делать?

Я усмехнулся и достал из подсумка ручную гранату.

— А сам как думаешь?

Граната прекрасно уместилась в выемку меж камней; я аккуратно разжал усики чеки и обернулся к сыщику.

— Идешь за мной, — предупредил тот.

Памятуя о его таланте стремительного перемещения, я кивнул, выдернул чеку и отбежал за каменный уступ. Миг спустя взрыв разметал непрочную кладку, и слетевшая с петель дверь рухнула на пол. С потолка посыпались струйки пыли и полетели мелкие камни, но прочный свод подземелья выдержал удар, и обвала не случилось.

«Повезло», — промелькнуло в голове, а потом я выскочил из укрытия и бросился вслед за сыщиком к развороченному дверному проему.

Разумеется, не догнал. Томас буквально расплылся в туманную полосу и в один миг скрылся из виду. И сразу — стрельба!

Стоило только заскочить в просторную комнату, и я резким движением вскинул карабин. Яркий луч фонаря высветил распростертое на полу тело, потом мазнул по корчившемуся у стены подранку и сразу уперся в чью-то голую спину. Зеленое пятно мигнуло меж лопаток незнакомца, и я немедленно утопил спусковой крючок. Протрещала короткая очередь, и парня сбило с ног, прежде чем он успел выстрелить вдогонку бежавшему к дальней двери сыщику.

Томас Смит беспрепятственно скользнул в следующее помещение, и там немедленно загрохотали частые выстрелы, а мне на глаза попался боковой проход. На бегу добив тянувшегося к дробовику подранка, я запрыгнул в соседнюю комнату, и фонарь ослепил застигнутого врасплох противника. Он прикрыл ладонью глаза, а больше сделать ничего не успел — не теряя ни мгновения на прицеливание, я расстрелял его парой коротких очередей. Харкая кровью, парень сполз по стене на пол; его отмеченная зеленой точкой майка вмиг стала из белой багряно-красной.

Готов.

И сразу где-то неподалеку рванула граната! Я опрометью выскочил из комнаты, но помощь сыщику уже не понадобилась.

— Чисто! — крикнул он, выходя из дальнего коридора.

— У меня тоже! — ответил я, осветил мертвые тела и досадливо выругался: — Дьявол! Это не ацтеки!

И в самом деле — застреленные нами парни на краснокожих уроженцев Нового Света нисколько не походили, а один из них и вовсе оказался голубоглазым блондином.

— Возможно, ацтеки наняли бандитов, — не слишком уверенно предположил Томас Смит и попросил: — Карауль, я пройдусь по комнатам.

Сыщик на несколько минут скрылся в дальнем коридоре, потом вернулся с деревянным ящиком и с силой бросил его о стену.

— Знаешь, что это? — спросил он, вспоров перочинным ножом вывалившийся из подломленного короба пакет с каким-то белым порошком. — Это кокаин!

— Так мы не ошиблись адресом? — воспрянул я духом, поскольку вся контрабанда этого наркотика шла из земель, подконтрольных Теночтитлану. — Но что если это простые наркоторговцы?

Смит пожал плечами и приступил к более тщательному обыску. Я какое-то время стоял на карауле, потом не выдержал и присоединился к нему.

— Что у тебя, Томас?

— Здесь жило куда больше людей, чем мы застали, — сообщил сыщик и кинул мне банку, заполненную какими-то листьями. — И вот, взгляни!

— Что это? — удивился я, перехватив стеклянный сосуд левой рукой.

— Листья коки. Жрецы ацтеков жуют их, чтобы повысить концентрацию и снять усталость.

Я с трудом снял притертую крышку, вытащил один из листков и хотел уже сунуть его в рот, но Томас остановил меня:

— Брось, Лев, гадость жуткая.

— Мне нельзя спать.

— Тогда тебе понадобится пепел киноа, это их местное растение, — предупредил меня сыщик, порылся в вещах убитых и протянул какой-то сверток. — Держи. И не жуй листья, просто положи между зубами и щекой.

Я так и сделал и очень скоро ощутил онемение, как от укола обезболивающего. Пепел киноа сильно пах анисом, в нем попадались крупинки тростникового сахара, и это хоть как-то смягчало горечь листьев.

— Лев! — позвал вдруг меня Томас, который все это время не переставал обшаривать помещение. — Помоги!

Вдвоем мы оттащили из угла комнаты деревянный щит и обнаружили под ним люк с мощными железными петлями. Взламывать его не пришлось: навесной замок валялся рядом.

— Открывай! — распорядился Смит, а сам встал сбоку с карабином в руках.

Я с натугой откинул массивную крышку и сразу отступил в сторону, доставая из подсумка осколочную гранату, но в небольшом квадратном подвале живых не оказалось, лишь на каменной плите лежало тело со вскрытой грудной клеткой. Вырезанное сердце поместили в ритуальную чашу; импровизированный жертвенник и пол пятнала подсохшая кровь. От запаха смерти и сырости подвело живот.

И уж не знаю, был ли покойник ацтеком, но уроженцем Нового Света он являлся совершенно точно. Черные как смоль волосы и смуглая, слегка красноватого оттенка кожа свидетельствовали об этом со всей очевидностью.

— Прикрывай! — приказал сыщик, по деревянной приставной лестнице спускаясь вниз.

В подвале он долго не пробыл и выбрался обратно мрачнее тучи.

— Плохо дело, — сообщил он мне. — В клетке лежат женские вещи. Там держали шестую пленницу.

— Они похитили кого-то заранее! — сообразил я.

— Мы должны остановить их! — заявил Томас и решительно зашагал на выход. — Идем, Лев!

Я задержался прихватить с собой банку листьев коки и нагнал Смита уже в выбитых взрывом гранаты дверях.

— Подожди, Томас! Что ты собираешься делать?

— Место мы знаем — катакомбы под Дворцовой площадью. Время тоже известно — прямо сейчас. Надо спешить!

Я в сердцах сплюнул под ноги комок размякших листьев и остановил сыщика, ухватив его за плечо.

— Ты шутишь?! — поинтересовался я, мрачно глядя на него сверху вниз. — Представляешь, сколько мы будем добираться отсюда до императорского дворца? Под землей? Не зная пути?

— У меня отличное чувство направления! — ответил Томас Смит, выдернул руку и уверенно зашагал по проходу, но сразу обернулся. — Хорошо, сейчас выберемся наверх и поймаем извозчика. Устроит?

— Устроит.

— Тогда идем, у нас мало времени!

Но если сыщик обладал отменным чувством верного направления, то у меня был неплохой нюх на неприятности; в особенности на неприятности сверхъестественные.

Поэтому, когда спину обдало холодом, я не стал грешить на сквозняк, а резко развернулся и вскинул карабин. Выскочивший из темноты ацтек со вскрытой грудной клеткой ринулся в атаку, но метатель Гаусса вмиг выплюнул в него полдюжины пуль, и голова мертвеца расплескалась мозгами. Он сделал после этого еще несколько неуверенных шагов, выронил обсидиановый клинок и повалился на пол.

И в тот же миг эманации чьей-то инфернальной сущности обожгли душу невидимым огнем, и я буквально физически ощутил, как стремительно приближается к нам некое потустороннее существо.

— Опоздали! — охнул Томас Смит, а потом стало не до разговоров.

Подземный ход заполнил туман, пелена принялась жалить холодом и вытягивать силы, сковывать непонятным оцепенением руки и ноги. Замелькали фигуры восставших из мертвых бандитов, но толком различить их никак не получалось: электрический свет фонарей вяз в непроницаемой белизне, не в силах справиться с ее противоестественной сутью.

Я наугад выпустил несколько коротких очередей и попятился, левой рукой вытягивая клапан подсумка.

— Томас, прикрывай! — крикнул я сыщику, нашарив зажигательную гранату.

С тихим лязгом отскочила чека, алюминиевый цилиндр улетел в туман и миг спустя расплескался там обжигающим пламенем белого фосфора. Колдовская защита оказалась сожжена в один миг, ходячие мертвецы повалились, объятые пламенем, но за ними крались совсем другие твари. Ловкие, прыгучие и зубастые, напоминавшие одновременно собак и обезьян. Демоны с пастями, полными острых клыков.

Мы открыли по ним огонь из метателей Гаусса, и пули с титановыми оболочками принялись прошивать белесые, полупрозрачные тела, оставляя жуткие раны. Демоны не успели в полной мере обрести плоть, но дело было вовсе не в недостатке воображения у малефика, воплотившего в реальность этот кошмар. Инфернальным тварям требовались кровь и плоть людей.

Наша плоть и кровь!

— Отходим! — скомандовал Томас, а стоило мне отступить, сыщик метнул в толпу преследователей осколочную гранату.

Я добавил к ней еще один зажигательный снаряд, и мы со всех ног бросились наутек. Грохнуло, хлопнуло, зашипело химическое пламя, и тут же в спину повеяло лютой злобой, которая могла растворить плоть человека, будто концентрированная кислота.

Откуда-то сбоку выскочил еще один демон, но фонарь Томаса вовремя высветил его, и тяжелые пули отбросили тварь в сторону.

— Сюда! — крикнул Смит, перескочил через таявшее тело демона и юркнул в боковой проход.

Я свернул следом, а в следующий миг по коридору со стремительностью пушечного ядра промчался сгусток тумана. Волна холода расползлась по стенам колючей наледью, сыщику пришлось кинуть за спину зажигательную гранату, отсекая туман от нас вспышкой химического пламени.

Поскальзываясь на засыпанных щебнем ступенях, мы взбежали на лестницу, развернулись и несколькими длинными очередями изрешетили преследовавших нас демонов. Потом рванули дальше, но уже в следующем помещении Томас споткнулся о какой-то обломок и покатился по земле. Этой малости хватило инфернальным преследователям, чтобы нагнать нас и ринуться в атаку сразу из двух коридоров. Без фонарей нам бы пришел конец, но лучи электрических ламп не только слепили демонов, но и позволяли стрелять, не тратя время на прицеливание.

Очередь! Очередь! Еще одна!

Белесые полупрозрачные твари замертво валились с ног. Зеленое пятно прицельной метки перескакивало с одного безволосого создания на другое, на миг замирало на оскаленных пастях или промеж красных глаз и тут же прыгало дальше, стоило лишь хлопнуть негромкому выстрелу.

На моем карабине предательски замигал огонек низкого заряда электрической банки, но я продолжал безостановочно жать спуск, пока Томас Смит сбивал прикладом замок с ржавой решетки в углу, куда нас оттеснили демоны.

Из сквозной дыры в полу потянуло жутким холодом, я скинул вниз один из последних зажигательных зарядов, и сразу Томас Смит дернул меня за собой. С замком ему справиться не удалось, зато получилось выломать из кладки сразу два железных прута. В эту прореху мы и протиснулись.

Проход шел под уклон, потолок постепенно снижался, в желобе под ногами текли нечистоты, и стало ясно, что нас угораздило забраться в трубу ливневой канализации. Оставалось надеяться, что она приведет не в сливной коллектор…

— Свежим воздухом тянет! — хрипло выдохнул сыщик и кинул навстречу демонам зажигательную гранату. Электрические батареи карабинов к этому времени уже окончательно сели, и оружие перестало стрелять очередями, да и одиночными выстрелами срабатывало через раз.

За спиной вспыхнуло ослепительное белое пламя, оно пожрало призрачную плоть демонов, и те забились в беззвучных корчах, плавясь и растворяясь, не в силах ничего противопоставить стихии химического огня.

Мы с Томасом ускорились, вкладывая в этот рывок последние силы, а потом сыщик вдруг всплеснул руками и вывалился из трубы. Не успев остановиться, я вслед за ним спрыгнул в темноту, но, к счастью, в полутора метрах под трубой шел каменный выступ, куда и упал мой потерявший осторожность напарник. Нам еще повезло — дальше тянулась свинцовая гладь Ярдена.

Сумев устоять на ногах, я сорвал с Томаса подсумок, выдернул чеку первой попавшейся гранаты и вместе с собственным боезапасом с размаху зашвырнул его в сливное отверстие.

— Бежим!

Мы поспешили прочь, а потом за спиной гулко хлопнуло, и на улицу выбросило длинный столб белого дыма. Сразу последовал новый, куда более мощный взрыв; из трубы, словно из жерла вулкана, выплеснулось жгучее пламя, полетели обломки камней. Миг — и канализация оказалась полностью перекрыта обвалившейся кладкой.

Выбрались!

7

По узкому выступу гранитной облицовки набережной мы добрались до ближайшего дебаркадера и зашвырнули подальше в реку оба карабина, предварительно сняв с них фонари.

Остановленный сыщиком извозчик поглядел на нас с неприкрытым сомнением, но за двойную плату все же согласился отвезти в порт. Там в уборной небольшого кафе, пока Томас Смит ходил отправлять в Детективное агентство Пинкертона очередную телеграмму, я худо-бедно привел себя в порядок, а потом с чашкой крепкого черного кофе встал на террасе и принялся наблюдать за ярко освещенными палубами океанских лайнеров.

Оттуда доносились отголоски музыки и частые взрывы смеха. Нестерпимо захотелось позабыть обо всех проблемах, выкрасть из родительского дома Лили и отправиться с ней в кругосветный круиз. Или хотя бы просто уехать на континент.

Сейчас для счастья мне хватило бы и такой малости. Жаль, не судьба.

Возникла даже мысль позвонить Лилиане, но прежде чем я успел претворить ее в жизнь, вернулся растрепанный Томас Смит. Сыщик заказал кружку светлого, расплатился и встал рядом со мной.

— Лев, уверен, что ритуал уже состоялся? — спросил он, сделав несколько жадных глотков пива.

— Демоны тебя в этом не убедили? — ответил я вопросом на вопрос. — В самом деле?

Сыщик вздохнул и вытер с усов пену.

— И что теперь?

— Понятия не имею.

— А контакты в лейб-гвардии?

Я рассмеялся.

— После сегодняшнего фиаско?

— Твои предложения?

Допив кофе, я поставил пустую чашечку на ближайший стол и тяжело вздохнул.

— Надо поговорить с Мораном.

Томас поморщился и приподнял руку с замотанными бинтом обрубками пальцев.

— Уверен? А если он как-то связан с произошедшим?

— Вот и узнаем наверняка. — Я поежился от пронзительного ветерка, дувшего с воды, и позвал сыщика за собой: — Идем, других вариантов у нас все равно нет.

Смит немного поколебался, потом сдался и двинулся вслед за мной, но видно было, что окончательно его убедить не получилось. Пока извозчик вез нас к оставленному у Риверфорта самоходному экипажу, сыщик напряженно молчал, а затем принялся нервно вышагивать из стороны в сторону в ожидании прогрева парового движка.

— Уверен, что это хорошая затея? — не выдержал он в конце концов.

— Не уверен, — признался я, надевая пиджак. — Но какие варианты? Если договоримся, Моран решит все наши проблемы.

— А если не договоримся?

Я лишь улыбнулся. Такой исход устраивал меня гораздо меньше, но я был готов и к нему.

— Дьявол! — по-своему расценил мою улыбку Томас Смит. — Не хочу ничего знать!

— Не беспокойся, я все сделаю сам.

— А демоны? Что, если они выберутся из катакомб?

— В город им дорога закрыта, — уверил я сыщика. — Какой бы ритуал ацтеки ни провели, он проявит себя исключительно под землей.

От потустороннего воздействия Новый Вавилон, как и большую часть империи, защищали мощные электромагнитные передатчики, и сомневаться в их действенности у меня не было никаких причин. Наука сильнее магии.

— Хорошо, Лев! — вздохнул Томас, поглаживая повязку на шее. — Хорошо! Как мы поступим?

Я пожал плечами.

— На работе к Морану не подобраться. Надо выяснить, где он живет, и… поговорить по душам. Уверен, я с этим справлюсь.

Томас Смит кисло глянул в ответ и вдруг сообщил:

— Я знаю, где он живет.

— В самом деле? — изумился я.

— Да! — сознался сыщик. — Да, я тоже думал поговорить с ним с глазу на глаз. — И он вновь прикоснулся к повязке на шее. — Не люблю, знаешь ли, когда бритвой по горлу!

По пути мы заехали за чемоданчиком ирландского убийцы и, пока Томас поглядывал по сторонам, я блуждал с фонариком по высокой траве. Отыскал чемодан, проверил, надежно ли закреплен на стволе пистолета глушитель, несколько раз вхолостую спустил курок, потом дослал патрон и спрятал «Веблей — Скотт» под пиджак.

Сыщика эти манипуляции нисколько не вдохновили, но отказываться от предложенного мною плана он не стал. Иных способов разобраться в происходящем у нас попросту не было.

Бастиан Моран жил в тихом районе поблизости от Посольского квартала. Между его домом и Старым городом протянулся безымянный канал, мутные воды которого служили своеобразной границей между строгостью исторической застройки и вычурностью современной архитектуры модерна.

Дабы не смущать частную охрану комплекса из трех пятиэтажных зданий, Томас Смит решился, положась на волю случая, бросить самоходную коляску в соседнем переулке и провел меня через небольшой, мрачноватый на вид сквер к общей ограде домовладения.

— Пятый этаж, третье и четвертое окно от угла, — указал он мне квартиру главного инспектора. — Семьи у него нет, любовницу если и содержит, то где-то в другом месте, а прислуга на ночь расходится по домам. Консьерж вооружен, через парадное тебе не пройти.

— И не собирался, — хмыкнул я, закинув на плечо прихваченный из «Форда-Т» моток прочной веревки.

Сыщик подсадил меня, помогая забраться на ограду; я распластался на ней и осмотрел территорию с высоты двух с половиной метров. У канала и парадных горели газовые фонари, но в глубине комплекса сгустились густые тени.

— Ну все, пошел, — выдохнул я и скользнул вниз.

Укрываясь за аккуратно подстриженными кустами, я подобрался к крайнему зданию, осторожно выглянул из-за его угла и сразу понял, что пробраться незамеченным к дому старшего инспектора — задача не просто нетривиальная, а попросту невозможная, если только ты не легендарный японский ниндзя.

Поэтому рисковать я не стал, прошелся по аккуратному газончику, подпрыгнул, схватился за нижнюю перекладину пожарной лестницы и легко взобрался на крышу с резными фигурами печных труб. Стараясь не топать по кровле, я перебрался на противоположный край и тихонько рассмеялся себе под нос: глазомер меня не подвел, расстояние между соседними домами и в самом деле не превышало полутора метров.

Не мало? Но и не много.

Я быстро глянул вниз, убедился, что во дворе никого, а потом сжался и резко распрямился, подобно выскочившей из крепления пружине. Миг полета над двадцатиметровой пропастью завершился ударом о соседнюю крышу, ботинки гулко стукнули по железному листу, и, гася инерцию движения, пришлось кувыркнуться через голову и распластаться на животе.

Несколько секунд я лежал и напряженно вслушивался в тишину, но никто не поднял крика и не засвистел в свисток. Было тихо, лишь в какой-то квартире на одном из верхних этажей по-прежнему крутили пластинку Билли Мюррея «Любая девица».

Убедившись в отсутствии опасности, я поднялся на ноги и сразу зашипел от боли в недолеченном до конца бедре. К счастью, обошлось без судорог, на подвижности последствия ранения никоим образом не сказались.

Машинально отряхнув пиджак и штанины, я перебрался к краю крыши и замер в тени печной трубы. Вид с высоты открывался просто чудесный: темная линия канала и строгая архитектура Посольского квартала за ней, высоченные шпили с сигнальными огнями и тусклые огоньки звезд в подернутом серой дымкой небе.

Мне всегда нравилось наблюдать за ночным городом. С самого детства.

Вспомнилась фамильная усадьба на склоне Кальварии, сердце защемило от глухой тоски. И сразу зашуршало за спиной.

— Красота, драть! — объявил Зверь, выбираясь из-за дымовой трубы. — Скажи, Лео, почему люди не живут на крышах?

— Дьявол! — выдохнул я. — Напугал!

— А что так? Совесть не чиста? — осклабился альбинос, демонстрируя полную пасть клыков, и достал сигару. — Посидим, покурим?

— Убери! — потребовал я, хотя глаза вымышленного друга светились едва ли не ярче любого сигаретного огонька.

Зверь послушно спрятал сигару, уселся на крышу и предложил:

— Давай просто помолчим, как в старые добрые времена.

— Некогда, — отказался я.

— Моран еще не приехал. Весь в делах, весь в заботах. Такое повышение, шутка ли! Давай посидим, Лео.

— В другой раз.

— А он будет? — усомнился альбинос, передвинулся к краю крыши и посмотрел вниз. — Вот сейчас ты сорвешься и расшибешься в лепешку, и что тогда? Что тогда, малыш?

— Не сорвусь! — зло глянул я в ответ, захлестнул трубу прихваченной с собой веревкой, тщательно затянул узел и лишь после этого пропустил свободный конец под мышками.

Зверь с сомнением проследил за моими действиями, затем выставил перед собой правую руку и задумчиво пошевелил когтистыми пальцами.

— Уверен, малыш?

— Сгинь! — выругался я и ступил с крыши, упираясь ногами в стену. Веревка натянулась, но мой вес выдержала, позволив благополучно спуститься на небольшой балкончик с ограждением из гнутых металлических прутьев.

И вот там я уже едва не свернул себе шею, наступив на стул, на котором, вероятно, любил сиживать, любуясь окрестными видами, Бастиан Моран. Сердце так и ухнуло куда-то вниз.

Зверь перегнулся через край крыши и спросил:

— Убьешь его, как Марлини?

При упоминании гипнотизера по спине у меня побежали мурашки, но я промолчал и присел у балконной двери с отверткой в руке. Впрочем, взламывать замок не пришлось — шпингалет задвинут не был.

Тогда я вооружился пистолетом с глушителем и осторожно скользнул на небольшую кухоньку. Там задерживаться не стал, включил потайной фонарь и отправился в спальню. Но старшего инспектора дома и в самом деле не оказалось.

Решив подготовиться к встрече Морана, я снял наволочку с подушки и затаился в прихожей, в укромном закутке у шкафа для верхней одежды. Простоял там минут десять, но вскоре начали слипаться глаза и потянуло в сон.

Это мне совсем не понравилось, и я отправился на осмотр квартиры.

Больше всего поразила полностью занимавшая одну из комнат коллекция фарфоровых миниатюр. Все остальное — обширная подборка патефонных пластинок в гостиной, дорогое вино в баре, картины на стенах и даже богатая библиотека со стопкой непрочитанных научно-популярных журналов, в основном медицинской тематики, — оставляло впечатление простого стремления соответствовать кругу общения. Не удалось заглянуть лишь в оружейный шкаф; тот оказался заперт сразу на несколько сложных замков.

В рабочем кабинете старшего инспектора я уселся за письменный стол и принялся один за другим выдвигать его ящики, но не отыскал ни ключей, ни каких-либо рабочих документов. Зато наткнулся на карманный браунинг с досланным в патронник патроном, и мне показалось правильным извлечь из рукояти магазин и передернуть затвор.

В этот момент на улице послышались хлопки порохового движка, и я быстро вернул магазин на место, закрыл ящик и с наволочкой в руках перебежал в прихожую. Вскоре на лестничной клетке послышались шаги, затем лязгнул провернувшийся в замке ключ и распахнулась дверь.

Бастиан Моран шагнул через порог, включил в прихожей свет и направился в гостиную, но вдруг замер на месте и опустил руку к поясной кобуре. Я в один миг оказался у него за спиной, накинул на голову наволочку и, не особо сдерживаясь, приложил рукоятью пистолета по затылку.

Старший инспектор рухнул как подкошенный, и мне едва удалось удержать его от падения. Никакого человеколюбия — попросту не хотелось нашуметь и переполошить соседей снизу.

Обезоружив Морана, я затащил его в кабинет, усадил на стул и навалил грудью на столешницу, а сам через боковую дверь вышел в гостиную и принес с кухни два ножа — серебряный столовый и обычный разделочный.

Вернулся как раз вовремя: хозяин квартиры уже начал шевелить руками, но еще бессознательно, только-только приходя в себя.

— Не дергайтесь, Бастиан! — предупредил я, доставая заткнутый за ремень брюк «Веблей — Скотт» с закрепленным на стволе глушителем. — Просто снимите наволочку и верните руки на стол.

Старший инспектор повиновался, с ненавистью глянул на меня и выругался:

— Вонючий ублюдок!

Прическа его растрепалась, губа припухла, а на щеке темнел свежий кровоподтек, но глаза смотрели твердо и остро, без малейшего испуга.

— Давайте воздержимся от оскорблений, — предложил я.

— Это констатация факта! От тебя разит помойкой!

— Прострелить вам ногу? В свете последних событий это доставит мне несказанное удовольствие!

— Голову себе прострели!

Я только хмыкнул, продолжая удерживать собеседника на прицеле пистолета.

— Зачем вы наняли Линча убить меня?

Вопреки ожиданиям, Бастиан Моран не показался этим заявлением ни удивленным, ни встревоженным.

— Зачем я нанял его? — изогнул он крутую бровь. — Тебя надо остановить, вот зачем!

— И чем я вам так не угодил?

— Ты не человек, а кровожадное животное. И своей смертью окажешь человечеству огромную услугу.

— Бред! — отрезал я. — Анализы…

Старший инспектор подался вперед и оскалился.

— Не знаю, что не так с анализами, но ты оборотень!

— Вы предвзяты!

— У меня достаточно улик!

— Улик? — не выдержал я. — Этот чертов ирландец нашпиговал меня серебром, но я стою здесь перед вами, а вы еще говорите о каких-то там уликах?!

Бастиан Моран хмуро глянул в ответ и покачал головой.

— Должно быть, этот кретин воспользовался другими патронами.

— Хорошо, — улыбнулся я. — Вы готовы поверить собственным глазам? Готовы выслушать меня, если я докажу, что не являюсь оборотнем?

— И как ты собираешься это сделать?

Я переложил пистолет в левую руку и взял со стола разделочный нож.

— Вы наверняка в курсе, старший инспектор, что организм оборотня отличается ускоренной регенерацией. Их раны заживают чрезвычайно быстро, это общеизвестный факт.

— Общеизвестный, — подтвердил Моран.

Я провел ножом по запястью, и острый клинок легко рассек кожу, потекла кровь.

— Не заживает, — усмехнулся я.

— Это какой-то трюк…

Но к подобному скептицизму старшего инспектора я был готов и заменил кухонный нож серебряным.

— Ваше собственное столовое серебро, не так ли? — спросил я, стиснул зубы и с силой резанул запястье, вспарывая кожу не слишком острым клинком. И снова потекла кровь.

— Испортишь мне персидский ковер! — брюзгливо заметил Бастиан Моран.

Я вернул пистолет в правую руку, левую протянул старшему инспектору.

— Сталь и серебро, видите разницу?

— Здесь вообще ничего не видно! — ответил Моран.

— Так включите лампу!

Старший инспектор последовал совету, присмотрелся и был вынужден признать мою правоту.

— Значит, все же не оборотень… — пробормотал он себе под нос. — Странно. Я был уверен… — Он откинулся на спинку стула, продолжая удерживать руки прижатыми к столешнице. — И чего же вы, Леопольд, от меня хотите? Вас беспокоит уголовное преследование?

— Беспокоит, — подтвердил я и потребовал: — Отзовите обвинение! Теперь вы знаете, что я невиновен!

Старший инспектор посмотрел на меня с неприкрытым сомнением, потом вздохнул.

— Что ж, думаю, это можно устроить. Потребуется оформить кое-какие бумаги и повторно снять показания, но все решаемо. Что-то еще?

— Да, — кивнул я, опуская пистолет. — Раз уж мы пришли к взаимопониманию в этом вопросе, есть еще один момент, который мне хотелось бы с вами обсудить…

Я лишь на миг отвлекся взглянуть в окно, но и этого краткого мгновения хватило Морану, чтобы распахнуть верхний ящик письменного стола и наставить на меня браунинг.

— Брось оружие! — потребовал старший инспектор. — Немедленно!

— Ну а теперь-то что? — поморщился я, и не подумав выполнить это распоряжение. — Обвините меня во взломе с проникновением или в нападении на представителя органов государственной власти? Не перебор, как считаете?

Лицо Бастиана Морана закаменело, он поднялся из-за стола, слегка покачнулся и перехватил пистолет двумя руками. Полагаю, всему виной было головокружение после удара по затылку.

— Ничего личного, Леопольд, — безучастным голосом произнес старший инспектор, — вам просто не повезло с родней.

— Как так?

— Дело в вашей кузине, — пояснил Бастиан Моран. — В ее высочестве кронпринцессе Анне, нашей будущей императрице. Если разобраться, я даже оказываю вам услугу…

— О чем это вы?!

— Ее высочество больна. Врожденный порок сердца, жить ей осталось немного. Но ходят упорные слухи о возможной пересадке сердца, и наибольшие шансы на успешную операцию будут в случае, если донором станет близкий родственник. Единственный близкий родственник принцессы — это вы.

Я усмехнулся из-за внезапно накатившего ощущения дежавю.

— Пустите меня под нож ради интересов империи?

Бастиан Моран скривился.

— Вовсе нет! Ради интересов империи вам придется умереть!

— Что?!

— Империи нужна сильная рука! — объявил старший инспектор. — Вечно больная девчонка, зависшая между жизнью и смертью, не способна править государством. Если оставить все как есть, не пройдет и трех лет, как страна распадется на отдельные провинции и начнется война всех против всех. Погибнут миллионы! И погибнут совершенно напрасно, всего лишь из-за дрянной крови, отравленной проклятием падших!

— Крамола!

— Истина! Я никогда не скрывал своих механистических убеждений! Вы и подобные вам — всего лишь пережитки прошлого. Вы тормозите прогресс, извращаете саму его суть! Вторая Империя — это империя обычных людей, сиятельным в ней не место!

Я кивнул, но не в знак согласия, а просто показывая, что мне понятны мотивы собеседника.

— Так обвинение в убийстве индусов — лишь предлог?

— Разумеется! Все испортил фон Нальц. Старый дурень отмел все собранные мной улики!

— Значит, заговор? — не удалось удержаться мне от презрительной усмешки. — Теперь понятно, как вы получили новое назначение. Всего-то понадобилось закрыть глаза на ритуальные убийства. Кому какое дело до зарезанных ацтеками шлюх? Тем более с порченой кровью сиятельных. Сиятельным ведь не место в империи, правильно?

Бастиан Моран прищурился, и сразу сухо щелкнул боек браунинга.

Я ожидал подобного исхода с самого начала разговора и все же на миг закаменел от неожиданности. И эта мимолетная заминка решила все дело. Старший инспектор не стал передергивать затвор, досылая патрон взамен осечного, а вместо этого стремительным прыжком выскочил в боковую дверь.

А я опоздал. Приглушенный глушителем выстрел хлопнул уже вдогонку, и пуля впустую засела в дверном косяке. В следующий момент раскатисто грохнул браунинг, и я бросился наутек. Через вторую дверь выбежал в темный коридор, промчался на кухню и выскочил на балкончик. Там сунул пистолет рукоятью в боковой карман пиджака, ухватился за веревку и, упираясь ногами в стену, принялся взбираться на крышу. А только перевалился через ее край, вдогонку хлопнул запоздалый выстрел.

— Опять облажался! — обидно рассмеялся сидевший у дымовой трубы Зверь, невесть где разжившийся за это время бутылкой дорогого коньяка.

Ничего не ответив, я разбежался и перескочил на соседний дом. Домчался до пожарной лестницы, спустился по ней и спрыгнул на газон. Во дворе вовсю надрывался свисток консьержа, но предугадать мой путь отхода никому не удалось, и перебраться через ограду получилось, прежде чем в тот угол прибежали ночные сторожа.

Рухнув в колючий куст, я сразу вскочил на ноги и метнулся через сквер навстречу вспыхнувшим фарам самоходной коляски. «Форд-Т» резко тронулся с места, я на бегу заскочил в распахнутую дверцу, и мы помчались прочь.

— Что стряслось? — потребовал объяснений Томас Смит, напряженно крутя баранку.

— Моран заодно с заговорщиками!

— Ты убил его?

— Нет. Не вышло.

Сыщик досадливо выругался, но я оправдываться не стал.

У меня была прекрасная возможность застрелить Бастиана Морана, ведь я точно знал, что его пистолет не заряжен. Я мог, но не сделал этого.

Моран должен был передернуть затвор! Он должен был передернуть затвор и умереть! Тогда я застрелил бы его без малейших колебаний и мук совести.

Но хитрый лис раскусил мою игру, и получилось, как получилось.

Я беззвучно выругался, и тут тишину ночного города разорвал раскат оглушительного грома, ударная волна согнула деревья, зазвенело выбитое стекло.

— Что за черт?! — выругался Томас, ударяя по тормозам.

«Форд-Т» пошел юзом и едва не опрокинулся, но я этого даже не заметил. Все мое внимание приковало к себе призрачное сияние над Старым городом. Низкие облака там пожирал адский пламень, и это не было иллюзией — объятые огнем дирижабли рушились на крыши домов один за другим.

— Что происходит, Лев?! — дернул меня за руку Томас Смит, с ужасом наблюдая, как все выше вгрызается в небо зловещий багрянец.

— Ад вырвался на волю, — ответил я, не в силах отвести глаз от ужасающего зрелища.

Ярче всего небосвод пылал над императорским дворцом, и у меня не было ни малейших сомнений в том, что столь жутким образом проявился заключительный ритуал ацтекских жрецов, а электромагнитное излучение не сумело удержать потустороннюю силу в катакомбах.

Преисподняя вырвалась на улицы Нового Вавилона, и я боялся даже представить, сколько потребуется усилий, чтобы очистить от этой мерзости город. Более того — не знал, получится ли это сделать вообще…