Спал я долго и наверняка крепко. Так как проснулся свежим, полным сил и энергии, но совершенно голым и со страшно чешущейся спиной. Лежал я на одном из салонных диванов, укрытый толстым одеялом. При ощущающейся прохладе это было нелишним. Осмотревшись, я понял, что нахожусь до сих пор у Ренаты. Только казалось странным мое полное бесчувствие при раздевании. Неужели опять снотворное? А в чем и как? Сок вроде был самым обычным, без привкуса. Да вон он стоит рядом! Я встал и выпил прямо из графина. Подождал минут десять, незаметно осматриваясь, но сонливости не ощутил. Значит, это не сок меня свалил, а порядочная усталость.
Чем же заняться? Надо идти к Гарольду. Мне показалось, что я вполне смог бы найти дорогу в его комнату. Но есть ли кто здесь? Заглянуть в спальню? А если мое любопытство вызовет подозрение? И я решил действовать по-другому.
Совершив еще несколько глотательных движений из кувшина, я небрежно поставил его на самый край стола и стал отходить. Естественно, емкость грохнулась об пол и разбилась вдребезги. Сделав вид, что испугался, я отчаянно заверещал самым громким голосом, на какой был способен. При этом я перекувыркнулся через диван и сжался комочком возле стенки. Тут же дверь в спальню резко отъехала — и оттуда выбежала обеспокоенная Рената. И тоже совсем голая. И вдобавок с совершенной и соблазнительной фигуркой. Прямо напасть какая-то. Пришлось с ходу включать в памяти кошмарные и мерзостные картинки. К тому же явно в сторону ухудшения. Так как Рената, мельком окинув комнату и увидев разбившийся кувшин, бросилась сразу ко мне и стала успокаивать. Она гладила меня по голове, призывала не бояться и прижимала к своей груди, как сердобольная мать. Но ведь она мне была не мать! И ее грудь в другое время могла бы свести меня с ума! Торчащие, упругие соски елозили по моему плечу и спине, вызывая реакции, совершенно противоположные успокоению. В течение нескольких минут моя воля подверглась такому испытанию, что недавняя сцена с кузиной нашей хозяйки показалась мне просто детской шалостью. Да и дышать я старался только ртом, чтобы не ощущать призывного запаха молодого женского тела. Если бы Рената надумала меня прижать лицом к своей груди, я бы не выдержал и сорвался. И точно бы оказался тем животным, на которое намекала ее хозяйка-садистка.
Скорее всего, меня спасла довольно низкая температура в помещении. Кожа девушки от этого, видимо, покрылась пупырышками, и она метнулась в свою комнату одеваться. За эти короткие мгновения я полностью восстановил контроль над своим организмом и, когда мне была вручена конфета, позволил себя одеть без лишнего возбуждения. А уж нанесение мази на заживающие царапины воспринял как прописанные врачом горчичники.
— Ну что мне с тобой делать? — Девушка убрала остатки стекла и сока и уселась рядом со мной на диван. — Может, к брату отвести? — Заметив мою настороженность, громко пару раз повторила: — К брату? Пойдем к брату?
Я изобразил на лице постепенное оживление и радостно заагукал. Рената тяжело вздохнула, взяла меня за руку и повела к выходу. Оказалось, что была ночь, вернее, слишком раннее утро. Весь сектор освещался очень слабо, лишь в минимум необходимости. Да и людей почти не наблюдалось. Лишь один раз мелькнула юбка какой-то красавицы, да прошли навстречу два угрюмых, явно не выспавшихся пирата. Они даже голов не повернули в нашу сторону. И минут через десять мы зашли в салон моего «брата».
А там в самом разгаре проходило совещание. Среди разбросанных по всему столу, да и по полу, бумаг сидели четыре человека. Председательствовала конечно же Нина, но ее часто и без особого почтения перебивал раскрасневшийся Николя. Главный стратег, тактик и рекогносцировщик. Когда он входил в раж, то мог переспорить кого угодно. Даже меня, признаюсь. Тем более что аргументировать он умел с легкостью, но фундаментально. Гарольд занимал неопределенную позицию, но больше тяготел к защите своей, то бишь нашей, хозяйки. При этом глаза его странно блестели, и выглядел он немного рассеянным. Четвертым спорщиком являлся лекарь с флагманского корабля. Он хоть и тихо, изредка, но твердо поддерживал Николя. Которого все уже называли не иначе как Советник. Гарольд выбрал себе более прозаическое имя — Карк. Еще перед пленением оно мне не понравилось, но спорить было некогда.
Как и в предыдущий раз, едва переступив порог, Рената стала буквально пожирать Нину глазами. Той, скорее всего, это не нравилось, так как она грубо спросила:
— Как он себя вел?
— Только что проснулся, госпожа! — дрогнувшим голосом ответила моя провожатая. — Испугался разбившегося кувшина, и я привела его сюда.
— Хорошо, оставь его здесь, а сама можешь идти. И разбуди через час Эльзу. Надо быть на торгах как можно раньше.
— Слушаюсь, госпожа! — Рената присела в скромном реверансе и неспешно вышла. А меня озадачили две вещи: кто такая Эльза и реакция Нины — глядя вслед рабыне, она возмущенно и громко фыркнула.
Гарольд тем временем усадил меня рядом с собой на пол и развернул шоколадную конфету. Со злости я успел прикоснуться к нему и просигналить: «Убью!» Как мне уже эти конфеты надоели! Он меня прекрасно понял и сказал довольно громко:
— Вообще-то ему конфеты противопоказаны: страдает потом жутким расстройством желудка. А в его состоянии это весьма плачевно. Сладкое желательно использовать только лишь в самых крайних случаях, когда он слишком нервный. Для успокоения. А ты, Советник, давай развивай свою мысль. Мне кажется, в ней есть некое зерно.
Николя, здороваясь, потрепал меня по плечу и продолжил:
— Раз вы все против ранее выдвинутых предложений, остается только одно — лишить его подвижности и основательно вымотать перед решительными действиями. Нога — самое слабое его место, и надо начинать оттуда.
— А может, он ее усилил современными металлическими протезами — и она стала даже лучше прежней? — возразила Нина. — Ведь он совсем не хромает и бегает просто с невероятной скоростью.
— В условиях нашего острова, — твердым голосом вмешался лекарь, — полностью реанимировать ногу он не мог. Для этого надо минимум месяц. А он после перелома не отлучался больше чем на день-два.
— И каким способом Карк нанесет этот очень трудный удар? — Нина вскочила на ноги и приняла боевую стойку. — Я ведь тоже могу уложить почти каждого на ринге и знаю, как опасно делать подобную подсечку. Да еще с определенным результатом. Ведь если не удастся с первого раза, то в дальнейшем он будет настороже. А то и вообще сразу захватит в свои клещи.
Она проделала несколько резких, стремительных движений, показывая направления ударов и объясняя их сложность. Гарольд смотрел на нее с восхищением и выглядел как меланхолик.
— Да это ерунда! Как-нибудь я его достану. А раз док утверждает, что кость была сломана, то она обязательно треснет и во второй раз.
— Нет! Подобная атака слишком опасна для атакующего. Я не разрешаю! Или ищите другой способ для удара.
— Так у нас еще уйма времени! — стал успокаивать Николя. — Все проанализируем и обязательно придумаем, как его хоть частично вывести из строя!
— Это у нас уйма времени! — Нина хоть и уселась обратно, но разозлилась еще больше. — А у тебя час только остался — идешь в продажу!
Может, мне и показалось, но наша хозяйка не хотела выкрикивать последние слова. Они сорвались помимо ее воли. Тем более она привыкла высказывать все, что думает. Но в комнате повисла гнетущая тишина. Три пары глаз смотрели на красивую, но такую черствую женщину с немым укором. И та растерялась, хоть и продолжала выкрикивать:
— Что это вы на меня уставились?! Совсем рабы от рук отбились! Будут мне указывать, что делать! А ты чего глаза на потолок закатываешь?! Докторишка несчастный! Хочешь возразить, что не все здесь рабы?! Так я тебя еще быстрей на место поставлю! — Нину явно прорвало, и она распалялась все больше и больше. Она даже вскочила на ноги. — Давно в глаз не получал?! Хочешь второй фингал иметь с боевой раскраской?!
Если бы кто-то на нее крикнул или возразил, это только бы ухудшило обстановку. Но Гарольд ее обезоружил совсем короткой фразой. Выставив кулачище вперед, останавливая тем самым разошедшуюся хозяйку, он тихим, невинным голосом предложил:
— А можно, я его двину?
Какой-то момент Нина стояла с открытым ртом, затем грохнулась обратно на сиденье и пробормотала:
— Не надо! Пусть живет…
И фыркнула первой, сдерживая смех. Остальные тоже заулыбались, поглядывая друг на друга с пониманием. Вдруг капитан опять встала и направилась к выходу, отдавая команду уже на ходу:
— Карк, за мной! Разбудим пораньше Эльзу и осмотрим имеющиеся у нас доспехи. А вы ждите нас здесь, мы за вами зайдем!
Когда дверь за ними закрылась, Советник и док тяжело вздохнули.
— С нервами у нее давно не в порядке? — спросил Николя.
— Порядочно… — Лекарь грустно закивал. — Ей ведь тоже изрядно от жизни досталось. Иногда в такого зверя превращается, что вспомнить страшно. А лечение принимать не хочет… Да и вряд ли оно ей поможет…
— А не сообразить ли нам обильный завтрак? — оживился Николя. — Если уж продаваться, то не на пустой желудок.
— Верно! — Доктор тоже поднялся, и они отправились к бару. — А что будет есть ваш Антон? — А вот Антоном решил представиться я. Вернее, меня представляли мои товарищи и «брат».
— Да что угодно, он непривередливый. Главное — конфетами его не пичкать. А сам бы я, кажется, акулу съел целиком, так за ночь проголодался от споров и жутких просмотров. Этот Уке-Син просто невероятно силен, но если подумать, то всегда можно найти слабое место в любой обороне.
— Вы меня своими знаниями очень удивили! — признался доктор. — Никогда бы не подумал, что человек вашего возраста способен держать в голове немыслимое количество информации. Да еще и оперировать ею. Завидую.
— Да я не так уж и молод… — засмущался Николя от похвалы. — Скоро тридцать пять стукнет.
— Ого! Да мы ровесники! — Доктор от удивления даже перестал набирать заказ для кухни. — А выглядите лет на пять моложе!
— Наследственное, — соврал Николя.
Из всей нашей компании он был самым старшим, но редко кто об этом даже догадывался. Прекрасно сохраняться ему помогало происхождение: первые пять лет жизни он провел на планете Чари с тройной силой тяжести. Если бы он пробыл там больше, то стал бы низкорослым, как все чарийцы. И жил бы в два раза меньше. Хотя причина для переезда на Оилтон была трагическая: его родители погибли под обвалом, а маленького мальчика вывезла благотворительная организация. И двенадцать лет назад наши линии судеб пересеклись, не разрываясь больше и, по всей видимости, поддерживая друг друга. При всей кажущейся хрупкости Николя был самым выносливым из нас и в дальних марш-бросках превосходил всех.
Про себя я даже удивился, как это ему умудрились выбить столько зубов? Проклятая нехватка времени не позволила ребятам рассказать мне более подробно о событиях, случившихся за последние полтора года. Может, самому спросить? Как при общении с Гарольдом? Но после некоторого размышления пришлось откинуть эту идею. Ведь, по легенде, мы с ним не родственники — и не было особой причины держаться за руки. Да и доктор, хоть явно нам симпатизировал, оставался для нас пока врагом. Тем более очень наблюдательным врагом. Если он чего заметит, сразу возникнут подозрения. И если начнет ставить палки в колеса, у нас появится много новых трудностей.
Пока мы завтракали, Николя стал расспрашивать о системе питания на острове. Всего было вдоволь, и все невероятно вкусно. Ведь даже рабы просто роскошествовали за столами.
— В первый день я подумал, что это только в секции Нины такое творится. Но на рынке пообщался с другими рабами, и выяснилось — почти у всех одинаково. Ну, за небольшими отклонениями в качестве да в спиртном.
— Если честно, то я сам не до конца все понимаю, — признался док, вылавливая вилкой из сметанного соуса кусочек кальмара. — Когда мы в море, почти все хозяева секторов кормят свой личный состав чуть ли не отвратительно. Исключая Нину да еще нескольких капитанов. Но лишь мы сходим на берег, начинают соревноваться в щедрости и расточительности. По моим соображениям, на продукты питания, их доставку и приготовление уходит просто неимоверная уйма средств. А те, кто имеет пищевой синтезатор, вынуждены тратиться на энергию. На острове же разрешены только плазмокремниевые реакторы.
— И наша хозяйка имеет это все тоже?
— Нет. Нина не хочет рисковать. Тебе ведь известно об иногда случающейся нестабильности подобных реакторов. Их обязывают ставить в центральной части личного сектора, и при взрыве это может раскурочить половину индивидуальной собственности. Не говоря уже о человеческих жертвах.
— И были уже подобные случаи?
— Только один раз. Вроде и пострадавших было мало, но паника поднялась ужасная. Наш корабль вернулся на следующий день, и мне пришлось сразу включаться в работу. Тысячи людей были просто-напросто в шоке. Приходилось их уколами выводить из нервного стресса. Такого испуга в своей практике я еще не наблюдал. Причем поголовно у всех. Невзирая на лица и прежние заслуги.
— Это из-за того, что здесь слишком привыкли к спокойной жизни! — засмеялся Николя. — В таких случаях любое ухудшение сразу расценивается как драма.
— Может быть, может быть… — задумчиво согласился док, маленькими глоточками отпивая кофе с молоком. — Но с тех пор на острове не установили ни одного нового плазмокремниевого реактора.
— Что, запретили?
— Нет, никто не хочет. Видимо, боятся. А над теми, что уже установлены, трясутся, как над больными детьми. Даже вахты удвоили.
— Конечно, вдвоем спать веселее!
— В том-то и дело, что дежурные относятся к наблюдениям очень серьезно. После этого не замечено ни единого спящего на посту.
— А какие еще альтернативные виды энергии разрешены на Хаосе?
— Полно небольших теплоэлектростанций, есть несколько прибойных, довольно много температурных, берущих ток от разницы температур. Как с глубины океана, так и с самой вершины. На высшей точке острова почти постоянно лежит снег, особенно на северной стороне. Успели заметить?
— Когда? — даже обиделся Николя. — Перевозят в закрытых клетках, ночуем в помещениях без окон, общаемся только в бараках невольничьего рынка да хижинах таких же подневольных!
— Ах да… — Док немного смутился. — Но я уверен, что долго вы в подневольных не задержитесь. Здесь это не принято. А некоторые даже не обращают внимания на буннеры и считают их неким украшением.
— Как это?! — Мне самому хотелось воскликнуть нечто подобное, но наш Советник меня опередил.
— А просто: хозяин уничтожает пульт управления кольцом и окончательно дезактивирует передающие устройства. Буннер превращается в обычный кусок металла, могущий служить только украшением.
— И его можно снять?
— Тут же! По первому желанию носящего.
От услышанного мы с Николя погрузились на несколько минут в раздумья. Так вот почему они так счастливы! Значит, большинство из них уже и не рабы вовсе! А Рената? Как спросить о ней? Как назло, Николя сидел от меня далеко и никак не удавалось ему просигналить. Да и какой у него может появиться интерес к персоне, которую он видел лишь мельком? Это было очевидно. Тем более что он продолжал спрашивать тоже о полезном:
— Док, не будете вы так любезны рассказать мне, хотя бы в общих чертах, само устройство острова. Просто жутко интересно знать, как он построен и из чего состоит. На Земле, вероятно, нет больше такого огромного рукотворного строения?
— Может, и нет, — пожал плечами наш сотрапезник. — О дальних странах мы знаем мало. А путешествуем и того меньше. Но из того, что мне известно, — это действительно самое уникальное сооружение. Суди сам.
Наивысшая точка над уровнем океана — четыре тысячи семьдесят восемь метров. Низшая точка — на глубине две тысячи пятнадцать метров. По ватерлинии остров имеет диаметр десять километров. У самого дна диаметр достигает четырнадцати километров. Образовался Хаос в результате массового сброса участков улиц и дорог из загальского асфальта. Эти участки свозили из Токио, да и не только оттуда. Должны были сбрасывать отрезки в океанскую впадину, но кто-то преднамеренно допустил ошибку в координатах. Кстати, остров нависает одной своей четвертой частью над этой самой впадиной, и в восточных подводных отсеках можно наблюдать первозданную бездну. Естественно, настолько, насколько позволяет освещение.
— А если обвалится край? — засомневался Николя в нашей безопасности.
— Не обвалится! — успокоил док. — Постоянно проводят исследования почти отвесной стены этой самой впадины и утверждают, что даже самое мощное землетрясение нам не страшно.
— А участки улиц при этом не расползутся под собственной тяжестью?
— А они скреплены намертво тем же загальским асфальтом. Первыми здесь поселились монахи ордена Моря. Они-то и срастили надводные части. Но оползни продолжались. Но когда здесь стали обосновываться новые поселенцы, кто-то раздобыл технологию укладки «Загальского чуда» в морской воде. Вот тогда-то и начались интенсивное освоение и модернизация острова. Загерметизировали подводную часть, надстроили и выровняли надводную и стали развивать собственную инфраструктуру. Сейчас здесь шесть портов, девятнадцать производственных секторов и двести шестьдесят пять смешанных. Кстати, наш сектор имеет двухсотый номер. Все они находятся в руках владельцев. Может, это и странно, но нельзя владеть сразу двумя секторами. На острове есть еще центральный рынок, две арены, три парка и два монастыря. Последние объекты принадлежат всем здесь живущим и доступны любому пользователю. Хотя номинально они принадлежат монахам ордена Моря. Ведь и сектора вначале продавались ими, но за чисто символическую плату и с чисто абстрактными договорами. Сами монахи ни во что не вмешиваются, только следят за выполнением немногочисленных законов. Вся инициатива по управлению экономикой принадлежит владельцам секторов.
— А вот интересно, что у вас тут за законы? — Николя, хоть и слушал с открытым ртом, не забывал направлять рассказ в нужное русло. — Я что-то слышал насчет поедания преступников акулами. Это правда?
— Да, есть здесь такое наказание! — При этом док поморщился. — И весьма жестокое.
— За какие такие грехи приговаривают к подобному?
— В основном за убийство или изнасилование. На территории острова даже раба нельзя убить безнаказанно. Только через поединок, на арене. Если хозяин недоволен рабом, то просто выставляет его на поединок с любым желающим. Если кто-то недоволен кем-то, достаточно вызвать его на поединок. Неприкосновенны в этом отношении только владельцы секторов. Отказаться без особых причин, установленных орденом Моря, тоже нельзя. Попросту выдворят с острова. А вне пределов нашего обитания совсем другие законы. Обиженный сразу бросается в погоню. Только раб не имеет права вызывать на поединок. Но за него это очень часто делает хозяин. По взаимной договоренности. Ибо после определенного срока даже хозяин не может заставить раба сражаться.
— Но ведь каждый живет в своем секторе, как в крепости! — стал недоумевать Николя. — Вдруг хозяин откажется выдать преступника?
— Сам не знаю почему, но такого еще не случалось. Может, в договорах ордена об этом говорится? Мне читать не доводилось, а Нина ничего по этому поводу не рассказывала.
— А подобные бои, — Николя кивнул в сторону экрана, — значит, в порядке вещей? Как-то не вяжется с местной аурой счастья и полного довольства жизнью. Может, знаете, как объяснить это противоречие?
— К сожалению, нет! — Док виновато развел руками. — Могу только предполагать. Вероятно, таким образом дается выход негативной энергии, которая наличествует в каждом индивидууме. Когда собираются толпы на трибунах арены, то трудно узнать даже своих знакомых. Они превращаются в зверей, диких и необузданных. Да что там… Я сам веду себя там как ненормальный. Общий психоз, что ли, заражает? Поэтому стараюсь посещать подобные мероприятия только в случае крайней нужды.
— Неужели сами участвуете в поединках?
— Еще чего! Просто вынужден оказывать медицинскую помощь тем, кто сражается под номером нашего сектора. Последнее время я, правда, изобрел нечто универсальное и очень мне помогающее. Это закрытый шлем из листового свинца, с узкой щелочкой для глаз. Как я уже не раз убеждался, этот шлем помогает мне слегка отмежевываться от влияния толпы и наблюдать за поединком гораздо спокойнее. Даже с некоторым равнодушием.
— А почему бы вообще не спуститься вниз, туда, где пункт помощи?
— Во время поединка я лучше замечаю из нашей ложи направление ударов и возможные повреждения от них. И у меня есть больше времени для принятия правильного решения. Иногда этого достаточно для спасения жизни.
— А ставки? Говорят, здесь они просто неимоверные. Какая же валюта здесь преобладает? Мне еще не довелось это увидеть.
— Скоро увидишь! Раб тоже может зарабатывать и даже ходить на работы в любой производственный сектор, где в нем будут нуждаться. Но тогда хозяин снимает его со своего довольствия, и раб платит за себя сам.
— Здорово! — развеселился Николя. — Раб на самообеспечении! Я о таком даже не слышал!
— Увидишь, когда начнешь получать деньги. Валюта здесь ходит любая, со всей Галактики. Но самая ценная — местная. Это золотые монеты, которые чеканят в одном из монастырей. Называются они «пары», и один пар равен четырнадцати галактам.
— Ну, это ни о чем не говорит! Ваш пар вы можете приравнять и к ста галактам. А вот сколько можно их заработать?
— Самая низкооплачиваемая работа оценивается из расчета шесть паров в день!
— Ого! — Видно было, что от удивления Николя хотел повернуть голову в мою сторону. Но в последний момент совладал с эмоциями и просто покрутил головой из стороны в сторону. — На последнем острове нашего местожительства за такие деньги можно было прожить месяца два без особых хлопот…
— К тому же, — продолжал доктор, — пары нельзя вывозить с острова, но при выезде (а это может совершить каждый свободный человек) они меняются на любую требуемую валюту по твердому курсу. Делается это в том же монастыре, который является также и центральным банком. Хоть есть еще и много частных контор. На самообеспечение уходит три-четыре пара, а остальные любой волен употреблять, как ему заблагорассудится. На острове даже рабы имеют право делать ставки и вовсю этим пользуются. Доходит до смешного: несколько человек имеют массу денег, но формально остаются в подневольном состоянии. И это их совершенно не волнует.
— А как могут болельщики выкупить из рабства? Я и о таком слышал. Или это неправда?
— Истинная правда! — подтвердил док. — Перед началом поединка хозяин раба обязан проставить сумму, за которую после боя зрители могут дать свободу рабу. Как правило, эта сумма превышает реальную цифру вдвое, но это и понятно. Таким образом, можно поспекулировать на ставках, а если дело выгорит, то и сорвать приличный куш. Истинную оценку выступающему в деньгах дает монах из судейского жюри. Так сказать, для сравнения. А дальше уже все в руках случая, сил и симпатий. И маленькой детали: не слишком ли завысит цену хозяин.
— Если вдуматься, то орден Моря не является властью на острове. — Николя что-то смущало, и он сам не мог понять, что именно. — Они как бы исполнительная власть. И в любой сфере деятельности у них есть свои наблюдатели.
— Можно сказать, что в любой. Они даже, — док с улыбкой хмыкнул, — проводят аттестации на знания среди нас, медиков. Следят, чтобы не было шарлатанов. Хотя мне трудно проследить и понять критерии их отбора, потому как шарлатаны все-таки проскакивают.
— Но из всего вами сказанного я понял, что гораздо выгоднее для раба быть купленным не для поединка. Тогда у него больше шансов уцелеть?
— Все зависит от специализации… — начал было док.
Но в этот момент в комнату вошли уже знакомые мне женщины и несколько совершенно незнакомых мужчин, среди которых Гарольд сильно выделялся статью.
Нина и ее кузина были обтянуты кожаными одеждами и доспехами и вооружены всем возможным холодным оружием. Рената тоже облачилась в нечто подобное, но только чуть скромней и без оружия. Четверо мужчин, похоже, составляли личную стражу владелицы сектора. Они даже без оружия могли заставить относиться к себе уважительно. А Гарольд во весь рост красовался в прекрасно сшитых и подогнанных разнообразных доспехах. Подобные средства защиты использовались только в поединках на мечах или с остальным холодным оружием. Как мы видели на записях, кулачные поединки проходили с голым торсом.
— Вы уже поели? Вот и прекрасно! — Нина махнула рукой в сторону выхода. — Тогда все вперед!
— А я хочу есть! — совсем по-детски закапризничала ее кузина.
— Эльза, дорогая, обещаю тебя накормить завтраком в лучшем базарном ресторане. Нам надо прибыть пораньше.
Так вот как зовут эту взбалмошную садистку! Эльза! Я искоса залюбовался ее фигуркой и не продумал создавшуюся обстановку. Поэтому когда Рената заговорила, было поздно кидаться к Гарольду с радостным мычанием.
— Можно, я поведу его за руку? — И я даже не попытался от нее отстраниться. — Он такой милый и симпатичный! И совсем не злой!
Эльза демонстративно фыркнула и вышла первой. Нина лишь кивнула своей рабыне и обратилась к доктору:
— А ты отправляйся на корабль и подготовь его к выходу. Вечером, после арены, уходим в ночное дежурство.
Хоть мне и очень хотелось «поговорить» с Гарольдом, но я обратил внимание на последнее указание нашей хозяйки. Оказывается, док имеет довольно большие полномочия! А вот сможет ли он вывести корабль в море? Послушается ли его команда? Это надо будет прощупать. Может, и его помощь нам пригодится?
Рената потянула меня за руку, и я поплелся за ней. Со стороны, вероятно, это было уморительное зрелище — хрупкая девушка ведет на поводу крупного, ссутулившегося мужика! К тому же эта девушка ему очень нравится и сильно возбуждает. Вспомнив то, что было еще немногим более часа назад, я с удивлением отметил неконтролируемое поведение некоторой части моей плоти. Хорошо хоть шорты на мне были свободного покроя.
Пройдя по коридору до более широкой улицы, вся наша компания уселась в довольно-таки комфортабельный фургончик, и мы резко тронулись с места. За рулем сидела Эльза и как водитель вела себя безобразно. Она почти постоянно давила на сигнал, нещадно газовала и с большим риском проскакивала мимо жмущихся к стенам пешеходов. Когда она лихо выскочила на площадь, мне показалось, что она даже не притормозит в распахнутых воротах. Каково же было мое удивление, когда Эльза резко остановилась прямо в выдвигаемом оборудовании просмотра. Секунд пять длилась напряженная пауза. Затем один из охранников махнул рукой, и наш фургон с ревом сорвался с места. Проскочив короткий переулок, мы выехали на более широкую проезжую часть.
Похоже, что наша рулевая была самым отчаянным лихачом на Хаосе. Хоть иного транспорта почти не наблюдалось, подобная езда была слишком рискованной, особенно на таких узких и извилистых улочках. Из-за резких торможений и заносов мне почти ничего не удалось рассмотреть. Я заваливался на колени к Ренате, а она изо всех сил прижимала меня к себе. И как мне показалось, совсем не от страха, а оттого что ей это нравилось. Остальные нас сопровождающие ехали с каменными лицами, пытаясь скрыть за маской полного равнодушия свои опасения. А в том, что эти опасения за свою жизнь возникали, я убедился по испарине, выступившей на лбу почти у всех мужчин. За исключением Гарольда, которому приходилось видеть и не такую езду. Спокойной оставалась и Нина: скорее всего, она тоже привыкла или доверяла кузине полностью.
Это, пожалуй, все, что я успел заметить. Да то еще, что мы опускались все время вниз. Вероятно, в подводную часть острова. Когда приехали на место, вздох облегчения вырвался почти у всех одновременно. Свой же я постарался скрыть. Хотя мне было труднее остальных: Рената просто издевалась, прижимая мое лицо к своим обнаженным коленям. То ли она была сексуально озабочена, то ли действительно пыталась меня оградить от вида стремительно проносящихся стен и выступающих углов загальского асфальта? Непонятно! Но очень уж она меня стала доставать своей опекой. И я не смог бы настаивать, что мне это было неприятно.
Гарольд прекрасно заметил, как меня бесстыдно обнимали, и это привело его в хорошее настроение. А чтобы объяснить свой беспричинный смех, он опять сослался на якобы всплывший в памяти анекдот. Даже не утруждая себя пересказом хоть какого-либо, он сразу залился смехом. Последствия для него были печальными — выходящая из машины Нина приняла этот смех в свой адрес. Неизвестно откуда взявшейся в ее руках плеткой она стеганула моего «брата» по обшитым кожаными доспехами плечам.
— Смейся, раб, смейся! Выставлю я и тебя на продажу! Пусть твое тело скормят акулам, на потеху публике. В таких случаях платят за каждый килограмм.
Гарольд сразу же успокоился и с достоинством ответил:
— Как прикажете, повелительница! Но тогда не мешало бы чем-то подкрепиться…
Нина никак не отреагировала и гордо двинулась дальше по узкому проходу. Все остальные пытались скрыть свои улыбки. Ренате это не удалось, Эльза покусывала губы, охранники отводили глаза в стороны, а Николя шипяще засвистел бравурный марш. Мне оставалось только не в такт замычать.
Машина осталась на специальной площадке, там же остался один из охранников. А мы, следуя друг за другом в затылок, прошли по слабо освещенному коридору и оказались на блистающем стекле невысокого параллелограмма. Подобные конструкции располагались по всей изломанной окружности гигантской пещеры. С ее свода торчало с десяток огрызков бывших улиц, и сразу приходило ощущение огромной горы, надстроенной сверху. Так и казалось, что сию минуту все рухнет вниз и погребет копошащихся людишек под своими обломками.
Но кажется, никто, кроме меня, об этом не тревожил ся. Несколько сотен людей находились внизу, прохаживаясь между столиками, восседая на стульях или беседуя группками. Еще несколько сот человек располагались на крышах зданий, подобных нашему. Там тоже стояли столики, стулья, и между ними сновали юркие официанты, картинно и умело разнося заказываемые блюда и напитки на подносах. Когда мы все уселись, Эльза стала делать заказ подскочившему приемщику, а Нина подозвала одного из охраны.
— Отведи этого парня, — она кивнула на Николя, — к остальным продающимся. И еще — поменяй… — Остальное она сказала совсем тихо, даже я ничего не услышал, хоть и сидел ближе всех.
Враз погрустневший Советник махнул нам рукой и поспешил за конвоиром, а Гарольд злыми глазами уставился на нашу хозяйку. Но та, даже не поворачивая голову в его сторону, стала о чем-то шептаться с Эльзой. А затем обе вообще проигнорировали присутствующих и занялись завтраком. Остальным тоже принесли что-то поесть, а мне достался сок в большом пластмассовом стакане и вазочка очищенных фисташек. Хоть я и был сыт, но не смог отказаться от такого угощения.
А народу все прибывало, хотя больше половины столиков так и остались пустыми. Как я узнал впоследствии, невольничий рынок функционировал только по средам. В остальные дни недели здесь торговали чем угодно. Посетителей явилось не много — по причине мизерного количества продаваемых рабов: со стороны Нины — четверо, да со стороны другого владельца — восемнадцать человек. За последнюю неделю слишком мало добычи попалось в руки пиратов. И так многие пришли лишь для того, чтобы позавтракать, посплетничать да посмотреть на предстоящего соперника Уке-Сина.
И вот в центре партера пустующее до того место поднялось на полтора метра. На него тут же взбежали насколько распорядителей, уселись за широкий стол, разложили перед собой листки и без лишних церемоний приступили к аукциону.
— По взаимной договоренности первыми продаются поселенцы со второго сектора. Итак, номер первый…
«Поселенцы»! Надо же! Словно боятся обидеть пленников! Но торг есть торг: одного за другим выводили мужчин и женщин, которые были растерянны и не совсем понимали, что с ними происходит. По нескольким услышанным фразам я понял, что их сняли с какого-то близлежащего острова, с района трущоб. Если эти трущобы такие же, как та, где раньше обитала наша группа, то новые «поселенцы» явно улучшили свое положение. Почему же тогда Цой Тан так не советовал идти в сторону острова? Даже запугивал жуткими предостережениями? Ведь так или иначе, но даже рабская жизнь многим здесь бы понравилась. Или местные не хотят излишнего перенаселения и сами создают подобные слухи? Хотя только сражения на аренах могли бы отпугнуть всех желающих сюда переселиться.
Вначале каждого выставляемого на продажу кратко описывали. Самого раба поднимали из-под пола на платформе. Объявлялась стартовая цена, следовали предложения, ведущий объявлял номер купившего. Цены были весьма высокими и колебались от ста до ста пятидесяти паров. Купили всех до единого, хоть за двоих человек лишь в самый последний момент кто-то выкрикивал минимальную добавку.
Пока проходили торги, я внимательно прощупывал весь зал, откладывая в своей абсолютной памяти самые импозантные лица. И очень удивился, наткнувшись на обжигающий и злобный взгляд из партера. Старого Фредо узнал сразу. Он совсем не следил за ходом торгов, лишь интересовался нашими столиками. И слишком уж показательно, совсем не скрываясь. Если наши красавицы тоже это заметили, то совсем не подавали виду, разговаривая по мере возрастания шума все громче и громче.
И вот внимание покупателей перешло к нашему сектору. Первым вывели Малыша. И пока зачитывали его достоинства, он пристально обвел пещеру взглядом, заметил нас и помахал рукой. Понятным для нас знаком при этом давая знать, что у него все в порядке. А меня в этот момент опять привлек к себе Фредо. Он встал и подошел к самому подиуму. Очевидно, решил вступить в торги. Тем временем назвали цену — сто пятьдесят. И это только стартовая! Видимо, из-за столь высокой цены никто сразу и не стал торговаться. Лишь после угрозы снятия раба с торгов некто накинул пять паров, его перекрыли, но он тут же ответил. Больше никто не встревал, и Малыш ушел за сто шестьдесят пять. Армату выставили за сто двадцать, и за него торговля пошла гораздо бойчей. Фредо действительно решил купить себе раба из нашей команды: раза два он поднимал цену, но затем сошел с дистанции, так как кто-то предложил двести. Даже удивительно стало от такой цены. Разве только покупатель польстился на отменное знание Арматой самых сложных и современных вооружений? Вряд ли Армата открыл всю правду о себе, а то бы его вообще никто не продал. Новый хозяин нашего товарища получил пультик управления буннером и указал новому подчиненному на стул рядом. И тут же подозвал официанта. Видимо, Армата попал в неплохие руки.
А вот старый Фредо явно расстроился. Он даже стал вытирать пот со лба и переговариваться с кем-то по телефонному устройству. Затем опять подошел к подиуму с решительным видом.
А наверх подняли Цой Тана. Он приветливо всем улыбнулся, поклонился и даже помахал рукой в нашу сторону. Вид у него был такой, словно он выиграл миллион. Легкое недоумение у большинства в зале вызвала вдобавок и стартовая цена — двести десять паров! Но меньшинство явно знало, чего хотело, — предложения посыпались одно выше другого. И в итоге молоток ведущего подвел финальную черту — пятьсот сорок паров.
Несколько раз во время торгов подняв руку, Фредо остановился, а в конце с особой злостью даже сплюнул на пол. И опять схватился за переговорное устройство.
Остался только Николя. Но его через три минуты сняли с торгов. А началось все с оглашения ведущего, на котором он запнулся:
— Выставляется Советник, тридцать пять лет, специалист по истории, цена… — Он присмотрелся внимательно к листку бумаги. Помощники склонились к нему и что-то утвердительно зашептали. — Цена восемьсот паров!
После этих слов почти все присутствующие повернулись к нам и уставились на Нину. А та сидела с невозмутимым видом и отпивала чай из приземистой посудины. Минуты две стояла полная тишина. Затем ее нарушил вскочивший Фредо. Его стул упал, но он даже на него не оглянулся и чуть ли не бегом направился к выходу. Тотчас раздался первый удар молотка.
— Восемьсот паров — раз, восемьсот паров — два, восемьсот паров… — ведущий сделал эффектную паузу, но дураков в зале не нашлось, — три! Снято с торгов!
Присутствующие расслабились и вступили в оживленные переговоры. Понимающе кивая, они пытались угадать лишь причину, по которой Нина оставила себе этого никчемного и бесполезного с виду раба.
А Нина снисходительно повернулась в сторону Гарольда и наткнулась на щенячий взгляд преданной собачонки, готовой лизать руки своей хозяйки по малейшей команде. По-моему, Гарольд если и переигрывал, то ненамного. Если бы я его не знал — поверил бы полностью. А судя по тому, как Нина облизнулась, мой «братик» и эту ночь мерзнуть не будет.
Правда, ему еще предстояло провести вечером поединок. Об этом и объявил ведущий после закрытия торгов. Мало того, он довольно-таки подробно описал всем присутствующим физические данные Гарольда: рост, вес, толщина шеи и бицепсов и все-все. Даже размер обуви. Потом так же подробно описал всех соперников, с которыми предстояло сразиться на этой неделе. И пока ведущий читал данные со своих листков, Гарольд стоял на краю нашей возвышенности и поворачивался разными боками к зрителям. И те рассматривали его с видом настоящих знатоков.
На сегодня предстояло сражение с неким монахом, захваченным в рабство совсем недавно на материке. Монах имел звучное имя Непобедимый и выбрал оружием два меча. Вот и снова пригодятся навыки фехтования, полученные нами в таком уже далеком прошлом. Не мешало бы освежить в памяти все приемы защиты и нападения, но нашего знаменитого учителя с нами нет. Даже близко. Я бы мог постоять в спарринге — но как это будет выглядеть? Николя тоже неплохо владеет мечом, но он всегда отлынивал на уроках с двумя мечами. Может, Нина немного проинформирует о здешней школе? Ведь недаром она носит за спиной сразу два смертельных украшения. Но как бы там ни было, мой «братишка» в данной дисциплине был одним из лучших. Хотя мечи — слишком опасное оружие для боев без правил.
Назавтра предстоял бой с борцом, превосходящим Гарольда в весе в два раза. Борец был из местных свободных и занимал тридцать девятое место в рейтинге всего острова. Это впечатляло, но вес вызывал у моего товарища снисходительную улыбку.
В пятницу предстоял поединок с Бешеным. Он тоже был рабом, но уже вполне знаменитым. Хозяин его выставлял только в том случае, когда сам выбирал оружие. Как и в этот раз. Так как Бешеный являлся непревзойденным мастером во владении огромной и тяжеловесной рогатиной. В его активе было уже более двадцати побед и сорок второе место в общем рейтинге.
На субботу уже Гарольд выбирал оружие еще против одного свободного жителя Хаоса. Вернее — жительницы. У нее была кличка Добрая из-за того, что она душила своих соперников насмерть. Мне трудно было представить, чтобы любая, пусть даже самая сноровистая, женщина умудрилась задушить такого, как Гарольд. Но кое-что настораживало — в том же рейтинге острова Добрая проходила под восемнадцатым номером! Тут уж приходилось согласиться — довольно-таки внушительный результат.
Именно на последнем факте пытался поставить особое ударение ведущий аукциона. Он даже сделал новую эффектную паузу. А затем продолжил:
— Сами понимаете, уважаемые, устоять против таких соперников почти невозможно. Я добавляю слово «почти» только из уважения к случаю. Бои проходят до смерти одного из бойцов. Покалеченного или бессознательного противника убивать необязательно. Напоминаю, если Карк победит и будет при этом ранен, все равно он должен выйти на следующий бой. Я не припомню случая одоления сразу четверых противников подряд. Но если это произойдет, тогда Карку, представителю двухсотого сектора, предстоит поединок с самым сильным и непревзойденным соперником! Занимающим по праву первое место в нашем рейтинге, со знаменитым Уке-Сином! Он оказал нам огромную честь, выставив свою кандидатуру на воскресный бой.
При последних словах собравшиеся шумно зааплодировали, засвистели и заулюлюкали. Их словно подменили: только что спокойные и даже равнодушные, они повскакивали с мест, стали оживленно жестикулировать и чуть ли не скандировать имя Уке-Сина. Неужели у него такая популярность? Неужели зрителям так нравятся его кровожадные выходки на арене? Судя по ожесточившимся взглядам в сторону Гарольда, почти все присутствующие в зале чуть ли не озлобились, оттого что новый раб не доживет до воскресенья. И не доставит удовольствия своей смертью от руки великого Уке-Сина. Абсурд какой-то! Нет! Надо делать ноги с этого странного острова как можно раньше! И любыми методами!
Пока я так рассуждал и возмущался, наша группа отправилась к машине, и Рената потянула меня за руку. И мои мысли немного изменили направление. Надо открыться Ренате! Она здесь уже давно, знает все входы и выходы. Для нее не составит труда помочь. При этом на голову девушки не падет ни малейшего подозрения. Можно ведь и такие вещи продумать. А если захочет, тогда можно и ее взять с собой. Если захочет… а то уж больно она здесь счастлива! Или просто такой притворяется? Я ведь играю роль неполноценного, а почему она не может играть роль человека вполне довольного жизнью? А сама ищет удобного случая сбежать! Вполне может быть!
Назад мы ехали в совершенно спокойном ритме. Скорее всего, это происходило из-за неимоверного количества жителей и транспорта, выплеснувшегося на извивающиеся улицы Хаоса. Подобное столпотворение вызвало откровенную заинтересованность у Николя, и он забросал вопросами нашу хозяйку. Нина, хоть и пребывала в немного рассеянном состоянии, ответила, что, по последним данным, на Хаосе проживает почти пятьсот пятьдесят тысяч жителей. И из них ровно половина — женщины. И вот тогда Николя спросил:
— Почему же тогда такие странности? И женщины у вас симпатичные, и мужчины у вас не все монахи, и нравы, как я успел заметить, весьма фривольные… А вот детей нет! Сколько ни смотрю — ни единого ребенка.
— Точно! — воскликнул Гарольд. — А я все никак не могу понять, чего же здесь не хватает! Может, местные женщины только и ждали таких мужиков, как… — Он, видимо, хотел похвастаться, но наткнулся на такой уничтожающий взгляд нашей рабовладелицы, что поежился и закончил совсем другим тоном: — Как ты, Николя…
— Да я не против! — Беззубая улыбка нашего Советника могла отпугнуть самую неприхотливую женщину. — Если надо, помогу. В меру своих сил и возможностей…
— Помощников хватает! — с присущим ей цинизмом перебила его Эльза. — Но по одному из законов острова, установленному орденом Моря, дети не имеют права здесь находиться. По их понятиям, ребенок должен взращиваться под солнцем, а не при искусственном освещении. У нас очень широко используются самые современные методы предохранения. Если же произошло зачатие, в монастыре сделают аборт. Если же мать желает иметь ребенка, то она вынуждена покинуть остров. В обязательном порядке.
— И много у вас выселенок? — настаивал Николя.
— Вроде были случаи, — с полным равнодушием ответила Эльза. — Но я на них не обращала внимания. Надо быть полной дурой, чтобы уехать с нашего острова.
— Ты так говоришь, будто лучше Хаоса нет ничего во Вселенной!
— Конечно! — Она говорила с таким убеждением, что хотелось ей верить. — Можешь привести хотя бы один пример лучшего места жительства?
— Ну… — Николя замялся. — В мире так много прекрасного и интересного. Только само познание окружающего нас пространства может сделать из человека неисправимого мечтателя и путешественника.
— Почему же ты тогда так упорно стремился к нам на остров? — с неожиданным подозрением спросила Нина. — Или уже здесь разонравилось?
— Я стремился сюда ради приключений, а не для того, чтобы стать рабом. Пусть даже у такой доброй и красивой хозяйки.
Невзирая на явную и неприкрытую лесть, Нина немного успокоилась и стала наущать:
— Не всегда все и не всегда сразу! И рабом ты не будешь долго! И зубы мы тебе вставим! И девушку найдем по достоинству! Только не делай скороспелых выводов. Я знаю сотни людей, которые с первых дней мечтали вырваться отсюда. Но уже через неделю-две считали Хаос своей новой родиной. И живут до сих пор! Лишь иногда со смехом вспоминают о своих первых впечатлениях. Посмотрю, что ты скажешь через месяц.
— Но ведь это кощунственно! — продолжал горячиться Николя. — Вы устраиваете поединки со смертельным исходом! Да еще такие жуткие и кровавые! Неужели всем здесь живущим они нравятся?
— Представь себе, что всем! — Нина даже коротко засмеялась. — Зато у нас нет убийств, изнасилований, даже кражи у нас редчайшее явление. А вспомни, сколько людей погибает каждый день на других островах в подобном по численности городе? Сотни! Если не больше! А тут только двое. Да еще доставляя этим развлечение и удовольствие остальным. Достигая при этом более высокого уровня совершенствования и самоутверждения. Погибают еще, но очень редко, при несчастном случае. Еще реже — после преступления. Где ты видел подобное? Да у нас просто идеальное общество!
Похоже, Гарольд угадал мою мысль, так как сказал:
— Идеальных общественных формаций не бывает!
Только я бы еще добавил: а уж тем более на таком острове, как этот!
Когда мы вернулись в наш сектор, в комнате у Гарольда нас ждала приятная неожиданность — Роберт собственной персоной. Живой и невредимый. Наши хозяйки с высокомерными физиономиями наблюдали за сценой встречи и приветствий, но разрешили пообщаться. Хоть и прислушивались к каждому слову. Как свободный житель острова, Роберт имел доступ почти куда угодно. Поэтому он без труда нас нашел и даже посплетничал, что много наслышан о предстоящем поединке. А затем стал рассказывать о себе. И если бы мы его прекрасно не понимали, подумали бы, что он становится таким же дебилом, каким внешне выгляжу я.
— Ребята! Вы просто не представляете, как здесь здорово! За год здесь можно заработать неимоверные деньжищи! У меня было столько предложений! И я выбрал чуть ли не самое выгодное. Теперь я матрос на небольшом корабле снабжения. И знаете, сколько мне будут платить?! Десять паров в день! А при выходе в море еще и полное трехразовое питание! Не зря мы сюда стремились, совсем не зря! Даже если вы останетесь рабами, я через некоторое время смогу вас выкупить. Мне капитан даже обещал дать взаймы. Месяц-два — и вы такие же свободные, как я! Здорово?! А? Николя и Гарольд с ним неохотно соглашались, но он совсем не обращал внимания на их унылый вид. Наоборот, пытался заразить своим энтузиазмом.
— Я узнавал, тот, кто имеет голову на плечах, может запросто за год-полтора скопить на личный кораблик. Вот было бы здорово! Всегда мечтал стать капитаном! А сейчас, ребята, бегу — поболтаем после моего возвращения с моря. Сегодня мой первый выход, через два дня вернемся с товаром. Тогда и зайду. А сейчас бегу — и так еле вас дождался! Не скучайте без меня! С первого заработка выставляю стол со спиртным!
И умчался. Женщины смотрели на ребят снисходительно, ребята выглядели грустными, я, как всегда, выглядел бестолочью. Но в душе все просто пело: корабль для побега почти в наших руках! Уж если Роберт за что-то брался, то можно было быть уверенным — он не подведет!
Осталось только нам организоваться. И вовремя взять ноги в руки.
— Ваш товарищ рассуждает очень толково! — похвалила Нина и обратилась к охраннику, единственному оставшемуся с нами после поездки: — Собери все записи о поединках предстоящих соперников и неси сюда. В темпе! — Затем выхватила свои мечи из-за спины и закрутила с бешеной скоростью. — А мы пока немного потренируемся!
Она сделала плавное движение вперед: взмах — и лежащая на столике салфетка, разрезанная пополам, упала на пол. При этом поверхность стола осталась без малейшей царапины. Вместо возгласов похвалы и восхищения раздался испуганный визг отшатнувшейся Ренаты. Видимо, у девушки проснулись какие-то нехорошие воспоминания при виде мелькающих мечей. Зато Нина на нее рассердилась:
— Опять путаешься под ногами? Чего здесь торчишь?! Забирай своего подопечного и веди прогуляться! А ты, Советник, сходи к Эльзе за тренировочными мечами. Будем готовиться, если не хотим потерять такого большого и тяжелого раба.
— Я останусь у себя, что-то не выспалась, — сказала Эльза, и Николя поторопился за ней.
Рената тяжело вздохнула и с видом побитой собаки повела меня на прогулку. И даже не поинтересовалась моим мнением. Могу ведь я побродить самостоятельно? Если рассуждать здраво — вполне! Вот только как это мнение высказать? Может, покапризничать и выйти из роли послушного ребенка? Почудить? Дико наорать на Ренату? Надо будет попробовать — я ведь все-таки полный дебил! Что с меня взять? Кроме… Хм, уже брали!
Когда мы дошли до перекрестка тоннелей, я решил попробовать изменить наш маршрут. Вспомнив, как я обращался к Ренате, зарычал: «Ге-на! Ге-на!» — и потянул в ту сторону, где, по моим воспоминаниям, находились центральные ворота сектора.
Она в недоумении остановилась и потянула в прежнем направлении. Пришлось напрячь усилия и просительно заскулить. Естественно, если бы я захотел, то руку бы ей оторвал, но заставил идти туда, куда мне надо. Но девушка поняла и без кровопролития:
— Хочешь туда?! Гулять? Хочешь гулять? — Пришлось добавить радостные модуляции своему голосу, подтверждая некое понимание того, что меня окружает. — Ну, тогда пошли! Мне тоже надо пройтись в несколько мест. Почему бы это не сделать с таким очаровательным попутчиком. Ты ведь будешь вести себя хорошо? Ну скажи! Скажи! Хм! Как бы тебя хоть разговаривать научить… Только гукаешь да мукаешь! Жаль, что ты не притворяешься. А то бы мне открылся, и я бы тебе во всем помогла…
Последние слова она сказала очень тихо, но этого было вполне достаточно, чтобы я их расслышал. Сердце мое забилось учащенно — скорее всего, она нам поможет! Осталось только продумать время и место, где бы я с ней мог пообщаться. А пока она вела меня в нужном направлении, изредка перекидываясь незначительными фразами с попадающимися навстречу обитателями сектора. Но вот и площадь с воротами.
Стараясь не показать своей обеспокоенности, я лишь иногда озирался на нечто самое яркое и цветное. Ведь меня только такие предметы могли привлекать. Но сам схватывал малейшие перемещения охранников у ворот. Пропустят или не пропустят? Судя по беспечному поведению Ренаты, она ни секунды в этом не сомневалась. Игриво улыбнувшись одному из охраняющих, она безостановочно вывела меня за ворота. Все-таки я заметил два пристальных взгляда, тщательно меня изучающих и немного недоумевающих. Один из пиратов даже сделал некое движение нам навстречу — то ли спросить чего хотел, то ли просто размяться. Но потом передумал и перевел свое внимание на въезжающую машину. И мы оказались вне границ сектора.
И сразу попали в стремительный водоворот города. И города большого. Странного, неправдоподобного, уникального и очень загадочного. Но города. Трудно было привыкнуть к искусственному освещению и выпирающим иногда из самых неожиданных мест остатков улиц и переулков. Но даже эти несуразности в архитектуре использовались со смыслом и значением. Там, где их не могли сгладить добавочными стенами или потолками, выступы украшались рекламой, мощными прожекторами, а в некоторых случаях делались похожими на некие памятники и монументы, торчащие иногда прямо посреди проезжей части. Следовало отдать должное строителям и архитекторам, которые с годами довели первобытный хаос острова до настоящего совершенства. Чувствовалась рука талантливого зодчего. Или зодчих. Вряд ли упорядочить пространство внутри такой огромной груды обломков было под силу одному человеку.
Пока я старательно избегал пялиться на местные достопримечательности, Рената умудрилась сделать все свои намеченные дела. Зашла в два магазина, потом немного пообщалась с кем-то через зарешеченные окошки на уровне улицы. Мне очень хотелось «потеряться», но мою руку она не отпускала. Слишком уж серьезно отнеслась к опекунству.
Но когда она вышла из последнего магазинчика и прошла по небольшому переулку, мы стали пересекать одну из самых широких улиц. И, глянув вниз, по уклону я увидел большой порт. Само собой разумеется, я встал как вкопанный. И уставился на виднеющийся в конце тоннеля кусок моря. На том куске возле трех длинных причалов стояла уйма самых разнообразных кораблей. Ну как было не посмотреть на порт? Ведь побег можно было осуществить только через него.
Рената, видимо, что-то поняла, а может, и сама была не прочь прогуляться к морю. Ведь при такой жизни всегда должна сказываться хоть и небольшая, но клаустрофобия. И мы спустились к самым погрузочным докам. Шум и пыль там превосходили все мыслимые нормы. Сразу же складывалось впечатление, что идет спешная разгрузка всех прибывающих транспортов. Хотя, может, мы оказались просто в таком месте. Но товары на Хаос поступали в солидных объемах. И тюки, и бочки, и ящики, в которых угадывалось нечто явно тяжеловесное. И мешки, и рулоны, и пластмассовые плиты самых разных цветов и конфигураций. Интересный вопрос: откуда это поставляется? Неужели здесь в наличии мощнейшая поддержка правительства? Или определенных промышленных и экономических кругов?
Я совсем обнаглел и потянул девушку на один из кораблей, на котором разгрузка уже окончилась. Но тут Рената применила всю свою силу и даже как бы испугалась. И принялась тараторить:
— Туда нельзя! Нельзя! Будет очень больно! Нельзя! На воде тебя парализует, а в открытом море умертвит кольцо! Нельзя туда! Идем к брату! Брат! Хочешь к брату?!
Самое главное она мне объяснила, и мне осталось только радостно заулыбаться бородатой физиономией.
На обратной дороге мы не петляли, а продвигались напрямую. И достигли комнат моей опекунши минут за двадцать. Она сразу бросилась к столу:
— Умираю от жажды! — Налила себе стакан сока из кувшина и залпом выпила. Затем еще один. Лишь потом обратила внимание на мои просительно вытянутые руки: — И ты хочешь? Ну конечно же… Сейчас!
Она хотела идти за вторым стаканом и поставила кувшин на стол. А я не стал долго церемониться, схватил его и стал жадно пить. Мне ведь все должно прощаться! Тем более что сок был так вкусен и ароматен, что хотелось пить не останавливаясь. Что я и сделал. Вернее, остановился, но тогда, когда сока не осталось. Не сдерживая шумной отрыжки, я неуклюже поставил кувшин на стол и повернулся к Ренате. Она сидела на диване, с полуулыбкой наблюдая за моей непосредственностью. Постучав по подушкам, позвала:
— Садись здесь! Я так устала, просто сил нет! Пару минут отдохнем и пойдем кушать. Хочешь кушать? Ну тогда садись здесь и жди! Садись, садись! Мои ножки так устали… Вот молодец! Отдохнем — и сообразим вкусный обед. Что ты хочешь на обед? А, ну да — нашла у кого спрашивать! Наверняка только конфеты! Но ведь конфеты тебе нельзя! А почему… Странно, не помню… Как все-таки я устала… И спать хочется…
Ее слова незаметно переходили в бормотание, а в голове у меня крутилась мысль: пусть заснет! Я сразу же пойду гулять по острову! Сам! Для проверки. Главное — девушку не спугнуть.
И я затих как мышка. И мозги у меня стали маленькие, как у мышки. Хотя несколько мыслей все-таки успело проскочить: опять сок со снотворным или остатки успокоительного укола? И у меня и у нее? А ей что вкололи? С большим усилием я открыл слипающиеся веки и заметил чей-то силуэт в проеме двери. Расплывающийся и мерцающий. И тут же сон прочно сковал мои члены. О великие электроны! В какой уже раз?!
Где я? С кем я? Кто я? И что со мной?
Просыпаться не хотелось. Ни телу, ни мозгам. Полная леность и расслабленность отталкивали любые ростки беспокойства и неудовлетворенности и устилали их пушистым ковром равнодушия и беспечности. Казалось, так будет продолжаться вечно, но вдруг меня безжалостно вырвали из сонной прострации шумом, всхлипами и женскими криками. Я резко открыл глаза и попытался сесть. В ответ раздался до омерзения знакомый звон колокольчиков. Я опять был связан! И гол! И опять прикован цепями к огромной кровати! Да сколько ж можно?! Я повернул голову и опешил: рядом со мной в таком же положении находилась Рената! Тоже голая и тоже прикованная! Она со слезами на глазах пыталась разжалобить стоящую возле нее на коленях обнаженную Эльзу:
— Зачем вам его мучить, госпожа?! Делайте со мной что хотите, только его не трогайте! И брат его может узнать! И сильно разозлится!
— Этот не расскажет! А ты тем более! — Эльза заметила мой совсем непритворный дебильный взгляд и обрадовалась: — Смотри, проснулся! Понравилось спать! Столько сока выпил, жадина! Зато теперь совсем другой вид — просто красавчик! И зачем было прятать такое личико под кошмарной бородой? Нет-нет, ты только посмотри!
А я с веселым ужасом осознал, что меня побрили и коротко постригли. Ужас — из-за того что меня могут узнать враги. А веселость — из-за того что моя растительность мне уже жутко надоела.
Но я вовремя опомнился и перестал весело ужасаться. Я погрустнел, взгляд мой остекленел, а ум самым спешным образом вошел в ступор медитации, с интенсивностью подбрасывая себе все новые и новые серии картинок из моей неприглядной прежней жизни. Правильный настрой помог мне полностью изолировать поползновения моего мужского естества и подавить его необузданность в самом зародыше. Сквозь фильтры моих эмоциональных щитов я со стойким и регулируемым равнодушием наблюдал за происходящим.
Рената разразилась новыми просьбами:
— Мне стыдно, госпожа! Отпустите нас! Ну пожалуйста!
— Все, мне надоело! — зло воскликнула Эльза. Достала откуда-то широкий кусок пластыря и ловко заклеила рот своей рабыне. — А теперь мычи сколько угодно! На пару с этим красавчиком! А я буду с вами играться… И очень, очень нежно и красиво… Обещаю, вам понравится…
Она достала у изголовья свою до боли мне знакомую плеть, вставила свои коленки между наших ног и полностью отдалась искусству соблазнения. Я-то выдержал… Опять-таки с большими трудностями. Мне даже пришла в голову мысль, что я уже стал импотентом. Пришлось тут же подавить в себе зародившуюся панику и покорно с этим смириться. Дабы не разбудить зверя бессмысленными проверками.
А вот Рената не выдержала. Слишком чувствительной она была натурой! Да и пластырь с нее был снят очень быстро. Уже через двадцать минут она стонала и дергалась так, что колокольчики звенели не переставая. В их переливе даже почудилась некая мелодия расплавленного и текущего металла, грохот вздымающейся в жерле лавы и шум горячего пустынного ветра. Может, Эльза включила и некую музыку, но у меня создалось впечатление, что мелодия исходит от звенящих колокольчиков. А когда владелица полностью слилась с телом своей рабыни, распростершись на ней в шестьдесят девятой позиции, вполне естественно наступил самый трепетный момент кульминации — Рената впала в сильный и продолжительный оргазм. Ее тело извивалось и выгибалось дугой, словно пытаясь сбросить с себя другое женское тело, и оба покрылись мелкими бисеринками пота. При этом меня касались самые приятные и соблазнительные части их тел, даже отталкивали иногда, но лишь затем, чтобы через секунду вновь прижаться с еще большею силою. Мне даже показалось, что Рената испытывает гораздо большее удовольствие именно из-за моего присутствия. Но и это подозрение я прятал от себя как можно дальше. Уж больно сладок был грех и желанен. Уж больно быстро я мог впасть в искушение. И в который раз в жизни я пожалел, что не умею по желанию отключать сознание. Или, вернее говоря, связь с окружающим миром. Недоучился у профессора Сартре на Оилтоне… Времени не хватило… За принцессой увивался, в любовь играл! Стоп… Стоп! Только не это! Будь она проклята! К треунтору меня приговорила! Ужас какой! Треунтор!..
Самая мрачная картинка из моих воспоминаний замерла у меня перед глазами, и разум без труда восстановил контроль над расшалившимся телом.
Страстные стоны, иногда немного затихающие, продолжались еще более часа. Пару раз Эльза и на меня переключала свое внимание. Но, видя мою полную отрешенность и незаинтересованность, вновь с непонятной настойчивостью припадала всем телом к несчастной Ренате. А может, и не такой уж несчастной? Ведь недаром она была согласна вначале на что угодно. Ей наверняка это нравилось! Только было немного стыдно передо мной. Хотя чего меня-то стесняться? В таком виде меня можно было смело пускать в спальню восемнадцатилетних девственниц и не опасаться нежелательных последствий. Хотя это смотря как понимать — кому нежелательных, а кому…