Вот уже две недели, как я был переведён из столицы и теперь служу в окружной полиции маленького провинциального городка Мокрые Псы. Первое время хотелось застрелиться от скуки и безысходности, но сейчас начинаю понимать, что здесь не так уж и плохо. Честное слово…
Незагазованный воздух, минимум автомобилей, незатейливые жители, простая еда и в целом всё как-то ближе к природе. Вроде как если бы первые поселения чертей на нашей планете всё ещё сохраняли свою наивную девственность. Недавнюю службу в столице я вспоминал уже как вчерашний сон, и меня уже не тянуло туда так, как вначале. А может, и не тянуло вообще. Что-то во мне изменилось, и новое место работы определённо начинало нравиться. Я даже свои записи стал вести более размеренно, художественно расписывая все детали…
Быть может, виной всему этому чудесная погода, золотая пора ранней осени? Солнце вечно прячется за тучами, светлеет поздно, темнеет рано, притом никакой сырости в воздухе, и дышится легко. Не знаю, как такое получается, наверняка дело в особенностях местного климата. Но ведь не всё определяется только им. Неменьшее значение имело и моё здешнее окружение…
Как упоительно бодрит простодушное невнимание шефа полиции Жерара Базиликуса, всегда вежливо, по нескольку раз на день хмурящегося в мою сторону. Кто знает зачем и почему? Спросить прямо — неудобно, он всё-таки мой начальник. Но я сразу собираюсь, вспоминаю, где и чего недоделал, а в результате рабочий день пролетает незаметно, оставляя хороший задел на завтра!
А чего стоят вечно зелёные глаза обаятельной Эльвиры? Это моя самая сокровенная тайна, нам ведь нельзя открыто проявлять чувств, ибо служба… Но, положа руку на сердце, не из-за неё ли я, собственно, остался здесь, хотя рапорт о переводе в ещё более дальнюю глушь только приветствовался бы нашим руководством. Хороших полицейских всегда не хватает, а уж выпускники столичной академии — вообще на вес золота. Но я остался в Мокрых Псах. И ничуть об этом не жалею!
Мне почти удалось привыкнуть к пристальному вниманию со стороны горожан и нехорошим взглядам, которыми одаривала меня каждая проходящая чертовка. Причём вне зависимости от возраста! В этом городке зачастую дряхлые бабульки с некупированными хвостами давали фору молодым. Не могу сказать, что это совсем меня не радовало.
— Мама-мама, а этот… этот подлицейский… он бил нас в садике! — радостно кричал мне вслед какой-нибудь малыш, от эмоций глотая слова, и его мама награждала меня злобной улыбкой и грозила кулаком. А на лбу было крупными буквами написано, что муж в командировке, ребёнка она уложит пораньше и свободна на всё что заблагорассудится. Приятно? Конечно, приятно!
И кстати, капрал Флевретти этим беззастенчиво пользуется. Я — нет, у меня было строгое воспитание, папа, капитан полиции, неустанно бдил за сыном, а мама, заставляя меня читать книги, между тем строго следила за подбором литературы. То есть о существовании таких развращающих книг, как «Люди — миф или фигня?», «Загляни бабушке под…» и печально знаменитой «У моего Билли есть ещё большая хреновина!», я узнал лишь от товарищей по полицейской академии. И до сих пор благодарен за это родителям…
После раскрытия дела о маньяке святой воды, как мы окрестили его в отчёте, ко мне, конечно, начали относиться получше, но само понятие «получше» у нас, чертей, тоже весьма своеобразно. И иногда его легко перепутать с «похуже». Одобрение может выражаться и тычком в бок, которым, злорадно улыбаясь, вас награждает случайный прохожий, и подножкой, и тысячей других мелких пакостей, которые могут навредить здоровью, а при невезении и жизни, но суть парадокса, что всё это на самом деле знаки искреннего дружеского расположения!
Я по-прежнему жил в гостинице «Рога под нимбом», но теперь муниципалитет снял мне более дорогой номер с небольшой комнатой отдыха, где стоял письменный стол, кресло и даже был проведён бесплатный Интернет. Совершенно необходимая вещь для каждого полицейского детектива, ибо художественное писание отчётов, по-моему, занимает неменьшую часть нашего времени, чем само расследование.
Целую неделю после того, как мы арестовали злодейского маньяка-почтальона, я был завален этой нудной бумажной рутиной. Кто не представляет себе, что это такое, лучше и не представлять вообще. Задержать преступника — только полдела, куда сложнее подготовить на него всю отчётность, доказательную базу, кучу бумаг, подтверждений, экспертиз, улик и результатов анализов. Иногда просто зашиваешься, а когда наконец свалишь всю бумажную гору с плеч, наступает рутина и скука…
И вот в последние два дня от безделья на меня навалилась такая дикая тоска, что я наконец решился сам позвонить Эльвире, от которой давненько не было вестей, и пригласить её на кофе с драконьим молоком.[1] Разумеется, она меня предупреждала, что всю неделю пашет в редакции без продыху, все газеты округа и даже столицы требовали от неё интервью как невинной жертвы и прямой участницы ужасных событий. Но всё равно я на каком-то этапе думал, что интересен ей не только как объект журналистского расследования, но и что у неё ко мне нечто большее… даже личное…
Нет? Уже и не знаю. К сожалению, женщины не поддаются логике штатного полицейского детектива. Но если честно, то я надеялся, что, возможно, она сама мне позвонит. В смысле позвонит первой! Это свидетельствовало бы о том, что она действительно ко мне неравнодушна.
Но дни летели за днями, сотовый телефон мрачно молчал, и наступить на горло собственной гордости я решился довольно быстро…
— Э-э, недобрый день! Я вот решил…
— Привет, герой!
У меня почти пропало дыхание от радости слышать её мелодичный голос, мягкий, завораживающий, с чуть заметной интимной хрипотцой. И она, похоже, тоже была рада моему звонку. Но на предложение о встрече с сожалением ответила, что сегодня никак, она обещала после работы помочь маме отмыть трёх младших братьев.
— Ты же знаешь, как чертенята любят валяться в мазутных лужах. Так что, увы, но это на весь вечер.
— Тогда, может, завтра? — с надеждой спросил я.
— Завтра я должна подготовить всё к сдаче нового выпуска, из-за отъезда больше некогда будет это сделать. Обещала шефу, что успею, хоть кровь из носа.
— Какого отъезда? — не понял я.
— А я тебе не говорила? О, извини. Я еду освещать конференцию вампиров и упырей по вопросам искусственного питания. Да, понимаю, жуткая мутотень, но кто-то же должен…
— Нет-нет, что ты, это очень даже интересно, — торопливо возразил я. — Так они уже научились чем-то заменять крысиную кровь? Мне приходилось что-то об этом читать…
— Да, растительный аналог создан давным-давно, но споры до сих пор не утихают. Традиционалисты не соглашаются пить кровь из сои. Многие кричат, что для их организма она совершенно не годится и, более того, ведёт к преждевременному старению.
— Точно, — припомнил я. — У вампиров какой-то пунктик насчёт этой вечной молодости…
— Именно, хотя сейчас всё больше подтверждений, что большинство вампиров, которые особенно возмущались, на самом деле прекрасно её усваивают и насыщаются субпродуктом. Просто никто не хочет полностью переходить на сою, ведь главный кайф они испытывают не столько от вкуса крови, сколько от способа её добычи — убийства живой плоти!
— Да уж, от убийства соевых бобов столько удовольствия не получишь, — согласился я.
Эльвира неодобрительно пощёлкала языком. Знаю, она не приветствовала убийство крыс, кровью которых традиционно питаются наши вампиры, потому что выросла на крысоферме и заботилась о питомцах как о близких родственниках. Хотя любимым блюдом у неё до сих пор оставалось жаркое из крыс-двухлеток. Разговор постепенно перешёл на другие темы, и, поболтав ещё минут пятнадцать, мы ровно попрощались, традиционно желая друг другу покойной ночи. В смысле сна, крепкого, как у покойника…
Вот, собственно, и вся любовь. Я ведь говорил, что нам, полицейским, не стоит так уж открыто проявлять чувства. Как только девушка понимает, что интересна тебе, то либо убегает, либо садится на шею. Получается, что мне ещё стоило бы быть благодарным милой чертовке за столь деликатный отказ от кофе с молоком и всей романтикой.
Спал плохо. Ворочался и думал, что я ей скажу, если мы хоть когда-нибудь встретимся. Мысли были дурацкими, а все слова банальными, я тупо влюбился и не знал, что с этим делать…
Однако всё оказалось куда сложнее и наша встреча произошла гораздо быстрее, чем мне представлялось. Ибо на следующее же утро, когда я сумрачно припёрся на работу, только шагнув на порог, уже услышал её смешливый голосок:
— Ха-ха, да он ни за что не поедет! Мой шеф не сидит на диете и не занимается спортом, он такой толстый и неповоротливый, не то что вы…
Я ещё из коридора отметил, как Базиликус смущённо краснеет, сияя адским огнём во всё лицо. Эльвира, закинув ногу на ногу, сидела напротив, поясняя суть дела. Одетая очень нарядно, в красном кружевном корсете и обтягивающих бархатных брюках чуть более тёмного оттенка, местная журналистка выглядела просто восхитительно. Мой начальник проиграл сражение ещё до того, как она начала говорить, — у него просто не было шансов…
— Проблема в том, что со мной должен был ехать фотограф, но у него вьетнямнямская свинка. — Чертовка опустила бровки, сделав жалобное личико. — А скромной девушке, одной, без охраны и поддержки на целом лайнере вампиров, ни за что не справиться. Мне не простят провала задания! Ума не приложу, что делать, что делать…
— Кажется, я знаю, как вам помочь, — отважно прокашлялся комиссар Жерар. — С вами поедет мой лучший сотрудник, а вот, кстати, и он! Брадзинский, вы отправитесь на закрытую конференцию, чтобы помогать прессе в лице нашей очаровательной мадемуазель Фурье.
— Вы уверены, шеф, что я в эти дни не понадоблюсь вам здесь? — для вида засомневался я, в душе не веря своему счастью.
— Конечно, поезжайте, когда ещё с нашей зарплатой у вас выпадет возможность попасть в такой круиз. Уж не в этой жизни точно. — Шеф раскатисто рассмеялся, так что его мундир натянулся ещё больше, едва не лопаясь и обнажая несвежую рубашку.
Комиссар Базиликус вроде бы постоянно сидел на диете, но, как говорили, срываясь, примерно раз в месяц уходил в такой чревоугоднический загул, что за три дня возвращал весь тот один килограмм, что ему путём неимоверных усилий удавалось сбросить за четыре недели.
— О, вы так добры, месье Жерар, я с удовольствием приму помощь пана Брадзинского, — молитвенно скрестив руки на груди, простонала Эльвира. — Разумеется, все расходы наша газета возьмёт на себя. И… с меня сувенирчик!
Прощаясь, она улыбнулась мне уголком губ, бросив хитрый взгляд сквозь скромно полуопущенные ресницы.
— Помощь прессе — наш гражданский долг! Не беспокойтесь, мы с капралом Флевретти как-нибудь управимся без одного бесценного сотрудника, — хмыкнул ей вслед комиссар, видимо по-своему расценив моё смущение. Я же стоял столбом, не рискуя спугнуть удачу.
— Да, месье, вы абсолютно опять правы, — не совсем впопад поддакнул Флевретти, потягиваясь на стуле и делая очередной глоток своего неизменного томатного сока с перцем.
Он у нас в отличие от шефа, подсаживающегося то на китайскую, то на уарагвайскую еду, кажется, и питался только соком, а потому в плане фигуры был полной противоположностью главе отдела полиции. Тощий, как вампир после тысячелетней спячки, ленивый до разгильдяйства, любвеобильный до икоты и бескорыстный как никто, капрал обрекал себя на вечное прозябание без всякого служебного роста, но ни на миг и не сожалел об этом. Поверьте, такое бывает!
Ему хватало скромного жалованья, уставной полицейской формы и обширного дамского внимания, в котором он просто купался. Кстати, вампирская кровь у него и правда имелась или, вернее сказать, тенденция к вампиризму. Его прабабушка укусила его прадедушку в первую же брачную ночь, чтобы продемонстрировать наутро кровавые простыни. Тогда ещё была такая смешная традиция. За простыню без крови наутро легко мог последовать развод…
Сколько сил мне стоило спокойно отработать этот день — кто бы знал! В голове то и дело всплывал образ прекрасной журналистки и её чарующий голосок: «Я с удовольствием приму помощь пана Брадзинского!» О-о, это звучало просто волшебной музыкой…
На следующее утро в назначенный час я был на вокзале. Когда выходил из гостиницы, ещё не вполне рассвело и на душе пело возвышенное предвкушение чуда! Моя грудь вдыхала свежий запах пробуждающейся природы, и даже вороны на мёртвых вязах в аллее, сутки напролёт изрыгавшие проклятия, на время умолкли, устало задремав на своих ветках. И сейчас на перроне, в ожидании Эльвиры, на меня снизошло упоительное счастье от трогательнейшего единения со всем этим миром, таким мрачным, злым и одновременно таким чистым и восхитительно беззащитным в это дивное время суток…
Журналистка пришла на перрон в своём чёрном плаще, в котором я впервые увидел её, но в красном платке на голове и туфлях на высоченных каблуках она выглядела настоящей леди, сошедшей с обложки журнала «Chertopoliten».
— Ты чертовски сногсшибательна, — сказал я, приветственно пожав её пальцы и беря её чемодан.
Она опустила голову, попытавшись скрыть радостную улыбку.
— А ты не заметил кое-чего?
— Ты покрасила волосы? Сменила причёску? Новая губная помада? Опять нет…
— Я думала, заметишь ещё в участке, — чуть виновато поморщилась она. — Я купировала хвост.
— Что?!
— Ну да, а чего такого? Ты был прав, это ненужный атавизм. Сам же говорил, что в столице так больше не носят…
Я не сразу ей поверил. Но получается, она сделала это ради меня? Чтобы быть такой же, как я, и стать мне ближе?! Но это же больно…
— Так вот почему мы не могли встретиться раньше. — Я тихо взял её за руку. Она благодарно потёрлась лбом о моё плечо.
Мы молча дождались нашу электричку, чтобы к ночи уже быть в морском порту, из которого и уходил наш лайнер. Я не знаю, почему молчала она, у меня же просто не находились умные слова для начала разговора, а сыпать банальностями или благодарностями казалось и глупым, и пошлым…
Разместившись по полкам, мы бросили вещи, попросили проводника запереть купе и сразу прошли в вагон-ресторан, где заказали завтрак.
— А расскажи мне о своей службе в столице? — первой начала она. — Я никогда не была там…
— Ну-у… ничего особенно интересного, — начал было я, но, видя её поскучневшие глазки, тут же поправился: — Хотя, если вспомнить пару занятных дел о краже в магазине женского белья «Zara-a-a»… Меня тогда второй раз ранили в перестрелке, шайтан-террорист засел за рядами лифчиков и…
За разговорами день пролетел так быстро, что мы почти не замечали ужасных красот за окном — древних разваленных замков по берегам мутной чёрной реки, кладбищ, где жили деревенские баньши и гарпии, склепов всех архитектурных стилей и даже печально известного на всю страну Умертвийного болота, прославившегося своими знаменитыми плясками безумных призраков удодов-однолюбов. Ходили слухи, что учёные, изучавшие их поведение, сошли с ума.
Нам было просто не до них, тема стрельбы сквозь кружевное бельё и задержания преступника, повязанного элитными чёрными колготками с люрексом без шва, так захватила мою собеседницу, что я впервые почувствовал себя в шкуре капрала Флевретти…
Мы говорили и говорили об одном, о другом, о третьем и вообще обо всём на свете, так что даже не заметили, как прибыли на место. Я с трудом скрыл разочарование, но вовремя вспомнил, что у нас ещё почти неделя, а точнее, пять дней на морском лайнере вместе. То есть уж наговориться успеем точно. Я опустил окно в купе и жадно вдохнул ноздрями свежий морской воздух…
До причала мы доехали на туристском трамвайчике. Время позволяло, и мы этим воспользовались, чтобы немного посмотреть портовый город. Мы выехали на расцвеченную огнями главную улицу со множеством сувенирных палаток, киосочков и магазинчиков, которые работали круглые сутки. Посмотрели в окошко на дельфинариум с программой плавающих в огне вулканических дельфинов, парк аттракционов ужасов с иконами самых известных человеческих святых и экстремальным аттракционом «Русские горки» без санок…
А вышли у знаменитой дьявольской аллеи с самой большой и старой пальмой, которая по легенде была посажена самим Люцифером в пору, когда он увлекался парковым садоводством. Сразу за ней был выход к докам, где рядом с сухогрузами стояли танкеры, работали подъёмные краны, сновали рабочие-домовые в шипастых касках, а уже оттуда рукой подать до пристаней. На отдельно отгороженных причалах теснились слепящие своей белизной дорогие яхты, скутеры и катера…
— Вон он, наш «Падший ангел», правда красивый?
Я даже не сразу увидел так называемый лайнер, освещаемый прожекторами, он стоял у последнего причала, рядом с несколькими прогулочными моторками, мимо сновали грузчики с багажными тележками, торговки увядшими цветами, газированной серной водой и всякой сувенирной мелочью, покупаемой пассажирами в последний момент.
— Но это же обычный трёхпалубный речной теплоход? — неуверенно обернулся я.
— Ну да, — безмятежно откликнулась Эльвира. — На аренду настоящего океанского лайнера у вампирской ассоциации никогда денег не хватало. Они же все скупердяи как не знаю кто. Зато понтов выше бушприта! Поэтому едем на этом скромном теплоходике, который по всем отчётным документам ассоциации будет указан как лайнер. А тебе не всё равно?
— Да, в общем, не знаю, — замялся я.
— Поверь, — Эльвира доверительно взяла меня под руку, — на настоящий лайнер старина Жерар ни за что бы тебя не отпустил, не такой уж он и наивный. Плюнул бы на гордость и поехал бы со мной сам. А на этих скромных пароходиках его укачивает…
Я подумал, что как эту посудину ни называй, однако выходить в открытое море на речном теплоходе — это чистой воды безумие. Но раз Эльвира была так твердокаменно-спокойна, то показываться перед ней трусом и даже просто чересчур осторожным занудой мне не хотелось. Поэтому я промолчал, решив тайно спросить о предпринятых мерах безопасности у капитана, когда её не будет рядом.
Увидев, что она загляделась на чёрные розы в последней стадии увядания, я взял ей букет, украшенный траурным крепом.
— Как ты узнал, что это мои любимые? И пахнут гниением и тленом… — Она прижала их к груди и чмокнула меня в щёку.
— Жаль, ещё не окончательно высохли.
— Ничего, умрут у меня в каюте… Это было очень мило, спасибо, Ирджи!
Не забывая о своих обязанностях фотографа, я сделал несколько снимков суеты у причала и поснимал «лайнер». Потом крупным планом первых пассажиров — молодого вампира и девушку из вегетарианцев, пьющих только искусственную кровь. Таких сейчас немало, они стояли на второй палубе и о чём-то спорили, вернее, что-то доказывала девушка. Но, судя по отчаянию и слезам в глазах, видимо, не в первый раз и уже не очень надеясь на успех, а вампир с усталым и горестным видом тупо смотрел прямо перед собой на сонный город.
На причале среди пассажиров других кораблей, провожающих и тех, кто просто прогуливался по набережной, можно было высмотреть и остальных участников предстоящей конференции. По качающемуся трапу поднималась делегация мурмынских вампиров-традиционалистов, одетых в строгие костюмы а-ля граф Дракула. Они держались с заносчивым достоинством мелких князей, в которых с кровью предков (и тщательно отобранных жертв) из века в век передавались псевдотрансильванский прононс и изысканные манеры. Хотя, по идее, они были действительно древнего происхождения, но времена меняются, и дедушкины кружевные манишки в сочетании с красными кушаками на толстых пузьях выглядели до театральности наигранно…
Яркий контраст с ними составляли бритоголовые цыганские вампиры-нувориши, в атласных рубашках, мини-юбках с оборками и майках дорогих лейблов на голое, татуированное тело. Сплошь босые, шумные, блестящие вставными золотыми клыками, бренчащие кольцами-браслетами, ожерельями из ворованных монет и наигрывающие сами себе что-то заунывное на расстроенных гитарах в стиле «тимамотина». Хорошо хоть без вечно чумазых детишек, дёргающих прохожих за куртку и требующих не жадничать, а то хуже будет…
За ними выстроились краснолицые небритые виндусы-ракшасы с постоянно открытыми ртами, из которых вываливались огроменные клыки и капала слюна. Когда они радостно здоровались с зеленокожими обоснийскими вампирами, те невольно отдёргивали волосатые пальцы, выражая неодобрение такой фамильярности шевелением длинных чёрных усов и косматых бровей. Не потому что такие уж брезгливые, просто слюна у виндусов ядовитая…
Скромно выглядящие славяне-упыри, в длинных посконных рубахах, в простонародных лаптях, с добрыми голубыми глазами, длинноволосые и бородатые, стояли отдельно, никого не трогая и ни к кому не приставая. Наверное, они и кровь пьют так же застенчиво, с достоинством, без позёрства…
Впрочем, мои земляки из Полякии пестрели яркими кунтушами, блистали улыбками и гордо задирали подбородки, показывая всем, кто тут самый-самый-самый. Даже если клыки короче, сапоги дырявые, усы висят, кровяную колбасу на экспорт никто не покупает, а сама популяция мала до смехотворности — гонор превыше всего!
Таким образом, все вампиры старались нарядиться в свои традиционные национальные костюмы. Но это исключительно для данной конференции, в повседневное время они одеваются как обычные законопослушные граждане, никак себя не выпячивая…
Ох, если б я только знал, что нас ждёт в этом на первый взгляд таком мирном круизе, то взял хотя бы табельное оружие. Но продолжу по порядку, как положено в отчётах…
— Идём?
— Да. — Я кивнул окликнувшей меня Эльвире, подхватил её чемодан, перекинув свою дорожную сумку на плечо, и шагнул вслед за ней на трап.
Наверху гостей встречал капитан, высокий статный чёрт в парадной форме с рублеными чертами обветренного лица, ободряющей улыбкой и рогами в полосочку.
— Добро пожаловать на борт «Падшего ангела», мадемуазель… — Он проверил протянутые билеты. — О, мадемуазель Фурье, и месье… Брадзинский. Прошу вас! Стюард вас проводит. Жак, возьми багаж у месье.
Ушлый чертёнок в матроске и широченных клёшах выхватил у меня чемодан и быстрее ветра помчался по палубе. Эльвира прыснула в кулак, показывая на него глазами. Шустрый паренёк тем временем уже спустился на нижнюю палубу и добежал по коридору до нашей каюты, открыв её ключом.
— Прошу, мадемуазель и месье! — Он распахнул дверь и внёс багаж. — Ваша каюта. А здесь, — толкнул дверь в маленьком холле, — ваша ванная с серой, огненный душ, если перестанет работать, просто дёрните за шнур посильней, туалет, все удобства. Если что-то понадобится — дайте знать. Кхе-кхе…
Я сунул ему немного чаевых, и он, довольный, выпорхнул из каюты с ещё большим ускорением, чем влетел в неё. Мне даже на секунду показалось, что он создал маленький вихрь, от которого зашевелились занавески на открытых иллюминаторах и самопроизвольно захлопнулась дверь.
— Милый мальчик. Такой активный и услужливый, — уже в открытую рассмеялась Эльвира. — А здесь неплохо, старенько, грязненько, прямо как дома.
— Мы будем жить в одной каюте?
— Ну, кровати-то тут раздельные, — покраснев и опустив голову, заметила она. — Это же двухместный номер. У нашего руководства не так много денег, чтобы брать для сотрудников отдельные номера. Они всегда так заказывают.
— И ты всегда живёшь в одном номере с фотографом? — невольно заинтересовался я.
— Это всего лишь работа, ничего личного!
— Знаешь, я всё-таки пойду выясню насчёт отдельного или в крайнем случае подселюсь к какому-нибудь вампиру.
— Ты будешь спать в одной комнате с вампиром? — картинно изображая обморок, ахнула Эльвира. — Да ты знаешь, что он с тобой сделает? Обмажет тебя зубной пастой во сне! А ко мне подселят какую-нибудь старую упыриху-астматичку с лысеющим злобным пуделем. Она будет кашлять всю ночь, а он храпеть. Ты этого хочешь?!
— Мгм… этого я и врагу не пожелаю, — неохотно буркнул я. — Ты права, с вампирами лучше не селиться, а свободных кают у них просто может не оказаться, если на лайнере вместимостью в двести пассажиров только на конференцию, как ты мне говорила, заявлено двести три участника.
— Ну вот. Было о чём спорить!
— Хорошо-хорошо, как скажешь. Если ты точно уверена, что я тебя не стесню…
В ответ она лишь вздохнула и закатила глаза.
Вообще-то, честно говоря, каюта мне тоже понравилась. Старинная мебель, небольшие иллюминаторы, стены обшиты чёрным деревом, искусственно декорированным под вид «после страшного пожара». Взгляд сразу останавливался на большом пологе из паутины над обеими кроватями, тонкая работа, труд сотен пауков, и как только такая ажурная вещь выдерживает морскую качку? А в центре потолка горела лампа с типовым плафоном в виде распластанной летучей мыши. Действительно, как дома, в детстве у меня в комнате была такая же…
Мы решили не задерживаться в каюте, а сразу пойти осматривать корабль.
— Думаю, мне стоит подождать тебя на палубе, — сказал я, выходя первым, чтобы дать Эльвире возможность привести себя в порядок. Женщины всегда тратят на такие вещи втрое больше времени, чем мы, мужчины, поэтому вечно опаздывают. К этому нельзя привыкнуть, но можно подходить философски…
Поднявшись на среднюю палубу, я оперся о перила и стал смотреть, как капитан встречает новых гостей. Он как раз объяснял что-то на пальцах двум пожилым вампирам в длинных лапсердаках и чёрных шляпах, судя по носам и пейсам, изряильтянам. А за ними стояли ещё трое кровососов, но уже в обычных современных строгих костюмах лишь слегка готического покроя. Эти явно наши, из Парижска, я таких пару раз арестовывал за появление на улице днём в нетрезвом виде и неподобающей одежде. Вообще-то, скорее, совсем без неё…
— Да уж, кажется, мы… Здесь собрались вампиры разного пошиба и… — произнёс рядом кто-то неприятным тонким дребезжащим голосом. Причём в свежести морского воздуха явственно ощутился аромат дешёвого алкоголя…
— Простите, вы мне? — Я обернулся и увидел тщедушного пожилого чёрта в потрёпанном костюме, со злым колючим взглядом, характерно красным носом и морщинистыми руками с длинными крючковатыми пальцами. Типичный алкоголик, и как только его пропустили на корабль?!
— А вам, юноша, видимо, такие сборища по…
Пренебрежительный тон и манера говорить тоже не вызывали мгновенного расположения к незнакомцу.
— Доктор Хам Хмельсинг, к вашим… — Он протянул мне влажно блеснувшую ладонь.
— Ирджи Брадзинский. — Я поколебался и не стал добавлять «приятно познакомиться», что-то отталкивающее промелькнуло в его лице и почувствовалось в липком рукопожатии.
— Вы эмигрант, как и…? У вас славянская морда и черты лица так…
Меня резко поразила эта пьяная наглость: когда всё время ходишь в полицейской форме, невольно привыкаешь к гораздо более вежливому обращению. А сейчас я в штатском, и вот пожалуйста…
— Нет, я не эмигрант. Но, собственно, какое вам дело до моего лица?
— Хм… А я был почти уверен, что…
— Вы меня извините. — Мой подчёркнуто-холодный тон намеренно противоречил словам. — Мне надо идти.
— Вы журналист или…? На этом полном вампиров корабле только журналист может быть столь беспечен, но… Просто я не люблю… Этим и вызвано, признаюсь, моё несколько неуважительное к вам…
— Вы пьяны или издеваетесь? — не выдержал я.
— О нет, не пьян, что… Простите меня, если я вас задел, молодой… Но ещё никто не упрекал меня в подстрекательстве к… — елейно откликнулся пассажир, не давая мне возможности окончательно утвердиться в праве заехать ему по уху.
Вряд ли, конечно, я бы стал это делать, мне бы не позволили честь мундира и уважение к старости. Хотя в данном конкретном случае стоило бы! Есть такие милые типажи, которые испортят вам всю кровь, наплюют в душу, обвинят во всех грехах и уйдут не извинившись, с чувством исполненного долга.
По счастью, в этот момент к нам на палубу поднялась Эльвира, в вечернем платье цвета чёрной морской волны, накинутом на плечи прозрачном палантине и туфлях-лодочках на шпильках в тон губной помаде. Я обернулся, дабы сразу увести её отсюда, но не успел…
— О, профессор Хам Хмельсинг! — неожиданно радостно кинулась она к старичку.
— Моя худшая… — На его лице отобразилось подобие язвительного удовольствия. — Вы были такая… мхм…
— Такая что? — с угрозой уточнил я, забыв, что переспрашивать что-то у него бесполезно.
— Такая вся…
— Да, это я освещаю конференцию для «Городского сплетника». А вы-то что здесь забыли, старый маразматик? — Эльвира нежно приобняла его за костистые плечи.
— Я, милочка, здесь просто по совету моего… Морской воздух полезен для моих…
— Понимаю, вы опять на охоте? — Она заговорщически посмотрела ему в глаза и сжала кулачки.
Профессор вытер старческую слезу и попытался ущипнуть её за попу.
— Эй! — Я рефлекторно схватил его за руку.
Моя спутница с возмущением округлила глаза, но в этом возмущении явно читалась симпатия к нетрезвому извращенцу.
— Простите, рука сорвалась, милочка, и… Ну отпустите же, вы, грязный…
Эльвира выразительно кивнула мне, и я выпустил его из захвата.
— Держитесь от неё подальше!
Старичок потёр пострадавший локоть, кинул на меня злобный взгляд и быстро захромал прочь.
— Он был твоим преподавателем? — поражённо спросил я. — С такой чудесной особенностью, не сказать дефектом, речи?!
— Это никому не мешало. Мы всё равно его не слушали, — беспечно откликнулась она, грациозно опираясь на перила.
— А что он у вас вёл? Ну, в перерывах между запоями…
— Читал лекции по психологии бытового вампиризма. Говорят, в молодости он был известным охотником, буквально одержимым борьбой с вампирами, пока они его не покусали пьяного в тёмном переулке за пабом. С тех пор он изучал вампиров только с научной точки зрения, даже купил по ним докторскую и выбрал мученическую стезю преподавателя пединститута, где я училась.
— Но он сказал мне, что не любит журналистов, и даже, приняв меня за твоего коллегу, повёл себя просто как свинья. Выходит, он ненавидел всех своих студентов?
— Конечно, за что мы его и сами ненавидели всем сердцем, — улыбнулась Эльвира, с любовью оглядываясь на скрывающегося из виду старика и беря меня под руку. Я на мгновение замер, это было приятно. Она впервые взяла меня так под руку, прижавшись к ней грудью.
Но я не смог сразу выкинуть из головы этого седого Хама Хмельсинга. Что-то в нём настораживало, хотя, возможно, причиной тому была только моя профессиональная подозрительность.
— Он что-то недоговаривает… — Я всё-таки не удержался, чтобы не заметить это вслух.
— Он всё время недоговаривает, — рассмеялась Эльвира. — С тех пор как его покусали. Слишком большой стресс, охотники жутко не любят, когда их дичь кусается…
Мы прошлись по средней палубе от носа до кормы, пока я восстанавливал нервы. Всё-таки её учителю удалось меня задеть, последний раз в славянской внешности меня упрекали однокурсники по академии, но там всё решали кулаки, и я быстро завоевал должное уважение. Надо быть проще, вспомнить, зачем я здесь, забыть о службе и переквалифицироваться в газетного фотографа. И я вновь занялся снимками…
Эльвира же присоединилась к группе вампиров, собравшихся у доски объявлений. На плакате с крупной надписью «Ежегодная конференция по вопросам искусственного питания и нетрадиционной косметики» висел план мероприятий. Итак, уже сегодняшней ночью нас ожидало:
1) Торжественное открытие.
2) Дегустация красных вин.
3) Ужин а-ля фуршет.
4) Шельмование изменников.
5) Концерт самодеятельности.
— Каждый год этот дурацкий концерт Эдика Калинкина, — угрюмо прошипел и оскалил клыки остроносый вампир, судя по рисунку вышивки на рубахе, из Маадьярии.
— Разрази меня гром, да этот эмигрант из Ухрюпинска дьявольски далеко пошёл, — сказал вампир с огненной шевелюрой и в скоттландском килте в красно-зелёную клетку.
— За такое, с позволения сказать, пение его часто посылают… Но он всегда возвращается! Опять будет нудеть под рояль свои печальные арии о бедном пастушке-вампире, который хотел укусить одну юную овечку, но всё никак не решался, — эстетствующе добавил мурмынец-традиционалист, и все сочувственно закивали.
В этот момент прозвучал трагический пароходный гудок, и мы медленно, под разноголосый хор вампиров со всех палуб, наконец-то отчалили. Меня вдруг замутило, надеюсь, это реакция на тоскливый вурдалачий вой (недаром в былые времена им пытали на допросах самых злостных преступников), а не морская болезнь. Правда, в море я ещё ни разу не был, но вроде бы вестибулярный аппарат у меня в норме, на каруселях никогда не тошнило, даже на небезызвестной «Дороге в ад на тележке шахтёра» не укачало, а там, вы знаете, такие виражи, что буквально видишь перед носом свои же пятки!
До начала торжественного открытия у нас было больше часа, и мы успели всласть прогуляться по всему пароходику, посмотреть читальный и танцевальный залы, заглянуть на камбуз, в музыкальный салон, конференц-зал, пройтись по шлюпочной палубе и, сев там на одну из скамеек, полюбоваться на огни удаляющегося берега. Ощущение качки значительно притупилось. Мы молчали, очарованные моментом, а наш кораблик мирно покачивался на тихих волнах, утверждая в душе покой и безмятежность…
А в результате неожиданно засиделись и немного опоздали к самому началу открытия конференции. Когда мы вошли в зал, где проходило это мероприятие, какой-то толстый маадьярский вампир, в чёрном готическом фраке и с золотой звездой на груди, уже зачитывал доклад перед разномастной вампирской публикой. Эльвире, как зарегистрированному представителю прессы, разумеется, освободили место в первом ряду, а мне пришлось жаться у стены, старательно щёлкая фотоаппаратом.
Кажется, здесь собрались вампиры всех видов. Правда, они предпочитают, чтобы их называли нациями (мурмынские вампиры, росские упыри, харвадские вурдалаки), слово «вид» опускает их к животным. Тогда как они, по уверениям их же учёных умов и историков, в большинстве своём являют пример самых высокоразвитых и цивилизованных существ в нашем мире!
Такое высокомерие, конечно, мало кому может понравиться. Поэтому остальная часть мира дружно считает их выскочками и снобами. Даже тихие рабочие домовые называют их «наши благородные господа-кормильцы» исключительно в ироническом смысле. Действительно, все вампиры непонятно с чего мнят себя аристократами, хотя в большинстве своём имеют самое пролетарское происхождение…
Итак, судя по костюмам, здесь собрались виндусы, цыгане, изряильтяне, маадьяры, румалы, поляки, россы, а ещё выбритты, парижсцы и, кажется, высокогорные скотты, если судить по изгвазданным в сырой могильной земле килтам, в которых они щеголяли.
Первый оратор, доктор Пияв из Поркса, выступавший с открывающим конференцию докладом, отстаивал новые технологии в вампирском пищепроме, доказывая, что это повысит популярность вампиров и даст им возможность сыграть большую роль в жизни общества.
— Искусственный заменитель крови — это будущее вампирской цивилизации! — уверенно вещал он, и журналисты торопливо записывали основные тезисы.
— Вампиры по своей сути противники всего растительного. Наш организм естественно отторгает растительную косметику, равно как и кровь на растительной основе, — услышал я раздражённый шёпот рядом со мной. Это был трансильванский вампир с беджиком представителя общества «За вечные ценности».
— Не у всех, о брат мой скептический, — с милой улыбкой возразил доктор Пияв. Чуткий вампирский слух иногда мешает вампиру сохранить диалог с приятелем в тайне от других вампиров, его слова слышат сразу все его соплеменники в радиусе километра. А обладающие особыми способностями ещё и дальше, эти бедолаги даже днём не могут спокойно заснуть в своём гробу в специальном подземном бункере из-за вечной болтовни соседей — вампиры любят потрепаться…
— Моя семья вот уже пятьдесят лет прекрасно обходится лишь томатным соком. И только по праздникам мы позволяем себе чуточку мякоти, — продолжал доктор Пияв елейным тоном святого проповедника. — И, как видите, я бодр, свеж, занимаюсь серьёзной научной деятельностью и ничуть не страдаю по крови невинно убиенных крыс…
По залу прокатился громкий страдальческий вздох, как я потом узнал, большинство уже устало от желания доктора Пиява привить всем подряд тот образ жизни, который вела его семья, своим навязчивым примером он заставлял обычных вампиров чувствовать себя кровавыми мясниками и злобными пережитками общества. А кому приятно такое о себе слышать?
Следующим взял слово некий Полидори, оказавшийся представителем какой-то мощной косметической фирмы. Он объявил, что в рамках главной цели ассоциации «Вампиры нового поколения» в его фирме разработали солнечную косметику с эффектом постепенного приучения вампира к солярию как к закаляющей и повышающей иммунитет процедуре.
Дальше шла получасовая демонстрация продукции с подробным описанием свойств кремов и бальзамов, омолаживающих организм, на основе 0,0002 % раствора серебра, ботекса внутривенно, и увлажняющего молочка для тела с «ароматом свежепущенной крови четвёртой группы, резус положительный». Вопреки устоявшемуся заблуждению, вампиры всё-таки изрядно стареют, а в поисках вечной молодости и серебром не побрезгуют…
Затем и он уступил место новому оратору, который заинтересовал меня настолько, что я даже забыл о своих обязанностях фотографа. Дело в том, что он не был вампиром. Даже больше — он был противником всех кровососущих. Невысокий смуглый мужчина, в костюме-тройке, с гладко выбритой головой, горделивым профилем и скальповой прядью, спускающейся к левому уху. Плюс два орлиных пера и боевая раскраска.
Заметив мой изумлённый взгляд, он дружелюбно улыбнулся и кивнул, представившись:
— Чунгачмунк Большущий Змей из племени Черепах. Последний индеец славного племени теловаров из Северной Примерики, окончил Гавгард, экономист, свободно владею шестью языками. На вашу конференцию приглашён согласно древнему договору. В прежние времена вампиры-эмигранты, переселяясь в прерии Примерики, заключали соглашение с местными индейцами о разделении зон охоты. Если кто-то нарушал территорию и выходил на кровавое дело в непосредственной близости от стойбища, то воины племени покидали вигвамы, превращаясь в тотемных зверей, и шли прогонять врага! Но времена изменились, и я рад приветствовать всех вас как друзей, а не врагов…
Зал слаженно поаплодировал, расцвёл скалозубыми улыбками. Трогательный юмор ситуации, как мне потом объяснили, заключался в том, что тотемом теловаров была черепаха. С медведями, волками или бизонами вампиры, благоразумно, ничего не заключали. А свирепые черепашки, бегущие мстить тебе по горячему следу, это всё-таки не столь страшно…
Собственно, об этом индеец и говорил, коротко, по существу, благодаря присутствующих за то, что договор соблюдается, а то многие его братья-охотники как ушли в поход лет двадцать назад, так до сих пор и не вернулись, хотя за соседним холмом их уже видели.
Вампиры дружно аплодировали ему стоя!
А меня вдруг опять замутило, я посмотрел в окно. Мы шли вдоль береговой линии, держась не более мили от полосы прибоя. Это немного успокаивало. Капитан был явно не дурак и, похоже, не собирался выходить в открытое море на речном теплоходе, даже если вампиры самонадеянно называли его лайнером и ждали от скромного пассажирского судёнышка равных возможностей с океаническим рассекателем волн.
Эльвира стенографировала, карандаш в её тонких пальчиках так и мелькал, я волевым усилием подавил подступающую тошноту и сделал несколько фото с учётом её просьбы: «Взять крупно оратора и поснимать с разных точек аудиторию». Работа газетного фотографа оказалась весьма необременительной, а в чём-то даже увлекательной.
Все вампиры, сидящие на почётных местах, представляли собой интересные типажи. Бледные, строгие, сплошь косящие под дворян (даже полуграмотные оборванцы-ракшасы), худющие до непристойности и вечно улыбающиеся своим потаённым мыслям. Они слушали ораторов вполуха, о чём-то перемигиваясь меж собой. Курили, ни у кого не спрашивая разрешения, строили глазки Эльвире и ещё двум молоденьким журналисткам — корреспондентам других изданий.
Один что-то насыпал в стакан с водой, возможно, лекарство, но какое у вампиров может быть лекарство? Они и не болеют-то никогда. Самое страшное, что их может прихватить, — это несварение желудка, оттого что кровь попалась несвежая или просто он до икоты ею упился.
Второй, явно москвитянин с беджиком «Не брак!», вообще сидел с ноутбуком на коленях, нагло сливая в Интернет всё, что его здесь забавляло. Судя по ехидной улыбочке, его комментирование происходящего на конференции было весьма хлёстким. Пополняет враньём свой ЖЖ, к радости услужливых френдов и визжащих девочек-подпевал…
Однако стоило мне всерьёз заняться работой, как был объявлен перерыв на чашечку горячей искусственной крови и свободное времяпровождение для желающих выйти в туалет. После чего следовало продолжение конференции в приватной обстановке за банкетным столом…
Эльвира встала, потянулась и, не закрывая блокнота, предложила мне пройти с ней в ресторан поужинать. Уже за столиком, показывая ей на экране фотоаппарата отснятые кадры, я обратил внимание на некоторые детали, которые не сразу бросались в глаза.
Один из италийских вампиров протягивал кому-то записку за спиной оратора, жаль, из-за крупногабаритности последнего не было видно, кому именно. У двух маадьяр из рукавов выглядывали тонкие рукояти стилетов. Изряильтяне же буквально были напичканы оружием — от засохших кусочков мацы для метания в глаз до мини-гранатомётов под длинными лапсердаками.
Но Эльвира отмахивалась от этих очевидно опасных фактов, как от надоедливых цветочных фей. К примеру, традиционные кинжалы вампиры носят как часть национального костюма, на деле они с затупленными лезвиями. Записки за спиной лектора — обычная практика, не отрывать же его выкриками из зала. А если мне и показалось, что кто-то кому-то что-то сыпет в стакан, то через два часа будет видно — недалёкие студенческие шутки с пургеном для вампиров самое милое дело.
— Оставь это, не собираешься же ты их допрашивать без повода, — автоматически буркнул я себе под нос. — Твоя задача — фотографирование!
Да, повода как будто действительно не было. В ту минуту я и предположить не мог, как же быстро он появится. И весьма существенный повод! Но сейчас мне абсолютно не хотелось выглядеть в глазах Эльвиры нервным параноиком, и я был рад, что к этому времени как раз накрыли столы и начался полуторжественный ужин-банкет с дегустацией вин в честь открытия конференции.
Вампиры расселись за столы, каждый со своей национальной группой, вышколенные официанты в морской форме тут же поставили перед ними хрустальные графины с соевой кровью и новым искусственным заменителем, о котором долго вещал один из его производителей.
— А обещанная программой дегустация красных вин? — вполголоса уточнил я у обслуживающего наш столик официанта.
— Будет подано сию минуту, месье офицер, — тонко улыбнулся он. — Вас выдаёт военная выправка и насторожённый взгляд. Служите в полиции или военной разведке?
— Закроем тему. — Я уставился в меню.
Официант понимающе подмигнул и отошёл.
— Что это, котт де бёфф-стейк на Т-образной кости?! Я не ем кошек!
— А зря, они вкусные, хоть и дорогие. Но не облизывайся, на деле просто хорошо прожаренная свинина на косточке. Зато именно от этого словосочетания произошло популярное слово «котлета», — улыбнулась Эльвира.
— А, понятно, — неуклюже попытался выкрутиться я. — Просто у нас в Полякии традиционно считают, что это блюдо готовится из котов, пойманных в августе. К концу лета коты обычно жиреют.
— Да-а, — мечтательно зажмурилась она. — Как-нибудь надо заглянуть к тебе на родину и полакомиться натуральной пищей. Свозишь меня на охоту?
— Мой дядя — начальник охотничьего хозяйства, у них этих кошек по двору бегает, хоть из окна стреляй, — гордо выпрямился я, лихорадочно придумывая причины для вежливого отказа, если вдруг действительно придётся ехать. У меня ведь вообще нет дяди!
Но у Эльвиры уже загорелись глаза, она радостно продолжила:
— А как ты относишься к корейской кухне?
— Собаки там тоже есть, — неуверенно кивнул я.
— О… мм… как соблазнительно! Но это не скоро, а пока я, наверное, буду пюре-эпатаж!
— Постой-постой, у нас эпатаж — это когда пюре надевают тебе на голову?!
— Какая у вас запущенная, дикая, необезображенная культурой страна… — с нескрываемой завистью вздохнула моя журналистка.
— Если «киш» — это запеканка… — продолжал я, изучая меню. — Дай угадаю. Киш-миш — запеканка из мышей! Так?
— Моя любимая, — покивав, облизнулась Эльвира.
— Тогда я возьму, пожалуй, эпатаж-а-кресен, это ведь пюре с крысой, я правильно понял?
— К сожалению, с обычным кресс-салатом. И кто его ест в нашем мире?
— Но уж эпатаж-кресси точно с крысой?!
— Вегетарианский, с луком и морковью, — покачала она головой, глядя на меня с жалостью. Эх, не поесть мне сегодня крысы! — Как так вышло, что, служа в Парижске, ты не знаешь наших самых популярных блюд?
— Во-первых, прослужил я там недолго, во-вторых, больше учился, чем служил, в-третьих, жалованье сержанта не позволяло шататься по дорогим ресторанам, а в-четвёртых, как видишь, я там не прижился. Славянская морда, как выражается твой бывший наставник…
Тот же подмигивающий официант подал нам наконец красное сухое черногорийское вино «Рванац», и разговор плавно перешёл на другую тему. В какой-то момент я отвлёкся от рассуждений моей милой собеседницы о пользе ежедневной бутылки вина для цвета лица девушек и услышал обрывки разговора за соседним столиком.
— Мы — потомки ангелов и женщин, с которыми они воссоединились, и потому должны питаться кровью. Ибо именно кровь крыс — единственное, что смогло заменить амброзию, которой насыщались наши прародители на небе. Историю ещё никто не отменял! — горячо доказывал самый молодой в компании маадьяр.
— Альтернативную историю? О да… Но поверьте, скорее наши праотцы были наказаны за то, что ослушались Бессмертного, и он сделал их детей чудовищами, которые не могут выжить без крови. Но, разумеется, это всего лишь легенда, калька с более древних мифов, согласно которым Творец, создавая мир, населил его людьми, вампирами и чертями, — чуть насмешливо отвечал толстый вампир, явный типаж учёного…
— Не спорю, коллега, ведь всем известно, что людей выдумали, чтобы пугать детей. Хотя с научной точки зрения можно признать, что они вымерли в результате эволюции. А мы, вампиры, были всегда, даже до сотворения мира! Поэтому мы однозначно порождение древней Тьмы, а не кудрявых светлых ангелов… — поддержал его седой вампир в тупецкой феске с кисточкой.
Видимо, обсуждалась очередная многотомная теория происхождения вампиров. Они безумно любят мусолить эту нескончаемую тему…
— Вампиры как потомки ангелов, сошедших на землю и вступивших в связь с первобытными чертовками? Интересное мнение. — К компании присоединился ещё один вампир с бокалом искусственной крови в руках.
— Это уже вполне доказанный факт! — горячился молодой маадьяр. — Поначалу наши прародители быстро умирали, так как не могли пить материнского молока и глотать любую земную пищу, но потом аналог небесной амброзии был найден, и это оказалась… крысиная кровь! Только она, питая, продлевает нам жизнь. А не какой-то томатный сок… Лишь тёплая кровь — наша единственная, естественная, традиционная, проверенная веками пища!
— Возможно, возможно… Но сами постулаты в корне неверны! Лично я убеждён, что это была божественная кара для ослушавшихся Всевышнего ангелов-отщепенцев. Именно их дети не могут жить без крови крыс и вечно обречены быть изгоями общества! А после смерти их ждёт ещё и вечное проклятие! То есть всех нас оно ждёт, — качая головой, заключил толстый маадьяр со скорбью, к которой примешивалась изрядная доля театральщины.
— Я бы скорее назвала это наказанием крыс. Их-то за что было карать? — не выдержав, возмутилась Эльвира. Она произнесла это достаточно тихо для ушей чёрта, но не вампира.
Дискутирующие за соседним столиком разом уставились на нас. Да и не только они…
— Может быть, и есть за что, нам не дано постигнуть промысел Высшего Разума, — с масленой улыбочкой чуть поклонился италийский вампир, в котором я узнал рекламировавшего косметику для солярия, что подтверждал его беджик с надписью «Кармил Полидори — специалист по макияжу». А я-то всегда думал, что Кармил — это женское имя. Но у этих вампиров всё не как у чертей…
— Верно, — закивали его соратники, — не нам судить само Небо!
— Но амброзия и кровь? Какое в них сходство? — не отступала Эльвира.
— И та и другая дарует бессмертие, и это всё, что нам нужно знать, — зевнул сидящий неподалёку от нас вампир из выбриттов, с вальяжным видом откидываясь в кресле, так что стал виден и его беджик, который гордо гласил: «Лорд Рутвен».
Я подавился смешком. Вот в этом они все: нарочитое подчёркивание своего аристократизма, каждый второй вампир обязательно лорд, граф или князь. В крайнем случае незаконнорождённый отпрыск таинственного знатного рода, а какого именно, загадочно умалчивается, потому что род этот слишком высокий, чтобы упоминать его вслух, чаще всего намекая на королевский дом.
Но, видимо, мой смех был слишком вызывающ, присутствующие с упрёком развернулись в мою сторону. Вампиры очень обидчивые, как и все нацменьшинства, и всё время подозревают, что их ущемляют в правах. В своё время партия вампиров-политиков правого толка долго добивалась, чтобы их народ наконец-то признали неоднократно подвергавшимся безобразным угнетениям и гонениям. Можно подумать, не они сами были в этом виноваты! Сильно сомневаюсь, что такое признание им нужно было, но добивались, лишь бы к их вечным претензиям начали прислушиваться, раньше-то над их придирками просто смеялись. Однако поправка в закон прошла, вампиры победили. И сейчас смех (читай: издевательство) над вампиром уже шёл по статье «ущемление прав нацменьшинства»! За что суд мог и с должности снять, и срок дать, и штраф выписать немалый в зависимости от «тяжести нанесённого оскорбления»…
Пришлось состроить независимо-отрешённую физиономию. Когда им стало нечем подпитывать свои подозрения в «вампироненавистничестве», они сразу успокоились и вернулись к поискам ответа на вопрос, откуда они произошли. Теория о предках-ангелах была не новой, скорее даже весьма популярной в среде вампиров, и они носились с ней по поводу и без, только бы лишний раз напомнить себе, но больше окружающим о своей предполагаемой исключительности.
Эльвира демонстративно достала блокнот и написала так, чтобы я видел: «Самое главное, что эта дурацкая фантазия об ангелах стала пропагандистским оружием традиционалистов, так как полностью оправдывает питьё крови! Бедные мои крыски…»
Я улыбнулся, взял у неё карандаш и сделал ниже приписку: «100 %». Она тоже улыбнулась и с намёком постучала ноготком по пустому бокалу. В самом деле, нам-то какое дело до всего этого пустопорожнего спора? Мы почти одновременно кивнули официанту, тот долил вина — вкус «Рванца» великолепен, его поставляют, с чёрных склонов Бувды…
Эльвира вновь начала что-то писать, а я погрузился в мысли. Надо же, оказывается, есть вампиры-вегетарианцы, вампиры-традиционалисты и вампиры нового поколения, пьющие искусственный заменитель. Вот они сидят, рассуждают о томатном соке и о крови, чокаются, обсуждают проблемы сосуществования в социуме. Дружно спорят о том, какие радужные перспективы ожидают их всех после слияния партий «За традиции, уклад и веру предков!» и «Кровососы с левым уклоном в сторону Зелёного Мира!».
Похоже, что все типы вампиров собрались на этом корабле. Носители восточной и западной культур, ещё несколько столетий назад развязывающие непримиримые войны из-за того, кто вампир, а кто упырь, смеются, хлопают друг друга по плечу, фотографируются вместе в национальных костюмах…
Но это лишь видимость. Внешнее. Внутри же здесь всё напоминает настоящий серпентарий, гигантский клубок ядовитых пресмыкающихся со смертельным ядом на кончике клыков. Вампирам нельзя доверять. Никому. Никогда. И они сами это знают, поэтому их даже силой не заставишь повернуться к собрату спиной. Даже если они в одной социальной и национальной группе…
Меж тем на маленькой сцене, где стоял большой белый рояль, начались приготовления, зажглись зеленоватые софиты и к нам вышел молодой вампир в небесно-голубом свитере и туго облегающих джинсах. Виртуозно засучив рукава, он с делано-смущённой улыбкой откинул крышку рояля и взял первый аккорд. Это был тот самый парень, которого я видел ещё с пристани с немного странной девушкой в предыстерическом состоянии. Значит, он и есть их знаменитый артист Эдик Калинкин. Приглашённые вежливо замолчали.
— Ну, послушаем, какую музыку сочиняют эти эстеты в голубом. — Я с насмешливой улыбкой повернулся к Эльвире и вдруг увидел, что она не сводит с этой бледной немочи восторженного взгляда. Меня она, кажется, даже не слышала.
Бегло пробежавшись тонкими пальцами по клавишам, вампир запел неожиданно мягким тенором:
И зал уныло подхватил известный, похоже, всем здесь припев:
— Пошли отсюда, — потянула меня за рукав Эльвира, — скука зелёная!
— Но… я подумал, тебе это нравится…
— Мне?! Да он поёт это на каждой конференции, искренне убеждённый, что такая нудятина достойна стать всемирным гимном вампиров нового поколения! Хотя-а… А давай ещё немного послушаем, — вдруг передумала она. — Чем-то он берёт, этот парень, не пойму чем, но… мрм… он милый!
— Наверное, голосом, — съязвил я, потому что голос у него был ужасный, у нас, чертей, так медоточиво и сладко поют только геи. — А я, пожалуй, пойду, гм… если понадоблюсь, я в баре.
Эльвира что-то невнятно пробурчала в ответ, и я под неодобрительными, косыми взглядами вампиров пошёл к выходу. С гордо поднятой головой, но в душе у меня будто совы толпой нагадили… То есть настроение ни к чёрту! И чем ей мог понравиться этот лощёный хлыщ?!
Я уже поднимался на третью палубу, где сегодня, прогуливаясь, заметил бар, а вслед мне всё ещё неслось слаженным хором:
Мне захотелось сплюнуть, до того от всей этой дряни было тошно. Я бухнулся на высокий стул в баре и тупо заказал себе пиво, когда услышал за спиной:
— Дзень добри, друже! Пан ведь с Полякии. Ми слухали, цо ви з поляцким выговором?
— То так, есм из-под Крякова, — сразу обернулся я.
— То добрже, пан, — широко улыбнулся мне дородный глава поляцкой делегации в расшитом кунтуше. — А есм з-под Величек. Были в той земле чи нэ?
— Так, панове, — ещё раз кивнул я. — Быв малем, упадал в шахту, ну же спасли.
— Чёрне Боже. — Шестеро моих земляков перекрестились левым знамением. — Як спасся-то пан?
— Мой старий хлоп Якуб Вендрович вытягнул за гайтан. Он же и настоял, цоб я учився на полицейского.
— За то треба випить, — предложил первый, и по его знаку мне налили гранёный стакан из тайно пронесённой бутыли. Отказать я не мог, пригубив глоток тёмного крестьянского самогона. Вампиры выпили то же самое, но пополам с томатным соком.
— З яаких земель шановне панство? — Я поклонился остальным.
— З-под Маршавинска.
— З-под Черноцерковска.
— Маршавинск, Маршавинск… Это не то мисто, где есть помник злодию Сусанину?
— То так, пан, — широко приобнял меня один из вампиров. — Мий дед быв у том походе, и Сусанин его вбил!
— Он многих вбил, — сурово согласился я.
— За то теж треба випить, — вновь подняли чарки поляцкие упыри.
Отказать я опять не мог.
…Последнее, что я помню, — распахнутые в изумлении глаза пришедшей за мной Эльвиры.
На следующее утро я проснулся с больной головой. Как будто сотня мелких бесов пинала её изнутри маленькими ножками в футбольных бутсах. Я валялся на смятой кровати полностью одетый, только ботинки аккуратно стояли у кровати. Эльвиры в комнате не было. Это хорошо.
В смысле хорошо, что она не осталась стоять надо мной немым упрёком моего позора. Сержант полиции, находясь на задании, напился в первый же день и рухнул, бросив её одну на растерзание всем вампирам этой проклятой конференции! Полный провал, полный…
Но тут до моего слуха донёсся звук льющейся воды в ванной. Ага, она принимает серный душ. Боль сразу утихла. Как будто бесы тоже заинтересовались и отвлеклись на куда более интересные фантазии. Шум воды стих. Я поспешно вскочил с кровати, чтобы приветствовать её так, как будто ничего не случилось. Но «бесы» опять взялись за своё, перейдя в моей бедной голове на какое-то дикое регби без правил!
Стиснув зубы, я с удвоенной энергией выполнил пару гимнастических упражнений и сделал вид, что неспешно навожу порядок, заправляю постель. Когда она встала в дверях, пришлось обернуться. Не могу сказать, что я не ждал этого момента, наоборот, скорее жаждал затаив дыхание…
Но Эльвира не стала делать мне подарок, не заслужил, да я и сам знал это. Она вышла одетая, даже шейный платок в тон брючному костюму (весьма элегантному, кстати) не забыла повязать.
— Утро злое, — громко поздоровалась она, язвительно прищурясь.
— Злое, злое… Как ты спала?
— С твоим-то храпом? Отлично. Лучшего снотворного не придумаешь.
— Спасибо, — смутился я, это было приятно, и наконец решился спросить о том, что меня действительно мучило. — Скажи, что вчера со мной было? Прости, но я абсолютно ничего не помню. Надеюсь, хоть не запятнал честь мундира?
— Ха!
От этого задушевнейшего «ха!» мои бесы мигом улетучились, оставив меня один на один с чувством долга и стыдом.
— Ты правда не помнишь? Ну тогда тебе будет интересно. Собирайся, расскажу по пути. Думаю, мы ещё не пропустили завтрак.
Я взял чистую одежду в ванную, быстро умылся (душ приму потом), переоделся и пошёл опустив голову, как побитый пёс, за бодро цокающей каблучками журналисткой. Пока шли, Эльвира, не стесняясь ничьих ушей, громко рассказывала, что я вытворял, напившись с поляками…
Как немузыкально пел «Эва Польна нэ сгинэла!», как заставлял мурмынского упыря повторять слова гимна, или он нас не уважает?! Как на спор кидался пончиками в бармена, как мерился со всеми армрестлингом, а проигравшего заставлял пить ту самую поляцкую самогонную дрянь! Как развлекался, сбивая летучих мышей, в которых всё ещё превращаются в сумерки некоторые вампиры-традиционалисты, метким выстрелом пробки из-под шампанского! Нет, нет, не-э-эт…
— Гостей конференции! Ай-ай-ай! Как вы могли, сержант Брадзинский?! Они уже отправили жалобу в нашу… то есть мою редакцию. Меня ждёт страшный разнос от шефа по возвращении!
— Это был не я, — густо покраснел я.
— Ещё как ты! — И Эльвира демонстративно скосила глаза в сторону соседнего столика, откуда на меня угрюмо взирали два вампира с синяками вполлица. Лично я не мог понять их недовольства. У нас, поляцких чертей, считается комплиментом, когда тебе стреляют вслед. Это значит — боятся и уважают! Зачем сразу обижаться-то? Так я ей и сказал…
— У вас, может, и да. Но эти выбриттские вампиры — жуткие зануды и не понимают вашего простонародного юмора.
— Мне стоит перед ними извиниться?
— Да, и не один раз! — уверенно кивнула она.
Я сделал скорбное лицо (что было нетрудно) и, подойдя к выбриттам, коротко поклонился:
— Простите за вчерашнее, господа. Я не хотел вас оскорбить. Не учёл разницу менталитетов. Надеюсь, мы останемся друзьями и вы позволите мне угостить вас шампанск…
— О нет! — резко прижавшись друг к другу, взвыли они.
Адское пекло! Зачем я напомнил о шампанском, теперь у них с ним не лучшие ассоциации…
— Извините ещё раз…
— Сэр! Вы не джентльмен, но мы даруем вам извинение, — выдержав паузу, процедили вампиры и оба, задрав носы, отвернулись.
Я молча откланялся (голова продолжала невыносимо болеть) и присоединился к Эльвире, которая набирала еду со шведского стола. Она встретила меня сочувственным взглядом, в котором уже не было осуждения. Я понял, что прощён, и это несколько утешило уязвлённое снобами-выбриттами самолюбие. На завтрак взял только чай, есть не хотелось совершенно…
— Не переживай, — улыбнулась Эльвира и погладила меня по руке. — Хочешь, как-нибудь после конференции постреляем в них вместе?
— А как же твой шеф? — Я удивился и обрадовался её предложению.
— А-а, кажется, я поспешила паниковать. Забыла, что он тоже не любитель вампиров. — Она насыпала себе низкокалорийных сушёных пауков и залила молоком (популярный завтрак, мой шеф сейчас только на них и сидит, его очередная «эффективная» диета). — Три года назад они укусили его собаку, теперь она спит только в кладбищенской земле, а утром грязными лапами разносит её по всему дому.
— Да, похоже, что особенно их никто не любит. — Я серьёзно посмотрел ей в глаза, хотя долго в них смотреть без риска потерять душу было невозможно. — Твоё предложение очень заманчиво, но вчера я позволил себе забыть, зачем сюда приглашён. Фотоотчёт, видеоряд, иллюстрации к прошедшему мероприятию! Я — представитель прессы. Кого и где снимаем сегодня?
Эльвира понимающе улыбнулась:
— Ладно, тогда нам надо бодренько подкрепиться и через пару часов бежать в конференц-зал. Сегодня выступают традиционалисты. А они, в отличие от вегетарианцев, натуры горячие. Значит, будет шумиха, скандал, оскорбления оппонентов и, надеюсь, хотя бы маленькая драка…
— Обещаю фоткать без передыху!
Высокомерные вампиры потягивали кровь из высоких бокалов через разноцветные трубочки и делали вид, что не обращают на меня внимания. Я выпил две или три чашки зелёного чая с лимоном, но это мало помогло, в голове всё ещё громыхало. Можно под шумок принять стопку в баре, но при Эльвире как-то неудобно…
Когда наконец мы вышли подышать свежим воздухом, мимо нас прошмыгнули два стройных вампира из Мурмынии с надувными гробами под мышкой.[2] Они шли на шлюпочную палубу, к маленькому бассейну.
Я знал, что вампиры нового поколения не только не спят днём (таких сейчас всё больше среди молодёжи, пока их организм не изношен, он более устойчив к солнечным лучам), но ещё и загорают, демонстрируя своё обмазанное бриолином мерцающее тело. Но, конечно, под пляжными зонтиками — с ними и загар ровнее, и риска меньше.
Минус лишь в том, что, как существа «высокородные», они напрочь лишены чувства стыда и загорают абсолютно голыми. Меня, как нормального мужчину, с такого воротит, но есть категория девушек, которые млеют от вялых вампиров с кожей в блёстках. У каждого свои возрастные комплексы… А вот искусственный загар в косметических салонах им категорически противопоказан, там просто убойная доза ультрафиолета, сжигающая вампира напрочь, до горстки пепла. Для них солярий — синоним крематория.
В бассейне уже загорали, плавая в своих надувных гробах в позе покойника, трое италийцев и виндус. Набриолиненные — не продыхнёшь!
В общем, похоже, что только старички-традиционалисты до сих пор спали в своих каютах, остальные веселились, купались и заказывали лёгкие коктейли. Здесь же стоял стол со специализированной продукцией по уходу за кожей на солнце, и представитель фирмы раздавал желающим пробники нового крема для блестящего загара.
— Я бы тоже окунулась. Пойду за купальником. А ты не хочешь?
Я покачал головой, снял рубашку и, заняв два свободных шезлонга рядом — для себя и Эльвиры, прилёг на один из них. Не знаю, что больше слепило — солнце или тела вампиров (похоже, блеском для тела «Интимная искорка» по последней моде пользовались практически все), но, едва я прикрыл глаза, как сзади раздался язвительный голос:
— Чудесное утро, не правда…? Было бы, если бы не толпа кровососов вокруг и все они…
— Зачем же вы тогда поплыли на лайнере вампиров? — несколько раздражённо спросил я, с трудом заставляя себя повернуться к этому типу.
Бывший учитель Эльвиры, с растрёпанной седой шевелюрой, в семейных трусах, с жёлтыми детскими надувными нарукавниками и вечным недовольством в поджатых губках, подозрительно уставился на меня:
— А вам, конечно, всё здесь…?
— Это моя работа, я фотограф. А что здесь делаете вы? Я уже спрашивал вас об этом вчера, и вы не ответили. Может, вопрос не понравился?
Видимо, мои слова попали в точку. Он оскорблённо взвился, раздувая ноздри:
— Это что, допрос или…? Я обратился к вам только потому, что вы здесь один из немногих… Это единственная причина, и ничего более мне вам не…
Я промолчал и снова закрыл глаза, давая понять, что мне тем более нет до него никакого дела. К тому же голова раскалывалась, надо срочно спросить пару таблеток спазмалгона у стюарда…
— Не буду вам докучать, молодой…
— Сделай меня такой же! Умоляю, сделай! — А это уже совсем другой голосок, нежный и девичий. К тому же я вроде его уже где-то слышал…
— До чего дошло, нет, вы только…! — возмущённо закудахтал Хам Хмельсинг, удаляясь к бассейну. — Чертовки хотят стать грязными…! Ничего святого у нашей молодёжи, куда смотрят их…!
Я снова открыл глаза и с любопытством поискал источник тронувшего меня нежного голоса. Это была та самая юная девушка, что привлекла к себе моё внимание вчера на пристани, а потом громче всех аплодировала, когда её идеал в голубом свитере сел к роялю и пробежался пальцами по клавишам. Теперь она расположилась в шезлонге у корабельного борта неподалёку от меня.
Сам Эдик Калинкин (такое имя трудно не запомнить) — вампир, красавец, музыкант и певец — стоял у перил, раскинув руки и подставляя тёплому морскому ветру своё сухощавое телосложение. Девушка мялась за его спиной, то и дело поправляя тёмно-красный купальник и нервно заламывая руки. Он, естественно, не обращал на неё ни малейшего внимания. Странная пара…
Как я сразу не заметил, что она чертовка? Хвост, конечно, купированный, но, видимо, недавно, она всё ещё двигает задом так, словно хвост у неё есть. И золотистый пушок, покрывающий спину, тоже явно свидетельствовал о её чертовском происхождении. Видимо, вчера меня ввело в заблуждение её бледное лицо и отсутствие рожек, наверняка так же спиленных.
Ага, у неё ещё и красные линзы. Да девочка просто косит под вампира! Многих беспокоит эта распространяющаяся с недавнего времени среди юных чертей мода на вампирскую тематику. Но все понимают, что это только временное увлечение и оно проходит, как все детские болезни. Чертенята помладше играют в очкастых волшебников на метле, а малыши-горгулии — в говорящих драконов с планеты Перн. Но чтоб реально пытаться стать вампиром?!
— Я готова стать на колени!
— Я сказал, нет. Ты не понимаешь, о чём просишь…
— Ах так, ну ты ещё пожалеешь об этом!
— Быть может, девочка, быть может… А пока принеси мне крем, мой кончился.
Юная чертовка, сжав кулаки и кусая губы, поднялась и, выпрямив спину, быстрым шагом ушла с палубы. Обнажённые вампиры демонстративно уступали ей дорогу, словно боясь запачкаться…
— Что-то произошло? — спросила у меня подоспевшая Эльвира и, понизив голос, многозначительно добавила: — Мимо только что пробежала Памелла. Она была в ярости!
— Кто? Какая Памелла? — Я уставился на Эльвиру (она выглядела сногсшибательным совершенством в бордовом купальнике), но спохватился и с трудом заставил себя смотреть ей только в глаза.
— Да нынешняя девушка Эдика Калинкина! Она тоже своего рода знаменитость. Звезда последних страниц светских журналов. Тема статей неизменна: когда наконец он сделает её вампиром. Романтично, правда? — Эльвира посмотрела на голую звезду долгим взглядом с поволокой. Я отогнал от себя пошлую мысль, что она его неприкрыто вожделеет…
— Сделает вампиром кого? Но ведь это невозможно, потому что… Она чертовка, и этим всё…! — сердито профырчал вернувшийся из бассейна профессор.
— Да, она, конечно, никогда не станет такой, как они. Это её и бесит, — сострадательно вздохнула моя мечта. — Но его укус всё равно способен изменить сущность чертовки. Если пёс моего шефа предпочитает спать в могильной земле, а не в конуре на тёплом коврике, то и она, возможно, начнёт есть мясо с кровью или загорать без одежды. Почему нет? Ну хочет глупышка стать вампиром, и всё тут! А если женщина чего-то хочет, то она это получит любой ценой…
— Бред и… ик… ик! Это просто сублимация комплекса девичьей…?! — повысил голос Хам Хмельсинг.
Ого, судя по запаху, он уже успел где-то принять на грудь…
Я откинулся в шезлонге и постарался отключить голову, мне это почти удалось. То есть если у Эдика, его пассии и профессора есть проблемы, то это не значит, что я должен взваливать их на свои плечи. Я полицейский. Хорошо, в данный момент скромный газетный фотограф. Но по-любому не психолог и не брачный агент! Пусть сами разбираются, боль в висках только-только начинала гаснуть, новые стрессы мне не нужны…
— Ты уверен, что не хочешь разок нырнуть? Там весело, я перевернула пару гробов с вампирами.
Свежевыкупанная Эльвира встала передо мной. Чертовски соблазнительная, яркая, со стекающими по гладкой коже жемчужными каплями воды. Наверное, я всё-таки за депиляцию у женщин, хотя золотисто-рыжий пушок, которым обычно покрыты все чертовки, её бы тоже красил. Да такую девушку вообще ничем невозможно испортить…
— Нет? Ну тогда всё, пора за работу!
Усилием воли я оторвал взгляд от её пупка и начал подниматься. Боль сразу вернулась, но долг превыше всего…
— Идём, лентяй! — Она цапнула меня под руку и почти силой увела с палубы. Автоматически я ещё раз отметил загорающего певца-вампира и спешащую к нему Памеллу…
Всё, что было дальше, как-то прошло мимо меня. Я даже не помню, кто читал доклады, о чём, с каким успехом, кого и как шельмовали и чем мы во время этого конкретно занимались. Эльвира у кого-то брала интервью, я не переставая щёлкал фотоаппаратом. Каждый кадр отдавался звоном в моей тяжёлой похмельной голове. Сколько помню, в последний раз я пил эту самогонную дрянь с одноклассниками на школьном выпускном. Зачем было вчера и всё было как было?!
Наконец Эльвира не выдержала, повела меня в бар и заставила выпить рюмку водки.
— Хочешь, приляг отдохни. Потому что ты мне будешь нужен через час на конференции.
Я благодарно кивнул, с трудом добрался до своей каюты, поставил будильник, рухнул, и дальше ничего не помню.
Проснулся оттого, что чьи-то сильные руки поставили меня вертикально. Эльвира строго смотрела мне в глаза.
— Конференция уже началась. Я бы тебя не будила, но сейчас будет выступать старейшина всех вампиров, и это необходимо сфотографировать.
— Ну и сфотографировала бы сама, — буркнул я, чувствуя угрызения совести, ибо будильник я элементарно не услышал.
— Да запросто! Только ты куда-то засунул фотоаппарат, и я не могу его найти.
Теперь уж мне пришлось проснуться окончательно. Голова ещё болела, но не так, как днём. После коротких поисков мы убедились, что в каюте его точно нет. В конце концов, злополучный фотоаппарат обнаружился в баре. Я умудрился тихо забыть его на барной стойке. Да стольких глупых промахов у меня в жизни не было, а тут за два дня?!
Хорошо, что бармен, толстый чёрт с непроницаемым лицом добродушнейшего маньяка, прибрал его от греха подальше и сейчас вернул при первом намёке. Хотя и потребовал назвать марку аппарата. Я не знал, но Эльвира, разумеется, вспомнила, фотоаппарат-то редакционный.
А в результате на лекцию вождя традиционалистов мы опоздали. Зал был полон, все ждали, но, по счастью, главы всех вампиров ещё не было. Поскольку свободных мест не осталось, мы с Эльвирой встали у двери.
Мимо нас, толкнув меня острым локтем, пролетел молодой мурмынский вампир. Он вскочил на сцену, опрокинул два микрофона и, повернувшись к залу перекошенным лицом, истерично прокричал:
— Великий Арон Мультури мёртв! Его убили!
Над залом пронёсся тихий стон ужаса.
Вампиры вставали, хватались за сердце, плакали, требовали подтверждений, свистели. Назревала паника и хаос…
Тело среагировало быстрей, чем мозг. Я быстрым шагом дошёл до сцены и повернулся к залу:
— Я сержант полиции Ирджи Брадзинский! Всем оставаться на местах и сохранять спокойствие!
В зале мигом повисла затаённая тишина. Видимо, где-то глубоко внутри даже такие эгоисты, как вампиры, привыкли подчиняться государственной власти.
— До тех пор, пока корабль не прибудет в порт, объявляю себя ведущим расследование этого преступления. — Я вытащил из нагрудного кармана свой полицейский значок, демонстрируя его сидящим в зале. Хорошо, что не потерял, как фотоаппарат, и не забыл в номере, а то бы выглядел полным дураком, а главное, не смог бы взять ситуацию в свои руки. — Если среди присутствующих есть другие представители полиции, охраны, юристов — прошу подойти ко мне.
Никто не шевельнулся.
— Я могу вам дать своих ребят, офицер, — деликатно прокашлявшись, сказал капитан. — У нас уже очень давно не было никаких инцидентов, поэтому о профессиональной охране мы не позаботились.
— Сколько здесь выходов?
— Из зала? Три. По двум сторонам сцены и центральный, для зрителей.
— Поставьте своих матросов у дверей. И никого не выпускайте.
По залу разнёсся возмущённый ропот, выкрики и свист.
— До моего распоряжения никто не выходит, — громко повторил я.
Капитан кивнул и быстро отдал распоряжения. В одно мгновение у всех трёх дверей уже стояли по два дюжих стюарда.
— Безобразие, мы не обязаны вам подчиняться! Кто вы такой?! А Лестат вышел! Я тоже так хочу! Убийца вампиров на корабле! Мы все здесь как овцы в загоне! «Точите резцы, точите резцы-ы-ы!» Выпустите нас сейчас же! А у меня клаустрофобия, я даже в гробу с крышкой спать не могу-у-у…
Неожиданно кто-то сзади положил мне руку на плечо, я резко обернулся. На меня пристально смотрел индеец, рассказывавший вчера про родовое заклятие, которое при первой опасности заставляет их народ превращаться в черепах и гнать врага по следу. Его лицо было сурово…
— Чунгачмунк готов помочь бледнолицему вождю!
— Мне не… ах да, конечно. Спасибо. Но думаю, что пока не нужно, — попытался вежливо отказаться я, но увы…
— Я следопыт. Могу идти по запаху убийцы. Нас учили выслеживать кровососов.
— Ещё неизвестно, кто это сделал, вполне возможно, что это и не вампир.
Индеец посмотрел на меня с такой тонкой улыбкой, что я понял — другого зла он в этом мире в упор не видит. Я вынужденно похлопал его по плечу и поймал того молоденького вампира, который в этот момент как раз срывался с места, намереваясь нарезать круги по залу с тем же дурным воплем: «Арона Мультури убили-и-и!»
— Где вы обнаружили тело? Отведите меня к нему.
Нужно было как можно скорее осмотреть место преступления, пока там не натоптали или убийца не ликвидировал улики. А ведь это ему легко удастся, когда туда хлынет волна паломников, скорбящих и любопытствующих.
— А мне что делать, брат мой? — перегородил мне дорогу настырный индеец.
— Посторожите здесь, чтобы никто не выходил, — уступил я, больше чтобы отвязаться от вождя, чем сколько-нибудь веря в реальную помощь с его стороны. Мне не хватало участия профессионалов, но я знал, что доверять в этой ситуации, пока хоть что-то не прояснится, здесь нельзя никому.
Я взял молодого вампира под локоть, с трудом удержавшись, чтобы привычно не завернуть ему руку за спину, и пробился к дверям.
— Почему вы сказали, что его убили? — Мы быстро шагали по палубе к ВИП-каюте старейшего главы традиционалистов.
— Что же может быть очевиднее мёртвого тела?!
— Хорошо, как вы обнаружили тело? И кстати, представьтесь.
— В смысле? — окончательно стушевался вампир, видимо, он перенервничал и не понимал очевидного.
— В самом прямом. Только не волнуйтесь. — Я дал ему возможность выровнять дыхание. — Давайте знакомиться — Ирджи Брадзинский, сержант полицейского отделения из Мокрых Псов. А вы?
— Я секретарь конференции, Николя Арнэри. — Он вытер набежавшую слезу, кое-как овладел собой и продолжил: — Преподобный опаздывал и…
— Преподобный? Он был священником?
— Нет, просто такова уважительная форма обращения к нашим старейшинам. А он был у нас самым старейшим старейшиной. Какая утрата… Какая страшная утрата для всего сообщества!
— В самом деле, — пробурчал я себе под нос. Голова перестала болеть после вчерашнего, но виски уже начинало ломить от нехороших предчувствий. Дело будет непростым…
Наконец мы дошли до нужной каюты. Мой сопровождающий открыл её, достав из кармана ключ. На мой молчаливый взгляд ответил сразу:
— На тот момент мне показалось, что запереть дверь будет лучше.
Я кивнул, в душе зауважав секретаря за умение сохранять холодный рассудок в такой сложной ситуации. Хотя, с другой стороны, подобное хладнокровие не вязалось с тем паническим отчаянием на его лице, с каким он объявлял о смерти преподобного, и по-настоящему сильной скорбью. Без фальши, в таких вещах уж как-нибудь привыкаешь разбираться…
ВИП-каюта Мультури была раз в пять больше обычной и состояла из нескольких комнат. Но за телом далеко ходить не пришлось. Старейшина лежал всего в паре шагов от входа на смятом коврике, неуклюже подогнув под себя левую ногу и разбросав руки, словно старая, никому не нужная кукла, а из его впалой груди торчал деревянный карандаш.
Я быстро присел рядом, раздвинул пальцами веки и посветил маленьким брелком-фонариком. Если зрачок становится вертикальным, то вампир жив, припомнил я долгие лекции в годы своей учёбы в академии. Если зрачок круглый, то он умер. Если квадратный, то вампир пьян или очень удивлён. Увы, зрачок оставался круглым…
Признаться, я был в лёгком недоумении. На практике со смертью вампира полицейский может столкнуться раз в жизни, и то если крупно повезёт. Общеизвестно, что сами вампиры друг друга не убивают. Просто на свете очень много тех, кто был бы рад убить кровососа, и именно потому у вампиров вековой опыт выживаемости. Судите сами…
Они сильны, умны, хитры, всегда поддерживают друг друга и держатся стаей. Когда им требуется, они блестяще интригуют, натравливают, подставляют, но так чтобы взять и убить собственными руками — да никогда! Это верх дурного тона…
Вампира, убившего собрата, покрывают вечным позором и не пускают в приличное общество. Он становится изгоем, какие бы высокие цели мести или захвата власти ни преследовал. Нельзя, табу, незачёт! Чёрт побери, да над ним даже дети в любом супермаркете смеяться будут. Но если не вампир, тогда кто?
На корабле из приглашённых гостей не вампиры только я, Эльвира, её полусумасшедший профессор, кто-то из столичной прессы и команда, часть из которой тоже может иметь смешанную с вампирской кровь, видно по профилю и форме черепа. Ах да, и ещё этот индеец Чунгачмунк, который вообще непонятно кто, какая-то охотничья получерепаха. То есть круг подозреваемых не так узок, как хотелось бы.
Да, плюс ко всему ещё эта странная девушка, мечтающая стать вампиром. Её тоже не стоит сбрасывать со счетов, хотя это опять-таки нелогично. Если она хочет, чтобы её приняли, то должна со слезами умолять господина Арона Мультури, а не убивать его. Да и каким образом? Кто поверит, что старейший вампир клана традиционалистов безропотно позволил убить себя юной, романтически настроенной дурочке?!
Я меланхолично начал осмотр помещения, Николя встал в сторонке, прикрыв узкое лицо руками…
Распахнулась дверь, и за моей спиной раздался милый голос:
— Проверенный закон бытия: где есть полицейский, там всегда появляется труп. Если бы я не знала, что спьяну ты продрых полдня, точно бы решила, что ты его и грохнул, чисто для поддержания традиции.
— Я страж закона, — строго напомнил я. — И вынужден взять это дело в свои руки. По крайней мере, до прибытия береговой полиции или высших чинов.
— Чем я могу вам помочь, пан офицер? — в струнку вытянулась Эльвира. — Ты же не всерьёз предполагал, что эти добрые моряки удержат меня в общем зале…
— Для начала оставь свои неуместные шуточки. И как-нибудь успокой парня, он уже начинает всхлипывать, а меня это отвлекает.
Представительница прессы привычно кивнула, сострадательно выгнула бровушки и что-то мягко зашептала на ухо бедному вампиру. Я же наконец смог сосредоточиться на трупе.
Никаких видимых телесных повреждений, кроме торчащего карандаша в груди, на первый взгляд заметно не было. Осторожно приоткрыв рот убитого вампира, я убедился, что пены на губах нет, как нет и резко характерных запахов яда. Версию отравления почти наверняка можно отставить. Как и физическое удушение, никаких посторонних следов на шее не было…
— Как его убили? — сипло спросил секретарь. Он всё ещё стоял у двери и старался не смотреть на тело.
— Судя по всему, вот этим деревянным карандашом.
— Но это невозможно! То есть… не может быть, чтобы тело преподобного Арона было таким трухлявым. Ведь ему не было ещё и пятисот…
— Но он был старейший? — уточнил я, хотя и сам никогда не думал, что вампира так легко убить.
— Он стал им не по возрасту, разумеется, есть вампиры и старше. Господин Мультури прожил достойную жизнь, не запятнав её ни единым неблаговидным поступком. Поэтому и получил титул старейшины. Простите, я не могу здесь больше оставаться, мне слишком больно видеть его. Вы позволите мне удавиться?
— Что сделать? — недопонял я.
— Удалиться, — поправился он.
— Конечно.
И секретарь выскочил из каюты, его плач был ещё долго слышен в узком коридоре…
Задумчивая Эльвира осторожно подошла ко мне и присела рядом на корточки.
— А чему ты особенно удивляешься? Кол — самое традиционное оружие для убийства вампиров. Чего гадать?
— Согласен, другой причины для смерти нет, — признал я. — Яд, железо или пуля не причинили бы ему вреда. А вот обычный деревянный карандаш, воткнутый точно в сердце… Кто-то хорошо разбирается в физиологии вампиров.
— Я тебя умоляю, — криво улыбнулась девушка. — Это кто же на корабле, полном вампиров, не разбирается в их физиологии?!
— Тоже верно. И всё-таки думаю, косметический карандаш что-то здесь не…
Нас прервал деликатный стук в дверь. В каюту осторожно вошли помощник капитана с двумя матросами.
— Пан офицер, — с явно выраженным славянским акцентом обратился ко мне старший, — капитан сказал, что вам может понадобиться помощь.
— Да. Будьте добры, предупредите береговую охрану, что у нас чрезвычайное происшествие. Проследите за тем, чтобы никто никаким образом не мог покинуть судна. Я закончу осмотр тела, а ваши матросы перенесут его куда-нибудь в отдельное помещение, где нет солнечного света и достаточно холодно.
— Будет исполнено, пан офицер, — кивнула команда. — Располагайте нами.
— Да, на корабле есть свободная каюта? Мне понадобится комната для допросов.
— Найдём, — козырнул помощник капитана.
Я ещё раз бегло осмотрел ногти трупа, проверил карманы и разочарованно махнул рукой:
— Уносите.
Пока матросы возились с телом Мультури, а Эльвира уже что-то деловито строчила в блокноте, я ещё раз обратился к помощнику капитана:
— Когда мы прибудем в порт?
— Развернём судно и будем завтра к вечеру.
— Тогда выпустите всех из конференц-зала. Тех, кто будет мне нужен, я допрошу лично.
— Думаю, вам подойдёт каюта номер тринадцать, пан офицер. Она на средней палубе и часто свободна из-за суеверия пассажиров, как вы понимаете. Все боятся, что им чрезмерно повезёт…
Я кивнул и поблагодарил его. Мы суеверно боимся цифры «тринадцать», это нормально. Если вам начинает везти словно сумасшедшему, такое счастье не длится долго, а падать с высоты кратковременного везения в пропасть вечного невезения не хочет никто…
Когда моряки ушли и мы остались вдвоём с Эльвирой, я ещё раз внимательно осмотрел место преступления. Увы, никаких особенных улик найдено не было, современные убийцы редко оставляют на месте преступления свой паспорт, фотографию или водительские права.
— Ладно, главное, при любых обстоятельствах действовать строго по инструкции. Надо найти лист бумаги, составить список подозреваемых и поочерёдно вызвать их на допрос.
Опытная журналистка привычным жестом вырвала листок из своего блокнота, положила перед собой на столик и, держа наготове ручку, обернулась ко мне. Но прежде чем продиктовать ей первое имя, я на всякий случай осмотрел и все остальные помещения — спальню, комнату для приёма гостей, туалет, душ.
Всё было чисто. Следов борьбы, посторонних предметов и фактов сокрытия улик не обнаружилось. На крючке висел парадный халат покойного, это не подозрительно. Вот разве что в раковине в сливном отверстии застряла карандашная стружка. Похоже, что здесь недавно точили карандаш. Интересно, не тот ли самый?
Ну хоть какой-то след! Я оторвал кусочек бумажного полотенца, аккуратно завернул в него улику, убрал в карман и вернулся в кабинет.
— Так, список наиболее явных подозреваемых невелик, — признал я, и моя спутница быстро начала стенографировать на бумаге. — Это ты, Хам Хмельсинг, Чунгачмунк, та девушка Памелла или кто-то из команды.
— Ты и меня включил в список?! — возмутилась Эльвира. — Не верю своим ушам…
— Ну, во-первых, ты не вампир, во-вторых, сама признавалась, что не любишь кровососов. То есть ни моральных, ни национальных ограничений для тебя нет. Ладно, шучу, стандартный полицейский юмор, — поспешно добавил я, встретившись с ней взглядом. Ярость её глаз могла расплавить вечные ледники в Северном Аду и даже заставить их гореть синим пламенем.
— Профессор тоже ни при чём, — подумав, мрачно добавила она.
— Скорее всего, но у него есть реальная причина для мести. Будешь спорить?
— Нет. Но он ни при чём, уверена.
— Женская интуиция? — примиряюще улыбнулся я. — Хорошо, давай опросим свидетелей.
— А разве у этого убийства есть свидетели?!
— Свидетели всегда есть, даже когда они об этом не знают. Сначала появятся косвенные. Но постепенно из их разрозненных свидетельских показаний вычертится и вскроется главный подозреваемый.
— То есть убийца?
— Возможно. Давай по порядку, начнём с этого сентиментального секретаря, который и обнаружил труп.
Я распахнул дверь и попросил дежурного матроса найти для меня Николя Арнэри и привести его в тринадцатую каюту. Тот растерянно развёл руками, но проходивший мимо молодящийся вампир в красном камзоле и с моноклем в левом глазу охотно вызвался ему помочь. Я подтвердил команду, и они оба бросились исполнять. А я ещё раз прошёлся по всем комнатам, заглянул во все углы, выпустил Эльвиру, вышел сам и запер дверь на ключ.
Когда мы спустились палубой ниже и дошли до каюты, отведённой мне для допросов, нервничающий секретарь уже был там. Мы вошли, я сел за стол, а Эльвира встала за моей спиной с блокнотом на изготовку.
Под нашими неподкупными взглядами глаза молодого вампира забегали…
— Я уже всё вам рассказал, — срывающимся голосом начал он.
— Вы рассказали нам, как обнаружили тело. Но мне нужно знать о всех пассажирах корабля, с которыми имел контакт преподобный, — сказал я, жестом предлагая вампиру сесть на койку напротив. — Вы ведь секретарь конференции, а значит, должны знать участников.
— Ну-у, не всех, конечно, но кого-то знаю…
— Понятно, скажите, у Арона Мультури были какие-то встречи в рамках конференции, заявленные в протоколе?
— Да, разумеется, я взял документ с собой. Вот, сначала два представителя словеновских упырей, потом — италийская диаспора, господин Льюи, одна надоедливая девица, врач-ревматолог из Стумбула и ближе к рассвету — глава компании по производству искусственной крови с дегустацией образцов. Его рабочие часы планировались быть весьма насыщенными.
— Ясно, значит, последним в живых, мм… — замялся я. — Относительно живых — вас ведь совсем живыми не назовёшь?.. Итак, значит, его видел представитель компании по производству искусственной крови? По крайней мере, мог видеть.
— Нет, преподобный в последнюю минуту отменил встречу, — покачал головой Николя. — Перенёс на завтра.
— Хм… Это интересно. Почему?
— Он сослался на усталость, сказал, что ему надо отдохнуть и собраться с мыслями перед выступлением на конференции.
— Оно было важным?
— Для нас все речи старейшины важны!
— Да, да, разумеется, — рассеянно согласился я. — А кстати, почему с такой деловой востребованностью у него не было личного секретаря? Я так понимаю, что, несмотря на возраст, он вёл весьма активную жизнь…
— У него был секретарь, но преподобный уволил его буквально за неделю до конференции.
— За что, если не секрет?
— Не знаю точно, по слухам, что-то личное. Но, кстати, он здесь, на корабле, и если хотите, вы можете расспросить его сами, — предложил вампир, но как-то нерешительно, и как-то странно посмотрел на меня, или мне показалось?
— Так он здесь? Просто чудеса какие-то. Как его имя?
— Его зовут Лестат, фамилию не помню. Я вам больше не нужен? Тогда можно мне уйти? — Николя начал потихоньку сползать с койки.
— Хорошо. Только сначала вы не могли бы позвать этого самого Лестата?
Не успел он ответить, как в дверь заглянул тот вампир в красном камзоле, который вместе с матросом бегал за секретарём.
— Пригласить Лестата? — опять влез с инициативой шустрый вампир, быстро подкрутив тонкие усики. Час назад я их у него не заметил. И сейчас вдруг понял, что его лицо мне знакомо. Точно, дежавю. То есть я уже где-то видел этого вампира и, кажется, даже говорил с ним.
— Да, если вам не трудно, — задумчиво кивнул я, а когда обернулся, заметил, что Николя уже рядом нет. Эльвира тоже развела руками — эти вампиры могут молниеносно исчезать, когда им этого хочется. Что всегда выглядит крайне подозрительно. Такое впечатление, что они все ведут себя так, как будто что-то знают, являясь и потенциальными свидетелями, и убийцами. А может, и теми и другими одновременно. Последнее, пожалуй, ближе к истине.
Я тяжело вздохнул, внутренне настраиваясь на долгий допрос узкого круга лиц. Понятно, что вызывать весь экипаж и всех пассажиров не имело никакого смысла. Все были взволнованы произошедшим убийством не меньше меня, и будь у них хоть какая-то информация, сами бы прибежали с докладом. И ведь ещё прибегут…
Эльвира, согнав меня со стула, в третий раз переписывала заметку, мучаясь над названием будущей статьи: «Таинственное убийство на лайнере вампиров», «Зловещая смерть на море» или «Свежий труп с карандашом в груди»?
— Они пришли, пан полицейский, — подобострастно раздалось рядом.
В дверном проёме опять торчала голова услужливого субъекта с моноклем. Его улыбка исчезла, как только он стал усиленно заталкивать в комнату целую процессию вампиров. Впрочем, когда они вошли, оказалось, что их только трое. Хотя трое — это тоже было много, когда ждёшь одного конкретного.
— Кто из вас Лестат? — Я удивлённо воззрился на вошедших.
— Я Лестат, — сплюнув жвачку на пол, сказал старый вампир с длинными седыми космами на затылке, похожий на обгоревший скелет, одетый в больничную пижаму.
— Мы все, — нервно поправил его лысый вампир с бегающими глазками в строгом костюме при белом галстуке-бабочке со следами оранжевого кетчупа и почему-то в сандалиях.
Третий, в молодёжно-байкерском прикиде, равнодушно кивнул и поднял два пальца вверх в знаке «foreva»…
— Они все трое Лестаты, — методично подчеркнула запись в блокноте Эльвира, уступая мне место.
— Мне нужен только тот, кто до недавнего времени был секретарём у Арона Мультури и встречался с ним вчера. Вы? — Я обратился к лысому вампиру явно бюрократического вида.
Кажется, ошибиться тут было невозможно, но мне повезло. Лысый отрицательно покачал головой.
— О нет… Я крупный промышленник и банкир Лестат, на мои плечи как раз и ложится всё финансирование этого ежегодного мероприятия, — сказал он дрожащим голосом.
— Понятно, почему у вас такой замученный вид, — пробормотал себе под нос я. И, обращаясь к старому вампиру, уточнил: — Тогда секретарь, видимо, вы?
— Нет, нет, нет… — испуганно отшатнулся он, пятясь назад, но дверь была надёжно прикрыта.
Тогда старик повесил голову и тихо забормотал, постепенно повышая голос:
— Я нелегал… У меня нет визы, но на конференции всегда так вкусно кормят. Вы вправе сдать меня в порту, но знайте, это будет неблагородный поступок! Недостойный такого красивого, умного, привлекательного офицера, как вы. Ваша милая девушка вам этого не простит! Да, месье, не простит. Правда, мадемуазель?
— Лестат-нелегал, — хладнокровно чиркнула у себя в блокнотике Эльвира. — Думаю, мы можем вас отпустить. До приезда миграционных властей, разумеется…
— Тогда, полагаю, вам нужен я, — скромно поклонился и вышел на шаг вперёд третий — потрёпанного вида брюнет-байкер, в тёмных очках и кожаном прикиде, более всего похожий на вышедшую в тираж рок-звезду. — Я так понимаю, вы хотели допросить именно меня?
— Пока это неофициальный допрос, — честно предупредил я. — По прибытии корабля в порт вас будут ещё раз допрашивать те, кому поручат это расследование. Я же могу лишь надеяться, что вы не откажетесь посотрудничать с полицией, ответив на мои вопросы. В противном случае…
Он буркнул что-то невразумительное себе под нос, что должно было означать согласие.
— Остальные могут быть свободны. Но, конечно, если у вас есть для меня информация…
На секунду мне показалось, что пугливый финансист хочет что-то сказать, но вдруг передумал. Старик же явно находился в каком-то отрешённом состоянии — судя по одеянию и туманной пелене в глазах, возможно, что его подняли прямо с постели, точнее, вытащили из чужого надувного гроба.[3]
— Как долго вы служили у синьора Мультури? — начал я, когда лишние присутствующие покинули каюту. — Почему уволились? Или за что вас уволили?
— Да, меня уволили. Этому старому хрычу не нравилось, что мы с моей рок-группой ночами репетируем в секретарской. Ну и потом, он дважды поймал меня с наркотиками.
— Вы употребляли наркотики? — сразу построжел я, делая знак Эльвире. Она тоже сдвинула брови и сделала пометку с двойным подчёркиванием.
— О, слегка покуривал травку, как и все музыканты, — безмятежно отмахнулся Лестат. — Но один наркоман в обществе сплошных алкоголиков выглядит бельмом на глазу. Там, где все пьют сорокалетний коньяк, кокаину не место, с этой формулировкой меня и вышибли.
— Вы употребляете наркотики до сих пор?
— Что вы, офицер, давно завязал, — ответил рок-музыкант с такой мечтательной полуулыбкой, что его сразу можно было арестовывать за хранение белого порошка. Но, увидев мой ответный взгляд, мигом проглотил улыбку и уже без кривляния спросил: — Чем я могу помочь?
Так-то лучше. Я ещё с полминуты посверлил его глазами и продолжил допрос:
— Что вы можете рассказать о вашем бывшем хозяине? Выкладывайте всё. С самого начала.
— Хорошо, но я не знаю, что именно может быть вам полезно. — Вампир сел на койку напротив и потёр пальцами виски. — Его корни из старейшей армиянской династии. Большая группа троюродных и четвероюродных братьев-спекулянтов из Армиянии, называвшие друг друга «ара», обосновались в Италии, открыли своё тёмное дельце и постепенно перетащили всю родню и соседей, обставив это дело перед миграционными властями как «воссоединение семьи». Италийское правительство поздно чухнулось, разбогатевшие на фальшивом коньяке братья уже сменили фамилию и теперь позиционировали себя как добропорядочных граждан, переписав на своём фамильном гербе девиз «Ара! По политуре?!» на «Аро Мультури». Хотя общий смысл оставался тем же. Ибо кровь без коньяка они не пили, традиционно зазывали к себе в рестораны чертей из самых запойных бомжей и пьяниц, делая из их крови коктейль и отводя душу…
Образ старейшины как достойного гражданина и уважаемого мэтра за каких-то полминуты развеялся в пух и перья.
— Вижу, вы немного разочаровались в «преподобном»? Что делать, жизнь вампира длинна и в массе безрадостна, а как-то зарабатывать на достойный уровень существования надо всем. Тем более что честно трудиться нас не заставишь. Мы лишь эксплуатируем пороки окружающих…
— Да, понимаю, — нехотя выдавил я. Ненавижу такой откровенно-снисходительный тон, никак не могу привыкнуть. Но надо! Если хочешь жить в обществе, приходится соответствовать и быть толерантным даже по отношению к таким высокомерным типам. Хотя его хозяин, похоже, был ещё хуже.
— Когда вы его в последний раз видели?
— Вчера вечером. Мы сохранили видимую вежливость отношений.
— У него были враги?
— Не больше, чем у любого из нас, — пожал плечами вампир. — Но Арон презирал их. Он даже таскал в халате осиновый карандаш с надписью «Мементо мори!», демонстрируя, что не боится смерти. Разве что…
— Продолжайте.
— Я не уверен, что это важно, однако… В последнее время старик склонялся к переменам. Ходили упорные слухи, что его речь на конференции должна была произвести настоящий переворот. По крайней мере, уж точно поставить точку в вечном споре традиционалистов и сторонников искусственного питания.
— Думаете, великий Мультури стал бы пить соевую кровь? — хмыкнула моя «стенографистка».
— Думаю, что многие политические вопросы в наше время по-прежнему решаются деньгами, — всё с той же полуулыбкой ответил Лестат. — Я могу идти?
— Да. Если вы снова понадобитесь мне…
— Всегда к вашим услугам, офицер. И я действительно завязал, поверьте.
Угу, так и поверил, нашёл наивного дурачка…
Когда бывший секретарь покойника вышел, мы вместе просмотрели записи. Ничего особенного, но и не так уж плохо для начала. По крайней мере, теперь мне понятно, на кого стоит обратить более пристальное внимание, а кого вызвать на допрос вторично. Хотя мотив преступления по-прежнему неясен. Месть, борьба за власть, личные счёты, роковое стечение обстоятельств? А возможно, и всё сразу…
— Ты знаешь, в какой каюте остановился твой учитель Хам Хмельсинг?
— Да, я его приведу, — охотно откликнулась Эльвира. Ей явно нравилось принимать участие в расследовании. Уж куда больше, чем самой быть жертвой преступления…
— Не стоит, здесь найдётся кого послать, — задумчиво буркнул я. — У меня почему-то такое чувство, что наш добровольный помощник никуда не ушёл.
— Вы правы, пан полицейский. — Из-за двери мгновенно высунулось знакомое лицо. — Я подумал, что вам ещё может понадобиться помощь.
— Конечно. Спасибо за содействие. Кстати, как вас зовут?
— Как меня зовут, месье? — удивился он.
— Да, как вас зовут? — с нажимом повторил я. Когда тебе вот так старательно навязывают услуги, это портит настроение, мешает думать и наводит на нехорошие подозрения. — Ладно, идите и позовите Хама Хмельсинга, это пожилой чёрт из каюты… — Я обернулся к Эльвире.
— Девяносто восемь, — сказала она, оторвавшись от записей.
Вампир с усиками быстро кивнул и испарился.
— Странный тип, — поморщилась моя подруга. — Так и не представился, хотя ты просил его дважды…
— Согласен. Иногда бывает, что кто-то пытается примазаться к расследованию, чтобы хоть как-то компенсировать свою личную несостоятельность.
— Но ты допросишь и его тоже?
Я, подумав, согласился:
— Обязательно, но позже. Пока пойдём по списку. А по списку у нас следующий…
К нам постучали, и в каюту буквально влетел нечёсаный хамоватый профессор. Судя по блаженной улыбочке и осоловелому взгляду, он опять был пьян.
— Вы меня…? — Он со значением поднял одну бровь.
— Да, звал. — Я уже понял, как с ним разговаривать, да и Эльвира переведёт, если что. — Мне необходимо задать вам несколько вопросов.
— Вы подозреваете меня в…?!
— Нет. Официально вы помогаете следствию. Если не возражаете, конечно?
— Конечно, я…! — язвительно вскинулся он.
Переглянувшись с Эльвирой, мы предпочли счесть, что не возражает.
— Можете вы сказать, где вы были в промежутке времени с десяти утра и до начала конференции?
— Разумеется, могу, но не…! Я гулял по верхней палубе, немного принял для… И смысл мне кого-то…?!
— Не убивали? Ясно. Вы знали убитого?
— Не имел… — презрительно сплюнул прямо на пол Хам Хмельсинг.
— Понятно, не имели чести, — поморщился я.
— Да, вы совершенно правильно…
— Что ж, вы свободны.
— Свободен? Но…
— Что «но»? — вздохнул я, не собираясь больше помогать профессору, доозвучивая за него фразы. Но, поскольку он тянул с ответом, явно издеваясь, пришлось уступить. — Вы что-то видели?
Хам Хмельсинг снова сфокусировал внимание на мне, подумал и решился:
— Она плакала в коридоре, но я не знаю, что… Хотелось подойти и спросить, может…
— Кто плакал?
— Та чертовка с… Но она отвернулась и начала рисовать себе…
— Что рисовать?! — окончательно запутался я.
Пьяница выразительно ткнул себе пальцем в глаз, пояснив:
— У неё потекла вся…
— Ладно, большое спасибо. — Я потерял терпение, встал и распахнул дверь. — Вы свободны.
Старик увидел открытый выход, икнул и, покачиваясь, вышел, один только раз ударившись лбом об косяк. Причём не обиделся и не удивился…
Эльвира сострадательно покосилась на меня. Ей-то привычно, этот тип у неё преподавал, а я уже чувствовал повышенное нервное сердцебиение. Может, сделать короткий перерыв? Но нет, отдыхать некогда, до вечера нужно проверить максимальное количество подозреваемых…
— Мне нужен список пассажиров.
В дверь тут же заглянул мой добровольный помощник:
— Конечно, сейчас сбегаю к капитану! Могу ли я ещё чем-нибудь быть полезен, офицер, может, чашку кофе? Немного виски? Хорошо прожаренный стейк?
— Нет, спасибо, я работаю.
— Да, понимаю, понимаю, — закивал вампир. — Быть может, тогда мне заменить вашу спутницу? Она явно устала, и я мог бы вместо неё записывать показания подозреваемых. У меня очень хороший почерк. В прошлом столетии я служил секретарём у Бориджей!
Я поднял на него заинтересованный взгляд, встал, шагнул к дверям и повторил:
— Спасибо, нет.
— Конечно, конечно, вам видней. Но если я только понадоблюсь — к вашим услугам, сэр!
Он резко развернулся, чтобы бежать выполнять поручение, но…
— Где вы были сегодня с десяти утра и до начала конференции? И кстати, как вас зовут? — быстро спросил я, перехватывая вампира за рукав, прежде чем он успел выскочить в коридор. Я давно заметил, что у него не было беджика, это подозрительно, хотя и могло иметь вполне невинное объяснение — забыл нацепить с вечера или потерял в суматохе на конференции…
Он застыл на месте и, не поворачиваясь, медленно ответил:
— Не помню.
— Как это? — вмешалась Эльвира, сразу хватая блокнот. — Не помните своё имя? Как интересно…
— Вы хотите знать моё имя? Правда?! — неожиданно просияв, обернулся вампир. Клоунничает или говорит серьёзно, я пока не мог понять. — Что ж, тогда начну издалека. В тысяча триста двадцатом году мой дедушка вступил в Союз левых радикалов, правого крыла, центристского толка натуралов, под знамёна Ричарда Покусаю Всех На Месте! Помните его? Он был такой натурал, что всегда ходил только голым и чуть было не сделал нашу страну вампирской монархией. Тогда ещё была популярна песенка: «Делегат делегату брат! Будь вампир ты, а будь депутат. От чертей, от горгулий, неважно — долю крови получит каждый!» А знаете, кто сочинил этот гимн? Вы не поверите, именно мой дедушка! Так вот потом он…
— Стоп. — Я хлопнул ладонью по столу. — Какое это имеет отношение к тому, где лично были вы с десяти утра до заявленного начала речи господина Арона Мультури?!
— Честно говоря, никакого, — подумав, признал вампир. — Просто я думал, что вам как образованной личности должно быть интересно, почему я стал таким, что и имени своего не помню. А ведь корни моей плохой памяти кроются ещё в глубокой древности. Например, моя двоюродная прапрапрабабушка забывала даже свой собственный адрес! В детстве её постоянно приводили домой соседи, разумеется укутанную и накормленную, что, как вы понимаете, очень устраивало её родителей…
— Ладно, мы с вами ещё поговорим, а пока вы свободны. Только принесите мне список всех участников конференции и позовите…
— Никого не звать! — решительно поднялась Эльвира. — Я мигом на кухню, и пока ты не поешь, никаких больше допросов!
Через пятнадцать минут она заставила меня съесть два кекса и практически силой влила в горло чашку горячего чая с лимоном. И только когда я, сытый и довольный как удав, развалился на койке, то понял, как же я на самом деле устал. Ничто так не утомляет психику, как допросы, а допросы вампиров вдвойне. Они же врут на каждом шагу — по поводу и без повода. И не потому, что хотят, просто не могут иначе, традицию потенциальной лжи они впитывают с молоком матери…
— Ты сыт?
— Вполне.
— Отдохнул?
— Ну так…
— Тогда пошли. — Эльвира быстро встала из-за стола, хватая меня за рукав. — Идём на палубу, тебе надо элементарно проветрить мозги.
— Нет, мне ещё кучу народа нужно допросить, — вздохнул я.
— Успеешь. Никуда они с корабля не денутся. По крайней мере до заката, когда превратятся в летучих мышей и попробуют сдунуть отсюда как тополиный пух.
— Тем более. Значит, у меня времени только до заката.
— Мы в море, милый. Летучим мышкам ни за что не долететь до берега.
Подумав, я согласился выйти на палубу. Она была права, мне нужно сменить обстановку, чтобы хоть на десять минут подставить лицо под потоки свежего морского воздуха и…
Я не успел закончить мысль, потому что за дверью раздался неясный шум, толкотня и вскрики. Да что ж там такое? Ага, это верный Чунгачмунк активно отпихивал в сторону моего нового помощника «забыл своё имя».
— Я обещал, что буду помогать вам, мой бледнолицый брат! А этот подозрительный тип не хочет уступать мне место.
— Я тоже помогаю полиции! — в свою очередь возмущался вампир с усиками. — Какого дьявола этот краснокожий дикарь лезет не в своё дело?!
— Полиции должны помогать честные граждане. А все вампиры на этом корабле под подозрением.
— Что, я под подозрением?! — картинно схватился за сердце вампир. — Вы меня арестуете?
— Успокойтесь, никто не под подозрением и никто не будет арестован, — тяжело вздохнул я. — Если вам обоим нечем заняться, так и быть, станьте у дверей, охраняя мой кабинет и записи от посторонних лиц.
— Слушаюсь, сэр!
— Хук, мой бледнолицый брат!
Я покачал головой, зашёл обратно в каюту, сунул протоколы допросов за пазуху (не оставлять же их с этими подозрительно-активными «добровольцами») и вышел вслед за Эльвирой прочистить мысли на свежем воздухе.
Выходя на палубу, я чуть не сшиб стройного вампира с заплаканными глазами.
— Грубиян, вы наступили мне на ленточку от пуант! — истерично выкрикнул он.
Я поспешно сделал шаг назад и посмотрел под ноги. На нём действительно были пуанты, развязавшуюся ленточку которых он сейчас завязывал, изящно вытянув вперёд ножку, как балерун в заштатном кафешантане. Собственно, улыбающуюся журналистку он-то пропустил, а вот мне напрочь загородил дорогу. И с какой целью — непонятно, я всё равно обошёл его…
Этого вампира я механически отметил ещё вчера. Он о чём-то страдал в сторонке, и его «очаровательное» лицо выражало большую внутреннюю муку. Парень был одет как богатый плантатор Нового Света, пытающийся выглядеть французским дворянином восемнадцатого века — бархатный камзол, сорочка с пышным жабо и до черноты засаленными кружевными манжетами. И вообще, на мой взгляд, на нём было слишком много кружев…
— Держу пари, на нём даже трусы с кружевами, — словно прочитав мои мысли, заметила Эльвира мне на ухо, приподнявшись за моей спиной на цыпочки.
Меж тем манерный тип в пуантах величаво расхаживал взад-вперёд, нигде не задерживаясь дольше чем на минуту. Если он к кому-то обращался, большинство присутствующих делали вид, что не слышат, и ретировались, а если кто-то особо приветливый отзывался, он сразу закрывал лицо руками и, рыдая, убегал.
— Моё имя Льюи Слёзы де Пуант дю Лак, — неожиданно подбежав ко мне, сообщил он. И отбежал так же резво, даже не дождавшись моей реакции.
Угораздило же родителей так назвать ребёнка, такое имя не забудешь, как и его самого. Впрочем, я уже вроде говорил, что вампиры нормальной психикой не отличаются…
— Он на тебя как-то странно поглядывает, — нервно заметила Эльвира. — Говорят, ему нравится ходить в пуантах и красить ногти лаком. Ну как если бы этим он отдавал дань уважения своим предкам, славным де Пуант дю Лакам.
— А ты откуда всё знаешь?
— Ха! Вообще-то я уже третий год освещаю как представитель прессы эти их конференции, — поморщила носик моя спутница. — Мне надо в дамскую комнату, быстренько покурю в форточку и вернусь. Если начнёт приставать, просто рявкни на него погромче, особенно он боится маленьких девочек, используй это.
— Как? Я не очень похож на маленькую девочку!
Кажется, я начал паниковать, что просто неприемлемо для представителя порядка, тем более при исполнении.
— Ну тогда брось в него носком.
— Неужели помогает? — удивился я, смутно представляя, как буду при всех снимать обувь, отбиваясь носками от манерного вампира в пуантах. — А если промахнусь?
— Не знаю, сама не проверяла, но многие специалисты рекомендуют. И целься лучше!
Что бы там ни рекомендовали многознающие специалисты, я не собирался над этим задумываться, голова была занята более важными проблемами. Кто убийца? У кого были мотивы? Случайна ли эта смерть? Не было ли подобных убийств в прошлые годы? Не имеем ли мы дело с серийным убийцей?
Пока после четырёх допросов в плане расследования я топтался на том же месте. Но предаваться чёрным мыслям не хотелось, я, наоборот, надеялся проветриться, чтобы потом со свежими…
И тут этот Льюи Слёзы неожиданно вцепился мне в рукав:
— Постойте, не уходите. Вы эффектный мужчина, а все эффектные мужчины всегда в меня влюбляются. Ах, как я устал от этого…
— Да не собираюсь я в вас влюбляться, — довольно жёстко пресёк я приставания вампира, отдирая от себя его руку.
Но парень оказался неожиданно сильным и наглым, жарко шепча мне на ухо:
— Они любили меня, но их любовь была холодна, а в вас чувствуется животная варварская страсть! Наденьте же на меня наручники.
— В каком смысле? — попятился я.
— Ну арестуйте меня, это я убийца! Я хочу, чтобы только вы, лишь вы один надели на меня это холодное железо, силой сковали мои руки, ограничили мою свободу и повели за собой.
— Да идите вы, — попытался отмахнуться я, позорно пятясь к спуску на нижнюю палубу.
— За вами куда угодно! — кричал Льюи, заливаясь слезами счастья. Я попробовал отодвинуть его в сторону, но вампиры невероятно сильны, не каждому чёрту с ними потягаться.
Тогда я вспомнил совет Эльвиры и как можно громче рявкнул:
— Пошёл прочь с дороги, грязный извращенец! А то всё маме расскажу.
Быть может, маленькие девочки сейчас выражаются иначе, но Льюи прикрыл выпучившиеся от ужаса глаза ладонями, сгорбился и, рыдая, бросился прочь. Хорошо хоть носком не пришлось воспользоваться, а то со стороны полицейского офицера это выглядело бы как-то глупо. То есть куда глупее, чем в обычном случае…
Ну, наконец-то меня оставили одного, но, как оказалось, ненадолго. По палубе ко мне спешил капитан.
— Как продвигается расследование, сержант?
— Кое-что уже проясняется, — уныло соврал я. — Но мне потребуется список пассажиров.
— Конечно. Через пять минут мой помощник принесёт его вам.
— Благодарю.
— И вот ещё, там по средней палубе бегает пассажир и орёт, что он убийца, — флегматично добавил капитан. — Похож на психа в пуантах, но мало ли…
О небо, только этого мне ещё не хватало. Если слезливый Льюи убедит всех окружающих в своей виновности, мне никогда не докопаться до правды. Настоящего убийцу просто не будут искать, наши суды тоже не заинтересованы в долгих расследованиях, им бы лишь кого засадить…
— Мы взяли на себя смелость запереть его в его же каюте. Впрочем, он особо и не сопротивлялся. — Подбежавший к нам матрос передал капитану ключ.
— Хорошо. Вы всё сделали правильно, — вынужденно согласился я. — Пойдёмте, посмотрим на это чистосердечное признание.
По пути к нам присоединилась Эльвира, которая только-только успела вернуться с перекура. Надо будет побеседовать с ней на эту тему, не люблю, когда от девушки пахнет сигаретами, даже вполне пристойными…
— Проходите, офицер. — Капитан открыл дверь каюты сто один и пропустил меня вперёд. — Вот он. Я, с вашего разрешения, пока займусь своими обязанностями.
Он козырнул мне и вышел. А в каюте, естественно, мирно сидел себе пристававший ко мне всего пять минут назад блондин с заплаканными глазами — Льюи де Пуант, чёрт его побери, дю Лак! Он всё же достал меня, не так, так эдак! Признаюсь, в первую секунду, когда я встретился с его наглым взглядом, у меня по телу даже мурашки побежали, а потом появилась здоровая злость…
— Я знал, знал, что вы придёте за мной, эффектный мужчина! Ещё никто не проходил мимо меня просто так, а вы намеренно наступили на мои пуанты… О, это был знак!
— Сейчас он будет рассказывать тебе историю своей жизни (вернее, нести тот бред, что напридумывал сам себе за двести лет вампирского существования), пока не сведёт с ума сентиментальными описаниями своих чувств к скрипачам, маленьким девочкам и французскому театру. — Эльвира быстро спряталась за мою спину, шепча на ухо. — А если собьётся, то начнёт всё сначала! Некоторые мои коллеги застревали у него на целую неделю. Не все из них сохранили рассудок, а выживших вообще было немного.
— Почему?! — так же шёпотом, краем рта спросил я.
— Потому, что вампир не может не есть неделю. Он всех журналистов уже достал предложением дать интервью. И ведь до сих пор попадаются наивные идиоты, что идут к нему как овечки, а он натурал…
— В смысле? Я думал, совсем наоборот…
— Тьфу на тебя! Вечно у мужчин одно на уме, — смешливо фыркнула она. — Натурал — в смысле традиционалист, пьёт кровь. И журналистскую особенно!
Но Льюи, кажется, даже не слышал Эльвиры, по крайней мере, не обращал на неё никакого внимания. Он пристально смотрел лишь на меня.
— Говорят, вы полицейский. Если это так, то я вторично прошу арестовать меня, милостивый господин! Ибо я и есть убийца. — Он сделал многозначительную паузу и продолжил, беззастенчиво разглядывая меня: — У вас необычные черты лица. Вы славянин? Да! Ведь поляцкие упыри называли вас пан Брадзинский. Чудесно, чудесно… Вот только пан меня ещё не арестовывал.
Я устало кивнул Эльвире, она достала из сумочки блокнот и авторучку. Делать нечего, приступим к допросу на его условиях и его территории. Посмотрим, кто кого…
— Итак, вы — убийца, я правильно вас понял? Вы признаётесь, что убили Арона Мультури?
— Арона Мультури? О, возможно, среди них был и Арон. Я убил тысячи и не спрашивал, как их зовут, — обиженно отвернулся вампир.
— Вы что, издеваетесь?! — остолбенел я.
— И буду продолжать убивать, если только вы меня не остановите! Я убийца! Убийца!
— Не беспокойся, на самом деле он убивает только крыс и газетчиков, — шепнула мне Эльвира, опустившись в кресло и запрокидывая ногу на ногу. — Хотя это тоже некрасиво. Успокойтесь, господин Пуант дю Лак. Всё в порядке, мы вас непременно арестуем. Хотя бы за намеренный увод следствия по ложному следу…
— О, да вы, кажется, журналистка, моя прекрасная? Хотите взять у меня интервью?
— В другой раз, господин дю Лак, — мгновенно собралась Эльвира. — Сейчас я немного занята.
— Правда? — капризно надул и без того слишком пухлые губы навязчивый вампир, недоверчиво оглядывая Эльвиру. Повернулся ко мне, состроив приветливую улыбку, и опять начал гнуть своё: — Хотите, расскажу вам историю своей жизни?
Моя спутница предупреждающе округлила глаза, сигнализируя: «Не поддавайся!» Я обречённо взял из её рук блокнот и приготовился записывать.
— Это ваша каюта?
— Нет, просто каюта… — загадочно отозвался Льюи. Интересно, чья же, как не его, была эта одноместная каюта с прачечной через стенку. Матросы сунули дебошира куда надо.
— Кто вы по профессии?
— Я вампир, — гордо ответил он.
— Понятно…
Все вампиры так говорят. Они думают, что вампир — это уже профессия, им и в голову не приходит, что кто-то на этом свете ещё и работает.
— Я наблюдал за вами… — Дю Лак многозначительно подвигал подщипанной бровью.
— Не отвлекайтесь. Вопросы здесь задаю я.
— И что? Неужели вы не почувствовали нитей связующих нас токов?! А потом, когда вы заговорили со мной и что-то изменилось в самом воздухе… — Он посмотрел на Эльвиру злобным взглядом, откровенно говорящим, что она здесь лишняя, и снова повернулся ко мне с елейной улыбкой. — Нам обоим дьявольски повезло, что мы встретили друг друга! Присядьте, я расскажу вам про мой последний рассвет и прощание с солнцем…
— В другой раз, — поспешно возразил я, потянув за руку сидевшую в кресле Эльвиру и пятясь к двери.
— Другого раза может не быть, ваша жизнь быстротечна, а мне уготовано иное. — На длинных ресницах Льюи блеснули слёзы.
— Минуточку, — задержался я. — Какое ещё прощание с солнцем? Вы же и так родились вампиром?
— Ах тот багрово-алый закат! О, это был волшебный миг, навеки запёчатлённый у меня в сердце. Не верьте тем, кто думает, что у нас его нет… — не обращая на меня внимания, продолжал врать Льюи. — Итак, слушайте и внимайте, я готовился стать самым великим вампиром…
Эльвира ткнула меня в бок кулачком, и я будто очнулся от нервного оцепенения:
— С вами всё ясно — вы не убийца, вы больной!
— О как жестоко вы ошибаетесь…
— Пока считайте себя запертым под домашним арестом. Но если посмеете ещё хоть раз отвлекать меня от расследования, попрошу капитана перевести вас в карцер, — жёстко обрезал я, и мы с Эльвирой покинули каюту.
— Куда же вы? Я только начал, мы могли бы так хорошо поговорить, без этой настырной… — выкрикнул было Льюи, но тут же, равнодушно укладываясь на кровать, добавил: — Хорошо, мой герой, я дам вам интервью позже, вы ведь вернётесь… ко мне…
Суровый капитан терпеливо ждал нас в коридоре.
— Что скажете? — спросил он, протягивая мне листок со списком пассажиров.
— Он никого не убивал, маниакально-психический бред от невостребованности в обществе. — Я с трудом сдерживал злость на отнявшего у меня столько времени и немало потрепавшего нервы идиота-вампира.
— Так я и думал, — флегматично кивнул капитан корабля и, пожелав мне удачи в дальнейшем, направился вверх по трапу.
— Вы позволите мне записать ваше мнение по поводу всего произошедшего? — елейно пропела Эльвира и, подцепив капитана под локоть, удалилась вместе с ним. Ничего личного, только работа, как говорят все журналисты… Ненавижу их профессиональную этику!
Из-за случившейся трагедии все запланированные по расписанию мероприятия на сегодняшний день были отменены и объявлен повсеместный траур. Я походил по палубам, надеясь выбросить из головы все мысли об этом убийстве, но автоматически посматривая по сторонам, не ведёт ли кто себя подозрительно? Моё следствие опять зашло в тупик…
Я уже не знал, за что уцепиться. Оставалась речь Арона, которая, возможно, была написана и которую, так же возможно, похитил убийца. Вот её непременно следовало найти, она ключ к разгадке смерти старейшины! Обычный обыск ничего не даст, вряд ли преступник держит экземпляр у себя в каюте на столике. К тому же никто не позволит мне без специального разрешения прокурора шарить в багаже иностранных гостей. Так что остаётся полиции? А ничего, ждать…
Вследствие траура все пассажиры были предоставлены сами себе. Кто-то читал, кто-то скорбел, кто-то пил. В игральном салоне скучающие вампиры коротали время, потягивая соевую кровь и перекидываясь в примитивного дурачка и пиковую даму. А вы думали, в покер и вист? Угу, как же, они ведь только мнят из себя аристократов.
— Как продвигается расследование, месье офицер? Не хотите ли немного отдохнуть и сыграть с нами партейку?
Но, бросив намётанный взгляд на все три карточных стола, за которые меня приглашали, я быстро оценил обстановку:
— У вас меченые карты, у вас четыре туза в рукаве, у вас краплёная колода, а вы двое кашлянием и перемигиванием подаёте играющим сигналы о картах противника.
Повисла нехорошая тишина. Когда я вышел из салона, прикрывая за собой дверь, там внутри уже назревала логичная драка. Играли-то на деньги, а кому приятно чувствовать себя жертвой шулера?! В другое время я бы, конечно, исполнил свой служебный долг и вмешался, но сегодня у меня было дело поважнее. Я должен был изучить предоставленный капитаном список пассажиров и продолжить допрос.
Пришлось вернуться в тринадцатую каюту, на страже которой честно стоял одинокий теловар. Рьяный помощник-вампир, как я понимаю, куда-то исчез. А вот индейский вождь при моём появлении радостно подпрыгнул:
— Где ты был, мой бледнолицый брат? Почему на твоём служебном поясе нет скальпов? Узнал ли что-нибудь важное для расследования?
— Вот понять не могу, почему индеец, ненавидящий вампиров, так хочет поймать убийцу вампира? — не выдержав, задал я вопрос, который меня мучил с момента, когда «черепаха» предложил свою помощь.
— Я должен, брат, — сурово кивнул он. — Как и ты, я лишь исполняю свой долг.
— Какой долг?
— Служить порядку, старший брат.
— Понятно.
Я покачал головой, открыл дверь и пропустил его вперёд.
— Где вы были с девяти утра и до начала конференции? — ровно начал я, садясь сам и кивнув на койко-место напротив.
— Ты подозреваешь меня?! — Чунгачмунк сделал каменное лицо, не реагируя на приглашение садиться. — Я воин, а не убийца!
— Нет, я задаю этот вопрос всем кому только можно, — вздохнув, признался я. — Конкретных подозреваемых пока, к сожалению, нет. Можете мне помочь?
Чеканное лицо индейца слегка расслабилось.
— Разузнайте у свидетелей, сколько времени отсутствовала на шлюпочной палубе девушка, которая всё время ходит с этим певцом, Эдиком Калинкиным. Её зовут Памелла… — я заглянул в список, — Памперсон. Но сначала найдите её и приведите ко мне.
Индеец молча кивнул, со значимым видом стукнул себя кулаком в грудь и бесшумно выскользнул в дверь. Я же углубился в список пассажиров, не ожидая, впрочем, найти там хоть сколько-нибудь весомую зацепку. Все эти имена (за исключением нескольких услышанных вчера и сегодня на корабле и с кем я успел познакомиться) мне были неизвестны. Я неожиданно узнал, что приведённых ко мне троих Лестатов звали: Лестат Великолепный, Лестат Так Себе и Полный Лестат! Кто из них кто, я без особой необходимости решил не уточнять. Вполне возможно, что тот, кого я допрашивал, даже не был Полным…
Буквально через несколько минут в каюту постучалась и вошла Памелла. Девушка явно была напугана, она отводила глаза и кусала губы, а судя по мокрым глазам, еле сдерживалась, чтобы не заплакать. Бедняжка явно находилась на предпоследней грани истерики.
— Присаживайтесь, пожалуйста.
Она прикусила губу и села с прямой, как линейка, спиной.
— Вы знаете, что на корабле произошло преступление. Сразу предупрежу, что ни в чём не подозреваю лично вас, просто таковы наши полицейские правила, мы обязаны допросить всех. Понимаете меня?
Она молча кивнула.
— Вы в порядке? Может, хотите стакан воды?
— Нет…
— Хорошо, тогда скажите, где вы были в предполагаемое время убийства?
— Загорала на палубе у бассейна.
— С самого утра и до начала конференции? — уточнил я.
— Да, — не моргнув глазом солгала она.
— То есть в течение почти шести часов вы ни разу никуда не уходили?
Она, жутко покраснев, опустила глаза.
— Может быть, только раз… Да, один раз я выходила за кремом для Эдика. Конечно, ведь все слышали, как мы с ним перед этим слегка… мгм… поспорили.
Так, она всё-таки решила не скрывать этого. Меня по-прежнему смущало лишь то, что она пошла за кремом, когда на столе под зонтиком рядом с загорающими была представлена куча кремов для загара. Специально, чтобы вампиры тут же на себе их и опробовали. Впрочем, за отказ от пробников тоже никого не привлечёшь…
В этот момент в комнату бесшумно вошла Эльвира, судя по довольному лицу, интервью было удачным. Она привычно встала позади меня, готовая к работе. Что ж, её помощь как женщины может оказаться бесценной в допросе девушки…
— Почему он послал вас за кремом, когда всё необходимое можно было взять на месте?
— Эдик пользуется только своим, дорогим кремом фирмы «Ypirlaitkondms», — дрогнувшим голосом пояснила Памелла. — А всё, что лежало на столиках у бассейна, было экспериментальное и дешёвое.
— То есть нелейбловое, — не сдержавшись, тихо заметила Эльвира, я опустил голову, чтобы спрятать улыбку. Всему миру известно болезненное пристрастие вампиров к известным и модным маркам с кричащими названиями.
— Ну и что? — обиженно обернулась к ней девушка. — Вам-то какое дело, что у Эдика есть вкус?! Он сам знает, что ему лучше! Вампиры вообще лучше всех разбираются в качестве, им фуфло не подсунешь.
— И поэтому вы побежали за его кремом, хотя перед этим он явно оскорбил вас?
— Ничего он меня не оскорблял! Что вы в этом понимаете?! — Её начала бить дрожь.
— Вам холодно? Может быть, накинете мой пиджак?
— Нет, спасибо, у меня всё хорошо! — вдруг пронзительно взвыла Памелла, закрыла лицо руками и зашлась в бурных рыданиях. — Это я! Я его убила! И Эдик! Он мне помогал…
— Каким образом? — осторожно уточнил я.
— Карандашо-ом… — прорыдала она, на секунду подняв голову и посмотрев на меня.
Эльвира подошла к ней и успокаивающе погладила по волосам.
А вот об орудии убийства знали немногие. Похоже, что это признание серьёзно. Но лично я никогда бы не принял Памеллу за убийцу, не видел ни смысла, ни мотива.
— Эдик Калинкин? — Эльвира ответила мне недоуменным взглядом. Глаза у неё были совершенно круглые от удивления. Её кумир оказался замешан в грязном преступлении…
— Зачем вы это сделали? — мягко спросил я, кивнув Эльвире, чтобы вела протокол допроса. Дважды просить журналистку о таких вещах не приходилось.
— Видите ли… он не хотел давать согласия на то, чтобы Эдик сделал меня вампиром. Вы же знаете, вампиры очень жёстко контролируют прирост численности собственного населения. Мы все… то есть я пока нет, они все друг другу конкуренты.
— И?
— Мы пошли к синьору Арону попросить разрешения, чтобы Эдик сделал меня вампиром. — Памелла громко высморкалась в платок, который я успел ей подать.
— Кажется, Эдик этого не хотел. Все видели, как вы ругались, — вставила моя подруга.
Мадемуазель Памперсон посмотрела на неё, словно увидев впервые.
— А вы кто такая? И откуда можете знать, хотел он или не хотел?! — вспыхнула она, но так же быстро потухла. — Да, но потом мы помирились, и Эдик признал, что я права. Мы с ним уже два года вместе и подошли к такой черте, когда пора или расставаться, или переходить на новый уровень отношений. Эдик выбрал второе. Несмотря на некоторые противоречия между нами, он меня любит и не захотел меня терять.
— Значит, вы поставили ему ультиматум? — загорелась Эльвира, как истинная журналистка охочая до сенсаций, даже вымышленных.
— Да, — поджала задрожавшие губки Памелла, сдерживая новые слёзы, пока Эльвира, сияя улыбкой, записывала её показания. — Я не буду давать интервью, если вы что-то из этого опубликуете… я ничего больше не скажу.
— Она ничего не напишет. — Я успокаивающе похлопал девушку по руке. — Но вы же понимаете, что ваше признание и так вызовет большой скандал в вампирском обществе.
Быть может, мне показалось, но на секунду во взгляде Памеллы мелькнуло удовлетворение.
— Так что было дальше? Вы пошли к синьору Мультури вдвоём?
— Да… то есть, — она запнулась, — нет. Сначала пошла я. Ещё накануне я узнала, какую каюту он занимает…
— Он был один?
— Да, и любезно согласился выслушать меня-а-а… — Памелла снова зарыдала, я молча ждал. Наконец, уняв рыдания и поискав чистое место в платке, она утёрла слёзы и продолжала: — Я сказала ему: «Синьор Мультури, Эдуард согласился сделать меня вампиром. Почему мне нельзя стать вампиром? Вы же знаете, как давно я этого хочу!» — «Нет!» — сказал он. «Но почему? Вы же знаете, как я предана образу жизни вампира! Я даже соевую кровь пью каждый день, уже два года!» — «Соевую?! Всё! Мне это надоело. Убирайтесь вон! Мне надо готовиться к выступлению, на котором я расправлюсь, как с толстыми крысами, с вампирами-отступниками с их „современными“ взглядами!» В этот момент я и… то есть в этот момент в комнату на крыльях мести (достойнейшая вампира страсть!) ворвался Эдик. Он услышал последние слова старого хре… этого уважаемого старца. «Вы не смеете так разговаривать с моей девушкой!» — вскричал он гневно. Он у меня такой благородный. «Ещё один изменник, вон отсю…» Не знаю, что хотел сказать Мультури, потому что Эдик уже выхватил карандаш (он всегда подкрашивает брови) и пронзил этого дряхлого идио… мудрого отца вампиров в самое сердце. Он умер не сразу, пришлось добивать, засаживая карандаш всё глубже и глубже! Ну вот в принципе и всё, — закончила девушка и мило заулыбалась. Слёзы у неё уже давно высохли, она покачивала ножкой под столом и, судя по всему, была вполне спокойна и счастлива.
Я с трудом сохранял хладнокровие. Такая непосредственность просто повергала в шок.
— Хорошо. Теперь посмотрите, правильно ли моя помощница записала ваши показания, и поставьте под ними подпись, если всё верно.
Девушка быстро пробежала глазами запись, кивнула и расписалась.
— Что ж. Теперь я должен вас задержать.
— Вместе с Эдиком? — уточнила девушка.
— Разумеется. Вы и ваш сообщник будете переданы правосудию завтра вечером по прибытии в порт.
— А сейчас нас запрут в одной каюте? — с надеждой приподнялась она.
— Я поговорю на эту тему с капитаном, — пришлось пообещать мне. Пусть думает, что у неё всё получилось. — Пока же вам придётся оставаться здесь. Но для чистоты допроса прошу вас пройти в туалет. Я вас вызову.
— Он будет всё отрицать, — уже совершенно не скрывая своей радости, пропела Памелла. — Но я говорю вам правду. Это мы его убили. После суда нас посадят в одну камеру? Правда, офицер? Как вы думаете, сколько нам дадут?
— От пятнадцати до двадцати пяти, — рассеянно пожал плечами я.
— Прекрасно, мне как раз хватит, чтобы… — Но тут она прикусила язычок.
Когда наша «убийца» скрылась в ванной, мы с Эльвирой страдальчески переглянулись.
— Эта дурочка всё врёт, — шёпотом просемафорила она.
— Врёт, — кивнул я. — Но не всё. Она искренне считает себя убийцей и примазывает к этому Калинкина. А вот он-то тут явно ни при чём.
— Ты так уверен?
— Да. Посмотри, за дверью должен стоять кто-то из наших добровольных помощников? Пошли любого за этим модным певцом.
— Я и сама могу сходить, — предложила Эльвира, но тут же смилостивилась: — Ладно, ладно, не делай такое лицо, словно ты ревнуешь! Сейчас посмотрим, кто у нас там есть…
Через минуту она впустила в каюту стройного индейца с непроницаемым лицом, но с победно сияющими глазами…
— Вы разузнали то, о чём я вас просил?
— Да, бледнолицый брат, — сдержанно кивнул индеец. — Можно я буду называть тебя вождь Блестящая Бляха?
— Разрешаю, — вынужденно согласился я. — Но не тяните, что удалось узнать?
Индеец с важным видом достал из-за пазухи свёрнутый в трубку листок и, развернув его, торжественно прочёл:
— Она выходила два раза, после второго раза пробыла всего несколько минут и ушла с Эдиком под ручку. Это подтвердили несколько свидетелей.
— Отлично. Пригласите ко мне Эдика Калинкина.
— Да, вождь Блестящая Бляха. Хук тебе!
И он молниеносно скрылся за дверью. Надеюсь, этот его «хук» означает одобрение…
— Интересно, где наш второй добровольный помощник?
— Лорд Рутвен?
— Это лорд Рутвен?! Тот, который обсуждал вчера происхождение вампиров?
Теперь понятно, почему он показался мне знакомым.
— Да, это он, только усы наклеил зачем-то, — повела плечиками Эльвира. — Подозрительно, правда?
Я хмыкнул, сердясь на самого себя. Эти вампиры, конечно, идиоты, и мало ли почему ему вдруг вздумалось наклеить усы (они вообще склонны к маскарадности)? Но то, что он вился всё время рядом и навязывал свою помощь, говорило о том, что ему зачем-то нужно было быть в курсе того, как протекает расследование. И на этот раз идиотом был я, что не заметил это вовремя. Из ванной уже доносился шум льющейся воды и весёлая песенка. Похоже, что мадемуазель Памперсон решила не терять время и принять ванну.
В этот момент в каюту без всякого стука вошёл Калинкин.
— Хотели меня видеть? — вальяжно растягивая слова, спросил он, задумчиво глядя куда-то в угол потолка и держа руки в карманах растянутых штанин. Дверь он открыл ногой.
При виде этого гламурного красавчика Эльвира восторженно вздохнула. Я еле сдержал зубовный скрежет.
— Да. Садитесь, пожалуйста. Прежде всего я должен вас спросить, не хотите ли вы сделать добровольное признание?
— Признание? — сдержанно удивился он. Теперь я понял, что для меня в нём казалось непостижимым, он весь был какой-то мягкий. Нет, не внешне, фигура у него была очень даже угловатой, даже костлявой, я бы сказал. Но в остальном он был словно вата или как флаг на ветру и полностью подчинялся стихии. При этом не выказывая собственных мыслей и эмоций. Будто у него их совсем не было.
— Да, признание в убийстве. Мы тут выслушали рассказ вашей подруги, вот он. — Я протянул ему листок с записью показаний Памеллы. — И подумали, почему бы и вам не помочь следствию.
Томный певец лениво подтянул к себе лист бумаги и начал читать. Только на секунду мне показалось, что его лицо изменило выражение и на нём отразился слабый интерес.
— Понятно… только я этого не делал, — не меняя тона, сказал он, пожав плечами и откидываясь на стуле с блуждающей чарующей улыбкой на губах, которая, судя по прибалдевшему выражению лица моей подруги, уже свела с ума тысячи женщин.
Вот бы встать и врезать кулаком по этому приторно-сладкому личику, чтобы убрать с него эту идиотскую улыбку! Но я вдруг понял, что дело тут даже не в чести мундира, просто у меня не поднялась бы рука, до того он был мил, гадина…
— Но вы заходили вместе к Мультури, как здесь написано?
— Нет. Я там не был. — Он зевнул, не снимая ни на миг с лица своей тошнотворной улыбки.
Не сводившая с него глаз Эльвира едва сдержала сладкий стон. На меня она так никогда не смотрела. Но я, конечно, обычный полицейский, а не модный вампир-певец.
— А где вы были?
— На палубе. Загорал. Потом ходил на массаж. Потом делал стрижку. Кстати, не посмотрите, ровно ли меня подстригли сзади? — Он повернулся ко мне затылком, кажется, там был небольшой перекос, но я заверил его, что всё идеально ровно. Так, маленькая личная месть…
— Не знал, что здесь есть массажный салон и парикмахерская.
— Ну конечно нет, здесь даже примитивного джакузи нет, — слегка раздражённо ответил этот тип. — Я привёз своего парикмахера, а массаж отлично делает мой стилист. Не хотите воспользоваться?
Я покачал головой:
— В другой раз. Примерно в котором часу пополудни вы ушли с палубы вместе с мадемуазель Памперсон?
— Я не слежу за часами. Памелла ушла куда-то по своим делам, а я на массаж, как вам и говорил, — он перекинул ногу на ногу.
— А куда именно пошла мадемуазель Памперсон, вы не знаете?
Он покачал головой.
— Вы узнаёте этот карандаш?
Я вытащил из внутреннего кармана своей куртки пакетик и показал ему карандаш.
— Вроде такой есть у Памеллы, — не глядя, ответил он.
— Вы уверены, что он не принадлежит вам?
— Уверен. Я не пользуюсь косметическим карандашом, — гордо заявил он, да и я сам видел, что брови у него светлее тона этого карандаша. Конечно, я не эксперт в таких вопросах, но явно брови не выглядели накрашенными.
— Хорошо. Вы свободны. Точнее, будете. После очной ставки. — Я повернулся к Эльвире. — Позови, пожалуйста, задержанную. Если она ещё в ванной, поторопи и помоги ей одеться.
— Есть, офицер, — хмыкнула Эльвира, глядя на меня недовольно, никто не любит, когда ими командуют. Особенно свободные журналисты.
Через минуту Памелла вышла к нам в банном халате и наматывая на ходу полотенце на голову. Наконец она выпрямилась, сияя свежим и чистым личиком.
— Пора идти в тюрьму? Я готова, — счастливо возвестила она и только тут заметила Эдика за высокой спинкой кресла.
— А теперь устроим маленький перекрёстный допрос, — улыбнулся я, жестом приглашая парочку сесть рядом на койку.
— Зачем, сержант? Я же сказал, что ни в чём не виноват? Если эта сумасшедшая кого-то убила, чего ради я должен идти в тюрьму?!
— Как ты можешь? — вспыхнула Памелла. — После всего, что нас связывало? После всего, что я для тебя сделала? Этот благородный пан офицер обещал, что нас посадят в одну камеру.
— Что-о-о?!! — Похоже, Эдуарду Калинкину впервые изменило хвалёное вампирское хладнокровие.
— Да! Да! Да! Он сказал, что минимум пятнадцать — двадцать лет мы будем неразлучны. Я до сих пор не могу поверить в такое счастье.
— И не верь, — жёстко оборвал её молодой вампир. — Господин Брадзинский, я ещё раз заявляю, что невиновен и ни в какую тюрьму не пойду. Вы меня слышите?!
Эльвира закатила глаза, кусая губы, чтоб не рассмеяться. Я откинулся на спинку стула и с наслаждением вытянул ноги. Пока эти двое орали друг на друга, как психованная пара мартовских кошек, я встал и открыл дверь.
— Присмотри за этими двумя голубками, — попросил я, подходя к дверям и подмигивая своей добровольной «стенографистке». — А вы, Чунгачмунк, следуйте за мной. Надеюсь, у вас есть какое-то оружие?
Индеец в ответ молча откинул полу пиджака, демонстрируя томагавк, украшенный росписью и перьями. Отлично, годится.
— Куда мы идём, брат? — спросил индеец, бесшумно скользя рядом.
— Возможно, арестовывать убийцу.
— Ты истинный вождь, Блестящая Бляха! Я горд, что мне довелось быть твоей правой рукой.
На самом деле повода для гордости было мало, особенно у меня. По крайней мере, пока мы не пришли к нужной каюте.
— Открывайте, Рутвен, я знаю, что вы здесь.
На самом деле я не знал, конечно, но это известный трюк у нас в полиции. В пятидесяти случаях он срабатывает. Изнутри послышался тихий истерический вскрик, шум и невнятная возня.
Я кивнул Чмунку, чтобы прикрыл меня, и тремя ударами ноги вышиб дверь.
— Стоять на месте, вы арестованы по обвинению в убийстве преподобного Арона Мультури.
Лорд Рутвен прекратил лихорадочное пакование чемоданов и, обернувшись ко мне, резко выхватил из-за пазухи старинный кремнёвый пистолет. Выстрел прогремел так быстро, что, если бы индеец не успел толкнуть меня в плечо, о дальнейшем развитии событий вы узнали бы только из газетных сводок.
Чунгачмунк издал леденящий душу крик индейцев, взмахнул над головой томагавком и тут же превратился в маленькую черепашку с крошечным топориком в левой когтистой лапке. Злодей демонически захохотал и вытащил из-за рукава длинный испанский стилет. Но к этому я уже был готов. Он кинулся на меня, быстрее молнии, но годы занятий в секции дзю-дзю не прошли даром — я перехватил вампира за запястье и резко крутнулся на месте. Нож вылетел из его руки, с хрустом вонзившись в потолок! Вторым ударом я попал ему в висок, вот так дерутся у нас в полиции…
Едва не вышибив головой дверь, лорд Рутвен приземлился, как кошка на четыре лапы, и кинулся от нас прочь по палубе. Когда я пытался его догнать, на меня толпой навалились знакомые упыри из Полякии, вывалившиеся из кают-компании. Усатые паны радостно загородили мне дорогу, доставая из-за пазухи фляжки с чёрным самогоном.
— Цо так поспешэн, пан офицер? Краше випейте з нами.
— Я нэ можу. Он… — Я указал рукой в направлении завернувшего за угол вампира. — Он казал, цо я… цо мы… цо вся Полякия — пся крев!
— Цо-о?! Рэжь курву!!!
И шумная толпа, оттолкнув меня, бросилась в погоню.
— Таки шо происходит? — Из соседнего окошка высунулся характерный нос изряильтянина.
— А шо тут скажешь? — автоматически откликнулся я. — Вон тот необрезанный поц в драном лапсердаке подговорил поваров в камбузе сунуть в соус для говядины некошерный свиной жир. И как после этого жить?
— Бей гоев! — показался и второй изряильтянин. — Таки за это надо убивать на том же месте!
Выпрыгнув из окна, они вытащили из карманов по кастету и мудро кинулись в обход, дабы взять преступника в клещи.
— Задача усложняется, — сам себе под нос пробормотал я. — Покалеченный преступник всегда вызывает жалость суда присяжных.
— Блестящая Бляха, держись, я иду-у! — Из прохода наконец-то показалась запыхавшаяся черепашка.
Я со вздохом подобрал индейца на руки и ускорил шаг. По ходу дела я наглым враньём вдохновил на погоню ещё и кротких виндусов, флегматичных выбриттов и горячих харвадов.
Бегущий впереди солидной толпы Рутвен нырнул в машинное отделение. Всей кучей мы ломанулись за ним и замерли, сражённые ужасным зрелищем. На горке угля, перекрывая стук работающих механизмов, подпрыгивал вдупель пьяный профессор Хам Хмельсинг, истошно вопя:
— Я утащу вас в…!
Присевший рядом Льюи чиркал зажигалкой, поджигая газеты, которыми были обложены стоящие в углу ящики с каменным углём. Эти двое намеревались спалить весь корабль! Три матроса-кочегара, не прерывая своей адской работы, пытались отогнать их лопатами, но пьяный Хам Хмельсинг, увёртываясь и расплёскивая виски направо и налево, старательно орал:
— Поджигай, Льюи, мальчик…! Поджигай их к…! Мы вместе избавим мир от…! Ты будешь единственный, кто…!
Естественно, мы всей толпой — и поляки, и изряильтяне, и выбритты — кинулись тушить пожар. А Рутвену в общей суматохе, естественно, удалось сбежать. Когда стало ясно, что все справятся и без нас, я потребовал, чтобы Льюи и Хмельсинга задержали и заперли понадёжней. А потом, заметив, как знакомая фигура под шумок выскальзывает наверх, подхватил на руки чудом не затоптанную черепашку и в одиночку продолжил погоню.
— Стойте, Рутвен! Вам всё равно некуда деться с корабля. Чистосердечное признание смягчает наказание!
Вампир обернулся и, злобно ощерясь, показал мне язык. Мы дали два круга по палубе, пока подозреваемый не получил небольшую фору и не нырнул в зал, где проходило траурное мероприятие символического прощания с памятью Арона Мультури. Все вампиры были в одинаково чёрных плащах с алым кантом, что выглядело до жути театрально, но добавляло торжественности. На сцене стоял большой портрет маслом, изображающий обнажённого Арона Мультури в полный рост, единственной одеждой которого была голубая лента с орденом Почётного миллиона, изображающего золотую овцу. Как же меня достал этот извращённый вампирский гламур!
Я стал искать глазами Рутвена, когда в зал забежал Николя и опять начал с истерики:
— Пожар! Пожар! Мы все погибнем!
Вампиры медленно встали, положили руку на сердце и монотонно запели:
Ну вот, только траурных песен тут и не хватало… Я так понимаю, что ради этой овцы вампиры уже готовы были идти на смерть. На самом деле, конечно, никто из них умирать и не собирался, но многозначительность обстановки того требовала. Пожар угрожал гибелью всему кораблю.
— Может, тоже подпоём? — деловито пихнула меня локтем в бок подоспевшая журналистка.
— Позже, — отмахнулся я. — Сейчас моя задача — поймать преступника. А ты что же, оставила двоих подозреваемых?
— Да брось. Они уже вовсю целуются. Я заперла дверь и пошла тебя искать. — Эльвира протянула мне ключ. — Кого ты там собрался арестовывать?
— Вон он! — Я указал пальцем на пробирающегося через сцену лорда Рутвена.
— Пожар! Я же говорю, пожа-ар! Спасайтесь кто може-э… — Рот Николя заткнула широкая ладонь капитана.
— Успокойтесь, всё в порядке, — громко объявил он. — Попытка воспламенения ликвидирована. Два пьяных поджигателя заперты в трюме. Продолжайте ваше мероприятие.
Я краем глаза успел заметить, как вампиры бесстрастно уселись на прежние места, спокойно оборвав куплет на середине, и, осторожно обогнув портрет старейшины, продолжил погоню. Выбежав в коридор, я увидел, как он заворачивает за угол, и недолго думая метнул в него черепашку. Тяжёлый панцирь индейца гулко стукнул вампира по затылку! Рутвен рухнул, проехавшись носом по палубе…
— Вы вправе требовать адвоката, но не советую. — Мне хватило минуты, чтобы подбежать, прыгнуть ему на спину, завернуть руки и защёлкнуть наручники. Хорошо, что я всегда, даже при гражданском костюме, ношу с собой наручники. Старая привычка, ещё со времён академии, и она всегда себя оправдывает…
— Как болит спина-а, — раздалось сзади, и вернувший прежний облик Чунгачмунк, шатаясь и держась за поясницу, кое-как помог мне поставить Рутвена на ноги.
— Хау, бледнолицый лжец. Тебя будет судить совет вождей!
— Хау-ха-хау… — злобно прошипел пленённый преступник. — Всё это шито белыми нитками. Вы ничего не докажете, у вас ничего против меня нет!
Мы под руки отвели его в тринадцатую каюту на допрос. Отперев дверь, я практически пинками выгнал из каюты двух влюблённых, которые после бурного примирения уже опять начинали ссориться.
Эдик уходил, зажав руками уши, а девица рыдала и орала ему вслед:
— Мерзавец, подонок, негодяй! Ты всё равно сделаешь меня вампиром, а то по судам затаскаю!
Я заперся на замок и, поставив Чунгачмунка с томагавком на изготовку охранять выход, приступил к ведению протокола. То есть тех записей, которые я должен был предоставить местной полиции по факту сдачи подозреваемого.
— Итак, мистер Рутвен. У меня к вам несколько вопросов. Вы вправе не отвечать, но это отягчит вашу совесть. Когда вы решили убить главу клана традиционалистов Арона Мультури?
— Ничего я не решал! Вы из меня ничего не вытянете.
— Так, значит, вы всё-таки признаётесь, что убили его?
— Нет, — буркнул лорд, обняв себя за колени и мрачно уставившись в одну точку.
— Но зачем тогда пытались сбежать? Следили за мной, наклеив фальшивые усы? Зачем подслушивали у дверей? Не хотите говорить? Хорошо, давайте я попробую рассказать вам, как всё произошло…
— Попробуйте.
— Скорей всего вы уже были в каюте Мультури, когда туда пришла мадемуазель Памперсон. Вы спрятались где-то, очевидно в ванной, и слышали всё, что между ними происходило. Девушка умоляла старика разрешить ей стать вампиром (бессмысленная просьба, но она не врала, когда рассказывала об этом). Он отвечал ей, возможно сначала терпеливо, потом и грубо (её настырность кого угодно из себя выведет) попытался выставить за дверь, и девушка (случайно или нарочно) проткнула его своим косметическим карандашом. Но
— Неужели? — не сдержался негодяй.
— Увы, именно так. Косметические карандаши для подводки губ или бровей делают из самой мягкой древесины. То есть в лучшем случае карандаш мог вызвать обморок или шок, но никак не смерть! Старик скорей всего просто притворился мёртвым, чтобы отделаться от неё (по крайней мере, на его месте я бы не упустил такой возможности), девушка убежала. А вы вышли из ванной и решили воспользоваться случаем, зная, что эмоционально неустойчивая мадемуазель Памперсон признается в убийстве при первом же допросе. Вы следили за ходом расследования, чтобы удостовериться, что оно движется в нужном вам направлении. Но, подслушивая под дверями, поняли, что рано или поздно я догадаюсь, что допрашиваю невиновных, и тогда вы испугались. После первого же короткого допроса вы решили, что я начал подбираться к истине, страх заставил вас потерять голову и броситься в бега…
— Как же, по-вашему, я убил его? А главное, зачем мне его убивать?! Мы были достаточно дружны со старым козл… то есть с покойником.
— Вы увидели в щель или в замочную скважину (я уже убедился, что у вас талант в подслушивании и подглядывании), как девушка ударила Мультури карандашом и тот упал. Вы поняли, что это шанс, и вам в голову пришла гениальная идея — вы заметили в кармане висевшего халата осиновый карандаш с надписью «Мементо мори!»…
В этот миг у Рутвена перекосилось лицо.
— Старина Арон носил его при себе, шокируя друзей-вампиров. Вы схватили это смертельное оружие, быстро и осторожно подточили его ногтем над раковиной (я нашёл там стружку, которая будет приложена к делу) и вышли к Мультури. Возможно, он даже сам позвал вас, крикнув, что девица ушла. Хозяин уже вытащил из груди безобидную деревяшку, рассказал, как провёл её, и вы вместе посмеялись. Но в тот миг, когда старейшина потерял бдительность, вы тут же вставили ему в грудь осиновый карандаш! Мультури умер мгновенно, ведь карандаш вошёл в уже подготовленное отверстие и яд сразу сделал своё дело. Дождавшись, пока стихнут последние судороги, вы вытащили орудие убийства и снова воткнули в рану косметический карандаш глупенькой Памеллы. Теперь все улики против неё были неоспоримы.
— Всё это ложь! Где доказательства? На одних стружках обвинения не построишь, вас засмеют!
Я кивнул Чунгачмунку, и тот быстро обыскал вырывающегося вампира. Карандаш был обнаружен у него в нагрудном кармане.
— Тот самый. Экспертиза покажет, что на нём ваши отпечатки и что именно им был убит Арон Мультури. Я догадывался, что вы не выбросили его. Обычный преступник первым делом избавился бы от орудия убийства, но не вампир! Вы хотели сохранить его как бесценный раритет, а может, со временем и продать на аукционе через подставных лиц — ещё бы, осиновый карандаш, которым был зверски убит всесильный глава клана традиционалистов! Это могло обогатить вас, а вампиры всегда нуждаются в деньгах…
— Да, мне были нужны деньги! — истерически взвизгнул лорд Рутвен. — Он требовал у меня двадцать золотых дукатов, которые я ему проиграл в кости аж в тысяча шестьсот двадцать седьмом году! Представляете, каждое лето он присылал мне вежливое напоминание о долге, на гербовой бумаге с шестью печатями, заверенной нотариусом. За три с лишним столетия это меня порядком достало!
— То есть вы убили его из мести в припадке раздражения?
— Ну-у… не только, — заёрзал вампир. — Процентов на эту двадцатку, как вы понимаете, тоже изрядно набежало. Да, нехорошо как-то получилось. Я вообще-то и не собирался его убивать. Это вышло как-то спонтанно. Девчонка жаловалась ему на того молодого эгоиста, старый Арон только устало отмахивался. Дескать, зачем вам это нужно? Быть вампиром не так хорошо, как вы думаете. Вечная проблема с дневным сном, отсутствие нормального секса, невозможность есть вкуснейшие салаты из свёклы с чесноком, поедание сырых крыс, да теперь ещё и гарантированный переход на искусственное питание. Не говоря уж об этих скучных ежегодных съездах с навязшей в глотке этой дебильной песней про овцу…
— Тут мы вас понимаем, — переглянувшись с индейцем, согласился я.
— Так вот, когда она его ткнула карандашом, я чуть не рассмеялся: дурочка, не этим надо было… И в тот же момент увидел в кармане его парадного халата настоящий осиновый карандаш, который он из выпендрёжа таскал с собой, и… меня осенило! Но как вы догадались?
— Интуиция, логика, дедукция. Но главную роль сыграл тот факт, что вы клеили себе усы и у вас внешность классического злодея. Особенно эти грозные брови. Судя по безупречной форме, вы их регулярно подщипываете?
— Спасибо, мне приятно, что вы считаете их безупречными. — Не знал, что вампиры могут зардеться, но лорд Рутвен зарделся от удовольствия, пригладив левую бровь наманикюренным пальцем. — Многолетняя практика, постоянное ношение щипчиков и хороший визажист. Вампиру надо следить за собой.
— Вы подпишете признание? — строго спросил я, чтобы напомнить о серьёзности ситуации.
— Да. Почему бы и нет?
— Пожалуйста. — Я протянул ему бумагу и ручку.
— Авторучка? Этим я писать не буду. Я требую традиционное перо и чернильницу! И не могли бы вы открыть окно, здесь тяжело дышать…
Я лишь чуть-чуть приопустил раму, впуская немного свежего вечернего воздуха, и начал шарить в ящике стола в поисках чернильницы. Капризы, как у нашего Флевретти… Действительно, на теплоходе, где проходят ежегодные конференции вампиров, во всех каютах были и чернильницы и перья.
— Прошу вас. — Я протянул ему перо. Но негодяй лишь улыбнулся и резко вскочил, в мгновение ока превращаясь в летучую мышь. Бесполезные наручники со звоном упали на пол…
— А теперь попробуйте меня арестовать, полицейская ищейка!
Этот коварный тип специально тянул время за разговорами, на самом деле просто выжидая наиболее благоприятного часа, когда вампиры становятся сильны и могут трансформироваться.
Видимо, Рутвен надеялся махнуть в окно, скрывшись в темноте, но я успел плеснуть на него чернилами из склянки, впервые в душе похвалив вампиров за бессмысленную приверженность традициям. И тёмно-серое крыло нетопыря, вылетающего в щель полуопущенного окна, мгновенно окрасилось в фиолетовый цвет!
Мы с Чунгачмунком кинулись вслед, разумеется через дверь, а не в окно, преследуя летучую мышь с меченым крылом. Очень надеюсь, что она не полетит прямиком в море, пытаясь добраться до берега! Я резко свернул за угол и чуть не сбил с ног Эльвиру, идущую с двумя бутылками шампанского.
— Помнишь, я обещала тебе вместе пострелять в этих вампиров, — широко улыбнулась она, указывая на целую тучу таких же нетопырей, кружащих над палубой.
У меня просто не было времени объяснить ей ситуацию, потому что первым же выстрелом из бутылки моя подруга сбила ближайшую летучую мышь. По иронии судьбы ею оказался беглый лорд Рутвен! Судьба-а…
…Через шесть часов в морском порту нас встречали три полицейские машины и одна санитарная. Дежурный офицер принял от меня протокол допроса, искренне благодаря за содействие. Я узнал его, парень с отличием окончил академию на три года раньше меня.
— Этот ваш «лорд Рутвен» давно в розыске, — сказал он. — Ещё двести пятьдесят лет назад он ограбил английского аристократа и завладел его документами. Настоящее имя этого «лорда» Михаил Рытвин, но больше он известен в определённых кругах под прозвищем Мишка Бровастый. Ходили слухи, что он давно за границей, и нате вам, взялся за старое, убивать он умеет…
Так вот откуда его маниакальная страсть к уходу за бровями, вот почему он выщипывал брови — чтобы не узнали его преступного прошлого!
Скованного Хама Хмельсинга мне позволили лично сопроводить в машину «скорой помощи».
— Зачем вы это сделали? — вздохнул я. Мне было немного жаль хамоватого старого пьяницу, большей частью потому, что знал: эта история расстроила Эльвиру.
— Вселенная требует, чтобы мертвецы лежали в…, а вампиры — суть мертвецы, они не должны… да ещё разгуливая по нашим городам или устраивая сборища на океанских… Разве это не противоестественно, вы же сам…?
— Нет, в мире все виды и национальности должны иметь равные права на жизнь и свободу.
— Вы ещё об этом…
— Пожалею? Вполне возможно, — не стал я злить старика, которого ждал сумасшедший дом. — До свидания, месье Хмельсинг. Рад был знакомству.
А вот Льюи Слёзы кричал, когда его сажали в полицейскую машину:
— Мы все убийцы! Мы все прокляты! Я признаю свою вину и призываю всех честных вампиров: сдавайтесь сами, идите в тюрьмы, только там мы искупим вековую вину нашего народа!
Все старательно отводили глаза и, как я понимаю, разделять его энтузиазма отнюдь не собирались.
Эльвира с трудом сдерживала рыдания, пыталась смущённо бормотать, что профессор не виноват, что его наверняка заставили, что всё это ужасная ошибка и всё будет хорошо. Но сама в это не верила…
На прощанье капитан пожал мне руку:
— Поздравляю с успешным окончанием операции, офицер!
Я поблагодарил его и, извинившись, повернулся к сбегающему по трапу Николя Арнэри:
— Перед тем как все сойдут на берег, вы не хотите отдать мне кое-что?
— Не понимаю, о чём вы? — вздрогнул вампир.
— О речи Арона Мультури. Она у вас, а теперь дайте её мне. — Я требовательно протянул руку.
— Откуда вы об этом узнали? — убито спросил секретарь конференции, опустив глаза и вытаскивая из внутреннего кармана сложенные вдвое листы бумаги с затёртыми уголками.
— Никаких чудес. Я просто проверил всех. Ни у кого из имевших доступ к телу экземпляров не оказалось. Оставались только вы.
— Но я мог их уничтожить!
— Могли, конечно, — кивнул я, засовывая бумаги за пазуху. — Но вряд ли бы это сделали. Я видел, с каким трепетом вы относились к покойному, к тому, чем он занимался, и так далее. Вывод мог быть только один — скорее всего вы не решитесь уничтожить его наследие, даже если оно может привести вампиров к гражданской войне.
— Да, это бомба… Настоящая бомба, способная вдребезги разнести хрупкое равновесие кланов. Я лишь хотел послушать его сердце, распахнул пиджак и тут же увидел бумаги. Я сразу понял, что это. Слухи стали реальностью, и я не мог, хотя бы из любопытства, не заглянуть в текст. Поверьте, если это будет опубликовано, вампиры передерутся. Будет страшная резня! Прошу, обещайте мне… — Побледневший более обычного Николя порывисто схватил меня за руку, с мольбой заглядывая в глаза.
— Разумеется, никто из вампиров этот документ не увидит. Бумаги не имеют прямого касательства к убийству, поэтому я могу это обещать. Но я должен приложить их к делу, которое будет храниться в архиве в нашем участке в самой дальней и пыльной комнате, где его прочтут только мыши. И то перед тем как сгрызть…
— Вы благородный чёрт! Если вам хоть когда-нибудь понадобится секретарь-вампир, просто дайте мне знать. Я у вас в долгу…
Ну, естественно, всевидящая Эльвира всю дорогу пыталась выцарапать бумаги у меня из кармана, и я трижды ловил её за руку, пока, в конце концов, ей это не надоело и она не прекратила свои бессмысленные попытки ограбить офицера полиции. Мои знакомые поляки успели налить ей перед уходом, и с трапа она спускалась пьяная в хлам, привалившись ко мне и приплясывая на ходу. Меня же вновь накрыло морской болезнью, хотя корабль стоял плотно пришвартованный к берегу, едва покачиваясь. Но, видимо, я снова расслабился, и меня укачало. А ведь до этого был так занят, что некогда было и думать о тошноте…
Когда вампиры парами и группами сходили на берег, с верхней палубы ещё доносилось заунывное:
Мы с Эльвирой тупо посмотрели друг на друга и вздохнули, одновременно пропев:
— А что дальше произошло с этой овцой? — спросил я, отходя подальше.
— Не помню, — зевнула моя спутница. — Вроде потом она сама упрашивала сделать её вампиром, чтобы бегать вместе с другом по лугам, сияя шёрсткой под лунным светом. Овца же, какие у неё мозги, что с неё возьмёшь…
Уже в поезде Эльвира призналась мне, что успела поговорить с Льюи.
— Я даже взяла у него короткое интервью. Представляешь, оказывается, дю Лак испытывал комплекс вины перед Хамом Хмельсингом, потому что он был одним из тех дурачащихся вампиров, которые в своё время остановили профессора в тёмном переулке. Разумеется, они хотели только пошутить и напугать, но у старика от испуга образовался вот такой дефект речи и поплыла крыша. Они переписывались весь последний год и вот якобы случайно оказались вместе на одном судне. Это мой учитель подбросил ему предложение стать последним вампиром, оставшимся после страшного пожара на корабле! Парня весьма грели подобные идеи. Представь, какая была бы отличная самореклама: «Я — единственный вампир, выживший после того огненного кошмара на огромном лайнере!» Мысль о том, что во время этого их «теракта» могли погибнуть не только вампиры, но и ни в чём не повинные матросы, капитан и простые пассажиры, этим двоим вообще не приходила в голову…
— Дикость, — согласился я. — Но знаешь, одного не понимаю, логики Памеллы. Вот когда она решила, что её поклёп сработает, неужели всерьёз думала, что их посадят в одну тюрьму, в совместную камеру, и он будет сидеть с ней двадцать пять лет, у них снова вспыхнет любовь, а так как за это время его воля ослабнет, то он непременно сделает её вампиром и они будут счастливы?! По-моему, бред полнейший…
Эльвира равнодушно пожала плечиками:
— А что такого, нормальная логика. Я бы тоже так поступила…
Мне оставалось медленно вернуть на место отвисшую челюсть и остаток пути размышлять о непостижимости женского ума. Бесполезно, я всё равно ничего не понял…