Глава 11

Падал я минуты две моего сугубо объективного времени. За это время я даже успел удивиться появлению в бетонном полу странного люка. Вот испугаться я, правда, не успел, потому что, когда я уже собрался с силами, моё падение неожиданно завершилось. Вопреки моим ещё до конца не сформировавшимся надеждам, я со всего размаха хряпнулся об очень твёрдый пол. Настолько твёрдый, что пришёл в себя я весьма не скоро. А когда пришёл, то ощутил каждой клеткой больного тела, что больше с такой высоты лучше никогда не падать. Лучше вообще не падать.

А потом я очнулся лежащим в… своей постели?

Так это всё был сон? Нет, минуточку. Это только в книжках бывает, что человек запросто путает сон с явью. На самом деле это возможно только в первые минуты пробуждения. И снов, настолько реальных, что их можно спутать с жизнью, не бывает. Во всяком случае у меня таких снов не бывало. Слишком много в сновидениях неточностей и слишком они расплывчаты. Хотя… как хотелось бы действительно оказаться дома, в своей постели. На столе стоит не выключенный компьютер, тихо шуршит телевизор и звонит будильник…

Я открыл глаза и сладко потянулся. И тут мои глаза наткнулись на что-то странное: комната была какой-то не такой. Если быть точным, то это была не та комната, о которой я грезил, а хоромы размером с зал кинотеатра. Все стены были красного цвета, под потолком висела лампа, состоящая из сотни-другой горящих свечей. Окон не было, единственное, что скрашивало обстановку, — это большое количество картин с дневными пейзажами. Все картины были исключительно дневной тематики, что довольно странно смотрелось на фоне сплошных красных стен.

Повернувшись назад, я онемел от удивления. Со стены, к которой прилегала кровать, на меня смотрел знакомый глаз с красным зрачком — копия того, который успел прижиться в моей комнате. Только оболочка у него была не красная, как у меня дома, а зелёная.

Я задумчиво смотрел на глаз, пытаясь понять, как же я тут оказался и что вообще происходит. Вроде бы психов в роду у меня не было и травку я никогда не курил. Так откуда же такие глюки? Хотя, похоже, и не глюки это вовсе, что самое ужасное.

Вот в таком оцепенении меня и застал некто. Некто зашёл через дверь (она даже не скрипнула) и невозмутимо спросил:

— Что желает граф?

— Не знаю, а почему вы у меня спрашиваете? Вот у него и спросите, — откликнулся я из-за спинки кровати, за которую нырнул всего секунду назад.

Из своего укрытия я смог повнимательнее рассмотреть посетителя: тощий тщедушный старичок с маленькой бородкой-эспаньолкой и усталыми глазами смотрел на меня со странным выражением, а-ля «стена и то выразительнее».

Впрочем, я почему-то сразу решил, что он чем-то недоволен, и посему нарёк его физиономию гордым прилагательным «постная».

— Граф изволит шутить? — всё с той же постной миной спросил старичок.

— Граф изволит отсутствовать, — ответил я. — Я за него.

— Как вам будет угодно. Желаете завтракать? Или наконец-то отправитесь на охоту? — На лице старичка промелькнуло какое-то смутно знакомое кровожадное выражение.

И где я мог видеть подобное?

Тут я вспомнил о том, что я голодный как волк.

— Охота? Можно и поохотиться, — на всякий случай пошутил я. — А сколько время-то нынче? А то окошек-то нема, и часов не наблюдаю, видать, я счастливый.

— Полночь, граф, как всегда. Сколько же ещё?

Ну да, конечно, как же я не догадался. Судя по выражению лица старичка, я, по его мнению, должен представлять собой ходячие часы и знать время вплоть до наносекунд.

— Ну, тогда изволь принести мне одежду. А то как-то я выгляжу не соответствующе в своих семейных трусах в горошек.

И откуда они вообще взялись?

— Всё уже готово, — ответствовал старичок.

И вправду, на кровати уже лежал костюм: чёрные брюки, некое подобие пиджака, рубашка и плащ. Всегда мечтал о плаще, только бы в нём не запутаться. И вообще, откуда это всё взялось?

По-быстрому одевшись, я глянул на старичка.

— А как тебя зовут? Запамятовал я, старость не радость, знаешь ли… — покряхтел я для достоверности.

— Понимаю, — невозмутимо ответил старичок. — Я Франкофт Третий, уже третий в своём поколении служу вам верой и правдой…

— А… понятно, — сразу заскучал я. — Ну что? Я поеду охотиться? Или пойду? Или… а?

— Как вам будет угодно.

Вот заладил!

— Всё, я ухожу и больше не вернусь! Злые вы… — я выжидающе уставился на Френки.

— Как вам…

— Мо-олчать!

Если это сон, то это мой сон, а значит, я могу делать, что хочу. Если это глюк, то тем более нужно оторваться, раз есть возможность. А уж если это ни то, ни другое, то терять мне и вовсе нечего. Чувство юмора, пусть и плоского, единственное моё спасение от окончательного помешательства.

Тем более, этот старичок мне уже успел надоесть. Надо его как-нибудь расшевелить, раз уж я тут за этого их графа.

— Сми-и-ирно!

Старик растерянно моргнул и сделал попытку встать смирно в его понятии, то есть просто-напросто уселся на пол прямо там, где стоял, и удивлённо вылупился на меня.

— Слушай мою команду! Отставить графов! Отставить «как вам будет угодно»! Говорить по-че-ло-ве-чес-ки!

— Да гра… сэр, — ещё более растерянно проблеял старичок, предпринимая попытку подняться.

— Не сэр, а Виктор, — миролюбиво поправил я.

— Слушаюсь, — пискнул вставший с третьей попытки Френк Третий.

— Свободен, — милостиво махнул я рукой.

Старичок поспешно скрылся за дверью, наградив меня напоследок ошалевшим взглядом, а я в очередной раз задумался о том, куда же я всё-таки попал?! И как мне всё это воспринимать. Самым простым было бы считать, что я сплю. Но если признаться самому себе по секрету, то я уже понял, что всё это происходит на самом деле. Все прочие догадки — лишь попытки разума объяснить необъяснимое. Значит, будем мыслить здраво.

Недавно был в тюрьме, потом падение в пропасть (прямо как Алиса в стране чудес), теперь это странное место… Откуда взялись трусы в горошек, тоже непонятно.

Пытаясь привести в порядок мысли, я ходил вдоль стен с картинами.

— Где же я очутился? — спросил я у каменного потолка. Потолок промолчал. Просто мы с ним ещё плохо знакомы, обнадёжил я себя…

Я посмотрел на зелёный глаз. Вот ведь мне везде эти глаза попадаются. И чем я им не угодил? Или я такой обаятельный?

Бросив портить себе настроение, ещё успею, я подошёл к двери и прислушался — за дверью царствовала тишина, нарушаемая лишь урчанием моего желудка, и я тут же вспомнил о голоде. Не просто голоде, а голоде! Дайте мне хоть корову, я ж от неё даже копыт не оставлю. Просто жутко есть хочется. Хотя вообще-то, если по-честному, то сейчас не до этого.

Если уж я попал куда-то, нужно хотя бы побольше узнать об этом месте. А заодно (совершенно случайно, если вдруг повезёт) можно наткнуться и на кухню, склад или магазин какой-нибудь.

Я толкнул дверь и выглянул в коридор. Коридор проходил в двух направлениях: налево — вдоль нескольких дверей, идентичных той, из-за которой я выглядывал, и ведущий к тупику; и направо — к спуску вниз. Туда-то мне и надо.

Я повернул направо и тихонько побрёл по коридору, внимательно осматриваясь по сторонам. Вдоль каменных стен стояли рыцарские доспехи и факелы в красивых позолоченных подставках.

Позолоченных?!

Я подошёл к одному из факелов и, вынув его из подставки, сунул в руку какому-то пустобрюхому рыцарю. Его самолюбие это нисколько не задело, и я с радостью переключился на позолоченную подставку для факела.

Ох и красивая же подставка. Вся в узорах, картинках, просто загляденье. Я долго пытался отскоблить позолоту с помощью гвоздя (он валялся здесь же, недалеко от входа в «мою» комнату). Бесполезно, позолота не отскабливалась. После продолжительных исследований даже такой чайник, как я, понял, что это чистое золото. В моих глазах появился слегка сумасшедший блеск. Я судорожно огляделся в поисках похожих подставок для факелов. Ба! Да ими увешаны все стены! Я наконец-то приведу в порядок свою квартиру. Да что там… я куплю новую! И не нужна мне будет никакая работа в этом Агентстве…

Блеск в моих глазах из «слегка сумасшедшего» перерос в «слегка маниакальный». Недолго думая я схватился за исцарапанную мной же подставку и начал тянуть на себя.

Спустя десять минут я уже начал было сомневаться в своей затее, но вдруг почувствовал, что подставка наконец-то поддаётся.

По коридору пронёсся тихий скрип.

Я упёрся обеими ногами в стенку и, зависнув в воздухе, дёрнул ещё сильнее. Послышался треск и (о чудо!) подставка отделилась от стены… вместе с частью этой самой стены, тучей пыли и, естественно, со мной, любимым.

С умильной улыбкой будущего миллионера я пролетел пару метров и врезался в доспехи, которые совсем недавно послужили новой подставкой для факела.

Поднялся дикий грохот. Доспехи разлетелись по всему коридору, создавая столько шума, что у меня даже заложило уши. Факел вылетел из железной лапы рыцаря и с удовольствием лёг на шикарный ковёр, лежащий на деревянном полу. Ковёр, в свою очередь, тут же весело занялся шикарным красным пламенем, которое моментально перекинулось на настенные картины и шторы милого красного цвета.

Как же тут все любят красный цвет. Даже все резные фигурки из камня, которые стояли недалеко от меня, были исключительно красными. Что-то знакомое было в этих фигурках…

Я с открытым ртом сидел на кирасе до тех пор, пока она не нагрелась и я, ошпарив себе зад, судорожно не вскочил. На грохот и весёлый треск горящего пола начали сбегаться слуги. Первым прибежал вездесущий Френк Третий. Он выскочил из соседней, самой дальней двери и кинулся тушить картину почтенной бабушки с нездорово бледным лицом. Вообще-то на всех портретах были изображены исключительно бледные физиономии.

Из соседних дверей начали выбегать другие слуги. Причём исключительно мужского пола. Я ещё пару минут смотрел, как они тщетно пытаются тушить разгоревшийся пожар, и отправился дальше по коридору в поисках выхода. Свой трофей в виде золотой подставки весом килограммов двадцать я, естественно, прихватил с собой.

Поскольку для суетящихся слуг я не был виден из-за поворота, я спокойно прошёл к выходу. Выходом служил большой подъёмный мост. Посмотрев по сторонам и не найдя ничего похожего на механизм для его опускания, я кинулся к окну. Выглянув, я оцепенел, подо мной на глубине в сотню метров находился ров с водой, в котором плавало что-то зелёное и, кажется… живое?! В лунном свете было видно нечто непонятное, лениво плавающее на поверхности. Чем-то оно напоминало крокодила… хотя видно было довольно плохо…

— Граф! Где вы?! — послышалось из-за спины.

По коридору в мою сторону спешил всё тот же вездесущий Френк Третий.

Разговаривать с ним я не стремился, а то ещё спросит про пожар, посему я вспомнил историю о молодом Икаре, пообещал себе не лететь слишком высоко и прыгнул в окошко.

По пути вниз я успел подумать о том, что этим летом я уже падал так же и полёт тот не доставил особой радости ни мне, ни покорёженному асфальту. Кстати, на асфальте до сих пор осталась выбоина примерно с человеческий рост. «Даже не верится, что её оставил человек, с какой же высоты ему для этого пришлось бы падать?» — вспомнилась мне реплика капитана Лысько и его удивлённое восклицание после моего объяснения — «Надо же, ну ты прямо человек-паук какой-то».

Мои мысли прервались тем, что я влетел в холодную воду.

Холодную?! Я бы сказал, просто-таки ледяную. Как говорится, не май месяц.

Я вынырнул из воды и судорожно вдохнул воздух. Перед моим взором предстал пылающий на невероятной высоте замок. Меня кинуло в дрожь. И я оттуда летел?! Мамочки…

Неожиданно что-то коснулось моей ноги. Что-то гадкое, скользкое и огромное. Я запаниковал. Полностью поддавшись панике, я забил руками и ногами по воде в попытке как можно быстрее доплыть до берега. И, что удивительно, доплыл! Кое-как выбравшись из воды, я почувствовал жуткий холод.

Ведь лето же, почему так холодно-то?

Ничего не видя, я отполз ото рва на пару метров, волоча за собой мою честно выдернутую подставку для факела, и повалился без сил на зелёненькую травку.

* * *

Вот ведь пакость. До сих пор мурашки по коже. Что же это за гадость там во рву плавает?

Перевернувшись на спину, я стал апатично наблюдать за дымом, идущим от старого замка. Дым поднимался изо всех окон и исчезал в ночном небе, закрытом тёмными тучами. Тучи представляли собой довольно странное природное явление — они сгущались исключительно над горящим замком, а на остальном небе до самого горизонта не было ни одного облачка. Вообще-то было довольно темно, только горящий замок слегка освещал окрестности да звезды с луной. А иначе я бы и вовсе ничего и не увидел. Очень странно, если учесть, что в последнее время я довольно хорошо стал видеть в темноте. Но кое-что я мог разглядеть и без своей, уже ставшей привычной, способности.

Замок выглядел определённо потрёпанным, а уж после моего посещения он и вовсе стал похож на полыхающие развалины. Несмотря на это, из замка слышались крики слуг, которые, видимо, всё ещё пытались потушить разгоревшийся пожар.

Я слегка приподнялся на локте и охнул. Всё тело ныло, да так, что жить не хотелось… Хотя вообще-то я уже немного привык.

Полежав некоторое время и избавившись от красных пятен, которые мельтешили перед глазами, я снова попробовал подняться.

С четвёртой попытки мне это всё же удалось. Я аккуратно встал и бросил прощальный взгляд на замок, размышляя, куда же мне теперь податься.

Кстати, вообще-то странно, что никто из замка за мной не спустился. Я же ведь всё-таки граф! Или, может быть, настоящий граф вернулся? И как они вообще могли меня спутать с кем-то? У меня же типично русский типаж — такое ни с кем не спутаешь.

Я осмотрел себя с ног до головы, насколько это было возможно, не прибегая к помощи зеркала (в моём случае это дело привычное). Вся новая одежда, которую мне так заботливо выдали в замке, была разорвана в самых неожиданных местах, а уж про физиономию я вообще молчу… потому что не вижу я её.

Осторожно развернувшись в сторону леса и сделав пару маленьких шагов, я опять упал. В глазах помутилось, и мне на миг показалось, что я лежу на полу в так неожиданно покинутой мною камере, но наваждение прошло, и я вновь оказался лицом в травке.

Немного по наслаждавшись полным отсутствием движения и сопровождающей его острой болью во всём теле, я поднялся на корточки и чуть ли не ползком продолжил продвижение в лесную чащу. В замке мне делать было абсолютно нечего, потому что он, судя по всему с моей лёгкой руки, решил сгореть. Понятно, что спасибо за это в замке мне никто не скажет, будь я хоть трижды граф.

Задача: сколько времени потребуется некоему В, чтобы покрыть расстояние М, если он движется со скоростью ленивой улитки и останавливается передохнуть каждые два-три метра? За траекторию движения принять прямую и не считать время, для того чтобы прийти в себя после очередной встречи лба некоего г-на В с деревьями.

Через энный промежуток времени я смог изменить положение своего движущегося тела из горизонтального в вертикальное без особого ущерба для весьма побитого тела. Спустя ещё какое-то время я даже начал получать некоторое удовольствие от прогулки по лесу.

Вокруг была сплошная зелень, пели сверчки и всё такое. В общем, всё было не зловеще.

Я даже начал подумывать о том, чтобы пустить слезу по своей горькой судьбе, которая вечно меня шпыняет и вообще издевается, как хочет, да ещё и не кормит совсем, как вдруг деревья расступились и я вышел к… кладбищу.

Нет, вы не поняли. Не к кладбищу, а кладбищу! Моему обзору открылась нескончаемая череда крестов, памятников, склепов, да и просто слегка прикопанных могил. Такая резкая смена ландшафта меня слегка выбила из колеи, и я остановился. Голод пропал сам собой, я даже забыл, что у меня всё тело болит и что мне холодно в мокрой одежде.

Несмотря на относительную темень, я отчётливо различал очертания могилок и прочей прелести — луна светила довольно ярко. Причём при свете этой самой луны кладбище выглядело особенно недружелюбно.

Атмосфера тут отнюдь не располагала к праздному гулянию. Сверчки и прочая лесная живность будто объявили забастовку на этом участке земли обетованной. Даже комаров, которые с такой радостью пили мою кровушку в лесу, тут не было. Ни одного.

Никакого желания идти по кладбищу я не испытывал, но иного пути не было. Вдалеке, за крестами, виднелся какой-то городок. От него в небо взвивалось множество дымков, виднелись светящиеся окна и даже отсюда, если прислушаться, слышались звуки города — голоса, музыка, лай собак. Вот только от города кладбище было отгорожено высокой стеной, на которой, как мне отсюда казалось, стояло несколько стражей. Возможно, если мне не показалось, одеты они были в некое подобие железных лат.

Вздохнув и пожаловавшись небу на то, что мне плохо и хуже быть уже не может (в очередной раз), я пошёл между крестами в сторону городка.

Вот только дойти до него мне было не суждено. Как только я сделал пару шагов по очередному холмику без опознавательных знаков, моя левая нога провалилась по колено прямо посерёдке могилы и застряла. Я судорожно дёрнул ногой и вдруг почувствовал, что правая нога тоже отправилась вслед за левой, а в следующую секунду я отправился за ними куда-то вниз, в провал, появившийся на месте едва видневшейся могилы.

* * *

— Эй! Ты посмотри, что за находка!

В забытье я услышал голоса, но у меня не было сил даже приоткрыть глаза. Я просто валялся и пытался понять, что происходит вверху.

— Свежевырытая могилка, даже не закопанная. Неужели они до того обнаглели, что даже не закапываются? Давай-ка глянем, что там.

Послышалась какая-то возня.

— О! Лежит, даже не потрудился спрятаться. Щас я его колышком-то и прищучу.

Это меня, что ли, колышком?!

— Стой! Давай сначала проверим, вампир ли он, а то в прошлый раз убили какого-то бродягу, уснувшего на улице. — Это уже был другой голос.

— Если после того как я ему сердце колом проткну, он умрёт, значит, он и есть ентот самый вампир.

Замечательная логика. Как жаль, что я даже пошевелиться не могу, я бы проверил, вампир ли он сам.

— Гений, а если тебя колом в сердце? — раздался голос первого.

Возникла небольшая пауза.

— Зачем это?

— А чтобы проверить, вампир ли ты.

— Так я же на солнце стою, зачем меня проверять, к тому же, если мне кол в сердце, я же умру, — послышался озадаченный ответ.

— Так давай его на свет вытащим и проверим.

— Ну хорошо, только если он начнёт кусаться, то я не виноват.

Вот ещё. Делать мне больше нечего.

Послышался треск и грохот, а затем снова тишина. По всей видимости, кто-то спустился и ждал, пока я начну кусаться.

— Ну что ты там? — послышался голос моего спасителя.

— Уже тащу, — это был голос любителя кольев.

Я почувствовал, как меня тащат за ногу. Хорошо, что моё тело онемело, а то мало радости в том, что тебя тащат за ногу по неизвестно чему. Может, я поцарапаюсь, а потом будет заражение.

— Ну вот, а ты говоришь вампир. На солнце-то он не сгорел, — послышался удовлетворённый голос. Так уже утро? Сколько же я тут провалялся?

— Не вампир, а по мне так всё равно. Хороший человек не будет валяться в могиле. Слушай, а давай оставим его здесь? — предложил любитель кольев.

— Нет уж, давай потащим его в город. Может быть, он знает о пожаре, который произошёл в замке, да и вообще, не дело это, бросать его на съедение.

Мне этот человек определённо нравился. Правильно, не стоит меня бросать, тем более на съедение… На съедение?!

— А что это у тебя в руке? — неожиданно поинтересовался голос.

— В какой руке? — суетливо спросил любитель кольев.

— В правой.

— Э… да так, нашёл в могиле… мелочь…

Послышались звуки возни.

— Ничего себе мелочь. Это же чистое золото… сколько за него можно на рынке выручить!

Это же моё золото! Я его тащил вовсе не для того, чтобы какие-то оборванцы его на рынке продавали!

— Пополам? — обречённо спросил любитель кольев.

— Конечно, пополам. Ишь, спрятать хотел… ладно, потащили этого в город.

Тут меня взяли за руки, за ноги и понесли. Наконец-то я мог спокойно подумать. Как я здесь оказался-то? И где это здесь? Я слышал слово «вампир», это что, шутка? И что вообще за…

Неожиданно меня уронили. Просто так, ни с того ни с сего взяли и уронили. Мне ничего не оставалось, кроме как опять потерять сознание.

* * *

Очнулся я от странного шума. Тело почему-то было вялым, да и мозги особой резвостью не отличались. Несмотря на всю вялость, я всё же открыл глаза и увидел край довольно приличной по размерам площади, забитой народом. Одет народ был довольно странно — что-то вроде жутко поношенной коллекции Славы Зайцева.

На меня смотрела вся толпа. Я просто-таки ощущал все их взгляды, что довольно странно, потому что тела, например, я почти не чувствовал: даже слух, и тот меня предал. Я совершенно не слышал того, что говорил дородный бородач в рясе, напоминающий инквизитора, вышедший из толпы и вставший передо мной. И того, что говорил другой мужчина, чем-то похожий на вельможного барона из фильма о Средневековье.

Да и не до них мне было. Я окидывал удивлённым взглядом толпу. Это с первого взгляда мне показалось, что одежда поношена, на самом деле в ней просто преобладали серые и тёмно-бежевые цвета. Покрой тоже был самым что ни на есть простым. Тут же почему-то вспомнился сон, в котором я видел людей в цветастых и невероятно вычурных нарядах. Это была полная противоположность. То же касалось и зданий вокруг. Все они отличались простотой и топорностью работы. Но все люди и здания померкли, когда я увидел его. Вдалеке, явно за чертой города, стояла скульптура огромной летучей мыши. Ну просто очень знакомой летучей мыши. Из странного красного камня. С жутко злобным выражением морды. Высотой она была с Эйфелеву башню, и она возвышалась над догорающим замком. Получается, что до этого я не увидел эту статую, потому что её закрывал от моего взгляда замок. Теперь же из города, стоящего на холме над кладбищем, я видел очень отчётливо, что замков там было несколько. Тот, из которого я выпал, был далеко не самым большим. Замки стояли вокруг огромной фигуры, деревня была поодаль, а между ними простиралось огромнейшее кладбище.

Пока мой взгляд блуждал, двое дискутирующих господ на чём-то сошлись и, подхватив по горящему факелу, дружно посеменили в мою сторону.

Своё тело я ощущал весьма смутно, однако этого хватило, чтобы понять, что я привязан к чему-то вроде столба. Под столбом конечно же была свалена куча хвороста. Именно её и собрались поджечь два мужика. Не доходя пары метров до меня, они остановились и уже собрались бросить факелы мне под ноги, когда на площадь въехали всадники в красных ливреях. Вся толпа резво расступилась перед ними, и люди в красном подъехали к мужчинам с факелами. Подъехавших было трое. Одеты они были во что-то напоминающее безразмерные рубахи и такие же просторные штаны. И то и другое было огненно-красного цвета.

Я даже не сразу понял, что до меня доносятся ещё не очень внятные, но всё же приятные до умопомрачения звуки. В том числе голоса людей.

— Уж не расправу ли вы тут собрались устроить? — властным голосом осведомился один из людей в красном.

— А хоть бы и так, — нагло поднял голову тот, кого я назвал Инквизитором. — Пограничным городам разрешается проводить суды и выносить смертные приговоры. Тем более если это вампир.

— Вампир? — переспросил самый молодой из троих всадников. — А что, солнце нынче вампирам уже не помеха?

Инквизитор смутился и замолчал, а второй мужчина, похожий на барона, воскликнул на удивление тонким голоском:

— Это всё их злое колдовство!

— Вы берётесь утверждать, что разбираетесь в этом лучше меня, Ремесленника? — сладким голосом спросил до этого молчавший мужчина с рыжей бородой.

— Н-нет, что вы, — начал заикаться оппонент.

— Но это ведь граф Вельхеор, посмотрите на него, и вы его сразу узнаете, — сделал последнюю попытку Инквизитор.

Младший подъехал ко мне почти вплотную и присмотрелся.

— Ну, точно, граф Вельхеор собственной персоной, — удивлённо подтвердил он.

— Действительно? Это уже интересно, — протянул рыжий, который назвался Ремесленником.

В то время пока проходила эта весьма интересная беседа, я старательно пытался прийти в себя. Голова у меня кружилась и, как я ни старался, произнести что-либо не мог. Язык меня совершенно не слушался, а уж тело и вовсе было неподвластно, хотя я его ощущал. Это внушало какие-то надежды, значит, я не в онемении и всё же в себя прийти должен. Надеюсь, это произойдёт до того, как меня сожгут.

Двое всадников подъехали к молодому и с любопытством посмотрели на мою скромную персону.

Что-то им не понравилось, потому что они о чём-то тихо заспорили, а потом высокомерный крикнул, обращаясь к толпе:

— Люди, как вы могли так жестоко ошибиться? И главное, как могли так жестоко ошибиться вы, досточтимый сэр Леурус, — он посмотрел на Инквизитора. — Неужели вы не смогли отличить простого человека от подлого графа Вельхеора, от самого подлого из вампиров? Кому как не вам, жителям Приграничья, знать, что вампиры не выносят дневного света и не могут получать синяки, как простые люди. И уж тем более они не могут получить сотрясение мозга, которое получил этот бедный человек.

Так вот почему мне так паршиво. Минуточку, а он-то откуда об этом узнал?

Толпа пристыжено всколыхнулась.

— Я понимаю, почему это произошло. Вы просто приняли желаемое за действительное. Вы слишком ненавидите подлого графа. И есть за что. Для своих изуверских опытов он часто использовал людей из вашего города, хотя сам в этом и не признавался. Мы сами с нетерпением ждём того часа, когда Император даст нам разрешение разнести эту обитель зла, — он простёр руки к замкам вдалеке, — и изжить этих подлых кровопийц.

Толпа радостно взвыла, а пристыженный сэр Леурус с дружком притихли, стараясь слиться с пейзажем.

— Вы правы, — вынужденно произнёс Инквизитор, — мы едва не сделали страшной ошибки. Мы должны попросить прощения у досточтимого господина, который просто похож на подлого вампира.

Он поклонился в мою сторону.

— Я думаю, когда досточтимый господин придёт в себя, он вас искренне… простит, — пообещал молодой с едва заметным сарказмом.

Ага. Щас. Прощу, а потом догоню и ещё раз прощу. Вот вернут мне мою подставку от факела, тогда ещё поговорим…

— А сейчас мы заберём этого человека в Литу, чтобы вылечить и расспросить о том, что с ним произошло.

Толпа поняла, что никого сжигать не будут, и вяло начала расходиться. Люди в красном спешились и подошли ко мне, брезгливо разгребая ногами лежащий подо мной хворост.

— И кто понесёт эту тушу? — зевая, спросил младший.

Это я-то туша? На себя бы посмотрел, да я вешу всего шестьдесят пять кило!

— Ты и понесёшь, — спокойно ответил высокомерный. Молодой открыл было рот, чтобы что-то сказать, но наткнулся на спокойный взгляд рыжего Ремесленника и смолчал.

— Всё это очень странно… — протянул высокомерный.

— Не здесь. Обсудим по дороге обратно, — с этими словами Ремесленник развернулся и пошёл обратно к лошадям.

Вслед за ним пошёл и высокомерный, а молодой вздохнул и картинно произнёс:

— Вот так всегда.

Затем он как-то по-особому извернул пальцы левой руки и направил их в мою сторону. Я с удивлением увидел, что мир переворачивается и я, вися в паре метров над землёй, плыву в сторону лошадей.

— Болван, — послышался голос высокомерного. — Столб тебе зачем. Отвяжи его, а уж потом тащи сюда.

Это у них называется «тащить»?

По всей видимости, от столба меня отвязали, потому что перед глазами у меня начали болтаться мои же руки.

— Когда же ты наконец научишься аккуратности, Кей? — со вздохом сказал Ремесленник, и я тут же был водружён поперёк крупа коня.

— Поехали, что ли? — спросил молодой, которого, как я уже слышал, звали Кей.

— Поехали, — подтвердил высокомерный.

* * *

Прошло несколько часов. Я так и не смог пошевелить и пальцем, хотя боль во всех частях тела ощущал уже хорошо. И, скажу вам, скачка на лошади далеко не самое приятное времяпровождение. Особенно когда тебя везут как мешок с… сеном.

— Может, сделаем привал? — зевнув, спросил Кей. — А то везти эту тушу то ещё удовольствие.

— Может, — неопределённо ответил Ремесленник.

Спустя пару минут они всё же остановили коней и спустили меня со спины лошади.

Я увидел, что мы находимся на небольшой полянке посреди леса, а в небе всё ещё сверкает удивительно яркое и большое золотистое солнце. Стоп. Их же два! Два солнца, чтоб их!

Не может быть на Земле такого солнца, вернее таких солнц! Значит, я не на Земле. Интересно, а где же тогда? В другой галактике или Вселенной?

Трое людей начали расстилать на траве какие-то ковры.

Мне стало жутко интересно, а зачем им это нужно?

Спустя пару минут вокруг ковров начал ходить кругами рыжий Ремесленник, делая какие-то странные пассы. Каково же было моё удивление, когда на коврах прямо из воздуха начала появляться странного вида беседка. Более всего она напоминала открытый шатёр очень красивой красно-серебряной расцветки. Посреди беседки стоял стол с самыми разными яствами. Я даже не мог сказать, что за удивительные фрукты оказались на столе, потому что ничего подобного никогда не видел: странные золотистые листья, напоминающие салат; красные шарики, напоминающие виноград; кислотно-жёлтые клубни и ещё множество всяких непонятностей.

— В честь чего такой пир? — спросил Кей, садясь на золочёный пуфик перед столом.

— В честь нашего спасённого, — ответил Ремесленник и посмотрел в мою сторону.

Странно как-то посмотрел. Как будто ожидал какой-то ответной реакции.

— А, тогда понятно.

Все трое расселись на пуфиках, а я подплыл к ним и оказался в метре от них в вертикальном положении. Как будто моё тело поддерживало что-то невидимое. Можно подумать, будто они знали, что я всё вижу и слышу, и дали мне возможность по присутствовать при беседе.

— А почему вы его там на площади сразу не вылечили, зачем я его столько тащил-то? — спросил Кей.

Хороший вопрос. Я тоже хотел бы знать ответ. Если мог вылечить, то почему не вылечил? Зачем я себе бока наминал на этом чёртовом коне?

— Зачем его лечить? — удивился Ремесленник. — Его не нужно лечить. С него просто нужно снять проклятие.

Проклятие?!

— Проклятие? — повторил мой вопрос вслух высокомерный и с интересом посмотрел куда-то поверх моей головы. — Интересно, дай-ка я взгляну. Хм-м… Это не похоже ни на одно известное мне проклятие. Мне казалось, что я знаю почти все.

— Вот именно, что почти. Это одно из экспериментальных проклятий небезызвестного вам графа Вельхеора. Он просто обожал создавать новые заклятия и пробовать их на людях из близлежащего города. Вот отчего такая ненависть к этому вампиру.

— Понятно, — пробормотал молодой. — Так вы не можете снять проклятие?

— Почему? Могу, — ответил Ремесленник.

Молодой удивлённо моргнул:

— Так почему сразу не сняли?

— Я не хотел делать это при лишних свидетелях. Да и нашу беседу с ним, — Ремесленник кивнул в мою сторону, — не должны, как мне кажется, слышать лишние уши.

Значит, меня скоро вылечат? Вот радость-то. Только чем ему так лишние уши помешали? И стоило ли ради этого так надо мной издеваться? Странно как-то всё это звучит: опыты, проклятия, как будто попал на страницы книги фэнтези.

— А что это за проклятие? — с интересом спросил высокомерный. — Хотелось бы взять на вооружение.

Ужас-то какой. Я думал, они хорошие, милые и добрые, а тут «взять на вооружение».

— Это одно из его «простых» сложных проклятий. Сложнейших проклятий с весьма простым действием. Оно парализует двигательные функции тела, при этом сохраняя чувствительность. Узнать это проклятие легко: тело подаёт признаки жизни, мозг работает совершенно нормально, мысленный фон присутствует в полной мере, только осознанно двинуть ни единой мышцей человек не может. Это проклятие он чаще всего использовал во время пыток и опытов изменения, — менторским тоном произнёс Ремесленник.

— Изменения? — ужаснулся Кей. — Чего изменения-то?

— А вот об этом мы спросим самого графа Вельхеора, — махнул в мою сторону Ремесленник, и я рухнул на корточки.

— Уф-ф…

— Это граф Вельхеор? — подскочил как ужаленный Кей. — Вы же говорили, что это не он.

— Мало ли что я говорил толпе, — махнул рукой Ремесленник, — зачем им лишние волнения.

Я судорожно пытался прийти в себя, но мне это пока не очень удавалось. Я себя чувствовал, как будто вынырнул из глубокого озера и никак не могу надышаться воздухом полной грудью.

— Может, мне его взять под прицел Шали? — деловито поинтересовался высокомерный. — А то мало ли что.

— Сомневаюсь, что это «мало ли что» возможно. Ведь проклятие это действует только на людей, ведь так, Вельхеор?

Я наконец-то слегка отдышался и мог начать вести беседу.

— Виктор, — поправил я. — Меня зовут Виктор.

* * *

— Так ты говоришь, что у вас люди летают лишь в железных гробах? — веселился Кей.

— А как им ещё летать? — удивился я.

— Вот так, — взмахнул руками он и взлетел над беседкой метров на пять. — И ничего трудного. Всего лишь второй год обучения.

Мне осталось только вздохнуть.

Уже в течение нескольких часов я развлекал Кея рассказами о своём мире, в то время как он знакомил меня со своим. И если для меня его рассказы были просто невероятно удивительны и сказочны, то мои рассказы его веселили и даже вызывали жалость.

— Бедные, так вы даже не можете ощутить радость свободного полёта?

Ну вот, опять.

Хотя мне было и обидно за свой мир, но вообще-то он был прав. По сравнению с их миром мой был просто серой помойкой.

В мире Империи Элиров процветала магия. Магия всех цветов, сфер и видов. Любой, даже самый захудалый житель Империи мог делать такие вещи, которые и не снились нашим фантастам. Простейшие заклятия впитывались ещё с молоком матери, а вся жизнь была окружена техномагией — магией, вложенной в предметы. А уж каста Ремесленников имела просто-таки колоссальные возможности. Самых способных людей принимали в Академию, в которой они в течение довольно долгого времени постигали Ремесло. Самым главным и самым старшим среди троих был Ромиус. Это был тот человек, которого я называл Ремесленником, а Зикер при более близком знакомстве оказался ещё высокомернее, чем я предполагал. На самом деле Ремесленниками были все трое. Ромиус и Зикер давно уже закончили обучение, а Кей должен был закончить через некоторое время, но звание Ремесленника уже заслужил.

Узнав о том, что произошло в замке графа Вельхеора, на которого я оказался жутко похож, двое старших Ремесленников оставили меня с Кеем и ускакали. Как они сказали, чтобы понять, в чём же дело.

О каком деле они говорили, я не понял, но вопросы решил оставить на потом.

Мы с Кеем сидели и продолжали поражать друг друга рассказами о своих мирах. Вернее, он-то как раз меня поражал, а я лишь пытался его поразить. Пока что у меня особенно ничего не получалось. Хотя мне этого очень хотелось, потому что у меня неожиданно появилось чувство гордости за свой мир. Возможно, мой мир не такой интересный и сказочный, как мир Кея, но и он не лишён некоторого, присущего лишь ему очарования.

— Просто удивительно, как же эти ваши жестянки летают, — послышался у меня над головой голос Кея.

— Чистая наука, — гордо ответил я.

— Наука — это Ремесло, — авторитетно заявил «летающий объект».

— Сядь на место, — попросил я. — Неудобно вверх смотреть, шея ещё болит от этих ваших скачек на лошади вверх тормашками.

— Так можешь тоже полетать, — произнёс Кей, и я неожиданно оторвался от пуфика и завис рядом с Кеем.

Весьма интересное ощущение, должен признать, хотя сначала я чуть было позорно не заорал от страха. Потом кое-как с собой сладил, и мне даже понравилось парить в воздухе. О падении вниз, которого в последнее время я стал панически бояться, старался не думать.

— Ты меня только не урони, — слегка севшим голосом попросил я.

— Конечно, конечно.

Вдалеке послышался стук копыт, и на поляну выехали два знакомых всадника.

— Ты что тут за цирк устроил? — бросил Зикер. Кей хотел что-то ответить, но не успел, потому что рухнул вниз, и я вместе с ним.

— Ты же обещал не ронять, — укорил я Кея, потирая ушибленный зад.

— А это не я, — ответил он, проделывая ту же нехитрую операцию. — Это Зикер, зараза, заклинание снял.

— Что ты там сказал? — спросил Зикер, слезая с лошади.

— Ничего, — буркнул обиженный Кей.

Ромиус только усмехнулся и перелетел с лошади на пуфик.

— Да, ну и навёл же ты шороху в замке графа. Кто бы мог подумать, что один человек сможет разрушить то, что не удалось сотням. А ведь среди этих сотен были и не последние Ремесленники.

Кей встрепенулся.

— Что, всё сгорело?

Зикер подошёл и сел рядом со мной.

— Не всё, но достаточно, чтобы вампиры плюнули на этот замок и ушли оттуда. И ведь самое приятное, что они не могут использовать это как предлог к началу войны с Империей, мы никакого отношения к пожару не имеем. Пожар начался, по показаниям очевидцев, из-за самого графа Вельхеора. Куча народу видела, как он удалялся от очага пожара неторопливым шагом, а потом пропал. Так что мы можем сказать тебе спасибо, Вельхеор.

— Я же сказал, что меня зовут Виктор, — разозлился я. Вообще, манера общения этого высокомерного человека меня жутко раздражала. Никогда таких не любил.

— Это как посмотреть.

— В смысле?

На мой вопрос ответил Ромиус.

— Мы покопались в обгоревшей лаборатории графа и нашли слегка обгоревшие, но в целом весьма понятные записи. В последнее время он вёл совершенно новые исследования. Они сводились к изучению «астральных проекций». Предупреждая вопросы, объясню, что это не что иное, как проекция сущности в ином пространстве. Не знаю, каким образом, но он выяснил, что кроме нашего есть ещё множество других миров. Мы тоже об этом знали, но мы также знаем, что переход из одного мира в другой невозможен. Объяснять не буду, но если коротко, то тело не может переходить из одной плоскости бытия в другую. Зато это может сделать «астральная проекция». Мне кажется, что ему каким-то образом помогал их вампирский божок. Ты его, наверное, видел, он стоит как раз между всеми замками.

Конечно, видел. Более того, я даже с ним лично встречался.

— Так или иначе, записи о том, как он проводил исследования, сгорели. Но результатом исследований было интересное открытие. В разных мирах существует вероятность появления людей, совершенно одинаковых по своим физическим параметрам.

— По ДНК, — подсказал я.

— По чему? Впрочем, не важно. Так вот, в этих телах конечно же обитают разные сущности, чтобы было понятнее, назовём их душами. Ведь двух одинаковых душ существовать не может. Каким-то образом он нашёл своего двойника и начал медленно и не торопясь исследовать обстановку, иногда выглядывая из «астрала» и глядя глазами двойника. Спустя некоторое время он решил переселиться в ваш мир, потому что тот, по всей видимости, представлял для него весьма удачное место жительства, исследований или что там ему ещё могло понадобиться. Что-то ему у вас понравилось, иначе бы он не стал так стараться влезть в твоё тело.

Я невольно усмехнулся.

Ясное дело что. Безнаказанность. Кто же в нашем мире сможет бороться с настоящим вампиром? Да ему даже противостоять-то никто не сможет.

Я размышлял, а вот перебивать Ремесленника вопросами совершенно не собирался. Даже мысли такой в голову не пришло. Слишком уж он… внушал уважение, что ли.

— Он начал потихоньку обживать новое тело, перенося по частям тёмные частицы своей души и заменяя ими частицы души двойника. Спустя определённое время он собирался резким броском вытеснить из тела двойника душу и выбросить её в «астрал». Или же как-то уничтожить, а потом занять окончательно её место. В любом случае просто меняться телами он не собирался. Но что-то пошло не так, и обмен пошёл в ускоренном темпе. Так что, когда пришло время окончательного перехода, он или кто-то, кто ему помогал, не успел избавиться от души двойника, и те просто поменялись местами. Как ты уже понял, этот двойник ты. Соответственно сейчас ты находишься вовсе не в своём теле, а в теле графа Вельхеора.

— Кхе… — прохрипел я.

— Но почему же он тогда стал человеком, а не вампиром? — спросил Кей.

— Вампиризм не является свойством материального тела. Это, скорее, составляющая тёмной души. В общем-то я так и предполагал, ведь зло появляется в душе человека и лишь потом имеет внешние проявления. А произошедший между вами обмен сущностями только доказал мою теорию. Так что, Виктор, сейчас где-то в твоём мире бродит настоящий Вампир.

— Причём в твоём теле, — добавил Кей.

— Ох-хо…

Дар речи ко мне ещё не вернулся, но мозг работал. Он рисовал картины убийств, совершенных Виктором Светловым. Ну кто в моём мире поймёт, что это не я, а лишь моё тело? Да никто не поймёт. Ужас! И друзья… и Лида… а если кто-то из них пострадает от этого чёртового вампира?!

— И, должен вас огорчить, мы вам ничем помочь не сможем. Граф Вельхеор был жуткой сволочью и извращенцем, но он был гением. В дневник он записывал лишь общий ход исследований, а сами исследования хранились только в его голове. Так что чтобы повторить его опыты, Академии потребуются десятки, если не сотни лет. И не факт, что вообще что-то получится, потому что графу наверняка как-то помог этот их Кровавый бог. Возможно, без этого бога и его кровавых ритуалов вообще переход невозможен. Хотя ничего конкретного я сказать не могу. Нужно собирать Ассамблею и решать вопрос со специалистами.

— Нет, ну каков же сукин сын, — ударил кулаком себя по колену Зикер, — недаром он считался непревзойдённым мастером Искусства.

Ну да. Чтоб ему пусто было, этому их мастеру.

Глава 12

Прошло два дня с тех пор, как я попал в этот мир, и он мне конечно же просто не мог не понравиться. Хотя поначалу настроение у меня и было паршивое, долго хмуриться я не мог, ведь меня окружало столько удивительного и непонятного, что грустить было просто некогда.

Я не успевал переваривать получаемую от Кея информацию, параллельно отвечая на его кажущиеся мне странными вопросы. Мои вопросы удивляли его не меньше. Мы никак не могли привыкнуть, что самые обыденные для нас вещи могут быть совершенно непонятны кому бы то ни было. Так, Кей не мог поверить в существование простейшего телевизора или компьютера, а я просто не представлял, как может действовать эта их «магия». В устройстве телевизора я не разбирался, поэтому Кею пришлось поверить мне на слово, а вот законы «магии» Кей честно попытался мне объяснить.

Если поначалу мне казалось, что все фокусы, которые я видел, можно довольно просто объяснить с точки зрения привычной для меня науки, то после нескольких минут объяснений Кея я совсем запутывался. По его словам, Ремесло, то есть умение владеть и управлять «магами», являлось смесью китайской философии дзен, высшей математики, химии и совсем уж непонятной и донельзя извращённой физики. Результатом взаимодействия этих наук являлись заклинания, чудеса и прочие удивительности самого разного пошиба, в зависимости от затрачиваемых «магов». Сначала я подумал, что получение «магов» от солнечных лучей являет собой простейшее использование солнечной энергии. И конечно же это было бы правильно, если б не такое же использование энергии, получаемой из земли, воздуха, воды и живых существ. А уж понятия «энергия радости» и «энергия злости» просто ввергли меня в уныние. Все надежды понять хоть что-то о такой интересной и сказочной науке волшебства сошли на нет. Вокруг была такая красотища, что предаваться унынию было бы просто стыдно. Тем более что незнание принципа действия не мешало пользоваться плодами Ремесла.

Кея же почему-то очень заинтересовал компьютер, а ещё больше компьютерные игры. Он заставил меня подробно описывать Дум, Цивилизацию, Квейк, Варкрафт. Радовался он, как ребёнок, слушающий на ночь любимую сказку. Кроме того, его очень заинтересовала система искусственного интеллекта и базы данных. Я никогда бы не подумал, что человек из совершенно другого мира, без каких-либо понятий о физике и электронике сможет понять хотя бы общий смысл ИскИна. Поди ж ты, понял, даже пообещал сделать нечто похожее в качестве диссертационного труда! Идею игр он тоже взял на вооружение, сказав, что на этом можно подзаработать. Как он собирался создавать базы данных и информационные матрицы без компьютеров и необходимой подготовки, я спрашивать не стал. Этот найдёт как. Я ведь не знаю всех возможностей их Ремесла. Мало ли чего они там в своей Академии изучали.

Кстати, Ромиус в день прибытия отправился на Ассамблею Ремесленников, чтобы попытаться решить проблему с моим возвращением домой в своё тело Зикер также смылся, высокомерно заявив, что у него дела во дворце.

Я немного огорчился. В любой нормальной книге меня бы представили ко двору и наверняка пригласили бы на эту самую Ассамблею. Ведь не каждый день заглядывают люди из другого мира. В реальности же всё оказалось куда банальнее: дворцу было не до меня, им хватало своих интриг, а в Академию меня просто не пустили. Не положено по статусу.

Оказывается, другие миры им были глубоко по барабану, потому что Ремесленники давно уже выяснили, что перемещения материи между ними совершенно невозможны. Соответственно, сами они путешествовать не могут, а, значит, тратить время на ненужные исследования не стоит. Мой случай мог заинтересовать их, но вот станут ли они помогать? Ромиус не был уверен, но обещал сделать всё возможное, чтобы уговорить Ремесленников помочь мне. Перед тем как уйти в Академию, он велел Кею быть моим гидом и по совместительству нянькой. Кей был совсем не против и поэтому с радостью таскал меня по всему городу, показывая достопримечательности. Должен признаться, посмотреть было на что.

Город Лита, в который мы с Ремесленниками приехали вечером того же дня, был поистине самым прекрасным местом, которое я когда-либо видел.

Золотистые крыши домов соревновались друг с другом в вычурности форм и рисунков. Мостовые изобиловали замысловатыми узорами, и можно было ходить по городу весь день, наблюдая за плавными перетеканиями удивительных форм.

Площадь Семи Фонтанов, находящаяся недалеко от здания Академии, поражала чудесами, которые выделывали с водой техномагические машины сферы воды. В воздухе висели водяные скульптуры самых разных форм. Причём эти скульптуры не просто висели в воздухе, а двигались, не имея ничего общего с обычными фонтанами! А если кто-нибудь становился на специальные помосты рядом с фонтанами, то его фигура появлялась посередине удивительного ансамбля. Если человек двигался, то фигура полностью повторяла его движения. Часто дети вставали на соседние помосты и устраивали бои водяных фигур. Взрослые со снисходительными улыбками наблюдали за ними и спокойно шли по своим делам. Для них всё это было слишком обыденно.

Великий дворец Императора поражал своей монументальностью, размерами он превосходил не только все известные мне здания, но и некоторые небольшие городки. Насколько я понял, в этом дворце и обитала правящая династия.

Что интересно, Великий, именно с большой буквы, город Лита на самом деле был совсем небольшим. Если за полдня мы смогли на лошадях приехать к центру города, ведь именно в центре города стоял дворец и Академия, то он, скорее всего, был размером с ту часть Москвы, что ограничена МКАДом. Зато таких огромных строений, как дворец, и таких высоких, как Академия, ни в одном городе моего мира не было. Да… Академия…

Здание Академии просто завораживало своей высотой и было бы похоже на Останкинскую телебашню, если бы не было раза в три выше и если бы не бросающаяся в глаза странность формы: здание плавно расширялось снизу вверх. Именно в этой Академии обучались Ремесленники, и именно в ней сейчас решалась моя судьба.

Но больше всего меня восхитил рассвет. Простое утро в этом золотом городе. С первыми лучами солнца мир начинал просыпаться. Раскрывались «ромашки» для улавливания солнечных лучей, стремясь не упустить ни одного загадочного для меня «мага». Город становился похож на большой сад золотистых ромашек всех размеров.

«Ромашки» появлялись на улицах, площадях и на крышах домов зажиточных людей, тех, которые могли себе это позволить. Обычные же люди, которым недоступны «ромашки», использовали крыши своих домов, покрытые специальным составом. Самая большая «ромашка» возвышалась над дворцом. Чем-то она напоминала огромнейшую параболическую антенну, развёрнутую над золотистыми куполами. Что интересно, ни одна из «ромашек» не создавала тени, то есть они совершенно не мешали друг другу. То ли дело было в точном математическом расчёте, то ли в какой-то особенности света здешних солнц, не знаю. Ещё меня удивило, что все городские «ромашки» были абсолютно правильными и пропорциональными. Чем больше дом, тем больше была «ромашка». Причём снизу увидеть её было просто невозможно, по всей видимости, они не должны были быть больше крыши дома, на котором располагались. Когда я спросил, как это так точно рассчитано и почему, если бы мы не поднялись на специальную смотровую башню, я бы не увидел ни одной «ромашки», Кей ответил, что всё рассчитывается по ГОСТу. Сначала я подумал, что мне показалось, но Кей и до этого неоднократно использовал понятные мне выражения, поэтому культурно-филологические вопросы я оставил на потом.

И что ещё было интересно, несмотря на обилие всех оттенков золотых цветов, они вовсе не раздражали, а скорее наоборот — радовали глаз.

Золотые цвета в основном использовались для улавливания энергии. Как мне объяснил Кей, «маги» использовались в повседневной жизни так же, как у нас электричество. «Маги» выкачивались не только из солнечных лучей, но и из воды, земли. А вампиры, как объяснил мне Кей, забирают из человека не столько кровь, сколько энергию человеческого тела.

Кроме обычного применения «маги» использовались для заклинаний. Тот же Кей, когда летал, тратил энергию, которую получал от солнечных лучей и от воздуха. Более сложные заклинания требовали больше энергии, а уж великие заклинания были просто разорением. Не каждый Ремесленник осиливал подобные траты энергии, поэтому чаще несколько Ремесленников объединяли силы для создания техномагии — заклинаний, заложенных в предметы. Ими мог воспользоваться любой житель Литы, умеющий управлять «магами», или, попросту говоря, владеющий простейшей магией. А магией владели все. Сводилась она, как мне объяснили, на начальном уровне к базовому умению владеть внутренней энергией, а позже к получению энергии из других источников, накапливанию её в себе добавлялось умение управлять ею. Позже они обучались простейшим заклинаниям, вроде разведения огня или управления простейшими техномагами. Владение магией носило сугубо личностный характер: некоторые Ремесленники в пределе своих способностей отставали от очень способных людей, по тем или иным причинам не попавших в Академию, хотя такое бывало очень редко. Да и не всем было нужно изучать магию. Мне, как человеку, прочитавшему множество фэнтезийных книг, это было понять трудно. Как можно не учиться магии, если есть возможность? Однако некоторые люди изучали другую магию, не связанную с Ремеслом. Например, вампиры.

Зикер уже упоминал при мне о каком-то Искусстве, но я посчитал, что так он назвал ту же магию, или Ремесло, по-другому. Оказалось, что всё не так просто.

Мы с Кеем с самого утра гуляли по городу. Это был мой первый день в городе, потому что мы приехали уже за полночь, и ничего толком увидеть я в общем-то не успел. Ремесленники отвезли меня в самую обычную гостиницу и разбежались по своим делам, а я уснул, едва упав на постель. Утром меня разбудил Кей, сообщив о том, куда разбежались Ромиус и Зикер. Затем он быстренько сотворил мне одежду и покормил. Одежда была самой обычной — брюки и рубашка… голубые, правда. Яркие такие голубые брюки и ещё более яркая рубашка. С совершенно серьёзным лицом он объяснил, что это сейчас писк моды. И действительно, едва мы вышли на улицу, я тут же углядел несколько молодых людей в одежде похожего фасона. Их цвета были даже ярче.

На небе светил яркий шар солнца, почему-то только один (второе солнце, видимо, сегодня было в отпуске), но совершенно не было жарко. Я не преминул спросить об этом Кея.

— Так всё же просто, техномагия дворца внимательно следит за погодой и температурой на площадях, а во дворах домов погода такая, какую пожелают хозяева. Что же касается второго солнца, так оно выходит лишь раз в десять дней.

— Понятно.

Я окинул улицу внимательным взглядом и сразу заметил некоторые вещи, на которые раньше не обращал внимания. Например, отсутствие каких-либо средств передвижения. Все передвигались на своих двоих, а в черте города не встречалось ни одной лошади. Интересно, а как же нас четверых вчера пустили в город на лошадях? Тоже привилегии Ремесленников? Вчера я на это внимания не обратил. Да и не до этого мне было. Ведь вокруг было столько всего интересного, что я просто не успевал и не переставал удивляться.

Невозможно было найти ни одного похожего дома или тем более одежды. Все желали выделиться, при этом стараясь придерживаться веяний моды. Ведь с помощью техномагии можно было создать любую одежду, какую захочешь, не заботясь о ткани, фасоне и размере. Всё сразу же подгонялось и зависело от времени работы техномагической системы, установленной в доме. Всё соизмерялось с состоянием семьи, живущей в этом самом доме. Чем богаче семья, тем пестрее и вычурнее были фасоны одежды и тем оригинальнее был дом. Мне сразу же вспомнился сон, который приснился недавно в моём родном мире. Я видел нечто похожее, но над каждым домом была своя погода, а за всё время моего нахождения в городе я ничего подобного не наблюдал.

На всякий случай я всё же решил спросить:

— А почему тогда никто не меняет погоду над своими домами? Неужели у вас не бывает людей, которые любят тот же дождь или снег. Или так глобально менять погоду они не могут?

Кей рассмеялся:

— Ты недооцениваешь техномагию. Если хозяин захочет, то может устроить даже миниатюрное землетрясение или расположить над крышей дома стометровый смерч. Просто недавно вышел указ о том, что по будням резкие изменения индивидуального климата запрещены. Вот завтра выйдешь и сразу увидишь, насколько различной может быть погода на каждом десятке метров.

Откуда он знает метрическую систему моего мира, я тоже спросить не успел, потому что мы вышли прямиком к скромному чёрному зданию, над которым шёл дождь, висели тучи и царила темнота.

— Ага. Я смотрю, у вас, как и у нас, не все следуют указам, — ехидно кивнул я в сторону здания.

— Это-то? Это же Школа Искусства. Кей посмотрел на меня так, будто это должно было всё объяснить.

— И что? — уже привычно спросил я.

— Всё время забываю, что ты ничего не знаешь, — хлопнул он себя по лбу. — Школы Искусств пользуются особым положением, как и Академия, кстати. Все запреты на использование «магов» к ним не относятся.

— А мне казалось, что Искусство и Ремесло практически одно и то же…

— Ха!

Кей от души заржал, едва не навернувшись на ровном месте.

— Ты чего, совсем рехнулся? Кто же в здравом уме спутает Ремесло и Искусство. Это как спутать сферу огня со сферой воды.

— Так мне никто ничего не разъяснил, — почему-то обиделся я. — Ты не выпендривайся, а объясни по-человечески.

Кей посмотрел на некое подобие часов на руке и кивнул.

— Ладно, пойдём, сам всё увидишь. Время до обеда ещё есть, так что можно зайти в гости.

— В гости?

— Именно в гости. Если пустят.

— Если пустят? — Я удивлённо поднял одну бровь. — А мне казалось, что Ремесленнику везде путь открыт. Вы же все из себя такие великие и умные.

— Конечно везде. У простого человека даже и возможности быть приглашённым нет. Кстати, ещё не факт, что тебя вообще пустят. Ты же как раз самый обычный человек. Обычнее некуда. — Кей сделал вид, что размышляет. — Разве что за счёт былых заслуг твоего тела. Это если у них хорошее настроение. А если плохое, то могут и на кусочки разорвать в счёт тех же заслуг, — злорадно закончил Кей и неторопливо пошёл к тёмному дому.

Я подумал было сообщить, что идти туда мне уже вовсе даже и расхотелось, но любопытство всё же пересилило, и я просто молча пошёл за Кеем. Кроме того, меня как-то успокаивало, что Кею было велено меня защищать. Да и не верилось, что говорил он серьёзно.

С близкого расстояния здание оказалось вовсе не таким страшным, как издалека. Обычный дом из чёрного камня. Обычные пять этажей. Только окон не было.

— Постучим? — почему-то шёпотом спросил я. Кей покрутил пальцем у виска.

— Ты откуда такой вылез? Вон звонок справа. Только позвоню я, а то мало ли что им в голову взбредёт, — так же тихо ответил он.

«Кому им?» — хотел было спросить я, но Кей уже нажал пальцем на неприметный камень возле огромной деревянной двери.

Дверь из чёрного дерева слегка дрогнула от раздавшегося где-то внутри здания жуткого грохота.

— Это ты звонком называешь? — спросил я, лишь чудом не сбившись на предательский фальцет.

— А чем такой звонок хуже прочих? — философски пожал плечами Ремесленник.

Ответить что-нибудь колкое я не успел, потому что дверь с тихим скрипом распахнулась.

— Слушай. Помнишь, я тебе рассказывал, что, когда я начал видеть в темноте, мне в ней стало уютно и мне стало нравиться в ней растворяться… — протянул я.

— Ну-ну. И что? — через плечо спросил Кей, переступая через порог и тут же исчезая в темноте.

Я подошёл к тёмному зеву и, сунув голову в густую, как нефтяное пятно, темноту, прокричал:

— Так вот, теперь я в темноте не вижу, чтоб ты знал! Мне теперь в ней неуютно, противно и… страшно… Я туда не пойду!

«…пойду…пойду…пойду», — ответило эхо.

Я чуть было не отскочил от двери и не бросился бежать. Но в последний момент передумал и решил сначала позвать Кея, а уж потом бежать отсюда что есть сил.

— Ты где?! — крикнул я, ещё раз заглянув в тёмный проход.

«…здесь…здесь…здесь», — ответило эхо. Минуточку! Какое на фиг эхо?!

В следующую секунду что-то схватило меня за плечи и вдёрнуло внутрь. Я по инерции пролетел несколько метров и упал на пол. Пол был холодный и скользкий, но я сразу забыл об этом, потому что вокруг меня была тьма. Как будто я оказался заживо погребённым в фамильном склепе, где нет ни одного окна, двери и даже щёлочки. Хуже того, тьма казалась осязаемой. Она клубилась вокруг меня, создавая странные тени, скручиваясь в немыслимые узоры и фигуры. Вокруг стояла зловещая тишина, и я невольно замер на полу, пытаясь услышать хоть что-нибудь.

Спустя пару секунд или, может быть, минут я всё же осмелился встать. Я постоял ещё немного, прислушиваясь, а потом сделал первый осторожный шаг вперёд. Ногу я ставил, аккуратно проверяя поверхность. Под ногой тихо зашуршала мелкая пыль. Я даже не сразу заметил, как этот звук стал расползаться по всему полу вокруг меня. Казалось, что вокруг сотни невидимых людей сделали точно такой же шаг. Я бы так и подумал, если бы звук не перешёл на стены, а потом и на потолок. Тихое, но от этого ещё более зловещее шуршание теперь слышалось отовсюду.

Хорошо, что я немного успел привыкнуть ко всяким гадким неожиданностям, а то бы мог и в обморок упасть. А так я всего лишь тихо вскрикнул и начал судорожно крутиться и махать руками, чтобы никто не схватил меня сзади, потому что мужество мужеством, но такого шока моё сердце наверняка не выдержит.

Тем временем мой судорожный крик стал множиться и искажаться. Через пару секунд у меня сложилось впечатление, что вокруг меня собралась куча сошедшего с ума народу, которая только и делает, что кричит совершенно ужасающими голосами. Хотя на потолке, по идее, никто стоять не мог.

В тот момент, когда я уже устал вертеться на одном месте, кто-то или что-то дало мне пинок под зад.

Я кубарем покатился по полу.

— У… козлы, — разозлёно погрозил я в темноту.

«…сам козёл…сам козёл…сам козёл», — прошелестело по залу.

Воистину злость имеет колоссальную силу. Я так разозлился, что даже не сразу понял, что делаю. А когда понял, то и вовсе растерялся.

Я стоял в позе, очень похожей на ту, которую пытался выучить на своём первом и пока что последнем занятии ушу. Называлась она как-то странно, я всё равно не запомнил, а вот выглядела, как будто я сидел на табуретке, слегка расставив ноги, и не заметил, как её из-под меня вытащили. Я бы в такую позу никогда в жизни не сел и уж тем более не стал бы так странно вращать руками перед собой, при этом что-то бормоча.

Спустя секунду зал, а это был именно зал, осветился ярчайшей вспышкой света. Вспышка высветила каменные стены, покрытые странным орнаментом. Напротив меня стояло около десятка высоких людей в странной чёрной одежде и один человек совсем маленького роста в почти такой же одежде, но ещё и в капюшоне, закрывавшем лицо.

— Ну и какая собака меня посмела ударить? — рявкнул я и сам не узнал свой голос.

Я и злым-то таким никогда не был.

— Ну я. А что? — вызывающе взглянул на меня один из людей в чёрном.

— А ты подойди и попробуй сделать это ещё раз.

Я плотоядно усмехнулся.

Худощавый парень приблизительно моих лет подпрыгнул в воздух и, я не поверил своим глазам, преодолев в прыжке около пяти разделяющих нас метров, приземлился прямо передо мной.

— И пробовать не буду…

Злость уже прошла, и мне неожиданно стало жутко одиноко и страшно.

«Щас он меня порвёт», — как-то вяло подумал я.

— Стоять, Рихтер, — тихо и в то же время отчётливо прошелестел мягкий голос.

— Но… — попытался возразить этот самый Рихтер.

Человек в капюшоне поднял руку ладонью вперёд.

— Я сказал стоять. И не советую тебе впредь возражать мне, для тебя это может кончиться плачевно. Это наш гость, и, поскольку он прошёл испытание страхом, он имеет право находиться здесь. Причём в полной безопасности согласно правилам Школы.

Рихтер молча кивнул и, бросив на меня испепеляющий взгляд, вернулся в своеобразный строй, напоминающий клин. Лица людей были повёрнуты внутрь клина, а напротив центра чуть поодаль стоял невысокий человек в капюшоне.

— Пройдёмте в мой кабинет, молодой человек, — вежливо предложил он. — Там вас уже ожидает Ремесленник, пришедший с вами.

Я хотел было сказать, что это я с ним пришёл, а не наоборот, но как всегда не успел. Человек в капюшоне уже шёл к проёму в стене, которого, кстати, ещё секунду назад не было.

Мне ничего не оставалось, кроме как поспешить за ним, стараясь не показать боязни остаться в зале вместе с Рихтером и прочими «людьми в чёрном». Тем более было подозрение, что как только человек в капюшоне зайдёт в проём, этот самый проём исчезнет.

Влетел в проём я едва ли не быстрее человека в капюшоне и попал в зал, не менее просторный, чем тот, из которого только что вышел. Кабинетом этот зал мог бы назвать разве что король Англии. Да и то с большой натяжкой. А уж то, что этот кабинет был минимум в пять раз больше моей квартиры, просто уничижало.

Вдоль стен выстроились огромные, высотой метров в пять, книжные шкафы. Посередине кабинета стоял длинный стол с расставленными вокруг него креслами из блестящей чёрной кожи. В одном из кресел с книжкой в руках удобно расположился Кей. Я был так зол на него, что даже забыл о присутствии хозяина кабинета.

— Ах ты засранец! — рявкнул я, едва его увидев. — Ты что же это со мной вытворяешь?! Ты зачем меня сюда привёл, чтобы поиздеваться?!

— Делать мне больше нечего, — огрызнулся Ремесленник, кинув книгу на стол. — Откуда ж я знал, что нынче любой, кто входит в Школу, должен пройти испытание страхом.

— А сам-то ты почему здесь тогда сидишь, вместо того чтобы в темноте барахтаться?

— Ты не забывайся, я Ремесленник, у меня особое положение! — рявкнул в ответ Кей и неожиданно озорно усмехнулся: — Зато как у них рожи вытянулись, когда ты Светлое Око сформировал прямо в Зале Тьмы. Только вот интересно, каким образом?

Человек в капюшоне, до этого тихо стоявший рядом со мной, произнёс:

— Извините, что прерываю, но предлагаю вам, — он кивнул мне, — присесть и поговорить, ведь именно за этим вы и пришли, насколько я понимаю.

Вообще-то я зашёл просто ради интереса, но в кресло всё же сел.

— Господин Наставник, если говорить честно, то мы зашли просто ради интереса моего друга, — произнёс вслух мою мысль Кей.

Я молча кивнул.

— Молодой человек, — прошелестело в ответ из-под капюшона. — В Школу Истинного Искусства просто так никто не заходит. И уж точно простой человек не может пройти испытание страхом, тем более таким образом.

Кей явно скривился, когда его назвали молодым человеком, но смирил свою гордыню и согласился:

— Да. Светлое Око, насколько я знаю, доступно не всем ученикам Школы. А ведь в нём, — он кивнул в мою сторону, — нет никакой «силы».

— Должен вас поправить, господин, — раздался тихий смешок, — Ремесленник. Светлое Око доступно не всем выпускникам Школы.

Кей присвистнул.

То ли он действительно не заметил насмешки, то ли решил не замечать, но всё же ничего по этому поводу не сказал. И слава богу, а то мало ли что. Если вспомнить, как этому Наставнику подчинялись «люди в чёрном»…

— Но ведь нету же в нём никакой силы, — повторил Кей, покосившись на Наставника.

— Не скажите, господин Ремесленник, — покачал капюшоном Наставник. — Это для вас нет. А человек, достаточно продвинутый в изучении Искусства, может кое-что усмотреть.

— Что же это за кое-что? — переспросил Ремесленник.

Вообще-то странно, ведь мне казалось, что Ремесленники — самые крутые ребята на этой стороне улицы, и весьма странно, что этот Наставник так спокойно и безнаказанно опускает Кея. А тот обижается, конечно, но молчит.

— «Кое-что» — это, например, пройденное Посвящение в ученики Школы, — ответил Наставник и, как мне показалось, слегка скривился под капюшоном. — Вот только какое-то левое Посвящение.

Я в очередной раз удивился познаниям жителей этого мира в русском сленге.

— Какое? — заинтересованно переспросил Кей.

— Левое, — по инерции повторил я. — Ну корявое, короче.

— Корявое… — Он задумался. — А! Неправильное.

Наставник махнул рукой, дескать, понимай как хочешь.

— А почему левое? — поинтересовался я.

Мне опять показалось, будто Наставник поморщился. Во всяком случае, разговор об этом явно не доставлял ему особого удовольствия.

— Потому что проведено Посвящение было не по правилам и вообще неизвестно кем. Да ещё, скорее всего, неизвестно где.

Кей бросил на меня предостерегающий взгляд. Я ответил взглядом, что помню о неразглашении моего происхождения. Он ответил, мол, продолжай помнить, а то мне голову оторвут. Я в ответ многозначительно кивнул.

— Он не помнит, откуда он, — объяснил Кей. — Но мы уверены, что он приехал из далёкой провинции, в которой даже не знают ни о Ремесле, ни об Искусстве. Поэтому расскажите ему поподробнее о смысле Искусства и собственно Посвящении.

— С удовольствием. — Капюшон утвердительно кивнул. Интересно, а почему он вообще не снимает при нас капюшона? Неужели такой страшный?

— Начнём со смысла Искусства…

Кей поудобнее устроился в кресле, а я придвинулся — поближе, потому что голос Наставника звучал достаточно тихо, а пропустить что-либо я не хотел.

— Искусство, в отличие от Ремесла, оперирует исключительно внутренней энергией, а внешние источники использует только для её восполнения. Соответственно, адепт Искусства единовременно может использовать только то количество энергии, которое способен накопить в себе. В Ремесле же человек является лишь проводником, то есть может использовать внешнюю энергию достаточно быстро в зависимости от подготовки и природных способностей. А вот в Искусстве, за счёт того, что не требуется связь с внешними источниками, использование энергии происходит просто мгновенно. Количество накопленной энергии зависит от всё тех же природных способностей и упорства в тренировках. Но работа с энергией не основное отличие Искусства от Ремесла. Основным отличием является управление этой энергией. А точнее, характер управления. Если Ремесленник управляет исключительно силой мысли, вербальным способом, языком жестов, использованием фетишей и склонностями людей к разным стихиям, то всё Искусство сводится к тренировке импульсов, рефлексов, реакций. Искусник большинство энергетических воздействий производит так же просто, как вдыхает и выдыхает воздух. Для него перепрыгнуть шестиметровый забор — как перешагнуть через камешек на дороге. И мышцы он напрягает так же, как при перешагивании этого самого камешка. Хотя физической форме мы тоже уделяем немалое внимание, основной смысл Искусства в рефлексивном использовании энергии. Если Ремесленнику, чтобы взлететь, нужно сплести мысленные приложения сил, то Искусник высокого уровня Посвящения может взлететь в воздух моментально. Если Ремесленнику нужно несколько секунд или минут на сплетение заклинания, то Искусник среагирует в сотую доли секунды, ведь, как известно, условный рефлекс куда быстрее мысли. Однако достичь такого уровня развития, чтобы накопить энергию, достаточную для полёта, может далеко не каждый Искусник. Даже не каждый Мастер.

— А вы можете? — неожиданно перебил Кей.

Я просто-таки подпрыгнул в кресле от его бестактности.

— Я — отдельный случай, — уклонился от ответа Наставник и продолжил: — В Ремесле есть школы стихий: воды, огня, земли, воздуха, а Искусство, я бы сказал, ближе к стихиям смерти и жизни. Это умение сохранить свою жизнь в любой ситуации или забрать чужую жизнь при необходимости.

Наступило молчание. Я переваривал полученные сведения и пытался их совместить с тем, что происходило со мной в последние две недели. Наставник почему-то держал паузу, а Кей… Кей долго молчать не мог.

— Первый раз слышу такую интерпретацию Искусства, — улыбнулся он. — Сферы жизни и смерти… Хм-м… Оригинально. А что же с его Посвящением? — Он небрежно кивнул в мою сторону.

Наставник странно помотал головой, как будто избавляясь от ненужных мыслей, и продолжил:

— Посвящение — это начальный этап обучения в Школе Искусств. Как вам наверняка известно, знание — это медленно строящийся дом: главное — фундамент, и чем он прочнее, тем лучше и крепче будет стоять дом. Так вот Посвящение можно назвать таким фундаментом для Искусства.

— И, как я понял, фундамент у него хреновый, — сделал вывод Кей.

— Я бы согласился, но всё же есть одно «но», — покачал головой Наставник. — Грубо говоря, странный, частично построенный дом поставлен на этот кривой фундамент.

Наставник свёл перед собой совершенно белые руки и сомкнул пальцы в замок.

— Попробую объяснить. Представьте себе целый, допустим трёхэтажный, дом. А теперь начните вырывать из него куски, причём если опора для какой-либо части вырвана, то эта часть продолжает висеть в воздухе. Если вы вырвете девяносто процентов постройки, то останутся отдельные, висящие в воздухе куски, которые будут едва-едва напоминать очертания здания. А теперь всё это попробуйте положить на новый корявый фундамент.

— Ужас какой… — пробормотал я.

— Бедный ребёнок, — покосился на меня Кей. — Кто же это его так?

— Хороший вопрос, — кивнул Наставник. — И ещё интереснее, где его так? И кто же вы такой, Виктор или Вельхеор?

Кей от удивления открыл рот, потом закрыл, а потом и вовсе закусил губу. По всей видимости, он уже прикидывал, что с ним сделает Ромиус или, что ещё хуже, Зикер.

А я и вовсе запутался. Если он узнал моё имя (а я, как это ни неприлично, ему не представился), то почему он спрашивает, откуда я взялся?

— С чего вы это взяли? — слегка сорвавшимся голосом спросил Кей. — Виктор его зовут. А Вельхеор, знаете, живёт в провинции Кельхеора в своём родовом замке.

— Да? — с издёвкой спросил Наставник. — А почему тогда у этого… Виктора аура Вельхеора, тело Вельхеора и от души несёт запашком этого засранца?

— Как это вы так чётко ауру определили? — спросил Кей, закинув ногу на ногу. — И уж тем более сделали слепок души?

— Совершенно свободно, — произнёс Наставник. — Пока я объяснял суть Искусства, я успел провести полный анализ ауры, сделать слепок души, провести тест тела. Причём у обоих. Даже мысли успел у него прочитать.

Кей вскочил с кресла.

— Чтение мыслей запрещено Императором!

— Запреты не касаются зданий Школ Искусств и Академии, вы забыли? Тем более единственное, что дало мне чтение его мыслей, — это головная боль.

Я слегка опешил. Кей, похоже, тоже ничего не понял, потому что опять сел в кресло, решив всё же дослушать.

— В его голове царит такая тарабарщина, что просто диву даюсь, как он может казаться психологически нормальным человеком.

Тут уж вскочил я.

— Я пошёл отсюда.

— Останьтесь… — тихо произнёс Наставник, и я неожиданно вновь оказался в кресле. Кей продолжал спокойно сидеть.

— Я не закончил, — продолжил Наставник, — так что придётся вам немного подождать.

Я покосился на Кея, надеясь, что он не станет этого терпеть, но он спокойно сидел в кресле с отсутствующим видом.

— Однако слепок души говорит, что вы совершенно нормальны, а значит, дело в чём-то другом. Видимо, вы мыслите на непонятном мне языке. Что весьма странно, если учесть, что я знаю все языки этого мира.

— Так уж и все? — наконец подал голос Кей.

— Все, — пожал плечами Наставник. — Благо, времени на их изучение у меня было более чем достаточно.

Почему у него было столько времени, чтобы выучить все языки мира, мы с Кеем спросить конечно же собирались, но нас отвлекли, а потом уже стало и вовсе не до этого, потому что в комнате раздался хлопок и в кресле рядом со мной появилась фигура в красном одеянии. Я не сразу узнал в ней Ромиуса. Лицо у него было, мягко говоря, усталое.

— Что здесь происходит? — громко спросил рыжий Ремесленник, обведя взглядом маленькую компанию в лице меня, Наставника и Кея. — Кей, зачем ты меня выдернул с Ассамблеи?

— Мастер, я ничего не говорил ему, честное слово, и мысленный щит у меня всегда стоит четвёртой степени. Но он как-то узнал о связи Виктора с Вельхеором. Он говорит, что провёл полный анализ Виктора, но за столь короткое время это невозможно. А поскольку вы приказали строго сохранять тайну, я вызвал вас, — отчеканил Кей, видимо, уже заранее заготовленный отчёт.

— Правда? — поднял бровь Ромиус и повернулся к фигуре в капюшоне. — Вы провели анализ?

— Пришлось, Ромиус, ведь твой ученик ничего не хотел мне рассказывать.

— Ну что ж, я всё равно собирался обратиться к вам за помощью, ведь Ассамблея Ремесленников всё ещё заседает, а время хоть и медленно, но идёт.

— Сколько же вы уже заседаете? — спросил Наставник.

— Три месяца.

— Сколько?! — не сдержал возгласа удивления я. — Ведь ещё даже дня не прошло, как мы приехали! Вы шутите?

— Это здесь день, — наставительным тоном произнёс Кей, — а в Зале Ассамблеи время течёт иначе.

— Однако, — выдохнул я.

Я-то думал, что на меня наплевали, а, оказывается, они уже три месяца пытались решить, как мне помочь. Верится, конечно, с трудом, но стоит посмотреть на усталое лицо Ромиуса, и все сомнения исчезают. Круги под глазами, запущенная борода и общая помятость говорили о длительной напряжённой работе.

— Не обольщайтесь, молодой человек, — понял ход моих мыслей Наставник. — Они не о вас волнуются, они о своих задницах беспокоятся.

— Да как ты… — начал было Кей.

— Что есть, то есть, — спокойно согласился Ромиус. — Но что я могу поделать, если в Ассамблее в основном состоят одни старики? Они с трудом принимают всё новое, если вообще принимают. Молодое поколение ещё не успело достаточно подрасти для того, чтобы получить возможность попасть в Зал Ассамблеи.

— Да, — согласился Наставник. — Молодое поколение пока не на высоте.

Он кинул на Кея такой сочувствующий взгляд, что мне его стало жалко.

— Так почему же вы хотели ко мне обратиться? — спросил Наставник. — Заодно объясните наконец, в чём, собственно, дело. Кто такой Виктор и что он делает в теле Вельхеора?

— Всё достаточно просто, — пожал плечами Ромиус. — Вельхеор поменялся телами с Виктором. Вся сложность в том, что Виктор живёт в совершенно другом мире. Хотя мы должны радоваться, что этот подлец исчез из нашего мира, а вместо него появился довольно милый молодой человек, но неизвестно, что Вельхеор устроит в том мире. Судя по рассказам Виктора, в их мире совершенно не умеют пользоваться энергией, а наших Ремесла и Искусства вовсе не существует. Соответственно, противопоставить Вельхеору им будет просто-напросто нечего. Сколько я ни говорил этим старым пням в Ассамблее о понятиях чести и ответственности, они всё равно считают, что наше дело сторона. Единственное, что их беспокоит, это вероятность обратного перехода Вельхеора в своё тело. Часть из них до того отупела, что предлагала едва ли не убить Виктора, просто на всякий случай. Им помешало то, что другая часть хочет заспиртовать Виктора и исследовать, пока не надоест. Там, конечно, есть и нормальные люди, которые предлагают произвести более внимательный обыск лаборатории Вельхеора в надежде найти способ помочь Виктору, но нас слишком мало. Поэтому я собирался обратиться к вам до того, как Ассамблея решит, что делать, поскольку ничего хорошего они не нарешают. Я уже пожалел, что сообщил им об этом.

— Да. Где былая Академия, — вздохнул Наставник. — В былые дни они не задумываясь помогли бы парню, а теперь… Внутренние склоки, боязнь потерять положение, императорские указы… Нужно вливание свежей силы.

— Скоро будет новый набор, на который я возлагаю большие надежды, — кивнул Ромиус.

Кей сидел в кресле и поворачивался то к Ромиусу, то к Наставнику. В глазах стояло такое неверие и ужас, что Ромиус поспешил его успокоить.

— Можно подумать, что ты ничего такого не замечал. Или, может, ты думал, что в Академии все Ремесленники добрые и умные? Будь реалистом.

Кей судорожно вздохнул и кивнул.

Я уже слегка потерял нить разговора, потому что не представлял устройства этой их Академии и порядков, царивших в ней. Однако я понял, что что-то у них идёт не очень хорошо.

Наставник повернулся ко мне:

— Ну что ж, молодой человек, давайте посмотрим, чем вам можно помочь.

— Простите, — слегка неуверенно вклинился Кей, — Ромиус, а почему вы хотели обратиться именно к этому Наставнику?

Ромиус удивлённо посмотрел на Кея:

— А ты не догадываешься?

Кей покачал головой.

— Я же глупое молодое поколение, — с лёгкой горечью в голосе сказал он. — Даже понятия не имею.

— А почему же ты привёл Виктора именно в эту Школу Искусств?

Кей зачем-то посмотрел на меня. Я пожал плечами и выжидательно уставился на Кея.

— Просто потому, что мы проходили мимо и Виктор заинтересовался этим зданием.

— Ну что ж, бывают и такие совпадения, — усмехнулся Ромиус и обратился к Наставнику: — Объясни им.

Наставник кивнул:

— Я предполагаю, что это потому, что я как никто другой подхожу для решения этой проблемы. К тому же у меня за спиной есть несколько сотен лет какого-никакого опыта.

Кей не казался удивлённым, а вот я просто выпал в осадок.

— Ну, возраст, дело наживное, — усмехнулся Кей. — Дело ведь не в возрасте?

Каким образом можно нажить такой возраст, я не представлял, но всё же промолчал, здраво рассудив, что успею спросить об этом позже.

— Конечно, не главное, — согласился Наставник. — Главное вот что…

Он поднёс руки к лицу и снял капюшон. Под капюшоном оказалось совершенно белое и удивительно молодое лицо. На нас смотрели красные, слегка насмешливые глаза вампира.

Глава 13

— Вообще-то Наставником меня называют только ученики, а для друзей я Кельнмиир.

— Правящий клан, — вытаращил глаза Кей. — Я даже и не мечтал встретиться с одним из Великих.

Он склонил голову, как я понял, в почтительном жесте.

— Собственно, на фига мне об этом мечтать-то? — добавил он себе под нос еле слышно.

Ромиус едва заметно усмехнулся — услышал.

— Объясните и мне, пожалуйста, что тут такого удивительного, — взмолился я. — А заодно то, почему меня как вампира пытались сжечь, а его как вампира восхваляют и радуются встрече с ним, будто действительно мечтали об этом всю жизнь.

— Ну, если я не ошибаюсь, встрече с тобой жители Приграничья тоже радовались, — с серьёзным лицом сказал Ромиус. — А уж как они бы радовались, продлись ваша встреча чуть подольше…

— Хватит, Ромиус, — махнул рукой Кельнмиир. — Давай-ка я ему сам объясню.

Я благодарно кивнул, потому что дальнейшее обсуждение едва не свершившегося акта моего сожжения совершенно меня не радовало.

— Мы, вампиры, являемся строго иерархичным сообществом, состоящим из ряда кланов. Каждый клан имеет свои особенности, описание которых могло бы занять очень много времени. Самое главное, что тебе нужно знать, это названия основных кланов: Сеон — боевой клан, Ноос — дневной клан, Хеор — самый старый и самый кровожадный клан и Миир — правящий клан. Остальные кланы имеют более сложные различия, не всегда понятные обычным людям, а зачастую и нам самим не очень понятные. Самый многочисленный и самый сильный клан — Хеор. Самый малочисленный и слабый в прямом столкновении — Ноос. Но, как ты, наверное, понял Ноос — единственный клан, выносящий дневной свет. Правящий клан Миир нельзя назвать полноценным, потому что выходцы этого клана разбросаны по всем остальным. Он является как бы кланом внутри кланов.

— И этот клан стоит над всеми остальными, — услужливо подсказал Кей.

— Именно так, — кивнул Кельнмиир. — И именно поэтому Кей так удивился, узнав, как меня зовут. Выходцев моего клана редко можно встретить вне общины. Мы рождены, чтобы повелевать, и нам это нравится, тем более если учесть, что больше ничего мы не умеем. А уж в открытой схватке с Сеоном или Хеором мы не протянем и минуты.

— Но вы же сказали, что самый слабый клан Ноос, — запутался я.

— Ноос… — задумчиво протянул Кельнмиир. — Ноос молодой клан. Он появился совсем недавно, и никто не может определённо сказать, на что он способен. Однако в открытых схватках он пока что проигрывал.

— Причём проигрывал даже правящему клану, — улыбнулся Ромиус.

Кей задумался, а через секунду просветлел и радостно вскрикнул:

— Причём именно вам!

— Было дело, — согласился Кельнмиир. — Но я это я, и я не показатель их слабости. Были и другие сражения, в которых участвовали лишь мои ученики, которые тоже побеждали. Так что на данный момент мне он кажется наиболее слабым. Хотя… что такое слабость в сравнении со способностью выдерживать дневной свет.

Я понял почти всё, что он сказал, но кое-что всё же не давало мне покоя.

— Скажите, — спросил я. — Вы ведь говорили, что правящий клан самый слабый, ну кроме Нооса?

— Так и есть, — кивнул Наставник.

— Но вы же сказали, что вы не показатель их слабости. Почему?

Кельнмиир улыбнулся, обнажив свои белые клыки.

— Сила вампира измеряется не только временем, проведённым в тренировках, или врождёнными способностями. Оно зависит и от ряда других факторов. Основной — продолжительность жизни…

— И Кельнмиир, как я слышал, один из старейших вампиров! — слегка сорвавшимся от радости голосом выкрикнул Кей.

Ромиус укоризненно посмотрел на своего протеже, но тем не менее согласно кивнул.

— Кельнмиир, — Ромиус слегка поклонился Наставнику, — старше почти всех вампиров втрое. А меня…

— Раз в пятнадцать, — подсказал Кельнмиир.

— И это при моих двухстах годах от роду, — согласился Ромиус.

— Скольких?! — переспросил я.

Вообще-то я заподозрил нечто подобное, когда узнал об Ассамблее Ремесленников, длящейся три месяца. Причём это считалось чем-то совершенно обычным, когда порой за решением какой-нибудь особо сложной задачки (вроде очередного спасения мира) они просиживали год-другой.

— А сколько тебе лет? — повернулся я к Кею, когда на мой риторический вопрос никто не ответил.

— Пятьдесят шесть, — ответил Кей. — А что?

— Да нет… — протянул я. — Ничего. А мне всего двадцать с небольшим.

— И что? — На меня удивлённо уставились все трое.

— Ну… — Я попытался собраться с мыслями. — Если Кею пятьдесят, а он выглядит как я, то получается, что дети у вас должны расти медленнее. И это получается, что я сейчас для вас по возрасту должен быть на уровне ребёнка.

Все трое рассмеялись.

— Откуда ты такое взял? — отсмеявшись, спросил Ромиус.

— Ну… — Я смутился. — Как выглядит у вас человек двадцати лет?

— Так же, как и ты, — ответил он.

— Но ведь Кей тоже выглядит как я.

— Ну да, — согласился Кей.

— Я ничего не понимаю, — вконец запутался я.

Ремесленники переглянулись, словно родители, умиляющиеся наивности пятилетнего ребёнка.

— Чего ты не понимаешь? — чересчур мягко спросил Ромиус.

Впору было взбеситься, но толку от этого всё равно бы не было, поэтому пришлось вздохнуть и напрячь мозги. Не хотелось мне почему-то выглядеть полным дураком перед этими людьми. Я всё-таки здесь единственный представитель своего мира…

Получается, что у них человек до двадцати лет растёт как обычный человек моего мира, а потом его биологические часы замедляют свой бег и время существенно растягивается.

По-другому быть не может.

Значит, по их мнению, я совершенно нормальный человек и практически ничем от них не отличаюсь. Самое время их удивить.

— Понимаете, — слегка виноватым голосом начал я. — В моём мире человек едва ли доживает до восьмидесяти лет. К пятидесяти годам он уже теряет… товарный вид, а к шестидесяти выходит из дома только на редкие утренние прогулки.

— Ну, у нас, предположим, тоже не каждый доживает до четырёхсот лет, если он, конечно, не вампир, — покосился на Кельнмиира Ромиус. — Но до такого не доходит. Да в восемьдесят человек только начинает жить! Как же вы смогли достичь такого прогресса, о котором ты рассказывал? Наверное, всё человечество у вас живёт очень сплочённо?

Смеялся я долго. А когда отсмеялся, долго соображал, как бы объяснить причину своего смеха. Потому что смех смехом, а ведь всё это грустно…

— Увы. Двигателем прогресса в нашем мире является как раз не сплочённость, а, наоборот, разобщённость: гонка вооружений, войны, мелкие стычки, политические интриги. Всё что угодно, только не сплочённость.

— Ужас какой, — подал голос до этого молчавший Кей. — Вот я всё слушаю и слушаю… А зачем тебе туда возвращаться, а? Ну прожил бы ты там свои оставшиеся шестьдесят лет, ну и что? А у нас ты бы мог прожить в три раза больше и наверняка чувствовал бы себя лучше. Войн и политических интриг у нас и своих, конечно, хватает, но почему-то мне представляется, что наш мир куда приветливей вашего.

— Знал бы ты, насколько ты прав, — вздохнул я. — Не просто приветливее, а в сравнении с нашим он просто идеален.

— Ты ещё не всё знаешь, — покачал головой Кельнмиир. — Узнай ты наш мир получше, так говорить не стал бы.

— А уж если бы вы узнали мой мир получше… Ладно, не будем об этом. Кстати, — я посмотрел на Кея, — а с чего ты решил, что я здесь проживу в три раза больше? Я же не житель вашего мира.

— Ты — нет, а Вельхеор — да. А ты в теле Вельхеора, — усмехнулся Кей.

А ведь и вправду! За всё время, проведённое в теле Вельхеора, я ни разу и не задумался о том, что оно не моё. Получается, что наши тела полностью идентичны. Ещё вчера вечером, перед тем как лечь спать, я умывался и смотрелся в зеркало. Может, я просто очень хотел спать или просто забыл об этом, но ни о чём подобном я не думал…

Только сейчас у меня появилось странное ощущение, как будто я надел чужую рубашку. Но ведь тело не рубашка, о нём так просто не забудешь…

— Раз уж мы подошли наконец-то к главным вопросам, то, может быть, ты мне объяснишь, что творится в твоей голове? — неожиданно спросил Кельнмиир.

— А что с его головой? — заинтересовался Ромиус.

— Да, а что с моей головой? — присоединился я к Ремесленнику.

— Почему я не могу прочитать ни одной его мысли? Одна бредятина.

— Интересный факт, — кивнул Ромиус. — И у меня уже есть готовый ответ. Не зря же я протёр все штаны, сидя на этой Ассамблее. Вы не задумывались, каким образом Виктор говорит с нами? Я имею в виду языковой барьер. Не думаете же вы, что в разных мирах могут быть одинаковые языки? Так вот, я посовещался с некоторыми Ремесленниками, в основном специалистами по астральным проекциям… Получается, что тело является как бы двусторонним переводчиком для проекции Виктора.

— Проекции?.. — как всегда не понял я.

— Проекции на плоскость этого материального мира, а точнее, на это тело.

— То есть в голове у него мысли на привычном ему языке, снаружи его говорят на нашем языке, а тело преобразует его мысли в речевую форму, доступную нам…

— И наоборот, — подхватил Кей. — Преобразует нашу речь в форму, доступную его… хм-м… доступную ему.

Так вот откуда взялись речевые обороты, которых они никак знать не могли, все эти их «пофиги» и «нафиги».

— Но ведь получается, что у Вельхеора в другом мире никаких языковых проблем также не будет! — зло сверкнул красными глазами Кельнмиир.

— Мы наконец-то начинаем подбираться к насущным проблемам… — пробормотал Ромиус.

— И какие же у нас насущные проблемы? — тут же спросил Кей.

— Найти способ вернуть Виктора в его мир, если он, конечно, захочет, и решить, что делать с Вельхеором.

— Уж я-то решу, что делать с этим засранцем, — скривился в злой ухмылке Кельнмиир.

Нужно будет непременно узнать, почему он так ненавидит Вельхеора. И задать ещё миллион и один вопрос на другие темы, но…

Сейчас нужно задать вопрос самому себе. Хочу ли я возвращаться в свой родной мир?

Я никогда не вдумывался в понятие Родины, потому что в наше время Родина забывает о нас раньше, чем мы вспоминаем о ней. А сейчас я, возможно, впервые в жизни подумал о ней. Не о родном городе или стране, а о родном мире, в котором всё понятно, а что непонятно, то хотя бы объяснимо. Безусловно, интересно изучать новый, совершенно незнакомый мир. Это захватывающе и завораживающе, но только если за спиной всегда остаётся Родина. Родное место, в которое всегда можно вернуться после длительного путешествия. Там враги, там друзья, там девушка… Девушка… не моя, конечно, девушка, но ведь всё может быть… при условии, что я вернусь домой… Если я вернусь домой…

— Я хочу домой, — произнёс я вслух громко и чётко, а потом уже тише спросил: — И всё-таки… есть вероятность того, что я ещё когда-нибудь вернусь сюда?

— Конечно есть, — успокоил меня Ромиус. — Как и вероятность того, что ты отсюда никуда не денешься.

Тут уж я не знал, радоваться или огорчаться.

— Давайте наконец закончим праздные беседы и перейдём к делу! — вскочил с кресла Кельнмиир.

— Сядь, — спокойно произнёс Ромиус, посмотрев на вампира, пережившего тридцать с лишним веков, как на нетерпеливого ребёнка. — Сначала следует решить ещё одну проблему.

— Какую?

Кельнмиир стал чем-то неуловимо похож на охотничью собаку, учуявшую спрятавшуюся в норе лисицу.

— Мне кажется, что кто-то из твоих учеников пытается преодолеть ментальную защиту этого помещения. Ты хорошо их выучил, он это проделывает весьма ловко…

— Я их этому ещё не учил, — процедил Наставник, и стена в дальнем углу комнаты исчезла. Стал виден зал чуть меньше того, в котором находились мы.

За стеной стоял в забавной позе и делал странные пассы молодой человек в чёрной одежде, лица которого было отсюда не разглядеть. Он не обратил никакого внимания на исчезнувшую стену, из чего я сделал предположение о том, что стена стала прозрачной лишь с нашей стороны.

— Это не мой ученик, — добавил Кельнмиир, посмотрев на молодого человека.

— И что ты хочешь с ним сделать? — поинтересовался Кей.

— Я? — Наставник искренне изумился. — Ничего. У меня есть куча учеников, которые с удовольствием разберутся с лазутчиком.

— Ну и? — Кею явно было невтерпёж посмотреть на то, как с лазутчиком разберётся один из учеников. Кельнмиир махнул рукой.

— Сейчас всё будет.

— Давно не наблюдал, как работает настоящий профессионал, — обрадовался Ромиус.

— Я отправил самого лучшего ученика, — важно кивнул Кельнмиир.

Тем временем позади лазутчика отъехала стена и из неё вышел уже знакомый мне Рихтер. Он не торопясь, я бы даже сказал плавно, подошёл к лазутчику и положил руку ему на плечо.

Я невольно затаил дыхание.

Прошла бесконечная секунда, прежде чем лазутчик начал реагировать. Он медленно повернулся к Рихтеру и… Спустя несколько секунд один из них лежал на полу в странной неестественной позе, а второй исчез.

— Вы это видели? — спросил Кей.

Ромиус с Кельнмииром молча кивнули. Я отрицательно покачал головой, но, поскольку этого никто не заметил, подал голос:

— Я ничего не видел. Просто ничегошеньки. Только как этот… Рихтер положил руку на плечо лазутчика, а потом лежащее на полу тело.

— Ты всё пропустил, — укорил меня Кей.

Я начал злиться.

— Не все же такие крутые, как ты!

— Не все, — смиренно согласился Кей, а я разозлился ещё больше.

Ромиус ничего не сказал, а просто начал что-то бормотать себе под нос, и через некоторое время слева от меня появился стоящий всё в той же странной позе лазутчик.

Я едва не вскочил от неожиданности, но Кельнмиир поспешил успокоить меня.

— Это всего лишь проекция того, что мы видели, — пояснил он. — Я думаю, специально для тебя Ромиус уменьшит скорость.

Пришлось поверить на слово и повнимательней присмотреться к лазутчику. Лицо было совершенно невыразительным, но эти красные глаза и торчащие из-под верхней губы клыки… Если выражение красных глаз Кельнмиира было насмешливым и живым, то у этого глаза просто светились злобой. Да и клыки были явно больше клыков Кельнмиира по крайней мере на пару сантиметров.

— Так я и думал, — кивнул Кельнмиир, — Хеор.

А я ещё хотел спросить, как они друг друга отличают. Да, такое выражение глаз ни с чем не спутаешь. Действительно — злость и только злость.

Тем временем у вампира за спиной появился Рихтер. Он, как в замедленной съёмке, подошёл к лазутчику и медленно положил руку ему на плечо. Наступила долгая пауза. Затем вампир резко нырнул под руку Рихтеру и попытался её вывернуть, но Рихтер слегка дёрнулся, и рука спокойно прокрутилась в суставе и встала на место. Одновременно с этим он уже наносил… нет, не удар, а кучу ударов. Я едва успевал следить и совершенно не представлял, на каких же скоростях они дрались, если уложились со всем этим в пару секунд. Наконец лазутчик и вовсе неуловимым движением дёрнулся вперёд и вырвал… сердце из груди Рихтера. Затем он вгрызся в него, отбросил в сторону, улыбнулся окровавленными губами и исчез. Исчез, как будто пространство схлопнулось перед ним, как двери лифта.

— Хорошо, что ты сам не пошёл разбираться с этим лазутчиком.

Ромиус смотрел перед собой, но я понял, что обратился он к Кельнмииру.

— Ты меня недооцениваешь, — возразил Наставник.

— Это ты себя переоцениваешь, — посмотрел на него Ромиус. — Это не просто Высший Вампир, это элита. Боюсь, что он мог бы разделаться со всеми нами, если бы ему это было нужно. Вопрос в том, почему ему это было не нужно и что ему нужно было вообще?

Кей вскинулся:

— А я знаю! Всё просто. Наверняка они не знали об опытах Вельхеора и весьма удивились, узнав, что у того в замке пожар, а сам он где-то бродит в компании Ремесленников. Представляете, о чём они подумали, увидев нас четверых здесь ведущими дружескую беседу. Вельхеор у них был той ещё шишкой, так что, ясное дело, на его поиски отправили самого лучшего. На тот случай, если его придётся спасать… или убивать.

— А что, весьма логично, — согласился Кельнмиир.

— И наезжать на нас он не стал, потому что увидел Виктора, — продолжил Кей.

— Ну увидел, и что? — не понял я. — Я что, такой страшный?

Кей просто засветился от радости:

— Наоборот. Ты как раз не страшный. А должен быть очень страшный. Вот он и отправился к своим, чтобы узнать, что делать дальше. Ведь считается невозможным превращение вампира в человека. Это как превратить рыбу в медведя, то есть просто невозможно.

— А человека в вампира? — спросил я, вспомнив книги, которых начитался у себя дома.

— Вот это возможно, — с сожалением произнёс Ромиус. — Ведь вампиризм — это болезнь души, а не тела. У вампира душа если не черна как ночь, то вся покрыта чёрными пятнами. Как известно, запачкать и испортить можно что угодно, а вот очистить и починить далеко не всё. Так и душу можно очернить, но отбелить практически невозможно.

— То есть маленький шанс отбелить всё же есть? — нахмурился Кей.

— Есть. Но такого урода, как Вельхеор, это даже близко не касается. На его душе нет ни одного белого или серого пятнышка. Чернее некуда, — ударил по столу кулаком Кельнмиир.

Я во второй раз сдержался и не спросил, почему он так ненавидит Вельхеора. В конце концов, у нас были куда более насущные и важные проблемы.

— Может быть, покушаем? — заискивающе спросил Кей. Ромиус лишь отмахнулся, и на столе тут же появились уже знакомые мне фрукты.

— А что такого? — продолжил уже с набитым ртом Кей. — Мозги без пищи работать не могут.

Кельнмиир насмешливо прищурил свои красные глаза и посмотрел на Кея:

— Хм-м… а что? Я бы, пожалуй, тоже чего-нибудь перехватил…

— Но-но! — вскинул руки Кей и на всякий случай отодвинулся вместе с креслом подальше от вампира. — Некоторым лучше думается на голодный желудок.

Я в который раз наблюдал за тем, как дурачится вампир, и никак не мог поверить, что ему почти четыре тысячи лет. Он мне чем-то напоминал ребёнка, строящего из себя взрослого. Иногда казалось, он переигрывал в серьёзности, а иногда явно проскакивала детская беззаботность.

— Итак, — Ромиус выдержал паузу, — нам придётся на время выкинуть из головы все эти политические интриги, подслушивания и прочее. Единственное, что… Кельнмиир, распорядись, чтобы парня похоронили с почестями.

— Уже, — кивнул Наставник.

И действительно, за секунду до того, как прозрачная стена перестала быть прозрачной, я увидел входящих в соседний зал людей с чёрным гробом в руках.

Оперативно работают ребята. Как я понял, Кельнмиир здесь царь и бог и спрашивать о смерти ученика его никто не станет. Хотя наверняка пойдёт слух, что его убил Наставник за то, что он посмел сказать ему слово поперёк. Хотя, возможно, в их мире всё происходит иначе и я ошибаюсь.

— Значит, про это мы на время забыли, — согласился Кей. — Основной проблемой для нас является возвращение Виктора в его мир, раз уж он решил вернуться. Что мы можем сделать?

— Делать рано, нужно думать, — укорил Кея Наставник. — Вечно вы, молодые, сначала делаете, а потом думаете. А нам потом всё расхлёбывать.

Кей обиженно фыркнул и демонстративно отвернулся.

— Значит, будем думать, — согласился Ромиус, а затем обратился ко мне: — Ну что ж, Виктор, повтори для Кельнмиира всё то, что ты рассказывал нам. Мы также послушаем ещё раз и попытаемся заметить что-нибудь полезное для нас. Старайся не упустить ни одной подробности, которая казалась или покажется странной.

Я собрался с мыслями и начал рассказ.

Иногда приходилось останавливаться и объяснять самые что ни на есть очевидные вещи. Поэтому рассказ занял часов шесть. К концу истории у меня уже просто заплетался язык. Многие подробности, вроде отношений с девушками, я, конечно, опустил. Думаю, они моим слушателям были точно ни к чему, тем более и без того хватало вопросов.

— Ты сказал, что тебя забрали в эту милицию, — протянул Кей. — Это лишь за то, что у тебя с собой не было какой-то бумажки?

— Не какой-то бумажки, а удостоверения личности, — поправил я.

— Какая разница, всё равно бред какой-то. Ведь у каждого же дома есть машина, чтобы печатать любые картинки, — он имел в виду принтер. — Так почему бы не напечатать себе с десяток этих бумажек и не распихать по карманам, чтобы наверняка не забыть их и не потерять?

Ну вот как прикажете ему объяснять простые вещи, особенно когда голова уже идёт кругом? Мне всегда казалось, что самое трудное — это слушать объяснения, а оказывается куда труднее эти объяснения давать.

— Кей, поверь мне, этого нельзя сделать при всём желании.

— Но…

— Хватит тратить время на вопросы, не относящиеся к делу, — перебил Кея Ромиус. — Нужно сконцентрироваться на основной проблеме.

— Да, — согласился Кельнмиир. — Получается, что началось всё с гипноза, которому тебя подвергли. От этого и нужно отталкиваться.

— После гипноза у него стали появляться первые признаки вампиризма: лёгкая светобоязнь, возможность видеть в темноте, а позже и регенерация с ускорением, — припомнил Ромиус.

— Ускорением? — переспросил я.

— Конечно ускорением. Ведь ты ускоряешься, и поэтому тебе кажется, что все вокруг движутся медленнее. Утверждать обратное, то есть что мир вокруг замедляется, это, мягко говоря, неправильно. Поверь мне на слово, никто такого сделать не сможет, — закончил Ромиус.

— Значит, именно гипноз открыл дверь для Вельхеора, — предположил Кельнмиир, — правда, пока непонятно, каким образом. Жаль, нельзя узнать, какой вид гипноза они использовали.

— Да, досадно, — кивнул Ромиус. — Я ещё вот на что обратил внимание: когда Виктор описывал события, получалось, что спал он куда больше, чем бодрствовал. А поскольку, как я понимаю, люди в наших мирах совершенно одинаковы физически, значит, сон не мог занимать в жизни Виктора три четверти всего времени. Ведь до этих событий ты спал не так много?

Все посмотрели на меня.

Если честно, то я уже начал засыпать, но всё же старался не терять нить разговора.

— А? — Я сосредоточился и мотнул головой. — Вот сейчас подумал, а ведь действительно не было такого раньше. Наоборот, я спал часов по восемь в день, и мне хватало. А чтобы по пятнадцать часов…

— Вот. Кое-что мы выяснили, — заметил Ромиус. — Смотрим дальше. Если спать ты стал больше, значит, это зачем-то было нужно Вельхеору. Возможно, именно во время твоего сна он пробовал дотянуться своей душой до твоего тела. Чем больше проходило времени, тем дольше он мог принуждать твоё тело ко сну…

— Но всё это фигня, потому что ключевой момент — Посвящение, — не удержался Кей.

— Да, — согласился Ромиус. — А это уже вотчина Кельнмиира.

— Попробую объяснить коротко, — вздохнул Кельнмиир. — Это Посвящение лишь попытка внешне скопировать настоящее Посвящение в Школе Искусств. Причём не в нашей Школе, а в Школе Хеора. То есть Посвящение не людей, а вампиров. В Посвящении людей никакой крови нет, как и статуй Кровавого бога.

— Кровавого бога? — удивлённо переспросил я.

— Его самого. Это не Бог в полном смысле этого слова, а скорее Высший Вампир, проживший столь долго, что его чёрная душа стала бессмертной в своей черноте. Ему поклоняется лишь один клан — Хеор. Да, собственно, этот клан и называется именем Кровавого бога.

— Так он что, поюзал Кровавого бога? — восхитился Кей.

Я тоже восхитился, но не своими достижениями, а теми словами и выражениями, которые использовали мои собеседники. Если моё доброе тело переводило их речь в доступный моему мозгу вид, то что же они говорили на самом деле? Уж слова «поюзал» в их словаре нет наверняка.

— Это был не Кровавый бог, а лишь гуляющая каменная статуя. Я сильно сомневаюсь в том, что какие-то шарлатаны смогли бы вызвать настоящего бога. Скорее, они просто спроецировали свои представления о Кровавом боге на статую. И она ожила, но умела делать и говорить лишь то, что, по мнению этих людей, должен говорить и делать бог.

— То есть быть тупым и напыжившимся от своего величия, — расхохотался Кей. — А поскольку величие величием, а камень камнем, Виктор эту статую просто раскрошил.

Я тоже рассмеялся, а про себя подумал, что Нестеров в общем-то оказался прав. Он тоже считал, что статую оживили находящиеся в помещении люди. Правда, мне кажется, они и сами такого эффекта не ожидали и были удивлены куда больше меня.

— Может быть, вы мне тогда объясните, куда делись те ребята, с которыми у меня были разборки в баре? Кстати, то чудище из пруда, которое утаскивало людей, тоже как-то странно исчезло, когда я попытался воткнуть палку ему в глаз.

— Наверняка их исчезновение сопровождалось хлопком? — поинтересовался Кельнмиир.

Я наморщил лоб:

— Кажется, да… точно! Во всяком случае исчезновение чудища. А в баре был такой грохот…

— Тогда всё просто. Все эти чудовища вовсе не чудовища, а искусственные сущности. Создать одну такую сущность очень непросто, а вот разрушаются они запросто. Достаточно нарушить целостность структуры — уколоть ножом, сломать руку…

— Понятно! — обрадовался я.

— Но этот твой Колдун, судя по всему, явно очень неплох. Интересно, где он научился создавать искусственные сущности? И как он смог практически точно воссоздать обряд Посвящения?

— И всё-таки я посвящён во что-нибудь или нет? — отсмеявшись, спросил я.

— А Посвящение было настоящим или всё же пустым пшиком? — подхватил Кей.

Кельнмиир на некоторое время задумался.

— Вы видите отражение луны в воде, можно ли его назвать настоящей луной?

Кей почесал затылок.

— Можно копию картины назвать полноценной картиной, если она лишь списана с оригинала?

Теперь уже я почесал затылок.

— Но ведь, увидев отражение луны, ты будешь знать, как она выглядит на небе. И увидев копию картины, даже плохую, ты будешь иметь представление о том, что на оригинале. Тем не менее ты не сможешь почувствовать красоту настоящей луны и не сможешь увидеть всю гамму чувств, которые передал гениальный художник оригиналом картины. Так и Посвящение. Оно не было оригинальным Посвящением, но тем не менее что-то могло и дать. А Виктору, который к этому времени уже был связан с Вельхеором, это дало куда больше…

А потом догнало и ещё раз дало…

— …И каким-то образом улучшило связь Виктора с Вельхеором. А возможно, и не улучшило, а лишь ускорило медленный переход души Вельхеора в тело Виктора. Тут я уверенным в чём-либо быть не могу.

— Зато я могу, — первый раз за всё время перебил Ромиус. — После того как мы узнали, что Вельхеор это не Вельхеор, а Виктор, мы с Зикером вернулись в пограничные земли и пробрались в горящий замок Вельхеора под предлогом помощи в тушении пожара. Это, конечно, смотрелось странновато — два Ремесленника, помогающие тушить пожар в замке одного из самых злейших своих врагов, но политические интриги могут и не такое. Если вспомнить, что в советниках у Императора сейчас ходит один из родственников Кельнмиира… Но сейчас не об этом. Так вот, пока Зикер помогал в тушении пожара, я пробрался в кабинет Вельхеора и там нашёл остатки сгоревших записей. Судя по ним, Кею и Виктору я это уже рассказывал, Вельхеор переносил свою душу по частям в тело Виктора. Уж не знаю, каким образом, но ему это удавалось довольно легко и равномерно до тех пор, пока Виктор не прошёл это их Посвящение.

— Выходит, Посвящение, пусть и некорректное, упрочило связь с тёмной душой Вельхеора, и переселение пошло быстрее, — кивнул Кельнмиир. — С этим всё понятно. Теперь у нас есть ещё одна загадка — перстни.

— Какая же это загадка? — удивился Ромиус. — Неужели вы не узнали ученических перстней? По внешнему описанию и свойствам всё сходится.

— Это-то понятно, — отмахнулся Кельнмиир. — Но вот откуда они взялись в их мире? Есть лишь две вероятности: либо кто-то их создал в том мире, что невозможно, потому что техномагия такой сложности требует высокого развития Ремесла; либо они попали к вам из нашего мира, что так же невозможно, потому что перенос материи из мира в мир невозможен.

Я опять начал зевать, но едва услышал о перстнях, встрепенулся.

— А что это за ученические перстни?

Ромиус с трудом отвлёкся от размышлений и объяснил:

— Это перстни, которые у нас носят все дети примерно с шести до десяти лет. Они развивают способность использовать «маги» и управлять энергией. Зачем ребёнку целыми днями сидеть на занятиях, когда он может просто ходить в ученическом перстне и ежедневно, не осознавая этого, развивать свои способности? А когда развитие достигнет предела, который может выдержать перстень, он сам снимется. Соответственно, пока ребёнок этого уровня не достигнет, он его снять не сможет. Чем раньше ребёнок снимет этот перстень, тем больший вес он будет иметь среди своих сверстников. Сам не осознавая того, желанием быстрее снять перстень ребёнок помогает учебному процессу. Перстни придумал Великий Ремесленник, который, к сожалению, был убит на одной из войн. Было это… дай бог памяти… около четырёх сотен лет назад. До того, как этот Ремесленник создал перстни, дети ходили в специальные детские школы, в которых проводили долгое время в упражнениях на развитие внутреннего контроля и умение обращаться с энергией, причём занимало это лет восемь. А теперь требуется всего четыре года, чтобы научиться тому же самому, и всё благодаря этому Великому Ремесленнику. Жаль, что он умер приблизительно в возрасте Кея…

— Да, весёлый был парень, — согласился Кельнмиир. — Любил хорошие шутки и при этом был весьма умён.

Возникла короткая пауза.

— И этот перстень, надетый на тебя, так же сыграл роль катализатора, — наконец продолжил Ромиус.

— То есть я закончил вашу начальную школу? — удивился я.

— А толку? — усмехнулся Ромиус. — Ученические перстни лишь развивают способности, а не учат ими пользоваться…

— А зелёный перстень, а глаз на стене?! — перебил я.

— Какой глаз? — отвлечённо спросил Кельнмиир, явно размышляя о своём. — Ученические перстни всегда красные, потому что используют силы сферы огня. Они не могут быть зелёными.

Я растерялся.

— Я же рассказывал уже…

— Э-э-э, Виктор, да ты уже заговариваешься. Когда ты такое говорил? — повертел пальцем у виска Кей.

Такого я от них не ожидал. Никто почему-то не слушает меня, когда я говорю о зелёном глазе на стене. Даже внимания на него никто, кроме Ланы, не обратил. Да и она потом, как мне кажется, забыла об этом.

Поэтому я обиженно засопел, но больше спорить не стал.

Кельнмиир и вовсе меня не слушал, а продолжал рассуждать:

— Дальнейшие события объясняются довольно легко. Способности Вельхеора передавались достаточно быстро, но всё же были растянуты во времени. А проявлялись они лишь при соответствующих раздражителях. Реагировать на рефлексы тело Виктора ещё не могло, потому что для этого нужно полное слияние души и тела, то есть чтобы энергетические выбросы происходили вследствие физических раздражителей. Например, замахнись ты на меня сейчас, — и ещё до того, как ты поймёшь, в чём дело, ты будешь лежать на полу. Моё тело и душа будут работать вместе и реагировать на всё уже закреплёнными рефлексами. Собственно, как ты помнишь, Искусство и является искусством владения телом и рефлексами. Это программирование рефлексов и тела, чтобы использование энергии проходило без участия медлительного мозга. А поскольку твоё тело и душа Вельхеора ещё не были настолько связаны, твоё тело реагировало лишь на чувственные раздражители, свойственные Вельхеору. Злость, раздражение и любопытство — вот три чувства, которые движут Вельхеором. И именно на эти чувства, испытываемые тобой, уголки души, уже принадлежащие Вельхеору, и реагировали. Если это была злость, то у тебя увеличивалась сила и ловкость; если досада, то ты неожиданно начинал читать чужие мысли и даже влиять на них; если любопытство, то ты мог замедлять время. Хотя, конечно, всё это очень расплывчато, ведь обычно человек испытывает несколько чувств одновременно. Этакий коктейль из чувств, на который частицы души Вельхеора реагировали по-разному, в зависимости от ситуации. А уж умереть телу Виктора Вельхеор дать никак не мог и поэтому восстанавливал его снова и снова.

— Да он же просто гений, — громче, чем следовало бы, сказал Кей.

— Злой гений! — поправил Кельнмиир, и опять в его глазах промелькнула лютая злость, но тут же скрылась за насмешкой. — Тем более что он упустил слишком многое, видимо, торопился. Интересно почему… — Он замолчал, уйдя в размышления.

Я же, борясь с желанием спать, пытался понять, каким образом этот Вельхеор разделил свою душу на маленькие кусочки и почему я не ощутил в себе ничего подозрительного? Стоп. Почему не ощутил? Ощутил. Перед использованием способностей Вельхеора я всегда испытывал жуткую злость, даже мысли в голове были какие-то странные и явно не похожие на мои обычные мысли. Даже когда в парке, убив трёх человек, я наслаждался кровью и называл их «жалкими людишками». На само убийство трёх человек я среагировал не так, как должен был. Мне было всё равно. Я только один раз со смешком подумал, что теперь я убийца, и всё! Даже раскаяния не испытывал. А ведь у этих троих были родители, а возможно, и семьи. Какой ужас…

— Идём дальше, — ворвался в мой мозг голос Ромиуса. — Опираясь на предыдущие размышления, когда Виктор первый раз потерял контроль над телом, Вельхеор перешёл к завершающей стадии. Он пытался перехватить контроль над телом. Причём при этих попытках тело почему-то умирало. Лишь душа Виктора продолжала жить и следить за всем происходящим вокруг. По каким-то причинам Вельхеор не смог завладеть телом Виктора сразу. Получилось у него это лишь с третьей попытки. Виктора в этот момент каким-то образом перебросило сюда. Теперь вернёмся к основному вопросу: как вернуть Виктора в его тело?

— Всё просто, Виктору нужно всего лишь пройти по пути Вельхеора и выкинуть его из своего тела, а здесь этого поганца уже будем ждать мы, — подсказал решение Кей.

— Ага, — серьёзно кивнул Ромиус. — Виктору нужно всего лишь стать вампиром, затем пройти обучение в Школе Искусств, стать Мастером и провести пару сотен лет за исследованиями. Не забывай, чтобы стать вампиром, ему потребуется ещё около двух сотен лет.

— Двух сотен? — удивился я. — А мне казалось, что одного укуса достаточно, чтобы стать вампиром.

— Одного укуса?! — Кельнмиир расхохотался. — Может, ещё и одного прикосновения? Укус, конечно, нужен, но это лишь первый шаг на пути к вампиризму.

— То есть? — не понял я.

— Укус вампира действует на душу, как укус не очень ядовитого паука на тело. Если тело здорово, то с лёгкостью перенесёт это и не заметит, если больное или ослабленное, то тут уж как получится. В любом случае на это нужно время. Так же и укус вампира. Если человек чист душой, то душа не пострадает, а вот если в душе человека достаточно черноты, тут уж берегись. Душа начнёт медленно чернеть, и если человек ничего не сделает, то станет очередным монстром.

Молчавший до этого Кей передёрнулся после слова «монстр» и спросил:

— Монстром? И вы так легко говорите о себе подобных?

— А что остаётся делать? — вздохнул Кельнмиир. — Это правда. Почему вампир не выносит дневного света? Потому что этот свет чист по своей природе и тёмная душа вампира этого не выдерживает. Наш клан не столь кровожаден, как Хеор или Сеон, наши души не полностью поражены грязью, но этого достаточно. Единственное, чего я не знаю, это о душах клана Ноос. Они закрыты непроходимыми барьерами, и непонятно, то ли они настолько мало поражены вампиризмом, что могут переносить солнце, то ли их души настолько черны, что даже солнце не может принести им очевидный вред. Поэтому я и вступил в бой с одним из них в надежде, что рано или поздно во время драки он откроется. Но он так и не открылся. Поэтому и проиграл. Он до последнего момента держал барьер, тратя на него половину всей своей энергии. Мне ничего не оставалось, кроме как убить его, ведь из боя может вернуться только один.

— Получается, что вернуться домой я не смогу? — обречённо спросил я.

Кельнмиир промолчал, а Ромиус нехотя произнёс:

— Может быть, способ и есть, но я его пока что не вижу. Будем думать. Для этого я и созвал Ассамблею…

— Которая наверняка сейчас решает судьбу Виктора, чтобы Вельхеор не смог вернуться обратно, — перебил его Кельнмиир.

— …И для этого я обратился к Кельнмииру, — закончил Ромиус.

Я уже откровенно зевал, размышляя над тем, можно ли положить голову на стол и уснуть. В ушах стоял звон, а разговор доносился как бы издалека.

— Слушайте, да что же это вы? — встрепенулся Кей. — Мы же гуляли с самого утра, а сейчас первый час ночи. Виктор же не Ремесленник и уж тем более не вампир. Ему ведь, как любому нормальному человеку, спать нужно.

Я виновато улыбнулся и снова откровенно зевнул.

— Ну, вы тогда посидите, а я провожу Виктора в комнату для гостей, — встал с кресла Кельнмиир. — А через пару минут мы продолжим наше обсуждение.

Ромиус с Кеем кивнули и что-то тихо продолжили обсуждать.

Я последовал за Кельнмииром к стене, через которую вошёл. Она беззвучно исчезла, и мы попали в большой зал, в котором, видимо, проходили тренировки и через который я сюда попал. Мы прошли его насквозь и приблизились к противоположной стене. Она так же неслышно исчезла, и мы вошли в маленькую комнатку. Маленькой, конечно, она была лишь по сравнению с кабинетом, в котором мы просидели последний десяток часов. А так… примерно с мою квартирку.

— Можешь расположиться здесь, — кивнул на как минимум пятиместную кровать Кельнмиир. — Если что-нибудь понадобится, подойди к стене, через которую вошёл, и она сама исчезнет. Таким же образом откроется и дверь в кабинет. Если захочешь поесть, то вон там, на столе, лежат фрукты и мясо.

— Спасибо, — поблагодарил я.

— И вот ещё что… — Кельнмиир замялся. — Помнишь, я говорил об укусе вампира и душе?

Я кивнул.

— Так вот… Твоя душа соприкасалась с душой вампира куда ближе, и неизвестно, к каким последствиям это может привести. Даже сейчас я уже могу заметить свежие изменения в твоей ауре. Возможно, хотя и не факт, ты можешь стать вскоре раздражительным, чаще начнёшь злиться… Это первые признаки заболевания души. Может быть, этого и не произойдёт, но если произойдёт, то ты должен будешь с этим бороться. Сам. И никто тебе в этом не поможет. На начальной стадии с этим ещё можно бороться, потом нет. — Кельнмиир вздохнул. — Я просто предупредил тебя, может, я и ошибаюсь. Но всё же подумай об этом, — сказав это, он быстро вышел, оставив меня одного.

И я действительно стал думать об этом. У меня на это были причины, ведь только сегодня днём у меня был приступ совершенно несвойственной мне злости. Получается, что я могу превратиться в чёрте кого. Опять…

Глава 14

БАМ!

Проснулся я со странным ощущением, будто весь дом содрогается от ударов. Будто кто-то огромный и сильный без стеснения стучал в потолок. С потолка наверняка посыпалась бы штукатурка, если бы он был не из цельного камня.

Перед тем как лечь спать в шикарную постель, я осмотрелся: стены и потолок были сделаны из цельного куска камня. Как будто кто-то прикатил огромный булыжник и, выдолбив внутри него ниши, придал ему форму квадратного строения. Я даже потрогал на всякий случай стену и убедился, что она действительно каменная. Даже шкафы были каменными. Однако, вспоминая, как исчезают стены, я предположил, что при желании шкаф можно и отодвинуть. Кроме того, на каменном столе я обнаружил мясо, которое за два дня, проведённые в этом мире, видел впервые. Самые обычные кусочки мяса со вкусом телятины. Возможно, это и была телятина. Затем я дополз до кровати, оказавшейся на редкость мягкой, и лёг спать.

И вот теперь я с трудом повернулся на другой бок и попытался уснуть.

БАМ!

Ничего не получалось.

БАМ!

Грохот наконец достал меня, и я приподнялся на локте. Поверх огромного и мягкого одеяла я посмотрел на каменную стену в том месте, где должна бы быть дверь.

Она оставалась закрытой.

А стены всё же немного сотрясались. Не равномерно, а с перерывами. Иногда они сотрясались быстрой дробью, а иногда с перерывом в минуту или две.

Я нехотя встал и оделся. Чёрная одежда, которую мне подлатали ещё позавчера, уже успела стать привычной, будто вторая кожа. Мне почему-то кажется, что на это и был расчёт, но кто знает…

Хорошо ещё, что стена исчезла, едва я к ней подошёл. Если честно, то я всё ещё сомневался, откроется она или нет. Я, конечно, доверял Кельнмииру (вернее, мне ничего не оставалось, кроме как доверять), но что я знаю о людях этого мира? Тем более о вампирах… Что меня ещё беспокоило, так это слова Наставника. Всю ночь мне снились странные обрывочные сны, в которых я бродил по своему родному городу злой, испуганный и уставший. Мне казалось, что за мной гнались… хотя, может быть, это я гнался… Была ночь, и свет фонарей едва освещал улицы. А я всё бежал, бежал…

БАМ!

Вот опять этот грохот. Едва стена передо мной исчезла, как над головой пролетело что-то чёрное и большое. Я даже не сразу понял, что это был человек. Только когда этот человек пробежал мимо меня обратно в зал и начал остервенело драться с кучей таких же людей в чёрной одежде, я до конца вник в происходящее.

Насколько я понял, так у них проводились тренировки. С полной уверенностью я ничего сказать не мог, но первый вывод, как правило, самый верный.

Меня заметили сразу, я понял это по тому, что люди продолжали летать по всему залу во все стороны, но с удивительной лёгкостью по самым неожиданным траекториям пролетали мимо меня. И слава богу, потому что, если бы такая туша врезалась в меня, даже хоронить было бы нечего.

Эти парни определённо внушали уважение, потому что, ударившись о каменную (каменную!) стену, они с лёгкостью вскакивали и возвращались к общей схватке. И это не считая того, что иногда кто-нибудь на пару секунд зависал в воздухе, а потом вновь пикировал вниз. Зрелище, скажу я вам, ещё то. Больше всего мне эти парни сейчас напоминали воронов, летающих над невидимой добычей и дерущихся за право попробовать её первым.

Один из них в очередной раз пролетел через весь зал и ударился о стену. Тут я понял, что меня разбудило. При ударе по стене прошла лёгкая дрожь. А парень как ни в чём не бывало вскочил и вновь впрыгнул в круг дерущихся. И всё это происходило в полной тишине! Не считая ударов о стены конечно.

Мягко говоря, это внушало уважение. Куда уж там какому-то ушу.

Неожиданно в зале произошла резкая перемена. Все дерущиеся разом застыли. Причём кто с поднятой выше головы ногой, кто в прыжке, а кто и вовсе в очередном полёте из одного угла зала в другой.

Исчезла уже знакомая мне стена, и из неё вышел Кельнмиир. Он вновь был в чёрном капюшоне, под которым совершенно не было видно его молодого лица. Мне стало понятно, почему он ходит в капюшоне, ведь он и так ростом намного ниже их. А уж если откроет своё молодое лицо, то выяснится, что он ещё и выглядит куда моложе своих учеников. Хотя он и вампир, но воспринимать его будут уже по-другому. А в чёрном капюшоне он смотрится как надо. Наверняка его ученики догадываются, как он выглядит, но это ничего не меняет. Можно сказать, что Кельнмиир отдаёт дань внешней атрибутике, так сказать, создаёт имидж.

— Встать в строй, — тихо произнёс он.

Я едва успел подумать, что его голос отличался от того, которым он говорил вчера. Он говорил полушёпотом. По всей видимости, это также была дань традициям.

Все восемь дюжих парней встали уже знакомым мне клином. В центре клина, как и вчера, стоял Кельнмиир, а вот остриё клина отсутствовало. Я припомнил, что вчера там стоял Рихтер. Однако его не стало, и теперь клин был неполным.

Я наблюдал за ними, стоя в проходе, и никак не мог решить: то ли мне идти обратно в комнату, то ли пройти в кабинет. Где находится выход — я не знал, а спрашивать что-то не хотелось. Мало ли что у них за порядки…

— А ты чего встал? — рявкнул Кельнмиир. Я с минуту хлопал глазами, пытаясь понять, кому он это сказал. Не мне же, в конце концов.

— В строй! — ещё громче крикнул Кельнмиир, глядя на меня.

Я на всякий случай обернулся посмотреть, не спрятался ли кто за моей спиной.

Никого не было.

Раздался тихий смешок.

Наверное, не выдержал кто-то из учеников.

Я судорожно вздохнул и как можно быстрее встал на место Рихтера. Смотрелся я по сравнению с остальными весьма комично. Если на них чёрная одежда обтягивала мышцы, то из меня она делала нечто среднее между пугалом и скелетом. И конечно же я был самым маленьким после Кельнмиира.

— Вы уже размялись? — спросил Наставник.

— Да, — коротко ответил один из учеников.

Это они так разминаются?! А что же у них на тренировках-то?..

— Замечательно, — Наставник поднял руки над головой, сжал в кулаки и сделал странное движение, похожее на завинчивание огромной лампочки. — Повторим пройденное.

Все ученики послушно начали «закручивать лампочки». Я, чтобы совсем уж не быть крайним, попытался делать то же самое. Получалось нечто, даже отдалённо непохожее на оригинал, хотя я честно старался.

Кости в локтях хрустели, а плечи уже устали держать руки над головой. Я попытался отвлечься, думая о том, с чего это меня так бесцеремонно заставили заниматься.

И тут произошло что-то странное: едва я отвлёкся, тело стало, не спрашивая моего мнения, делать движения по своему. Как только я это заметил, мои движения опять сбились и всё вновь пошло наперекосяк. Я опять попытался отвлечься, но теперь это оказалось не так просто.

— Теперь к этому добавим внутренний «лотос», — произнёс Наставник, продолжая совершать круговые движения.

Я остановился и огляделся по сторонам. Ученики продолжали делать те же движения, но теперь над их головами начали появляться странные светящиеся очертания, действительно похожие на цветок лотоса. Когда один из учеников кинул в мою сторону удивлённый взгляд, я опомнился и вновь начал махать руками и старательно делать вид, что добавляю этот самый «лотос». Естественно, над моей головой ничего подобного не появилось. Правда, я даже смутно удивился, руки у меня ещё не отнялись, хотя пора бы уже, ведь я добрый десяток минут махал ими над головой.

— Изменим наклоны плоскости. — Наставник перевёл руки в горизонтальное положение перед собой и продолжил делать движения руками вокруг светящегося цветка.

Ученики повторили его движение, и, к моей радости, у двоих из них «лотос» погас, и они чертыхнулись. У меня же и вовсе не получилось перенести это движение в другую плоскость — я запутался в руках.

Стоять как самый последний дурак и смотреть на других мне не хотелось. Поэтому я решил попытаться сделать что-то похожее, а уж после этого смотреть, как последний дурак.

Получалось это движение не у всех, а уж «лотос» исчезал у каждого. С каждым исчезновением «лотоса» на его восстановление ученикам требовалось всё больше и больше времени. Я вспомнил, что пользуются они лишь внутренней энергией, а раз так, то её восстановление требует времени.

Кельнмиир же совершенно спокойно смотрел на учеников, а между его двигающимися руками, как бы без его участия, светился «лотос». Зрелище было просто завораживающее, и я невольно засмотрелся. И вновь, когда я отвлёкся, мои руки, избавившись от моего назойливого внимания, зажили своей жизнью. Я это заметил, лишь когда их скорость стала настолько высокой, что они превратились в вихрь. Как только я это заметил, они вновь запутались.

— Чёрт, — не выдержал я и опустил руки.

Стоящий рядом лысый парень покосился на меня и ухмыльнулся. Хотя движения у него были не столь ловкими, как у других, его «лотос» ни разу не погас. Во всяком случае, я этого не видел.

— По моей команде отрываем «лотос» и пускаем его в партнёра, стоящего напротив.

Хм-м… хорошо, что напротив меня никто из учеников не стоит.

— Раз, — произнёс Наставник, и самая дальняя от острия клина пара выпустила друг в друга светящиеся «лотосы».

Вернее, один-то выпустил, а вот второй не успел, потому что его «лотос» именно в этот момент потух. Раздался резкий хлопок, и не успевший выпустить лотос парень отлетел на несколько метров и распластался на полу.

Неужели мёртв?

Нет, приподнялся на локте, потом встал на корточки, помотал головой и виновато улыбнулся…

— Два.

Следующие, уже стоящие ближе друг к другу ученики выпустили «лотосы». В этот раз оба лотоса полетели навстречу к друг другу с немалой скоростью и встретились в центре. Сверкнула белая вспышка, и оба «лотоса» исчезли…

— Три.

Третья пара учеников отреагировала мгновенно, и два «лотоса», не успев разогнаться из-за небольшого расстояния, сшиблись в ослепительном сиянии. Однако один из лотосов не исчез, а, уменьшившись до размеров спичечного коробка, достал-таки ученика, стоящего с правой от меня стороны клина. Ученик лишь слегка покачнулся и отсалютовал противнику…

— Четыре.

Последняя пара стоящих всего в паре метров друг от друга учеников молниеносно выпустила свои «лотосы». Они сшиблись через доли секунд, я даже не успел среагировать и прикрыть глаза, как был ослеплён ярчайшей вспышкой, ведь они вспыхнули всего в паре метров от меня. Но на этом дело не закончилось, послышался вскрик и, протерев глаза, я успел увидеть чёрную фигуру, ударяющуюся о стену…

— Пять.

Пять? Но пар же всего четыре! Или…

Я не успел задуматься, а моё тело уже среагировало. Я рухнул на пол, а над моей головой пролетел «лотос» и, ударившись о каменную стену, разлетелся на сотни светящихся кусочков.

Я вскочил, собираясь высказать всё, что думаю о Наставнике, который использовал меня как мишень для тира. Я уже открыл рот, но мой злой взгляд наткнулся на спокойную черноту капюшона.

— Ты, — бесцветным голосом произнёс он. — Сейчас же в кабинет.

Сказав это, Наставник не торопясь прошёл в кабинет.

Я некоторое время смотрел на появившуюся на месте входа в кабинет стену и тормозил.

И к чему он это сказал? Я сделал что-то не так, или наоборот? И вообще, что он от меня хотел, ведь я ничего не знаю и не умею. Даже понятия не имею, что же люди вокруг делали, а я безуспешно пытался повторить.

С уходом Наставника ученики тут же разбрелись по залу. На меня, казалось, внимания никто не обратил. Тот лысый парень, что стоял справа от меня, сначала сходил и поинтересовался здоровьем ученика, которого минуту назад стукнул о стену, а затем приблизился ко мне.

— Хорошая реакция, — сказал он, протягивая мне руку. — Меня зовут Стоу.

— Виктор, — слегка опасливо пожав ему руку, ответил я.

Словно получив разрешение, все ученики начали по очереди подходить и представляться. Я узнал, что ударившегося о стену зовут Мирт, он был парой Стоу. Остальных звали не менее странно: Сет, Торн, Летис, Койн, Орт и Стасис. Я выяснил, что, оказывается, в клине друг напротив друга стояли люди приблизительно одного уровня тренированности. Расстояние также имело значение, потому что, чем дальше расстояние, тем легче делать энергетические упражнения, и тем меньше вреда они могли принести друг другу. Соответственно, Стоу был самым сильным среди этой девятки. Именно девятки, потому что, как выяснилось, я также был зачислен в эту девятку вместо Рихтера, иначе бы я не мог стоять в клине. Когда я спросил о том, почему меня в неё зачислили, они лишь пожали плечами. Они даже не знали, куда подевался Рихтер. Зато они мне объяснили, что, увернувшись от «лотоса» Наставника, я нарушил одно из правил Школы. В энергетическом бою если проиграл, то не имеешь права увернуться от удара. И теперь, как мне объяснили, меня ждёт большая взбучка. И мне лучше поторопиться, потому что Наставник ждать не любит.

Мне ничего не оставалось, как оставить своих новых знакомых и пойти в кабинет к Наставнику.

Постучать, как того требует приличие нашего мира, не получилось, потому что, едва я подошёл к стене, она исчезла. Стучать было просто-напросто некуда.

Я тихо вошёл в кабинет и огляделся по сторонам. Все кресла были пусты, и Наставника я заметил, правда не сразу, возле одной из книжных полок. Он стоял и листал какую-то толстую книгу.

— А, ты наконец-то решил заглянуть? — Он поднял своё молодое лицо и посмотрел на меня своими смеющимися глазами. — Как тебе новые знакомые?

Я слегка растерялся. Мне казалось, что он должен сейчас мне устроить что-то вроде наказания.

— Хорошие ребята, — наконец ответил я. — Они мне сказали, что я нарушил какое-то правило…

Кельнмиир едва заметно усмехнулся, и в свете лампы сверкнул едва показавшийся кончик длинного и острого клыка.

— Нарушил — не нарушил. С какой стороны посмотреть. Со стороны правил — да, ты не должен был уворачиваться от «лотоса». Однако тогда ты был бы размазан по всей стенке от потолка до пола.

— Но ведь ученики…

— Вот именно, что ученики, — перебил Кельнмиир. — Они уже обучены принимать энергетические удары, да что там энергетические удары, рухни все эти каменные стены, они останутся живы… если их раскопают. А ты всего лишь человек. И ты не нарушил правило, потому что ты его просто не знал. А если бы и знал, то всё равно ничего не смог бы сделать. Если по-честному, то от моего «лотоса» ещё никто так просто не уворачивался. Без каких-либо умений, просто на рефлексах… удивительно.

— А зачем вы вообще в меня бросили свой этот «лотос»? — осмелился спросить я.

— Вот это уже разговор, — обрадовался Кельнмиир и, сунув книгу за пазуху, прошёл к столу и сел в кресло. — Присаживайся.

Я сел в уже облюбованное мной кресло и тут же вспомнил, что ещё даже не завтракал.

— А… хм… поесть ничего не найдётся? — поинтересовался я.

Кельнмиир кивнул, и через пару секунд в кабинет влетел паренёк с подносом.

— Это только Ремесленники могут щёлкнуть пальцами, и всё появится. А нам, простым вампирам, нужно ещё отправить мысленный приказ, дождаться посыльного… всё так обыденно.

И не говори. А посыльный появляется спустя пару секунд. Ну до чего обыденно…

Я поспешил заняться мясом, которого вновь оказалось в избытке, и довольно вкусным напитком со странным запахом.

— Сидели мы вчера с Ремесленниками, болтали о том о сём и так ни к чему толком не пришли. Тогда парнишка предложил довольно забавную вещь. Взять мне тебя в ученики. Тебе это полезно в любом случае, кроме того, ты будешь под постоянным присмотром, а главное, под защитой. Хотя Ромиус просил не говорить, но у меня нет привычки что-либо утаивать. Возможно, Ассамблея примет какое-нибудь глупейшее решение, направленное на защиту собственных задниц. А точнее, они могут решить уничтожить тебя. Просто на всякий случай.

Я аж мясом подавился.

— Кхе. За что?!

— Не за что, а почему, — пояснил Кельнмиир. — Они не могут понять то, что произошло с тобой, а значит, скорее всего, решат избавиться.

— Неужели я такой опасный?

— Ты непонятный, а это в сто раз хуже. Это я страшный. И ничего, живу себе в центре города. Все боятся, но уважают. Поэтому есть надежда, что право Наставника на распоряжение жизнью Ученика остановит их. Ведь если кто-либо убьёт ученика, его Наставник имеет полное право потребовать восстановить честь ученика, следовательно, и свою честь. А чтобы восстановить честь… нужно убить убившего. — Кельнмиир плотоядно облизнулся.

Я облегчённо вздохнул:

— Значит, тут я в безопасности?

Кельнмиир помедлил:

— Ну… во всяком случае, куда в меньшей опасности, чем снаружи. Так что пока отсюда ты ни ногой.

Я запил очередной кусок мяса и ощутил себя сытым и даже почти довольным.

— И на том спасибо. А зачем вам понадобилось приглашать меня на тренировку? Я же ведь совсем ничего не умею.

— Ну, во-первых, если бы ты всё умел, на тренировку тебе и не надо было бы идти, по крайней мере на тренировку со всеми. А во-вторых, у меня на это были свои причины, и я оказался прав.

О чём это он, интересно? Что характерно, как я заметил, всем окружающим меня людям почему-то присуща чрезмерная самоуверенность. Просто удивительно, хотя… если Лита — это самый центр Империи Элиров, то всё понятно. Это как у нас в России Москва, только покруче…

— В чём правы? — спросил я.

— Всё просто. Я поразмыслил над твоим положением и понял кое-что очень важное. Мы всё время забываем, что ты не в своём теле. А Вельхеор ведь не какой-то там хилячок, а ого-го! Хотя вся сила сосредоточена в сущности, тело за долгие годы тоже кое к чему привыкает. И сегодня я получил подтверждение, — Кельнмиир в восторге щёлкнул пальцами. — Тело, если ты ему не мешаешь, может делать весьма полезные вещи. Например, техника Искусства, мне думается, знакома ему в совершенстве, ведь оно, в смысле тело, изучало его несколько сотен лет. Чего уж говорить о простой реакции, которую ты продемонстрировал нам на занятии. Вот с энергией сложнее. Но всё поправимо… я надеюсь.

— Вы надеетесь? — Я вскочил с кресла. — А когда же я вернусь домой? Вы же обещали!

— Успокойся, — успокаивающе сказал Кельнмиир. — Ты вернёшься домой, как только мы придумаем, как это сделать.

Значит, они так ничего и не придумали.

— Я думал, что вы такой весь из себя умный, раз уж к вам обратились, — вспылил я.

— Даже очень и очень умный, я не могу быть умнее целой толпы, пусть и старых пней, но всё же Ремесленников, — усмехнулся Кельнмиир.

Мне же, наоборот, было совсем не до шуток. Даже вчера, услышав объяснения всей сложности и практической невозможности моего возвращения, я до конца не верил в это. Моё сознание угодливо спрятало осознание этого так далеко, что я о нём просто забыл… на какое-то время.

Перед моими глазами пронеслись лица… улицы… дома… Послышались отдалённые голоса друзей… знакомых… ровный шелест не выключенного на ночь телевизора… музыка. Всё это для меня исчезнет… Худенькая фигурка девушки, танцующей в полумраке дискотеки в одиночестве, без меня… или, что ещё хуже, с кем-нибудь другим… Лида…

— Виктор?

А сколько ещё я не сказал? Сколько бы я мог сказать, если бы мне дали шанс вернуться обратно. Только один шанс…

— ВИКТОР!

— А? Вы что-то сказали? — пробормотал я, рассеянно подняв глаза на Кельнмиира.

До меня медленно начало доходить, что я просидел в немом оцепенении довольно длительное время.

— Понятно, — вздохнул Кельнмиир. — Тебе нужно выпить.

Я только вяло подумал, что ещё не встречал здесь никаких спиртных напитков. Выходит, здесь они тоже есть? У всех представителей человечества, в каком бы мире они ни находились, остаются одни и те же пороки? Или в их волшебном мире это не порок, а, наоборот, полезно, как ничто другое?

Пока я размышлял, передо мной появилась кружка с чем-то очень приятно пахнущим. Напоминало смесь малины и ванили.

— Что это? — на всякий случай спросил я.

— Лекарство от грусти, — неожиданно тоскливо ответил Кельнмиир. — Жаль только, что на вампиров не действует.

Пить я особо никогда не любил и не умел, поэтому для начала с подозрением сделал маленький глоточек. По горлу прокатилась волна сладости и влилась в желудок. Перед глазами поплыли разноцветные пятна, а через секунду я ощутил невероятный прилив бодрости. Настроение особенно не улучшилось, но зато в голове прояснилось.

Если я буду впадать в пессимизм, то ничего хорошего это не даст. Будет только хуже. Намного хуже. Лучше думать, что рано или поздно я вернусь домой, а до тех пор нужно пытаться узнать как можно больше. Познать то, о чём не имел понятия. Это же ведь так интересно, попасть в мир, полный волшебства и сказочной красоты. Если только ты попал в этот мир не навсегда…

Я сделал второй, уже полноценный глоток. Кельнмиир с интересом следил за моей реакцией.

Какая может быть реакция на заряд оптимизма? Я прямо-таки засиял. Не в том смысле, что покраснел, а именно засиял…

— Какой чудесный напиток, — неожиданно чересчур громко сказал я.

— Ну, вот мы и выяснили, — пробормотал Кельнмиир.

— Что выяснили? — опять громыхнул я. Кельнмиир ухмыльнулся.

— Что «Сладость жизни» действует на тебя, так же как и на прочих людей, ведь на вампиров она вовсе не действует.

Наверное, это комплимент.

— Замечательно, — восхитился я. — Ещё одна радость в этой прекрасной жизни.

— Ой ли.

— Что «ой ли»?

— Ты уверен, что в замечательной? — с подозрительными сарказмом спросил Кельнмиир.

Я поудобнее устроился в кресле и расслабился.

— А то! Если мне не случится попасть домой, то буду жить у вас. Кей был совершенно прав, назвав мой мир негостеприимным местом. Правда, он слегка приуменьшил. А у вас весьма гостеприимно, и люди у вас хорошие… и вампиры. Да у вас тут столько интересного, что не один год потребуется, чтобы хотя бы понять все масштабы моего незнания!.. — Я допил кубок и поставил его на стол. — Какой хороший напиток. Такого радостного настроение у меня не было ещё с первого класса. Первого сентября я шёл в первый класс, я так ждал этого дня… Помню, ещё такая белая рубашечка на мне была…

— И что же? — поддержал разговор Кельнмиир, однако украдкой позёвывая.

— Эту белую рубашку мне уже третьего сентября испачкали… да и не только рубашку… Ик… В лужу меня посадили, за что, я, правда, не помню… Но ведь сейчас это же совсем другое! У вас тут такая страна хорошая… эта… как её? Эле… Элирская Импре… тьфу… Империя. Слово-то какое, и не выговоришь. В общем, решено, остаюсь у вас.

— Уверен? — Кельнмиир уже откровенно усмехался.

— Уверен, — горячо сказал я и нечаянно уронил кубок на пол. Он, однако, не покатился по полу, а завис над ним и поспешил к выходу.

— Куда? — растерялся я.

— Что, ещё хочешь? — поинтересовался Кельнмиир.

— Хотелось бы… ик, — я удивлённо прикрыл рот ладонью и задумался.

Неужели я напился? Одним стаканом какой-то сладкой бурды? И это называется русская гордость. Считается, что русский человек может на халяву пить сколько угодно. А тут пришёл в гости, выпил пару глотков и уже в зюзю. Хотя почему в зюзю? Мысли идут довольно здравые…

— Слышь, Кель… Кельнми… ир, ну и чувство юмора было у твоих родителей, а где Ремесленники?

Кельнмиир стукнул книгой, которую до этого держал в руках, по столу.

— Наконец-то умные мысли. Кхе… — Он едва сдерживался, чтобы не рассмеяться. — Хотя про лужу тоже было весьма точно и к месту. Ромиус на Ассамблее, а молодой Кей бегает по его поручению.

— Ага, — глубокомысленно изрёк я. — Это, безусловно, хорошо. А… хм.

Неожиданно я совсем потерял ход мысли и сконфуженно замолчал.

На целую минуту воцарилась тишина.

— Но они скоро должны прийти, — нехотя, словно открывая тайну, наконец сказал Кельнмиир.

— Заме… ик… чательно, — едва выговорил я.

В глазах уже поплыли разноцветные круги, и меня начало укачивать. Я невольно вцепился в подлокотники кресла, чтобы ненароком из него не выпасть.

— Что-то с тобой не то, — наконец заметил Кельнмиир.

— Да ну?

Меня уже откровенно штормило. Ещё чуть-чуть — и я бы упал набок вместе с креслом. Очень кстати за моей спиной послышались шаги.

Поскольку Кельнмиир сидел передо мной, вероятнее всего, это был не он. Значит, это пришёл кто-то из Ремесленников.

Любопытство пересилило моё плохое самочувствие, и я очень аккуратно повернулся, пытаясь разглядеть, кто же это пришёл.

— Что это вы тут делаете? — раздался уже знакомый мне баритон.

— Пьём, — лаконично ответил Кельнмиир.

Я тоже собрался открыть рот, чтобы сказать что-то умное, но из него вырвалось лишь нечленораздельное мычание.

— А с ним что? — прозвучал как всегда жизнерадостный голос Кея.

Кельнмиир пожал плечами:

— Слабый он, с одного кубка унесло.

Это меня-то унесло? Да я… гм… о чём это я?

— Ты смотри, с утра уже напившись. Хорошо хоть не буянит. Хотя подожди-ка… — Лицо Кея выплыло откуда-то сзади и уставилось на меня. Выглядело оно, должен сказать, весьма расплывчато.

— Э-э-э, да он бы, может, и побуянил, вот только какие-либо мыслительные процессы в этой голове, — он постучал меня по лбу, — по всей видимости, отсутствуют.

Это у меня-то отсутствуют? На себя бы посмотрел!

— Ик! — обиженно ответил я вслух.

— Ты чем его споил? — озабоченно спросил Ромиус.

— «Сладостью жизни», — ответствовал Кельнмиир.

— Врёшь, с этого напитка даже детей не развозит…

— Потому что детям его не дают пить, — перебил Кея Ромиус. — Только «Сладость жизни» и больше ничего?

Кельнмиир возмутился:

— Ты за кого меня принимаешь? Я же честный вампир.

Кей расхохотался в ответ:

— Ага, а Зикер и вовсе скромняга парень.

О чём они говорят-то? Я не ула… э-э… не понимаю чего-то.

Ромиус наконец показался в поле моего зрения и сел в кресло. Лицо его выглядело более чем озабоченным.

— В общем, так, ребята, — он посмотрел мне в глаза, ища в них спрятавшийся разум, — у нас серьёзные проблемы. Хотя я и не доверял Ассамблее, такого решения я не ожидал даже от них.

— Совсем плохо? — посерьёзнел Кельнмиир.

— Ещё хуже. По предписанию Ассамблеи Вельхеор, именно Вельхеор, должен быть отконвоирован в Императорский дворец и взят под надзор до Императорского суда.

Кей присвистнул:

— Это же высшая мера.

Ромиус кивнул:

— Помилование уже не рассматривается. Решается мера пресечения…

— Жизни, — вставил Кельнмиир.

— Вряд ли, но вот усыпить навсегда — это запросто.

О чём они говорят? Я что-то не очень вник. За что меня убивать-то?

— За… что? — еле выговорил я.

— О! Очнулся наконец-то, — обрадовался Кей. — Не за что, а почему. Потому, что не понимают того, что с тобой произошло…

Э, да он в точности слова Кельнмиира повторяет, видать, всё действительно плохо.

— …и боятся возвращения Вельхеора. Он и так всем крови попортил, а уж с новыми знаниями… чего он тут натворит.

— То есть ты с ними согласен? — удивился Кельнмиир.

— Боже упаси! — замахал руками Кей. — И в мыслях не было. Человека ни за что ни про что усыплять — это… плохо. Тем более если это мой друг.

Это, безусловно, важный довод.

— Ну, раз друг, то конечно, — словно прочитав мои мысли, поддел Кельнмиир.

Ромиус неожиданно резко стукнул кулаком по столу.

— Что вы тут устраиваете?! Неужели не понимаете, что у нас совершенно нет времени? А вы тут балаган устраиваете!

— А что мы-то? — начал было Кельнмиир.

— Ну Кей-то понятно, он ещё молодой, но ты-то! Старый, как сама Империя, а туда же!

Мне показалось, что Кельнмиир смутился.

— Дурак, признаю.

— Вы хоть понимаете, что они могут прийти сюда в любой момент? Неприкосновенность Школы их не остановит, как и стены Академии. Императорский суд — это вам не хухры-мухры.

Эх, как же всё-таки удивительно слышать наши родные выражения из уст Ремесленника. Как же это работает-то? И вообще, довольно странно, что мысли у меня почти что трезвые. Хотя… и раньше в пьяном виде мысли были довольно трезвые… только глупые и, как правило, наутро я не помнил ни того, что думал, ни того, что делал. Сейчас со мной происходило что-то похожее, только говорить почему-то не получалось, язык не слушался.

— В мою Школу? — Кельнмиир улыбнулся и с гордостью продемонстрировал все свои клыки. — Да я их по стенкам размажу, а потом ещё и на могилах станцую.

— Надеюсь, — пробормотал Ромиус. — Если я не ошибаюсь, то они уже близко.

— Не смеши. Почему тогда я ничего не чувствую? — покачал головой Кельнмиир.

— И я, — подозрительно посмотрел по сторонам Кей.

— Потому что ты и не сможешь ощутить Ремесленника, если он закроется защитой шестой степени, а ты, — он грозно взглянул на Кея, — прогулял весь предмет «защиты от внешних и внутренних сканирований». Чего уж говорить о дисциплине «заклинания отражения».

— Я тогда был болен, — покраснел Кей.

— Кем на этот раз? — с сарказмом спросил Ромиус.

— Вы же сами сказали, что нам некогда отвлекаться, раз уж нас окружают.

— Я сказал окружают? Уже давно окружили. Уже поздно что-либо делать, а уж быть выгнанным из Академии и вовсе нежелательно. Знаете ли, я уже не одну сотню лет в ней состою, и не хотелось бы потерять своё место в Ассамблее. Тем более, действуя так, мы точно не сможем помочь Виктору.

Помочь мне? Зачем? То есть он хочет сказать, что меня отдадут в руки этим… этим, а они меня усыпят?

Я попытался встать с кресла, но, едва поднявшись на десяток сантиметров, рухнул обратно.

— Сиди уж, поздно рыпаться, — сочувственно вздохнул Кей.

— Я тебе дам поздно! — рявкнул Кельнмиир. — Ещё никто не смел безнаказанно врываться в Школу Искусств по указанию Императора или без него. Тем более в мою Школу!

Неожиданно Кельнмиир разительно преобразился. Из добродушного и насмешливого низенького паренька он превратился в злого, проворного и ловкого хищника с горящими красными глазами и огромными клыками.

Я наконец-то сумел оторваться от кресла и попытался хотя бы встать и гордо встретить своих тюремщиков. Ничего не получилось, и я, ударившись о кресло, свалился на пол.

— Совсем упился, — не к месту заметил откуда-то сверху Кей.

Перед моими глазами была входная стена, и именно в момент окончания фразы Кея она исчезла, в зал вошли три Ремесленника в красных одеждах. Среди них был и Зикер.

— Я смотрю, вы тут не скучаете, — как никогда высокомерно заметил он.

Где-то сзади послышался возглас Кельнмиира, а затем какой-то щелчок, и всё стихло.

— Ты правильно сделал, что успокоил своего дружка. А то мало ли что могло случиться.

— Ах ты… — начал было Кей.

— Что я? — с любопытством спросил Зикер.

— Тварь двуличная, — со смаком закончил Кей.

— Оскорбление лица, исполняющего волю Императора. Выношу предупреждение. Ещё одно оскорбление и вам назначат арест и рассмотрение вашего отчисления на Ассамблее. Тем более, помнится, ваша кандидатура уже рассматривалась… раза три или четыре.

Послышалось злое сопение Кея.

— Не обращай внимания, он ещё молод, — тихо сказал Ромиус. — А ответь-ка мне. Не ты ли, случаем, провёл просветительную работу в Ассамблее, пока меня не было? Больно легко они согласились на Императорский суд.

Зикер пожал плечами:

— Всё может быть. В любом случае, не верю я этой сказочке о сущности из другого мира. Вельхеор и не на такое способен. А если и так, нужно ещё решить, достоин ли этот человек жить в нашем славном городе.

Мне оставалось лишь молча (говорить я до сих пор не мог) слушать и притворяться табуреткой.

— А что это вы лежите на полу, сэр Вельхеор, или вас называть Виктор? — неожиданно обратился ко мне Зикер.

Что тут сказать?

Послышалось чертыхание Кея.

— Это он после тренировки в Школе. С непривычки, — он подчеркнул последнее слово, — он очень устал.

— Устал, говорите? — Зикер подошёл поближе. — А судя по запаху, он просто нажрался.

Он махнул рукой, и двое его сопровождающих подбежали и подняли меня, взяв под руки с двух сторон. Я попытался стоять самостоятельно, но у меня не очень получилось. Зато я смог сфокусировать свой взгляд как раз в тот момент, когда Зикер взял меня за подбородок и посмотрел в глаза.

— Да он вусмерть пьян! — удивился он. — Этот пьяница и есть ваш пришелец из другого мира?

От удивления я даже твёрдо встал на ноги.

Это я-то пьяница?! Да я даже по праздникам только стаканчик вина выпиваю… и водки ещё стаканчик.

— Да уж, и ради этого пугала мы собирали Ассамблею.

Ну всё.

Я просто чудом не то чтобы вырвался, а скорее вывалился, из рук подручных Зикера и неожиданно ловко не только для меня пьяного, но и для трезвого ударил Зикера в ухо.

Тот просто-таки осел на пол, а его помощники остались стоять, решая, что им делать сначала: то ли хватать меня, то ли поднимать Зикера.

Я упростил им их задачу, опять осев на пол. В голове забили колокола, но то, что происходило вокруг, я ещё улавливал. Прежде всего я услышал радостные вопли Кея. Тот просто верещал от счастья и выражал Зикеру такие соболезнования, что даже у меня сложилось впечатление, будто ему искренне жаль высокомерного Ремесленника. Ромиус же продолжал сидеть в кресле и что-то тихо втолковывать Кельнмииру, стоящему рядом со своим креслом в довольно неестественной позе: на одной ноге и со странно поднятыми над головой руками.

— Вот теперь посмотрим, что на это скажет Ассамблея, — зло сказал Зикер, наконец придя в себя. — Теперь увидим…

Он встал надо мной, заполнив всё пространство, и злорадно улыбнулся.

— Теперь посмотрим.

— Да, теперь-то мы посмотрим, что скажет на это Император, — спокойно сказал Ромиус.

— А точнее, его советник, — злорадно добавил Кей.

Хм… если не ошибаюсь, они говорили, что советник Императора — вампир. Тогда понятно, почему ему не понравится то, как нагло Зикер ворвался в Школу Искусств.

— Какое дело Императору до каких-то там жалких Школ?

Мне показалось, что Кельнмиир завращал глазами ещё яростнее.

— Жалких? Хм… а не ты ли не так давно проиграл спор одному из Высших Вампиров и остался жив только благодаря защите родственников? — вкрадчиво спросил Ромиус.

— Молчать! — зло вскрикнул Зикер.

Ромиус резко встал с кресла.

— Мне показалось, или вы меня оскорбили? — отчеканил он.

Зикер смешался.

— Не… приношу извинения, я никогда не посмел бы, если бы не такая ситуация… я был неправ.

Ромиус вернулся в кресло.

— А я уже было решил, что мне придётся вызвать вас на дуэль. Вы же понимаете, что, как только вы выйдете отсюда с этим человеком, — он кивнул в мою сторону, — Наставник этой Школы будет вынужден отстаивать честь своей Школы и честь своего ученика.

— Ученика?

Я с огромным удовольствием увидел, что Зикер побледнел.

— Именно ученика, — подтвердил Кей. — Более того, личного ученика Наставника.

Зикер с трудом совладал с собой.

— Вы пытаетесь меня напугать? — слегка сорвавшимся голосом спросил он.

— Никогда, как бы мы посмели, — взмахнул руками, как бы защищаясь, Кей. — Мы всего лишь предупреждаем.

— Но у меня приказ Императора!

Ромиус задумчиво закрутил ус.

— Вообще-то это довольно спорный вопрос. Но в любом случае вы оскорбили его ученика, а значит, оскорбили его самого. Так что ждите вызова.

Зикер задумался, потом неожиданно просветлел:

— Это мы ещё посмотрим.

Ромиус пожал плечами, дескать, смотри, пожалуйста.

По жесту Зикера меня опять подняли с пола, взяли под руки и повели к выходу.

Когда они подошли к каменной стене, в которой должен был открыться проход, сзади послышался смешок. Стена благополучно исчезла, но, когда Зикер, идущий впереди, собрался выходить, выяснилось, что она не исчезла, а всего лишь стала невидимой. И Зикер со всего маху врезался в неё носом и, отскочив от стены как резиновый мячик, упал на задницу. Сзади раздался хохот. Громче всех конечно же смеялся Кей.

Зикер зло выругался и, вскочив, ударил по стене ногой. Вот только теперь стена уже исчезла и он, едва опять не потеряв равновесие, влетел в проход. Вслед за ним понесли и меня.

Как я понял, меня опять собрались запрятать в тюрьму. Дело уже в общем-то привычное. Сначала я попал в тюрьму в своём родном мире, теперь здесь. Получается, что я просто меж мировой заключённый какой-то. Может быть, в этой их тюрьме опять споткнусь на ровном месте и раз… домой вернусь. В свою родную районную тюрьму. Там по крайней мере, если уж что и сделают, так только срок дадут. Это куда лучше, чем быть усыплённым, как какая-то бешеная собака. Другое дело, могу ведь и не обратно домой попасть, а ещё куда-нибудь. Тут уж точно рехнуться недолго.

Интересно, а почему никто не обращает внимания на то, что по улице так запросто тащат человека? Ах да, они же Ремесленники — никто их ни о чём спрашивать не станет. Мало ли какого преступника ведут в Императорский суд. Интересно, а их суд столь же справедлив, как наш? Надеюсь, что нет.

Глава 15

Моё желание можно было считать исполненным — меня вели в Императорский дворец. Меня даже, насколько я понял, представят Его Величеству, или как там его называют. Правда, не в качестве гордого (самому смешно) путешественника по мирам, а как подсудимого. И в чём я перед ними провинился-то, спрашивается? Я, что ли, позволил спокойно жить и проводить свои исследования вампиру с непреодолимой тягой к смене места жительства? Если даже такие гады, как этот Вельхеор, отсюда решают удрать, то мне точно здесь делать нечего.

Дворец гордо возвышался над моей головой. Собственно, он и до этого возвышался, но не был такой громадиной. Сейчас, когда меня подтащили к самому входу на дворцовую территорию, всё пространство передо мной занимала огромная стена. Сразу вспомнилась Великая Китайская, но по сравнению с этой она показалась бы дачным заборчиком.

Ограда дворца уходила в небо не менее чем на сорок метров. Над ней виднелось множество мелких башенок по всему периметру. Стена, дворец — всё сверкало золотом, драгоценными камнями и переливами небольших радуг, появлявшихся то над одной башней, то над другой. Как я понял, это было таким же магическим украшением, как и удивительные фонтаны на площади.

Мы остановились у стены, и я с удивлением заметил, что ворот-то нигде нет. Удивление быстро прошло, едва я вспомнил исчезающие стены в Школе Искусств.

Я оказался прав, потому что, едва Зикер сделал несколько шагов в сторону стены, как она исчезла, будто её и не было. Меня потащили за ним по вымощенной золотыми плитами площади.

Если из-за стены было видно лишь множество башенок, то отсюда открывался совершенно иной вид. Башенки просто терялись и становились невидимыми на фоне раскинувшихся перед дворцом зелёных садов. Что это были за сады! Просто диву даюсь, как деревья умудрились вымахать такой высоты, что едва ли не доставали до самых башен. Это же сколько метров-то? Наверное, не меньше сотни, а то и больше. Чудно. А уж вблизи эти громадные деревья оказались и вовсе сказочными.

Сначала мне показалось, что у меня в глазах двоится от выпитого мной напитка по «улучшению настроения», а затем выяснилось, что деревья действительно не соприкасаются с землёй! Они висели в полуметре над золотыми плитами и мирно шелестели листвой. При этом корни у них практически отсутствовали, так, один-два маленьких отросточка, соединяющие деревья между собой. Что их удерживало в воздухе, я не знаю, но люди могли оказывать на них влияние — это точно. Едва Зикер, идущий впереди так любезно поддерживающих меня Ремесленников, подошёл к сплошной стене из этих деревьев, как они довольно-таки резво разлетелись в стороны, сделав, как мне показалось, пригласительный жест своими ветками. И ведь с виду самые обычные деревья, узловатостью напоминающие родные мне дубы, а листьями — клёны.

Наверняка эти деревья не только для красоты тут висят. Уже входя, вернее, будучи внесённым в появившийся проход, я понял, что деревья вокруг дворца растут сплошняком. И, голову даю на отсечение, расступаются далеко не перед каждым. Интересно только, зачем эти деревья вообще нужны, если те, кому очень уж потребуется, могут перенестись сразу во дворец? Как, например, Ромиус.

Меня провели по образовавшейся аллее и бросили у ворот дворца.

Если тот, кто создавал эти удивительные ворота, хотел восхитить всех изяществом своего искусства, блеском золотых фигур гордых львов, переливами огромных драгоценных камней, то ему это удалось… бы. Не насмотрись я на всё это в невероятном количестве ещё в городе. Ну золота чуть больше, чем везде, ну драгоценные камни в два-три раза больше, и что? Ничего особенного и отличающегося оригинальностью я не увидел. Разве что существование в этом мире львов меня слегка удивило.

Двое моих провожатых отпустили меня и тихо ушли. Я даже не сразу понял, что никто меня не держит. Ноги почти что стали слушаться меня, так что позорно падать (ещё раз) я не стал.

— Сам пойдёшь или помочь? — злорадно поинтересовался Зикер.

— Уж как-нибудь дойду, — наконец-то членораздельно проговорил я и сам удивился, насколько хрипло прозвучал мой голос.

Я невольно оглянулся назад и как раз успел увидеть, как деревья вновь сплелись в сплошную сеть. Просто так убежать отсюда было бы весьма сложно. Деревья передо мной, как я подозреваю, не расступятся, а вот пролезать под ними я бы не рискнул. Каждое весит несколько тонн, если такое на голову упадёт, одной шишкой не отделаешься.

Зикер, по всей видимости, уловил ход моих мыслей. Когда я вновь повернулся к нему, он опустил занесённую в странном взмахе руку и сделал приглашающий жест.

Мне ничего не оставалось, кроме как пойти за ним. Огромные ворота дворца беззвучно распахнулись, и перед моими глазами предстал длиннющий зал. К моему удивлению, внутри дворец не блистал позолотой, всё было выдержано в очень мягких зелёных тонах. В совокупности с виднеющимися за многочисленными окнами деревьями всё это смотрелось просто замечательно.

В самом конце коридора были ещё одни ворота. Размером поменьше, чем те, порог которых я только что переступил, но тем не менее в четыре моих роста, это как минимум. Все стены были увешаны портретами венценосных особ, единственной общей чертой которых был этот самый венец — золотая (опять!) сфера в зелёной оправе. Во всём прочем эти самые особы, как мужеского, так и женского полу, никакого особого сходства не имели, из чего я сделал вывод о частой смене королевских родов. Хотя я мог и ошибаться, как, впрочем, обычно и случалось.

Мы шли вдоль всех этих портретов в полной тишине. Оставалось удивляться, куда делись все дворцовые слуги к прочий люд.

Зикер и не думал оборачиваться, потому что был уверен, что я не сбегу. Не знаю, что ему давало эту уверенность, но вообще-то он был прав. Во-первых, мне было интересно, куда меня отведут и что будет дальше. А во-вторых, я всё-таки был реалистом и понимал, что деваться в данном случае мне просто некуда.

Оставалось надеяться, что новые друзья найдут способ мне помочь. И если быть совсем уж честным, не верилось, что в этом удивительном мире красоты и магии со мной могут сделать что-то плохое.

Перед Зикером открылись створки и вторых ворот. За ними обнаружился небольшой круглый зал с десятком дверей уже обычного, человеческого размера. Это слегка успокаивало, потому что в огромном зале с огромными дверьми мне иногда казалось, будто я гном, а тут совершенно обычные деревянные двери с какими-то надписями.

Мы прошествовали конечно же к самой левой двери. И именно за ней нам встретился первый человек в этом царстве тишины и безмолвия. Это был грузный усатый мужчина в зелёном балахоне, сидящий за огромным, будто из цельного чёрного куска мрамора, столом.

— Опять кого-то привёл? — прогрохотал он недовольно.

Зикер брезгливо поморщился:

— Ты знай себе сиди да записывай. Остальное не твоё дело.

— Как очередного ребёнка, не так посмотревшего на вашу особу, сажать в камеру, так моё дело, а тут, значит, не моё? — подвигал усищами здоровяк.

— Именно так. Этого в самую плохую камеру, — махнул рукой Зикер и развернулся, чтобы уйти.

— А долго я тут сидеть-то буду? — поспешил спросить я.

Зикер даже сразу не понял, что я обращаюсь к нему. Он на секунду остановился, задумавшись, а потом нехотя ответил:

— Пока не сгниёшь, если повезёт.

От такого нахальства я просто задохнулся.

— Ах ты, козёл безрогий.

Зикер не обратил на мои слова никакого внимания и закрыл за собой дверь.

— Ну что ж, будем вас размещать, — раздалось у меня за спиной.

Послышался звук отодвигаемой мебели, и на моё плечо легла здоровенная ручища.

— А пока вы будете устраиваться, если не против, расскажите мне о том, что же это за «козёл» такой и почему он безрогий.

— Козёл? Это животное такое. А безрогий, это так… вольное прилагательное без смысла, для усиления ругательства, — пояснил я, обернувшись.

Передо мной стоял самый большой человек, которого я когда-либо видел. Он не просто был выше меня, он возвышался надо мной на целых пол метра. В совокупности с его шириной, которой мог бы обзавидоваться любой борец сумо, это смотрелось поистине ужасающе. У меня даже дыхание перехватило.

— Так вы ещё и ругаетесь на нашего Великого Ремесленника? Как не стыдно? — Он покачал своей практически лысой головой, очень похожей на огромный булыжник.

— Я…

Если честно, то я испугался. И как тут не испугаться, когда над тобой нависает такая махина? Тут любой испугается.

— Да я тебе за это… — Он поднял над головой свою огромную, как ковш экскаватора, ручищу и сверкнул глазами.

Не осел на пол я лишь потому, что тело просто отказалось меня слушаться. Я лишь судорожно икнул, тут же заверив себя, что это не от страха, а от большого количества выпитого.

— Да я тебе за это руку пожму! — неожиданно расхохотался он и схватил мою руку так, что в ней захрустела каждая косточка и каждый хрящик.

Лучше бы он меня сразу пришиб.

— Это по-нашему, это ты правильно. Нет в этом прихвостне ничего заслуживающего уважения, хоть и считается, что Академия выпускает только честных и благородных людей. Ты пока что присаживайся за стол, сейчас посидим, поедим, расскажешь, что нового произошло в мире за последнее время. Я думаю, что ещё долго за тобой никто не придёт.

Он подтолкнул меня к появившемуся из ниоткуда креслу. Стол уже ломился от яств и сосудов с напитками. Как это тут очутилось, я спрашивать не стал, хотя ещё недавно обязательно поинтересовался бы. Видимо, уже привык к чудесам.

— За что же тебя сюда отправили? — поинтересовался тюремщик, садясь обратно на своё место.

— За жизнь, — честно ответил я, удивляясь столь лёгкому переходу с «вы» на «ты».

— Убил, что ли, кого-то? — не понял он.

— Да нет, просто не нравится некоторым, что я землю топчу в этом мире.

— Некоторым, это Зикериулу?

— Зикериулу это Зикеру? Хм… да нет, к сожалению, не только ему.

Тюремщик задумчиво подвигал усами.

— А не следствие ли это того, что у Зикериула ухо распухшее?

— Скорее, наоборот, — усмехнулся я, придвигая себе блюдо с уже знакомыми мне фруктами.

— И ты тоже эти фрукты жрёшь, — почему-то огорчился здоровяк, наблюдая, как я опустошаю тарелку с удивительно вкусными плодами.

— Почему тоже? — подивился я.

— Потому что все отказываются от мяса. Это нововведение было встречено на ура во всей Империи, но вот я не понимаю, как можно жить без мяса. Вот ты почему не ешь мясо?

— Потому что вы загребли всё блюдо с мясом себе, — честно ответил я.

Тюремщик удивлённо посмотрел себе под руку.

— Ах да. И что, это единственная причина?

— В общем-то да, — честно ответил я.

— Докажи, — подозрительно прищурился он.

Я, чувствуя себя полным идиотом, гордо взял кусок мяса и отправил в рот.

— Очень даже вкусно, — на всякий случай похвалил я.

— У, молодец! — обрадовано заржал тюремщик. — Встретил-таки родственную душу. Вот скажи мне честно, как можно жить без мяса?

Мне пришлось напрячься и честно представить, каково это вообще не есть мяса.

— Ужас, — наконец сказал я. — А что, у вас не принято есть мясо?

— Не принято?! — взревел тюремщик. — Да у нас это запрещено!

— Как запрещено? — опешил я.

— Очень просто. Одно из последних нововведений нашего старого Императора. Он уже мясо жевать не могёт, зубы не те, а теперь восхотел, чтобы и другие мяса не ели.

Так вот почему на столе у Ремесленников не было мяса, оно, выходит, у них запрещено! А у Кельнмиира оно было потому, что он, насколько я могу судить по моему недолгому с ним знакомству, потчует всех мясными блюдами просто из принципа.

— И знаешь, чем Император прикрывается? Какой-то легендочкой о том, что мясо приближает человека к хищникам! Дескать, те, кто едят мясо, агрессивны и глупы, а те, кто станет есть фруктики, станут спокойными, рассудительными и умными. Да я без мяса сам на людей начну бросаться!

— Ужас, — согласился я.

— И ведь не прикопаешься! — продолжал восклицать любитель мяса. — Посмотри на друидов, бодренькие дядьки, живут под тыщу лет, а питаются исключительно фруктиками. Мясо же употребляют вампиры да оборотни. А кто они? Правильно, звери. Причём хищники, подлые, лживые и злые. Это я знаю, что мясо к этому отношения не имеет, Ремесленники знают, хотя сами его тоже особо не жалуют, а простой люд падок на всякие «новые истины». Вот и получается, что мясцо уже подорожало в восемь раз.

— Ужас, — ещё раз повторил я, пытаясь подсчитать в уме среднюю продолжительность жизни обычного человека этого мира. Выходило что-то около трёхсот лет. Вампиры, значит, живут, пока их кто-нибудь не ухайдокает, а друиды что-то около тысячи годков. Совсем неплохо. В друиды меня вряд ли возьмут, а вот в вампиры я могу в самое ближайшее время записаться.

Усатый тюремщик тем временем навернул очередной кусок мяса и довольно хрюкнул.

— Раз уж ты наш человек, то нужно представиться. Зовут меня Витором.

— Виктор, — представился я.

— О! Так мы почти что тёзки!

Я согласно кивнул.

— Значит, нужно выпить, — тут же сделал вывод тюремщик.

— Э, вот этого, спасибо конечно, не надо, — поспешил отказаться я. — Мне нужно быть в здравом уме и трезвой памяти, когда меня поведут на этот ваш Императорский суд.

Здоровяк задумался.

— Хм. Про здравый ум и трезвую память это ты здорово сказал… — Он неожиданно вскочил со своего кресла, едва не свалив огромный стол. — Ты сказал Императорский суд?!

— Да, по-моему, я так и сказал.

Я слегка озадачился, чего это он так всполошился, не его же ведь на суд-то поведут, а меня.

— Так что же ты тут расселся?! Они за тобой в любой момент могут прислать. Ты же меня подставляешь. Ну-ка марш в камеру!

— В камеру, — огорчённо протянул я.

Так не хотелось идти в эту их камеру. Сидеть в гордом одиночестве в комнате о четырёх стенах. Скучновато будет, лучше уж компания тюремщика, общение…

— Быстро! — пробасил Витор.

Мне ничего не оставалось, кроме как подняться с кресла и последовать за Витором в проход, появившийся прямо за спинкой его кресла. Получается, что в тюрьму можно попасть, только отодвинув кресло тюремщика. А ведь в кресле тюремщика, как правило, сидит сам тюремщик.

Поначалу я считал, что меня поведут в какое-нибудь подземелье, но ошибся. Однако на подъем в башню это также не было похоже. Мы просто шли по самому обычному скромному коридору шириной метров десять. Согласитесь, по сравнению с обычными здесь залами площадью в тысячи квадратных метров это просто мелочь — малюсенький тоннельчик.

А уж изредка встречающиеся двери по сторонам и вовсе малютки. Всего лишь обычные двери метр на два. Просто убожество. Когда тюремщик подвёл меня к одной из таких дверей, я уже устал тащиться по нескончаемому каменному тоннелю.

Обычная, ничем не примечательная «самая худшая» камера. Дверь оказалась не заперта.

Внутри меня ожидал очередной сюрприз. Комната о четырёх стенах оказалась хоромами о четырёх комнатах, не считая кухни, ванной, туалета и балкона! На стенах красовалось некое подобие обоев успокаивающего жёлтого цвета.

— Ты тут устраивайся, а я пока пойду доем свой обед. Не ровен час, придут за тобой, а я не на месте. Так и с должности недолго слететь. А меня ведь уже смещали с четырёх должностей до этого. Эта работа — мой последний шанс остаться во дворце. Скажу тебе по секрету, не создан я для этих дворцовых интриг. А без них во дворце и года не протянешь. Свой десяток лет я продержался лишь чудом, да и то только благодаря своему знатному происхождению. Эх-х…

Здоровяк понуро вышел из моей камеры, оставив дверь нараспашку.

Я, не поверив глазам, подошёл к двери, с минуту смотрел на неё, а потом закрыл. Потом ещё немного постоял и дёрнул ручку. Дверь открылась. Такие тюремные порядки, если честно, меня поразили даже больше, чем все чудеса магии. Нет, умом я понимал, что из дворца мне не выбраться, нужно ведь ещё и мимо добродушного тюремщика пройти. Но не закрывать двери камер заключённых, пусть и таких комфортабельных камер, это в высшей степени непредусмотрительно.

Я философски пожал плечами и пошёл детально обследовать апартаменты своего временного пребывания.

Первым делом я, как человек, любящий поваляться в постели и помечтать, пошёл в спальню. Едва войдя в уютное до безобразия жёлтое помещение, я остановился как вкопанный. На меня смотрел незнакомый мужчина. Только спустя несколько жутких секунд я понял, что это моё отражение. Дело даже не в том, что у меня была совершенно непривычная старомодная причёска и ширина плеч куда больше привычной. Просто я уже успел забыть, как я вообще выгляжу. Впервые за последние два месяца я смотрелся в зеркало, находясь, правда, не совсем в своём теле. Хотя вообще-то я был копией себя, только представленной… в более выгодном свете, что ли. И плечи шире, и руки потолще, и осанка попрямее. Я даже невольно залюбовался.

Вот занимался бы спортом, был бы таким красавцем, а не хлюпиком-недомерком, которого порыв ветра сдует.

В общем, если говорить честно, то я себе понравился. И странное ощущение чуждости тела само собой исчезло. Это куда лучше, чем каждодневно заниматься спортом. Вот только особой разницы я не ощущал, наверное, сказывается привычка. Ну, привык я быстро уставать и чувствовать слабость в теле после длительных прогулок по длинным коридорам. Новое тело в отличной форме, оно и в сто раз больше пройдёт, но попробуй себя самого в этом убеди.

Я тяжело вздохнул.

И тут всё не слава богу. Хоть что-нибудь хорошее, не омрачённое всякими «но» и «если», в моей жизни будет? Или всё так и будет происходить в хаотичном порядке и без моего осмысленного участия. Хотя вообще-то кто в этом кроме меня виноват?

— Эх ты, — повинил я своё отражение. — Что ж ты раздолбай-то такой?

Моё лицо в зеркале хитро сощурилось:

— Это не я раздолбай, это ты раздолбай.

Всё, последняя стадия! Я наконец-то сошёл с ума. Какая досада. Хотя, с другой стороны…

— Что уставился? — продолжило ворчать моё отражение. — Себя никогда не видел?

— Да нет, отчего же, видел. Только привычки разговаривать с самим собой не имел и не буду иметь.

— А спорим, будешь? — тут же прищурилось отражение.

— Фиг тебе, — зло ответил я и отвернулся.

Послышался стук в дверь.

И это камера для содержания преступников? Наверное, это официант с подносом фруктов или даже с деликатесным для жителей этого мира мясом.

Я повернулся к отражению, чтобы спросить его мнение по этому поводу, но оно стояло ко мне спиной. Мне ничего не оставалось, кроме как крикнуть:

— Войдите!

Бесшумно открылась дверь, и в коридоре появился Ромиус.

— Ну как ты здесь устроился? — поинтересовался он.

— Замечательно, — честно сказал я, слегка удивившись его столь быстрому появлению. — Эта «камера» в три раза больше квартиры, в которой я жил в своём мире. Мне даже нравится быть в заключении.

Ромиус усмехнулся:

— Не радуйся, долго тебя тут не продержат. Слушание твоего дела назначено на завтра.

— Нет, правда, мне здесь нравится, — не сдавался я. — Только не кормили пока что.

— И чем ты ему приглянулся? — спросил Ромиус, проходя мимо меня в спальню. — Я видел в коридоре официанта, который нёс тебе мясо лично от тюремщика.

Мне оставалось подивиться своей догадливости. Я пожал плечами, забыв о том, что Ромиус стоит ко мне спиной. Когда пауза затянулась, я нехотя ответил.

— Хороший он дядька, вот и всё.

— А то! Как-никак мой родственник, — кивнул Ромиус.

— Родственник? — удивлённо повернулся к нему я.

Хотя, должен признать, это объясняет его столь быстрое появление. Понятное дело, родственник впустил его без всяких вопросов.

— Ну да, по матушке. Что, не похожи?

— Да не очень, — честно сказал я.

Ромиус встал напротив зеркала, крутанулся на месте, а потом произнёс изменившимся голосом, выдающим тревогу:

— Теперь нас не прослушают, я поставил защиту. Дела наши совсем плохи, и, должен признаться, виноват в этом частично я. — Он предупреждающе поднял руку. — Подожди с вопросами. Дело в том, что я пригрел змею на своей груди. Это я настаивал на принятии Зикериула в Академию, хотя Ассамблея и не хотела принимать человека из дворца. Мы давно решили не допускать в Академии интриг и подлости, столь обыденных в стенах Императорского дворца. Но я поступился правилом, потому что Зикериул был очень талантлив. Я понадеялся, что он всецело отдастся Ремеслу, а он внёс в наши стены разрозненность и обман. Так что во всём, что происходит сейчас, виновен так или иначе я.

Я во время этого признания со смесью удивления и страха смотрел на своё отражение, скачущее вокруг отражения Ромиуса, ставящее ему рожки и делающее прочие пакости. Неужели я и вправду сошёл с ума?

— Мм… можно вопрос? — протянул я.

— Конечно, — сокрушённо ответил Ромиус.

— А у вас не бывает таких странных отражений, которые делают то, чего вы не делаете?

До Ромиуса не сразу дошло, что я спрашиваю его о чём-то совершенно не касающемся его угрызений совести.

— Чего? — переспросил он, оглядываясь на зеркало.

В зеркале было два отражения: его и моё. Они мирно стояли и смотрели на нас. Самое обидное, что моё отражение теперь не извивалось и не корчилось. В общем, вело себя, как самое обычное культурное отражение, то есть повторяло все мои движения.

— Ну это… — Я слегка смутился. — Не бывает у вас таких магических зеркал, в которых отражения живут собственной жизнью, говорят с тобой?

Ромиус покачал головой.

— Я о таком не слышал. Если только кто-то другой в нём появится, у нас сейчас есть новые виды разговорников, которые передают изображение.

— Нет, отражение как раз моё.

— Тогда, можешь мне поверить, если я об этом не слышал, значит, вряд ли такое может быть.

Я не стал говорить, что о двигателе внутреннего сгорания и синхрофазотроне он тоже наверняка не слышал, однако они определённо существуют. Ведь это его мир, а в пределах своего мира, скорее всего, он действительно знает почти все.

Но что же я тогда видел в зеркале? Признак окончательного помутнения рассудка? Вообще-то, может быть, это и к лучшему, что рассудок помутился. Лучше уж так, тихо, мирно беседовать со своим отражением, чем глупо пускать слюни и смотреть в одну точку, каковыми представляются мне настоящие психи.

— Значит, показалось, — махнул я рукой. — Так что там об Императорском суде?

Ромиус тяжело вздохнул:

— Что тут сказать, суд будет лишь видимостью. Всё уже решено. Тут была проведена очень тонкая работа. Император искренне считает, что ты не кто иной, как подлый Вельхеор, копающий под его трон. Объяснять ему, что вампирам его трон задаром не нужен, бесполезно, здесь угадывается рука Зикера. Он уже подкапывал под некоторые академические группы, но такой полномасштабный «подкоп» произведён впервые. Причём проведён он с профессионализмом, достойным уважения, видимо, у Зикера это в крови. Я, конечно, тоже из знатного рода, но от подлостей успел отвыкнуть. Эх-х… возможно, и зря.

— Не-э, не зря. Лучше честно проиграть, чем подло выиграть, — процитировал я чьё-то высказывание.

На лице Ромиуса промелькнула улыбка.

— Это, безусловно, правильно, но если на кону стоит жизнь человека? Как быть тогда?

До меня наконец-то начало доходить.

— А на кону стоит именно жизнь?

— Ни больше, ни меньше.

— Беру свои слова обратно — жизнь важнее всего, — исправился я.

Ромиус усмехнулся:

— Быстро же ты меняешь точку зрения.

— Кстати, а где обещанный официант?

Я всегда умел ловко менять тему разговора.

— Стоит за дверью. Я не хотел, чтобы он нам мешал.

— У меня неожиданно проснулся аппетит…

Под столь удачным предлогом я покинул комнату с зеркалом и поспешил открыть дверь. Действительно, за дверью стоял и терпеливо ждал типичный чопорный официант в чёрном фраке, держащий перед собой поднос с чем-то просто обалденно пахнущим. Я смущённо поблагодарил его, пытаясь вспомнить, где видел до этого столь похожую одежду, и забрал поднос. Едва не уронив ценную ношу, я нехотя вернулся в спальню.

Ромиуса в ней не оказалось.

Я нашёл его на балконе, смотрящим на город с высоты нескольких сотен метров. Вид, если честно, открывался просто умопомрачительный. Сверху город был похож на огромный сад из золотых цветов, хотя я, помнится, об этом уже говорил. Вот только, по секрету, золото мне начало надоедать. Даже жёлтые обои моей тюрьмы не так резали глаза, как золотые крыши домов.

— Правда красиво? — простёр над городом руку Ромиус.

— Красиво, — согласился я.

Было действительно красиво, вот только всё хорошо в разумных пределах. Даже золото.

— А ведь раньше всё выглядело иначе. Когда ещё не было Академии, вся наша страна была серой и тусклой.

— В смысле культуры? — уточнил я.

— Нет, в смысле, всё было построено из обычного серого камня.

— А-а-а.

— Так вот, до появления Академии не было известно заклинания о превращении камня в золото…

— Камня?!

Может, ещё не поздно поступить и научиться всяким полезностям вроде превращения камня в золото.

— Именно камня.

— Простого камня? — на всякий случай уточнил я.

— Простого, простого. Не отвлекай меня, — отмахнулся Ромиус. — Ты думаешь, почему все дома, кроме Школы Искусств, в Лите золотые? Потому что, когда здесь появились первые Ремесленники, всяк богач, узнав о таком заклинании от учеников, хотел превратить свой дом в золотой дворец. Золота у нас хватает, и оно не так ценно, как качественное железо, но дома из него строить всё же дороговато. То ли дело купить заклинание. Ремесленники же, подсчитав всё, решили первый и последний раз извлечь выгоду из своих знаний. Ремесло в то время было в упадке, все предпочитали заниматься Искусством, и Ремесленникам того времени это нужно было для продвижения дальше. И лучшим местом для этого была столица Империи Элиров Лита. Ремесленники не искали никаких выгод для себя, нашим законом всегда было «знания ради ещё больших знаний». В течение нескольких лет Ремесленники продали достаточно заклинаний, чтобы начать строительство оплота Ремесла — Академии. Оставалось только получить разрешение Императора, они получили его в обмен на позолочение всей внешней части дворца. Так и была создана Академия. Причём Академию-то как раз они создали не из золота, а из камня. Теперь Академия одно из немногих строений из камня. Императорский дворец золочён лишь снаружи, но об этом уже практически никто не знает, кроме нынешнего Императора да Ремесленников.

Он замолчал.

Мне оставалось только ждать и не перебивать рассказ. Наверняка он мне сейчас всё разжуёт и сделает из всего этого вывод, да ещё и урок преподнесёт. Все люди возрастом постарше обожают это делать. Сам такой бываю с детьми и женщинами.

Пауза затягивалась.

— И что? — наконец не выдержал я.

— Да ничего, — зло ударил по перилам балкона Ромиус. — Просто мне всё чаще кажется, что всё было куда лучше, когда Ремеслом занимались не ради положения в обществе и богатства, а ради самого Ремесла. В те времена такие люди, как Зикер, просто не пошли бы учиться Ремеслу, потому что никакого положения и веса в обществе это им не придало бы. А теперь, став структурой подле власти, Академия начала изменять своим традициям и основам Ремесла.

Ну вот, разжевал и объяснил. А сейчас будет урок.

— Нужно мне было послушать Кельнмиира.

— А что он такого сказал?

А где же урок?

— Он предлагал дать Зикеру, Императору и прочим по шее и отправить тебя домой.

Это правильно, вот это по-нашему, по-русски.

— Возможно, он прав. В варварском мире нужно использовать варварские методы, — задумчиво сказал Ромиус, всё так же глядя на город.

А вот и урок.

— Давно хотел спросить у вас, а почему Кельнмиир такой… странный?

— В каком смысле?

— Ну, он чего-то похож на ребёнка, старательно корчащего из себя взрослого. То у него получается совсем неплохо, порой он даже слегка переигрывает, а то вдруг начинает дурачиться. Иногда даже Кей рядом с ним кажется старше и рассудительнее. А иногда он, совсем неожиданно, становится жёстким и даже в чём-то злым настолько, что пугает меня.

Ромиус засиял.

— Заметил? Молодец. Из тебя мог бы получиться неплохой Ремесленник. Всё дело в защитной реакции организма. Ни один человек, вроде меня или тебя, не сможет прожить три тысячи лет. Мы свихнёмся куда раньше. Особенность психики. А уж вампирам ещё сложнее, у них совершенная память — они ничего и никогда не забывают. У человека с этим легче, способность забывать помогает ему не сойти с ума от огромного объёма информации, и часть её со временем стирается и уходит в дальние уголки, которых без гипноза и не найдёшь. Поэтому я проживу, если повезёт, ещё пару сотен лет и не свихнусь. У вампиров же другой способ защиты психики — их эмоциональный фон, сходный с детским. Они легко меняют настроение от самого хорошего до самого плохого по сто раз на дню, и они постоянно обуреваемы страстями. То их влечёт в одну сторону любопытство, то в другую злость, то в третью радость, и так далее. Они всегда в поиске и никогда не стареют своей детской душой. Поэтому людям вроде нас с тобой, стремящимся к эмоциональной стабильности, трудно понять Кельнмиира. Он умён, в его памяти знания тысяч лет исследований, он способен за доли секунды найти логическое решение любой проблемы. Но ему это в большинстве случаев не нужно, потому что это ему просто неинтересно. Кельнмииру куда интереснее играть с событиями, даже если на кону стоит его собственная жизнь. Поэтому, вопреки живучести и уму, не так уж и много вампиров доживают до такого возраста, как он.

— Тогда он молодец, — сделал я вывод.

Ромиус почесал затылок.

— Молодец-то молодец, но он знает столько, что одно его любопытство может разрушить если не весь наш мир, то уж Империю Элиров точно.

На всякий случай я промолчал. Кельнмиир прикольный парень, если можно назвать парнем вампира трёх тысяч лет отроду, и мне не верилось, что он станет рушить какие бы то ни было империи ради любопытства. Чего в этом интересного?

— Как бы то ни было, я надеюсь, что он всё же не станет вызывать Зикера на дуэль. Это уже ничего не изменит, а вот жизнь ему усложнит. Зикер в фаворе у Императора, и, несмотря на то что повод для дуэли действительно есть, Кельнмииру это может не сойти с рук. А то ведь и за черту города выгонят.

— Это у вас такое наказание зверское? — не преминул поддеть я.

— Для таких, как Кельнмиир, да. Понимаешь, он… Ты ведь разобрался в политической обстановке в нашем мире?

— Я в своём-то так и не смог разобраться.

Чистая правда. Самое большое моё достижение в знании политики моей родной страны, не говоря уже о мире, это фамилии нескольких президентов. Стыдно, конечно, но кто будет смотреть политические новости, когда жратеньки-то нечего? Как-то включил, совершенно случайно, новости, так там такие отъевшиеся морды показывали. Обсуждали они что-то вроде прибавки к пенсии очередных двух-трёх рублей или о чём-то ещё. Не суть важно, но такие у них противные физиономии. Там не то что кирпича, там целого блока бетонного не жалко. Противно всё это, короче.

Поэтому мне не хотелось вникать и в их политическую обстановку. Везде одно и то же, что у нас, что у них.

— Не буду тебе сейчас забивать голову, — успокоил меня Ромиус. — Коротко говоря, вампирская братия не любит Кельнмиира. Не то чтобы ненавидит, но и шею ему свернуть наверняка не отказалась бы треть всех вампиров этого полушария. А особенно из провинции Кельхеор, где он давным-давно даже правил.

— Правил?

Что-то слабо верится. И как же он там правил с этим его «детским любопытством» и прочими особенностями вампирской психики?

— Я бы даже сказал царствовал, — уточнил Ромиус. — В его правление почти все провинции были собраны под его руку, и только пять веков назад всё изменилось и провинции, собственно, и стали провинциями. До этого это было Царство Миир. Клан Миир тогда не был кланом, это был просто правящий род. А после раздробления появились кланы. Однако не всё так плохо, теперь провинции разрозненны и не представляют открытой угрозы Империи. То ли было во времена Царства Миир, без защитных заклинаний никто и за стол не садился.

Значит, и у них войны происходили. Интересно, а чем они воевали? Что-то я не видел ни оружия, ни огненных фаерболов, так «горячо» уважаемых литературой моего мира. Ничего.

— Так Кельнмиир тоже с вами воевал? — не поверил я.

— Кельнмиир? Не больше, чем прочие цари. У них на царство-то всходили, слава богу, только по исполнении двух тысяч лет. К этому времени даже неугомонный вампирский дух находит иные развлечения, нежели война. Хотя, безусловно, и повоевать Кельнмиир успел немало. Поэтому его у нас и не любят. Ну те, кто знает, а ведь большинство уже и не помнит, что рядом с ними живёт и даже обучает их обожаемых детей вампир. Под капюшоном ничего не видно, да и откинь он капюшон, при желании он всё равно может изменить внешность.

— А почему высылка из города опасна для Кельнмиира?

— Так ведь на нём же и кончилось великое Царство. Если быть точным, то, как он сам объясняет, оно ему надоело, и пришлось Царству разделиться на множество провинций. Уж не знаю, каким образом ему это удалось…

Это он хорошо сказал. «Мне моё царство надоело». Хорошо хоть ему мир этот ещё не надоел, а то, кто знает, что ему ещё в голову придёт.

— Поэтому я и говорю, — продолжил Ромиус, — что он весьма опасен, прежде всего потому, что непредсказуем. А всё вампирское содружество не может ему этого простить. Лишь потеряв что-то, мы начинаем это ценить. Вампиры не исключение — в то время они с радостью восприняли низвержение монархии, а сейчас плюются и искренне считают, что раньше всё было лучше. И кровь для них была краснее, и ночи темнее. Чего там у них ещё за радости в жизни-то? Ах да, и женщины были куда обходительнее.

— А почему же ваш Император его в живых-то оставил, да ещё и рядом с собой поселил?

— По доброте душевной, — серьёзно ответил Ромиус.

— Да ну? — скептически прищурился я.

Ну вот не верится мне, что этот их Император является таким примером мировой добродетели. Если бы он был таковым, то меня не стали бы усыплять, как собаку… бешеную.

— Подумай сам, — Ромиус не выдержал и усмехнулся. — Неужели Император стал бы просто так убивать вампира, который прожил три с лишним тысячи лет? Знания, которыми обладает Кельнмиир, бесценны. Император был бы дураком, если бы стал убивать потенциальный кладезь знаний. Наоборот, он вот уже две сотни лет старательно изображает из себя лучшего друга в надежде заполучить хотя бы кроху этих самых знаний, что-то вроде эликсира бессмертия, или, во всяком случае, продления жизни. Староват уже наш Император. Не те годы, не те.

— А такой эликсир вообще-то существует? — заинтересовался я.

А что такого? Здоровый интерес. Кто бы не захотел стать бессмертным?

— А я-то откуда знаю? — ответил вопросом на вопрос Ромиус. — У Кельнмиира и спросил бы. Может быть, он тебе и скажет, раз ты его учеником стал.

Я почесал затылок.

— Не забыть бы. Буду жив, обязательно спрошу.

Ромиус опустил глаза, уловив в моём голосе лёгкую горечь.

Горечь была лёгкой только потому, что из меня не до конца выветрилась «Сладкая жизнь», которой меня опоил тот самый Кельнмиир. Да и не верилось мне в реальность далёкого суда и последующего за ним усыпления.

Я замолчал.

— Не волнуйся ты, — попытался успокоить меня Ромиус.

Я неожиданно для себя прерывисто вздохнул. От этого своего вздоха мне почему-то стало ещё грустнее.

— Я, конечно, Ремесленник и не имею права тебе помогать. Просто потому, что своим поведением могу подставить под удар всю Академию. Но я могу с некоторой уверенностью сказать, что у Кельнмиира таких проблем нет. Да и честь его затронута, а в вопросах чести вампиры весьма щепетильны. Так что возможно, — Ромиус подмигнул, — весьма возможно, что Кельнмиир попытается вытащить тебя отсюда. Хотя я совершенно не представляю, как он это сделает.

— Значит, шанс есть? — обрадовался я.

Ромиус фыркнул.

— Шанс есть всегда. Другое дело мы его редко замечаем.

— А где Кельнмиир почему он не пришёл?

— Прийти-то он пришёл, — пожал плечами Ромиус, — да вот только не пустили его во дворец. Не того он ранга, чтобы его сюда пускали. Вот ежели по родственным связям, как у Зикера или у меня, — это пожалуйста. А без связей у нас в последнее время никуда не попадёшь.

Ромиус вновь демонстративно ударил кулаком по многострадальным перилам. Я его в общем-то понимал, ведь у нас, по сути дела, та же самая обстановка.

— Значит, остаётся только ждать ночи? — спросил я, взглянув на небо, в котором одиноко светило солнце.

Дома я ещё мог бы предположить, какое сейчас время суток, а здесь даже ни малейшего представления не имел. Кстати, часы-то я вроде бы у кого-то видел. Не часы, конечно, в привычном мне виде, но что-то похожее.

— Точно, ты поспи пока, ночью, возможно, — Ромиус подчеркнул слово «возможно» и ещё раз подмигнул, — будет не до сна.

— Спать? — переспросил я. — Судя по уготованной мне участи, я ещё успею выспаться. Я бы даже сказал, не только выспаться, но и успаться вусмерть.

— Как хочешь, — пожал плечами Ромиус. — Я почему-то так и знал, что ты так скажешь, поэтому принёс тебе почитать одну интересную книжицу — сборник фантастических рассказов, чтобы ты не скучал. Кстати, в одной из историй тоже упоминается зеркало… давай-ка я тебе помечу эту историю.

Он достал откуда-то из-за пазухи приличных размеров книгу и провёл над ней рукой:

— Прочитай ту историю, которая помечена зелёным цветом.

Я взял из его рук довольно увесистую книгу и покачал головой:

— А успею?

— Тут не так уж много, — успокоил Ромиус. — За пару часов управишься. А я, с твоего позволения, пойду попробую кое с кем посоветоваться, может быть, мы всё же найдём способ вернуть тебя домой до завтра.

Ромиус поспешил к выходу слегка сгорбившись. Выражение лица у него было виноватым. Из чего я заключил, что вероятность найти такой способ, если и существует, очень мала. Но винить Ромиуса мне было не в чем.

— Кею привет передайте, — сказал я, пожимая ему руку на прощанье.

— Обязательно.

Ромиус скрылся за дверью, и в моей временной квартирке воцарилась тишина… на время.

— Неужели этот рыжий зануда наконец-то ушёл? — послышался противный голос из спальни.

Глава 16

Я опасливо заглянул в спальню и увидел, как и подозревал, всего лишь своё отражение в огромном позолоченном зеркале. Отражение стояло на голове, корчило гадкую рожу и ещё умудрялось декламировать противным голосом:

— Скоро кого-то усыпят, скоро кого-то усыпят!

Голос был жутко противным, но самое гадкое то, что когда я подольше послушал его, то узнал в нём слегка искажённый, но всё же мой собственный голос. Неужели я могу так противно говорить? Понятно, почему у меня по пению было всегда в школе «три», с таким голосом лучше и не пытаться петь — столько людей погубить можно.

— Скоро кого-то усыпят, — продолжало отражение, уже стоя на одной ноге и старательно махая другой.

Я подошёл к зеркалу вплотную и щёлкнул пальцем по носу отражения. Оно на это никак не отреагировало и продолжило свои акробатические упражнения. Да и с чего бы оно реагировало-то? Ведь ударил я по поверхности стекла, которое ответило мне характерным звоном.

— Никак? — посочувствовало отражение.

— Да иди ты! — рассердился я.

Пусть это отражение и было моей копией, оно мне совершенно не нравилось. А особенно то, что у меня появлялись подозрительные мысли… вернее даже не мысли, а сомнения в своей вменяемости. Судите сами: кроме меня, бесчинства этого отражения никто не видит, во всяком случае, Ромиус не увидел.

— Сам иди, сам иди! — радостно завопило отражение и завертелось на месте.

— Ты вообще кто? — Я попробовал ещё раз завести знакомство.

— Я — это ты, а ты — это я! — Отражение быстро начало показывать пальцем то на меня, то на себя.

— Ты — моё отражение, — решил я расставить все точки над «i». — И ты должно повторять все мои движения.

— А ты уверен? — Отражение встало на одну руку и заболтало в воздухе ногами. — А если наоборот? Что, если это ты моё отражение и это ты должен повторять мои движения?

— Ага, щас! — показал я кукиш отражению.

При всём желании повторить все гримасы и невероятные кульбиты отражения я бы не смог.

Отражение обрадовалось, резво встало на голову и показало мне две дули в ответ. Разговор получался очень содержательным.

— Чего тебе от меня надо-то? — в последний раз попробовал я.

— Это не мне от тебя, а тебе от меня.

Отражение начало ходить взад-вперёд, то удаляясь и становясь меньше (будто уходя в глубь зеркала), то вновь приближаясь и становясь больше.

— И что же мне от тебя надо? — Я начал окончательно терять терпение.

— Откуда мне знать, я же не ты, — философски ответило отражение, противореча самому себе.

Я указывать на его противоречие не стал, а просто взял поднос с мясом, оставленный здесь полчаса назад, и вышел из комнаты, плотно закрыв за собой дверь.

— Приходите ещё! — послышался из-за двери издевательский голос. — Всегда вам рады!

Зато мне никакой радости общение со свихнувшимся отражением не доставляло.

— Вот же фигня, — в сердцах сказал я.

Почему-то меня не покидало ощущение, что схожу с ума не я, а мир вокруг. Вроде логичнее было бы предположить, что с ума схожу именно я, но поверить в это у меня пока не получалось.

Жёлтые стены самой большой комнаты действовали на удивление успокаивающе, поэтому именно в ней я и устроился. Кресло напротив большого круглого стола было как никогда кстати. Я развалился в нём, закинув ноги на стол, и открыл книгу.

Признаюсь, я немного опасался того, что не смогу прочитать то, что в ней написано. Я до сих пор не очень представлял, как действует переводчик «тело-сущность». Но всё обошлось, в книге, как мне виделось, были обычные русские буквы. Книга называлась «Структурирование и объяснение поведения астральных сущностей в проекции на отдельно взятые ветви реальности». Под названием стояла совершенно непонятная дата выпуска, а ещё ниже было написано «Фантастические рассказы». Я слегка удивился, потому что никак не мог подумать, что в таком мире могут ещё и фантастические книги писать. У них сама жизнь как фантастическая книга. С другой стороны, расскажи я им ту же историю «Матрицы» со всякими виртуальностями, для них это тоже будет фантастикой, как и для нас. Вот только они в ней и половины не поймут. Интересно, а я тут что-нибудь пойму?

И я засел за книгу. Благо «пометки зелёным цветом» оказались просто буквами зелёного цвета. А точнее всего одной главой, целиком напечатанной зелёными буквами. Как и сказал Ромиус, для её прочтения мне потребовалось всего около двух часов. Только прочитать её мне пришлось три раза, прежде чем я понял хоть что-то. Мясо, которое я отщипывал маленькими кусочками в течение всего прочтения, уже давно закончилось. Как бы то ни было, а кое-что я понял.

О чём была вся книга, не представляю, а вот в этой главе рассматривалась история об умершем парне, душа которого не могла найти путь на небо. Он скитался по земле среди людей, которые, естественно, его не видели, и не знал, что делать. Когда он был жив, у него была девушка, которая его якобы любила и которая после его смерти тут же выскочила замуж за другого. Парень долго бесился, прежде всего потому, что не мог ничего ни сказать, ни сделать, а только наблюдал. Довольно быстро парень начал сходить с ума. В течение нескольких дней. При условии, что он был призраком и, соответственно, не спал. И вот в тот момент, когда он спятил окончательно, его девушка смогла его увидеть. Это произошло днём, когда девушка причёсывалась перед зеркалом. Его силуэт возник в зеркале.

— Лимик! — вскричала девушка.

— Ы-ы-ы… — ответило изображение парня из зеркала и скорчило страшную рожу.

— Лимик, простишь ли ты меня когда-нибудь? — упала она на колени перед зеркалом.

— Кхы-ы… — радостно замотал головой спятивший призрак.

И именно в этот момент призрак исчез из этого мира и перешёл в иной. Девушка разошлась с мужем и никогда больше не выходила замуж, чувствуя за собой вину.

Написано всё это было на слюнявом языке женских романов. Поэтому, прочитав это в первый раз, я недоуменно повертел в руках книжку и перелистал её заново, подумав, что это не тот помеченный зелёным текст, который мне нужен. Однако больше никаких текстов помечено зелёным не было. Мне подумалось, что Ромиус дал мне эту книгу просто так, развлечься. Но тогда зачем она была нужна Кельнмииру? Ошибиться я не мог, в руках он сегодня утром держал именно её. Тогда что же в этом рассказе может мне помочь?

Я прочитал рассказ ещё раз, потом ещё. И кое-что начало вырисовываться. Если предположить, что книга рассматривала события, которые действительно имели место, то можно было вывести разные варианты законов нематериального существования.

Например, что, долго находясь вне тела, нематериальная сущность сходит с ума. Или что, перед тем как перейти в другой мир, сущность может показаться человеку. Или наоборот, показавшись человеку, сущность тут же переходит в другой мир. А может, и вовсе только сущность, сошедшая с ума, способна путешествовать между мирами. Мало ли чего ещё? Почему Ромиус не сказал конкретнее, что искать? И ещё настораживало упоминание зеркала, которое было очень кстати в связи со странным явлением в спальне.

Вот ведь досада, и непонятно, какие из прочитанного выводы делать.

— Ей, парень, я уже по тебе соскучился! — послышалось из спальни.

Чего это оно вдруг? Вроде бы в последнее время оно молчало и не мешало мне читать.

— Чего тебе?! — крикнул я, не вставая с кресла.

— Хочу пообщаться! — ответило отражение.

Моё воображение тут же нарисовало мою копию в зеркале, стоящую на голове.

Так оно наверняка сейчас и было.

В принципе, какая разница? Всё равно делать нечего, лучше уж поболтаю с этим… чем просто скучать. Тем более что книгу читать я уже устал.

Я прошествовал в спальню и ногой распахнул дверь, решив сразу показать, кто здесь главный.

— А, явился, — недовольно произнесло отражение, стоя на мостике. — Сколько тебя можно ждать?

Я чуть было не задохнулся от такой наглости, но всё-таки взял себя в руки.

— Ты чего тут кривляешься, других дел нет? — как можно небрежнее осведомился я.

— Именно! — обрадовалось отражение и приблизило своё (вернее моё) лицо так близко, что оно заняло всё зеркало. — Именно так. Нет у меня никаких других дел.

Должен сказать, что нарциссизмом я не страдаю, поэтому мне моя физиономия уже порядком надоела. Мне даже с лёгкой грустью вспомнилось время, когда я не мог увидеть в зеркале своё дурацкое отражение. Вот хорошо-то было, а я ещё жаловался.

— И что же ты тут ошиваешься? Другого места найти не мог?

— Вот именно не мог, — кивнуло отражение и начало опять строить рожи.

Неужели я могу быть таким уродом?

— Ну и чего тебе от меня надо? — устало спросил я, садясь на край кровати.

— Это тебе от меня надо! — взвизгнуло отражение и рухнуло на месте.

Действительно. Это мне от него надо, чтобы оно заткнулось наконец, а ещё лучше просто исчезло.

— Ты чего разлеглось? — спросил я, из принципа продолжая называть отражение средним родом.

Отражение не пошевелилось.

— Аллё, живое ты там?

В ответ тишина.

— А-а-а, чёрт с тобой, — пожал я плечами и лёг на кровать. Вопреки тому, что я сказал Ромиусу, я собрался поспать.

— Ты чего разлёгся? — тут же послышалось из зеркала. Я демонстративно отвернулся к стенке и не ответил.

— Вот нахал, — проворчало отражение. — Ходит в моём теле, так ещё и разговаривать отказывается!

— Что?!

Я резво вскочил с постели и зло уставился на зеркало.

— Так это ты во всём виноват?!

— В чём во всём? — озорно подмигнуло отражение. — В том, что ты попал в волшебный и интересный мир?

Я начал подыскивать взглядом что-нибудь тяжёлое.

— Нет, в том, что меня в этом мире сначала чуть не сожгли, а сейчас собираются усыпить, как бешеную собаку!

Ничего подходящего я не нашёл, поэтому мне пришлось схватиться за довольно тяжёлый на вид стул, который, впрочем, я поднял довольно легко.

— Или в том, что ты познакомился благодаря мне с замечательной девушкой?

Я замахнулся на зеркало стулом.

— Ага. Вот только едва ли я её теперь увижу!

— Ты с кем тут разговариваешь? — раздался голос Кельнмиира за спиной.

Отражение скорчило удивлённую физиономию.

— Я… э-э-э, хочу ударить зеркало, вернее Вельхеора, — поправился я, оборачиваясь.

Кельнмиир стоял, облокотившись о дверной косяк, в неизменном чёрном плаще. Но едва он услышал имя вампира, как прыгнул вперёд на несколько метров с такой скоростью, что я даже не успел понять, как он оказался рядом со мной.

— Вельхеора?! — взревел Кельнмиир.

Если я считал, что Кельнмиир выглядел взбешённым, когда в его Школу ворвался Зикер, то я сильно ошибался. Сейчас он выглядел просто ужасно. Его глаза горели такой ненавистью, что я невольно отступил на пару шагов. А потом, подумав, ещё на пяток.

— Где он?!

Кельнмиир начал покрываться странной красной плёнкой. Даже не плёнкой, а скорее дымкой. Может, мне показалось, но он даже ростом стал повыше, а в плечах шире. Да ещё и поднялся над полом на пару десятков сантиметров.

Я открыл рот и тут же его закрыл.

— Где он, я спрашиваю?! — ещё громче рявкнул вампир.

— В… в… зеркале, — наконец, ответил я.

— В зеркале? — растерянно спросил Кельнмиир и начал плавно опускаться обратно на пол.

Красное свечение вокруг него исчезло, и он озадаченно почесал затылок.

— С тобой всё в порядке? — вздохнув, спросил он участливо.

— Э-э-э… да, — слегка обиделся я.

— В зеркале только твоё отражение, — нарочито мягким голосом сказал Кельнмиир. — Вельхеор сейчас далеко отсюда, в твоём мире. Подумай сам, зачем ему сюда возвращаться?

Я уже без особой уверенности покосился на зеркало. В нём всё ещё маячила удивлённая физиономия. С трудом, но всё же я понял, что это именно моя физиономия. Вельхеор опять исчез. Если он вообще не был игрой моего воображения.

— Ты знаешь, я говорил с отражением в зеркале, а оно отвечало мне и корчило рожицы, — как можно спокойнее объяснил я. — А потом оно сказало мне, что оно — это Вельхеор.

Кельнмиир с минуту внимательно рассматривал зеркало, подошёл и постучал по нему, а потом ещё раз подозрительно посмотрел на меня.

— Допустим. Но сейчас-то там никого нет.

— Нет, — согласился я. — Но мне тут Ромиус одну книгу дал почитать… что-то о поведении астральных сущностей в проекции на какие-то там реальности…

— Ну, читал. И что?

— Как что?! Там описывается как раз мой случай, я тебе её сейчас принесу… — Я дёрнулся было сходить в комнату за книгой.

— Это фантастические рассказы, чтоб ты знал, — схватил меня за руку Кельнмиир. — Плюнь ты на свою книгу. Если ты не забыл, тебя завтра собираются усыпить. Так что нам нужно быстро отсюда выбираться.

— Кто бы возражал? — вздохнул я. — И как мы отсюда выберемся?

— Очень просто.

Кельнмиир вышел из спальни и прошествовал к балкону.

— Отсюда мы переберёмся во двор, дальше по лесу и через забор.

Мои ноги стали ватными, едва я посмотрел вниз с балкона, а когда вспомнил движущиеся по воздуху деревья, стало ещё противнее.

— Так просто? — Я постарался придать голосу хоть немного твёрдости.

— А чего сложного-то?

— У тебя верёвка есть? — на всякий случай спросил я.

— Зачем? — не понял Кельнмиир.

— Не важно.

Я уже устал от игры в вопросы без ответов. Кельнмиир ухватился за перила балкона и свесил ноги вниз.

— Ты идёшь?

— Спешу и падаю, — проворчал я. — Как я, по-твоему, должен спускаться?

— На моих худеньких плечах, разумеется. — Он пожал плечами. — Или есть другие идеи?

Я уже открыл было рот, чтобы спросить, нормален ли он, но вовремя вспомнил, что он не человек, а вампир. Это всё меняет. Если он говорит, что понесёт меня на своих худеньких плечах, значит, он понесёт меня на своих худеньких плечах.

— Других идей нет, — признался я и опасливо подошёл к сидящему на перилах Кельнмииру.

Он кивнул, мол, залезай давай. Я с трудом, но всё же залез ему на плечи. Насколько я понял, на плечи он меня посадил специально, чтобы не занимать руки. Что интересно, пока я залезал ему на плечи, он даже ни разу не покачнулся. И, хватаясь за шею, я не ощущал под пальцами мягкости человеческой кожи. Больше это было похоже на то, как будто я забираюсь на каменную статую.

— Ну, пошли, что ли, — крякнул Кельнмиир и начал спускаться с балкона.

Все мои силы шли на то, чтобы не свалиться с его плеч при особо резких движениях, и я даже не сразу заметил, что опускается-то он по совершенно плоской и отвесной стене. Сверху мне было видно плохо, но я постарался и углядел-таки, что он каким-то образом просто прилепляется к стене руками и ногами.

— Ты просто человек-паук, — вырвалось у меня.

— Кто? — переспросил Кельнмиир. — Ты так обзываешься, или наоборот?

— Наоборот, — поспешно ответил я, вспоминая о «детской психике» вампиров. А то обидится и скинет ненароком. А лететь-то далеко-о…

Вниз я старался не смотреть, но конечно же у меня ничего не получалось. Взгляд сам собой опускался в темнеющую внизу бездну. Я бы предположил, что спускаться нам ещё нужно было метров двести.

— И что же тебе отражение твоё сказало? — осведомился Кельнмиир совершенно обычным голосом, как будто это не он сейчас спускается по трёхсотметровой стене со мной на плечах.

— Ничего особенного.

Судя по его реакции на имя Вельхеора, лучше бы вообще сменить тему.

— А как мы пройдём между этими летающими деревьями? — задал я давно уже интересующий меня вопрос.

— Увидишь, — туманно ответил Кельнмиир. — У меня есть к ним свой подход. Так что же тебе говорило отражение?

— Да ничего оно толком не говорило. Только корчило рожи, дразнилось и говорило загадками.

— На Вельхеора это не похоже, — пробормотал Кельнмиир. — Он всегда был немногословен, говорил только по делу. А уж лицо и вовсе всегда было застывшей маской презрения.

Вот этого я не знал. Неужели Вельхеор так переменился, или…

— Парень, ты меня, конечно, извини, но я уже давно разучился щадить чьи-то чувства. У тебя просто психологическое расстройство. Оно и понятно, столько всего за последнее время с тобой произошло. У людей психика не железная, так что крепись. Если всё пойдёт нормально, то скоро ты окажешься дома.

Или я всё-таки слегка тронулся.

— Не знаю, Кельнмиир, мне всегда казалось, что я могу отличить реальность от глюков. Вообще-то у меня и глюков то никогда не было.

— Чего не было?

Он даже остановился, чтобы переспросить.

— Глюков, — не совсем уверенно повторил я. — Что тут непонятного?

— А что это такое? — Кельнмиир возобновил движение вниз с удвоенной скоростью, да так резко, что я едва не слетел с его плеч вниз.

— Показа-а… лось мне, короче. — Я судорожно схватился за шею Кельнмиира.

Тот, как будто не заметив стиснувших его шею рук, продолжил занимательную беседу:

— Да и зачем Вельхеору возвращаться? Ну посуди сам, в вашем мире нет ничего, что могло бы существенно попортить ему жизнь. Физический вред он если и получит, то очень быстро восстановит, а магического фона у вас нет, ты сам говорил.

— Я такого не говорил, — возразил я.

— Как не говорил?! — Кельнмиир, похоже, забыл, что мы убегали из Императорского дворца, потому что крикнул он довольно громко. Да и до этого мы не утруждали себя говорить шёпотом.

— Я только сказал, что магии как таковой у нас нет.

— Но как-то же вы это определили? Значит, мерили фон, и поскольку он оказался равен нулю, вы, наверное, и решили, что магии нет.

— Ничего мы не мерили. И что это за мы такие? Я вам своё мнение говорил.

Кельнмиир слегка дёрнулся, и мне показалось, что мы сейчас рухнем вниз.

— То есть ты хочешь сказать, что магия у вас есть, просто ты её не видел?

— Почему не видел? Видел. Я же рассказывал, как тот мужик на дискотеке исчезал, время замораживал…

Внизу начала проглядывать земля, если быть точнее, золотые плиты площади.

— А ваша техника на такое не способна, — то ли вопросительно, то ли утвердительно вздохнул Кельнмиир.

— Нет, конечно, с чего ты это взял?

— Ты сказал, что магии у вас нет. Не считая каким-то образом приблудивших колец, которыми вы так и не научились толком пользоваться. А раз не научились, значит, не умеете распознавать потоки и направлять «маги».

— Перстни перстнями, но на том мужике, как я его назвал, Колдуне, никакого кольца не было. А уж умел он не меньше, чем Ромиус, как мне кажется.

— Ромиус время останавливать не умеет. Этого вообще никто не умеет, — сказал Кельнмиир, спрыгивая со стены на площадь.

Я с трудом спустился с его плеч. Ноги у меня жутко затекли. Попробуйте просидеть на плечах человека, ползущего по отвесной стене, в течение двадцати минут.

Ноги захрустели, и я начал их тщательно разминать, подозревая, что сегодня мне ещё придётся побегать.

Кельнмиир как ни в чём не бывало потянулся и осмотрелся по сторонам.

— Значит, есть два варианта. Либо магии у вас, как ты говоришь, действительно практически нет и перстни являются единственными возмутителями магического поля. Либо магическое поле в вашем мире достаточно сильно. Настолько сильно, что просто не замечает всплесков перстней. Есть ещё что-нибудь, о чём ты совершенно случайно забыл рассказать?

Я пожал плечами:

— Да вроде нет. Разве что всякие там знахари, маги, колдуны, врачеватели, ведуньи, волхвы, ведьмы, друиды. А так вроде больше ничего.

Кельнмиир облокотился о стену и зачем-то три раза вздохнул.

— Спокойно. — Как я понял, это он сказал скорее себе, нежели мне. — И что, это не считается магическим фоном?

Я понял, что сморозил глупость. Нужно было скорее всё объяснять, а то у Кельнмиира сердечный приступ случится. Если у вампира вообще может случиться сердечный приступ.

— Да они ничего не умеют, так, деньги на этом зашибают, и всё. Они себя только так называют. В них даже особо никто не верит.

— То, что в них никто не верит, — это, конечно, хорошо, но лишает ли это их способностей? Если они вообще есть.

— Нет у них никаких способностей, поверь мне, — обнадёжил я вампира. — А не пора ли нам отсюда уходить? Что-то мы тут долго топчемся.

Кельнмиир прислушался:

— Нет ещё не… а теперь пора. — Он не торопясь пошёл вдоль стены замка.

Я последовал за ним.

Что интересно, все окна были темны и не было слышно ни одного голоса. Весь дворец спал, да ещё и глубоким сном, потому что никто не выскочил на наши, должен заметить, довольно громкие голоса.

— А почему никого нет? — спросил я Кельнмиира. — Где вся стража?

— Стража? — рассеянно повторил он. — Какая стража, когда здесь леакты летают?

Я шарахнулся поближе к стене:

— Кто летает? — Стараюсь сделать так, чтобы голос не звучал слишком испуганно.

— Деревья эти. — Он ткнул пальцем в темноту.

— А что, они такие опасные?

— Разрывают на кусочки за доли секунды, — отмахнулся Кельнмиир.

— Кх… ой, — слегка опешил я. — А что же они нас до сих пор не того?..

— Они нас не того, потому что у нас есть я, — объяснил Кельнмиир.

Несмотря на испуг, я невольно восхитился его хладнокровием:

— И как же ты защищаешь нас?

— Я нас не защищаю.

— А что же тогда? — Я окончательно запутался.

— Я просто договорился со смотрителем Дворцового сада леактов, и он милостиво пообещал, что они нас не тронут, а, наоборот, пропустят.

Это немного успокаивало, хотя…

— А если этот смотритель вдруг передумает?

Кельнмиир остановился:

— Вот здесь… Что ты там спросил? А, ну да. Так этот смотритель уже своё отдумал.

Я сглотнул.

Нет, я понимал, что мы не в игрушки играем, но чтобы так буднично говорить о том, что убил человека… С другой стороны, я боюсь даже представить, сколько человек он убил за свою оч-чень долгую жизнь.

— Понятно, — сдавленно прошептал я.

Кельнмиир обернулся и, увидев выражение моего лица, поспешил оправдаться:

— Да нет, смотритель спит в своей башне, я его усыпил для верности. Собственно, я весь дворец для верности усыпил.

— Весь?!

Так вот почему в окнах темно и Кельнмиир так спокойно говорит в полный голос.

— А что же мы тогда по стене спускались? Не проще было просто так выйти?

— Ты что, сдурел? — постучал мне по лбу Кельнмиир. — Там же заклинаний защитных столько наворочено, что мне месяц потребуется, чтобы только от двери твоей камеры до кабинета толстяка Витора дойти. Там же три четверти заклинаний стоит именно от вампиров, и начинают работать они именно ночью.

— Молчу, — повинился я. — Дурак, исправлюсь.

— Значит, так. — Кельнмиир засучил рукава. — Сейчас мы поползём под леа… летающими деревьями. Ты смотри внимательно, смотритель, конечно, приказал им на нас не нападать, но, если ты дотронешься хотя бы до одного корня, мне спасать будет уже некого. В лепёшку раздавят. Если всё-таки заденешь, то постарайся тут же отскочить под другое дерево. Возможно, успеешь. Вообще-то они висят довольно высоко, но корни иногда свешиваются до самого низа.

Я судорожно кивнул, показывая, что всё понял.

— Ширина полосы около сотни метров. На всякий случай поползём метрах в десяти друг от друга. Если что, я попробую тебе помочь, но ты, если со мной что случится, под удар всё же попасть не должен.

— А с тобой может что-то случиться? — не поверил я.

Кельнмиир сверкнул в темноте клыками:

— Всякое бывает. Деревья начинаются метрах в десяти отсюда, так что иди осторожно.

Мы не торопясь пошли вперёд.

Должен заметить, что темень была кромешная. То ли все луны отказались светить (если солнца два, то почему бы и двум лунам не быть), то ли облака понашили, но, как бы там ни было, дальше вытянутой руки я ничего не видел.

Вскоре Кельнмиир тихо произнёс:

— Начинаем.

И действительно, прямо передо мной выплыла из темноты стена парящих над площадью деревьев.

Я недолго думая упал на живот и пополз, извиваясь, как заправский червяк. Где-то в стороне от меня полз Кельнмиир, но его я не слышал. Он полз совершенно беззвучно. После первых десяти метров я даже немного расслабился и тут же чуть не налетел на свесившийся до самой мостовой корень. Странно, днём никаких длинных корней я не видел.

Этот корень не только свесился, но и разложился на пару метров, преградив мне путь. Пришлось обползать его за десяток метров, и когда Кельнмиир окликнул меня, то выяснилось, что я от него отстаю метров на тридцать.

— Ты чем там занимаешься-то?! — зло крикнул он. — Мы так до рассвета отсюда не выберемся.

Я ускорился, насколько мог, и прополз ещё пару десятков метров, когда далеко за спиной раздались голоса. Я оглянулся и как раз успел увидеть, что во дворце загорелся свет в одной из башен. Именно из неё доносилась ругань и крики.

— Не рассчитал, — раздался голос Кельнмиира у самого моего уха.

Я едва не подпрыгнул от неожиданности. И когда он успел подобраться?

— Теперь слушай внимательно. — Он был как никогда серьёзен. — Они сейчас вызовут внешнюю стражу и попытаются нас остановить. Я их отвлеку, а ты доползай до конца, только двигайся правее метров на тридцать. Там тихо выползай и беги к воротам, их откроют для внешней стражи, и, если повезёт, сможешь выбраться. Придумай что-нибудь. Когда выберешься отсюда, беги подальше. Только не вздумай прятаться во дворах каких-либо домов, понял? Даже не думай, там всё под охраной почище дворцовой. Лучше всего смыться в Приграничье. А там я уж тебя найду.

Я шмыгнул носом:

— А ты?

— А что я? Я прожил три тысячи лет, неужели ты думаешь, что такая мелкая заварушка сможет меня свалить? — Договорив это, он тут же исчез в темноте.

Я мысленно пожелал ему и себе удачи и пополз дальше, не забывая иногда оглядываться. Дворец уже проснулся и жужжал, как растревоженный улей. Очевидно, они ещё не поняли, что, собственно, произошло, потому что в погоню за нами никто бежать особо не торопился.

Я прополз ещё метров сорок, когда за моей спиной загромыхали деревья. Я сжался в комок, боясь, что и меня сейчас раздавит в лепёшку ствол дерева, но ничего не происходило. Тогда я аккуратно приоткрыл один глаз и обернулся.

Метрах в ста от меня происходило что-то невообразимое. Более всего это напоминало работу прессов или даже молотов. Деревья с невероятной скоростью опускались на плиты, создавая столько грохота, что теперь-то весь дворец проснулся наверняка. Сколько этих деревьев падало и вновь взмывало ввысь, я точно не скажу, но наверняка не меньше сотни. И как Кельнмиир умудрялся не попасть ни под одно из них? Но не попадал — это точно, потому что деревья продолжали долбить по площади с завидным усердием.

Я продолжил свой путь, не забывая обползать попадающиеся корни, что стало намного легче, потому что во дворце уже горели все окна без исключения, освещая мне путь.

Наконец «лес» закончился и я выполз на открытое пространство.

Кости захрустели, когда я выпрямился, с трудом сдержав стон.

Передо мной была стена, а в какой стороне ворота, я мог только догадываться. Об этом Кельнмиир сообщить забыл. А ведь ворота-то в их понятии — исчезающая стена! Как же я узнаю, в каком месте она должна исчезать?

Однако долго размышлять не пришлось. Слева от меня, метрах в пятидесяти, стена исчезла, и из неё посыпалась стража. Точнее то, что должно было быть стражей. На самом деле из неё посыпались Ремесленники вперемежку с ещё кем-то в синей форме.

Я неожиданно понял, что мне нужно делать.

— На нас напали! — завопил я что есть силы и бросился в самую гущу охранников.

— Кто напал?! — послышался властный голос. Меня, крепко взяв за плечи, подвели к одному из людей в синей форме.

— Их сотня, не меньше! — в страхе воскликнул я.

Должен заметить, что страх изображать мне и не надо было, потому что мне действительно было страшно. А вдруг они решат меня арестовать, просто на всякий случай?

— Кого?! — поинтересовался всё тот же голос.

— Вампиров! — заорал я, судорожно вырываясь из рук.

Кстати, кричал я не просто так, деревья за моей спиной резвились вовсю. Их грохот, наверное, перебудил уже весь город.

— А может, он сам вампир?! — раздалось откуда-то из-за спины.

— Нужно его проверить, — послышалось с другой стороны.

— Как вам не стыдно, я из знатного рода, я буду жаловаться! — предпринял я попытку отвертеться от всяких там проверок.

— Вот и замечательно, — раздалось у меня за спиной, практически над ухом. — Сейчас проверим, и бегите себе домой.

Мои плечи стиснули ещё крепче и прыснули мне что-то в лицо. Пахло это прегадко, поэтому я чихнул, а потом ещё раз…

— Не-э, этот не вампир. Извините, такая у нас служба.

Мои плечи тут же отпустили, и люди вокруг меня расступились.

— Да ничего… апчхи, — ответил я, как можно незаметнее пятясь к выходу.

— Постойте здесь, пока мы со всем разберёмся, — посоветовал кто-то.

— Конечно-конечно, — тут же согласился я, продолжая пятиться.

Но мои страхи, что у меня в самое ближайшее время спросят моё имя и название рода, не оправдались. Ко мне тут же потеряли всякий интерес и поспешили к продолжающим громыхать деревьям.

Я ещё некоторое время пятился, а потом, плюнув на осторожность, бросился бежать как можно дальше отсюда.

«Вырвался», — радостно думал я и, как всегда, ошибся.

Откуда же я мог знать, что город, в отличие от Императорского дворца, патрулируется отрядами стражи? На один из таких отрядов я и выскочил буквально за следующим же поворотом.

— Ой, — успел сказать я, и тут же был схвачен за шкирку, я бы даже сказал, загреблен без всякого почтения.

— Куда торопитесь? — на редкость спокойно спросил здоровенный детина в серой форме, до боли напоминающей столь привычное и, чего уж кривить душой, порядком доставшее обмундирование родной милиции. Вот только пахнет от него чем-то вроде чеснока… интересно, а дирол у них не придумали? Или дирол — это чисто техногенное явление?

Двое молодцев в такой же форме, только чуток помельче, любопытствовали молча.

— Домой бегу, — с трудом выдавил я из лёгких остатки воздуха.

Я ж не бегун на длинные дистанции. Я больше по коротким, из комнаты до туалета…

— А у нас создалось впечатление, будто вы от кого-то убегаете, — осведомился здоровяк, ухмыльнувшись вечной во все времена и во всех мирах улыбкой хранителя и ревнителя закона, искренне считающего, что закон — это он сам.

Я не стал ему указывать на то, что никакого впечатления о характере моего бега он сделать не мог, потому что выскочил я на них слишком быстро. Вместо этого я вдохнул побольше воздуха и выдохнул:

— Так ведь дома меня отец ждёт, он же мне уши оборвёт, если я приду поздно.

О том, что время уже наверняка перевалило за определение «поздно» и вплотную приблизилось к определению «слишком рано», я также умолчал в надежде, что на столь мелкий факт они внимания не обратят.

— Чего бы это папочке волноваться за такого здорового лба? — довольно резонно осведомился стражник.

Действительно, с чего бы?

— А-а… так ведь на дворец же напали, сейчас по улицам ходить опасно! — нашёлся я. — Мне папа по сотовому позвонил, сказал бежать домой, пока совсем плохо не стало.

Ох, кажется, увлёкся. Какой сотовый? Сейчас полчаса буду объяснять. Что «сотовый» — это такое новомодное заклинание. Но, слава богу, обошлось.

— Нападение?! Когда?! — довольно стройным хором вскричали все трое. Мне даже показалось, что они взяли терцию, уж больно мелодично получилось. Хотя музыкальным слухом меня матушка и природа обделили, но мелодичность я уловить могу. Тем более самый маленький из стражей так удачно сорвался на фальцет…

— Не знаю, по-моему, оно ещё и не кончилось…

Стражей как ветром сдуло. Я даже не успел рассказать придуманную было историю о том, как я лично, вот этими руками, защищал ворота… гм, какие ж там ворота-то?…стены дворца от напавших убийц Императора.

Я ломанулся было дальше, но всё же задумался: а не лучше ли идти? Вот только я не очень представляю, какие правила в этом городе. Может быть, ночью нормальные люди не выходят из дому? Арестуют просто за то, что брожу один по улицам города. И то правда, вокруг-то никого нет. Разве что какие-то непонятные тени… вроде бы нечему откидывать такие кривые чёрные пятна темноты. Особенно если учесть, что светятся не фонарные столбы, а сами камни мостовой. Я даже заметил это не сразу, потому что свечение у них ровное, даже сразу и не поймёшь, что светятся именно камни. Тогда откуда же тени?

Неожиданно одна из тёмных теней, лениво разлёгшаяся возле дерева, будто зевнула и сдвинулась в мою сторону на пару метров. Такого изменения расположения трудно было не заметить, да и на воображение не спишешь. Поэтому я принял самое, на мой взгляд, верное решение.

— Тьфу на вас, — тихонько крикнул я и побежал дальше по улочкам города.

Лучше уж ещё раз напороться на отряд стражи, чем эти странные тени. А вообще-то подозрительно. Про стражу Кельнмиир ничего не говорил. Зато совершенно определённо сказал бежать из города не останавливаясь. Интересно почему? Может быть, как раз из-за этих странных теней?

Бежал я долго, во всяком случае, мне так показалось, и старался никуда не сворачивать, чтобы придерживаться хотя бы примерного направления движения. Насколько я понял указания Кельнмиира, чем дальше я убегу, тем лучше.

Я уже начинал задыхаться, а улицы шли всё тем же однотипным золотым коридором. Деревья и те отдавали золотом, хотя иногда попадались и довольно зелёные, только с отблеском золота, скорее всего отражавшимся от домов или мостовых.

Я наконец остановился, понимая, что, пробеги я хоть ещё пару метров, моё слабое сердце откажет. Стоп. Сердце-то не моё! По идее, я должен себя ощущать совсем неплохо. Вот только на деле оно бухало по рёбрам с такой силой, как будто его насильно запихнули в эту клетку из костей и оно хочет выбраться на волю.

Интересно, а какое расстояние я покрыл и сколько времени прошло?

Я обернулся, ища взглядом возвышающийся за спиной огромным монолитом дворец.

Ё-моё! Это ж сколько я бежал? Километров пять без остановки — дворец едва виден! Это ж мой личный мировой рекорд! Сам я бы и километра не пробежал, а если бы и пробежал, так потом неделю бы в себя приходил. А тут и дыхание уже выравнивается, и ноги не так трясутся, как пару минут назад. Хорошо, что это тело Вельхеора.

Тут я себе торжественно пообещал, что если вернусь домой, то обязательно займусь своим чересчур уж бренным для моих лет телом.

А Вельхеор вообще подлец, если он так крут, как все про него говорят, то почему после каких-то пяти километров он устал?! Да у нас в институте студенты столько бегают… некоторые… которые не как я на физкультуру только с зачёткой в конце сессии приходят. А ещё вампир…

Я так возмутился, что не сразу заметил приближающуюся к моим ногам чёрную тень. Размером она была с небольшое озерцо. Я было удивился, откуда она такая большая взялась, но на мой вопрос очень наглядно ответила небольшая тень, спорхнувшая с крыши высокого дома и влившаяся в огромное пятно тьмы. Пятно накрыло мостовую от края до края, и мостовая под ним стала совершенно чёрной, переставая освещать улицу ровным светом. Тёмное пятно как будто впитывало в себя весь свет.

Я сделал пару шагов назад, едва успев убрать ногу с его пути. Пятно обиженно всколыхнулось и устремилось вслед за мной. Я предпочёл долго не размышлять и, забыв об усталости, рванул дальше по улице. Оглянувшись, я увидел, как пятно не торопясь движется за мной, постоянно увеличиваясь в размерах.

Впереди замаячил какой-то парк или что-то в этом роде. Золотистые деревья в темноте выглядели зловеще, даже несмотря на горящие всё тем же золотым светом камни мостовой, на которые ещё не вплыло тёмное пятно.

Я бежал большими прыжками, стараясь как можно дольше держать ноги в воздухе, просто на всякий случай. И, как скоро выяснилось, совсем не зря. Едва я подбежал к границе парка, как мне под ноги бросилось несколько теней с ближайших деревьев. Мне очень повезло, что именно в этот момент я оторвался от земли, и они прошелестели прямо подо мной. От неожиданности я едва не врезался в дерево и, всё-таки споткнувшись обо что-то, покатился кубарем по земле. И опять, неизвестно каким образом, я умудрился не врезаться в другое дерево. Сначала на четырёх, а потом и снова на двух конечностях я продолжил движение.

Но так долго продолжаться не могло. Я уже начал уставать, да и смотреть назад я попросту боялся, стараясь не думать о том, что сейчас гонится за мной и главное зачем.

Я выбежал на освещённую двумя лунами (освещение в этом парке почему-то не предусмотрели) полянку и провалился по колено в воду. Полянка оказалась вовсе не полянкой, а довольно приличным по размерам озером. Я быстро сделал пару шагов назад и обернулся, одновременно судорожно размышляя, что лучше: то ли вплавь податься, то ли из последних сил бежать дальше.

Тёмное пятно слегка приотстало, с увеличением своих размеров оно явно потеряло в скорости. Но двигалось целенаправленно и неотвратимо, растёкшись по всей траве, деревьям и кустам парка.

Значит, это пятно, являясь по природе своей чем-то вроде тени, может двигаться только по поверхности. То есть, зависни я сейчас в воздухе, оно, по идее, до меня не доберётся. Вот только как же я в воздухе зависну? Нужно искать что-то другое.

Пятно приближалось не торопясь, как будто поняв, что сил у меня уже нет и никуда я не денусь.

Интересно, а что оно со мной хочет сделать? Может, просто время спросить или познакомиться, новости последние обсудить? Не-э, не похоже, есть в этом пятне что-то хищное и голодное.

В моём мозгу встали жуткие сцены съедания пятном моей скромной персоны, и в тело вновь влились силы, как будто это не я пробежал все эти чёртовы километры.

— Подависся, — пробормотал я себе под нос и дёрнулся бежать вдоль озера, пока ещё не стало совсем поздно.

Но тень тоже оказалась не дурой. Дёрнуться-то я дёрнулся, вот только единственное, чего я этим добился, — падения на спину. Ноги мои каким-то образом прилепились к земле. Присмотревшись, я увидел под ботинками два небольших сгустка тьмы, посланных, по всей видимости, для моего задержания до прибытия основных, так сказать, сил. Я судорожно схватился за ноги и начал их отдирать от земли, но конечно же ничего не получилось. Снимать ботинки смысла также не имело, потому что тени уже поднялись до самых шнурков, а лезть руками в сгусток тьмы мне совсем не улыбалось.

Неожиданно меня охватила апатия, и я, поняв, что сопротивляться бесполезно, просто сел и стал ждать. Пятно темноты вальяжно приблизилось ко мне и, будто принюхиваясь, начало окружать со всех сторон, чтобы я не убежал.

Тень ступила на воду и поплыла по поверхности пруда, скрывая под собой отражение красной и жёлтой лун. Вскоре она покрыла почти всё озеро, кроме небольшого водного пространства передо мной, которое постепенно исчезало в тёмном пятне. Вот пятно подступило и к моему испуганному отражению…

— Э-э! Ты чего, совсем офонарел?! — неожиданно завопило моё отражение дурным голосом: — Решил моё бедное тельце падальщикам скормить?!

Тень неуверенно остановилась, оставив нетронутым моё, или не совсем моё, отражение.

— А ты тоже молодец! — зло сверкнуло глазами на тёмное пятно отражение (я даже и не знал, что умею так сверкать глазами). — Своих не узнаешь?! Да я ж тебя средь бела дня по всей Площади Семи Фонтанов протащу на пузе!

Пятно съёжилось, явно испугавшись такой злобной угрозы. Я вот только не понял: у тени вроде бы пуза нет, так это он что, на своём пузе, что ли, протащить это пятно собрался?

— А ну брысь отсюда, чтобы я тебя больше не видел! — вскричало отражение, показав кулак.

Вряд ли мой глюк смог напугать хоть кого-нибудь кроме меня самого. Из чего я сделал вывод, что говорящее отражение, несмотря ни на что, и есть Вельхеор.

Пятно, как мне показалось, пристыжено подалось назад и неожиданно разлетелось на обрывки, вернее, более мелкие тени. Те, в свою очередь, разбились на совсем маленькие тени и разлетелись в разные стороны, оставив меня наедине с самим собой, вернее, с самим не собой.

Глава 17

— И что ты скажешь в своё оправдание? — осведомился Вельхеор, ходя взад-вперёд по поверхности озера. Вернее, на поверхности озера, вернее, в поверхности… тьфу, ну вы меня поняли.

— Оправдание? — слегка отвлечённо переспросил я.

Дело в том, что я был занят. Я рассматривал подошву моих ботинок, вернее то, что от неё осталось, а осталось немного. Выглядело это «немного», как будто я случайно наступил в серную кислоту и постоял в ней некоторое время. Как же хорошо, что я не стал руки в эту гадость совать, а то бы без рук остался. А без рук я бы не смог сейчас этому гаду показать вот это…

— Ах ты… — Вельхеор просто опешил от такой наглости с моей стороны. — Да я тебе…

Он, с уже привычной мне проворностью, закрутился на месте, а затем, остановившись, вернул мне моё же движение в исполнении аж десяти рук! Не знаю, откуда он столько взял, но он стал похож на многорукую богиню Шиву. Вот только невоспитанная какая-то богиня получалась.

Я решил, что делать мне тут больше нечего, и повернулся, намереваясь всё же дойти до пресловутого Приграничья.

— Ты куда собрался?! — опять завопил Вельхеор. — А ну стой, когда с тобой старший разговаривает!

Я сделал вид, что не услышал.

— А ну стой! Или в свой мир никогда не вернёшься!

Тут мне пришлось остановиться и, скрывая нетерпение, будто нехотя спросить:

— Да ну?

— Ну да! — неожиданно расплылся в совершенно дебильной улыбке Вельхеор. — Кто, как не я, запендюривший тебя в это тело, может знать, как тебе вернуться.

Логично вроде бы, но…

— Запендюривший? А я думал, что ты просто меня уничтожить хотел и занять моё тело.

Вельхеор искренне, как мне показалось, удивился:

— Это кто тебе сказал?

— Ремесленник, — ответил я.

— А! — успокоился Вельхеор. — У них же все вампиры — убийцы, звери, подлецы…

— А разве не так? — с сарказмом спросил я.

— Почти, — уклончиво ответил многорукий Вельхеор. — А кто конкретно тебе это сказал и с чего он вообще так решил?

— Мне это сказал Ромиус, — с готовностью ответил я, продолжая смотреть на Вельхеора сверху вниз. — А решил он так, прочитав твой дневник.

Вельхеор задумался.

— Ну, если в дневнике написано, значит так и есть, — неожиданно согласился вампир.

Я от такой наглости даже замолчал на некоторое время.

— Дело-то давнее, — махнул одной из рук Вельхеор. — Я об этом даже и не помню, тебе и вовсе должно быть всё равно, ведь в живых-то ты остался.

— Жаль, что ты всего лишь отражение, — наконец прошипел я, — а то я бы не посмотрел на твою вампиристость, а просто выбил бы тебе пару зубов… скорее всего клыков, чтоб неповадно было.

Отражение в озере слегка колыхнулось то ли от ветра, то ли ещё от чего.

— Да ладно, братан, дело-то былое! — неожиданно перешёл на жаргон Вельхеор. — Чисто не при базаре я, не секу, что раньше делал, а что и секу, то мне по чугунку да ниже пейджера.

Я расхохотался.

— А ты хоть знаешь, что такое пейджер-то? — отсмеявшись, спросил я.

— Понятия не имею, — честно признался Вельхеор.

— А слово взял откуда?

Мне стало интересно, тем более что у меня появились кое-какие мысли насчёт этого Вельхеора.

— Да из твоего сознания выловил, когда словарь создавал.

— Чего создавал?

— Словарь, — по слогам повторил Вельхеор. — Понимаешь, штука такая, переводит слова с одного языка на другой.

— Это понятно, но с какого языка на какой? — спросил я, однако начиная догадываться.

— С русского на элирский, — получил я подтверждение своим догадкам.

Решив, что наш разговор продлится ещё некоторое время, я сел рядом с озером так, чтобы удобнее было смотреть на моё отражение, вернее, отражение Вельхеора, вернее, просто на Вельхеора. Поди тут разберись.

— А тело само, значит, ничего не переводит? — на всякий случай уточнил я.

Вельхеор удивлённо заморгал:

— Какое тело?

— Ну, твоё тело, — смутился я.

— Ты чё, больной? — повертел пятью указательными пальцами у виска Вельхеор. И как уместил только?

Действительно, сейчас, когда я об этом задумался, звучит как-то глупо.

— Это мне Ремесленник сказал, — попытался оправдаться я.

— Ага, а если он скажет тебе, что земля круглая, ты поверишь? — саркастически осведомился Вельхеор.

— Ну, вообще-то… — попытался было объяснить я.

— Вот и не слушай их, нашёл кого слушать, — оборвал меня Вельхеор. — Я, между прочим, в течение месяца безвылазно корпел над словарём! Поэтому и не начинал переселение.

Он посмотрел по сторонам:

— Слушай, а ты чего здесь расселся? Думаешь, кроме безликих тобой и полакомиться некому? Вон, для примера, под землёй, метрах в трёх под тобой, притаился кротельник, тот ещё чувак. Он тебя за один присест ухомякает, и давно ухомякал бы, да вот решает, откуда начинать есть, с ног или с головы.

Я вскочил как ужаленный и уже собрался было бежать…

— Да я пошутил, — хихикнул Вельхеор.

— Ах ты…

— Он уже решил, что начнёт с ног.

У меня под ногами мелко затряслась земля.

Я едва успел отскочить, как из земли показалась огромная крокодилья морда. Вернее, это только сначала она показалась мне крокодильей, присмотревшись, я понял, что крокодилья только челюсть. Подслеповатые же глаза и серый мех указывали на явное родство этого кротельника с обычными кротами, что, кстати, и следовало из его названия. Интересно, а названия тоже Вельхеор переводил? Он же ведь тогда должен был перечитать столько литературы…

Кротельник пошарил огромной, как ковш экскаватора, лапой вокруг себя и, не найдя моих аппетитных ног, неторопливо ушёл обратно под землю, аккуратно закопавшись.

— Это ты так своё тело бережёшь?! — чересчур громко спросил я.

— Но тело-то пока цело, — пожал плечами Вельхеор. — И вообще, ты чего разорался, щас на тебя как летучка с дерева бросится, как начнёт мозги твои выклёвывать. Хотя хлебать-то там, наверное, особо нечего…

Я тут же проглотил своё ехидное замечание по поводу мозгов одного знакомого мне отражения и осторожно огляделся по сторонам.

Ничего не увидев, я всё же не ощутил себя спокойней, потому что, насколько я понял, Вельхеору пока что верить можно.

— Так что иди-ка ты… — он сделал якобы эффектную паузу, — вдоль берега направо, а затем по лесу. И попадёшь ты в своё Приграничье. Что уставился? А то я не знаю, что тебе Кельнмиир велел туда бежать. Давай чапай, а пока будешь чапать, мы с тобой побалакаем.

Я дивился скорее не его осведомлённости о планах Кельнмиира, а знанию русского языка. Или это тоже переводчик, в смысле словарь, как называет его сам Вельхеор?

— А ты сейчас на каком языке-то говоришь? — осведомился я, неторопливо идя вдоль берега.

— А-а-а, заметил, — обрадовался Вельхеор. Отражение скользило параллельно со мной. — На твоём родном великом и могучем русском языке.

Я так и понял.

— А почему же я разницы не замечаю?

— Потому что словарь я создавал, а я — гений, — скромно пояснил Вельхеор.

— Тогда всё понятно, — легко согласился я, а про себя добавил: «Злой гений».

— Да, злой, — согласился Вельхеор. — А добрые — это уже не гении, а так… мелочь пузатая.

Я сделал вид, что не заметил, как Вельхеор в наглую прочитал мои мысли.

— Почему это в наглую? — обиделся тот. — Очень даже культурно, без всяких задних мыслей.

Я шагал вдоль берега, когда передо мной появился неглубокий ручеёк метра в два шириной, вытекающий от озера. Я собрался было пройти по нему, ноги всё равно уже мокрые.

— Ты куда это? — тут же заорал Вельхеор. — Ты шагнёшь в ручеёк, а там ловка тебя за ногу цап, а то и не за ногу… она высоко-о прыгает, даже до твоего носа длинного допрыгнет.

Пришлось обходить ручей. Вельхеору я решил верить на слово, пока что он меня не обманывал. А вот о том, что длинный нос как раз не мой, а его, я сказать не преминул.

— Это да, — важно согласился он. — У меня шнобель будь здоров.

— Слушай, а откуда ты знаешь столько выражений на русском языке? — не выдержал я. — Ты же пробыл в моём мире не так уж и много. Кстати, а почему ты в моём мире пробыл не так уж и много? И что ты вообще здесь делаешь? Ты же вроде очень стремился в моё тело попасть. Что же тебе там не понравилось?

— Это не мне там не понравилось, а я там не понравился, — ответил Вельхеор и как ни в чём не бывало продолжил: — А язык мне ваш просто очень нравится. Это же просто удивительно, сколько интересного есть в вашем поразительном языке. Я знаю все языки нашего мира, но даже сложи их все вместе, не будет такого богатства оттенков фраз и чувств. Как же…

— Я с этим совершенно согласен, — поспешил прервать я. — Но кому же ты мог в моём мире не понравиться, чтобы они тебя выкинули из моего тела?

— Не то чтобы выкинули… — замялся вампир. — Просто попросили уйти. Должен заметить, не очень вежливо попросили.

Тут мы подошли, вернее, я подошёл, а Вельхеор подплыл — к краю озера.

— О! Вот мы и пришли. Тут мы должны попрощаться. Тебе нужно идти дальше по лесу, пока не выйдешь как раз к приграничным землям. Только не очень светись, а то я там фигура известная и не все меня там любят.

— Не все? А может быть, все не любят? — ехидно спросил я.

— Может быть, — не стал спорить Вельхеор. — Ты это… тельце-то моё береги, пока я не вспомню способ, как тебя вернуть в твоё тело.

Ишь ты какой, а он моё, интересно, берег?

— Ещё как! — поспешил он заверить меня.

— А что это мы уже прощаемся? Ты мне не рассказал, почему и как тебя из моего тела прог… попросили уйти.

Вельхеор махнул рукой:

— Дело-то прошлое, а тебе нужно добраться до Приграничья, пока не наступил рассвет. Иначе тебя с лёгкостью найдут Ремесленники. В Приграничье слишком низкий фон, чтобы тебя уловить. Мы ещё с тобой побалакаем, — подмигнул он мне. — Может, даже расскажу о моих приключениях в вашем чудном мире.

Я смирился с тем, что сейчас больше ничего не узнаю, и двинулся прямиком в лес. Раз нужно успеть до рассвета, значит, следует поспешить.

Когда я уже отошёл на десяток метров, до меня донёсся крик Вельхеора:

— И ещё одна просьба, вернее, даже совет — не говори обо мне Кельнмииру. Он, конечно, последние пятьсот лет прикидывается добрым дядькой, но если, убив тебя, он сможет убить и меня, то вопрос выбора стоять не будет.

Я в очередной раз подумал о том, что же такого сделал Вельхеор, что его так ненавидит Кельнмиир. Если Вельхеор это помнит. А то что-то он некоторых вещей не помнит… минуточку… Вампиры же ничего не забывают! Мне же Ромиус рассказывал. Хм-м….. Значит, либо Вельхеор врёт, либо что-то с ним не то, если это вообще Вельхеор.

С трудом переборов желание вернуться назад и спросить что к чему, я продолжил идти по лесу. Мне показалось, что с золотистых деревьев кое-где свисают обрывки теней непонятной формы, но они на меня не реагировали, из чего я заключил, что тени самые обычные. Или же Вельхеор их так напугал? В общем, теней бояться нечего, а вот прочая живность в этой Империи явно в избытке. Причём только ночью, потому что днём, насколько я понял, бояться нечего. Но не это меня сейчас интересовало. Самый главный вопрос — это вопрос жизни и смерти. Жив ли Кельнмиир? А если жив, то найдёт ли он меня?

Под моими ногами тихо шелестела листва, а на небе, как я и предполагал, появились две разноцветные луны. Я не уверен, что до этого они прятались за тучами, потому что никаких туч я не видел. Просто они неожиданно появились будто из ниоткуда. Если красная смотрелась зловеще, то жёлтая сверкала загадочным добрым светом. Вот только красная луна была почему-то больше, чем жёлтая. Интересно, говорит ли это о чём-либо, например, о преобладании сил в мире?

Вскоре за спиной остались уже последние золотые дубы, или клёны, или ещё чего, а впереди показались одноэтажные дома. Эти дома показались мне знакомыми, то ли все дома Приграничья были одинаковыми, то ли я пришёл к тому самому месту, где меня собирались сжечь. Оптимизма это открытие мне не прибавило. Не хотелось бы повторения шоу со столбом и хворостом.

Я крадучись пошёл между зданий к уже знакомой мне площади. Во всяком случае, мне показалось, что площадь именно та.

Сейчас на площади не было ни единой живой души, но я всё же решил поостеречься. Просто на всякий случай. По площади гуляли знакомые одинокие тени, которые при моём приближении неторопливо уплывали. Безликие с неохотой отдавали клочки света и за моей спиной торопливо смыкались, не давая свету ни единого шанса.

Как это часто бывает, я не заметил, что небо начинает светлеть. А когда заметил, обе луны уже были еле видны, а с востока выползало солнце. Хотя, минуточку… ещё одно солнце выползало с запада! А Кей говорил, что два солнца будут… не помню когда… Видимо, уже пора.

Я шёл по площади, удивлённо глядя на небо, и поэтому пропустил момент появления на площади Кельнмиира. Я поднял глаза, а он уже стоял передо мной и ухмылялся. Свеженький, бодренький, даже не запылившийся. Только в уголке губ у него едва виднелась запёкшаяся кровь.

— Как пробежка? — с ходу поинтересовался он.

— Нормально, — небрежно ответил я, всё ещё с опаской глядя на испачканную кровью губу. — А как ты умудрился так легко отделаться?

— Легко? — переспросил Кельнмиир. — Да я добрых полчаса восстанавливался. Если бы мне под руку не попался один зазевавшийся стражник, то потребовалось времени раз в пять больше.

Я начал догадываться, зачем ему понадобился этот самый стражник.

— А стражник?… — неуверенно начал я.

— Жив твой стражник, — небрежно махнул рукой Кельнмиир и слизал языком остатки крови с губы. — В человеке пять литров крови, потеря какого-то литра — далеко не смертельна. Найдут, откачают, поест мясца, печёнки — и как новенький.

Надеюсь, что это правда. Стоит ли ему верить? Он ведь вампир.

— Пойдём? — с ходу продолжил он, накидывая капюшон.

Я посмотрел по сторонам.

— Куда?

— Хм-м… хороший вопрос, — неожиданно задумался Кельнмиир.

Над площадью светало. Кельнмиир очень вовремя надел капюшон, потому что, едва он произнёс последнюю фразу, на нас упал первый золотой лучик света. Тени начали судорожно разлетаться с площади, прячась неведомо куда, скорее всего по каким-нибудь подвалам. Некоторые безликие не успевали, и их слизывало лучами света. Они беззвучно исчезали, а на их месте свет вспыхивал особенно ярко. Мостовая засветилась радугой красок, отсвечивая свет солнц. Мне стало окончательно ясно, почему днём нельзя было увидеть ни одной тени. С неба светили два огненных шара солнц, а на земле камни мостовых и стены домов отсвечивали тем же ярким светом.

С непривычки мне резануло глаза, и я зажмурился.

— Пойдём-ка мы с тобой в ближайшую Школу Искусств. Я, конечно, понимаю, что Школы Искусств — это первое место, где нас будут искать, но идти нам всё равно больше некуда.

— А Ремесленники нам не помогут? Как же Ромиус и Кей? — удивился я.

Если честно, то я надеялся с ними увидеться и рассказать о встрече с Вельхеором. Кельнмииру рассказывать о нём мне совершенно не хотелось. Он вроде бы мне помог, но все же рисковать не стоило. Вдруг Вельхеор сказал правду? Да и с чего бы ему врать? Ему же нужно сохранить своё тело.

— Ремесленники под домашним арестом, — вздохнул Кельнмиир. — Формально за ними никто не следит, но стоит им исчезнуть из Академии, и за ними отправят целую армию. Им не доверяют после твоего побега. Хорошо, что Ромиус не дурак и вовремя понял ситуацию. Я ведь во дворце такой шухер навёл, что Императору теперь несколько лет кошмары с моим участием сниться будут, да и половине городской стражи тоже. Эх, давно я так не развлекался!

Он положил мне на плечо свою руку, для чего ему пришлось чуть ли не встать на цыпочки. Рука оказалась тяжеленной, как будто мне на плечо положили рессору от трактора.

— Пойдём, по пути расскажу, — сказал он, убрав руку с моего плеча.

Я облегчённо вздохнул и с опаской покрутил онемевшим плечом.

Мы прошли по всё ещё безлюдной площади и свернули в какой-то переулок. По нему, обходя открытые места, мы и пошли к районной Школе Искусств. Как обещал Кельнмиир, его там примут с радостью, потому что он является чем-то вроде главного учителя Литы. По крайней мере являлся до этой ночи. Теперь уж ему в городе лучше не показываться.

По пути он в общих чертах рассказал, как «развлёкся» подле дворца.

После того как он выдал мне последние указания, а я пополз дальше, Кельнмиир отполз приблизительно в середину леса и запрыгнул на ствол одного из деревьев. Хранитель Дворцового сада, как и обещал, дал деревьям указание не трогать Кельнмиира и меня. Поэтому деревья на него никак не отреагировали. Вернее, они его не замечали. Но, стоило вампиру свеситься вниз и коснуться какого-нибудь корня, как дерево устремлялось вниз, чтобы пришлёпнуть обидчика (насколько я понял, это у них защитная реакция такая). Так он и скакал с дерева на дерево, проворно хватаясь за корни и тут же перепрыгивая на следующий ствол. Потом прибежала стража и привела Сорняка…

— Кого? — хохотнул я.

— Сорняка, — терпеливо повторил он. — Это Ремесленник сферы земли. Самый лучший в своём роде. Потомственный друид в десятом колене и лучший выпускник своего факультета. На первом курсе ему очень хорошо удавалось культивировать рост растений, а за вздорный характер и склонность совать свой нос во все дела его и прозвали Сорняком. И не перебивай меня больше!

И он продолжил рассказ.

Сорняк быстро понял, в чём дело, и снял с чёртовых деревьев запреты на убийство. Вот только он немного не рассчитал. Он снял все запреты, причём когда стража уже двигалась в сторону веселящегося от всей души Кельнмиира. Естественно, они лезли к нему не под корнями деревьев, а по веткам и, как только заклинание запрета было снято, деревья окончательно взбесились. Я, конечно, подозревал, что этот древний прогулочный парк посажен не зря, но чтобы так… Кельнмиир оказался замечательным рассказчиком, и я как будто воочию увидел стражников, пронзённых со всех сторон ветками и облепленных листьями, вгрызающимися в плоть. Через несколько секунд всё было кончено и половина городской стражи была уничтожена. Причём Кельнмиир был совершенно ни при чём, это постарался пресловутый Сорняк. Тем более что Кельнмииру было не до них — он оказался в зелёном аду. Ветки, которые секунду назад были гибкими и податливыми, стали острыми и твёрдыми, как множество стальных мечей. И били эти мечи с невероятной скоростью и точностью. Будь на месте Кельнмиира кто-нибудь другой, того разорвало бы в клочья за доли секунды. Кельнмиир же даже умудрился вылезти из этого ада почти живым. Всего лишь (всего лишь!) без руки и с многочисленными ранениями самой разной тяжести. Он под шумок перемахнул через стену и спрятался у какого-то своего знакомого. Там он как можно быстрее восстановился, переоделся и поспешил на мои поиски. Нашёл он меня, как ни странно, довольно быстро. Просто он совершенно случайно подслушал разговор двух стражников о сознательном гражданине, который их вовремя предупредил о нападении на Императорский дворец, и сразу понял, что этот сознательный гражданин только что сбежал из тюрьмы. Рассчитав вектор моего движения, он отправился на эту площадь и прибыл одновременно со мною…

— Интересно, почему это? — подозрительно спросил Кельнмиир. — По бабам-с шлялся среди ночи?

Я задохнулся от такой наглости, на время даже забыв об окончательно стёршейся подошве ботинок.

— Да за мной какие-то тёмные пятна гонялись! — обиженно вскричал я.

— Женского полу? — уточнил Кельнмиир из-под капюшона.

Почему-то мне показалось, что он ухмыляется.

— Я же до сих пор ни с одной девушкой не общался в вашем чёртовом городе! Ты чего ко мне привязался-то?

— Да шучу я, — поспешил успокоить меня Кельнмиир. — Кстати, подозрительно, что ни с одной девушкой не общался…

По всей видимости, издеваться надо мной ему надоело, и он посерьёзнел.

— Вот из-за этих тёмных пятен я тебе и сказал бежать быстрее. В Приграничье они тебя не тронули бы, здесь серая зона: ни тьма, ни свет здесь не имеют полной власти.

Я по-новому взглянул на ветхие здания вокруг:

— Получается, это зона перемирия?

— Наоборот, это зона самых масштабных военных действий, — пояснил Кельнмиир.

— Это как?

Мы свернули в очередной грязный переулок, напоминающий тихую улочку где-нибудь в Солнцево.

— Очень просто. Чтобы прямые представители сил света или тьмы имели власть и силу, на территории должна превалировать определённая энергетика. Либо злая, либо добрая.

— То есть здесь ты слабее, чем в центре города?

— Нет. Я не прямой представитель сил тьмы, я принадлежу к созданиям тьмы. Вот тёмные пятна, или безликие, являются прямыми представителями сил тьмы, утаскивающими души людей неизвестно куда. Но я действительно слабею днём, а ночью набираю силу. Днём слишком много положительной энергии и слишком мало отрицательной. А я всё-таки питаюсь именно отрицательной энергией — энергией страха, боли, убийства и крови, наконец. Днём этого мало… — тяжело вздохнул он.

— А почему же днём в Приграничье Ремесленники не смогут меня найти? Ведь днём преобладает светлая энергия.

— Светлая энергия преобладает днём только в самом городе. В Приграничье же какое-никакое, а равновесие. Представители добра могут столько же, сколько и представители зла. Следовательно, они просто мешают друг другу, и вряд ли Ремесленники смогут тебя найти.

Я начал понимать.

— А ночью в городе Ремесленники не могли меня найти…

— …потому что ночью в Лите царствуют силы тьмы. Поэтому после часа ночи никто не выходит из дому без защитных заклинаний или охраны, — подтвердил мои догадки Кельнмиир.

Мы вышли к небольшому зданию, являющемуся копией Школы Искусств Кельнмиира в масштабе примерно два к одному. То же самое чёрное здание, та же самая отчуждённость от всей городской архитектуры.

— Вот и Школа моего друга, — сказал Кельнмиир, только я его услышал не сразу.

Я размышлял над всеми этими силами добра и зла. Впервые столкнулся с таким материальным воплощением вселенских категорий.

— А Ремесленники разве являются прямыми представителями добра? — спросил я, продолжая размышлять.

Кельнмиир задумался.

— В общем-то да. Вампиры — злые, Ремесленники — добрые, а друиды пофигисты. Это старая пословица… я ещё лет восемьсот назад придумал.

— И что, всё так категорично? Все Ремесленники добрые, и так далее? Нет исключений?

— Да есть, наверное, — не стал отпираться Кельнмиир. — Я вот очень даже незлой вампир. Значит, и среди Ремесленников найдётся…

Тут его грубо прервал порыв ветра, едва не сдёрнувший с него капюшон.

— Засранец! — выругался он и развёл перед собой руки, будто открывая невидимый полог.

Перед нами из ниоткуда появился пышущий яростью Зикер. Я предположил, что Кельнмиир сдёрнул с того покрывало невидимости, когда Зикер попытался втихаря разобраться с ним, открыв лицо вампира солнечным лучам.

— Я знал, что вы придёте сюда! — закричал Зикер, и над его головой вспыхнуло пламя, похожее на алую птицу, бьющуюся в клетке.

— Тем хуже для тебя, что именно в это время ты оказался поблизости, — рассмеялся Кельнмиир, и над его головой, будто в издевательство над Ремесленником, появилось небольшое ведро с водой. Зрелище было ещё то.

— Охладить? — осведомился Кельнмиир.

Я на всякий случай поспешил спрятаться за его спину. А потом, подумав немного, решил отойти за ближайший домик. Правда, сделать это до начала разборки я всё же не успел.

— Попробуй, — прошипел Зикер и забормотал что-то себе под нос на непонятном языке.

Я сразу подумал, что Вельхеор почему-то забыл впихнуть этот язык в свой любимый словарь. А потом началось…

Нет, ничего глобального вроде землетрясений или громов и молний не произошло. Просто на безлюдной, слава богу, улочке исчезли все звуки, и всё вокруг посерело.

— Это чтобы никому не пришло в голову уйти, пока я не разрешу, — объяснил Зикер.

До меня не сразу дошёл смысл его слов. Я повнимательнее посмотрел по сторонам и понял, что мы находимся в полусфере, служащей чем-то вроде барьера.

— Договорились, — кивнул Кельнмиир, а затем повернулся ко мне: — Постой пока снаружи, а то мало ли что.

Он вытянул руку в сторону ближайшей ко мне стенки сферы и, изображая пальцами подобие ножниц, «вырезал» в ней квадратный проём.

Я, не теряя не секунды, юркнул в него, и проем тут же стянулся за моей спиной. Последнее, что я услышал, был голос Кельнмиира:

— Это чтобы ребёнок не пострадал…

Больше ничего я не слышал, потому что сфера убирала все звуки. Очень жаль. Наверняка Кельнмиир вдоволь поиздевался над Зикером, прежде чем они начали свою разборку.

Началось всё с того, что ведро, всё ещё плавающее над головой Кельнмиира, резво подлетело к Зикеру и плеснуло водой на играющее над его головой пламя. Пламя конечно же потухло, а Зикер стоял с донельзя удивлённой физиономией и обтекал. Промок он насквозь. Затем Зикер натурально покраснел от злости. Его лицо стало краснее алого костюма, в который он был одет. Не зря он был выходцем факультета сферы огня, вся его одежда тут же с шипением высохла, а влага взметнулась вверх струйкой пара. Как же обидно, что я не слышал ругани Зикера. Зато Кельнмиир ответил совершенно спокойно, и в этот самый момент сфера приобрела красный оттенок. Я, как обычно, не понял, почему это произошло, но невольно связал это с последующим взрывом Зикера. Тот, к моей радости, начал кидать в Кельнмиира фаерболы. Воистину, фаерболы — это неизменная классика всех миров. Кельнмиир плавно отшагивал то влево, то вправо и все огненные шары ударялись о защитную сферу. Хорошо ещё, что сфера держала удар, а то Зикер мог бы полгорода спалить, прежде чем Кельнмиир хотя бы запыхался. Поняв, что атаковать в открытую бесполезное занятие, Зикер сменил тактику и решил устроить метеоритный дождь в миниатюре. В ответ Кельнмиир неизвестно откуда достал зонтик и раскрыл его над собой. Самый обычный с виду зонт не пропускал огненные капли, которые просто отскакивали в разные стороны.

Я осмотрелся по сторонам. В улочке до сих пор не появилось ни одного человека. Это было весьма странно, потому что солнца уже давно светили. Пора было бы выйти и ученикам Школы Искусств. Уж они-то наверняка должны знать о том, что здесь происходит. Или взаимопомощь не входит в их правила?

Внутри сферы всё было по-прежнему, только вместо огненного дождя теперь горела земля и в воздух взлетали столбы пламени. Кельнмиир плавал в воздухе на спине, демонстративно закинув руки за голову, и весь его вид выражал желание поспать. При этом капюшон прилип намертво и, какие бы движения ни делал Кельнмиир, даже не шевелился. Зикер продолжал зверствовать, а Кельнмиир откровенно издевался над ним.

Я ещё раз бросил взгляд на Школу Искусств и, как выяснилось, очень удачно. Именно в этот момент двери Школы открылись и из неё, позёвывая, вышел долговязый старик. Длинные седые волосы и борода ниспадали на чёрный балахон, образуя удивительно правильный треугольник, а серые глаза светились вековой мудростью и присущей ей усталостью.

— Э-э-э, молодой человек! — проскрежетал он. — Вы не поможете спуститься?

Я растерянно посмотрел на него. И это Наставник Школы Искусств? Для ученика он староват, а больше и некому выходить из Школы в столь раннее время, кроме как Наставнику. А ведь, судя по внешнему виду, он скоро развалится, если уже не начал.

— Молодой человек чересчур задумчив для своих лет, — недовольно покачал головой престарелый Наставник и одним лёгким движением преодолел все ступеньки (хотя их было не так уж и много) и пяток метров, отделяющих его от меня. Вот он стоял наверху, а через секунду уже стоит рядом со мной и всё так же качает головой.

— А Кельнмиир-то всё развлекается. Ну как маленький, ей-богу.

— В смысле? — Я бросил взгляд на сферу, в которой всё ещё шёл огненный дождь и летали фаерболы.

— Тратит попросту энергию, играя с этим зарвавшимся Ремесленником, если этого жалкого интригана вообще можно назвать Ремесленником.

Я пожал плечами, показывая, что ничего в этом не понимаю.

— Кстати, — опомнился старик. — Где же мои манеры? Меня зовут Наставник Неил.

Удивительно, у меня появляется интуиция. Уже в который раз я совершенно неожиданно для себя оказываюсь прав.

— Виктор, — представился я, протянув руку.

Наставник недоумённо глянул на неё и вопросительно поднял седую бровь. Мне осталось только сделать вид, что я разминаю неожиданно затёкшее плечо.

— Так вот я и говорю, что зря он играет с этим Ремесленником, — повторил Наставник. — Мало ли что может оказаться у этого чертяки за пазухой.

Он же его вроде бы лохом только что называл. Или мне показалось?

— Что заставляет вас так думать? — стараясь скрыть ехидство, спросил я.

Старики они во всех мирах старики. Все со своими заморочками.

— Видите ли, — обрадовался старик явно интересной для него теме, — если вы повнимательнее посмотрите на проклятия и ослабляющие заклинания, посылаемые этим, с вашего позволения, Ремесленником, то вы заметите…

Тут он остановился, удивлённо посмотрев на мою озадаченную физиономию. Никаких проклятий, а уж тем более ослабляющих заклинаний я конечно же не видел. Более того, я уже и самого Кельнмиира-то не видел, потому что всё пространство сферы заполнил огонь. А старика, по всей видимости, это несколько не волновало, он продолжал беззастенчиво меня разглядывать.

— Молодой человек, а вы вообще чему-нибудь учились? — наконец подозрительно спросил он таким тоном, будто спрашивал, не я ли украл семейную реликвию навроде чайника, оставшегося от «пра-в-двадцать-второй степени» бабушки.

Я чуть было не ответил «нет».

— Я? Хм-м… Если взять за истину утверждение, что человек учится всю жизнь, то кое-чему я уже научился.

— Так я и думал! — провозгласил старик с фанатичным блеском в глазах, будто это не он минуту назад мирно беседовал со мной. — Нынешнее поколение ничему не учится, только гулянки на уме!

Я пристыжено склонил голову, краем глаза, однако, продолжая следить за сферой, вдруг да что-нибудь увижу в пылающем огне. И вообще, с чего это я стыжусь? Чего он вообще на меня наезжать начал?

— Извините, но я не понимаю… — попытался объясниться я.

— Вот именно, что не понимаете! — поднял вверх свой крючковатый палец старик. — А должны понимать! Сколько вы уже обучаетесь?

Я задумался.

— Да уже второй день, наверное, если считать с первой тренировки.

Собственно и последней.

Старик судорожно проглотил уже готовую сорваться с языка отповедь.

— Ск-колько? — переспросил он.

— Я бы даже сказал один день, потому что сегодня меня никто и ничему не учил. — Я решил закрепить занятые позиции.

Старик засмеялся, стараясь скрыть смущение.

— Кто бы мог подумать… — Он бросил взгляд на скрытую огнём сферу. — Пойдёмте, что ли, чаю пока попьём… Да ладно, никуда они не денутся, — пренебрежительно отмахнулся старик. — Кельнмиир наиграется и сразу же к нам присоединится.

Если честно, я бы хотел досмотреть, чем всё закончится, но всё равно, кроме сплошной стены огня, в сфере ничего видно не было. Надеяться на прояснение картины «битвы века» было бесполезно. Тем более в свете такого заманчивого предложения. Вот только что за чай он мне предлагает? Нужно в следующий разговор с Вельхеором обязательно спросить о системе или хотя бы природе его Словаря.

— Пойдём, — наконец согласился я.

Чего уж там. Раз не получается посмотреть битву мага с вампиром, то хотя бы чаю попью.

Старик неторопливо пошёл к зданию Школы, а возле лестницы остановился, ожидая, пока я помогу ему подняться на (целых!) две ступеньки. Я честно помог ему, тактично забыв о том, как совсем недавно он спрыгнул с лестницы, дав фору чемпиону по прыжкам в длину и акробату вместе взятым.

— Отдаю заслуженную дань вашим хорошим манерам, — кивнул старик. — Хотя и немного запоздалым.

Какой милый старикан. Если бы ещё чай оказался сносным, жизнь могла бы показаться раем.

Внутри Школа оказалась уютным залом, чем-то похожим на подвал Чина Кхо. Во всяком случае, сходство с эпическими залами Школы Кельнмиира было минимальным. Внутри каменные стены вовсе не чёрные как ночь, а светло-серые, больше похожие на лёгкие сумерки. Других помещений, кроме зала, по-моему, не было, потому что тут же в зале стоял стол с креслами. Как они умудрялись заниматься в таком маленьком помещении, оставалось загадкой, особенно если вспомнить тренировку в Школе Кельнмиира. Уж стол-то точно ещё во время разминки в щепки разобьют.

— Чувствуйте себя как дома, — благосклонно проговорил старик и прошествовал к стене рядом со столом. Та при его приближении открылась, и за ней оказалось что-то вроде мини-бара. Старик загремел склянками.

Я же расположился в кресле, издав стон облегчения. Я и не замечал, насколько устал. Всё-таки это утомительно — бегать всю ночь по городу черте от кого или даже скорее черте от чего. Сначала тени. Как их там называли Вельхеор, а затем и Кельнмиир? Безликие, кажется. И почему их безликими назвали? Очень даже и ликие, чёрное пятно, чем тебе не лик?

К столу подошёл старик с подносом, на котором стоял самый обычный чайный сервиз. Нет, форма чашек, конечно, довольно странная, что-то вроде перевёрнутого конуса, а чайник и вовсе можно узнать только по большим размерам. Тем не менее это был именно чайный сервиз. Пока старик наливал чай, я нетерпеливо ёрзал, горя желанием попробовать их чай и сравнить с нашим родным. Наконец чай был налит, старик сел в кресло напротив, и я радостно прильнул к чашке. Это был самый обычный чай. Тот, который я, как и миллионы других людей моего мира, заваривал по утрам. Я мог предположить некоторое сходство, но чтобы точно такой же чай?

— Нравится? — с интересом спросил старик, наблюдая за моей реакцией.

— Вкусно, — честно сказал я.

Что ни говори, а приятно встретить что-то родное.

— А вот многие такой экзотики не признают, — заметил старик. — Тот же Кельнмиир это дело терпеть не может. И Император тоже не любит, даже указ издал, запрещающий выращивание трав для напитков.

Ё-моё, ещё один гурман. Кто бы мог подумать, что в мире магии самая главная проблема — это проблема пищи. Судя по тому, что я успел услышать, вскоре может произойти «мясное восстание» или «чайная революция». Кому рассказать — не поверят же.

— А откуда этот чай? — спросил я, начиная проводить параллели со своим миром.

— Так, на маленьком домашнем огородике растёт, — обрадовался моему интересу огородник-любитель.

Мне почему-то вспомнилось, как один мой друг выращивал травку на балконе. Жил он с бабушкой, и на её заинтересованные вопросы отвечал, что выращивает американскую крапиву. Сколько было крика, когда бабушка решила сварить немного крапивного супчика…

— Этот чай откуда-то завезли? — поинтересовался я.

— Конечно, это из Чинам. Хотя я там никогда не был, но говорят, там ещё столько всего интересного, вот, например…

— Ну, щас старик зальётся соловьём, — раздался откуда ни возьмись голос Вельхеора.

Пока я пытался понять, откуда же он доносится, Вельхеор продолжил:

— Чё ты его слушаешь, а? Ты чё, сказок мало в детстве читал?

— Причём тут сказки? — переспросил я.

— Э… Что вы говорите? — удивлённо захлопал глазами старик, наверняка прерванный на самом интересном месте.

— Я говорю, что это очень интересно. — Я понял, что Наставник не слышит голос Вельхеора, спросил: — Но не могли бы вы рассказать мне о том, что происходило в сфере и чего я не видел?

Старик пожал плечами, дескать, тебе же хуже, и, приняв нравоучительный вид, начал объяснять:

— Грубо говоря, огненные потоки, что ты видел, — это лишь одна пятая битвы. Остальные аспекты ты пока ещё увидеть не можешь, а возможно, и никогда не сможешь. Грубо говоря, параллельно с отвлечением противника внешними атаками идёт борьба заготовленными заранее заклинаниями, наспех созданными проклятиями и энергетическими полями. В данном случае со стороны Кельнмиира были только проклятия и внешние атаки, а со стороны Ремесленника всё, что только можно. Может показаться, что Кельнмиир должен проиграть, ведь он не может заготавливать заклинания, но это не так. Ремесленника можно отключать от источников энергии, таких, как земля, вода, воздух. Это сильно уменьшает его шансы на выигрыш, а уж если за дело берётся специалист вроде Кельнмиира, то Ремесленнику придётся попотеть.

— И как же это выглядит? — Я пытался представить, но так и не смог. Либо получалась мешанина какая-то, либо и вовсе ничего не получалось. Потоки всякие энергетические, заклинания, проклятия — это же картина свихнутого художника сюрреалиста. — А внешне-то как это выглядит? — повторил я.

— А чёрте как, — неожиданно подтвердил мои догадки старик. — Чтобы что-нибудь понять, нужны годы практики. Научиться видеть — не значит научиться понимать.

— Глаза ты себе сломаешь, если будешь слишком долго на эту фигню смотреть, — опять раздался голос Вельхеора.

На этот раз я не стал у него ничего спрашивать, чтобы опять не попасть в неудобное положение, ведь получается, что Вельхеора никто, кроме меня, не слышит. А возможно, и не видит, правда, я и сам его не вижу… Хотя, погодите минутку, вот же моё отражение в чайнике! Только отражение движется не очень синхронно со мной, я бы даже сказал, всё делает не так. Значит, Вельхеор может появляться везде, где есть поверхность для отражения.

— Так что, молодой человек, сначала научитесь видеть, а потом и понимать научитесь, — не очень к месту закончил старик.

— Постараюсь, — пообещал я.

— Постараюсь, — передразнил Вельхеор, скорчив на чайнике жуткую рожу. — Устарался здесь, ты бы лучше шмотки начинал собирать. Или ты уже домой не собираешься?

— Собираюсь! — вскричал я, вмиг забыв о подозрительно присматривающемся ко мне старике.

— Ну так пошли, — как ни в чём не бывало предложил Вельхеор.

Глава 18

— Куда это вы, молодой человек, собираетесь? — поинтересовался Наставник Неил.

— Домой, — растерянно ответил я.

— Тогда всё понятно, — кивнул тот.

Неожиданно я почувствовал себя подлецом. Старик наверняка подумал, что я над ним издеваюсь. Стыдно, старый человек всё-таки, небось лет четыреста, а то и больше.

— Понимаете, просто появился мой знакомый и сказал, что нам пора, — попытался оправдаться я.

— И где же этот ваш знакомый? — Старик посмотрел по сторонам и поднял седую бровь.

Что тут сказать?

— В чайнике, — наконец признался я.

Старик с совершенно серьёзным видом оглядел чайник и заглянул внутрь. Естественно, внутри он никого не нашёл.

— Да не внутри, а в отражении, — пояснил я.

Старик всё так же невозмутимо повертел в руках чайник, но, кроме своего отражения, больше ничего в нём не увидел. Едва Неил поставил чайник на стол, как в нём (в чайнике конечно же) появился Вельхеор и скорчил рожу.

— Вот объясни мне, дураку, что ты тут стоишь и тупишь? — прогнусавил он.

— Да вопрос у меня тут один образовался, — вынужденно ответил я, чем заслужил ещё один странный взгляд старика.

— И что же это за вопрос, о глупейший? — с поклоном спросил Вельхеор.

Я взял в руки чайник, три раза вдохнул, успокаиваясь. Он меня уже откровенно достал, и я решил, не обращая внимания на Наставника, закончить разговор с отражением. Как там говорил Кельнмиир? Из Вельхеора слова не вытянешь?

— Как ты меня отправишь домой?

Старик слушал мои реплики с возрастающим интересом.

— Домой-то? — переспросил Вельхеор. — Ну, это… отправлю, и всё.

Почему-то его объяснение меня не очень удовлетворило.

— Я, конечно, понимаю, что я чайник в этом деле, но общую-то суть ты можешь объяснить?

— Конечно, могу! — вскричал Вельхеор, но потом немного смутился: — Кажется… ещё несколько минут назад мог, а вот сейчас что-то не уверен…

— Замечательно! — Я всплеснул руками и едва не уронил чайник.

— Что, уже уходите? — подал голос старик.

Мне почему-то тут же вспомнился мультик про Винни-Пуха.

— А что, ещё что-то осталось? — по инерции спросил я.

— Ещё же целый чайник, — немного смутился старик. — Но, если хотите, можно…

Мне уже в который раз стало стыдно. Я даже покраснел:

— Нет, что вы, спасибо, не надо. Это шутка такая глупая.

Старик пожал плечами, мол, дело ваше молодое. Нам вас не понять.

Как раз тогда, когда я уже почти придумал объяснение для старика, исчезла стена и в комнату ввалился Кельнмиир.

Выглядел он довольно устало и потрёпанно. На одежде виднелись дыры, сам он был покрыт слоем пыли, и даже капюшон его был кое-где порван. На плече он держал тело. Наверняка тело Зикера. Кого ж ещё-то?

— Доигрался, — покачал головой старик.

Мне тут же вспомнилось, что точно с такой же интонацией и то же самое говорил мне в детстве мой отец, когда я что-нибудь ломал или получал очередную травму.

— А что такого? — отмахнулся Кельнмиир, откидывая капюшон. Под капюшоном обнаружилось жутко бледное лицо. — Зато повеселился на славу.

Он небрежно сбросил Зикера с плеча на пол возле стола, будто то был не человек, а мешок с… сеном. Отряхнув руки, подсел к столу и, взяв чайник, осушил его прямо из носика.

— Фу. Опять ты эту гадость пьёшь, — сказал он, когда чайник опустел. — И как это пить можно?

Хм… сам-то выпил, когда приспичило.

— Так не пей, — пожал плечами старик и кивнул в сторону Зикера: — А сюда-то ты его зачем притащил?

— Он ещё жив, — пояснил Кельнмиир.

— Что-то я тебя не узнаю, — подивился старик, явно издеваясь. — Противник Великого, и до сих пор жив.

— Ты как? — наконец решил я подать голос. А то сижу, молчу…

— Я? — Кельнмиир топнул ногой. — На своих двоих. А этот…

Старик кряхтя поднялся:

— Тоже на твоих двоих.

Я не выдержал и усмехнулся.

— Чего смешного? — зыркнул на меня Кельнмиир.

— Да я так, — едва сдерживая смех, пробормотал я. Мне почему-то стало жутко смешно. Наверное, нервное.

— Так что ты с ним столько возился-то? — не успокаивался Неил.

Кельнмиир смутился.

Честное слово, взял и смутился.

— Странно как-то получилось. На все мои трюки у него уже были заранее заготовлены контрзаклинания. Или он скрытый гений, или кто-то его подготовил ко встрече со мной. Должен признаться, я даже слегка выдохся.

— Слегка?! — переспросил старик. — Да сейчас даже я тебя заставлю танцевать стриптиз на Площади Семи Фонтанов. Не стыдно?! А ещё Великий…

Кельнмиир наверняка покраснел бы, если бы вампиры умели краснеть. А они, насколько я помню, этого делать не умеют. Зато вместо этого Кельнмиир вскочил и начал размахивать руками так, что я едва успел перехватить многострадальный чайник.

— Не, ну чё ты как я не знаю кто? Думаешь, я сам не понимаю, что слегка… ну хорошо… порядком облажался. Кто же мог знать-то?

— Я мог знать, — с готовностью ответил Вельхеор, вновь показавшись в чайнике, который я держал в руке.

Никто, кроме меня, его, как всегда, не услышал.

Я шёпотом, чтобы не услышали Кельнмиир с Наставником, спросил:

— Ты знал?

— Ты глухой или тупой? — уточнил Вельхеор. — Я же сказал, что мог знать. Если бы был на месте Кельнмиира.

— Идиот, — беззлобно констатировал я. Я поднял глаза от чайника и наткнулся на внимательный взгляд Кельнмиира.

— Ты с кем это говоришь? — тихо спросил он.

Подозрительно тихо.

Вот я болван! Я же забыл, что у вампиров слух ого-го.

— С Ве… — честно собрался ответить я, но, вспомнив о реакции Кельнмиира на имя моего злополучного двойника, так и не договорил, — э-э-э-э-э…

Кельнмиир ободряюще сверкнул клыками:

— Ну?

Я даже чайник уронил. Тот с гулким звоном покатился по полу.

— Ой ты, ёшкин кот, в натуре достали. Никак поговорить не дадут спокойно! — возмутился Вельхеор всё с того же катящегося чайника. — Да со мной он говорит, со мной! Как дети малые, ну чесслово.

Что тут скажешь?

Я собрался духом.

— С Вельхеором я говорю, — наконец ответил я и на всякий случай зажмурился.

Бури не произошло.

Я приоткрыл один глаз и тут же вновь его закрыл, потому что лицезрение красных глаз и ослепительно белых клыков вампира в паре сантиметров от лица заставят нервничать кого угодно. Тем более меня, а я и так совсем дёрганый стал. Стрессы, блин.

Где-то рядом с моим ухом раздался тихий голос Кельнмиира:

— Где он?

Я чуть не подпрыгнул от вполне ожидаемой, но всё же неожиданности. Однако удалось удержать себя в руках. Сам не знаю как.

— На чайнике, — так же тихо ответил я.

Или в чайнике? Чёрт. Как ни крути, а всё понять можно двояко.

Я подождал ещё некоторое время и вновь приоткрыл один глаз.

Кельнмиир уже успел отойти от меня и подобрать чайник. Он задумчиво вертел его в руках и размышлял вслух:

— То ли парень совсем спятил на почве… хм-м… просто на почве. То ли он не спятил, а я не замечаю очевидного. — Он ещё раз посмотрел на чайник и бросил его в другой конец зала. — Не-э-э. Чтобы я да чего-то не заметил? Парень точно слегка скатился с катушек.

Неил, всё это время спокойно сидевший за столом, неодобрительно покачал головой, но промолчал.

— М-да, а Кель то так и не изменился, — послышалось из того угла, в который только что улетел чайник. — Всё такой же болван. Всё. Достали вы меня, щас будет весело.

Я успел увидеть лишь расплывчатый силуэт, а секунду спустя в руках у Кельнмиира оказался всё тот же многострадальный чайник.

— Это что за вольные игры?! — вскричал он и бросил чайник с такой силой, что тот врезался в стену и… должен был бы разлететься на кусочки или хотя бы погнуться, но вместо этого отскочил, будто резиновый, и вновь устремился к Кельнмииру.

— Испепелю! — возмущённо взрыкнул вампир и поднял руки над головой.

Чайник одумался и, резко изменив траекторию, плюхнулся на стол прямо передо мной. На боку чайника застыло счастливейшее лицо Вельхеора. Или моё? Не-э-э, не моё. Я так идиотски выглядеть не могу. Я надеюсь, во всяком случае.

— Во дурак. Когда же до него дойдёт? — вопросило моё отражение и расхохоталось. Неужели я тоже так смеюсь? Больше не буду, как от меня люди-то не шарахаются?

Кельнмиир неожиданно успокоился. Покрутил между пальцами небольшую шаровую молнию, всё ещё размышляя на тему: «Бросать иль не бросать?» — и деловито сел за стол рядом со мной.

Он ещё немного посидел, потом вздохнул и, наклонясь ко мне, тихо спросил:

— Давно телекинез освоил?

Тут уже не выдержал я и присоединился к своему отражению в чайнике. Мы слегка посмеялись… минуты три, причём все три минуты Кельнмиир сверлил меня злым взглядом, а потом Вельхеор решил заявить о своём присутствии во весь голос. Да-да, именно во весь голос. Хорошо хоть, что он меня предупредил.

— Слышь ты, уши заткни, щас я этому чуду буду являть свой глас. Мне кажется, что, если постараюсь, он меня услышит.

Я приготовился, но уши всё же затыкать не стал. А зря. Кто же мог знать?

Когда Вельхеор начал кричать, честное слово, я сначала решил, что здание рушится. Звуковая волна была такой силы, что оставалось удивляться, как меня вместе с креслом не унесло из зала. Может, кресло, с полу прибито?

Оказывается, у Вельхеора поставленный голос. Не просто поставленный, а поставленный на такое место и таким образом, что это не голос, а оружие массового поражения какое-то. Смесь Карузо, Тарзана и обиженного Кинг-Конга.

— Кельнмиир! Самовлюблённый засранец!

Я слегка запоздало заткнул уши. Ни Кельнмиир, ни старик не выглядели удивлёнными и уж тем более оглушёнными. Неужели и теперь ничего не услышали?

Когда слух ко мне немного вернулся, я наконец-то смог понять, о чём говорят Наставники.

— Да точно тебе говорю, я что-то слышал. Что-то отдалённое и очень тихое, но что-то до боли знакомое, — настаивал Наставник Кельнмиир (простите за каламбур, но как есть).

Старик всё так же загадочно молчал и качал головой.

Кельнмиир обратил свой взор на меня:

— Вот ты что-нибудь слышал?

— Ага, — с нервным смешком подтвердил я. — Что-то отдалённое и еле слышимое.

Чайник на столе слегка покачнулся.

— Ах еле слышимое?! — проревел Вельхеор. — Ну, щас я вам покажу еле слышимое!

— Стой! — Я вскочил с кресла, надеясь успеть выскочить из здания, убежать из города и улететь на другую планету, но было поздно.

— Кельнмиир! Самовлюблённый засранец!

Я упал обратно в кресло, и меня замутило. В глазах поплыли красные круги, а голова неожиданно стала ватной. Промелькнула мысль: «оглох». Как пить дать оглох. Как же я теперь?

Кельнмиир что-то сказал мне. Я, естественно, не услышал. Он ещё раз что-то сказать и вопросительно уставился на меня своими красными глазами. Я лишь пожал плечами. Он воспринял это движение как ответ на свой вопрос и отстал от меня. У них со стариком начался спор. Вернее, спорил Кельнмиир, а Неил лишь молча качал головой. Заело его, что ли?

Вопреки моим опасениям, слух всё же вернулся. Хотя и не сразу.

— …Значит, ты полагаешь, что это Вельхеор? — Старик кивает. — А ты уверен? — Старик качает головой.

— А я уверен, что это не Вельхеор, — всё ещё упирается Кельнмиир.

— Но мы же что-то слышали.

О! А я думал, что старик бойкот Кельнмииру объявил.

— Да. Но что? Это было так отдалённо и искажённо… хотя что-то очень знакомое безусловно угадывается.

— А вы расслышали слова? — наконец-то спросил я и сам удивился. Мой голос совершенно определённо дрожит. Точно, нервы ни к чёрту.

— Не очень, — слегка смутился старик.

Судя по выражению его лица, он явно всё расслышал, но не хочет произносить эти слова вслух. Я его понимаю вообще-то. Вот только мне уже всё надоело.

— Голос кричал о том, что Кельнмиир самодовольный засранец, — проинформировал я собеседников. Все трое отреагировали по-разному.

Неил сделал вид, что временно оглох. Вельхеор зааплодировал и засвистел, а сам Кельнмиир моментально оказался рядом со мной.

— Повтори ещё раз, и я на правах учителя отправлю тебя на рудники.

— Я лишь повторил сказанное… вернее, крикнутое Вельхеором, — неуверенно оправдался я.

— Щас я ещё разок крикну, — решил Вельхеор.

Ещё одного раза я бы уже точно не выдержал, поэтому пришлось начинать активные действия по спасению собственного слуха.

Я схватил чайник, поднёс к лицу и нежно так произнёс:

— Только крикни. Я ж тебя в твоём долбаном астрале достану и так по шее надаю, что мало не покажется.

Кельнмиир посмотрел на меня если не вопросительно, то по крайней мере удивлённо. Старик же и вовсе решил не обращать на меня внимания. Ну болтает человек сам с собой, и что такого?

— И как ты собираешься провернуть сие благородное деяние? — осведомился Вельхеор.

Хотя бы не орёт, и то хорошо.

— Узнаешь, — всё ещё злясь, пообещал я и повернулся к Кельнмииру. — Раз ты не веришь, что я разговариваю с Вельхеором, то спроси что-нибудь такое, о чём мог знать только он.

— Логично, — согласился вампир.

Вельхеор впервые культурно промолчал, поняв свою промашку с криками. Нужно было не кричать, а всего лишь немного подумать головой.

Кельнмиир ненадолго задумался. Пока он размышлял, я с интересом глянул на Неила. Тот сидел в том же положении, что и минуту назад, и будто к чему-то прислушивался.

Наконец Кельнмиир определился с вопросом:

— Кто убил Алисию?

— Не я, — тут же пискнул Вельхеор. Вот только я не понял, к чему этот вопрос… Наверное, что-то действительно важное.

— Не он, — честно повторил я.

— Ах не он?! — Кельнмиир ударил кулаком по столу, и стол рухнул всем своим весом прямо мне на ногу. Ой ё… больно-то как.

— А кто же, позвольте узнать?! — продолжал бушевать Кельнмиир.

Я откуда знаю? Меня-то за что по ноге?! Вельхеор пожал плечами:

— Не знаю, кто её убил, но точно не я. С чего он вообще такое взял?

— С чего взял?! Да кто же кроме тебя мог это сделать?! — потряс кулаками Кельнмиир и тут же замолчал, удивлённо посмотрев по сторонам: — Э-э… а с кем это я разговариваю-то?

— Со мной, — с готовностью ответил Вельхеор.

Кельнмиир явно ничего не просёк.

— С кем со мной?

Вельхеор громко и тяжело вздохнул, закатив глаза.

— Ну не дурак, а? Не зря тебя ещё в школе тормозом называли.

— Не было такого.

— Ты кому заливать-то будешь? — возмутился Вельхеор. — А кто тебя в четвёртом классе от прогулов отмазывал, когда ты по клубам шлялся?

До Кельнмиира наконец начало доходить.

— Вельхеор, ты, что ли?

— Да он это, он, — подал голос Неил. А я уж думал, что он уснул. — Пока ты здесь дурью маялся, я состряпал одно заклинаньице старое… для общения с астралом. Поди ж ты заработало.

— Сработало, — согласился Кельнмиир, подозрительно косясь на чайник. — А почему я на чайнике никакого Вельхеора не вижу?

Я глянул на чайник. Да нет, вот он. Всё так же корчит рожи.

— Почему это он меня не видит? — сварливо осведомился Вельхеор.

Правильно. А то вся клоунада насмарку. Старик терпеливо пояснил:

— Потому что жирно буде! Скажи спасибо, что слышимость наладил.

— А достать его в астрале никак нельзя? — с надеждой спросил Кельнмиир. — Испепелить там или по ветру развеять…

— Ага, разбежался, — ответил за старика Вельхеор. Вообще-то впору удивляться. Почему старик знает больше Кельнмиира? Он что, специалист по астралу, что ли?

— Обидно, — констатировал Кельнмиир. — Тогда будем общаться.

— Будем, — смиренно согласился Вельхеор.

* * *

— Не убивал я её!

— Сказки не рассказывай.

— Да не убивал, я тебе говорю.

— Говори. От этого ничего не изменится.

— Шо ж ты такой тупой-то? Зачем мне её убивать было?

— Затем, что ты не хотел, чтобы она встречалась со мной.

— Так по этому поводу мне тебя нужно было убивать, а не её.

— Кишка тонка. Вот ты её и убил.

— Не убивал я её!

— Сказки не рассказывай…

Вот таким образом они и общались уже целый час. Общение высших разумов. И это существа, прожившие на свете по три тысячи лет. Смех да и только. А ведь они даже в школу в детстве вместе ходили. Правда, всегда соревновались между собой. Но всё равно оставались друзьями. До того момента, пока Вельхеор (или не Вельхеор) не убил Алисию. Кто такая Алисия, я понял смутно, но, по-моему, Кельнмиир её любил.

Старик уже откровенно зевал, а я всё ещё пытался выяснить из диалога вампиров что-нибудь посущественнее. Что весьма непросто, должен заметить.

— Не убивал я. Достал уже. Щас как чайником в лоб дам.

— Испепелю, — спокойно ответил Кельнмиир.

— Но-но! — проснулся старик. — Ты так нарушишь связь. Я её на чайнике законтачил.

— Вот и фиг с ней. Всё равно толку никакого, — отмахнулся тот.

— Да, толку действительно немного, — согласился Вельхеор.

— Ты убил её!

— Не убивал!..

Опять двадцать пять. Всё заново, что ли? Не-эт. Пора это дело прекращать.

— Слушайте. А кто-нибудь скажет мне, что за Алисия такая? — вклинился я.

Оба вампира от неожиданности замолчали.

Слово взял Кельнмиир, как самый материальный из двоих.

— Она был красива, как алая роза. Её голос был божествен, а нрав колюч.

— Иногда чересчур, — добавил Вельхеор.

— Да что ты понимаешь?! — вскричал Кельнмиир.

— Да поболе твоего, сестра как-никак.

Меня как молнией ударило. Я ошарашено уставился на Кельнмиира.

— Стоп! То есть ты обвиняешь его в убийстве собственной сестры?

— Оказывается, в этом помещении не один тормоз, а целых два, — восхитился Вельхеор. — Конечно. Вот только я не могу понять, почему именно меня?!

— Потому что есть свидетели, которые видели, как ты выходил из её комнаты за час до её смерти. Причём выходил злой как чёрт.

— Мало ли. Это ещё не повод для подозрений, — проворчал Вельхеор.

Мысленно я с ним согласился.

— Да. Это не повод. Но есть свидетель, который видел, как ты её убил. Это тоже не повод?!

М-да. Если это не повод, то что же тогда повод?

— Бред, — констатировал Вельхеор. — И кто же этот свидетель?

— Мой родственник, — веско ответил Кельнмиир.

— Это усложняет дело, — признал Вельхеор. — Но я не убивал свою сестру. Я её любил, чёрт возьми, она же моя младшая сестра!

— Вот именно! Какая же ты сволочь!

— Не убивал я её…

Опять началось. Это просто бесконечный процесс. Они так могут общаться дни напролёт? Мне почему-то кажется, что им это даже нравится. Хорошо ещё, что Вельхеор нематериален, иначе они бы полгорода разворотили, выясняя отношения. Никакие охранные сферы не помогли бы.

Наставник Неил всё так же сидел и смотрел в никуда. Как будто в прострации. Может, у него уже старческий маразм начался? Или опять какие-то заклинаньица вспоминает?

И ведь не вставишь ничего в перебранку. Я же не знаю ничего толком. Что за девушка? Что за свидетель? Стоп. А что, собственно, за свидетель? Родственник. А что за родственник?

Спросить у Кельнмиира, что за родственник, я не успел. Старик неожиданно поднял голову и впервые громко сказал:

— У нас гости. Если они и званые, то звал их точно не я.

— Это я позвал, — тут же среагировал Вельхеор. — Пиццу заказывали?

— Чего? — опешил Кельнмиир.

— Тёмный ты, — повинил его Вельхеор. — Пицца — это такая круглая хреновина, которую любят жрякать зелёные черепашки.

«Он и до телевизора успел добраться!» — ужаснулся я.

Очередной вопрос Кельнмиира был нагло прерван грохотом рухнувшей стены. Или двери… кто их разберёт. Поднялась туча пыли, вмиг прикрывшая пришельцев.

Кельнмиир без единого звука вскочил и спустя долю секунды оказался справа от меня. Старик дипломатично остался сидеть в кресле, а мне пришлось оставаться на месте, то есть в центре внимания непрошеных гостей.

Я не упомянул о Зикере, потому что он, естественно, так и продолжал валяться на полу, и Вельхеора. Что толку в очередной раз описывать, как он корчит рожи? Тем более если эти рожи в общем-то мои.

— Кто посмел?! — вскричал Кельнмиир.

Его лица я не видел, но по его стойке понял, что он принял боевую трансформацию. Я будто воочию увидел горящие яростным огнём глаза и оскаленные в полуулыбке клыки. Да, вампир в боевой форме — это страшно. Кто рискнёт портить с отношения с такой машиной для убийства?

Правильно, ещё одна машина для убийства.

Пыль начала оседать, и выяснилось, что гостей всего двое.

Первым был толстый мужичок в зелёном одеянии и со странным выражением лица — то ли извиняющимся, то ли издевающимся. В любом случае ничего хорошего в этом лице не было.

Вторым оказался преклонных лет вампир, похожий на Кельнмиира как две капли воды. Говоря о преклонных годах, я подразумеваю человека, по внешнему виду близкого мне. Для вампира, по-моему, это уже едва ли не черта старости. Только этот вампир не принимал боевой формы, а всего лишь недобро ухмылялся, что, впрочем, почти одно и то же. Гардероб же ничем не отличался от гардероба Кельнмиира. Как браться родные, честное слово.

— Никак мой ненаглядный родственничек! — делано удивился гость. — Что же ты делаешь в стане заговорщиков и врагов короны?

— Кого?! — Я чуть не осел на пол.

— А ты помолчи, — недовольно пробормотал вампир и дал знак «зелёному».

Тот пожал плечами, как-то по-особому щёлкнул пальцами и земля поплыла у меня из-под ног. Вернее, это я поплыл. Какая-то сила приподняла меня над полом и скрутила руки и ноги так, что я даже дышать едва смог. Оказалось, что меня обвил какой-то странный побег, чудом проросший сквозь сплошной камень. М-да… действительно чудом.

— Агх… — начал было я, но в рот мне тут же воткнулся какой-то гербарий.

Тут уж не до разговоров стало. Привкус у этой зелени гадкий, горьковатый, так ещё и не продохнёшь толком.

— Эй! Ты чё се, фраер, позволяешь, в натуре? — высказался за меня Вельхеор.

Кельнмиир не преминул бросить в его сторону очередной полный удивления взгляд. Опять что-то не понял. «Зелёный» же Вельхеора не услышал или сделал вид, что не услышал.

— Так это ты стоишь за всем этим? — спросил Кельнмиир, хотя вообще-то всё было понятно даже мне.

— Ты не рад своему дяде? — обиделся гость. — Как нехорошо забывать родные корни.

— Почему же нехорошо, если эти корни гнилые? — сделал ответный выпад Кельнмиир.

— Один — ноль, — восхищённо продекламировал Вельхеор. — Делайте ставки, господа!

Вот неугомонный, лучше бы мне помог, ах да… он же не материальный. А что же Наставник Неил сидит и молчит? Хм… судя по сосредоточенному лицу, он опять чего-то химичит.

— Зачем же так грубо о любящем дяде? Я ведь заботился о твоём воспитании, оберегал тебя от ошибок.

— От себя бы поберёг… ошибка… — пробормотал Вельхеор.

На лице Кельнмиира отразилась усиленная работа мысли. Хех, вампиры же ничего не забывают… столько, наверное, хлама в голове. Пока отыщешь то, что нужно, оно уже и нужным-то перестанет быть.

— Что-то не припомню твоего активного участия в моём воспитании и судьбе. Если честно, то я вообще никакого участия не припомню, — заметил Кельнмиир.

— Во-во, — согласился Вельхеор. — Самое активное участие в его воспитании, по его мнению, принял я, убив свою собственную сестру.

Кельнмиир дёрнулся как от удара, но промолчал.

Его «дядя» принял это на свой счёт.

— А-а-а, припомнил?

Чего припомнил-то? К чему этот «дядя» клонит?

— Нет, — честно сказал Кельнмиир. — Мне плевать на прошлое. Чего тебе сейчас от меня надо?

«Дядя» расхохотался:

— От тебя? Да ничего мне от тебя не надо. Мне и тебя-то не надо. Так уж сложилось, что ты должен исчезнуть. Вот и всё.

Я дёрнулся в объятиях травы. Сорняк какой-то.

А-а-а! Так вот кто этот мужик в зелёном! Это же наверняка Сорняк, как его назвал Кельнмиир. Как его там? Потомственный друид. Что мне даёт это знание? Ничего… пока ничего, а там поглядим. В любом случае, узнать врага — значит наполовину победить его.

— Хех, ну попробуй, заставь меня исчезнуть, — вновь оскалился Кельнмиир.

— Всему своё время, племянничек, — отмахнулся вампир. — А сейчас у меня есть ещё один маленький интерес.

Он подошёл ко мне и заглянул в глаза.

— Вееельхееор, — позвал он, вглядываясь, как мне показалось, в самую суть меня.

Никакого Вельхеора, конечно, в моей сути не было. Зато он обитал неподалёку, прямо на чайнике.

— Чего тебе? — спросил он, заинтересованно наблюдая за действиями «дяди» Кельнмиира.

— Неужели он действительно не Вельхеор? — спросил тот и, не услышав ответа, продолжил размышлять: — То есть он действительно поменялся местами с жителем другого мира? Хм-м… интересно, нужно в этом разобраться… Пожалуй, я его пока оставлю в живых.

«Вот спасибо-то», — подумал я, мысленно изобразив нечто вроде дыбы, на которой был распят мой «благодетель».

Вельхеор удивлённо присвистнул.

— А у тебя, оказывается, есть воображение и вкус. Из тебя ещё что-то может получиться.

Опять, подлец, мысли подслушивает.

У меня тут же появилась ужасная догадка. А не читает ли этот «дядя» мои мысли?

Я опасливо посмотрел на него, но тот был так увлечён рассуждениями, что не заметил бы, кажется, даже моего исчезновения.

— Новые миры — это новые ресурсы, новые открытия… хм-м… интересно. Да, кстати, — невзначай добавил он, повернувшись к Сорняку. — Ты пока что кончай с этими двумя, а то мне некогда.

— Всегда пожалуйста, — ответил Сорняк, но в голосе его слышалось что-то другое, более всего похожее на «да пошёл ты!».

Кельнмиир уже давно был готов, и поэтому атака Сорняка не застала его врасплох. Едва у него под ногами задрожала почва (вернее камень), готовясь извергнуть шустрые побеги, как он взмыл под потолок и шустро кинул фаербол в лоб Сорняка. Тот на удивление проворно для своей комплекции увернулся и начал махать руками, творя что-то явно грандиозное.

Что интересно, старый Наставник продолжал спокойно сидеть, глядя в одну точку, и даже Вельхеор куда-то пропал со своими ехидными замечаниями. Что-то они там готовят. Вопрос в том, к добру это или нет.

Я и не заметил, как хватка побега, который меня удерживал, ослабла. На радостях мне даже почти удалось высвободить руки и выплюнуть изо рта гадостные побеги. Лучше бы я этого не делал. Хватка тут же стала ещё сильнее, но это ещё полбеды. Худшим оказалось то, что, пока Кельнмиир разводил разговоры, обвивающий меня побег превратился во что-то невероятное. Больше всего теперь это напоминало осьминога. Огромный «клубень» шевелящихся отростков, в центре которого оказался я сам. Теперь Кельнмиир не смог бы бросить свой любимый фаербол в шевелящийся зелёный «клубень», не задев при этом меня. Ну и сволочь же этот Сорняк! Чёрт, где моя газонокосилка?

Кельнмиир, по всей видимости, пришёл к тем же неутешительным выводам, что и я. Он, уж и не знаю откуда, достал два огромных меча и начал продвигаться в мою сторону, рубя направо и налево. Правильно, вот когда меня легко было освободить, тогда обо мне никто не думал, а как обложили со всех сторон, теперь опомнились. Вернее, опомнился. Почему старик-то халявит?! И где Вельхеор бродит, пока я тут сдерживаю напор этого Сорняка? Всё приходится самому делать.

Я вздохнул и использовал единственное доступное мне оружие — зубы. Сначала я разжевал и выплюнул горькие листья (ну и гадость!), а затем начал методично грызть побеги «клубня». Противно, а что делать?

Кельнмиир продолжал скакать из одного угла Школы в другой. Несмотря на то что рубил он как заправский лесоруб, побегов не становилось меньше. Но самое ужасное не это. Сколько я ни грыз это чёртово растение семейства клубне-воосьминоговых, толку было ноль. Едва я отгрызал кусок, как его место тут же зарастало. Только зубы зря попортил.

Кельнмиир, поняв, что так он ничего не добьётся, решил немного изменить тактику. Его мечи зажглись весёлым пламенем, и дела тут же пошли на лад. Там, где проходили огненные мечи, новых побегов больше не возникало. Жаль, что я с зубами ничего похожего сделать не могу.

Пришлось продолжить висение в ожидании спасения. Оставалось только смотреть по сторонам и ругаться. Про себя, конечно, потому что гадкие листья опять каким-то чудом (что не удивительно, ведь здесь все «каким-то чудом») заткнули мне рот. Я говорил, что они очень гадкие и противные?

«Дядя» Кельнмиира куда-то запропастился, но вскоре вернулся в компании Зикера.

И этот здесь!

Теперь их трое на нас четверых. А если учесть, что Вельхеор нематериален, я им вообще не противник, и то, что Неил вообще в какой-то маразм впал, то их трое на одного Кельнмиира. Хороша математика.

Наконец Кельнмиир закончил приготовление салата из «клубня» и я (о чудо!) оказался на свободе. Какая же гадость эти их побеги, блин, до сих пор привкус какой-то во рту.

— Что ж ты стоишь, порубили твоё творение-то, — обратился к Сорняку Зикер, насмешливо глянув на Кельнмиира и меня. То ещё, должно быть, зрелище. Я с зелёной от соков «клубня» физиономией и Кельнмиир, вовсе пропитавшийся этими соками до самых костей.

Сорняк обиженно закряхтел:

— Я ещё только разминаюсь.

Зикер начал засучивать рукава:

— Дай место профессионалу…

— Хватит, — перебил вампир — «дядя». — Навоевался уже… профессионал.

— А ведь творение-то и было рассчитано на то, чтобы его порубили, — самодовольно сказал Сорняк.

Мы с Кельнмииром переглянулись.

— В смысле? — не понял Зикер.

Сорняк заулыбался.

Никогда ещё не видел такой самодовольной рожи.

— Соки этого растения жутко ядовиты.

Мне слегка поплохело.

— Идиот, яды на вампиров не действуют, — зло вскрикнул Зикер.

— Зато на людей действуют, — тихо сказал «дядя» и неожиданно закричал: — Идиот! Он же мне живой нужен!

Меня начало раскачивать.

Так вот почему привкус такой противный был у этого «клубня». А я его ещё грыз… Я ж этого сока наглотался по самое не хочу! Ой дурно мне… ё…

Сорняк втянул голову в плечи:

— Я как лучше хотел…

— А получилось как всегда, — отрубил Зикер. — Что за яд-то хоть?

— Последняя разработка. Противоядие я покамест не придумал, — развёл руками Сорняк.

— Всё ясно, — обречённо произнёс «дядя». — Теперь можете делать с ними что хотите, а я пойду. Нет, ну какое дело запороли…

Так, возмущаясь про себя, «дядя» зашагал к выходу.

— Эй! Ты куда собрался? — крикнул Кельнмиир. — Я с тобой ещё не закончил!

Вампир остановился у выхода.

— Ты с ними сначала разберись… родственничек, — с усмешкой кивнул он на двоих Ремесленников.

— Только ты далеко не уходи, — уточнил Кельнмиир. — А то лови тебя потом…

— Ладно, только ради тебя, — решил вампир, — я подожду исхода.

С этими словами он опёрся о стену и с интересом стал наблюдать за дальнейшим развитием событий.

Я бы тоже с удовольствием посмотрел, но что-то мне не давало покоя. Может быть, то, что я отравлен смертельным ядом?! Я же скоро коньки отброшу! Ух… что-то в желудке жжение какое-то. А Неил чего сидит и ничего не делает?!

— Начали? — спросил Кельнмиир и тут же исчез.

Ну, может, и не исчез, но на том месте, где он был секунду назад, его не стало. Сорняк тут же начал махать руками, наверняка вызывая какие-то свои очередные грядки сорняков. Зикер же, напротив, начал окружать себя огненными стенами, столбами и мечущимися во все стороны шарами самых разных размеров. Кто не знает, могу напомнить: растения не очень любят огонь, а если быть точным, то они его боятся! Огонь и вода — противоположности, но растения-то для огня и вовсе лишь пища. Так что вполне логично, что все начинания Сорняка горели в прямом смысле слова на корню. Зикеру это тоже не очень помогало, потому что приходилось тратить лишние силы на преодоление неожиданных препятствий в виде растительности. Дошло до того, что эти двое начали натурально пихаться и толкаться, ругаясь на чём свет стоит.

Кельнмиир всё это время преспокойненько сидел на потолке, будто заправская муха, и наблюдал за боем не на жизнь, а на смерть между двумя Ремесленниками.

Ох… а у меня что-то совсем желудок свело. И жарко чего-то. Хотя, скорее всего, меня просто опалил Зикер.

Не найдя ничего лучшего, я уселся на пол. Правда, ощущение нетвёрдости камня под ногами, а теперь и под другими частями тела не проходило. Кхой… и где же Вельхеор? Я же его тело порчу. Или ему уже не важно?

Пока я пытался хоть немного прийти в себя, Кельнмиир каким-то образом умудрился опалить Сорняка. Тот всё ещё стоял на ногах, но уже не так твёрдо, а на его лице и одежде виднелись явные следы копоти. Вот только, возможно, это его Зикер в запале запалил…

Хм… странное чувство, как будто я в море и меня так кача-ает и кача-ает… А говорят, что перед смертью перед глазами вся жизнь пролетает. Я вот лично кроме треснутого, в следах копоти и слизи пола больше ничего не вижу. Нужно хоть голову приподнять…

Кельнмиира уже начали теснить. Наконец Зикер и Сорняк на чём-то сошлись и напали на Кельнмиира общими силами. Причём весьма удачно. Тот едва успевал уворачиваться от длиннющего огненного хлыста со стороны Зикера и странного зелёного жала, напоминающего хвост скорпиона, со стороны Сорняка.

— Кельнмиир! — раздался наконец-то голос Вельхеора. — Я понял!

Кельнмиир никак не отреагировал на крик Вельхеора, потому что был, мягко говоря, немного занят.

Язык отказывался меня слушаться, но я всё же выдавил:

— Что понял?

Вообще-то я хотел закричать со всей силы. «Помогите кто-нибудь, я умираю, блин!», но любопытство даже в такой момент взяло верх.

— Я понял, что имел в виду «дядя», когда говорил об ошибках юности! Это он убил мою сестру!

Время как будто остановилось. Глаза Кельнмиира расширились, а затем налились такой злобой, что Сорняк и Зикер невольно отступили на шаг… другой…

— Канмиир! Я тебя убью! — вскричал Кельнмиир и так оскалился… В его лице не осталось ничего человеческого.

Сорняк и Зикер откровенно струхнули и отступили ещё на несколько шагов к выходу.

Я был, безусловно, рад, что всё стало ясно… Но я — то умираю!

— Пом… — начал я. — Помоги-ите…

Вот только никто моих слов не услышал. Немудрено. Я сам-то с трудом себя расслышал.

* * *

Хорошо хоть твердь подо мной уже не раскачивается. Правда, я и тела уже не чувствую…

* * *

Кельнмиир взревел и ринулся на Ремесленников…

* * *

Те, уже придя в себя, ощетинились заклинаниями и, собравшись с силами, дали ему отпор…

* * *

Старик Неил всё так же сидит и смотрит в одну точку… Вот халявщик-то, блин.

* * *

У Кельнмиира с Ремесленниками сложилась явно патовая ситуация. Любой судья признал бы твёрдую ничью…

* * *

Канмиир оторвался от стены и, отряхнув руки, подался вперёд, явно собираясь помочь Ремесленникам…

* * *

Всё заволокло туманом… а ведь я совершенно определённо ещё не умер. Вот через пару секунд умру… но пока я ещё жив…

* * *

И Вельхеор меня бросил… Хоть он и сволочь порядочная, но я к нему, если честно, уже немного привык. Интересно, а он действительно издевался над людьми и проводил опыты?..

* * *

Кельнмиира теснят. Он уже едва успевает уворачиваться от фаерболов и летящих с разных сторон колючек каких-то красных растений. А ведь Канмиир ещё даже не вступил в битву…

* * *

Мысли текут вяло… Они уже почти и не текут… Там, где была полноводная река, остался усыхающий ручеёк…

* * *

— Вельхеор! — закричал я. Нет, не из последних сил. Они меня покинули уже давно. Просто этот крик был чем-то вроде предсмертной судороги…

* * *

Глаза закрываются… Эй! А старик-то очнулся… ещё и улыбается. Совсем офи… офи… гел…

* * *

Меня обволакивает темнота.

* * *

— Получилось! — донёсся до меня крик старика. — Я подобрал заклинание!

Закли… нание?!

Откуда-то из другого мира… из другой вселенной послышался радостный вопль Вельхеора:

— Ну, пеняйте теперь на себя, гаврики! Щас я вам такую Хиросиму с Нагасаки покажу! Кельнмиир, держись, щас у нас все огребут, кто не сделал харакири и сам не скинул тапочки, я не виноват!