Очнулся я с таким чувством, будто кто-то схватил меня за грудки и потянул на себя. Скорее рефлекторно, чем сознательно, мои лапы выбросили два прямых удара, но когти тем не менее вспороли пустоту. Там, где только что кучковалась троица размытых силуэтов моих мучителей, никого не было…
Меня слепил свет ультрафиолетовых ламп собственной палаты под номером пять. В ушах звенела тишина, в которую постепенно врывались писки и побрякивания работавших медицинских приборов. Реальность толика за толикой вливалась в пошатнувшееся сознание.
Кружилась голова, я крепко ухватился лапами за матрас и огляделся, ища в палате красноглазых и ожидая яростного напора химической субстанции. Однако минута за минутой бежало время, но ничего не происходило. Не появилась троица мучителей, не хлынул химический фонтан, не загорелась кожа и всё такое.
Мне пришлось приложить усилие, чтобы заставить себя оторвать лапы от матраса. Я непроизвольно коснулся груди — тело помнило нестерпимое жжение, и когти было принялись расчёсывать кожу, но наткнулись на ткань больничной пижамы. Чёрную чистую ткань.
Да, честно говоря, и не чесалось уже ничего. Фантомные ощущения, если их можно так назвать, медленно растворялись в сознании.
Исчезли мои мучители, исчезли белые стены, как будто бы не было ничего. Всё казалось настолько странным и необычным, что некоторое время я просто недвижимо сидел на койке и глубоко дышал. Затем дрожащей лапой ощупал свои рога и с удивлением обнаружил целым обломанный рог. Да-да, тот самый, от которого отлетел кусок…
«Но-о… да, как так-то?» — пронеслась шальная, какая-то отстранённая мысль.
Я подскочил, бросился к шкафу рядом с входной дверью, чтобы посмотреть на себя в зеркало. Поэтому в горячке не заметил медбрата, лениво отшагнувшего к стене, чтобы освободить мне путь. Он проводил меня взглядом, но ничего не сказал.
Я же остановился возле зеркала и медленно покачал головой. Всё верно — чистая больничная пижама, шерсть, приглаженная волосок к волоску, целёхонькие рога. Выглядел я как жених, которого собрались сватать молодой чертовке. Никакого намёка, никакого следа того, что я побывал в злосчастной комнате.
Лапа коснулась пятака, я хрюкнул, пошевелил ноздрями и удивлённо приподнял бровь. Батюшки… Пятак тоже был в полном порядке, несмотря на то что я отчётливо помнил тяжёлый удар о стеклянную стенку в капсуле. И кровь ведь была? Была же!
«Неужто померещилось?» — подумал я.
Неужели это всё была одна сплошная галлюцинация? Выходит, что доктор Висконский говорил правду? Поперёк горла встал липкий ком. Неуверенной походкой я вернулся к койке, схватился лапами за голову, силясь привести в порядок мысли.
Меньше всего хотелось признаваться, что я спятил. Странное дело, я ведь мог клык дать, что был там. Комната с белыми стенами… Она была как никогда реальна! А сумасшедший удар пятаком о стеклянную стенку…
Чего только стоил сломанный рог! В конце концов, тот же зуд, перераставший в невыносимое жжение. Я ведь был уверен, что всё происходило взаправду!
Мысли лениво переплетались, блуждая в пустой голове. Такое со мной случилось впервые. Как же хотелось подержать в лапах свой сломанный рог, увидеть в отражении зеркала расплющенный пятак… Зачем?
Да просто в доказательство того, что события минувшей ночи были правдой! Я не мог смириться с тем, что схожу с ума. Не мог и не хотел!
— Всё в порядке, Деян Видич? — послышался голос медбрата Викентия. — Вы выглядите слишком уж возбуждённым.
Я вздрогнул от неожиданности, настолько его слова были какими-то чужими и фальшивыми в уже привычной тишине. Что у вас тут происходит — вот главный вопрос. Вот что действительно важно. Я выдавил из себя вымученную улыбку, старательно оскалив клыки. И этот наглец ещё спрашивает, всё ли у меня в порядке?
Взгляд упал на запястье, где должен был остаться след от жгута, но я, честно говоря, ничуть не удивился, когда не обнаружил там ссадин. Понимаете? Так что нет, ничего не было в порядке. Мои дела успешно шли под откос. Или, вернее, неслись туда, набирая скорость…
Я не знал, что происходит и почему. Викентий, видя, что я не настроен на разговор, с безразличием принялся перекладывать бумаги. То есть он просто отвернулся от меня, видя, что я пожираю его взглядом.
Мне оставалось гулко выдохнуть, опустить взгляд и уставиться в пол. В груди бурлила злость, кажется, начали сдавать нервы. Наверное, если бы меня в этот момент спросили, на кого или на что я злюсь, я бы не сумел ответить точно.
Просто потому, что действительно не знал, что больше гложет меня изнутри — моё неведение или моё же бессилие? Я действительно не знал…
— Как вам спалось? — вдруг спросил, обернувшись, Викентий. Уж не знаю, показалось ли мне, но губы медбрата расплылись в улыбке, столь нетипичной для упыря.
Для меня это стало последней каплей. Взгляд упал на иглу капельницы, и в этот момент все последние сомнения отпали — я вскочил как ужаленный и бросился к упырю. Острая игла, зажатая в моей лапе, коснулась его сонной артерии.
— Что здесь происходит? — зашипел я, с трудом справляясь с искушением проткнуть артерию Викентия. — Что со мной было?
Упырь не шелохнулся, только лишь разлетелись бумаги, которые я выбил из его лап.
— Видич, вы нарушаете режим! — холодно сказал он. — Немедленно опустите иглу!
— Выкладывай, что со мной произошло ночью! — нежно прошептал я над самым его ухом. — Говори всё или я засажу тебе иглу в шею!
Поверьте, я не шутил, мне действительно было не до шуток. Игры кончились, и толстая иголка на миллиметр вошла в дубовую кожу медбрата. По шее заструилась алая кровь, скатывающаяся за воротник. Упырь, сглотнув, взял паузу — мне показалось, что он лихорадочно соображает, подбирает слова, чтобы выйти сухим из воды. Однако следующие его слова загнали меня в тупик.
— Вы опять нарушаете режим.
— Не делай из меня идиота! — рявкнул я.
— Спокойно, Видич, предлагаю позвать доктора Висконского и во всём разобраться, — предложил медбрат таким тоном, будто намеренно уговаривал меня сделать укол.
— Ты хочешь сказать, Жорика и Чумазого, упыриная морда? — не разжимая зубов, процедил я. — Хотите меня угробить?
Викентий вновь ответил не сразу, что ещё больше вывело меня из себя.
— Таких нечистых нет среди персонала, а вы всю ночь провели в палате.
Я был зол, с трудом сдерживал эмоции, но отчётливо понимал, что этот тип не врёт. Вполне возможно, он ничего не знает. А в коридоре меня вырубило просто от слоновьей доли снотворного с успокоительным, он же сам говорил…
Волей-неволей пришлось разжать пальцы. Иголка брякнулась об пол и откатилась от упыря, который так и остался стоять с невозмутимым видом. Викентия ничуть не беспокоила стекающая по шее кровь. Он просто смотрел на меня своими круглыми, как блюдца, глазами. Чёрными, обычными глазами кровососа…
Видит дьявол, какой же я был идиот! Странная комната с белыми стенами, стеклянная капсула и мерцающие красным глаза — конечно же всё это лишь привиделось мне. Вдруг стало неимоверно стыдно за то, что я набросился на несчастного медбрата, который был совершенно ни в чём не виноват. Я же мог не рассчитать сил, моя лапа могла дрогнуть, а упырь мог попытаться вырваться, и тогда…
«Что было бы тогда, дубина?» — аукнулось у меня в голове.
— Извини меня…
— Вы нарушили режим. Уже дважды, — покачал головой Викентий.
В его пальцах вдруг появился электрошокер. Мои брови поползли вверх, я попятился, на всякий случай выставляя перед собой лапы.
— Можешь убрать эту штуку? — нервно попросил я.
— С чего бы? — По всему было понятно, что упырь не принял извинений и теперь уже точно видел во мне угрозу. Пациент, который дважды нарушил режим, действительно может быть опасен.
Пытаясь хоть как-то найти выход из непростой ситуации, я подфутболил копытом иглу, отлетевшую к ногам медбрата. Ну как знак примирения…
Тот покосился на меня, поспешно поднял иглу и начал собирать разлетевшиеся по полу бумаги. Однако шокер он так и не убрал.
— Прости, — повторил я. — Что-то нашло, я действительно не в себе.
— Вы нарушили режим, Видич, — в который раз повторил он одни и те же слова.
На этом конструктивная часть нашего разговора была завершена. Медбрат пулей вылетел из палаты, сунув в карман медицинского халата электрошокер, который, к моему счастью, так ему и не понадобился. Ну и замечательно, я лишь облегчённо выдохнул.
Ни капли не хотелось получать разряд в пару тысяч вольт, хотя я его вполне заслужил.
Кстати о замке на дверях! Стоило Викентию выйти вон, как я отчётливо услышал звук сработавшего механизма. Выходит, в клинике доктора Лисича всех пациентов держали под замком. Я горько улыбнулся, понимая, в какую глупую ситуацию загнал себя.
Шлялся где попало без разрешения. Хватал чужое техническое оборудование. Напал на медицинский персонал, ни в чём не разобравшись, то есть вёл себя как круглый идиот. Стоило упырю поднять шумиху, и мне не миновать неприятностей на службе.
«И будет тебе, Деян, строгий выговор с понижением вместо новых звёзд!»
Я глухо выдохнул. Из клиники Лисича в министерство могли накатать такую жалобу, что хоть стой, хоть падай. Уверен, что вот для этого у них сразу же найдётся связь! А после служебных разборок высшие чины наверняка выйдут и на моего майора. Как же не хотелось подставлять ещё и старину Кадича.
«Ну не идиот ли? — в очередной раз спросил я самого себя, стуча в стену лбом. — Ну почему нельзя было нормально подождать объяснений? Зачем было идти на бессмысленный риск? Но главное, что теперь делать со всем этим?!»
Впрочем…
Я уставился на запертую дверь, чувствуя, как мной снова овладевает ярость. Плевать! Пусть Викентий делает то, что ему заблагорассудится, и жалуется куда угодно. Моя совесть чиста, я действовал по уставу, исходя из ситуации, складывающейся крайне непросто.
Теперь придётся объясняться с начальством, согласен, но я был уверен — мне найдётся что написать в служебном рапорте, без всяких прикрас.
А вот сможет ли медицинский персонал что-либо ответить мне? Смогут ли они объяснить, что произошло этой ночью? И если это не было бредом разыгравшегося воображения, то где-то в стенах клиники располагалась загадочная комната с белыми стенами, перепачканными пухом и мазутом…
Я решительно двинулся к двери и постучал.
— Доктор Висконский!
Прямо сейчас я чувствовал себя не пациентом, а несправедливо запертым в палате пленником. С меня было достаточно! Я хотел видеть баггейна, чтобы расставить все точки над «ё». Не знаю, что оборотень скажет в этот раз — что у меня галлюцинации ли, бред ли, последствия ли приёма психотропных лекарств, но я буду требовать, чтобы в кратчайший срок был подписан мой перевод в подведомственный госпиталь!
Буду требовать немедленной связи с начальством! А если нет, то пусть в больничной пижаме, хоть голяком, но меня выпустят из клиники, и я сам доберусь до Ночграда. Не станут же они удерживать лейтенанта жандармерии силой, пряча в больничных стенах?
«А если станут?»
Ну вот пусть только попробуют! Что-то подсказывало — следующая ночь будет полна новых и малоприятных сюрпризов. Мне же совсем не хотелось больше испытывать судьбу…
— Доктор Висконский! — Я продолжал настойчиво стучать в дверь.
Наверняка в коридоре стационара слышали мои крики. Трудно было не услышать, вот только никто не отвечал. Меня посетила сумасшедшая мысль выломать к ангелам дверь, но она открывалась на себя, простым пинком никак не вышибить.
Я было потянулся к ручке, но с удивлением обнаружил, что никакой ручки нет и в помине. Вот так — зайти зайдёшь, а выйти никак не получится. Ничего не оставалось, как в бессилии опустить лапы. Понятно, что дверь мне откроют только тогда, когда это посчитает нужным медперсонал больницы. Я неуклюже развернулся, озадаченно качая головой.
И наткнулся на забытую Викентием каталку, которую ещё и умудрился перевернуть на пол. Вдребезги разбились склянки с пробирками! Разлилась кровь, взятая у кого-то из пациентов для анализов, загремел медицинский инструмент.
Я стоял в растерянности и не понимал, что делать дальше. Всё шло наперекосяк, то есть совершенно не так, как я себе представлял ещё вчера…
На минуточку мне захотелось разгромить палату, доломать оборудование, но я сдержался. Не стоило переступать грань, которая бы отрезала последние пути назад. Пока меня тут держат, лечат, по идее, должны бы и кормить, так что потерпим. Я опустился на край койки, закрыл глаза и сделал несколько глубоких вдохов, когда на двери щёлкнул замок.
Дверь медленно открылась, и на пороге появился злокозненный оборотень. Висконский скрестил лапы на груди и остановился у шкафа с зеркалом. Он смотрел на меня с укоризной. В этот момент я почувствовал себя провинившимся мальцом, которого пришёл отчитывать строгий папаша с ремнём.
— Поговорим откровенно, Деян? — спросил баггейн.