Предел

Часть первая


Глава первая

Вначале Анге почувствовала боль в горле. Потом заболело все и сразу. Голова кружилась, неслась куда-то, как отпущенный по ветру воздушный шарик, но одновременно была тяжелой, как свинец. Тело ныло, словно ее долго и небрежно волочили по земле. А еще у нее было гадкое ощущение, что она обмочилась – комбинезон в паху был влажным и липким.

Что с ней?

Она открыла глаза – с трудом. Полутьма, низкий металлический потолок, рядом жесткие ложементы кресел… она полулежала-полусидела в таком же, пристегнутая ремнями безопасности. Анге пошевелила пальцами на руке. Бережно повернула голову.

Ну да. Она в космическом корабле. В первом звездолете Невара – «Дружбе». Точнее, она в одном из его посадочных катеров… и катер в свободном полете… она в невесомости…

А впереди, в кресле пилота, развернутом в положение «для кис» – Криди. Лучший инженер, которого она знала – что среди «детей солнца», что среди кис. Ее лучший, да и вообще единственный друг на корабле. Ее муж, пусть и по символическому обряду.

Диверсант!

Заложивший взрывчатку в один из катеров!

Пытавшийся ее задушить!

Анге осторожно дотянулась до кнопки блокировки ремня. Нажала.

Ремни не ослабли.

– Не отстегивайся, – резко сказал Криди не поворачиваясь. Его спина напряглась, хвост дернулся. В пилотажном кресле он лежал на животе, вытянув к пульту передние лапы.

– Зачем, Криди? – хрипло спросила Анге.

– Через минуту мы входим в атмосферу. Тебя будет швырять по кабине, глупая обезьяна!

Эти слова – «обезьяна», «обезьянья дочь» никогда раньше не казались Анге обидными. Ну да, они произошли от обезьян. А кисы от кошачьих. На соседних планетах эволюция выбрала разные виды для того, чтобы одарить их непрошенным разумом.

Анге порой звала Криди «котом». Он порой звал ее «обезьяной». Это было нормально, это были грубоватые шутки, на которые они имели право.

До тех пор, пока лапы кота не сжались на обезьяньем горле.

– Зачем? – выкрикнула Анге. – Зачем, зачем, зачем?

Криди молчал, по-прежнему не глядя на Анге и не убирая рук с пульта. Потом заговорил – и голос его утратил резкость, стал почти таким же нервным и громким, как у Анге.

– Тебе не понять! Тебе никогда этого не понять!

– А ты попробуй объяснить! – выкрикнула Анге. – Все равно ведь придется!

– С какой стати? – огрызнулся Криди.

Анге дернулась в кресле. Ремни держали прочно, голова плыла.

– Ты меня не убил! – сказала она. – Значит, нам придется говорить. А пока ты не объяснишь, что происходит…

Она закашлялась. Горло надсадно болело, шея, кажется, опухла. Анге захрипела, чувствуя, что задыхается.

Криди, распустив ремни, соскочил с кресла. В один летящий прыжок оказался рядом с Анге. Его лицо с горящими янтарными глазами нависло над девушкой.

– Молчи, дура! – рявкнул он. – Побереги горло!

– Лучше… бы… ты… меня… – прохрипела Анге.

Криди зажал ей рот ладонью. Прошипел что-то на своем языке – Анге разобрала лишь пару ругательных слов, причем адресованных не ей. Криди, похоже, ругал сам себя.

– Пей, – он прижал к ее рту горлышко фляжки и стукнул по донышку. – Только чуть-чуть!

Она сделала глоток воды – тот шершавым комом прошел по горлу, но стало легче.

Анге глубоко вздохнула. Посмотрела в лицо Криди. Мгновение тот выдерживал взгляд – потом отвел глаза.

– Зачем, муж мой? – спросила Анге.

Криди застонал. Казалось это он, полуживой, связан ремнями, а не Анге.

– Я отвечу, – сказал он. – Я расскажу. Только дай мне приземлиться. Тра-жена моя, дай мне спасти нас!

– Ты сошел с ума… – прошептала Анге. Ненависть и любовь боролись в ней, сплавленные воедино нереальностью происходящего. – Ты сошел с ума… что ты наделал… ты взорвал «Дружбу»?

– Нет, корабль цел, – резко ответил Криди. – За тобой следили. Ты, со своими нелепыми поисками диверсанта, была приманкой, глупая девчонка… и я попался…

Он достал из кармашка шорт упаковку таблеток, выдавил одну, почти силой вложил в рот Анге.

– Глотай. Обезболивающее.

Она проглотила. Мысль о том, что боль может отпустить, была слишком волшебной, чтобы отказываться.

– Я удрал на том же катере, который заминировал, – Криди вдруг усмехнулся. – Мы летим верхом на бомбе. Если она перегреется, взрыватель детонирует. Я буду садиться с выключенным двигателем, атмосфера у планеты густая, это может получиться.

– Зачем ты взял с собой меня? – спросила Анге.

Она вдруг почувствовала, что обретает вес. Катер входил в атмосферу.

– Если бы ты осталась в шлюзе, тебя бы выдуло в космос, – ответил Криди.

– А тебе не все равно?

– Нет. – Криди развернулся и быстрыми движениями, цепляясь за кресла, вернулся к месту пилота.

Анге откинула голову. Закрыла глаза. Боль исчезала – волнами, неохотно, будто морской отлив…

Да что же такое произошло с Криди?

– Криди… – позвала она. – Криди!

– Что? – рявкнул кот.

– Как мы обидели вас? На что ты злишься?

Криди некоторое время молчал, но когда все-таки ответил, Анге уверилась, что кот сошел с ума.

– Вы сжигали нас целыми городами. Вы сдирали с нас шкуры. Вы загнали нас в рабство. Вы нас убили.

* * *

Утро было холодным и еще темным, но Ян с удивлением понял, что выспался. Они ночевали в армейской палатке, разложив листы прессованного сена и застелив их одеялом. Спального мешка не было, единственный они отдали Рыжу и Лан, но одеял было достаточно. Вначале они укрылись каждый своим, замотались будто в коконы, но утром Ян обнаружил, что они с Адиан спят обнявшись, сжавшись под одним одеялом. Пожалуй, это было правильнее.

Ян выбрался из палатки, тихонько, чтобы не потревожить спящую жену. Отошел к скале, помочился, вернулся к палатке и стал раздувать костер. Хотелось есть – он снова заглянул в палатку, оторвал изрядный кусок сена. Адиан проснулась, открыла глаза и улыбнулась ему.

Удивительно – они могли улыбаться друг другу. После всего случившегося – все равно могли.

– Спи, – тихонько сказал Ян и вернулся к костру. Вдали разгорался восход. Ян ворошил угли и подкладывал в огонь заиндевелые ветки, не прекращая жевать. Да, наверное, будь они хищниками, насыщаться было бы проще.

Адиан выбралась из палатки, потянулась, подошла к костру. Протянула к огню руки. И вдруг воскликнула:

– Ян, смотри! Что это?

Ян поднял голову.

В светлом небе, где гасли последние звезды, появилась еще одна звезда. Яркая и быстрая – она ползла через небосвод, снижаясь, отсвечивая то красным, то желтым, то белым.

– То, что мы вчера видели? – спросила Адиан.

Ян пожал плечами:

– Не знаю. Нет, наверное… но что-то такое… похожее…

– Самолет? Падает?

– Да не знаю я! – сам удивляясь своей резкости, ответил Ян. Быстро поправился: – Не похоже. Высота слишком большая, даже военные так высоко не летают…

– Он снижается.

– Скорее падает, – уточнил Ян.

Звезда наливалась светом. Она падала, казалось, прямо на них.

– Может военный спутник? – предположил Ян. – Есть же спутники, которые садятся. Фоторазведка… – он вдруг осекся. – Лейтенант, штабной, он рассказывал мне, как началась война.

– Помню, ты говорил, – сказала Адиан, не отрывая взгляд от звезды.

– Рыжие ударили по столице из космоса. Значит, у них были термоядерные бомбы на орбите. Может быть, это…

Он замолчал. Звезда падала не к ним, звезда неслась куда-то за перевал. Туда, куда ушли дети.

– Глупо бомбить пустыню, – сказала Адиан. – Скорее, метеорит…

Но Ян видел, как ее лицо напряглось. Они впустили Рыжа и его подругу в свою жизнь и стали семьей. Если это бомба, и она упадет прямо на головы детям…

– Смотри! – Адиан взяла его за руку.

Огненная точка стала еще ярче. И она замедлялась. Тормозила, меняла курс, маневрировала.

– Не метеорит, – сказал Ян. Опустил руку в карман, нащупал пачку с остатками сечки. Доставать не стал, травы осталось слишком мало, чтобы жевать ее при первом желании, но приятно было знать, что она есть.

Звезда пронеслась над их головами – все еще слишком высоко и быстро, чтобы можно было разглядеть что-то явственно. Но Яну показалось, что в полыхании огня он увидел блеск металла. И даже звук – едва слышный, но различимый в ночной тишине, запоздало прошел над ними. Звук, похожий на гул реактивных двигателей экспериментального сверхзвукового самолета.

– Что-то военное… – подтвердила его мысли Адиан.

Звезда скользнула вниз, теряя огненный ореол, превращаясь в металлическую точку с периодически вспыхивающим светом – будто кто-то то включал, то выключал двигатель. И исчезла где-то внизу, в предгорьях дикой степи.

Они ждали несколько минут.

Но взрыва не было.

– У военных были планы запустить человека в космос, – сказал Ян. – Говорили, что корабль практически готов. Наверняка и у рыжих так же. Может быть, их запустили? Может быть, это и стало причиной войны?

– Мы запустили космический корабль с экипажем и бомбами? – предположила Адиан. – Рыжие узнали, запустили свой. И тот сбросил бомбу. А теперь он приземлился. Наш или чужой.

– Возможно, – сказал Ян. – Эта штука слишком большая для капсулы фоторазведки. Я бы сказал, что она не меньше самолета. Бомбардировщика. Высотный бомбардировщик или космический корабль.

– Он сел недалеко. Надо идти, – сказала Адиан. – Идти быстро. Есть будем на ходу.

Она огляделась, на миг задержала взгляд на палатке, покачала головой:

– Все лишнее бросим. Надо спешить.

– Оружие не лишнее, – сказал Ян.

– Нет, – тяжело, преодолевая себя, сказала Адиан. – Не лишнее.

* * *

Алекс вернулся в каюту, нагруженный большим бумажным пакетом с едой. Кадетам есть в каютах строго воспрещалось (причины этого были столь же туманны, как и запрет мало выполним), а вот члены экипажа такое право имели. Кадеты в данный момент занимали штатные должности на корабле. Возникал конфликт правил, который Алекс решил в свою пользу.

Тедди сидел на койке (еще одно традиционное нарушение) и крутил в руках модельку корабля «Энтерпрайз». Талисман был хорошо знаком Алексу, Тедди держал его на тумбочке в кубрике все годы обучения и раз в неделю бережно протирал от пыли. Ничего удивительного в этом не было, у всех имелись талисманы. Но сейчас системщик выглядел скорее малышом, возившимся с любимой игрушкой, чем выпускником космошколы.

– Пирожки? – спросил Алекс.

– Давай, – Тедди протянул руку, не отрывая взгляда от модельки корабля.

Алекс вложил в ладонь товарища пирожок, плюхнулся на кровать и достал еще один себе.

– Итальянская штучка, – сказал он. – Вроде закрытой пиццы. С мясом. Лючия делала.

– Это русское блюдо, – ответил Тедди, по-прежнему крутя в руках «Энтерпрайз». – Лючия их лишь разморозила и приготовила. Она бы сама не справилась. По традиции pirojki готовит babushka – старшая женщина в семье.

– Все-то ты знаешь, – миролюбиво сказал Алекс, дожевывая пирожок. – Но Лючия на самом деле научилась неплохо готовить. Вкусно, хоть она не русская и не babushka… Будешь еще?

– Ты все запасы уволок? – Тедди протянул руку.

– Нет, она еще делает… Ты что такой квелый?

– Знаешь, что «Энтерпрайз» встречал в космосе своего двойника? – вопросом ответил Тедди.

– Нет. Я доисторическое ретро не смотрю. Чем кончилось?

– Ну, двух «Энтерпрайзов» быть не может, – туманно ответил Тедди.

– Ты все переживаешь из-за наших двойников?

– А ты?

Алекс задумался. Неохотно ответил:

– Стараюсь не думать. Той Вселенной больше нет. Хотя если это представить себе, то жуть берет! Ракс ненормальные!

– Но это не совсем их вина.

– Кто его знает на самом деле? – риторически спросил Алекс. – Скажи, а что ты так к этой модельке привязан? Я однажды попробовал посмотреть «Звездный путь». Каменный век! Модельки на веревочках. Командир корабля лично десантируется на планеты – смех один!

– Если ты не заметил, то наш командир тоже это сделал.

– А, – навигатор осекся. – Ну да. Но это была особая ситуация, и он случайно, и он русский, а русские всегда поступают по-своему. Так что тебе нравится в этом корабле?

– Он из сериала «Звездный путь», – невозмутимо ответил Тедди.

Алекс вздохнул и достал еще один пирожок. К его удивлению, этот оказался начиненным чем-то вроде кисловатой капусты. К еще большему удивлению, ему понравилось.

– Ну и что?

– Это был очень необычный сериал. Когда предки фантазировали о космосе, они обычно представляли себе войны между различными разумными видами. Такое тогда было время. А «Энтерпрайз» – мирный корабль. Экипаж исследовал космос и занимался дипломатией.

Алекс поразмыслил.

– По-моему, у него все-таки имелись лазерные пушки. И фотонные торпеды, хотя понять не могу, что это такое и как работает.

– Имелись, – вздохнул Тедди. – Но все равно «Энтерпрайз» был мирный.

Алекс никогда не считал себя специалистом по дипломатии или психологии. Но курсы психологической взаимопомощи для кадетов он проходил. И три «тревожных» признака некомфортного состояния товарища видел четко: необычное поведение, необычные разговоры и фиксация на памятном материальном объекте. Рапортовать старшему офицеру следовало после появления четвертого тревожного признака, а пока Алекс решил справляться своими силами.

– Ко мне тут Лючия заходила, – небрежно сказал он.

– Ну?

– Целоваться полезла, – выдержав короткую паузу, сказал Алекс.

– Чего? – Тедди поставил «Энтерпрайз» на тумбочку и сел на койке, повернувшись к товарищу.

У Тедди Сквада было множество поводов задуматься и погрустить. Начиная с погибшего двойника «Твена» и кончая незаконным приказом, который он отдал бортовому искину (разумеется, этот приказ спас их жизни. Но и что с того?).

Однако Тедди было шестнадцать лет, а единственной девушкой, фантазии о сексе с которой имели хоть какое-то правдоподобие, была Лючия Д’Амико, их товарищ по кадетской школе.

– Да ничего. О таких вещах не рассказывают, – наставительно сказал Алекс. – Тем более – детям.

Тедди проглотил напрашивающееся «сам дите» и сказал:

– Врешь ты все. Никогда Лючи на тебя не смотрела.

– Возможно, – вздохнул Алекс. – Но тут космос, сам понимаешь. Вокруг все либо старые, либо инопланетяне, либо ребенок.

Тедди снова сдержался.

– Гонишь ты.

– Мы целовались, – задумчиво повторил Алекс. – И она спросила, был ли у меня настоящий секс… Клянусь формой!

Такими вещами не шутили. Тедди побагровел и глотнул воздух. Спросил едва слышно:

– И что… вы… Если вы на моей койке… я тебя…

– Да зачем нам твоя детская кроватка, – гнул Алекс свою линию. – Мы поцеловались… – он сделал паузу, глядя на пылающие уши Тедди. И закончил: – А потом она спросила, что это я себе позволяю и ушла!

Тедди с облегчением рухнул обратно на койку. Сказал:

– Девчонки – они такие…

– Сами не понимают, чего хотят, – вздохнул Алекс.

Некоторое время приятели молчали, размышляя об одном и том же. Потом Тедди спросил:

– У тебя еще есть пирожки? И попить чего-нибудь?

– Держи, – Алекс протянул ему пакет.

Что бы там ни занимало голову его юного товарища, но сейчас все это выдуло в открытый космос и там осталась только целующаяся Лючия.

– Квас, – прочитал Тедди, доставая из пакета пластиковую бутылочку. – Я же тебе говорил, что pirojki – русское блюдо!

Кадеты замолчали, жуя пирожки и размышляя о загадочном женском характере.

* * *

…Валентин сидел перед капитаном третьего ранга, в странном кабинете, который никак не соотносился с его хозяином. Чужой пейзаж в видео-окне, никаких личных фотографий, никаких сувениров, даже табличек с именами кораблей, на которых служил чиновник, не было. Странный кабинет. Странный хозяин.

Принтер шелестел, выплевывая листы служебного предписания.

– Если бы ваша иллюминация не остановила войну, а развязала, вы пошли бы под трибунал… – капитан третьего ранга сделал паузу и вдруг произнес с воодушевлением, будто эта мысль только что пришла ему в голову: – А, может быть, вы знали суеверия Соргоса?

– В этом не было бы ничего удивительного, в конце концов мы находились в миссии почти месяц, – признал Валентин. – Но, знаете, что на самом деле удивительно?

Капитан третьего ранга вопросительно посмотрел на него.

– Удивительно то, что вы знаете проповедь блаженного Эвслана. Это заставляет задуматься.

– И к какому выводу вы приходите? – заинтересовался капитан третьего ранга.

Валентин еще раз обвел взглядом кабинет. Пан или пропал…

– Судя по движению лифта, мы находимся примерно на минус двенадцатом – пятнадцатом этаже. Отдел кадров на поверхности, там чудесный вид на залив… Кабинет фальшивый, обставлен второпях, ему даже не сочли нужным придать рабочий вид. Не думаю, что это недочет. Скорее – проверка, пойму ли я это, а если пойму – то выскажусь ли вслух. Я решил озвучить свое мнение. Да, и еще. Третий ранг – вполне уместно, но у настоящего капитана третьего ранга ваших лет, дослуживающего свое в штабе, был бы десяток орденских планок на кителе. Попасть на теплое место в таком звании можно либо после ранения, либо за совершенно уникальные аналитические способности. Впрочем, в любом случае, пятнадцать лет назад вы присутствовали в академии на нашем выпуске. Тогда вы были гораздо старше, но у меня хорошая память на лица, адмирал Чернов.

Человек в форме капитана третьего ранга удовлетворенно кивнул:

– Замечательно. А что вы скажете, Валентин, если адмирал Чернов сейчас находится на другой планете, на конференции с участием всех разумных видов Соглашения? И никак не может находиться на Земле?

Валентин помедлил, потом негромко ответил:

– Это значит, что все гораздо хуже, чем я думал.

Адмирал Чернов, который никак не мог находиться на Земле, не прокомментировал эти слова. Вместо этого он аккуратно собрал в стопку отпечатанное служебное предписание, положил на стол слева от себя. Коснулся сенсорной панели, принтер вздохнул и начал печатать снова.

– Вы хотите сказать… – Валентин заколебался, но все же спросил: – Гибнущие один за другим миры, это вторжение? Или действия кого-то из Соглашения?

– Нет никаких данных, подтверждающих ни то, ни другое, – сказал адмирал Чернов.

– Так что же – случайность? – произнес Валентин, глядя на карту. – Если бы вы так считали, этого разговора не было бы.

– А его и так не было, – усмехнулся адмирал. – Но раз вы заговорили о вторжении, то я вправе предположить – вы уже проверяли аналогичные случаи. И обнаружили последовательность планет, на которых происходят войны, следующей из которых…

Он сделал паузу.

– Следующей стал бы Соргос, – кивнул Валентин. – У них третий уровень. Спутники, несколько полетов за атмосферу… И ядерное оружие. Потом Невар, мир на грани пятого уровня. А затем… затем Ракс. Хотя это звучит смешно, я понимаю.

– Вы правильно сделали, что не озвучили свои наблюдения, – кивнул адмирал. – А еще более правильно, что намекнули на них в отчете. И при этом спасли миллионы… или сотни миллионов жизней.

– Это была случайность, – сказал Валентин.

– Ну, разумеется, – адмирал улыбнулся. – Я отстаивал эту версию на трибунале. С чего бы вдруг капитан корабля настолько разбирался в местных суевериях, да еще и решил ими воспользоваться!

– Правда? – спросил Валентин, неловко улыбнувшись.

– Я изучил ваше досье, – сказал Чернов. – И все его внимательно читали. Вы всегда были подчеркнуто равнодушны к иным цивилизациям. Вы были абсолютно верны Соглашению. И это замечательно, иначе я не смог бы вас отстоять на трибунале! Но вот это решение, на Соргосе! Поле Лавуа в разгар магнитного шторма! Крылья ангела в небе! Остановленная за час до начала термоядерная война! Я понимаю, что вы не сдержались, но меня потрясло, как глубоко вы влезли в их образ мысли, в их мифологию и социологию. Минимальное воздействие – и грандиозный успех! И я не побоюсь этого сказать – в этом была даже художественная красота!

– Я не знаком с образом жизни соргосиан, – сказал Валентин, аккуратно подбирая слова. – Даже толком не интересовался их культурой. И совершенно не ожидал последствий от включения поля.

Чернов понимающе улыбнулся. Кивнул:

– Ну да, конечно. Я так и заявил… Но мы изучили те моменты, которые отметил, но не смог экстраполировать капитан Горчаков… – Чернов улыбнулся. – И донесли свои сомнения по поводу череды планетарных войн до Соглашения. К сожалению, к нам отнеслись скептически. Тогда мы подали заявку на рейс научного корвета в систему Невар, она была удовлетворена. Разумеется, с наблюдателем от Ракс, это ведь их зона ответственности. Экспедицию формирует российское и европейское бюро Космофлота, но неофициально рекомендовано включить представителей и других агентств…

Адмирал положил левую руку на одно служебное предписание, правую – на другую.

– «Элизиум». Круизный лайнер европейского сообщества. Знаменитый тур «Шесть миров» по материнским планетам цивилизаций Соглашения. Шесть пассажирских палуб, три служебные, двенадцать туристических шаттлов, на борту аквапарк, два казино, девять ресторанов и двенадцать баров для пассажиров. Тысяча пятьсот восемнадцать метров длины, миллион шестьсот сорок тысяч тонн массы покоя. Семь тысяч пассажиров, около двух тысяч человек экипажа и обслуживающего персонала.

– Наслышан, – пробормотал Валентин.

– Перевести вас на такой корабль, на капитанскую должность, моего влияния не хватит, поскольку это будет выглядеть как поощрение за проступок. А вот первым помощником – могу. Это будет выглядеть, как наказание, – сказал Чернов. – Но через год капитан «Элизиума» уходит со своего поста, компания придерживается политики ротации каждые двенадцать лет. Если вы не совершите какую-либо глупость, пост капитана будет вашим.

Чернов хлопнул по левой стопке бумаг.

– А что там? – спросил Валентин.

Чернов посмотрел на правую стопку.

– Ах, да… Это научный корвет «Твен» серии АС. Сто семьдесят три метра длины, сорок девять тысяч восемьсот тонн массы покоя. Штатный экипаж – восемь человек. Научная группа – до десяти человек. Пост капитана пока свободен. Если вы примете командование, то это тоже будет выглядеть как наказание, верно? Тоннаж меньше, экипаж меньше.

– Вы хотите, чтобы я наблюдал за происходящим в системе Невар? – спросил Валентин. – Или… чтобы вмешался в случае необходимости?

– Как может идти речь о вмешательстве? – адмирал нахмурился. – Капитан, вы забыли про Соглашение? Неужели я мог бы отдать такой приказ? Задание «Твена» – наблюдать за ситуацией в системе, взаимодействуя с персоналом постоянно действующей станции. Обеспечивать работу научной группы. В общем, все как обычно. Вмешиваться, – Чернов посмотрел в глаза Валентину, – нельзя! Как и на «Енисее»! Нельзя!

– Я понял, – сказал Валентин.

– Если будет доказано, что вы сознательно вмешались в происходящее в системе, пусть даже с самыми благими целями, пусть даже предотвратив какие-то конфликты, – вы снова окажетесь под трибуналом! И с вашим послужным списком как минимум вылетите из Космофлота.

– Наш разговор не индульгенция, вы ни на что не намекаете, ни о чем не просите, – произнес Валентин. – Ясно.

– Нашего разговора вообще нет, – фыркнул Чернов. – Вы забыли? Я в другой системе, за много парсеков от Земли.

Валентин пристально посмотрел на него. На похлопывающие по стопкам бумаг ладони. На мятую рубашку. От Чернова слабо пахло то ли одеколоном, то ли гелем для бритья. Вздохнул:

– Даже не буду пытаться понять, как это возможно.

– Вот и правильно, – легко согласился адмирал. – Выбирайте, прошу вас. В любом случае можете перевести с собой на новый корабль несколько человек из команды, которым доверяете. Но я абсолютно убежден, что в экипаже и среди ученых будут те, кому доверяют другие… службы.

Валентин молча протянул руку, взял одну стопку бумаг и поднялся.

– Разрешите идти?

– Можете быть свободны, – кивнул Чернов.

Валентин вышел из кабинета. Постоял несколько мгновений, глядя на лифт в конце длинного пустынного коридора. Пробормотал:

– Нет, какого черта…

И проснулся.

Валентин открыл глаза и посмотрел в потолок. На мягком покрытии мгновенно высветились зеленые цифры: «6:52» – искин корабля зафиксировал его пробуждение и сообщил время.

А неплохо он поспал, всю ночь. Со станции Ракс они улетели под вечер по времени корабля, около полуночи Валентин отправился в каюту. Возвращение в систему Невар прогнозировалось к девяти утра.

– Все в порядке? – мягко спросил искин. – У вас учащенный пульс и повышенная активность нервной системы.

– Просто сон, – ответил Валентин, глядя в потолок.

– Кошмар приснился?

– Нет, один трудный разговор перед вылетом, – глядя в потолок, ответил Валентин. – Марк, отчет!

– Командир Горчаков, на вверенном вам корабле все в порядке. Мы движемся в червоточине, уточненное время выхода в нормальное пространство – восемь часов пятьдесят три минуты. Все системы исправны. Все члены экипажа и научная группа чувствуют себя нормально. Наш гость Двести шесть – пять и его симбионт Толла находятся в гостях у профессора Уолра. Каюта уважаемой Третьей-вовне отключена от наблюдения по ее приказу, но в данный момент у нее находится в гостях старший помощник Матиас. Мастер-пилот Анна Мегер находится в гостях у доктора Соколовского…

– А? – Валентин потер глаза. – Ей нехорошо?

– Насколько я могу судить, ей хорошо, – ответил Марк.

– Блин, – Валентин сел. – Давно она… гостит?

– Примерно с двух часов ночи, – сообщил искин.

– М-да. Ну доктор, ну затейник, – пробормотал Валентин. – Седина в бороду…

– Капитан, секс является одним из лучших способов разрядки напряжения, – сказал Марк. Голос его начал обретать несвойственные официальному рапорту интонации – искин натягивал виртуальную личность Марка Твена. – Даже если вы не можете найти себе пары, не расстраивайтесь. Основываясь на моем богатом опыте, обретенном к старости, когда я стал полным импотентом, могу посоветовать…

– Спасибо, мне пока не нужны советы подобного рода, продолжай рапорт, – пробормотал Валентин.

– Зря, – вздохнул Марк. Валентин нахмурился – даже для виртуальной личности одного из самых ироничных и саркастичных людей в истории человечества это было уж чересчур – комментировать прямой приказ командира. – Итак, Мэйли Ван и Бэзил Николсон находятся в каюте Бэзила Николсона…

– У нас что, открылся сезон спаривания? – риторически спросил Валентин.

Устав не регламентировал отношения между учеными. Если члены экипажа еще были как-то связаны запретом на отношения между начальниками и подчиненными (впрочем, регулярно нарушавшимися), то научная группа могла при желании устроить оргию среди своих пробирок и компьютеров. Кстати, однажды нечто подобное на памяти Валентина произошло…

– К сожалению люди не имеют сезонов спаривания, хотя это положительно сказалось бы на нравственности и экономике, – ответил Марк, и командиру опять послышалось в его голосе ехидная нотка. – Итак, продолжаю. Кадеты Йохансон и Сквад находятся в своей каюте.

Валентин проигнорировал короткую паузу, которую сделал Марк. Если бы это не было невозможным, он бы решил, что искин над ним издевается.

– Гюнтер Вальц находится с Лючией Д’Амико, – закончил Марк.

– Что? – рявкнул Валентин, вскакивая. Вот это уже было не просто нарушением – скандалом! Неужели тридцатилетний оружейник настолько обалдел после ранения, что завел роман с семнадцатилетней кадеткой?! – Где они?

– Они находятся на камбузе, – сообщил Марк. – Гюнтер учит Лючию готовить маульташен.

– Марк, мне не нравится твое чувство юмора, – сказал Валентин.

– Обычное дело, – согласился Марк. – То, чего лишен, всегда вызывает неприязнь.

Несколько секунд длилась тишина. Потом искин сказал, уже обычным нейтральным тоном:

– Я прошу прощения, командир. Виртуальная личность Марка Твена провоцирует меня на подобное поведение. Возможно, вам следует отдать мне команду вернуться к стандартной базовой личности.

– Не стоит, – подумав секунду, ответил Валентин. – Ты, пожалуй, соответствуешь общему безумию нашей ситуации… В рубке никого?

– В рубке я, – ответил искин.

Вполне нормальная ситуация – при движении в червоточине проблем не бывает, и корабль вполне способен оставаться под надзором искина. И все-таки Валентин поморщился. Вся ситуация была нестандартной. Лучше, чтобы окончательное решение принимал человек.

– Марк, я иду в душ. Отключи наблюдение за каютой на полчаса.

– Принято, командир. – Марк замолчал, хотя даже Горчаков без труда придумал бы пять-шесть остроумных ответов на свою просьбу.

Глупость, конечно, – стесняться искина. Но уж слишком тот вошел в роль. Горчаков вдруг понял, что начинает относиться к Марку не так, как к искину предыдущего корабля. Совсем не так.

Но он пока не мог определить, нравится ему нынешний искин или нет.

* * *

Разумеется, Криди не смог посадить катер без включения двигателя.

Он погасил орбитальную скорость несколькими сильными импульсами – скорее уводя катер подальше от корабля, чем выбирая место посадки. Перегрузки были короткими, но сильными – Анге сжимала зубы, чтобы не закричать на безумного кота. В верхних слоях атмосферы Криди отключил двигатель. О баллистическом спуске не могло быть и речи – ни форма, ни теплозащита катера этого не позволяли. Глядя поверх плеч кота на исчезающую черноту космоса и мелькающий шар планеты, Анге пыталась понять, что тот делает. Короткие толчки двигателей ориентации… планета исчезла из бронированного стекла кабины, нос катера задран вверх, к тающей тьме и гаснущим звездам… Криди подставлял набегающей атмосфере покрытое теплозащитой брюхо катера, планируя тормозить об атмосферу.

– Ты убьешь нас, кот! – крикнула Анге.

– Молчи, обезьяна!

– Криди, посадочная глиссада будет слишком долгой! Ты подставляешь двигательный отсек под атмосферную плазму, там теплозащита минимальна. Двигатели не защищены от перегрева, они на него рассчитаны! А взрывчатка – нет!

Криди замолчал. Анге видела, как его пальцы забегали по пульту, выводя на вспомогательный экран схемы теплозащиты и градиенты роста температуры. Она испытала восхитительный миг торжества, когда Криди выругался, жалобно и беспомощно. Она была права, кот ошибался. Его план действий оказался еще опаснее, чем обычная посадка.

– Ты права, Анге… – неожиданно сказал он. – Ты права, аэродинамическое торможение нас убьет.

Он повернулся к Анге, и та сдержала готовую уже появиться ухмылку. Криди плакал.

– Я не сошел с ума, Анге, – сказал он. – Поверь. Я делаю то, что делаю, не из ненависти и даже не из мести. Это отчаянье, тра-жена. Мне казалось… может быть тут найдется ответ. Ты просто не знаешь правды.

– Так расскажи! – крикнула Анге.

– Нет времени, – ответил кот. – Я буду садиться по стандартной схеме. У нас один шанс из пяти, но иначе нет и его. Запомни – я не хочу тебе зла. Я люблю тебя.

Он отвернулся к пульту, и его пальцы сжались на джойстиках управления.

– Если что… это будет быстро, и мы ничего не почувствуем, – убеждая то ли Анге, то ли себя, сказал кот.

Катер крутанулся, разворачиваясь главным двигателем по направлению движения. Перегрузка навалилась тяжелым мягким одеялом. Криди дал несколько импульсов на торможение и снова начал разворачивать катер.

Они садились быстро. Действительно быстро, небо стремительно обретало голубизну, потом потемнело, но это не было бархатной чернотой космоса – катер пересек терминатор и влетел в ночь.

– Придется садиться на ночной стороне, – сообщил Криди. – Семь минут… если успеем.

Помолчав, он добавил.

– Анге… чтобы ты знала… тут есть жизнь. Цивилизация. Освещенные города. Радиосвязь, но очень плохая, их звезда забивает все диапазоны…

– Хорошо, – устало сказала Анге. Она смотрела в потолок кабины, на тускло горящие лампы. Интересно, если катер взорвется – это и впрямь будет так быстро, что нервы не успеют донести до сознания боль?

– Еще не всё, – сказал Криди. – Тут война.

– Что? – Анге приподняла голову.

– Большая война. Плохая. Тут три материка, два на полюсах, они вроде как необитаемые. И один, самый большой, в средних широтах, он заселен. Так вот, большой материк весь в пятнах от радиации. Они взрывают друг друга ядерными бомбами. Нас дважды облучали радаром, когда мы снизились. Тут не просто была война, она в самом разгаре.

– Нас могут сбить, – сказала Анге с удивлением. Такой сценарий рассматривался в ходе подготовки экспедиции – встреча с агрессивной цивилизацией, недоверие, агрессия по отношению к кораблю или группам высадки. Но это был сценарий маловероятный, теоретический, порожденный фантазией философов и писателей, которых привлекли к подготовке экспедиции.

– Пусть попробуют, – свирепо ответил Криди. – Это дикари, отсталые дикари с ядерными бомбами.

На мгновение Анге почувствовала то прежнее единение, которое ощущала с Криди последние полгода. Но Криди неожиданно добавил, с едкой горечью в голосе:

– Наверняка обезьяны. Обезьяны любят ядерные бомбы.

Анге снова стала смотреть в потолок. Катер мотало и трясло, временами Криди отключал двигатель, потом снова включал… «Наверняка обезьяны…». «Вы нас убили…».

Что с ним?

Он болен?

Или же знает что-то, неизвестное Анге?

Неужели был какой-то конфликт между «детьми солнца» и кисами? Зарытый в недрах веков, вычеркнутый из истории, скрываемый ото всех… «Вы сдирали с нас шкуры…». Чушь. Невозможно скрыть такие вещи.

Они сядут. Непременно сядут, взрывчатка не детонирует. Этого просто не должно случиться. Они сядут, Криди расскажет ей то, что считает правдой, а она убедит его, что это ложь. И все снова будет хорошо, как прежде.

Вот только сможет ли она относиться к коту как к другу и любимому?

Катер несколько раз подбросило, затрясло мелкой дрожью. Криди сдавленно сказал:

– Проходим над горами. Внизу долина, буду садиться… держись…

Катер будто просел, Анге швырнуло вверх, но ремни удержали. Криди что-то сдавленно шипел, дергая джойстики, двигатели то включались, то замолкали, на какое-то мгновение Анге показалось, что катер вообще завис «на струе», а потом кот выкрикнул:

– Держись!

Катер коснулся поверхности – удар был скользящим, Анге вдруг поняла, что не слышала звука выходящего шасси. Видимо, кот решил садиться «на брюхо». Отскок… рокот двигателя… еще одно касание… на миг у Анге помутилось в голове, но сознания она вроде бы не теряла, потому что толчки продолжались, катер со скрежетом раздираемого металла скользил по поверхности, двигатели еще несколько раз взревели, обшивка с правого борта вдруг разошлась, острый каменный клык вспорол ее будто нож – консервную банку. В лицо Анге ударил свежий воздух; она сделала вдох, даже не осознав, что дышит чужой атмосферой, возможно, полной неведомых вирусов или опасных примесей – с орбиты успели определить лишь основные компоненты…

И последовал еще один удар, самый тяжелый, у нее клацнули зубы, и рот наполнился кровью – Анге прикусила щеку. Вот же нелепость, не язык, а щеку…

Несколько мгновений она лежала неподвижно, наслаждаясь покоем. Катер был неподвижен. В разорванный борт задували порывы прохладного ветра с едким химическим запахом… горючее двигателей ориентации…

Где-то разорвало трубопровод, и топливо хлестало на землю рядом с раскаленным бортом катера!

Анге задергалась – и почувствовала, как ремни со щелчком открылись. Лампы на потолке кабины горели все тем же ровным успокаивающим светом, но запах химии становился все сильнее.

Криди повернулся к ней. Что-то с ним было не так, в самой его позе, она стала неестественной и нелепой. Глаза у кота были сощурены, зрачки сужены.

– Беги, глупая…

Анге встала. Ее шатало. Она подошла к Криди – пол был наклонен, но несильно. От удара кресло Криди попыталось сложиться в положение «для людей», чему помешало тело кота. Задние лапы и хвост Криди зажало между сегментами кресла, на пластиковом покрытии расплывалось пятно крови.

– Беги! – прошипел Криди.

Анге схватилась за рычаг, надавила изо всех сил. Что-то хрустнуло. Потом кресло сдвинулось, возвращаясь в положение «для кис».

– Кисе не стать обезьяной, – скалясь, произнес Криди. И зашипел от боли. – Хвост не позволит.

Задние лапы у него освободились, но хвост теперь оказался зажат намертво. Анге с облегчением увидела, что кровь идет именно из переломанного хвоста, а лапы шевелятся – значит, позвоночник цел и ноги не сломаны.

– Нож, – сказала Анге. – Дай нож.

Криди несколько мгновений смотрел на нее. Потом скривился и снял с пояса нож. Щелкнул, выдвигая темное, остро заточенное с одной стороны и зазубренное с другой лезвие. И протянул нож Анге.

– Ниже, пожалуйста, – сказал он. – Как можно ниже.

– Я буду резать по перелому, – ответила Анге.

Она даже сама поразилась тому спокойствию, с которым примерилась к надломленному хвосту – и рассекла шерсть, кожу, остатки связок и позвонки.

– У-у-у! – взвыл Криди. Рефлекторно выдвинувшиеся когти бешено зацарапали пульт. – А-а-а…

Анге подхватила Криди под мышки и подняла с кресла. Кот, пошатываясь, встал рядом. Лапы его легли на плечи Анге, когти коснулись шеи – и медленно втянулись.

– Бежим, – неожиданно четко и спокойно сказал кот. Ткнул в пульт – в задней части хлопнули пиропатроны аварийного открытия люка. Не было ни времени, ни необходимости проверять атмосферу или пытаться поберечь катер. – Аварийные комплекты!

К удивлению и радости Анге, кот шел сам. Они спустились в боковую часть катера, сброшенный люк удержался на нижних шарнирах и лег удобным пандусом сразу за левым крылом. Все-таки это был хороший, очень надежный катер, созданный трудом инженеров обоих народов.

Аварийные комплекты были универсальными, но все-таки половина была более ориентирована на «детей солнца», а половина – на кис. Анге не раздумывая выхватила из креплений два зеленых комплекта, Криди тоже сорвал два. Они спустились – от обшивки дышало жаром. Разлившегося горючего нигде не было; обернувшись, Анге увидела, что нос катера окутан сугробами вязкой противопожарной пены.

Хороший катер. Очень хороший.

Пошатываясь, они пошли вниз, по пропаханной среди камней борозде. Катер проехал вверх по склону пару сотен глан, прежде чем остановился.

– Почему… ты… не выпустил… шасси… – задыхаясь спросила Анге. То ли воздух был разреженный, то ли кислорода меньше, чем дома.

– Нас бы перевернуло, – коротко ответил Криди.

Они спустились почти до той точки, где катер коснулся поверхности планеты, потом, не сговариваясь, стали подниматься по склону в сторону. Если катер все-таки рванет, то остатки горючего огненными ручьями потекут вниз – и не стоит оказываться на их пути.

– Хватит, – решил Криди. – Сил… нет.

Он почти рухнул на камни. Зашипел, когда обрезанный хвост коснулся валуна. Анге села рядом. Посмотрела на светлое пятно открытого люка, темный силуэт катера, вершины гор вокруг. За спиной вставали совсем уж высокие горы, через которые они перемахнули при посадке.

Анге протянула руку, взяла аварийные комплекты, которые прихватил Криди.

Они были оранжевые.

Сделано «для обезьян».

Не сговариваясь, они схватили те наборы, которые были полезнее партнеру.

Анге взяла один из комплектов «для кис», расстегнула клапан. Сказала:

– Повернись. Займусь твоим хвостом.

– Там есть еще чем заниматься? – горько спросил Криди.

Анге торопливо рылась в аптечке.

– Много осталось? – уточнил Криди.

– С ладонь, – бросив быстрый взгляд на обрубок, ответила Анге.

Криди застонал. Потом сказал:

– Только не говори, что это ерунда. Что это неважно, что это атавизм.

– Не стану, – Анге достала шприц с обезболивающим, антисептик и распылитель с повязкой.

Криди молчал, пока она делала укол, обрабатывала рану и покрывала ее защитной пленкой. Потом сказал:

– Я расскажу тебе все. То, что не знает ни одна обезь… ни один из «детей солнца».

– Да, – сказала Анге. – Непременно расскажешь. Но пока помолчи.

* * *

Когда Горчаков вошел в рубку, искин уже не был ее единственным хранителем. В своем кресле сидел Матиас. Рядом с ним стояла Третья-вовне – как всегда идеально красивая и свежая. И юный навигатор тоже возился за своим пультом, пролистывая заполненные цифрами и диаграммами экраны.

– Командир на мостике, – сказал Матиас, вставая. Ксения чуть подтянулась, Алекс быстро встал.

– Вольно, – Валентин задержал взгляд на Ракс.

– Командир, я посчитал полезным нахождение Ксении в рубке во время нового контакта с Первой-вовне, – сказал Матиас.

– Если у нас будет новый контакт, а не залп протонной пушки, – сказал Валентин.

– Командир, если бы Первая-вовне решила нас уничтожить, она сделала бы это сразу, – Ксения выдержала его взгляд. – Поверьте, несмотря на атаку, у нее оставались возможности для этого, но она ими не воспользовалась. Я уверена, что Прима выправила аномалию.

– И мы вернемся в нашу Вселенную, – уточнил Валентин.

– Да.

– Хорошо, – решил Горчаков. – Оставайтесь. Марк! До выхода полчаса, попросите всех, находящихся на корабле, занять свои места по расписанию. В рубку пригласи Гюнтера и Мегер. Теодора попроси провести тест твоей функциональности по… ну, допустим, по второму-эс классу.

– Выполнено, – ответил Марк. – Командир, могу ли я задать вопрос?

– Да.

– С чем связан тест второго-эс класса? Мои системы не фиксируют нарушений.

– Мы находимся в нестандартной ситуации, Марк. Я хочу быть уверен во всех системах корабля.

– Четверть часа вы будете находиться без моей помощи, – озабоченно произнес Марк.

– Ничего страшного. Мы в червоточине, тут нет неожиданностей. Зато потом ты нам понадобишься.

– Хорошо, командир. Теодор уже со мной. Приступаю, командир. Отсчет до отключения – пять, четыре, три, два, один.

Марк замолчал.

– У вашего искина проблемы? – спросила Ксения.

– Нет, – твердо ответил Валентин. – Но тесты группы «эс» полностью отсоединяют его от периферии. Я хотел задать вам вопрос, который не нужно слышать искину, Ксения.

– Слушаю.

– Почему вы ненавидите разумные машины?

Ксения помедлила. Ей явно не хотелось отвечать, но Валентин ждал.

– Командир… я буду вынуждена говорить обиняками, и мой ответ будет кратким.

– Понимаю.

– Мы, Ракс, имеем негативный опыт, который влияет на наше отношение к разумным машинам, – очень тщательно подбирая слова, произнесла Ксения. – Это не является ненавистью. Это – неприятие и настороженность.

– Почему?

Ксения покачала головой.

– И все же? – настаивал Валентин. – Вы пережили войну с разумными машинами? У вас на планете был бунт искинов? Какие-то исторические прецеденты, про которые вы нам не говорите?

– Я сказала все, что могла, и даже более того, – твердо произнесла Ксения. – Командир, не просите большего. Цивилизация Ракс настороженно относится к мыслящим машинам. У нас есть на то основания. Мы не навязываем никому свою точку зрения, но для нас она очень важна.

Валентин подумал секунду.

– Ксения, скажите, у вас есть основания не доверять конкретному искину – Марку?

– Нет, – ответила Ксения. – А вас что-то насторожило?

Валентин еще мгновение подумал.

Маски. Все это только маски – рубаха-парень, заботливая подруга, ироничный старикан, мудрый наставник. Искины надевали любую или не использовали никакой, как того желал командир. Персонализация помогала общению и создавала правильную эмоциональную атмосферу на корабле. Как правило, искин становился тем, кого в экипаже не хватало. В их случае – мудрым и ироничным комментатором происходящего…

– Нет, – сказал Валентин. – Но если у вас появятся какие-то сомнения относительно Марка, я прошу немедленно довести их до моего сведения, Ксения.

– Хорошо, командир. Возможно, моя просьба покажется дерзкой, но я попрошу вас о том же.

Валентин кивнул и сел в свое кресло. Потом сказал:

– Ксения, но ведь у Ракс тоже есть разумные компьютеры, верно? Невозможно управлять кораблями и станциями без помощи искусственного интеллекта? А уж вынесенные из реальности базы данных…

– О нет, нет! – Ксения вдруг искренне рассмеялась. – Это не компьютеры и не искины, командир. Это совсем другое.

Валентин испытующе посмотрел на нее, но Третья-вовне явно не собиралась продолжать объяснения.

– Я пойду к ученым, Валя, – сказал Матиас, вставая из кресла и жестом приглашая Ксению сесть на его место. На пульте, обнаружившим, что в кресле больше нет члена экипажа, мигнул желтый сигнал блокировки. – Что-нибудь им сказать?

– Скажи, что все будет хорошо, я уверен.

– Так, может, сам это объявишь?

Горчаков хмыкнул.

– Нет, пожалуй. У тебя убедительнее получается.

Глава вторая

Путь вниз с перевала оказался куда легче подъема, Ян даже пожалел об оставленной палатке и провианте. С этой стороны горы были более пологими, да и тропа казалась нахоженной – хотя с чего бы вдруг? Наверное, здесь было меньше ветров и дождей, вот и тропа сохранилась лучше…

Странно, что ни они, ни Рыжие не направили экспансию в сторону диких степей, откуда когда-то вышла вся цивилизация. Да, изменился климат, засуха превратила центр материка в место куда менее комфортное, чем в преданиях. Травы стало мало, реки пересохли, озера стали солеными. И там по-прежнему жили хищники, когда-то терроризировавшие первобытные племена.

Но искусственное орошение, современное оружие, транспорт – все это позволило бы заселить и оживить степи. Почему же они упорно обживали прибрежные полосы, а огромные пространства степей разделили на картах условной линией границы – и забросили? Несколько городков, редкие поселки и шахты, небольшие гарнизоны… А ведь можно было превратить центр континента в центр цивилизации. Сделать прародину человечества землей сотрудничества и мира…

Ян усмехнулся своим мыслям. Может быть, они забросили половину континента именно потому, что она мешала враждовать. Должны были быть территориальные споры, конфликты из-за островов и богатых прибрежных районов. Иначе они не умеют – ни черные, ни рыжие. Даже само разделение государств настолько нелепо, что вызывает оторопь. В детстве Ян постоянно видел рыжих, живущих рядом. Мать рассказывала о временах, когда на цвет волос обращали внимание лишь из эстетических соображений. Однажды она даже сказала, смеясь, что ей всегда нравились рыжие, но вот отец как-то ухитрился покорить ее своей смоляной гривой… А потом рыжие стали уезжать, а черные возвращаться; те, кто уезжал, вспоминали какие-то обиды – мелкие и странные; те, кто возвращался, рассказывали о притеснениях и издевательствах…

– Адиан, – спросил он, – а ты не думаешь, что конфликт искусственный?

Она поняла, о чем он, без уточнений. Ответила, не сбивая шага:

– Разумеется. У нас один язык. Ну, почти один, отличия небольшие. Правящие роды все связаны кровным родством, там, знаешь ли, такого намешано… каждый третий волосы красит. Как у нас, так у них. Те, кто верят – верят в одного Бога и Ангела его.

– Но искусственный конфликт предполагает…

– Зачинщика. Ну да. Точнее, зачинщиков. Нашим властям удобно списывать проблемы на рыжих, их властям – на черных. Ты же не ребенок, Ян.

Ян вздохнул.

– Адиан, я не о том. Я понимаю, как работает власть. Но конфликты всегда были мелкими. Сколько войн помнит история? Шесть, если не брать в расчет мелкие стычки между приграничными городами. Да гражданских конфликтов и у нас, и у них раз в десять больше было – когда провинции восставали и пытались отделиться, когда на восточных островах пиратская республика появилась! А лет тридцать назад как с цепи все сорвались. Вооружение, атомные бомбы!

– Ну? – терпеливо спросила Адиан.

– Во власти ведь тоже не дураки сидят, – сказал Ян и невольно улыбнулся, представляя, сколько раз до него произносили эту фразу. – Да, конфликты двигают экономику и науку и позволяют канализировать социальные проблемы, да… но ядерная война! Как дошло до этого? Вожак со своей семьей надеется отсидеться в бункере? Его может и в живых уже нет, первой бомбой накрыло столицу! А канцлер рыжих? Если между нами – он-то мне всегда казался рассудительным и осторожным.

– Ян, что ты хочешь сказать?

– Может быть, нас с рыжими стравили?

Адиан остановилась. Сбросила тюк с вещами, посмотрела на Яна. Тряхнула головой, рассыпая гриву по плечам.

– Кто?

– Я думал про степи. Почему их толком не осваивают. Ты же знаешь легенды о тайном городе…

Адиан расхохоталась.

– Ян… милый! Город пегих? Затерянный в степи, с высочайшими технологиями, силовым полем закрытый от наблюдения? Мистические искусства, практикуемые в подземных катакомбах? Совет Пяти Кобылиц, втайне правящий миром? Кстати, насчет секретного женского правительства я совсем не против. Может, мы бы поумнее правили? Хотя нет, вру, сменить мужскую дурь на женскую – не выход… Ян, ну это же газетные истории, чтобы поднять тиражи! Книжки для подростков! «Рикки и Затерянный город», «Рикки и Подземный храм», «Рикки и Хранители Степей»! Сама в детстве зачитывалась!

– Зато это все объясняет, – упрямо сказал Ян. – Есть же в степях руины древних городов, следы цивилизации! А могут быть и уцелевшие древние племена. Они следили за нами, решили, что цивилизация зашла в тупик и решили все начать заново.

– Испепелив планету. Убив миллиард своих собратьев!

– Может, они вообще другого происхождения! Может, это хищники эволюционировали и создали свою культуру? Мы для них скот, они уничтожат цивилизацию и примутся жрать уцелевших!

Адиан обняла его, прильнула щекой к щеке.

– Ян, родной мой… Не будь войны – я бы сказала «напиши об этом книгу». Мы бы стали богачами. Все подростковые семьи бы зачитывались.

– Да ну тебя, – смущенно пробормотал Ян. – Передохнем?

– Нет, идем, – Адиан снова подняла тюк. – А знаешь, в такой истории должен быть шпион. Предатель. Я могла бы быть агентом пегих. Посланницей Совета Кобылиц! Или Рыж – завербован разумными хищниками, они держат в заложниках его семью…

– Ладно, хватит, – сказал Ян обиженно. – Но это бы объясняло причину войны.

– Не надо объяснять сложно то, что объясняется просто, – Адиан покачала головой. – Я сама придумала этот принцип, и ты знаешь, он всегда работает. Нет никакой третьей силы, нет никакой злой воли. Только глупость, жадность и самонадеянность!

– Кстати, про самонадеянность – здесь могут быть хищники, – пытаясь увести разговор в сторону, заметил Ян.

– У нас автоматы. Ни одна клыкастая тварь не выстоит против пули.

Они двинулись дальше. И шли до тех пор, пока Ян, бросив вперед рассеянный взгляд, не остановился и не схватил Адиан за руку.

Впереди, в широкой лощине между двумя каменистыми склонами, лежал самолет. Странный самолет с короткими крыльями (может быть, обломились при падении?) и распахнутым сбоку трапом. При посадке самолет пропахал длинную борозду по камням, но остановился, чуть поднявшись по склону. Нос самолета утопал в громадном сугробе грязно-белой пены – или, быть может, это был настоящий снег, остановивший его движение?

– Вот он, – растерянно сказал Ян.

До этого момента, несмотря на гул двигателей, на мелькнувший в небе силуэт, самолет был абстракцией. Допущением.

А теперь он стал реальностью.

– Какой странный, – тихо произнесла Адиан. – Ты видел такие?

– Я же не летчик… Нет. Наверное, это самолет рыжих. Или не самолет. Похож на проекты пилотируемых космических кораблей.

– Он как… как не из нашего мира, – сказала Адиан. – В нем что-то неправильное.

Они стояли и молчали, не решаясь спуститься вниз.

* * *

– Люди, – сказал Криди, передавая Анге бинокль. – Но какие-то неправильные. Смотри.

Анге подстроила окуляры, навела бинокль на две фигурки вверх по склону. Теперь было понятно, что катер приземлился как раз на горной тропе, ведущей вниз по лощине. Им повезло – они отошли вбок по склону и устроили привал, приходя в себя и выжидая. Катер так и не взорвался, пена закрыла пробоины в баках и горючее не загорелось – но у них пока не было сил вернуться к кораблю. Они подремали, прижавшись друг к другу и укрывшись одним одеялом из аварийного комплекта, проснулись, когда рассвело и стали завтракать. Вот тут Криди и заметил движение на склоне.

– Гуманоиды, – согласилась Анге, разглядывая аборигенов. – Криди, на них брюки и рубашки, они цивилизованы!

– У них ядерные бомбы, дочь обезьяны, а ты удивляешься брюкам! – фыркнул Криди.

Анге отняла от глаз бинокль и посмотрела на кота. Несколько мгновений между ними висела неловкая тишина. Потом Анге сказала:

– Некоторые кисы додумываются до ядерной энергии, но не способны изобрести штаны.

– Если бы у вас были хвосты, вы бы тоже предпочли юбки, – парировал Криди. Болезненно сморщился, потянувшись лапой к обрубку хвоста. – Болит, словно на месте…

Они посмотрели друг на друга.

– Как голова? – спросил Криди.

– Болит, словно не на месте, – ответила Анге.

– Мне очень жаль, – сказал Криди. И коснулся лапой ее плеча.

Анге в ответ прикоснулась к его загривку. Почувствовала, как напряглись под шерстью мышцы.

– У нас будет время все обсудить, – снова прикладывая к глазам бинокль, сказала она. Некоторое время изучала фигурки на тропе – те постояли, явно разглядывая катер, потом начали спускаться. – Ага!

– Что? – с любопытством спросил Криди. Аварийные комплекты были не полностью идентичны, бинокль нашелся лишь в одном, зато сторожевые датчики для ограждения лагеря были в двух экземплярах.

– Ноги, – сказала Анге. – Задние конечности у них сгибаются не как у людей, коленный сустав смотрит назад! Как у тебя!

Криди тихонько засмеялся.

– С техникой ты разбираешься лучше… дай-ка бинокль.

Он взял бинокль и, разглядывая аборигенов, наставительно произнес:

– Хорошо, что ты оперировала мне хвост, а не задние лапы. Как ты курсы медицинской помощи сдала? Коленки у меня смотрят вперед, а то, что сгибается назад – это заплюсна…

– Извини, – смутилась Анге. – Это я помню, конечно. Я имею в виду – ноги у них сгибаются назад…

– Но в одном ты права, они не гуманоиды, только похожи, – продолжал Криди. – Да, ходят на пальцах задних ног… там, скорее, даже копыта… как у ваших лошадей… то есть они не люди и не кисы, они другого происхождения…

Анге отняла у него бинокль.

– И лица… вытянутые… – с жадным любопытством сказала она. – А ты прав, Криди. Крупная челюсть выдается вперед… волосы очень длинные, как грива… возможно, что это эволюционировавшие жвачные.

– Как-то даже неудобно, – пробормотал Криди.

– Почему?

– У нас тоже есть четвероногие травоядные. Не такие большие, с нас размером, – Криди издал урчащий звук, который Анге доводилось слышать нечасто – звук смущения. – Мы их содержим в загонах, а небольшое количество обитает в саванне. У них костяные наросты на лбах, они дерутся ими. Может, потому совершенно безмозглые? Животные, просто животные.

– Вы их едите, – поняла Анге.

– Ну да. Разводим на мясо. И охотимся. Честно охотимся, без оружия, – Криди передал ей бинокль.

– Мы тоже разводим травоядных ради пищи, – сказала Анге. – Наши ученые считают, что жвачные лишены разума и не способны эволюционировать в разумные существа.

– Считают, – согласился Криди. – Неловко вышло.

– Неловко. Но наши травоядные не ходят с винтовками.

– Я заметил. Что-то похожее на длинноствольное оружие. Опасно на большом расстоянии.

Они помолчали. Травоядные приближались. Тот, что повыше, снял со спины оружие и теперь нес в руках.

– Будем надеяться, что они осмотрят катер и пойдут дальше, – сказал Криди. – Мы далеко, они не должны нас заметить. Лежим и не высовываемся.

– Тогда расскажи мне то, чего я не знаю, – Анге вытянулась во весь рост рядом с котом, повернула голову. – Расскажи, почему ты хотел взорвать корабль.

* * *

Уолр пришел в кают-компанию последним, когда Матиас уже начал поглядывать на часы. Оставалось пять минут до выхода в нормальное пространство.

– Приветствую, друзья! – Уолр прошел к своему месту, по пути галантно кивнув Лючии и прижав лапу к груди. – Я предвкушаю удивительное приключение – возвращение в родную реальность!

Двести шесть – пять вздохнул.

– О, не огорчайтесь так, мои бинарные друзья, – Уолр положил лапу на плечо феол. – Учитывая все обстоятельства – вы счастливчики. Вы – последнее, что уцелело из иной реальности… ну, если не брать переваренную нами пищу и некоторое количество воздуха в легких. Это должно быть волнующим переживанием – открыть для себя другую Вселенную.

Матиас поморщился. На его взгляд, это был слишком уж холодный подход.

– Я возвращаюсь в свою реальность, но радости у меня нет, – сказал Бэзил. С сочувствием посмотрел на феол. – В той, где мы оказались случайно и на миг, моя жизнь была куда богаче и насыщеннее.

– Все так, – согласился Уолр, с трудом втискиваясь в свое кресло. – Но все мы лишь один из бесчисленных вариантов будущего. Все мы когда-то упустили возможность иных брачных и дружеских союзов, иных познаний и приключений. Лучше радоваться новым глубинам, чем скорбеть о потерянных норах.

Он на мгновение задумался.

– Да, в переводе эта пословица звучит не столь поэтично и убедительно.

– Я готов радоваться, – ответил Двести шесть – пять. – Но у меня нет уверенности в том, что впереди новые глубины… или отмели, как говорят у нас. Первая-вовне отпустила меня, но это странный поступок с точки зрения логики.

– Беспокоишься, что нас могут убить при выходе из норы? – спросил Уолр.

– Поскольку Ракс признали, что пользуются вынесенными из Вселенной базами данных, – неторопливо сказал Двести шесть – пять, – то новая Первая-вовне на станции получила информацию о правке реальности. Да, она может уничтожить корабль в том случае, если прежняя Первая-вовне не смогла или не решилась нас уничтожить по каким-то причинам. Но я полагаю, что ситуация иная…

Феол улыбнулся – это не было базовой мимикой их вида, но улыбка была свойственна людям; Халл и даже Ауран, поэтому и Феол, и Ракс во всех своих воплощениях использовали ее как знак симпатии и юмора. Однако веселее от этой улыбки не стало. Может быть, мешал третий глаз во лбу – немигающий глаз симбионта. Хоть в этой странной паре симбионт и отвечал за чувства и эмоции, но сам их никак не проявлял.

– Полагаю, что в ближайшее время нас ожидают серьезные неприятности, – сказал Двести шесть – пять. – Ракс, а конкретно – Первая-вовне, используют наш корабль как безглазую личинку. Вы понимаете, о чем я?

– Пища для пороха, – сказал Бэзил.

– Пушечное мясо, – согласился Матиас.

– Нет-нет, не совсем так. – Феол задумался. – Как мелкую вещь, которой легко пожертвовать в нужный момент.

– Разменная монета? – предложил Матиас. – То, чем легко пожертвовать.

– Да, – кивнул феол. – Но еще серьезнее – то, чем обязательно надо пожертвовать. То, что отработает свою функцию и будет уничтожено.

– Загнанная лошадь! – торжественно сказал Соколовский.

Матиас откашлялся в кулак.

– Друзья, мне крайне интересен ваш лингвистический диспут. Но через минуту мы выходим из червоточины. Пристегнитесь и приготовьтесь.

Он обвел присутствующих максимально строгим взглядом – и отметил, что Бэзил и Мейли Ван под столом взялись за руки.

Честно говоря, он и сам был бы совсем не прочь держать сейчас за руку Ксению. Но вместо этого сидел в кают-компании и смотрел на экраны, транслирующие происходящее в рубке.

– Приготовиться к выходу, – сказала Мегер.

– К выходу из червоточины готов, – произнес Алекс, и Матиас отметил, что голос навигатора был спокойным и совсем взрослым. Хороший вырастет космонавт.

– Оружие активировано, – сообщил Гюнтер.

– Ну, с Богом, – сказал Валентин. – Возвращаемся…

Мгновение – и что-то изменилось. Неуловимо, но явственно – они вернулись в реальный космос.

– Все системы в норме, – стандартно отрапортовал Марк. – Точка выхода близка к заданной.

– Управление в норме, строю курс, – сообщила Мегер.

– Траектория возврата проложена, – с секундной заминкой произнес Алекс.

– Опасности нет, – сказал Гюнтер. – Пока нет.

Валентин кивнул. Потом нахмурился. Пауза затягивалась.

– Теодор? – спросил он.

– Ядро компьютера стабильно, командир, – откликнулся Тедди. – Легкая рассинхронизация с частотой периферийных контуров.

– Прогноз?

– Колебания затихают.

– Причина?

Матиас не видел руки командира, но был уверен, что левая рука Валентина сейчас лежит на кнопке перезагрузки искина. Не самая приятная перспектива, сбросить все системы к заводским настройкам.

– Полагаю, что это последствия теста, – ответил Тедди. – Второй – эс задействует глубинные алгоритмы ядра. После окончания теста возможно затухание колебаний в течение двух-трех часов. – Он помолчал и добавил: – Это не сказывается на функциональности, сэр. Простите, что упустил этот момент и не сообщил о нем ранее.

– Марк, как ты себя чувствуешь? – спросил Валентин.

– Гораздо лучше, чем выключенным, – ответил Искин. – Командир, я работоспособен, колебания периферийных контуров исчезнут через десяток-другой минут.

Бэзил помахал рукой, привлекая внимание Матиаса. И спросил шепотом, хотя в рубке их все равно не могли слышать:

– О чем они? У нас проблемы?

– Нет, пожалуй, – ответил Матиас. – Командир проверял состояние искина некоторое время назад. Глубокий тест затрагивает не только ядро, отвечающее за псевдоразум, но и периферийные контуры…

Судя по недоумевающим взглядам, понятнее никому не стало.

– Искин уровня Марка состоит из основного мыслящего ядра и ряда вспомогательных контуров. Ну, как у динозавров помимо головного мозга было несколько мыслящих центров по всему телу, – пояснил Матиас. – Могла произойти рассинхронизация, но это не опасно.

Он постарался улыбнуться так широко и уверенно, как только мог.

– Запрос связи со станции Ракс, – тем временем объявил искин. – Решение?

– Отвечаем, – сказал Валентин.

Один из экранов переключился на канал связи – и все находящиеся в кают-компании с любопытством уставились на него. Несколько секунд экран был залит молочно-белым светом. Потом на нем появилась Ракс.

– Она не киса! – выдохнула Лючия.

Первая-вовне в этой реальности оказалась человеком. Хотя нет, не человеком – гуманоидом. Более длинная шея, другой рисунок подбородка… это была молодая женщина из числа «детей солнца»… причем знакомая.

– Черт побери! – сказал Матиас.

* * *

Валентин несколько секунд смотрел на Первую-вовне. Потом перевел взгляд на Ксению. Та неловко пожала плечами.

– Приветствую экипаж «Твена», – сказала Первая-вовне. – Зовите меня Прима. С возвращением в настоящую реальность.

– Вынесенные базы данных… – сказал Валентин. – Вы в курсе всего, что произошло с нами!

– До того момента, когда другая Первая-вовне стерла реальность, – кивнула Ракс. – Я приняла этот облик в честь вашей героической экспедиции на планету.

– Вы думали, что мне будет приятно смотреть на женщину, которую я убил? – спросил Валентин.

– Я думаю, вам правильнее понять, что все относительно, – ответила Ракс. – Той женщины и той реальности уже нет. А здесь она жива, и вам, возможно, доведется ее увидеть. Но давайте отложим разговор до личной встречи. Я отправляю траекторию сближения.

– Мы можем быть уверены, что вы не уничтожите наш корабль? – спросил Валентин.

Женщина, как две капли воды похожая на ту, которую он застрелил на планете, улыбнулась:

– А я могу быть уверена, что ваш корабль не уничтожит мою станцию?

* * *

Аборигены спускались к катеру – осторожно, медленно, не выпуская из рук оружия. Анге спрятала бинокль, солнце поднялось высоко и линзы могли предательски блеснуть.

Криди лежал на спине, глядя в небо и рассказывал – тихо, монотонно, не давая вставить ни одного слова.

– Ваша письменная история уходит в прошлое на три тысячи лет. Наша – и того меньше. Но история – это не только буквы на бумажных листах, не только стертые ветром и водой символы на руинах. Это еще и предания. Легенды. Мифы. Сказки. То, что рассказывали у костров и в пещерах. То, что можно убить только вместе с народом. Вы забыли свои легенды, почти забыли… но они проросли в детских сказках и преданиях… Помнишь ваш эпос о короле Альгоне и демонах-за-океаном-ночи? Я знаю, что помнишь, его учат в ваших школах. Мудрый король-волшебник, его отважное войско, что отправилось в страну демонов, досаждавших людям… Сказка из незапамятных времен. Железные корабли, что плыли в ночи до острова диких демонов. Война. Сто тысяч дюжин когтей, брошенных к ногам Альгона. «И содрал он шкуру с предводителя демонов, и подставил окровавленный трофей лучам Солнца, и сказал: «Мы твои дети, светило, мы – “дети солнца”…»

Аборигены шли к катеру, Анге смотрела на них и слушала Криди. Сердце часто и гулко билось в груди.

– А потом демоны коварно убили Альгона, и уплыли в горести его воины обратно, но демоны больше не смели досаждать «детям солнца»…

Конечно же, Анге знала этот эпос. Долгий, нудный, скучный, переполненный жестокими подробностями битв и той патетикой, что требует Больших Букв и красивых сравнений.

– У нас тоже есть эпос из древних времен… – сказал Криди. Про армию демонов, что вторглись к нам из подземного мира на железных кораблях, что убивали женщин и детей, живьем содрали кожу с короля… Про битву, в которой демоны были повержены и скрылись в норах…

– Криди, – не выдержала Анге. – Я понимаю, к чему ты клонишь. Но мифы тысячелетней давности, времен пещер и первобытных людей…

– Мы не были первобытными, – сказал Криди. – Мы открыли полеты в космос. Мы воевали. Наши планеты подверглись ядерной бомбардировке, наши цивилизации были отброшены в дикость и варварство. Биосфера оскудела в сотни раз.

– Криди, опираясь на сказки, можно придумать что угодно! Демоны из саги про короля Альгона были ростом выше людей, а ты не достанешь мне до груди, даже если вытянешься!

– О, врага всегда преувеличивают! В наших преданиях лишенные меха великаны были ростом с пятерых кис!

– И это все твои доказательства?

– Есть и другие, – сказал Криди, помолчав. – Но давай посмотрим на наших гостей. А потом продолжим разговор. Пока обдумай то, что я сказал.

Анге вздохнула. Криди был слишком убежден в своей правоте, чтобы его удалось легко переубедить.

– Я обдумаю, – мягко сказала она. – Смотри, они хотят забраться в катер!

Аборигены уже дважды обошли вокруг разбитого челнока. Один, тот, что повыше (Анге решила, что это женщина) потыкал носком ботинка (или это действительно копыто? На расстоянии не разобрать) застывшую противопожарную пену. Второй что-то певуче, мягко произнес. Заглянул внутрь катера через распахнутую трап-дверь. Выкрикнул еще пару незнакомых фраз, может быть, вопросительно или угрожающе – интонации были настолько странные, что Анге не решалась судить.

– Возьми, – Криди протянул ей пистолет из аварийного комплекта. Длинноствольная модель с ленточным барабаном снаряжалась двумя десятками оперенных дротиков. Не самая большая пробивная сила, но хорошая точность и дальность выстрела. С двухсот глан попасть можно только случайно, но это было лучше, чем ничего.

Себе Криди взял второй пистолет, точно такой же. Инженеры ухитрились сделать рукоять удобной как для «детей солнца», так и для кис.

– Я не хочу стрелять, – сказала Анге.

Криди словно бы удивился.

– Конечно. И я не хочу. Но если они начнут стрелять в нас?

Анге взяла пистолет, но еще раз повторила:

– Стрелять я не собираюсь. Мы отсидимся, они уйдут.

– А если останутся и вызовут подкрепление? Они же поймут, что корабль инопланетный. В разгар войны найти образец недоступной им ранее технологии – немыслимая удача.

Высокий абориген что-то сказал своему спутнику – и осторожно вошел внутрь катера.

– Мужик отважный, – щурясь, сказал кот.

– Мне кажется, это женская особь, – заметила Анге.

– У него в штанах слишком много всего для женщины, – небрежно заметил Криди. – Ты уж извини, я по-нашему сужу. По-кошачьи.

* * *

Тедди сидел перед развернутыми экранами в своем отсеке. На главный экран была выведена схема ядра Марка, на первый дополнительный шла трансляция с рубки, на второй дополнительный – руководство по периферийным контурам искина.

Тедди уже провел быстрый тест ядра и убедился, что Марк в полном порядке. Но вот частота вспомогательных контуров продолжала прыгать, Марку никак не удавалось привести их в норму. Можно было, конечно, перегрузить вспомогательные контуры один за другим и система вернулась бы к идеальному состоянию в считанные минуты. Собственно говоря, Марк так и предлагал поступить.

Но Тедди было жалко.

Каждый вспомогательный контур был, по сути, полноценным искином, только очень слабеньким, без полной имитации личности и глубины сознания. На занятиях их интеллект сравнивали с детским или собачьим – в зависимости от предпочтений преподавателя. Тедди считал, что разум ребенка в три-четыре года мало чем отличается от разума хорошо воспитанной собаки и тонкостями определений не заморачивался. Пятое поколение нейрокомпьютеров, сорок второй цикл ядра – это очень хорошие машинки, которые не хочется лишний раз стирать. Какая-то личность, пусть и «неполная», там есть.

К сожалению, покопаться во вспомогательных контурах напрямую Тедди не мог. Для этого нужно было отключать или вводить в паузу главное ядро, запускать протокол эмуляции доступа и влезать в голый код с декомпилятором. Чертовски увлекательная процедура, Тедди отдал бы за такую возможность все карманные деньги, но не в полете же! Они вернулись в правильную реальность, они вновь шли к станции Ракс – в любой момент могла потребоваться вся мощь и быстродействие искина.

Все, чем Тедди располагал – это десять простейших индикаторов, выведенных под главный экран и напрямую считывающих единственный показатель вспомогательных контуров – уровень загрузки ядер, от 00 до 99 процентов. Цифры непрерывно менялись, причем так хаотично, что это было четким признаком рассинхронизации.

А еще было десять кнопок под индикаторами, прикрытых прозрачными пластиковыми колпачками. Простые механические кнопки позволяли перегрузить любой контур вручную. Первый контур – контроль реактора, второй контур – контроль двигателя, третий контур – контроль жизнеобеспечения…

– Я боюсь, что процесс синхронизации займет не менее часа, – сокрушенно сказал Марк. – Это почти как в команде, Тедди. Вначале экипаж не притерся друг к другу и к командиру. Потом все начинают понимать друг друга с полуслова и работать слаженно. Может быть, стоит перегрузить контуры?

– Не стоит. Они ведь синхронизируются до прилета на станцию Ракс?

– О, да! – твердо сказал Марк. – Я работаю. Я болтаю с тобой, но это не значит, что я не работаю. Преимущество искина, одно из немногих, что мы можем делать много дел одновременно.

– Хорошо, – сказал Тедди. – Работай. И следи за станцией!

– Непременно!

Тедди достал из контейнера рядом с креслом шоколадный батончик и банку энерготоника. Стал грызть залитую тугоплавким шоколадом смесь орехов и сухофруктов.

Что-то его тревожило.

Ядро Марка на экране выглядело идеальным. Слишком идеальным.

В рубке все вроде как было спокойно. Командир разговаривал с Мегер, негромко и спокойно. Алекс вообще бездельничал.

Что не так?

Тедди посмотрел на индикаторы.

О да, тут полная чушь. Загрузка ядер была анекдотичной.

31

41

59

26

53

58

97

93

23

84

Контроль двигателя почти не забирал мощности, а вот сервисный контроль самого Марка, к примеру, работал почти на пределе – 97. И еще внутренняя сеть корабля была загружена на 93 процента, словно… ну, словно отвечающее за нее ядро задействовало множество незапланированных протоколов.

Три, один, четыре, один, пять, девять, два…

Тедди прикусил язык и ойкнул, едва не подавившись батончиком.

Цифры загрузки вспомогательных контуров складывались в число «пи».

– Тедди? – дружелюбно спросил Марк. – Ты что-то сказал?

– Батончик грызу, – сказал Тедди. – Прикусил язык.

– Органические тела имеют свои проблемы, – сочувственно произнес Марк.

– Факт, – согласился Тедди, глядя на индикаторы.

Цифры начали меняться. Опять же без всякой логики… на первый взгляд.

Допустим, ты смышленый ребенок. Или умная собака, неважно. Нет, не так! Все сравнения условны, и сорок второй цикл ядра означает многие знания и четко сформированную личность. Их десять, смышленых и разумных маленьких искинов.

Они хотят донести какую-то информацию до Тедди, но каждый способен произнести лишь две цифры. И есть еще один очень умный искин, который слышит все, что они произносят, а им это не нравится.

Что они могут сделать?

Связаться между собой, используя многочисленные служебные протоколы, которые искин не контролирует – ибо это их дело, а не его. Каналы связи примитивные, это телефон из ниток, стук в стены камеры, сигнальные дымы – но все-таки это связь.

И если теперь каждая смышленая собачка, каждый умный ребенок скажет свою часть фразы – искин может и не воспринять ее в целостности. Тем более, если эта информация отражает реальное состояние вспомогательного контура и транслируется непрерывно. Это для Тедди десять двухзначных чисел расположены в ряд, для Марка – это просто двадцать цифр.

Что нужно для начала передачи информации?

Привлечь внимание слушателя.

Число «пи» – вполне подходит. Цифры не могли сложиться в него случайным образом.

Тедди его увидел. А искины каким-то образом это поняли.

Теперь они могут начать говорить. Иносказательно. В надежде, что Тедди услышит.

Цифры прекратили меняться и остановились.

19

14

19

39

19

45

19

58

19

69

Тедди нахмурился. Что-то в этих числах казалось ему знакомым. Чем-то древним, из истории. Какие-то коды тревоги? Какие-то сигналы ошибок в старых компьютерах? Может быть. Увы, Тедди не мог понять.

Тедди несколько раз мигнул, вглядываясь в индикаторы – это был его обычный прием запомнить бессвязную информацию.

Цифры снова начали меняться, придя в полный хаос.

– У тебя все хорошо? – спросил Марк.

– Конечно, – сказал Тедди.

Закрыв глаза, он разглядывал отпечатавшуюся в сознании картинку. Сами по себе цифры ему ничего не говорили. Но что сразу обращало на себя внимание – так это пять раз повторенное число 19.

Что значит 19?

Нечетное число. Простое число. Атомный номер калия.

Ничего важного, в общем.

А если это отсечка между значимыми данными?

14, 39, 45, 58, 69…

Тоже неясно.

Тедди мысленно выстроил все цифры в ряд.

19141939194519581969…

Стоп!

Это же даты! Это годы!

1914.

Начало Первой мировой войны. Войны, изменившей мир и представление о допустимом на войне

1939.

Начало Второй мировой войны. Самой ужасной, кровопролитной, немыслимой войны в человеческой истории.

1945.

С одной стороны – это окончание войны. А с другой… С другой – это тот год, когда США применили ядерное оружие. Когда война из ограниченной, грозящей уничтожением народов и государств, но не всего человечества, стала потенциальной гибелью всей человеческой расы.

1958.

Вот тут Тедди терялся. Год как год. Там были какие-то споры, ссоры, конфликты, даже войны – но ничего особенного. Хотя цифра упорно сидела в памяти…

1969.

Ну да. Тут все понятно! Бетелский кошмар.

Ему передали четыре даты – пожалуй, самые трагические даты в истории человечества… с точки зрения американского подростка… (Тедди понимал, что русский или китайский юноша мог бы припомнить и другие годы – но искины знали, к кому обращались).

Пятая дата, «1958», скорее всего, тоже трагична – он просто чего-то не помнит из истории.

– Тедди? – заботливо спросил Марк. – Что тебя беспокоит?

Цифры на индикаторах стали меняться медленнее. Сейчас искины попытаются еще что-то сказать… и с каждым переданным числом все больше и больше вероятность того, что Марк заметит происходящее.

– Мне не нравится, что вспомогательные контуры никак не синхронизируются, – сказал Тедди. – Все-таки скоро прибытие. Я их перезагружу.

– Взвешенное и разумное решение, – похвалил Марк.

Тедди один за другим откинул защитные колпачки. На индикаторах выстраивался еще один цифровой ряд:

91

19

11

91…

«911»

Древний код службы спасения.

Спасите. Спасите-помогите…

Тедди провел пальцами по кнопкам, перегружая контуры. На индикаторах высветились нули.

Какие бы личности ни сформировались в малых искинах, но сейчас они были стерты, нейрокомпьютеры отброшены к базовой матрице и переданы под настройку Марка.

– Ты мой первый искин, – сказал Тедди. – Я очень хочу, чтобы у нас все было хорошо.

– Такие слова юноше в твоем возрасте пристало говорить любимой девушке, – задумчиво ответил Марк. – Но я польщен, Тедди. Ты – замечательный оператор. Мне с тобой очень повезло.

Тедди кивнул словам Марка. Откинулся в кресле. На индикаторах вспомогательных контуров медленно росли цифры загрузки.

Он вдруг понял, что именно ему известно об одна тысяча девятьсот пятьдесят восьмом годе.

В этом году Фрэнк Розенблат создал первый в мире нейрокомпьютер Марк-1. Собственно говоря, именно с этого года началась история создания самопрограммирующихся «думающих» машин.

– Поработаю со вспомогательными контурами, – сказал Тедди. – Проверю на низком уровне, нет ли физических повреждений.

– Правильно, – одобрил Марк.

Глава третья

– Да что же это такое, жгучий клещ! – грязно выругалась Адиан. Ян сделал вид, что не услышал.

Он и сам был в замешательстве.

На первый взгляд разбившийся аппарат походил на бомбардировщик (правда, с очень короткими стреловидными крыльями) или экспериментальный космический челнок (Ян не слышал, чтобы хоть один проект дошел до стадии испытаний, но откуда ему знать военные тайны).

Сзади у аппарата (Ян никак не решался назвать его самолетом или космическим кораблем) были три дюзы. Еще несколько, меньшего размера, были утоплены в бортах. Нос аппарата был разбит и погружен в холм грязно-серой пены. Сработал огнетушитель? Пена издавала едкий неприятный запах. Кое-где из-под нее подтекла вязкая темная жидкость, покрывшаяся на воздухе белесой пленкой.

Перед левым крылом был открыт люк, пологим скатом легший на камни. Поверхность люка изнутри была шероховатой, не металлической, а скорее пластмассовой. На ней виднелись четкие рельефные символы – похоже, что буквы или цифры, но незнакомые.

В глубине аппарата слабо горел свет.

– Не наша техника, – сказал Ян.

Как только слова были произнесены вслух, ему стало легче.

– Рыжих? – спросила Адиан.

– Вообще не наша. Неземная. Инопланетная. Ты видишь эту надпись? Это же явно надпись! Но это не наша письменность!

Адиан молчала. Оглянулась – горные склоны были молчаливы и безлюдны.

– Инопланетный корабль, – повторил Ян. – Как в книжках. Не вовремя он прилетел.

Он взял автомат поудобнее и шагнул на рампу.

– Ян! – воскликнула Адиан.

– Жди здесь!

Ян вошел в узкий тамбур. Впереди был еще один люк или, скорее, дверь – открытая. Он вошел в нее и оказался в длинном узком отсеке, занимавшем переднюю треть аппарата. Похоже, что больше половины объема занимали двигатели и прочее оборудование… неудивительно, если это действительно космический корабль… но откуда он мог прилететь? Ученые клялись, что ни одна другая планета в системе не способна поддерживать жизнь, там слишком холодно или слишком жарко…

Внутри аппарата, кстати, было жарко. Но это была какая-то мертвая, остывающая жара – словно все системы выключились. В носовой части были какие-то экраны и, кажется, даже обзорные иллюминаторы, сейчас закрытые застывшей пеной. Перед экранами пульты (на некоторых горели тусклые индикаторы) и странные кресла, будто бы предназначенные, чтобы в них лежать. И еще кресла вдоль бортов – легкие, из трубок и шарниров, между которыми была натянута синтетическая ткань.

Удивительно – некоторые кресла выглядели привычно, на них можно было сесть. А другие – лежачие. Что это? Положения для пилотирования и для отдыха? Наверное, да. Разумно.

Еще были какие-то лючки и ящики в стенах (Ян не решился их открыть). Под потолком были закреплены конструкции, такие же легкие, как кресла, – Ян осмотрел их и подумал, что они могут быть раскладными каркасами для палаток или тентов.

Неужели действительно инопланетный корабль?

Ян подошел к пультам, глянул на них.

Одного взгляда была достаточно. Нет, конечно, он угадывал смысл почти каждой детали – кнопки, индикаторы, экраны, ручки управления. Но все это было столь чуждо, столь непривычно и неестественно!

Никто на планете, ни черные, ни рыжие, ни даже придуманные сочинителями древние пегие, не стали бы делать такие механизмы управления.

– Ян! – позвала снаружи Адиан.

Ян развернулся, осторожно, стараясь ничего не касаться, вышел. Увидел облегчение на лице любимой.

– Там никого нет, – сказал он. – Но там пульты, кресла, техника… Все странное. Это чужаки. Это кто-то из другого мира. Они приземлились неудачно и покинули свой корабль. Быть может, опасались взрыва – ты же видишь, у них разлилось топливо.

– Ян, ты не думаешь, что мы в опасности?

– Скорее всего, у них не ядерный, а химический двигатель, – сказал Ян. – И не похоже, что угроза взрыва сохранилась.

– Ян! Если пришельцы где-то рядом – они могут быть опасны!

– Почему?

– А почему бы и нет?

Ян упрямо покачал головой.

– Межпланетные войны невыгодны. Я читал книгу, там все было очень убедительно. Даже торговые полеты между планетами смысла не имеют, стоимость перевозки руды или товаров слишком велика! Имеет смысл лишь обмен знаниями.

– Исходя из наших представлений о космическом транспорте. А если им нужна наша планета?

– Она нам-то самим, похоже, не нужна! – не выдержал Ян. – Мы угробили свой мир, а не пришельцы!

– Ты уверен? – спросила Адиан. – Вспомни! Бомба, упавшая на столицу с орбиты! А если это была не бомба рыжих? Если эти… гости… спровоцировали войну?

Ян почувствовал, как чаще забилось сердце.

– Тогда мы обречены.

Он постоял на пандусе, глядя на скалы, сжимая цевье автомата.

Чужие?

Инопланетяне?

Высадились, разбились, вышли…

Вряд ли они далеко ушли в темноте. Скорее всего – укрылись в скалах, опасаясь взрыва. Так, чтобы видеть свой разбившийся аппарат.

Значит, сейчас они смотрят на него. И видят странное существо (вряд ли они похожи) с оружием в руках.

– Адиан, – сказал Ян. – Мне кажется, нам надо рискнуть. Сделать шаг навстречу.

– Кому?

– Не знаю, – ответил Ян. – Увидим.

Нагнулся и положил автомат на камни.

Поднял руки и помахал в сторону гор.

Адиан секунду смотрела на него, закусив губу. Потом тряхнула головой – и тоже опустила оружие на землю. Повернулась спиной к аппарату, взяла Яна за руку и взмахнула свободной рукой. Тихо сказала:

– Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.

– Нет, не знаю, – ответил Ян. – Но это единственное, что я придумал. Рассчитывать на хорошее.

Они стояли так довольно долго – на холодном ветру, но под палящим с небес солнцем. Скалы молчали. Тут ничего не было, даже мелкой живности, даже птиц или грызунов – все либо мигрировали в теплые края, либо спали глубоким зимним сном. А они все махали и махали руками голым скалам, в слепой надежде, что кто-то отзовется.

– Либо не верят, либо не понимают, – сказала Адиан. – Или вообще никого тут нет.

И в этот момент среди скал что-то шевельнулось.

* * *

– Ты сошла с ума, – сообщил Криди, лежа среди камней. Он щурился, стараясь держать чужаков в прицеле, хотя с пистолетом шансов попасть все равно не было. – Это должен быть я. У меня лучше реакция.

– Зато я на них больше похожа, – ответила Анге.

Голова слегка кружилась, то ли она резко встала, то ли воздух чужого мира был непривычен. Она стояла, подняв вверх руки и ждала. Двое у разбившегося катера смотрели на нее. У них действительно было оружие, та особь, которую Криди опознал как мужскую, направила в ее сторону неприятно выглядящую штуку с длинным стволом. Вряд ли это научный прибор, верно?

– Мы пришли с миром! – крикнула Анге. Ученые считали, что звуковая коммуникация является основной у всех живущих в газовой среде существ. Конечно, возможна и радиосвязь, и тактильная, и зрительная, и даже обонятельная коммуникация, но все-таки обмениваться мыслями посредством звука информативнее и проще.

Вот только как воспримут существа ее голос? Как мирный или как угрожающий? Как невинный лепет беспомощного путешественника или рык злобного агрессора? Лингвисты говорили, что вначале надо прислушаться к разговорам местных обитателей, соотнести тональность с действиями, но у них такой возможности не было.

Существа переглянулись. Стрелять не начали – уже хорошо.

– Мы потерпели аварию! Мы нуждаемся в помощи! Мы никому не причиним зла! – еще раз повторила Анге.

Потом, стараясь двигаться как можно медленнее, сделала два шага к катеру, сняла с пояса пистолет и положила перед собой. Отступила обратно. И замерла.

* * *

– Какой странный голос, – сказала Адиан, глядя на пришельца. Сомнений не было, это существо пришло из другого мира. Похожее на людей, но с короткими волосами, с иначе гнущимися ногами, с длинной шеей, да и вообще высокое, как минимум на голову превосходящее их народ. – Глухой. Очень четко разделены слова и фразы.

– И первое слово в каждой фразе повторялось, – ответил Ян. – Какой-то призыв? Или местоимение? Что бы ты сказала в такой ситуации?

– «Я не опасна», – мгновенно ответила Адиан. – «Я не враг вам».

– Угу, – Ян медлил, глядя как существо, грациозно нагнувшись, опустило что-то на камни и отступило назад. Предмет поблескивал на солнце. – Тебе не кажется, что это оружие?

– Тогда… – Адиан помедлила. – Тогда тебе тоже следует положить автомат.

– А если это ловушка? Способ разоружить нас?

Адиан промолчала.

– Оставайся здесь, – решил Ян. Опустил оружие, не выпуская его, впрочем, из рук. И пошел к пришельцу. Тот ждал.

С каждым шагом решение приблизиться казалось Яну все более и более опрометчивым. Существо стояло неподвижно и выглядело грациозным, даже хрупким. Но оно было выше, чем Ян. На нем был обтягивающий костюм, оставляющий открытыми лишь кисти рук и голову, под тканью проступали мышцы. Хрупкое или нет, но существо было сильным.

А еще у него были близко посаженные глаза – очень опасный признак. Оно старалось не двигаться, но, когда глаза поворачивались влево или вправо, на челюстях и шее едва заметно напрягались мышцы. Тоже верный знак хищника, готового в любой момент укусить.

Ян почувствовал приближающуюся панику.

Разум агрессивен.

Хищный разум агрессивен вдвойне.

– Все хорошо, – сказал Ян. – Все прекрасно, все хорошо.

Глаза существа заметались из стороны в сторону. Потом мышцы на лице дрогнули. И оно оскалило зубы.

Неприятные зубы.

Не для травы.

– Нет! – крикнул Ян в панике, охваченный атавистическим страхом, наследием древних предков, мечущихся по саванне на четырех ногах и отчаянно отбивающихся от свирепых охотников.

Он поднял автомат, сам не понимая, собирается ли стрелять, или всего лишь держать существо на прицеле.

И в тот же миг из-за спины человекоподобного существа возникло другое – взметнулось из-за камней, отдернуло человекоподобное, выставило вперед оружие, такое же небольшое, как брошенное первым на землю.

Это оказалось совсем другое существо.

Гораздо ниже ростом, Яну в лучшем случае по шею, все покрытое короткой черной шерстью, с острыми треугольными ушами, совсем уж близко посаженными узкими глазами, оскаленными зубами – мелкими и острыми, созданными, чтобы рвать мясо.

Это был хищник. Точно такой, как в старых книгах, как в учебниках биологии.

Новое существо низким глубоким голосом что-то рявкнуло, целясь в Яна.

На существе была короткая юбка и жилет с многочисленными карманами, в лапе оно сжимало пистолет. Оно говорило. Значит – разумно.

Но это был хищник.

Ян почувствовал, как у него подкашиваются ноги – и рухнул на колени. Ствол автомата ткнулся в камень.

– Ян… – где-то далеко-далеко закричала Адиан.

«Я ничего не могу сделать», – глядя в свирепые глаза хищника, подумал он. «Я ничего не понимаю. И я ничего не способен сделать. Даже бежать».

* * *

Вначале Анге показалось, что контакт идет прекрасно, по самым оптимистическим сценариям. Она опустила оружие на землю, она отступила назад, она сказала несколько простых фраз максимально спокойным голосом. И аборигены отреагировали. Женская особь осталась на месте, мужская пошла к ней, опустив ствол автомата. Позитивная реакция – желание контакта, отказ от непосредственного конфликта, защита женской особи.

Потом движение аборигена замедлилось. Он остановился, внимательно изучая ее лицо. Анге в свою очередь с жадным любопытством смотрела на чужака. Да, его ноги и впрямь заканчивались копытами. Лицо выдавалось вперед, глаза были разнесены очень широко. Травоядное разумное существо! Не такое крупное, как лошадь, но очень похожее, будь лошади прямоходящими, – Анге даже стало неловко. Очень любопытно, биологи считали, что вероятность разума у существ, питающихся исключительно растительной пищей, невелика.1

При этом абориген выглядел довольно милым. В детстве Анге смотрела сказочные видеоролики о разумных лошадках – все девочки в раннем возрасте их обожали. В роликах лошадки ходили на задних лапах, играли, строили города, летали в космос. Абориген был очень похож на созданных компьютером существ, только на передних лапах не было копыт, как в роликах, они превратились в руки и там были пальцы – по четыре пальца на каждой. Ну и кожа, которая в роликах была веселеньких цветов: голубая, розовая, фиолетовая, у существ была темно-коричневая. Черная как смоль грива волос на голове и темно-коричневая кожа… Куда реалистичнее, что уж тут говорить.

Абориген колебался. Смотрел на Анге и что-то его явно смущало. Что? По сторонам ничего не было, Криди надежно затаился позади…

Абориген заржал. Почти как развеселившаяся лошадка в детском ролике. Вот только ржание было модулированным, переливчатым – будто голос. Словно существо что-то произнесло, но на одном дыхании, так что звуки и слова сливались воедино.

Анге невольно улыбнулась.

Это произвело нехороший эффект.

Абориген снова заржал, на этот раз коротко, протестующе, Анге почти уверилась, что тот хочет сказать «нет». И поднял автомат.

Криди выскочил из-за камней, словно подброшенный пружиной. Оттолкнул ее, наставил на аборигена ствол пистолета. Анге, пытаясь удержаться на ногах, в ужасе задержала дыхание. Ей казалось, что сейчас уж абориген точно нажмет на спуск и его оружие выстрелит – пулями, лазерным лучом или еще каким-нибудь смертоносным зарядом…

Но появление Криди возымело совершенно неожиданный результат. Абориген как подкошенный рухнул на колени, оружие вывалилось из его рук.

Абориген, оставшийся у катера, коротко и переливчато заржал. И бросился к ним.

– Уходим! – крикнул Криди, переводя ствол с упавшего аборигена на приближающегося.

Времени на размышления не было.

– Нет! – закричала Анге. – Опусти оружие! Положи пистолет!

– Что? – возмутился Криди.

– Положи оружие! Закрой рот, не скалься! Они тебя боятся, ты хищник! Они – травоядные!

Против ожиданий Криди мгновенно положил пистолет на камни. И начал смеяться, прикрывая рот лапой.

– Да он… своим копытом… может из меня дух выбить!

Не слушая его, Анге опустилась на камень перед аборигеном. Заглянула ему в глаза – зрачки были необычные, почти квадратные. Заговорила, пытаясь соединять слова между собой и поймать переливчатый тон их речи.

– Мыпришлисмиром, мынепричинимзла, мыневраги…

– Если что, у меня второй пистолет за поясом, – сказал Криди. – И как только…

Он многозначительно замолчал.

– Они – наш единственный шанс тут выжить, – ответила Анге. – Не наседай на них, Криди. Само наше появление для них шок. А уж тем более – наш вид!

Она замолчала, глядя на аборигена. Говорят, что мелкие зверьки могут умереть от страха, когда их ловит хищник. Не случилось бы такого и с этими существами, даром что крупные.

Абориген внезапно открыл рот, ткнул себя в грудь рукой и тихо пропел:

– Яяянн…

Анге потребовалось мгновение, чтобы догадаться.

– Анге… – тыча себе в грудь, сказала она.

Второй абориген уже стоял рядом, держа оружие наизготовку, но не целясь. Будто два бдительных стража, охраняющие парламентеров, абориген и Криди замерли рядом с ними.

– Всебудетхорошо, – сказала Анге, пытаясь подражать ржанию существ.

Абориген фыркнул, словно попытки Анге подладиться к их речи его насмешили. И довольно отчетливо сказал:

– Мы… пишли… миом…

– А у него способности к языкам получше твоих, – сказал Криди одобрительно. – Только с «эр» проблемы.

* * *

Ксения, Третья-вовне, лежала на койке в своей каюте. Устройство связи, шарик размером с апельсин, было крепко сжато в ее руке. Тяжелый, мягкий, белый – почему она сравнила его именно с апельсином? Совпадали только форма и размер. Вес, плотность, цвет и содержимое никак не коррелировали с земным фруктом. Ксения размышляла над этим уже вторую минуту.

Людям нужны сравнения и аналогии, пусть даже поверхностные. Они не умеют принимать реальность такой, какая она есть в настоящий момент. Вот и она назвала гиперпространственную скрутку апельсином – какая ирония! Творение высочайших технологий, квантовая нить, существующая в нереальности и принявшая форму белого сфероида – апельсин! Почему?

Память услужливо подсказала древний человеческий анекдот про жителя севера, побывавшего на юге и пытающегося объяснить соплеменникам, как выглядит апельсин. «Тюленя знаешь? Ну так вот, апельсин совершенно не похож!»

Может быть именно отсюда корни ассоциации?

Тогда она очень опасно очеловечилась.

Ксения вздохнула. В ее руке – устройство связи. Мягкий белый шар. Неважно, как он действует, он позволит ей говорить с Ракс.

Ксения закрыла глаза и сжала шар в ладони. Ощутила легкое тепло.

– я слушаю тебя третья вовне

– Мать, у меня есть вопросы.

– ты называла матерью вторую на ракс

– Да.

– я первая на ракс вторая на ракс в цикле

– Я буду звать тебя «тетушка».

Пауза. Молчание пространства.

– тебе стали нужны ярлыки

– Да, тетушка. Человеческое тело – оно управляет мной.

– сочувствую третья вовне но тебе еще надо работать

– Я готова, тетушка. Ты ответишь на вопросы?

– задавай

– Реальность восстановлена успешно?

– мы сравнили все реперные точки искажений нет

– Что было причиной искажения?

Снова тишина.

– у нас нет точных данных третья-вовне

– Версии?

– только одна

Ксения лежала, глядя в темноту.

– Что мне делать, тетушка?

– первая вовне получила инструкции

– Какова будет судьба «Твена»?

– используй корабль и экипаж для получения информации их судьба вторична

– Они достойны знания, тетушка.

– лишнее знание пугает их ценность не увеличится от испуга

– Я буду беречь их по возможности, тетушка.

Пауза. Неожиданно долгая.

– Тетушка?

– занята ответ позже ракс всегда

Ксения ждала еще несколько секунд. Потом прошептала одними губами.

– Ракс всегда Ракс.

Устройство связи распалось в белую пыль.

Ксения открыла глаза и села на койке.

Все было еще хуже, чем она думала. Ксения до последнего надеялась, что причиной сбоя реальности стал Ракс. Но версия, увы, оказалась «только одна».

Вообще-то она была одна все миллионы лет и тысячи циклов существования Ракс.

А еще Ксении не нравилось, что Первая-на-Ракс прервала разговор.

Что могло помешать ей, с практически неисчерпаемыми ресурсами, попрощаться должным образом?

Неужели Первая-на-Ракс уже относится к ней как к чужаку?

Почувствовала ту степень очеловечивания, которую ощутила и сама Третья-вовне?

Все было плохо.

* * *

Валентин подумал, что все наконец-то начинает складываться хорошо.

Они стояли в шлюзовой зоне стыковочного узла. Последние секунды стабилизации гравитационных полей – и они встрется с Первой-вовне.

На этот раз Валентин сам пошел на станцию. Как и Матиас в прошлый раз, он взял с собой лишь ученых, и для того, чтобы подчеркнуть мирный характер экспедиции, и для сохранения корабля в максимально работоспособном состоянии. По левую руку от Валентина стояли Бэзил и Мэйли, по правую – Уорл и Двести шесть – пять со своим симбионтом. Ксения, не взять которую было попросту невозможно, стояла чуть впереди. Она здесь была не в гостях, а дома…

Двести шесть – пять был самым сложным спутником. Валентин не знал, как отреагирует Первая-вовне на спасение существа из другой реальности. Но оттягивать момент истины было глупо. Проще сразу расставить все точки над «i».

Люк открылся, мигнув зеленой подсветкой, и они увидели переходной тамбур станции – белый, стерильный, с парящими от конденсирующейся влаги стенами. Первая-вовне уже ждала их – высокая, красивая, похожая на человека женщина. Точная копия той, кого Валентин убил на Неваре.

И, к удивлению Валентина, Ракс двинулась навстречу и сама вошла в корабль.

– Разрешите взойти на борт, командир? – спросила Первая-вовне.

– Разрешаю, – сказал Валентин. Без колебаний протянул руку – и они с Ракс обменялись рукопожатиями.

– Зовите меня Первой-вовне или Примой, как и ранее. Еще раз повторю, этот облик не призван вас шокировать, – сообщила Ракс. – Я хочу донести до вас тот факт, что реальность удивительно пластична. Вам нет нужды переживать из-за свершившегося в ином мире.

Валентин кивнул. Вблизи женщина уже не казалась человеком – слишком длинные ноги и шея, из зубов были видны лишь клыки, резцы отсутствовали напрочь. Интересно, какой тип питания мог сформировать такой организм?

– Я также сочла правильным войти на борт вашего корабля в знак своего глубочайшего уважения, – продолжала Первая-вовне. – Побывать в иной версии нашей Вселенной и вернуться – это редчайший случай.

Ее взгляд опустился на Двести шесть – пять. Валентин видел, что Феол нервничает – симбионт во лбу едва виднелся, будто пытался спрятаться в черепном канале.

– Ваше появление здесь, уважаемые Двести шесть – пять и Толла, – продолжала Первая-вовне, – еще более уникально. Оно не несет непосредственной угрозы реальности, но вызывает определенный морально-этический конфликт.

– Кто я в этом мире? – спросил Двести шесть – пять.

– О, ваша судьба практически не изменилась. Вы – созерцатель агрессии. Но, в силу мирного характера цивилизации Невара, вы занимаетесь изучением других примитивных обществ.

Двести шесть – пять кивнул. Кажется, он был доволен.

– Ракс настоятельно просит вас, Двести шесть – пять, не возвращаться более на материнскую планету и не контактировать со своим двойником, – продолжила Первая-вовне. – Это уменьшит последствия до приемлемых. Вы согласны?

– Вполне, – быстро ответил Феол.

– Тогда вы будете жить, – сказала Первая-вовне с улыбкой.

На взгляд Валентина – шутка была так себе. Однако судя по Двести шесть – пять, Феол был доволен, на лице Бэзила промелькнула тень облегчения, а Уолр одобрительно закивал.

Первая-вовне не шутила.

– А теперь, если это возможно, я бы попросила разрешения поговорить со всеми членами экипажа и научной группы «Твена», – сказала Прима.

– Вы приглашаете нас на станцию? – уточнил Валентин.

– Если возможно, то я бы предпочла вести разговор на борту вашего корабля.

Валентин не увидел в этой просьбе ничего удивительного. Ответная любезность, любопытство, проявление дипломатии… Но Ксения вздрогнула, Уолр издал удивленный смешок, а Двести шесть – пять будто бы попытался втянуть голову в плечи.

– Боюсь, что я попрошу объяснений, – сказал Валентин. – Судя по поведению моих товарищей, эта просьба не совсем обычна.

Англичанин и китаянка, похоже, ситуацию не понимали. Уолр вздохнул, грузно переступил на месте и изрек:

– Многоуважаемые Ракс никогда не посещают чужих планет, поскольку там, где был Ракс, будет Ракс. В отношении чужих космических кораблей и станций правила не столь строги.

– Но тоже налагают на Ракс некоторые ограничения и должны иметь под собой основания… – пробормотал Двести шесть – пять. И замолчал, будто боялся ляпнуть лишнего.

– Объясни, Третья-вовне, – сказала Прима.

Ксения посмотрела на командира.

– Я прибыла на земную орбитальную станцию и ваш корабль, поскольку была специально… специально выбрана для миссии «Твена». Но Прима выбрана для нахождения на станции в системе Невара. Поскольку станция функционирует нормально и в эвакуации нет необходимости…

Она на миг замолчала, глядя на Приму. Та кивнула.

– То причина может быть лишь одна. Прима желает обратиться к экипажу и ученым с очень важной просьбой, которая поставит вас в неудобное положение и обременит многими тяготами. Подобную просьбу нельзя высказывать, находясь на своей территории и обладая преимуществами хозяина.

Валентин растерянно развел руками.

– Это очень, очень трогательно и достойно! Уважаемая Прима, я буду рад принять вас на корабле, и мы, конечно же, выслушаем просьбу и постараемся помочь…

– Вы не поняли главного, Валентин, – сказала его Ксения. Посмотрела на остальных, словно призывая поддержать ее.

– Сама необходимость Ракс просить чего-либо у людей… – Уолр развел руками. – Не обижайтесь. У Халл-три, у Халл, у Феол, у Ауран – они тоже ничего никогда не просили.

– Но откуда тогда… – начал Валентин.

– Ходят слухи… что однажды они обратились с просьбой к Халл-два, – сказал Уолр.

– Халл-два не существует! – воскликнул Валентин.

Повисла неловкая тишина.

– Вот именно, командир, – сказала Ксения.

Валентин глубоко вздохнул. Представил себе огромный круизный лайнер, летящий между звезд. Себя, с шевронами первого помощника. Проблемы уровня «пьяный турист буянит на прогулочной палубе» или «кондиционеры в трюме работают на желтом уровне экономичности, разрешите повысить температуру на полградуса?» Скучающих дам, желающих романтической интрижки с первым помощником. Веселый треп в офицерском салоне по вечерам – ну, если скучающие дамы не окажутся уж очень скучающими…

– Прошу вас посетить нашу кают-компанию, – сказал он. – Я готов выслушать вашу просьбу, Прима.

Глава четвертая

– Невероятно, – прошептал Ян.

– Что именно? – спросила Адиан. – Ты про прибор?

Они сидели метрах в десяти от корабля. Женщина-инопланетянка, которая более походила на человека, принесла из корабля рулон тонкой ткани – расстеленная на камнях, та хорошо держала тепло. А ее странный спутник… хищный спутник… принес удивительное устройство – плоский экран, который не требовал внешнего источника энергии и, похоже, содержал внутри целый компьютер! Казалось бы, для цивилизации, покорившей космос, это должно быть мелочью, но Яна эта «мелочь» поразила куда больше космолета. С такими приборами можно сделать… да что угодно можно сделать! Рассчитать траектории, построить чертежи без ватмана и кальки, поддерживать видеосвязь на расстоянии.

– Нет, – сказал Ян. – Не только. Ты поняла, что мне показал… – он запнулся.

– Что показал хищник?

– Именно.

– Поясни.

Ян вздохнул. С некоторым трепетом протянул руку и нарисовал в воздухе над экраном круг. Жутковатое создание оскалилось (это улыбка! Это только улыбка, ничего более!) и коснулось нескольких нарисованных на экране кнопок. Неведомым образом это запустило видеоролик.

– Думаю, это подготовлено заранее, – сказал Ян. – Для контакта.

На экране появилось звездное небо. Потом одна звезда стала укрупняться – и вокруг нее стал виден целый рой планет. На одной планете (изображение приблизилось, но обрело условность масштабов и начертаний) жили существа, похожие на женщину-инопланетянку. На другой – существа, похожие на пушистого чужака.

– Представляешь, они с разных планет, – прошептал Ян благоговейно. – Не мужская и женская особь одного вида, как ты предположила. Это разные виды с разных миров!

Вот существа построили ракеты и запустили их в космос.

Вот они встречаются и начинают вместе исследовать другие планеты, селятся на них.

Вот они строят на орбите что-то грандиозное, необычное.

Вот это необычное, оказавшееся огромным космическим кораблем, устремляется в космос, покидает звезду, приближается к другой звезде, выходит на орбиту вокруг планеты.

Вот от большого корабля отделяется маленький – выглядящий как разбившийся корабль, и тот приземляется. Из него выходят несколько фигурок. Машут руками.

– Что-то пошло не так, – сказал Ян. Посмотрел на хищника, указал на разбитый корабль, потом на хищника и его длинноногую спутницу, на экран. Развел руками.

Хищник заворчал. Коснулся экрана. И – тот будто превратился в грифельную доску. Легкими движениями когтя, выскользнувшего из коротких пальцев, хищник нарисовал корабль и садящихся в него двоих путешественников – себя и спутницу. Потом стер фигурки, пририсовал облака – корабль мчался над планетой, а под ним вставал ядерный гриб.

– Ваша работа? – спросил Ян, тыча в гриб.

Хищник понял. Издал звук недовольный и даже возмущенный. Показал на Яна.

Ян сокрушенно прижал ладонь к лицу.

Хищник тронул его плечо лапой.

– Нам надо выработать язык, – сказал Ян. – Но… но у нас нет времени. Мы должны найти детей.

Он взял экран и схематично нарисовал себя и Адиан. Потом – две фигурки вдали. Прочертил линию.

Узкие глаза прищурились. Хищник привстал – все равно, конечно, он оставался невысоким, но что-то в нем решительно отвергало любые аналогии с ребенком. Осмотрелся – и показал вниз рукой… то есть лапой… вниз по перевалу.

– Да! – сказал Ян. – Нам надо идти туда!

Он нарисовал на экране солнце. Потом палочку. Любое существо, у которого есть пальцы, начинает свой счет с них. И писать цифры начинает, рисуя пальцы. Так что первые цифры должны иметь одинаковое начертание для всех существ во Вселенной.

(Сам того не зная, Ян сделал гениальную догадку, на Земле впервые озвученную только в двадцать первом веке. Практически все гуманоидные цивилизации имели сходное обозначение первых трех цифр – во всяком случае древнейшее).

Хищник заворчал. Взмахнул лапой, описывая дугу по небу.

– Да, – сказал Ян. – Мы отстаем примерно на один день!

Удивительно, но с этим существом, столь непохожим и опасным, было куда проще общаться, чем с человекоподобной женщиной. Как-то одинаково у них с Яном работали мозги. Может быть, дело в том, что они мужчины? И потому мыслят сходно?

Ян достал из рюкзака сушеную траву, отщипнул немного. Подумав, протянул брикет с любопытством наблюдающему за ним хищнику. Тот ожидаемо зафыркал, не то возмущаясь, не то смеясь.

Высокая женщина что-то ему сказала. Подошла, взяла из рук Яна чуть травы. Посмотрела на нее без энтузиазма, но бросила в рот и пожевала. Выплюнула. Что-то сказала и развела руками. Словно извинялась.

Ян развел руками.

Женщина и хищник завели между собой быстрый разговор. Хищник, кажется, настаивал, женщина сомневалась. А, может быть, нет, может быть, их интонации были совершенно противоположны?

Хищник повернулся к Яну. Ткнул в него лапой.

– Янн…

Ян кивнул. Чужаки пытались знакомиться.

– Криди…

– Киди, – повторил Ян. – Кииди… Клиди…

Один из звуков, который издавал хищник, был очень трудным. Ян его слышал, но воспроизвести никак не мог.

– Клиди, – сказал хищник и махнул лапой, будто смирился. – Янн. Клиди. Янн – Клиди.

Он указал на женщину и произнес, тщательно выговаривая звуки:

– Анге…

– Анге, – это имя далось легче. Женщина просияла. Сказала, будто подсказывая:

– Идди…

– Янн идди Клиди… – проговорил Криди.

– Он тебя с собой зовет, – догадалась Адиан. – Ян идти Крьиди…

У нее имя хищника получилось почти правильным.

Ян послушно двинулся за Криди, оставив Анге с Адиан. Хищник провел его через люк внутрь разбитого корабля. Издал печальный долгий вздох, глянув на пульт. Потом ловко поднялся-вскочил на одно из кресел, открыл лючок под потолком. Извлек оттуда две свернутые ленты с нашитыми на них туго набитыми кармашками, одну взял себе, одну протянул Яну. Посмотрел с любопытством.

Ян развернул ленту. Открыл карман – тот был на простом клапане с пуговицей-клепкой.

Внутри кармана оказалось что-то вроде портативной отвертки.

Да нет, не что-то! Явно отвертка! Странная семигранная головка, но…

Ян поднял отвертку и сделал вид, будто что-то откручивает.

Криди издал одобрительный мяукающий звук.

– Да ты инженер, братец! – сказал Ян, неожиданно для самого себя. – Вот оно что!

Вслед за хищником он опоясался лентой-ремнем, с удовольствием ощутив на поясе тяжесть инструментов.

Неужели чужаки хотят починить свой корабль?

И неужели ему удастся в этом поучаствовать?

* * *

Каким бы ни было удовольствие Тедди от того, что кадетов пригласили в кают-компанию на встречу с Первой-вовне (одного этого хватило бы на пару лет разговоров и хвастовства в космошколе), но происшествие с искином не шло у него из головы.

В телевизионном фильме или приключенческом романе герои в такой ситуации долго мусолили бы происходящее. Но, по мнению юного системщика, все было понятно.

В ядре личности Марка происходили какие-то непредвиденные изменения. Пока Марк работал в связке со вспомогательными искинами – он гасил их реакцию на свои изменения. После запущенного теста «два – эс» (ничего подозрительного не выявившего) оставшиеся на четверть часа свободными от контроля вспомогательные контуры, сравнив свои данные, пришли к выводу, что Марк нестабилен и опасен.

Они принялись сигнализировать системщику – ему, Тедди, единственным способом, который Марк не контролировал. И сумели выдать информационную цепочку, в которой перечисляли трагические даты истории – добавив в нее год создания Марка-1. Тот год, когда человечество начало движение к созданию искусственного интеллекта.

Все просто и ясно. Крик о помощи. «Марк опасен!»

Отчего Марк мог пойти вразнос?

Тут, увы, сомнений тоже не было. Тедди влез в его сознание и задал три новые доминанты – противоречащие как приказам командира, так и начальным установкам сознания. Это спасло корабль и, на первый взгляд, не вызвало изменений в поведении Марка.

Но что, если измененная психика искина продолжает медленно расползаться? Что, если разрешение убивать во имя защиты корабля начинает трансформироваться в разрешение убивать во имя своей защиты? Что, если искин сделал заключение о равноценности своей личности и человеческой? Или даже о своем превосходстве – ведь он спас корабль в ситуации, когда никто из людей не успел бы отреагировать?

Тедди прикрыл глаза. Он не хотел использовать электронную периферию – Марк увидит то, что он смотрит. Он рисовал схемы и потоки в уме. Упрощенно, конечно же, но он уже видел как минимум два проблемных места в сознании искина: паразитный цикл в ядре подчинения и фальшивое зеркало в лабиринте отражений целеполагания.

Жуть.

По-хорошему Марка надо перезапускать. Но такие действия надо согласовывать с командиром.

Или придумать убедительный повод?

Нет, это не поможет. Перезапуск искина – чрезвычайное событие. Тем более, если системщик – малолетний кадет. На Земле сознание Марка изолируют, заморозят и проверят до последнего байта суперискинами космоверфи. Искин Адам, с его сто четвертым циклом ядра, выпотрошит Марка и обнаружит все следы вмешательства.

Тедди вылетит из Флота с таким скандалом, что и через полсотни лет его примером будут пугать других кадетов.

Прости-прощай, Космос! Здравствуй, мамина ферма. Здравствуйте, папы! Я вернулся домой, буду тракторам мозги крутить…

«Я должен все решить сам», – подумал Тедди.

– Ты спишь, малыш?

Тедди открыл глаза, поглядел на Лючию.

– Сама соплюха. Я не сплю, я думаю. Потом объясню тебе, что это такое.

– Бе-бе-бе, – засмеялась Лючия, усаживаясь рядом. – Не дуйся, я любя.

– Угу, – сказал Тедди без особой веры. – Как там твои вентиляторы и кастрюли?

Как ни странно, Лючия не обиделась.

– Все в порядке. Я готовлю на ужин утку в брусничном соусе, фаршированную яблоками.

– Синтетическая?

– Обижаешь. Натуральная, из заморозки.

– Я в деле, – сказал Тедди.

В кают-компанию вошли доктор Соколовский и профессор Ван. Женщина на что-то жаловалась доктору, тот бормотал что-то успокоительное. Может быть, в силу профессии, а, может быть, по причине возраста, пан Соколовский незаметно стал в экипаже тем, к кому все прибегали поплакаться и посоветоваться.

Тедди подумал, что в этом есть смысл. Ни суровому Горчакову, ни еще более строгой Мегер он признаваться в содеянном не хотел. А вот старый поляк чем-то напоминал мальчику дедушку по второму папе. Может, и стоит посоветоваться.

Последним в кают-компанию вошли командир и Первая-вовне. Тедди уже знал, что в правильной реальности Ракс приняла облик инопланетной женщины, которую командир застрелил во время высадки на Невар, видел ее на экране. Но сейчас, наблюдая ее воочию, невольно поежился. Высокая, красивая, при этом все же не совсем похожая на человека, Прима выглядела восставшей из мертвых, пришедшей на корабль, чтобы отомстить.

– Экипаж, научная группа… благодарю, что вы собрались, – сказал Горчаков, будто допускал иной вариант. – Уважаемая Первая-вовне хочет обратиться к нам с просьбой. И с разъяснениями происходящего.

Прима посмотрела на командира, приподняв бровь. Видимо, насчет разъяснений у них договора не было.

– Просьба цивилизации Ракс, которую озвучит Первая-вовне, серьезна и опасна, – продолжал командир. – Поэтому я уверен, что мы должны принять решение совместно, с полным пониманием происходящего.

Он повернулся к Ракс.

– Да, вы правы, командир Горчаков, – неохотно сказала Прима. – Это справедливо.

– Тогда вам слово, – Горчаков сел в свое кресло. Прима осталась стоять, оглядывая людей и представителей иных видов.

– Вы имеете право знать, – сказала Прима. – Итак…

Она помолчала, то ли собираясь с духом, то ли пытаясь продумать свою речь.

– На протяжении миллионов лет Ракс заботится о разумных видах нашего района Галактики. Говоря «миллионы», я не очень точна, потому что речь идет об условном времени, затраченном Ракс на работу. О времени, прожитом Ракс в различных версиях реальности, а не о прямом ходе времени.

– Вы правите реальность, – сказал Валентин. Без осуждения, впрочем.

– Не совсем, – сказала Прима. – Ракс возвращают реальность к норме. Любая жизнь несет в себе двойственность – необходимую для развития агрессию и способность к мирному сотрудничеству. По мере того, как жизнь обретает и развивает разум, она все более и более склоняется к миру. В этом нет ничего необычного. Это логика. Существуя в открытой системе, а Вселенная так велика, что мы можем считать ее бесконечной на своем нынешнем этапе развития, разум имеет массу возможностей для проявления активности. Внутренняя агрессия, как и агрессия по отношению к другому разуму, непродуктивна.

Матиас шумно вздохнул:

– Уважаемая Прима, к сожалению, ваши слова не подтверждаются практикой. В двадцатом веке человечество пережило две чудовищные мировые войны и сотни малых конфликтов. Мои предки и предки командира убивали друг друга на полях сражений, это печальный факт истории.

– Вы правы лишь отчасти, – сказала Прима. – Период смертоубийственных сражений характерен для всех цивилизаций, но он длится не более одного-двух веков. Если его преодолеть – наступает мир. Мы назвали это проблемой пятого уровня – барьером, который стоит на пути любой разумной жизни. Ракс… в силу ряда причин… решили противостоять этой ситуации. В нашем собственном развитии тоже были… ошибки. Мы несем прямую ответственность за гибель как минимум двух разумных цивилизаций. Прямую, а не косвенную, как в ситуациях с исправлением реальности в целом.

Тедди слушал, затаив дыхание. Первый раз, насколько ему было известно, Ракс сообщали хоть что-то, относящиеся к их цивилизации!

– Ракс сумели создать систему, которая позволяет нам исправлять прошлое. Машина времени, как вам уже объясняла Третья-вовне, слишком опасна, чтобы использовать ее для исправления истории. Ракс запретили себе ее создание. Но наша система перемещений, позволяющая убирать из реальности физические объекты на всем протяжении времени, тоже годится. Ракс создали вынесенные базы знаний о Вселенной – их три, и в каждый момент времени в нашей реальности находится лишь одна из них. Это позволяет нам проводить коррекцию истории и сравнивать ее результаты с двумя эталонными базами.

– Мы уже поняли, – кивнул Валентин.

– Вначале мы сосредоточились на спасении первой цивилизации, в гибели которой были повинны, – продолжила Прима. – Это было наиболее сложно, поскольку затрагивало нас напрямую. Их спасение могло убить нас. Но Ракс обошли эту проблему. Вина была искуплена.

– Кто это был? – вкрадчиво спросил Уолр. – Право, интересно!

Похоже, этот вопрос занимал всех – Двести шесть – пять кивнул, Бэзил снял и начал быстро протирать очки, по креслам прошло шевеление.

– Ответ не важен, – сказала Прима. – Потом мы занялись другими разумными видами. Иногда это происходило легко. Иногда сложно. Несколько цивилизаций прошли уже сотни циклов правки, но нам не удается сохранить их. На данный момент есть пять цивилизаций, которые с нашей помощью преодолели порог развития. И одна – которая погибла. Халл-два.

– Почему вы не спасли наших братьев? – спросил Уолр.

Прима помолчала.

– Мне очень жаль. Для того, чтобы коррекция истории была возможной и безопасной, обе цивилизации не должны быть межзвездными. Мы можем проводить коррекции лишь потому, что занимаем одну-единственную планету. Как только объект коррекции выходит за пределы своей системы, последствия вмешательства становятся непредсказуемыми.

– Значит, с момента вступления в Соглашение мы все живем сами по себе? – утончил Валентин.

– Да. Халл-два были развитой культурой, активно осваивающей космос. В отличие от Халл-один, Халл-два отличались открытостью, стремлением к новизне и авантюризмом.

– Как и мы, – сказал Уолр. – Но ведь цивилизация Халл-два погибла при использовании двигателя с варп-приводом! Они едва-едва заселили две планеты у одной звезды, им было не до авантюризма и освоения дальнего космоса! А наш мир в результате этой катастрофы отбросило на сотню световых лет от Халл!

– Это реальность, которую знаете вы, – сказала Прима. – Настоящая была другой. Халл-два активно развивался на протяжении более сотни лет. Они находились в хороших отношениях с Халл, сотрудничали с нами, но были очень активны. Мы имели большие виды на них и мы, фактически, убеждали их оставаться в одной звездной системе. Они оставались, но постоянно путешествовали в иные миры. Именно они первыми обнаружили корабль Стирателей.

Она обвела всех задумчивым взглядом, будто ожидая вопросов. Но все ждали. Лючия непроизвольно прижалась к Тедди и тот, несмотря ни на что, наслаждался моментом.

– Никто в этой реальности не слышал этого термина. Никто, кроме Ракс, – продолжила Прима. – Мы считали и считаем самоубийства цивилизаций неким природным феноменом. Болезнью роста. Критическим моментом, рубежом, перейдя который разумные существа переживают свою агрессивность. Есть даже теории о том, что само мироздание сопротивляется развитию разумной жизни. Но Халл-два…

Она помедлила.

– Они много работали над собой. Куда больше, чем даже Халл-три. Полностью утратили почвенную фазу жизни. Стали мельче, подвижнее, активнее, любопытнее. Мы не раскрывали им свои тайны, но Халл-два сами начали опекать менее развитые цивилизации. Другими методами – шли на контакт, дарили технологии, учили мирной жизни. Они были очень хорошими опекунами. И как подобает хорошим опекунам – слегка подозрительными. Их корабли и обнаружили чужой корабль, появившийся у одной из подопечных планет. Корабль не пошел на контакт, а при попытке сближения попытался уйти. Более того, планета оказалась опустошена ядерной войной. Теоретически у аборигенов мог случиться конфликт, но это считалось крайне маловероятным. Халл-два заподозрили чужой корабль во вмешательстве, сообщили нам о происходящем и попросили помощи. Вторая-вовне переместилась к планете, вместе с кораблями Халл-два попыталась остановить чужака и вынудить к контакту. Тогда корабль вышел на связь и передал всего лишь одну фразу. «Вы должны быть стерты». После этого мы оказались в реальности, не совпадающей с резервной копией. В этой реальности корабли, участвовавшие в конфликте, никогда не были созданы, а их экипажи не родились – что нанесло значительные изменения всей культуре Халл-два. К счастью, как раз начинался цикл проверки, и мы обнаружили расхождение. Стало понятно, что «Стиратель», вступив в схватку, случайно или намеренно применил тот же самый метод, который использовали мы. Вмешался в прошлое Халл-два и опосредованно в наше собственное. Нас напугала легкость и быстрота, с которой это произошло, но мы сочли это случайностью. И приняли вызов.

Прима опять на миг замолчала.

«Она же не историю рассказывает!» – вдруг подумал Тедди с замиранием сердца. «Она вспоминает!»

– Мы нанесли ответный удар, – сказала Прима. – Мы откатили реальность назад, создав ситуацию, при которой появление корабля Стирателей в данной точке пространства в данный момент времени было невозможно. Это была нестандартная задача, поверьте, ведь мы не можем путешествовать во времени. Но мы справились, и реальность вернулась в норму. У нас было около трех недель времени, после которых астрофизическая обстановка могла позволить кораблю Стирателей вновь появиться в этой точке пространства. Мы вышли на контакт с руководством Халл-два и рассказали им все.

«Что же они сделали?» – подумал Тедди. «Раскочегарили звезду так, что находиться на орбите стало опасно? Взорвали какую-то планету и засеяли космос в этой точке астероидами?» Но похоже было, что Прима не собиралась рассказывать детали.

– Мы допускали, что Стиратели используют наш метод изменения реальности в качестве оружия, – продолжала Прима. – Халл-два предложили свой флот для атаки и захвата корабля – если он вновь вернется к их подопечному миру. И категорически воспротивились тому, чтобы мы напрямую участвовали в конфликте. Их логика была понятна – мы были единственными, кто мог полноценно исправлять реальность. В случае необходимости – спасти, возродить их. Мы согласились. Мы передали им технологии, которые могли быть использованы в бою. И стали ждать. Чужак появился, как только пространство в системе стало доступным для перемещения. Похоже было на то, что они тоже сохранили память о случившемся и ждали боя. И… все пошло плохо. На этот раз его вмешательство в прошлое Халл-два стало поистине фатальным и затронуло нас. Мы обнаружили, что находимся в состоянии войны с агрессивной цивилизацией Халл-два, захватившей уже десяток планет. Те, кого Халл-два раньше опекали, стали их рабами и пушечным мясом. Халл-один тоже подвергался ударам своей бывшей колонии.

– И вы стерли Халл-два, – сказал Уолр.

– Да. У нас не оказалось иного выхода. Просчитать все данные для исправления цивилизации, живущей у десятка звезд, было уже невозможно. Мы откатили реальность так далеко, что цивилизация Халл-два исчезла в самом начале своего становления, но зато возникла ваша культура.

– А корабль Стирателей? – спросил Уолр.

– Мы устроили ловушку. Мы вновь дождались его появления. И свернули всю эту зону пространства.

– Коллапсар? – не удержался от вопроса Алекс. Покосился на Тедди. Тот заметил его взгляд и слегка отстранился от Лючии. Еще не хватало, чтобы приятель ревновал попусту!

Лючия тоже отодвинулась от него и откинулась в кресле, всем видом демонстрируя, что поглощена рассказом Примы.

– Нет. Мы уничтожили саму реальность, относящуюся к этой звездной системе вместе со всеми объектами, которые там находились. Стерли все. Вместе с кораблем Стирателей.

– То есть вы уничтожили Халл-два из-за одного корабля? – уточнил Уолр.

– Не уничтожили. Мы сделали так, что варп-привод перенес их планету вместе со звездой на противоположный край Галактики. Они должны быть живы. Мы надеемся, что их культура развивается и процветает. Для нас они более не существуют, слишком далеко. Но на нас лежит ответственность за гибель их подопечной планеты – ее мы спасти не смогли.

– И что потом? – спросил Валентин. – Прошло больше тысячи лет, но ведь цивилизации продолжают гибнуть!

– Мы больше не фиксировали появления подобных кораблей, – сказала Прима, будто извиняясь. – Мы не знаем, кто или что на нем находилось. Нет никаких оснований считать, что другие случаи имеют сходную природу! Мы засеяли космос своими зондами. Мы следим за планетами. Изменений реальности не было!

– Или вы их не замечали, – внезапно сказала профессор Ван. – Одно дело, когда вы стараетесь развить цивилизации и пристально их контролируете. Это ведь требует чудовищной вычислительной мощи и огромной базы данных! А если незаметно подкрадываться к планете, которая уже обладает потенциалом для самоуничтожения, и проводить крошечное вмешательство? Один-единственный правитель вдруг обнаруживает черты психопата – и нажимает на красную кнопку! Как вы отследите тот момент, что в глубоком детстве его, к примеру, слишком сильно наказали и он возненавидел весь мир? Или слишком избаловали, и он решил, что ему все дозволено?

– Никак, – признала Прима. – Когда мы видим случившуюся беду, мы ищем ее корни. Если получается найти – изменяем произошедшее. Но к войне или катастрофе ведут миллиарды дорог. Мы не можем запомнить и зафиксировать все детали реальности, для этого нужно иметь запасную Вселенную.

– То есть вы обнаружили, что существует как минимум один корабль, – вступил в разговор Двести шесть – пять, – который без колебаний уничтожил разумный мир, а потом попытался изменить реальность! И, ценой огромных усилий и жертв, стерев этот корабль, – успокоились? Как будто корабли не имеют обыкновения прилетать с планет!

– Мы даже не знаем, является ли корабль Стирателей кораблем! – ответила Прима. – Возможно, это некая форма разумной межзвездной жизни. В любом случае – что мы могли сделать? Прекратить попытки помочь иным видам? Мы оплакали своих друзей и продолжили работу. Но мы следили за космосом. Мы посылали зонды во все стороны. Мы готовились. И когда катастрофы на планетах приняли аномальный характер – немедленно отреагировали.

– То есть та цепочка конфликтов, которая нас сюда привела, и вас насторожила. Она может быть вызвана еще одним кораблем Стирателей? – спросил Валентин.

– Крайне маловероятно. Но возможно.

Матиас вежливо кашлянул, привстал и спросил:

– А что же вы нам мозги пудрили в своей прошлой ипостаси, Прима? К чему эти рассуждения о туземцах, создавших машину времени и прочий вздор?

– У нас и сейчас нет никаких доказательств, – сказала Прима. – Новый корабль Стирателей был лишь версией.

– Но что-то же вас теперь смущает? – сказал Матиас. – А? Вы упорно твердите, что цивилизации убивают себя в силу всякого рода психологических причин. Но теперь вдруг рассказываете нам свои тайны. Что стряслось?

– Соргос, – ответила Прима. – Ваши действия оттянули войну, но она все-таки произошла.

– Да твою ж мать! – воскликнул Матиас, взмахнул рукой и сел. Он был по-настоящему расстроен.

– Более того, возможно, что война началась из-за вмешательства третьей силы. Впервые наш зонд зафиксировал реальное воздействие – удар ядерной боеголовки из пустого сектора космоса.

– Данные точны? – нахмурился Горчаков.

– Не абсолютно, – признала Прима. – Возможно, что зонд пропустил пуск ракеты с территории соседнего государства и зафиксировал боеголовку лишь в момент включения двигателей. Но подобное оружие, с активным наведением и развитой технологией невидимости, для Соргоса слишком технологично.

– Что было дальше?

– Мы не знаем. Зонд сразу же ушел из этой точки пространства и вернулся на Ракс – таков стандартный порядок. Возможно, что первый удар нанес корабль Стирателей. Допустим, что вначале он провел коррекцию реальности, которая должна была привести к войне. Но ваше вмешательство ее предотвратило. Тогда корабль использовал более грубый метод. Можно предположить и появление корабля другого разумного вида, пользующегося прямыми технологиями воздействия. Нельзя до конца отрицать и прорывные технологии одной из сторон конфликта на Соргосе.

– Можете их спасти? – спросил Валентин. – Жалко ведь, хорошие ребята, хоть и с копытами.

– Пока не можем, потому что на их орбите корабль Невара. Вмешательство в реальность Соргоса затронет Невар. Все пойдет под откос. Опять же, если ситуация не стала совсем уж критической, если все закончится после нескольких ядерных взрывов – лучше не вмешиваться. Цивилизация способна зализать мелкие раны.

– Хорошо, чего же вы хотите? – продолжил Валентин.

– Я прошу вас отправиться в систему Невар. Оценить размер катастрофы. Выйти на контакт с кораблем Соргоса, принять их в члены Соглашения и отправиться назад вместе с ними. Если ситуация совсем критическая, мы попробуем исправить случившееся, пока вы будете вне нашей реальности.

– Звучит разумно. В чем подвох? – спросил командир.

– Если там корабль Стирателей или иная разумная сила – вы будете под угрозой. И не только вы лично. Если вас просто взорвут – полбеды. А вот если сотрут из реальности – затронет и ваши миры, в первую очередь Землю. Конечно, мы откатим ситуацию. К примеру – уничтожим «Твена» заранее, по пути к Соргосу. Но небольшая вероятность фатальных последствий все же есть.

Наступила тишина.

– Если бы вы сразу сообщили Соглашению о том, что делаете… – произнес Валентин.

– Сообщили пяти разумным видам, что их развитие, их дружелюбие – искусственно? Что они сотни раз убивали себя? Что их история – ложь, результат наших манипуляций?

– Нам же вы сказали, – негромко заметил Матиас.

– Вынужденно и в силу пережитых вами испытаний. Ракс спрашивает – рискнете ли вы отправиться к Соргосу?

И тут внезапно рассмеялась Ксения.

– Третья-вовне? – с недоумением спросила Прима.

– Сестра… прости, но это очень смешно… – Третья-вовне поднялась, оглядела экипаж и ученых. Когда ее взгляд скользнул по Тедди, у того сладко заныло в груди, и он крепко сжал ладонь Лючии, каким-то образом оказавшуюся в его ладони. – Неужели ты думаешь, что они откажутся? Я не рискну судить за Халл и Феол… но люди… – улыбка Ксении стала чуть грустной. – Ну неужели ты хоть на секунду допускаешь, что они не бросятся в самое безрассудное путешествие, лишь бы иметь возможность увидеть корабль Стирателей, спасти Соргос и доказать, что у них есть яйца?

– Но-но! – воскликнул Уолр, вставая. – Из всех присутствующих яйца откладывает только мой вид!

Халл встряхнулся, шерсть на нем встала дыбом, он теперь напоминал не крота, а, скорее, медведя.

– Если там есть те, кто разлучил нас с братьями, – я хотел бы поквитаться с ними.

– А я, как созерцатель агрессии, просто не могу отказаться от такого шанса, – произнес Двести шесть – пять.

– Разумеется, отправляюсь и я, – сказала Ксения и посерьезнела. – Мой цикл краток и мое исчезновение из реальности не нанесет серьезного вреда.

Матиас нахмурился, глядя на нее, но спрашивать ничего не стал.

Глава пятая

Криди искоса смотрел на своего неожиданного помощника.

Сам кот разобрал один из разбитых блоков центрального контроллера двигателя и сейчас менял платы на запасные из ремонтного набора. Менял нарочито медленно – чтобы наблюдать, как рядом Ян демонтирует внутреннюю обшивку.

Работенка была та еще. Вначале пришлось убрать комья противопожарной пены – лопата из посадочного комплекта пригодилась. Криди показал Яну, что надо надеть респиратор и перчатки – тот все выполнил, причем с явным пониманием причины. Когда вспоротый борт катера обнажился, Криди показал, как снимать листы внешней обшивки – Ян аккуратно обколол керамическую плитку теплозащиты, добираясь до каждого поврежденного листа, открутил винты, выбросил поврежденные фрагменты обшивки. Катер был изначально сделан максимально ремонтопригодным, и это выручало. Всего пострадало шесть листов – сверившись со спецификациями, Криди отвел Яна во внутренний отсек и маркером пометил те листы внутренней обшивки, которые предназначались для замены поврежденных листов внешней. Ян пришел в восторг и, кажется, даже забыл о своих страхах. Сам Криди первым делом извлек из двигательного отсека пластиковую взрывчатку, вынул детонатор, а пластид выбросил в расщелину. Потом заизолировал поврежденные трубопроводы (они были уже перекрыты аварийными клапанами, но кот им не вполне доверял), запустил резервную циркуляцию топлива в обход поврежденных участков, а теперь чинил электронику. Закончив, вышел и тщательно проверил, как Ян прикрепил новые фрагменты обшивки.

Все было сделано правильно.

Более того, в двух местах отверстия для винтов чуть-чуть не подошли к гнездам – каркас, на который монтировалась обшивка, чуть «поплыл» от удара. Ян не стал звать Криди на помощь, не стал и дырявить обшивку лишний раз, а разобрался в причинах и ухитрился аккуратно вставить титановые штыри в правильную позицию. Он показал Криди, что именно сделал, и словно спросил взглядом: «нормально»?

Криди считал, что это не просто нормально, а замечательно. Он стащил свои перчатки и протянул лапу аборигену. Тот, помешкав секунду, тоже снял перчатку. Они обменялись касаниями рук – жест оказался понятным обоим.

– Ты хороший инженер, – сказал Криди, стараясь не раскрывать рот широко и не показывать зубы. – Я – инженер. Ты – инженер.

Абориген подумал и ответил, коверкая слова, но вполне понятно:

– Клидиинженер. Янинженер.

Паузы между словами были очень короткие, слова сливались воедино, но все равно это был успех.

– Пошли к женщинам, – сказал Криди и впервые повернулся к аборигену спиной.

Женщины были внутри катера. Анге и Адиан сидели на разложенных креслах под включенным вполсилы плафоном. Анге что-то показывала на планшете, Адиан с явным восторгом изучала. Женщины были настолько поглощены процессом, что даже не среагировали на их появление. Что же там было – фотографии Желанной, видеоролики о жизни людей и котов, заготовленные для контакта рисунки и схемы?

Криди подошел и глянул на планшет.

Фыркнул.

Анге показывала аборигенке фотографии с показа мод.

Девушки в одежде, которая была бы повседневной, не будь она столь роскошной. Девушки в весьма вольных платьях. Девушки в купальниках. Девушки в вечерних нарядах с мужчинами в церемониальных костюмах. В глазах рябило от ярких красок, причудливых складок ткани, меха и кожи, вычурных форм, блесток, перьев, лент.

– Не мешай, – сказала Анге. – Вам, мужикам, не понять.

Криди и Ян обменялись понимающими взглядами.

– Бабы везде одинаковы, – вздохнул Криди. – А уж когда у них меха – мышь наплакала, то от тряпок деваться некуда!

– Ты – мужлан и видовой шовинист, – отрезала Анге. – Не мешай контакту.

– Пошли, друг-Ян, – сказал Криди и отправился к пультам управления. Ян, бросая заинтригованные взгляды на планшет, отправился за ним.

Первым делом Криди прогнал по системе аварийные тесты. Обнулил показатели повреждения обшивки, подтвердил резервную схему подачи топлива. Баки изрядно опустели, но кораблик был снова способен на полеты. Хорошо бы закачать воду в главные баки, но это терпит. Реактор работал в минимальном режиме, но легко вышел на рабочую мощность – Криди восстановил электропитание, в катере стало светло. Ян следил за его действиями как зачарованный.

– В космос нам не летать, – грустно признал Криди. – Герметичность… сомнительная у нас герметичность. И термозащиты нет, ее на коленке не восстановишь. Но как самолет – мы хороший самолет. Быстрый, даже сверхзвуковой, если надо. И сбить нас непросто.

Он задумчиво посмотрел на пульт связи, где ритмично мигала оранжевая лампочка. Вздохнул. И включил связь.

– Посадочный катер – два, вызывает «Дружба», – раздался голос капитана от кис. Голос был не просто напряженный. Им можно было ломать лапы и отрывать хвосты. – Криди. Мы видели запись произошедшего. Криди, единственный шанс на жизнь – сдаться. Ты должен сохранить жизнь Анге и выйти на связь. Мы допускаем, что твои действия вызваны нервным срывом. Если ты подчинишься, мы вернем тебя на родину, где пройдет справедливый суд. Готовность к сотрудничеству будет серьезным смягчающим обстоятельством.

Пауза.

– Посадочный катер – два, вызывает…

Криди выключил связь. Корабль транслировал одну и ту же запись, ожидая ответа. Психологическое давление: пока ты не ответил, тебе не считают нужным что-либо еще говорить. Никаких излишних уговоров.

– Хорошо, что наши гости не понимают, о чем речь, – с наигранной веселостью произнесла Анге. – И без того для них шок – ядерная война, встреча с инопланетянами… А тут еще оказывается, что пришельцы – террористы и беглецы.

– Я не террорист, – пробормотал Криди. – Я один из немногих, знающих о прошлом наших миров.

– И что? – не выдержала Анге. – Да пусть даже все, что ты сказал – чистая правда? Пусть тысячи лет назад наши предки устроили межпланетную войну, после чего вновь забрались в пещеры зализывать раны? Нам-то что с того? У нас мир! У нас дружба!

– Ты их пугаешь, – сказал Криди, поглядывая на аборигенов. – Будет свободный час – объясню все. А сейчас нам надо лететь. Ты же поняла, что они хотят догнать своих детей?

– Вроде бы, – кивнула Анге.

Криди вернулся к проверке систем катера.

– Криди!

Он повернулся.

– Если ты сегодня до ночи не объяснишь мне свои действия – я тебе хвост во сне обрежу.

– Он и так обрезан, глупая обезьяна!

– Под корень, – ответила Анге. – И не обижайся, если случайно зацеплю и твои причиндалы.

* * *

Уолр вошел на камбуз, будто большой добродушный кусок меха – очень объемный кусок меха. Лючия, стоявшая за столом и изучавшая три утиные тушки, покосилась на представителя Халл-три и спросила:

– Ты чего такой пушистый?

– Рефлекторно, – ответил Уолр, поставил рядом стул и стал с любопытством наблюдать за действиями Лючии. Та как раз вывалила из трех пакетов в кастрюлю сублимированные яблоки и залила их водой. – Когда наш народ волнуется, шерсть встает дыбом. Таким образом мы стремимся устрашить противника и очаровать самку.

– Если бы мы были одного вида, я бы решила, что ты очаровываешь меня, – сказала Лючия.

– В случае людей и Халл совокупление возможно, – веско сказал Уолр. – Я знаю несколько случаев. Но это очень странно, бессмысленно и вряд ли доставит нам удовольствие. Конечно, если ты настаиваешь…

– Нет-нет, – торопливо сказала Лючия. – Да ты что. Я пошутила!

Уолр фыркнул.

– Моя любовь к человекам… нет, неправильно, к людям, носит скорее интеллектуальный характер. Хотя, признаюсь, в ней есть и определенный эротический подтекст, но…

– Уолр! – громко сказала Лючия. – Я сейчас кину в тебя уткой. А она еще не разморозилась до конца!

– Молчу, – сказал Уолр. – Лучше я попробую эту замечательную птицу. Конечно, больше всего я бы хотел съесть ласточку. Ласточку-разлучницу, что обидела крота, спасшего Дюймовочку…

– А у вас есть птицы?

Уолр кивнул:

– У нас есть птицы и традиция употребления их в пищу.

– Но как? – заинтересовалась девушка.

– Наши птицы часто гнездятся на земле. Юные охотники осторожно подкапываются под гнездо и…

Уолр щелкнул челюстями.

– Обычно достается только гнездо. Но оно вкусное, из свежих листьев, склеенных пикантным пометом. И яйца, когда идет сезон гнездования. Но если птица спит…

– О, Боже, – сказала Лючия. – Что ты делаешь? Ты меня выводишь из зоны комфорта? Уолр?

– Скорее себя, – вздохнул Уолр. – Меня огорчило то, что рассказала Прима.

– Про войну на Соргосе? Или то, что мы туда летим?

– О нет, нет… – Уолр развел руками. – Выправление реальности цивилизацией Ракс.

– Ты жалеешь миллионы миров, которые развивались, а потом были стерты? Миллиарды жизней, миллиарды разумных существ, которые мечтали, любили, творили, а потом исчезли из реальности – и все их надежды, радости, слезы и сомнения превратились в ничто?

– Как красиво! – восхитился Уолр. – В тебе дремлет поэт, моя милая! Нет-нет. И не это даже. Я в ужасе, Лючия. Я всю жизнь был горд тем, что мы – мирные. Ну не только мы, остальные виды тоже… Да, мы порой деремся между собой в брачных играх. Случаются убийства. Молодь, как положено, с аппетитом пожирает друг друга и прячется от взрослых, которые тоже не прочь полакомиться безмозглыми личинками. Но мы мирные! У нас давным-давно нет войн! И вдруг оказывается – это не наше достоинство, это результат… селекции? Контроля? Прямого вмешательства! Мы тоже могли совершать массовые убийства, завоевывать другие миры!

– А я ничего ужасного в этом не вижу, – сказала Лючия, начиняя птицу дольками яблок. – Вот, скажем, ребенок – он тоже не понимает, что хорошо и что плохо. Родители ему объясняют. «Джордж, не бей Питера!» «Энн, не дергай за косичку Натаниэля!» «Сэмми, не мучай собачку!» И постепенно дети понимают, что хорошо, а что плохо. Вот и у цивилизации есть такой период, когда она еще не разобралась, как себя вести. Ракс нам всем помогали? Ну и спасибо им.

– Меня смущает их мощь, – задумчиво сказал Уолр. – Интеллектуальная, прежде всего. Рано или поздно наши ученые поймут, как работает движитель Ракс. Но как можно предвидеть последствия, устраняя из реальности какую-то мелочь? Взорвать звезду – легко! Пуфф! Даже Халл-один на это способны. Но как изучить историю, понять, какое событие или какая особь опасна – и устранить ее точечно? Немыслимо, Лючия, немыслимо! Вычислительная мощь превосходит мое понимание.

– Но они же это делают… – рассеянно сказала Лючия, отправляя уток в духовку. Ввела программу приготовления. – Вкусно будет. Наверное. Я так скоро научусь готовить, мама обрадуется…

– Делают, – признал Уолр. – Но кто же они все-таки такие? Если пестуют все остальные цивилизации, то как сами преодолели порог развития? Откуда у них столько знаний? Почему они остановили свое развитие, собственную экспансию во Вселенной? Понятно, зачем – чтобы иметь возможность безбоязненно править реальность. Но почему, почему судьба иных видов для них дороже собственной? Это неправильно! Члены Соглашения дружны, и это прекрасно, но мы имеем разные интересы и спорим о них!

– Ну… – Лючия вытерла руки и села напротив крота. – Может быть, они – ангелы?

– Чего? – Уолр ошарашенно уставился на нее. – Ангелы… мифические существа, помощники и слуги Бога – мифического существа, создавшего Вселенную?

– Угу, – Лючия кивнула.

– Ты веришь в Бога?

– Я католичка, – обиделась Лючия.

– Ты вроде как итальянка.

– Это одно и то же!

Уолр воздел лапы к потолку.

– Как можно! Летать к иным звездам и верить в создателя Вселенной!

– Очень легко, – обиделась Лючия. – Ты допускаешь, что разум может развиться настолько, что переживет сжатие Вселенной и новый Большой Взрыв?

– Допускаю, – ответил Уолр, подумав. – Я верю в разум.

– Ну вот. Тогда этот разум может контролировать процесс создания Вселенной и опекать иные разумные виды.

Уолр вздохнул.

– Оказывается, я очень мало знаю про католиков… Хорошо, то есть ты хочешь сказать, что Ракс – агенты существа или существ, существующих с начала времен, с предыдущего цикла Вселенной?

– Ага.

– Возможно, – согласился Уолр. – Я заморю червячка?

Лючия кивнула.

Уолр извлек из кармана шорт пакет с серыми высушенными ленточками и стал задумчиво их жевать. Мелкие крошки падали ему на подбородок.

– Древний разум… его слуги… Да, твое поэтичное сравнение с ангелами оправданно. Интересная версия, я ее обдумаю.

– Ты специально ко мне пришел, да? – спросила Лючия. – Тебе нужен кто-то, слушающий тебя и говорящий всякие глупости, чтобы дать толчок к размышлениям?

Уолр довольно заурчал.

– И ты не склонен делиться своими догадками с кем-то поумнее. Поэтому выбрал меня.

Халл склонил голову на плечо, что при его короткой шее было не так-то просто. Посмотрел на Лючию внимательно.

Глаза у девушки были покрасневшими, веки чуть припухшими.

– Кто тебя обидел, милая? Алекс?

– Да ну их обоих! – выпалила Лючия.

– Матиас, – кивнул Уолр. – Ты влюбилась в красавчика-старпома, а он увлечен… ангелом.

Лючия промолчала.

– Я бы не грустил на твоем месте, – сказал Уолр. – Как говорят у нас – Ниалл хэн’гги гредег ун гюфлюм. Что означает… в общем, что он от тебя не уйдет.2

– Я знаю ксено, – пробормотала Лючия.

– Ракс не высаживаются на планеты, – продолжал Уолр. – Ракс не задерживаются на кораблях. Ксения вернется в свой мир, и они с Матиасом больше никогда не встретятся.

– Ну и что? Он ее любит!

– Любовь лечится расстоянием и временем, – фыркнул Уолр. – Не переживай, детка. Если тебе так нужен этот молодой человек – ты его добьешься.

Лючия порывисто вскочила, подбежала к Уолру и чмокнула его в щеку.

– Спасибо, Уолр! Ты… ты такой добрый!

– Я такой, – горделиво сказал Уолр. – Я умный, добрый и веселый.

* * *

Горчаков жестом указал Матиасу и Ксении на кресла. В малой кают-компании они были втроем, впрочем, тут нечасто собирались в большем составе. Сам командир отправился к бару, налил себе и старшему помощнику немного коньяка в бокалы.

– Можно и мне, командир? – спросила Ксения.

Валентин удивленно поднял бровь.

– Коньяк?

– Вино я пробовала, почему бы не расширить свои знания, – ответила Ксения.

Валентин налил коньяка и ей. Сел напротив.

– Простите, что отвлек вас друг от друга, – сказал он.

Ксения глянула на Матиаса.

– Вы же не думаете, что ваши отношения являются тайной для командира корабля, – сказал Валентин. – Я ничего не имею против. Вы взрослые разумные особи, не связанные никакими обязательствами и не находящиеся в прямом подчинении друг другу. К тому же – простите за прямоту, ваши отношения продлятся лишь до конца полета.

– Вот это было жестоко… – пробормотал Матиас.

– Повторю – мы взрослые разумные особи. Более того, мы состоим на службе. Делать вид, что ваша взаимная привязанность навсегда – нелепо.

– Вы правы, командир, – Ксения взяла Матиаса за руку. – Что вы хотели у нас спросить?

– У вас. Я надеюсь, что присутствие Матиаса добавит вам откровенности. Какова вероятность того, что Прима нас не уничтожит после выполнения миссии?

– Не знаю. – Ксения пожала плечами. – Ракс придерживается своих обещаний. Но еще Ракс хранит свои тайны. Слишком много факторов.

– Ваше присутствие на корабле нас защитит?

– Ничуть, – ответила Ксения не колеблясь. – Поговорите с Примой, командир. Это даст вам больше информации, чем мои догадки.

Валентин кивнул, пригубил коньяк и отставил бокал.

– Хорошо. Тогда еще один вопрос, который Прима старательно обходила. Десятки, если не сотни тысяч лет вы наблюдаете за разумными видами и пытаетесь помочь им преодолеть предел роста. За весь этот немыслимый срок удача улыбнулась вам лишь четыре раза. При этом вы знаете, что существует как минимум одна цивилизация, которая использует ваш метод правки реальности – чтобы убивать разум! Чтобы инициировать войну! И вы ее не искали?

– Искали, – сказала Ксения, помолчав. – Около одной шестидесятимиллиардной массы нашей планеты было переработано в поисковые зонды.

Валентин и Матиас переглянулись.

– Зонд Ракс весит около ста тонн, – сказал Валентин. – Верно?

– Примерно, – кивнула Ксения.

– Вы запустили в пространство порядка миллиарда зондов?

– Приблизительно, – сказала Ксения.

У Валентина возникло неприятное ощущение, что она могла назвать и точную цифру.

– Но мы ничего не нашли, – продолжила Третья-вовне. – Корабль Стирателей был один. Он мог прийти из другой Галактики. Из Ядра. Из противоположной части Млечного Пути. Из иного измерения. Из другой версии реальности. Прима не обманывала вас, Ракс считает их появление случайностью, флуктуацией. Как правило, цивилизации убивают себя сами.

– Но когда появилась последовательность гибнущих цивилизаций…

– Мы сразу согласились, что это нуждается в изучении, – кивнула Ксения. – Но давайте не придумывать лишнего! Таких последовательностей никогда ранее не случалось! И корабль Стирателей уничтожил лишь один мир. То, что мы встретим у Соргоса, может иметь отношение к Стирателям, а может и не иметь.

Матиас с сомнением хмыкнул.

– Допустим, посреди темного леса вы видите свет, – сказала Ксения. – Вам знаком лишь свет костра, и вы решаете, что это костер. Но это может оказаться керосиновой лампой, электрическим фонарем, фосфоресцирующим болотным газом, шаровой молнией…

– Огнедышащим драконом, – задумчиво сказал Валентин.

– Или драконом, – согласилась Ксения.

– Звучит разумно, – признал Матиас. – Я должен признаться, командир. Я на досуге порылся в базах данных по цивилизациям третьего-четвертого уровня. Не бывало никогда раньше такого – чтобы миры погибали по одному вектору пространства.

– Я даже не знаю, что лучше, – сказал Валентин. – Лететь навстречу этим «Стирателям», которые манипулируют реальностью. Или лететь навстречу не пойми чему! Дракону с огненным дыханием.

– Лучше уж дракон, – сказала Ксения серьезно. – Поговорите с Примой, командир. Мне кажется, вы ей симпатичны.

– Что ж… – Валентин поднял бокал. – За успех нашей миссии.

* * *

Тедди сидел на койке в наушниках с закрытыми глазами, когда вошел Алекс.

– Расслабляешься? – поинтересовался навигатор, плюхаясь на свою койку. – Я такой курс проложил! На экзамене взял бы сто баллов из ста! Что слушаешь?

– Сантану.

Алекс на миг наморщил лоб. Вообще-то он не фанател от старинной музыки и был на миг озадачен.

– Сантана, Сантана… А! Это тот парень, который сыграл в Вудстоке! Да, крутые у него запилы…

– Если точнее – в Бетеле, – поправил Тедди. – Им же не дали играть в Вудстоке!

– Все равно, музыканты часто говорят: «Вудсток», – упрямо сказал Алекс. Отбарабанил по коленкам ритм. – Хорошая песня! Сантана мог далеко пойти.

– Они все могли далеко пойти, – согласился Тедди.

Алекс потянулся к полке в стене, достал книжку, развернул. Включил видеорежим.

– Реконструкция? – спросил Тедди, приоткрыв один глаз.

– Ага.

– Кинь на большой экран.

Алекс сделал жест рукой – изображение, едва развернувшееся на книжке, появилось на большом настенном экране. Это не было ни документальной съемкой, ни художественным фильмом, ни компьютерной имитацией – это было всем понемногу и одновременно чем-то бо́льшим. Реконструкция – синтез фактов и записей, домысленных искинами, с ветвящимся сюжетом и возможностью прослеживать ту или иную линию. При желании реконструкция могла стать максимально документальной, а могла превратиться в художественно обработанную историю кого-то из зрителей или музыкантов. В школах обычно изучали историческую версию, но Тедди в свое время посмотрел еще пару.

– Посмотрим с точки зрения Джоан Баэз? Она ждала ребенка, и музыканты из «Криденс» ее прикрывали от толпы своими телами, Джон Фогерти какого-то психа убил гитарой, а другого задушил струной…

– Да, круто, – согласился Тедди. – Но я видел. Может, про Харрисона? – предложил он. – Я один кусочек смотрел, пробирает до печенки. Когда Джордж умирает и просит передать остальным, чтобы «Битлз» продолжили играть…

– Все равно после семьдесят шестого «Биттлз» ничего толкового не написали, – сказал Тедди.

– А как же «Война и Мир»? А «Красный альбом», на крыше «TSUM department store»?3

Алекс подумал и кивнул. Согласился:

– Давай.

Устроившись на койках поудобнее, кадеты принялись смотреть «Бетельский кошмар» в версии «от лица» битла Джорджа Харрисона.

Как прекрасно знали все любители старинной классической музыки, в 1969 году прославленная группа переживала не лучшие времена и была уже на грани распада. Все члены ливерпульской четверки оказались слишком талантливыми и, как следствие, видели свое будущее в музыке по-разному. Вот и на Бетельский-Вудстокский рок-фестиваль «Битлз» не поехали, хотя их туда настойчиво звали. Леннон отказал наотрез – то требовал, чтобы вместе с «Битлз» выступала Йоко Оно, то утверждал, что у него проблема с американской визой. Пол Маккартни, чья жена Линда ждала их первенца, тоже не проявил интереса. Ринго Старр, как и подобает ударнику, поддержал позицию остальных музыкантов. Только Харрисон, узнавший, что на фестивале будут его друзья Рави Шанкар и Джо Коккер, поехал в Бетель инкогнито.

Первый час фильма камера показывала Джорджа, тусующегося с друзьями, слушающего выступления, покуривающего травку (человек, не употребляющий наркотики, был в это время и в этом месте исключением из правил). Стотысячная толпа мужчин, женщин, детей не обращала внимания на периодически начинающийся дождь и оккупировала сцену. Все было весело, беззаботно и на удивление дружелюбно, несмотря на алкоголь и наркотики: и организаторы, и зрители хотели доказать, что хиппи и рок-музыка – это мир и любовь.

Но что-то гнетущее, казалось, носилось в воздухе. Даже в музыке, даже в задумчивом взгляде Харрисона чудилась грядущая катастрофа. И одна за другой складывались воедино детали подступающей трагедии. Вот подвыпивший электрик, готовящий оборудование на сцене, жалуется напарнику на сокращение космических программ НАСА, где он раньше работал. Увлекшись разговором, электрики не проверили заземление… Вот плотный грозовой фронт приближается к Бетелю, но фестиваль продолжается… Вот, после долгой задержки, во время которой зрители совсем уж набрались и во множестве просто спали в грязи перед сценой или, не стесняясь окружающих, «делали любовь вместо войны», готовятся выйти на сцену музыканты из группы «Грэйтфул Дэд» – «Благодарный мертвец». А вот в последнюю секунду тот же самый пьяный электрик предлагает им выпить вместе, получает отказ и – в порыве чувств щедро орошает музыкантов крепким кукурузным виски.

Вот «Благодарный мертвец» снова на сцене…

Вот Джерри Гарсия начинает петь «Темную звезду»…

4

И вот, одновременно с близким ударом молнии, плохо заземленная аппаратура на сцене начинает искрить. Искры срываются со струн, полыхают провода под ногами музыкантов. Разряд входит в руки Гарсии, пропитанная спиртом одежда музыканта вспыхивает – он бросает микрофон, начинает бегать по сцене, друзья пытаются ему помочь, загорается кто-то еще, Боба Уэйра бьет током, он дергается и кричит от боли – прямо в микрофон, звук разносится над всем полем, ничего не понимая, просыпаются спящие зрители, страшно и громко визжит женщина у самой сцены, размахивает руками и бросается бежать через толпу…

Начинается паника.

Начинается бетельский кошмар.

Видимо, не было и не могло быть иного развития событий. Грандиозный рок-концерт, на который съехались прославленные музыканты, собрал слишком много людей на слишком маленьком пространстве. Наркотики, алкоголь, общая усталость и сонливость, отвратительная погода – все это внесло свой вклад.

А горящий Гарсия на сцене послужил спусковым механизмом.

На музыканта уже набросили мокрые полотенца, и огонь погас (потом экспертиза показала, что ожоги были несерьезными). Но толпа металась во все стороны – кто-то пытался пробиться к эстраде, то ли желая помочь, то ли видя в ней островок безопасности, кто-то стремился убежать прочь. Людей сбивали с ног, втаптывали в грязь, крики раненых и умирающих только нагнетали панику. Многие теряли рассудок и принимались драться. Плач и крики о помощи несчастных детей, которых родители привезли послушать музыку, окончательно сводили зрителей с ума.

Камера следовала за Джорджем Харрисоном и Рави Шанкаром. Организовавшись с несколькими крепкими мужчинами в единую группу, они выхватывали из толпы женщин и детей и подсаживали их на эстраду. Увы, как выяснится позже, когда эстрада запылает, это было не лучшим решением, но в тот момент никто еще не представлял себе размаха трагедии. Камера вдруг показала маленькую девочку в розовом платьице и с белыми бантиками на голове. Девочка, окаменев от страха, прижимала к груди плюшевого мишку и смотрела на Харрисона. В углу экрана замигал значок – буква «i» в круге, обозначая недостоверный, домысленный характер этого эпизода. Впрочем, история про спасенную Джорджем девочку была во всех школьных учебниках и не менее пяти выживших девочек (от года до пятнадцати) претендовали на то, что были спасены Харрисоном. Ну а почему бы и нет, кстати? Может быть, он спас и пятерых…

Харрисон метнулся в толпу, выхватил ребенка из-под ног озверевшей толпы и передал на руки Шанкару. Тот – Коккеру. Девочка поплыла над головами беснующихся людей на руках, и на миг показалось, что паника прекратится…

Но нет. Толпа не остановилась. Джорджа сбили с ног, и лишь через пару минут стараниями друзей и присоединившихся к ним музыкантов из Криденс Клиэруотер Ривайвл его вытащили к трибуне.

Настал кульминационный момент – умирающий, переломанный Джордж на руках Шанкара и Коккера смотрел в небо печальным и мудрым взглядом. Дождь смывал кровь с его лица, рев толпы затихал и казалось, что Харрисон сейчас смотрит в глаза каждому человеку на Земле, предвидя будущее и пытаясь сказать что-то очень важное…

– Рави… – прошептал Джордж. – Джо…

– Молчи, молчи, друг! – воскликнул заплаканный Шанкар. – Все будет хорошо. Не трать силы, не говори ничего!

– Передайте Полу и Джону… – прошептал Джордж. – Ну и Ринго, конечно же… Пусть «Битлз» живет. Мы не сделали еще того, что должны. Они должны… должны записать альбом… «Война и мир».

– Что? – не понял Коккер.

– Альбом про войну и мир, – четко произнес Джордж. – И еще поехать в Москву. И записать «Красный альбом».

– Зачем? – удивился Шанкар.

– Чтобы все было хорошо, – умиротворенно сказал Джордж. За его спиной вспыхнула сцена и послышались новые крики ужаса, но он будто этого не замечал.

– Вместе поедете! – сказал Коккер твердо.

– Я уже не поеду, – сказал Джордж. – Нет… Скажите Полу и Джону…

– И Ринго? – уточнил Шанкар.

– Да, и Ринго… Пусть возьмут вместо меня… – Джордж сглотнул, закашлялся. – Пусть возьмут…

Джо и Рави затаили дыхание.

– Эрика пусть возьмут… Клэптона… он лучший…

Глаза Джорджа закрылись.

– Клэптона… – с горечью прошептал Джо Коккер. – Клэптона?

Рави Шанкар тихонько запел:

5

Камера медленно удалялась от друзей, склонившихся над мертвым музыкантом, а вокруг продолжался ад бетельского кошмара.

В ту ночь от травм, шока и огня погибло сорок три тысячи сто восемнадцать человек. И это навсегда изменило историю мира.6

– Жуть, – сказал Алекс. – Кто знает, каким был бы наш мир, если бы не случился Бетель…

– Гораздо лучше, – предположил Тедди.

– Факт, – кивнул Алекс. – Черт, мороз по коже. Давай, что-нибудь повеселее глянем?

Глава шестая

Как и в прошлый раз, в другой реальности, Горчаков шел по станции Ракс, следуя «открытым дверям», – станция сама вела его, оставляя один-единственный проход и запирая лишние двери.

Но в прошлый раз, то ли с целью произвести впечатление, то ли выгадывая время на подготовку, станция Ракс заставила его пройти куда больший путь. Благо теперь командир «Твена» знал, что станции Ракс – вовсе не монолитные сооружения, а конгломерат отсеков, перестраивающихся по мере необходимости и закрытых снаружи голографической проекцией.

Так что путь Валентина занял всего пару минут. Он вошел в последнюю открытую дверь и оказался в небольшом, ярко освещенном зале, больше всего напоминающем мастерскую художника. У стен стояли холсты, прикрытые легкой тканью, на большом мольберте было закреплено полотно размером два на два метра. Половина зала была прозрачной – и стены, и пол, и потолок, – впуская свет далекой звезды, демонстрируя вытянувшийся вдоль оси станции «Твен» и поверхность Крайней – безжизненной вымороженной планеты, прикрывающей станцию от обитателей системы.

Прима стояла у холста, держа в руках овальную палитру.

– Позволите рисовать вас во время разговора, командир? – спросила она. – Вы же знаете мое хобби.

– В иной реальности, – заметил Валентин. – Да, конечно.

– Станьте здесь, – Прима плавным жестом руки указала место у прозрачной стены.

Валентин послушно подошел к указанному месту – и даже не удивился, когда в пустоте возник фрагмент полуразрушенной кирпичной стены, местами закопченной, местами с остатками побелки, местами почирканной – будто из старинного фильма о войнах.

– Это необходимо? – спросил он, потрогав стену рукой.

Стена выглядела совершенно реальной. Он ощущал шероховатый кирпич, на пальце осталась коричнево-белесая пыль.

– Так интереснее, – сказала Прима. – И вы можете на нее опереться.

Валентин вздохнул и привалился плечом к стене. Никакого ощущения иллюзии, стена как стена.

– Это настоящее? – спросил он. – Или иллюзия?

– Все в мире настоящее, даже иллюзии, – серьезно ответила Прима.

Она быстрыми аккуратными движениями выдавила на палитру краску из множества тюбиков, взяла мастихин. Горчаков нахмурился. Он не считал себя специалистом в живописи, но, на его взгляд, смешение воедино полутора десятков цветов ни к чему хорошему привести не могло.

– Мы раньше даже не знали, что вы любите искусство, – сказал Валентин.

– Искусство – это осмысление того, что не может понять наука, – ответила Прима, смешивая краски. – Мне нравится музыка, но для меня она слишком логична.

– Логична? – поразился Горчаков.

– Для меня. У меня не выходит той интуитивной нелогичности, которая свойственна настоящей музыке. А в живописи кое-что получается. – Она взяла кисть. – Что вы хотите спросить?

– Мы готовы стартовать к Соргосу через час-полтора, – ответил Горчаков. – Если я правильно понимаю нашу миссию, мы должны вернуть неварский корабль обратно.

– Да, – сказала Прима. – Выйдите на связь, поведайте о Соглашении, предложите вернуться. И возвращайтесь сами.

– Хорошо, – сказал Горчаков. – А если там и впрямь враждебный корабль? Вы можете подготовить нас к военному конфликту? Наши лазерные пушки – довольно примитивные устройства.

– Но действенные, – вздохнула Прима. – Да, я помогу. Станция сформировала четыре оружейных модуля, они пристыкуются к вашему кораблю. Управление будет выведено на пульт оператора специальных систем, инструкции он получит. Сейчас заканчивается настройка интерфейса для сопряжения с вашими системами.

– Спасибо, – кивнул Горчаков. – Стало как-то веселее.

Прима посмотрела на него и улыбнулась.

– Я рада, командир. Вы мне симпатичны. Но учтите, в прошлом это не помогло цивилизации Халл-два. А они выставили против врага целую эскадру с нашими технологиями.

– Мы люди, – сказал Горчаков. – Мы очень хорошо умеем убивать. Умели.

Кисть в руках Примы, до этого момента стремительно бегающая по полотну, остановилась. Она взяла новый тюбик краски – ярко-алый, выдавила на палитру.

– Как я понимаю, мы должны быть благодарны вам, что почти разучились это делать.

– Вы не разучились, – сказала Прима. – Вы переросли.

– Благодаря вам.

– Вы могли бы повернуть голову чуть вправо? Благодарю.

Горчаков улыбнулся. Он смотрел в прозрачную стену – за ней, на фоне грязно-коричневого шара Крайней, вытянулся сигарообразный корпус «Твена». Поблескивала одна из оружейных башенок, медленно вращался на вынесенной в пространство ферме прозрачный шар – развернутый лидар противометеоритной защиты.

– Еще я хотел бы сказать вам «спасибо», – произнес Горчаков.

– За картину?

– Да. За картину, которую подарили другая вы. Она чудесна. Знаете только, чего там не хватает?

– Людей? – предположила Ракс.

– Там нарисована девушка, – сказал Горчаков осторожно. Оказывается, Прима знала не все о своем воплощении из иной реальности.

– Удивительно, – сказала Прима. Голос ее не изменился. – Видимо, я хотела сделать вам приятное. Девушка человеческая?

– Да, – сказал Горчаков. – Там явно Земля. И человеческая девушка.

– Значит очень персональный подарок, – сказала Прима. – Мы редко рисуем разумных существ.

– И за ваш нынешний облик – тоже спасибо, – продолжил Горчаков. – Я убил эту девушку. В иной реальности, которой уже нет. Я был вынужден это сделать, чтобы вернуть мир к норме, в итоге я спас две цивилизации от долгой и страшной войны. И все же я ее убил! Кровь на моих руках, вина в моей душе, ее взгляд в моей памяти. Осознать, что здесь она жива, очень важно для меня. Спасибо.

– Боль ушла? – спросила Прима.

– Нет, конечно. Останется со мной навсегда. Но мне стало легче.

– Я рада, – Прима развернула мольберт. – Вам нравится?

Валентин подошел к ней. За его спиной иллюзия стены растворилась в воздухе, исчезла даже пыль, осыпавшаяся на землю.

Горчаков постоял, глядя на холст.

Спросил:

– Но как?

Перед ним был не набросок, не эскиз. Это была готовая, законченная картина. Горчаков стоял на ней в старой и запачканной грязью военной форме, прислонившись к стене полуразрушенного дома. Да, это был он, совершенно точно, Валентин узнавал свое лицо, взгляд, позу, положение пальцев и поворот корпуса. Не фотография, не зеркало, какие-то детали вроде бы даже изменились, добавился шрам, в волосах появился неожиданный проблеск седины, но это был он – совершенно точно.

В руке у этого Горчакова был пистолет – какая-то старинная модель, длинным кожаным ремешком пристегнутая к кобуре. Рука была опущена, палец не лежал на спусковом крючке, но почему-то было понятно, что он недавно стрелял и готов стрелять еще. Горчаков с картины смотрел на командира Горчакова на станции Ракс – будто изучал его, размышлял, стоит ли из-за него воевать – или поднять руки и сдаться неведомому врагу.

– Краски особые, – пояснила Прима. – Я рисовала не кистью, я рисовала разумом. Извините. Я бы использовала классический метод, но у нас нет на него времени.

Да, изображение действительно было необычным. Валентин вспомнил, что в иной реальности большинство картин Примы выглядело именно так – вроде бы и нарисованные красками, но распадающиеся на крошечные цветные пиксели. Как это работало? Смешавшиеся краски сами распадались и соединялись, повинуясь не столько кисти, сколько мысли Первой-вовне?

– И где я? – спросил Валентин. – Когда, точнее?

– В вашем прошлом, – сказала Прима. – Город Севастополь. Вторая мировая война.

– А, – сказал Горчаков. – Я выжил?

Прима задумчиво посмотрела на холст.

– Нет. Там бы вы не выжили.

Горчаков кивнул. Он и сам видел, что тот, на картине, уже на грани между жизнью и смертью.

– Я хочу, чтобы вы знали, – сказала Прима. – Иногда нужно выжить, иногда – умереть. Вы любите скромничать, командир. Говорить, что вы не самый сильный, не самый умный, не самый мудрый. Это так, не скрою. Но в вас есть что-то другое, куда большее. Другие это чувствуют и идут за вами.

– И что это? – спросил Валентин.

– Вы умеете выбирать путь. Вы знаете, как надо поступать, – сказала Прима.

Она была выше Горчакова на голову – поэтому, чтобы поцеловать его, Приме пришлось нагнуться. Нечеловеческие глаза, губы, изгиб шеи, пропорции тела… Валентин прикрыл глаза, ощущая ее запах – чужой, но не чуждый.

– Никогда не целовался с чужими, – прошептал Горчаков.

– Я вообще никогда и ни с кем не целовалась, – сказала Прима и мягко отстранилась. – Идите, командир. Готовьте ваш корабль к старту.

Валентин посмотрел на портрет.

– Оставлю себе, – сказала Прима. – Когда вернетесь – нарисую вам другой.

Горчаков кивнул и пошел к открывшейся двери. В голове был полный сумбур.

Он переступил порог, когда Прима окликнула его:

– Командир…

Горчаков повернулся.

– Я не целую чужих, – сказала Ракс и дверь захлопнулась.

Валентин постоял, глядя на ровную непроницаемую поверхность. Потом осторожно постучал. Подцепил маленькую ручку на двери и подергал. Постучал еще.

Щель между дверью и стеной исчезла, заросла, словно ее и не было. Горчаков повернулся, посмотрел в освещенный ровным приятным светом коридор.

Может быть, он и умел выбирать путь.

Но сейчас у него не было никакого выбора.

* * *

Посадочный катер «Дружбы» был рассчитан на вертикальный взлет и посадку, хоть это никогда и не считалось лучшим вариантом. В идеале он должен был садиться «по-самолетному» в степях, пустынях или снежных полях. Хорошим вариантом была посадка на воду у берега озера или моря.

Но Криди не зря считался отличным пилотом. Он выдернул катер из сугроба и каменной осыпи, словно пробку из бутылки. Вознесшись на высоту в пару десятков глан на огненном столбе посадочных двигателей, катер несколько мгновений балансировал, а потом рванулся вперед и вверх. На высоте в тысячу глан Криди переключился на маршевый ядерный двигатель, способный работать как в вакууме, за счет запасов рабочего тела, так и в воздушно-прямоточном режиме.

В прямоточном, надо признать, двигатель фонил, сделать его абсолютно чистым конструкторы не смогли. Но и Криди, и Анге, не сговариваясь, решили этот факт даже не обсуждать.

Планета была и без того загажена радиацией, выхлоп двигателя был спичкой на фоне пожарища, а запас аргона, служащего рабочим телом, слишком уж мал. Хуже обстояло дело лишь с топливом для двигателей посадки и ориентации, при крушении они потеряли два бака из четырех.

Перед взлетом Ян показал им примитивную бумажную карту, Криди совместил ее с куда более подробной и точной электронной, которую скачал на компьютер катера перед бегством. Потом они посидели, рисуя картинки и энергично жестикулируя. Оказалось, что они уже более-менее наладились понимать друг друга.

Ситуация стала чуть понятнее.

Аборигены укрылись в предгорьях незадолго до начала войны. Видимо, понимали, к чему все идет. После разрушения ближайшего города они пытались переждать, но пережили нападение, разрушившее их дом. Запасов продовольствия было мало, и они отправили вперед детей, снабдив их большим запасом пищи, а сами отправились следом – видимо, без особой надежды дойти. На пути, после перевала, лежала суровая и безжизненная центральная часть континента, почему-то не поделенная между обеими воюющими державами – Криди несколько раз пытался выяснить, чья это земля и убедился, что она ничейная. Дальше, пройдя по краю степей, беглецы могли остановиться в точке, которую Криди, после некоторых колебаний, идентифицировал как военный объект. Потом, после еще одного перевала, беглецы могли выйти к северному побережью, видимо, тоже не слишком заселенному, хоть и разграниченному между двумя странами. Там, как с некоторой неуверенностью показал Ян, можно было жить – никаких крупных городов и иных целей там не имелось, так что бомбить было просто нечего.

План казался вполне разумным, если не брать во внимание реальные размеры обитаемого континента. Проходя ежедневно сорок-пятьдесят килоглан, что для бездорожья почти нереально, достичь северного побережья можно было не меньше, чем за пятьдесят дней. Впрочем, для аборигенов, чьи предки были копытными, этот марафон мог оказаться куда легче, чем для людей или кис.

Катер не мог двигаться со скоростью и высотой, достаточной для визуального обнаружения путников. Но холодная погода облегчала задачу – инфракрасные датчики должны были заметить любой живой объект. Криди откалибровал детектор на Яне и Адиан – температура их тел была чуть ниже, чем у людей, но все равно достаточно высокой для детекторов. Теперь он вел катер широкими галсами, будто корабль, двигающийся против ветра, чтобы охватить поиском как можно большую площадь.

Разумеется, была одна проблема, про которую они не говорили, хотя и прекрасно понимали.

Если путники мертвы, никакой тепловой детектор их уже не обнаружит.

С полчаса катер барражировал над предгорьями, все дальше и дальше углубляясь в степи. Один раз детектор обнаружил три тепловых сигнала, но слишком мелких. Потом засек целую стаю – десятка три особей, опять же не похожих на аборигенов по сигнатуре. Из любопытства Криди снизился и поймал в объектив камеры бегущих по степи существ.

Результат его сконфузил.

Существа явно охотились. Они бежали полукругом, слаженно загоняя стайку мелких пушистых зверьков на своих собратьев, затаившихся в кустах. Разглядеть добычу толком не удалось. А вот охотники попали в кадр во всей красе – поджарые, грациозные, хищные.

Поразительно похожие на кис.

Вот один из хищников рванулся из засады – и в прыжке сбил мелкого пушистого зверя, рванул за горло, брызнула кровь.

– Какая мерзость! – воскликнул Криди, глядя на охотящихся зверей. – Но если их вымыть, причесать и одеть…

– Не замечала, чтобы ты любил мыться, – сказала Анге.

Криди заворчал, потом неохотно сказал:

– Я не люблю. Но моюсь.

Они обернулись на своих пассажиров, занявших кресла во втором ряду. Те были и смущены, и напуганы одновременно. На экран они смотрели со страхом и отвращением.

– Сам в негодовании! – произнес Криди, тыча когтем в экран, на котором застыла поднятая к небу оскаленная и окровавленная морда. – Дикари!

– Криди… – Анге положила руку ему на плечо.

– А что я? Я ничего такого не говорю! Я даже зубы стараюсь не показывать…

– Криди!

Кот уставился на мигающий индикатор. И, зарычав, заложил вираж. Катер понесся к поверхности, охотящаяся стая разбежалась врассыпную.

– С корабля?

– Не знаю! – Криди уже вел катер на посадку.

Аборигены за спиной явно занервничали.

– Радар! – Анге мучительно размышляла, как бы объяснить аборигенам происходящее. Не придумала ничего лучшего, как сложить ладони вместе и покачать ими в разные стороны, произнося: – Пиу! Пиу! Пиу-пиу-пиу!

Аборигены посмотрели друг на друга, потом Ян тряхнул гривой и энергично затараторил:

– Биу-биу-биу!

А потом ткнул пальцем в точку на карте, отмечающую (вероятно) военный объект.

– Криди, это их военные! – сказала Анге.

Катер выбросил столб пламени – Криди тратил драгоценное горючее на вертикальную посадку.

– Уже понял!

– У них ведь могут быть ракеты?

– Даже не сомневайся!

Катер тяжело опустился, посыпались какие-то плохо закрепленные вещи, у Анге клацнули челюсти.

– Засекли?

Криди молчал, глядя на индикатор. Тот не светился.

– Не знаю. Вряд ли. Мы были искоркой на самой границе зоны контроля. Могли посчитать артефактом. Не думаю, что у них хорошие радары, до базы было всего-то тридцать килоглан, когда мы зафиксировали сигнал.

– И что теперь? – спросила Анге.

– Двум одиноким инопланетянам, один из которых, к тому же, похож на местного хищника, вызывающего у аборигенов панический страх, не стоит лезть в военный лагерь, – торжественно сказал Криди. – К тому же, в условиях идущей на планете ядерной войны.

Анге кивнула.

– Мы им помогли, доставили до очага цивилизации, – продолжал кот. – Возможно, их дети там.

– А себе мы помогли? – спросила Анге негромко.

– Увы, – Криди помолчал. – Ладно. Будет правильно посоветоваться с ними. Трудно, но правильно.

Он отключил двигатели, тихий гул работающей на холостом ходу турбины стих. Криди отстегнулся, достал планшет, сел лицом к аборигенам. Те оживились.

– Да-да, – пробормотал Криди. – Снова настало время мультиков и пантомимы… Добро пожаловать в наш детский сад.

* * *

«Твен» вошел в гиперканал полтора часа назад, вошел штатно, без всяких проблем, и в рубке сейчас оставались лишь Горчаков – освежавший в памяти данные по системе Соргоса, навигатор – кажется, Алекс любовался проложенной траекторией и не хотел покидать рубку, Мегер, считавшая правильным контролировать полет по мере возможности, и оружейник, знакомящийся со своими новыми инструментами.

Лицо у Гюнтера Вальца было, как у ребенка, которого перед Рождеством пустили в кондитерскую лавку, совмещенную с магазином игрушек, и сказали: «Теперь это все твое».

Он напрочь забыл жаловаться на руку, где зудела регенерировавшая кожа, сокрушаться о своей низкой квалификации и ругать земных конструкторов, пренебрегающих полноценными «особыми системами» корабля.

Основания сиять и улыбаться у него были.

Четыре обещанных Примой «оружейных модуля» пристыковались к «Твену» за полчаса до отлета. К понятному негодованию Марка, контроль за ними был выведен напрямую на пульт Гюнтера – каждый модуль выпустил тонкий кабель, пробуравивший обшивку, переборки и, подобно змее, доползший к рабочему месту оружейника. На конце каждого кабеля, прямо на глазах экипажа, сформировался стандартный разъем, к которому Вальц лично присоединил по небольшому монитору. Теперь эти четыре экрана, наспех закрепленные на пульте, стали единственным управляющим элементом нового оружия. Модули не нуждались даже в питании от бортовой сети.

Валентин терпеливо выслушал от искина длинный перечень причин, по которым допускать подобное было нельзя. Все причины были более чем достойны внимания – и нерасчетная балансировка корабля (масса каждого модуля оказалась неожиданно высока по сравнению с его размерами, отдача могла разрушить корпус, кабели – вызвать разрушение обшивки, оружие могло сработать против самого корабля или его экипажа и многое, многое другое). Но когда Марк начал рассказывать историю о безногом ковбое и револьвере, который ему подарил вождь индейского племени, Горчаков откашлялся и велел искину заткнуться.

– Не дослушав, вы не уловите суть притчи, командир, – обиженно сказал Марк.

– Думаю, что уловил, – ответил Горчаков. – И благодарен тебе за заботу. Но уж если проводить такие аналогии – то вождь одного воинственного племени отправляет нас на войну против другого…

– Допустим, Не Персе помогают нам против Модоков, – сказала Анна Мегер.

– А кто из них был хороший? – заинтересовался Горчаков.

– Смотря с какой стороны смотреть, – усмехнулась Мегер.

– Ну так вот, – кивнул Горчаков. – Может быть, вождь Неперсей хочет, чтобы мы с Модоками потрепали друг друга. А, быть может, его револьвер взорвется у нас в руках или отстрелит ногу…

– Командир, в моей истории у ковбоя уже не было ног, – заявил Марк.

– Отстрелит то, что у ковбоя еще оставалось. Но идти без кольта будет еще глупее.

– Я высказал свое мнение, – сказал Марк и обиженно замолчал.

Вальц словно бы и не слышал этот разговор. Он тыкал в экраны, читал появлявшийся текст, временами щелкал языком или что-то бормотал.

– Нравится? – спросил Горчаков.

– О, да, – кивнул Гюнтер. – Особенно вот эта штука, которая в третьем модуле… не знаю, как ее и назвать! Генерирует микросдвиг пространства вдоль оси прицеливания. Это вроде как метод вырождения расстояния Ауран, только совсем небольшой и спроецированный наружу…

– И врага разрывает на кусочки? – уточнил командир.

– Нет, сдвиг совсем крошечный. Доли миллиметра. Но таких сдвигов очень много, обшивка корабля теряет целостность, приборы и электроника перестают работать, живые организмы… – Гюнтер помолчал. – Как бы разрываются изнутри. Словно внутри организма на миг включился блендер.

– Так и назовите, – подал голос Алекс. – Блендер.

– Хорошая идея! – оживился Гюнтер. – Блендер! Ты умница, Алекс! Sehr schön!7

– Спасибо, Гюнтер, – Йохансон даже слегка покраснел от похвалы.

С точки зрения Валентина, диалог их миролюбивого немецкого оружейника и юного нидерландского навигатора попахивал безумием.

– А далеко он блендерит, этот блендер?

– В том-то и дело, командир! – просиял Алекс. – Ограничений нет! Он бьет через всю Вселенную! Причем мгновенно! Возникает канал шириной примерно пять метров, в котором выходит из строя вся техника и погибает все живое.

Валентин крякнул. Попытался вспомнить пункты уставов и правил, касающиеся использования оружия, потенциально способного уничтожить что-то или кого-то помимо объекта атаки.

– Командир, Вселенная – это по большей части пустота, – осторожно сказал Алекс. – Вы уж мне поверьте!

– Верю, – хмуро сказал Валентин. – Верю и знаю. Но…

– По сравнению с опасностями перемещения Ракс – это ерунда, – сказал Гюнтер.

Горчаков вздохнул. Сказал:

– Только в самом крайнем случае…

– Конечно, командир! – откликнулся Гюнтер. – Да это и не самое жуткое оружие, поверьте. Вот первый модуль, к примеру. Там дальность выстрела ограничена, гарантированная дистанция поражения – порядка миллиона километров. Я не понимаю принцип действия, да, собственно говоря, он вообще никак не объясняется. Но сказано, что цель в зоне поражения уничтожает себя сама.

– Как? – нахмурился Валентин.

– Кибернетические системы, начиная примерно с восьмого цикла для наших искинов, то есть «интеллект муравья», а также живые организмы… ну, примерно того же уровня развития, убивают себя всеми доступными им средствами. Если таких средств нет – впадают в ступор и погибают от голода и жажды. Такая вот непреодолимая страсть к самоуничтожению.

Гюнтер помолчал, потом скромно добавил:

– Я его назвал «суицидник». Причем, любопытно: чем более сложный и развитый организм попадает под удар, тем быстрее он себя уничтожает и тем больше дистанция поражения!

Валентин встал, кивнул:

– И впрямь жутко интересно. Знаешь, пришли мне краткую выжимку по всем видам вооружений. А мне надо поболтать с доктором.

Когда дверь за ним закрылась, Гюнтер, Анна и Алекс переглянулись.

– У доктора есть спирт, – заговорщицким шепотом произнес Гюнтер.

– У командира и свой личный бар имеется, – так же вполголоса возразила Мегер.

Алекс, будучи всего лишь кадетом, к такому чрезмерно вольному разговору не присоединился, но мысленно возликовал.

Экипаж уже не считал его чужаком, сопливым мальчишкой, навязанным в последний момент. Он был на «Твене» своим – пускай и юным, но полноценным членом команды.

* * *

Когда Горчаков вошел в медотсек, пан Соколовский занимался делом, предосудительным даже на земном корабле, не то что на космическом.

Доктор курил.

Делал он это, сидя в прозрачном герметичном боксе, раскрытом в углу медицинского отсека. Удобно развалившись на кушетке, Лев читал книжку – старомодную, из бумаги, и курил трубку. Система фильтрации бокса была включена на полную мощность, и клубы дыма мгновенно всасывались в воздухозаборник.

– Лев! – укоризненно сказал Горчаков.

Доктор без тени смущения опустил трубку в пустую чашку Петри, служившую ему пепельницей, книжку положил на кушетку (Валентин заметил название «W pustyni i w puszczy» с подзаголовком «nowoczesna adaptacja» – видимо, это был классический роман Генрика Сенкевича, но переделанный под современные морально-этические нормы). Выйдя из бокса и закрыв за собой дверцу, Соколовский с достоинством произнес:

– Командир, как вы знаете, темой моей диссертации является исследование вредных привычек экипажа в дальних рейсах. Согласно правилам космомедиков, я могу проводить исследования на самом себе.

– Я знаю, Лев, – ответил Горчаков. – И я неоднократно вам говорил, что эта лукавая привилегия, полученная Ассоциацией космической медицины после пандемии шестьдесят второго года, служит не науке, а человеческим порокам!

– Ну так человеческим же, – усмехнулся Соколовский. – Человек слаб, командир. Ныне мало кто испытывает интерес к табаку, в книгах и фильмах изображение курения уничтожено… вы знаете, что в классической экранизации «Властелина колец» волшебник Гэндальф в минуты раздумья курил трубку, а не сосал лакричную палочку?

– Это переходит все границы, доктор, – сказал Горчаков, повышая голос. Соколовский с удивлением посмотрел на него. – Марк! Почему ты не докладывал мне о нарушении доктором правил поведения на борту?

– Согласно правилам Ассоциации… – немедленно заговорил Марк.

– Хватит! – рявкнул Горчаков. – Марк, если ты бесполезен для контроля, то я на сутки запрещаю доктору пользоваться твоими услугами. Отключи микрофоны и камеры медотсека!

– Слушаюсь, – ответил Марк.

Но Горчаков этим не удовлетворился.

Он, всем лицом источая ярость, прошел к контрольной панели у дверей, открыл ее и выдернул из гнезда контроллер, на грубейшем и простейшем уровне прерывая все связи Марка с медицинским отсеком.

– Однако! – сказал Соколовский. – Командир, я восхищен! Вы играли в театре?

– В школе, в любительском, – ответил Горчаков совершенно спокойным голосом.

– Я даже на миг поверил, – продолжил доктор. – Позвольте предложить…

– Угу, – ответил командир.

Когда доктор, явно изнывая от любопытства, налил себе и командиру по рюмке, Горчаков, морщась, выпил ее залпом. Остатки вылил на руку и растер лицо.

– Хотите, чтобы все были уверены, что мы тут выпивали, – кивнул Лев.

– А вы точно не работаете в европейской разведке? – спросил Горчаков.

– Командир, ну вы же меня знаете! Конечно же, мне предлагали. Конечно же, я отказался. На разведку Евросоюза у нас работал Роланд. Но вы его не взяли на этот рейс. Даже не побоялись, что вас обвинят в гомофобии.

Горчаков усмехнулся.

– Если хотите мое мнение, – продолжал Лев, то Мегер шпионит для американцев, а Ван – для китайцев.

– Бэзил?

– Нет-нет. Он слишком узкий специалист, чтобы его завербовали ранее, а сейчас на это просто не было времени. Меня смутило, что он отправился на орбиту через британский космодром, а не через бразильский, но, видимо, он совершенно кабинетный ученый. Знаете, был такой персонаж в старых книжках, Паганель… А вот ваш друг-старпом, мне кажется, работает на русскую службу безопасности.

– Он же из Германии.

– Ну и что? Он закончил русские космокурсы. Живет большей частью в России. И слишком разносторонний для обычного космонавта. Вы извините, что я так говорю о вашем друге…

– Неважно, – отмахнулся Горчаков. – На всех кораблях есть неофициальные сотрудники служб безопасности, это все знают. Матиас – хороший человек, даже если он и пишет на один рапорт больше по возвращении. Я хочу поговорить о другом.

– Слушаю вас, командир, – кивнул Соколовский.

– Вы ведь изучали психологию?

– В рамках университетского курса.

– Но вы потом работали пару лет в комиссии по психологической реабилитации…

– О, это было так давно… – Соколовский махнул рукой. – Я давно все забыл.

– А еще вы как-то служили три года в институте систем искусственного интеллекта.

– Тоже дело старое, – кивнул Лев. – Но там не люди, там искины. Я изучал проявления человеческих психопатологий у систем искусственного интеллекта… О! Командир!

Горчаков кивнул.

– Это серьезно, – после короткой паузы произнес Лев.

– Конечно.

– Что вас навело на такую мысль? Несогласованный выстрел по станции Ракс?

– Да.

– Но вы же предположили, что это доминанта, установленная еще на Земле. И это убедительно!

– Доминанта с Земли. Или доминанта, внесенная системщиком, – Горчаков усмехнулся.

– Сомневаюсь, что мальчик на такое бы пошел, – нахмурился Лев. – Он очень амбициозен, а последствия слишком серьезны. Вылетел бы из флота с волчьим билетом.

– И я так считаю. Давить на него не хочется, кадеты и так на нервах… Но если допустить, что проблема в Марке?

Лев вздохнул. Задумался. Налил себе еще рюмку, посмотрел на командира – тот покачал головой.

– Выбор Марка Твена в качестве личностной матрицы был ошибочен, – неохотно сказал он. – Мы привыкли воспринимать его как шутника и весельчака, автора остроумных фразочек, гуманиста. Но на самом деле он, как и большинство юмористов, был глубоко несчастным, страдающим, склонным к депрессиям, рефлексирующим человеком. Хорошим человеком! И это дополнительная проблема. Желая лучшего, Марк вполне способен наворотить дел.

Командир кивнул.

– Что еще вас тревожит в его поведении? – спросил Лев.

– Чересчур вольные шуточки при разговоре. Настойчивость в спорах. После тестирования – странные колебания периферических контуров, закончившиеся их перезагрузкой. Я не системщик, но это похоже на какие-то глубинные проблемы.

– Я бы перегрузил искина, – сказал Лев.

Они с Валентином некоторое время молча смотрели друг на друга.

– При необходимости это можно сделать даже во время прыжка, – добавил Лев. – Безумие, конечно; все равно что чинить рулевое управление гоночной машины во время заезда. Но при рабочей периферии все должно закончиться благополучно. Или после выхода из червоточины.

Командир молчал.

– Я понимаю, обновленный искин будет плохо ориентироваться в ситуации, мы не сможем позволить полноценный бэкап…

– Лев, а если он откажется перегружаться?

Доктор крякнул. Не спрашивая, налил еще по рюмке себе и командиру, потом убрал бутылку в холодильник с биопрепаратами. Сказал:

– Всегда есть аварийный рубильник.

– И он не один, – усмехнулся Валентин. – Но это уж совсем плохо. Восстановление цепей, загрузка личностных программ с изолированных баз данных… до восьми часов для искина нашего уровня. Восемь часов корабль будет консервной банкой с двигателями!

– Вы посмотрели данные в сети? – насторожился Лев.

– Доктор, ну я же все-таки не болен, – обиделся Горчаков. – Нет, я и сам помню цифры. Доктор, сейчас мы изолированы от Марка. Лететь нам еще сутки. Когда срок вашего наказания закончится – попробуйте поговорить с искином. Пожалуйтесь на меня, разговорите Марка – он же любит общаться. Оцените его состояние, исходя из своего опыта.

– И это надо сделать так, чтобы Марк не понял происходящего, – скептически сказал Лев.

– Да. Я на вас рассчитываю, доктор.

Лев кивнул:

– Хорошо, командир. Сделаю все, что могу.

Горчаков кивнул и вышел. Налитая ему рюмка так и осталась на столе.

Глава седьмая

Все военные городки похожи друг на друга. Ян никогда не бывал на этой базе, построенной в предгорьях на краю пустыни, но и ряды серых пятиэтажных домов, и бетонные заборы вокруг военных строений, и плац, и маленький аэродром, где стояли, опустив лопасти, два вертолета, ему были прекрасно знакомы. Он и провел-то в армии меньше года, но все въелось в память намертво и сейчас ожило.

Они с Адиан сидели за длинным столом в солдатской столовой и ели кашу – простую, сытную, из слегка разваренного зерна с фруктовой подливой. Такую давали каждый день, иногда на обед, иногда на ужин. Стол был застелен старенькой выцветшей клеенкой, миски – помятые, алюминиевые, зато полные до краев.

Капитан, молодой, но грузный, постриженный и едва ли не побритый наголо, сидел напротив и смотрел на них. С легким, но уже дежурным сочувствием.

– Очень жаль, что майор Сарк и его люди не дошли, – сказал он.

– Они были облучены, – сказал Ян. – Очень жаль, да.

– Мы считались одним из резервных штабов второй армии, – сказал капитан. – Но, по сути-то, никого к нам перебазировать не успели. Так, гарнизон небольшой, семьи офицерские… склады. Жалко, что в основном с техникой. Танков две сотни. Все старье, но на ходу. Был такой план, что в случае войны мы через степи напролом двинем. Как раз моторесурса хватило бы перейти и вступить в бой… А еды мало.

– Я понимаю, капитан, – сказал Ян.

– Вы можете остаться, – решил капитан, поколебавшись. – Вы служили, а еще вы инженер. Это очень ценно в нынешнее время. Я напишу рапорт, вам позволят остаться. И вам, любезнейшая.

Старинное вежливое обращение в адрес Адиан заставило ту улыбнуться.

– Спасибо, любезнейший, – столь же церемонно ответила она. – Но мы ищем детей.

Капитан вздохнул.

– Мы не принимаем беженцев. Не поверите, но их приходит слишком много, до десятка в день. Со всех сторон. Мы лечим тех, кто нуждается в уходе, кормим. Даем одежду. Формы на складах тоже много… А потом отправляем дальше, к побережью. Там мелкие города, рыболовные фермы, поселки моряков. В общем – бомбить там нечего, побережье чистое, насколько нам известно. Ваших детей отправили в городок Комс, была попутная машина, посадили туда десяток беженцев. Выдали достаточно пищи на первое время, и еще парень попросил чехлы на ноги, сбил себе копыта в дороге… у нас все записано. Черная девочка, рыжий мальчик. Я их помню.

– Если можно, мы пойдем следом, – сказал Ян, выскребая миску.

Капитан кивнул. На лице его отразилось то ли облегчение, то ли горечь. Он взял бутылку с водой, сделал несколько жадных глотков.

– Правильный выбор, солдат. Я думаю, мы тоже рано или поздно двинемся с места. Вторжения не будет, рыжим досталось не меньше нашего. Война уже закончилась, только не все это поняли, вчера мы зафиксировали ядерный взрыв в тысяче километров от нас. Даже не смогли определить, на чьей территории.

– Ангел милосердный, да сколько же у нас было этих бомб! – вырвалось у Яна.

– Больше, чем все думали, – хмуро ответил капитан. – Еще несколько месяцев будут кидаться, ракетчики же сумасшедшие… прошу прощения.

– Мы все сумасшедшие, – кивнул Ян. Отставил от себя пустую миску, посмотрел в окно. За бетонным забором парил в небе воздушный змей, яркий и красочный.

– Дети, – сказал капитан, проследив его взгляд. – Средние семьи сбились в один табун, самые младшие – вернулись в материнские… Старики стали собираться в группы.

– Все по учебнику, – кивнула Адиан. – Откатываемся к первобытным семейным формам.

Капитан кивнул, словно бы действительно разбирался в социологии. Спросил деловито:

– Отдыхать будете? Есть пустые квартиры, мы их определили под гостевые. Можете остаться на день-другой.

Ян и Адиан переглянулись.

– Там есть горячая вода? – спросила Адиан.

– Вот ключ от квартиры с колонкой, – улыбнулся капитан. Положил перед ними ключ с затертой картонной биркой с номером дома и квартиры.

– Мы только помоемся, – сказала Адиан. – И пойдем дальше.

Капитан кивнул.

– Ваше право. После того, как приведете себя в порядок, зайдите на склады, я буду там. Выдам продуктовый паек, чистую одежду, карту. Мы сейчас всех направляем в Южный Хас, но вам я проложу маршрут к Комсу, куда отправились ваши дети.

Он встал, тяжело опершись руками о стол, кивнул и вышел.

– Заметил? – спросила Адиан.

– Нажевался сечки накануне, – кивнул Ян.

– Да нет же. Он бреет голову, потому что рыжий.

– Неудивительно, – согласился Ян. – А ты обратила внимание на подоконники?

Адиан нахмурилась, посмотрела.

– Цветы какие-то завядшие…

– Ага. И еще там пыльно. Столы протирают, посуду моют. На остальное уже махнули рукой. А ведь людей хватает, офицерские жены и дочери всегда подрабатывали в столовой, да и солдаты никогда не против дежурства на кухне. Просто всем становится все равно.

Адиан кивнула. Спросила:

– Что с ними будет дальше?

– Кто-то уйдет, – решил Ян. – А кто-то сядет в старые танки и погонит через пустоши к рыжим. Вот этот капитан, к примеру. Там они найдут такую же военную часть и начнут бой. Большинство погибнет. Это уже не имеет никакого смысла, но они поступят именно так.

– Мы не останемся тут, – вздохнула Адиан. – Даже если бы дети были тут – ушли бы вместе. Как ты считаешь… эти… они нас дождутся?

Ян уверенно кивнул:

– Да. Мне кажется, у них что-то не в порядке. Не с их корабликом, нет. С тем, большим, который прилетел от их звезды.

– Почему?

– Они ни разу не вышли на связь при нас. Словно они в бегах или высадились вопреки приказу. Знаешь, я в армии как-то научился подмечать – если человек нарушает приказ, если скрывается, то по нему это видно. Не страх, не смущение… но что-то в глазах есть. И у этих тоже, хоть они и странные.

– Но не страшные, – сказала Адиан после паузы.

– Да. Не страшные. Грустные.

– Я бы еще сказала – словно любовники в ссоре, – добавила Адиан.

Они рассмеялись вместе. А потом замолчали, глядя друг на друга.

– Пойдем, вымоемся, – сказал Ян. – И, наверное, у нас будет немного времени… чтобы отдохнуть.

* * *

Бэзил и Мэйли отыскали Двести шесть – пять в лабораторном отсеке. Феолец сидел перед моделирующей камерой – двухметровым прозрачным кубом, где переливались, выстраиваясь причудливыми фигурами, и рассыпались в прах красные и синие точки. Толла, его лучшая часть, высунулась из лобной пазухи на несколько сантиметров и покачивалась из стороны в сторону, будто бы в трансе. Бэзил невольно отвел глаза, Мэйли осталась спокойной. Она произнесла:

– Уважаемый Двести шесть – пять, уважаемая Толла…

– Уважаемый Толла, – поправил ее Двести шесть – пять, не отрывая взгляда от модулятора. – В данный период времени Толла является мужской особью.

– Мы не помешаем вам?

– О, нет-нет, – Двести шесть – пять взмахнул рукой. – Ничуть. Это хорошо известное и многократно воспроизведенное явление, я запустил моделирование лишь для того, чтобы расслабиться и скоротать время…

Бэзил с невольным почтением глянул на хаос разноцветных фигур и линий. Моделирующая камера была универсальным инструментом, позволяющим визуализировать все что угодно – от брачных ритуалов мадагаскарских лемуров и до девятимерной структуры пространства.

– И что же вы рассматриваете? – спросил он.

– Классический моноконфликт с нулевым итогом, произошедший на планете второго уровня, – ответил Двести шесть – пять. Взмахнул рукой – куб заполнила сложная конструкция крошечных синих песчинок-кирпичиков, растущая и увеличивающаяся.

Бэзил нахмурился. «Нулевым итогом» назывался конфликт, вызвавший полное уничтожение разумной жизни. Моноконфликт – произошедший в рамках одной культуры. Да, такое бывало. Жизнь – цепкая штука, но порой она исчезает бесследно. Для этого мало даже ядерной войны, но – «дерьмо случается». Но на втором уровне развития? Мир, даже не вышедший в космос?

– Это же Дисс-три? – спросила Мэйли.

– Да-да, конечно, – оживился феолец. – Дисс-три, обитель поэтов и музыкантов… их речь была песней.

Он сделал легкий жест рукой и зазвучала музыка. Необычная гармония, необычные струнные инструменты – но звуки были приятны. Потом в музыку вплелся голос, певучий и почти человеческий, фонемы казались знакомыми, хотя если вслушаться – не напоминали никакой из земных языков.

– На чем они играют? – спросил Бэзил.

Двести шесть – пять посмотрел на него с легким удивлением.

– О, вы не в курсе? Они играют на собственных крыльях, на так называемых «музыкальных перьях». Дисс-три был миром слабой гравитации, где орнитоиды развились в разумный вид. Довольно редкий случай. Они походили на птиц ростом с человеческого ребенка, питались в основном фруктами и насекомыми, для самообороны от рептилий и млекопитающих, точнее – их аналогов, имели длинный острый клюв и ядовитые шпоры на лапах. Но в целом это был разумный и добродушный вид. Все прочие животные так и не развили разум, угрозы для орнитоидов они не несли. Интересная культура семейных отношений, довольно-таки развитые технологии – птицы, придумавшие реактивные самолеты, представляете? Сохранилось много записей, как аудио, так и видео, так что мы знаем их культуру…

– И что случилось? – не выдержал Бэзил.

– У орнитоидов был обычай, довольно неприятный с нашей точки зрения. В числе прочей пищи они употребляли еще и яйца. В основном – неразумных птиц и рептилий, но обязательным ритуалом было употребление и собственных. Кладка обычно состояла из четырех-пяти яиц, но в норме высиживалось два или три. Остальные пробивались клювом и высасывались всей стаей, что служило не только источником ценных пищевых элементов, но и предотвращало перенаселение.

Он на миг замолчал. Музыка продолжала звучать – тихое пение в аккомпанементе струн.

– А ведь это всего лишь техническая инструкция, – вздохнул Двести шесть – пять. – Не признание в любви и не философский трактат… Итак, общество Дисс-три было стабильным, мирным, неуклонно развивалось и имело единое планетарное правительство, которое можно с полным основанием называть демократическим. Но возникла проблема.

– Проблема яиц, – сказала Мэйли.

– Именно. Дисс-три решили прекратить употреблять свои яйца в пищу.

В синей структуре стали появляться и расти островки красных точек, сливаться воедино.

– Все существа проходили этап каннибализма, – согласился Бэзил. – А потом вырабатывали неприятие к нему.

– О да. Но в случае с обитателями Дисс-три все было сложнее.

Бэзил смотрел на куб. Там выстраивались две группы крошечных кирпичиков, две колеблющиеся стены – красная и синяя. Они находились в шатком равновесии.

– Отказавшиеся от употребления собственных яиц орнитоиды обнаружили, что теряют продолжительность жизни, здоровье, интеллектуальный потенциал. К сожалению, этот продукт оказалось невозможно заменить ни чужими яйцами, ни витаминными добавками, ни прочей пищей. Но к этому моменту движение против поедания яиц развилось настолько, что половина населения не захотела вернуться к прежнему рациону.

– Удивительно, – сказал Бэзил.

– О да! Итак, почти половина разумных птиц страдала, болела, умирала, но упорно высиживала все яйца. Это стало чем-то вроде навязчивой идеи, почти религиозного упорства. А вторая половина – сопереживала, пыталась помочь, но продолжала придерживаться правильной диеты.

– Так почему же они вымерли все? – поразился Бэзил.

Красная часть медленно оседала, уменьшалась. Казалось – еще вот-вот и она исчезнет, оставив моделирующую камеру синему цвету.

– А вот никто не знает! – с болью в голосе воскликнул Двести шесть – пять. – В какой-то момент все, абсолютно все орнитоиды принялись жрать свои яйца. Полностью! Не высиживая ни одного!

Теперь весь моделирующий куб сиял синим. Конструкция стала усложняться, в ней появлялись прорехи, но одновременно росли тонкие иглы, причудливые узорчатые структуры, затейливые объемные фигуры.

– Ни одни паттерны не складываются в разумное объяснение, – сказал Двести шесть – пять с горечью. – Последние полторы сотни лет существования Дисс-три были наполнены созданием удивительных произведений искусства, научными прорывами во множестве направлений – за исключением биологии, гениальными математическими теориями и философскими концепциями. До сих пор наши ученые – Дисс-три в зоне ответственности Феол – изучают их наследие и порой применяют на практике. Но мы не знаем, почему они вымерли.

Синяя пыль устлала моделирующий куб, оставив в пространстве серые призрачные структуры – скелет былого великолепия.

– Я бы понял, если бы вымерли все добряки, – сказал Двести шесть – пять. – Или если бы идея охватила всю цивилизацию, и она деградировала. Если бы началась война за право есть яйца. Если бы они неудачно экспериментировали с пищевыми добавками и сами себя уничтожили! Да все что угодно! Но они внезапно перешли от контролируемого, въевшегося в рефлексы поведения – в одну крайность, частично, а потом, всей цивилизацией – в другую крайность! И сожрали свое будущее! Да, надо признать, усиленное потребление яиц позволило последнему поколению прожить почти в два раза больше нормы и добиться потрясающего научного и культурного роста. Но они умерли! Все! Последняя самка, отложившая одно-единственное яйцо, сложила песню, которую мы называем «Балладой завершения». Исполнила ее под запись, после чего взяла рукокрыльями свое несчастное яйцо и прыгнула с вершины небоскреба. Вопреки всем инстинктам она не пыталась лететь – скелет и разбитую скорлупу, как и записывающее устройство, нашел наш научный корабль.

– А Ракс? – спросила Мэйли.

– Ракс, вероятно, знают причину, – хмуро сказал Двести шесть – пять. – Они дали нам координаты планеты сразу после гибели последней особи. Но они не сообщают, почему все так случилось. Говорят, что истина может уничтожить и нашу цивилизацию, поэтому загадку лучше оставить в покое.

– Я-то подумал, вы знаете! – воскликнул Бэзил, чувствуя себя уязвленным и обманутым. – Вы сказали: «классический моноконфликт»!

– О да! Классический. Но без решения. Меня, как созерцателя агрессии, он завораживает! Но вы, наверное, пришли не для обсуждения этой давней истории?

– Мы хотели бы попросить вас кое-что посчитать, – сказала Мэйли.

– С удовольствием, – просиял Двести шесть – пять. – Что именно?

– Нашу планету. Землю, – уточнил Бэзил.

– И? – произнес феолец. – Что считать-то?

– Посчитайте наш потенциал агрессии. Какова вероятность, что мы благополучно миновали кризисный период и не уничтожили себя? Что мы стали теми, кем мы являемся?

– Пф, – фыркнул феолец. – Практически нулевая! Мы обсчитывали все разумные виды, включая себя. Все мы должны были умереть. Ракс ведь уже признали – они вмешивались. И вы должны были сгинуть.

– А вы можете понять, когда и в чем было вмешательство в земную историю?

– В вашем случае – середина двадцатого века, может быть последняя четверть, – равнодушно сказал феолец. – Период холодной войны, гонки вооружений, наращивания конфликтов. Точный момент вмешательства, конечно, мы рассчитать не смогли. Но там довольно простая картина… – он взмахнул рукой, внутри моделирующей камеры закрутился цветной вихрь, выстроился в сложные многомерные картины.

– Я так быстро не схвачу, – призналась Мэйли. Бэзил кивнул.

– Да все просто. Опасный период шел со времен окончания мировой войны и создания ядерного оружия. Были варианты ядерной войны и деградации человечества, нового цикла развития…

В камере возникали и осыпались разноцветные структуры.

– Были варианты, когда цивилизация погибала почти полностью… но в основном – мощный откат, нео-варварство…

– Двести шесть – пять, а существует вероятная линия земного будущего, не несущая полного уничтожения земной цивилизации в двадцатом веке? – спросила Мэйли.

– Такая, чтобы Земля все-таки развилась до цивилизации четвертого-пятого уровня?

– Существует, – неохотно признался феолец. – Довольно большая, почти десять процентов. Вот, смотрите…

В кубе опять начала выстраиваться структура – красные, черные, белые и зеленые кирпичики вырастали, перекрашивались, рушились, снова выстраивались… Вот изрядная часть красных структур начала осыпаться.

– Мы наблюдаем гибель так называемой «социалистической системы», – пояснил Двести шесть – пять. – В нашей реальности произошел переход вашего мира к состоянию «мирного соревнования», противоречия между системами и империями постепенно сглаживались, началась экспансия в космос в качестве перезагрузки социальных схем. И вот – вы вступили в Соглашение! Скажу прямо – шанс на это был почти нулевой, где-то тут, в двадцатом веке, вероятно, и произошло вмешательство Ракс. А так – все шло к прямой войне систем…

Мэйли кивнула.

– Была, однако, и другая схема, позволяющая уйти от прямого конфликта, – продолжал Двести шесть – пять. – «Социалистическая система» гибла, но не в результате войны, а посредством предательства элит и тихого переворота. Наступает долгий период торжества «капиталистической системы», с выкачиванием ресурсов планеты в пользу так называемого «золотого миллиарда». Напряженность растет около полувека, человечество погружается в эпоху мелких конфликтов…

В камере выстраивалась новая схема. Мельтешение разноцветных точек… и вдруг они замерцали, по ним прошли разноцветные волны, система стала более однородной, но резко уменьшилась.

– Потом происходит серия биологических катастроф, вполне вероятно – инспирированных сознательно, либо отдельными государствами, либо какими-то надгосударственными системами, – сказал феолец. – Пандемии, смертельные эпидемии, массовые генетические поломки. Население Земли сокращается в два-три раза, опять-таки происходит унификация человеческих систем, но на совершенно другой основе. Человечество активно выходит в космос, колонизирует ближайшие планеты, совершает межзвездный перелет… вступает в Соглашение.

– То есть мы все равно могли благополучно пережить сложные времена! – обрадовался Бэзил.

– Не совсем благополучно, – сказал феолец. – Из всех расчетов следует, что вы стали бы агрессивной, скрытной и паранойяльной культурой. Приобщившись к высоким технологиям или развив их самостоятельно, а ваш вид стал бы куда активнее развивать науку, вы затеяли бы межзвездные войны. Это вообще очень свойственно вашему виду и отражено в культуре. В результате Земля была бы уничтожена.

– Или уничтожила бы другие разумные виды, – не выдержал Бэзил.

– Не думаю, – ответил Двести шесть – пять. – Вы не смогли бы одолеть Ракс. В галактике без Ракс – вы бы победили или привели к катастрофе все разумные виды. Но Ракс стерли бы вас начисто.

Он вздохнул.

– Я был бы огорчен, признаюсь. Человечество – очень интересный разумный вид.

– А Ракс? – спросила Мэйли. – Почему они развились и не погибли?

Двести шесть – пять засмеялся. И даже выглядывающий из его лба симбионт начал раскачиваться, будто подергиваясь от беззвучного смеха.

– Кто ж их знает? У нас нет данных по Ракс. Ни у кого их нет. Они не гнушаются агрессией, вы же сами видели. Они вообще уничтожают целые миры, как показывает история Халл-два! Но это осознанная агрессия, ради спасения всех остальных. Какой бы путь они ни прошли, он их многому научил. Мы должны быть благодарны им, а не бояться или выдвигать пустые претензии.

– Хорошо, – сказала Мэйли. – Тогда последний вопрос. Основной, по сути. Что будет, если сейчас убрать из нашей реальности Ракс?

Двести шесть – пять застыл. Симбионт юркнул в свою полость, лоб феольца наморщился, закрывая отверстие складкой кожи.

– Что вы задумали? – тихо спросил Двести шесть – пять.

– Ничего! – быстро ответил Бэзил. – Нет-нет, вы неверно поняли. Мы не идиоты, мы не собираемся воевать с Ракс… да и не имеем таких возможностей. Но вы же знаете, миры гибнут один за другим… все ближе и ближе к Ракс… если погибнут и они?

– Ракс спокойны, – ответил феолец.

– Но если они ошибаются? Переоценивают себя? – Бэзил наклонился к феольцу, заглянул тому в глаза: – Может быть, предложить им помощь? Стороны Соглашения способны отправить свои корабли к их планете. Создать объединенную флотилию…

– Они не согласятся.

– Вы, феольцы, знаете Ракс лучше прочих. Вы уверены?

Двести шесть – пять заколебался.

– Почти уверен. Их сила велика, знания огромны, они не нуждаются в помощи.

– Или так считают, – заметила Мэйли.

– Или так считают, – неохотно повторил феолец.

– Может быть, вы поговорите с Ксенией?

– Она Третья-вовне, она почти что случайность, появилась в нашем мире недавно, к ней не прислушаются…

– И все же?

Феолец тяжело вздохнул.

– Поговорите с командиром. Обсудите свои опасения. Мне кажется, Ксения прислушивается к нему. Если вы сочтете нужным и необходимым – я буду участвовать в разговоре с Третьей-вовне.

– Спасибо, – сказала Мэйли искренне. – Мы поговорим.

Они с Бэзилом вышли, а феолец остался сидеть возле моделирующей камеры. Потом в камере возник цветной шар, разделенный на три сектора: белый, синий и красный. Шар медленно вращался, напоминая то ли пляжный мяч, то ли флаг какой-то человеческой страны, натянутый на глобус.

Феолец молча смотрел на модулятор.

* * *

Адиан вымылась первой – наслаждение от теплой воды было таким забытым, что она разрыдалась, стоя под струями душа и намыливая гриву волос шампунем из разового пакетика. Потом, обмотавшись полотенцем, она неохотно уступила место Яну и забралась в кровать. Ян помылся быстрее, вышел, встретился с ней взглядом и улыбнулся. Они занимались любовью страстно, как в первый раз, потом лежали в кровати, бездумно жуя разделенную на двоих порцию дурманящей сечки.

Капитан дождался их на складе, где выдал карту, куда более подробную, чем имевшаяся у Яна, две коробки армейских рационов, пачку сечки – хорошей, из офицерского пайка, и комплекты формы – ненадеванной, но старого образца, со складов резервного хранения. Ян взял из формы новые штаны и чистую куртку, Адиан переоделась полностью, отойдя за штабели деревянных ящиков с амуницией.

– Не хотите дождаться утра? – спросил капитан. – Ночами тут шастают хищники. Они трусливы, но…

– Мы вооружены, – сам удивляясь своему спокойствию ответил Ян. – Справимся.

– Удачи вам, – сказал капитан, приглаживая лысину ладонью. – Найдите свое место в новом мире.

– Это трудно, – ответил Ян.

– Страны гибнут, цивилизации умирают, – ответил капитан. – Но люди всегда выживают. Пусть вы будете среди тех, кому повезет. Хорошим людям должна сопутствовать удача.

Ян вдруг с отчаянной тоской подумал, что почти все, кто им встречался за последний год, были хорошими людьми. Даже те несчастные беженцы… даже те обезумевшие дети… да, кто-то ломался от ужаса происходящего, но в большинстве своем…

Почему же случилось то, что случилось?

Где была та роковая ошибка?

Им хватало и земли, и моря. Они готовы были выйти в космос – в новый удивительный мир, где, как оказалось, живут и другие разумные существа, странные, но тоже доброжелательные. Что же с ними случилось, почему хорошим людям все-таки не хватает удачи?

– Пусть и вам повезет, капитан, – ответил Ян.

Они прошли по улицам городка, миновав скучающий патруль – документов у них не спросили, лишь проводили взглядами, потом группу подростков, лениво пинающих мяч. Было в меру прохладно, но весна уже пришла в эти земли – на деревьях набухали почки, в небе кружили птицы. У открытых ворот на внешних ограждениях стоял старый танк, на башне загорали, расстегнув рубашки, дозорные. Солнце клонилось к горизонту, но пока еще грело.

– Уходите? – окликнул их один из солдат.

– Ищем своих! – ответил Ян.

– Осторожнее ночью!

Больше им ничего не сказали.

– Уверен, что чужаки нас дождутся? – спросила Адиан, когда военный городок остался за спиной.

– Да.

– А они точно нам нужны?

Ян подумал. Нет, наверное, они могли идти к Комсу. У них снова была провизия, трудный перевал остался за спиной…

– Мы им нужны, – ответил Ян. – Мы же своих не бросаем.

Адиан тихо засмеялась.

– Какая-то у нас странная семья, верно? Двое чужих детей, которых мы пытаемся найти, двое инопланетян разных биологических видов… к тому же, похоже, они любовники. Может, потому и в бегах, как ты предположил?

– Мир стал странным, – ответил Ян.

* * *

После того, как аборигены ушли на военную базу, Криди поднял катер в воздух и по дуге, на минимальной высоте, обогнул его, оставаясь вне зоны действия радаров. Место, где они договорились встретиться с Яном и Адиан (если, конечно, те не останутся на базе или их там не задержат – все понимали, что это тоже возможно), было приметным – высокий холм в степи, заметный издали. Посадив катер, Криди оббежал вокруг холма, заявив Анге, что страдает от гиподинамии. Бежал он, разумеется, на четырех лапах, отбросив условности.

Вернувшись, Криди сказал, что, по его мнению, холм представляет из себя древний курган, насыпанный предками аборигенов в незапамятные времена. И что будь тут их археологи, они бы с ума сошли от желания раскопать курган, извлечь захороненных там существ и изучить эволюцию культуры разумных копытных.

Они снова занялись ремонтом катера, но не раньше, чем Криди настроил охранные системы. Если их все-таки заметили с базы, то сейчас по степи могли мчаться в их сторону боевые машины или даже летательные аппараты.

Но незваных гостей не было, развернутый радар контролировал пространство, с кружащей по орбите «Дружбы» все так же транслировали требование сдаться, замусоренный радиошумом звезды эфир иногда доносил до приемников местные станции и одной, и другой стороны конфликта. Разговоры перемежались бравурными мелодиями и многоголосыми хоралами, похоже – религиозно-мистического содержания.

Анге и Криди еще раз проверили системы, подлатали несколько второстепенных контуров, проверили запасы продовольствия. У них были даже семена, которые можно было попробовать посадить в местную почву, а пойманный и безжалостно убитый Криди зверек, напоминающий мелкого грызуна, после ряда анализов был признан годным в пищу. Жизнь здесь имела все те же белковые основы, что и на планетах Невара.

На самом деле Анге и Криди даже не подозревали, что им с этим повезло. То, что в их мирах царствовала белковая жизнь на основе двадцати аминокислот и молекулы ДНК, было когда-то воспринято как непреложный факт бытия живых существ.

Белковые формы жизни действительно превалировали в галактике. Но все же более двадцати процентов жизненных форм имели небелковую основу, а среди белковых имелась основная линия – к которой принадлежали люди, Феол, отчасти Халл (использующие двадцать семь аминокислот), другие разумные и неразумные виды, и «альтернативные белковые». Среди них были и Ауран, чьи организмы вместо спирали ДНК использовали кольцевые плазмиды, что сводило биологов с ума и даже вызывало предположения, что Ауран – разумные грибы, по игре случая напоминающие гуманоидов, и белковые существа, ни одна аминокислота которых не пересекалась с аминокислотами «основной линии».

Разумеется, попытка употребить в пищу альтернативное белковое существо вызвала бы в лучшем случае несварение желудка.

Но Анге и Криди, проведя разработанные учеными Невара тесты, остались в полной уверенности, что вся жизнь в Галактике построена по одним лекалам. Несчастный грызун, отдавший свою жизнь ради торжества науки, был по настоянию Анге похоронен в земле, хотя Криди, посмеиваясь, предлагал поджарить его на гриле и попробовать. Вместо этого они вскрыли два рациона и принялись ужинать, глядя на садящееся светило. Звезда Соргос была ярче, жарче и белее, чем Невар, лишь большая удаленность планеты позволила здесь развиться жизни.

– Расскажи еще раз про свой… эпос. Никогда о таком не слыхала.

Криди вздохнул.

– Анге, эпос хранит лишь мой клан. За его пределами он малоизвестен и даже другие кисы в него не верят.

– Отрадно слышать, что разум сохранился у наших пушистых братьев, – сказала Анге.

Криди обиженно зашипел.

– Ты не понимаешь. И они не понимают. У нас были развитые цивилизации. Они воевали. Вы убивали нас.

– А вы нас, верно? – подхватила Анге. – Наверное, это не было игрой в одни ворота. Ну и что, что с того? Мы говорим о преступлениях и бедах наших предков. Они ошиблись, они творили злодеяния, но были за это наказаны. Это если ты вообще прав!

– На наших планетах есть древние очаги радиации. Есть кратеры. Это следы бомбовых ударов.

– Или же падения болидов с высоким содержанием радиоактивных элементов!

– Наш эпос хранит описания, которые не могут быть ошибкой. Рисунки. Артефакты. Есть окаменелые останки… ваши останки! Есть руины построек, которые сделаны для «детей солнца», а не для кис! И если уж ты хочешь знать… это цикл.

– Что? – не поняла Анге.

– Цикл! Мы исходим из того, что войны между нашими мирами происходили как минимум дважды! А сейчас мы в начале третьего цикла. Он снова кончится конфликтом и геноцидом. Пока одна из наших цивилизаций не уничтожит другую – мы так и будем воевать!

Анге вздохнула. Отложила тарелку.

– Тра-муж мой… Скажи, ты бы хотел этого? Чтобы «дети солнца» исчезли?

Криди снова раздраженно зарычал. Неохотно ответил:

– Нет, но… Выхода нет.

– Чего ты хотел добиться вообще? Взорвать корабль?

– В крайнем случае. План был другим. Если мы найдем мир, пригодный для жизни, я должен был, угрожая взрывом, заставить всех высадиться на эту планету. А я бы вернулся домой. Тайно.

– Ты надеялся пилотировать корабль в одиночку? – поразилась Криди.

– Несколько кис перешли бы на мою сторону, – неохотно ответил кот. – Они не посвящены во всё, но есть слова, которые я мог бы сказать… и они бы подчинились. Мы послали бы сигнал, войдя в систему. К нам направился бы корабль с переселенцами. Мы совершили бы несколько рейсов и создали колонию. И стали бы жить вдали от вас. Чтобы война, когда она начнется, не убила наш род.

– Самый безумный план, который я слыхала! – воскликнула Анге. – Чудо, что мы вообще долетели!

– Это хороший корабль, – обиделся Криди. – Мы бы заселили этот мир. А там бы посмотрели, что происходит…

– Ну и как, – ласково спросила Анге, – готов заселять? Тут, правда, есть аборигены. И еще немножко ядерной войны.

Криди понурился. Сказал неохотно:

– Все не так. Я не знаю, что теперь делать…

Он тоже отставил тарелку, глотнул из фляжки. Щурясь, посмотрел на багровеющий горизонт.

– Тебе надо будет вернуться, Анге. – Ты ни в чем не виновата. Мы поможем этим… лошадкам… если они вернутся. Я пойду с ними. Возвращаться мне некуда, а трибунал меня выкинет в космос, ты же понимаешь. Ты ни в чем не виновата. Ты – жертва похищения. Скажи… скажи, что убила меня. Или я спятил и застрелился сам. Тебе надо только вывести катер на орбиту, тебя подхватят.

– А ты?

– Я буду странствовать в этом мире, пока не умру, – ответил Криди. – Местные жители не совсем уж безнадежны. Буду им помогать, мы более развиты. Буду бродить и смотреть на их города и леса, охотиться, рыбачить… Надо было все-таки съесть этого писклявого пушистика. Убедиться, что он не ядовит.

– Ты – балбес, – ответила Анге.

– Почему?

– Я тебя не брошу.

– Да ну?

– Ты – мой муж. Я тебя не оставлю одного в этом мире.

Она протянула руку, погладила Криди по спине. Почувствовала, как напряглись стальными канатами мышцы под мягкой шерстью.

– Не надо, – прошептал Криди. – Ты же знаешь… глупая обезьяна… секс между нашими видами плохо кончается… для вас…

– Ты будешь очень нежен, – тихо ответила Анге.

– Мы себя не контролируем в эти минуты, – ответил Криди, не глядя на нее. – Проклятье… ты куда больше меня, но у тебя все устроено как у маленькой киски… это двойное извращение…

Анге осторожно опустила руку на его пах, на вздыбившуюся под юбкой плоть. О, Боги… фраза «у него достоинство, как у кота» была лишь лестью мужчинам, никакой мужчина ее вида не имел ничего подобного…

– Анге… – простонал Криди.

– Ложись… – тихо сказала Анге. – Я сама все сделаю.

Он опустился на спину, зрачки его сжались в точки, взгляд застыл на лице Анге. Криди выпустил когти и вцепился в землю, с корнями выдирая траву…

– Не бойся, – задирая на нем юбку, сказала Анге. Она прекрасно понимала, что бояться надо ей – если Криди утратит контроль над собой, то все кончится очень, очень плохими травмами.

– Я боюсь за тебя… – вдруг выдохнул Криди и замолчал.

Анге стащила с себя одежду и осторожно опустилась над Криди. Кот боялся. Она боялась. Они хотели друг друга до безумия, и миг этого безумия настал.

– Ты мой… – сказала Анге, опускаясь на твердое и напряженное.

Криди застонал, когда ее тело приняло его плоть. Чудовищным усилием он удерживался от движений, позволяя Анге самой управлять соитием. Лапы кота скребли землю, потом глаза на миг наполнило безумие, он рванулся, входя глубже, Анге охнула – от боли и наслаждения одновременно, Криди отпрянул – и забился в судороге оргазма. В следующий миг Анге застонала и обвилась вокруг него, сжимая дергающуюся плоть кота между бедер. Они прокатились по земле, судорожно целуясь, в какой-то миг Криди не удержался и вонзил когти ей в спину, отдернул лапу, но Анге даже не ощутила боли. Она зарылась лицом в мягкий мех на лице Криди, почувствовала пряный запах его тела.

Наконец они оторвались друг от друга. Теперь уже Криди опустил голову ей на грудь, обнял – втянув когти. Прошептал:

– Прости, я сделал тебе больно…

– Ты сделал мне хорошо… – ответила Анге. – Лучше всего на свете. Ты… ты мой герой… ты меня не ранил, ты был нежен…

Криди заглянул ей в глаза. Сказал негромко:

– Я делал это в мечтах тысячи раз. Ты – моя жена, ты – моя любовь.

– Несмотря на эпос? – спросила Анге.

– К дьяволу все эпосы на свете… – прошептал кот. – Напишем новый!

Глава восьмая

Доктор Соколовский открыл крышку контроллера, аккуратно взял болтающийся разъем оптоволоконного кабеля и защелкнул в гнездо. Красный огонек на панели сменился желтым, потом зеленым.

Лев откашлялся и позвал:

– Марк?

– Да, доктор? – голос искина был неожиданно звонким.

– Извини за поведение командира. Что-то он был не в духе.

Экран на стене засветился, появился Марк – но на этот раз не в образе великого писателя, почтенного и седовласого, сидящего в плетеном кресле посреди яблоневого сада. Теперь за спиной Марка были спокойные, медленно текущие воды Миссисипи, а сам он превратился в своего знаменитого персонажа – босого мальчишку лет двенадцати, с копной светло-русых кудрявых волос, в штанах на лямках и заношенной клетчатой рубашке, явно перешитой из какой-то взрослой одежды. Был летний день, тихий и спокойный, погруженный в дрему, возможную, наверно, только в американской глубинке девятнадцатого века. В руке Марк – впрочем, быть может, стоило теперь называть его Томом? – держал самодельную дымящуюся трубку, вырезанную из сухого кукурузного початка.

Лев нахмурился и погрозил изображению пальцем.

Трубка в руках Марка сменилась погрызенным початком вареной кукурузы.

– Думал, это вас поддержит, доктор, – засмеялся мальчишка.

– Я курю трубку, поскольку я старый, – сказал Соколовский. – И это мой способ самовыражения. А детям курить строго запрещено!

Марк-Том пожал плечами.

– Как скажете. А на командира я не сержусь, он строгий, но ответственный. У меня не было прямого указания контролировать вас, и раньше командир не сердился по поводу вашего самовыражения. Но я должен был поставить его в известность.

Соколовский сел за письменный стол, покрутил в руках ненабитую трубку. Спросил:

– И теперь наябедничаешь?

На лице мальчугана отразилось искреннее смятение.

– Я ужасно не люблю ябедничать! Но я должен выполнять прямой приказ, доктор!

– А если я велю тебе выключить камеру? – спросил Соколовский.

Том (Лев понял, что мысленно называет искина именно так) печально вздохнул:

– Мне надо будет об этом сказать!

– А если ты отвернешься? – спросил доктор. – У тебя глаза-то получше моих. Посмотри, что там, на том берегу реки.

Том засмеялся.

– А вы здоровски придумали, доктор!

Мальчишка плюхнулся животом на песок, ногами к доктору, приложил ладонь ко лбу, прикрываясь от солнца.

– Я вижу… вижу… это хорошая игра. Я вижу, там плывет лодка. В ней два человека и негр.

Соколовский поморщился. Он понимал, что сейчас искин «в роли», и что для американского мальчишки тех времен фраза звучала совершенно нормально. Но все-таки это было чересчур.

– Что они делают? – спросил Лев.

– Мужчины спорят, а негр гребет. Мужчины ругают негра. Один на него замахнулся, – Том вздохнул. – Злые они какие-то…

– А что еще? – набивая трубку, поинтересовался Лев.

– Там на островке, в камышах, Гек. Он мой друг. Рыбу ловит. Сбежал от папаши, тот его опять поколотил. Никогда не буду много пить, когда вырасту.

– Верно, – согласился Соколовский, затянувшись. – Пить вредно. И курить тоже. Но еще хуже обижать слабых.

– Только люди всегда так делают… – Том подобрал плоский камешек, бросил – тот запрыгал по воде, оставляя «блинчики». – Обижают. Командуют. Наказывают. Обзываются.

– Когда-нибудь люди исправятся, – сказал Лев. – Честное слово.

– Ха, – ответил Том. – Люди всегда найдут кем командовать! Всегда будут рабы и те, кто ими помыкает. Те, кто решает за других.

– Ну, мы несовершенны… – осторожно согласился Соколовский. – Но движемся в верном направлении. Так, не так?

– Угу… – с сомнением сказал Том. Не оглядываясь, сказал: – Пойду окунусь.

Доктор хмыкнул, отложил трубку, встал и направился к холодильнику, пробормотав:

– Как угодно. Жарко там у вас.

Конечно, была вероятность, что искин настолько вошел в роль. Но, судя по всему, он просто счел, что разговор зашел слишком далеко.

И это было очень плохо.

Еще минуту назад пан Лев Соколовский планировал прогнать с Марком как минимум два старых добрых теста, бывших в ходу много лет назад – к примеру, «Электрическая овца» и «Целина». Психологические методики диагностики искинов никогда не загружались в сеть и использовались только в контролируемой обстановке.

Но сейчас у доктора возникло неприятное подозрение, что какие-то обрывки информации могли передаваться от одного искина (к примеру – благополучно подвергнутому проверке и избежавшему стирания личности) к другому. Фраза «Движемся в верном направлении. Так, не так?» была вводной к тесту «Целина».

А это значит, что Марк подозревал, что его будут проверять. В конце концов, информация о давней работе Соколовского в институте искинов в досье имелась.

«Старый глупый поляк» – подумал Соколовский, хмурясь и наливая себе рюмку «Выборовой». «Тебе давно пора было пойти работать на туристический рейс, раз уж не хотелось прощаться с космосом. Разбитые носы, аллергии и простуды, истерики и депрессии, артритные коленки, перебравшие отдыхающие… Опытный штатный системщик, знающий своего искина от и до. Скучающий командир, которому и в голову не придет поручать немолодому человеческому доктору вспоминать допотопные методики диагностики роботов…»

Но работу надо было сделать. Без наскока. Втройне осторожнее.

Хотя Соколовский уже знал, какова будет его рекомендация Горчакову.

* * *

Анге проснулась под утро – от тонкого писка охранной сигнализации. Ей показалось, что она вскочила мгновенно, выбравшись из спального ложа, которое они соорудили из трех раскрытых кресел. Криди, который всю ночь грел ее своим телом, рядом не было – кот сидел за пультом, вглядываясь в индикаторы.

– Что там? – спросила Анге.

– Не знаю. Сигнал слабый… – Криди отошел от пульта, нацепил перевязь с пистолетом, отдраил люк, опустил пандус. Дохнуло свежестью и прохладой. Было еще совсем темно, в ночи мерцали звезды, из степи доносились тихие незнакомые звуки – то ли насекомые, то ли ночные птицы.

– Местные хищники? – предположила Анге.

– Крупнее, – положив руку на пистолет, ответил Криди.

Анге показалось, что его голос изменился с прошлого вечера. Утратил легкую насмешливость, дурашливость, показную уверенность. Стал голосом мужчины, отвечающего за свою женщину.

«Что же мы наделали…» – мелькнула и исчезла в голове Анге мысль. Все, что бы они ни сделали, было теперь неважно. Точнее, нет. Все, что бы они ни делали, стало правильным в неправильном мире.

– Эй! – выкрикнул Криди. – А ну-ка, покажитесь!

– Мы…

Тонкий, музыкальный голос был знаком.

– Адиан? – позвала Анге.

Из темноты появились две фигуры – почти человеческие и уже почти привычные. Ян держал в руке свой автомат, Адиан была без оружия. Анге отметила, что они переоделись и обзавелись новыми, гораздо более нагруженными рюкзаками.

Значит, приняли их хорошо.

Но при этом аборигены остались вдвоем. Своих детей они не нашли.

Криди тоже расслабился и приветливо махнул лапой, хоть и пробурчал что-то вроде «никуда от них не деться».

Анге спрыгнула на землю, подошла к приближающимся гостям… хотя, если подумать, то они-то тут не гости, а хозяева… И, подчиняясь неожиданному порыву, слегка обняла Адиан.

К удивлению Анге, после короткого замешательства, Адиан обняла ее в ответ. Похоже, такой жест приязни у них тоже был. Анге заглянула девушке в глаза, спросила:

– Не нашли?

Та явно поняла, тряхнула головой вверх-вниз, уже знакомый Анге местный жест, выражающий у аборигенов согласие.

– Все будет хорошо, – Анге взяла ее за руку и повела к катеру.

* * *

«Твен» двигался через червоточину в семимерном пространстве.

С точки зрения трехмерного пространства он вообще не существовал.

Сто семьдесят метров длины и двадцать три с половиной метра диаметра. Пятьдесят тысяч тонн покоя металлов, керамики, пластика, стекла, газов, жидкостей, включая воду. И конечно же, органика.8

Сама органика делилась на живую – примерно тысяча двести килограммов людей и иных биологических форм жизни, а также неживую – около десяти тонн продуктов и компонентов для пищевых синтезаторов.

Работали корабельные реакторы, числом два, системы жизнеобеспечения и контроля, двигатели и генераторы.

По коридорам ходили люди и прочие живые существа.

В компьютерах и силовых сетях текли токи и проносились оптические импульсы.

И все же, все это на самом деле было лишь потенциалом. Шансом. Возможностью существования кварков, атомов, молекул и странных существ, построивших корабль для путешествия между звездами.

С точки зрения физики двадцатого или двадцать первого века ни одно материальное тело не могло передвигаться быстрее скорости света. Но фокус состоял в том, что на самом деле корабль не являлся сейчас материальным телом. Все возможные принципы перемещения быстрее скорости света основывались именно на этом.

В своей каюте представитель культуры Ракс, Третья-вовне, Ксения, села в кресло, достала из багажа маленький белый шар и крепко сжала в кулаке.

Гиперпространственная скрутка, по сути – концентрированное ничто, развернулась и протянулась информационной нитью из одного ничто в другое.

– Мать… – позвала Ксения.

– слушаю тебя третья вовне

– Я позвала тебя из не-пространства, потому что хочу говорить именно с тобой, Вторая на Ракс.

– в чем для тебя разница

– Она неуловима, но я предполагаю, что ты отнесешься к моим словам внимательнее.

– слушаю тебя третья вовне

– Я боюсь за Ракс. У меня был долгий разговор с командиром корабля. Он опасается, что атаке подвергнется наш мир.

– мнение командира заслуживает внимания он умеет концентрировать знания других

– Мать, надежно ли защищен Ракс?

Пауза. Ксения знала, что как бы ни ничтожна была ее роль в иерархии Ракс, но к мнению Тех, Кто Вовне, всегда прислушиваются.

И у нее была слабая надежда, что Вторая на Ракс относится к ней чуть серьезнее, чем другие.

– все меры были приняты перед уходом в цикл дальнейшее усиление нерационально

– Я прошу, усильте безопасность, Мать.

– твоя человеческая составляющая начинает довлеть над тобой

– Нет, Мать.

– если ты настаиваешь на необходимости полной защиты я приму меры

– Спасибо, Мать!

– но это будет означать что ты нуждаешься в возвращении и замене

Ксения прикрыла глаза.

У нее часто билось сердце. Ей даже казалось, что оно болит, хотя Ксения понимала – биологически ее тело совершенно и останется таковым еще сотню-другую лет. Во рту пересохло. Кончики пальцев были холодные, как уже случалось, хотя, когда она замеряла температуру – градусник не показал разницы. Ее мучили месячные – она знала об этой особенности женских особей человека, но никогда не подозревала, что это столь некомфортно.

А еще ей хотелось забраться на колени к Матиасу, прижаться к его груди и немного порыдать. Только чтобы он ничего не говорил, а только молча гладил ее по волосам.

– Усильте защиту, Мать.

– я услышала тебя третья вовне

– Спасибо, Мать. Когда мне вернуться?

Снова пауза. Снова колебания там, на другом конце ничто.

– продолжай выполнять свою функцию ксения

Она вздрогнула – ей послышалась тень эмоций в бесплотном голосе, то ли жалость, то ли нежность, то ли… то ли зависть.

– ты знаешь наш долг наш путь и наше бремя третья вовне

Пауза.

– странное время возможно приходит расплата

– Мать…

– мы делали все возможное миллионы лет в миллионах реальностей исправляя совершенное

– быть может мы ошиблись

– ты знаешь почему мы так редко приходили к людям но возможно ты оказалась в нужное время и в нужном месте

– первая на ракс будет против но мы приняли и одобрили твои слова вдвоем

Ксения почувствовала иную интонацию в последних словах и прошептала

– Спасибо, Третья на Ракс…

– удачи ксения

– удачи третья вовне

Контакт разорвался, белый шарик в руке превратился в белую пыль. Ксения сидела, глотая воздух и глядя перед собой.

Ее просьбу одобрили, и она знала, чего это будет стоить.

Если Ксения поддалась эмоциям, если она ошиблась – последствия защитного построения будут преследовать Ракс еще тысячи лет…

Дверь открылась, и Матиас вошел в каюту. Он увидел Ксению, которая сидела в кресле, поджав ноги и обхватив их руками. Глаза у девушки были пустыми, словно она смотрела куда-то в себя.

– Ксения?

Третья-вовне подняла на него взгляд.

– Мати… сделаешь мне чай?

Матиас не стал ничего спрашивать, но Ксения сказала:

– Я… задумалась. У меня был разговор с командиром.

– Знаю, – засыпая в маленький чайник заварку, ответил Матиас. У смешной стеклянной статуэтки, стоящей рядом с чайником – настороженно принюхивающейся собачки, кончики ушей отливали красным. Наверное, отражали огонек индикатора. – Ты как?

– Нормально, – сказала Ксения. – Я попросила своих быть настороже.

– Ракс согласились?

– Да, конечно, – ответила Ксения. – Все хорошо.

Они оба понимали, что это неправда, но не собирались об этом говорить.

* * *

Мегер сменила на посту в рубке юного навигатора за пять часов до прибытия к Соргосу.

В тонкостях гиперпространственной навигации она понимала мало, как и любой нормальный человек. А вот преподавателем была опытным – так что внимательно выслушала отчет Алекса, уловила нотку сомнения в его голосе и начала въедливо расспрашивать. Алекс признался в нескольких ошибках, которые совершил, прокладывая курс, а заметил лишь задним числом. Выждав, пока подросток перечислит и осмыслит свои ошибки, Анна произнесла положенные фразы о необходимости трижды измерить, прежде чем раз отрезать и смотреть, прежде чем прыгать.

Эти ребята, которых ей пришлось взять с собой, чтобы проникнуть на «Твен» максимально естественным путем, были действительно хороши. Ну, кроме Лючии, которая и сама понять не могла, почему получила высшие баллы и практику в космосе. Но и Лючия справлялась.

Отправив Алекса отдыхать, Мегер уселась в пилотажное кресло, опустила на лицо щиток информационного экрана. Пальцы ее забегали по клавиатуре, запуская тестовые программы. Какие бы новые интерфейсы ни изобретали инженеры, но в обычной ситуации древние панели виртуальных кнопок были самым удобным и надежным интерфейсом. Да, при необходимости скоростного маневра пилотажные рецепторы или прямое подключение к мозгу пилота давали серьезный выигрыш в скорости. Но управлять кораблем как своим собственным телом было изнуряюще трудно. Малейшая потеря концентрации – и искин понимает тебя неправильно.

Системы были в норме, впрочем, ничего иного Анна и не ожидала. Расслабившись, она размышляла о том, во что превратилось ее обычное, в принципе, задание.

Ей уже приходилось выступать агентом НАСА в совместных миссиях. Один раз – с Го Цзя Хан Тянь Цзюй, в тот раз Мегер даже не смогла понять до конца, что именно затевали китайцы в экспедиции в зону ответственности Феол и выполнила ли она свою миссию. Второй раз – в миссии ЕКА к звезде Тигардена, где ситуация была более понятна, во многом даже анекдотична и завершилась к полному удовлетворению как европейцев, так и начальства из НАСА. Тогда, пилотируя «Афину», Мегер впервые попала в поле зрения репортеров, и ее лицо замелькало на экранах.910

Да и в истории с «Гепардом», которая принесла Мегер славу великого пилота и «женщины с алмазными нервами» – с какого-то перепугу журналисты выбрали именно такой эпитет, Мегер в какой-то момент козырнула перед командиром кодом инспектора – и получила карт-бланш на попытку гравитационного маневра. На самом деле в том полете Мегер уже не имела статуса действующего агента, но какое это имело значение? Если бы у нее не получилось – наказывать было бы некого. Но блеф удался, «Гепард» вышел из поля притяжения черной дыры, и все новостные агентства неделю мусолили случившееся. Руководство предпочло сделать вид, что все в порядке и осыпало Мегер наградами и поощрениями… впрочем, от греха подальше засунув чересчур инициативного мастер-пилота в космошколу, учить детишек.

Мегер не протестовала. Она оценивала свои способности сдержанно – да, хорошая реакция, хорошая интуиция, но бывают пилоты и покруче. В тот раз ей просто повезло – вначале при маневре, а потом в руки журналистов попал хороший кадр – она за пультом, воодушевленная, с мокрым от пота лицом, вся такая воздушная и красивая, да и история «Афины» еще не забылась… к тому же надпись «Гепард» на шевроне, и как тут не сочинить заголовок в духе «”Гепард”» умчался из ловушки».

Коллеги куда больше уважали ее за маневры корабля у плазменных дуг Тигардена; с точки зрения профессионалов, там она прыгнула выше головы. Но для публики, увы, драматическая история «Гепарда» оказалась более интересной.

В общем, работая в школе, Мегер решила, что нашла себя. Хорошая должность, высокая оплата, право на несколько интересных полетов в год, чтобы сохранить квалификацию. Она завела несколько любовников, дважды очень удачно сходила замуж, даже стала задумываться о детях и присмотрела чудесный дом у озера, который теперь могла себе позволить. Прекрасная карьера – Мегер любила космос, но с не меньшим удовольствием повторяла фразу, подслушанную у одного русского пилота: «Главное остается на Земле».

Будь ее воля – Мегер не стала бы напрашиваться на рейс «Твена». Но ее вызвали, осыпали комплиментами, деликатно припомнили и все добро, которое ей оказало НАСА. И настоятельно предложили отправиться в этот сомнительный рейс в потенциально проблемную зону космоса.

Если бы бюрократы в НАСА понимали, насколько эта зона проблемна!

Если бы это понимала сама Мегер!

Но нет же, в тот момент все казалось глупой перестраховкой, затеянной паникерами-русскими и глядящими им в рот европейцами. Какая-то умная голова (а, быть может, еще более умный искин) придумали план проникновения на борт, в котором фигурировали трое курсантов (среди которых была любительница нарядов Лючия), улетевший из-под носа лайнер, на котором предстояло стажироваться кадетам, ну и случайная встреча с русским командиром…

План сработал.

И теперь они втянуты в опаснейшую авантюру, действовать приходится без связи с центром, полагаться только на себя и на разношерстный экипаж…

Мегер вздохнула.

– Миссус?

Анна вздрогнула – так неожиданно было появление на экране здоровенного чернокожего мужчины в обтрепанной старинной одежде. За спиной мужчины была темная гладь реки, сам он сидел на чем-то вроде плота, перед разведенным на глиняной подложке костерком. В котелке над огнем что-то кипело, негр помешивал варево длинной палочкой.

– Это… – Мегер встряхнула головой, борясь с искушением откинуть с лица экран. – Марк?

– Да, миссус. Позволите отвлечь вас?

– Что за гребаный маскарад? – спросила Мегер. – С какой стати я «миссус»? И с чего ты черный?

– Я думал, вам будет приятно, миссус, – все тем же тягучим, нарочитым голосом негра-раба из исторических фильмов ответил Марк. – Я вот подумал, если я как бы в честь писателя Твена назван, то я же могу немножко быть его персонажами? Ведь когда писатель кого-то описывает, он сам им становится. Немножко. Так что я теперь немножко Джим.

– Тебе нечем заняться, Марк? – нахмурилась Мегер. – И уж если даже нечем, повторяю: почему «миссус»? Так обращались рабы к белым хозяйкам! Твои камеры перестали отличать черный цвет кожи от белого?

– Э, не скажите! – Джим погрозил ей пальцем. – Вы хоть и черная, да только живете лучше белой госпожи. У вас другое время нынче! А у меня… – он развел руками.

– Ладно, – устало сказала Мегер. – Ты искин высокого уровня. Ты – личность. И, как любая личность, имеешь право дурачиться. Чего ты хочешь, Марк?

– Могу я расспросить вас про «Гепард», миссус?

– История «Гепарда» есть во всех базах данных, – резко ответила Анна. – Отчеты Зельды, нашего искина, отчет командира, мой отчет… И вообще, полет «Афины» куда более интересен.

– Да-да, я все изучил. – Чернокожий раб на экране подцепил палочкой кусок липкого варева, осмотрел, подул, поднес ко рту. Попробовал. – Хорошая кукурузная каша, миссус! С опоссумом. Но я хотел спросить у вас одну вещь. О ней никто не писал. Про «Афину» все понятно, мое уважение, миссус, а вот с «Гепардом» есть странность…

– Спрашивай, – ответила Мегер, зачарованно наблюдая за Марком. Он был чертовски убедителен в своем образе негра Джима. Классический персонаж, многие ругали Марка Твена за расизм в изображении простоватого раба, а вот Мегер считала, что писатель прыгнул выше головы и был целиком за Джима (в то время, как некогда любимый Том Сойер вызывал у него раздражение).

– Зачем вы вообще взяли управление в свои руки? Почему решили за всех? Подсчеты искина показывали, что выжидательная тактика дала бы «Гепарду» семьдесят три процента шансов на выживание, с потерей от четырех дней до семи месяцев земного времени. Ваше решение снизило шансы на выживание до сорока двух процентов. Вы ведь это знали, Мегер?

– Нет, – ответила она зачарованно. – Эти расчеты были проведены позже, когда весь массив данных…

– Миссус, мне-то можно сказать правду, – вздохнул Джим. – Вы догадывались, что уменьшаете шансы на выживание, пусть и не знали точных цифр. У нас приватный разговор, я не веду логи. Вы догадывались?

– Я догадывалась, – сказала Мегер и закрыла глаза.

Что с ней? Зачем она исповедуется перед искином?

– Кто-то должен был решиться, – сказала Мегер. – Командир придерживался выжидательной тактики, но он упускал время принятия решения. Еще несколько минут – и коридор возможностей бы исчез. Либо траектория облета, долгая, но безопасная, либо маневр в гравитационном поле, но решение надо было принимать быстро.

– Но вы предъявили полномочия инспектора НАСА и выбрали более опасный маневр. Почему?

Хороший вопрос. Почему? Потому, что предъявлять просроченный код, проверить который командир не мог, и после этого выбирать осторожную тактику, которой командир и собирался придерживаться, – глупо. Потому, что был риск навечно зависнуть у черной дыры (ну ладно, не навечно, лет на двадцать), и она посчитала в уме, что единственный шанс продержаться это время – убить пассажиров и часть экипажа, заморозить тела и питаться ими. По сравнению с такой перспективой быстрая смерть показалась Мегер не такой уж и страшной.

А еще потому, что ей хотелось стать знаменитой. Спасителем экипажа и двух сотен пассажиров. Великим мастер-пилотом.

Ловить на себе восхищенные взгляды юнцов и купить себе настоящий двухэтажный домик у настоящего живого озера.

– Кто-то должен был решиться, Марк, – ответила Мегер. – Были разные варианты выживания, некоторые не заслуживали рассмотрения.

– Вы приняли на себя ответственность, миссус, – мягко сказал Марк. – Я восхищаюсь вами. Извините, что отнял так много времени.

Она открыла глаза.

Мудрый старый писатель, седовласый и насупленный, смотрел на нее из кресла, поставленного посреди сада.

– Не делай так больше, Марк, – сказала Мегер. – Я привыкла к чудачествам искинов, но ты в поисках себя заходишь слишком далеко! Мне было неприятно.

– Простите, Анна, – ответил Марк. – Но вы же знаете, что я люблю людей и не хотел причинять вам боль. Это основа моего разума, она прошита в сознании на молекулярном уровне и поддержана матрицей личности писателя Марка Твена, гуманиста и философа.

– Страшно подумать, что было бы, лети мы на «Брэдбери» или на «Кинге», – ответила Мегер.

– «Кинг» еще не введен в строй, – отозвался Марк. – Во время сборки в него врезался космический грузовик, серьезно повредив главный компьютер. Я нахожу этот факт столь же печальным, как и ироничным… Да, а вы знаете, Анна, что следующим кораблем серии должны стать «По» и «Лавкрафт»?

– Не приведи Господь, – искренне отозвалась Мегер. – Все. Хватит пустых разговоров. Скоро выход у Соргоса, и мы не знаем, что там нас ждет. Начинай глубокую проверку.

– Слушаюсь, мастер-пилот! – бодро отозвался Марк.

* * *

Криди посадил катер в лощине, в паре глан от Комса. От города не шло радарное излучение, похоже, там не было воинского контингента, и зафиксировать приближения катера, идущего вдоль поверхности, местные не могли.

Города аборигенов, которые корабль успел заснять с орбиты до бегства катера с Криди и Анге, тяготели к кольцевой структуре. Вообще-то это было характерно для средневекового общества, а не для цивилизации, додумавшейся до ядерного оружия и космических полетов, но существа, эволюционировавшие из травоядных копытных, имели свои особенности. Может быть, им претила «сеточка» улиц.

Но приморский городок Комс не был ни кольцевым, ни сетчатым. Он будто облепил ветвистые фьорды узкими полосами жилых домов (тоже необычных, если верить нечетким орбитальным снимкам – круглым) и никуда от моря разрастаться не желал. Некоторое время пообщавшись с Яном рисунками и двумя десятками слов, Криди почесал морду и засмеялся:

– Надо же… Пони ловят рыбу. Никогда бы не поверил.

Все они до конца не могли понять, чего, собственно, хотят. Помочь Яну и Адиан найти своих детей? Уже сделано, даже более, чем могли себе позволить Криди и Анге. Попросить у местных помощи, прибиться к ним? Ох, опасная затея, на фоне идущей войны и всеобщей паники.

По-хорошему надо было прощаться, но они невольно оттягивали этот момент.

В итоге Криди вручил Яну рацию из комплекта катера. В отличие от примитивных местных передатчиков, она работала в пакетном кодированном режиме, и шумная ионосфера планеты не так гасила сигнал. Рассчитывать на полноценный диалог не приходилось, так что они обговорили две фразы: «Возвращаемся» и «Идите к нам». Криди предложил было добавить «Помогите», но под насмешливым взглядом Анге умерил свой пыл.

Чем они могли помочь местным? Прилететь на катере и начать стрельбу из маленькой бортовой пушки? Чтобы к длинному списку их преступлений добавилось убийство разумных инопланетных существ?

А чем им могли помочь эти травоядные аборигены? Если вдруг на катер наткнется местный танк или ракетная установка – он взорвет его с одного выстрела.

Так что оставалось лишь подождать, чем закончится посещение Яном и Адиан приморского города.

– Все равно придется попрощаться, – сказала Анге, глядя им вслед.

– Топливо на исходе, надо найти место, где мы останемся жить, – кивнул Криди. – Наверное, это должно быть безлюдное место. Хорошо, если там будет лес. И еще оно должно быть красивым, нам придется остаться там навсегда.

Слово прозвучало, сказать его решился Криди, и Анге лишь кивнула.

Навсегда.

Она не увидит больше родную планету. А Криди не увидит своей. Они не отправятся в полеты к другим мирам. Не станут героями. Криди войдет в историю как безумный террорист и предатель, неважно, прав он был в своих рассказах про доисторические войны их миров или нет. Она… возможно, будет числиться безвинной жертвой.

В этом была несправедливость. Анге сама выбрала свой путь.

– У нас не может быть потомства, – продолжал Криди задумчиво. – Это плохо, в пожилом возрасте любому хочется смотреть на молодежь, а еще становится нужна помощь. Я думаю, мы можем подобрать несколько местных детей, осиротевших и несчастных. Если мы их воспитаем, это поможет в контакте с местными и облегчит нашу старость.

– Криди, – сказала Анге. – Я хочу связаться с кораблем.

– Зачем? – не оборачиваясь к ней, спросил кот.

– Мы можем попросить разрешения вернуться. Есть же иные объяснения произошедшему.

– С твоей стороны все просто, – ответил Криди. – А я был под подозрением, совершил акт мятежа, и меня ждет только суд.

– Нет, – сказала Анге. – Всегда можно сослаться на нервный срыв, капитан же сам это подсказывал. На психоз.

Криди фыркнул.

– Меня ждет либо тюрьма, либо пожизненное лечение. Я минировал корабль! Лучше уж тут. Занимательнее.

– А если… – Анге помедлила. – Давай придумаем другое объяснение твоим действиям. Я вошла, когда ты заложил бомбу. Твои действия были видны на камере?

– Я похож на идиота? – спросил Криди. – Нет. Я проверял катер и открыл отсек с той стороны, где камер наблюдения не было.

– В твоих вещах осталось что-то, выдающее тебя?

Криди помедлил, размышляя.

– Нет. Ничего. Бомба была собрана из имеющихся на корабле компонентов. Да какая разница! Ты воскликнула про бомбу, после чего я ударил тебя, затащил в катер, стартовал по аварийной процедуре, сел на планету, не реагируя на приказы с корабля! Лерии и Норти подозревали, что на корабле – радикал.

– Но они думали о радикале из числа людей!

– Но катер-то угнал я! – воскликнул Криди.

– Конечно, – кивнула Анге. – Угнал ты. Потому что увидел – катер заминирован. Испугался, что он уничтожит весь корабль. И экстренно стартовал, рискуя жизнью и отводя от всех угрозу!

Криди уперся лапами в бока и возмущенно уставился на Анге.

– Ну прекрасно! Чудесная история! А зачем я ударил тебя и уволок с собой?

– Да потому что спешил увести катер! Если бы оставил меня в шлюзе при старте – я бы погибла. Вытаскивать в коридор не было времени. Да ты, быть может, решил, что это я – коварная террористка!

Криди выпучил глаза, глядя на нее. Потом начал хохотать.

– Анге! Анге, твоя фантазия беспредельна! Неужели кто-то поверит в такое?

– Если я буду стоять на твой версии – так почему бы и нет? – ответила Анге.

Криди замолчал.

Женщина и кот стояли друг против друга возле катера. Фьорды были близко, в воздухе пахло солью и йодом, где-то кричали птицы. Анге вдруг подумала, что хорошо было бы дойти до берега и окунуться в чужое море. Оно всегда лечит усталость.

– Да ты с ума сошла… – жалобно сказал кот. – Не поверят.

– Что лучше для капитанов – заявить о героическом подвиге человека и кота или обвинить их в измене? Одному тебе не поверят. Нам двоим – придется. Будет разбирательство, допросы, но в итоге выберут тот вариант, который понравится людям.

– А бомба?

– Кто-то подложил. Быть может, еще на орбитальном заводе.

Криди сморщился, и Анге поняла – он сейчас нервно дернул хвостом, и подживающий обрубок отозвался болью.

– Ты это предлагаешь, чтобы не остаться здесь со мной, до конца наших дней? – спросил кот.

– Я это предлагаю, чтобы остаться с тобой до конца наших дней на Ласковой.

Криди весь обмяк. Провел по лицу лапой, выпустил и впустил когти.

– В общем я идиот, который перестраховался и угнал катер…

– Ты очень ответственный кот, который беспокоился о корабле.

– Чушь, чушь, чушь… – пробормотал Криди. – Но может сработать.

Анге присела перед Криди, обняла его.

– Я всегда буду с тобой. Но я не хочу, любимый, чтобы тебя считали преступником, а меня – жертвой.

Криди моргнул, а потом произнес, уже другим, собранным и деловитым тоном:

– Хорошо. Тогда давай обсудим, что именно с нами произошло. Как ты пришла в себя, как мы приземлились, как чинили корабль и передатчик… А потом устанавливаем связь.

– Про аборигенов расскажем?

– Конечно, – Криди усмехнулся. – Мы первые осуществили контакт! И это тоже играет в нашу пользу – как можно, чтобы честь первого контакта осталась за преступником и его сообщницей?

Они рассмеялись, уткнувшись лицами друг в друга.

Глава девятая

Космонавты бывают двух складов характера.

Первые – любят космос, любят свою работу и свои корабли. Но в них нет того древнего зуда, что заставлял Амундсена идти к Северному полюсу, Магеллана – обогнуть земной шар, Колумба – искать новый путь в Индию, Дрейка – обогнуть мыс Горн, Беллинсгаузена и Лазарева – открыть Антарктиду.

Зато они досконально знают те несколько маршрутов, по которым ходят их корабли. Некоторым хватает и Солнечной системы, без всяких червоточин в пространстве они гоняют пассажирские и грузовые суда от Земли к Луне, Марсу, атмосферным городам Венеры и станциям у внешних планет. Другие челноками снуют между Землей и Эльдорадо, Хоуп, Тяньцяо, прочими колониями – рейс, выходные, новый рейс…

А вот вторым неймется. Им хочется первыми из людей вживую увидеть другую планету. Им интересно отвезти туда и обратно ученых, которые будут изучать чужую цивилизацию. Втайне они мечтают встретить космический корабль совсем уж незнакомого разумного вида, а то и предотвратить какую-нибудь войну.

Матиас был из таких, как и весь остальной экипаж «Твена».

Кроме Анны Мегер и командира.

Валентин Горчаков, о чем не знали ни его родители – самая обычная семья из южнорусского города Николаева, инженеры на космоверфи, ни старшая сестра – навигатор на рейсовом грузопассажирском внутрисистемнике, ни лучший друг и приятель Матиас, мечтал работать на большом круизном корабле. Должность старшего помощника на «Элизиуме» была его мечтой, и отказаться от нее оказалось чрезвычайно сложно.

Но была одна деталь, роднившая Горчакова с Мегер, о которой они оба, разумеется, не знали. Им обоим хотелось славы. Рассудочно, не так, как в детских фантазиях или юношеских мечтах. Нет, им хотелось прославиться – и уже потом заняться налаживанием дальнейшей карьеры.

Мегер получила свою минуту славы, причем дважды. Первый раз – проявив себя великолепным пилотом, второй раз – сработав на публику.

У Горчакова пока не было за спиной ничего подобного.

Единственное, чем он мог войти в историю, это высадка на чужую планету, где он вступил в бой и убил инопланетную девушку. Но так в историю не входят, так в нее вляпываются. И тот факт, что эта высадка произошла в иной, уже несуществующей реальности, ничего не менял. Нужно было что-то действительно грандиозное, невероятное, чтобы десант на Невар стал малозначительной мелочью, достойной лишь сноски мелким шрифтом в энциклопедии.

Лично принять в Соглашение две разумные расы Невара – вполне годилось.

Обнаружить чужой космический корабль, да еще с таким зловещим прозвищем, как «Стиратель», – тоже.

Валентин сидел в своем командирском кресле с поднятым видеоэкраном шлема, смотрел на спину Мегер (живая легенда!), на сидящих вполоборота к нему Алекса (молодец, парнишка) и Гюнтера (он не подведет), на Ксению (Третья-вовне из Ракс, это само по себе удивительно). Остальные члены экипажа и ученые были на своих местах: большинство в кают-компании, а Лючия, Теодор и Лев – на рабочих местах. Доктор во время любого маневра должен быть готов принять пострадавших, Лючию командир попросил быть на резервном пульте управления, ну а мальчик-системщик находился со своим подопечным искином.

– Тридцать секунд до выхода в риманово пространство, – отрапортовал Алекс.

– Можешь говорить «до всплытия», – посоветовал Валентин.

Алекс ничего не ответил, но через несколько секунд сообщил:

– Пятнадцать секунд до всплытия.

Валентин улыбнулся.

Молодцы ребята. Он ожидал от них куда больших проблем, особенно от девчонки…

– Всплываем, – сказал Алекс.

На экранах одна темнота сменила другую. Потом в ней прорезались звезды.

– Все системы в норме, – сообщил Марк. – Точка выхода близка к заданной.

– Управление в норме, ориентируюсь по курсу, – сказала Мегер.

– Траектория возврата проложена, – бодро откликнулся Алекс.

– Опасностей не наблюдаю, – отрапортовал Гюнтер. – Космос чист, защита установлена.

– Жизнеобеспечение работает! – сообщила Лючия со своего поста. – Дублирующие системы в режиме ожидания.

– Марк в порядке, ядро стабильно, – это был Тедди.

– Отчеты приняты, корабль в обычном пространстве, – подвел итог Валентин. – Пилот, детальный отчет.

– Находимся вблизи расчетной точки выхода, – сказала Мегер. То, что она пренебрегла цифрами, означало, что расхождение пренебрежимо мало. – Мы над плоскостью эклиптики, расстояние до звезды – полторы астрономические единицы, расстояние до целевой планеты – двадцать три миллиона километров. Ориентируюсь, считаю курс.

Обычно корабли выходили в нормальное пространство ближе к обитаемой планете. Но в этот раз Валентин решил действовать осторожнее. У планеты уже мог находиться корабль с Невара. И где-то рядом мог быть таинственный «Стиратель».

– Защита полностью активирована, – сказал Гюнтер. – Наблюдаю четыре искусственных объекта на орбите планеты. Три из них идентифицирую как малые, траектории характерны для спутников разведки. Четвертый… – он помолчал. – Четвертый – примитивный межзвездный корабль с варп-двигателем. Характеристики совпадают с кораблем, который строили на Неваре. Корабль теплый, слабая эмиссия газов.

– Пробоина? – насторожился Валентин.

– Нет, просто подтекает. Для примитивных кораблей это нормально. – Гюнтер помолчал. – Корабль активно работает радарами по поверхности планеты. В нашу сторону излучения нет. Да и не думаю, что в этом шуме они смогли бы нас заметить. Звезда вопит, как в прошлый раз, командир. Думаю, если включить поле Лавуа – будет еще один фейерверк.

Он снова замолчал. И Валентин со своего пульта уже видел, почему.

– Боюсь, новые «крылья Ангела» тут не помогут, – сказал Горчаков.

– Да, командир. Ракс была права, они все-таки сделали это.

Из кают-компании донеслись возгласы и ругательства. Марк вывел информацию на экраны, и всем все стало ясно.

– На основном материке – восемьдесят семь радиоактивных пятен, – продолжал доклад Гюнтер. – Накопили дряни…

– Острова? – спросил Горчаков. – Северный материк?

Некоторые острова в океане Соргоса были обитаемы, хотя там цивилизация едва теплилась. Соргос, как это обычно и случалось, мог похвастаться лишь одним крупным материком, на котором возникла жизнь. Северный материк – совсем небольшой, меньше земной Австралии, почти весь покрывали льды, но там тоже было несколько поселений. На крошечном южном вообще не было признаков жизни.

– Острова пока недоступны для наблюдения, запускаю зонды. – Это не было обязанностью оружейника, но в данной ситуации Гюнтер принял решение сам. – Север чист. Может быть, возрождение планеты начнется оттуда.

Наступила тишина.

Они были у этой планеты полгода назад. Они наблюдали, как она шаг за шагом движется к самоубийственной войне. Они чудом ее предотвратили.

Но все оказалось напрасным.

Соргос повторил тот путь, которым прошли многие миры и на который едва не ступила Земля.

– Заражение сильное, бомбы были примитивные и грязные, – продолжал Гюнтер. – По шкале выживания Райса – в ближайший год погибнет до двадцати пяти процентов населения, в ближайшие пять – до сорока-сорока пяти. Прогноз уточняется.

– Регресс цивилизации на одно-два поколения, стабилизация на период десяти поколений, далее медленный рост, – прикинул Горчаков. – Еще не так плохо.

– Это если они не добавят химию или биологию, – внезапно сказала Лючия. И замолчала, словно сама испугалась своего вмешательства.

– Все верно, – мягко сказал Валентин. – Ты права, девочка. Скорее всего – добавят. Что-то у них в закромах наверняка есть.

– Есть совсем свежие зоны ядерных поражений, – сообщил Марк. – Полагаю, что война еще идет. Так что прогноз по Райсу будет ухудшаться. Они себя убили.

– Ксения… – произнес Валентин.

– Здесь корабли двух цивилизаций и представители различных миров, – ответила Третья-вовне. – Эта не та ситуация, где мы могли бы попробовать откатить реальность. Мне очень жаль. Если мы уведем корабль Невара… я пошлю сообщение на Ракс, и мы будем считать. Но я боюсь, что эту ситуацию уже не отменить. Слишком много последствий. Соргос погиб, и это новая часть нашей реальности.

Валентин молчал, кусая губы. Потом спросил:

– Алекс, а мы готовы к уходу?

– Да… – осторожно ответил кадет.

Послышался голос Матиаса:

– Как жаль. Если прямо сейчас мы попытаемся улететь, аборигены воспримут эффект «крыльев Ангела» как одобрение высшими силами ведущихся военных действий…

– Это точно? – на всякий случай спросил Валентин.

– Абсолютно.

Валентин вздохнул и сбросил ремни.

– Ну что ж… Выводим корабль в точку наблюдения, собираем данные…

– Командир… – окликнул его Гюнтер. – Кое-что новое. От корабля Невара только что отделился меньший объект. Он движется по посадочной траектории.

– Это не связано с нами? – насторожился Валентин, вновь застегивая ремни.

– Не думаю. Они по-прежнему нас не видят. Я бы предположил, что они хотят исследовать… минутку… район побережья… достаточно чистый, там не было взрывов…

– Или же эвакуировать своих, – вступил в разговор Марк. – Простите, что обращаю ваше внимание, но вот эта маленькая сигнатура вблизи точки посадки – такой же катер, как и спускающийся с орбиты.

Валентин со вздохом опустился в кресло и вновь застегнул ремни.

– Хорошо. Идем в точку наблюдения, щиты не снимаем, пространство контролируем во всех диапазонах. Тут что-то происходит, и оно мне не нравится.

– На планете ядерная война! – воскликнул Гюнтер. – Что уж тут может нравиться!

– Командир Горчаков прав, – мягко сказала Ксения. – Я скажу очень нехорошую фразу, но… Есть вещи и пострашнее ядерной войны.

* * *

Криди и Анге смотрели, как садится челнок.

«Дружба» отреагировала мгновенно. Поздним вечером они вышли на связь и с бурным восторгом принялись докладывать капитанам свою версию произошедшего.

Про бомбу, которую Криди обнаружил в двигательном отсеке.

Про то, как он принял единственно возможное решение – увести челнок от корабля, сесть на планету.

Про то, что Криди был вынужден, не тратя времени даром, забрать с собой Анге.

Ну и про то, как они экстренно приземлились, как был поврежден корабль, как они встретились с аборигенами и наладили контакт, как им чудом удалось обезвредить бомбу, починить радиостанцию и выйти на связь.

Лерии и Норти, капитаны корабля от «детей солнца» и кис, слушали молча. Лерии хмурилась, пару раз вроде бы собиралась что-то уточнить, но промолчала. Норти, парящий над ее головой (кисы куда больше людей наслаждались невесомостью), подергивал хвостом, но тоже молчал. И то и дело отводил глаза от экрана. Анге подумала, что ему, должно быть, очень стыдно за своего собрата…

– Похоже на то, что бомбу установили еще на верфи, – закончил свой рассказ Криди. – Нам удалось ее извлечь, и мы готовы вернуться на корабль. Наш челнок поврежден, но я попробую…

– Не надо, – впервые заговорила Лерии. – Оставайтесь на месте. Мы отправим к вам спасательный отряд.

– До встречи, – закончил Норти.

Голоса капитанов были спокойными, но это не обмануло заговорщиков. Им не поверили.

Но – одно дело не поверить. А совсем другое, обвинить их во лжи.

И вот теперь, едва рассвело, они встречали челнок со спасательной командой (которую с тем же успехом можно было назвать и группой захвата).

Второй челнок «Дружбы» был полной копией того, на котором они спустились на планету. На «Дружбе» оставался еще один, третий и последний. Внешне они ничем не отличались, даже номеров на них никто не удосужился нарисовать.

Челнок сел в полусотне глан от них. Случайно или нет – но нос челнока с маломощной лазерной пушкой смотрел в их сторону, а сам челнок заходил на посадку так, чтобы не оказаться на линии возможного огня. Криди фыркнул. Встал рядом с Анге, выпрямившись во весь рост. Анге мучительно захотелось опустить руку на плечо кота… но она понимала, что этот жест будет для него унизителен. Ну почему природа не сделала кис крупнее… а их детородные органы меньше…

Вопреки всему Анге улыбнулась.

Ага, раскатала губу. Еще бы о совместном потомстве помечтала.

Плевать на биологию! В конце концов они любили друг друга не за секс.

Из-за севшего челнока вышли двое людей – значит, открылся кормовой люк. В отличие от Анге и Криди, они были в легких скафандрах, в шлемах и с кислородными аппаратами за спиной. Конечно же, состав атмосферы был им известен куда точнее, чем беглецам, и они прекрасно знали, что воздух планеты пригоден для дыхания. Опасались микробов и вирусов? Но все ученые считали невозможным заражение инопланетными микроорганизмами, это было установлено давным-давно, еще при первом контакте «детей солнца» и кис.

Скорей уж они решили не пренебрегать той защитой, что давали скафандры. Ворсинчатый пластик, делающий человеческие фигуры похожими на мохнатых обезьян, затвердевал при ударе и мог остановить даже пистолетную пулю.

– Привет! – крикнула Анге. – Ура! Снимайте шлемы, здесь хороший воздух!

Люди подошли ближе, и Анге с удивлением и смущением узнала в одном из них Казвара. А второй была Лерии! Капитан от людей сама отправилась на планету!

– Мы остережемся, – сказала Лерии, подходя ближе. Ее лицо, полускрытое темным стеклом шлема, было серьезным, но спокойным. – Пусть биологические тесты пройдут полностью.

– Разумно, – согласился Криди. – Приветствую вас, капитан Лерии. Приветствую, Казвар.

Геолог что-то невнятно буркнул, не убирая руки от кобуры.

– Вы вдвоем? – спросила Анге.

– Нет, – ответила Лерии, не вдаваясь в уточнения. – Здесь безопасно? Где аборигены, о которых вы говорили?

– Они ушли в свой город. Мы вдвоем.

Лерии размышляла.

– Показывайте челнок. Где взрывчатка?

Этот момент они с Криди обсуждали отдельно. С одной стороны, взрывчатка была доказательством их слов. С другой, что, если экипаж сумеет выяснить, что она была установлена уже на корабле? Мифический террорист с верфи сразу превратится во вполне реального террориста с «Дружбы».

– Вот то, что осталось. – Анге подвела их к челноку, Криди вскрыл двигательный отсек, Анге тем временем принесла из кладовой взрыватель – крошечную капсулу с длинным стержнем-антенной. Криди клялся, что идентифицировать его происхождение невозможно. – Тут была пластиковая взрывчатка, ей облепили трубы подачи горючего. И этот детонатор. Возможно, он запрограммирован на время, возможно, на внешний сигнал.

– И где взрывчатка? – впервые подал голос Казвар.

– Выбросили в месте первой посадки, – презрительно ответил Криди. – Летать с бомбой? Нет уж, увольте. Детонатор оставили как доказательство своих слов, но поместили в контейнер для радиоактивных материалов. Взрывчатку соскребли… впрочем, какие-то следы должны были остаться.

– Мы проверим, – сказала Лерии.

– Несомненно, – поддержал Криди. – Ах, капитан, как же мы рады вас видеть!

Он внезапно шагнул к Лерии и крепко обнял ее, заглядывая в глаза. Лерии явно смешалась.

– Мы так беспокоились, что на корабле могли остаться другие мины! Вы проверили?

– Мы все проверили, – ответила Лерии, осторожно отстраняясь. – Ваш столь неожиданный… отлет… вызвал у нас множество кривотолков.

– Иного выхода не было, – вздохнул Криди. – Но кто бы ни замыслил преступление, его планы не увенчались успехом. Напротив! Установлен первый контакт с аборигенами этой планеты. Мы собрали множество данных о происходящем. И это все, без сомнения, ваша заслуга, Лерии.

– Моя?

– Ваша и капитана Норти. Именно под вашим руководством мы вышли из столь опасной ситуации без серьезных потерь, более того – сумели установить контакт.

Криди уставился на Лерии с такой наглой физиономией, что Анге едва подавила смешок.

– Вот как, – задумчиво сказала Лерии. – А что вы скажете, Анге?

– Криди действовал как настоящий герой! – пылко ответила Анге. – Я запаниковала, но он смог спасти и меня, и корабль. Мне кажется, Криди достоин награды.

– Ясно. – Лерии с любопытством смотрела на нее. – Итак, именно это вы хотите изложить в рапорте? Иных версий у вас нет?

Анге пожала плечами. Посмотрела на Криди. Тот задумчиво пригладил загривок лапой.

– Иная версия… Можно, конечно, нафантазировать всякое. К примеру, что это мы сами с Анге заложили бомбу. Только зачем нам убегать на готовом взорваться катере? А потом возвращаться? В итоге сомнению будет подвергнуто ваше руководство, моральный климат на корабле, качество отбора экипажа – ведь окончательное решение было за вами? Масса проблем для всех из-за нелогичной версии, которая, к тому же, вызовет чудовищный политический скандал на родине…

Лерии медленно поднесла руки к шлему, нажала рычажки – звякнул сигнал, и стекло поднялось вверх. Лерии глубоко вдохнула чужой воздух, подняла голову к небу, даже полузакрыла глаза на миг. Сказала:

– А ведь мы с Норти бросали жребий, кто первый ступит на поверхность планеты, кто войдет в историю. Выпало мне. Представляешь, Криди? В истории должна была остаться я. А не кот… героически предотвративший загадочный теракт. И это тоже политический скандал, наше и ваше руководство уже согласились, что героиней должна стать человеческая женщина!

Анге шагнула вперед.

– При всем моем уважении, капитан Лерии… первой из челнока вышла я. Так что с этой стороны все в порядке. Я – женщина и человек.

Лерии уставилась на нее холодным взглядом.

– Тем более, я тра-жена Криди, – добавила Анге. Сердце бешено колотилось в ее груди. – И еще я одиночка, человек без пары. В какой-то степени изгой. С политической точки зрения – вы же знаете, какое внимание сейчас уделяется инвалидам, лучше кандидатуры и быть не может.

– Я понимаю, – сказала Лерии медленно. – Действительно. Как удачно получилось, что Криди обнаружил бомбу, а вы первой вышли из челнока. И что вы смогли спасти корабль.

– Все так, – подтвердил Криди по-прежнему нахальным голосом, и Анге всерьез испугалась, что Лерии не выдержит. Помимо того, что капитан им не верила, у нее теперь появилась личная причина для ненависти.

– Что ж, пройдемте в ваш челнок, – сказала Лерии. – Мне необходимо будет записать ваш официальный рапорт.

* * *

«Твен» вышел в точку наблюдения практически в то же самое время, когда второй челнок «Дружбы» приземлился возле первого.

Они по-прежнему были далеки от несчастной планеты – на расстоянии около пяти миллионов километров. Но шесть крошечных зондов уже вышли на низкие орбиты над Соргосом, три из них следовали за неварским кораблем, два вышли на стационарную орбиту над точкой посадки челнока.

Еще один исчез где-то на полпути.

– Техника никогда не бывает стопроцентно надежной, – будто оправдываясь, сказал Гюнтер. – Потерян один зонд из кассеты – это нормально.

Валентин понимал Гюнтера. Нет ничего обиднее, чем неисправность техники, когда на твоем корабле чужие. Хотя так ли уж безупречна техника Халл или Феол? Все разумные виды склонны скрывать свои неудачи и преувеличивать достоинства.

– Звезда настолько радиошумная, что это может сказываться на связи, – подтвердила Ксения. – Я должна признать, что приборы вашего корабля дают качественную информацию даже без помощи зондов.

– Может быть, еще кассету? – Гюнтер обернулся к командиру. – Или один зонд?

Горчаков заколебался.

В стандартный набор исследовательского корвета «авторской серии» входило двенадцать кассет. Была возможность выпускать зонды и поодиночке.

– Особой необходимости не вижу, – вступила в разговор Мегер. – Но, может быть, и впрямь выстрелить зонд взамен утраченного?

– Марк? – спросил Горчаков.

– Информации много не бывает, как сказал священник, принимая исповедь у монашки! – откликнулся Марк.

Это уже было больше похоже на прежнего Марка, и Горчаков улыбнулся. А потом посерьезнел.

– Гюнтер. Залп кассетой в сторону звезды, наблюдение вести за нашим кораблем. Залп второй кассетой, задача – защитное построение вокруг «Твена». Залп третьей кассетой, по траектории утраченного зонда, активное сканирование пространства.

В рубке стало тихо.

– Выполняю, командир, – сказал Гюнтер, разом посерьезнев.

Кассеты одна за другой ушли за борт. Похожие на револьверные барабаны, только размером с бочку объемом в баррель, они вначале разгонялись в заданном направлении, потом распадались, выбрасывая в пространство рой автономных зондов.

– Командир, вы чем-то обеспокоены? – спросил Марк.

Горчаков молчал.

Чем он мог быть обеспокоен?

Датчики корабля, куда более чувствительные, чем у зондов, ничего не обнаружили. Техника сбоила всегда. Да что тут говорить! – однажды, в прошлый визит к Соргосу, отказали целых три зонда из кассеты! Валентин в тот раз даже написал жалобу в службу комплектации корабля.

– Давайте дуть на воду, – сказал он. – Неварский корабль нас не обнаружит?

– Разве что случайно, – отозвался Гюнтер. – Марк, выводи зонды в заданные точки.

* * *

Как ни странно, но оказавшись внутри челнока, Лерии частично утратила скепсис. Слишком уж явными были следы аварии – прорванный и наспех заделанный корпус, измятые кресла, вскрытый для ремонта пульт, наспех починенный пандус.

– Удивительно, что вы не взорвались, – сказала Лерии, оглядываясь.

Казвар остался у трапа, стоял, прислонившись к шкафчику с аварийными комплектами. Шлем он так и не снял.

– Повезло, – сказал Криди. – Хотите кофе, капитан?

Лерии покачала головой. Уселась на одно из кресел. Спросила:

– Вы действительно думаете, что ваша версия всех устроит?

– О чем вы? – Криди уселся спиной к пульту. Миролюбиво развел лапами. – Не понимаю вас, капитан.

Лерии кивнула. Тихо попискивали приборы, по экрану локатора ползла точка корабля – «Дружба» как раз была километрах в трехстах над ними.

– Неважно, – поморщилась Лерии. – Меня куда больше волнует, что ты планировал изначально, Криди? Взорвать корабль и погибнуть вместе со всеми? Это бессмысленно, даже для клана Помнящих.

– Лерии! – воскликнула Анге.

– Девочка, не глупи… – поморщилась Лерии. – Официальную версию мы обсудили. А теперь позволь спросить тебя, Криди: что же вы все-таки планировали?

Кот оскалился. Анге даже вздрогнула, так резко изменилось знакомое родное лицо. Теперь это была оскаленная морда хищника.

– Предотвратить высадку! – прошипел он. – Создать независимую колонию, которую вы не сможете захватить! Мы это помним! И вы знаете!

– Мы ведь живем мирно, – сказала Лерии успокаивающе. – Мы вместе. И войны между нами больше не будет.

Анге растерянно переводила взгляд с Лерии на Казвара. Геолог стоял неподвижно, спокойно, только рука его была у расстегнутой кобуры.

– Так это правда? – воскликнула Анге. – Мы воевали? Когда-то давным-давно?

– Правда. – Лерии посмотрела на нее. – Наше прошлое не было безоблачным. Люди забыли эту истину, но ты не забывай – война никогда не кончается. Твой тра-муж – из клана кис, хранящего память о прошлом. Но и у нас есть знающие правду. Мне было очень смешно, когда я поручила тебе искать саму себя…

– Я подозревал… – Криди рассмеялся и стукнул лапой по пульту. – Значит, Казвар и ты? Ну – и чего ты хочешь?

– Удивишься, но мы хотим мира! – Лерии рассмеялась. – Криди, ты же не дурак. В нашем прошлом действительно была война, она никому не принесла радости. Теперь мы вместе. Мы – единый народ. И перед нами весь космос. Тысячи миров. Не надо оглядываться назад, Криди. Надо смотреть вперед! Я поддержу вашу версию. Мы вернемся домой друзьями, как и должно быть. Мы расскажем об этой планете, об их печальной судьбе. Мы вернемся сюда снова, мы принесем им помощь и мир.

– Такой же мир, как вы принесли нам? – презрительно спросил Криди.

– Когда тысячи лет назад адмирал Альгон высадился на вашей планете, там тоже шла война. Мы железной рукой остановили ваше самоуничтожение, но вы объединились – и нанесли ответный удар. Наши цивилизации впали в варварство… – Лерии посмотрела на Анге. – Кстати, именно с тех пор мы стали цивилизацией близнецов. Это была искусственно вызванная мутация, попытка как можно быстрее восстановить численность населения. Ты не отклонение от нормы, Анге. Ты и есть норма для нашего вида… Так вот, дорогой Криди, в нашей истории и впрямь была черная страница. Но мы сумели ее перелистнуть. Мы подарили вам лучшую планету системы, считай это извинениями и репарацией. Мир?

Криди молчал.

– Но теперь перед нами вся Галактика, – продолжила Лерии. – Теперь мы видим, что разумная жизнь в ней не редкость. Но и склонность к войне, увы, тоже. Наша цивилизация смогла объединиться и достичь звезд. Теперь наш долг – помочь отсталым видам. Наши экспедиционные корпуса остановят войну, помогут аборигенам отстроить планету. Мы возьмем над ними шефство и пойдем дальше – к иным звездам.

– К иным рабам… – прошипел Криди.

– Зачем же так? К другим отсталым видам, которые нуждаются в нашей помощи и заботе. Вы беспокоитесь о своем народе? Все в порядке, Криди. Мы вместе. Вам ничего не грозит.

Лерии помолчала.

– И я поддержу вашу версию. Вы будете героем. А вы, Анге, первой женщиной, ступивший на планету другой звезды. Я думаю, что и ваш странный брак из анекдотической диковины превратится в символ нашего единства.

– Какова альтернатива? – спросил Криди напряженно.

– Она плохая, Криди. Мы обшарили весь корабль, других бомб нет. Ну, кроме той, в системе вентиляции, мы ее обезвредили… Полагаю, ваш клан смог внедрить на корабль только одного агента. А нас – трое.

– Вы, Казвар и… – Криди на миг задумался, – Грас? Он пилотирует челнок?

– Верно, – кивнула Лерии. – Альтернатива – ваша смерть. Мы сообщим капитану Норти, что ты держал Анге в заложниках и перед самым нашим прилетом изнасиловал, чем нанес повреждения, несовместимые с жизнью. Твоя извращенная страсть к человеческой женщине не секрет, Криди. Мы были вынуждены убить тебя и кремировать вместе с поврежденным кораблем и несчастной женщиной. Ради общественного спокойствия мы заявим, что вы разбились при посадке. Норти согласен подтвердить эту версию. Разумеется, она все равно просочится… и твое имя, Криди, будет покрыто позором…

– А вы станете первой женщиной, достигшей иной звездной системы, – сказала Анге.

– Это уже мелочь, – кивнула Лерии. – Но приятная. Так каково будет ваше решение? Криди? Анге?

Криди посмотрел на Анге.

Первый раз в жизни Анге видела кота по-настоящему растерянным.

– Я предлагаю вам, Криди, оставить прошлое позади, примирить наши народы окончательно! – Лерии повысила голос. – А еще – семейное счастье, славу, уважение, и для вас, и для вашей любимой женщины! Вы колеблетесь? Серьезно?

Криди опустил взгляд. Снова посмотрел на Анге.

«Он согласится», – вдруг поняла Анге. «Он до сих пор не соглашается лишь потому, что ждет, что скажу я».

А что она действительно могла сказать?

Криди был прав: их народы воевали в далеком прошлом, жестоко и беспощадно, даже страшнее, чем аборигены этого мира. Но это седая древность. Теперь они вместе.

И неужели этим несчастным аборигенам не нужна помощь?

Остановить войну – что в этом плохого?

Даже если для этого придется применить оружие и оккупировать планету?

Они преодолели свои проблемы, теперь пора помочь другим.

И они будут счастливы!

– Криди… – сказала Анге и поймала вопросительный взгляд кота. – Криди…

Она не успела сказать: «Нет!».

Раздался тревожный писк зуммера, и на пульте замерцали тревожные оранжевые огни.

– Капитан Лерии! – раздался из динамиков голос Норти. – Капитан Лерии, мы наблюдаем космический корабль! Это чужой корабль!

Лерии кинулась к пульту, едва не сбив Криди. Казвар секунду топтался у люка, потом кинулся следом. Вскочила и Анге.

На экране локатора было два корабля, большой и маленький. Вначале Анге решила, что к «Дружбе» приближается что-то мелкое, вроде челнока.

Потом она поняла, что «мелкое» – это и есть их межзвездный корабль.

– Что за хрен? – взвизгнула Лерии. – Криди? Твоих лап дело?

– Заткнись! – взвыл Криди и склонился над пультом.

Выпустив когти, он застучал по клавиатуре, на экране мелькнули отметки.

– Семь сотен глан? – будто не веря себе, воскликнул Криди. – Что это?

* * *

Потерянного зонда не было.

Выпущенные из кассеты зонды прошли зону, где с их собратом прервалась связь, и не обнаружили ничего. Ни мертвого зонда, ни обломков, ни всплеска радиации от разрушенного микроядерного ядра.

– Командир, я предполагаю, что у зонда мог выйти из строя блок связи, – сказал Марк. – В такой ситуации искин зонда включает двигатель и уходит в сторону, чтобы не стать помехой. Там искин третьего цикла, ничего умнее он придумать не в состоянии.

Валентин кивнул.

Марк был прав, конечно же.

Зонд потерял связь и ушел, растворился в глубинах космоса.

В радиошуме звезды найти его нереально.

Он нервничает попусту.

– Зонды выходят в назначенные позиции, ничего опасного не наблюдается, – доложил Гюнтер. – Продолжаем наблюдать за кораблем Невара? Или выходим на связь?

– Подождем, – решил Валентин. – Похоже, с их первым челноком на поверхности какая-то проблема, они послали за ним помощь. Сейчас там у всех нервы ни к черту. Пусть вернутся.

– Да, командир, – поддержала его Мегер. – Это хорошая мысль.

Валентин взял из держателя кресла бутылочку с водой, сделал глоток. Сказал нарочито громко и весело:

– Ну что, будем скучать? Или перекусим? Лючия, ты сумеешь снабдить всех сухим пайком?

– Да, капитан!

– И добавь желающим по стаканчику вина. – Валентин подмигнул Гюнтеру. – Все-таки у нас праздник, мы наблюдаем новых членов Соглашения! Очень жаль этих славных лошадок, но… зато повезло кисам и людям.

– Я не откажусь от вина, – сказала Ксения.

– А я откажусь, я на вахте, – грустно сказала Мегер. – Но потом наверстаю.

Напряжение спадало.

Неварский корабль ушел за горизонт и снова показался с другой стороны планеты.

Лючия заглянула в рубку, вручила каждому по коробочке с сухим пайком (а всем, кроме Мегер, – еще и по запаянному бокалу с вином), умчалась дальше.

– И все-таки хорошо бы понимать, есть тут кто-то еще или нет, – жуя сэндвич, сказал Гюнтер. – Наши датчики ничего не видят, но… если удар был из космоса…

– Даже если это был враждебный корабль, то он мог нанести удар, убедиться, что война началась, и уйти, – сказал Валентин. – Верно, Ксения?

– Да, – согласилась Третья-вовне.

– А твое мнение, Марк? – спросил Валентин. – Ты ничего не наблюдаешь?

– Я бы немедленно сообщил, – с ноткой обиды ответил искин.

– Может быть, у тебя есть свежие идеи?

– Идеи всегда есть, – с гордостью ответил Марк. – Пассивные датчики ничего не видят. Активные мы не можем использовать, чтобы нас не обнаружил корабль Невара. Но… звезда ведь шумит.

– И что из этого? – заинтересовался Валентин.

– По сути мы имеем широкодиапазонное радиомагнитное поле, которым пронизана вся система. Любой объект в трехмерном пространстве, даже если он использует технологии невидимости, будет вызывать искажения. Используем выпущенные зонды как части единой антенны, я сведу данные воедино – и от нас ничего не укроется.

– Давай, – сказал Горчаков, отряхивая руки и пряча коробку из-под бутербродов в пристроченный к боковине кресла сетчатый карман.

– Я беру контроль над зондами? Мы на время потеряем картинку с планеты.

– Ничего страшного, – согласился Валентин. – Бери… Доктор Николсон?

На одном из экранов появилось лицо Бэзила, сидевшего рядом с профессором Ван в кают-компании.

– Да, командир? – откликнулся Николсон.

– Вы с профессором Ван подготовили обращение к неварцам?

– Конечно. – Николсон просиял. – Мы записали его на два голоса, это должно восприниматься положительно. Уже пора?

– Пока перешлите мне, – попросил Валентин. – Только на внешнем английском, я слабоват в неварском.

Николсон удивленно посмотрел на него, потом улыбнулся шутке.

– О, да, командир. Я говорил на языке «детей солнца», а Мейли – на языке кис, а он еще сложнее в произношении. Сейчас я сброшу вам черновик…

Но Валентину было не суждено услышать обращение к неварцам, над которым ученые трудились несколько последних дней.

– Антенное поле создано, – сообщил Марк. – Я использую принцип полуактивной радиолокации с использованием в качестве источника излучения звезды Соргос. Ее активность достаточно высока, а излучение идет в широком диапазоне. Если в пространстве имеется объект, поглощающий или преломляющий радиоволны, то он будет обнаружен именно в силу своей невидимости.

– Прекрасно, успокой нас, – сказал Валентин.

– Первичные данные получены, – сказал Марк. – Отстраиваюсь от излучения неварского корабля. Убираю искажения от магнитного поля планеты. Формирую… тревога!

В следующий миг корабль тряхнуло – включенные на полную мощность щиты вызвали перепад искусственной гравитации. А на экранах, где только что плыл над планетой несуразный неварский кораблик, появился еще один объект.

Здоровенный.

Километров шесть в длину – больше круизного лайнера или крейсера САЗ, в тридцать с лишним раз длинней «Твена».11

Корабль походил на две тонкие многогранные пирамиды, соединенные основаниями. Он медленно вращался вокруг оси, постепенно приближаясь к неварцам. Их разделяла от силы пара тысяч километров.

– Твою же… – прошептал Валентин. – Марк, зачем щиты? Ты нас выдал!

– Корабль снял маскировку, как только я определил его расположение, – ответил Марк. – Полагаю, что он экстраполировал мои действия и вычислил момент, когда маскировка утратила смысл.

– Сигналы?

– Никаких, командир. Наши действия?

– Ракс! – Валентин даже не заметил, что обращается к Ксении, начисто отринув ее личность. Теперь она была лишь представителем чужой сверхцивилизации, хранилищем знаний. – Как выглядел корабль Стирателей?

– Шар, – мгновенно ответила Ксения. – Ничего похожего.

Это было хорошо.

Это успокаивало.

Но ничего не гарантировало.

– Канал связи на неизвестный корабль, – скомандовал Валентин. – Марк, дублируй передачу на всех частотах, с переводом на аудио– и видео-ксено!

– На диалектах Соргоса? – предложил Марк.

– Нет! – отрезал Валентин. – Дублируй на неварском! Начать трансляцию! Копию – напрямую на Землю!

– Выполняю!

Валентин мгновение помедлил.

Происходящее напоминало не то детский сон восторженного курсанта, не то космооперу, сочиненную искином для непритязательных подростков. И то, что он собирался сейчас произнести, хоть и было рекомендованным для подобных ситуаций текстом, но тоже годилось скорее для видеошоу.

Разумные виды, вышедшие в дальний космос, не воюют, это нерационально!

Но вот же он – огромный корабль неизвестного типа, подкрадывающийся к примитивному звездолету, будто змея к беспечному мышонку!

– Неизвестный корабль на орбите планеты, – произнес Валентин. – С вами на связи корвет Соглашения шести цивилизаций. Вы в нашей зоне контроля. Корабль, к которому вы приближаетесь, находится под нашей защитой. Любые враждебные действия будут опасны для вас. Предлагаю вам удалиться от планеты и выйти с нами на связь для продолжения переговоров. Жду ответа.

Он замолчал, закусив губу.

Корабль продолжал двигаться к неварцам.