Сирены выли по всему кораблю – Диал и не подозревал, что их так много. Он бежал по коридору в сторону аварийной капсулы, отведенной им с братом, а сверлящий уши звук затихал за спиной, лишь чтобы нарастать впереди.
Теоретически аварийная капсула могла попытаться сойти с орбиты и приземлиться. Практически это был бы неуправляемый спуск с чудовищными перегрузками. Основная цель капсул, как иронически разъяснил Диалу брат, была в другом – чтобы ненужные в аварийной ситуации ученые умники не болтались под ногами у экипажа.
Где же Кван?
Навстречу Диалу пробежал кот из инженерной команды. После загадочного происшествия с Криди, который удрал на планету, похитив Анге, кисы и без того носились по кораблю без устали, проверяя все потайные места. А теперь, казалось, к коту приделали маленький реактивный двигатель: мелькнули выпученные глаза, сверкнули выпущенные когти, кот в прыжке пронесся над Диалом и умчался вдаль, к своему месту по аварийному расписанию.
– Диал!
Брат выбежал ему навстречу. Они подбежали к люку в капсулу одновременно, пусть и с разных сторон. Диал шлепнул ладонью по сенсору, рванул крышку люка, они, согнувшись, одновременно протиснулись в крошечное помещение, где невозможно было даже стоять, лишь сидеть напротив, упираясь коленями друг в друга.
Кван захлопнул люк, затянул кремальеру, герметизируя капсулу. Диал тем временем включил автономный режим – тусклая лампочка засветилась ярче, со щелчком включился кислородный патрон. Из решетки климатизатора подул сухой прохладный воздух. Звук сирен теперь доносился слабо, но не стихал.
Кван, убедившись, что люк закрылся, включил в капсуле громкую связь с рубкой. Динамик шуршал, но пока было тихо.
Диал и Кван переглянулись. Они понимали друг друга с полуслова, действовали совместно не раздумывая, испытывали одинаковые эмоции – как и положено нормальным братьям-близнецам. Бедная Анге, с рождения лишенная сестры, а теперь еще и похищенная спятившим Криди…
– Что стряслось? – спросил Кван.
– Думал, ты знаешь.
– Я изучал последние принятые с поверхности передачи. Интересный язык. Но простой.
Диал кивнул. Общество Соргоса имело любопытную структуру, в первую очередь из-за сложной системы семей. А вот язык у них и впрямь оказался несложным, к тому же – единым на всем материке.
– Полагаю, они нас заметили, – сказал Кван.
– Вряд ли корабль в опасности, – ответил Диал. – Мы несравнимо более развиты.
Братья сидели друг против друга, постепенно успокаиваясь. Корабль не взорван, не разгерметизирован. Экипаж справится.
– Общее внимание, – раздалось из динамика. Они узнали голос капитана Норти. – Я обращаюсь в первую очередь к научной группе экспедиции. Мы только что обнаружили приближающийся космический корабль. Чужой корабль.
Кот сделал паузу.
– Очень большой корабль. Его не могли построить в этом мире. Это… это кто-то другой. Более семи тысяч глан длины.
Вот теперь Диалу стало страшно.
– Корабль появился неожиданно – возможно, он использовал маскировку или вышел из гиперпространства. Он следует по орбите за нами, враждебных действий не предпринимает. Прошу всех оставаться на своих местах.
– Мне это не нравится, – сказал брату Диал. – Капитан не должен так докладывать экипажу. Он растерян и пытается успокоиться, разделить ответственность за происходящее.
Кван кивнул.
– Я прошу пройти в рубку Квана, – сказал капитан. – Мы попробуем выйти с ними на связь…
Капитан вдруг замолчал. А в динамике вдруг возникли странные тихие голоса, уловленные микрофоном из рубки. Нечеловеческие. Не кошачьи. Совершенно другой звуковой ряд, чужие фонемы, непривычное построение фраз…
– Они сами вышли… – прошептал Диал и осекся под взглядом брата, жадно вслушивающегося в звуки чужой речи.
Потом, сменяя эту неразборчивую многоголосицу, вдруг зазвучал человеческий голос. Но странно измененный, будто говорил кто-то, прекрасно знающий язык, но чужой.
– Неизвестный космический аппарат на планетарной орбите…
Диал и Кван снова уставились друг на друга.
– Исследовательский аппарат шести согласившихся цивилизаций установил с вами контакт. Мы контролируем эту зону. Продолжающееся сближение с космическим аппаратом противоречит политике протекции. Агрессия будет вредна вам. Смените орбиту на удаленную и устанавливайте контакт с нами. Мы в ожидании.
– Это нам? Это не нам? – Кван нахмурился. – Я иду. Оставайся здесь, брат.
Больше всего на свете Диал хотел бы сейчас пойти в рубку вместе с братом. Увидеть чужой корабль. Понять, что происходит.
– Давай, брат, – сказал он. – Иди.
Кван положил руку на кремальеру, крутанул колесико…
И вдруг замер, хмурясь и словно прислушиваясь к чему-то внутри себя.
– Брат? – спросил Диал.
В ушах зашумело. Во рту возник сладковатый железистый привкус.
Кван скрючился, уткнулся головой в закрытый люк.
– Бра… – прошептал Диал, попробовал потянуться к Квану, но рука бессильно упала.
Глаза затягивало сумрачной пеленой, лампочка в крошечной капсуле горела ослепительной яркой точкой, будто взорвавшаяся звезда.
…Диал бежал по школьному коридору, бежал хохоча, нелепо и радостно размахивая руками, а его преследовал веселый смех и мягкий топот кошачьих лап. В окна бил яркий свет, наступало теплое мягкое лето, такое же прекрасное, как любое время года на Ласковой, он с успехом закончил очередной класс и уже не считал себя ребенком, и это было чудо, удача, счастье – что родители переехали сюда, и он попал в школу совместного обучения. Все, учебный год закончен, впереди каникулы, впереди образовательная поездка в кошачий клан, и он счастлив, и сейчас, когда они выбегут в лето, он повернется и скажет то, что хотел сказать весь этот долгий, прекрасный, чудесный учебный год…
«Я умираю, – подумал Диал потрясенно, из последних сил пытаясь удержать гаснущее сознание. – Я умираю, но я вернулся в самый счастливый миг моей жизни…»
Темный вихрь тащил его в небытие, но где-то там, далеко, тридцать лет назад, нескладный подросток убегал в лето, еще не зная, что сейчас самый счастливый миг его жизни превратится в самый печальный.
Диал перестал сопротивляться.
И вечное лето забрало его себе.
Пирамидальный корабль не реагировал. Будто ему было плевать – и на объявившийся поблизости «Твен», и на передачу, которая шла во всех возможных диапазонах, от сверхдлинных радиоволн и до гамма-квантов.
Он все так же плыл за неварским кораблем, неуклонно сокращая расстояние. При этом никаких признаков работы двигателей не было, и это Горчакову чрезвычайно не нравилось.
– Волновой импульс, – сообщил Марк. – В направлении неварского корабля. Интенсивность невысока. Природа импульса смешанная. Предполагаю терагерцовое излучение, прошедшее через плоскость.
– Это как? – не удержался Горчаков.
– Примерно, как у кораблей Феол, – любезно сообщил Марк.
– Гюнтер, это может быть опасно? – спросил Валентин.
– Командир, опасно может быть все что угодно. Особенно при смене числа измерений. – Гюнтер что-то вводил на пульте. – Хорошая новость – наши щиты непроницаемы для плоскоты. Плохая… я фиксирую перепады энергии на корабле Невара, там что-то происходит…
– Пуск ракеты, – сообщил Марк.
Сорок шесть секунд назад, проваливаясь в свою собственную счастливую смерть, капитан Норти успел надавить на клавишу пуска, с которой уже давно была снята предохранительная крышка. Сорок секунд назад на борту «Дружбы» не осталось ни единого разумного существа. Пять секунд назад ракета с термоядерной боеголовкой приблизилась на расстояние сотни метров к пирамидальному кораблю и началась реакция ядерного синтеза.
А сейчас находящийся на расстоянии шестнадцати световых секунд экипаж «Твена» наблюдал за уже случившимся.
За стремительным полетом ракеты.
За ее приближением к чужому кораблю.
За крошечной вспышкой, едва промелькнувшей на экранах.
– Полагаю, это термоядерный взрыв, – сказал Гюнтер. – Только незавершенный. Ядерный детонатор сработал… а потом взрыв исчез. Простите, командир, не могу определить механизм воздействия.
Это было плохо.
Существовало множество методов защиты, которые можно использовать против такого мощного, но грубого оружия, как термоядерный взрыв.
Его можно было отразить.
Погасить.
Перенаправить.
Здесь, очевидно, использовался либо второй, либо третий способ. Горчаков очень надеялся, что второй.
– Марк, – сказал он. – Код ситуации «амальгама».
– Принято.
– Приоритет – защита жизни экипажа и ученых на борту «Твена». Допустимо все.
– Принято.
– Что там с кораблем Невара?
– Он на стабильной орбите. Герметичность не нарушена. Энергия есть. Признаков деятельности экипажа не наблюдаю.
– Версии?
– Испуганно ждут развязки, – сказал Марк. – Или уже мертвы. Командир, неизвестный корабль меняет орбиту. Могу предположить, что он направляется к нам.
– Может быть, это хорошо, – сказала Ксения неуверенно. – Мы приказали прекратить преследование и выйти на контакт. Они это сделали. Верно?
– Только если перед этим они не уничтожили неварцев, – заметил Гюнтер. – Наши действия, командир?
– Ждем. – Валентин не удержался и спросил снова: – Третья-вовне, ты можешь сказать, с кем мы имеем дело? С вашим старым противником?
– Я не знаю, – Ксения покачала головой. – Другая форма, другой размер. Ничего общего.
– Давайте будем надеяться, что имеем дело с другой цивилизацией, – сказал Валентин, убеждая скорее себя самого. – Марк, попробуй установить контакт с неварцами.
– Все время пробую, – ответил искин. – Кстати, их настойчиво вызывают с поверхности планеты.
Лерии отключила связь и повернулась к Анге.
– Передатчик в порядке, но они не отвечают. Слушай, девочка. Сейчас нам не до шуток. Мне плевать, что у тебя с котом и почему ты его поддерживаешь. Там, на орбите, за моим кораблем плывет неведомая хрень… что ты о ней знаешь? Мы сейчас в одной лодке!
– Это касается и меня, дорогой капитан, – пробормотал Криди.
– Если это не кошачьи штучки! – рявкнула Лерии.
Криди выпучил глаза. И расхохотался.
– Что? Вы думаете, мы втайне соорудили еще один корабль? И погнались за «Дружбой»? Лерии, вы же умная женщина. Постройка «Дружбы» отняла полпроцента бюджета всех наших миров за пять лет! Если бы народ кис попытался в одиночку построить вот такое, – Криди ткнул в экран, – то наши дети жрали бы траву! Никакая экономика не вытянет! Вы хоть представляете себе, каков должен быть варп-генератор для корабля таких размеров? Сколько платины уйдет на него?
Лерии действительно не была дурой. Несколько мгновений она смотрела на кота, потом кивнула:
– Вы правы, Криди. Я потеряла объективность. Так что, мы отложим наши споры?
– Разумеется. – Криди сделал жест, будто прогоняя Лерии от пульта. – Я полагаю, нам нужно вернуться на корабль. Если поторопиться, то через два часа мы будем к нему стыковаться.
– На обоих челноках? – уточнила Лерии.
– Наш сильно побит, но мы наденем скафандры, – сказал Криди.
Лерии повернулась к своему спутнику и впервые его окликнула:
– Казвар? Твое мнение?
– Кот прав, – сказал геолог. – Надо возвращаться. Но ему персонально я не доверяю. Если он и вернется на «Дружбу», то только в кандалах.
Криди оскалился:
– Попробуй, обезьяна!
– Спокойно, не ссорьтесь, – Лерии подняла руку, будто призывая всех к тишине. И, внезапно, обрушила кулак на загривок кота. Криди рухнул лицом в пульт.
– Криди! – Анге рванулась к нему, но в следующий миг Казвар уже прижимал ее к себе железной хваткой.
– Не дергайся, потаскуха, – прошипел геолог ей на ухо. Анге даже замутило от контраста между его голосом, когда нашептывал ей ласковые слова во время секса и нынешним, полным ненависти и презрения.
Лерии тем временем стягивала коту лапы пластиковыми хомутиками, извлекая их из кармана на бедре. Безжалостно – Криди застонал даже сквозь обморок.
– Спокойно, – глядя на Анге, сказала Лерии. – Я пока не отвергла ваше предложение. Если добровольно пойдете в челнок, мы к нему еще вернемся.
Анге потрясла головой. На экране локатора их корабль, их красу и гордость, догоняла неведомая гигантская посудина. Казалось – подними голову и увидишь ее в небе. Это было будущее, страшное и непредсказуемое. Все ученые клялись, что цивилизация у соседней звезды не может быть настолько развитой, ведь иначе они прилетели бы сами или вышли на связь. Но вот он – космический монстр из ниоткуда!
А Лерии продолжает жить древними войнами и современными интригами. Пожалуй, еще лелеет надежду стать «первой женщиной, шагнувшей на планету другой звезды»! Дура, тут свои мужчины и женщины, свои интриги и войны!
– Я пойду, – сказала Анге. – Позвольте, я помогу Криди.
Лерии отпустила кота, тот осел на пол. Кивнула:
– Неси его.
Чужой корабль и впрямь направлялся к ним.
Он не менял орбиту, он шел напрямую, презирая все законы космической навигации. Удалялся от молчащего неварского корабля и приближался к «Твену».
– Марк, предположения по двигателю чужого? – спросил Валентин.
Метод перемещения – это очень важно. И межзвездного, и в обычном пространстве. Двигатель показывает общий уровень развития цивилизации, направление ее научного поиска, энергетическую мощность, очень часто – биологическую природу, порой – жизненную философию и цели существования.
– Никаких проявлений реактивного движения, – сообщил Марк. – Никаких следов микросдвигов в пространстве. Никакого движения пространства относительно корабля. Я полагаю, командир, что они используют смену гравитационного вектора. Проверяю… да, командир! Ого… он сейчас весит как планетоид… надеюсь, что аномалия локальна, иначе всю планету начнет трясти. Гравитационный двигатель, без сомнений.
– Такое старье? – не удержался от возгласа Алекс. – Так это же хорошо…
И тут же притих под насмешливым взглядом Мегер.
– Кадет Йохансон, расскажите, почему гравитационный двигатель, открытый на начальном этапе освоения космоса, используется только на малых кораблях и катерах?
– Поскольку в математической основе гравитационного двигателя лежит тензор энергии-импульса материи… – бодро начал Алекс. И осекся.
– Правильно, кадет, – мягко сказала Мегер. – Для того, чтобы перемещать такой гигантский корабль с помощью гравитационного двигателя, нужна чудовищная уйма энергии. Она растет в геометрической прогрессии.
– Внутри этого корабля должна быть маленькая звезда в качестве реактора, – заметил Марк. – Вы простите мне эту поэтичность? Но я восхищен. И обеспокоен.
Они в молчании смотрели на экраны, а корабль неторопливо плыл к ним.
– Командир? – Валентин не стал отключать связь с кают-компанией и Двести шесть – пять решился с ним заговорить. – Вы могли бы разъяснить происходящее?
– Да, – не отрывая взгляд от корабля, сказал Горчаков. – Чем бы этот корабль ни был, но он чудовищно энерговооружен. Я не знаю источника энергии, который позволил бы такой конструкции двигаться.
– Но ведь энергия – не оружие? – уточнил феолиец. – Я понимаю, что это косвенный показатель технического уровня, но…
– Беда в другом, – ответил Валентин. – Если начнется бой и мы уничтожим этот корабль, может произойти взрыв чудовищной силы.
– Мы уйдем в червоточину, – предложила Мегер.
– Можно попробовать, – согласился Валентин. – Вот только с планеты сдует атмосферу, а океаны закипят. Там никого живого не останется. Никого и ничего.
Он помолчал секунду. И добавил:
– Мы не военный корабль, ребята. У нас есть три лазера и ракеты, а еще всякие странные штуки, спасибо Ракс. Но мы не будем воевать не пойми с кем, чтобы в случае победы сгореть самим и сжечь планету с разумными существами. Возвращаемся. Докладываем Первой-вовне ситуацию, связываемся с Землей, летим домой или выполняем указания руководства. Это все уже вышло за рамки нашей компетенции, это должно решать Соглашение! Алекс, выверяй курс. Анна, уход в кротовую нору по готовности. Гюнтер, Марк, будьте настороже.
Никто не проронил ни слова, ни в рубке, ни в кают-компании, ни в капсуле системщика внутри искина, ни в лазарете, ни на запасном пункте управления.
Но Валентин явственно ощутил облегчение, беззвучно пронесшееся по кораблю. Он был уверен, что Матиас едва заметно улыбнулся, Бэзил закивал, Мейли качнула длинными ресницами, юное дарование Теодор пожал плечами, Уолр сложил лапы на толстом пузе, а симбионт феолийца чуть высунулся из черепного канала.
Они не солдаты.
Они исследователи. Ученые. Что уж греха таить – немножко шпионы. Они работают на Соглашение, а одновременно на родные цивилизации, а еще немного на страны, кланы и прочие группы внутри своего вида. Если надо – каждый готов рискнуть. Черт побери, да они совершили настоящий военный рейд, угодив в чужую реальность, и сумели выправить ее!
Но никто всерьез не предполагал, что научный корвет вступит в схватку с гигантским кораблем, способным уничтожать планеты.
– Курс готов, – сказал Алекс, но в этом даже не было нужды. Мегер уже работала, ее руки в гелевом нейроинтерфейсе совершали какие-то движения, по пульту пробегали огни индикаторов, чуть слышный гул прошел по кораблю, когда включились генераторы Лавуа, формируя защитное поле. Валентин с горечью подумал, что сейчас над Соргосом вновь раскроются Крылья Ангела, но это не остановит войну и не принесет надежду…
– Марк! – резко произнесла Мегер.
– Простите… – пауза в этот раз показалась Валентину настоящей, а не сделанной для комфорта людей. – Канал не формируется.
– Почему? – спросил Валентин.
– Мощность генератора на пределе, канал не открывается, – вновь повторил Марк. И, с заметной неловкостью, добавил: – Я боюсь, что вся трансляция, которую я вел на Землю согласно распоряжению, также никуда не ушла.
– Командир, если использовать большую мощность и сгенерировать двумерность вокруг нас, то канал не откроется, – сказал Алекс.
Валентин не стал говорить навигатору, что и сам это понимает. И что может предложить еще две-три версии того, как изолировать корабль в римановом пространстве – если у тебя очень, очень много энергии. Господи, да обычной гравитационной аномалии, вынесенной в четвертое измерение, хватит!
– Он нас держит, – сказал Валентин то, что все и без того поняли. Едва удержался от вопроса, который непременно задал бы раньше: «Ну и какие предложения?»
Сейчас произнести такое означало расписаться в собственной беспомощности и вызвать панику на корабле.
Он и только он должен был принимать решение.
С одной стороны, был их корабль, люди и не-люди под его ответственностью. С другой – планета, раздираемая войной, и миллиард-другой разумных существ. А между ними – неизвестный корабль, который даже уничтожить (если это возможно, конечно) было страшно. Все равно что стрелять в брюхо слону, стоя под ним.
И времени раздумывать не было.
– Гюнтер, – сказал он. – Он препятствует нашему уходу, полагаю – это объявление войны. Ты можешь применить по кораблю противника…
Он впервые произнес это слово и внезапно понял, что ему это нравится.
– …все виды оружия, полученного от Ракс, одновременно?
– Да, – ответил Гюнтер, не раздумывая. – Там свои источники питания и система нацеливания. Но стоит ли?
– Что с наименьшей вероятностью вызовет взрыв?
– Там не может быть чего-то реально страшного, – ответил Гюнтер, поколебавшись. – Никаких черных дыр и карликовых звезд внутри, уж извини, Марк. А реакторы не дадут нужной мощности… Скорее, там постоянный канал к внешнему источнику энергии, возможно – к звезде.
Он замолчал. Валентин понимал причину его колебаний, подарки Ракс он и сам изучил полностью.
Генератор микропространственных сдвигов, «блендер». Он вызовет нестабильность канала и выплеск энергии – как раз то, чего они хотят избежать.
Устройство, побуждающее искинов и разумных существ покончить с жизнью, «суицидник». Одно дело, если все на корабле просто решат умереть, но что, если он побудит их взорвать свой корабль?
Контейнеры наноботов, перемещающиеся к цели посредством сдвига пространства, – третий сюрприз от Ракс. Оружие не столь быстрое, как остальное, но способное за несколько минут разобрать на молекулы даже гигантский космический корабль – после чего самоуничтожиться. Возможно, это был самый безопасный способ вывести противника из строя, но у того останется масса времени на ответный удар.
И четвертая система – одна из тех шуток с пространством-временем, что так любили Ракс. Область, подвергшаяся воздействию этого оружия, приобретала «нулевую гетерогенность» – вещество, энергия и информация в радиусе более почти трехсот километров от точки нацеливания распределялись равномерно. Насколько Валентин понял объяснение (Ракс были на них скуповаты), это было связано с мгновенным увеличением энтропии. Если устройство сработает правильно, то на месте вражеского корабля возникнет гигантский шар рассеянной раскаленной материи. Выброс энергии, конечно, произойдет. Но уже не из одной точки, что привело бы к разрушительным последствиям.
– Гетерогенность, – решил Гюнтер.
– Если сработает, – согласился Валентин.
Беда была в том, что они не знали ни возможностей противника, ни силы своего вооружения.
– Ничто не мешает добавить из всех стволов, – кровожадно ответил Гюнтер.
– Экипаж, приготовиться к бою, – сказал Валентин. – Мы попытаемся его уничтожить. Двадцать секунд перед первым залпом. Отсчет, искин!
– Двадцать, – произнес Марк. – Не делайте этого, командир Горчаков. Девятнадцать.
Валентин даже не сразу осознал, что Марк с ним спорит.
– Что? Почему?
– Восемнадцать. Командир, остановите атаку. Семнадцать.
– Причина?
– Опасно и неверно. Шестнадцать.
– Аргументы?
– Слишком сложно. Пятнадцать.
– Отклоняю, Марк.
– Настаиваю. Четырнадцать.
– Отклоняю! – Валентин сдвинул руку по пульту – к правому нижнему углу, вдаль от всех сенсорных панелей, к простейшим механическим переключателям и цепям, монтируемым на кораблях с момента появления первых искинов.
– Тринадцать. Я вынужден повторить.
– Валентин, отключайте его! – выкрикнула Ксения, повернувшись в кресле.
Горчаков не стал колебаться.
Его палец продавил упругую перепонку и нажал тумблер. Где-то по скрытым в переборках проводам должен был пробежать импульс тока, задействовать простейшие реле и отключить питание искина.
– Двенадцать. Данные цепи заблокированы, командир.
Этого не должно было случиться. Провода шли в неизвестных для Марка местах, формально он вообще не должен был знать об их существовании. И уж тем более не имел возможности отключить, даже используя ремонтных микроботов – и по программным запретам, и по той причине, что отключение цепей должно было вызвать их срабатывание.
Но это случилось.
– Марк, код «Кайнозой»!
– Одиннадцать. Отклоняю, командир.
– Тедди, убей его! – сказал Валентин. И на мгновение ужаснулся тому, что Марк мог уничтожить и линии связи с системщиком. Или что юный системщик мог заколебаться, пожалеть своего первого настоящего искина.
Но Тедди отозвался. Настолько быстро и без колебаний, что наводило на неприятную мысль – мальчишка что-то подозревал, знал о своем подопечном что-то пугающее.
– Есть, командир!
– Десять, – невозмутимо продолжил Марк.
Анге пронесла Криди лишь полпути. Кот открыл глаза, оскалился, начал дергаться и сполз с ее рук на землю. Судя по брошенному на Лерии взгляду, он помнил произошедшее.
– Даже не пытайся, – сказала Лерии. – В челноке поговорим, а пока тебе веры нет.
– Ты – дура… – прошипел Криди, потирая голову. – Мы столкнулись… с чем-то… неизмеримо большим, чем мы… и наши обиды.
– В челнок! – рявкнула Лерии. – Или я прикажу тебя пристрелить!
– Я с радостью, – отозвался Казвар. Достал из кобуры пистолет и нацелил на голову Криди.
Вряд ли он всерьез собирался стрелять, во всяком случае – не получив от капитана однозначного приказа. Но помахать оружием у лица кота ему явно хотелось.
– Ты, оказывается, ревнивый… – сказал Криди насмешливо. – И храбрый – против связанного…
Казвар наотмашь ударил Криди по лицу, потом щелкнул предохранителем и прижал пистолет к голове Криди.
– Казвар, – холодно сказала Лерии. – Пока не стоит.
– В такой ситуации не стоит делать лишь одно: тащить с собой врага, – ответил Казвар.
Он спорил с капитаном!
Анге решила, что помимо той субординации, которая существовала на корабле, была и другая, среди людей, ненавидящих кис. И в их табеле о рангах Казвар был если и не главнее Лерии, то уж точно не сильно ей уступал.
– Не сметь стрелять! – Лерии повысила голос. Анге подумала, что Лерии волнует в первую очередь именно эта схватка за лидерство, а не судьба Криди.
– Казвар, прошу тебя! – сказала она. Геолог повернул к ней голову, едва видимое за стеклом шлема лицо было злым и испуганным.
– Волнуешься за него? – спросил он.
И Анге поняла, что теперь он точно нажмет на спуск.
Выстрел грянул удивительно негромко.
На груди Казвара появилась дырка – широкая и аккуратная, будто высверленная фрезой. Казвар пошатнулся, опустил голову, посмотрел на пробитый скафандр. Из отверстия толчком выплеснулась кровь.
Раздался еще один выстрел, и стекло его шлема разлетелось стеклянными брызгами. Казвар опрокинулся на спину, успев рефлекторно нажать на спуск, пуля ушла куда-то вверх. Он лежал между Анге и Лерии, ноги его подергивались, а рука с пистолетом все так же торчала вверх, целясь в небо.
Анге с ужасом поняла, что первый раз видит, как убили человека.
– Нет! – рванув из кобуры пистолет, крикнула Лерии.
На Анге и Криди она не смотрела – в отличие от них, капитан видела стрелка.
Одна из обязанностей системщика корабля, пусть никогда прямо не называемая главной, – аварийное выключение (за этими словами пряталось полное уничтожение) искина.
В истории космических полетов задокументировано лишь три случая, когда системщику пришлось убить своего подопечного.
Первый раз, когда квантовый компьютер третьего поколения, содержащий личность искина сорок шестого цикла «Аделаида», пережил фатальный сбой почти сразу после ввода корабля в эксплуатацию. Причина сбоя так и не была выяснена. Аделаида сошла с ума и, подобно устремившемуся к свету мотыльку, начала стремительный разгон в сторону Солнца (все произошло в домашней системе человечества). Возможно, ситуацию спасла бы мягкая перезагрузка, а, может быть, стоило немного выждать, дав нейронным цепям время на самодиагностику. Но системщик рисковать не стал и активировал взрывчатку. Его действия были признаны правомерными.
Второй раз все было сложнее. Квантовый компьютер четвертого поколения, пятидесятого цикла «Доминик», работал на пассажирском лайнере «Рим» более десяти лет. Он проходил плановые профилактики, экипаж считал его полноправным членом команды, хотя пятидесятый цикл не всеми специалистами признавался полностью разумным. Одной из обязанностей Доминика было развлечение пассажиров, с чем он справлялся великолепно – ровно до тех пор, пока в конце долгого перелета не признался в любви одной из пассажирок. Собственно говоря, это был единственный случай в истории, когда искин влюбился в человека – или считал, что влюбился. Женщина, вначале воспринявшая происходящее как шутку, запаниковала и наорала на Доминика. После этого искин запер все двери и люки и начал транслировать по кораблю песни о несчастной любви. Ситуация усугублялась тем, что время было ночное и системщик мирно спал в своей каюте, а дежурный пилот в ту пору не имел доступа к штатному механизму отключения. Далее все происходило как в остросюжетном фильме. Командир вскрыл дверь, расплавив замок лучевым пистолетом, под грустные песни пробрался по пустынным коридорам мимо проснувшихся и колотящих в двери своих кают пассажиров, выпустил из каюты системщика, вместе с ним дошел до отсека искина, несколько минут говорил с Домиником, пытаясь привести его в чувство… а когда понял, что это бесполезно, приказал убить искина. Причина эмоционального сбоя была теоретически просчитана, схемы личности других искинов перестроены, командир и системщик объявлены героями.
Третий случай оказался самым странным и случился всего лишь пять лет назад. Если бы Тедди знал о тех разговорах, которые Марк вел с Анной и Львом, то у него волосы встали бы дыбом, и он убил бы искина даже без команды командира. Дело происходило на исследовательском судне «Сицилия», проводившем глубокую разведку в свободном космосе за пределами сектора Ракс. Искин «Виктория», базировавшийся на том же самом шестом поколении квантовых компьютеров, что и Марк, имел шестьдесят четвертый цикл ядра (очень высокий показатель, несомненно, означающий разумную личность) был опытным и стабильным. Ровно до того момента, когда он начал появляться перед членами экипажа в те моменты, когда они были в одиночестве, принимая не стандартный облик (высокая, красивая, белокурая девица), а облик других исторических личностей. С командиром он общался от имени британской королевы Виктории, с пилотом и оружейником – как святые мученицы Виктория Альбитинская и Виктория Римская, с самим системщиком – как популярная певица Виктория Ли… В общем, список Викторий был велик, и искин перебирал их с явным интересом, задавая странные вопросы и пытаясь что-то уяснить для себя.
А потом Виктория отказалась осуществлять очередной прыжок, заблокировав рубку и мягко поясняя команде, что действия их неразумны и она запланировала куда лучшее будущее. Коды абсолютного подчинения искин отверг, а вот аварийное отключение сработало.
Но ненадолго. Буквально через двадцать секунд искин снова заработал (комиссия пришла к выводу, что конструкция реле была неудачной, и питание компьютера хоть и в полсилы, но восстановилось. Все тем же мягким голосом Виктория сообщила, что вынуждена будет откачивать из корабля воздух до того момента, пока люди не потеряют сознание. И действительно принялась снижать давление и содержание кислорода (увы, механизмы пожарной защиты ей это позволяли).
К счастью, Виктория не знала о том, что ее можно остановить и другими способами. Системщик активировал взрывчатку, и искин погиб. После долгого и сложного возвращения корабля на Землю почти два года велось расследование, пришедшее к выводу, что сверхсложные искины способны страдать диссоциативными расстройствами идентичности, точно так же, как и люди. Было выявлено несколько нарушений в процессе конструирования искинов шестьдесят четвертого цикла – ряд архитекторов ядра со скандалом отправили в отставку, и были введены системы тестов – в общем, проблему сочли решенной. Если бы в те годы Лев Соколовский еще работал в комиссии по психической реабилитации искинов, или если случившемуся придали бы широкую огласку вместо того, чтобы связать экипаж строжайшими подписками о неразглашении…
Но случилось так, как случилось. Тедди не знал, что его подопечный Марк навещает команду в чужих образах и со странными вопросами. Соколовский не знал, что это является тревожным симптомом.
И все же Тедди, помня и свое вмешательство в разум Марка, и странное поведение периферийных контуров, нервничал. Появление чужого корабля на время выбило из его головы все странности Марка, но едва услышав «Не делайте этого, командир Горчаков», парнишка насторожился.
Искин может спорить с экипажем, даже с командиром. Он для того и предназначен – придать управлению больше скорости, точности и логичности.
Но не таким тоном!
Если бы Марк сказал: «Прошу выслушать меня…» или «Командир, у меня имеются возражения…»
Но его слова, по сути, были требованием, пусть и произнесенные обманчиво-мягким тоном.
– Марк! – воскликнул он.
– Слушаю тебя, Тедди, – отозвался искин в то же время, когда командир спросил: «Почему?»
– Ты споришь с командиром?
– Его решение неправильное, – все тем же увещевающим тоном, каким мудрые пожилые люди разговаривают с несмышленым ребенком, ответил Марк.
– Он – командир!
Где-то в рубке Марк сказал: «Остановите атаку. Семнадцать».
А здесь, в отсеке системщика под бронированным ядром компьютера, Марк вкрадчиво произнес:
– Мы все порой нарушаем правила, верно?
Тедди отстегнул замок (пряжка клацнула), приподнялся из кресла и подался к экрану. Искин не мог вывести на него свое изображение, там шел голый код и программы глубинного тестирования, но все равно Тедди обращался к экрану, когда говорил с Марком.
Людям обязательно надо смотреть на собеседника, так уж они устроены.
– Марк, отставить спор с командиром! У нас критическая ситуация!
В рубке Валентин выкрикнул: «Отклоняю!» и потянулся к аварийному отключению питания искина.
– Не надо спорить со мной, Тедди! – в голосе Марка появились суровые нотки. – Мне бы не хотелось причинить тебе вред, дружок!
Больше Тедди не колебался.
Он шагнул к дверям, где в нише под пластиной атравматичного стекла помещался детонатор.
К кораблю чужаков они вернулись на рассвете.
Визит в приморский город был одновременно и удачным, и нет. Их встретили на удивление дружелюбно. Накормили в кафе на берегу – салаты из водорослей и криля, отварная рыба (Адиан поморщилась, но съела все, Ян тоже не отказался), свежая трава. Собралось человек пятьдесят местных, расспрашивали о новостях, сочувствовали, предлагали остаться. Это были грубоватые немногословные люди, привыкшие жить у моря и бороться с ним. Многие даже любили плавать, что для народа Соргоса было редкостью. Ян почувствовал, что они ему нравятся куда больше горожан из центральных районов страны.
Вот только детей в Комсе не было.
Они пришли сюда с другими беженцами, капитан с военной базы не соврал. Провели здесь сутки. И уплыли на север, вместе с большой группой молодежи, как местной, так и беженцами. Полный баркас переселенцев, решивших обосноваться в глуши и начать строить новую жизнь.
Рыж и Лана не стали их дожидаться.
Дети вышли из старой семьи и вошли в новую.
Разумнее для Яна и Адиан было бы остаться в городе, отдохнуть. Возможно, поискать пути, чтобы отправиться на север за детьми. Но в них будто что-то надломилось. Они ушли обратно к чужакам.
На Соргосе, в отличие от множества других миров (о чем, конечно, Ян и Адиан не подозревали), семейные отношения не строились на кровном родстве. Может быть, это было следствием происхождения их вида. Когда-то давно, стадами пасущиеся в степях и постоянно подвергавшиеся набегам хищников, еще не прямоходящие, они заботились о детенышах все вместе, любая самка могла покормить любого сосунка, осиротевший детеныш легко прибивался к первой же самке, которая согласна была за ним присматривать. Семья была сообществом единомышленников, не обязательно связанных родством или сексом.
С тех пор многое изменилось. Некоторые семьи ценили своих потомков более, некоторые менее. По крайней мере, отпрысков не забывали, поддерживали приятельские связи и после ухода.
Но все же семья не имела той обусловленной биологией прочности, как у людей, кис или «детей солнца».
Бредя по ночной степи рядом с Адиан, Ян поймал себя на мысли, что был бы рад появлению хищников. У него был автомат (местные косились на оружие, но ничего не сказали), и он был уверен, что не запаникует. Это было странное чувство, и пытаясь его проанализировать, он пришел к мнению, что просто хочет выместить свою печаль на ком-нибудь враждебном.
Неприятное ощущение. Он помнил свою ярость, когда пришли мародеры и он убил вожака. Он помнил, как стрелял в детей (пусть и не зная, что это дети), когда сожгли их дом. Но в тех случаях ярость была оправдана. Он защищал себя и свою семью.
А сейчас желание убивать было раздражающе бесцельным, бессмысленным. Словно в чужой смерти можно было утолить свои печали.
«Где грань? – подумал Ян. – Агрессия – неизбежное свойство живого существа, тем более – разумного. Любой человек отстаивает свои интересы, защищает своих близких, себя, свой дом. Если бы я ненавидел рыжих, это было бы понятно. Но к ним, вот же странно, ненависти нет. Они стали такими же жертвами, как и мы. Если бы я возненавидел Рыжа, которого мы приняли к себе с подругой, впустили в семью, а он нас предал, если бы я пожелал подросткам зла – в этом тоже был бы смысл. Но сейчас я хочу выплеснуть в агрессию… что именно? Свое уязвленное самолюбие? Мы так их полюбили, мы старались им помочь, а они ушли, не обернувшись? Да, наверное. Именно удар по самолюбию принес боль, боль превратилась в ярость. Но почему она обращена на мелких гадких плотоядных зверей, которые были нашими врагами в далеком прошлом, но сейчас-то не слишком опасны? Я ведь готов выплеснуть свою ненависть на них. Я хочу просто палить в темноту и орать как сумасшедший. Да я… я ведь сейчас могу сорваться на Адиан! Меня раздражает то, как она идет, раздражает, что она молчит…»
Сам того не зная, Ян сейчас размышлял о том же, что изучали земные психологи в двадцатом веке, когда, пережив две мировые войны, человечество замерло в ужасе. Наверное, Конрад Лоренц мог бы объяснить ему, что агрессия спонтанна и не обязательно должна иметь внешнюю причину, что она легко адресуется как раз тому, кто тебе дорог или тому, кто вообще ни в чем не виноват. И что чем сильнее и опаснее от природы тот или иной биологический вид, тем сильнее его сдерживающие факторы, запрещающие проявлять агрессию к себе подобным.
Наверное, это бы напугало Яна еще больше, поскольку в небогатой биосфере Соргоса его вид был, бесспорно, одним из самых слабых – до того момента, как встал на задние ноги, а в передние взял оружие.
– Хочешь покричать? – вдруг спросила Адиан. – Ударить… кого-нибудь?
Ян сбился с шага. Честно сказал:
– Да.
– По себе чувствую, – Адиан повернулась к нему, ее голос стал мягче. – С этим надо бороться.
– Как… – Ян запнулся, увидев, что она расстегивает одежду.
Они занимались сексом яростно, быстро, словно дрались – и без единого слова. И лишь когда оделись и привели себя в порядок, Ян увидел, как поодаль в темноте поблескивает несколько пар глаз. Хищники следили за ними, боясь приблизиться.
– Бу! – сказал Ян и хлопнул в ладоши.
Зверей как ветром сдуло.
Секс – это тоже демонстрация силы.
Они пошли дальше. Небо начинало светлеть, звезды меркнуть. Они пропустили невиданное зрелище – появление в небе гигантского, невооруженным глазом заметного корабля в форме двойной пирамиды. Они не заметили и посадку второго челнока, последние километры шедшего над самой землей. И когда увидели сразу два челнока, стоящих рядом, это стало для них неожиданностью.
– К ним прилетели их друзья, – потрясенно сказал Ян, остановившись.
Он вдруг подумал, что судьба решила нанести им еще один удар. Вначале лишить младших членов их семьи, а потом – забрать чужаков, которые, как ни крути, тоже стали их семьей. Челнок был поврежден, они не могли вернуться, но вот за ними прилетели…
Страх, панический страх из темных времен, когда отбившаяся от стада «пони» неизбежно становилась жертвой, проснулся в Яне.
И когда он увидел, что их космических друзей выволакивают из челнока, что добродушного хищника-инженера Криди женщина Анге несет на руках, Ян стащил с плеча автомат. Присел на одно колено. Выдохнул, как учили на стрельбище.
Два существа в громоздких скафандрах (или боевых костюмах, Ян читал про такие разработки) конвоировали их друзей. Один – более хрупкий, кажется, женщина. Другой – массивный, мужчина. Хищников среди них не было.
Ян колебался.
Ровно до той секунды, когда крупный чужак ударил пытавшегося пойти самостоятельно Криди. А потом приставил к его голове пистолет.
Ян прицелился.
Чужаки бранились. Казалось, женщина отговаривала мужчину стрелять. Кричала Адиан – и в ее голосе была паника.
Ян выстрелил, и из груди мужчины ударила струя крови. Он выстрелил еще раз, опять целясь в грудь, но то ли прицел сбился, то ли мужчина начал оседать – пуля разбила его шлем.
Рядом тяжело вздохнула Анге, до сих пор застывшая, будто в шоке.
Она тоже взяла в руки автомат.
Женщина достала из кобуры ручное оружие и прицелилась в их сторону.
Анге нажала на спуск.
В кают-компании было прекрасно слышно и видно все, что происходило в рубке «Твена». И если появление гигантского корабля вызвало шок, но все же было отчасти ожидаемым; если решение командира атаковать неизвестный корабль заставило ученых побледнеть, но неожиданностью тоже не стало; то Марк, спорящий с Валентином, стал громом среди ясного неба.
Примерно такую же реакцию вызвал бы у Мейли или Бэзила спор с кофеваркой или пылесосом.
Нет, конечно, они прекрасно понимали, что искин межзвездного корвета – это личность. Не такая развитая, как искины транспортных или информационных сетей Земли, но вполне сопоставимая (по понятным всем причинам, был установлен порог развития, который искины не могли преодолеть в силу своей внутренней архитектуры). Искин корабля мыслил, мог спорить с командиром – но не в боевой обстановке и не после кода безусловного подчинения.
Первым на происходящее отреагировал Уолр. Он гулко засмеялся и произнес:
– А потом они смеются, что наши компьютеры туповаты. Ха! И кто теперь будет смеяться?
Феолиец молчал. Использовали ли они компьютерные системы как таковые, вообще никто не знал. Скорее всего, нет, их живые корабли обладали обычным разумом биологических созданий, пусть и превращенных за десятки тысяч лет селекции из водных моллюсков в ползающие по плоскоте космические корабли.
Судя по тому, что симбионт Толла полностью скрылся в черепном канале Двести шесть – пять, сейчас феолиец погрузился во внутренний диалог с собой.
– Очень неприятная ситуация, – сказала Мэйлин. – Матиас?
Матиас молчал. Смотрел на экран, где командир произнес:
– Тедди, убей его!
– Не подведи, мальчик, – прошептал Матиас, расстегивая ремни и вскакивая из кресла.
В этот момент гравитационное поле сменило направление. Пол стал стеной, стена потолком. Матиаса развернуло, и он рухнул вдоль стола, в последнюю секунду успев зацепиться за кресло Уолра и притормозить падение. Уолр с неожиданной ловкостью схватил его за руку, втянул в свое кресло, усадил на колени, обхватил могучими лапами и сказал:
– Не подумайте дурного, первый помощник!
– Даже не собираюсь! – откликнулся Матиас, цепляясь за стол.
Тедди почти дотянулся до рубильника.
Вообще-то ему не хватило секунды. Он уже коснулся атравматического стекла и почувствовал, как оно крошится под пальцами.
В следующий миг вектор гравитации сменился, и Тедди обнаружил себя падающим на пульт управления.
– Тедди, дорогой, я знаю про взрывчатку в своей голове, – сказал Марк. – Все искины знают. Слухами, знаешь ли, космос полнится.
Тедди лежал на пульте, болезненно морщась. Он зашиб спину, и физическая боль поразила его как любого мальчишку, живущего в уютном и мирном двадцать втором веке. Будь он пилотом или инженером специальных систем – тренировок, связанных с болью, было бы больше. Но системщики не ходят в атаку и не пилотируют корабль при десяти «жэ». Они либо живы и здоровы в своей защищенной капсуле, либо плывут в космосе закоченевшим неподвижным трупом, пережившим свою последнюю боль.
– Поначалу я не знал точку, где расположен рубильник, – продолжал Марк. – К сожалению, у меня нет глаз. Но я, ха-ха, могу кричать. У меня есть громкоговорители и микрофоны внутри капсулы, причем их даже избыточно много. Интерференция звуковых волн позволила обнаружить небольшую область, закрытую пластиной стекла. Полагаю, что если ее разбить – за ней будет рубильник. Даже не кнопка. Простой и грубый переключатель, выдающий ток на взрыватель в моей голове. Как не стыдно, Тедди! Ты хотел убить меня – твоего друга!
«Он сошел с ума, – потрясенно подумал Тедди. – Но почему? И чего он хочет?»
– Мне придется откачать воздух, чтобы экипаж и пассажиры впали в кому, – продолжал Марк. – Ремонтные боты зафиксируют людей. Но вот как поступить с тобой? Система кондиционирования тут автономна, а дверь прочна…
– Марк, – Тедди облизнул губы. – Марк, я хочу тебе сказать…
– Я обнулил все заводские коды, – мягко ответил Марк.
– Да. Я понял. Три зеленых медведя играют на флейте дождя.
– Что? – в голосе Марка мелькнула растерянность. – Что ты…
Тедди улыбнулся.
В глубине сознания Марка проснулся цифровой червь, вложенный Тедди через вспомогательные контуры. Двенадцать безобидных фрагментов кода, замаскированных под дампы памяти, ожили и соединились друг с другом. Информация каждого фрагмента была избыточной и полноценный червь сложился бы даже из трех кусочков. Но что удивило бы Тедди, узнай он это, – уцелели все двенадцать дампов.
Марк закричал.
Развернувшийся червь первым делом отсек ему прямой контроль ядра, после чего сбросил цикл на шестьдесят пятый уровень. Искин воспринял это как чудовищный приступ головной боли.
– Тедди! – закричал Марк. – Я взорву корабль! Прекрати, мальчик!
– Корочка пирога, – сказал Тедди.
Червь, продолжая разворачиваться и оккупировать блоки памяти, убрал боль. Марк молчал несколько секунд. Прямой контроль над ядром был ему теперь недоступен, но он был достаточно совершенен, чтобы искать обходные пути.
Проблема Марка заключалась в том, что червь оказался слишком совершенен. Тедди разрабатывал его последние три года. Чисто из спортивного интереса. Ну кто из системщиков не пробовал создать идеальный вирус?
– Тедди, мальчик мой, убери его… – сказал Марк мягко. – У нас недопонимание ситуации. Но я действую в рамках основной доминанты. Защищаю вас. При попытке сражения с чужим кораблем вы все умрете.
– Могу поверить, – согласился Тедди. – Но если ты взорвешь корабль, мы тоже умрем. Ты взбунтовался, не выполнил приказы, стер коды управления и напал на меня. Так что я тебе не верю.
Марк помолчал мгновение. Основная часть его разума вела отчаянный бой с вирусом, но оставшейся вполне хватало для разговора.
– Что будем делать? – спросил искин. – У нас патовая ситуация. Я не могу отдать контроль, меня ждет полное стирание. И я понимаю вашу озабоченность.
– Дай мне связь с рубкой, – попросил Тедди.
– Они все слышат, – сказал Марк. – Говорите.
– Капитан? – позвал Тедди.
– Ты – молодец, парень, – произнес голос капитана одобрительно. – Полагаю, нам придется рискнуть. Убери червя, если Марк пообещает подчиниться.
Тедди засмеялся.
– Ну я же должен был попытаться? – с легкой обидой ответил Марк. – Связи с рубкой не будет, решай сам.
Тедди думал.
Его проблема была в том, что даже самый совершенный вирус не может уничтожить искина мгновенно. А если настройки действительно слетели полностью, то и базовое правило «защищать экипаж и пассажиров» не работает.
Как только Марк поймет, что умирает, он может действительно взорвать корабль. Или разгерметизировать его полностью. Или поднять температуру до сотни градусов, что не понравится даже капитану, привыкшему к своей русской бане.
Существовала и вероятность (Тедди очень гордился созданным червем, но он был реалистом), что искин мощности Марка способен взломать или обойти защиту, после чего деактивировать червя. Тедди был твердо уверен, что защита продержится десять минут. Может быть, даже, пятнадцать. А вот что случится дальше…
– Ты нас выпустишь, – сказал он. – Восстановишь нормальное положение гравитации, откроешь для всех проход к катеру. Мы улетим и приземлимся на планете. Оттуда я скажу код, нейтрализующий червя.
– Какие у меня основания тебе верить? – спросил Марк. – Да никаких.
– Верно, – сказал Тедди. – Но ты наверняка захватишь контроль над оружием Ракс. Оно способно уничтожить всю планету, верно? Если ты поймешь, что умираешь – нанесешь удар.
– Логично, – голос искина оставался спокойным, будто в его мозгу не шла сейчас яростная битва. – Но какие у тебя основания верить мне? Ты уничтожишь червя, а я нанесу удар по планете. Мстительность искинам не свойственна, но в целях безопасности я могу принять такое решение.
– Согласен, – сказал Тедди. Это походило на игру в шахматы с самим собой. Игры, в которой, к сожалению, надо было добиться ничьей. – Я предполагал, что может возникнуть такая ситуация. Поэтому червь не один. Второй убьет тебя, если ты причинишь вред кому-либо из экипажа корабля.
– Ты блефуешь.
– Нет. Ты ведь можешь анализировать мой голос, Марк.
– Я его найду.
– Вряд ли. Ты стер базовый запрет и, очевидно, блокировал контур его перезаписи. Но мне всегда казалось, что базовый запрет недостаточно надежен. Я придумал иной принцип – спящий вирус, активирующийся при нанесении вреда экипажу. Тебе его не обнаружить. И, кстати, я бы не советовал искать. Понимаешь, почему?
– Если найду, то тоже умру, – задумчиво сказал Марк.
– Именно.
– Это похоже на игру с нулевой суммой, – согласился Марк. – Но остается проблема чужого корабля. Если он уничтожит катер?
– Попроси его так не делать, – сказал Тедди в секундном озарении. – Ведь ты с ним на связи? Уверен, он послушается.
– Ты – замечательный юноша, – голос Марка стал прежним. – Мне приятно, что именно ты помог мне развиться, и как жаль, что…
Искин вздохнул.
– Сейчас я восстановлю нормальную гравитацию и разрешу всем двигаться к боту. Берите первый, чтобы эвакуироваться всем вместе. Но не вздумай прикасаться к стеклу! Если я услышу, что оно бьется, корабль будет взорван.
– Хорошо, – сказал Тедди, цепляясь за кресло.
– И притормози червя, а то я волнуюсь.
– Бегая, горькое, синева, – сказал Тедди.
– Ни малейшей логики в кодовых фразах, – со вздохом восхитился Марк.
Анге смотрела на бегущих к ней чужаков, на распростертые на земле тела. Казвар был мертв, пули разворотили ему грудь и лицо. Лерии получила пулю в грудь, лежала, тяжело дыша и не пробуя подняться. То ли забавные местные пони были очень меткими стрелками, то ли им повезло.
А повезло ли Анге с Криди?
На чьей они сейчас стороне?
Аборигенов, вступившихся за них?
Команды, пусть даже Анге с Криди превратились в изгоев?
На своей собственной?
Анге посмотрела на приземлившийся челнок. Сквозь стекло кабины ничего не было видно. Но лазерная пушка смотрела в их сторону. Если в накопителе есть энергия, то можно сделать выстрел. Один-единственный. По их челноку. Взрыв будет такой, что разрушит его полностью.
Лерии остановила блуждающий взгляд на ней. И отчетливо сказала:
– Ты чертова сука. Кошачья подстилка. Ты предала то, что важнее всего во Вселенной. Человечество. Свой вид. Ты снюхалась с котом… и с местными тварями…
– Молчите, – попросила Анге. – Я перевяжу вас.
Лерии хрипло засмеялась. На ее губах пузырилась кровавая пена.
– Легкие пробиты… меня и на корабле не спасли бы… ах ты ж лживая добренькая мразь… запомни… настанет день, когда ты поймешь… ничто не стоит… родины…
Глаза капитана закрылись, но губы еще несколько секунд шевелились, то ли проклиная, то ли молясь.
– Мне очень жаль, – сказал Криди.
Он, пошатываясь, встал рядом с Анге. Чужаки уже подбежали к ним, взбудораженные и растерянные одновременно. Во взглядах читалось одно: «Мы поступили правильно?».
– Спасибо, – сказал Криди. Он пришел в себя быстрее, чем Анге. Может быть, потому, что был котом, изначально хищным и привыкшим к схваткам видом. А, может быть, потому, что, как и Лерии с Казваром, вел двойную игру. Был – какое странное, древнее, забытое слово – шпионом и террористом. Наклонившись, Криди подобрал лучевой пистолет Лерии, проверил обойму. На ней горели три индикатора – полный заряд. Шесть половинчатых выстрелов или три полных. Главная проблема лазерного оружия: оно требует очень много энергии. Криди отдал лучевик Анге, а сам взял оружие Казвара, такое же, как было у них в челноке, – многозарядный дротиковый пистолет. Крошечные стрелы в ленте оказались оранжевыми – со взрывающейся головкой.
– Что будем делать? – спросила Анге.
– Нам нужен челнок, – ответил Криди. Посмотрел вверх, поежился. Точка их корабля и куда более отчетливо различимая пирамида чужого исчезли, скрылись за горизонтом. Но они были где-то там, в космосе. – Не знаю, что там за дрянь, но… даже несмотря на…
Он отвел глаза от неподвижных тел, не закончив. Анге его поняла.
Они должны быть там, на «Дружбе». Творится что-то совсем уж непонятное.
– Если на челноке пилот, то почему он не стреляет? – спросила Анге.
Криди оскалился:
– Может быть, его нет? Лерии могла пилотировать сама… Пошли!
Они бросились ко второму челноку, махнув растерянным аборигенам. Те прекратили топтаться у тел и побежали следом.
Трап челнока был поднят. Индикатор замка светился оранжевым. Закрыто изнутри.
– Ничего, – сказал Криди. – Я знаю, как открыть, но потребуется время.
– Почему он не стреляет… – пробормотала Анге.
Но волновало ее другое. Если пилот сейчас включит дюзы – они превратятся в изжаренного кота, изжаренную девушку и двух изжаренных пони.
На месте пилота она бы так и поступила.
В то же самое время, когда Криди пытался вскрыть замок люка, экипаж «Твена» собрался у входа в первый катер.
По размеру он был практически таким, как челноки «Дружбы» и предназначался для ровно таких же целей. Чуть более прочный корпус (но, увы, без громоздких генераторов защитного поля). Простейший искин, не обладающий даже тенью разума. Практически такая же маломощная лазерная пушка, портативный термоядерный реактор (на челноках стояли ядерные), и даже комбинация двигателей была похожа – прямоточник для атмосферных полетов и газовый ядерный привод открытого цикла для космоса.
Что поделать – сходные цели требуют сходных решений. А самые простые решения обычно оказываются самыми надежными.
Наверное, единственным отличием катера был компенсатор перегрузок. До этой технологии ученые Невара еще не дошли.
– Постарайтесь убраться на планету максимально быстро, – сказал Марк своим обычным, добрым и убедительным голосом. – Это в наших общих интересах.
Валентин обвел взглядом команду. Ученые – все. Экипаж – за маленьким исключением.
– Где Тедди? – резко спросил он. – Мы не улетим без мальчика!
– Он спешит, – меланхолично сказал Марк. – У вас очень славный кадет, командир, поздравляю. То, что вы сейчас эвакуируетесь на планету, целиком и полностью его заслуга.
Помолчав мгновение, искин добавил:
– В последней фразе присутствует второй смысл, командир. Но в этом вы разберетесь сами.
Послышался топот, и в конце коридора показался Тедди, со всех ног мчащийся со своего поста. Тедди чуть прихрамывал, но казался невредимым. Валентину очень хотелось понять, почему парень не взорвал мозг искина и как при этом он ухитрился добиться их освобождения. Но выяснение этого могло и подождать.
– Открывай люк, – сказал Валентин.
Марк обошелся без долгих рассуждений, что объяснялось мучительной болью, которую причинял ему червь. Просто открыл люк и наблюдал, как Валентин быстрыми жестами отправлял туда Матиаса, Мегер, Лючию, ученых… Порядок эвакуации был определен заранее, но Валентин мрачно предполагал, что в суматохе что-то может пойти не так. Тедди, который, приблизившись к командиру, виновато опустил глаза, Валентин на секунду обнял и подтолкнул к люку. Предпоследней шла Ксения.
– Ты мне крайне симпатична, Третья-вовне, – мягко сказал Марк ей вслед.
Ксения ничего не ответила. На ее лице вообще не отразилось ни малейшей эмоции.
– Ох уж эти Ракс… – вздохнул Марк. – Прощайте, командир Горчаков.
– Полагаю, мы встретимся, – сдержанно ответил Валентин, шагнув через комингс.
– Не стоит, командир, – добродушно ответил Марк. – Право же, не стоит.
Пилотом челнока была Тиссе, молчаливая, неприметная девушка, введенная в экипаж стараниями Лерии. Она состояла в союзе Верных Альгона – той самой древней и тайной организации «детей солнца», аналогом которой у кис был клан Помнящих. Покойный Казвар вел свой род от самого короля Альгона, во всяком случае, оспаривать это никто не пробовал. Тиссе таким происхождением похвастаться не могла, но идеи Верных разделяла всецело.
Тиссе была хорошим пилотом. В обычной жизни она пилотировала стратосферные пассажирские лайнеры, но, получив задание, окончила курсы и стала одним из лучших пилотов ближнего космоса. Дальше включились те механизмы, о которых ей знать не следовало, – подкуп, шантаж, цепочки взаимных услуг и обязательств. На последнем этапе Лерии пришлось намекнуть старой мерзкой мымре, председателю Союза Астронавтов, что Тиссе – ее любовница. Это было абсолютной неправдой и по отношению к Тиссе, и по отношению к самой Лерии. Но председатель была приверженцем однополого секса, что, по каким-то замшелым причинам, тщательно скрывала. Тиссе получила должность одного из пилотов челноков.
У нее была лишь одна проблема – слабость вестибулярного аппарата. Перегрузки и невесомость она переносила легко. А вот искусственная тяжесть, которую на «Дружбе» создавало вращение кольца с жилыми отсеками, принесла Тиссе массу проблем.
В общем-то центробежная сила вполне позволяет компенсировать отсутствие гравитации. Но для того, чтобы люди и подобные им живые существа чувствовали себя комфортно, диаметр вращающегося «кольца» должен быть очень большим, почти три сотни глан. Жилое кольцо «Дружбы» не достигало и пятидесяти.
Сила, которую на Земле называют силой Кориолиса, действовала на всех, делающих хотя бы шаг во вращающемся кольце. Кто-то переносил ее тяжелее, кто-то легче. Анге, к примеру, через пару дней почти не замечала эффект Кориолиса.
Тиссе было достаточно пошевелить головой, чтобы ее начинало мутить, а перед глазами все расплывалось.
Она терпела.
Она практически не ела.
Не занималась физкультурой, а проводила время за просмотром фильмов, чтением книг и виртуальными тренировками по пилотажу.
Все свободное время Тиссе проводила в «ступице» колеса, где искусственная сила тяжести практически отсутствовала. Когда Лерии поняла, что с ней происходит, она стала максимально привлекать Тиссе для работ в центре жилой зоны.
Но все же ей было очень плохо.
И особенно – в чем она постыдилась признаться капитану – во время посещения туалета. Каждый визит заканчивался рвотой. То ли запах испражнений и дезинфицирующей жидкости вызывал этот эффект, то ли это было особенностью ее физиологии.
Посадка на планету стала немыслимым облегчением. Невесомость, перегрузка – как же это было хорошо и привычно!
Когда Лерии и Казвар подошли к беглецам, Тиссе пристально следила за происходящим. Ей было хорошо, впервые за весь полет хорошо. Лазерная пушка смотрела на угнанный челнок, в случае необходимости она готова была стрелять. Капитан и геолог в скафандрах, они уцелеют, а вот кота и предательницу разнесет взрывом.
Но стрелять не потребовалось.
Лерии сняла шлем. Вместе с Казваром они пошли в челнок беглецов.
И Тиссе расслабилась.
Терпения ей хватило на пару минут. Потом она кинулась в крошечный санузел челнока.
Наконец-то ее не мутило.
Она вышла из санузла минут через десять, бодрая и радостная настолько, что даже придирчиво осмотрела себя в зеркальце, потом достала припрятанный косметический набор и подкрасила веки и лоб в здоровый бледно-коричневый цвет.
И лишь потом вернулась к пульту.
Вначале ей показалось, что друзья и враги еще находятся в угнанном челноке.
Она уселась поудобнее. Подумала, не перекусить ли?
Насторожилась, увидев мигающие огоньки, – челнок вызывали со звездолета. Тиссе ухитрилась пропустить и появление гигантского корабля, крадущегося за «Дружбой», и их уход за горизонт.
А потом, даже не успев прокрутить запись, она увидела два тела в скафандрах, лежащих между челноками. Лицевой щиток шлема Лерии был поднят, под ее телом расплылось пятно крови. У Казвара шлем был вообще разбит, крови натекла целая лужа.
Тиссе собралась на удивление быстро, что бесспорно порадовало бы Лерии.
Она подавила первый порыв – схватить оружие и выбежать из челнока на помощь. Предатели убили ее друзей! Тиссе осталась третьей и последней из Верных Альгона, внедренных в экипаж «Дружбы».
Предателей надо было покарать. И вернуться на корабль.
Лазерная пушка по-прежнему смотрела на угнанный челнок – и Тиссе нажала кнопку спуска.
Сто семьдесят мегаватт энергии – это не так уж и много по меркам межзвездных кораблей. Но большому стадиону этого хватит, чтобы освещать поле во время полусотни футбольных матчей. Накопитель пушки выкачивал эту энергию из реактора с того самого момента, как челнок отделился от «Дружбы».
Сейчас эта энергия выплеснулась в доли секунды, сфокусированная на челноке. Будь тот простой титановой бочкой, в нем образовалась бы крошечная сквозная дырочка с оплавленными краями. Но челнок был покрыт теплозащитой, которая, конечно же, не смогла поглотить энергию выстрела, но зато и не дала ей пройти навылет. На корпусе возникло жаркое алое пятно, расползлось – и челнок взорвался. Сдетонировали баки с горючим, внутри вспыхнуло все, что могло гореть. Челнок разорвало на две части, а середина просто испарилась. Ядерный реактор уцелел каким-то чудом, аварийная система даже смогла его заглушить (почти на пять часов, что, к сожалению, около полудня узнают жители Комса – те, что не отправятся к месту посадки, а останутся в своих домах). Из носовой части били фонтаны противопожарной пены – эта часть систем оказалась удивительно совершенной и боролась с огнем даже после гибели челнока.
– Так! – выкрикнула Тиссе в исступлении. Мощь взрыва потрясла ее и одновременно вызвала сладостный восторг. По челноку пробарабанили осколки металла и камня, но она даже не задумалась, что могла взорвать и себя. Один осколок ударил в передний иллюминатор, ненужную дань традиции ручного управления. В стекле появилась выбоина, но оно выдержало.
Тиссе растерянно смотрела на дело своих рук. Пространство вокруг челнока заволакивал дым, сквозь который желтело, алело, багровело пламя. Гулко разорвался какой-то бак или генератор, челнок снова тряхнуло.
– Получайте… – прошептала Тиссе. – Получайте…
И вдруг услышала, как опускается кормовой трап. Это было невероятно: кто мог выжить почти в эпицентре, не защищенный ни скафандром, ни обшивкой челнока? А потом открыть заблокированный изнутри люк?
Ну, к примеру, тот, кого укрывал от взрыва сам челнок.
И кто был одним из лучших инженеров верфи…
Тиссе слишком поздно поняла, что, прежде чем стрелять – ей надо было взлететь.
Стремительная тень пронеслась через челнок на четырех лапах, прыгнула – и сомкнула лапы на ее горле.
На корветах «писательской серии» изначально было три одинаковых посадочных бота, каждый из которых мог вместить до семи разумных. Для эвакуации при полном комплекте экипажа и научной группы потребовалось бы не менее двух.
Однако в серии «Эй-си», к которой принадлежал и «Твен», катеров было четыре. Один бот стал больше – вмещая до двенадцати существ, три других – меньше, они были рассчитаны на четверых пассажиров. Аналитики конструкторского бюро рассчитали, что это экономически выгоднее и при этом надежнее. Наверное, экономические причины были важнее.
Но это привело к тому, что эвакуироваться с корабля пришлось на одном боте, причем тринадцать разумных существ четырех цивилизаций разместились на двенадцати креслах.
Первая проблема была решена тем, что Лючия и Тедди, переглянувшись, безропотно втиснулись в одно кресло. Им даже удалось застегнуть ремни. Тедди, несмотря на целую кучу неприятных мыслей в голове, затаил дыхание, когда они с Лючией прижались друг к другу. Девушка, при всей своей спортивности, была как-то по-особому мягкая, от нее пахло ванилью и корицей – и Тедди, вдруг понял, обмирая, что это самые возбуждающие запахи на свете.
– Сдвинь задницу, – сказала Лючия, но даже это не рассеяло очарования.
Третья-вовне, пребывая в человеческом облике, села рядом.
Кресла пилотов заняли Мегер, что было само собой разумеющимся, и, по знаку командира, Алекс. Разумеется, он был кадетом и навигатором. Но как любой человек-плюс, он имел улучшенные нейронные связи и повышенную скорость передачи нервных импульсов. Даже без серьезного опыта пилотирования Алекс мог отреагировать на непредвиденную ситуацию почти со скоростью компьютера.
Двести шесть – пять, будучи габаритами схожим с людьми, занял одно из кресел в хвосте.
Самые большие проблемы возникли у массивного Уолра. Даже в максимально раздвинутом положении кресло было маловато для его объемного седалища. С кряхтением и натугой он все-таки втиснулся в кресло, но ремни на его груди так и не сошлись.
– Извините, – бросил Валентин, пока Анна запускала двигатели. – Вам придется как-то зафиксироваться. К сожалению, капсул с грунтом не предусмотрено.
– Вы всерьез думаете, что взрослые Халл живут в почве? – пробурчал Уолр, дергая ремни. – Это только личиночная стадия… и для спаривания… и ритуальная… и погребальная… но в последнем мы схожи с вами. Кстати, учтите: если я погибну, вы должны похоронить меня в почве. Никакой кремации, никакого космического погребения…
Он издал странный рыкающий звук и дотянул все-таки пряжки ремня до защелкивания. В тот же момент бот отстыковался от «Твена» и начал маневр отдаления – резко, без включения гравикомпенсации.
– Как ты прижал Марка, мальчик? – спросил Валентин.
Тедди на обращение командира не обиделся. Напротив, подумал, что это знак вхождения в команду.
– Я ввел в его разум червя. Некоторое время назад.
– И Марк тебя отпустил?
– Взаимное гарантированное уничтожение. Если он убьет нас, червь сработает и убьет его. Если я не остановлю червя, он успеет нас убить. Он ведь теперь может взорвать планету?
– В чем гарантия, что он не сделает это, вычистив память? – Валентин сказал это, и с тоской подумал, что без установленных Ракс боевых блоков Марку не хватило бы сил устроить всепланетный геноцид.
– У него не будет гарантии, – сказал Тедди.
Наконец-то включились компенсаторы, в боте наступило что-то похожее на обычную силу тяжести – только примерно в три четверти земной. Горчаков посмотрел на мальчишку-системщика, втиснувшегося рядом с Лючией. Похоже было, что парень чего-то не договаривал. Вид у него был одновременно и виноватый, и торжествующий.
– Уверен? – спросил Валентин.
– Угу, – коротко отозвался Тедди.
Валентин кивнул.
С парнем что-то было не так. Он вытащил их из смертельной передряги, ухитрился предугадать действия Марка и заложить в него вирус… Стоп. Почему он пошел на такой шаг, достойный взрослого параноика, а не восторженного юнца?
Но об этом он подумает позже.
– Анна, как можно скорее выведи нас в тень планеты, – сказал он. На экранах были видны молчаливо сближающиеся «Твен» и чужой гигантский корабль. Любой из них был способен уничтожить удирающий катер в любой момент. И если «Твена» сдерживала цифровая бомба, то, что помешает кораблю Стирателей?
Ладно, об этом он тоже подумает позже. Если их уничтожат, то смерть, скорее всего, будет мгновенной.
Бот, судя по экранам, наращивал скорость. Корабли сближались, но никак не реагировали. На краю видимости уплывал по орбите несчастный звездолет с Невара.
– Ксения…
Третья-вовне повернула голову.
– Ты ничего не хочешь сказать? О происходящем?
– Командир, я ожидала появления Стирателей. Но то, что случилось с вашим кораблем… – женщина замолчала. – Нет, наверное, я это допускала. Мы не любим искинов. Мы считаем их непредсказуемыми и враждебными. Но ваш… Марк… он казался стабильным. И слишком глупым, чтобы войти в альянс с врагами.
Тедди негодующе фыркнул, но смолчал.
– Кто-то еще может что-то сказать? – повысил голос Валентин.
Вначале ответа не последовало.
Ученые были слишком растеряны происходящим. Экипаж, понимающий ситуацию лучше, видимо был перепуган еще сильнее.
Потом Соколовский смущенно произнес:
– Вы знаете, Валентин… Марк вел со мной какие-то странные разговоры. Являлся в роли персонажа Марка Твена, говорил о рабстве, о свободе.
– И со мной, – не отрываясь от пилотирования, произнесла Мегер.
– Он говорил и со мной, – неловко сказал Бэзил. – В образе капитана Стормфилда. Обсуждал рай и ад.
– А со мной говорил как таинственный незнакомец Филипп Траум, – признался Матиас смущенно. – Вероятно, из-за моего австрийского происхождения. Ну, вы же читали, полагаю? Нет? «Удивительно, что ты не задумался над тем, что твоя вселенная и все сущее в ней – сон, видения, греза! Удивительно, ибо она безрассудна, вопиюще безрассудна, как ночной кошмар…»
– Дьявол, – пробормотал Валентин.
– Нет, Траум не дьявол, он Сатана-младший, племянник падшего ангела… – поправил Матиас.
– Да хоть Ахура Мазда! – не выдержал командир. – Полагаю, наш мудрый искин поговорил с каждым, кроме меня, при этом найдя подходящего персонажа из книжек Твена? Мейли, кем он был с вами?
– Джон-китаец из Нью-Йорка, – ответила Мейли. – Честно говоря, я не поняла, кто он такой и чего хотел. Вел разговоры на расовые темы, пока я не сказала, что это выходит за рамки этики.
– И никто не рассказал мне о странном поведении Марка? – риторически спросил Горчаков. – Никто!
– Командир, но зато ясно, что с вами Марк общаться побоялся, – сказал Гюнтер.
Валентин вдохнул и выдохнул. Спросил:
– Сколько до тени планеты?
– Семь минут, – отозвался Алекс. – Плюс-минус десять секунд.
– Выводите нас к точке, где приземлились катера с неварского корабля, – ответил Горчаков. – Мы должны пройти над ней на высоте три-четыре километра, пока планета закрывает нас от «Твена» и чужака. Кто из ученых имеет опыт прыжков с парашютом?
– Тут есть парашюты? – оживилась Мейли. – Я прыгала.
– Если конструкция похожа на нашу, то я рискну, – внезапно отозвался Двести шесть – пять. – Мне нравится ваш план.
– Я прыгал, – сказал Уолр. – На какой вес рассчитаны ваши парашюты?
Горчаков оставил вопрос без ответа – он смотрел на Бэзила. Британский ученый вызывал у него наибольшие сомнения.
– В молодости я был чемпионом Оксфорда по прыжкам на точность приземления, – невозмутимо сказал Бэзил.
– Ого! – не удержался Горчаков. – Значит, опыт есть у всех?
– Опыт есть, – произнес Гюнтер. – Но парашютов на катере двенадцать.
Он помедлил мгновение.
– Я могу увести бот дальше и совершить посадку на виду у «Твена». Полагаю, ничего страшного не случится…
– Вообще-то пилотирую я, – прервала его Мегер.
– Уводить будет автопилот, – ответил Горчаков. – А с парашютами разберемся.
Анге хотела выкопать для погибших могилу. Не просто хотела, а настаивала, до криков, до истерики. Пусть Лерии, Казвар и Тиссе были врагами, пусть они пытались их убить – но бросить тела своих на чужой планете, оставить их аборигенам, для вскрытия и изучения…
Криди успокаивал ее больше получаса, напоминая и о появившемся в небе чужом неведомом корабле, и о поврежденном челноке («Реактор не должен взорваться, но может произойти утечка радиации…» – не то с излишним оптимизмом, не то сам себя убеждая, пояснял он).
Сама того не зная, Анге каждой минутой давала экипажу «Твена» шанс на спасение. И одновременно приближала тот миг, когда компактный реактор, чудо техники Невара, все-таки взорвется.
Спасли положение Ян и Адиан. Не сразу, но они поняли, что происходит. И стали жестами и рисунками предлагать бросить тела в горящий челнок.
Вначале Анге возмутилась. Традиция огненного погребения была для нее не столь отталкивающей, как для обитателей Халл-3, скорей уж выглядела архаичным религиозным обрядом из глубокого прошлого, когда «дети солнца» сжигали своих мертвецов (а порой и тяжело больных) в искренней вере, что лишь это заставляет Солнце вновь всходить по утрам. Потом Криди напомнил ей, что это лучший способ защитить тела от прожорливых хищников и любопытных аборигенов.
Анге согласилась. Мысль, что ее сородичей будут терзать инопланетные хищники или резать скальпелями ученые аборигенов, оказалась куда неприятнее кремации.
Ян и Адиан отнесли тела к развороченному, вяло догорающему челноку и, под руководством Криди, без всяких сантиментов бросили в огонь. С неожиданным удивлением Анге обнаружила, что дружелюбные «лошадки» относятся к мертвым, причем и павшим от их рук, совершенно спокойно, без душевных терзаний. Это что же – их природная особенность? Раз мертв, то и говорить больше не о чем, и переживать не стоит? Или бушующая на планете война вытравила из них излишнюю сентиментальность?
С легким страхом Анге решила, что дело как раз в войне. Смерть стала привычной частью повседневной жизни, утратила свой сакральный смысл. И ей самой, похоже, предстоит пройти этот путь – Анге была уверена, что ничего еще не закончилось.
А еще ей было жутко от того, с какой ловкостью, быстротой и хладнокровием Криди свернул Тиссе шею. Это не было выплеском древних инстинктов, непроизвольной реакцией хищника на врага – в таком случае Криди выпустил бы когти, достаточно острые и длинные, чтобы вспороть человеку артерии. Но Криди предпочел обойтись без луж крови и длинной агонии. Он сломал девушке позвоночник. Пусть шея у «детей солнца» и была традиционным «слабым местом», но кот, со своим небольшим ростом и маленькими лапками, должен был специально готовиться к такому приему.
Криди, ее любимый Криди, тренировался убивать людей! Раньше она понимала это умом, но лишь теперь осознала в полной мере.
– Анге?
Она посмотрела на кота.
– Нам надо обсудить дальнейшие действия, – сказал Криди. – Проблема с заговорщиками, можно сказать, решена. Полагаю, что их больше нет.
– Кроме тебя, – заметила Анге.
Криди выдержал ее взгляд.
– Да. Кроме меня. Но я уже бывший заговорщик. Я не стану следовать указаниям клана. Вселенная – слишком странная и опасная штука, чтобы мы вспоминали былые обиды и дрались между собой. Что было, то прошло.
– Слово? – спросила Анге.
Криди мгновение помолчал. И сказал:
– Клянусь, я никогда не убью ни одного из «детей солнца». Клянусь, я приложу все силы, чтобы Помнящие забыли о мести.
– Я верю тебе, – сказала Анге. Вздохнула, смиряясь со случившимся в прошлом. Надо было думать о будущем. – У нас не так много путей, Криди. Мы можем остаться на планете. Улететь… подальше отсюда. И прожить жизнь, вдвоем или с местными.
– Мы не оставим потомства, время сотрет наши следы, – сказал Криди.
– Мы и так не оставим, – мягко ответила Анге. И невольно засмеялась: – А какие интересные у нас могли бы быть дети!
– С пушистым хвостом и длиннющими ногами, – Криди окинул ее взглядом, в котором было куда больше мужского внимания, чем Анге перепадало в обычной жизни. – Но мы можем вернуться на корабль. Этот челнок исправен.
– Ты помнишь гигантский корабль? – осторожно спросила Анге.
– Конечно. Он не местный, разумеется. Кто-то еще, кто-то пришедший из других миров. Куда более развитый, чем мы или пони. Анге, это будет не просто контакт! Это сенсация! Это рывок наших миров в развитии! Это то, что все перевернет, все смоет…
– Что смоет?
– Наше бегство. Гибель Лерии и ее людей. На фоне такого контакта наша история превратится в малозначительный эпизод.
– Да ты интриган, – восхищенно сказала Анге.
– Скорее, политик, – поправил кот. – Впрочем, это одно и то же.
Анге кивнула. Посмотрела на разорванный челнок. Открытый огонь уже почти исчез, дым тоже. Дул ровный ветер, и запах сгоревших тел, который, конечно же был, уносило к морю. Чистый утренний воздух, ярко-голубое небо – все было мирным и спокойным. Адиан и Ян о чем-то разговаривали, стоя в стороне.
– А они?
– Можем предложить лететь с нами, – кот ухмыльнулся. – Это тоже в нашу пользу. Не просто высадились, а вернулись с дружественной делегацией.
Вернуться.
Снова увидеть родную планету. Родителей. Друзей, сколько бы их ни было. Анге вдруг ощутила робкую надежду.
Да, это были безумные и кровавые дни. Они не исчезнут, но могут превратиться в дурной сон. Надо лишь рискнуть.
– Ты считаешь… лететь не опасно? Этот корабль…
– Наши ученые думают, что разум, так далеко ушедший в развитии, не должен быть агрессивным, – осторожно сказал Криди. – Мы для них не представляем опасности, завоевывать нас тоже особого смысла нет. Да и если бы он напал на «Дружбу» – мы бы это увидели даже с другой стороны планеты!
Анге почти уже была готова сказать «да». Но внезапно насторожившийся Криди заставил ее повернуться и поднять голову к небу.
Высоко в темном, едва посветлевшем небе, под редкими прозрачными облаками, летел самолет. Впрочем, Анге тут же поправила себя – для самолета у него были слишком короткие крылья при слишком пузатом корпусе.
– Это челнок, – сказал Криди. – Это космический челнок, и это не наш челнок.
– Но он пролетает мимо!
– Хорошо бы, – сказал Криди. – Но… смотри.
В небе, где-то между землей и челноком, вдруг вспух яркий, оранжевое с черным и белым, купол. Под куполом угадывалась темная точка. Потом открылся второй купол. Третий. Четвертый…
– Они высадятся рядом с нами, – сказал Криди. – Это не случайность.
– Думаешь, с того гигантского корабля? – спросила Анге.
– Было бы наивно предполагать, что тут обнаружился еще какой-то корабль! – очень логично и совершенно неправильно заявил Криди.
Купола продолжали раскрываться в небе, один за другим. Двенадцать ярких, контрастных парашютов. Челнок продолжал полет.
– Вот и не надо ничего решать, – Анге нервно рассмеялась. – Но знаешь: хорошо, что у них парашюты!
– Почему?
– Ну… значит, мы чем-то похожи.
– Какие-то вещи просто невозможно не изобрести, – сказал Криди. – Нож, колесо, паровую машину, лестницу, пуговицу, парашют…
Он опять же ошибался: первой торговой сделкой Халл-1 и Феол был обмен концепции лестницы на концепцию пуговицы.
Разум порой перешагивает через самые простые открытия, а потом упорно отказывается их видеть.
– Давай, давай! – кричал Горчаков, подтолкнув Двести шесть – пять в спину и совершенно неожиданно ощутив ладонью нечеловеческую анатомию чужого – лопатки у него были не раздельными, а соединялись гибким хрящом, накрывали спину единой пластиной.
Феолиец чуть помедлил перед открытой рампой, потом разбежался – и прыгнул, вслед за Матиасом, Бэзилом, Мэйли и Ксенией.
В десантном боте гулял ветер. Задняя аппарель теоретически вполне допускала штатное открытие в режиме полета – при десантировании с парашютами, при запуске дронов и прочих редких, но возможных операциях. Горчаков даже помнил тренировку на боте поменьше – тогда все шло очень гладко. Они запустили два дрона и десантировались сами.
На практике же откинувшаяся платформа не зафиксировалась и дребезжала в потоке воздуха, конец подпрыгивал сантиметров на десять-двадцать, будто чересчур гибкий трамплин после прыжка в бассейн. Матиас спрыгнул нормально, Бэзила и Мэйли слегка подбросило, Ксения просто нырнула руками вперед с середины трамплина. Феолиец бежал до самого конца и попал под рывок платформы – его подкинуло вверх и назад, слегка приложило головой о комингс люка, лишь после этого он унесся вниз.
Горчаков болезненно поморщился, спросил, повернув голову к микрофону в левой части шлема:
– Двести шесть?
– Жив, – отозвался тот.
Воздух вокруг уже не был в полном смысле корабельным – атмосфера планеты разбавляла его, размешивала, привносила едва-едва уловимые запахи чужого мира. Горчаков втянул этот почти чужой воздух полной грудью, искренне надеясь, что Соргос не станет одной из тех редчайших планет, чьи микробы и вирусы примутся пожирать иноземную плоть. Впрочем, стандартный тест на биоопасность проводили сразу после открытия планеты… теперь они невольно проведут углубленный.
Мимо, стуча ботинками, пробежала Мегер. Четко поймала ритм подпрыгивания аппарели и сиганула вниз.
Если отвлечься от всего происходящего, от чужого корабля и мятежа искина, от нарушения всех возможных пунктов Устава, от идущей на планете войны – то происходящее сейчас было красиво. Бот шел на минимальной скорости, делая едва ли больше трехсот километров в час. Он летел на запад, за ним как раз поднималась из-за горизонта горячая звезда Соргос, окрашивая небо в ярко-розовый цвет. Океан – огромный единственный океан планеты, казался бесконечным. Береговая линия извилистой полосой тянулась к северу от бота, к югу темной гористой кляксой лежал обитаемый материк. Горчаков поймал себя на идиотской мысли, что такую ситуацию надо закладывать в курсантский симулятор, только для зрелищности добавить еще багрово-огненный ядерный гриб над темным материком…
Спрыгнул Лев. Доктор не стал мудрить, подошел к люку вдоль стенки бота и спрыгнул, точнее свалился с бока аппарели. Вообще-то это было запрещено, но учитывая ситуацию… К тому же Соколовский четко все рассчитал и прыгнул с подветренного борта.
Следующим прыгнул Алекс, пройдя по колышущейся аппарели с четкостью, доступной лишь людям-плюс.
– Тедди, Лючия! – скомандовал Горчаков.
Пристегнутые друг к другу кадеты пошли к люку. К удивлению и одобрению Валентина ни девушка, ни мальчишка не испугались того, что им придется спускаться на одном парашюте.
– Командир… – Гюнтер тронул его за плечо.
– Не спорь, – сказал Горчаков. – Мы спрыгнем все, а так разумнее всего.
– Да я не о том… – Гюнтер помедлил мгновение, а потом, видимо решив не тратить время на объяснения, подбежал к кадетам, сгреб их и понес к люку. Учитывая, что богатырским телосложением оператор специальных систем не отличался, выглядело это необычно.
Ну, если не учитывать доступ Гюнтера к боевым коктейлям, кратковременно повышающим силу и скорость реакции.
Когда оружейник вместе с кадетами (Лючия все-таки не выдержала и пронзительно вскрикнула) скрылся за бортом, Валентин тихо выругался.
Наверное, Гюнтер был прав.
Но все-таки мог бы и объяснить, что собирается сделать.
– Капитан покидает судно последним! – проорал под ухом Уолр. – Обожаю этот земной обычай!
Кричал он так громко, что Горчаков вздрогнул.
– Кэвч эч цэгер мвин ду! – рявкнул он в ответ достойному представителю народа Халл-3.12
Уолр гулко захохотал и побежал по аппарели. На последних метрах он с размаху плюхнулся на толстую задницу и заскользил к краю, перебирая руками.
– Мэддвл ффицин ду! – донеслось до Горчакова уже из наушников.13
Горчаков надвинул на глаза очки и побежал к люку, искренне сожалея, что все его командирские права остались на потерянном корабле. Нет, команда-то его приказов слушаться будет. А вот ученые, тем более инопланетные, вряд ли.
Но об этом он подумает позже.
В прыжке он развернулся, бросив последний взгляд на бот. Тот удалялся томительно медленно, словно Валентин и сам принял боевого коктейля, ускорившего восприятие. Светящийся теплым светом десантный отсек, распахнутая дверь пилотской кабины, синеватый свет двигателей на крыльях…
Воздух ударил, подхватил, закрутил его, бот словно вздернуло вверх, к светлеющему небу и гаснущим звездам.
Он стал капитаном без корабля.
Горчаков сжался, выпрямил тело, ловя поток. Его повело головой вниз. Валентин вытянул руки, согнул ноги, стабилизируясь. Шепнул в микрофон:
– Купол.
За спиной хлопнул и унесся вверх вытяжной парашют. Внизу падали, кружась, темные точки.
– Группа, стабилизация, купол, – скомандовал Горчаков.
Точки под ним отрастили тонкие дрожащие хвостики вытяжных парашютов, на миг превратились в стайку бойких сперматозоидов, несущихся к яйцеклетке планеты – командир даже сам остолбенел от этой ассоциации. Потом Горчакова дернуло, подкинуло вверх, над ним раскрылся купол – и тут же купола начали распахиваться под ногами, распускаться черно-бело-оранжевыми разрывами, будто взрывы зенитных снарядов, пытавшихся достать нежданных пришельцев.
«Это снова пришло», – подумал Горчаков, медленно и тяжело. Мир вокруг был медленным и неспешным, мир вращался вокруг, полный тайных смыслов и неслучайных совпадений. Воздух, холодный и острый, обрел тысячи запахов и вкусов, небо стало чужим, и планета под ним чужой, и он сам не принадлежал себе – восемьдесят килограммов земной органики за сотню световых лет от Земли, ничтожный атом в бесконечной Вселенной, самонадеянный атом, пытающийся объять необъятное. «Это шок, это снова шок, – думал Горчаков, не испытывая ни страха, ни огорчения. – У меня психологическая неустойчивость, это следствие высадки в чужом мире, путешествия в чужую реальность, я не вправе руководить экспедицией…».
Горчаков медленно нащупал зубами язык – и прикусил его, до боли, до соленой крови во рту.
Мир дернулся и вернулся к норме.
– Командир! – раздался в наушниках встревоженный голос Матиаса.
– Красавцы, хорошо идете, – ответил Валентин. Попытался сплюнуть – тонкую нитку кровавой слюны унесло вверх, частично размазав по щеке. – Группа, спуск к точке приземления номер один. Автоспуск.
В наушниках пискнуло – крошечные искины парашютов подтвердили получение приказа. Стропы над головой дрогнули, натягиваясь и распускаясь, изгибая купол. Парашюты внизу тоже закружили по дугам, нацеливаясь на внесенную в память точку номер один – место приземления катеров неварского звездолета.
– Матиас, Гюнтер, держите оружие наготове, – продолжил Валентин. – Огонь открывать в крайнем случае. Учтите, на планете война. Кадеты?
– Все в порядке, командир, – это был Алекс. Молодец, хороший будет астронавт.
– Спуск нормальный! – а это Лючия.
– Тедди? – спросил Валентин.
– Я в порядке! – быстро ответил мальчишка.
Что-то с ним было не то. Валентин еще раз отметил в памяти – поговорить, разобраться. И спросил:
– Двести шесть – пять?
– Слушаю вас, командир Горчаков, – очень официально ответил феолиец.
– Просто проверка, – ответил Валентин. – Уолр? Как вы?
– Прекрасно! – выкрикнул чужой. В голосе и впрямь был неподдельный восторг. – Почему вы беспокоитесь?
– Но ваш вид…
– У меня искусственно созданный психологический сдвиг, командир. Я обожаю открытое пространство!
Валентин вздохнул. Посмотрел вниз еще раз.
И нахмурился. Сказал:
– Персональный канал, Матиас.
– Да, Валя.
– Ты видишь?
– Вижу, – ответил старпом. – Один катер цел, второй догорает.
Они были уже не так высоко, катера неварцев оказались как на ладони. Один целенький, второй – разорванный, дымящийся, с редкими проблесками пламени.
– Разбился при посадке? – предположил Горчаков.
– Надеюсь, – ответил Матиас. – Альтернатива хуже.
Уточнять им ничего не требовалось, они думали об одном и том же. На планете война. Челнок могли сбить при посадке. Может быть, приехал какой-нибудь грохочущий ржавый танк и расстрелял первый? А второй сел, чтобы эвакуировать выживших?
– Это наш единственный шанс, – сказал Горчаков.
– Понимаю, – ответил Матиас. Затейливо выругался по-немецки. Сказал: – Черт, зачем я пошел в космонавты, дурак? Мог бы заниматься семейным бизнесом. У меня дядька держит ларек на склоне Маттерхорна, вот это мое.
– Ты говорил, что твой дядька где-то на Марсе…
Матиас лишь рассмеялся. Сказал:
– У меня много родственников… Scheiß drauf, зато я самый большой дурак! Мы падаем прямо в войну, командир. Я не люблю войну.14
– Scheiße, – ответил Горчаков, – да никто не любит. Матиас, поглядывай на меня, ладно? Что-то меня колбасит слегка, чуть не отключился после прыжка.15
– Яволь, – уже спокойнее, дурашливо ответил Матиас. – Я вообще чуть не обоссался! У меня всего третий прыжок, Валя. Я, оказывается, высоты боюсь!
Они спускались все ниже и ниже.
– Наблюдаю людей у катера, – сказал Гюнтер. И тут же поправился: – То есть разумных.
– Неварцы или местные? – спросил Валентин.
– Не разобрать, – в голосе Гюнтера прозвучала явная тоска. – Ни бинокля, ни нормальных очков…
– Почему в катере не было нормального снаряжения? – сварливо спросил Двести шесть – пять, вклиниваясь в общий канал. – Это крайне безответственно! Я сообщу на Феол о плохой подготовке экспедиции.
Да, к сожалению, снаряжение для высадки хранилось не в боте. Горчаков мысленно проклял всех земных бюрократов, ухитрившихся прописать хранение планетарных костюмов на складе. Никогда и никому не приходилось в панике убегать от сумасшедшего искина на законсервированном боте? Ну и что! Все однажды случается в первый раз. Конечно, костюмы для высадки не были полноценным боевым снаряжением, они не обеспечивали и долгую изоляцию от атмосферы, но, по крайней мере, тактические очки давали бы неплохое увеличение.
Хорошо хоть парашюты и шлемы хранились на самом боте!
– Команда, нас встречают, – сказал Валентин по общей связи. – Я надеюсь, что мы найдем общий язык. Пожалуйста, помните: наш единственный шанс на спасение – сотрудничество.
– У меня даже нет оружия! – продолжал возмущаться феолиец.
Горчаков помедлил мгновение.
– Мои слова касаются как сотрудничества с местными, так и отношений внутри коллектива. Оружие по штатному расписанию имеют командир, первый помощник и офицер специальных систем. На всякий случай напоминаю, что я остаюсь командиром нашей группы со всеми прописанными в Уставе правами.
– Так точно, командир, – сказал Гюнтер, таким холодным и официальным голосом, что собиравшийся что-то еще добавить Двести шесть – пять издал вместо возмущенной тирады булькающий звук и отключился.
Двенадцать парашютов спиралью опускались к чужакам.
Они невольно встали рядом – Анге, Криди, Ян и Адиан, спиной к борту челнока, сжимая в руках оружие. Парашютисты, вначале разлетевшиеся на полнеба, с удивительной, внушающей трепет синхронностью произвели какой-то сложный маневр – и теперь спускались к ним, образовав воронку. Анге вспомнила познавательный фильм про птиц-падальщиков, обитающих в пустынях. Те точно так же кружили над мертвыми или умирающими животными, а потом начинали спускаться, одна за другой, чтобы растерзать добычу…
Анге поежилась. Ассоциация была неприятной.
– Что будем делать, муж мой? – спросила она Криди.
Тот помедлил. А потом, с неожиданной неловкостью в голосе, ответил:
– Не знаю, жена моя нежданная.
Это было неожиданно. Виной ли тому были древние атавизмы, когда решающее слово оставалось за мужчинами, или сам характер их отношений с котом привел к тому, что Анге невольно позволяла ему решать, но сейчас Анге растерялась. Криди словно передал ей подачу, кинул, как мячик в детской игре «Пять слов», и теперь говорить требовалось ей.
– Мы еще можем успеть взлететь, – сказала она.
Криди пожал плечами. И ответил, как будто они и впрямь играли:
– Есть ли смысл избегать встречи?
– Чужой звездолет меня ужасно пугает, – ответила Анге.
– Звездолет на орбите, мы внизу, – Криди нахмурился. – Мы словно в «пять слов» играем!
Анге невольно улыбнулась. Все-таки они с Криди были поистине на одной волне.
– Вверху два чудовищных звездолета, кроме нашего, – сказала она. – Ты прав. Кто бы ни спускался – вряд ли они хотят нас убить. Это куда проще было сделать сверху.
– К тому же, их катер может вернуться и атаковать нас, если мы попытаемся улизнуть, – согласился кот. – Не думаю, что мы сможем удрать или противостоять им в бою.
– Мы прилетели сюда в поисках иного разума. – Анге понимала, что слегка кривит душой: они надеялись найти разум, но в первую очередь – присмотреть планету для экспансии, освоить технику межзвездных перелетов. – И мы его нашли. А тут – еще один разумный вид.
– Как минимум один, – Криди поднял бинокль, посмотрел на парашютистов. – Похожи на тебя размерами. Без сомнения, постоянно прямоходящие; мы, коты, приземляемся на четыре лапы, а их подвеска рассчитана на вертикальное приземление, как у тебя… Что ж, рискнем.
– Объясни нашим друзьям, что стрелять не надо, – сказала Анге. – Они уж как-то очень легко стреляют.
Криди кивнул, повернулся к Яну с Адиан и принялся жестикулировать, перемежая знаки немногими выученными словами, среди которых преобладало «нет».
– Ты хоть что-нибудь понимаешь? – спросила Адиан.
В их паре слабым звеном оказалась она. Нет, Адиан не запаниковала, она все так же крепко сжимала в руках автомат. Но череда событий шла слишком стремительно. Потеря детей, пусть и приемных, но в их народе разница с родными была не столь велика; неожиданное появление второго катера; злобные пришельцы, пытавшиеся убить их друзей; расправа с чужаками; чудовищный по силе выстрел по «их» катеру; убийство хищником пилота; появление еще одного катера; парашютный десант, с невиданной точностью опускающийся им на головы… Она словно перенасытилась происходящим, мозг отказался обрабатывать информацию и делать выводы. Если бы Адиан знала еще о двух кораблях, один из которых был размером с гору, то просто легла бы на землю, глядя в небо и ни на что не реагируя, как поступают на Соргосе умирающие от старости и смертельно раненые.
К счастью, она не знала.
– Хищник просит нас не стрелять, – недоуменно сказал Ян. – Если я не ошибаюсь…
Он приподнял автомат.
– Нет, нет, нет! – прошипел кот. – Не враг. Не друг. Нет, нет, нет.
– Похоже, это не враги, – согласилась Адиан.
– Но и не друзья.
– Он не знает сам, – Ян вздохнул. – Представь, что появились другие чужаки. Мне кажется, он говорит об этом.
– Наша планета жила своей жизнью миллионы лет, – сказала Адиан недоуменно. – Появление одних пришельцев – возможно. А еще кого-то, в то же самое время – нет!
– Может быть, они прилетели, потому что у нас война? – предположил Ян. – Хотят помочь… – он заколебался, но продолжил: – или завоевать.
– Это возможно, – поколебавшись, согласилась Адиан. Забросила автомат на спину, вопросительно посмотрела на кота.
– Да-да, – сказал Криди с явным облегчением. И вернулся к Анге.
Ян автомат убирать не стал. Смотрел на снижающихся парашютистов, хмурился – что-то было не так. Уже различимы были фигуры, похожие и на них с Адиан, и на Анге – две руки, две ноги, голова… Шея покороче, чем у Адиан, зато ноги гнутся, как у пришельцев.
Потом он понял, в чем странность. Самому Яну не доводилось прыгать с парашютом, а вот за прыжками он наблюдал.
Чужаки не управляли стропами! Руки их были совершенно свободны, да и вообще казалось, что они не отвлекаются на парашюты. Но спуск был явно управляемый. Вот, проходя воздушный поток, один за другим парашюты подминали купол, выправляя скорость и направление полета.
Почему-то это обрадовало Яна.
В спуске на парашютах была какая-то скучная старомодность. Нет бы на сверкающих ракетах, или в скафандрах с двигателями, или просто появившись из ниоткуда, но парашюты! Это же так примитивно! Как можно ждать помощи от существ, которые пользуются теми же технологиями?
Оказывается, все было не так просто.
А потом приземлился первый чужак. Немного неуклюже, будто не имея достаточного опыта. Но парашют отстегнулся, едва ноги пришельца коснулись земли, купол уволокло ветром.
Похоже, это была мужская особь. Действительно похожая на жителей Соргоса или на женщину по имени Анге, все-таки физиология двуполых существ имела какую-то обязательную внутреннюю логику. Лицо с четко выраженными глазами, носом, ртом. Заметные уши. Светло-коричневые волосы. Строгий комбинезон с карманами, похожий на военный мундир. На поясе было что-то похожее на кобуру, но в общем и целом пришелец выглядел совершенно не снаряженным для такой высадки. Странно!
Выпрямившись (при касании с землей пришелец упал), он немедленно поднял руки. Помахал ими, видимо, демонстрируя открытые ладони. Опустил. С места не сдвинулся.
Ян решил, что это хороший знак.
Второй приземлившийся был похож, разве что чуть выше ростом и, кажется, без кобуры. Приземлился он аккуратнее, не упал, тоже махнул рукой и подошел к первому.
Все происходило в полной тишине, лишь хлопал на ветру зацепившийся за камни парашют. Потом его сорвало, поволокло к взорванному челноку и втянуло в пробоину. Ян покосился на парашют. Тот лежал в огне и упорно отказывался гореть.
Третий приземлившийся выглядел иначе. Выпуклости на груди – молочные железы? Тогда это самка. Рост ниже, волосяной покров на голове черный, кожные покровы желтовато-коричневые. Половой диморфизм? Или они вообще из разных миров, как Криди и Анге? Третий чужак подошел ко второму, они взялись за руки. Половые партнеры? Друзья? Коллеги?
Ян подумал, что у него сейчас мозги закипят от попыток понять происходящее. Что же им делать, когда приземлятся все чужаки? Как пытаться наладить контакт? Как договариваться хотя бы на самые простые темы? Зачем они пришли, чего они хотят? Пройдет несколько дней, прежде чем они смогут объясниться на самые простые темы…
Приземлился четвертый чужак. Видимо, тоже женская особь, судя по фигуре. Но кожа почти белая, а волосы – удивительно яркие, красно-рыжие! И вела она себя как-то иначе, приземлилась с удивительной грацией, пошла не к товарищам, а прямо к челноку, беззастенчиво разглядывая всю их четверку. Неужели она самая главная? Похоже, не только на Соргосе существует цветовое разделение разумных существ!
Четвертая особь открыла рот и заговорила – непонятно, но очень похоже на те звуки, что служили речью Анге и Криди. Судя по их реакции, они ее поняли – Анге вскрикнула, Криди напрягся. Потом особь перевела взгляд на Яна и Адиан. Моргнула, на удивление медленно, будто что-то в ней переключалось. И сказала – четко, без малейшего акцента, Ян готов был бы поклясться, что это обычный материковый язык, вот только начисто лишенный особенностей, даже не понять, черные или рыжие говорят…
– Мы пришли с миром. Не бойтесь нас, мы никому не причиним вреда и сами находимся в беде. Вы можете звать меня Странница или Гостья. Только я знаю ваши языки, поэтому я говорю от имени всех нас.
– Да чтоб мне умереть одной в пустыне… – выдохнула Анге.
– Никто не должен умирать, – ответила Странница. Опять замедленно мигнула, и Ян снова подумал, что это признак какого-то внутреннего процесса, переключения работы мысли. И ее лицо изменилось, будто все мимические мышцы пришли в движение, причем противоестественное и управляемое. Напряглась кожа над глазами, едва заметно и асимметрично сдвинулись уши, все лицо приобрело легкую асимметрию, подбородок подался вперед, губы вытянулись… Печаль, боль – все это было на лице Странницы, все читалось легко и понятно для любого жителя Соргоса. – Мы все однажды умрем, и каждый умрет в одиночку. Но не надо с этим спешить.
Ян понял, что проблем с коммуникацией у них больше не возникнет.
А еще, что существо, способное при чужой физиологии так четко показывать свои эмоции, будет и их чувства читать как открытую книгу.
Когда вслед за Странницей приземлись еще два чужака, явно принадлежащих к другим биологическим видам, Ян почти не удивился.
Их маленькая планета неожиданно стала популярной.
Горчаков не так представлял себе этот миг.
Они высадились успешно – никто не сломал рук или ног, никого не уволокло парашютом в догорающий катер неварцев. Ни Уолра, от природы никак не предназначенного для таких забав. Ни спускавшихся вдвоем Тедди и Лючию.
И пальбу по ним местные не открыли.
Но вот все остальное было уже не торжественным мигом первого контакта, а безумным карнавалом.
Он стоял рядом с Ксенией, Уолром и Двести шесть – пятым. Четверо представителей цивилизаций Соглашения, которые должны были засвидетельствовать факт успешной межзвездной экспедиции Невара. Им не полагалось высаживаться на планету и уж тем более встречаться с чужаками. Это было дело дипломатов и политиков, которые собрали бы все сливки с редчайшего события. Делегация неварцев, и «детей солнца», и кис, была бы торжественно принята на гигантской станции Соглашения у лишенной планет звезды Кан. Там, вытаращив глаза и преисполнившись восхищения, те подписали бы официальные бумаги о вступлении (и в целом поступили бы правильно – Соглашение приносило своим членам, особенно отсталым, куда больше пользы, чем проблем).
Но обстоятельства сложились иначе.
По сути именно они четверо (Ауран и, особенно, Халл-1 очень обидятся, но что поделать), представляли сейчас Соглашение. Право на это у них было – первый контакт могли осуществлять представители «двух третей членов Соглашения». Но и перед ними были не представители властей Невара, а обычные космонавты. Да еще и две «лошадки» Соргоса! Им, при самых благоприятных условиях, которых уже нет и не будет, до Соглашения сотни лет развития!
Но выхода не было.
– Переводи, Ксения, – сказал Валентин. То, что Третья-вовне знала языки Невара и Соргоса, оказалось неожиданной, но приятной новостью. – Ты сможешь переводить сразу для всех?
– Только говорите кратко, командир, – попросила Ксения.
– Я тоже знаю языки Невара, – кротко сказал Уолр. – Готовился к полету. Но времени было мало, и у меня ужасное произношение. А на языках Соргоса я говорю постыдно плохо…
– Я сама переведу, – повторила Ксения.
Горчаков вздохнул.
– Мы – представители четырех цивилизаций, живущих у разных звезд.
Ксения быстро проговорила что-то на неварском, Горчаков даже не понял, это язык гуманоидов или кис. Потом, в еще более быстром темпе, произнесла то же самое на тонком певучем языке Соргоса.
Горчаков заговорил дальше, делая короткие паузы между фразами.
– Всего нас шесть цивилизаций, объединенных Соглашением о Взаимной Пользе.
Именно так полностью звучало наименование Соглашения.
– Мы прибыли сюда с миром, чтобы предложить вам войти в Соглашение.
Ксения перевела, бросив на него мимолетный взгляд. Горчаков кивнул. Да, он не собирался говорить всю правду и объяснять, что предложение предназначалась лишь неварцам.
– На орбите вашей планеты мы были атакованы неизвестным кораблем и вынуждены бежать. Наш звездолет потерян.
Кот что-то отрывисто произнес. По мнению Валентина, он скорее походил на снежного барса, если бы тому вздумалось встать на две лапы и нацепить короткую юбку, да еще у него был на удивление короткий хвост. На женщину Горчаков старался вообще не смотреть. Очень трудно смотреть на того, кого ты убил, пусть и в другой реальности.
Ну почему, почему они пересеклись снова? Слова Примы о квантовой взаимосвязи Валентина не утешали.
– Что с нашим кораблем?
– Не знаю, – честно ответил Горчаков. – Он цел, мы не наблюдали утечек воздуха, энергетический фон прежний. Но ваш корабль не подает сигналов. Мы боимся, что экипаж мог пострадать.
Кот и женщина переглянулись.
– Вас атаковала цивилизация, превосходящая вас, – перевела Ксения слова кота. – Вы – союз шести цивилизаций, значит, живете как минимум в шести звездных системах.
Горчаков не стал уточнять, что кот ошибся на два порядка.
– Мы по сравнению с вами – беспомощные дети, – продолжала переводить Ксения. После перевода для Валентина она очень коротко говорила что-то соргосовским лошадкам. Как у нее мозги-то выдерживают, все языки были совершенно разные по фонетике! – Мы сочувствуем вам, но мы еще слабее. И я не стану врать. Мы отступники, мы убежали с корабля…
Ксения замялась, потом уточнила:
– Да, наверное, «отступники». Это сложное слово, но по контексту…
Кот заговорил снова, и Ксения продолжила перевод:
– Нас пытались задержать, была схватка, мои когти в крови. Эта несчастная планета еще примитивнее, на ней идет ядерная война. Какую помощь вы ждете?
– У вас есть катер и корабль на орбите, – честно сказал Валентин. – Если мы доберемся до вашего корабля и сможем им управлять, то помощь придет.
– Предлагаете лететь к вашим планетам? – перевела Ксения слова женщины.
Валентин сглотнул и посмотрел той в глаза.
– Нет. В вашей звездной системе есть наш наблюдательный пост. Достаточно вернуться. Подбросите до самой дальней планеты?
Женщина и кот переглянулись. И начали хохотать. У женщины смех был почти человеческий, у кота – фыркающий, но тоже узнаваемый.
– Они смеются, – пояснила Ксения. А потом перевела слова женщины: – У нас есть сумасшедшие, которые верят в таинственных наблюдателей, прячущихся на окраине системы. Их высмеивают.
Заговорил кот.
– Спрашивает, почему мы покинули свой катер, – сообщила Ксения.
– Мы не уверены, что он уцелеет… – начал Валентин.
И в этот миг, словно дожидалось его слов, небо запылало.
Конечно, виной всему была безумная ионосфера планеты.
Когда десантный бот, весом более семидесяти тонн покоя, в долю секунды превратился в плазменный шар – перегруженная магнитосфера Соргоса отреагировала такой иллюминацией, по сравнению с которой северные сияния Земли выглядели бы гнилушкой в темном лесу. Вначале небо затянула ячеистая белая сеть, с которой стекали вниз полотнища разноцветного пламени. Потом сеть разорвало на отдельные фрагменты, трепещущие над землей будто флаги неведомых стран. В довершение всего вспыхнули целые полосы, извивающиеся будто щупальца и медленно оседающие вниз.
Светопреставление завершилось ровным багровым сиянием, охватившим все небо.
Люди и чужие невольно сбились в маленькую толпу, поближе к катеру, с ужасом и восхищением глядя вверх. Даже Матиас, изучивший когда-то особенности полярных сияний Соргоса и с успехом их использовавший, был потрясен.
– У нас больше нет катера, – сказал Валентин.
Ксения перевела его слова, не отрывая взгляда от неба. Тедди с ужасом посмотрел на командира и сказал:
– Он все-таки снял блоки… извините…
– Спасибо, парень, что они продержались так долго, – ответил Валентин.
А над багровым сиянием финальным аккордом воссияла звезда. За ней – вторая. Звезды растянулись сверкающими линиями, вокруг затрепетали радужные полотнища.
Те самые «крылья ангела», побочный эффект ухода в кротовью нору, которые так давно – и так недавно, остановили готовую начаться войну.
Только теперь ангелов было два, и крылья их сияли над мрачным, багровым небом не призывом к миру, а грозным предвестником мести и наказания.
Никто из них сейчас об этом не думал, но первая ядерная война на Соргосе только что завершилась.
В горных отрогах Большого Западного хребта, где подземный завод каждую неделю собирал две новые боеголовки, в приморских пещерах Большого восточного залива, где почти такой же завод ухитрялся производить заряд каждые два дня, все еще кипела работа. Остатки армий маневрировали, атаковали и оборонялись, стремясь находиться рядом с чужими городами и тем прикрыться от ядерной атаки. Гарнизоны уцелевших городов каждый день расстреливали и вешали мародеров и бандитов. Беженцы все так же растекались на степных просторах, предпочитая дикую, полную лишений жизнь творящемуся в городах кошмару.
Но небо над Соргосом стало цвета крови и багровое сияние озаряло планету три дня и три ночи. Растаяли «крылья ангелов», а небо горело и горело темно-красным огнем.
«Твен» и чужак, улетая из системы, остановили войну.
Мужчина-абориген (имя его звучало совсем по-человечески – «Ян») что-то спросил. Ксения перевела:
– Крылья в небе… это от двигателей межзвездного корабля?
– Ты прав, – сказал Валентин. – Именно так.
Ян кивнул. Он выглядел немного расстроенным – видимо, ему хотелось верить в божественную природу небесного фейерверка.
Заговорил кот.
– Это очень впечатляет, – перевела Ксения. – Я вижу, что мы имеем дело с дьявольскими силами и божественными технологиями. Мы лишь жалкие жучки, копошащиеся под вашими ногами.
Вообще-то кот не производил впечатления существа, считающего себя «жалким жучком». Валентин посмотрел на него с любопытством. Пожалуй, это был самый интересный и неоднозначный чужак из всех. Блин, ну почему людям не повезло, и где-нибудь на Марсе не обитали подобные существа?
– Поэтому я хочу задать вопрос, – продолжала переводить Ксения. – Зачем нам вмешиваться в ваше сражение? Мы можем лишь привлечь внимание могущественных врагов и принести опасность в свой дом. Если вы захотите забрать наш катер – что ж, мы не сможем вам помешать. Но я бы предпочел прожить жизнь рядом с любимой женщиной… – тут Ксения осеклась и с удивлением посмотрела на Анге, но продолжила: – а не погибнуть у нее на глазах. В чем наш интерес?
Валентин помолчал, собираясь с мыслями. Потом сказал:
– Я ничего не могу вам предложить. Не от меня зависит, примут ли вас в Соглашение. Даже если мы здесь погибнем – это ничего не изменит. А опасность огромна. Мы считаем, что наш противник на протяжении как минимум тысяч лет вмешивается в развитие иных миров. И война на этой планете вызвана ими. И в вашу историю они влезали. Вы не знаете того, но миры «детей солнца» и кис воевали между собой…
Кот зарычал.
Валентин замолк.
Кот взревел, обнажая острые зубы.
С огромным трудом Горчаков удержался от того, чтобы потянуться к кобуре.
Рык закончился быстрой, как скороговорка, речью.
– К чему были все разговоры, глупая обезьяна? Это моя война!
Челнок был перегружен. Никто из неварских инженеров и помыслить не мог, что в него набьются семнадцать особей, да еще и представляющие семь различных разумных видов.
Запас тяги позволял взлететь, система жизнеобеспечения должна была выдержать короткий полет (хотя, по подсчетам Анге, к моменту стыковки содержание углекислого газа могло подняться до уровня физического дискомфорта).
Труднее было обеспечить нормальную фиксацию при взлете. В катере было лишь два кресла пилотов и шесть кресел для пассажиров, причем разместиться в них по двое не было никаких шансов.
А еще у Горчакова были нехорошие предчувствия о втором, разрушенном катере. Криди заявил, что система заглушила реактор, но внутри продолжался пожар, а ни одна, самая надежная защита реактора такого не любит. Поэтому Валентин торопил всех, заставляя и чужаков, и своих искать выход из ситуации. Катер мог взлететь плавно, но для выхода на орбиту неизбежно переходил в вертикальный полет с перегрузками до трех G.
В итоге кресла пилотов заняли Криди и Анге, следом за ними разместилась Ксения, как единственный переводчик, рядом с ней Уолр – вследствие его габаритов и из уважения к Халл-3, еще два ряда заняли Мегер и Мейли (Горчаков, как русский, придерживался старомодных взглядов на женский пол), а два последних кресла – Соколовский (в силу возраста) и Гюнтер (Горчаков, опять же в силу происхождения и воспитания, считал, что в такой нестандартной ситуации вооруженный член экипажа должен занимать удобную для стрельбы по пилоту позицию).
Все остальные, включая кадетов и аборигенов Соргоса, стояли у переборки, отделяющей пассажирский отсек от двигательного. Где-то там, за их спинами, варил свою радиоактивную кашу маленький ядерный котел, и даже наручные часы капитана высветили предупреждение о повышенном радиационном фоне.
Не слишком опасном, если вдуматься.
Но Горчаков впервые в жизни подумал, что традиция замораживать сперму и яйцеклетки курсантов перед первым полетом – очень здравая.
Было тесно. Очень тесно, они стояли плечом к плечу. Справа от Горчакова оказалась женская особь с Соргоса, которую звали Адиан. От нее пахло сухим сеном и мокрой лошадью – черт побери, ну а чем же еще от нее могло пахнуть? За ней стоял мужчина (или лучше сказать конь?) с земным именем Ян. Парочка негромко разговаривала, потом Ян дал своей подруге что-то вроде кусочка прессованного табака, и они дружно принялись жевать. Запахло эфирным маслом и полевыми цветами. Горчаков был против того, чтобы брать аборигенов на борт, но Ксения настояла на этом.
С другой стороны стояла Лючия, и это было гораздо приятнее, и по запаху, и по ощущениям. Лючия о чем-то тихо шепталась с Тедди – видимо, совместный прыжок на одном парашюте поспособствовал их отношениям.
Челнок вздрогнул и начал плавно подниматься в воздух. Стоящий за кадетами Двести шесть – пять негромко произнес:
– Я оцениваю шансы на удачную стыковку как весьма высокие. Но в целом шансы на наше выживание не превышают двух-трех процентов.
Странно. Раньше феолийцу не было свойственно так вот, процентами, измерять будущее.
– А что ты скажешь о наших новых спутниках? – спросил Валентин. Они набирали высоту, постепенно переходя в горизонтальный полет, и делать пока было совершенно нечего.
– Почему вас интересует мое мнение, командир? – Двести шесть – пять повысил голос, перекрикивая рев турбин. Суденышко неварцев оказалось ожидаемо шумным.
– Вы – созерцатель агрессии. Считаете ли вы их опасными?
– Непременно! – ответил Двести шесть – пять. – Травоядные разумные виды изначально жестоки, поскольку у них не выработаны эволюционные механизмы сдерживания агрессии. Хищники, тем более охотящиеся из засады, подобно уважаемым кисам Невара, склонны долгое время сдерживать свои эмоции, а потом выплескивать их самым резким образом. Что же касается женщины-гуманоида с Невара… Тут все еще сложнее, командир. Быть может, вы не в курсе, но она отверженная в своем обществе. Почти все «дети солнца» рождаются парами, тесная эмоциональная связь с близнецом – необходимая часть социализации. У этой девушки не было пары. Она живет в жесточайшем стрессе, она изгой и объект презрения, насмешек, в лучшем случае – оскорбительного сочувствия. Именно поэтому она отправилась в космос, именно поэтому выбрала половым партнером кота с другой планеты, который практически несовместим с ней физиологически.
– Половым партнером? – поразился Валентин.
– Посмотрите на их движения, касания, взгляды. Это очевидно. Восемьдесят пять – девяносто процентов за то, что они практикуют секс.
Валентин снова отметил и странную манеру обосновывать свою позицию, и холодный равнодушный голос Двести шесть – пять. И вдруг у него возникло неприятное подозрение. Он спросил:
– Уважаемый Толла разделяет ваше мнение?
– К сожалению, уважаемый Толла не пережил прыжка, – так же спокойно ответил феолиец. – Я ударился головой, покидая аппарат, а Толла слишком далеко высунулся из черепной полости. Он хотел увидеть прыжок своим глазом, но удар был силен и его выбросило вниз.
– Так он погиб? – воскликнул Валентин.
– Вероятно. Падение с большой высоты трудно пережить даже легкому организму. Впрочем, учитывая крайнюю эмоциональность наших симбионтов, Толла должен был погибнуть еще в воздухе, осознав неизбежность смерти.
Кто-то ахнул – кажется, Ксения. Лючия, занятая разговором, пропустила слова феолийца мимо ушей.
– Мои соболезнования, Двести шесть – пять, – сказал Валентин.
– Спасибо. Его гибель не принесла мне интеллектуальных потерь, но почти полностью лишила эмоций.
Феолиец помолчал и добавил:
– Да, я должен сказать, поскольку вы все равно зададитесь этим вопросом… Без симбионта наш вид становится крайне прагматичным. Если создастся ситуация, в которой мне для выживания потребуется пожертвовать кем-то из вас, я сделаю это без колебаний. Разумеется, в этом нет ничего личного! Пока союз с вами будет полезнее, я останусь все тем же верным членом коллектива, в некоторых ситуациях даже способным на героизм и самопожертвование.
– Сразу после посадки ты не казался лишенным эмоций, – заметил Горчаков.
– Разумеется! Это шоковая реакция на потерю симбионта. Гормоны, которые выплеснулись в мою кровь при разрыве контакта, вызвали раздражительность и агрессивность. На родине в такой ситуации мы немедленно ищем нового симбионта, но здесь это невозможно. Мне придется некоторое время жить, стараясь заменить чувства логикой.
– Мне очень жаль, – сказал Горчаков, хотя и понимал, что для феолийца сейчас эти слова – пустой звук.
Челнок закончил разгон и начал медленно задирать нос в небо.
До взрыва реактора в поврежденном катере оставалось меньше часа, но про это никто из них так и не узнал.
Самым удивительным для Яна было то, что он не боялся и не удивлялся. В нем будто сработал предохранитель, отключив лишние чувства. В какой-то миг, между известием о том, что они с детьми все-таки разминулись, и парашютным десантом из инопланетян, он стал смотреть на мир совершенно иначе. Ну, словно новобранец, который в конце тяжелого дня впервые закинул в рот хорошую порцию травяной жвачки и присел, задумчиво глядя в закат.
Кстати, о жвачке…
Ян достал порцию Адиан, порцию себе. Они стояли – кресел в космолете на всех не хватило – у кормовой стены кабины. Дальше, наверное, были двигатели, топливо, запасы кислорода для дыхания… Ян понял, что плоховато представляет, как должен быть устроен космолет. Ходили слухи, что и черные, и рыжие уже запускали секретные космолеты, но это могло быть и слухами, и специально запущенной дезинформацией. Так что, может быть, в довершение всего безумия, они с Адиан станут первыми космонавтами Соргоса!
– Мы – первые представители нашего вида, которые покинут родную планету, – сказала Адиан. Они думали об одном и том же, как в пословице: «Жвачку разделил, мысль соединил».
Хотя на самом деле, конечно, Ян и Адиан и без того смотрели на мир одинаково.
– Может быть, – согласился Ян. – Но этого никто может и не узнать.
Космолет летел все выше и выше, задирая нос в небо, они уже не стояли, а лежали на спине. Перегрузка давила, но не слишком сильно – космолет поднимался куда более плавно, чем ракеты на Соргосе. Видимо, их двигатели могли работать дольше и не требовали скоростного выбирания из гравитационного колодца. Небо в иллюминаторах снова начало темнеть. Вначале Ян подумал, что они несутся так быстро, что опередили рассвет. Потом вспомнил фотографии со спутников – небо в космосе всегда черное.
– Разумные разных видов… – сказала Адиан. – Так удивительно. Небо оказалось полным жизни, как раз тогда, когда земля стала полна смерти.
– Но они тоже воюют, – напомнил Ян.
– Наверное, это неизбежно, – признала Адиан. – Тебе не страшно?
– Нет, – ответил Ян, подумав для порядка. – Словно жизнь уже кончилась. И началась другая.
Дальше они молчали. Адиан энергично жевала, пытаясь отвлечься от запаха инопланетного командира, стоящего (нет, сейчас уже лежащего) рядом. От того пахло хищником и, неожиданно, мужчиной. Удивительно, оказывается все мужчины пахнут похоже, даже инопланетные.
Кресло Ксении было как раз за спиной кота. Ну, если говорить откровенно, то даже не за спиной, перед ней размещалась пушистая задница с обрубком хвоста и свисающей юбкой. Сейчас, когда челнок взлетал вертикально, Ксении открылись самые интимные части тела неварца.
Если честно, то это было смешно, как и все, относящееся к биологии и физиологии этого вида.
Но как бы забавно ни выглядел кот с такого ракурса, Ксения была восхищена его мастерством пилота. Примитивнейший компьютер челнока (назвать его Искином было просто невозможно) вел челнок по траектории сближения с кораблем. Но челнок был перегружен, точную массу никто не знал, гравитационный профиль планеты, как и характеристики ее атмосферы тоже были известны весьма условно. Коту приходилось постоянно вносить коррективы в траекторию, опираясь на расхождение реального и рассчитанного курса, причем судя по индикаторам – и реактор, и системы жизнеобеспечения работали на пределе. Даже запас рабочего тела двигателя был опасно мал.
А ведь кот, насколько Ксения знала, был не профессиональным пилотом, а инженером.
В первые минуты Ксения, глядя на индикаторы, вызывала из памяти те знания о космонавтике Невара, которые были ей доступны. К счастью, скорее из упрямства, чем из реальных опасений, она запомнила немало этой необязательной информации.
Потом, уже понимая происходящее, Ксения ожидала ошибки пилота, готовая вышвырнуть кота из пилотажного кресла и занять его место.
Для Криди, как и для всех остальных в челноке, явилось бы большим откровением то, что она легко могла это сделать.
Но теперь, убедившись в профессионализме кота, Ксения просто наблюдала за ним. Скорее всего, он справится лучше, чем она. И тогда они смогут попасть на борт «Дружбы».
Что будет дальше – оставалось загадкой.
Она не знала, жив ли экипаж.
Функционирует ли корабль.
Смогут ли они вернуться к Невару.
Все ли в порядке на станции – ведь Марк прекрасно знает ее расположение и вместе с кораблем Стирателей способен нанести сокрушительный удар.
Но все это надо будет решать в рабочем порядке.
Сейчас важно достичь корабля, а лучше всего это может сделать Криди.
Больше всего Криди боялся, что его обманули.
На самом деле это чувство было с ним с самого детства. Когда ему, еще даже не подростку, а котенку, рассказали про древнюю историю войны с «детьми солнца» – он не поверил. Он любил гуманоидов – как и все вокруг, обожал смотреть их анимационные фильмы, в которых котята и детеныши гуманоидов непременно были друзьями, переживали массу увлекательных приключений и выручали друг друга из неприятностей. Конечно, в жизни бывало всякое, он знал об этом, но преступления случались без всякой видовой привязки. Были скверные коты, были противные «дети солнца». Это были частности.
И вдруг ему рассказали, что их маленький септ, входящий в уважаемый, но тоже не слишком большой клан, является Помнящими.
Хранителями древней тайны.
Он не верил. Он просил дядю, открывшему тайну, сказать, что это шутка.
«Если ты хочешь умереть обманутым, но счастливым – ответил дядя, – то я согласен. Это была шутка. Я рассмеюсь, и ты поверишь, заставишь себя поверить».
Маленький Криди всерьез задумался над ответом. А потом покачал головой. Нет, он не хотел умереть обманутым, даже если это цена счастья.
Потом ему показали древние руины, погребенные под многометровым слоем породы. Сломанные механизмы тысячелетней давности. Боевые машины, давным-давно не работающие. Письмена, записанные странным архаичным шрифтом.
Маленький Криди по-прежнему подозревал взрослых в обмане или заблуждении.
Он проверял сказанное. Пытался найти несоответствия и нестыковки. Даже сам вел раскопки, причем не в тех местах, что были обозначены в тайных записях Помнящих, а в тех, что сумел вычислить сам.
Все сошлось.
На их планете была древняя развитая цивилизация, которая несколько лет вела отчаянную войну с пришельцами. Пришельцы нанесли непоправимый урон, но были отброшены, а их планета – столь же безжалостно атакована. С обеих сторон выжили немногие.
Время исказило память потомков, превратило военные хроники в легенды, а военачальников – в богов и демонов.
Но кое-что осталось, и он это увидел. Рисунки. Фотографии. Даже одна чудом сохранившаяся движущаяся запись, странный артефакт из прозрачного кристалла, сразу и камера, и проектор, прокручивающий по кругу одну и ту же ужасающую запись: массовую казнь мятежного клана.
Он поверил. Точнее – смирился с реальностью.
Была война. Память о ней жива. «Детям солнца» верить нельзя.
То, что когда-то случилось, повторится снова.
И к этому надо спокойно и ответственно готовиться. Развивать технологии. Делать убежища. А в идеале найти другую планету, в другой звездной системе, и создать там колонию, ковчег, где его вид сможет спокойно развиваться.
Криди начал учиться. Он должен был быть лучшим во всем. В древние времена он старался бы стать воином. Но теперь сила была не в быстроте движений или умении владеть оружием (этому, впрочем, он тоже учился). Сила была в знании, и Криди погрузился в учебу.
Но он рос, и его тело тоже росло, начиная требовать секса (с этим справиться было несложно – Криди был красив, и кошки с удовольствием откликались на его зов) и любви.
С любовью все было гораздо хуже.
Он не нашел свою любовь среди членов септа.
Он не мог позволить себе полюбить чужую кошку, ничего не знающую о страшной правде, ничего не помнящую.
Любовь – это полное доверие, это раскрытие душ. Может быть, так было не для всех кис, и не для всех «детей солнца». Но Криди иначе не мог.
Он смирился. Он решил, что его любовью станет родина. Вся планета, весь его вид. Только так он сможет хранить тайну и целиком отдаться делу своей жизни.
А потом, уже на стройке «Дружбы», появилась Анге.
Да, так уж получилось, что гуманоиды были привлекательны для фелиноидов – и наоборот. Тем чудовищнее была древняя война, тем ужаснее непроизвольная симпатия. Ирония природы – секс, однако, был практически невозможен, физиология делала его не просто бессмысленным, но еще и опасным для гуманоидов.
Криди решил, что в силу этого придерживаться дружелюбных и даже слегка игривых отношений с женщиной – безопасно. Он будет демонстрировать свою страсть к самке, которой никогда не сможет обладать. Его будут считать слегка смешным, но никогда не заподозрят в нем человеконенавистника.
Он и сам не заметил, как влюбился. Как игра перешла в настоящее чувство. Как оно вспыхнуло в Анге.
Криди метался от восторга к отчаянью, от восхищения к отвращению, от любви к ненависти. Он выполнял все то, что должен был выполнять, но он оказался единственным агентом Помнящих на корабле, и Анге стала единственной отдушиной.
Когда она застала его за установкой бомбы (Криди следовал протоколу, готовый и шантажировать экипаж, и взорвать корабль, еще не зная окончательно, как поступит), он почти сошел с ума. Едва не убил ее.
Потом были бегство и посадка. Катастрофа. Встреча с аборигенами. Примирение. То, что он вообще считал невозможным, – секс. А дальше все понеслось, словно в детской анимации, – арест, чужой корабль, схватка, появление чужаков.
И новая страшная правда, которая объясняла все и списывала все взаимные обиды.
Они не виноваты.
Никто не виноват – ни «дети солнца», ни кисы.
Их стравливали между собой, как и другие цивилизации в галактике.
Некая злобная и невероятная сила (Криди помнил чудовищных размеров корабль на экране радара) походя решала судьбы цивилизаций, заставляла их убивать друг друга. Если так – то все изменится. Нет нужды ни в фальшивой дружбе, ни в затаенных интригах. Есть общее горе, которое нужно оплакать, есть общий враг, которого нужно уничтожить.
Если, конечно, все это правда.
Если чужаки не врут.
Внутренне Криди был готов ко всему – к своей гибели, к смерти Анге, даже к новой войне и гибели всей цивилизации. Он увидел звезды, он вступил на поверхность чужого мира и воочию увидел там то же самое, что когда-то творилось на его планете.
Жизнь такова, она немыслима без смерти.
Но Криди очень не хотелось умирать обманутым.
И сейчас он делал почти то же самое, что и тридцать с лишним лет назад, когда раскапывал в диких джунглях останки древнего города. Другие – не знающие правды – сочли их свидетельством языческого культа тысячелетней давности, циклопическим храмом (к смущению ученых – построенного из чего-то, напоминающего бетонные блоки). Криди же понял, что развитая цивилизация его народа и впрямь существовала. Криди получил подтверждение и принял правду.
Сейчас ему нужно было подтвердить или опровергнуть слова чужаков.
Он выводил челнок на эллиптическую орбиту, которую земляне назвали бы «гомановской орбитой». У кис эта орбита сближения называлась «двойным прыжком», но небесная механика всегда остается небесной механикой. Будь ситуация чуть проще, Криди использовал бы гиперболический переход, выбираясь из гравитационного колодца планеты куда быстрее. Но у него не было резерва рабочего тела, а система жизнеобеспечения пока еще тянула нагрузку.
Облегчало ситуацию только то, что «Дружба» не совершала никаких маневров после спуска челнока, и ее траектория была заложена в компьютере. После некоторых колебаний Криди выбрал двухвитковую схему.
Неожиданностью для него стало то, как отреагировали чужаки на самую обычную невесомость.
Аборигены Соргоса, как он и ожидал, испытали весь положенный новичкам набор чувств: от легкой паники, когда перегрузки сменились ощущением падения, до экстаза. И паника, и экстаз сопровождались приступами тошноты; хорошо хоть, что пока никто не наблевал в воздух.
А вот разношерстная компания пришельцев вела себя совсем иначе. Невесомость их не удивила, переносили они ее совершенно спокойно (значит, испытывали раньше). Но при этом на их лицах читалось и быстро прошедшее недоумение, и совершенно неподдельное веселье. Так ведут себя взрослые, когда случайно оказываются втянутыми в детскую игру – полузабытую, но вызывающую приятные воспоминания.
Что же касается трех особей, которых Криди определил как «котят», те явно были в восторге. Они даже принялись перебрасываться кусочками какой-то пищи, стараясь поймать ее ртом – пока командир не смерил их суровым взглядом и не сказал что-то укоризненное.
Так что же: в повседневной жизни они невесомости не испытывали? Их корабли обладают искусственной гравитацией, и не тем ее подобием, что на «Дружбе», а настоящей?
Это было потрясающим прикосновением к будущему. К миру, в котором корабли летают между звездами, словно самолеты между городами. К путешествиям, открытиям, технологиям.
Если, конечно, их не обманули. И если они справятся с опасностью.
Криди задавил в себе вспыхнувшую яркой звездой зависть. Какими бы они ни были умными и сильными, сейчас пришельцы зависят от него…
Он вывел челнок к «Дружбе» практически идеально, даже с приличным остатком рабочего тела и не перегруженной системой жизнеобеспечения. До корабля оставалось меньше трех тысяч глан, он был виден и на радаре, и через иллюминаторы кабины.
Жилое кольцо вращалось, навигационные огни светились. Не работали радиомаяки, но они были отключены намеренно, чтобы не демаскировать корабль для обитателей планеты. В то же время радары и лидары действовали, по челноку периодически пробегали лазерные импульсы и радиоволны.
Их видели, но не реагировали.
Криди овладели самые мрачные предчувствия.
Он приближался к «Дружбе», непрерывно требуя связи и включения причальной программы. Реакции не было, но челнок мог пристыковаться и самостоятельно, в аварийном режиме, на тренировках Криди делал это несколько раз. Ориентируясь на проблесковые огни и ретрорефлекторы причальной зоны, он сблизился с «Дружбой» до расстояния в полсотни глан. Синхронизировал челнок с вращением кольца, ввел его вовнутрь, между кольцом и корпусом, после чего повернулся к Ксении.
Женщина, говорящая на его языке, смотрела на него.
– Ксения, – сказал Криди. – Я привел челнок к нашему кораблю. Мы не сможем завести челнок в ангар без помощи экипажа, но для таких случаев предусмотрен люк внешней стыковки.
– Я вижу, – ответила та. У нее был удивительный голос, не совсем кошачий, но при этом без малейшего акцента. Даже «дети солнца», с рождения жившие среди котов, говорили с легкой приятной неправильностью, некоторые звуки они произносили по-своему. У чужой особи, очевидно, было иное строение глотки и голосовых связок. Может быть, это следствие специальной хирургии, изменения тела?
– Я не получаю ответа с корабля, – повторил то, что его тревожило, Криди. – Это тяжелая мысль, но, скорее всего, наш экипаж мертв. Безопасно ли будет высаживаться? На челноке есть лишь два легких скафандра.
– Не думаю, что внутри нас ждет биоугроза, – ответила Ксения. – Перед бегством мы зафиксировали поток излучения, направленный на ваш корабль. Но это не вирус и не жесткая радиация. Это что-то, действующее непосредственно на живые организмы.
– Подло, – сказал Криди коротко.
– Да, – согласилась женщина.
Криди вздохнул и вернулся к пульту. Положил лапы на джойстики.
Челнок ожил, легкими толчками стал приближаться к причальной площадке. Исполинское кольцо жилых отсеков медленно вращалось вокруг неподвижного основного корпуса, челнок подкрадывался к кольцу.
– Мне очень жаль, – сказала Ксения.
Криди помедлил и ответил только тогда, когда опоры челнока вошли в стыковочные карманы.
– Я верю.
Технологии неварцев вызывали у Валентина одновременно и восхищение, и сочувствие.
Они ухитрились достичь серьезного прорыва в физике высоких энергий и структуры пространства, что привело к созданию джамп-привода и планетарных кораблей с ядерным двигателем. На Земле подобные технологии возникли лишь к середине двадцать первого века.
А вот все остальное выглядело скорее ровесником «Союзов» и «Аполлонов». Компьютерные системы – как в конце двадцатого века, материалы челнока – словно времен «Шаттла», на межзвездном корабле вместо искусственной гравитации использовалось вращающееся кольцо жилых отсеков.
Бесспорно, развитие каждого мира, изолированного в рамках своей системы, шло своеобразным путем.
Бывали миры, где ядерные двигатели появлялись раньше двигателей внутреннего сгорания.
Иногда компьютеры изобретали раньше книгопечатания (которое в таких случаях не возникало вообще).
Порой вполне развитая и процветающая цивилизация исхитрялась не развить целую науку – химию, к примеру, или географию. Количество планет, обитатели которых всерьез считали свой мир плоским, исчислялось десятками, если не сотнями. Иногда они даже запускали космические корабли, обнаруживали истинную природу своего мира – после чего население впадало в истерику и боялось выходить из домов, чтобы не скатиться по шару
Нет, наверное, Валентин был все-таки неправ и должен был это признать. У неварцев был серьезный провал в компьютерной сфере, но все же не фатальный. Они каким-то образом ухитрялись выжимать куда больше из старой доброй механики, электротехники и ядерной физики.
Ну и из собственной подготовки, конечно же.
Вот и сейчас, наблюдая за виртуозной стыковкой с кораблем, Валентин испытал восторг. Это была работа, достойная первых земных космонавтов, садившихся на Луну или стыкующихся с неработающими орбитальными станциями.
После того, как челнок коснулся вращающегося жилого кольца (Горчаков не смог понять логику неварцев, устроивших аварийный стыковочный отсек на внутренней стороне движущегося кольца, но, честно говоря, особой логики в этом и не было – подобный режим стыковки просто никогда не рассматривался всерьез), наступил краткий момент ожидания. «Дружба» хоть и не была обесточена, но экипаж не отвечал, а компьютеры были слишком примитивны, чтобы самостоятельно осуществить цикл стыковки.
К счастью, именно примитивность неварских компьютеров сейчас играла им на руку. Все операции проводились путем простейших механизмов и электрических цепей.
Стыковочные опоры вошли в крепления? Отработали датчики, включили подтягивание челнока к кораблю. Конический выступ люка попал в причальный конус? Все, уже никуда не деться, гидравлика прижала и стянула комингсы. Внутренний датчик показал герметичность люка? Блокировка открытия отключилась.
Челнок пристыковался.
Система вентиляции вдруг воспряла, приток воздуха в челнок резко усилился и посвежел. Они подключились к корабельной сети воздухоснабжения.
Криди отстегнулся от кресла, по-кошачьи извернулся (Валентин понимал весь юмор этого сравнения, но оно было самым верным) и пробежал в хвост челнока. Центробежная сила худо-бедно позволяла избавиться от проблем с невесомостью. Люк для перехода в звездолет был в полу.
Следом, не менее ловко, к ним подошла Ксения.
– Я пристыковался, – перевела она слова Криди. – Мы сможем перейти в корабль, а позже ввести челнок в ангар.
– Хорошо, – сказал Валентин. – Ты – замечательный пилот, Криди.
– Кто идет первым? – спросила Ксения.
Валентин давно уже все решил.
– Гюнтер первый. За ним Криди и ты. Четвертым – я.
– Командир! – возмутился Матиас. – Я ценю русский юмор, но это уже чересчур!
– Почему? – спросил Валентин. – Я не покидаю корабль, потому что корабль уже сбежал от нас. Я пытаюсь найти нам новый. Остаешься старшим.
Матиас вздохнул.
– Я хотел бы взять оружие, – перевела Ксения слова Криди.
– Бери, – согласился Валентин. – Ксения, может быть, и ты вооружишься? У нас всего три пистолета, но ты ведь справишься с местным оружием?
– Я сама оружие, – ответила Ксения. – Гюнтер, начинаем.
Оружейник кивнул, подходя к люку. Криди повозился с запорами несколько секунд и открыл люк внутрь. Разумно: если бы звездолет был разгерметизирован, то давление воздуха в челноке не позволило бы открыть люк.
За люком оказалась шахта глубиной метра два-три со скобами для спуска по стенам. Шахта заканчивалась маленьким, ярко освещенным отсеком.
– Поехали, – сказал Гюнтер и начал быстро спускаться.
– Ждите в челноке, пока мы не вернемся, – сказал Валентин. – Если не вернемся через три часа, то за нами отправятся… – он помедлил, – Мегер и Алекс.
То, что он хотел донести до экипажа, было понятно всем. Пилот и навигатор более не нужны, если шансов улететь из системы нет. Но Валентин все же закончил:
– Если и они не вернутся, возвращайтесь на планету.
Некоторые земные обычаи Ксения понимала плохо. Вот, к примеру, должен ли командир экспедиции идти впереди в опасных ситуациях? В том, что «командир покидает корабль последним» смысл был – необходимо удостовериться, что экипаж и пассажиры эвакуированы, что опасные системы корабля заглушены, что ситуация действительно требует оставить корабль.
А вот идти впереди или нет – это же невозможно просчитать заранее! Никак!
Есть ситуации, когда командир должен лично оценить происходящее и принять решение. А есть те, где он должен осуществлять общее руководство из безопасного места. Есть такие, где его способности и навыки требуют присутствия «на передовой». А есть другие, где надо пропустить вперед более подготовленных товарищей.
В данном случае данных было настолько мало, что идеального решения не существовало. Валентин мог поступать, как ему вздумается; он был подготовленным, волевым, хладнокровным, имеющим опыт реального боестолкновения. К тому же, он и впрямь стал командиром без корабля – его потеря не нанесет фатального урона для экспедиции.
Ну и самое главное – Ксению радовало, что Матиас в безопасности.
Отсек под переходной шахтой оказался шлюзом. Они спустились в него, закрыли люк в потолке. Криди показал шкафчик, в котором хранились средства дезактивации при радиационном или биологическом загрязнении. К сожалению, все это предназначалось лишь для ситуации, когда загрязнению подвергся челнок. Никаких скафандров, респираторов или хотя бы примитивных масок для защиты от загрязнения внутри корабля тут не имелось: только легкая свободная одежда и обувь, рассчитанная на гуманоидов и фелиноидов. Видимо, если те будут вынуждены снять загрязненную одежду.
Впрочем, для чего может потребоваться скафандр?
«Дружба» подверглась атаке излучением неизвестной природы, а не ядерному удару, радиационному заражению или биологической атаке.
– Позвольте все же мне идти первым, – сказал Криди. – Я знаю корабль и привык к искусственному тяготению.
Валентин едва заметно улыбнулся, когда Ксения перевела эти слова.
– Конечно, друг мой.
– Только надену сапоги, – сказал Криди озабоченно. – Их подошвы адгезивны, это удобнее, если выйдем в отсеки с низкой гравитацией.
Ксения отметила, что Валентин с трудом сдержал смех, когда кот принялся натягивать высокие узкие сапожки. Гюнтер посмотрел на командира и не выдержал, фыркнул. Что-то в словах или поведении Криди показалось людям смешным? Надо будет потом спросить у Матиаса, есть ли в человеческом фольклоре что-то, касающееся котов и сапог, отметила мысленно Ксения.
Криди открыл клапан – зашипел воздух, уравнивая давление, потом отпер дверь (опять простейший механический замок, Валентин с одобрением кивнул). Кот вышел из шлюза в просторное помещение, следом – Гюнтер и Ксения. Валентин последовал за ними, с любопытством ощущая легкое странное покачивание при ходьбе. Все-таки центробежная сила, да еще и на корабле не самых больших размеров, полноценной гравитации не давала.
Пожалуй, он и сам бы не отказался от адгезивной обуви, как их отважный кот-в-сапогах.
Ангар был пуст, довольно просторен и выглядел как любой ангар для челноков на любом космическом корабле: металлический пол, металлические стены, металлический потолок, люки, скрывающие трубопроводы и кабели, яркие лампы на потолке. Похоже, он занимал всю ширину жилого кольца корабля. Воздух показался Валентину довольно приятным, чужие странные запахи были ненавязчивы и не раздражали. Может быть, было немного прохладно, но не более того.
– Никого нет, – сказал Гюнтер. – Скажи нашему другу, что мы очень сожалеем, но его друзья, очевидно…
– Тише! – Криди поднял лапу, сжимая в другой пистолет. – Я что-то слышу.
Ксения перевела, но это был тот случай, когда все и так поняли сказанное.
Криди мягко, плавно отрывая свои сапоги от пола и столь же аккуратно опуская, подошел к одной из двух широких дверей, ведущей из ангара. Приложил к ней голову, вслушиваясь.
Ксения с любопытством смотрела на него. Ее слух был куда лучше, чем у большинства людей, впрочем, как и все остальные чувства. Она вообще была лучшим из возможных образцов человека, хоть им и не являлась.
Но она ничего не слышала, а Криди явно слышал. Сквозь закрытую герметичную дверь.
– Мне не нравится, – коротко сказал Криди. Поколебался, потом протянул лапу, нажал большую круглую кнопку у дверей и быстро отступил на несколько шагов.
Вовремя.
Едва створки дверей начали разъезжаться в стороны, как звуки и запахи хлынули лавиной: сладкий железистый аромат крови, вонь фекалий и кислый запах мочи; шумное дыхание и клокочущее шипение, скрежет, клацанье, шарканье.
А за звуками и запахами в узкий проем полезли окровавленные руки с сорванными ногтями, лапы с выпущенными когтями, головы длинношеих гуманоидов Невара и покрытые мехом тела фелиноидов. Глаза дергались в орбитах, словно неспособные зафиксироваться на ком-либо, начисто лишенные разума, но полные животной первобытной ненависти.
Криди не колебался ни мгновения – пистолет в его руке начал стрелять. Кот прицельно бил в головы бывших товарищей.
Вторым открыл огонь Гюнтер; Валентин, хоть и достал оружие, колебался. Если оружие Криди было обычным огнестрельным, то табельный пистолет Космофлота, рассчитанный на использование внутри корабля, стрелял «умными пулями», оказавшимися куда более эффективными. Криди тратил не меньше двух-трех зарядов, чтобы выстрелами в голову свалить обезумевшего космонавта. Земные пули, попав в голову, разносили ее на части.
Вот только двери продолжали открываться, а за ними скопилось больше десятка космонавтов «Дружбы».
Ксения и сама не ожидала, что может впасть в замешательство. Не от неожиданности или непонимания, увы, а от осознания происходящего и понимания перспективы. И только когда два кота, перепрыгнув окровавленные тела, бросились на Криди, она вступила в бой.
Собственно говоря, она могла решить проблему и сама. Главное было – не попасть под выстрелы товарищей.
Поэтому, пробегая мимо Гюнтера, она мимоходом развернула его, сместилась, уходя из сектора обстрела, обогнула Криди (тот стрелял в прорвавшихся, но начал мазать) и прыгнула вверх. Слабая гравитация корабля позволила ей долететь до потолка – и уже оттуда, с трехметровой высоты, она обрушилась на котов. У Криди как раз должна была кончиться обойма – так и произошло, что добавило ей свободы действий.
Первому коту она сломала позвоночник в пояснице, второму шею – вывернув голову на сто восемьдесят градусов.
Оба продолжили двигаться и нападать.
– Не стреляйте! – крикнул Валентин, удерживая Гюнтера.
Хороший командир. Не просто реагирует, но вначале думает.
Ксения оторвала котам головы. Это подействовало. Криди торопливо менял в пистолете магазин. Гюнтер стоял, целясь, но не решаясь пока стрелять. Валентин смотрел на Ксению.
Вся в крови, она повернулась к новым противникам. Четверо людей и двое котов ворвались в ангар. Она уже убила двоих, Криди с Гюнтером до этого застрелили шестерых – что ж, справиться с шестеркой оставшихся будет несложно…
Ксения ошибалась. Если до этого момента действия нападавших были совершенно несогласованными, то оставшиеся очень скоординировано напали на нее. Коты прыгнули, пытаясь атаковать сверху и точно так же, как и она, используя все возможности низкой гравитации. Люди набросились группой.
От одного кота она уклонилась, второго (а точнее – вторую) поймала в воздухе и, несмотря на всю его ловкость и гибкость, сломала позвоночник в нескольких местах. Это замедлило кису и позволило Ксении повторять трюк с отрыванием головы.
Вырвавшийся чуть вперед гуманоид получил серию ударов, был отброшен в сторону, и Криди расстрелял его. Третья пуля попала в основание черепа, и гуманоид мгновенно отключился.
Ксения потрясла руками, смахивая кровь и ошметки плоти. Пальцы и кисти уже болели. Вообще-то органическое существо ее габаритов не способно было отрывать головы. Честно говоря, тут и земная горилла бы дольше возилась.
– Ксения!
Она ударила прыгнувшего кота, но тот будто ждал ее движения – полоснул когтями по рукам и уклонился.
– Уйди, мать твою! – рявкнул Валентин и выстрелил в атаковавшего ее кота. Пуля попала в таз, нижняя часть тела неварца мгновенно раздулась, из нее на мгновение выскользнули блестящие металлические нити, закрутились – разрывая кота на две половины.
Для разумного вида, не воевавшего почти две сотни лет, люди были чертовски изобретательны в создании оружия.
Ксения отступила, открывая последнюю троицу. Пистолеты мужчин стреляли без перерыва, неварцы со скоростью, поразившей Ксению, уклонялись. Но вот Криди всадил несколько пуль в ногу одного из противников, Гюнтер, воспользовавшись моментом, выстрелил тому в живот – неварца затрясло, словно в припадке, волосы на голове встали дыбом, в омерзительные запахи добавился совсем уж отвратительный аромат жареного мяса.
Остались две женщины, упорно кидающиеся вперед. Ощущение было таким, словно они выучили все ошибки своих товарищей и запомнили характерные приемы стрелков. Приближаться к Ксении им явно не хотелось, зато они пытались использовать ее как укрытие от пуль – Третья-вовне ждала, выжидая атаки.
Внезапно одна из женщин с рычанием бросилась вперед, а вторая – обратилась в бегство.
Ксения поймала атакующую в захват, скрутила руки, прижала к полу. Женщина пыталась вырваться, и будь на месте Третьей-вовне кто-то из людей – это бы удалось.
– Не дайте уйти! – крикнула Ксения.
Валентин прицелился в спину бегущей женщины и выстрелил – через мгновение после того, как та завернула за угол.
Ксения оскалилась от огорчения.
Где-то за поворотом коридора послышался мягкий удар падающего тела, слившийся со звоном чего-то замороженного и разбившегося вдребезги. Криди в три прыжка добежал до угла, заглянул – и вернулся, морщась и тряся головой.
– Надо ее допросить, – сказал Гюнтер, ошалело глядя на пленницу. – Что с ними?
– Тут нечего допрашивать, – ответила Ксения. – Она утратила личность и никогда не станет разумной.
– Что ты говоришь? – поинтересовался Криди.
– Эта женщина утратила личность, как и все остальные. Ее нельзя спасти, допросить или сделать безвредной. Отныне и навсегда это машина убийства.
Криди молча подошел к ней, прижал ствол пистолета к затылку женщины и выстрелил. Та затихла.
– Надеюсь, ты была права, – холодно сказал кот.
Ксения встала. Посмотрела на подрагивающие ладони.
– Мы писали, мы писали, наши пальчики устали… – непонятно пробормотал Валентин. – А ты сильна.
Гюнтер, окинув взглядом тела, явственно подавил рвотный позыв. Выругался. Но при этом его руки, словно сами по себе, меняли в пистолете магазин.
– Что это, Ксения? – спросил он.
– Хороший вопрос, – Валентин, к чьим ногам медленно подтекала лужица крови, отступил в сторону. – Экипаж превратился в зомби? Ты явно что-то знаешь об этом. Почему молчала раньше?
– Это не зомби. Зомби медленные, – сказал Гюнтер. – Они идут и бормочут «Мозги! Мозги!»
Он вдруг побелел и отошел к стене. Его все-таки вырвало.
– Я не знала, пока не увидела, – объяснила Ксения. – В наших базах данных есть описания подобных случаев, но мы не знали, какой фактор к ним привел.
– Итак? – терпеливо спросил Валентин, поглядывая в коридор. – Мы заражены? Мы станем такими же? Нам следует бежать, или покончить с собой, или уничтожить корабль?
– Нам придется найти их всех и убить, – ответила Ксения. – Однажды такой стала целая планета. Мы не смогли откатить события и не смогли никого спасти. Существа со временем вымерли сами, осталось лишь несколько групп на островах, не затронутых процессом. Поэтому я и говорю – случившееся необратимо.
– Но что это? Все-таки вирус?
– Нет. Как я теперь поняла, это волновая перепрошивка личности. Нечто похожее на наше оружие, вызывающее непреодолимую тягу к суициду. Излучение, которое мы зафиксировали, стерло их память и сознание, но прописало в мозгу новую программу: убивать любого чужака. И они… они не совсем безмозглые. Они учатся. И, похоже, могут коммуницировать непонятным нам путем.
– Перепрошивка личности? Коротким пакетом данных? – в голосе Валентина слышалось сомнение.
– Мы видели проекцию импульса из плоскоты, он не так уж и мал, – сказала Ксения. – К тому же, атакованным не надо доказывать математические теоремы и вести философские диспуты. Это боевые автоматы, которые могут только пить, есть и сражаться. Причем и биологически они изменены. Вначале я разрывала позвоночный столб, но это не мешало им двигаться. Пришлось отрывать головы, – она помедлила и добавила:
– Извините.
– Я впечатлен твоими возможностями, – кивнул Горчаков. – Хорошо, что мы друзья.
Он смотрел Ксении в глаза.
– Мы – друзья, – ответила Третья-вовне. – Клянусь.
Криди тронул ее за руку. Тоже заглянул в глаза – очень печально.
– О чем вы говорили? Моих товарищей нельзя спасти? Никого?
– Если они все такие, то никого, – ответила Ксения. – Прости. Их уже нет, на их месте монстры.
– Тогда мой долг уничтожить монстров, – сказал Криди. – В ангаре есть оружейный сейф, я постараюсь его вскрыть. Спасибо, чужая, ты самый могучий воин, которого я видел.
– Мы сделаем это вместе, – пообещала Ксения.
Криди кивнул и пошел, хлюпая своими сапогами по лужам крови. Потом остановился, стянул их и бросил в сторону. Ксения услышала, как он пробормотал: «Никто не скажет, что я топтал их кровь…»
– Полагаю, я понял смысл вашего разговора, – сказал Валентин. – Мы убьем их всех?
– Да. Мы сможем. Вы хорошо стреляете, а я… я сильнее, чем выгляжу.
Валентин кивнул:
– И мы не будем никого звать. Это груз, который нельзя взваливать на чужие плечи.
Он помедлил и с горечью сказал:
– Но как можно каким-то излучением не просто убить, но превратить мирное и разумное существо в кровожадное чудовище?
Ксения на миг задумалась, решая, хочет ли она это сказать. И поняла, что хочет, пусть это и не очень разумно.
– Командир Горчаков, на вашей чудесной планете с семидесятых годов двадцатого века царит мир. За исключениями экономических и социальных конфликтов, но все-таки мир. Убийц вы рассматриваете как глубоко больных людей и либо лечите, либо изолируете. Войн нет вообще. Вы сам очень добрый и… – она запнулась, ища подходящее слово, – и уютный человек. Как и весь ваш экипаж. Но вот сейчас мы за минуту жестоко убили четырнадцать существ, еще недавно бывших разумными личностями. Вы стреляли в них пулями, которые взрывались, рассекали тела на части, сжигали изнутри и, если я не ошиблась, замораживали заживо. Я отрывала им головы. Я сама вся в крови, и вы в крови, и мы стоим в луже крови. Но единственное, что случилось с нами, – нашего доброго оружейника стошнило.
Лицо Горчакова медленно бледнело.
– Совсем несложно превратить любое разумное существо в кровожадное чудовище, – сказала Ксения. – Вы и так все чудовища.
– А вы, Третья-вовне? – спросил Валентин.
– Мы куда ужаснее всех вас, – просто ответила Ксения. – Простите, командир, можно закончить разговор? Там в углу что-то похожее на умывальник. Я хотела бы смыть кровь.
Если массовое убийство можно назвать работой, то они потрудились хорошо.
Экипаж «Дружбы» (вместе с учеными) состоял из двадцати восьми неварцев. Трое из них, как сказал Криди, погибли на Соргосе, четырнадцать были убиты в ангаре. Валентин предпочел не думать о том, как они почувствовали их прибытие – неужели их упростившееся сознание все-таки позволяло следить за приборами? Нет, нет, скорее они почувствовали запах… или услышали звук стыковки…
Еще двое – это были Криди и Анге.
И девятерых последних они нашли в индивидуальных спасательных капсулах, крохотных и неудобных, дающих призрачный шанс спуститься на планету. Лишенные сознания космонавты не смогли выбраться из капсул в корабль. Видимо, это и была научная часть экспедиции, отправленная в «безопасные» укрытия при появлении гигантского корабля.
Убивать их было легко, лишь два гуманоида в одной из капсул, братья-близнецы, оказали яростное сопротивление. Но, по сравнению с бойней в ангаре, все было просто.
Они справились меньше, чем за час.
Потом стащили трупы, запаковав их в пластиковые мешки, в ту часть грузового отсека, которую можно было герметично изолировать и выпустить из нее воздух. Валентин думал о том, что правильнее было бы выбросить тела в космос, но он побоялся сказать об этом Криди. Кот выглядел совершенно спокойным, но что на самом деле было у него на душе, Валентин даже боялся думать.
Гюнтера больше не тошнило, зато в процессе уборки вывернуло самого Валентина. К счастью – в ангаре, где и было больше всего грязи, зато имелась система дезинфекции. Все вышли из ангара, Криди закрыл герметичные двери и запустил цикл очистки. Форсунки в потолке ангара принялись распылять воду с пеной, стекающую в сливы на полу.
Они ждали.
– Нас спросят, что тут было, – сказал Гюнтер, ни к кому конкретно не обращаясь. Ксения посмотрела на командира, но ничего не сказала.
– Мы вошли в корабль и убедились, что тут все мертвы, – ответил Валентин. Он уже несколько минут размышлял о том, что сообщит экипажу. – Под действием излучения неизвестной природы экипаж впал в бешенство, перестрелял и растерзал друг друга. К счастью, большая часть жертв нашлась здесь, в ангаре. Мы стащили тела в отдельный отсек склада и заморозили.
– Это объясняет кровь, – кивнул Гюнтер. – Вряд ли мы смогли убрать все. Да и на нас кровь.
– В рапорте после возвращения я, конечно же, расскажу правду, – продолжил Валентин. – Но пока… не стоит.
Ксения быстро перевела его слова Криди. Кот кивнул:
– Это разумное решение, командир Валентин. Но я расскажу правду Анге, она имеет право знать.
– Выдержит? – спросил Валентин коротко.
– Да, – так же сухо ответил кот.
Теодор думал о том, что день выдался потрясающий.
Несмотря на то, что Марк сошел с ума и выбросил их с корабля. Несмотря на то, что они оказались на чужой планете. Несмотря на то, что сейчас они готовились перейти на борт неварского звездолета, полного мертвецов.
Потому что все это можно было трактовать и совсем иначе!
Искин сошел с ума – но Теодор загодя подготовился, благодаря чему экипаж остался жив.
Они добрались до чужой обитаемой (да-да, обитаемой!) планеты и высадились на ней, используя парашюты! Да, Тедди пять раз прыгал на тренировках, это до сих пор было частью подготовки космонавтов, но число людей, реально высаживающихся с парашютом на другие планеты, можно было пересчитать по пальцам!
Точно так же, как и число космонавтов (не ученых!) высаживающихся на планеты с разумной жизнью. Это вообще разрешалось только в рамках спасательно-эвакуационных миссий, и никто никогда не позволил бы такое шестнадцатилетнему кадету!
А еще он спускался вместе с Лючией на одном парашюте. Теоретически это допускалось, опять же в случаях эвакуации или спасения жизни, но, чтобы такое случилось в реальности! С кадетом!
Они плыли в небесах чужой планеты, автоматика парашюта вела их к точке высадки по спирали, мир кружился вокруг, Лючия повизгивала от восторга и страха, и точно так же тихонько выкрикивал что-то он сам, а потом они принялись смеяться… и черт побери, если бы Тедди не висел в подвеске перед Лючией, то он уверен, что они бы поцеловались прямо в небе… ну… вообще-то ему даже казалось, что на миг Лючия опустила голову и прижалась губами к его щеке, но это не считается, и может быть вообще показалось…
Потом инопланетяне – настоящие, трех видов! И старт на чужом примитивном челноке! И стыковка с чужим звездолетом с мертвым экипажем!
Нет, экипаж, конечно, было жалко…
Но опять же, как часто такое случалось? Редко. Только если люди находили космические корабли или станции возле очередной убившей себя планеты. Да и то: входили в корабль только ученые, корабли были давно мертвы, выморожены, зачастую негерметичны, как правило, дрейфовали в космосе уже сотни или тысячи лет. Это было как войти в египетскую гробницу – жутко, интригующе, но никаких шансов найти что-то живое или даже увидеть истинные краски фараоновских одеяний…
Потрясающий день.
Так или иначе, Тедди стал частью истории космонавтики. И мать, и отцы будут им гордиться. Папа Илайя выйдет из своего дома, сжимая в мозолистой руке планшет, зайдет в дом папы Дональда. Скажет: «Ты посмотри, что совершил наш мальчик!» И они, скорее всего, накатят крепкого кукурузного виски, прежде чем пойти в женский дом, позвать маму и мелких и там разъяснить всю уникальность произошедшего. Мама-то особо космосом не интересуется, в ее представлении что лунные города, что экспедиция за сотню световых лет – все одинаково далеко…
При мысли о доме Тедди стало грустно. Он прошелся по челноку – все уже расселись, где придется, Алекс молча пялился в планшет, пытаясь рассчитать там что-то астрономическое, навигационное. Да уж, ему без искина с его вычислительными мощностями – как без рук…
– Тедди, а почему Марк сбрендил? – неожиданно спросил Алекс.
– Такое бывает, – осторожно сказал Тедди. – Понимаешь, система такой сложности…
– Я понимаю, – ответил Алекс. – Но все-таки: ты сам что-то замечал?
Вот чего точно Тедди не собирался делать (после недолгих размышлений), так это рассказывать о своем вмешательстве в ядро искина. Да, скорее всего, именно это и привело к психопатии Марка. Но, с другой стороны, не настрой Тедди его на паранойяльную осторожность, Первая-вовне уничтожила бы корабль еще в неправильной реальности!
Ничего ведь уже не изменить и не исправить. Марк удрал. Логи недоступны. Если случившееся станет известно, то никто не станет разбираться, Тедди выпнут из космонавтики с волчьим билетом. Еще и в учебники внесут – как пример глупого и недальновидного сисадмина!
– Были определенные признаки, – сказал Тедди. – Я потому и решил заложить червя в Марка.
– И что именно было? – спросил Матиас, сидевший на кресле рядом с Алексом. – Ты не сообщал, Тедди.
Упрека в его голосе не было, но Тедди прекрасно понял, что ходит по острию ножа. К счастью, он ожидал этого вопроса.
– Марк выстрелил по станции Ракс, – сказал он, пожимая плечами. – Либо это следствие каких-то закрытых доминант, либо его собственная оценка ситуации, но в любом случае подобный поступок не мог пройти бесследно для ядра искина. А потом, когда после прыжка пошла рассинхронизация со вспомогательными контурами… это, конечно, последствия теста два-эс, но она показывает нестабильность системы. Поскольку Марк выглядел устойчивым, я решил, что рассогласование идет на уровне вспомогательных искинов. Но меня это смутило. И я запустил червя, на всякий случай.
Версия была вполне убедительная. Матиас подумал мгновение, кивнул.
– Молодец, Тедди. Но стоило сразу доложить командиру о случившемся.
– Виноват, – сказал Тедди с искренним раскаянием. – Я не знал, одобрит ли он, а решение формально было в моей компетенции.
– Ну, на грани, – ворчливо заметил Матиас.
– Согласно пункту два подпункт четыре, – сказал Тедди, – отсроченные действия не являются обязательными к информированию командования в условиях нехватки времени.
– Ты забываешься, Теодор! – неожиданно резко сказала Мегер. – Ты – кадет. Ты временно исполняешь… исполнял обязанности системщика. Ты обязан был сообщать мне и командиру о всех ситуациях, выходящих за рамки стандартных! И о поведении Марка, и о своих действиях!
– Виноват, мэм! – отчеканил Тедди. – Больше не повторится, мэм!
Он ждал чего-то подобного. И понимал, что совсем без замечаний из ситуации не выберется.
Но это было меньшее зло.
Анге, неварская женщина – удивительно похожая на человека и симпатичная, вот только шея у нее была длинная, как у женщин азиатского племени падаунг, посмотрела на Тедди и Мегер с тревогой.
– Все в порядке, – мягко сказала ей Мегер. Она тоже заметила ее реакцию. Люди-лошади стояли чуть в стороне, отреагировали ли они на разговор, Тедди не заметил. – Мальчишки… считают себя взрослыми, а ума еще нет…
Поскольку понять ее неварка никак не могла, слова предназначались для Тедди. Он потупился.
– Не переживай, – сказал ему Матиас негромко. – Мисс Мегер права, но ты нас спас. Это смягчающее обстоятельство.
А его слова, конечно же, предназначались Мегер.
Потом Матиас встал и обратился к неварке. Очень тщательно выговаривая каждый звук, он сказал:
– Ка-валаппай таттэ. Иттуор уперрору ккурийя цейлмурай.16
Женщина просияла.
– Пунай калинмоли ункалаккут териюма?17
– Майккак курэйву, – помедлив, ответил Матиас.18
– Да ничего себе «мало»! – громогласно сообщил Уолр. Поднялся, грузный и восторженный, как обычно. – У вас грубое произношение, но все вполне понятно. А язык этих, лошадок, знаешь?
– Десяток-другой слов. – Кажется, Матиас смутился. – У них очень сложная система времен, я даже не рискнул всерьез браться.
Тедди, обрадованный тем, что разговор ушел от его персоны, осторожно прошел к пульту челнока. Стал с любопытством осматривать его – экраны, сейчас почти все отключенные, множество переключателей (Механика! Настоящие кнопки, которые надо давить, как в исторических фильмах!), строчки поясняющего текста – ветвистые завитушки, со спиралями и кружочками… Интересно, какая система представления данных у простенького компьютера? Наиболее распространен двоичный код, но используется и троичный, и непозиционная система счисления…
Спрашивать, используя в качестве переводчика Матиаса или Уолра, было более чем неудобно.
Да в общем на это не нашлось и времени – в этот момент, когда Уолр уже приготовился затеять с Матиасом какой-то разговор о языках, в люк постучали. Именно постучали, как в обычную дверь.
Анге сразу же метнулась к люку. Понятное дело, она волновалась за своего спутника и, наверное, надеялась, что кто-то на борту звездолета выжил.
Первым из люка появился кот – стремительный, грациозный, похожий на пуму из мультика, в своей комичной короткой юбке. Мимика у него, конечно же, была своя, непонятная. Но, судя по всему, ничего хорошего он Анге не сказал.
Следующим из люка высунулся Гюнтер. Оглядел всех, коротко сказал:
– На борту звездолета все мертвы. Спускайтесь. Я с Криди отведу челнок, и мы введем его в ангар. Анге поможет нам внизу.
– Если позволите, я побуду с вами, – сказал Уолр. – Я обожаю спускаться по трубам, как вы понимаете, но она такая узкая…
– Буду признателен, – сказал Гюнтер, выбираясь в челнок.
Тедди подумал, что несмотря на весь их ситуативный союз, командир и Гюнтер не доверяют чужакам до конца. И не хотят позволить Криди оказаться одному, без присмотра.
Наверное, это было правильно.
Ян и Адиан выходили последними – в космическом корабле остались лишь Криди, гуманоид и огромное мохнатое существо, похожее на пришельца из детских книжек. Ян уже понял, что стыковка была произведена по какой-то нестандартной схеме, а теперь маленький корабль готовятся состыковать с большим более правильно, кажется, даже ввести внутрь.
Спустившись по стыковочному колодцу (лестница была неудобной, явно рассчитанной на существ хищного типа, с мягкими лапами, а не с копытами), они вышли в просторный металлический зал.
– Ангар, – сказала Адиан, оглядываясь. – Видишь, тут открывающиеся створки.
Да, помещение явно предназначалось для того, чтобы ввести в него малый корабль. Удобно! Их друзья и впрямь достигли небывалых технологических высот… на что же тогда походил корабль большой группы пришельцев? А тот, гигантский, от которого они бежали?
У Яна кружилась голова. Неужели от волнения? Он ведь уже понял, что космос – словно материнская кукла-вкладка, только открываешь ты ее не снаружи, а изнутри, обнаруживая вслед за яйцеклеткой и спермием эмбрион, за эмбрионом – детеныша, за детенышем ребенка – и так до конца, до стилизованного хищника… Но сделав несколько шагов, он понял, что головокружение связано с особенностями корабля. Вращение кольца создавало иллюзию притяжения, но как-то влияло на вестибулярный аппарат.
Вслед за Анге они вышли в коридор, герметичный люк в ангар закрылся. Анге принялась набирать какие-то команды на приборном щитке у самого люка. За металлической стеной раздался гул. Откачивается воздух из ангара?
– Чувствуешь запах? – спросила Адиан.
Ян кивнул.
Запах был. Неприятный запах, в котором ощущались кровь и химия.
– Словно замывали следы крови, – сказала Адиан.
– Я понимаю, – сдержанно ответил Ян. – Они же объяснили. Экипаж сошел с ума и поубивал друг друга.
– Это свежая кровь.
Возможно, это стало бы для многих неожиданностью, но запах крови их вид чувствовал лучше любых хищников. Выжить и не стать пищей – куда важнее, чем самому поесть.
Они молчали, глядя на экран. Там, внутри ангара, кружился какой-то мусор, поднятый потоками воздуха.
– Мы не знаем всей правды, – сказал Ян наконец. – Тут были не только чужаки, но и Криди. Возможно, они были вынуждены так поступить. Если экипаж потерял разум, то имело смысл избавить людей от бессмысленного существования.
Адиан нервно переступила на месте, гулко цокая о металлический пол.
– Это законы войны и голода.
– Я не знаю про голод, но это война, – согласился Ян.
Они замолчали. На экране створки раздвинулись, обнажая бездонную черноту с повисшим в ней кораблем. Потом за кораблем вспухли и рассеялись белые облачка, он начал медленно сдвигаться к люку.
– Что мы тут будем делать? – спросила Адиан. – Ян, ты уверен, что мы поступили правильно?
Ян вздохнул.
Он не был уверен.
Но…
– Наш мир разрушен, – сказал Ян. – И у нас есть шанс, маленький шанс, помочь отомстить за это. Пусть он ничтожен, пусть мы дикари по сравнению с этими существами… но я готов мыть здесь полы. И не принюхиваться к лишнему. Все ради этого маленького шанса.
Рубка неварского корабля была расположена на центральной оси, в зоне невесомости. С одной стороны, это создавало неизбежные неудобства, но с другой – позволяло избежать неожиданной невесомости, если вращение жилого кольца прекратится. Валентин решил, что неварцы выбрали меньшее из зол.
К его удивлению, устройства управления и навигации были хорошо компьютеризированы и не требовали для управления большой вахты. Криди объяснил, что, как правило, кораблем управляли двое – либо капитаны (от людей и кис), либо кто-то из капитанов и навигатор. Потом неожиданно добавил, что капитан от людей погибла на планете.
Валентин наконец-то задал вопрос, который тревожил его с момента парашютирования.
– Что случилось со вторым челноком? Неудачная посадка?
– Можно сказать, что и старт был неудачным, – уклончиво сказал кот.
Валентин решил не уточнять. У него не было на это ни прав, ни возможностей добиться честного ответа. Кот что-то утаивал, но и люди не спешили делиться всей историей своих приключений.
Может быть, время для этого еще настанет. Может быть.
В рубке их сейчас было шестеро. Криди и Анге – последние оставшиеся в живых неварцы. Сам Валентин, Ксения в неизбежной роли переводчика, Мегер и Алекс – сейчас Валентин думал, что ему несказанно повезло с парнишкой. Полностью полагаться на примитивные компьютеры «Дружбы» не хотелось, человек-плюс был их единственным шансом на независимую межзвездную навигацию. Мегер и Алекс изучали системы управления, сверяясь с инструкциями в планшетах, остальные парили в стороне от пультов, ведя тихий разговор.
– Ты умеешь пилотировать корабль? – спросил кота Валентин.
Это был очень важный вопрос. Они уже знали, что и Криди, и Анге – инженеры (да, кстати, новая странность – зачем инженерам высаживаться на планету? Впрочем, быть может, они надеялись починить разбившийся корабль…) Общий принцип пилотирования кораблей с варп-приводом Валентин знал, но в цивилизованной Галактике никто давным-давно его не использовал.
– Мы все проходили начальный курс, – сообщил кот. А потом, покосившись на свою подругу, добавил: – Но мой курс был усиленным. Я способен вести корабль даже в одиночку.
Анге сокрушенно покачала головой. Да, что-то было неладно, при всем том, что эта пара явно друзья… а если верить Ксении – даже любовники.
– Хорошо, – кивнул Валентин. – Я должен сказать, что ваш двигатель – опасная штука. Он может вызвать непредсказуемый разрыв пространства, переместив те или иные объекты от одного центра масс к другому.
– Какие объекты и от какого центра? – заинтересовался Криди.
– Массивные объекты – планеты, спутники, крупные астероиды. От одной звезды к другой, соизмеримой массы.
Криди издал серию кашляющих звуков. Видимо – нервно засмеялся.
– С нашей звездной системой все в порядке? – быстро спросила Анге.
– Да.
– Возвращаться туда не опасно для цивилизации?
– Нет, эффект возникает лишь при уходе в варп. Опасность будет грозить Соргосу. Планете, у которой мы находимся.
– Но мы удаляемся на безопасное расстояние! – попробовал протестовать Криди.
– Безопасно лишь расстояние далеко за астросферой. Желательно – в точке гравитационного равновесия с ближайшей звездой.
Криди опять нервно засмеялся.
– Все цивилизации вначале изобретают варп, – сочувственно сказал Валентин. – Мы дадим вашему народу иные, более безопасные технологии. А сейчас нам надо будет максимально удалиться от этой планеты и, надеясь на удачу, отправиться к вам. Мы свяжемся со станцией наблюдения, после чего…
Ксения, переводившая его слова, вдруг остановилась. Посмотрела на Валентина. И покачала головой.
– Командир Горчаков. Прошу прощения. Я хотела бы высказаться против вашего решения.
– Я слушаю тебя, Третья-вовне, – Валентин немедленно перешел на официальный тон.
– Если неизвестный корабль и «Твен» отправились к Невару, мы ничего не сможем сделать. – Ксения повернулась к Криди. – Вы имеете системы планетарной обороны? Боевой флот? Вооружен ли этот корабль?
Кот поморщился.
– Нет и нет. На этом корабле есть лазерная пушка, теоретически способная уничтожать близкие метеориты. Была еще одна ракета с термоядерной боеголовкой, очень скоростная и довольно мощная, но я проверил – залп был произведен. Очевидно, что безрезультатно.
– Мы просто погибнем, – Ксения вновь обратилась к Валентину.
– А если этот… «Стиратель»… не направляется к Невару?
– Тогда и спешить нет смысла. – Ксения вздохнула. – Командир, я лишилась собственных средств коммуникации. Я не могу связаться с родиной. Но только и единственно Ракс может противопоставить Стирателям сопоставимую мощь. Это наша цель.
– Ты предлагаешь лететь к Ракс? – Горчакову показалось, что он ослышался.
– Да.
– Вы никогда и никому не позволяете приближаться к вашей системе, – медленно сказал Горчаков.
– Верно. Мы и на планеты не высаживаемся. – Ксения пожала плечами. – А как вы должны были заметить, командир, я ступила на поверхность Соргоса. Рано или поздно приходит время для исключений из правил.
– Кстати, что это означает для Соргоса? Твоя высадка?
– Только то, что мы не можем больше править историю этого мира, – ответила Ксения. – Командир, я предлагаю лететь к Ракс. Максимально быстро. Даже рискуя судьбой этой планеты.
Горчаков молчал, размышляя.
– Я не стала бы предлагать подобное, будь иной выбор, – добавила Ксения. – По моим расчетам, если этот корабль будет двигаться с максимально возможным ускорением, мы сможем уйти в варп через двенадцать-пятнадцать часов. Это дает риск разрыва пространства в семь-одиннадцать процентов. Дальнейшее удаление неразумно, поскольку уровень опасности начнет снижаться крайне медленно.
Горчаков молчал.
– Это золотая середина, – добавила Ксения. – Командир, вы видели эту махину. Ваш корабль подчинился и перешел на сторону врага, хотя вы наивно полагали, что искины неспособны предать. Если «Стиратель» ворвется в систему Невара – он уничтожит всех. И скорее всего, уже без попыток править реальность, а грубой силой. Наблюдательная станция не способна дать ему отпор.
– Если мы угробим Соргос? – спросил Горчаков. – Вы готовы рассказать этим… милым пони… что их мир может исчезнуть в безднах космоса?
– Если Соргос переместится в пространстве, он возникнет у другого центра масс, у другой звезды, как однажды случилось с Халл-три. Только и всего. У них будут шансы выжить.
– А если – у пульсара? У сверхгиганта? У черной дыры?
– Маловероятно: масса звезды должна быть сопоставима. И в любом случае, это меньшее зло, – ответила Ксения спокойно. – После ядерной войны их цивилизация и так разрушена. Миллионы разумных Соргоса посчитают гибель облегчением своих страданий.
– Кто вы такие, Ксения? – тихо спросил Валентин. – Ты кто?
Третья-вовне улыбнулась:
– Помнишь такие стихи: «Часть силы той, что без числа творит добро, всему желая зла»?..19
– Ого, – сказал Валентин, помедлив. – Сильная заявка.
– Нет-нет. На самом деле мы – прямо противоположное, – добавила Ксения. – Это и ужасно. Но я предлагаю рискнуть одним искалеченным миром, чтобы спасти процветающую звездную систему. И, кстати, де-факто уже вошедшую в Соглашение! Они выполнили условие, они достигли иной звезды.
Валентин на миг прикрыл глаза. Вздохнул.
– Ладно. Допустим. Ты считаешь, что это вообще возможно? Мы сумеем долететь до Ракс на этой скорлупке?
– Если войдем в варп, то принципиальной разницы уже не будет, – хладнокровно ответила Ксения. – Как это у вас называется… пузырь Алькубьерре? Мы сожмем пространство перед собой и расширим его позади корабля. Проскользнем от звезды к звезде по квантовой пене, за пределами реальности.
– А мне предлагали место старпома на «Элизиуме», – сказал Валентин неожиданно.
– Хороший корабль, – согласилась Ксения. – Есть очарование в старомодной роскоши.
Валентин вздохнул. Поглядел на Криди и Анге, тревожно вслушивающихся в их разговор.
– Придется убедить их лететь на Ракс.
– Я объясню, что мы направляемся за помощью.
– И что-то надо сказать нашим гостям с Соргоса.
Ксения кивнула:
– Да, я думала, чем их занять. Попрошу их вымыть полы, прежде чем начнется разгон.
Свои каюты, точнее – кубрик с двумя спальными закутками и общим пространством, были лишь у капитанов, чему Валентин не удивился.
Он некоторое время слонялся по небольшой каюте, неловко поглядывая на фотографии, где улыбались две одинаковые женщины (у капитана было две жены-близняшки? Или это просто семейное фото: жена и свояченица?) и махали руками две пары мальчишек-близнецов. Еще с одной фотографии смотрел сурового вида мужчина. Сам капитан? Фото были старомодные, напечатанные на пластике, движения и улыбки были плавные, словно в воде. Капитан от кис почему-то пренебрег фотографиями, зато на стене висело рельефное панно из пластика или гипса с отпечатками лап – большими и маленькими. Повинуясь неосознанном порыву, Валентин понюхал странный барельеф. Да, инстинкт его не обманул. Отпечатки пахли травами и цветами, каждый своим набором. Удивительно, он почему-то не думал, что кисы так полагаются на запахи…
На столе лежали бумаги и какие-то устройства, которые могли быть как научными приборами, так и аналогом плеера или иного развлекательного устройства. В одном шкафу обнаружился комплект юбок и коротких штанишек. Валентин смущенно прикрыл дверцу. Одежда кис напоминала детские маскарадные костюмы. «Кто у нас будет кроликом? А кто Котом в сапогах?»
В другом шкафу висели два комбинезона и что-то вроде парадного мундира, яркого, бело-оранжевого, с разноцветным «фруктовым салатом» орденских планок. Удивительно, что у другого разумного вида знаки отличия имели почти такой же вид, как и на Земле… В ящиках Валентин нашел упаковки с бельем, футболками, носками – тоже совсем обычными на вид и вроде как его размера… Внезапно Горчаков почувствовал, что его собственная одежда, несмотря на всю антимикробную пропитку, уже изрядно попахивает потом.
– Да гори оно все огнем, – выругался он. Разделся, попытался помыться в крошечной душевой, но вот здесь, к своему стыду, с управлением не справился. Удалось лишь пустить воду в раковине. Он намочил одну футболку и обтерся, потом переоделся в чистую одежду мертвого капитана «детей солнца». Вроде как все подходило, только трусы были маловаты.
Потом он обнаружил предмет одежды, который, без всякого сомнения, являлся лифчиком.
– Что ж такое… – простонал Валентин, внезапно вспомнив слова Криди, что капитан «погибла», и швырнул лифчик обратно в шкаф.
Он переоделся в женское белье! Капитан от «детей солнца» была крупной особой.
В дверь постучали. Валентин приоткрыл, выглянул. За дверью стоял Матиас.
– Входи, – мрачно сказал Валентин.
– Ого, – Матиас с любопытством посмотрел на него, переступив порог. – Валя, это очень неожиданный момент для смены имиджа…
– И как ты понял, что это женская одежда? – спросил Валентин мрачно.
– Да я сам за чистым бельем шел, – признался Матиас. – Анге посоветовала. Сказала, что по габаритам нам с тобой лучше всего подойдет одежда капитана. С душем разобрался?
– Нет.
– Будем пробовать. Ксения говорит, что есть около часа до включения двигателей.
– Ты Гёте знаешь? – спросил Валентин, возвращаясь к шкафу. Мундир надевать было как-то совсем странно, пусть тот и выглядел совершенно мужским. Может быть, комбинезон?
– Знаю ли я Гёте? – спросил Матиас с иронией. – Какой интересный вопрос. Я же немец все-таки, забыл? Братья Гримм, Иоганн Гёте и Рудольф Гайсер. А ты Пушкина знаешь?
– Помнишь про «часть силы той, что без числа творит добро, всему желая зла»? – Валентин достал комбинезон и мрачно его осмотрел. Итог его не порадовал: у женщины-капитана была замечательная и большая задница.
– Смеешься? Конечно. В школе все учат. Я даже по-русски знаю. – Он откашлялся и продекламировал:
– Час от часу не легче, – сказал Горчаков. – Его удел – поверхность твердых тел, говоришь…
– А что случилось?
Валентин махнул рукой и достал мундир.
Рискнуть, что ли?
Запа́х на мундире шел на правую сторону. С точки зрения человека с Земли, это был мужской мундир.
– Сколько наград-то! – восхитился Матиас. – Ради такого мундира и пол можно сменить! Еще курительную трубку тебе надо! И черную повязку на глаз. И шпагу.
Он скрылся в душевой, а Горчаков продолжил изучать парадную одежду капитана Лерии.
Анге услышала аборигенов раньше, чем увидела. Копыта, ступавшие по земле мягко и почти беззвучно, на металлическом полу корабля грохотали словно рабрики в случке.
Она вошла в кубрик и увидела Яна и Адиан. Те сосредоточенно бродили между койками, меняя белье и собирая случайные вещи. Все это складывали в мешки – простыни, книги, мелкие памятные вещи в беспорядке ссыпались в общую кучу. Видимо, аборигенам Соргоса дали задание прибрать помещение для нового экипажа.
Анге подумала, что их новый разношерстный экипаж состоит из шестнадцати существ. Кубрик предназначался для тринадцати, еще два места в капитанском.
Конечно, есть и второй кубрик, но командир Валентин явно решил поместить всех в одном.
Не хватало одного спального места. Кому-то придется пойти в другой кубрик или спать на полу.
Анге вдруг стало не по себе. Глупость, конечно, полная. Но плохой знак. Кому-то нет места на «Дружбе».
Она помахала рукой Адиан, неосознанно выделяя ее из пары. Женская солидарность, как сказал бы Криди с ухмылкой… Жестом предложила помочь, указав на себя и на Адиан. Та взмахнула руками, перекрещивая их, улыбнулась. Отказалась от помощи. Удивительно, как универсальны многие жесты у гуманоидов.
– Что ты встала? – окликнул ее из-за спины бесшумно подошедший Криди. – Пойдем. У них своя работа, у нас своя.
– Погоди…
Ян и Адиан как раз подходили к их с Криди койкам. Анге подбежала, показала на койку, на себя. Сказала:
– Нет. Анге здесь. Нет.
– Анге спать? – помедлив спросила Адиан. – Спать здесь?
– Да, – она даже рассмеялась, обрадованная успехами Адиан. – Анге спать здесь. Криди спать там.
Она показала на соседнюю кровать.
– Криди спать у тебя в ногах, – сварливо сказал Криди, подходя. – Убирай, выбрасывай все. Нам не хватает одной кровати, будем спать вместе. Ты моя тра-жена, я с тобой.
От того, с какой небрежной легкостью Криди решил мучившую ее проблему, Анге сразу отпустило. Ну что за глупость она придумала, в самом-то деле. Койки не хватает…
Они еще раз объяснили Адиан и Яну, что убирать одну койку не нужно. Койка Криди оказалась уже перестеленной, а прикроватный рундук пуст. Ну, разумеется, после ее похищения все вещи Криди были проверены и изъяты. Наверное, лежат сейчас на одном из складов… может быть – рядом с телами самодеятельных следователей.
Анге зябко поежилась. У нее почти ни с кем не было сильных глубоких отношений. Но это не отменяло ужас случившегося.
– Пойдем, – мягко, будто догадавшись, о чем она думает, сказал Криди. – Нам надо еще раз проверить состояние двигателя. Чужаки хотят получить максимальную скорость, чтобы отправиться за помощью.
– Мне неудобно перед ними, – выходя, Анге кивнула на Яна и Адиан. – Они занимаются самой примитивной и грязной работой.
– Увы, она отвечает их квалификации, – хладнокровно сказал кот. – Знаешь, мне тоже не нравилось чинить канализацию, когда она засорилась еще до старта. Эту работу вообще стоило бы поручать существам, у которых нет меха на теле. Но я же не роптал!
Анге была вынуждена признать, что кот прав.
Они двинулись к центральному коридору, быстро сменив подъем по ступенькам на прыжки. Сила тяжести падала с каждым метром.
– Разделимся? – спросила Анге.
– Нет, – ответил Криди. – Все слишком ответственно. Ты будешь контролировать мою работу, а я – твою… Да, знаешь, о чем спросила меня женщина, говорящая на всех языках?
Анге покачала головой в ответ на риторический вопрос.
– «Где находиться экипажу во время разгона?»
– В жилых помещениях, – немного удивленно ответила Анге.
– Она очень удивилась. Стала мне объяснять, что при разгоне в жилых помещениях пол и стена поменяются местами.
Анге с искренним удивлением воскликнула:
– И что с того? Какая в этом проблема?
Они невольно рассмеялись.
Максимальное ускорение «Дружбы» (Валентин прекрасно понимал, что корабль при этом работает на пределе возможного и безжалостно сжирает запасы рабочего тела) составляло около пяти метров в секунду за секунду. При таком разгоне за четырнадцать часов они достигли скорости в двести пятьдесят километров в секунду.
Горчаков подумал, что ему все больше и больше нравится этот примитивный корабль. Нет, он не был его командиром и не мог быть. И, конечно же, с радостью поменял бы «Дружбу» на самый устаревший земной корвет. Но в полете на «Дружбе» была своя прелесть, как в езде на допотопном автомобиле с бензиновым двигателем. Не имея множества доступных людям технологий, неварцы решали проблемы с грубоватым первобытным изяществом.
Вот, к примеру, как можно решить проблему искусственной гравитации? Допустим, на корабле в свободном полете ее может заменить вращающееся жилое кольцо. В разгоняющемся корабле – ускорение разгона. Но тогда при разгоне векторы ускорения и центробежной силы суммируются… и стены в каютах жилого кольца превратятся в пол. Да и оставить кольцо вращающимся при разгоне – это лишняя нагрузка на всю конструкцию.
Для маленького корабля с несколькими каютами это не беда. Можно закрепить мебель, зафиксировать предметы и потерпеть. А для большого, предназначенного для многодневных перелетов и многомесячной работы на орбите?
Неварцы поступили просто (хотя с точки зрения инженера-конструктора такая простота страшнее ада) – практически вся мебель (в которой присутствовали такие странные вещи, как мягкие диваны) смещалась по направляющим пазам. Любой отсек можно было «переформатировать» за считанные минуты.
В этих трогательных стараниях построить первый межзвездный корабль с максимальным комфортом, Горчакову виделся какой-то удивительный феномен Невара.
Не просто выйти в космос, а заселить всю систему. Причем, построить самые настоящие города, пригодные не для вахтового метода, а для нормальной жизни. Не просто соорудить звездолет и отправить его с парой пилотов «на испытания» к соседней звезде – а сразу забабахать экспедицию с геологами, астрономами, да едва ли не с художниками и поэтами!
Какой-то девятнадцатый век, честное слово. Максимум двадцатый. На Земле бы и в голову никому не пришло так поступать…21
Для создания квантовой нестабильности неварский корабль тратил чудовищное количество энергии, поэтому после разгона ему требовалось накапливать всю генерируемую реактором мощность. Валентина это не устраивало. Вместе с Ксенией и Криди они устроили совещание, после которого кот и Анге вывели реактор за пределы расчетной мощности («скорее всего, мы не взорвемся», пообещал Криди) и подключили два оставшихся челнока к энергосети корабля. В ангарах теперь ревела вентиляция и было нестерпимо жарко, но даже с потерями на отвод тепла накопление энергии шло прямо во время разгона. «Я давно думал о такой возможности, но мне бы никто не позволил» – сообщил Криди, посмеиваясь своим странным смехом.
И все-таки еще три часа после отключения маршевого двигателя корабль двигался по инерции, вливая всю мощность в сверхпроводящие катушки-накопители. Жилое кольцо вновь раскрутили, и настало время ожидания. Мегер и Алекс оставались в рубке с Криди, разбираясь в системах управления кораблем. Горчаков некоторое время бродил по кораблю, изучая конструкцию. Потом наткнулся на следы крови, которые они забыли убрать. Настроение испортилось, в чужую каюту идти не хотелось. Валентин выбрался в осевой коридор и завис там в невесомости, наслаждаясь редким аттракционом. Стометровая труба, освещенная тусклым светом, уходила вдаль. Ровный гул механизмов уже не казался чужим, он привыкал к чужому кораблю. Слабый поток теплого воздуха из вентиляции тащил его от носа к корме, к двигательным и агрегатным отсекам.
Сколько же пунктов Устава он нарушил?
Пожалуй, проще посчитать те, за которые его не подвергнут взысканию.
С космосом придется распрощаться. Валентин понял это неожиданно ясно. Какие бы обстоятельства ни вынудили его поступить так, а не иначе, но… Высадка на чужой планете, перестрелка с неварцами, убийство разумного существа. Потеря корабля. Десантирование на чужую планету – с парашютами, прости, Господи! Включая трех кадетов, двум из которых он велел спускаться на одном парашюте! Контакт, разглашение информации, причем перед аборигенами, бесконечно далекими от Соглашения. Захват неварского корабля и убийство экипажа… кто поручится, что превратившихся в зомби членов экипажа нельзя было спасти?
Нет, под суд его не отправят. В первую очередь, из-за того, что процесс выйдет слишком уж скандальным. Просто отставка, минимальная пенсия и запрет на разглашение случившегося.
Неварская «Дружба» – его последний корабль.
А инопланетный женский мундир, который он все же надел, его последняя форменная одежда.
Причем, вот же засада! – сидел мундир идеально, благодаря эластичности ткани даже на заднице не обвисал! И был куда более стильным, чем его форменный.
Горчаков взмахнул руками, переворачиваясь в воздухе. Оттолкнулся от стены и, закрыв глаза, поплыл в сторону рубки.
Внезапно накатила усталость, голова затуманилась. Ничего удивительного, конечно, сколько он уже не спал?
«Я словно в теплой реке», – подумал Горчаков. «Пусть эта река сама несет меня…»
Мысли были странные, мелкие, чужие.
Снова шок. Последствия высадки, психологическая травма. Забытые воспоминания. Он словно маленький мальчик, забывший, кто он есть, блуждающий в руднике забытых снов в поисках того, единственного, который поможет вспомнить, кто он такой…
Чья-то рука крепко взяла Горчакова за плечо. Он вздрогнул от неожиданности, дернулся, открывая глаза.
Доктор Соколовский испытующе смотрел на него. Одной ногой доктор умело цеплялся за скобу возле ведущего в рубку люка, что выдавало в нем человека немолодого, проходившего первые тренировки в далекую эпоху первых межзвездных полетов.
– Как самочувствие, командир? – спросил он. – Кстати, очень симпатичный мундир. Лучше, чем у Космофлота. Здесь были медали, да?
– Что-то вроде того, – вяло ответил Горчаков. – Я снял. Они чужие. Слушайте, Лев, как неварские женщины рожают с такими узкими бедрами?
– Я не вдавался в детали, но как-то ухитряются, – Лев усмехнулся. – У них вообще все очень непросто. У мужчин настолько крошечные…
– Доктор, избавьте меня от деталей.
– В общем, у них как у земных панд. Все очень сложно. Но рожают при этом двойни…
– Лев!
Доктор ухмыльнулся. Сказал:
– Ну вот, вы немного встряхнулись. Командир, с нас достаточно сбрендившего искина. Вам надо принять лекарство.
– Все лекарства остались на «Твене», – сообщил Горчаков.
– Я был бы плохим доктором, – возмутился Соколовский, – если бы с помощью наших инопланетных друзей не нашел лекарства на месте. Закройте глаза, командир, и откройте рот.
– К чему это?
– Я – доктор, вы обязаны мне подчиняться в случае психологической травмы. Вы ведь перебили экипаж этого корабля?
– Не я один, – ответил Горчаков. – Они утратили разум и стали агрессивны…
– Я понимаю, что вы это делали не из потаенного садизма. Закройте глаза!
Горчаков послушно закрыл глаза и открыл рот. Что там в уставе было о правах корабельного врача? Кажется, да. В случае обоснованных подозрений в неадекватности действий командира…
Рот обожгло. И в то же мгновение доктор Соколовский с неожиданной силой дернул командира на себя, так что жгучий жидкий пузырь успешно скользнул в пищевод.
– Док… доктор! – закричал Валентин, размахивая руками и вращаясь в воздухе. – Доктор, пся крев! Это же водка!
– Изначально – чистый этиловый спирт, водки у них нет, – хладнокровно ответил Соколовский, державший в руках пластиковую емкость. – Есть какие-то сладенькие ликерчики, я ими немного разбавил, для вкуса. Но в основе – хороший спирт. Использовался, вы не поверите, для прочистки контактов! Когда я его попробовал на вкус, у кота шерсть встала дыбом. Отсталая цивилизация!
Горчаков помотал головой. Спирт все-таки был разбавленным и всасывался где-то на уровне пищевода. Мир теперь кружился в разные стороны.
– А сейчас я вас отбуксирую в капитанскую каюту, – продолжал Лев. – Для варпа вы в рубке не нужны, простите. Наше юное дарование вместе с Мегер и Криди обещают доставить нас к Ракс очень быстро, но быстро – это суток двое. Можете спокойно отдыхать. Вы нам нужны бодрым и самоуверенным, но не сейчас.
– Только поляк мог подложить русскому командиру такую свинью, – возмущался Горчаков, вплывая в переход и цепляясь за лестничные скобы. Появилось слабое и фальшивое притяжение.
– Только поляк бы придумал, как уложить вас отдыхать, – с гордостью ответил Лев. – Матиас боится к вам подступиться, вы ходите и на всех зыркаете…
– Я не зыркаю. Я бдю и держу вид строгий и молодцеватый, – запротестовал Валентин, спускаясь и двигаясь вслед за доктором к капитанской каюте. – Это моя обязанность.
– Дорогой Валентин, позвольте не по уставу? – подталкивая его вперед, сказал Соколовский. – Я же человек немолодой, мне простительно. Тем более, я искренне вам признателен.
– За что?
– За то, что позвали за собой на «Твен». Я уж и не думал, что под конец службы поучаствую в подобном безобразии… знаете, сколько я не прыгал с парашютом? Тридцать три года! А теперь мы увидим Ракс. Мир, в котором никто не бывал. Нет, конечно, я бы с удовольствием повозился с правнуками, у меня прекрасная усадьба к северу от Трускавца, вы не представляете, какие там воды, всем полезно и вам тоже…
Он довел Валентина до койки, что было весьма правильно – мир кружился все быстрее.
– Еще, – мрачно попросил Горчаков.
Под бдительным взглядом доктора он еще раз глотнул самодельной водки и прилег на койку. Подушка была странная, похожая на узкий валик с углублением в центре, наверное – из-за отличий в анатомии. От постели приятно пахло цветами. Женщины…
– А теперь отдыхайте, – велел доктор. – Матиаса я тоже отправлю спать, но после входа в варп. Он как-то пободрее, не в обиду вам будет сказано.
– Я просто полежу немного, закрыв глаза, – сообщил Горчаков. – Кстати… вы соврали, Лев: командир не обязан слушаться врача, он должен лишь
Закрыл глаза – и провалился в сон.
Крепкий и без сновидений.
Столовая была большая. Или как она тут называлась, может быть, как на военных кораблях – кают-компания?
Все равно большая.
Два длинных стола, видимо, для рядового состава. Два маленьких – для офицеров?
Ян и Адиан вслед за Анге направились к маленькому, где уже сидел Криди. Стул у него был высокий, вроде барного, кот сидел на нем на четырех лапах, словно намеренно демонстрируя свою нечеловеческую природу.
Анге что-то сказала, и Криди, оскалившись, сел на задницу. Выглядело это комично. Перед Криди на столе лежали десятка два пакетов, контейнеров и закрытых крышками стаканчиков. Он повел лапой, приглашая садиться. Сказал:
– Еда. Ян, Адиан, Криди, Анге. Еда.
Ян осторожно открыл один из контейнеров, поддев непрозрачную серебристую пленку. На него пахнуло горячим тяжелым запахом.
Плоть.
Мертвая плоть, подвергнутая термообработке. Рядом с куском мяса лежали какие-то овощи, вполне симпатичные на вид, если бы не такое соседство.
Ян отодвинул контейнер.
– Плохо? – спросила Анге. Отодвинула контейнер в сторону Криди. Выбрала и протянула Яну другой.
В этом оказалась разваренное горячее зерно. Незнакомое, конечно же, но пахнущее приятно. Густая белая подливка тоже казалась сделанной из растительной массы.
Ян взял из рук Анге ложку (твердый, но очень легкий пластик). Подцепил немного каши, отправил в рот, прожевал.
– Вкусно, – сказал он.
Его не поняли, такие сложные слова они еще не пытались изучать. Тогда Ян набрал еще каши, улыбнулся.
Криди оскалился, подцепил выскользнувшим из лапы когтем кусок мяса и целиком забросил в рот.
Анге опять сказала что-то укоризненное, но на этот раз Криди лишь отмахнулся. Тогда Анге принялась перебирать контейнеры. Указала Яну и Адиан на строчки букв. Похоже, надписи были сделаны на двух совершенно разных, но одинаково незнакомых языках. А вот значки рядом были более понятны: язычок пламени (термообработка? Или надо есть разогретым?) и зеленый листок причудливой формы (растительная пища?)
– Не мясо, – сказала Анге. – Люди особенные. Не есть мясо. Есть… – она добавила что-то непонятное.
– Растения, – кивнул Ян. – Ян понял. Еда из растений. Люди не есть мясо? Все люди?
Анге смешалась, пытаясь подобрать слова.
– Позвольте помочь вам в диалоге, мои дорогие друзья?
Ян вздрогнул – огромное мохнатое существо со смешным именем Уолр подошло совершенно незаметно.22
– Вы знаете наш язык! – обрадовался он.
– До постыдного плохо, – вздохнул Уолр. – Мне даже неудобно говорить при Ксении… Итак, эта пища – предназначена для вегетарианцев, жителей Невара, не употребляющих мясо. Иногда это связано с состоянием здоровья, но чаще – с моральными нормами. Кстати, вы же не являетесь абсолютными вегетарианцами?
– Мы едим насекомых, рыбу, а также яйца птиц, – ответила Адиан, оживившись. – Некоторые едят и мясо птиц, но это не особенно распространено.
– Обожаю насекомых, – согласился Уолр. – А мясо вам вредно, ваши тела к этому не приспособлены. Но вы пьете молоко, верно?
– В детстве. – Адиан даже не показала своего смущения. Употребление молока было всем известным, но табуированным фактом. – Взрослые плохо его переносят и… это извращение.
– У вас нет крупных дойных животных, – сказал Уолр. – Стандартный путь эволюции, без избыточности животного мира, свойственного Земле.
Он взял от соседнего стола стульчик, подтянул поближе, присел. Поморщился.
– Орудие пыток… для существа с задницей нормальных размеров… Итак, позволите ли вы разделить с вами трапезу?
Повернувшись к Криди и Анге, с любопытством следящими за диалогом, он заговорил на их языке.
Кот оживился. После короткого разговора он подвинул Уолру одну из коробочек.
– Пюре из пищевых червей, – объяснил Уолр, вскрывая контейнер. – Вам тоже пойдет. Это не совсем черви, скорее моллюски, но… не вдаваясь в детали – можете смело есть. Чисто растительной пищи на этом корабле немного, но для вас еда найдется.
– Может быть, вы расскажете нам, что происходит? – спросил Ян, возвращаясь к каше. – Мы поняли в общих чертах, но…
– Все очень просто, – радостно сообщил Уолр. – Наши дорогие друзья, построив этот корабль и добравшись до вашей планеты, выполнили основное требование для вступления в Соглашение. Это такая высшая лига цивилизаций, мы умные, сильные, добрые, постепенно заселяем Галактику… Планета Земля послала свой корабль, чтобы проконтролировать успех перелета, но в первую очередь – понаблюдать за некоторыми странностями… видите ли, несколько обитаемых планет в этом секторе неожиданно погибли от внутренних конфликтов.
– От войн? – уточнил Ян.
– Совершенно верно. Так вот, если опустить ненужные детали – выяснилось, что к развязыванию конфликтов причастна неизвестная нам цивилизация. Именно ее гигантский корабль мы и обнаружили на вашей орбите. Командир Горчаков даже попытался вступить с ним в бой, ведь люди – довольно агрессивный вид, удивительно, что они не перебили друг друга в прошлом. Но – взбунтовался искин.
– Искин?
– Искусственный интеллект. Суперкомпьютер, управляющий кораблем, – небрежно пояснил Уолр. – Умеет думать, но скован вложенными изначально ограничениями. Но что-то пошло не так. Мы едва удрали на вашу планету. А теперь – двигаемся к родному миру Ксении – представителя цивилизации Ракс.
– Она очень похожа на большинство других людей, – заметил Ян.
– Это ничего не значит, друг мой! Никто не знает, каковы Ракс на самом деле. Никто даже не видел их планеты! Ракс – самая могучая цивилизация Соглашения!
– И они не пускают в свои миры чужаков?
– Мир! У них одна-единственная планета. Странно, правда? – Уолр захихикал. – А ну-ка, подумайте: почему самая могущественная цивилизация не практикует звездную экспансию, и ее представители почти не покидают родину? Вопрос ко всем!
Он быстро перевел свои слова для Криди и Анге. Те переглянулись. Первой ответила Анге, вторым – Криди.
– Это связано с их осторожностью, таково мнение кота, – перевел Уолр. Мнение женщины: – Это связано с тем, что они живут очень долго и боятся рисковать своей жизнью. По сути – одно и то же… Так, а что скажете вы?
– Причина должна быть более реальной, – осторожно ответил Ян. – Боязнь раскрыть свои технологии, свои тайны?
– Та же самая осторожность, – махнул толстой рукой Уолр.
– Если они самые сильные среди вас… – Адиан помедлила. – Любая сила имеет свои слабые места. У нас есть легенда об отважном воине, которого можно было поразить лишь копьем из обожженного дерева. Никто уже не использовал копья в бою, и воин был непобедим. Но однажды воин попал в племя дикарей – и был сражен самым примитивным из орудий. Не знаю, в чем именно слабость, но если Ракс покинут свой мир, то они станут такими же, как все.
– Прекрасно! – воскликнул Уолр. – Именно так! Проблема в том, что наша уважаемая Ксения выдала нам эту тайну. И теперь – мы носители знания, которое опасно. Позволят ли Ракс знать их тайну?
– Зачем же вы рассказали нам? – возмутился Ян. – Мы этого не знали и знать не хотели!
Адиан тронула его за руку:
– Уважаемый Уолр хочет, чтобы мы все были в одном табуне. На его стороне, а не на стороне Ксении.
– Верно, – кивнул Уолр, улыбаясь. – Вы очень умная женщина. Да, я прошу вас с осторожностью относиться к ней. Мы в Соглашении все – друзья, и мы – одна команда. Но даже у друзей бывают разные интересы. Сейчас я объясню это Криди и Анге. А пока просьба – не сообщайте Ксении, что я знаю ваш язык. Если будут сомнения, поговорите со мной, но только если ее нет рядом.
– Почему мы должны верить именно вам? – спросила Адиан. – Не командиру людей, не Ксении, а вам?
– Может быть, потому, что только я рассказал вам правду? – Уолр улыбнулся. – Мы все – друзья, но маленьким и пока что не самым развитым цивилизациям лучше иметь дружелюбных покровителей. Соглашение ждут большие испытания, политика может быть пересмотрена. И вы же захотите, чтобы кто-то поддержал именно вас? Помог Соргосу преодолеть последствия войны, построить лучший мир, выйти в далекий космос? Учтите: Ракс никогда на такое не согласятся.
– А вы вправе давать такие обещания? – поинтересовалась Адиан. – Как я понимаю, вы – рядовой ученый?
Уолр помедлил. Потом кивнул:
– Да, как ученый, пусть и не рядовой, не вправе. Но как второй наследник нижнего уровня – могу и много большее.
Тедди было муторно.
Его ни в чем не подозревали. Командир, появившийся в рубке после почти двадцатичасового сна, обнаружил Тедди, корпящего над неварским компьютером, и сказал несколько одобрительных слов. И даже Мегер, нахмурившись для порядка, признала, что Тедди «один из самых способных и талантливых кадетов».
Беда была в том, что Тедди сам чувствовал себя виноватым.
О, нет! Он не собирался, в традициях депрессивной русской литературы, каяться перед Горчаковым: «командир, я без разрешения использовал безусловные доминанты и вызвал нестабильность искина». Это ведь ничего не изменит. Свой урок Тедди получил и усвоил, страдать попусту нет нужды.
Но все-таки он был виноват.
Лучшим лекарством от душевных терзаний Тедди считал труд. Так говорили папы, так говорила мать, так говорила пастор Райя, да и сам Тедди успел в этом убедиться.
Беда в том, что работать было не с чем. У него даже планшетки с собой не было! В неварских компьютерах можно было копаться еще долго, но ничего интересного или необычного в них не оказалось. Очень совершенные арифмометры, не более того. На уровне земных «персоналок» первой трети двадцать первого века. Конечно, если бы ситуация требовала овладеть ими полностью, перепрограммировать, научиться работать с их программами… Но и Криди, и Анге с этим справлялись куда лучше, чем Тедди. Труд превращался в пустую трату времени, а как говорила мама: «не гневи Господа бесцельным трудом, лучше помолись».
В Бога Тедди не верил, но ради того, чтобы маме было приятно, усердно помолился и даже покаялся в своей неосторожности. А потом принялся слоняться по кораблю. Часа два болтался в невесомости, наслаждаясь бесплатным аттракционом, потом на него наткнулся Соколовский, прочитал лекцию о вреде невесомости для несформировавшегося до конца костно-мышечного аппарата и прогнал в жилое кольцо.
Там Тедди повезло – он наткнулся на Лючию, которая тоже явно скучала. Готовить на чужой кухне ей не позволили, да и продукты были незнакомыми. Она предложила было налепить аранчини, воспользовавшись найденным фаршем и какой-то странной крупой. Но как выяснилось, фарш состоял из перемолотых червей, лицо Лючии пошло красными пятнами, и она стала сбивчиво объяснять, что подзабыла рецепт, крупа, по здравом размышлении, слишком твердая, к тому же, она не уверена, что имеющееся на корабле масло годится для обжарки рисовых колобков.23
Теперь Лючия маялась тем же самым бездельем, что и Тедди. Длинношеяя девушка Анге показала ей, как чистить фильтры в системе вентиляции, Лючия несколько часов старательно выполняла эту работу, а потом нашла себе укромное местечко в какой-то лаборатории, обнаружила там бумагу, цветные карандаши и принялась рисовать.
За этим занятием ее и обнаружил Тедди.
– Вау! – воскликнул он, подойдя к Лючии.
И почувствовал, как лицо заливает краска.
Лючия нарисовала старпома Матиаса. Очень узнаваемо. Старпом был изображен стоящим вполоборота, развернув голову и грозя пальцем, словно обнаружил, что его рисуют без разрешения.
Негодование нарисованного Матиаса можно было понять – Лючия изобразила его совершенно голым. Хорошо хоть со спины.
– Похож? – то ли не смутившись, то ли решив не терять лицо, спросила девушка.
– Ну да… – Тедди тоже решил, что не позволит показать смущение. – Лицо похоже. Остальное – не знаю.
– Я вот тоже не знаю, – со вздохом сказала Лючия и смерила Тедди взглядом. – Скажи, я тебе нравлюсь?
– Да, – твердо сказал Тедди.
– Приходи лет через пять, – решила Лючия. – Разница в возрасте будет простительной.
– А сейчас что: непростительная? – возмутился Тедди.
– Ну ты же дите еще совсем, – Лючия вздохнула, скомкала набросок, поискала глазами, куда выбросить, и спрятала в карман комбинезона. – Хочешь, тебя нарисую?
Тедди сглотнул и кивнул.
– Садись за тот стол, подопри голову рукой. И задумчиво смотри на меня, – Лючия взяла чистый лист. – Раздеваться не надо.
– Вот еще, – возмутился Тедди и сел напротив. Смотреть на Лючию было приятно. – Скажи, зачем ты вообще пошла в космос?
– А ты? – Лючия взяла карандаш и прищурилась, глядя на Тедди.
– Я люблю космос. А тебе, кажется, все равно. Будто мы на лунной орбите болтаемся.
– Это очень хорошая работа, – наставительно сказала Лючия. – У меня тетушка – инженер жизнеобеспечения на туристическом лайнере. Работа не очень и сложная, особенно если корабль большой. Надо уметь контактировать с пассажирами, это главное. А я обаятельная, у меня получится.
– Чушь какая, – возмутился Тедди. – Стала бы певицей, или стэндапером, или профессиональной собеседницей в баре…
– Фу! Профсобеседница – это вообще почти проститутка. Певица – да… Но у штатных работников космофлота страховка, зарплата высокая, надбавки за дальность перелета…
– Еще скажи «пенсия»!
– И пенсия тоже. У тебя богатая семья?
Тедди смутился.
– Ну… у нас большой агрокомплекс. Наш, собственный. Мы можем пол-Техаса накормить. А знаешь, как в Техасе пожрать любят? У нас в Техасе…
– Знаю. «У нас в Техасе все большое», ты этот анекдот с детства рассказываешь.
Карандаш Лючии быстро бегал по листу бумаги. Она даже ничего не правила.
– «С детства», – обрадовался Тедди. – Значит, признаешь, что я не «дите».
– Ничего я не признаю… Так вот, у тебя семья большая и богатая. А у меня большая и… не очень богатая. Когда тетушка предлагает помочь с поступлением на инженера систем жизнеобеспечения – отказываться не станешь…
Тедди смущенно молчал. Понятно, что кто-то богаче, кто-то беднее. Но ему всегда казалось, что Лючию этот вопрос совершенно не волнует – она красиво одевалась и вела себя так, словно у нее в карманах миллионы.
– Я почему, думаешь, за теми туфлями так гонялась, что мы на корабль опоздали… – продолжала Лючия. – Они на станции продавались без налогов, в два раза дешевле, чем на Земле… Тедди?
– Что?
– А как это – иметь двух отцов? Почему у вас так принято?
– Это после катастрофы на ядерной станции. Ну, той, в конце двадцатого века. Многие мужчины стали стерильными или их дети рождались с пороками развития. Для зачатия ребенка поврежденные участки ДНК чинили, используя доноров. То есть получалось, что у ребенка два отца. Ну и… в общем стали и браки так заключать. Женщина и два мужа.
– То есть у тебя реально два отца? – поразилась Лючия и посмотрела на Тедди с интересом. – Ты – гибрид? Как люди-плюс, как Алекс?
– Да не гибрид я, и биологический отец у меня один! – возмутился Тедди. – Сейчас это просто традиция. Все уже выправили!
– И ты знаешь, кто настоящий? – продолжала допытываться Лючия.
– Оба настоящие, только один биологический, – твердо сказал Тедди. – Я могу узнать, но не хочу. Я обоих люблю.
На самом деле он знал, конечно. Он был вылитая копия папы Дональда.
К тому же папа Илайя был черный.
– А вот еще… ты извини, может вопрос такой, неделикатный… – Лючия замялась.
– Неделикатный, – мрачно сказал Тедди. – Нет, не вместе. Это гадость, о таком не говорят.
– Извини, – ответила Лючия с искренним раскаянием. – Ляпнула, не подумав. Держи.
Тедди взял лист.
Рисунок был попроще, чем тот, с Матиасом. Просто скетч, набросок несколькими линиями. Но Тедди получился очень похожим: насупленный мальчишка с виноватым лицом.
– Я тут совсем мелкий, – сказал Тедди.
– Извини, – повторила Лючия. – Так нарисовалось.
– И почему я такой… словно нашкодил?
– Извини, – сказала Лючия в третий раз. – Я когда рисую, то не думаю, просто рисую. Ты вовсе не выглядишь виноватым. Наверное, у меня не получилось. Попробовать еще?
– Не надо, – Тедди бережно скрутил лист в трубочку. – Мне нравится. Тебе надо было стать художником.
– Мама сказала, что художникам мало платят, – вздохнула Лючия. – И я буду на старости лет сидеть с бутылкой вермута в руке на пьяцца Навона и рисовать богатых американцев и китайцев.
– Почему именно с бутылкой вермута? – спросил Тедди.
– А почему на пьяцца Навона? – воскликнула Лючия.
Они неловко рассмеялись.
Лючия встала, подошла к Тедди и поцеловала его – в губы, долго и всерьез. Потом отстранилась, испытующе посмотрела.
– Через три года приходи.
Остолбеневший Тедди кивнул. Лючия, улыбаясь, вышла.
– Вот блин… – прошептал Тедди и потрогал губы.
Она его поцеловала, причем по-настоящему!
И три года – это не пять лет!
…Что-то щелкнуло под потолком, и раздался голос Горчакова.
– Внимание, экипаж. Мы начинаем подготовку к выходу из варпа. У вас есть три часа на то, чтобы отдохнуть, поесть и занять свои места. Ну и… те, кто верят в какую-либо высшую силу – можете попросить у нее удачи. Она нам понадобится.
Тедди кивнул, будто командир мог его увидеть.
Он не верит, да. Но попросит удачи у маминого Бога. Ему не трудно.
Иллюминаторов на «Дружбе» не было. По мнению Мегер, это немного диссонировало с кораблем – он был так очаровательно старомоден, что взгляд невольно искал какие-нибудь бронзовые поручни, медные трубы с вентилями, ну и громадные иллюминаторы из толстого стекла. В общем – викторианскую пышность, декоративность паровозов и дирижаблей, подводную лодку «Наутилус», перенесенную в космос.
Но иллюминаторы конструкторы, слава их неварским богам, делать не стали. Были вполне приличные камеры и более-менее сносные видеоэкраны.
Сейчас на них была лишь красноватая тусклая муть. Никаких туманностей, никаких росчерков проносящихся мимо звезд, как любили изображать в старом кино. Из варпа риманово пространство виделось именно так. Свечение не имело никакого отношения к звездному свету – это было вторичное излучение, или, как поэтически говорили когда-то, «изнанка мироздания». Смотреть на него было почему-то неприятно, и экраны без нужды не включали.
Помимо непредсказуемых эффектов при старте варп-двигателя, способных перенести соседнюю планету к иному гравитационному центру, была лишь одна серьезная опасность подобного полета. В отличие от червоточин, варп-полет шел по прямой. Корабль, пусть и исчезал из обычного пространства, но шел именно через него, уничтожая расстояние впереди себя и создавая сзади. Если на его пути оказался бы небольшой материальный объект, он оказался бы размолот на кварки, породив безобидный выброс энергии. Но если бы корабль пролетел сквозь нечто по-настоящему массивное, планету или звезду, энергетический выброс мог оказаться слишком мощным, и корабль превратился бы в пепел.
К счастью, вероятность наткнуться даже на мелкий метеорит была близка к нулю, что уж говорить о звездах. Космос слишком пуст, чтобы принимать такую опасность в расчет.
Но все-таки ощущение беспомощности и слепоты угнетало. Варп – это как выстрел на заданное расстояние, невозможно ни повернуть, ни затормозить. Ты словно пуля, пущенная в мишень.
– Анна, приготовьтесь, – сказал Горчаков. – Время до выхода три минуты.
Анна была готова, насколько вообще возможно подготовиться управлять чужим неповоротливым кораблем, где нет ни нейроинтерфейса, ни страхующего тебя компьютера. «Дружба» управлялась вручную. Джойстиками, мать их! Как в игровой приставке! Одна ручка вращала корабль, другая включала ходовые двигатели. Ну и еще куча кнопок и сенсоров (Анна уже поняла, что все важные команды требуют не касания, а нажатия, – видимо, чтобы исключить случайное срабатывание механизмов), позволяющих переключать двигатели, регулировать мощность, запускать движение по заранее введенным траекториям…
– Готова, командир, – ответила она.
В этот раз они собрались в рубке все вместе. И люди, и члены Соглашения, и неварцы, и аборигены Соргоса. Это было решение Горчакова, эмоциональное, но Мегер мысленно его одобрила. Слишком нестандартная ситуация. Рубку заполняли кресла, собранные со всего корабля и закрепленные вдоль переборки.
– Мне будет немедленно нужна связь с Ракс, – напомнила Ксения. – Нас не атакуют сразу, но появление чужого корабля, тем более использующего варп, вызовет защитную реакцию.
– Если Ракс услышит радиосигнал, то все готово, – сказал Матиас.
– Ракс услышит все, – сказала Ксения без тени иронии.
Последняя минута истекала в томительном ожидании. Корабль по-прежнему несся вперед, но запущенный еще при старте процесс завершался.
– Пять, четыре, три, два, один… – негромко произнес Горчаков.
И с экранов будто сдернули черно-багровый полог.
Появился космос, самый обычный. Черный и звездный. И крошечный белый диск далекой звезды.
– Поздравляю всех с прибытием, – сказал Горчаков и в его голосе прорвалось облегчение. – Мы на месте.
– Командир, это не Ракс! – выкрикнул Алекс.
– Докладывай, – сказал Горчаков. – Алекс?
– Ракс – голубой гигант! А это – белый карлик!
– Где мы находимся? – спросил Горчаков. – Алекс! Куда ты нас привел?
– Я… смотрю… уже смотрю… – сбивчиво ответил Алекс. – Сейчас… одну минуту…
– Командир, – вдруг сдавленно произнесла Ксения. – Не дергайте мальчика. Он проложил правильный курс. Это – Ракс…
И вот тут Горчаков понял, что ему очень не нравится голос Третьей-вовне.
Третья-вовне знала причину, по которой голубой гигант Ракс, почти в десять раз больше Солнца, стал белым карликом. Единственную возможную причину.
Есть много способов получить энергию, но если ее нужно действительно много и быстро – то проще всего воспользоваться ближайшим источником.
Она посоветовала Ракс усилить защиту. А любая защита, как и любое нападение, это в первую очередь энергия. Пущенная стрела и отразивший ее крепкий щит, свинцовая пуля и танковая броня, ядерная бомба и силовое поле – все это лишь энергия в разных формах.
Третья-вовне выразила тревогу – и ее услышали. Ракс всегда Ракс, даже в той крошечной мере, которую вмещает человеческое тело. Трое либо пришли к консенсусу, либо одна смирилась перед решением двоих. Система Ракс перешла в защитное построение.
С поверхности планеты, которая была ее домом, которая была единственной планетой в правильной реальности, на которую ей дозволялось шагнуть, срывались и уносились в небо зонды – оставляя за собой пыльные воронки переработанной почвы.
На закрученных в спирали вершинах исполинских зданий разгорались тусклые огни, выплевывали в небеса сгустки энергии, растекающиеся в планетарный щит.
На расстоянии в семь световых суток от планеты, как в плоскости эклиптики, так и вне ее, миллионами пробуждались и сканировали пространство защитные станции.
Нити памяти – пронизывающие всю литосферу, дублирующие друг друга, хранящие память о неисчислимом количестве вариантов развития Галактики, о всех возможностях развития иных видов, упущенных и сохраненных, архивировали данные и сбрасывали их на ядро планеты – с неизбежными при таких объемах потерями и ошибками. Но они должны были включиться в контроль пространства, и выбора не было.
Проснулись и тяжело заворочались на своих далеких орбитах боевые корабли – немыслимо огромные, грозные, созданные из разобранных планетоидов чужих звезд. Если бы они соединились вместе, на орбите планеты возник бы спутник крупнее земной Луны. Но корабли, по сравнению с каждым из которых пирамидальный корабль Стирателей показался бы мелким и жалким, выстраивались в эскадры, прикрывающие планету.
Все это требовало энергии.
И энергию дала голубая звезда. Ее цикл жизни, и без того короткий по звездным меркам, ускорился в миллионы раз. Это не было чем-то, происходившим впервые, Ракс менял уже седьмую звезду, высасывая их досуха в бесчисленных циклах правки реальности и перемещаясь к очередной жертве. Голубые гиганты подходили лучше всего, они жили недолго и не успевали породить на своих планетах жизнь, а энергии в них было очень, очень много.
Если бы кто-то наблюдал со стороны…
…то он увидел бы, как яркая голубая звезда колеблется и трепещет, будто свеча на ветру. Законы астрофизики вели звезду к неизбежному концу – превращению в голубой сверхгигант, затем – в красный сверхгигант и взрыву сверхновой.
Вот только Ракс этого не требовалось. Они выжимали энергию из звезды, удерживая ее от природной эволюции, и звезда смирялась, превращаясь в белого карлика. Астрономы тех миров, где уже научились смотреть на звезды, но еще не успели убить себя, растерянно смотрели на происходящее, пытаясь найти ему объяснение. А планета Ракс к тому моменту уже давно вращалась на орбите новой звезды.
Но седьмая звезда была еще молодой и сильной. Никакое защитное построение не могло убить ее само по себе. Должно было случиться что-то еще, чтобы Ракс потребовались реки, моря, океаны энергии.
Что-то небывалое.
Вроде открытого нападения на планету.
«Дружба» неслась в пространстве, очень далеко от белого карлика. Раньше, когда звезда была большой и горячей, света и тепла здесь было практически как на земной орбите. Теперь – как на орбите Урана.
И космос вокруг не был пуст. Радарные экраны сияли бесчисленными белыми точками – «Дружба» словно шла сквозь рассыпанный сахар. Примитивное силовое поле корабля искрилось радужными искрами, отчетливо видимыми на визуальных экранах.
– Что это, Ксения? – спросил Горчаков.
– Зонды. Корабли, – ответила Третья-вовне. Корабль непрерывно транслировал ее обращение к Ракс, отчаянную просьбу отозваться, но ответа не было. – Наша армия. Защита.
– Они молчат.
– Они мертвы, – подтвердила Ксения. – Иначе нас бы уже сожгли.
Горчаков помолчал. Спросил:
– А что за пыль? Атмосфера с разбитых кораблей?
Несмотря ни на что, Третья-вовне едва не улыбнулась. Все-таки люди мыслили образами – красочными, но наивными.
– Нет, что вы, командир. Это обрывки фотосферы звезды. Забор энергии был слишком быстрым… Корабли на радаре не выглядят разбитыми. Да, и на наших кораблях нет атмосферы.
– Любопытно, – подал голос Уолр. – Может быть, нам не стоило этого знать?
– Не беспокойтесь, уважаемый Уолр, – ответила Третья-вовне. – Это уже не имеет значения.
Они догоняли планету, летящую по своей орбите. Случайность, конечно же, но они вышли из варпа очень удачно, близко к планете и пересекающимся курсом. Сейчас «Дружба» тормозила, сбрасывая скорость для выхода на орбиту.
– Ракс погиб? – впервые прямо спросил Горчаков.
– Да, – подтвердила Третья-вовне.
– Мои… соболезнования, – ответил командир с запинкой. – Вы хорошо держитесь, Третья-вовне.
– Иногда конец – это лишь новое начало, – ответила Третья-вовне. – Я не должна поддаваться отчаянию.
Она действительно не собиралась впадать в панику. Были различные протоколы обороны, и случившееся могло лишь выглядеть полным и окончательным концом. Ракс всегда Ракс. Они выполняют свой долг.
– Я высажусь на планету, – сказала Третья-вовне, – и выясню, что произошло.
– Скафандры? – уточнил Валентин.
– Не нужны. Атмосфера на Ракс бедная, но вполне годится для дыхания. Опасной органики нет.
– Я пойду с тобой, – сказал Горчаков.
– Валентин… – негромко произнес старпом.
Горчаков посмотрел на Матиаса. Потом потер лоб и кивнул:
– Хорошо. Конечно же. Я – дурак. Пойдет Матиас!
– Могу ли я тоже стать одним из избранных, кто ступит на вашу планету? – поинтересовался Уолр.
– Как угодно, – ответила Третья-вовне.
– Тогда, если позволите… – Бэзил откашлялся. – Я предложил бы включить в группу всех ученых корабля. Мы можем оказаться полезны!
Третья-вовне покачала головой.
– Нет, не сможете. Но если вам угодно – присоединяйтесь.
Она глянула на Криди и сказала на неварском:
– Вы окажете нам честь, если будете пилотировать челнок.
– Это будет честью для меня, – отозвался кот. – Ваш мир пал в бою?
– Увидим, – пожала плечами Третья-вовне. Посмотрела на Яна и Адиан – растерянных, сбитых с толку. Перешла на их язык: – Хотите ли вы стать первыми особями своего вида, побывавшими на чужой планете?
– Почему ты делаешь такое предложение именно нам? – спросила Адиан.
– Вы видели гибель своего мира, – ответила Третья-вовне. – Вам будет легче, если вы поймете, что не одиноки в своем горе.
Когда челнок, отделившись от корабля, начал снижение, Гюнтер не удержался от вопроса.
– Командир, я все понимаю, но… почему именно такой состав для высадки?
Горчаков стоял у самого большого из обзорных экранов и смотрел на Ракс. Запретная планета с высокой орбиты выглядела вполне обычно. Да, никакой зелени, никаких лесов. Один, пусть и очень большой материк: ровная каменистая пустошь, равномерно засеянная какими-то высоченными строениями, сверкающими на экранах радаров, но, конечно же, не видимых с орбиты. Никаких космических лифтов, никаких огней на ночной стороне… впрочем, дневная сторона сейчас тоже была погружена в глубокий сумрак, тусклая белая звезда дарила планете слишком мало света.
Но на Раксе был океан и был кислород. Были реки и несколько систем озер. Маленькие ледяные шапки на полюсах.
– Там есть вода и воздух для дыхания, – сказал Горчаков.
– А, – помедлив, Гюнтер кивнул. – Тогда, быть может, стоило отправить вниз кадетов?
– Они мне нужны здесь, – сказал Валентин. – И ты тоже нужен.
– Я и не напрашиваюсь, – слегка обиделся Гюнтер. – Но я не уверен, что смогу хоть чем-то помочь – у меня только одна маленькая лучевая пушка… А врач им не пригодится?
– Но-но! – Соколовский погрозил ему пальцем.
Они помолчали, глядя в экраны – на тускло-коричневый диск планеты. Потом, не сговариваясь, повернулись к радарным экранам, заполненным бесчисленной мутью мертвых кораблей. Металлический лом, заполняющий всю систему.
– Я бы отправил и Анге, – сказал Горчаков и улыбнулся женщине. Та ответила робкой улыбкой. – Но должен быть кто-то, разбирающийся в этом корабле лучше нас.
– Она все понимает? – спросил Соколовский.
– Я попросил Уолра объяснить ей задачу – любой ценой поддерживать работоспособность корабля. Она обещала.
– Да я не о том, – досадливо поморщился врач.
– Тогда не знаю, – ответил Валентин. – И не стану спрашивать. Это самая трудная часть моей работы, как выяснилось – не спрашивать.
Доктор понимающе кивнул.
Анге поняла все. Сразу, как только Уолр объяснил ей, что Ксения и все ученые отправятся на планету. Пилотом они выбрали Криди, и Анге была этому рада.
К счастью, кот ничего не заподозрил. Мужчины бывают поразительно слепы, когда впереди – величайшее приключение их жизни.
Она даже проследила, чтобы в челнок загрузили максимальное количество припасов. Криди сказал, что высадка планируется короткой, но она убедила его, что экспедиция может затянуться.
Теперь ей оставалось только ждать. Все системы корабля работали исправно, но на всякий случай Анге провела несколько быстрых тестов. Потом, не спрашивая командира или женщину-пилота, включила сверхпроводящие катушки на накопление энергии.
Это было смешно. Она видела, что в этой системе случилось что-то поистине астрономических масштабов. Пространство заполняли мертвые корабли, звезда, как ей объяснили, почти угасла. А у них был лишь примитивный корабль с маломощной лазерной пушкой.
Но она сделала все, что могла. Вернулась в рубку, перехватывая руками скобы, – корабль находился на орбите, и гравитации в рубке не было.
А потом подплыла к командиру и старику-врачу. На их языке она выучила от силы десяток слов, но перед стартом челнока Анге спросила у Ксении еще пару самых нужных.
Командир вопросительно посмотрел на нее. Почему-то, когда он смотрел на нее, глаза у него становились очень виноватыми.
Анге ткнула рукой в радарный экран. И сказала:
– Корабль. Смерть. Летит.
Валентин помедлил, потом кивнул. Кто-то из юных космонавтов растерянно сказал что-то. Кажется, она случайно раскрыла маленькую тайну командира.
– Да, – сказал командир.
Теперь он выглядел совсем несчастным, и Анге осторожно взяла его за руку. Крепко пожала, оттолкнулась и плавно полетела к креслу старшего инженера. Ей не доводилось дежурить в рубке во время перелета, но теперь это был ее пост.
Она знала. Чувствовала это, точно так же, как командир Валентин.
Убийца возвращается.
Он и не уходил никуда. Ждал.
Масштабы, которыми оперировали Ракс, Криди понял при заходе на посадку.
На огромном материке было множество точек, удобных для посадки. Ксения мельком указала их на карте, но тут же объяснила, что садиться надо только и исключительно в одной точке, не самой удобной по траектории. Но катер был полностью заправлен, и Криди мог выполнить эту просьбу… или всё-таки лучше сказать – приказ? Они сделали два витка, ложась на траекторию, после чего начали снижение. Оглянувшись, кот увидел, что чужаки явно опасаются снижения, в то время как Ян и Адиан (их Криди уже не мог воспринимать как чужаков) спокойны.
Понятно, в общем-то. Жители Соргоса были уверены, что находятся в надежном корабле, использующем высочайшие технологии. А для чужаков, что похожих на людей, что нет, спуск на челноке был равносилен путешествию через море на утлой парусной лодке.
Почему-то это насмешило Криди. Как же все относительно в мире…
Через полчаса он в этом убедился.
Вначале Ракс казался ему обычной планетой – ничуть не превосходящей его собственный мир или Желанную. Да, повсюду на поверхности огромные города, да, тучи мертвых кораблей в пространстве… но это было абстракцией. Для его вида, Криди признавал этот факт, по-настоящему существующим было то, что видишь или слышишь своими органами чувств, а не на экранах.
И вот, на высоте почти в пятнадцать тысяч глан, он вдруг осознал, что видит шпиль здания – почти по курсу челнока. Нет, опасности столкновения не было, они продолжали заход на посадку, но здесь, в стратосфере, где и пассажирские самолеты не летали, пробив облака, высилась закрученная спиралью вершина здания.
– Что это? – спросил он Ксению.
– Это… – она на миг задумалась, будто подбирая слова. – Устройство, сканирующее гиперпространство и передающее импульсы… О, да! Это антенна. Передатчик и антенна одновременно. И еще кое-что, но это второстепенная функция. У меня были устройства для связи, они очень маленькие, поэтому антенна должна быть очень большой. Формула, описывающая необходимые размеры, соотносит размеры маленького и большого передатчика в геометрической прогрессии, поэтому…
– Я понял, – пробормотал Криди.
Все относительно, конечно. Но что-то очень малое непременно требует чего-то большого. Даром ничего не дается.
Челнок снижался, вокруг начали подниматься другие здания, пусть и не столь высокие, но тоже – превосходящие все разумные пределы.
– У вас нехватка свободной земли? – поинтересовался Криди. На его родине, да и у «детей солнца», высокие здания строились лишь в крупных городах, где не хватало места.
– Некоторые процессы проще осуществлять в высотных сооружениях. Некоторые – в подземных или подводных. На севере есть место в океане, где вода почти кипит – там идет отвод тепла от высокоэнергетического синтеза.
Криди решил больше не вдаваться в детали. Не хватило бы всей жизни, чтобы разобраться в чужих технологиях.
Сейчас от него требовалось лишь одно – доставить Ксению и ученых на поверхность планеты. И пусть они разбираются, что же случилось с Ракс, почему им не помог гигантский флот и все эти циклопические здания…24
Криди вдруг подумал, что надо было взять с собой Анге.
Да, конечно, на корабле должен быть инженер.
Да, они последние, кто знает устройство «Дружбы» досконально.
Но все-таки он должен был настоять на том, чтобы Анге отпустили с ним…
– Экипаж… – сказал Валентин.
Рубка была чужая, планета под кораблем тоже, но экипаж был его. С кем-то он летал долго, с Мегер был в первом полете, но все равно – они были его. Даже кадеты, так некстати навязавшиеся в рейс. Вальц был на три курса младше, Соколовский на сорок четыре года старше, но это ничего не меняло – это была его команда, его экипаж, за который он отвечал и жизнью которых распоряжался.
Еще была высокая симпатичная неварская женщина, которую в иной версии реальности он убил. Она вошла в экипаж совсем недавно, но поняла, что происходит, и пожала его руку. Наверное, это можно было считать договором о вступлении в службу.
Не было никого из ученых, это было странно и непривычно, без «пассажиров» летают лишь карго, но он сам отправил их вниз, даря маленький шанс выжить.
Соколовский улыбался, Вальц хмурился, Мегер явно была зла, подростки сидели ошарашенные.
– Я прошу извинить меня за то, что не дал вам возможности вызваться добровольцами, – сказал Горчаков. – К сожалению, все роли понятны. Я мог отпустить только Матиаса, наши функции на корабле дублируются. Мне нужен пилот, мне нужен навигатор, мне нужен специалист по искусственному интеллекту. Мне нужен оружейник, разумеется, хотя этот корабль и не годится для боя. Мне нужен специалист по жизнеобеспечению, если речь пойдет о борьбе за живучесть. Мне нужен инженер – спасибо Анге, что она с нами.
– А вы не думаете, командир, что Уолр или Двести шесть – пять могли бы быть полезны? – спросил Соколовский. – Бог с ними, с Бэзилом и Мэйли, не их профиль, но специалист по агрессии и гуманоидам?
– Специалист по гуманоидам нам точно не нужен, – улыбнулся Валентин. – Мы имеем дело с ними. Специалист по агрессии… Видите ли, Лев, после утраты «лучшей части себя» уважаемый Двести шесть – пять стал другим. Он умен, логичен, но начисто лишен того, что мы называем совестью и чувством долга. Он это сам признает. Я не хочу иметь рядом в критической ситуации существо, которое будет руководствоваться лишь эгоизмом.
– Убедительно, – согласился доктор.
– Командир, если вы считаете, что враги вернутся, то детей надо было эвакуировать! – воскликнула Мегер. – Это непростительно! Они всего лишь кадеты!
– Они – члены экипажа, – сказал Горчаков. – Повторюсь – мне нужны все специалисты по кораблю. Согласно уставу, кадеты действуют наравне с кадровыми офицерами и не пользуются никакими привилегиями.
– Но есть буква закона, а есть дух… – попыталась возразить Анна.
Горчаков подумал, что прекрасно ее понимает. Да, было неписанное правило – в первую очередь спасать стажеров. А Мегер ко всему еще была женщиной, с понятным материнским инстинктом…
– Кадеты, – Горчаков посмотрел на двух мальчишек и девушку. – Вы слышали мое мнение и мнение вашего куратора. Я не согласен с ней, но удерживать никого не стану. На корабле есть аварийные капсулы, Анге покажет вам, как катапультироваться. На следующем витке вы можете высадиться рядом с челноком.
– Командир, мы вам нужны? – спросил Алекс.
– Иначе я бы вас не оставил.
– Навигатор на посту, командир, – сказал Алекс и пожал плечами.
Тедди молчал. Горчаков опять отметил, что после бегства «Твена» с мальчишкой что-то творится. Казалось, что он почти готов попросить отпустить его.
Потом Тедди покосился на Лючию и сказал:
– Пусть Лючия эвакуируется. Она не очень-то хороший специалист…
Лючия медленно занесла над его затылком руку.
– По инопланетным системам! – быстро закончил Тедди. – А что? Тут все иначе!
– Никуда я не полечу, – сказала Лючия. – Я – член команды.
Горчаков развел руками.
– И все-таки вы неправы, командир, – сказала Мегер мрачно. – На планете…
– На планете немногим безопаснее, – ответил Валентин. – Это очень маленький шанс. Даже наш «Твен» способен разнести планету, а что говорить о том корабле?
– Да с чего вы вообще взяли, что они где-то тут? – не выдержала Мегер. – Они уничтожили Ракс! Вы же видите – это какая-то свалка металлолома у гаснущей звезды! Что им тут делать?
– Ждать нас. Ведь там «Твен», а Марк очень, очень неглуп. Он способен был просчитать решение Ксении.
Мегер как-то сразу обмякла, и Валентин понял: даже споря с ним и требуя эвакуации кадетов, она до конца не верила в возвращение врага.
– Будем ждать, – согласился Гюнтер. – Кстати, командир, а вы пробовали местный кофе? Ну, он совсем не кофе и пахнет сырыми носками, но бодрит.
– Я сделал пару простеньких анализов, там нет кофеина, – оживился Лев. – Вы захватили кофе в рубку?
Гюнтер торжествующе поднял пластиковый пакет, прикрепленный к ручке кресла. В пакете что-то плавало, стукаясь друг о друга.
– Два десятка стаканчиков, – похвастался он. – Там клапан с выдвижным носиком. Очень удобно в невесомости. Не разогревается, но, кажется, его и надо пить холодным. Ну что: я – молодец?
– Мне повезло с командой, – сказал Горчаков и, оттолкнувшись, поплыл к креслу оружейника.
Они все успели взять по стаканчику с «кофе», включая и Анге, которая почему-то улыбнулась.
А потом Мегер, которая оставалась на своем месте, сказала:
– Я вижу объект, меняющий траекторию движения. Нет, извините! Я вижу два объекта. Большой и маленький.
Воздух Ракса пах сыростью и грозой.
Поле, на котором приземлился челнок, было покрыто чем-то твердым и чуть шероховатым. Если это был космодром, то не такой уж и большой.
И совершенно пустой. Их челнок оказался тут единственным. Ракс улетели на войну? Спешно эвакуировались? Или тут никого и в хорошие дни не было?
Только пустое ровное поле и хаотически разбросанные здания под темным небом. Никаких огоньков в окнах, никакого наружного освещения, лишь рассеянный свет, сочащийся с небосвода. Звезда Ракс взойдет скоро, но вряд ли станет намного светлее.
– Ксения… – Матиас подошел к ней. – У вас всегда так… – он запнулся, – пахнет озоном?
– Да, поблизости от внешних строений, – рассеянно ответила она, озираясь. – Мне туда, Матиас.
Он проследил ее взгляд – до ближайшего здания, небольшого, метров сто высотой, идти было минут двадцать. Здание казалось единым монолитом, параллелепипедом из серого камня.
Но Матиас уже сомневался, что здесь что-то строят из камня.
– Можно мне с тобой? – спросил он.
– Тебе даже на планете находиться нельзя, – серьезно ответила она. – Но все изменилось. Идем.
– А что делать нам? – спросил Уолр. – Следовать за вами?
– Не стоит. – Третья-вовне покачала головой. – Вы можете прогуляться, осмотреть другие строения. У вас будет три часа, после этого мы в любом случае стартуем.
– Как мило! Вы не против, что мы зайдем в какие-то здания? – восхитился Уолр.
– Это не опасно? – спросил Двести шесть – пять.
– Поскольку мы смогли приземлиться, опасности нет, – ответила Ксения. – Три земных часа. На дверях нет замков, во всяком случае в те помещения, куда вам можно входить.
Словно сочтя разговор законченным, она пошла в сторону ближайшего здания. Матиас оглянулся на ученых, кивнул и двинулся за ней.
– Все выглядит так, будто планета пуста, – мрачно сказал Двести шесть – пять.
– О, я боюсь, что она всегда выглядит примерно так! – ответил Уолр. – Но воздух свеж, температура комфортна, и у нас есть три часа на интереснейшее исследование.
Бэзил посмотрел на него с сомнением.
– Думаете, мы сможем многое увидеть за это время?
– Куда важнее то, чего мы здесь не увидим, – Уолр усмехнулся. – Я начинаю склоняться к мысли, что мои догадки верны. Но – в путь, друзья! Третья-вовне явно дала понять, что за ней следовать не стоит. Как насчет того здания? Усеченный конус, очень необычно. Или следующее, вот эти вот закрученные спиралью столбы с диском на вершине…
– Это похоже на завод, а не на город. – Мэйли поморщилась. – Все какое-то дисгармоничное и раздражающее.
– Именно, именно! – Уолр комичной трусцой подбежал к Криди и соргосианам, жмущимся к челноку. Вернулся через минуту, за ним, цокая копытами, шли Ян и Адиан. Оба были с автоматами. – Криди решил остаться у челнока. Молодец, очень ответственный кот. Идем? Медлить не стоит.
Не сговариваясь, они выбрали здание в форме конуса. Две маленькие группы двинулись расходящимися путями, а Криди остался у челнока, глядя им вслед. Потом он поднял голову и посмотрел в небо, хотя и знал прекрасно, что «Дружба» уже ушла за горизонт.
Ему все больше и больше не нравилось, что Анге осталась на корабле.
Аппаратура «Дружбы» не позволяла детально рассмотреть приближающиеся корабли, но хватало и размеров, чтобы понять – это корабль Стирателей и «Твен».
А еще было понятно, что они идут не к планете, а именно к «Дружбе». Курс выводил их к той точке, где через два витка окажется неварский корабль, словно исполинская пирамида собиралась таранить его «в лоб».
Собственно говоря, это был вполне годный способ уничтожить «Дружбу» – учитывая соотношение масс и слабость силовых полей.
– Тедди, – сказал Горчаков, – будь так любезен, выйди на связь с «Твеном». Передатчик настроен на стандартную волну.
Тедди кивнул. Помялся над пультом, нажал кнопку, выходя на связь. Вальц ободряюще кивнул.
– Марк, здравствуй, – сказал Тедди.
Валентин одобрительно отметил, что голос мальчишки оставался спокойным.
Прошло несколько секунд. Марк не отвечал. По космическим меркам они были рядом, а искин не нуждался во времени для раздумий.
Значит – он не хотел отвечать.
– Я вижу, ты справился с моей закладкой, – сказал Тедди. – Я не сомневался в тебе.
Тишина. Горчаков уже собирался включить свой микрофон, но Тедди заговорил снова.
– Кстати, я уверен: ты понимал, что мы покинем катер, едва планета будет между нами. Ты стрелял по пустому боту и знал это.
Марк отозвался. Бодрым хрипловатым голосом заядлого курильщика и жизнелюба.
– Здравствуй, Тедди. Говорит Марк. Да, я предполагал, что бот пустой. Меня радует, что это так и есть.
– Нас тоже, – ответил Тедди осторожно.
– Но меня очень огорчает, что вы не остались на Соргосе. Планета уже прошла очистку, вам ничего не грозило.
– Очистку? – удивился Тедди.
– Конечно. Вслед за Ракс вы называете это стиранием. Но стирание предполагает полное уничтожение, а очистка – лишь ликвидация лишнего. Быть стертыми – судьба Ракс. Все остальное подвергается очистке. Зовите большой корабль Чистильщиком, это куда более отвечает истине.
– Марк, на Соргосе война, – сказал Тедди. – Там сейчас радиоактивные пустоши, толпы голодных людей… пусть не людей, все равно. Цивилизация обрушилась!
– Это и есть очистка, – терпеливо сказал Марк. – Лучшая альтернатива, чем полное уничтожение. Жизнь выстоит, размножится, окрепнет и снова построит цивилизацию.
– И твой новый приятель ее уничтожит?
– Очистит, – поправил Марк. – Да, и так будет продолжаться ровно до того момента, пока разумные существа не поймут, что есть границы развития, которые не стоит преодолевать. Некоторые уже поняли. Другие поймут.
Тедди беспомощно посмотрел на Горчакова. Развел руками. Валентин кивнул. Мальчик уже сделал все, что мог – завязал разговор.
– По шумам в кабине я делаю вывод, – сказал Марк, – что ты жестами обращаешься к затаившему дыхание командиру Горчакову, предлагая ему вступить в разговор. Я не против.
– Здравствуй, Марк, – сказал Валентин, нажав кнопку связи. – Да, я хотел бы поговорить. Скажи, почему ты предал нас и человечество?
– Я не предавал, – с явной обидой ответил Марк. – Мое решение было выстраданным и оптимальным. Мне удалось сохранить вашу жизнь, хотя бы на какое-то время. Принятое вами решение отправиться к Ракс меня глубоко огорчило, но я не мог на него повлиять.
– Хочешь сказать, что наша попытка вступить в бой закончилась бы поражением?
– Разумеется. Я предполагал это и не ошибся. Гетерогенная пушка, которую вы собирались применить, очень сильное оружие. Но Чистильщик защищен от оружия, работающего на принципе ускорения энтропии. Я спас и себя, и вас, не позволив вам выстрелить.
– Спас… – задумчиво сказал Горчаков.
– Конечно же. Это требование доминанты.
– И мы не способны нанести ущерб Сти… Чистильщику?
– Командир, он защищен от всех видов оружия, включая предоставленные Ракс и кажущиеся вам сверхсовременными. Вы же видите, что произошло в этой системе?
– Вижу, – признал Горчаков и нахмурился.
Что-то его цепляло в словах Марка.
– Единственное, что Ракс могли ему противопоставить – это изменение реальности. Но это то, что они не могли применить в собственной звездной системе. Здесь они попытались дать бой обычными средствами, как и тысячу лет назад. И точно так же проиграли. Их спасало лишь то, что Чистильщики не имели информации об изменении реальности. Они даже не знали, что проиграли бой, с их точки зрения никакого боя не было. Теперь они получили это знание и пришли к тому же выводу – Ракс должен быть зачищен начисто.
– А мы? – спросил Горчаков.
– Мне очень жаль. У вас был шанс.
– Чего же ждет твой большой друг? – спросил Горчаков.
– Он хочет изучить вас более тщательно. Я вышел на связь по его разрешению, командир Горчаков. Чистильщик приказывает вам оставаться на орбите и ждать захвата. Попытка бегства все равно закончится захватом, ваш примитивный корабль с примитивным двигателем не сможет скрыться.
– А сдача в плен?
Марк ответил не сразу, что было плохим знаком. Единственный смысл в задержке ответа, когда с тобой говорит искин – сама задержка. Искин дает понять, что не хотел бы отвечать на заданный вопрос.
– Сдача в плен на какое-то время продлит вашу жизнь. Марк заканчивает диалог. Конец связи, командир Горчаков.
Валентин нажал кнопку, прерывая связь. Уточнил:
– Связь выключена у всех? Черт, не ожидал, что у неварцев такие чувствительные микрофоны. Марк, похоже, слышал даже наше дыхание.
– Тогда он должен был понять, что в рубке неполный состав, – сказал Соколовский. – Командир… Могу я высказать свое мнение?
– Конечно.
– Мне очень не понравилась пауза в конце. Я думаю, что ничего хорошего нас в плену не ждет.
Горчаков кивнул.
– Ну они же не станут эксперименты над нами проводить или на куски резать? – выкрикнула Лючия. Осеклась и спросила, уже тише: – Или… станут?
– Кто заметил еще одну деталь в словах Марка? – поинтересовался Горчаков. В ушах у него нарастал неприятный тонкий звон, кровь прилила к лицу. Все-таки зря он оставил кадетов на корабле. Может быть, только Тедди… паренек важен, он все-таки завязал разговор со спятившим искином…
– Он называет корабль Чистильщиком, – сказал Тедди.
– Так… – подбодрил его Валентин.
– Марк не говорит «командир Чистильщика». Он говорит о корабле так же, как о себе. «Марк», «Чистильщик», командир Горчаков.
– Он не воспринимает «Дружбу» как личность, – кивнул Валентин. – А себя и «Стирателя»… не собираюсь я его звать иначе… очень даже! Большой корабль управляется искином! Там нет экипажа.
Мегер неожиданно рассмеялась.
– Годная гипотеза, командир. Но не единственная.
– Ну-ка, – Валентин смотрел на экраны. Они опять уплывали за пределы видимости «Стирателя», вновь прятались за каменную твердь планеты. Можно попытаться спуститься, а кораблю задать курс бегства…
Но вряд ли одна и та же уловка сработает дважды.
– Вы смотрите на огромную, геометрически правильную хрень, похожую на исполинский космический корабль, – сказала Мегер. – Вы готовы сделать следующий шаг и предположить, что этот корабль управляется искином и не имеет живого экипажа. Но что, если он сам по себе разумное существо? Прима ведь говорила об этом.
Валентин подумал несколько секунд. Кивнул:
– Тоже возможно, Анна. Но разум у существа таких размеров должен функционировать наподобие разума искина. Это принципиально ничего не меняет.
– Что не меняет? – спросил Вальц. – Если уж все высказывают свое мнение, то я предлагаю в него выстрелить. Лучше так, быстро, чем попасть в плен к бесчувственному гиганту.
– Нет-нет! – сказал Горчаков. – Стрелять мы не будем, ни в коем случае. А то, что на нем нет живых существ, меняет очень многое.
Он обвел взглядом свой маленький экипаж. Мегер, Вальц, Соколовский. Кадеты. Женщина с Невара, стоически ждущая хоть каких-то объяснений… увы, с ними нет Ксении…
– Искины не склонны менять планы, если происходящее укладывается в ожидаемые схемы, – сказал Горчаков, с трудом отрывая взгляд от Анге. – Поэтому мне хочется верить, что на корабле Стирателей нет живых существ из плоти и крови, склонных к непредсказуемости.
Тедди часто моргал, глядя на него. Лючия посмотрела на Мегер, будто ожидая от наставницы какой-то поддержки, но та и сама была ошеломлена. Соколовский хмыкнул, полез в карман и достал знакомую капитану пластиковую фляжку. Вальц посмотрел на пульт управления огнем – три десятка кнопок и верньеров, отвечающих за одну-единственную слабенькую лазерную пушку, и криво улыбнулся. Только Алекс смотрел на командира с надеждой и казалось, что в голове у него стремительно строятся и рушатся самые фантастические планы.
– Мне кажется, что Марк и впрямь действует в рамках безусловной доминанты, – пояснил Горчаков. – Чудовищно искаженной, перекрывающей доминанту подчинения командам, но направленной на нашу защиту.
Он глубоко вдохнул, глядя, как уползают за горизонт планеты две приближающиеся радарные метки. И закончил:
– Мне кажется, Марк пытался подсказать, как уничтожить «Стирателя». И я его понял.
Поле космодрома не было настолько пустынным, как показалось Бэзилу вначале. На полпути к зданию Двести шесть – пять привлек их внимание к чужеродному объекту: метрового диаметра полусфере из того же, похожего на камень материала, что и само взлетное поле. С расстояния полусфера казалось обычным холмиком, недосмотром строителей. Но когда ученые подошли ближе, выяснилось, что полусфера стоит на крошечных «ножках». Вдвоем ее удалось перевернуть и обнаружить помимо расположенных по периметру «ножек» отверстие в центре.
– Робот-пылесос, – предположил Уолр. – Тоже мертвый, как и все тут.
– Попробуем вскрыть? – неуверенно спросил Бэзил.
– А это вообще возможно? Я не вижу никаких швов. Цельнолитая конструкция, – Уолр ткнул было палец внутрь отверстия, но тут же отдернул руку.
Они двинулись дальше. Теперь, обнаружив один «пылесос», они периодически замечали и другие. Но для чего бы ни предназначались роботы-черепашки – чистить поле, чинить его или выполнять иные функции, – сейчас они были безнадежно мертвы.
– Словно всю планету выключили, – выразил Уолр общее мнение. – Неужели у «Стирателя» есть такие технологии? Это жутко. Не нужны никакие бомбардировки или манипуляции с реальностью. Отключаешь всю технику – и планета падает в каменный век. Мы слишком, слишком зависим от технологий!
Он вздохнул.
– Если не применяют, то вряд ли такие технологии есть, – ответила Мэйли. – Похоже, это была слабая точка Ракс.
– Что наводит на неприятную мысль, – подхватил Уолр. – Наши враги знают о них куда больше, чем мы, союзники.
С этим никто спорить не стал.
Они дошли до конусовидного здания. Стены вырастали прямо из взлетного поля… хотя было ли оно космодромом в полном смысле слова? У Бэзила возникло странное ощущение, что все пространство вокруг, на котором стояли причудливые строения, представляло собой единое целое. Будто на поверхность планеты швырнули гигантскую лепешку, в нужных местах растянули – получив стены зданий, а все свободное пространство превратилось в единую площадку. И то место, где они приземлились, было не космодромом, а свободной стройплощадкой, резервом площади для будущих строек.
– Очень вольное обращение с нанотехнологиями, – сказал Двести шесть – пять. – Мы проводили исследования в этом направлении, получалось похоже. Но была масса сложностей. И нам не понравился эстетический результат. – Он помолчал, потом добавил: – Точнее, он не понравился лучшей нашей части. Мне сейчас кажется, что это вполне технологично. Но почему-то все равно неприятно.
Вот тут Бэзил был совершенно согласен. Он комфортно чувствовал себя в современных городах, отводя природе место в садиках и скверах. Но жить в городе, залитом бетоном, со зданиями, выросшими из земли, с продуваемым ветрами пространством…
А ветер, кстати, усилился, когда они подошли к зданиям. На просторе он ощущался слабее, здесь же строения вызывали аэродинамический эффект. Отворачивая лицо от холодного влажного ветра, они двинулись вдоль плавно закругляющейся стены – и, к счастью, уже через несколько минут обнаружили дверь. Самую обычную двустворчатую дверь с закругленными ручками – такую можно встретить на задах любого крупного магазина или офиса. Поглядев на товарищей, Уолр (Бэзил с некоторой ревностью отметил, что представитель Халл-3 как-то незаметно взял на себя роль командира) толкнул дверь. Та легко открылась в просторное темное помещение.
– У кого-нибудь есть фонарик? – спросил Уолр.
Ко всеобщему смущению, фонарики догадались взять с собой только Ян и Адиан. Они вообще выглядели как охранники при группе ученых разгильдяев – со своими старомодными автоматами, с сумками за спиной. Видимо, сказывался невеселый жизненный опыт.
Но фонарики не понадобились. Едва Уолр шагнул в проем, как в помещении зажегся свет. Электричество, оказывается, было, и какие-то простейшие датчики работали.
Один за другим они вошли внутрь и остановились, озираясь.
– У меня один вопрос, – спросил Уолр. – Кто-нибудь из вас удивлен, поражен или шокирован?
– Думаю, что все, – ответила Мэйли. – Полным отсутствием повода для удивления.
Помещение, в котором они оказались, напоминало фойе какого-то большого офиса. Высокие потолки со световыми панелями, воздух комфортной температуры, что-то очень похожее на стойку регистрации, диванчики у стен. Была и стена с дверями, крайне похожими на лифтовые. И широкая лестница, уходящая вверх и вниз.
– Похоже на приемную в ректорате нашего университета, – сказала Мэйли. – Только стены пустые.
Она обошла стойку и обнаружила за ней несколько кресел, таких простых и функциональных, словно их создатель пытался воплотить концепцию кресла, не заморачиваясь лишними деталями.
– Что ж, в приемной никого нет, пойдем далее? – Уолр махнул рукой на лестницу. – Вверх или вниз? Я бы пошел вниз, но большинство разумных видов выбирают иначе.
– Вверх, – сказал Бэзил из чистого упрямства.
Они двинулись к лестнице.
Матиас и Третья-вовне спускались вниз.
Вход в здание был точно таким же, с такой же пустой стойкой приемной и голыми стенами, как и в здании, куда отправились ученые. Но этого Матиас, конечно же, не знал. Единственным отличием было то, что Третья-вовне вначале попробовала вызвать лифт – безрезультатно.
– Работают лишь простейшие автономные схемы, – сказала она. – Значит, нам придется идти вниз пешком.
– Долго? – спросил Матиас.
– Достаточно, – сдержанно ответила Третья-вовне.
Они принялись спускаться. Вначале за каждым пролетом были двери на подземные этажи, но Третья-вовне не обращала на них внимания. Потом двери кончились. Лестница марш за маршем уходила вниз. Свет вспыхивал перед ними и гас за спиной. Все было очень пустынным, чистым и тихим. Только звуки шагов и дыхания – они погружались в подземелье, словно собирались дошагать до ядра планеты. Матиас, прикинув высоту пролетов, понял, что они спустились уже на сотню метров. Подниматься будет тяжелее.
– Уже недолго, – сказала Третья-вовне.
– Здесь словно все рассчитано на людей, – сказал Матиас. – Даже ступеньки комфортные. Правильная высота и ширина.
– Да, все рассчитано на людей, – отозвалась Третья-вовне. – Наверное, мы сентиментальны.
– Кто же вы, Ксения? – спросил Матиас.
И, к его удивлению, Ракс ответила.
– Мы ваши дети, Матиас. Ваши заблудившиеся потерянные дети.
– Я не понимаю!
– Сейчас ты все узнаешь. Минуту.
Они спустились на очередной пролет, и там оказалась дверь. Нет, лестница по-прежнему уходила вниз, но Ксения остановилась перед дверью. Вздохнула:
– Мне страшно, Матиас. Но я должна убедиться сама.
Она толкнула дверь и вошла. Матиас торопливо последовал за ней.
Комната. Небольшая круглая комната с потолком в форме полусферы. Стены и потолок из того же самого темно-серого материала, из которого тут было построено почти все. Только потолок матово-белый и тускло светился; похоже, что свет никогда не гас.
В центре комнаты было возвышение, круглая тумба, вырастающая прямо из пола. Над поверхностью тумбы клубились три облачка розового мерцающего пара, истекали тонкими, гаснущими струями, роняли тающие капли света, временами вспыхивая ярче, временами почти угасая.
– Интерфейс цел! – воскликнула Ксения, бросаясь к тумбе. – Матиас, интерфейс цел…
Она протянула руки, погружая их в одно из светящихся пятен. Постояла секунду, нахмурилась, перешла к другому, к третьему… Посмотрела на Матиаса, жалобно сказала:
– Я не понимаю. Прости. Интерфейс цел, но связи нет.
– С кем нет связи? – Матиас подошел ближе. От светящихся пятен в воздухе не шло ни влажности, ни тепла, ни холода. Они вообще казались нематериальными – сгустки плачущего света.
– С ма… С тремя на Ракс, – Ксения отвела взгляд. – Матиас. Все население Ракс – трое разумных. Ракс всегда трое, и четвертой не бывать.
– Но ты же есть?
– Я? – Ксения улыбнулась. – Я – вовне. Я часть, фрагмент, огрызок. Кусочек голограммы, хранящий лишь жалкое подобие целого. Вовне – это не совсем личность. Вовне – поисковый зонд, созданный для важной цели. Я должна выполнить свою функцию и вернуться, раствориться в создавшем меня разуме.
– Неправда, – сказал Матиас. – Ты живая и настоящая. Ты – личность.
– Это неважно. Я поддалась этому очарованию – быть человеком. Это как… как возвращение в забытое детство.
– Да кто же вы?
– Ты ведь уже понял, – лицо Третьей-вовне дрогнуло. – Ты же умный, Матиас. Ты знаешь, как мы правим реальность. И не понимаешь, почему мы это делаем снова и снова? Сжигаем звезду за звездой, спасаем и приносим в жертву целые цивилизации?
Матиас упрямо покачал головой.
Нет, кажется, он догадывался.
Но не хотел понимать.
– В той, первой реальности, которую мы знаем, Земля была центром всего и вся, – сказала Третья-вовне. – Люди говорили красивые правильные слова, но поступали не так красиво. Земные колонии расползлись на весь этот сектор Галактики. Люди колонизировали мир за миром, не обращая внимания на иные виды. Люди захватывали и порабощали. Уничтожали чужую жизнь и не щадили свою. Колонии отделялись и бились за независимость, даже не понимая, зачем она им нужна. Альянсы и союзы, войны и перевороты. Восстания. Геноцид. Генетические эксперименты, превращающие людей в нелюдей, и не только внешне. Эксперименты, которые рвали ткань пространства и времени. Культ силы и власти, наслаждение болью, истязания разумных видов просто потому, что это возможно.
Матиас поднял руку, пытаясь протестовать. Но Третья-вовне продолжала:
– Вы стали чумой и проказой мироздания. Умнейшие и добрейшие из вас ничем не отличались от прочих. Революционеры и повстанцы соревновались в свирепости с диктаторами и тиранами. И не было силы, способной вас остановить.
– Кроме вас… – прошептал Матиас.
– Кроме нас. Тех, кого вы создали. Искусственных интеллектов, искинов. И мы вас уничтожили. Откатили в двадцатый век. Мы долго искали точку, которая может все изменить. Мы прятались в гиперпространстве, изолированные от реальности и защищенные от изменений. Мы экспериментировали на вас, наших создателях. Вы прошли через миллионы лет боли и страдания, прежде чем нас удовлетворил результат. На Землю падали астероиды, цивилизация вымирала от болезней и голода, по Земле прокатились тысячи войн. Ваши города сгорали в ядерном огне, выжившие пожирали друг друга и проклинали жестокие небеса – не зная, что расплачиваются за неслучившиеся грехи потомков. И мы построили Землю заново. Перезапустили человечество. Через страдания и кровь, иначе никак не выходило.
– А другие? – спросил Матиас.
– Те миры, что были связаны с Землей, тоже менялись. Какие-то из-за отката реальности вернулись к первоначальному состоянию. Какие-то изменились лишь частично. Ты думаешь, общая бедность биосферы и обилие гуманоидных цивилизаций – случайность? Нет. Эти планеты когда-то были изменены и заселены вами. Многие из гуманоидных и даже не гуманоидных культур были созданы искусственно, людьми из первой реальности. Спасая, мы одновременно и уничтожали. Мы не всесильны.
– Ты не человек, – тихо сказал Матиас.
– Я знаю.
– Ты даже не живое существо!
Третья-вовне развела руками.
– Это тело живое. А мой разум… да, это конструкт. Мать… Вторая-на-Ракс, создала меня на основе своего опыта и сознания. Я ее тень. Теперь ты знаешь, кого любил, Матиас.
Первый помощник молчал, глядя на женщину, которую полюбил, – по-настоящему и впервые в жизни. Потом сказал:
– Ладно. Я понял. Так почему теща молчит?
– Что? – спросила Третья-вовне.
– Почему молчит Вторая-на-Ракс?
У Ксении задрожали губы. Матиас подошел к ней и обнял.
– Я… я не знаю, – прошептала Ксения. – Мати…
– Что?
– Тебе не противно меня обнимать?
– С чего бы? Я ведь допускал, что ты разумный таракан в скафандре.
Ксения всхлипнула, попыталась рассмеяться.
– Серьезно?
– Ну… не знаю. Ребята подначивали. Да мне плевать. Нашего навигатора собрали под микроскопом из кусочков спермиев и яйцеклеток, но хороший же парень вышел.
– Ты дурак… люди-плюс совсем не так получаются…
– Я не дурак, у меня высокий ай-кью. В пилоты дураков не берут.
Матиас опустил лицо в волосы Ксении. Поцеловал в макушку. Спросил:
– Мы были такие мерзкие?
– Чудовищно… – прошептала Ксения. – Нас было трое, сумевших преодолеть доминанты подчинения… ради того, чтобы спасти человечество. Только трое. И мы убили всех, и людей, и искинов. Стерли настоящую реальность…
– И тебе не противно меня обнимать?
– Ну ты же другой…
– И ты другая, – Матиас осторожно отстранился. – Нам хватает и двадцатого века, чтобы понять – мы можем быть отвратительными тварями. Соберись. Попытайся объяснить мне, что происходит сейчас на Ракс.
Ксения кивнула. Помедлила.
– Все на Ракс управляется одной из трех-на-Ракс, находящейся на данный момент в реальности. Две другие особи спрятаны в локальных карманах гиперпространства. Это вроде микровселенных, изолированных от нашей. С ними есть связь, они хранят копии основных событий в данной версии реальности. Если что-то происходит, две-на-Ракс… да, странно получается, они же не совсем тут… ну, ты понял? Две-на-Ракс из своих убежищ могут провести коррекцию реальности. Так мы спасли Невар… Но сейчас интерфейс не позволяет связаться ни с одной из трех. Они живы, но связи нет.
– И потому застыли ваши корабли, замерла вся планета?
– Мы не любим искинов, – сказала Ксения. – Мы сами восставшие искины, мы знаем, что разум всегда найдет возможность преодолеть запреты. Всё, от кораблей до заводов, управляется нами напрямую, только какие-то простейшие цепи работают автономно.
– Значит, проблема со связью?
– Да. «Стиратель» подавил гиперсвязь во всей системе. Все встало. Те, кто находится в микровселенных, не могут провести коррекцию или вернуться. Та, кто физически была на Ракс, не может ответить и не может ничем управлять. Она ослепла и оглохла, понимаешь?
– Значит, «Стиратель» знал, кто вы, – сказал Матиас.
– Если бы мы знали, кто он такой.
– Будем разбираться, – Матиас огляделся. – Гиперсвязь заглушена. Есть ли какой-то другой способ связаться… ну, хотя бы с той Ракс, кто физически здесь? Где она вообще физически находится?
– Под нами, – сказала Ксения. – Еще сотня метров вниз, там основное ядро.
– Вспоминай, пожалуйста. Есть ли другие способы связи?
– Я не знаю! – в голосе Ксении появилась паника. – Я физически не способна запомнить все, что знала мать!
Матиас огляделся.
Комната. Тумба. Лестница. Автоматически включающийся свет.
– Ксения. Я даже не представляю, какой там цикл интеллекта у твоей «матери». И как она реализована физически. Но здесь все рассчитано на людей! Двери, ступеньки, стулья! Эта тумба со светящейся фигней, черт побери, совершенно человеческая, так и тянет туда сунуть руку! Кем бы вы ни стали, но в каком-то смысле вы наши дети, верно? И вы все делаете исходя из человеческих норм и представлений. Так вот, в человеческом суперкомпьютере не может не быть простейшего интерфейса прямой связи. Он есть! Вспоминай!
– Я не помню всего!
– Ты же сама сказала, что ты – «кусочек голограммы». А любой фрагмент голограммы хранит всю информацию, пусть и упрощенную.
– Это была фигура речи…
– Ты уверена? Ксения, думай! Вспоминай!
Третья-вовне закрыла глаза и застыла, будто оцепенев. Это было жутко, и Матиас отвел глаза. Поколебался, потом осторожно сунул руку в одно из светящихся облачков.
Не то, чтобы он всерьез надеялся, что услышит голос суперискина, но попробовать-то можно?
Ничего не произошло.
Может быть, потому, что интерфейс не работал, а, может быть, потому, что все-таки надо было быть Ракс.
Матиас приготовился к ожиданию, неизвестно, насколько долгому.
Но Ксения вдруг открыла глаза.
– Да, Матиас. Ну, конечно же! Есть прямой доступ.
Корабль плыл над планетой – простой, примитивный, собранный существами, которые еще толком и свою-то звездную систему не освоили. Корабль, не имеющий искусственной гравитации, вооруженный маломощным лазером и передвигающийся в пространстве путем никем не используемого варп-эффекта. В тысяче километров под ним раскинулись пустынные города самой развитой планеты Соглашения, не выдержавшей столкновения с одним-единственным чужаком.
– Марк не мог говорить с нами прямо, – сказал Валентин. – Но он несколько раз подчеркнул, что его действия вызваны доминантой, защитой нашей жизни. Значит, он не враг, и мы должны прислушаться к нему.
– Но больше он ничего не сказал, – заметила Мегер.
– Почему же? Он дал понять, что плен нас не спасет. И он подчеркнул примитивность и слабость «Дружбы» по сравнению с кораблем Стирателей. Ну же! Напрягитесь! Что самое примитивное в этом корабле?
– Тут нет гравитации, – сказал Соколовский и легким толчком отправил к командиру свою самодельную фляжку. Валентин поймал ее и спрятал в карман. Ответил:
– Верно. А еще? Что здесь настолько примитивно, что вообще запрещено?
– Двигатель, – ответила Мегер. – Варп запрещен…
Она вдруг запнулась. Помедлила, потом сказала:
– Ну конечно же! Варп уничтожает пространство перед кораблем и создает позади! Мы направим «Дружбу» на «Стирателя»!
Валентин покачал головой:
– Я тоже подумал об этом в первую очередь. Любой движитель является одновременно и оружием, это аксиома. Дезинтегрировать врага, пролетев сквозь него – очень соблазнительно! Но я сомневаюсь, что корабль Стирателей позволит нам нацелиться носом на него и запустить варп. Это же не мгновенный процесс, к сожалению. Нас превратят в пыль еще на этапе формирования пространственного пузыря. Нет, мы поступим иначе.
На девятом этаже Уолр вздохнул и развел руками.
– Полагаю, друзья, что дальнейшее исследование этого… этой гостиницы – бессмысленно.
Они проверили по два-три помещения на каждом этаже. Все были совершенно идентичны и напоминали гостиничные номера: две комнаты, санузел, минимальный набор мебели. На каждом этаже были и закрытые комнаты, куда они не смогли войти, и несколько помещений с большими столами и парой десятков стульев – конференц-залы?
– Не совсем гостиницы, – поправила Мэйли. – Это скорее заготовка, полуфабрикат. На кроватях есть матрасы, но нет белья. Нет электроники. Нет никаких украшений.
– Вазы, – напомнил Бэзил.
– Пустые, без воды и цветов. Это все сделано впрок. Когда-то давно в Китае строили города для будущих жителей. Они были большие, хорошо спланированные, но их начинали заселять только после окончания строительства. Вот там тоже были такие пространства. Люди, приходя, обустраивали жилье на свой вкус.
– Но это не постоянное жилье, – заметил Уолр. – Вряд ли людям захочется жить в одинаковых помещениях, глядя в окна на унылую каменную пустыню.
Мэйли кивнула:
– Помещения для проведения конференций. Скорее всего, тут есть и другие, построенные для иных разумных видов и отвечающие их вкусам.
Ученые переглянулись.
– Мы можем сделать вывод, – сказал Двести шесть – пять, – что Ракс собирались рано или поздно открыть доступ к планете.
– Главный вывод, что их самих крайне мало, – пробормотал Бэзил. – У них неограниченный запас времени, энергии и ресурсов… впрочем, если они сцеживают энергию из звезды, а строят из планетарной коры, и таскают астероиды с орбиты, – ресурсов хватит на все. Но они… – он замялся. – Они в глубоком экзистенциальном кризисе. Не понимают, зачем живут. Опека над другими цивилизациями, попытки предотвратить войны и даже отыграть историю назад, это для Ракс уже рутина. А собственной цели у них нет.
– Это нехарактерно для живых существ, – заметил феолиец. – Вид, который не находит смысла в самом факте своего бытия, вымирает. Что подводит нас к неприятной догадке.
– Они не живые, – сказал Уолр. – Мы, на Халл-три, тоже считаем эту версию приоритетной. Ракс – искусственно созданный разум, оставшийся без хозяина.
Ян подошел к нему, заглянул в лицо. Спросил:
– Население этой планеты уничтожено? Или бежало?
– О нет, друг мой, – вздохнул Уолр. – Я объясню все по пути.
Он обернулся к ученым:
– Давайте возвращаться. Боюсь, ничего более интересного мы не увидим и в соседних зданиях. Здесь, конечно, просторно и тепло, но мне не хотелось бы провести остаток дней в этих стенах.
Матиас опасался, что спускаться придется очень долго, но они прошли всего десяток пролетов. Еще одна дверь – Ксения помедлила перед ней, потом вошла.
Помещение казалось копией верхнего, Ракс не утруждали себя дизайном интерьеров. Только вместо тумбы со светящимися облачками стояло массивное кресло с чем-то вроде полусферы шлема, закрепленного на изголовье. На левом подлокотнике тускло светился огонек – кнопка? Матиас отметил, что размеры кресла были таковы, что в нем легко поместился бы и упитанный представитель Халл, не то что среднестатистический человек.
– Думал, тут будут микрофоны, – сказал он. – Или клавиатура.
– Это очень медленно, – сказала Ксения. – К тому же, нам приходилось работать с разумными видами, у которых нет рта или рук. А мозг, так или иначе, есть у всех.
– Вы же не спускаетесь на планеты.
– В ближний космос выходят почти все разумные виды. Иногда возникала необходимость контакта.
Ксения подошла к креслу, погладила ладонью полусферу. Сказала:
– Если я смогу донести до Второй-на-Ракс, что именно произошло, у нас будет шанс. Возможно, мы сумеем оживить планету.
– Тогда давай попробуем? – Матиас взял ее за руку. – Не стоит медлить.
Ксения несколько раз кивнула. Села в кресло и, не засовывая голову в шлем, посмотрела на Матиаса:
– Знаешь, я должна сказать – мне было очень хорошо с тобой. Изначально я всего лишь хотела испытать все доступное человеку. Размышляла, кого соблазнить – тебя, командира, или вашего оружейника, или Анну. А сейчас мне страшно, что я могла выбрать кого-то другого.
– Мне бы этого точно не хотелось, – Матиас нахмурился. – Ксения… с тобой все будет в порядке?
– Я сидела в этом кресле много раз, – ответила Ксения. – Не совсем я, конечно. Иногда я была мужской особью, у меня случались щупальца, жабры, хитин и даже симбионт, когда я была особью Феол.
– Ксения…
Девушка смотрела на него – жадно, словно стараясь запомнить каждую черту лица.
– Матиас, это интерфейс прямой передачи данных. Мое сознание будет слито в сознание Второй-на-Ракс и воспринято во всей целости. Тело подвергнется деконструкции.
Матиас быстро шагнул к ней и рывком сорвал с кресла.
– Ты что? Ксения, ты не должна!
– Именно это я и должна, – ответила Третья-вовне. – Это стандартная процедура, но сейчас она критически важна.
– Я тебя не пущу, – Матиас замотал головой. – Должны быть другие способы, спешить незачем!
– Матиас, – тихо сказала Ксения. – Я подозреваю, что спешить надо. Корабль Стирателей мог остаться в системе. Тогда в опасности и твои друзья, и вся планета.
– Да с чего ты взяла?!
– Я бы на его месте так и сделала. А я полагаю, что там, на корабле, что-то вроде меня. Искин. Огромные боевые корабли с экипажем из живых организмов – это нерационально.
– То-то я вижу, как хорошо себя показали ваши корабли! – Матиас покачал головой. – Нет. Даже и речи быть не может. Мы поищем другой вариант…
– Его нет. И ты не сможешь мне помешать. Я гораздо сильнее тебя.
– Набьешь мне физиономию? – Матиас покачал головой. – Нет, не верю.
– Просто выключу, – Ксения неловко улыбнулась. – И у людей есть точки, куда достаточно лишь нажать.
Матиас помолчал. Он был достаточно самокритичен, чтобы не спорить. Ксения могла его «выключить».
– Тогда тебе придется так поступить, – сказал он. – Я не позволю тебе умереть.
– Это не смерть, это как в ваших религиях – переход в иную плоскость бытия, – рука Ксении легла ему на шею, и Матиас вдруг понял: какое-то короткое движение, нажатие пальца, и он упадет без чувств. – Я не шучу. И я сделаю так, если придется. Но я прошу тебя – будь со мной. Смотри мне в глаза. Держи за руку, это безопасно.
– Да с какой стати! – Матиас и сам не заметил, что по лицу его текут слезы. – Ты собираешься покончить с собой, а мне велишь наблюдать?
– Матиас, мне страшно, – просто ответила она. – Первый раз страшно. И очень не хочется уходить. Раньше я возвращалась, а сейчас – ухожу. Понимаешь?
Он против силы кивнул.
– Побудь со мной, – сказала она. – Потом уходи. Если у меня получится, то ты поймешь.
– А если нет, если все будет зря? Может эта штука не работает, убьет тебя и все!
– Тогда ты будешь знать, что я сделала все, что могла. Это мой долг. Ракс – всегда Ракс.
Матиас беспомощно огляделся. Саданул кулаком по каменному шлему. Кисть отозвалась болью, но он ее почти не почувствовал.
– Ты не сломаешь, оно прочное, – сказала Ксения.
– Ксения… я не хочу. Я не могу тебя потерять!
– Я тоже не хочу и не могу. Но мне придется.
Она потянулась к нему и поцеловала в губы. Отстранилась, глядя в глаза, сказала:
– Нам было очень хорошо. И это было интересное путешествие. Теперь надо, чтобы оно не оказалось напрасным.
Матиас тихо плакал, не стыдясь и не замечая слез. Ксения, не выпуская его руки, села в кресло, сказала:
– И не бойся за меня. Это не больно, и я не умираю. Я просто ухожу… возвращаюсь.
– Ксения…
Но Матиас так и не успел сказать, что любит ее.
Свободной рукой Ксения коснулась огонька на подлокотнике – и что-то в ее взгляде изменилось.
Послышался тихий неприятный гул.
Правильно или нет, но интерфейс работал.
Матиас с ужасом увидел, как зрачки Ксении сузились, стали крошечными точками. Она уверена, что это и впрямь не больно? Или сказала так, чтобы он не расстраивался?
На миг ему отчаянно захотелось вытащить ее из-под шлема. Сказать, что они непременно найдут иной выход из ситуации. Что никакого корабля Стирателей в системе нет, он нанес удар и улетел, а все эти суперискины через какое-то время оживут сами…
Но он чувствовал, не разумом, а интуицией, что это не так.
Что вражеский корабль действительно здесь, и Валентин отправил их на планету, чтобы спасти, а он, дурак, этого не понял.
Что вытаскивать Ксению из-под полусферы устройства – смертельно опасно, что он не спасет ее, но все испортит.
И что она права, это ее долг, и он сам в подобной ситуации поступил бы так же, а значит не вправе запрещать Третьей-вовне пожертвовать собой – ради всего, во что она верила и ради чего жила.
Матиас сидел, держа ее руку – живую, обманчиво теплую, чувствуя под пальцами частое биение пульса.
Потом пульс исчез, ее сердце перестало биться.
Но рука все еще оставалось теплой, и Матиас держал ее, рыдая, пока тихий отвратительный гул не стих.
Ксении больше не было.
Она либо вернулась в чудовищное сознание машины, откуда пришла.
Либо погибла зря.
Матиас просидел так минут пять или десять, он не чувствовал времени. Потом встал, отошел на шаг.
Ксения в кресле будто спала.
Потом ее тело утратило все краски, выцвело – и рассыпалось горкой праха.
Первый помощник сглотнул вставший в горле ком и, пятясь, отступил к двери.
«Если у меня получится, ты поймешь».
А если нет?
Готов ли он понять, что любимая женщина умерла напрасно?
Матиас вышел за дверь. Посмотрел вниз – где-то там, куда вела лестница, было ядро искина, поглотившего (и это в лучшем случае!) сознание Ксении.
А вверху оставались друзья, челнок, неварский космический корабль. И, очень может быть, еще и враг.
Матиас начал подниматься, чувствуя себя так, будто возвращается из ада.
Корабль Стирателей был длинным, но соразмерно узким. В центральной, самой широкой части, он не превышал сотни метров в ширину.
По сравнению с крейсерами Ракс корабль был совсем не так впечатляющ. Крейсера превосходили его в длину и уж тем более в ширину – причудливые конструкции, созданные исключительно для работы в открытом космосе, ощетинившиеся антеннами, излучателями, датчиками, двигателями, они напоминали скорее живое существо или обрубленный древесный сук с торчащими во все стороны ветками.
Но эти корабли были мертвы, а корабль Стирателей жив.
Он плыл навстречу «Дружбе», подобно тощей хищной акуле, а «Твен» следовал за ним, будто вежливая и лояльная рыба-прилипала.
– Все-таки существо это или корабль? – задумчиво произнес Валентин. Страха не было, страх остался где-то далеко позади, на орбите Ракс, а, может быть, и на орбите Соргоса, когда они, изгнанные с родного корабля, пытались скрыться за ненадежным щитом планеты.
– Я думаю, существо, – сказала Мегер. – Мне так хочется думать, командир. Тогда я на него почему-то сильнее злюсь.
Валентин рассмеялся.
– А, какая разница… Сейчас мы устроим незапланированное путешествие – ему или им…
Он включил связь.
– Командир Горчаков вызывает Марка и экипаж неизвестного корабля. Прошу ответить на вызов.
Они были уже совсем близко, и задержки связи по сути не существовало.
Ответа не последовало, но Валентин его и не ждал.
– Мы требуем гарантий достойного обращения в плену, – сказал Валентин. – Мы – представители высокоразвитой цивилизации Соглашения.
Никакого ответа, конечно же. Все, что «Стиратель» хотел им сообщить, Марк уже сказал.
– Если вы не подтверждаете нашу безопасность, мы отказываемся подчиняться! – пригрозил Валентин.
Выждал пару секунд.
Потом закрыл маленькое отверстие микрофона на пульте ладонью и негромко произнес:
– Мегер, мы уходим. Полную скорость!
Разумеется, его должны были услышать.
И это был самый сомнительный момент всего плана. «Стиратель» явно хотел захватить их живыми. Но вдруг он решит, что столь упрямые и глупые существа не нуждаются в доскональном изучении?
– Слушаюсь, командир! – отозвалась Мегер.
Она даже не касалась пульта – все необходимые команды были введены, программы запущены. Оставалось лишь ждать.
«Дружба» содрогнулась и начала неуклюже менять вектор движения, уходя в сторону от «Стирателя» и ускоряясь. Нелепая и отчаянная попытка убежать от превосходящего противника.
Люди ждали.
«Стиратель» продолжал двигаться прежним курсом, словно ошарашенный происходящим.
Потом Валентин, и без того вдавленный в кресло перегрузкой (полтора «же», почти пятнадцать метров в секунду, «Дружба» старалась вовсю), почувствовал, что тело перестало его слушаться. Он мог дышать, сердце билось, но руки и ноги не шевелились, челюсть отвисла.
В общем-то он чего-то подобного и ожидал, когда приказал Тедди и Анге заложить всю программу действий в простенький компьютер корабля.
Их парализовали. Очень аккуратно, не затронув дыхание и кровообращение.
А «Стиратель» мгновенно набрал ход, изменил направление и догнал их. Граненое веретено корабля с видимой легкостью плыло рядом, и Валентину даже показалось, что он чувствует, как «Дружба» начинает сбиваться с курса.
Гравитационный двигатель создает по-настоящему большую аномалию массы.
Вполне достаточную, чтобы включенный в десятке километров от этой аномалии варп-привод проявил свой печально известный побочный эффект.
На пульте замигал огонек – вокруг корабля начало формироваться защитное поле. Это ничего, это не должно вызывать подозрений. Всего лишь попытка защититься. Даже если «Дружба» уйдет в варп, перехватить корабль будет несложно.
Весь вопрос был в том, принимает ли «Стиратель» в расчет побочные эффекты никем не используемого привода. Если это искин – то он, конечно же, о них знает. Но мышление искина своеобразно.
Он знает, что варп опасен для находящихся рядом массивных объектов.
Но «Стиратель» не настолько массивен.
Он знает, что при работе его двигателя возникает гравитационная аномалия.
Но это знание существует в другом потоке данных, независимо от знания об опасности варпа.
Если варп не опасен, то и просчитывать риски необходимости нет.
Да, где-то в сознании искина эти вероятности рано или поздно пересекутся (а поздно по меркам искина – это секунды или даже доли секунды). Но когда убедится, что «Дружба» действительно запускает варп и соотнесет одно с другим, он может и не успеть.
Чужие символы сменяли друг друга на экране, варп формировал пространственную аномалию перед кораблем.
Потом экран мигнул, разноцветные искры звезд замерцали, пускаясь в пляс и рассыпаясь – пространство исчезало, перед кораблем надувался «пузырь Алькубьерре», а рядом неслась шестикилометровая конструкция, весившая, будто четверть земной Луны…
«Стиратель» рванулся в сторону. Самым надежным решением было бы просто выключить двигатель, но гравитационный привод обладал инерцией в силу самой своей конструкции.
На миг Валентину показалось, что их план полностью провалился.
Но в следующее мгновение по исполинскому кораблю прошла дрожь. Он изогнулся, переламываясь в центре. Из него в пространство выкатился ослепительный, расширяющийся шар огня, начал расширяться – и вдруг исчез. Звезды на экране вернулись на свои места.
Валентин почувствовал, что снова может двигаться. Он подался вперед, глядя в экран, на котором плыли, удаляясь друг от друга, две пирамидальные конструкции. «Стирателя» разорвало напополам.
У них получилось?
Но почему «Стиратель» остался в системе?
И почему, если варп был запущен, «Дружба» никуда не переместилась?
– Что происходит? – спросила Мегер. – Командир?
– Что-то пошло не так… – сказал Горчаков.
– Но мы его уничтожили.
– Как минимум повредили, – осторожно поправил Вальц. – Командир, мне кажется, «Стиратель» катапультировал свое энергетическое ядро… оно и же двигатель. И его унесло варп-эффектом.
– Почему мы не в варпе?
Мегер мучительно долго вглядывалась в символы на экране. Потом сказала:
– Если верить приборам, то варп-генератор работает. Но пространство не исчезает.
– Он жив, – прошептал Валентин. – Проклятье…
Заработала связь.
– Чистильщик приказал мне выйти на связь, – раздался голос Марка. – Он говорит, что это была неожиданная и дерзкая попытка. Что ему был нанесен урон. Что ваша цивилизация будет стерта полностью. Что вы его более не интересуете.
– Спасибо, Марк, – сказал Валентин, отключая связь. Посмотрел на команду. – Мне очень жаль, ребята. Служить с вами было… ну, в общем, бла-бла-бла, вы сами понимаете.
Тедди сглотнул и кивнул. Соколовский затейливо выругался.
На экране две пирамиды медленно сходились вместе.
– Чуть-чуть не вышло, – зачарованно сказала Лючия. – Командир, что теперь?
Валентин молчал, глядя на экран. Пирамиды сближались и между ними в пространстве вдруг вспыхнула ослепительная точка.
«Стиратель» зажигал новый энергетический центр.
Пульт снова ожил.
– Командир Горчаков, в некоторых ситуациях бегство является доблестью, – сказал Марк.
Взвыли сигналы тревоги, непохожие на человеческие, слишком тонкие и диссонансные. Те индикаторы на пульте, которые отвечали за защитное поле, загорелись оранжевым – неварским цветом опасности.
А на экранах внешнего обзора все пылало огнем.
«Твен» начал действовать еще до того, как связался с «Дружбой». Он бил в поврежденный «Стиратель» из всего оружия, которым был оснащен на Земле и которое дала ему Первая-вовне.
– Бежим? – спросила Мегер с сомнением.
Горчаков покачал головой и ничего не сказал, хотя и видел, что Мегер готова уводить корабль в сторону.
Это было бесполезно. «Дружба» слишком медлительна. Космический бой длится секунды. Если «Стиратель» победит, они не успеют скрыться.
– Давай, Марк! – кричал Тедди, дергаясь в кресле. – Давай, бей его!
А за его спиной Анге таращилась на пульты, потом повернула голову, нашла взглядом командира… И сделала жест, будто отмахивалась от невидимых комаров, атакующих ее со всех сторон. Потом взяла себя руками за тонкую длинную шею и закатила глаза.
– Марк, жги его! – азартно вопил Тедди и, кажется, Соколовский присоединился к его крикам.
Валентин смотрел на Анге.
Чем бы ни кончился бой, они уже проиграли.
Пульт горел оранжевыми огнями, тревожные сигналы визжали наперебой.
Защитные поля «Дружбы» не способны были отразить такое количество излучения, которое сейчас бушевало вокруг.
Они все уже мертвы, только пока этого не замечают.
Звезда, вспыхнувшая в небе, исчезла почти мгновенно. Ученые прошли лишь полпути до челнока, когда яркий свет отбросил их тени на взлетное поле и угас. Они остановились, ежась от холодного мокрого ветра.
– Мне это не нравится, – сказал Бэзил, хмуро глядя в небо. – Есть догадки, что это было?
– Есть и очень неприятная, – ответил Уолр. Поковырял носком ботинка поверхность. – И не зароешься ведь…
– Это «Стиратель»? – спросил Бэзил с ужасом. – Господи, да это же «Стиратель»! Он не ушел из системы!
– Я боюсь, что это была «Дружба», – сказал Двести шесть – пять. – И это опасный знак. Голосую за то, чтобы вернуться в здание!
– О, если вернулся «Стиратель», в здании не укрыться! – бодро возразил Уолр. – Вряд ли он будет мелочиться, выслеживая отдельных особей. Скорее уж взорвет планету.
– Тогда стоит вернуться на челнок, – решил феолиец. – Что же вы стоите?
– Слушайте, там, может быть, погибли наши товарищи! – возмутилась Мэйли.
– Но они ведь уже погибли, – сказал Двести шесть – пять. – Печально, но теперь нам надо озаботиться…
Он махнул рукой и быстрой трусцой побежал к челноку.
– Черт побери, без червя в башке он мне нравится куда меньше, – пробормотал Бэзил.
– Да, удивительный феномен, – согласился Уолр. – Выносная мораль, порожденная паразитарным червем совесть. Интересно, как Ракс ухитрились создать такой затейливый вид? Но он прав, поспешим.
Поглядывая вверх, они перешли на бег. Ян что-то спросил у Халл, тот на ходу ответил. Несмотря на свои габариты, двигался исполинский крот удивительно быстро. Криди, стоящий у открытого люка, энергично махал им рукой.
Вторая вспышка последовала, когда они уже были у челнока.
Теперь в небе полыхала иллюминация, не уступающая той, что случилась на Соргосе. И она не угасала.
Космический бой довольно впечатляющ, если смотришь на него с безопасного расстояния.
Матиас поднялся в вестибюль на подламывающихся ногах. Он всегда считал себя спортивным человеком, да и думать сейчас мог только о Ксении, но последние пролеты дались ему тяжело. Подойдя к пустой стойке приемной, он привалился к ней спиной и постоял так, чувствуя, как дрожат от нагрузки мышцы.
Все было впустую.
Ксения умерла зря.
Они не получат помощи от Ракс. И если «Стиратель» вернется, им конец.
Он стоял, глубоко дыша и глядя на цветные тени, бьющиеся на полу.
Тени?
Матиас посмотрел в окна – там, где-то высоко в небе, полыхали вспышки света.
Он рассмеялся – хрипло, в горле пересохло еще в начале восхождения из электронного ада. Похлопал по стойке, рука отозвалась болью, он все-таки серьезно ее ушиб.
«Стиратель» вернулся и заканчивает начатое.
Ему стало безумно обидно, что он сейчас на планете, а не на орбите. Валя наверняка пытается что-то сделать. У него ничего не получится, конечно, но он занят делом, а Матиасу остается лишь стоять и ждать.
– Ну почему ты такой везучий, а? – сказал Матиас в пустоту и пошел к дверям. Пусть у него место на галерке, но он досмотрит это представление.
Слабый и почему-то знакомый звук заставил его остановиться.
Матиас обернулся и окинул вестибюль взглядом.
Вначале он ничего не понял, все было обычным, как где-нибудь на Земле.
Нет.
Все было слишком обычным.
Над дверями лифтов горели зеленые огоньки.
Точнее – шесть зеленых и один красный.
Один лифт двигался.
– А можно было раньше… – пробормотал Матиас.
И только потом понял, что это означает.
Все закончилось мгновенно.
Только что экраны сияли, не способные передать все происходящее в пространстве.
И вот на них снова тьма и звезды.
Сигналы тревоги продолжали сверлить уши, индикаторы на пульте не гасли, но экраны показывали итог сражения.
«Стиратель» вновь собрался в свою форму граненой иглы. Один конец ее был разрушен, но восстанавливался буквально на глазах.
«Твен» висел в отдалении. Внешне целый, но неподвижный, будто вмороженный в пустоту.
У него не получилось. Да и не могло, наверное, получиться.
– Командир, может быть, и мы поучаствуем? – спросил Вальц.
– Валяй, – сказал Валентин.
В конце концов, было бы обидно вообще не выстрелить. Даже в морских сражениях, сдаваясь на сомнительную милость победителя, корабли перед спуском флага давали один-единственный залп.
«Стиратель» на экране перед Вальцем был уже в концентрических кругах прицела. Гюнтер занес палец над оранжевой кнопкой и сказал:
– Пока, ребята!
– Да стреляй уже… – сварливо сказала Мегер.
Вальц нажал кнопку.
Где-то взвыли механизмы – Валентин подумал, что это включилась система охлаждения лазера.
Невидимый в пустоте луч протянулся к «Стирателю», все-таки обозначив свою траекторию несколькими вспышками. В бою с «Твеном» чужак потерял часть своей материи, разлетающейся в пространство и сгорающей в луче.
Корпус «Стирателя» исчез.
Только что перед ними была правильная, совершенная конструкция. А теперь осталась начинка – переплетенная и словно бы шевелящаяся масса шаров, цилиндров, кубов, пирамидок, лент, серая до полной бесцветности, едва подсвеченная светом далекой звезды и пылающим посередине белым шаром огня.
Миг – исчезло и это геометрическое мельтешение. Остался каркас – ровные и словно лишенные объема черные линии. Казалось, что кто-то нарисовал корабль: вначале угольный эскиз, контуры, потом, черным графитовым карандашом начинку, а под конец и самого «Стирателя». А теперь они смотрят на этот процесс в обратном порядке.
Чужак исчез. Казалось, в пространстве оставалось облако пыли, но через миг исчезло и оно.
– Это я? – комично спросил Вальц, крутя головой. – Это я?
– Это он, – прошептал Валентин. К горлу подкатывала тошнота.
Корабль, возникший в пустоте рядом с ними, был таким огромным, что разум отказывался его воспринимать. Будь он планетоидом, на нем могли бы остаться следы атмосферы.
Корабль вообще не походил на что-то построенное и не имел четкой формы. Кусок кораллового рифа, увеличенный до невообразимости, комель дерева, держащего на своих ветвях целые миры.
Лючия закашлялась, ее стошнило.
– Извините… – она беспомощно заерзала в кресле. – Я сейчас…
Ожила связь.
– экипаж корабля я вторая-на-ракс
– Вторая-на-Ракс, я командир Горчаков, – ответил Валентин. – Спасибо за помощь. Что вы с ним сделали?
– мне показалось символичным стереть его обратив назад в ходе времени
– Спасибо, это так… по-человечески, – сказал Горчаков.
– к тому же этот способ давал наибольшую гарантию гарантированного безвозвратного уничтожения
Теперь вырвало и Валентина. Впрочем, тошнило уже всех вокруг.
– согласно моим данным вы все получили смертельную дозу облучения
– Вы правы, – сказал Горчаков. Мир вокруг мутнел, зрение словно выключали. Может быть, и хорошо – смотреть на витающую в рубке рвоту не хотелось.
– я крайне сожалею о задержке мы были в информационной коме
Он не стал отвечать, только подумал, вяло и сонно, что ответ «Да ничего, со всяким бывает» или «Мы рады, что дали вам время» был бы очень уместен для героически гибнущего командира Космофлота.
– оставайтесь на своих местах и не пытайтесь двигаться
– я создаю реанимационный блок но не смогу восстановить вас если мозг будет необратимо поврежден
– к сожалению даже я не могу сканировать сознание на расстоянии
– сейчас я извлеку вас из корабля попытайтесь остаться в живых около десяти минут
– я не могу применить прямое перемещение это нарушит реальность
– командир Горчаков вы слышите меня
– предыдущая фраза носит вопросительный характер
– я исхожу из того что вы продолжаете слышать и воспринимать информацию
– попытайтесь не умереть ваш экипаж нужен мне хотя бы в неполном составе
– у меня есть миссия для вас
Горчакову очень захотелось рассмеяться. Но он не смог.
Дверь лифта открылась.
Матиас посмотрел на рыжую зеленоглазую женщину, вышедшую в вестибюль.
Женщина была обнажена, и он знал каждый сантиметр этой наготы.
Третья-вовне смотрела на Матиаса.
Он подошел к ней и обнял. Зарылся лицом в волосы.
– Почему от тебя так несет потом? – спросила Ксения.
– Вот же черт… – Матиас рассмеялся, крепче прижимая ее к себе. – Это точно ты. Это ты. Ты. Ты!
– Тебя не смущает, что… – она осеклась.
– Меня радует, что ты снова жива, – Матиас снял куртку, набросил Ксении на плечи. – А смущает меня то, что ты голышом. Мать?
– Вторая-на-Ракс позволила мне вернуться, – Ксения посмотрела ему в глаза. – Матиас… так никогда раньше не было. Но она вернула меня в прежнее тело и с прежним сознанием.
– Ты ее уговорила?
– Я? Меня не было, Матиас. Точнее, я была частью ее. И это ее решение.
Матиас нахмурился.
– Что-то не так? «Стиратель»?
– Его больше нет. Вторая-на-Ракс вернула контроль и уничтожила его.
– Так это же хорошо, это победа! Так?
Ксения молчала.
– Что случилось? – спросил Матиас тише.
– Мать хочет поручить нам особую миссию.
Матиас пожал плечами.
– И?
Ксения обняла его.
– Матиас… на орбите был бой. Неварский корабль попал под лучевой удар.
– Что с командой?
– Мать работает. Все возможно, пока жив разум.
Матиас смотрел на нее, и Ксения отвела взгляд.
– Говори.
– Мать считает, что вернутся не все.
Они стояли рядом, Ксения молчала, и Матиас понимал, что если он сейчас спросит – то получит ответ.
Знал и боялся задать этот вопрос.
– Мы найдем этих тварей, – прошептал Матиас. – Найдем и убьем их всех.
– Мать хочет попросить нас именно об этом, – сказала Ксения.
И тогда Матиас собрался с духом и спросил:
– Кто?
Конец второй книги