Следующим утром президент нанес визит уже мне. Первые полчаса шел дежурный обмен комплиментами, в процессе которого я ждал, когда же наконец Тафт дойдет и до моей работоспособности. И вот он добрался.
– Меня всегда удивлял огромный диапазон вашей деятельности, – при этом гость развел руки, но не очень широко, – тут и государственные преобразования, и практически все направления техники, и медицина, и даже литература…
– Да это нетрудно, если здоров как бык, – скромно пояснил я. – Главное, чтобы силы были, а их у меня вполне достаточно.
Гость тут же клюнул и начал плакаться, что у него с этим делом все обстоит несколько хуже: и печень побаливает, и сердце пошаливает, и даже еще что-то, название которого он произнес в виде неизвестного мне латинского термина.
«Жрать надо меньше», – подумал я, а вслух сказал:
– Так в чем же дело? Я ведь тоже не от природы такое здоровье имею, а просто научился его улучшать и поддерживать на высоком уровне. И, как наверняка можно было заметить, не только себе…
– Да, до встречи с ее величеством вашей женой я думал, что рассказы о вернувшейся к ней молодости преувеличены, но теперь склонен считать, что на самом деле они даже чуть скромнее действительного положения дел.
– Это вы подметили совершенно правильно, а сейчас я вам объясню, что именно. Да, помолодеть так, как моя супруга, хотели бы многие, но вы, наверное, в курсе, что я всем отказываю, несмотря на предложение совершенно фантастических сумм…
На такой трактовке настояла племянница. С моей точки зрения, суммы были так себе, и я точно знал, что по Машиным меркам это вообще копейки, но она хотела, чтобы я выразился именно так.
– Но дело тут не в деньгах, – продолжил я, – ведь мое лечение – это, строго говоря, экстрасенсорно-нанотехнологическое воздействие на высокочастотную составляющую ауры человека, а если по-простому: это сплав техники с магией. И если технике все равно, кого лечить, то мой мысленно-магнетический посыл прямо зависит от отношения к человеку. Если он мне приятен, воздействие будет положительным. Если нет – то вместо лечения получится наоборот, поэтому эффект воздействия на мою жену и оказался столь разительным. Так что вопрос состоит не в том, сколько мне предложат за возможность помолодеть и избавиться от болячек, а насколько желающий этого мне симпатичен.
На лице собеседника отразилось некоторое беспокойство.
– Исключительно в духовном плане, – уточнил я. Не столько ради его душевного спокойствия, сколько ради своего. А то хрен его знает, вдруг еще приставать начнет.
В общем, при внимательном рассмотрении поведение моего сегодняшнего гостя было прямо противоположно тому, что тут изображал король Эдик при своем первом визите. Он был действительно болен и понимал, что на халяву я его лечить не буду, так что все его душевные метания были связаны с желанием рассказать мне как можно меньше действительно важных вещей в обмен на поправку здоровья. Ну в какой-то мере это у него получилось – тогда. А этот играл озабоченного своим самочувствием страдальца исключительно из соображений что-то мне втюхать. Потому что если он начнет разливаться соловьем просто так, то понятно, что я ему не поверю. Даже как-то жаба маленько душила такого тащить через портал, хотя мы все равно туда собирались. Однако, пожалуй, захватим – а вдруг ему настолько похорошеет, что он задумается? Ну а пока ладно, пусть продолжает прикидываться страдающей девственницей. Интересно, в его спектакле антракт предусмотрен или можно приступать к пиву прямо в процессе представления?
Но тут Тафт наконец-то добрался до сути. Что меня развеселило – он рассказал про действительно пока неизвестную мне вещь! А именно: уже ошивающаяся в Англии французская делегация ждет только австрийскую, чтобы подписать договор о создании Антанты. Нам казалось, будто англичане не станут так спешить с официальным закреплением уже давно сложившегося расклада, а тут, значит, вот оно как…
– Моя позиция однозначна, – заявил Тафт, – подобные военные блоки не носят оборонительного характера и могут серьезно дестабилизировать обстановку в мире. Соединенные Штаты никоим образом не одобряют подобного образа действий, и я могу даже выступить с официальным заявлением.
– Да уж, будьте так добры, – кивнул я.
Итак, все окончательно прояснилось. В нашем мире перед Первой мировой англичане изо всех сил где только можно заявляли, будто войну они очень не одобряют и в грядущей сваре сохранят нейтралитет, чем и сподвигли наивного кайзера на объявление мобилизации и отмашку для Австрии. Когда же он понял, как примитивно его кинули, было уже поздно. Ну а здесь роль «миротворца» взяла на себя Америка, потому как у Англии уже не выходит. Еще бы узнать, как скоро они ввяжутся в заварушку, но это явно не к Тафту, найдем источники и понадежнее.
– Ну и как ты думаешь, когда они собираются начать? – поинтересовался Гоша на нашей вечерней встрече.
– Года через два. У англов недавно заложено три суперкорабля: два «Ямато», которые они называют «Нельсонами», и еще один такой же в виде авианосца. А у американцев первый этап их большой программы заканчивается в начале тринадцатого года, предполагается вступление в строй четырех «Нью-Йорков» и двух ударных авианосцев. Что интересно – небольшие корабли они практически не строят.
– Так, может, пока у противника не все готово, ударить по Австрии с Францией и обеспечить себе господство на континенте?
– Нам бы Вилли от этого удержать, а тут еще ты туда же хочешь сунуться. Кайзер – это да, у него есть чем ударить. А у нас? Четырьмя пехотными дивизиями, хоть и моторизованными, войну не выиграешь, а про остальную армию пока ничего особенно хорошего сказать нельзя, не с китайцами же нам в Европе воевать. И потом, я категорически против того, чтобы начинать войну с броска на чужую территорию. Такой бардак будет… А вот когда на нас нападут и оттяпают кусок, можно будет спокойно учинять тотальную мобилизацию. Опять же среди пленных китайцев уже начата вербовочная работа, но именно что только начата, а их ведь еще надо свести в нормальные части и обучить. В общем, раньше начала тринадцатого года нам лучше не рыпаться, а вот если к тому времени противник все еще будет телиться, то подумаем, как его поторопить. Но это вряд ли, больно уж резко Черчилль за дело взялся.
– Здравая, конечно, мысль, но откуда ты взял цифру в четыре дивизии? По докладу ГКО их у нас сейчас двадцать одна.
– Тебе, что ли, этот доклад писан? Он для внешнего употребления, и цифра там такая, потому что больше будет перебор. Это не то чтобы совсем вранье, а просто методика подсчета. В боеготовые записаны дивизии, вооруженные по штату, имеющие штатную численность и не менее шестидесяти процентов офицерского состава, прошедшего переаттестацию. В принципе, конечно, как-то воевать они смогут…
– А те четыре?
– Тоже с вооружением согласно штатному расписанию, но – от тысяча девятьсот восьмого года. Естественно, тоже полностью укомплектованные. И переаттестованы там все офицеры. Вот таких у нас пока всего четыре, но процесс пошел, дальше они начнут появляться быстрее. Так что не надо нам сейчас в Европу соваться обеспечивать порядок. Потому что ликвидируем этот плацдарм – так на нас с Азии полезут. Причем это будет уже именно на нас, а не на нас с Вилли. В общем, имей терпение.
– Кстати, – заметил Гоша, – меня что-то последнее время Турция беспокоит. Может, зря мы так с Джевдетом?
– Подумаешь, Турция. Вот когда Гондурас начнет беспокоить, это будет уже серьезно. И почему это с Джевдетом зря? Ты посмотри, как его популярность выросла – не сравнить с тем, что было при жизни. Его книжки так просто расхватывают! Это же мечта любого поэта, так что все тут в порядке.
Суть Гошиного вопроса заключалась в том, что не так давно мной был отдан приказ о выделении средств тамошним доброжелателям, очень хотевшим организовать досрочную встречу с Аллахом духовному лидеру младотурок, врачу и поэту Абдулле Джевдету. То, что он не поддавался никакому нашему влиянию, я в принципе как-то мог бы стерпеть, но вот то, что он был среди идейных вдохновителей геноцида армян, – уже нет.
– Прямо «Белое солнце пустыни» какое-то, – хмыкнул император, узнав об этом. А вот теперь беспокоился, что в среде младотурок все-таки началось шевеление, хоть и с опозданием почти в два года.
– Мне, честно говоря, тоже в Турции не все нравится, да и вообще на Ближнем Востоке творятся какие-то не совсем понятные дела. Вот я и попросил Энвер-пашу чисто по-дружески ускорить ихнюю заварушку, а то они бы еще год колупались в нерешительности, если не два. Потому как обстановка требует усиления власти султана вплоть до диктатуры, а значит, нужна конституция. Революция, организованная младотурками в нашем мире, привела к ее восстановлению. В этом мире тоже пора. – Кажется, Гоша не очень уловил связь между наличием конституции и диктатурой, поэтому я развил свою мысль: – Всякий порядочный диктаторский режим обязан иметь конституцию, причем чем режим жестче, тем конституция должна быть демократичнее. Вот при Ники ничего такого в России не было, зато был бардак и полный паралич власти. А при тебе сразу Конституционная комиссия появилась и ударными темпами накакала документ. Правда, с демократией там умеренно, поэтому и диктатура в России пока не очень впечатляет. Зато ты вспомни, какую конституцию приняли в Союзе в тридцать шестом году! Самую, по-моему, демократичную в мире. Зато и власть у Иосифа Виссарионовича потом была, ты уж извини, малость поабсолютней твоей… Гитлер, кстати, поначалу тоже этот документ имел, и почти такой же красивый, как у нас. Но потом отменил, недоумок, и плохо кончил.
Ситуация на Ближнем Востоке действительно внушала мне некоторые опасения – своей благостностью. В общем она была более благоприятной для России, чем в том мире, причем без особых наших на то специальных усилий. Например, тут в Иране, как и у нас, в шестом году произошла конституционная революция, но ее результаты получились несколько иными. Вместо разделения на английскую и российскую зоны влияния весь Иран был признан российской, а англичане удовлетворились небольшими торговыми и гуманитарными преференциями в южной части страны, потребовав лишь признания Кувейта английской зоной влияния. Ладно, это было сразу после черногорской войны, и тогда у британцев могли быть определенные опасения, но ведь с тех пор ничего не изменилось! У Вилли аналогично: его железка Берлин – Багдад строилась с меньшими трудностями, чем мне были известны из истории. Причем здесь весь мир уже куда глубже понял значение нефти! Объяснение такой осторожности наших оппонентов у меня было только одно: нас боятся спугнуть.
Тафт все-таки был стаскан через портал. В этот раз получился какой-то исход с элементами бардака, потому что на ту сторону шел я, Фишман и четверо охранников на всякий случай. Я тащил папку с пожеланиями агрономов насчет сортов всяческих семян и двух котят, подросших первенцев Рекса, и перед переходом сунул их Тафту, сказав, что они есть необходимая часть процесса омоложения. В общем, всей толпой мы вломились в коттедж, и первым делом я, усадив президента с завязанными глазами в кресло, попищал рядом с ним компьютером, а один из котят обгадил ему брюки. После чего американец с кошкиными детьми был вытолкнут обратно в свой мир с напутствием менять штаны не раньше вечера, а мы занялись своими делами: охрана изучением дома и участка, Боря полез в интернет на предмет англоязычной худлитературы, а я зарылся в сельскохозяйственные сайты. Ох, надуют, думал я, продираясь сквозь абсолютно незнакомую мне терминологию. Любой продавец ведь с первых же моих слов поймет, что я по семенам не смогу не то чтобы отличить один сорт от другого, но и рожь от овса тоже! Хорошо бы какой-нибудь пырей не подсунули. Одно радует: про картошку малость понимаю, на уровне детских деревенских воспоминаний.
Кстати, насчет всяких элитных зерновых идея была Гошина, я хотел ограничиться именно картошкой. Дело в том, что задача увеличения производства зерна перед нашим сельским хозяйством, в общем, не стояла. Более того, допускалось даже некоторое его уменьшение, а нужно было усилить отток крестьян из деревни. Уже третий год главной статьей нашего экспорта были нефтепродукты, поставляемые в основном Германии и Японии, ну и всему остальному миру помаленьку. Рабочих нам не хватало, а вовсе не хлеба! Но Гоше мало показалось создания сельхозцентра под руководством Мичурина, он хотел учинить еще и пару образцово-показательных хозяйств на основе вытащенных из нашего времени семян и прочей рассады. Ладно, пусть дитя потешится… Кроме выполнения его пожеланий, я почитал еще про структуру МТС – основную идею я и так знал, потому как мой дед был именно главным инженером данной конторы, пока лысый придурок[5] их не ликвидировал.
Поход обошелся без происшествий, случившееся день назад по времени этого мира исчезновение директора детективного агентства с машиной, водителем и его матерью пока масштабного интереса не вызвало – во всяком случае, в интернете это не обсуждалось. Но на всякий случай ездил я не в Москву, а в Сергиев Посад и в Ярославль, где, кроме картошки, купил и билеты на поезд Москва – Владивосток. Пора было организовывать еще одну точку перехода между мирами, на сей раз на Дальнем Востоке.
По возвращении в коттедж я увидел интересную картину. На летней веранде был накрыт неплохой стол, за которым восседал Фишман и вовсю обхаживал какую-то довольно миловидную даму, единственным недостатком которой являлся возраст – на глаз ей было примерно семьдесят.
– Увы, – развел он руками при моем появлении, – вот и мой начальник приехал, а это значит, что наша незабываемая встреча подходит к концу. Но позвольте мне надеяться, что она не последняя. И давайте еще по рюмочке – для должного завершения нашей чрезвычайно интересной беседы.
Где-то минут через сорок Боря проводил гостью до ворот и включился в процесс сборов.
– Тебе твоей Алечки мало? – поинтересовался я, укрепляя последний мешок на тележке.
– Пошляк ты, ваше высочество, – объяснил Боря, – твоя соседка оказалась довольно известной писательницей. И талантливой, между прочим. Ее домик построен на доходы от творчества, а он, если присмотреться, побогаче твоего будет. И пишет она, чтоб ты знал, в основном дамские романы. Правда, последнее время в связи с кризисом и детективами не брезгует, но уже под другим псевдонимом. Должен же я у кого-то брать уроки мастерства! Не у тебя же, и уж тем более не у Льва Николаевича, который сейчас в Штатах лекции про нашу культуру читает.