Глава первая

Сопло ракеты было отполировано до зеркального блеска. В гладком металле Ян видел свое искаженное отражение – слишком большая голова, слишком узкие плечи, торчащие как лопухи уши, растрепанная грива черных волос. Налобный фонарик горел яркой разлапистой звездой.

Комната смеха с кривыми зеркалами, а не пусковая установка.

– Температура плюс три! – скомандовал офицер пуска. – Втулка четыре!

В руку Яна легла тяжелая бронзовая втулка. На всякий случай он глянул: убедился, что номер правильный, – и стал аккуратно, чтобы не сбить резьбу, вкручивать втулку внутрь сопла.

«Гром» был новой моделью баллистических ракет с улучшенной точностью попадания. Но давалось это непросто. Мало того что пусковая установка должна была устанавливаться с немыслимой точностью, так еще и сама ракета настраивалась в зависимости от массы параметров: скорости ветра, температуры, срока, прошедшего с момента изготовления топлива. Шашки пороховых двигателей со временем меняли параметры горения, и это тоже надо было учитывать.

– Снять чехлы со спецБЧ! – приказал офицер, и рука Яна дрогнула. К счастью, втулка уже легла на резьбу. Если с особой БЧ снимают теплые кожухи со встроенными спиралями подогрева, значит дело идет к пуску.

Ян докрутил втулку, прихватил ее специнструментом и дожал до конца. По инструкции полагалось использовать инструмент с самого начала, но в войсках давно убедились, что на практике это неудобно. Даже контролирующие с завода молча закрывали на это глаза: переписать инструкции и согласовать их было сложнее, чем позволить ракетчикам следовать здравому смыслу.

Ян выбрался из сопла, куда забрался почти до пояса, спрыгнул с пускового комплекса на истоптанный грязный снег. Дивизион «Громов» стоял в ложбине, укрытый от противника густым лесом. Несколько ламп, прикрытых маскировочными абажурами, высвечивали агрегаты ракеты, с которыми еще шла работа.

– Готовность двадцать! – скомандовал офицер. – Завершить наводку! Проверить укрытие!

Сердце гулко застучало в груди. Ян вопросительно посмотрел на старшего лейтенанта Сарка, тот встретил его взгляд, слегка кивнул. Офицер боялся. Радист, сидящий на раскладном стульчике рядом с офицером, боялся тоже. Но ему хотя бы было чем заняться – всходило Солнце, ионосферу забивали помехи от магнитных бурь, и он безуспешно пытался от них отстроиться. Суетящиеся солдаты, складывающие брезентовые чехлы БЧ, боялись не меньше, но и у них было дело. А Ян свою работу закончил.

Наверное – последнюю в жизни работу.

Войны между Западом и Востоком случались нередко. Менялись страны и союзы, в них участвующие. Менялись поводы каждого конфликта. Причина, конечно, была всегда одна.

Но каждая война рано или поздно заканчивалась. Ни одна из сторон не могла уничтожить или завоевать другую, и с этим приходилось мириться.

Теперь все изменилось. Теперь у каждой стороны было ядерное оружие. Одиннадцать лет, с момента первого взрыва на пустынном северном полигоне, обе стороны работали над атомными проектами. Этому было подчинено все – начиная от запуска спутников фоторазведки и заканчивая строительством убежищ в городах.

Теперь настал момент истины.

Больше ни от кого и ничего не зависело. Все знали, что война будет. Разве что сам Господь мог ее остановить.

Ян отошел от ракетной установки, у которой остались одни лишь наводчики, до последнего подкручивающие верньеры, вымеряющие угол возвышения ракеты, делающие поправки на ветер. Крыльчатка анемометра, раскрашенная кем-то в яркие цвета наподобие детской игрушки, крутилась на вкопанной в землю штанге. Интересно, дойдет ли сюда ветер, когда детонирует особая БЧ? Ян прикинул расстояние, рельеф, мощность БЧ (которую вообще-то ему знать не полагалось – он отвечал лишь за двигательную установку). Дойдет. Впрочем, бояться стоит не этой БЧ, а той, что прилетит в ответ. Что там, у противника? Оперативное соединение «Дивов», шесть крылатых ракет. Хватит для ответного удара. Ян глянул на укрытие – вырытый в мерзлой земле окоп полного профиля. Покачал головой. Несерьезно. Другие ракетчики тоже стояли рядом, не торопясь забираться в окоп.

– Снять предохранители с БЧ! – приказал офицер пуска.

Яну вдруг отчаянно захотелось жить – вместе с ясным пониманием того, что жить осталось недолго.

Он порылся в карманах, достал картонную пачку, заглянул внутрь. Пусто. Кто-то из стоящих рядом молча протянул ему свою, Ян кивнул, вежливо отломил маленький кусочек прессованной травы, на полжвачки. На него глянули насмешливо, и он перестал стесняться, оторвал себе полную порцию. Трава была главной армейской валютой, просто так ею не делились, пайки все время урезали, но теперь это уже было не важно.

Бросив в рот кусок маслянистой сечки, Ян разжевал ее, прикрыл глаза. Соленая горечь защипала язык, небо слегка онемело. Ян попытался вспомнить слова уместной в такие минуты молитвы, но все они ускользали, мелькало лишь с детства затверженное: «Ангел Господний, укрой мир крылами от бед…»

Что ж, ничем не хуже любой другой молитвы. Эту знали и дети, и взрослые. И восточные, и западные, и черные, и рыжие.

Ян открыл глаза, посмотрел в светлеющее небо. Только самые яркие звезды еще мерцали над головой. Ян прошептал одними губами:

– Ангел Господний…

В небе вспыхнула яркая звезда.

Мгновение Ян ждал, что звезда разгорится, превратится в шар ядерного взрыва, как в учебных фильмах. Им говорили, что противник может осуществить стратосферный взрыв с целью заглушения каналов связи, – хотя зачем это на рассвете, когда радио и так не работает?

Но звезда не разгоралась. Она вытягивалась – точка превратилась в луч, протянувшийся на полнеба…

Ян почувствовал, что челюсть отвисает и куски едва разжеванной травы выпадают под ноги. Этого не могло быть! Нет, нет, не так же буквально, он инженер, он современный человек, он верит в Господа и Ангела Его, но описанное в старых духовных книгах надо понимать иносказательно…

Звезда превратилась в сияющую линию, а потом раскинула два огромных, каждое на полнеба, радужных крыла. Это немного походило на небесное сияние, только его не бывает так далеко на юге, на исходе ночи, и оно не принимает форму исполинских крыльев…

Ян упал на колени. Из глаз сами собой потекли слезы.

Невозможно. Немыслимо.

Но это случилось.

Описанное в священных книгах, дважды случавшееся, – повторилось снова.

Господь предельно ясно выразил свое отношение к происходящему.

– Вставить предохранители в БЧ! – выкрикнул старший лейтенант Сарк, и в голосе его было облегчение. – Ждем распоряжений из штаба!

* * *

Письменный стол был старый, с истертой под локтями поверхностью, за столом располагалось обшарпанное неэргономичное кресло; для посетителей имелись два кресла поновее, но столь же не располагающие к комфорту. Валентин несколько секунд ерзал, пытаясь усесться удобнее, потом смирился. Стол медленно выкатывал из прорези принтера листы служебного предписания, ощутимо тормозя в тех местах, где требовалось сформировать активные печати. Иногда принтер издавал всхлипывающие звуки, похожие на горестные человеческие вздохи. То ли барахлила помпа, то ли кончался картридж пластиката. Хозяин кабинета – такой же немолодой, неспешный и потертый, как мебель в кабинете, – аккуратно складывал листы в стопку. Китель на нем был расстегнут, рубашка помята, волосы длинноваты для уставной стрижки.

Впрочем, и сам Валентин не выглядел эталонным офицером Космофлота. Форма была сшита на заказ – но сидела как-то неловко, будто не по размеру, безукоризненно короткие светлые волосы ухитрялись топорщиться, черты лица у него были правильны и даже красивы – по отдельности, но все вместе складывались в совершенно обычное, незапоминающееся лицо. Он был довольно высок и достаточно широкоплеч, но все равно хотелось добавить ему либо роста, либо комплекции. Так порой выглядят подростки, но они быстро перерастают свой неловкий возраст. Валентину было около тридцати, со своей нескладностью он уже смирился, но все еще надеялся с годами обрести положенную командиру корабля внушительность.

Конечно, если он останется командиром корабля.

Валентин посмотрел в окно. Точнее – в экран с умиротворяющим вечерним видом на лесное озерцо. Спросил:

– Финляндия?

Хозяин кабинета повернул голову, без интереса глянул на экран.

– Да, вероятно.

Он достал очередной лист, присоединил его к пачке. Посмотрел на Валентина. На его лице отразилась тень любопытства.

– Знакомое место?

Валентин на миг заколебался:

– Если позволите… капитан третьего ранга.

– Разумеется, капитан второго ранга, – кивнул хозяин кабинета.

В этом месте разница в звании не играла никакой роли, должность была важнее. Пожилой капитан третьего ранга, засидевшийся на своей должности в штабе Флота, был начальником, Валентин – подчиненным. Одним из многих самоуверенных, амбициозных, еще не пережеванных жизнью офицеров. К тому же – проштрафившимся.

– Место незнакомое, – признался Валентин. – Но это и не важно, и не интересно.

Принтер принялся натужно печатать последнюю страницу, на которой было слишком много активных печатей.

– А что интересно и важно? – спросил капитан третьего ранга, держа руку у выползающего листка.

– Если позволите…

– Я уже дал разрешение.

– Интересно и важно то, что у вас в кабинете нет никаких личных вещей. Фотографии, сувениры, таблички с названиями кораблей, где вы служили…

– Возможно, я не служил в космосе, – сказал капитан третьего ранга, постукивая пальцами по листку, будто пытаясь его поторопить.

Валентин вежливо улыбнулся.

– И вдобавок – видеоокно с не знакомым вам пейзажем! Скажу честно, не встречал людей, которые работают в таких стерильных помещениях.

– Люди порой ведут себя странно, – сказал капитан третьего ранга. Листок выполз из принтера и упал на стол, но хозяин кабинета не спешил его подбирать. – Например, успешный молодой командир, которому прочат хорошую карьеру, включает отражатель Лавуа, находясь в ста тысячах километров от планеты раннего третьего уровня. Странно, не находите?

Валентин виновато кивнул:

– Вы правы. Но это оплошность, не странность. Я не учел активность звезды, а в нормальных условиях раннекосмические технологии не позволяют обнаружить отражающее поле.

– Ну да, – саркастически сказал капитан третьего ранга. – А вот при солнечной буре отражатель создает замечательную картину даже для невооруженного глаза. Как это называют на Соргосе? Крылья ангела?

– Совершенно верно, – подтвердил Валентин. – «Два огромных крыла распускаются в небе, осеняя мир…»

– «Призывая к смирению и покаянию», – кивнул капитан третьего ранга. – Вам повезло, Валентин, что именно к смирению. Если бы ваша иллюминация не остановила войну, а развязала, вы пошли бы под трибунал… – Он сделал паузу и вдруг произнес с воодушевлением, будто эта мысль только что пришла ему в голову: – А может быть, вы знали суеверия Соргоса? А?

– В этом не было бы ничего удивительного, в конце концов, мы находились в миссии почти месяц, – признал Валентин. – Но знаете, что на самом деле удивительно?

Капитан третьего ранга вопросительно посмотрел на него.

– Удивительно то, что вы знаете проповедь блаженного Эвслана. Это заставляет задуматься.

– И к какому выводу вы приходите? – заинтересовался капитан третьего ранга.

Валентин еще раз обвел взглядом кабинет. Пан или пропал…

* * *

Примерно через полчаса Валентин вышел из кабинета. Постоял несколько мгновений, глядя на лифт в конце длинного пустынного коридора. Пробормотал:

– Нет, какого черта…

Повернулся и открыл дверь снова.

За дверью была просторная комната с панорамным окном, выходящим на Балтийский залив. В помещении было шесть столов, сейчас пустовавших – у окна с хохотом общались шесть женщин средних лет с бокалами в руках. Открытая бутылка вина стояла на подоконнике, еще одна, пустая, – на полу. Судя по одежде, это были гражданские сотрудницы.

– Товарищ капитан второго ранга, отдел кадров на этаж выше! – окинув его любопытным взглядом, сказала одна из женщин.

– Но вы можете смело заходить! – кокетливо добавила самая пожилая из женщин. – У меня день рождения!

– Поздравляю, – пробормотал Валентин. Посмотрел на служебное предписание, которое держал в руке, вздохнул, закрыл дверь – вызвав взрыв хохота и чью-то реплику: «Вика, ты напугала мальчика!»

Валентин прошел к лифту, который словно поджидал его на этаже, и сказал:

– Вестибюль.

Лифт пошел вниз.

– Даже не буду пытаться понять, – сказал Валентин в пространство, на случай если за ним наблюдают.

Через три минуты он вышел из башни европейского отделения Космофлота. Был жаркий день из тех, что порой случаются в середине прибалтийского лета, только где-то высоко над заливом плыли белые облачка. Стеклянная пирамида регионального штаба была здесь единственным высотным зданием, стоящим посреди уютного городка в старонемецком стиле – от фахверка до неоготики. Все – новодел, но выглядел он вполне правдоподобно, хотя мрачноватый собор с горгульями, по мнению Валентина, был тут все-таки излишним.

Еще через пять минут Валентин подошел к ресторанчику «Повод», одному из тех, где традиционно встречались офицеры Космофлота. У кого-то всегда был повод праздновать, у кого-то печалиться. Относительно себя Валентин пока не определился.

На открытой веранде сидел с бокалом пива подтянутый капитан третьего ранга. Он был ровесником Валентина, но в отличие от него выглядел космонавтом с рекламного плаката – красивый, улыбчивый, весь какой-то соразмерный и самодостаточный. Мундир на нем сидел ладно, кожа была загорелая, светлые волосы казались длиннее, чем были.

Пожалуй, он лучше всего смотрелся именно здесь, в подчеркнуто гражданской обстановке. Скафандры, корабли, космос – все это было бы уже лишним и только отвлекало внимание. Парень беседовал с официанткой, улыбающейся ему куда более искренне, чем требовала профессия. Впрочем, индикатор эмоций, сережку которого девушка вызывающе носила в левом ухе, мерцал зеленым и розовым совсем уж откровенно.

Валентина девушка удостоила лишь дежурной улыбки.

– Мне того же, – сказал Валентин, садясь напротив капитана третьего ранга.

Девушка с явной неохотой ушла. Валентин сидел на плетеном стуле, заложив ногу за ногу и глядя на капитана третьего ранга. При его появлении тот явно занервничал. Глотнул пива. Картинно оглянулся вслед официантке. Потом не выдержал:

– Ну что, командир?

– Ты о чем, старпом? – добродушно спросил Валентин.

– На какое корыто нас загнали?

– Нас? – Валентин сделал паузу. – Ах да. Виноват же я. Прости, Матиас. Запамятовал.

Матиас заерзал на стуле.

– Валя, я же хотел написать рапорт…

– Я командир, – сказал Валентин. – Я отвечаю за все. В том числе и за включение отражателя. Не лезь мне через голову.

Лицо Матиаса стало тверже, а взгляд жестче.

– Валентин, может, я и сломал нашу карьеру… твою карьеру… но мы спасли миллионы жизней.

– Скорее сотни миллионов, – рассеянно поправил Валентин. – Ладно, не парься. Все не так плохо.

– Нас оставили на «Енисее»? – поразился Матиас.

– Нет. Меня назначили на корвет «Твен», серия АС.

Матиас нахмурился. Потом сказал:

– Подожди… Эй-си… ну так он почти такой же, как «Енисей». Только новее!

– Ну да. За счет этого легче, и экипаж всего восемь человек.

Матиас торжествующе рассмеялся.

– Ага! То есть формально выглядит как наказание, тебе дали корабль поменьше! Все-таки в штабе остались внятные мужики… Варианты какие-то были?

– Да так, ерунда, предлагали старпомом на корабль побольше… – отмахнулся Валентин. – Я отказался, конечно.

Официантка принесла ему бокал пива, бросила взгляд на Матиаса и ушла.

– Значит, на «Твена»… – Матиас помрачнел.

– А вдруг тебя назначат командиром «Енисея»? – спросил Валентин.

– Я не гожусь, – неожиданно твердо сказал Матиас. – Пока не гожусь. Я это знаю, и ты это знаешь. И даже в штабе, полагаю, знают, что мое место – второе.

– Тогда я беру тебя старпомом на «Твена». – Валентин сдвинул бокал с бокалом Матиаса.

– Кэп…

– Проехали, – сказал Валентин. – Не благодари. В конце концов, мы же спасли миллионы жизней. Впрочем, к чему мелочиться? Миллиард жизней. Уйдем вместе.

Матиас медлил, потом поставил кружку.

– Валя, мы с тобой сколько дружим?

– С первого курса, с шестнадцати, – ответил Валентин. Нахмурился. – Пятнадцать лет.

– Кто из нас окончил училище с золотым дипломом?

– Ты. – Валентин пожал плечами.

– Кто лучший пилот?

– Ты. – Валентин улыбнулся, но уже с легким раздражением.

– Кто знал все соргосские суеверия и придумал, как остановить войну?

– Ты, блин! Матиас, что сказать-то хочешь?

Матиас вновь взял кружку и осушил одним глотком. Подался через стол к Валентину.

– Валька, мы друзья. С юности, можно сказать. В одной комнате жили, на одном курсе учились, на «Гранде» практику проходили, на один корабль распределились. Все вместе. Только я всегда был лучше. Немного, но лучше.

– Матиас, я с этим не спорю…

– Кто из нас был старостой группы?

– Я, – ответил Валентин.

– Кто руководил курсантами на «Гранде»?

– Я.

– Кто через месяц стал помощником командира на «Шпрее»?

– Я.

– Кого перевели на «Енисей» с назначением старпомом?

– Меня.

Матиас удовлетворенно кивнул.

– Ну, так ты меня понял?

– Нет! – упрямо сказал Валентин.

Матиас рассмеялся. Официантка с надеждой посмотрела на него от стойки.

– Валька, ты лидер. Я могу быть лучше тебя в чем угодно, но если мы служим вместе – ты всегда будешь меня опережать. Командир корабля из меня получится хороший, но только если тебя рядом нет.

– Зато все девчонки твои.

– А корабли – твои. Валя, мы друзья. Но пора выбрать разные дороги.

Валентин покосился на официантку. Та отвернулась. Сережка в ее ухе светилась нейтральным белым светом.

– Матиас, ты мне нужен.

– С какой стати? Найдешь хорошего старпома.

Все было бы гораздо проще, если бы Валентин мог объяснить, в чем дело. Но он не мог.

– Матиас, хотя бы один полет. Сработаться с кораблем, командой…

– Валька, ну не втягивай меня…

– Мати, полет интересный. Система Невар, две цивилизации…

– Две цивилизации и пять обитаемых планет в системе! – Тон Матиаса сразу изменился, глаза загорелись. – Любопытный мир, я про него многое читал. Рейс к Невару?

– Я же говорю. Везем туда группу ученых. Неужели не интересно?

– Валя, сволочь ты все-таки!

Валентин покорно кивнул.

– Один рейс, – решился Матиас. – Только один, слышишь? А потом подписываешь мне такую восторженную характеристику, какую сочиняют только для покойников. И даже не пробуешь удержать!

Валентин поднял руки вверх и кивнул.

– Только потому, что мне интересна эта система, – сказал Матиас. – Повезло тебе… черт, как всегда, повезло.

– Мати, я не пойму, зачем ты пошел во флот? – спросил Валентин. – Если так интересны чужие – надо было идти в науку, в ксенопсихологию или экзобиологию.

– Дурак был, – самокритично признал Матиас. – Не понимал, что космонавты только возят ученых, а романтики в нашей работе не больше, чем у дальнобойщика.

Валентин кивнул и достал телефон.

– Расскажи мне про Невар. А я пока закажу места на челноке.

– Вот прямо так, сразу? – Матиас вздохнул. – Невар… очень своеобразный мир. Пять обитаемых планет. На одной развилась гуманоидная цивилизация. Симпатичные такие аборигены, только ростом повыше. Бабы все будто манекенщицы, ноги от плеч, стройные, глазища – во! На другой… ну, условно говоря – фелиноиды, хотя и прямоходящие. Обе расы кислорододышащие, гравитационный и температурный диапазон тоже близки. Контакт между собой они установили еще на втором уровне. Чистая жюльверновщина! Там были световые телеграфы из огромных зеркал в пустынях и попытки забросить капсулы с почтой при помощи гигантских пушек. Вроде как пару раз это даже получилось. Потом был и первый контакт в космосе, вполне дружественный. Обмен технологиями. Посольства на материнских мирах. И совместная программа освоения трех пригодных для жизни планет. Одна – так вообще конфетка, ее кисы себе забрали. Две другие похуже, но в целом тоже неплохо, как Марс после терраформирования. Они достались гуманоидам. Гуманоидов мы традиционно называем людьми, хотя самоназвание по смыслу значит что-то вроде «дети солнца», а фелиноидов – кисами, это наиболее близко к тому, как их называют гуманоиды.

– Кисы? – удивился Валентин.

– Именно. На планете гуманоидов есть несколько видов одомашненных кошачьих, они использовали их ласковое название для обозначения соседей по системе. Те не против, поскольку у них не было общего наименования для своего вида.

– Как так?

Матиас пожал плечами.

– А кто их знает? Кошки! Сейчас обе расы строят межзвездный корабль. Собираются лететь к ближайшей звезде, где обнаружили планету земного типа, правда, колонизировать ее им не удастся, потому что это…

– Соргос, – кивнул Валентин.

– Правильно. Соргос, планета занята, но они пока этого не знают. Техническое развитие Невара находится на уровне середины двадцать первого века.

– Ты ходячая энциклопедия, – сказал Валентин.

– Просто мне это интересно.

Валентин спрятал телефон, кивнул:

– Через полчаса придет машина. Едем в порт, через три часа на орбиту. Будем знакомиться с кораблем. Он в Звездном порту.

– Есть время на кружку пива, – решил Матиас. Вроде бы даже не сделал никакого жеста, даже головы не повернул, но официантка уже шла к ним.

– И мне закажи, – вздохнул Валентин. – А скажи, конфликты у этих гуманоидов и фелиноидов случаются?

– Вот что особенно поразительно в сложившейся дуальной цивилизации Невара, – с явным удовольствием, будто лекцию читая, произнес Матиас, – что их нет и никогда не было.

Глава вторая

Титановый волновод диаметром был чуть меньше тридцати чи, а вот длиной превышал сто сорок глан. При этом он трижды обвивал корпус генератора, был изнутри покрыт тонким слоем серебра и имел двенадцать отводов в резонирующие полости, закрытые прочными, но хрупкими керамическими мембранами.

В общем – запускать внутрь кибера или дрона было очень плохой идеей. Результатом скорее всего стала бы необходимость полной разборки, дефектоскопии и повторной полировки внутреннего канала.

Анге сидела у входного отверстия волновода и прислушивалась. В волноводе шелестело, пыхтело и временами грязно и сдавленно ругалось. Не выдержав, Анге достала фонарик, подалась вперед и посветила внутрь. Сверкнули два зеленовато-желтых узких зрачка – Криди был уже в паре глан от нее.

– Дочь обезьяны, выключи! – едва разборчиво донеслось из волновода.

Анге торопливо убрала фонарик.

Ну зачем, зачем стапели с кораблем вращались? Если бы не центробежная сила, создающая подобие тяготения, ничего бы не случилось. В невесомости мусор не падает…

Еще несколько мгновений – и голова Криди показалась из отверстия. Мягкая рыжая шерсть была будто прилизана от стосорокагланового путешествия. Уши прижаты к голове и вывернуты. Глаза были одновременно злыми и восторженными. В оскаленных клыках кисы был крепко сжат пластиковый хомутик.

– Держи! – прошипел Криди.

Анге дрожащей рукой забрала из пасти хомутик, спрятала в мешок с инструментами. Попыталась помочь Криди, но тот уже выпростал из волновода передние лапы с втянутыми когтями, извивающимся движением подался вперед – и выпал из отверстия. Криди был абсолютно голым, хотя на людях кисы обычно носили шорты или юбку. Хвост нервно бил по рифленой стали палубы.

– Криди… – прошептала Анге. – Криди, спасибо…

– Дура, бестолочь, лысая обезьяна! – Кот поднялся на задние лапы. – Отвернись, мне надо привести себя в порядок.

Анге послушно отвернулась. В своем кругу кисы не стеснялись вылизываться даже в самых интимных местах. Но в человеческом обществе они предпочитали этого не делать. Тем более – при существах противоположного пола.

– Трудно было? – спросила она.

– Что тут трудного, – с сарказмом произнес Криди. – Я же киса. Что мне стоит проползти сто сорок глан по узкой холодной извитой трубе, выискивая мусор, который ты уронила? Ты ползала сто сорок глан со втянутыми когтями?

– У нас ногти вообще не втягиваются, – глупо ответила Анге.

– Да что ты говоришь… – с сарказмом произнес Криди. – Ладно, помолчи, я занят.

Некоторое время Анге молчала, глядя в темный зев волновода. Потом спросила:

– Ничего не повреждено? Не поцарапано?

– Нет, – ответил Криди после короткой паузы. – Спасибо, что не уронила болт.

Анге пристыженно замолчала. Потом подняла с палубы вакуумный шланг с переходником. Аккуратно закрепила переходник на отверстии волновода. Сказала:

– Спасибо, Криди. Для меня было честью работать с тобой.

– Эй, глупая женщина, зачем ты прощаешься?

Криди подошел к ней – уже в шортах, на задних лапах, как кисы обычно делали при личном разговоре с людьми.

– Ну, под трибунал я теперь не попаду. Наверное. – Анге улыбнулась. – Но и в экипаж меня никто не возьмет.

– Почему? – удивился Криди.

– Ну… – Анге запнулась. К чему грузить кота человеческими проблемами? – Я едва не загубила двигатель, который собирали два года.

– Но ты же ничего не загубила.

– Но я могла. Я уронила хомут…

– Какой хомут? – Криди повел мордой из стороны в сторону. Заглянул в волновод. Потом картинно показал на прозрачный мешок с мусором и воскликнул: – Эй, человеческая женщина! Вот твой крепеж.

– Но ведь это ты…

– Что я? – Криди уставился на нее янтарными узкими глазами. – Ты пришла подготовить волновод к продувке, и, как я вижу, он готов. Я даже был настолько придирчив, что забрался в него и прополз насквозь. Я ведь славлюсь своей недоверчивостью. Давай наряд, я подпишу.

– Криди… – Анге смотрела ему в глаза. Сейчас, когда она сидела на корточках, а Криди стоял на задних лапах, они были почти одного роста. – Но… у нас так не принято.

Криди возмущенно заурчал:

– Вы странные, странные существа. Вы наказываете друг друга за ошибки, которые были исправлены и не имели последствий. Наш вид так не поступает. Если нет последствий, то нет и ошибки.

– Но ты рисковал.

– Я все равно хотел проверить волновод. – Криди протянул переднюю лапу, положил ей на плечо. – Ты хороший техник. Если меня назначат главой ремонтной группы, я потребую тебя в помощники.

Анге кивнула, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы.

– Ты же завтра проголосуешь за меня? – небрежно поинтересовался Криди.

Анге на миг остолбенела, потом невольно рассмеялась:

– Никогда я вас не пойму, кисы… Да, проголосую.

– Что понимать-то? – Криди усмехнулся, стегнув по палубе хвостом. – Вы стайные. Мы одиночки.

– Вам проще.

На миг глаза Криди вдруг расширились, взгляд стал жестче.

– Нет, человеческая женщина. Не скажи.

* * *

Теодор Сквад был удивительно собранным и целеустремленным для своего возраста. В шестнадцать лет даже кадеты астроколледжа в большей степени дети, чем астронавты.

Теодор свою жизнь четко распланировал еще с шести лет – и не отклонялся от планов ни на шаг. Минимальным возрастом, в котором кадет теоретически мог рассчитывать на участие в межзвездной экспедиции, было шестнадцать лет. Разумеется, в случае прекрасной физической формы, блистательной учебы и совершенно недетской организованности.

Шестилетний Тедди, единственный родной сын преуспевающей триадной семьи техасских фермеров, сидел в домике на дереве и сосредоточенно смотрел в книжку. Был жаркий безветренный день. Домик у Тедди был фиговый, то, что в России называют «из соплей и палок»; единственными, кого домик выдерживал, были Тедди и его пятилетняя сестренка, но зато он построил его сам, не позволив отцам вбить хотя бы один гвоздь.

– Тедди! – позвала из дома мать. Тедди слышал ее голос, но ничего не ответил. Мать знала, где он, отвечать было лишней тратой времени. Надо было принять решение.

Маленький Тедди посмотрел в безоблачное, белесое от жары небо. Сверкающая паутина Космосити как раз сейчас проплывала над головой. Звездный порт сиял в центре паутины, будто паук в своих сетях. Но Космосити – ерунда. До него немногим больше тысячи километров.

Настоящий космос ужасно далеко, до него световые годы, парсеки и мегапарсеки. Там скользили огромные корабли Халл, шныряли таинственные зонды Ауран, перемещались из точки в точку корабли Ракс. Там жили тысячи и миллионы удивительных инопланетян. До этого космоса было десять лет жизни. И ни днем больше – Тедди решил это твердо.

Тедди скомкал книжку и засунул ее в кармашек шорт. Сейчас придется объяснять матери, что осенью он уедет учиться в астроколледж. Потом спорить с отцами – их убедить будет труднее. Но Тедди был уверен, что справится…

Он и справился. Он прошел первый этап обучения и добился редчайшей награды для шестнадцатилетнего кадета – полной практики на не учебном космическом корабле. Красавец «Техас» – пассажирский большетоннажный корабль – шел в рейс на Халл‐3 с заходом на восемь обитаемых планет. Полгода в космосе. «Техас» часто использовали для прохождения курсантами выпускной практики – уж слишком показательным был маршрут.

В шестнадцать лет Тедди рассчитывал оказаться в настоящем космосе.

И все это сейчас полетело к чертям.

– К чертям! – выругался Тедди и мысленно укорил себя за ругань. Его родители были очень набожными, и такие слова из уст сына их бы неизбежно расстроили.

– Тедди, да придумают что-нибудь, – сказал Алекс Йохансон. Ему было семнадцать, что тоже весьма неплохо для первой галактической практики. Вся тройка кадетов были парни не промах, включая единственную девушку.

– Тедди, я очень виновата, – извиняющимся тоном сказала Лючия Д’Амико. – Но я искала эти туфли…

– Зачем тебе туфли в космосе? – не выдержал Тедди. – Ну зачем, Лючия?

– Я бы их надела на ужин с командиром. Девушкам разрешено выходить к торжественным ужинам в гражданском. Это улучшает психологический климат.

Тедди смерил Лючию негодующим взглядом. Она была самой старшей и действительно выглядела уже не девочкой, а девушкой – высокая, большеглазая, да еще и светловолосая, что для итальянок редкость. По мнению Тедди, лучшее применение этой внешности нашлось бы на Земле. Космос – он не для романтики или секса. Космос – для приключений.

– И в результате мы опоздали на перестыковку. И «Техас» ушел.

– За нами пошлют шлюпку, у них еще два часа до разгона, – примиряюще сказал Алекс. – Мегера их уговорит.

– Никто их не уговорит, – горько сказал Тедди. – За кадетами, которые опаздывают, шлюпок не посылают. Это непедагогично.

Повисло тягостное молчание.

Все пошло наперекосяк. Все! «Техас» отправили в рейс раньше – какую-то вакцину надо было срочно развезти по колониям. Они могли бы успеть, но в гражданском секторе космопорта Лючия увидела в витрине какие-то очень-очень-очень редкие туфли, за которыми гонялась всю прошлую неделю. Туфли! Тедди был готов орать и биться головой об стену. Зачем нужны туфли в космосе? И самое обидное, Мегера, то есть на самом деле – Анна Мегер, их куратор из колледжа, женщина суровая и несгибаемая, вдруг тоже дала слабину! Они вместе кинулись покупать туфли. Еще и мерять стали! А космопорт внезапно ушел в пятнадцатиминутный цикл перестыковки – отсеки переключались на резервное питание, перемещались относительно друг друга, конфигурировались для ведомых лишь дирекции задач. Оповещение на их коммуникаторы не пришло, они оказались заперты – и «Техас» не стал дожидаться нерадивых кадетов. Вот он, висит в десяти километрах от космопорта. Рядом – и бесконечно далеко.

Кадеты стояли в помещении главного гермодока. В полностью развернутом состоянии гермодок был размером с мичиганский стадион, сейчас он был раскрыт максимум на четверть, но все равно казался немыслимо огромным. Рядом с доком был пристыкован какой-то мелкий научный корвет, судя по обилию трубопроводов и кабелей – в цикле предстартовой заправки. Персонала в доке почти не было – ремонтники возле старого челнока, в котором меняли маневровые двигатели, да два офицера на эстакаде, протянувшейся на высоте пятиэтажного дома. Офицеры что-то разглядывали в своих планшетах. Тедди смотрел на них с завистью.

– Какая фактура, – сказала Лючия. Она тоже заметила офицеров. – Тот, светловолосый, наверняка командир корабля. Такие красавчики должны быть главными на корабле. Если бы я попала на его корабль, он бы в меня влюбился.

– Если бы он в тебя влюбился, то вылетел бы из Космофлота с волчьим билетом, – веско ответил Алекс. – Во-первых, ты кадет. Во-вторых, несовершеннолетняя. В-третьих, влюбись лучше в меня, я не хуже.

Лючия насмешливо посмотрела на Алекса. В общем-то тот был прав. Он выглядел как младший брат подтянутого блондина в офицерской форме – такой же высокий, светловолосый, симпатичный. Но он был ровесником и сокурсником, с которым Лючия десять лет училась вместе, мылась в одной душевой и пила регенерированную воду на тренировках. Влюбиться в Алекса было все равно что влюбиться в брата.

– Получи корабль – я подумаю, – сказала девушка.

– Получу корабль – я еще сам подумаю, – немедленно ответил Алекс. – Потому что вокруг меня будут виться самые красивые девчонки со всего Космофлота.

Тедди посмотрел на друзей с ужасом. Как они могли вести эти идиотские разговоры, когда их практика сгорела, будто неперерабатываемый мусор в атмосфере?

– Если мы останемся на Земле… – начал он. Но Алекс вдруг подтянулся, глядя через плечо Тедди и прошептал:

– Идет!

Анна Мегер, куратор кадетской школы, подошла к ним с таким невозмутимым видом, будто трое ее подопечных не попали в ужасающую, немыслимую, позорную ситуацию – причем и по ее вине! Тедди почувствовал, что готов завопить от возмущения.

– Успокоились? – миролюбиво спросила Мегер.

Алекс кивнул, Лючия что-то пробормотала, а Тедди, проклиная себя за слабоволие, по-уставному отчеканил:

– Так точно!

– «Техас» за нами шлюпку не вышлет, – сказала Мегер. В голосе ее были легкое смущение и растерянность, отказ командира «Техаса» подобрать на борт кадетов Мегер, похоже, удивил. – Но это не значит, что вам удастся отвертеться от практики! Следуйте за мной.

Тедди с облегчением выдохнул.

* * *

Яна демобилизовали, точнее – просто вместе с другими призванными разрешили идти домой. Вместе с дивизионом «Громов» он доехал до ближайшего крупного города, где попрощался с бойцами и покинул поезд. Монорельс двинулся к столице, а Ян, постояв у вокзала и пожевав сечку, отправился на поиски еды, работы и ночлега. Город был ничуть не хуже того, где он раньше жил, да и старое рабочее место было уже занято, и Ян решил не возвращаться.

Война не началась, но мир, осененный Крылами, стал другим. Казалось, что большинство прекратили работать. По улицам ходили ошарашенные люди, сбивались в случайные кучки, начинавшие жаркие дебаты, чтобы через несколько минут вновь разбрестись в разные стороны. На площадях, на вечно пустовавших трибунах Высокой Речи, теперь были толпы слушателей и очереди философов и проповедников, стремящихся обсудить случившееся и сообщить всем свое мнение. Весна вступила в свои права, снег сошел, казалось, что природа вместе с людьми радовалась несостоявшейся войне. Пока еще было прохладно, небо хмурилось, часто накрапывал дождик, но это никого не смущало.

Ян встал рядом с приглянувшейся ему таверной, где на деревянной табуретке сидел мальчишка-чистильщик. Бросил мелкую монетку, мальчишка принялся энергично орудовать щетками. Ян стоял, с удовольствием ощущая частый гребень, проходящийся по шерсти, и слушал очередного выступающего. Это был седой старикашка с комично полысевшими от возраста и скитаний ногами. Вначале старичок с энтузиазмом описывал восторг блаженного Эвслана, при котором Ангел впервые распростер над Соргосом крылья. Говорил старичок так цветисто и с такой массой подробностей, будто сам при этом присутствовал, что, конечно же, было невозможно. Толпа внимала, заслушался и Ян. Мальчишка-чистильщик сменил частый гребень на мелкий, потом, не задавая вопросов, стал натирать шерсть на ноге восковой мазью. Ян решил, что даст пареньку еще одну монетку. Тот явно покинул младшую семью лишь недавно и еще не прибился к средней, нелегко ему приходится. Да и черные волосы у мальчишки предательски рыжели у корней – паренек был рыжий, смешанных кровей, таким сейчас нелегко. Во время войны мальчишка красился, а сейчас перестал. Зря, пожалуй. Сколько бы ни говорили власти, что деление пролегает между государствами, а не между черно- и рыжеволосыми, предрассудки у толпы оставались.

Старичок, вначале овладевший вниманием аудитории, выдохся и принялся нести какой-то вздор. Он внезапно заявил, что Крыла могут быть явлением не трансцендентным и теологическим, а неизвестным природным феноменом наподобие северного сияния, а то и следствием каких-либо научных экспериментов. Если вначале Ян принял старичка за странствующего монаха, то теперь стало понятно, что это бродячий философ.

– Чушь, – сказал Ян. – Природный феномен, который трижды останавливал войны. Очень разумный феномен!

– Так войны всегда есть, – неожиданно сказал чистильщик ломающимся голоском. – Война никогда не кончается.

Ян усмехнулся. Право средней семьи – дерзить старшим. Он поставил перед мальчишкой вторую ногу. Старичка уже согнали с трибуны, вместо него вышел молодой священник, принятый публикой с восторженными криками. Видимо, не в первый раз выступает.

Эта речь была поинтереснее, но она встревожила Яна. Священник поставил под сомнение то, что Крыла действительно призывали прекратить военные действия. Ссылаясь на ряд толкований, он очень осторожно предположил, что Ангел, напротив, призывал к войне до победного конца, которая и положит конец всем последующим войнам.

– Готово, дяденька, – сказал чистильщик.

Ян бросил ему еще монетку, поменьше, и посоветовал:

– Быстрее найди себе среднюю семью, парень. Времена смутные, одному тяжело.

Парнишка кивнул. Спросил:

– Не хотите чехлы на ноги? В городах грязно, многие носят. Даже бургомистр надевает.

Ян поморщился, глядя на пластиковые корытца с завязками, которые мальчуган предложил ему закрепить на ногах. Прогресс прогрессом, но у всего должны быть границы!

– Нет, парень, спасибо. Это не по моей части.

С чистыми и навощенными ногами, чувствуя себя гораздо лучше, Ян вошел в таверну. Бо́льшая часть людей стояла у буфетной стойки, по-быстрому перекусывая силосом из общей чаши. Но после двух месяцев в войсках Яну хотелось комфорта. Он сел за отдельный столик, полистал меню и заказал рубленых овощей в личиночьем креме.

– Солдат, как думаешь, войны больше не будет?

Ян посмотрел на женщину, подсевшую за его столик. Аристократическая грива длинных белых волос. Вряд ли, конечно, женщина высокого происхождения. Обесцвечиваться «под знать» последнее время полюбили пацифисты, демонстрируя презрение к древнему племенному делению. Чуть раскосые глаза, вызывающе выставленные напоказ непроколотые уши. Бессемейная, хотя давно бы пора войти в материнскую семью. Ян встречал таких бунтарок, они всегда казались ему привлекательными, но он ни разу не решился познакомиться и первым завязать разговор.

– Я думаю, будет, – сказал он. – Все-таки будет. Хочешь рубленые овощи?

– Не могу отказать мужчине, который даже в такую погоду ходит с чистыми ногами, – усмехнулась женщина. – Буду, солдат.

* * *

«Твен» внешне был стандартным корветом, на беглый взгляд не отличимым от «Енисея», корвета класса «Эй-би». Ничего удивительного в этом не было, корпус в серии «Эй-си» использовался тот же самый: титановый каркас, покрытый керамической броней, сигара длиной более ста семидесяти метров и диаметром около двадцати пяти. В герметичный док его заводить не стали: процедура эта была сложная и крайне редко необходимая. Сейчас «Твен» висел рядом с космопортом, пришвартованный в трех точках и соединенный со станцией двумя шлюзами и заправочными рукавами.

– Они пушку добавили! – с неожиданным энтузиазмом сказал Матиас. – Гляди, два порта на виду! Мы теперь трехпушечные!

Валентин, мысленно порадовавшись этому «мы», спросил:

– Хочешь повоевать?

– Да было бы с кем, – поскучнел Матиас. – Так что там еще наворотили…

Они стояли на эстакаде, тянущейся над главным гермодоком. Отсюда был самый лучший реальный вид на корабль – по традиции гигантские створки главного шлюза делались из прозрачной керамики. В самом шлюзе было пустынно, только возле полуразобранного челнока возились с десяток ремонтников, за которыми, раскрыв рты, наблюдали какие-то салаги в форме хьюстонского космоколледжа. До командира и старпома, пришедших поглазеть на свой новый корабль, никому дела не было.

Матиас порылся в планшете, выводя и укрупняя отдельные чертежи. Валентин попытался заглянуть через плечо другу, но на схемах стоял гриф секретности, и экран был поляризован строго под взгляд хозяина. Валентину пришлось достать свой и включить схемы корабля.

– Вроде как ничего принципиально нового, – пробормотал тем временем Матиас. – Три пушки вместо двух, четыре бота вместо трех… Двигатели те же! Только экипаж сократили. Корабль с довеском?

– Нет. – Валентин покачал головой. – Весь экипаж набираем сами.

– Заводские?

– Войдем на борт – сдатчики сразу отчалят. Претензий к кораблю никаких нет.

Матиас нахмурился.

– Ну прям такая красота, что и не бывает…

Он вывел на планшет штатное расписание, Валентин сделал то же самое.

– Оружейник. Здесь всего один. Гюнтер или Роланд?

– Гюнтер.

– Почему он? – невинно поинтересовался Матиас.

– Немец-оружейник – это достояние корабля.

– Я тоже немец, – обиделся Матиас. – И тоже люблю пушки.

– Но ты не оружейник.

– Ладно, его уговорю, – кивнул Матиас. – Лишняя пушка, щиты посильнее, Гюнтеру понравится… Но все-таки почему не Роланд?

– Потому что Роланд больше занят своей внешностью, чем кораблем.

Матиас покачал головой.

– Все-таки, Валя, вы, русские, сплошь гомофобы.

– А вот и нет, – возмутился Валентин. – Если верить старым записям в соцсетях, то бо́льшую часть истории у нас в правоохранительные органы, в руководство спортивных команд и даже во власть набирали исключительно геев. Ты почитай!

Матиас посмотрел на Валентина с подозрением, но на лице командира не было ни тени улыбки.

– Ну… если в самом деле так… – с сомнением сказал он. – В то время это имело определенный смысл, особенно во власти. Меньше протекционизма к отпрыскам… Это как на Востоке, где визирями назначали евнухов… Но я этого не знал. Извини за шутку.

Валентин махнул рукой.

– Гюнтер, – отметил у себя в планшете Матиас. – Так… Ну, командир и старпом – понятно… Врач?

– Уговоришь Льва?

Матиас крякнул:

– Попробую… ну, допустим, попробую, но ему же два года до отставки, в этом возрасте менять корабли не любят…

– Вот и походит напоследок на новом корвете с небольшой командой. Синекура!

– Логично. – Матиас сделал пометку. – Переходим к более серьезным вопросам. Мастер-пилот. Александр?

Валентин покачал головой.

– Согласен, пусть Александр работает на «Енисее», – легко согласился Матиас. – Сколько у нас времени на поиск?

– Через два дня вылет.

Вот теперь старпом опустил планшет и с подозрением уставился на командира.

– Ты серьезно? Вот так с места в карьер?

Валентин кивнул.

Матиас оглянулся и, понизив голос, спросил:

– Какое-то особое задание? Спешное?

Врать Валентин не любил, но и ответить честно не мог.

– Знаешь, мне кажется, меня хотят побыстрее услать от Земли. Чтобы не попал под горячую руку ревнителям Соглашения.

– Похоже на истину, – успокоился Матиас. – Но жалко. Значит, права привлекать лучших специалистов у тебя нет.

– Нет, – кивнул Валентин.

Это он уже проверил. Никаких особых полномочий ему действительно не дали, и причины были ему понятны.

– Тогда пошли на рынок, – со вздохом сказал Матиас.

Они одновременно открыли флотскую базу временно выведенных за штат офицеров. Первым вздохнул Матиас. Вторым Валентин.

Хорошие пилоты на Земле не засиживаются. За ними охотятся, их обхаживают, к ним подбирают всевозможные ключики. Матиас клялся, что на одной его знакомой, талантливом мастер-пилоте, амбициозный командир женился – и не по любви, а чтобы добиться перевода на свой корабль.

Так что в списке, появившемся на экране, было три десятка фамилий – и все они принадлежали новичкам, едва отбывшим практику и сменившим курсантские нашивки на офицерские погоны. Разумеется, никто из них не мог блистать талантами, за перспективными курсантами охотились еще с академии.

– Печалька, – сказал Матиас. – Может, все-таки…

– Александр хороший пилот, но у меня с ним не сложились отношения, – отрезал Валентин. – Я предпочту взять амбициозного салагу.

– Предпочти. – Матиас демонстративно опустил планшет. – Твой выбор, командир.

Валентин напряженно уставился в список. Конечно, плохих пилотов тут не было и быть не могло. Плохие не получили бы звание мастер-пилота. Может быть, кто-то из них со временем даже блеснет способностями.

Со временем – вот в чем вся проблема.

– Подбираете экипаж, командир?

Валентин вскинул голову. Высокая темнокожая женщина с коротко стриженными волосами приветливо улыбалась ему. Она была одета в черно-серебристую форму хьюстонского космоколледжа, но на рукаве был шеврон действующего состава Космофлота. За женщиной стояли трое подростков в такой же форме, с кадетскими нашивками. Один – совсем еще мальчишка, невысокий, но коренастый, другой парень постарше и ростом с Валентина, третья – симпатичная светловолосая девушка. Разумеется, все, включая девушку, были коротко стрижены. Стояли подростки по стойке «смирно», демонстрируя бравую выправку, в руках держали стандартные боксы для вещей. Единственное, что портило впечатление, – пакеты из дьюти-фри. У мальчишек в пакетах были какие-то сладости, у девушки, похоже, туфли в дорогой картонной коробке.

– Совершенно верно… – Валентин всмотрелся в шеврон женщины. «Ах ты ж, копать-колотить…» – Совершенно верно, капитан первого ранга.

– Анна Мегер. – Женщина протянула ладонь для рукопожатия, переводя разговор в неформальный.

– Валентин Горчаков. – Он пожал ей руку и еще раз всмотрелся в лицо. – Простите, вы Анна Мегер с «Афины»?

Женщина кивнула.

– Очень приятно познакомиться, – искренне сказал Валентин. – Наслышан.

– Дело давнее. – Мегер с любопытством изучала его. – А вы командир этого корвета?

– Технически – еще нет. – Валентин позволил себе улыбнуться. – Еще не вступал на борт.

Мегер кивнула.

– Поздравляю. Это хорошая серия. Алекс?

Паренек постарше вскинул голову и выпалил:

– Корветы серии «Эй-си», результат глубокой модернизации серии «Эй-би». Строятся на окололунных верфях США. В строю четыре модели, названные в честь величайших писателей – «Хайнлайн», «Хемингуэй», «Твен» и «Брэдбери». Строятся «Кинг» и «Харпер Ли». Перечислить основные отличия от серии «Эй-би»?

– Вольно, кадет, – сказал Валентин. – Молодец. Экскурсия для лучших учеников, мисс Мегер?

– Можно сказать и так. – Мегер вздохнула. – Вообще-то мы должны были смотреть на ваш корабль с другого борта. Вон оттуда…

– С «Техаса»? – Валентин проследил ее жест. – Он отстыковался почти час назад.

– Мы опоздали, – пояснила Мегер.

За спиной Валентина Матиас едва слышно прошептал:

– У меня появилось нехорошее предчувствие…

Мегер улыбнулась. И от этой улыбки, несмотря на все ее дружелюбие, Валентину стало нехорошо.

– Командир «Техаса» отказался выслать за нами шлюпку, – продолжала Мегер. – Он сказал, что при всем уважении к славной истории хьюстонского космоколледжа послать шлюпку за опоздавшими кадетами не сможет, поскольку занят мытьем палубы и чисткой гальюна.

– С пониманием, – кивнул Валентин. – Я могу чем-то вам помочь?

– Вы укомплектовали экипаж?

– Частично.

– Кто еще вам нужен, командир?

Матиас начал что-то мурлыкать себе под нос. Валентин с содроганием узнал старинную русскую песню про крейсер «Варяг», которую Матиас ценил как проявление загадочной славянской души, превращающей поражение в победу.

– Пока у нас есть старший помощник, врач и оружейник. И командир, конечно же.

– Значит, не хватает еще четверых, – вкрадчиво сказала Мегер. – Вам нужны мастер-пилот, навигатор, системщик и кок.

– Специалист по системам жизнеобеспечения, – поправил Валентин.

– Пусть будет так. – Мегер посмотрела на свою команду. – Лючия! В системах жизнеобеспечения она хороша. А кок – просто гениальный. Вы же понимаете – итальянская кухня! Алекс – прирожденный навигатор.

– Я модифицирован генетически, – с готовностью сообщил высокий юноша.

– Ну а Тедди – системщик, – закончила Мегер. – Очень хороший. Лучший.

– Они дети, – сказал Валентин.

– Неверно. Они кадеты. Они имеют право занимать места по штатному расписанию любого корабля в штатном полете.

– У нас… – Валентин замялся.

– Нештатный полет?

– Нет, обычная миссия по доставке научной группы в систему Невар. Но у нас очень маленький экипаж.

– Я знаю. Допускается замещение курсантами и кадетами до сорока процентов должностей по штатному расписанию.

Валентин покачал головой.

– Вам же нужен мастер-пилот? – вкрадчиво спросила женщина.

– Мисс Мегер, я знаю вашу репутацию и не пожелал бы другого пилота, – искренне сказал Валентин. – Но у нас маленький экипаж…

– Могу я попросить вас на два слова, капитан второго ранга? – спросила Мегер.

Валентин молча отошел вместе с ней. Матиас остался, вежливо заговорив с кадетами. Юная Лючия, похоже, отважно с ним кокетничала.

– Командир, я бы не хотела апеллировать к высшим инстанциям, – сказала Мегер. – Черт… я буду с вами откровенна. В опоздании виновата я.

Валентин вопросительно посмотрел на нее.

– У меня репутация суровой наставницы. Я работала с психологом, она посоветовала проявить заинтересованность в жизни ребят, чтобы наладить эмоциональный контакт перед совместным полетом. Я попыталась, и в результате мы опоздали. Если нам придется задержаться на станции или вернуться на Землю – история всплывет, и я буду выглядеть очень нелепо. Но если мы улетим сейчас, то все более-менее уладится.

– Мисс Мегер, вы уверены в своих детишках? – спросил Валентин.

– Профессионально они готовы к выполнению своих обязанностей. Эмоционально… ну нет, конечно же. Они же дети.

– Честно, – кивнул Валентин.

– Но я буду руководить железной рукой.

Валентин еще раз покосился на троицу отроков. Генетически модифицированный навигатор – это действительно хорошо. Честно говоря, они все были моложе двадцати лет, раньше биоконструирование в этой области не применялось. Жизнеобеспечение… скажем прямо, на новом, но уже серийном корабле проблем с этим не будет. Если откровенно, то основная функция «жизнедела» – улучшать психологический климат на корабле. Красивая девушка, но при этом слишком юная, чтобы за ней начали всерьез ухаживать, – это великолепный кандидат. Вот мальчик-системщик внушал сомнения, он был самым юным, похоже, ему от силы шестнадцать. Но для того, чтобы работать с искусственным интеллектом корабля, надо иметь очень своеобразный склад мышления. Подростковой дури там места нет, там своя дурь, нечеловеческая.

Наверное.

– В каком возрасте вы отправились в первый учебный полет? – спросила Мегер.

– Восемнадцать. Нет, восемнадцать с половиной. Но я был курсант, а не кадет, и это был учебный корабль, рейс длился всего месяц… – Валентин посмотрел Анне в глаза. – Если бы не вы! Мне нужен мастер-пилот. Хороший.

– Я просто лучшая, – без тени улыбки ответила Мегер.

– Еще один момент, – сказал Валентин, помедлив.

– Субординация, – кивнула Мегер. – Понимаю. Вы командир. Вы второй после Бога на корабле, а поскольку я атеист – вы первый. Звание на это не влияет.

Она помедлила и добавила:

– Но если вам потребуется какая-то помощь при подготовке корабля – я могу поговорить с командующим портом. Мы вместе были на «Гепарде».

Мысленно Валентин отметил, что это был очень деликатный способ намекнуть, что на корабль американские кадеты попадут в любом случае.

Глава третья

Примерно в полумиллионе километров над плоскостью эклиптики, на расстоянии астрономической единицы от Солнца, восемьдесят кубических метров пустоты на один хронон стали еще более пустыми.

Фотон, полторы тысячи лет назад испущенный звездой Денеб и имевший несчастье оказаться именно в этой точке пространства, перестал существовать – исчез из реальности в настоящем, будущем и прошлом. Собственно говоря, начиная с этого хронона времени фотона вообще никогда не существовало во Вселенной, он стал гипотетическим фотоном, и все, на что он мог повлиять, претерпело определенные изменения. К счастью, это был очень одинокий фотон, чей путь длиною в полторы тысячи лет никогда, никак и ни на что не повлиял.

А в следующий хронон абсолютная пустота объемом около восьмидесяти кубических метров стала космическим кораблем. Металлическое веретено несколько секунд висело неподвижно относительно центра Галактики, смещаясь сквозь Солнечную систему со скоростью двухсот восемнадцати километров в секунду.

Потом концы веретена засветились призрачным синим светом, и корабль начал стабилизироваться. Вначале – относительно Солнца. Потом, по мере оценки сенсорами ситуации, – относительно Земли.

В центре металлического веретена, в узкой темной камере, наполненной горячей вязкой жидкостью, женщина открыла глаза.

Она знала, что будет человеком, женщиной, возраст ее будет соответствовать двадцати одному земному году, а внешность будет приятна для человеческой расы и не вызовет отвращения у остальных членов Соглашения.

Но куда важнее и удивительнее был тот факт, что она являлась Третьей-вовне.

Она попыталась вдохнуть – человеческие инстинкты требовали воздуха, но разум вовремя остановил ее. Люди не умели дышать водой. Полминуты она ждала, пока формирующий гель всасывался в стены камеры. С кожи он отлипал с мягким чмокающим звуком – она впервые услышала звук, и он показался ей восхитительным. Люди имели пять базовых чувств, в то время как Ракс – шесть, но удивительнее всего было то, что ни одно чувство у них не совпадало.

Звук был первым, что она ощутила.

Звук стекающего геля.

Звук машин, работающих за стенками камеры.

Звук собственного сердца, бьющегося в груди.

Потом пришло осознание того, что еще одно чувство было раньше – осязание. Стекающий с тела гель щекотал кожу. Она протянула руку – упершись в стенку камеры – и ощутила твердую теплую поверхность. Микроскопические поры, втягивающие гель, слегка присасывали палец.

Ощущение было приятным.

В темноте, наполненной звуком, она глубоко вдохнула – и закашлялась. Воздух был холодным и резко пах химией. Запах был не знаком, как и само ощущение запаха, она понимала лишь концепцию. Но что-то неприятное и опасное стояло за запахом. Больница. Анестезия. Антисептика. Смерть.

Чтобы успокоиться, ей пришлось повторить себе несколько раз, что она вообще не обязана умирать.

Запах остался, но ощущение притупилось, стало менее острым. Она приоткрыла рот. Облизнула губы. И новое чувство ворвалось в нее – вкус. Резкий, солоновато-горький. С легкой ноткой гнилостности. И неестественной сладостью, возникающей в самом конце и вызывающей онемение языка.

Она несколько раз сплюнула и решила, что из всех чувств вкус – самое информативное, но при этом самое омерзительное. Можно было бы обойтись без него. Но она – Третья-вовне и вторая в прямом ходе времени, кто будет напрямую контактировать с людьми. Ей нужно соответствовать стандартам Человечества.

Она справится.

Некоторое время она прислушивалась к разности температур – теплый гель почти весь стек, а воздух был прохладен. Можно ли считать температурную чувствительность пятым чувством? Нет, наверное, это все-таки элемент осязания.

Осязание действительно было самым приятным из человеческих чувств.

Она вновь провела рукой по стенкам камеры. Сняла с кожи каплю геля и растерла между пальцами. Ощупала волосы – очень необычно! Коснулась лица, но прикосновение к глазам было болезненным, и она отдернула руку. Обследовала тело, задержавшись на сосках – они имели другую фактуру, и прикосновение к ним было… было тревожно и непонятно. Она ощупала вульву, ягодицы, пальцем исследовала сфинктер. Прикосновения к ним отозвались новыми всплесками ощущений. Эта была область сексуальных контактов, она знала, что может получить первый опыт и самостоятельно, но решила не спешить. Надо было разобраться с чувствами до конца. Оставалось пятое…

Свет!

Мягкое свечение перед глазами показалось ей ослепительной вспышкой. Она зажмурилась, закрыла лицо ладонями, потом осторожно развела пальцы и приподняла веки. Круглый экран перед глазами казался отверстием в борту корабля. Она прижала ладони к экрану и огорчилась преграде. Маленький диск местной звезды – Солнца, два маленьких диска – Земля и ее спутник Луна.

Она огорчилась тому, что зрение на таком расстоянии не способно передать объем. Воспринимать пространство гораздо лучше комплексно.

Но она должна была пользоваться тем, что имеют люди.

С этого расстояния Земля казалась очень маленькой и очень одинокой. Серая точка естественного спутника лишь подчеркивала это одиночество, как обручальное кольцо на левой руке подчеркивает одиночество вдовца.

Она поймала себя на этой странной мысли и некоторое время разбиралась с ней. Это начали работать те части мозга, что отвечают за ассоциации, аллюзии и аллегории. За тропы и фигуры. За поэтическое восприятие действительности. За общение.

За слова.

Огромные, будто горы, гиперболы и крошечная, как песчинка, литота.

Парцелляция! Ерунда! Интонационное расчленение. Но как работает!

Плеоназм. Повторное дублирование. Излишнее, избыточное.

Инверсия. Слов порядка переставление…

Знание оживало в ней, слова и фразы выстраивались в ряды и колонны, цеплялись друг за друга, выворачивались наизнанку и взрывались в мозге новыми смыслами.

– Я могу говорить… – прошептала она и впервые услышала собственный голос.

– ты ощущаешь себя правильно

Голос, который она услышала, был лишен интонаций. Это был и вопрос, и утверждение. Или не вопрос, и не утверждение.

– Да… – она запнулась. – Да, мать.

– мать это неожиданный термин

– Я не нашла другого.

– ты можешь использовать этот

Пауза.

– чего ты хочешь

– Коснуться этой планеты, – прошептала она, глядя на экран.

– это невозможно ни в каком смысле

– Я знаю.

– то где будет ракс станет ракс

– Я знаю. Это только желание, не намерение.

– интересная дихотомия

– Человеческое сознание крайне запутанно, – признала она.

– это будет хороший опыт третья-вовне

– Я готова. Но меня тревожит ситуация.

– что вызывает тревогу третья-вовне

– То, что я – Третья. Мы редко позволяем трем Ракс находиться вовне. Это… это опасно как… как…

– как четвертый на ракс

– Да.

– это происходило ранее

– Я не знала.

– информация закрыта но это происходило

– Были ли опасные последствия?

– нет только потенциал опасности

– Хорошо. Я… я стала спокойнее.

– приступай к миссии наблюдай изучай сотрудничай

– Могу ли я спросить?

– это странный вопрос разумеется ты можешь

– Насколько обоснованна тревога людей?

Пауза. Тишина. Пространство рвется и восстанавливается, пульсирует в ожидании сигнала, но сигнала все нет.

– Мать?

– решение принято два против одного значит есть вероятность опасности

– Но цивилизации почти всегда гибнут, не достигая пятого уровня!

– последовательность внушает тревогу

– Я поняла, мать. – Она кивнула.

– для человечества характерны сомнения и это то что мы считаем достоинством

– Я выполню свою миссию с достоинством и старанием.

– мы будем ждать твоего возвращения

Пауза.

– корабль подвергнется деструкции после твоей высадки в орбитальном порте людей

– Хорошо.

– мы рассчитываем на успешную работу и ожидаем тебя с любовью

Сеанс связи заканчивался. Но у нее еще оставались вопросы.

Вопрос.

– Мать, мне нужно имя среди людей!

– они могут называть тебя любым именем

– Это право и обязанность матери, дать имя.

Пауза.

Она задумалась, вправе ли была так говорить. И понятен ли смысл ее слов Второй-на-Ракс.

– твое имя для людей чужая.

– Спасибо, мать. Я – Чужая…

Слова замерцали в ней, складываясь, перетекая одно в другое.

– Я Алина или Ксения?

– что это значит

– Оба имени значат «чужая» на древних языках Земли. Имена людей не переводятся. Я могу быть Алиной или Ксенией, все это значит «чужая».

– решать тебе ракс всегда ракс

– Ракс всегда Ракс, мать.

Вот теперь связь окончательно прервалась.

Чужая смотрела на экран. Крошечный диск Земли, на которую ей не суждено никогда ступить, приближался.

Воздух в камере стал теплее и чуть более затхлым. Система жизнеобеспечения на прыжковом корабле присутствовала чисто номинально. Но женщину это не беспокоило. Ее организм должен выдержать перелет.

Она справится.

Она Ракс. И она – Третья-вовне.

* * *

Лючия бросила чемоданчик и пакет на койку, огляделась.

Каюта была просто потрясающая! Три на четыре метра, есть где разгуляться. При таких размерах и койку не обязательно убирать в стену. Есть и стол, и два кресла, и маленький диванчик. За сдвижной дверью – индивидуальная душевая кабина и гальюн.

Даже на «Техасе», куда они не успели, курсанты должны были жить по двое. А здесь, на куда более мелком «Твене», в силу малочисленности команды почти все члены экипажа имели собственные каюты. Конечно, с апартаментами командира лучше не сравнивать, но собственная каюта! Роскошь.

Лючия присела на койку. Вздохнула, глядя на коробку с туфлями.

Будет ли глупостью надеть их сегодня к традиционному «ужину знакомств» на корабле?

– Даже не вздумай, – будто прочитав ее мысли, сказала Мегер, входя в каюту. – Лучше спрячь подальше.

Лючия кивнула и убрала пакет. Мальчишки перед Мегер вытягивались по струнке, она же относилась спокойнее. Мегер напоминала ей бабушку – такую же внешне строгую, командующую всей огромной семьей, но при этом на самом-то деле мягкую будто воск. Может быть, это был самообман, но Лючии казалось, что Мегер на самом деле просто изображает из себя мегеру, чтобы ребята не распускались.

– Спрячу, – согласилась Лючия.

– Встать, кадет! – рявкнула Мегер. – Как разговариваешь со старшим?

Лючия вскочила. Но все-таки не удержалась от реплики:

– При всем уважении, мэм. Вы вошли без разрешения и не отдали команды. Я считала, что разговор неформальный, мэм. При всем уважении.

Мегер несколько мгновений буравила ее взглядом. Потом сказала:

– Вот что вы все досконально знаете – так это свои права. А как насчет обязанностей? Что делает офицер систем жизнедеятельности при входе на борт?

У Лючии запылало лицо.

– Виновата, мэм.

– Через три месяца либо вы все будете готовы к дальнейшему обучению и я лично подпишу документы о зачислении вас сразу на третий курс училища… – Мегер помолчала. – Либо я лично отчислю вас с позором. И о космосе можете забыть, даже о ближнем. У нас нестандартная ситуация. Мы на европейском корабле…

На лице Лючии что-то отразилось, потому что Мегер пояснила:

– То, что он сделан на наших верфях, ситуацию не меняет. Корабль европейского агентства, командир и часть экипажа русские. Это вопрос престижа. Сейчас не двадцать первый век, человечество едино, но Америка служила и должна служить примером. Вы должны быть лучшими среди равных.

– Будем, – заверила ее Лючия.

– Еще один вопрос. – Мегер запнулась. – Я вижу, тебе понравился старший помощник.

– Он… обаятельный, – осторожно сказала Лючия.

– Красавчик, – согласилась Мегер. – Но ты прекрасно понимаешь, что если романтические отношения между членами экипажа просто не рекомендуются, то между офицерским составом и курсантами или кадетами они строжайше запрещены.

– Я уверена, что Матиас это знает, – согласилась Лючия.

– Несомненно. Но он мужчина, и если ты продолжишь так с ним кокетничать, то он начнет дурить. Нам не нужен старпом с проблемами в отношениях. Поверь, я на такие ситуации насмотрелась.

Лючия кивнула. По ее мнению, она совсем не кокетничала со старпомом. Ну, почти совсем. Улыбнулась пару раз, заглянула в глаза и опустила взгляд…

– Он пойдет под трибунал, а ты получишь отметку «психологическая незрелость», – жестко добавила Мегер. – Надеюсь, мы закрыли эту тему.

– Разрешите отправиться на пункт жизнеобеспечения? – спросила Лючия.

– Разрешаю. А потом озаботьтесь ужином для экипажа.

Лючия вздохнула.

– Есть одна проблема, мэм. Я не умею готовить. Совершенно.

– Все итальянцы великолепные повара, – буравя ее взглядом, произнесла Мегер.

– Стереотип. К тому же я родилась и выросла в Нью-Йорке. Родители всегда покупали готовые обеды.

Мегер кивнула, признавая ее правоту. И спросила:

– Кстати, ты не в курсе, Тедди действительно такой хороший системщик?

* * *

К сорока восьми годам Бэзил Годфри Николсон исколесил всю Землю. Окончив Эдинбургский университет, он успел поработать в Лондоне, Кэмбридже, Оксфорде, Пекине, Москве, Ватикане, Дели, Канберре и еще полутора десятках крупных научных и учебных центрах. Если говорить проще, то в каждом университете он преподавал и работал по одному учебному году.

Причина была вовсе не в том, что Бэзил был плохим специалистом, отличался скверным характером или не умел ладить со студентами. Во всех возможных табелях о рангах он считался лучшим и, по сути, единственным специалистом в своей сфере. Его жизнерадостный и доброжелательный характер отмечали все, кому доводилось с ним работать. Студенты с удовольствием посещали лекции, поскольку он был замечательным докладчиком и умел подать свой материал доходчиво и ясно.

Проблема была в том, что область исследований Бэзила была слишком уж узкой. «Особенности развития дуальных цивилизаций Галактики» – звучит прекрасно, но среди тысяч миров, о которых было известно цивилизациям Соглашения, подобный мир был один – Невар.

Разум – не редкость во Вселенной. Он куда более частый гость, чем думали ученые в двадцать первом веке. Но именно гость. Большинство цивилизаций уничтожают себя в процессе развития, иногда – начисто, иногда – деградируя и начиная долгий путь к новому самоуничтожению.

Что уж говорить о ситуациях, когда на одной планете или в одной звездной системе развились две разные культуры! Древняя книга Герберта Уэллса «Война миров» (Николсон любил ссылаться на нее во вводной лекции) описывала ситуацию очень правдоподобно – одна раса неизбежно приходила к мысли о необходимости уничтожения другой. Чаще всего это объявлялось самозащитой, хотя на практике все сводилось к прилету космических кораблей на планеты, чья цивилизация находилась в лучшем случае в эпохе пара, и безжалостному уничтожению с использованием ядерного или биологического оружия. В одном случае, впрочем, менее развитая цивилизация ухитрилась захватить космический корабль соседей и, разогнавшись, нанести такой убийственный кинетический удар по планете, что остатки агрессивной цивилизации были отброшены в варварство… а через сотню лет окончательно добиты своими несостоявшимися жертвами.

Если же две разумные культуры развивались вместе на одной планете, то уничтожение слабейшей происходило еще в каменом веке. Как, кстати, случилось и на Земле – с неандертальцами. Им, впрочем, еще повезло. Они могли скрещиваться с людьми и не все были съедены, а в небольшом количестве ассимилированы. У всех европейцев и азиатов есть два-три процента генов неандертальцев.

Разум на определенном этапе развития очень жесток.

Так что Невар, где развившаяся на двух соседних планетах разумная жизнь не стала уничтожать друг друга, а принялась сотрудничать и вместе осваивать космос, был явлением уникальным. К моменту полета Гагарина неварцы-гуманоиды и неварцы-кошачьи уже вовсю летали друг к другу и совместно осваивали третью планету (в дальнейшем ее прибрали к лапам кисы, но даже это произошло мирно). Пожалуй, если бы не уникальное количество пригодных для жизни планет в одной системе – целых пять, дуальная цивилизация Невара отправилась бы к звездам раньше человечества и сама стала бы шестым членом Соглашения.

Но все сложилось так, как сложилось. В Соглашение вошли люди, и теперь Бэзил Николсон изучал особенности их культуры, а не какая-нибудь остроухая киса изучала историю Человечества.

Однако одно дело изучать разумную жизнь, которая еще не вышла в космос и не способна обнаружить научные зонды и станции. Совсем другое – изучать цивилизацию, которая шныряет по своей звездной системе и строит первый межзвездный корабль. В системе Невар была лишь одна наблюдательная станция, принадлежащая Ракс – именно в их зону протектората входил Невар. Разумеется, попасть на эту станцию Бэзилу не светило ни при каких обстоятельствах.

В течение учебного года Бэзил знакомил всех желающих с историей удивительной миролюбивой культуры Невара, после чего тема оказывалсь вычерпана до дна. Бэзил собирал вещи и переезжал в другой университет. Образ жизни вполне удобный и даже интересный, когда тебе тридцать лет, и не слишком воодушевляющий, когда близится пятьдесят.

А еще Бэзил никогда не бывал в космосе. Он мог бы позволить себе туристический тур в орбитальные города или в лунные поселения, но искренне считал это профанацией. Уж если он не может полететь к объекту своих исследований – то какой смысл высовываться за пределы атмосферы.

Так что поступившее вчера предложение буквально перевернуло всю жизнь Николсона. Первые пять минут он пытался поверить в то, что говорил с экрана видеофона какой-то европейский чиновник, судя по акценту – русский. Николсон был в Бразилии, в Институте Соглашения Рио-де-Жанейро, и связь, проходя через спутник, ощутимо тормозила. Безумие, если разобраться! Люди летают к другим звездам, а разговор через океан идет с задержкой!

Но уж поверив, Николсон не колебался. Такие предложения бывают лишь раз в жизни.

Следующие два часа Бэзил честно пытался разорвать контракт и уволиться. Вытащенный из постели ректор упорно отказывался понимать, что происходит, и предлагал встретиться в понедельник (была ночь с пятницы на субботу). Ректор явно провел веселый вечер в хорошей компании и не был готов в три часа ночи подписывать расторжение контракта.

В итоге Бэзил плюнул на формальности и неизбежные штрафные санкции. Утро застало его над Атлантикой – он летел в Лондон. И лишь в обед, принимая из рук стюардессы бокал вина, он внезапно понял, что представляет собой классический пример ученого чудака из старых книжек.

Ну зачем, зачем ему было лететь в Лондон, а потом ехать в Уэльс, где расположен единственный британский космопорт?

Космосити, куда ему надо прибыть, в общем-то летает вокруг Земли. Он мог полететь из бразильской Алкантары. Мог добраться до Соединенных Штатов – это тоже было бы ближе, да и рейсы там чаще.

Теперь Бэзилу стало понятно, почему чиновник так удивленно посмотрел на него, когда Бэзил попросил заказать билет из Лланбедра.

Но теперь все было позади – и нелепый, ненужный перелет, и старт в маленьком челноке (в компании галдящих туристов и скучающих работяг, отправляющихся на долгие орбитальные вахты).

Через двадцать часов после звонка европейского чиновника Бэзил стоял в обзорном зале Космосити и впервые смотрел на Землю с высоты почти полутора тысяч километров. Зрелище было величественным, а учитывая прозрачный пол обзорного зала, – даже жутковатым. Туристы примолкли, но не до конца. Тихонько вскрикивала, сама этого не замечая, немолодая негритянка – то ступающая на прозрачный пол, то испуганно отшатывающаяся на непрозрачные «островки спокойствия» и утягивающая с собой за руку более отважного мужа, повизгивали дети, ползающие по полу и размахивающие руками – «обнимая Землю», как им предложила экскурсовод. Группа азиатских туристов непрерывно снимала планету под ногами. В какой-то момент один из туристов опознал в разрывах облаков Японию – и раздались радостные крики.

Даже учитывая низкую искусственную гравитацию в половину земной, стоять на прозрачном полу и смотреть на Землю было жутковато.

– Лучше бы сделали купол с видом на звезды… – пробормотал Бэзил себе под нос.

– Он по соседству. Но пользуется меньшей популярностью, – вдруг ответила стоящая рядом женщина. Китаянка, моложе Бэзила, невысокая, с широким строгим лицом, показавшимся отдаленно знакомым. Видимо, она прочла во взгляде Бэзила попытку узнавания, потому что протянула руку. – Рада вас видеть снова, доктор Николсон.

– Простите… – Бэзил нахмурился. – Конгресс в Шанхае?

– Почти угадали, – кивнула женщина. – Симпозиум в Ланьчжоу. Шанхай большой, но это не весь Китай.

– Ну конечно! – Бэзил радостно закивал. – Вы профессор Мэйли! Специалист по… – Он запнулся.

– По фелиноидам.

Расстраиваться причин не было, Бэзил понимал, что не он один получил приглашение. И все-таки его кольнуло то, как уверенно держится Мэйли. Она поняла ситуацию раньше, чем он. Бэзил сказал:

– Мы не случайно тут встретились, полагаю.

– Вы правы, доктор. Я прилетела три часа назад, но решила дождаться вас и вместе отправиться на корабль.

– «Твен»? – уточнил Бэзил.

Мэйли кивнула.

– Очень рад, что вы примете участие в экспедиции, профессор, – почти не кривя душой, сказал Бэзил. Мэйли могла быть сколь угодно прославленным специалистом по псевдокошачьим разумным, но всей полнотой вопроса владел только он сам. – Интересно, по каким критериям нас отобрали. Я полагаю, что помимо научных знаний было много других факторов.

– Несомненно, – согласилась китаянка. – Но я предлагаю отправиться к кораблю, а по пути обдумать куда более интересный вопрос.

– Какой же? – вежливо поинтересовался Бэзил.

– По какой вообще причине космическое агентство срывает с места лучшего специалиста по системе Невар и лучшего знатока разумных кошачьих и предлагает им через сутки отправиться на новеньком корабле в путешествие за две сотни световых лет. Я никогда не слышала, чтобы бюрократы страдали альтруизмом и позволяли утолять чисто академическое любопытство за счет налогоплательщиков.

– Возможно, вы не в курсе, – не удержался Бэзил, – но в настоящий момент цивилизация Невара заканчивает сборку первого межзвездного корабля. Возможно, нас пригласили именно по этому поводу?

– Для того чтобы торжественно принять Невар в Соглашение? – Мэйли скептически покачала головой. – О, это, бесспорно, будет торжественное мероприятие. Прибудут делегации всех цивилизаций. Масса бюрократов, политиканов, репортеров. Не забудут популярных музыкантов, режиссеров, актеров и прочих селебрити. Но неужели вы серьезно думаете, профессор, что они позовут ученых?

* * *

Каюта командира была точно такой же, как и на «Енисее». Спальня, малая кают-компания, душевая с гальюном и гостевая спальня – тех же размеров, что и командирская. Она предназначалась для того маловероятного случая, когда на корвете будет путешествовать какая-то особо высокопоставленная шишка из агентства.

Валентин не имел ничего против привычного интерьера. Он подключил свой планшет к сети, позволяя ему сформировать сервисные службы каюты, развернул и наклеил на стену фоторамку, забитую земными пейзажами и спокойной музыкой. Проинспектировал бар и даже налил себе коньяка на дно бокала.

В дверь легонько постучали, и в кают-компанию заглянул Матиас. Его, как и командира, сервисные службы были обязаны пропускать в любой отсек корабля, даже в личные каюты.

– Можно? Не занят?

– Предаюсь разврату, – отсалютовал ему рюмкой Валентин.

– Русские традиции! – просиял Матиас. – Старые добрые традиции!

– Налей и себе, – сказал Валентин. – Стань немного более русским.

– Куда уж больше… – Матиас отправился к бару.

– Как тебе корабль?

– Да все как было, только с блестками, – усмехнулся старпом. – Нет, кое-что подправили. Ученые порадуются – больше зондов, лаборатории поновее. Сколько их будет?

– Два человека, – сказал Валентин.

– Всего-то?

– И два нечеловека. Халл-третий и Ракс.

Матиас застыл с бокалом в руке.

– Ты шутишь? Ракс? Нет, серьезно, что ли?

– Какие шутки. Сегодня должны прибыть.

– И Ракс тоже? Зачем им прыгать к нам, а потом лететь обратно к Невару? Это же их протекторат! Под боком у них! Там наблюдатель от Ракс безвылазно сидит!

– Только Ракс знает, что хочет Ракс, – философски ответил Валентин.

Приятели сдвинули бокалы.

– Если бы ты сказал сразу, я бы не сомневался, – сказал Матиас. – Лететь вместе с Ракс! Бесценный опыт.

– На крайний случай придержал, – признался Валентин. – Если бы ты наотрез отказывался пойти в команду. А как наши?

– Наши будут завтра к утру. Все согласились. Только Александр, похоже, обиделся, что ты его не зовешь.

– Он же сам хотел уйти.

– Так то сам, – ухмыльнулся Матиас. – Лучше скажи, ты зачем взял в команду троих шкетов?

Валентин вздохнул:

– Думаешь, у меня был выбор? Мегер натянула бы все веревки. Не доверяешь детишкам?

– Меня волнуют не их профессиональные навыки, а умение работать в коллективе. Нам было по восемнадцать-девятнадцать лет, когда мы впервые проходили практику. И оказались оболтусы еще те. А ведь стажировались на большом корабле!

– Лючии семнадцать, только один мальчишка помладше.

– А вот это как раз плохо! – Матиас покачал головой. – Ты же видел, она уже начала со мной кокетничать. Зачем мне такая радость в полете?

– Возьми в инженерной напильник, сооруди жуткий шрам поперек лица.

– Валя, от этого в ее возрасте только еще больше заводятся. Украшенный шрамами старпом? – Матиас замотал головой. – Девочка совсем с ума сойдет.

– Да ладно тебе… справишься. Скажи, что у тебя на Земле парень и ты хранишь ему верность, – садясь в кресло, предложил Валентин.

– Не поверит.

– Тогда что ты жертва лучевой атаки и способен только глазки строить.

Матиас махнул рукой и сел напротив.

– Завидовать дурно… Валя, а ты ничего не хочешь мне сказать?

Валентин вопросительно посмотрел на товарища.

– Мутная какая-то история вышла. На комиссии тебя с пылью смешали. Обещали, что будешь лед на Марс возить. И вдруг дают новый корабль.

– Экипаж меньше. Наказание.

Матиас укоризненно посмотрел на него.

– Это для проформы. Признавайся – завелся покровитель? Кто-то одобрил твои действия?

– Мои? – удивился Валентин.

Матиас картинно схватился за волосы и изобразил, что рвет их. Валентин рассмеялся:

– Хорошо. Сегодня твоя юная фанатка приготовит нам торжественный ужин по случаю прибытия экипажа на борт.

– Наших еще не будет, все на Земле до завтра.

– Им это и не надо знать.

Матиас нахмурился.

– Даже нам не обязательно, – уточнил Валентин. – Но раз уж ты задаешься вопросом, то я его подниму. На ужине с учеными. Они уже на станции, скоро будут на корабле.

– Люди?

Валентин вздохнул:

– Все, Мати. И люди, и нелюди.

* * *

Когда космический корабль уходит в автономный полет – люди на нем по большей части лишь груз. Техника ремонтирует себя сама, искусственный интеллект способен провести корабль по курсу и вернуть обратно. Люди на корабле нужны по двум причинам: для того, чтобы решать наиболее нестандартные проблемы, и для того, чтобы утолять свое совершенно нерациональное любопытство.

Если быть совсем честными, межзвездные полеты ни людям, ни другим разумных расам не нужны. Солнечная система способна поддерживать существование триллионов людей – не на поверхности планет, разумеется, но во вполне комфортабельных орбитальных городах. И ресурсов, и энергии в любой стандартной звездной системе тоже хватает с избытком. Если же вести речь о получении научных знаний за пределами домашней системы, то в большинстве случаев с этой задачей справляются автоматические зонды.

Единственная причина, по которой люди и другие разумные расы все-таки летают к звездам, – та, что они могут это сделать.

А раз уж люди путешествуют, то они предпочитают делать это с максимально возможным комфортом.

Лючия слегка покривила душой, говоря, что в ее семье не готовили. Итальянские корни – это все-таки итальянские корни. Но она к приготовлению блюд была равнодушна, ее вполне устраивала замороженная пицца и лазанья из микроволновки. В обязанности специалиста жизнеобеспечения входило, однако, приготовление пищи – и негласно подразумевалось, что это не только еда из готовых рационов.

Тедди зашел на камбуз через час после начала битвы за торжественный ужин. Минуту постоял, глядя на царящий вокруг Лючии разгром. Спросил:

– Что готовишь?

– Неужели не видно? – огрызнулась Лючия. – Салат капрезе и паста маринаре.

К Тедди она относилась хорошо, но временами мальчишка был совершенно несносен. Самый младший из кадетов, он относился к учебе так, будто у него с рождения было запланировано в шестнадцать полететь в космос, в двадцать один получить офицерские нашивки, а в тридцать – командирский берет!

Лючия, конечно, немного ошибалась. Командиром Тедди планировал стать в двадцать семь лет.

Тедди подошел, заглянул в кастрюлю и хмыкнул. Спросил:

– Спасать тебя? До ужина час остался.

Лючия, с недоумением разглядывающая слипшиеся тальятелле, спросила:

– Неужели твои отцы научили тебя готовить?

– У нас всегда готовила мать, отцы только барбекю делали. Ну и самогон, но это не еда. Ты неправильно понимаешь распределение ролей в триадном семейном союзе… Ну так что, спасать?

– Спасай, – призналась Лючия. – Я не понимаю, почему у меня ничего не выходит.

– Потому что на корабле пониженное давление и гравитация. Ладно, учись, как ломать систему.

Лючия с надеждой посмотрела на Тедди.

Юноша достал коммуникатор, развернул экран и стал что-то изучать.

– Ты можешь поднять давление и повысить гравитацию? – с надеждой спросила Лючия.

Тедди свернул экран и поднес коммуникатор к уху.

– Ресторан «Небесная Италия»? Вы доставляете заказы на пришвартованные корабли? Да, атмосферный шлюз есть. Хорошо, выйдем к шлюзу. Нам нужно десять порций салата капрезе и десять порций тальятелле с морепродуктами. Ну и давайте еще десять десертов. Вы какие порекомендуете? Ага. У нас только час! Хорошо, через сорок пять минут.

Он спрятал коммуникатор и подмигнул Лючии.

– Ты меня спас! – воскликнула Лючия.

– Знаю. Но заказ оплатишь сама. – Тедди протянул ей коммуникатор. И небрежно добавил: – Кстати, уже прибыли пассажиры. Я видел возле шлюза, как командир и старпом встречают Халл-третьего. Незабываемая картина!

– Повезло тебе, – с завистью сказала Лючия.

– Конфетку будешь? – неожиданно спросил Тедди, доставая из кармана конфету в пестрой обертке.

– Алексу предложи, он у нас сладкоежка.

– Идея, – согласился Тедди и спрятал конфету.

Глава четвертая

С точки зрения Уолра, пытливого исследователя Халл‐3, люди были слишком уж привержены традициям и слишком уж пренебрегали прогрессом.

Взять, к примеру, их космические корабли. Веретенообразная форма сама по себе приемлема, Халл‐3 не использовал лишь шарообразные формы, поскольку они были основными у Халл. Так что заостренный цилиндр, даже если ему не нужно входить в атмосферу планеты, вполне годится.

Но зачем делать жилые палубы вдоль цилиндрического корпуса? Ведь вектор искусственной гравитации можно повернуть как угодно. Было бы так логично разместить десятки палуб поперек, одну над другой, чтобы верх и низ обрели протяженность. И не только с точки зрения Халл‐3, в культуре людей эта идея тоже присутствовала. Их здания тянулись к небу и врастали в почву – Уолр всецело одобрял такую концепцию. Но для космических кораблей люди зачем-то приняли традицию своего морского флота. Корабли Человечества не зря звались кораблями – они плыли по безбрежному океану космоса, и палубы делили их вдоль, а не поперек. Прискорбная приверженность устаревшему!

Зато обилие свободного пространства и мебель в помещениях Уолр понимал. Приматы эволюционировали в лесах, они привыкли к большому пространству, но заполненному стволами, ветвями и прочей гадостью. Нельзя требовать от них слишком многого. Самому Уолру, в силу его редкой профессии, приходилось пользоваться искусственно индуцированной клаустрофобией, так что он относился к обилию пустоты вокруг с юмором.

Юмор – вообще главное в жизни. Все Халл‐3 разделяли эту точку зрения и потому с сочувствием относились к своим прародителям-Халл.

По коридорам космопорта Уолр шел быстро, вежливо раскланиваясь со встречными, а перед дамами приподнимая шляпу и изящно приседая в полупоклоне – тросточку приходилось приподнимать, чтобы она не билась о пол. Дам это вводило в ступор, они начинали пахнуть острее, и Уолр с трудом сдерживал хихиканье. Впрочем, вряд ли случайный человек смог бы понять, что басовитое урчание – это сдавленный смех.

Но перед гермошлюзом Уолр извлек из кармана черные очки-консервы, нацепил на морду и вытянул тросточку перед собой. Обстукивая пол (звук мгновенно обрисовал Уолру помещение), Уолр двинулся по узкому пластиковому коридору. Стенки обогревались плохо, от них шла прохлада. В зоне перехода гравитации Уолр на мгновение опустился на четыре лапы и, следуя указанию светящейся на стене стрелки, ловко шагнул «на стену».

Его, конечно же, встречали. Уолр не страдал излишним самомнением, его вполне удовлетворил бы любой член команды, но к шлюзу пришли командир и старший помощник. От обоих слегка пахло алкоголем, пеной для бритья и внутренним напряжением. Причем если от старшего помощника запах тревоги был легким, нормальным для любого человека, встречающегося с Халл‐3, то командир волновался не на шутку. Неужели ксенофоб? Но вряд ли люди назначат ксенофоба командиром корабля, который везет чужих. Уолр принюхался тщательнее. Нет, все в порядке. Тревога командира застарелая, не связанная с его приходом. Это даже не тревога… это именно что напряжение, ожидание чего-то плохого, но не обязательно возможного.

Шлюз был стандартным, то есть приспособленным к проходу максимального количества существ в минимальное время. В стене были шкафчики со скафандрами, но само пространство шлюза ничем не было загромождено. Только два человека и Уолр. Дверь внутрь корабля была гостеприимно открыта, за ней тянулся основной осевой коридор, по которому сейчас кто-то неспешно приближался.

– Кто здесь? – жалобно спросил Уолр, протягивая вперед правую лапу и постукивая тросточкой, зажатой в левой. – Я Уолр, ученый с Халл-три, исследователь гуманоидных цивилизаций. Это научное судно «Твен»? Здесь так… так пусто…

Командир шагнул вперед, протянул руку и осторожно пожал лапу Уолра в районе запястья.

– Уолр ми гейч ас ала, ча ми гэд фэйлтичадх аир бьолрд ан рэннсачайдхх ветте «Твен», – сказал командир на резковатом, но правильном звуковом ксено. – Ас эуррам ас’анн дхайне бхатс ггэд адхла кадх аннс аннед агн. Ас э накну айм хен асслимх айн аггус нал ларбха ас кугалла-ах-ам биадх агад. Тчан фнак ту ан гранлэччд а-рирамх.[1]

Уолр умел проигрывать. Вздохнув – этот звук вышел у него почти человеческим, Уолр стянул темные очки.

– Мы можем говорить на земном языке, – сказал он. – Я неплохо знаю внешний английский.

– Уррам дхомб мар неч гейч ас ала, – сказал командир. – Мое имя Валентин Горчаков, я капитан второго ранга российского космического агентства и командую этим кораблем. «Твен» оборудован для пребывания всех рас Соглашения, и мы имеем три каюты для ксеносов. Я распорядился приготовить одну из них по стандарту Халл-три. Если необходимо, мы можем включить фоновый звук по всему кораблю для удобства вашей ориентации в пространстве. К сожалению, мы не сможем ничего сделать с размерами общих помещений и наличием в них пустот.[2]

– В этом нет необходимости, командир, – ответил Уолр. – Я обладаю искусственно индуцированной клаустрофобией, и поэтому свободное пространство вокруг кажется мне восхитительным.

Втянув когти, он пожал руку старшему помощнику. Тот представился:

– Матиас Хофмайстер. Капитан третьего ранга, старший помощник на «Твене». Какие-то проблемы с глазами, академик Уолр? Наш врач пока не на борту, но мы можем вызвать специалистов из порта.

– Нет-нет, с глазами все в порядке. – Уолр дружелюбно взмахнул лапой и насмешливо заурчал. – Я модифицировал их еще в ранней юности, и они видят прекрасно, ничуть не хуже человеческих. Улучшение зрения очень популярно у нашего народа.

– Но эти очки…

– О, я лишь хотел пошутить! – добродушно откликнулся Уолр. – Мы не так часто встречаемся, это большое упущение. Но есть стереотипы восприятия. Я подумал, что когда на человеческий корабль входит большой волосатый крот – с острой розовой мордочкой, крепкими когтями, в просторных штанах и шляпе-котелке…

Люди молчали, глядя на него.

– Тросточка и черные очки! – подсказал Уолр. – Я очень люблю вашу мультипликацию. История про девочку, которая дружила с различными ксеносами. С рептилоидами, с грызунами, с орнитоидами, с кротиком…

– Дюймовочка, – сказал вполголоса Матиас. – Господи, вы что, видели мультик про Дюймовочку?

– Конечно! – воскликнул Уолр. – Для меня это был один из основных доводов к тому, чтобы заняться изучением гуманоидов. Если уж в давние времена, находясь еще на первом-втором уровне развития, люди мечтали о дружбе с иными цивилизациями? Как можно не ответить на этот позыв? И эта трогательная история любви юной человеческой девушки и пожилого крота! Ах, я становлюсь сентиментальным, говоря об этом!

– Но Дюймовочка и крот… – начал Матиас.

– Нежно любили друг друга, однако Дюймовочка была вынуждена покинуть крота, чтобы участвовать в спасении орнитоида, – быстро сказал командир. – Позвольте проводить вас в каюту, Уолр. А ваш багаж?

– О, его доставят через пару часов, – вздохнул Уолр. – У меня там небольшой запас живых личинок для праздничных завтраков, а вы же знаете, карантинные офицеры – такие формалисты!

Он огорченно взмахнул лапой и повернул голову к стоящему в глубине шлюза юному человеку в кадетской форме, словно бы только его заметив.

– Приветствую, молодая особь! Ваш совместный отпрыск, командир и старший помощник?

– Нет, всего лишь кадет, проходящий обучение, – ответил Валентин. – У вас есть вопросы, кадет?

– Никак нет, сэр! – Кадет попытался улизнуть, но Уолр не собирался упускать такой чудесный повод для шутки.

– Постой, молодая особь! Я знаю, что все гуманоидные детеныши обожают быстрые углеводы. Хочешь конфетку?

Он запустил лапу в карман штанов и вытащил припасенную на такой случай конфету.

– А вот мне мама не велела брать конфетки у незнакомцев, – пробормотал себе под нос Матиас. Уолр отметил, что такая манера говорить, ни к кому не обращаясь, была свойственна старшему помощнику.

– Чистейший упаренный жучиный сок! – сообщил Уолр, протягивая конфету юноше. Тот заколебался, но под пристальным взглядом командира взял конфету и даже поблагодарил на ксено:

– Дьолч чи…

Произношение, кстати, у него было лучше, чем у командира.

– А теперь помогите кадету Лючии, юноша, – сказал Валентин. – Скажите, что к ужину будет Халл-третий.

– Но исключительно в качестве гостя, если вы не против! – добродушно сказал Уолр. – И я с удовольствием отведаю земную пищу, если в нее не входит укроп и прочие продукты из красного списка для моей расы.

Кадет поспешил исчезнуть, а командир со старпомом провели Уолра к его каюте. В общем-то он знал планировку корветов «писательской серии», но отказываться не стал. Каждая минута, проведенная в общении с людьми, – замечательный опыт.

Каюты ксеносов располагались за каютами экипажа, ближе к лабораторному отсеку. Свою Уолр узнал сразу – в отличие от всех остальных, чьи двери вели в коридор, его ждал люк в полу.

– Я только приведу себя в порядок и приду к ужину, – пообещал Уолр. – Испытываю безграничную признательность за ваше гостеприимство!

Люк сдвинулся, открывая слой мягкой, податливой почвы.

– Вы не против? – спросил Уолр. Не дожидаясь ответа, расстегнул пояс и остался без штанов, свернул их и положил вместе с тростью на полочку в стене над люком. Эта полочка на самом деле очень тронула Уолра – люди намекали на обычай носить одежду, но старались сделать это максимально деликатно.

Впрочем, топорщившаяся по всему телу шерсть и особенности анатомии Халл оставляли Уолру мало шансов нарушить человеческие приличия.

– Будем ждать вас с нетерпением, – сказал командир.

– Я хочу это видеть, – опять прошептал себе под нос Матиас.

Уолр согнулся с грацией, неожиданной для его массивного тела, и нырнул в землю. Мелкая вибрация, пошедшая по его телу, отозвалась в ногах людей даже через палубу.

Несколько мгновений на поверхности были видны ноги и хвост, потом исчезли и они. Остались только круги на земле.

– Шикарно вошел, – сказал Матиас. – Десять баллов из десяти.

Люк сдвинулся, оставляя Уолра в заполненном рыхлой землей пространстве каюты.

Командир и старпом переглянулись.

– Я знаю, что Халл-три любят шутить, но я бы не сказал, что это близкий нам юмор, – заметил Матиас.

– Почему же? С конфетой из жучиного сока вышло замечательно, – признал командир. – Да и с очками было довольно стильно.

В двух метрах под ними нежащийся в объятиях рыхлого грунта Уолр зашелся в лающем смехе. Люди всегда недооценивали остроту слуха его расы.

* * *

С точки зрения любой из рас Соглашения первый звездный корабль дуальной цивилизации Невара был примитивен. Как известно, существует множество способов путешествовать во Вселенной быстрее скорости света. Самый экзотический и действительно мгновенный, но при этом и самый опасный – перемещение Ракс. Куда более медленный, но в полной мере отвечающий самому смыслу слова «полет» – движение через складки пространства, используемые Халл. Живые корабли Феол уходят в плоскость и проползают (в буквальном смысле слова) свой путь в двумерном пространстве. Ауран, которым посчастливилось жить в тесном звездном скоплении, используют метод вырождения расстояния, который, с точки зрения людей, вообще больше философская концепция, чем научная теория. В любом случае этот метод позволяет перемещаться очень быстро, но лишь на относительно небольшие расстояния, так что по-настоящему дальнее путешествие для Ауран – утомительная череда сдвигов в пространстве. Люди использовали для перемещения «кротовьи норы», что было восхитительно милым и смешным, с точки зрения Уолра.

Звездолет, который строили люди и кисы Невара, был оснащен варп-двигателем, использующим эффект пузыря Алькубьерре, как это называют на Земле. (Русские, впрочем, уверяют, что первым эту технологию еще в двадцатом веке предложил ученый-ядерщик по фамилии Козерюк, но в историю вошел именно мексиканский физик.)

Говоря проще – корабль с этим приводом сжимал пространство перед собой и расширял сзади, в результате чего и передвигался быстрее скорости света.

Ученые Невара, два десятка лет назад совершившие это удивительное открытие, не знали того, что «пузырь Алькубьерре» в той или иной форме изобрели все цивилизации пятого уровня. Ауран отказались от использования этого принципа после теоретических исследований, Феол и люди провели по одному полету, Халл – целых три (собственно говоря, третий полет и стал причиной исчезновения цивилизации Халл‐2 и возникновения цивилизации Халл‐3, после чего обе части разделенной расы использование этого принципа запретили). Ракс не вдавались в детали, сообщив лишь, что в результате экспериментов и наблюдений сочли этот способ передвижения слишком опасным и они не советуют никому его использовать.

Учитывая, что неудачное перемещение Ракс могло теоретически привести к исчезновению нынешней Вселенной и возникновению новой, совершенно другой, к их мнению следовало прислушаться.

Однако как человеческие, так и кошачьи ученые Невара пока относились к открытию варп-двигателя с большим оптимизмом. По их авторитетному мнению, удаление корабля от звездной системы на расстояние, равное двухкратному радиусу орбиты внешней, замерзшей и необитаемой планеты, позволяло использовать варп-двигатель без всяких негативных последствий. Находящаяся всего в восьми световых годах звезда Соргос (если придерживаться земных мер расстояния и названий) давно уже была признана ими пригодной для колонизации. У Соргоса имелась планета в «зеленой зоне», атмосфера планеты содержала кислород и водяной пар. Соргос хоть и излучал в радиодиапазоне аномально сильно, но по спектру видимого излучения соответствовал Невару. В общем – прекрасная звездная система для первого полета, изучения и последующей колонизации.

Станция «Кольцо» была создана специально для постройки межзвездного корабля, пока еще не получившего собственного имени. Она вращалась вокруг Ласковой – третьей обитаемой планеты, расположенной между более близкой к звезде планетой людей и более удаленной планетой фелиноидов. По какой-то удивительной случайности эта планета, одинаково комфортная и для людей, и для кис, не породила животную жизнь. Зато с растительностью на ней все было прекрасно.

Межзвездные корабли не избалованы иллюминаторами. Зато на станциях их делают – прежде всего ради психологического комфорта экипажа. Анге стояла у одного из самых больших, в человеческий рост, и смотрела на Ласковую. Зелень материков, густая синь океанов, белизна облаков… Наверное, все обитаемые планеты похожи друг на друга. Через полгода экспедиция узнает, как выглядит мир Соргоса.

К сожалению, Анге узнает это только через полтора года, когда корабль вернется.

Промашка с упавшим в волновод хомутиком осталась никому не известной. Криди не соврал и никому не рассказал о случившемся. Ей не хватило баллов. Пять лучших инженеров, участвовавших в сборке корабля, должны были войти в экипаж. Анге стала шестой.

Просто не повезло.

Вино в узком бокале нагрелось и стало невкусным. Станция медленно вращалась, создавая заменяющую гравитацию центробежную силу. Как и многие другие цивилизации, обитатели системы Невар придумали сверхсветовые перелеты раньше, чем полноценную искусственную гравитацию. Экипажу корабля придется жить и работать в таком же вращающемся «бублике» – и в невесомости центрального корпуса.

Анге сделала глоток и подумала, что не хочет возвращаться домой. Ее никто не ждал. Сестры у Анге не было, вообще никогда не было – боль незабываемая, горе непреходящее, но с этим Анге жила всю жизнь и смирилась. Младшие братья жили своей жизнью, сторонясь одинокой сестры. Родители давно развелись и с детьми вообще не контактировали. Мужчина, с которым у нее (несмотря на все печальные личные обстоятельства) почти сложилась семья, сразу предупредил, что не собирается ждать на планете, пока она работает над постройкой корабля. Это было восемь лет назад, и, насколько Анге знала, он уже давно жил в браке и воспитывал дочерей.

Может быть, эмигрировать на Ласковую? Это была планета кис, но на ней имелось несколько небольших человеческих поселений. Кисы не были против. Кисы любили людей, может быть, даже больше, чем люди друг друга.

Анге допила вино, прислушалась. Веселые голоса доносились отовсюду. Режим герметичности отсеков стоял на минимальном уровне, все работы на станции закончились, и бо́льшая часть внутренних люков была открыта.

Банкет по случаю сдачи корабля не был официальным, но что он состоится, все знали еще год назад. И готовились, разумеется, – завозили деликатесы, протаскивали через контроль алкоголь, шили праздничную одежду. Кисы к одежде относились с иронией, но в культуре людей Невара она занимала видное место.

Анге опустила взгляд, посмотрела на свое длинное в пол платье – она заказала его в дорогом ателье, даже однажды вырвалась на планету, чтобы снять мерки вживую. Платье было красивым. Слишком красивым для женщины, которую не взяли в экипаж.

– Анге, я принес вина.

Криди, изящный и бесшумный будто призрак, подошел к ней из темноты. Давно ли он в отсеке? Анге решила, что это не важно. Она стояла, смотрела на планету и пила вино. Ничего постыдного.

– Спасибо, Криди.

По случаю банкета киса тоже нарядился. На нем были обтягивающие ярко-оранжевые штаны, серая жилетка, белый бант на хвосте и золотистые браслеты на лапах. Кисы не придавали цветам и фасонам одежды никакого значения, но вот ее обилие прямо-таки кричало: «Я отдыхаю, расслабляюсь, я не буду работать, сражаться и даже заниматься сексом».

Приняв из лапы кисы бокал, Анге указала на Ласковую.

– До чего же красивая планета. Я хочу туда поехать. В людскую колонию.

– Хорошая идея, – одобрил Криди. Он грыз остро пахнущий корешок нуки, что заменяла кисам и алкоголь, и курение, и вдыхание серого пепла. – Сразу после полета? Или к старости?

– Криди, я не прошла, – сказала Анге. Неужели он еще не смотрел списки?

– Ты лучший инженер из людей, – сказал Криди. – Несмотря на некоторую неловкость движений.

Анге усмехнулась:

– Возможно. Но я непарная, Криди. Ты же знаешь, суеверия и предрассудки никогда не уходят до конца. Они лишь прячутся в глубине разума. Удивительно, что мне вообще позволили работать на станции.

– Люди меня порой удивляют, – вздохнул Криди. – Эта ваша коллективность… Но ты в экипаже, Анге.

Женщина недоуменно посмотрела на него.

– Тнак отказался от должности, – объяснил Криди. – Он решил, что хочет заняться научной работой на планете. Так что освободилось одно место… обратились ко мне, и я объяснил, что прочие инженеры-кисы недостаточно квалифицированны. Им пришлось согласиться, что это место может занять одиночка-человек.

– Тнак отказался? – Анге была поражена. Тнак был хорошим инженером. И еще он жил мечтой о полете к звездам.

Криди кивнул, жмурясь и глядя на планету.

– Это… это твоя работа? – вдруг поняла Анге. – Но как…

– Моя работа – собрать хорошую инженерную команду, – жестко сказал Криди. – Мы все знаем, что ты лучший специалист, чем Тнак.

– Но почему он отказался?

– Я его убедил, – сказал Криди. Протянул корешок между острых клыков, прожевал мякоть. – Была одна история, о которой мало кто знал… и мы с Тнаком решили, что лучше никому и не знать. Он принесет больше пользы в команде разработчиков, строя второй корабль.

– Ты его шантажировал! – воскликнула Анге.

– Можно сказать и так, – беззаботно ответил Криди. – Что плохого в шантаже, если он идет на пользу всем?

– Но, Криди… я ведь тоже допустила…

– Ты перепутала полярность плазменного инжектора? – спросил Криди. – А когда система выдала сигнал ошибки, сочла его случайным и перепрограммировала датчик?

Анге ахнула, закрыв лицо руками. У нее было хорошее воображение, и она представила себе то, что случилось бы с кораблем и станцией во время первого теста двигателя.

– Все ошибаются, – мрачно сказал Криди. – Ошибки бывают простительные и непростительные.

– Ты же сам говорил, что не случившееся – не важно, – напомнила Анге.

– Не важно, поэтому Тнак жив, а не летает в вакууме без скафандра или не управляет буровой установкой в шахте на астероиде. Но ошибка непростительная, и потому он не должен иметь возможности ее повторить. К тому же ты со своей ошибкой сразу пришла ко мне, а его ошибку я обнаружил сам.

– Ты прав, – признала Анге. – Но тогда его надо было отстранить сразу.

– Нет. Я подозревал, что мне внезапно потребуется отказавшийся от полета одинокий инженер. – Криди подмигнул ей. – Не переживай, девочка. Ты принесешь больше пользы, чем самоуверенный старый кот. И он отделался очень легко. Все хорошо… ну… ну что ты…

Анге, уткнувшись ему в плечо, рыдала. Криди вздохнул, обнял ее одной лапой. Сказал печально:

– Жаль. Жаль, что ты не киска. Это было бы так романтично и закончилось бы таким страстным спариванием…

Анге против воли рассмеялась. Тема секса между людьми и кисами была табуирована лишь у людей – и лишь по причине того, что такого секса не могло быть. Физиология людей и кис в этом вопросе разительно отличалась. Но Анге сама была живым воплощением нарушенных условностей – и потому готова была шутить и о межвидовом сексе.

– Мне тоже жаль, Криди. Я бы отдалась тебе с таким восторгом, будто это мой первый и последний раз. Я бы даже мяукала.

Криди захохотал, хлопая ее по плечу.

– Пошли к остальным, девочка. А то я так заведусь, что попробую совершить невозможное.

– А вдруг? – игриво спросила Анге, вытирая слезы.

Криди страстно заурчал. Потом посерьезнел, взял ее за руку и повел к люку, к голосам и веселью, человеческому и кошачьему. Эффект Кориолиса немедленно отозвался на движение неприятным ощущением качки.

Анге еще раз оглянулась на зеленый шар планеты. И поблагодарила те удивительные законы природы, по которым у них, людей, есть такие братья и сестры по разуму, как кисы.

* * *

С работой было плохо.

Любая война, как это ни цинично, благо для экономики. Вначале к ней готовятся. Ученые наконец-то получают деньги для удовлетворения своего любопытства, изобретают массу вещей, из которых для убийства пригодна лишь часть. Потом заводы и фабрики выпускают оружие, рабочим и инженерам платят за сверхурочный труд, селяне заготавливают продукты, военные проводят учения, журналисты и писатели пишут патриотические тексты, актеры снимают фильмы и ставят спектакли. Все при деле.

Потом начинается война. Солдаты с двух сторон убивают друг друга, рушат дома и фабрики, жгут посевы. Уцелевшие заводы работают круглосуточно, производя все новые и новые боевые машины, амуницию, припасы.

Наконец война каким-то образом заканчивается. Иногда кто-то побеждает, иногда враги заключают перемирие, поступившись частью амбиций или добившись символических успехов. Армии сокращают, выжившие возвращаются домой – и начинают восстанавливать разрушенное, отстраивать города, обрабатывать землю. С работой проблем нет. Если ты выжил – ты уже победил, даже если твоя сторона проиграла. Ты делаешь карьеру, зарабатываешь деньги, женщины согласны для тебя на все – ведь мужчин осталось мало.

Война – это плохо для людей, но хорошо для экономики.

Сейчас война, самая большая и страшная война в истории, не случилась. Несколько пограничных стычек и несколько сотен жертв – не в счет. Над Соргосом распустились Крылья и принесли мир.

Умом Ян понимал, что это замечательно. В этот раз жертв было бы очень, очень много. Про ядерное оружие были разные мнения, некоторые считали, что это просто очень мощные бомбы, но Ян прекрасно понимал, что ядерная война отличается от обычной кардинально. Он видел учебные фильмы, он говорил с командиром части по особым БЧ и понимал – цивилизация стоит на краю. Если у них и правда больше сотни зарядов, и у противника тоже…

Но радость от неслучившейся войны не отменяла того, что на рынке труда был переизбыток. Военной техники было построено много, но никто пока не собирался ни строить новую, ни демонтировать старую. Исследования космического пространства, по сути, свернули – военным хватало запущенных спутников фоторазведки, проект создания орбитальной станции отложили в долгий ящик. Бывший ракетчик сейчас никому не был нужен. Люди готовы были копытом землю рыть ради любой работы.

Яну еще, можно сказать, повезло. Он начал работать в местном училище – преподавал физику детям, едва сменившим младшую, родительскую, семью на среднюю, семью подростков-школяров. В общем-то Яну понравилось работать с детьми – многие обладали пытливым умом, некоторые всерьез интересовались физикой, и даже самые тупые были достаточно хорошо воспитаны, чтобы тихо сидеть на уроках, разглядывая комиксы или, если ионосфера позволяла, слушая через наушники станции с музыкальными турнирами.

Но это было не его. Яну не нравился ни график работы, ни строгость школьных правил, ни оплата его труда. Он с трудом смог позволить себе снять комнату в местных общежитиях для холостяков и вести самый непритязательный быт.

Жизнь скрашивала лишь Адиан – женщина, с которой он познакомился в день прибытия в городок. Она была необычной даже по меркам нынешнего времени, с его крушением всех устоев и правил. Вначале Ян думал, что она находится в поисках материнской семьи – на это намекала и вольность поведения, и отсутствие сережек в ушах. Конечно, в ее возрасте странно быть одинокой, но такое случалось – из средней, подростковой, семьи люди вырастали, не могли больше выносить гогочущий табун гиперактивных подростков, а достойные партнеры для создания материнской семьи никак не встречались на пути.

Но все оказалось еще удивительнее.

Адиан вообще никогда не входила в среднюю семью. Она дольше обычного задержалась в родительской, занимаясь самообразованием, потом поступила в университет – ситуация не то чтобы невозможная или запрещенная, но чрезвычайно редкая. Она изучала социологию, историю, потом сосредоточилась на футурологии, а в итоге стала довольно известным политологом. Ян даже припомнил несколько ее статей, которые читал в свое время. Как ни странно, никакой выгоды из своей известности Адиан получить не стремилась. Даже когда ее пригласили войти в один из правительственных кабинетов, она отказалась под совершенно надуманным предлогом.

– Понимаешь, Ян, – рассказывала она как-то, сидя на крохотной кухне за тарелкой свежего салата, – любая работа на постоянной основе искажает независимость эксперта. Особенно – работа на правительство. На тебя давят желание хорошей карьеры, симпатия или антипатия к начальству, патриотические чувства, соображения «государственной выгоды».

Ян фыркнул. Адиан подозрительно спросила:

– Ты не смеешься надо мной?

– Нет, – ответил Ян. – Просто улыбаюсь. Мне нравится на тебя смотреть.

– Особенно когда я сижу голышом на твоей кухне, – усмехнулась Адиан. – Так вот, я не хочу связывать свою мысль работой на власть. Карьеристы ходят табунами, найдется достаточно тех, кто будет говорить удобные власти вещи.

– Но независимому политологу… – Ян замялся. – Довольно трудно…

– Добиться благосостояния, создать материнскую семью… – невозмутимо закончила Адиан. – Но я не хочу благосостояния и семьи. У меня есть все, необходимое для жизни. Включая тебя.

– И ты не хочешь спокойного будущего?

Адиан отставила пустую миску. Спокойно сказала:

– У нас нет будущего, солдат. Ты же сам это понимаешь, верно?

– Ты имеешь в виду нас с тобой или нашу страну? – уточнил Ян.

– Весь наш вид. И нас, и Черных. И все эти карликовые государства, которые маневрируют между двумя империями.

– Почему? – спросил Ян. Он не был удивлен, он сам склонялся к такому мнению.

– Это что-то в природе разума, Ян. – Адиан вздохнула, пристально посмотрела на него. – Видимо, по мере развития науки неизбежно наступает момент, когда разумная жизнь уничтожает сама себя. Ученые гадают, есть ли жизнь на других планетах, у других звезд. Дети мечтают, что когда-нибудь мы построим ракеты, способные туда долететь, – или к нам прилетят инопланетяне. А я уверена, что жизнь есть везде, космос полон ею. Вот только стоит жизни обрести разум – и она кончает самоубийством. Поэтому мы никуда не полетим. И к нам никто не прилетит. Мы обречены. Поэтому я не хочу иметь детей, и мне не нужны материальные блага.

– Но Всевышний…

– Выдумка, – отрезала Адиан. – Ну не уподобляйся же ты простонародью! Бог – лишь выдумка из темных веков, когда наши предки бегали по саванне, трясясь и улепетывая при рычании хищников. Бога нет, Ангела его – тоже нет. А Крылья – природный феномен, вроде небесного сияния.

Ян молчал.

– Я тебя расстроила? – спросила Адиан огорченно.

– Нет. Но я видел Крылья. – Ян помолчал. – Они были прекрасны. Они не походили на небесное сияние. Они были… рукотворны. В них была какая-то разумная логика. Научная.

– Муравьиные соты тоже выглядят логично и научно, – вздохнула Адиан. Встала, присела на колени Яну. – Не переживай. Я зря тебя огорчила. Видишь – не гожусь для семьи!

Ян зарылся лицом в гриву ее волос. Поднял – и отнес к постели.

Глава пятая

– Меня зовут Ксения, – сказала она. – Я – Ракс-вовне. Третья Ракс-вовне.

Экипаж корабля встретил ее в кают-компании. В меру просторной и украшенной, как принято у людей, – несколько живописных картин, деревянные панели, встроенный в стену аквариум, где плавали разноцветные рыбки. Даже большой овальный стол и кресла, за которым сидели люди, были сделаны из настоящего дерева. Люди всегда придавали большое значение избыточным вещам вроде культуры, искусства и дизайна. Третья Ракс-вовне находила это очень милым.

– Для меня большая честь приветствовать Ракс-вовне на моем корабле, – сказал командир. В глазах его вдруг что-то промелькнуло. – Особенно третью Ракс-вовне… Позвольте представить вам офицерский состав и научную группу.

Ксения кивнула.

Командир понял. Остальные, кажется, нет.

– Я Валентин Горчаков, капитан второго ранга, командую «Твеном». Это мой старший помощник Матиас Вагнер, капитан третьего ранга.

Старпом – красивый мужчина, ровесник командира и, похоже, закадычный друг, кивнул Ксении, не отрывая от нее взгляда:

– Рад вас видеть, Ксения.

Она ему нравилась – Ксения ощутила это всем телом, участившимся сердцебиением и дрожью в кончиках пальцев. Интересно. Она не знала, что люди ощущают симпатию другого человека. Или же… или же это ее собственная реакция? И тогда ей нравится Матиас?

– Наш мастер-пилот Анна Мегер.

Чернокожая женщина (Ксения помнила, что цвет кожи до сих пор является у людей табуированной темой, а обращение «негр» допустимо лишь между обладателями черной кожи) протянула ей руку. Женщины обменялись рукопожатием.

– Наш системщик кадет Теодор Сквад.

Юноша, совсем еще мальчик, явно колебался в выборе приветствия и ограничился уставным:

– Добро пожаловать на борт.

– Наш навигатор кадет Алекс Йохансон, – продолжал командир.

Этот паренек был постарше и рядом со старпомом выглядел как его младший брат.

– Здравствуйте, Ксения, – сказал юноша. – Я очень горд тем, что вижу третью Ракс-вовне.

Ксения ответила ему улыбкой. Юноша был образован и симпатичен. Будь он чуть постарше, она заинтересовалась бы им серьезнее.

– Наш офицер систем жизнеобеспечения кадет Лючия Д’Амико.

Лючия, видимо, взяв пример с Мегер, протянула Ксении руку. Тоже совсем юная девушка.

– Я могу настроить в вашей каюте любую среду обитания, – сказала Лючия.

– Спасибо, в данный момент мне не нужна среда, отличная от человеческой, – улыбнулась Ксения. – Но я ценю твое предложение.

Она посмотрела на командира.

– Позвольте выразить свое удивление количеством кадетов на нашем рейсе. Он отнесен к категории учебных?

Анна Мегер чуть заметно нахмурилась.

– Нет, – спокойно ответил командир. – Но это обычная и распространенная практика. Кадеты имеют все необходимые знания и навыки для выполнения своих обязанностей. В этом нет неуважения или пренебрежения к участникам Соглашения.

Ксения продолжала смотреть на него. Командир продолжил:

– Я рискну напомнить, что именно Человечество предложило отправить научную миссию к Невару.

Это было правдой.

– Благодарю, командир, – сказала Ксения. – Вы правы, а мой вопрос был некорректен по форме и содержанию. Я рада приветствовать экипаж «Твена».

Старший помощник пробормотал себе под нос очень тихо, однако Ксения услышала: «Все животные равны, но некоторые животные более равны, чем другие».

Сидящая за столом особь Халл‐3 издала тихий урчащий звук. Видимо, Халл‐3 нашел в словах старшего помощника что-то смешное, но не обидное. Ксения решила, что будет необходимо изучить произнесенную фразу, в ее культурном коде она отсутствовала.

– Еще два члена экипажа прибудут к утру, – продолжал командир. – Оружейник и врач. Могу вас заверить, что они – квалифицированные и достойные люди. Оба были в экипаже моего предыдущего корабля и показали себя прекрасными специалистами.

– «Енисей»? – уточнила Ксения. – Вы говорите о рейсе, после которого попали под трибунал?

На миг наступило неловкое молчание.

– Совершенно верно, Третья-вовне, – сказал командир. – После рассмотрения вопроса трибунал Соглашения снял с меня все обвинения. Взаимодействие отражающих полей корабля с магнитным полем планеты было непредсказуемым. Тем более это уже происходило в прошлом – во время визита исследовательского корабля Халл-три, – командир кивнул особи Халл‐3, – и во время визита инспекционного зонда Ракс. Причины возникновения феномена были выяснены, но в нашем полетном задании не имелось никаких запретов на включение отражателей во время магнитной бури.

Ксения кивнула:

– Вы совершенно правы, командир. Вы не виноваты. Насколько нам теперь известно, в предыдущих случаях феномен, получивший у местных обитателей название «Крылья Ангела», также приводил к серьезным социальным потрясениям. На данный момент вопрос закрыт, командир.

Если Валентин и не был вполне удовлетворен этим ответом, то развивать тему не стал. Вместо этого он дружелюбным жестом указал на вторую половину стола.

– Тогда позвольте представить ваших коллег, Третья-вовне. Уолр, представитель уважаемой цивилизации Халл-три. Специалист по… – командир улыбнулся, – гуманоидам.

Грузное существо, покрытое с ног до головы коротким жестким мехом, слегка приподнялось над низким, явно предназначенным для его вида креслом. Розовый кончик носа, единственное, что не было покрыто мехом, затрепетал – рефлекторное приветствие Халл друг другу.

Опознать в Уолре представителя Халл‐3 было несложно. В отличие от народа-прародителя Халл‐3 приветствовали генетические изменения. Рудиментарные глаза Халл различали лишь свет и тьму, Халл-третьи часто обзаводились полноценным зрением. Наверное, это было очень сложно психологически для расы, которая сотни тысяч лет назад полностью перешла на подземный образ жизни.

– Рад вас видеть и обонять, Ксения, – добродушно пробасил Уолр. – Не имел чести знать вас раньше и рад буду как можно скорее не знать снова. Уверен в ваших глубоких знаниях и высоком духе.

– Вы очень любезны, Уолр, – признала Ксения. – Все зависит от того, как быстро мы исполним нашу миссию.

Сухощавый высокий мужчина, с кожей местами загорелой, а местами бледной, сидящий рядом с низенькой полнолицей азиаткой, кашлянул при слове «миссия». И с вызовом посмотрел на командира, будто его негромкий кашель был демонстрацией протеста.

– Профессор Бэзил Николсон, из… – Командир замялся. – Вы прилетели из Лондона, но мне казалось, что вы работаете в бразильском университете?

– Все сложно, – слегка сконфуженно ответил профессор.

– Лучший специалист Человечества по системе Невар, – закончил командир.

– Искренне рад знакомству. – Профессор ловко выбрался из-за стола и, прежде чем Ксения успела удивиться, пылко потряс ее руку. – Знаете, я в юности выбирал, кто станет предметом моего изучения, Ракс или Невар. Я выбрал Невар лишь потому, что Ракс уже находится в зените своего могущества и развития, а перед Неваром все впереди. Уверен, что Невар – следующий член Соглашения!

Оставив Ксению размышлять, являются ли слова Бэзила о «зените могущества и развития» комплиментом, профессор вернулся за стол.

– Профессор Мэйли Ван. Лучший специалист Человечества по фелиноидам.

Женщина привстала и коротко поклонилась. Сказала:

– Я испытываю большой интерес к нашей совместной работе, Третья-вовне.

– Взаимно, – ответила Ксения.

В профессоре Мэйли ее что-то напрягло. Интонации, выражение лица… за этим нечто было. Точнее, совершенно ничего не было и потому – было. То ли великолепно скрытое недоброжелательство, то ли опасение?

Или же это именно то, чем является, – равнодушие?

Впрочем, нельзя исключить и того, что Ракс плохо воспринимают эмоции и скрытые мотивы азиатов. Даже у самих людей всю их историю возникали проблемы со взаимопониманием рас.

– А теперь прошу всех к столу, – произнес командир. – Наша замечательная Лючия собиралась угостить нас блюдами своей родной итальянской кухни. Смею заверить наших гостей, в первую очередь вас, Ксения, что итальянские блюда очень популярны среди людей. Что же касается вас, Уолр…

– Нет-нет, никаких особых блюд! – гигантский крот взмахнул лапой. – Во-первых, наш рацион не пробуждает аппетит у людей. Я знаю, что вы тоже едите насекомых и продукты их жизнедеятельности, но я-то предпочитаю есть их живыми. Во-вторых, мой пищеварительный тракт прекрасно модифицирован для питания вашей пищей. И в‐третьих, чтобы понять кого-то – надо понять, что он ест!

* * *

Сказать, что Тедди наслаждался происходящим – значило ничего не сказать. Ужасное, нелепое происшествие в космопорте осталось позади. Более того, по мнению Тедди, случившееся пошло ему только на пользу. Может быть, Лючия была бы счастлива совершить зачетный полет на большом научном корабле, где к ужину и впрямь можно было бы надеть туфли и платье. Может быть, Алекс хотел поработать в паре с другим генетически модифицированным навигатором. А вот Тедди свою работу единственным системщиком на новом корабле иначе чем чудо воспринять не мог. Мама перед полетом навестила его и пообещала молиться, чтобы все сложилось наилучшим образом. С точки зрения Тедди, женщина, которая имела двух мужей и ребенка, собранного из ее яйцеклетки и сперматозоидов двух мужчин (увы, без всяких улучшений, Тедди был сыном двух отцов, но никаких «особых» возможностей генные хирурги ему не придали), вряд ли соответствовала классическому образу христианки. Церкви более ортодоксальные так вообще не признавали Американскую Прогрессивную Церковь, что, впрочем, ничуть не смущало ее прихожан. Тедди к религии относился с полным равнодушием, в его мире логических конструкций и ментальных цепочек ни для Бога, ни для чуда места не оставалось. До сего дня самым большим приближением к чуду Тедди полагал стабильность кубитов в квантовом компьютере при сверхсветовом перемещении – впрочем, такого же мнения придерживался весь научный мир.

Но сейчас, пообщавшись несколько часов с искином «Твена» и осознав в полной мере, что он – настоящий и единственный системщик корабля, Тедди с благодарностью вспоминал мамино обещание молиться за него. В конце концов, молитва ведь не могла помешать! Тедди понимал, что находится опасно близко к агностицизму, но в данный момент готов был с этим смириться.

Ужин благодаря его совету удался на славу. Лючия купалась в незаслуженных комплиментах. Даже Уолр нахваливал спагетти болоньез, втягивая пасту с таким энтузиазмом, что спагетти казались живыми червями.

В самом недалеком будущем, когда «Твен» отправится в полет, Тедди предвидел у Лючии серьезные трудности. Впрочем, это было исключительно ее проблемой, свою задачу Тедди видел в том, чтобы кадетов не выперли с корабля и не заменили опытными офицерами. В своей квалификации Тедди был уверен, Алекс не мог напортачить генетически, ну а что касается кулинарных умений Лючии… Тедди уже проинспектировал запасы готовых обедов, программы кухонного синтезатора и счел, что месяц-другой этим вполне можно питаться.

В конце концов, они же просуществовали в десятилетнем возрасте два месяца на аварийном рационе! Считалось, что это традиционное испытание для мечтающих о космосе детишках, но Тедди небезосновательно полагал, что когда-то астроколледжу перепали по дешевке списанные рационы. Ну а уже потом, посмотрев на финансовые ведомости, директор основал полезную и прибыльную традицию.

После ужина кадеты убрали посуду (в свое время возникали споры, не является ли это хейзингом или неуставной эксплуатацией курсантов и кадетов, но вопрос как-то потихоньку замяли) и неуверенно пристроились в углу салона. Могло статься и так, что им вежливо предложат отдохнуть в каютах.

Но, к радости Тедди, удалиться их никто не попросил. Командир предложил офицерам алкоголь. Ксения взяла бокал вина и с большим любопытством стала пробовать его крошечными глотками. Мегер и мужчины выбрали бренди. Уолр и земные ученые отказались, хотя у Тедди создалось впечатление, что англичанин с большим удовольствием присоединился бы к экипажу. Похоже, он последовал примеру Мэйли.

– Я должен прояснить некоторые детали относительно нашей миссии, – сказал командир, возвращаясь к столу. – Мне кажется, что наши инопланетные партнеры более-менее осведомлены о ней…

Уолр помахал лапой, Ксения кивнула.

– Честно говоря, не ожидал, что буду проводить брифинг для научной группы, – признался Валентин. – Все как-то сумбурно…

Он помолчал, потом спросил:

– Тедди, мобильный пост?

– Настроен, у вас высший допуск! – выпалил Тедди и с гордостью поймал одобрительный взгляд Мегер. Он молодец. Он это всегда знал.

– Прекрасно, – кивнул командир. – Корабль, добрый день.

– Добрый день, командир. – Голос был ровным и нейтральным, шел, казалось, отовсюду. – Я готов к выполнению обязанностей.

Командир поинтересовался:

– Мальчик дал тебе имя?

– Кадет Теодор Сквад сообщил мне, что именование является прерогативой командира.

Голос оставался нейтральным, но легкая нотка обиды за системщика, которого назвали «мальчиком», в нем была.

Теперь Тедди заработал одобрительный взгляд от командира. Искин должен беспрекословно подчиняться командиру корабля, но своего системщика обязан любить. Каждому нужна любовь.

– Хорошо. Корабль, я считаю, что тебе должно подойти имя Марк.

Секундная пауза, по мнению малоосведомленного человека, означала, что корабль задумался. Но Тедди прекрасно знал, что искин корабля лишь имитирует задумчивость для большего психологического комфорта людей. Ситуация не требовала немедленной реакции, и корабль мог себе это позволить.

– Я мог бы предположить, что имя Марк дано мне в честь евангелиста Марка. Либо в честь первого в человеческом мире нейрокомпьютера. Но учитывая название корабля, я склоняюсь к той версии, что вы назвали меня в честь американского писателя Марка Твена.

– Верно, – согласился Валентин.

Голос Марка изменился. Теперь это был хрипловатый баритон немолодого ироничного мужчины.

– Вы, пожалуй, не против небольшой имитации характера, командир?

– Конечно, если это не помешает работе, – ответил Валентин.

– Характер всегда мешает работе, командир. Ведь он создан для того, чтобы отлынивать от работы, а не для того, чтобы ее выполнять.

Валентин улыбнулся, кивнул:

– Мне нравится. Спасибо, Марк. Дай карту, пожалуйста.

Свет в салоне немного померк. Над столом возникло скопище крошечных светящихся точек, формирующее сферу диаметром около метра.

– Всем знакомо, полагаю? – риторически спросил Валентин. – Обозначить миры Человечества.

Два десятка точек загорелись зеленым. Некоторые ярче, некоторые тусклее. Самая яркая была, разумеется, в центре, карта была человеческой. Тедди знал, что, если увеличить масштаб, центральная точка распадется на десяток – Земля самая яркая, Луна и Марс тусклее, едва уловимые блестки венерианских атмосферных поселений, крошечные огоньки в поясах астероидов и на спутниках планет-гигантов. Может быть, даже Космосити со звездным портом будут видны.

– Обозначить Феол.

Рядом с зелеными высветились желтые огоньки – в ощутимо большем, даже на беглый взгляд, количестве.

– Обозначить Халл-один и Халл-три.

Появились красные и розовые огоньки – двумя вытянутыми группами, не то охватывающие желтые и зеленые огоньки, не то удерживаемые ими от столкновения.

– Обозначить Ауран.

Фиолетовые искры возникли чуть в стороне от остальных. Их было много, но они группировались в тусклую плотную сферу, в центре которой горел яркий фиолетовый огонек.

– Ну и конечно же, Ракс, – добавил Валентин.

Почти на краю сферы, дальше Аурана, вспыхнула голубая точка. Яркая, но одна-единственная.

– Что мы видим? – спросил Валентин. – Кадет Лючия?

Девушка вздрогнула от неожиданного обращения.

– Цивилизации Соглашения. Все шесть. Или пять, смотря как считать. – Она неловко посмотрела на Уолра. – Поскольку среди нас нет представителей Халла-один, будем считать, что шесть.

Уолр махнул лапой, давая понять, что Халл‐3 относятся к комплексам своей материнской цивилизации с бесконечным терпением и полным безразличием.

Валентин одобрительно кивнул Лючии. Провел рукой над столом, разворачивая карту, растянул ее, увеличив ту часть, где была искорка Ракса. Теперь на карте осталось два десятка белых точек, а в центре – голубая.

– Что мы видим, кадет Йохансон?

– Материнская система Ракса, – не раздумывая ответил тот. Для генетически измененного навигатора этот вопрос не представлял никакой сложности. – И часть ее зоны протектората. Девять планет первого уровня, семь планет второго, две – третьего. Вот эта – Невар, – он протянул руку, указывая на одну из белых точек. Рядом с той появился столбик цифр.

Валентин кивнул. Немного увеличил и сдвинул карту – теперь на ней появился краешек фиолетовой зоны Аурана, лепесток розовых огоньков Халл‐3 и множество белых точек. Валентин сказал:

– Покажи хронологию последовательности номер один, Марк. С кратким комментарием.

Одна из белых точек замерцала. Рядом с ней пробежала последовательность цифр и символов. Марк произнес:

– Крапп. Гуманоидная цивилизация, третий уровень, население более четырех миллиардов особей. Две тысячи двести девятый год, сентябрь. Локальный конфликт между двумя крупнейшими государствами планеты и их сателлитами. Использовано ядерное и термоядерное оружие. Гибель более семидесяти процентов населения.

Тедди нахмурился. Он помнил эту историю, она попала в новости. Жители Краппа не слишком походили на людей, но были красивы с человеческой точки зрения. Высокие, стройные, с золотистыми глазами – они походили на эльфов. Журналисты любят кадры, которые вызывают у людей искренние эмоции… Впрочем, почитав открытую информацию о привычках и обычаях «эльфов», Тедди стал относиться к их трагедии более спокойно. Дело в том, что жители Краппа были редчайшим примером высокоразвитой цивилизации, которая не табуировала поедание себе подобных…

На карте замерцала еще одна белая точка.

– Хари. Гуманоидная цивилизация четвертого уровня, население более пятнадцати миллиардов особей. Весьма развитая, но по каким-то философским концепциям не планировавшая межзвездную экспансию. Две тысячи двести десятый год, май. Конфликт между материнской планетой и колониями на двух колонизированных планетах системы. Использовано кинетическое оружие. Полное уничтожение жизни на материнской планете. Гибель четырнадцати с половиной миллиардов особей. Долгосрочный прогноз выживания колоний – двенадцать процентов.

– Помню, да, – негромко сказала Мегер и замолчала, когда Валентин предостерегающе поднял руку.

Еще одна точка.

– Воааа. Аквакультура третьего уровня, население около двадцати миллиардов особей. Две тысячи двести одиннадцатый год, июль.

– Что? – в этот раз от реплики не удержался профессор Николсон, впрочем, он осекся и виновато посмотрел на Валентина. Командир взмахом руки остановил комментарий, и Николсон продолжил: – Аквакультура третьего уровня? Вышедшая в космос?

– Да, уникальное явление, – подтвердил Валентин. – Воааа – жидкий мир, сплошной океан, даже отмелей нет. Тем не менее они создали технологическую цивилизацию и за четыреста лет запустили два десятка искусственных спутников. Собственно говоря, только после этого Ракс их и заметил. Интерес к космическим исследованиям у них был небольшой, что неудивительно для аквакультуры, тем более что планета в системе единственная. Но с сугубо утилитарной целью они запускали спутники и, возможно, даже совершили несколько пилотируемых полетов… Продолжить последовательность!

– Внутренний конфликт или неудачный биологический эксперимент, – произнес Марк. – Точные данные отсутствуют. Биологическое поражение, гибель девяноста процентов биосферы. Разумное население полностью уничтожено.

– Я даже не слышал об этом… Сколько всего случаев? – спросил Николсон.

Валентин кивнул, признавая правильность вопроса. Сказал:

– Еще один. Рептилоидная цивилизация третьего уровня. Покажи Гуару, Марк.

Выделилась еще одна точка. Марк прокомментировал:

– Гражданская война с использованием химического оружия, длительные беспорядки после конфликта, погибло от семидесяти до девяноста процентов населения. Трудно сказать точно, пока не прекратятся эпидемии и не восстановится порядок.

– Вот они, последствия политики Халл-один, – сказал Николсон с горечью и посмотрел на Уолра. Тот никак не отреагировал, разглядывая карту.

– Благодаря политике, которую Халл навязали цивилизациям пятого уровня, Земля существует и развивается, – напомнил Валентин. – Не все так просто в Соглашении…

– Нам повезло, – согласился Николсон, глядя на светящуюся в воздухе карту. – Простите, а можно еще раз… в хронологическом порядке?

Валентин хмуро кивнул:

– Смотрите.

На карте одна за другой замерцали четыре точки.

Николсон встал, обошел карту. Протянул руки, повертел изображение. Сказал:

– Мне это очень не нравится. У планет были зонды?

– Как положено. У каждой планеты находился наблюдательный зонд Ракс. – Валентин посмотрел на Ксению, но та никак не прокомментировала его слова. – У Воааа – все-таки мир крайне необычный – имелись зонды обоих Халл и Ауран. Я даже склонен предполагать, что у Халл-три имелась наблюдательная станция на поверхности… то есть на дне. – Теперь командир перевел взгляд на Уолра, но тот тоже оставался безучастным. – У Хари, поскольку цивилизация находилась на развитом четвертом уровне, имелась научная миссия Ракса и Ауран с представителями всех остальных миров Соглашения, включая Человечество.

– Никаких признаков… – Николсон заколебался, но все же спросил: – вторжения? Ракс на самой границе изученной зоны, далее малоисследованные пространства.

Валентин взмахнул рукой, несколькими движениями сжал карту, вывел на нее густую сеть линий, выходящих далеко за пределы сферы.

– Пространство все-таки посещается. Так или иначе, но там постоянно находятся научные станции, исследовательские корабли, автоматические зонды. Известно около двадцати цивилизаций в этой зоне, но вне пределов Соглашения. От первого до третьего уровня, никакой возможности межзвездных полетов. Опять же – все конфликты развивались на наших глазах. Признаков внешнего вмешательства не было.

Николсон хмуро смотрел на карту. Мэйли, не вставая, задала вопрос:

– А внутреннего? Со стороны наблюдателей Соглашения?

Валентин хмыкнул и промолчал. Мэйли не настаивала. Произнесла:

– Нам известны тысячи цивилизаций первого и второго уровня. Сотни – третьего. Десятки – четвертого. И всего шесть – пятого. Разумные существа любят убивать себя.

– Каждый земной год в доступном мирам Соглашения пространстве происходит две-три планетарные войны, как правило, отбрасывающие цивилизацию с третьего или четвертого уровня на первый или второй, – согласился Валентин. – Некоторые расы пережили уже десяток подобных циклов.

– Так что же, случайность? – произнес Николсон, глядя на карту. – Если бы вы так считали, этого разговора не было бы. И нашей экспедиции, вероятно.

– Дело в том, что если бы последовательность продолжилась, то…

Валентин сделал паузу. Посмотрел на Алекса.

– Следующей погибшей планетой стал бы Соргос, – сказал юноша. – У них третий уровень. Спутники, несколько полетов за атмосферу… И ядерное оружие.

Марк, не спрашивая, выделил еще одну звезду – Соргос.

– К счастью, общество Соргоса удивительно религиозно для своего развития, – неожиданно заговорила Ксения. – Включив отражатель Лавуа, вы продемонстрировали им мистическое знамение, о котором знает каждый житель. Причем это знамение совершенно однозначно призывает к прекращению войн и улаживанию споров. Не знаю, надолго ли, но вы спасли несколько миллионов жизней. Или сотен миллионов. Как угодно.

– Так каково ваше мнение? – спросил Валентин. – Ракс наблюдал за всеми мирами, это ваша зона ответственности.

Ксения подумала. Потом спокойно произнесла:

– Ракс не вмешивался в события на перечисленных планетах. Ракс не имеет никакой информации о вмешательстве со стороны внешних сил. Ракс чтит Соглашение. Ракс чтит разум во всех его проявлениях.

– Но вы поддержали нашу просьбу об усиленном наблюдении, – сказал Валентин. – Несмотря на то что это потребовало от вас Третьей-вовне.

– Ракс поддержал вашу просьбу, – согласилась Ксения. – Отсутствие информации не означает, что ее нет вообще. Ситуация требует контроля, поскольку… Алекс, продолжи последовательность, исходя из имеющихся данных.

Юный навигатор встрепенулся и ответил не раздумывая:

– Система Невар. Красный карлик, девять планет, из них пять в обитаемой зоне. Две цивилизации четвертого уровня. Все планеты колонизированы. Строится первый межзвездный корабль. Если продолжить последовательность… Через три месяца будет их очередь.

Ксения кивнула:

– Через два месяца. Цивилизация развита, реально стоит на грани перехода на пятый уровень. Наблюдение это усложняет, есть лишь одна станция Соглашения на внешней планете системы, работающая в режиме абсолютной скрытности. Персонал станции – Ракс, Первая-вовне.

– Я думаю, есть еще одна причина, по которой Ракс поддержал миссию, – неожиданно произнес Марк. – Любопытство непреодолимо лишь в двух случаях – когда вы хотите сделать что-то с другими и когда другие что-то хотят сделать с вами.

Ксения медленно повернула голову, и у Тедди бабочки запорхали в животе. Наверное, другим казалось, что Третья-вовне задумчиво смотрит в пустой угол салона. Или на картину с океанским пейзажем, что висит на стене. Но Тедди был системщиком. И знал, что если продолжить линию взгляда… или допустить, что Ксения может смотреть сквозь переборки… то там, на расстоянии тридцати метров, будет ядро нейрокомпьютера, в котором и обитает личность Марка.

О том, как Ракс относятся к искусственному интеллекту, Тедди тоже прекрасно знал.

– Да, машина, ты права, – спокойно произнесла Ксения. – Экстраполируй последовательность еще на один шаг.

Похоже, даже Марк сообразил, что лучше выполнить команду без комментариев и тем более шуточек.

Высветилась еще одна звезда.

Голубая.

– От Невара до Ракса около двадцати световых лет, – сказала Ксения. – Если не считать два мира на низком уровне развития, то обитатели Невара наши ближайшие соседи.

– И почти участники Соглашения! – вставил Бэзил.

– Разумеется, – согласилась Ксения. – Но если последовательность, которую мы обсуждали, не случайна, то через два месяца погибнет Невар. А еще через пять месяцев – Ракс.

– До сих пор гибли лишь цивилизации ниже пятого уровня, – пробурчал Уолр.

– Поскольку таких большинство, – ответила Ксения. – Однако если погибнет Ракс, то следующими, через год, будут миры Ауран. Еще через два года погибнет Халл-два. Через три настанет очередь Халл и Феол. Человечество имеет шанс погибнуть последним, через четыре с небольшим года. Разумеется, цивилизации третьего-четвертого уровня постигнет та же участь. Цивилизации первого и второго, к счастью для них, не способны на полное самоуничтожение.

– Так вы действительно полагаете, что мы имеем дело с угрозой? – спросил Уолр.

– Ракс полагает, что ситуация нуждается в изучении. Любая разумная жизнь переживает период, когда она склонна к самоуничтожению. Но в данном случае мы имеем дело с корреляцией во времени и пространстве. Пять миров – цивилизацию Соргоса спасло лишь чудо – это настораживающее совпадение. Если мы станем свидетелями гибели Невара или если наш корабль погибнет, Ракс призовет все миры Соглашения к мобилизации и изучению проблемы во всей полноте. – Ксения посмотрела на Валентина и добавила: – Разумеется, не должно быть и малейшего вмешательства с нашей стороны, которое может исказить результаты наблюдений. Вы слышите меня, командир?

– Мы приняли условия Соглашения, – ответил Валентин. – Мы даже не смотрим на планеты, к которым возим ученых. Они для нас не миры с уникальной культурой, с миллиардами разумных существ, имеющих свои мечты, надежды, судьбы, а точки на звездной карте. Все, как сказано в Соглашении.

Тедди затаил дыхание. То, что сейчас происходило, обычно не попадало на глаза гражданских. Кадеты с курсантами тоже редко наблюдали перепалку между людьми и представителями иных развитых рас. Человечество было самым молодым и, если говорить откровенно, самым слабым миром Соглашения.

И не все люди разделяли правила, которых Человечество обещало придерживаться. Далеко не все. Большинство не разделяло. И сам Тедди не считал их правильными.

Валентин и Ксения молча смотрели друг на друга. В воздухе повисло напряжение – будто в любой момент кто-то мог сорваться и наговорить лишнего.

Положение спас Уолр. Он вдруг резко, с неожиданной для такой туши легкостью поднялся с места.

– Да, да, я понимаю! Иначе трудно, почти невозможно жить и работать. Висишь на орбите над зелено-голубым миром, где живут разумные существа – порой почти такие же, как и мы. Смотришь, как бомбардировщики сжигают деревни, как женских особей продают в рабство, как детские особи мрут с голоду и подвергаются эксплуатации, как ученые тратят силы и время на развитие тупиковых технологий. А вмешаться нельзя, никак! Единственное спасение – не смотреть. Жить интересами своей расы, общаться с мирами Соглашения, надеяться, что рано или поздно еще одна цивилизация пройдет этап самоуничтожения и присоединится к галактической семье. Это очень трудно! Халл-три понимает точку зрения людей в полной мере и надеется, что рано или поздно положения Соглашения будут пересмотрены. Мы считаем, что достаточным критерием для контакта может быть создание колоний внутри собственной звездной системы. Разумеется, это должен быть ограниченный контакт, не дающий полного членства…

– Пока существуют Халл и Ракс – такого не случится, – резко сказала Ксения.

– О, конечно! Конечно! – Уолр взмахнул лапами. – Кто бы спорил! Два блокирующих голоса. Численность Халл-один, которая внушает трепет. Интеллектуальная мощь Ракс, перед которой я преклоняюсь…

Он покивал головой и сел. Потом повел носом, будто принюхиваясь к чему-то. И пробормотал:

– Но мы как-нибудь вернемся к этому вопросу. Месяцев через семь.

Вот теперь тишина стала совсем зловещей. У Лючии округлились глаза, когда она поняла, что именно было сказано.

– Итак, вы считаете, что через семь месяцев Ракс перестанет существовать? – спокойно спросила Ксения.

– Я допускаю… – Уолр запнулся. – Да! Будет правильнее сказать – я считаю это крайне вероятным.

– Вот почему я так люблю научные диспуты, – негромко произнес Матиас.

– Прошу наших уважаемых гостей умерить свой пыл, – сказал Валентин. – Иначе, пользуясь правом командира…

– Все в порядке, – прервала его Ксения. – История взаимоотношений Ракс и Халл-три непроста. Но я уверена, что Халл-три помнят ту роль, которую сыграл Ракс в обретении ими независимости… Я лишь прошу коллегу Уолра уточнить, почему он так уверен в своем мнении.

– Проблема пятого уровня, разумеется, – сказал Уолр.

– Понимаю, – кивнула Ксения. – Тогда предлагаю вернуться к разговору после разрешения ситуации на Неваре. Я могу быть уверена, что вы не планируете вмешательства?

– Да, хотя это меня и огорчает, – ответил Уолр. – Но для подтверждения моей правоты цивилизации Невара предстоит погибнуть. Опыт вмешательства, пускай и случайного, у нас уже есть. Теперь нам требуется опыт глубокого и тайного наблюдения.

– Благодарю, – сказала Ксения вроде бы совершенно искренне. – Разговор вышел тяжелым, но я надеюсь, что наши человеческие коллеги теперь полностью в курсе ситуации.

– Я предполагала нечто подобное, – негромко ответила Мэйли. – Но всегда приятно проговорить ситуацию.

Николсон всплеснул руками:

– То есть вы хотите сказать, что я, единственный специалист по Невару, буду вынужден наблюдать, как предмет моего изучения и, добавлю, восхищения – гибнет?

– Да, – с сочувствием сказала Ксения. – Вполне вероятно.

– К сожалению, все так, – подтвердила Мэйли.

– Добро пожаловать в реальный космос, профессор, – добавил Матиас. И с улыбкой посмотрел на Ксению.

Глава шестая

Адиан пригласила его в ресторан.

Со стороны любой другой женщины такой поступок был бы однозначным намеком на желание создать материнскую семью. Но Ян понимал, что в данном случае это было ничем иным, кроме приглашения вкусно отужинать. Однако свидание – всегда свидание, даже если вы давно спите в одной постели. Ян отменил дополнительные занятия, которые вызвался вести для группы самых любознательных старшеклассников, сходил в магазин и купил новую рубашку. Потом заглянул в парикмахерскую – давно было пора постричь отросшую гриву, а то он выглядел будто молодящийся певец или фанатичный сторонник возвращения к природе.

Ян даже согласился, чтобы ему вплели в волосы золотисто-черную ленту – это стало модным, как символ примирения двух враждующих держав. Парикмахер сам был из рыжих, еще недавно наверняка красился в черный цвет, а сейчас ограничился лишь патриотическим значком на рубашке и двуцветной лентой. Ян считал расизм глупостью, цвет волос никогда и ничего не определял, население в обеих империях давным-давно перемешалось, особенно среди аристократии и политических кланов. Дело не в цвете волосяного покрова, дело даже не в политических взглядах. Просто если существуют «они» и «мы», то требуется внешний формальный повод для вражды.

Ресторан назывался «Вольные травы», был дорогущим и модным, бесспорно, лучшим в городе. Глянув на цифры в меню, Ян невольно округлил глаза.

Адиан рассмеялась:

– Я угощаю, дорогой. Неожиданный и хорошо оплаченный заказ.

Ян не стал спорить. Они не семья, они просто живут вместе. Если Адиан хочет потратить за вечер его месячный заработок, то она в своем праве.

Официант, важный и горделивый, принес «комплимент от шефа» – молодой салат в соусе из кислого молока. Принял заказ, который небрежно продиктовала Адиан, даже не заглядывая в меню: соленую болотную капусту, свежих личинок жуков-точильщиков, разнотравье «по-крестьянски» – траву подавали на корню, в закрывающем всю тарелку куске дерна, в траве прятались слегка подваренные яйца луговой перепелки. Ягодное вино и кислый сброженный сыр шли на десерт.

– Знаешь, в чем наша проблема? – спросила Адиан, осторожно пробуя салат. – У-у-у… как вкусно…

Ян знал ее достаточно, чтобы понять – под «нашей проблемой» она имеет в виду не их проблему (с точки зрения Адиан, у них проблем вообще не было), а проблему общечеловеческую.

– Ума не хватает, – предположил Ян.

– О, это лишь следствие. Наша проблема – наше происхождение. Мы вегетарианцы.

– Это говорит женщина, заказавшая личинок и яйца, – усмехнулся Ян.

– Полных вегетарианцев не бывает, – усмехнулась Адиан. – Как говорится, когда щиплешь траву, всегда муравья прихватишь. Но мы травоядные. Мы не хищники. Мы не способны пожирать чужую плоть.

– О, Ангел с тобой! – не выдержал Ян. – Как ты можешь…

– Обычная биология. Есть существа, поедающие растения, есть существа, которые едят других существ.

– И как мы знаем, все эти существа неразумны, – пробормотал Ян. Детские страшилки, книжки о монстрах снова ожили в его душе.

– Так случилось. Никаких принципиальных ограничений у хищников нет. Зато хищники от природы умеют убивать.

– Можно подумать, этим не занимаемся мы, – горько сказал Ян. – Да вся наша история…

– Наша история – это атавистический страх существ, которые были пищей. Когда наши предки еще бегали на четырех ногах, тряся гривами и сбиваясь в табуны, мы были пищей для хищников. Да, мы научились бить копытами сильнее, чем хищники когтями. И даже зубами мы можем кусаться. – Адиан усмехнулась, приоткрыв выдающуюся вперед челюсть, полную ровных широких зубов. – Мы эволюционировали, встали на задние ноги, копыта передних превратились в пальцы… кстати, ты знаешь, что это пример деэволюции? Наши самые дальние предки не имели копыт вообще. Хищников почти не осталось, нас никто не ест. Но комплекс жертвы, комплекс пищи остался. Когда мы воюем – мы не умеем останавливаться.

– Умеем, – твердо сказал Ян.

– Нет. Мы переполнены страхом перед чужаками. Мы не можем с ними сосуществовать. Хищников нет, но есть другие табуны, пусть они теперь и называются государствами. Места хватает всем, но в нас остался страх, что не хватит пастбищ, что соседний табун привлечет хищников… мы мечемся между страхом оказаться в одиночестве и страхом, что нас будет слишком много. И то и другое – смерть для травоядного. Разум помогает нам остановиться, но природа сильнее разума. Мы вынуждены воевать.

– А будь мы хищниками…

Адиан усмехнулась, подхватила прямо с тарелки пучок нежной зелени, покачала головой, стряхивая грунт с корней, прожевала.

– Мы бы с тобой сидели в ресторане и ели сырую плоть травоядных. Ладно, не сырую, жареную! И разводили бы травоядных в качестве пищи. Но у нас не было бы безумного страха одиночества и безумного страха толпы. У нас была бы другая структура семей, вероятно. Но самое главное – мы бы не воевали. Разве хищники воюют? Между ними бывают схватки, но только из-за нехватки пищи. Нам не повезло. Мы построили в себе храм разума, не имея прочного фундамента для него.

– Предлагаешь людям стать хищниками? – поинтересовался Ян.

– Нет, конечно. Это невозможно. Предлагаю понять, что нам не повезло и война все-таки будет. Вопреки Крылам Ангела.

Ян помолчал, прежде чем спросить:

– Что за неожиданный заказ у тебя был?

– Анализ социологических опросов для министерства обороны. Насколько население уверено в том, что Крылья призывали именно к миру. И как люди отнесутся к возобновлению войны.

– Что ты ответила?

– Правду. Люди хотят войны. В старые времена явление Крыл было непререкаемым знаком. Сейчас – нет. Религия утратила свою сдерживающую роль. Да и сама Церковь расходится во мнениях, к чему именно призывал Ангел.

– Когда? – прямо спросил Ян.

– Две-три недели. Может быть, месяц. Тебя снова призовут скорее всего.

Ян кивнул.

Адиан потянулась через стол, взяла его за руку.

– Ян, я хочу создать с тобой материнскую семью.

Он ожидал чего угодно, кроме этого.

– Адиан…

– У нас есть неделя. Мы зарегистрируем семью, получим участок рядом с городом.

Ян кивнул. Семья, участок… какой это имеет смысл, если война неизбежна…

– А потом уйдем в дикие степи, – продолжила Адиан. – В предгорья. Там нет городов, нет военных целей, там мало кто живет.

– Там хищники, – невольно сказал Ян.

– Я думаю, что сейчас травоядные более опасны.

* * *

Третья-вовне получила каюту из числа предназначенных для ксеносов. В ее случае это было совершенно ненужным, но спорить Ксения не стала. Ксеносу ксеносово. К счастью, только каюта для обоих Халл была столь экзотична, что представляла собой полость, заполненную рыхлой почвой. Для Ксении предоставили каюту, ориентированную на Феол, размерами и формой тела наиболее сходных с людьми. Собственно говоря, люди первое время считали Феол гуманоидами, пока не обнаружили, что имеют дело с симбиотической расой из мыслящего человекоподобного млекопитающего и туповатого, но эмоционального мозгового паразита. Людей оправдывает то, что куда более развитые Феол долгое время считали так же. Они полагали, что главенствующая составляющая человека из деликатности говорит о себе опосредованно, называя себя «долгом», «совестью», «моралью», как видно из фраз: «Моя совесть велит мне поступать именно так», «Это требование морали» или «К этому призывает мой долг».

Единственным, что выдавало исходное предназначение каюты, были пейзажи на стене – Феол очень трепетно относились к своей родине. Впрочем, Ксения ничего не имела против сиреневых лесов под густо-синим небом и морского побережья с ослепительно-белыми скалами.

Она села на койку, обвела помещение внимательным взглядом. Юный Тедди был не прав, полагая, что она умеет видеть сквозь переборки, все органы чувств Ксении соответствовали человеческим, но выставленными по максимуму чувствительности. Она всего лишь очень хорошо знала корабль.

Открыв чемоданчик – точно такой же, как полагался членам экипажа, – Ксения достала маленькую статуэтку из прозрачного кристалла. Статуэтка изображала земную собаку, и это была очень остроумная шутка с точки зрения Ракс.

Ксения поставила статуэтку на столик. Прозрачный пес засветился изнутри слабым желтым светом, потом желтизна угасла, и появился едва заметный зеленый отсвет. Только уши песика тлели красным.

Все было в порядке. Системы внутреннего наблюдения и контроля были отключены, как и указывалось в требованиях Ракс.

Человеческие системы.

– Машина, отключи свои системы мониторинга каюты на время моего нахождения на корабле, – сказала Ксения.

– Спорить с женщиной неразумно даже для машины, – отозвался компьютер. – Но мониторинг необходим для вашего комфорта и безопасности. Вы подтверждаете свой запрос?

– Да. Отключай немедленно.

Ответа уже не последовало.

Красные огоньки в ушах прозрачной собачки угасли.

Ксения достала из чемоданчика пластиковый футляр. Открыла – внутри, в гнездах, лежали восемь маленьких белых шаров.

Она достала и сжала в ладони один из шаров. Шар был мягким, но неожиданно тяжелым. Ксения закрыла глаза.

– я слушаю тебя третья-вовне

– Мать, в экипаже Уолр из Халл-три. Он считает, что проблема существует и через семь ме… через четыре с половиной джа…

– ты можешь использовать человеческие меры времени

– Через семь месяцев Ракс будет под ударом.

– ракс защищен структура общества ракс неподвластна влиянию

– Уолр уверен.

– специализация особи уолр гуманоидное общество его мнение в данном вопросе не имеет ценности

– Я сочла себя обязанной сообщить, мать.

– не трать каналы связи для пустого общения их осталось лишь семь ракс всегда ракс удачи

– Ракс всегда Ракс, мать.

Шар в ее ладони рассыпался белой пылью. Через мгновение пыль стала таять. Ксения смотрела на исчезающий передатчик

Странно.

Информация, которую она решила сообщить, действительно не была настолько срочной и важной. Что значит мнение Уолра против интеллекта Ракс?

Так зачем же она истратила один из драгоценных каналов связи?

Ксения знала ответ, и он ее тревожил.

Ей просто захотелось поговорить с Ракс.

Поговорить с матерью.

Ксения тряхнула головой. У нее нет матери. Она человек лишь внешне. Но тело… это живое человеческое тело… бьющееся в груди сердце, вдыхающие воздух легкие, струящаяся в венах кровь…

Тело значит для людей слишком много. Больше, чем для Халл‐3, играющих со своей биологией. Больше, чем для Феол, привыкших мыслить симбиотически и ощущать свою двойственность. В памяти матери, Второй-на-Ракс, был отчет о контакте с людьми, но в тот раз особь-вовне была лишена пола. Ракс счел это жестом вежливости при контакте с двуполой цивилизацией, но очевидно, что это стало ошибкой. Сознание людей зависит от пола, от межличностных отношений, от сексуального влечения. Бесполая особь человека – не совсем человек.

Ксения подошла к той части стены, где был основной экран. Скомандовала:

– Зеркало.

К счастью, базовые сервисные функции не обрабатывались центральным компьютером «Твена». Экран включился, отображая Ксению. Она посмотрела на себя долгим изучающим взглядом, потом сняла блузку, расстегнула и стоптала брюки.

Высокая, но чуть-чуть ниже большинства мужчин: в их генах заложено желание доминировать. Длинные стройные ноги. Грудь большая, на грани соразмерности, маленькие соски нерожавшей женщины. Кожа загорелая до смуглости, хотя и выдающая принадлежность к белой расе. Голубые глаза. Волосы цвета густого меда. Сочетание цвета волос и глаз уникально редкое и потому привлекательное на подсознательном уровне.

– Я красива, – сказала Ксения.

Голос ей тоже нравился. Голос был чуть ниже, чем естественный для этого тела, – и поэтому чувственный. Тело было создано на контрастах, все время чуть-чуть превышая ожидания, едва уловимо нарушая нормы.

Она провела руками по голому животу, остановилась, коснувшись трусиков. Это тело жило своей жизнью. Это было тело взрослой женщины, появившейся на свет чуть больше суток назад, и тело знало, что ему нужно, куда лучше, чем Третья-вовне.

В дверях тихо зажужжал зуммер.

Ксения подошла к двери и, не спрашивая, открыла.

За дверью стоял старший помощник Матиас. Увидев Ксению в одних трусиках, он слегка приподнял бровь. Укоризненно произнес:

– А если бы вместо меня был кто-то из кадетов? Интерком каюты не работает, я хотел удостовериться, что у вас все в порядке.

Ксения шагнула в сторону, кивком приглашая его войти. Сказала:

– Я знала, что это будете вы, Матиас. Нет, у меня не все в порядке.

– Что я могу для вас сделать? – спросил Матиас все так же вежливо и чуть-чуть иронично. Вошел в каюту, но перед этим бросил быстрый взгляд в коридор, проверяя, нет ли там кого-нибудь.

– Все, – ответила Ксения, закрывая дверь. И коснулась Матиаса губами в осторожном, но жадном поцелуе. – Я хочу, чтобы вы сделали все.

* * *

Тедди валялся на койке, глядя в потолок каюты. Мягкая серая обивка потолка была наследием незапамятных времен, когда опасались внезапного отключения искусственной гравитации. Предполагалось, что она сохранит голову незадачливого астронавта в целости.

Единственный случай выхода генератора гравитационного поля из строя произошел лет через пять после начала полетов с искусственной силой тяжести. Мягкая обивка никого не спасла. Гравитационное поле внутри корабля было автоматически отключено через несколько секунд, но в эти секунды хаотически менялось в разные стороны в разных точках пространства. Экипаж разорвало в пыль. «На сто тысяч триллионов клеточек каждого», – поэтически высказался об этом преподаватель систем жизнеобеспечения. Кадет Тедди знал, что в человеке в три раза меньше клеток, но поправлять не стал. Уже к десяти годам он научился держать язык за зубами, не поправляя учителей при каждой ошибке. С его точки зрения, это было неправильно, но чего не сделаешь ради репутации хорошего кадета.

Генераторы переделали, сбой в их работе теперь считался совершенно невозможным, но мягкая обивка стен и потолка каюты сохранилась. Традиция. Точно такая же, как аварийные калосборники, которыми предписывалось пользоваться в невесомости: мягкие пластиковые пакеты, липучкой приклеивающиеся к заду. С такими летали на Луну первые астронавты, и пакеты до сих пор входили в аварийный комплект, служа неиссякаемым источником кадетского юмора.

– О чем думаешь? – спросил Алекс. Он все еще разбирал свои вещи, аккуратно раскладывая их по полочкам в личном шкафчике. Каюта была на двоих, что после кадетских спален можно было считать роскошью. Лючию вообще поселили отдельно.

– Я не думаю, я смотрю логические цепочки, – ответил Тедди.

Алекс с сомнением посмотрел на него.

– Ты без очков.

– Я в уме, – сказал Тедди. На самом деле логические цепочки Марка он уже проверил, а сейчас представлял себе Ксению. В его фантазиях (на самом деле – как и в реальности, но этого Тедди не знал) Ксения, Третья-вовне, стояла перед зеркалом в одних трусиках и гладила свою грудь. Снять с нее трусики Тедди не решился даже в фантазиях. – Слушай, Алекс, кто-нибудь знает, какие они, Ракс?

Алекс сел на кровать, вздохнул:

– Ага, роскошная подруга… Только тебе не светит ничего. И мне тоже. Она на старпома запала.

– Она же негуманоид! – возмутился Тедди.

– Ну и что? Ракс покидают планету только в искусственных телах. Если отправляются к Халл – становятся похожими на них. Если на какую-нибудь дикую планету – в облике аборигенов. А на кого они сами похожи… – Алекс вздохнул. – Наверное, жуть какая-то. Раз они не хотят показываться. Пауки какие-нибудь мерзкие. Или скользкие комья протоплазмы.

Тедди с сожалением прогнал из головы образ Ксении. Пауков он не любил, скользкие комья тоже воодушевления не вызывали.

– Про них вообще мало что известно, – продолжал Алекс. – Вроде как у них на планете три государства. Или клана. Чтобы Ракс приняли решение – должны все три с ним согласиться. А еще они никогда… ну, почти никогда не отправляют с планеты больше двух посланников. Пока кто-то из них не погибнет или не вернется, Ракс с планеты посылают в космос только автоматические зонды.

– Они же не любят компьютеры.

Алекс хмыкнул:

– Ну мало ли кто чего не любит? Я не люблю овощи. Но они полезны, я их ем. Ракс древние, может, даже самые старые из цивилизаций Соглашения, вдруг у них какие-то проблемы были? Восстание машин, роботы-убийцы.

– Ерунда, – сказал Тедди, но без полной уверенности. За земные искины он был спокоен, но мало ли что могли соорудить разумные пауки? Вдруг они такие отвратительные, что даже роботы попытались их уничтожить.

– А еще у них ужасно опасный принцип космических перелетов, – вздохнул Алекс. – «Перемещение Ракс». Его бы запретили, если бы могли что-то запретить Ракс. Их корабль в одном месте из реальности исчезает, а в другом появляется. Если вдруг в новом месте что-то было, то оно исчезает из реальности насовсем. Словно его и не было никогда. То есть меняется вся Вселенная.

– Да знаю я, – сказал Тедди. О методиках космических путешествий Алекс был готов говорить часами. – Но тогда Вселенная просто изменится, и никто даже знать не будет, что она стала другой. И надо что-то совсем важное убрать из реальности, чтобы всех задело. Метеором не обойдешься.

– Представь, что Ракс случайно переместились туда, где летит старый земной спутник. Спутник сразу исчезнет на всем протяжении времени. А может, этот спутник был разведывательный или связной и когда-то помог предотвратить мировую войну? Сам же знаешь, до середины двадцатого века люди много воевали. И вот спутник исчез, и значит – случилась война. И никакой космической цивилизацией мы не стали. Бегаем сейчас по руинам и охотимся друг на друга с копьями.

– Мы бы с тобой вообще не родились, – сказал Тедди, но невольно поежился. – Ерунда это! Вероятность ничтожно низкая. К тому же старые спутники собирают и уничтожают. Только «Вояджер» не нашли пока, болтается где-то в космосе. Но он войну не предотвращал.

– Все равно это был уникальный научный эксперимент, – вздохнул Алекс.

Тедди пробурчал что-то утвердительное. При всей любви к космосу – настоящему, бесконечному, живому – он куда меньше увлекался историей космонавтики. Гагарин, Леонов, Армстронг, Юн Сюй, Герстле – достаточно знать тех, с чьим именем связан какой-то этап покорения космоса. А каждую железку, запущенную на орбиту, помнить не имеет смысла.

– Как считаешь, там действительно происходит что-то опасное? – спросил он.

– На тех планетах? – Алекс на мгновение задумался. – Вряд ли. Разумные существа склонны к саморазрушению. Просто так совпало. Там же везде были станции и корабли. Ну что, ты считаешь, кто-то прилетел из глубин Галактики и воздействовал на аборигенов? Давайте, мол, убивайте друг друга… Это обычное дело, просто совпало по времени и пространству.

– Но Ракс все-таки прислали наблюдателя… – сказал Тедди. – Причем Третью!

– Они осторожные, – возразил Алекс. – Когда живешь на одной-единственной планете, а рядом гибнут несколько цивилизаций подряд, то поневоле будешь нервничать. Лучше подумай, как нам повезло! Вместо обычного полета участвуем в исследовательском рейде Соглашения! Представь, какая строчка в личном деле.

– И все из-за туфель Лючии, – сказал Тедди, достал из прикроватной ниши очки, надел. Стекла потемнели, потеряли прозрачность, возникло изображение – немолодой мужчина, седовласый, с дымящейся трубкой в руке. Виртуальный Марк Твен сидел посреди заросшего сада в кожаном полукресле и внимательно смотрел на Тедди. Лицо было знакомо кадету, «Гекльберри Финн» Твена входил в список обязательного чтения на Северо-Американском континенте. Губы писателя шевельнулись, и Тедди услышал хрипловатый, тихий, но сильный голос:

– Ты одобряешь образ, мой юный друг?

Тедди улыбнулся. Беззвучно ответил:

«Да, Марк. Тебе идет. Давай попробуем рассчитать вероятность того, что конфликты в мирах вблизи Ракса имели причиной внешнее воздействие».

– Я уже посчитал, – ответил Марк. – Одна целая и двенадцать сотых процента.

«Немного».

– Вероятность того, что моим оператором станет несовершеннолетний кадет, не превышала одной сотой процента. Я не советовал бы тебе полагаться на математику, юноша.

«На что же мне полагаться?»

– На то, чего я лишен. На интуицию.

Тедди прикрыл глаза.

Подумал.

Представил себе безграничный космос, холодный и пустой. Крошечные искры звезд, теплящиеся так далеко друг от друга.

И миллиарды умирающих разумных. Мертво плывущие в темной толще воды существа, похожие на тюленей, но с пучком щупалец, как у кальмаров, на морде, облепленные деловитыми, раздирающими их плоть рачками. Изящные, похожие на эльфов создания, сгорающие в ослепительном пламени термоядерного взрыва. Космический буксир странных очертаний, с серокожим существом за пультом, – разгоняющий по траектории к планете астероид. Покрытые бирюзовой чешуей ящерицы, невысокие и гибкие, передвигающиеся на двух ногах и держащие в передних лапах оружие, – корчатся, бьются в агонии, раздирают себе когтями лицо…

«Марк. Запусти алгоритмы скрытого наблюдения, пройдем по ним пару раз. А потом – схемы боевого взаимодействия».

– Хорошо, мальчик, – сказал Марк, и в голосе его было одобрение.

* * *

В теории каждый член экипажа межзвездного корабля (он наконец-то обрел имя – «Дружба») умел управлять атмосферным челноком. Анге проходила полный курс обучения, однажды совершила посадку (под контролем инструктора, разумеется). Но сейчас за штурвалом был Криди, и ее это радовало. Кот был куда лучшим пилотом, к тому же ему управление челноком доставляло явную радость.

Старт корабля был назначен через четыре дня. Особенности варп-двигателя не позволяли полноценно испытать его внутри планетарной системы. Так что первый полет будет одновременно и первым полноценным испытанием. Экипажу дали короткий отпуск.

Свободные дни Анге решила провести на планете. Криди, будто угадав ее желание, предложил отправиться на Ласковую. Там у кисы был со-прайд четвертой дальности, недостаточно близкий, чтобы считаться «своим», но более чем дружественный. При общей симпатии к людям между собой кисы придерживались очень сложной системы взаимоотношений, в которой родословная и взаимные обязательства прайдов сплетались в тугой комок благожелательности и неприязни.

Со-прайд четвертого уровня обещал Криди свободные сексуальные отношения, гостеприимство коту и теплый прием его спутнику (хотя Анге и не сомневалась, что ее дружелюбно примут в любом прайде Ласковой).

Они приземлились без всяких происшествий (Криди не преминул отметить, что этот полет будет им засчитан как испытание челнока и принесет несколько кредитов на банковские счета). Была ночь, в маленьком космопорте их приветствовала вахта из четырех кис, с одной из которых Криди немедленно обнялся и несколько раз лизнул в щеку – тоже дальнородственный прайд. На Анге посматривали с любопытством и легкой иронией, но она к этому привыкла и среди людей.

– Чем-то ты их… удивила, – неожиданно сказал Криди, когда они шли по коридору из служебной зоны. – Какие-то оттенки отношения. Не смог разобрать.

– Это потому, что я без пары, – пожала плечами Анге.

Криди фыркнул:

– Человеческие глупости. Наши самки обычно приносят одного котенка, лишь иногда двух или трех.

– А наши всегда двух, – сказала Анге. – Почти всегда. Двух близнецов.

– Послушай, мы все не вечны, – ворчливо ответил Криди. – Люди умирают и в детстве, и в зрелости. Часто ли до старости доживают оба близнеца?

– Кто-то умирает раньше, но он хотя бы рождается. А я – урод. У меня не было сестры. Раньше таких, как я, топили в болоте.

– Ну да, ну да. Демоническое дите, сожравшее своего близнеца! – яростно сказал Криди. – Да что же у вас в голове, люди… Это просто генетика.

Анге кивнула. Еще в детстве, едва осознав свою особость, она прочитала все, что только могла осмыслить. И то, чего не могла, тоже.

Люди всегда рождались парами. Рядом с каждым человеком с самого рождения есть лучший на свете друг. Тот, кто понимает тебя во всем, потому что он – такой же, как ты. Если один из пары родился мертвым или умер в младенчестве, то это трагедия, но одновременно и знак особенных свершений, которые придется совершить одиночке, ведь он будет жить за двоих…

Иногда, очень редко, рождались тройни. Это – баловни судьбы, благословение небес, любимчики родителей и предмет восхищения окружающих. Но многого от них не ждут, ведь троице отпущено столько же ума и удачи, как и паре.

А иногда ребенок рождается один. В старину считалось, что одиночка – монстр, каннибал, сожравший брата или сестру во чреве матери, чтобы завладеть его силой и способностями. Таких часто убивали сразу после рождения. А уж если они и оставались жить – то с клеймом проклятых. Властолюбивые цари скупали таких детей и воспитывали из них, отверженных и ненавидимых, самых верных охранников и слуг.

Да, теперь все знают, что никто никого не пожирает. Просто случился генетический сбой. Яйцеклетка не разделилась, давая жизнь двум одинаковым людям. Вырос и родился только один. Он ни в чем не виноват, да и сил у него не больше, чем у обычного человека.

Все это знают.

И все равно продолжают отторгать одиночек. С течением времени таких рождается все больше, говорят – это от загрязнения окружающей среды, от пестицидов, от аллергии, от лекарств… Но даже если их любят родители, если у них найдутся друзья – они все равно прокляты одиночеством.

– Генетика, – согласилась Анге. – Но все равно таких, как я, не любят.

– Эй! Человечек! – Криди привстал на задних лапах, приблизил лицо к лицу Анге. – Ты чего? У нас нет этих комплексов. Нам плевать, одна ты была в мамином животике или впятером!

Анге запоздало сообразила, что кисам и впрямь безразличен ее непарный статус.

– Тогда не знаю, – сказала она. – Чем-то я им понравилась. Или наоборот. Может, пахну плохо. Или хорошо?

– Пахнешь ты прекрасно, – одобрил Криди. – Очень привлекательно и на нюх самца, и вообще…

Он снова приблизил рот к уху Анге и прошептал:

– Если честно, то мы вас любим в первую очередь из-за шикарного запаха! Так и хочется потереться носом о волосы…

– Ну потрись, потрись, – засмеялась Анге, обнимая кота за плечи. Кости под мышцами скользили совсем не по-человечески, гибкость у кис была потрясающая.

– Ну почему, почему ты не моей породы! – патетически воскликнул Криди.

Настроение у обоих улучшилось, дальше они шли улыбаясь и временами дружелюбно толкая друг друга.

Криди встречали – земли прайда были в паре часов езды на машине. Парень и девушка, точнее – кот и киса, едва-едва перевалившие рубеж совершеннолетия. Кот походил на Криди: поджарый, с серовато-палевой шерстью, раскосыми глазами и роскошными усами. Он был в короткой мужской юбке, которая его явно тяготила и была надета только из-за присутствия Анге. Киса была рыженькая, стройная, с припухшими молочными железами – похоже, она входила в свой первый сезон спаривания. Одеждой она пренебрегла, что не было явной неучтивостью, но все-таки отдавало подростковым эпатажем. Такие же янтарные раскосые глаза, как и у кота, внимательно следили за Анге.

Даже на человеческий взгляд было понятно, что это не любовники, а родственники, может быть, брат с сестрой или кузен с кузиной.

– Хла… – разводя руками произнесла Анге.

– Хла, – ответил юный кот и после едва заметного колебания приблизил морду к ее лицу. Анге обнюхала кота – тот пах мягко, он не был в гоне, возможно даже, что не считался половозрелым. Анге осторожно лизнула кота в мочку уха. Теперь кот колебаться не стал – теплый мягкий язык скользнул по ее уху, после чего юноша, уже по человеческому обычаю, поцеловал ее в губы.

– Хирс, – назвался кот.

– Анге, – ответила женщина и посмотрела на кису.

– Хла, – сдержанно поприветствовала Анге киса. Лизаться и знакомиться она явно не собиралась.

– Ее имя Анге, она друг Криди, – сказал Криди на человеческом. Обнялся и лизнулся с котом, потом, с заметно большим интересом, с кисой.

– Эсбо вэрет гема. Волаби? – спросила киса.

Криди нахмурился. Посмотрел на кису долгим и напряженным взглядом.

– Рада тебя видеть брат-кот, как долетел? – повторила киса, опустив глаза.

– Невежливо говорить на чужом языке при госте, – холодно сказал Криди, отстраняя кису. – Ты Линге?

Киса кивнула – и коротко, неприязненно посмотрела на Анге.

– Прошу меня извинить, гостья Анге, – сказала Линге.

Но взгляд ее говорил совсем другое.

– Мы устали и были бы счастливы отдохнуть, – сказал Криди.

– Я возьму ваши вещи, – сказал юный кот. Он был куда дружелюбнее и явно пытался сгладить грубость сестры, но и в нем Анге почудилось что-то непривычное.

Неожиданно Анге подумала, что могла бы провести эти дни и на корабле.

Глава седьмая

Причины, по которым разные цивилизации использовали разные методы межзвездных перелетов, не всегда были явными. К примеру, Ракс не терпели никаких споров о своей методике перемещения, при этом честно признавая его опасность для Вселенной. Каждая из цивилизаций в свое время предлагала передать Ракс свою технологию и опытные образцы двигателей, на что получала вежливый ответ, что данная технология Ракс известна, но не устраивает по определенным причинам. Феол в свое время дошли до того, что высказали Ракс плохо завуалированную угрозу: силой навязать им технологию выращивания живых космических кораблей. В ответ Ракс вежливо сообщили, что предпримут все усилия, дабы их корабль случайно не переместился внутрь материнской планеты Феол, что, бесспорно, приведет к ее исчезновению из реальности.

На этом попытки повлиять на Ракс прекратились.

Феол считали, что Ракс – небиологическая форма жизни и сама мысль о полете внутри живых кораблей им противна. Ауран, зная по опыту, что не всем живым существам нравится ощущение вырождения расстояний, особо и не настаивали на своей технологии. Обе цивилизации Халл, связанные особыми союзническими отношениями с Ракс, свое мнение об их перемещении не афишировали. Люди полагали, что Ракс, будучи параноиками, живущими на одной-единственной планете и покидающие ее лишь в искусственных телах, используют свое перемещение как оружие Судного дня, заставляя считаться с собой все разумные расы.

Но вот относительно человеческого метода полетов – использования «кротовьих нор», все цивилизации были единодушны. Да, это был вполне безопасный метод полета – настолько, насколько полет между звездами вообще мог быть безопасным. Он был экономически выгоден и не вызывал неприятных эффектов у биологических форм жизни. Генератор «кротовьих нор» мог быть размещен как на огромном торговом судне, так и на крошечной космической яхте, причем самое удивительное – это мог быть совершенно одинаковый генератор, потребляющий одно и то же количество энергии. Уходить из обычного космоса в «кротовью нору» можно было даже внутри планетарной системы, что категорически исключалось при варп-переходе или вырождении расстояний.

Имелся лишь один недостаток, который соглашались терпеть только люди.

«Кротовьи норы», пробитые из одной точки пространства в другую, были именно «норами», а не туннелями. Они извивались.

Корабль, нырнувший в «кротовью нору», мог выйти далеко или близко от цели – это зависело от мастерства навигатора. Но вот продолжительность полета никто предсказать пока не мог. Если и были факторы, на нее влияющие, то пока их рассчитать не удавалось. «Нора» могла быть почти прямой – и тогда корабль проходил путь в десятки световых лет за считаные минуты. Она могла быть извилистой – и путешествие продолжалось часы или дни. А могла оказаться и очень, очень запутанной. Самый длительный перелет через «кротовью нору» длился сорок три дня, хотя обычно занимал меньше суток.

Вот поэтому на Земле по-прежнему разрабатывали анабиоз (пока безуспешно), совершенствовали системы жизнеобеспечения и аварийные рационы (здесь люди добились значительных успехов), искали способ выйти из «кротовьей норы» на полпути (тут все было совсем печально, физика утверждала, что это невозможно, – но люди никогда не доверяли законам природы до конца).

Согласно закону, любой корабль должен был быть способен автономно существовать не менее полугода. Пассажирские лайнеры, рекламируя свою безопасность, увеличивали этот срок до девяти месяцев или даже до года.

Но в общем-то все понимали, что рано или поздно какой-то корабль отправится в путь, который продлится несколько лет, – и выйдет из него с мертвым экипажем. Для всех разумных рас фатализм людей, использующих «кротовьи норы», был неприемлем. Но Человечество продолжало держаться за свой способ межзвездных полетов, указывая, что, по статистическим данным, «кротовьи норы» наиболее безопасны. Увы, почему-то привлечение в качестве аргумента статистики делало людей в глазах иных рас такими же безумными, как Ракс.

Бэзил к перспективе полета относился спокойно. Во-первых, он верил в статистику – может быть, по причине того, что в девятнадцатом веке один из его предков работал в знаменитом «Ллойде». Во-вторых, Бэзил твердо знал, что корабли иногда гибнут; может быть, по причине того, что в семнадцатом веке один из его предков утонул вместе с кораблем Ост-Индской компании. И в‐третьих, по-настоящему страшным Бэзил считал лишь ту неопределенность, которая длится неопределенно долго. В межзвездном полете все становилось ясно через несколько минут после погружения в «кротовью нору». Либо можно было и не отстегиваться, ожидая выхода, либо можно было пойти пить чай и смотреть кино, либо… Либо можно было начать стенать, переписывать завещание и сочинять мемуары – как поступил в восемнадцатом веке еще один предок Бэзила, по несчастливой случайности приговоренный к пожизненному заключению.

Хорошо быть фаталистом. А знать вдобавок свою родословную – еще лучше.

Два последних члена экипажа прибыли на корабль утром, за пару часов до старта. Как понял Бэзил, они служили на предыдущем корабле, которым командовал командир Горчаков. Врач – пожилой, степенный, полноватый поляк Лев Соколовский, похожий на доктора Дулитла из детской книжки, – Бэзилу понравился. Во всяком случае, выглядел он именно так, как должен выглядеть врач, чтобы сразу внушать доверие и успокаивать пациента. Оружейник Гюнтер Вальц (официально его должность называлась «оператор специальных систем», но этот термин никто не использовал), напротив, был молодым, улыбчивым и подвижным. Рядом с кадетами Вальц казался едва ли не их ровесником. Но командиру, очевидно, было виднее, кого привлекать в экипаж.

В рубку во время маневрирования пассажиров не пускали. Там были командир, пилот и оружейник. Где-то на своих постах находились молодой навигатор и еще более юные системщик и девочка, отвечавшая за жизнеобеспечение корабля. Ну а научная группа, включающая Ракс и Халл‐3, обосновалась в салоне. Обеденный стол был трансформирован, кресла приведены в полетное положение. Все интерьерные излишества салона – картины на стенах, механические часы (с настоящим маятником и боем!), аквариум с живыми разноцветными рыбками – все исчезло, скрылось в нишах и было зафиксировано на случай гравитационных сбоев. Над столом, превратившимся в узкий полумесяц, напоминающий приборную стойку в главной рубке, возникло изображение.

– Дамы, господа, чужие! – Старший помощник, по традиции, как и врач, находящийся в моменты маневрирования вместе с пассажирами, чуть повысил голос. Халл‐3, что-то с улыбкой втолковывающий Мэйли, замолчал и сел прямо. – Прошу проверить системы фиксации. Мы удалились от системы Земля – Луна на расстояние около полумиллиона километров, смещаясь под углом в тридцать с небольшим градусов над плоскостью эклиптики в направлении от Солнца. Как вы можете видеть на экране, корабль готовится к открытию червоточины…

С точки зрения Бэзила, на экране, показывающем рубку, ничего особенного не происходило. Валентин и Гюнтер неподвижно сидели в креслах, Мегер чуть подалась вперед, на свой пульт, руки ее были погружены в воронки пилотажных рецепторов, но она тоже казалась недвижима. Лишь юноша-навигатор, чье лицо скрывал черный шлем, медленно водил руками в воздухе – пальцы подрагивали, нажимая виртуальные кнопки.

– Последние минуты корабль стабилизируется по оси входа, – пояснил Матиас. – Видите экран перед мастер-пилотом? Она контролирует стабилизацию, исходя из данных, которые передает наш навигатор. Пусть вас не смущает его юный возраст, Алекс генетически модифицирован для этой работы, он «человек-плюс».

Бэзила юный возраст Алекса не смущал. Детей он не понимал, общаться с ними не умел, тяготясь даже общением с многочисленными племянниками и племянницами. Но себя Бэзил в семнадцатилетнем возрасте считал уже полноценной сформированной личностью с определившимися интересами, привычками и жизненными целями. Поэтому и молодежи, тем более «людям-плюс», в изначальном уважении не отказывал.

– В момент входа в «кротовью нору» вы можете ощущать легкое покалывание кожи, шум в ушах, тревожность, – продолжал Матиас. – Считается, что все эти явления носят психологический характер. Но если хотите, наш уважаемый доктор может снабдить вас успокаивающим или даже снотворным.

– Нет нужды, – проворчал Соколовский. – Молодые здоровые люди. Первый проход в червоточину только у вас, Бэзил?

– Совершенно верно.

– У вас простая, флегматичная нервная система. Никаких проблем не будет.

Бэзил подумал, что самой флегматичной нервной системой обладает как раз доктор. Поляков принято считать народом эмоциональным и даже несколько порывистым, но доктор был явным исключением из правил.

– Совершенно верно, доктор, – ответил он.

– Стабилизация завершена, – сказал Матиас. – Двигатель выходит на рабочий режим. Включен генератор Лавуа, мы формируем защитный кокон корабля…

Наверное, какие-то чертовы ученые, может быть даже британские, доказали, что подробное информирование пассажиров снижает их напряженность. Но Бэзил, напротив, начал волноваться. Да, теоретически он знал, как генератор червоточин пробивает дыру в пространстве и каким образом поле Лавуа отражает вторичную радиацию, но вот это непрерывное комментирование, пусть даже уверенным тоном… Порадует ли пассажира даже обычного надежного самолета, если пилот будет непрерывно говорить: «Мы приступаем к уборке шасси, двигатель набирает обороты…»

– Поздравляю с началом вашего первого межзвездного полета, доктор Бэзил, – внезапно сказал старпом. – Мы благополучно вошли в червоточину.

Бэзил растерянно уставился на экран. В рубке ничего не изменилось. Только с экрана перед навигатором исчезли искры звезд, теперь он был черным.

– Ожидаем данных по предполагаемой продолжительности полета, – продолжал Матиас. – О! Совсем неплохо. Всегда есть элемент случайности, но наш юный навигатор справился достойно. Через семь с небольшим суток мы войдем в пространство системы Невар. Кто-либо испытывал неприятные ощущения?

– У меня было странное чувство, – негромко сказала Ксения.

Матиас, а вслед за ним и все остальные повернулись к Третьей-вовне. Ксения действительно выглядела странно. На лбу у нее проступили капельки пота, лицо раскраснелось.

– Какое чувство? – с неподдельной тревогой спросил старший помощник.

– Я… – Ксения запнулась. – Я испытывала неуверенность в будущем, чувствовала себя… одинокой? Да, одинокой. Ненужной. Не способной что-либо изменить, избежать нежелательных событий. Напряженной. Утратившей контроль над ситуацией. У меня резко участился пульс.

– Это страх, деточка, – неожиданно сказала Мэйли. – Тебе стало страшно.

Ксения помолчала, глядя в лицо китаянке. Ответила:

– Я никогда не испытывала страха. Я знаю состояние тревоги, которую вызывает непонимание происходящего или возможная опасность. Но страх – лишь понятие. Был лишь понятием… Почему я испугалась? Реальной опасности не было.

– Страх не обязательно вызван реальной опасностью, – мягко сказал Матиас. – Он может возникнуть и просто так. Из-за невозможности влиять на происходящее, к примеру. Или из-за крайне гипотетической опасности. Это нормально.

– Вы так живете? – Ксения обвела людей взглядом. – Вы все такие?

Казалось, она искренне надеется, что случившееся с ней было исключением, признаком болезни или воздействием прохода через червоточину.

Уолр тихо захихикал. Сказал:

– Уважаемая Третья-вовне… Да, мы все такие. Добро пожаловать в мир живых!

* * *

Ян никогда не любил сено. Сушеная трава, спрессованная в тугие брикеты, пища питательная, но вкуса в ней никакого. Но сено, недорогое и легкое, было пищей не только бедняков, но и непритязательных путешественников.

В продуктовых рядах на рынке Ян поискал фермера, продающего сено с заливных лугов. Таких всегда хватало, но, попробовав пару клочков, Ян покачал головой и пошел дальше. Сено было позднескошенным, в нем оказалось полным-полно грубых деревянистых стебельков. Ни удовольствия, ни пользы…

В итоге он сторговал четыре тюка горного разнотравья, хорошо высушенного и почти приятного на вкус. Расплатился остатками денег, полученных при расчете в школе, договорился о доставке сена и налегке пошел к автобусной остановке. Транспорт ходил плохо. Сразу после перемирия реквизированные на нужды фронта машины вернулись на улицы, но теперь стали помаленьку исчезать. То ли их вновь забирали без особой огласки. То ли цены на дизель и биоспирт взлетели настолько, что мэрия предпочла сократить маршруты, а не повышать цены, вызывая всеобщее недовольство.

Сокращая путь, Ян пошел через пустые ряды, когда-то отведенные для торговли заезжим рыжим. Тоже нехороший признак. Война официально закончилась, по сути, не начавшись, а торговцы не вернулись.

Уже подходя к забору, Ян услышал возню между деревянными торговыми павильончиками. Помедлил секунду, разрываясь между осторожностью и беспокойством.

Беспокойство победило. Ян нырнул в узкий проход между павильонами.

У щелястого забора мутузились пятеро подростков. Точнее – четверо колотили одного. Ян заколебался. Это были уже не дети, а молодежь возраста средней семьи. Такие вчетвером легко затопчут взрослого. Хватит и сил, и дури в голове…

Отбивающийся от четверых противников подросток дрался молча, не призывая на помощь, хотя не увидеть Яна он никак не мог. Значит, ничего страшного. Значит, никто никого убивать не собирается, обычные молодая удаль и гонор… Ян очень постарался себя в этом убедить, и ему почти удалось. Он даже отвернулся, прежде чем понял, что все нападавшие – черные, а жертва – рыжеволосый. Отбивавшийся мальчишка держал руки у лица, блокируя удары, но не пытаясь ударить в ответ. Значит – боялся. Значит, понимал, что стоит задеть, раззадорить нападающих – и его искалечат или убьют.

Ян снова посмотрел на драчунов.

Рыжеволосый мальчишка был ему знаком. Именно он чистил ему копыта в тот день, когда Ян познакомился с Адиан.

В этот миг подросток поднял взгляд – и Ян понял, что тот его тоже узнал.

Ну зачем он перестал красить волосы?

– Эй! – окликнул Ян черных. – Хорошо ли – вчетвером на одного?

Черные драчуны обернулись, недружелюбно оглядывая Яна. В этом возрасте взрослых уже не боятся. В этом возрасте взрослым бросают вызов. Жертва прижалась к забору, тяжело дыша и по-прежнему держа руки у лица.

– Тебе-то что, защитник рыжих? – с вызовом спросил старший из подростков. – Или сам крашеный? Давай подходи, поговорим…

Но Ян смотрел на его товарищей. Все трое были из школы, где он преподавал. Один даже ходил на его уроки.

– Не надо… – Один из черных дернул вожака за закатанный по локоть рукав. – Это наш учитель!

Вожак заколебался. Невелико дело избить вчетвером незнакомого сверстника. Совсем другое – взрослого, причем того, кто может и дать отпор, и опознать хулиганов. В таких случаях не бьют, в таких случаях убивают.

Все сейчас зависело от того, насколько велик его авторитет. Слишком большой – он прикажет схватить Яна, и его послушают. Слишком маленький – и он будет вынужден напасть сам, чтобы не лишиться авторитета. Ян перенес вес на одну ногу. Если подросток рванется – придется бить. Копытом в лоб, так, чтобы сразу оглушить.

Второй из учеников взял вожака за руку:

– Слушай, он нормальный. Правильный такой. Сам воевал. Ему положено заступаться, он же учитель.

Вожак презрительно сплюнул, но яростный огонек в его глазах угас. У него появилась возможность отступить не теряя лицо.

– Повезло тебе… – бросил он избитой жертве и, толкнув Яна плечом, прошел мимо него. Следом потянулась его команда. Тот, что ходил к Яну на уроки (он даже вспомнил, что паренек интересовался космическими полетами и мечтал стать космонавтом), робко поздоровался, проходя мимо.

Ян перевел взгляд на рыжеволосого подростка. Сказал:

– И впрямь повезло. Почему краситься перестал?

Паренек сплюнул розовым, пальцем пошатал зубы. Видимо, удовлетворившись результатом, ответил:

– А смысл? У меня мать была рыжая, это все равно видно. В семьи меня не берут.

– Иди через границу, – посоветовал Ян. – Пока еще можно.

– Там я буду черным, – усмехнулся подросток. – Спасибо, что помогли. Без толку, но спасибо.

Он отвернулся, но уходить не спешил. В этом возрасте помощи у взрослых уже не просят, но втайне на нее надеются.

– У меня есть подруга, – сказал Ян. – Мы только что поженились…

– Поздравляю, – буркнул подросток.

– Мы собираемся уйти в свободные земли. В предгорья.

– В дикие степи? – Парнишка повернулся и удивленно посмотрел на Яна. – Зачем?

– Мы считаем, что война снова начнется, – сказал Ян. – Крылья Ангела… они не остановили войну. Только задержали. Я служил в дивизионе «Громов»… эта война – она будет другой.

– Ядерной? – уточнил подросток.

Ян кивнул:

– Города превратятся в ад. Даже те, по которым не нанесут удара.

– Почему? – требовательно спросил рыжий.

– Мы травоядные. – Ян пожал плечами. – Нам требуется много пищи, но посевы будут уничтожены, а логистика нарушена. Дикие степи бедны и опасны, но война их почти не затронет.

Подросток кивнул.

– Ты можешь пойти с нами, – сказал Ян. – У нас материнская семья, мы можем принимать новых членов. И нам плевать на цвет твоих волос.

– У меня есть… друг, – неожиданно сказал подросток. – Возьмете и ее? Она черная.

– Возьмем, – согласился Ян. Он принял решение за Адиан так легко, будто их семье было уже много лет. – Только нельзя медлить. Мы уйдем сегодня же вечером.

* * *

Малая кают-компания оказалась вовсе не такой интересной, как ожидал Бэзил. По сути – уменьшенная копия большой, только без излишеств в виде аквариума и старинных часов. И никаких индивидуальных особенностей, кроме фоторамки на стене, где медленно сменяли друг друга неброские картины русской природы. Бэзил даже ощутил разочарование – на ти-ви и в активных шоу командирская кают-компания всегда выглядела кунсткамерой, сборищем экзотических артефактов и загадочных предметов. Ох уж эта массовая культура…

– Прошу прощения за казенную обстановку, – сказал командир. Он стоял возле открытого бара, изучая его содержимое. – Назначение было таким быстрым и неожиданным, что вещи не успели доставить с моего… с прежнего корабля. Может быть, немного виски?

– Я не очень люблю виски, – признался Бэзил. – Понимаю, происхождение обязывает…

– Стереотипы, – согласился командир. – Я вот тоже не люблю водку. Тогда, может быть, джин?

Бэзил вздохнул. Командир явно был настроен проявить гостеприимство. А командиру отказывать нельзя, он на корабле первый после Бога, а поскольку Бэзил был атеистом…

– Может быть, немного портвейна, командир Горчаков? – виновато спросил он.

– Конечно, – согласился командир. Достал пузатую бутылку, два бокала – Бэзил мысленно отметил, что Горчаков выбрал правильные бокалы: высокие, зауженные, с выемкой для пальца на ножке. То ли тоже любил портвейн, то ли курс этикета у русских был по-настоящему хорошим. – В неформальной ситуации зовите меня просто – Валентин. И не надо упоминать должность, меня это смущает. Вы куда старше и к тому же прославленный ученый.

– У вас известная фамилия, – блеснул эрудицией Бэзил.

– О, к светлейшему князю Горчакову мой род отношения не имеет, – сказал Валентин.

– Как и мой к генералу Николсону, – ответил Бэзил, принимая бокал.

Командир уселся напротив, посмотрел на него. Спросил:

– Вы, очевидно, догадываетесь, о чем пойдет речь?

– О Неваре, – кивнул Бэзил. – Догадаться нетрудно, я, как вы заметили, прославленный ученый – но только в одной, очень узкой области.

Командир кивнул.

– Я, разумеется, просмотрел все, что есть в сети о системе Невар. Не скажу, что все прочитал, но проглядывал внимательно. Даже изучил ваш курс «Парадокс дуальной цивилизации системы Невар». Но все это, как я понимаю, точные факты.

– А вы хотите… – Бэзил попробовал портвейн. – О, прекрасный напиток… Вы хотите чего-то большего, чем факты?

– Мне нужны домыслы, догадки, слухи, предположения. Я полный профан в этой области, но даже мне цивилизация Невара кажется странной.

Бэзил кивнул. Ему нравился этот русский командир и его подход к делу.

– Давайте попробуем разобраться, капитан второго ранга. Ситуация, когда на одной планете развиваются два или более разумных вида, возможна и даже нередка. Что говорить, на нашей Земле существовало несколько видов разумных антропоидов. Но в итоге, и этот итог наступает очень быстро, остается только один. В лучшем случае, как получилось у кроманьонцев с неандертальцами, проигравший вид вливается в победивший, растворяется в нем, оставляя свой генетический след. В худшем – я действительно считаю этот вариант худшим – один из разумных видов вытесняется на обочину эволюции, занимает какие-то крошечные или не важные для главенствующего разума ниши. Иногда при этом его разум меняется настолько, что и разумным-то его главенствующий вид признает с натяжкой.

Командир кивнул:

– Дельфины.

– Китообразные вообще. До середины двадцать первого века на них была разрешена охота. Да и сейчас, признавая с определенными оговорками их разумность, мы не можем полноценно взаимодействовать. Предки китообразных были вытеснены в океан и изменились настолько, что наши сознания существуют в разных системах координат.

Валентин внимательно слушал, временами кивая.

– Теперь о двух разумных видах в одной звездной системе. Во-первых, это большая редкость. Мало того что нужны хотя бы две планеты в зоне Златовласки, а она не столь уж большая. Условия на обеих планетах должны быть достаточно комфортные, чтобы жизнь развивалась полноценно, а не возникла ситуация Земли и Марса – на Земле жизнь бурлит, на Марсе развилась лишь до уровня простейших, а потом зачахла. Планета должна находиться в зоне комфорта достаточно долго, чтобы не возникла ситуация Земли и Венеры – на Земле жизнь процветает, а на вполне комфортной изначально Венере, похоже, даже не успела возникнуть. Но космос большой! – Бэзил развел руками. – Бывают и такие случаи. Арау-шесть, Киндесмаа, Хроп. Системы, в которых по две планеты в зоне Златовласки. На обеих планетах развилась жизнь и возник разум. Что мы имеем дальше? Арау-шесть, две условно гуманоидные цивилизации. Одна доросла до межпланетных полетов, другая на уровне феодальных княжеств. Экспансия, завоевание, население низводится до положения рабов. Только последнее время у покоренной расы появились хоть какие-то права. И это – самый лучший вариант! Киндесмаа – раса гуманоидов и раса рептилий. Практически одновременно развиваются космические программы. Экспедицию гуманоидов, простите, съели. Прекрасно понимая, что имеют дело с разумными существами. Еще и транслировали изображение пиршества на планету гуманоидов. Следствие – гонка вооружений, космическая война. Термоядерные бомбардировки через пространство. Обе планеты загажены, цивилизации медленно умирают. Хроп – чуть более мягкая ситуация, возможно, из-за того, что обе расы долго не знали друг о друге. Там уникальное расположение планет, на одной орбите, скрытые друг от друга звездой. Встреча произошла вообще на третьей планете… Что мы видим сейчас? Две цивилизации, инсектоидная и земноводная, тратят все свои ресурсы на космическую оборону. Система засеена боевыми станциями, космическими минами, несколько флотов патрулируют орбиты. Население обоих миров живет в нищете и готовится к войне. Периодически – стычки, иногда диверсии и «случайные» астероиды, направляющиеся к чужому миру. Еще лет десять – двадцать – и все, я уверен, мы просто застали конфликт в самой кульминации. Могу назвать еще десяток планет, где вторая цивилизация была уничтожена или произошло взаимное истребление.

– Почему? – спросил Валентин с любопытством. – Нет, я знаю про склонность разумных существ к войне. Мы сами имеем грустную историю, даже между нашими странами. Но ведь с цивилизациями Соглашения мы живем мирно.

– Просто нам повезло. Мы к этому моменту повзрослели. – Бэзил пожал плечами. – Пережили эпоху конфликтов… и, встретив чужих, уже не бросались в бой сломя голову. А цивилизации на уровне нашего двадцатого – двадцать первого века молоды и агрессивны. Они и себя-то не щадят, а уж в чужих видят только агрессоров. В свое время в Китае была популярна теория «Темного леса» – любая цивилизация вынуждена уничтожать все встречные просто из опасения, что те окажутся врагами… и понимания того, что другие цивилизации испытывают такие же страхи и так же не имеют выхода, кроме как уничтожать всех встречных.

– Ладно, допустим, цивилизациям Соглашения повезло, – кивнул Валентин. – Но как же Невар? В чем их секрет? Они ведь тоже вот-вот присоединятся к Соглашению!

– А вот тут как раз домыслы и фантазии, – улыбнулся Бэзил. – За ними внимательно наблюдают, хотя по причине их относительной развитости это не так уж легко. Есть причины банальные, они на поверхности. К примеру – «дети солнца» выглядят приятно, на взгляд кис. А кисы выглядят симпатично для «детей солнца». У людей Невара есть почти полный аналог наших кошек, к которым такое же отношение, как и на Земле, – живущие рядом, ловящие мелких грызунов, но при этом достаточно независимые создания. Они популярные персонажи сказок, детских мультиков…

– У них и мультики есть? – улыбнулся Валентин.

– Да. Они очень похожи на нас, в том числе и в культуре. В общем – образ разумной кошки для людей Невара изначально симпатичен. С кисами сложнее, никого похожего на людей на их планете нет и не было. В то же время детеныши кис рождаются безволосыми, только на голове есть шерстка – так что люди, с точки зрения кис, выглядят большими детенышами. Может быть, Мэйли имеет свою теорию, все-таки кошачьи – это ее область.

– То есть стечение обстоятельств, внешняя привлекательность? – уточнил командир.

– Да. И нет. – Бэзил отставил пустой бокал. – На Арау-шесть проигравшая сторона тоже симпатична для победившей. Их, простите, активно используют в сексуальных целях! Но без всяких сантиментов. К тому же поначалу контакт цивилизаций Невара не включал в себя зрительного фактора – поначалу они использовали световые сигналы, лишь через два десятка лет смогли передать первые изображения. До этого шла сплошная математика, выработка общих понятий, слов… да что говорить, ксенолингвисты изучают их опыт контакта как образец общения! И еще не понимая, как они на самом деле выглядят и чего хотят в жизни, люди и кисы обменивались математическими формулами, дарили друг другу информацию по физике, химии, астрономии. То есть в их случае вся теория «Темного леса» летит к чертям!

– Значит, они от природы мирные, – сказал Валентин с улыбкой.

– Как бы не так! Неужели вы не знаете их историю? У них были войны внутри каждого вида. Довольно жестокие! Но вот обнаружили друг друга – и словно магнетизм какой-то, любовь с первого взгляда. Даже внутри их цивилизаций сразу спал градус агрессивности, прекратились конфликты. Знаете, с какой мотивацией? «Мы же не хотим выглядеть перед соседями кровожадными дикарями!»

– То есть у вас нет ответа, – подытожил командир.

– Ну… – Бэзил замялся. – Теория у меня есть, но никак не обоснована. Так, чтобы хоть как-то объяснить феномен… Все миры с разумной жизнью, как вы знаете, находятся под наблюдением. Вначале автоматические станции, когда цивилизация развивается – базы с наблюдателями. Мы сами несколько веков были под наблюдением Феол. И конечно же, как и в случае вашего нахождения в системе Соргос, случаются оплошности. Жители планеты видят корабли, видят чужих, фиксируют непонятные физические феномены. В общем, догадываются, что за ними следят. – Бэзил поколебался и с неловкой улыбкой сказал: – Я назвал эту ситуацию «Взгляд в спину».

– Взгляд в спину всегда тревожит, – поддакнул Валентин. – Еще портвейна?

– Нет, спасибо, – отказался Бэзил. – Так вот, сам факт наблюдения влияет на объект наблюдения. Взгляд в спину вызывает ощущение «Темного леса». Страх перед космосом. Перед созданиями, которые неизмеримо выше по развитию и могут прийти с небес. Мы, я имею в виду миры Соглашения, невольно провоцируем аборигенов на замкнутость и настороженность.

– Но с другой стороны, эти опасения могут сплотить цивилизацию, остановить ее суицидальные стремления.

– Верно! Но то, что может быть благом для систем с одной разумной цивилизацией, вредит мирам наподобие Невара. Обнаружив соседей в своей звездной системе, они дают выплеск накопившихся опасений.

– Но ведь там тоже есть наблюдательная станция, должен был возникнуть ваш «Взгляд в спину».

– Не обязательно, ведь это Ракс! Это рядом с их миром, в их зоне ответственности, они не приветствуют там чужаков. Ракс очень развиты и осторожны, их наблюдение, вполне вероятно, остается незамеченным. Поэтому жители Невара изначально были лишены страха перед космосом.

– Любопытно, – кивнул командир. – И… за неимением других гипотез… можно принять как базовую. Хорошо, тогда скажите, Бэзил, наше появление может разрушить мир между расами Невара?

Бэзил энергично замотал головой:

– Нет-нет! Уже нет. Скорее, они, наоборот, сплотятся, прижмутся друг к другу, говоря поэтически… – Он нахмурился. – Командир, но ведь вы не собираетесь?..

– Я и так под трибунал угодил, – усмехнулся Валентин. – Нет, я собираюсь позволить вам, ученым мужам, наблюдать за Неваром и делать выводы. Но для себя я хотел бы понять, какая ситуация способна разрушить эту удивительную идиллию.

– Вы тоже считаете, что Невар погибнет, – кивнул Бэзил. – Понимаю. Но вот вам мое мнение, мнение человека, который всю жизнь потратил на изучение этой удивительной цивилизации. У них не будет никакого конфликта! Всегда должны быть предпосылки, всегда должны быть тлеющие обиды. Мы можем найти их в истории Земли, в отношениях между нашими народами, к примеру. Но на Неваре их нет!

– Очень надеюсь, что вы правы, – сказал Валентин, и Бэзил понял, что аудиенция у командира подходит к концу.

– Попробуйте получить информацию от Ксении, – сказал Бэзил. – Все-таки это мир, за которым они наблюдают сотни, если не тысячи лет. Они должны иметь куда более полную информацию, чем предоставленная Соглашению.

Валентин улыбнулся и встал, подтверждая догадку ученого, что разговор окончен.

– Попытаемся. Но вы же знаете, как Ракс осторожны в высказываниях и действиях.

* * *

Матиас с улыбкой смотрел на Ксению. Третья-вовне стояла перед экраном, работающим в режиме зеркала, и поправляла блузку.

– Ты уверен, что мне идет сиреневый цвет? – с сомнением спросила она.

– Абсолютно уверен, – сказал Матиас. – Если ты наденешь брюки цвета фуксии.

Ксения задумчиво посмотрела на брюки, лежащие на кровати. Кроме брюк, на кровати был только Матиас, кроме блузки, на Ксении не было вообще ничего.

– Слишком ярко, – сказала Ксения. – Сиреневый, фуксия… при моих рыжих волосах и голубых глазах я буду выглядеть подобно клоуну в цирке.

Матиас рассмеялся:

– Так и знал, что ты это скажешь. Такое ощущение, что я знаю тебя всю свою жизнь.

Ксения улыбнулась. Переключила экран в режим синтеза.

– А ты ведь никогда не была в цирке, – заметил Матиас. – Хочешь, свожу?

Третья-вовне покачала головой.

– Мы с тобой не дети, чтобы ты приглашал меня на свидание в цирк. К тому же это невозможно. Ты же знаешь.

– «То, где будет Ракс, станет Ракс», – кивнул Матиас.

Выражение было общеизвестно. Именно так ответил представитель Ракс при первом появлении вблизи Земли на любезное приглашение спуститься на планету и ознакомиться с жизнью Человечества лично. Прочие цивилизации Соглашения в свое время получили такой же ответ.

Ксения кивнула.

– Жаль, – вздохнул Матиас. – В цирке клоуны, дрессированные собачки, наездницы на лошадках… Ксения, но почему вы никогда не спускаетесь на планеты? Это связано с вашей культурой? Религией? Может быть, какие-то опасения?

– Ракс не задает вопросы и не отвечает на них, – сказала Ксения еще одну всем известную фразу. Провела по сенсорной панели экрана, формируя изображение. На этот раз машина предложила ей брюки, и Третья-вовне неторопливо перебирала цвета.

– Жаль, – сказал Матиас искренне. – Ты самая красивая женщина, которую я знаю. И самая интересная, наверное.

– Но я чужая.

– Да, – согласился старший помощник. – Это пугает, завораживает и притягивает одновременно.

– У тебя не будет неприятностей из-за секса с чужой?

– Ты задала вопрос! – удовлетворенно сказал Матиас.

– Не будь формалистом. Наш принцип «Не спрашивай, не задавай» относится к глобальным вещам, а не к личному общению. На личный вопрос я тоже готова ответить.

Матиас сел на кровати, с любопытством глянул на Ксению.

– Хорошо. В Космофлоте не одобряют сексуальных связей во время рейса. Однако на практике это относится только к отношениям «начальник – подчиненный», поскольку может вызвать злоупотребления и психологическое насилие. Да и то, если чувства искренни, на это закрывают глаза. Безусловным правилом является лишь запрет на близкие отношения с курсантами и кадетами. В наших же отношениях нет никакой цепочки подчиненности, никакой зависимости и никаких элементов развращения. Более того, ты представитель иной расы, желающая понять человеческую жизнь. В таких случаях любой член экипажа обязан идти тебе навстречу, если это не вызывает у него дискомфорта.

Матиас помолчал, потом добавил:

– Но я буду ужасно огорчен, если ты решишь сравнить меня в постели с командиром, или доктором, или еще с кем-нибудь.

– Поскольку наш доктор очень стар и его половая функция ослаблена, то твои слова о докторе – шутка, – сказала Ксения, изучая изображение короткой юбки. Провела пальцем по экрану, делая юбку чуть длиннее. Юбка была цвета фуксии. – Ты беспокоишься, не заведу ли я роман с командиром.

– Да, – признался Матиас. – Личная жизнь – это единственная область, где я бесспорно его превосхожу.

– Ты красавчик, – сказала Ксения. – Ладно, ты ответил, можешь спросить меня. Личный вопрос, конечно.

– Хорошо. Нравится ли тебе быть человеческой женщиной?

– Красавчик и хитрец, – кивнула Третья-вовне. – Тебе стоило быть ксенологом, а не пилотом. Но я отвечу.

Она выключила экран, взяла с кровати брюки, присела, натягивая их.

– Гуманоидная форма жизни – одна из самых распространенных в Галактике. Два пола – тоже очень частый вариант. Мне комфортно причислять себя к материнской особи, дающей и воспитывающей жизнь. Это тело нравится мне, оно приносит массу разнообразных сенсорных впечатлений, большинство из которых приятны. Да, я счастлива выбранному облику. Даже эта возня с созданием одежды, выбором цвета – очень интересна и приносит радость. Я рада быть настоящей человеческой женщиной.

Матиас кашлянул.

– Спасибо за ответ. Но если позволишь… маленькое замечание… человеческие женщины, как правило, не пренебрегают бельем.

– О… конечно. – На миг Матиасу даже показалось, что Ксения смутилась. – Спасибо.

– Хотел бы я знать, какая ты на самом деле, – сказал Матиас, коснувшись ее плеча.

Ксения повернулась, внимательно посмотрела на него.

Покачала головой:

– Нет, Матиас. Поверь. Ты не хочешь этого знать.

Глава восьмая

Анге проснулась от пения птиц. Резкие трели удивительно походили на корабельный сигнал «Общее внимание». Скорее всего не случайно – большинство программистов были кисами, и они могли использовать звуки родной природы.

На корабле кисы пользовались стандартными постелями, одинаково удобными (или, точнее, приемлемыми) для обоих видов. Но в поселке Анге поселили в традиционном домике кис – небольшом, деревянном, с низким потолком, множеством маленьких окон, расположенных без всякой системы, и с лежанкой, покрытой меховой простынью и с меховым одеялом. Анге даже показалось, что мех был натуральным. С точки зрения гигиены это было ужасно. Но ночь выдалась прохладной, и к утру она обнаружила, что закуталась в тонкий белоснежный мех без всякой брезгливости.

Анге присела, вглядываясь в маленькие окошки. Домик стоял среди деревьев, но, судя по всему, рассвет едва-едва наступил. Ровная, настоящая гравитация была непривычна после искусственной силы тяжести на станции и корабле. Организм словно прислушивался к окружающему миру. Запахи – иногда резкие, иногда нежные, но не имеющие ничего общего с многократно очищенным и стерилизованным воздухом станции, – кружили голову. Анге никогда не думала, что способна ощущать так много запахов сразу – несколько цветочных нот, прелую землю, запах свежей воды (ручей тек через поселок прайда, кисы не особо любили мыться, но воду пили только свежую), свежее дерево стен, меховое белье, кису в течке…

Кису?

Анге крутанулась на постели.

Линге сидела на коврике у двери, сложив ноги и положив руки на колени. Короткий хвост был вытянут во всю длину, выдавая напряжение, которого не было на лице.

– Что ты здесь делаешь? – резко спросила Анге.

Личное пространство для кис значило даже больше, чем для людей. Войти в чужое жилище без спроса, да еще во время сна хозяина, – это была немыслимая грубость!

– Я пришла виниться и просить, – негромко сказала Линге. – Если я нарушила твой сон – прости снова.

Анге подтянула одеяло к груди, она спала обнаженной. Тут же подумала, что это нелепо, особенно учитывая, что ее гостья одеждой вообще пренебрегает, и разозлилась. Отпустила одеяло, позволив ему упасть, встала, сделала шаг к Линге – занимая доминирующую позицию и четко понимая, что для кис это значит еще больше, чем для людей. Ну что ж, как Линге к ней, так и она к Линге…

– Чего ты хочешь?

– Вчера я вела себя неподобающе и нарушила три нормы из восьми, – сказала Линге. – Прости меня, я готова понести наказание.

Гнев Анге начал утихать. Она не знала, что такое «три нормы из восьми», но Линге выглядела искренней.

Девушка села на пол перед Линге. Заглянула кисе в глаза.

– Я прощаю тебя, если ты ответишь. Что вызвало твою нелюбовь ко мне?

– Любовь Криди к тебе, – без колебаний ответила Линге. – Я поняла это сразу, когда увидела вас.

– Что? – Анге задохнулась, невольно прижала руки к груди. – Это чушь, Линге! Мы разных видов! Мы физиологически не можем совокупиться!

– Понимаю, – сказала киса. – Но я говорю не о сексе, а о любви.

Раздражение Анге исчезло полностью. Она протянула руку, взяла Линге за ладонь.

– Линге… Мы с Криди друзья. Очень хорошие друзья. Но мы прекрасно понимаем разницу наших тел и душ. Любовь в нашем случае невозможна.

– Разве ты не понимаешь, что любовь возможна всегда? – с удивлением спросила Линге. Не дожидаясь ответа, продолжила: – Криди должен стать отцом моих детей. Это важно для наших прайдов. Это было договорено, когда Криди получил место на корабле, а юноша нашего прайда остался на планете.

– Хирс? – догадалась Анге. – Он слишком молод. Криди летит по праву.

– Я не оспариваю его заслуг, – сказала Линге. – Хирс гений, но это место не его. И я не говорю, что люблю Криди, – впервые я увидела его этой ночью. Я лишь говорю, что Криди должен стать отцом моих котят.

– Линге, я же никак не… Криди ответственный кот, в конце концов, он тоже не обязан тебя любить!

– У нас это иначе. – Линге теперь смотрела ей в глаза не отрываясь. – Криди не хотел этого, но вы были слишком близки на корабле. Его либидо нацелено на тебя. Он не сможет сделать необходимое, если тебя не будет рядом.

Анге наконец-то поняла. Секс и зачатие у кис отличались от человеческого. Человеческий мужчина способен заниматься сексом практически всегда и с любой более-менее привлекательной самкой. Кисы мало того что были привязаны к периодам течки, но и образовывали строго моногамные пары. Очень короткие – на один сезон, что только подчеркивало иронию ситуации, но строго моногамные. Секс с другой особью в этот период был невозможен. Наверное, ситуацию могло бы спасти искусственное осеменение, но Анге не знала, пользуются ли им кисы и допустимо ли оно в данной, имеющей подспудное политическое значение ситуации.

Она не колебалась.

– Я готова вам помочь, Линге, – сказала Анге. – Криди… он рядом?

Линге кивнула.

– Криди, входи, – чуть громче произнесла Анге.

Плотный полог на двери разошелся, и Криди вошел в домик. При всей сложности чужой мимики Анге прекрасно видела, что кот смущен.

– Я очень сожалею, что так получилось, – тихо сказал он.

Юбка на коте вызывающе топорщилась. Анге вдруг ощутила невольное волнение и возбуждение.

– Для меня будет радостью помочь вам, – сказала она и поняла, что говорит совершенно искренне.

* * *

Мэйли Ван сменила профессора Бэзила у имровизированной трибуны – ее удивительно ловко соорудил из пары стульев и журнального столика Гюнтер. Оружейник на корабле, кроме редчайших ситуаций, – это человек «на подхвате», мастер на все руки и всеобщий помощник. Вся команда в полном составе собралась в кают-компании, оставив управление кораблем на попечение Марка. Впрочем, не было сомнений, что ИИ корабля незримо присутствовал на лекции.

– Благодарю вас, Бэзил, – очень вежливо сказала китаянка. – Лекция была прекрасная. Мне казалось, что я знаю о системе Невар все, но теперь я понимаю, как бездонна пропасть моего невежества. Вы рассказали несколько не известных мне фактов даже о фелиноидах, профессор!

– Только и исключительно в вопросах взаимоотношений с людьми! – возразил профессор. – Я изучаю именно феномен дуального сосуществования.

Мэйли обвела экипаж взглядом. Улыбнулась Тедди – юный кадет явно ей нравился. Сдержанно кивнула Ксении, которая держалась чуть-чуть в стороне от людей и от Уолра. Крот, снова нацепивший темные очки, дружелюбно помахал ей лапой.

– Профессор рассказал так много, что я и не знаю, с чего начать, – сказала Мэйли. – Может быть, остались какие-то вопросы?

Ксения подняла руку.

– Да, Третья-вовне? – спросила Мэйли.

– Меня интересует сексуальная сторона отношений, – сказала Ксения. – Люди и кисы Невара выглядят привлекательно друг для друга, профессор неоднократно подчеркивал значение этого фактора. Их размеры и формы близки, поэтому, в отличие от земных людей и кошек, это не препятствует соитию…

Капитан второго ранга Горчаков издал сдавленный хрюкающий звук и отвернулся к стене. Уолр громогласно откашлялся и стал поправлять очки, прикрывая лицо лапами.

– Я сказала что-то не то? – заинтересовалась Ксения. Ей никто не ответил, только сидящие рядом Йохансон и Д’Амико с мучительными гримасами давили хохот. А вот Тедди, кажется, воспринял вопросы Ксении совершенно спокойно. – Тема любви к кошкам табуирована на Земле? В земных информационных сетях так много фотографий и видео кошек, о них отзываются так умилительно…

– Нет-нет, – быстро сказала Мэйли, понимая, что еще мгновение – и кают-компания превратится в гогочущий бедлам. – Зоофилия, так это называется на Земле, всегда осуждалась основной массой населения, но эта тема не табуирована. На самом деле, Ксения, ваш вопрос очень удачен и очень серьезен. Тема межвидовых сексуальных связей встала перед Человечеством после первых же контактов с иными разумными видами. Видите ли, секс в той или иной форме присущ большинству живых существ. Это слишком удобный механизм продолжения рода, чтобы природа его не использовала. Все разумные существа получают удовольствие от секса и разделяют это удовольствие и функцию зачатия. Поэтому легко предположить, что различные разумные виды могут попробовать сексуально взаимодействовать.

– Так в чем же проблема? – спросила Ксения. – Ранее я не интересовалась этим вопросом. Но у меня сложилось четкое ощущение, что между людьми и кисами Невара секса нет.

– Верно, – сказала Мэйли.

– Почему? Принципиальное различие в строении полового аппарата? – предположила Ксения. – Вагина у самцов и член у самок?

Уолр бесшумно вышел из кают-компании, за ним, в последнюю секунду, проскользнул в закрывающуюся дверь старенький доктор Соколовский. Мэйли понимала, что дверь звуконепроницаема, но ей казалось, что хохот человека и крота все-таки слышен.

– Это бы не помешало, поверьте, – сказал Горчаков и утер слезящиеся глаза.

Мэйли мысленно приказала себе собраться. Может быть, Ксения валяла дурака, а может быть, и впрямь вопросы секса были для нее внове и внезапно стали актуальны. Интересно. Стоит написать об этом в отчете комитету тайконавтики. Скорее всего Ракс не используют половое размножение… и скорее всего у Ксении на корабле появился любовник.

Но это все потом. А сейчас надо оставаться ученым и невозмутимо отвечать на вопросы.

– Нет, – сказала Мэйли. – Цель соития с точки зрения природы – доставить семенной материал мужской особи в безопасную глубину тела женской особи. Для этого самцам необходим член, а самкам вагина. Если вам нужно изобрести колесо, вы не станете делать его квадратным, верно?

Ксения кивнула:

– Да, вы совершенно правы. Но тогда в чем причина сексуальной несовместимости?

– Размеры и механизмы фиксации, – сохраняя ледяную серьезность, сказала Мэйли. – Половой аппарат гуманоидов Невара схож с человеческим, но крайне… как бы это сказать… миниатюрен. Половой аппарат кис приспособлен к активному спариванию и имеет механизмы фиксации во время акта. Нечто близкое имеется у земных собак, но у кис все гораздо более… развито. В итоге половой акт между двумя разумными видами Невара приведет человеческую особь к серьезной травме, а киса не получит никакого удовольствия.

– Обидно, – сказала Ксения. – Скажите, а пищевые предпочтения кис и людей схожи?

– Вполне. Они могут употреблять одинаковую пищу, хотя, конечно, у каждого вида есть свои предпочтения.

– А искусство? Культура?

– У гуманоидов развит кинематограф и близкий аналог нашей литературы. Близкий – потому что их литература обязательно содержит визуальный компонент, иллюстрации. Это не совсем книги и не совсем комиксы, что-то среднее. Кисы имеют литературу, развита танцевальная и хоровая культура. Кинематограф они используют только утилитарно, насколько я понимаю, в видеоизображении им не хватает запахов и осязания, поэтому художественные фильмы им малоинтересны.

Ксения с задумчивым видом кивнула и отступила на шаг, давая понять, что ее вопросы закончились.

– Тедди? – Мэйли кивнула юноше, поднявшему руку.

– Вы называете их гуманоидами, а не людьми, – сказал Тедди. – С чем это связано?

Мэйли вздохнула. Молодежь настолько широко смотрит на мир… порой даже становится завидно.

– Люди – это мы, Тедди. А гуманоиды – все человекоподобные разумные виды Вселенной. Их достаточно много, но я считаю правильным выделять нашу особость. Я не настаиваю на правильности своего подхода, но он удобен в работе ученого.

Тедди кивнул, но Мэйли видела, что ей не удалось убедить мальчика. Новое поколение. Они не делают разницы между людьми и гуманоидами. Скоро перестанут понимать различие между людьми и Ауран или Халл‐3.

– А что вы считаете самым разительным отличием гуманоидов Невара и людей? – спросил Матиас. – Помимо внешнего вида и различия полового аппарата. У меня есть свое мнение, но…

– Очень интересно, – быстро сказала Мэйли. – Вы можете его озвучить?

– Ну… – Матиас развел руками. – Другой оттенок кожи, цвет глаз и волос, даже противостоящий мизинец – это мелочи.

Мэйли с удивлением отметила, что Матиас знает такую маленькую деталь, о которой не говорил Бэзил. Даже в обычных справочниках противостоящему мизинцу не придавали значения, считалось, что это рудиментарное, уходящая функция, хотя, конечно, два противостоящих пальца на руке – странная игра эволюции.

– А вот особенности деторождения… – Матиас сделал паузу. – Тут мы кардинально отличаемся!

– Совершенно верно, – Мэйли кивнула. – Отличие не фенотипическое, но на общество Невара оно наложило серьезный отпечаток.

Слушатели закивали. Разумеется, об этой особенности все знали, она была на слуху.

– У большинства неварцев есть брат или сестра-близнец, – сказала Мэйли. – Психология, культура… в литературе и кино огромное количество трагедий и комедий обыгрывают эту особенность. Но, я полагаю, на эти вопросы лучше ответил Бэзил…

– Я о чем хочу сказать… – Матиас откашлялся. – Это прозвучит странно, но если отличие гуманоидов Невара от людей сразу заметно, в чем отличие кис от людей? Я нашел их книжку, переведенную на внешний английский. «Снежный холм у самого моря», вы наверняка тоже читали?

Мэйли кивнула. На самом деле она не просто читала, а работала с подстрочником и делала правку перевода, но это нигде не было отражено.

– Мне даже неловко признаться, – сказал Матиас. – Но я во время чтения не мог воспринять эту историю как чужую. Мне казалось, что я читаю о людях. И бедняга Ктан, и Лисса с Анко, и даже старик Висси – я их всех представлял как себе подобных! Чем мы отличаемся?

Мэйли помедлила. «Снежный холм у самого моря» был классикой литературы кис. Он повествовал о временах первого контакта с гуманоидами, контакта дистанционного, еще до эпохи космических перелетов. Ктан, ученый и романтик, мечтающий лично встретиться с братьями по разуму, его подруга и сексуальная партнерша Лисса (в переводе они использовали термин «жена», хотя кисы не заключали формального брака) и товарищ по учебе Анко (в переводе – «любовница», хотя кисы к единичным случаям спаривания относились вообще как к не важной мелочи), старик Висси – единственный на весь роман противник контакта, опасающийся агрессии, не важно, со стороны кис или их неведомых в тот момент собеседников…

– Как бы вы охарактеризовали жанр этой книги? – спросила Мэйли.

– Драма, – не колеблясь ответил Матиас. – Может быть, даже трагедия.

– У кис эта книга считается комедией характеров, – сказала Мэйли. – Даже отчасти фарсом.

– О! – сказал Матиас. – Но ведь…

Он несколько секунд размышлял, и Мэйли с интересом смотрела на первого помощника. Почему этот парень пошел в космонавты? Она бы не отказалась от такого аспиранта!

– Я понимаю, – сказал Матиас. – Значит, жизнь, потраченная впустую, – это очень смешно и совсем не трагично? Спасибо, вы дали мне пищу для размышлений.

– Если вы когда-нибудь решите уйти из Космофлота и заняться ксенопсихологией, – не выдержала Мэйли, – то свяжитесь со мной, пожалуйста. Чтобы ваша жизнь не стала слишком смешной.

* * *

Ян арендовал грузовик на последние деньги. Хватило только на поездку в одну сторону, но они и не собирались возвращаться. Водитель, чистокровный черный, с любопытством глянул на рыжего паренька, старавшегося держаться за спиной Яна, но ничего не сказал. Это был нормальный работяга, которому было плевать на политику и предрассудки.

Во всяком случае, пока ему платили.

Адиан беседовала с девушкой, которую привел рыжий. Та было черноволосой, чуть постарше своего друга, с нервным, тревожным взглядом. Что привело ее на улицы из безопасного домашнего уюта? По возрасту она могла еще задержаться в родительской семье, могла войти в среднюю, могла и прибиться к материнской – но предпочла жить в одиночестве, среди таких же изгоев. Наверное, ей будет о чем поговорить с Адиан, прошедшей почти такой же путь…

– Дикие степи, значит… – Водитель задумчиво смотрел, как грузчики загружают в кузов тюки с сеном, ящики с сельскохозяйственным инвентарем, мешки с зерном. – Фермерствовать решили?

Ян кивнул.

– Хороший выбор по нынешним временам, – туманно сказал водитель. – Опыт есть на земле работать?

– В юности доводилось, – так же расплывчато ответил Ян.

– Четверо для крепкого хозяйства – маловато, – сказал водитель. – Я на прошлой неделе две семьи отвозил в предгорья. Фермерство нынче популярно. Может, вас к ним поближе?

Ян покачал головой.

– Ну как знаете. – Водитель сплюнул пережеванную сечку и неожиданно спросил: – Сколько еще осталось? Неделя, месяц?

– Не больше месяца, – ответил Ян.

– Ясно-понятно, – кивнул водитель. – Ну хорошо… поехали. В кабину сядете?

Ян секунду колебался. Может, предложить Адиан ехать в кабине? Уже прохладно, а при движении будет ветер…

– Мы вместе, – решил Ян. – В кузове.

– Вам решать, – равнодушно сказал водитель и пошел к машине.

* * *

Уолр вошел в медотсек, где Соколовский, Вальц и Горчаков сидели у лабораторного столика, накрытого чистой одноразовой пеленкой. Края пеленки свисали почти до пола.

– Тук-тук! – жизнерадостно сказал Уолр, поблескивая черными стеклышками очков. – Можно мне выпить спирта вместе с вами?

– Почему выпить спирта? – возмутился старенький доктор. – Если я поляк, то я должен пить спирт?

Уолр смущенно развел руками:

– Простите, если я вас обидел.

– Нет, вы скажите, откуда вам пришла в голову эта нелепая мысль? – не унимался Соколовский.

– Если скажу – возьмете в компанию? – спросил Уолр и, не дожидаясь ответа, продолжил: – Во-первых, если русский, поляк и немец сидят за одним столом, то они могут говорить об истории, могут говорить о женщинах или могут пить. Вы молчали. Значит, вы пили. Во-вторых, у меня очень чуткое обоняние. Мои предки, как вам известно, были практически слепы…

Доктор вздохнул и достал из-под пеленки пластиковую кювету. В той стояла маленькая пузатая бутылка, три мензурки и нарезанные маленькими кусочками хлеб и сало.

– Но это не спирт, – обиженно сказал доктор. – Это прекрасная польская водка. «Выборова». Лучшая водка в мире.

– Неплохая, – сдержанно сказал Вальц.

– Ха-ха, – сказал Горчаков. – Вы еще скажите, доктор, что водку в Польше изобрели.

– Да, – с вызовом ответил Соколовский. – Именно так. А еще у нас готовят самый лучший борщ.

– Борщ нормальный, – не стал спорить Горчаков.

– Кхм, – хмыкнул Вальц. Судя по его лицу, он вообще не понимал, как можно спорить о вкусе борща.

Соколовский тем временем достал из шкафчика с лекарствами еще одну мензурку, с сомнением глянул на Уолра:

– А вам можно алкоголь?

– У нас есть напитки из перебродивших фруктов, – ответил Уолр с достоинством. – Но я хотел попробовать земные крепкие напитки.

– Можете заглянуть ко мне, – сказал Горчаков. – Одна из привилегий командира – бар с алкоголем. Исключительно для снятия стресса и торжественных ситуаций.

– А привилегия доктора – синтезатор медицинского спирта, – ухмыльнулся Соколовский, наполняя четвертую емкость. – Но это – водка. Лучшая водка в мире, как я уже сказал!

На этот раз ему возражать не стали. Люди подняли мензурки, Уолр скопировал их жест и радостно произнес:

– На здоровье!

Соколовский одобрительно кивнул. Люди выпили, Уолр, после секундного колебания, тоже. Поморщился и потянулся за кусочком хлеба, решительно отказавшись от сала.

– И как? – спросил Горчаков с любопытством.

– Вкус не самый обычный, – дипломатично ответил Уолр. – Но интересно. Мне как изучателю людей… я правильно сказал? Исследователю! Как исследователю людей надо знать и эту часть культуры. А откуда взялся этот обычай?

– Вы и про обычай знаете? – поразился Гюнтер. – Вы хороший изучатель, Уолр. На кораблях военно-морского флота Земли доктор всегда пользовался особой популярностью из-за запасов спирта…

– Да не в этом дело, – сказал Валентин. – Это именно традиция, возникшая после первого межзвездного полета. Еще с двигателями Козерюка. Перед возвращением было несколько технических сбоев, командир колебался, стоит ли начинать прыжок или продолжить тестирование систем. По-хорошему, стоило продолжить, но два члена экипажа были в тяжелом состоянии. Командир с навигатором пошли советоваться к доктору. В ходе совещания они выпили чуть-чуть медицинского спирта и решили прыгать. Все прошло хорошо, ну а космонавты – люди суеверные…

– Но вы пьете с оружейником! – заметил Уолр.

– Наш навигатор несовершеннолетний, – усмехнулся Горчаков. – Поэтому я временно произвел Гюнтера в навигаторы, это его вторая, резервная специальность. Правильно я рассказываю, Марк?

– Я слышал эту историю, – произнес из-под потолка голос искина. – Я не могу судить, насколько она верна, но в тех или иных вариациях ее часто рассказывают. Если же вы спрашиваете о временном назначении Гюнтера Вальца навигатором – я подтверждаю этот факт.

Соколовский тем временем аккуратно прибирал на импровизированном столе. Водка и остатки закуски отправились в холодильник, к лекарствам и запакованным контейнерам с биоматериалами для медицинского принтера.

– Думаю, вы пришли не только для того, чтобы испытать действие тридцати граммов алкоголя на свой организм, – сказал Валентин. – Вы хотите что-то спросить или рассказать, уважаемый Уолр?

– Я хочу посоветоваться, – сказал Уолр. – Думаю, что мы можем обсудить все вчетвером… уважаемый искусственный разум не передаст кому-либо наши слова?

– Все записи в присутствии командира подлежат просмотру только при разрешении командира, – отозвался Марк.

Уолр задумчиво потеребил пушистый подбородок.

– Настоятельно прошу не отключать меня от лазарета, – сказал Марк. – Вам могут понадобиться мои логические способности. К тому же при отключении я буду испытывать психический дискомфорт, а зачем вам нервничающий робот?

– Мне не нужен, – решил Валентин. – А вам, доктор?

– Нет-нет, – замотал головой Соколовский. – Я даже нервничающих людей опасаюсь.

– Мне тоже не нужен, – сказал Вальц очень серьезно. Казалось, что оружейник-навигатор искренне развлекается ситуацией, но как-то так очень спокойно, на свой манер.

– Я согласен с вами, – решил Уолр. – Итак. Командир, меня тревожит присутствие в экипаже Третьей-вовне.

– Всех и всегда тревожит Ракс, – согласился Валентин. – Одна из самых древних цивилизаций космоса. Если не самая древняя… При этом упорно живущая только на одной планете.

– И прячущая свой истинный облик. – Соколовский сокрушенно покачал головой. – И ничего не говорящая о своей планете!

– Все что-то скрывают, – согласился Валентин. – Мне приятно, что Халл-три ничего не таит от друзей по Соглашению… ну, конечно, когда вы не в почве.

– Ха-ха, – сказал Уолр. – Ценю человеческую иронию! Командир, я хочу обратить ваше внимание не на общую скрытность Ракс. Меня тревожат не особенности их цивилизации, а то, что они направили вовне планеты третью особь. Хоть мы и не знаем, с чем это связано, но Ракс поступают так лишь в самых крайних случаях, которые все наперечет и происходили в момент серьезнейших кризисов вроде нашего конфликта с дорогими и любимыми предками Халл-один. И вдруг – Третья-вовне! По пустяковому, казалось бы, поводу, ничтожному совпадению!

– У меня, кстати, есть прелюбопытнейшая версия, почему Ракс так не любят отправлять своих эмиссаров вовне, – вдруг оживился Соколовский. – Полагаю, запрет космической экспансии у Ракс и впрямь имеет какую-то причину. Именно поэтому они запрещают улетать с планеты более чем двум особям – чтобы те не смогли создать новую колонию и размножиться.

– Позвольте, доктор, но двум же разрешают, – с сомнением заметил Вальц.

– А они трехполые! – торжественно сказал Соколовский.

Все оторопело посмотрели на доктора.

– Это крайне редкий случай, согласно моим базам данных, – не выдержал Марк. – Очень ограниченное число видов используют трехполое размножение, и среди них есть лишь два разумных.

– Доктор, Ракс покидают свою планету в искусственных телах! – сказал Валентин. – Какое размножение, если один будет Человек, другой Халл, а третий, простите, Феол?

– Это скафандры! – Соколовский погрозил командиру пальцем. – Неужели вы не поняли? Ха-ха! Скафандр, а внутри сидит какой-нибудь разумный таракан.

– Трехполый разумный таракан внутри прекрасной Ксюши… – зачарованно сказал Валентин. – Я обязательно расскажу вашу теорию Матиусу. Хотя нет, знаете, расскажите ему вы! Он так интересуется космической биологией, он оценит!

– Расскажу, – пообещал доктор.

– Простите, что перебиваю, это крайне любопытно, – сказал Уолр. – Я обдумаю на досуге. Повторю, они отправили вовне третью особь! Причины понятны – одна особь находится на станции вблизи Невара, она нужна для продолжения наблюдений. Вторая особь присутствует на сессии Соглашения, и ее отзыв также нежелателен… Важны не причины, а основания для такого решения. Все предыдущие случаи происходили в ситуации, когда Галактике грозила межзвездная война.

– Сейчас конфликтов между сторонами Соглашения нет, – осторожно сказал Валентин. – Цивилизации третьего уровня и ниже нам угрожать не могут.

– Значит, Ракс предполагают внешнюю угрозу, – сказал Уолр. – И предполагают это всерьез.

– Мы все предполагаем, дорогой Уолр, – произнес Гюнтер. – Поверьте, наш корабль неплохо защищен и умеет обороняться.

– А я, со своей стороны, могу вам обещать, – сказал Валентин, – что при малейшей опасности мы уйдем в «кротовью нору». Преследовать корабль в «кротовьей норе» бесполезно, как вы понимаете. Мы же, по сути, вообще исчезаем из Вселенной, чтобы возникнуть в ней вновь в другом месте.

– О да, – кивнул Уолр и усмехнулся: – «Нора» – это всегда безопасность. Спасибо, командир. Я хотел просить вас именно об этом. Ракс, как мы знаем, не заботятся особо о безопасности своих посланников. Ради получения информации Ксения будет готова умереть… вы же в курсе, что у них есть свои, крайне эффективные и компактные устройства мгновенной связи с материнской планетой?

Ни один мускул не дрогнул на лице Валентина, когда он с мягкой улыбкой соврал:

– Конечно, Уолр.

– Я ценю жизнь, – продолжал Уолр. – Но если возникнет ситуация, когда мы, ученые, будем находиться на планете, а вам придется уйти… не раздумывайте. Уходите. Информация о происходящем действительно важнее нашей судьбы.

– Вы уверены, что мы станем свидетелями вмешательства… – сказал Валентин. – Я понял вас, Уолр. Я не буду колебаться. Хотя будь моя воля – я бы вас никуда не пускал, наблюдали бы с орбиты.

– О, будь моя воля… – Крот рассмеялся. – Я бы побывал на Земле. Система Невар – это не моя специализация.

Он снял черные очки и обвел взглядом присутствующих. После чего с обезоруживающей откровенностью сообщил:

– Я людей люблю. Мы с вами единственные в Соглашении, у кого есть чувство юмора… и, кстати, кто употребляет алкоголь.

Доктор Соколовский крякнул и двинулся к медицинскому шкафчику.

* * *

Войдя в каюту к мальчишкам (о, конечно же, она постучала, прежде чем открыть дверь своей карточкой куратора, но, может быть, не очень громко), Мегер обнаружила именно то, что и ожидала. Алекс сидел за столом, с интересом читая с планшета комикс, и временами что-то писал и отмечал в воздухе, на видимом лишь ему виртуальном дисплее. Огорчало и то, что ноги при этом Алекс положил на стол, а кресло ухитрился запрокинуть назад настолько, что казалось, еще мгновение – и кадет рухнет на спину. Теодор лежал на койке, не сняв ботинки, что являлось нарушением распорядка дня и правил поведения, с надетыми на лицо виртуальными очками. Может быть, он работал, может быть, учился, а может быть, смотрел эротические фильмы из одобренной для подростков его возраста подборки – Анна этого не знала.

Впрочем, мелкие нарушения дисциплины мастер-пилота не волновали. Скорее бы ее насторожили кадеты, сидящие рядом за столом и занимающиеся своими заданиями.

Грязные носки на диванчике (интересно, чьи?) и конфетные фантики на полу (их явно разбросал Теодор, парень обожал сладкое) довершали картину.

Нормальная кадетская каюта.

– Офицер входит, – вскакивая, выпалил Алекс. Кресло он ухитрился не уронить.

Через миг и Теодор оказался на ногах.

– Симпатичный пейзаж, – заметила Мегер, изучая видеоэкран на стене. Экран демонстрировал фотографию из стандартного набора: дюны на Марсе, рыжевато-коричневые, почти сливающиеся с красноватым небом, – и сверкающий солнечной желтизной и сочной зеленью оранжерейный купол Цидонии, первого человеческого поселения. Если приглядеться, то можно было заметить двигающиеся фигурки людей внутри купола – ребята, конечно же, не стали отключать анимационный режим. – Люблю Марс.

Полюбовавшись миллион раз виденным пейзажем еще несколько секунд, Анна повернулась к ребятам. Носки с диванчика исчезли (у Алекса подозрительно топорщился карман на брюках), конфетные бумажки с пола тоже (Мегер решила, что Теодор ногой смел фантики под койку).

– Как обустроились? – спросила Анна.

– Все в порядке! – выпалил Алекс.

– Очень удобная каюта, мэм! – отчеканил Теодор.

От неуставного «мэм» отучить Теодора было, похоже, невозможно. Детство в сельской местности, властная мамаша, командующая двумя мужьями и оравой детей… Мегер мысленно вздохнула. Теодор ей нравился, он был самый юный из кадетов, допущенных к полетам за всю историю астроколледжа. И что еще более важно, паренек был самым хитроумным, как говорится – себе на уме. Мегер считала, что в людях мальчик разбирается лучше любого дипломированного психолога, только вот беда – не всегда свои выводы сообщает.

Зато на мнение Алекса можно было положиться целиком и полностью. Оно всегда было четким, ясным и простым.

– Как складываются отношения с экипажем? – спросила Мегер. – Алекс?

– Все корректно, – немедленно отозвался Алекс. – По моему мнению, экипаж достаточно профессионален для данного полета.

– Но не идеален? – уточнила Мегер.

– Вполне профессионален, – упрямо повторил Алекс.

– А в личном плане?

– Командир очень дружелюбный, – сказал Алекс. – Старпом веселый, живой такой. Доктор очень добрый, смешной. Оружейник собранный, свои пушки хорошо знает и в навигации разбирается неплохо. Я дал ему запасные ключи доступа от своих баз, куратор.

Мегер кивнула и спросила:

– А что насчет чужих?

– Уолр хочет выглядеть забавным и безобидным, – ответил Алекс. – Но он специалист по людям, это лишь его образ. Ксения… – Он замялся. – Красивая.

– И все? – Мегер улыбнулась.

– Если бы я мог больше сказать о представителе Ракс, – вздохнул Алекс, – то я бы бросил работать навигатором и пошел в контактную группу НАСА.

Мегер с удивлением отметила, что Алекс пошутил. Или сказал всерьез?

– А твое мнение, Теодор?

– Командир классический везунчик, – сказал Тедди. Алекс едва заметно искривил губы – он в «везунчиков» не верил. – Ему всегда все легко давалось, и он из всех неприятностей выходил легко.

– Это, на твой взгляд, хорошо или плохо? – полюбопытствовала Мегер.

– Вот когда ему первый раз не повезет, то станет понятно, – ответил Тедди. – Помощник профи, может, даже покруче, только все время в тени командира. Доктор, оружейник – хорошие астронавты. Теперь об ученых. Бэзил очень неуверенный в себе человек. Он потому и выбрал для изучения одну-единственную далекую систему, чтобы ни с кем не конкурировать. Но он ее знает хорошо, не сомневайтесь. Мэйли вроде бы хороший ученый, но она вся в работе, у китайцев такое часто бывает, даже не замечает, что нравится Бэзилу. Уолр, мне кажется, на самом деле такой веселый, Алекс зря считает, что он притворяется. А Ксения… – Тедди замялся. – Марку она не нравится.

– Искину? – заинтересовалась Мегер. Конечно, искусственный интеллект не был лишен личностных оценок, но, как правило, не высказывал их в явной форме.

– Она не любит разумные компьютеры, – с обидой сказал Тедди. – Как все Ракс. Мы с Марком это знали, но она его совсем невзлюбила. Запретила любое наблюдение за каютой, даже пожарные датчики велела отключить и датчики давления.

Мегер нахмурилась:

– Это нарушение устава.

– Я поговорил с Лючией и доложил командиру, – сказал Тедди. – Командир велел вывести сигналы температуры и давления напрямую на его пульт. Так что Марк не смотрит, а командир приглядывает.

В голосе Тедди послышалось откровенное мальчишеское ехидство.

– У чужих свои причуды, – вздохнула Мегер. – Но я полагаю, это очень интересно – оказаться в первом полете с таким разнообразным экипажем. Верно?

Мальчишки кивнули.

– О! – Мегер улыбнулась. – Вот что я придумала! Чтобы извлечь максимум пользы из данной практики, вы получите дополнительное задание. Постарайтесь, не особо это афишируя, наблюдать за Уолром и Ксенией. Составить полное мнение об этих достойных представителях Соглашения. Об особенностях их поведения на борту, высказываниях, интересах. Записи ведите только на бумаге и в своей каюте. Каждый вечер. Я буду проверять, и вы получите дополнительные баллы за практику.

Алекс слегка нахмурился и кивнул. Тедди внимательно посмотрел на Мегер. Потом предложил:

– Позвольте описывать еще и свои впечатления о профессоре Мэйли. Она послужит нам контрольной группой.

– Десять баллов Слизерину, – пробормотала Мегер, глядя на Тедди. И совсем не удивилась, что Алекс удивленно посмотрел на нее, а Тедди сохранил невозмутимое выражение лица. Он, в отличие от навигатора, любил старые сказки. – Ну что ж, я навещу нашу дорогую Лючию.

– Вы тоже дадите ей такое задание? – поинтересовался Тедди.

Это, конечно, было довольно наглым вопросом, не укладывающимся в уставные требования. Но Мегер давно призналась себе в том, что невозможно воспитывать толпу подростков и не завести любимчиков. Главное, на ее взгляд, состояло в том, чтобы любимчики заслуживали это право.

– Нет, Тедди. Лючию я попробую научить готовить. Командир выразил пожелание, чтобы по случаю предстоящего выхода из червоточины мы поужинали чем-то отличным от готовых рационов.

Глава девятая

Предстартовая готовность была объявлена еще вчера вечером, когда «Дружба» пересекла орбиту Ледянистой – пятой обитаемой планеты Невара. Навигаторы постарались, пустив корабль по не самой короткой траектории, позволившей, однако, пролететь не просто через орбиту планеты, а рядом с ней. На экранах Ледянистая выглядела крошечным голубым диском, уютным и живым, но Анге знала, что мир этот суров и едва пригоден для жизни. Огромные заледенелые океаны, таящие под ледяной корой странных медлительных существ, отдаленно напоминающих рыб, покрытые снегом каменистые острова, безрадостная тундра на экваторе – Невар давал своей пятой планете слишком мало света и тепла. С полезными ископаемыми на Ледянистой было плохо, притяжение превышало норму на двадцать процентов, воздух хоть и годился для дыхания, но был беден кислородом, и люди предпочитали носить маски-концентраторы.

И все же это был мир пригодный для жизни и потенциально очень ценный. Под водой были обнаружены залежи нефти, гигантское количество криля в воде позволяло вырабатывать съедобную для людей и котиков пищу. Триста с небольшим тысяч поселенцев вот уже сотню лет осваивали этот суровый мир и практически вышли на самообеспечение. Может быть, именно поэтому и было решено провести корабль мимо Ледянистой, воочию продемонстрировав колонистам мощь и любовь объединенной цивилизации.

Анге и Криди находились на главном техническом посту, в рубку инженеров никто не приглашал. Еще два инженера были на втором, резервном, посту, один дежурил в двигательном отсеке. Пока их вмешательство не требовалось – все механизмы работали как часы. Маршевый двигатель, обычный термоядерный привод, разгонял корабль с ускорением в тридцать процентов нормы, что давало комфортную силу тяжести (конечно же, не настоящую силу тяжести, поправила себя Анге, но в отличие от вращающегося бублика строительной станции разгон воспринимался именно как притяжение).

Иллюминаторов в техническом отсеке не было, на «Дружбе» вообще имелось считаное их количество, да и те Криди считал глупостью и данью древним предрассудкам. Анге и Криди полулежали в универсальных (а значит, неудобных обоим) креслах и смотрели на главный информационный экран. Сейчас все данные, высвеченные мирным бирюзовым цветом, ушли на периферию экрана, а в центре было изображение Ледянистой – такое же мирное и голубое.

– Котики не любят Ледянистую, – сказала Анге, глядя на Криди. Тот морщился, поглядывая на экран, усы его топорщились.

– У нас и без того прохладный мир, – сообщил Криди. – Нам нравится на Ласковой. А еще больше нравится ваш мир.

Анге рассмеялась:

– Мы всегда рады гостям.

– Знаю, – сказал Криди. Помолчал, будто решая, говорить что-то или нет. – Когда мы увидели ваши сигналы… у нас говорили разное. Был один мудрец… Вадрик… он мой дальний предок…

– Я читала о нем, – обрадовалась Анге. – Ты никогда не рассказывал, что он твой предок!

Криди вздохнул:

– Я не горжусь.

– Почему? Он заложил основы космонавтики! Его идея химических двигателей и отделяемых ступеней опередила свое время! Он даже концепцию ядерных двигателей придумал.

– Людям мы рассказываем о нем не все, – коротко сказал Криди.

– Почему?

– Ты моя тра-жена, и тебе я могу сказать, – ответил Криди. – Но пообещай, что это знание останется с тобой.

«Тра-жена», или просто «тра». Теперь Анге знала этот термин. Та, с кем нельзя заниматься сексом, но кто необходим. Та, на кого по-настоящему нацелено либидо кота. Кто разделит радость соития лишь частично, кто никогда не станет матерью котят, но без кого секс невозможен.

Причин могло быть множество. Из неперспективной или близкородственной генетической линии. Слишком юная или слишком старая. Любящая другого и не желающая полноценного соития. У котиков с этим все сложно. Криди не собирался становиться мужем Линге, но их короткий союз был одобрен прайдами, и они обязаны были принести потомство. Ситуация, когда «тра» для котика стала человеческая женщина, была крайне редкой, но, по словам Криди, все-таки не уникальной.

– Это знание останется со мной, мой тра-муж, – ответила Анге.

Криди тихо, урчаще засмеялся:

– Тра-мужа не бывает, моя тра-жена. Это очень смешно звучит, поверь.

– Тогда просто муж, – обиженно сказала Анге.

Криди протянул лапу и нежно погладил ее по плечу.

– Спасибо. Это тоже неверно, но звучит хорошо. Очень трогательно… Так вот, про Вадрика. Он был очень разносторонним ученым. Занимаясь механикой и газодинамикой, создав теорию ракетных полетов, он решил удостовериться, что в них вообще есть смысл. Телескопы были придуманы до него, но он впервые использовал рефракторные, а не рефлекторные конструкции. Зеркало его телескопа было больше полутора глан, к тому же он догадался разместить телескоп в горах, где воздух был прозрачен и чист.

Анге кивнула, не прерывая Криди. Она все это знала, конечно. Книжка «Как кисы нашли друзей» была у нее в детстве любимой, а там почти треть рассказывала о Вадрике. Как странно… Вадрик предок Криди, ее тра-мужа… ладно, просто мужа, пусть и не в физическом плане.

– Вадрик описал Ледянистую, он так ее и назвал, – продолжал Криди. – Верно предположил, что этой планете достается очень мало солнечного света и условия жизни на ней суровые… Он наблюдал и за Огненной, но был уверен, что там жизнь вообще невозможна…

Анге, глядя на голубой диск на экране, вспомнила Огненную. Самый близкий к солнцу обитаемый мир. Жаркие пустыни, серовато-зеленые растения, едва выживающие в раскаленном пекле. Шахты, где добывали редкоземельные элементы – люди работали на Огненной вахтенным способом, слишком тяжело было жить в этом аду. Анге тоже отработала на Огненной полгода, добиваясь направления на строительство корабля.

Удивительно, что все планеты в итоге называли именами, придуманными кисами. Древние человеческие названия в честь забытых богов остались лишь в учебниках истории. Названия кис были описательными – Ласковая, Ледянистая, Огненная…

– Вадрик предположил, что Ласковая лишена разумной жизни, – продолжал Криди. – Он мечтал полететь к ней… Но больше всего ему понравилась Желанная.

– Желанная? – не поняла Анге.

– Человеческая планета, ваша родина.

– Я не знала, что вы ее так зовете.

– Мы не зовем. Вадрик считал, что она наиболее пригодна для колонизации. Потом он увидел на ней огни, разгорающиеся с приходом ночи, и понял, что это города. Он записал в своем дневнике: «Этот чудесный мир, второй от светила, богат теплом, водой и жизнью. И жизнь эта достигла высот, сравнимых с нашей цивилизацией».

– Я знаю эти строки, – сказала Анге.

– Ты не знаешь продолжения. «Это величайший вызов и опасность для нас, ибо нам придется сойтись в противоборстве с иным разумным видом, быть может, превосходящим нас во всем».

Анге молчала. Голубой диск смещался к краю экрана.

– Вадрик был прежде всего логиком, – продолжал Криди. – Он очень убедительно обосновал неизбежность нашего конфликта. Предложил бросить все силы на развитие космонавтики, чтобы как минимум первыми колонизировать Ласковую.

– А как максимум? – спросила Анге.

– Захватить и поработить вашу планету. Исключительно с той целью, чтобы этого не сделали вы.

– Но вы этого не сделали, – сказала Анге, помолчав.

– Нет. Было совещание прайдов. Большой диспут. Выступал Вадрик. А потом выступал Мард, мистик и поэт из другого прайда… Линге его потомок. Он переспорил Вадрика. Он убедил лидеров прайдов, что война не обязательна. Что мы должны надеяться на лучшее и приближать его всеми силами. Наладить с вами связь. Делиться открытиями. Вадрик принял волю прайдов, но до конца жизни не верил в правоту Марда. Считал, что контакт закончится трагедией для нас. Он создавал корабли, он заложил и основу ядерной физики. Не для того чтобы у нас был ядерный привод в кораблях, а надеясь создать оружие против вас. Вадрик умер, так и не поверив в наше общее будущее. Поэтому Вадрик трудная фигура в нашей истории.

– Трагическая, – сказала Анге.

– Да, – подтвердил Криди. – Он многое придумал и остался в истории великим изобретателем. Он смирился перед общей волей, а это еще труднее, чем придумать новое. Но он не совершил главного – не признал своей ошибки. Это заставляет нас печалиться о нем. И не все рассказывать людям.

– Может быть, вы не правы, – сказала Анге. – Может быть, он сделал большее, чем признал ошибку. Он показал вам, что даже гений может ошибиться и упорствовать в своих заблуждениях. Что иногда прав поэт, а не ученый.

Криди повернул голову и пристально посмотрел на Анге.

– Жаль, – сказал он. – Жаль, что наши тела разные, Анге. Ведь наши души одинаковые.

* * *

Третьей-вовне было холодно.

Небо над ней было черным, но не ночной темнотой обитаемых планет, а, скорее, бездонной тьмой лишенных атмосферы планетоидов. Звезды над головой казались одновременно ярче и меньше, чем ожидаешь увидеть с поверхности планеты, такими они выглядят с безатмосферных планетоидов.

Но воздух вокруг был. Разреженный, холодный воздух с горьким привкусом химии и сладковатым запахом гниющей органики.

Она стояла на каменном плато. Слабый ветер пробивался сквозь простое белое платье. Босые ноги чувствовали холод и острые камешки. Губы пересыхали – воздух был не только разреженным, но и сухим.

А вокруг, до самого горизонта, вставали из скал причудливые сооружения – изогнутые башни, закрученные в спирали рваные плоскости, утопленные в почве купола. Разноцветные световые проблески проплывали в небе, иногда беззвучные белые молнии били вверх с вершин башен, растворяясь в бесконечной темноте.

И еще был звук. Ритмичный, неспешный, доносящийся из-под земли, словно где-то стучал огромный барабан или билось исполинское сердце…

Третьей-вовне стало страшно.

– Мать! – закричала она. – Мать!

Голос против ожиданий прозвучал громко. Разнесся среди мертвых строений и растворился в темноте.

– кто ты дитя

– Я – Ракс, Третья-вовне!

– нет третьей вовне

– Мать!

– это бессмыслица кто ты дитя

Ксения снова закричала, закрывая лицо руками.

– ракс всегда ракс ты помнишь наш долг

Она почувствовала, как невидимые руки обхватывают ее, сжимают, трясут. Что-то коснулось лица…

– Не хочу, не хочу, не хочу! – закричала Ксения.

– Ксения, милая, успокойся, проснись…

Она открыла глаза.

Матиас, полуприсевший на кровати, обнимал ее, баюкая в руках. Целовал в глаза, в губы, в щеки. Безостановочно шептал:

– Ксения, я с тобой, я рядом, все хорошо, успокойся, успокойся…

– Матиас… – выдохнула она. Ее трясло, ноги и руки были холодны как лед. – Матиас, это ужасно… Матиас, я была… я была в другом месте… как я там оказалась… и снова здесь…

– Глупышка… – Он прижал ее к груди. – Это был сон!

– Что?

Тысячи вещей закружились в голове.

Сон.

Особое физиологическое состояние.

Отдых и восстановление организма.

Переработка информации.

Толкование сновидений.

Управление сновидениями.

– Сон… – прошептала Ксения. – Он был… таким реальным.

– Сны бывают неотличимы от реальности.

– У меня их раньше не было, – пожаловалась Ксения.

Матиас хмыкнул. Протер глаза.

– Ну… значит, ты очеловечиваешься. Что-то страшное снилось?

Ксения молчала, прижимаясь к старпому. Тот вздохнул и обнял ее крепче.

* * *

В историях, которые доводилось слышать Яну, предгорья всегда описывались как места дикие, мрачные и безлюдные.

Может быть, так и впрямь было раньше, а может быть, такими предгорья становились в разгар летнего зноя или зимней стужи. Но сейчас была осень, и степь вокруг казалась преддверием рая. Отошедшие от летней жары растения снова набрали цвет, и степь превратилась в палитру юного художника, сияя сочной зеленью и густым фиолетом трав, белыми и желтыми венчиками последних цветов, оранжево-красными кустиками хмариса. Несколько раз на пути к горам им попадались маленькие комбайны заготовителей – природные травы всегда стоили дороже, чем выращенные. Встречались и маленькие, в два-три дома, поселения, окруженные ухоженными полями. Ян отметил, что домики выглядели недавними, толком не обжитыми, да и поля казались обустроенными неумело и второпях – росли на них в основном быстрорастущий клевер и овес, да и тот был посажен уже в летнюю жару и не успел толком вырасти.

Не он один, значит, решил уйти подальше от городов.

В кузове трясло, из-за шума мотора говорить было невозможно, только перекликаться. Они в основном молчали, глядя, как приближаются горы и все реже и реже попадаются признаки человеческого жилья. Рыжий парнишка вначале сидел в сторонке от девочки, потом они как-то незаметно придвинулись друг к другу, потом девочка положила голову ему на плечо и задремала. Ян улыбнулся и подумал, что молодежи надо дать имена. Это привилегия старшей женщины материнской семьи, но Адиан то ли забыла об этом, то ли не торопится, присматривается. Пока у детей нет имен – их можно изгнать из семьи. Получив имя, они получат и все права.

– Рыж, укрой Лан, – вдруг сказала Адиан, будто услышав его мысли, и протянула парню плед. Тот вздрогнул, посмотрел на Адиан, кивнул.

«Лан» на древнем наречии значило «молчаливая». Это было хорошее имя для девушки.

Они ехали часов пять, дважды останавливались – размять ноги и разойтись по разные стороны грузовика. Водителю явно не хотелось ехать до указанной точки, он ворчал, что дорог совсем нет, что подвеска стучит, машина перегружена, солярки уходит куда больше, чем он планировал.

Ян молчал, и водитель со вздохом лез обратно в кабину.

Наконец они остановились примерно там, где Ян и планировал, – до гор было еще километров пять, сверкающая шапка ледника на самом высоком пике едва проглядывала сквозь серую облачную вату.

– Дальше уж никак, – сказал водитель. – Смотрите, тут и ручей есть, и трава хорошая. А дальше деревья начинаются, корни из земли торчат, совсем машину побью.

Ян кивнул, и они принялись выгружать пожитки. Водитель вначале меланхолично бродил вокруг, пожевывая сечку, потом понял, что разгрузка займет слишком много времени, и принялся помогать. Через полчаса кузов был освобожден от грузов, и повеселевший водитель пожал Яну руку. Сказал:

– Ну, удачи вам. Далеко забрались, однако.

– Хотим уединения, – сказала Адиан. – Мы будем проводить дни в трудах и молитвах, подальше от мирской суеты.

Она набожно развела руками, осеняя водителя знаком Левого Крыла.

Глаза водителя округлились. Он глянул на Яна с удивлением и сочувствием: мол, ну и фанатичка же твоя женщина… Неловко развел руками в ответ и торопливо забрался в кабину.

– Зачем? – спросил Ян, глядя вслед уезжающему грузовику.

– Люди чураются сектантов, – пояснила Адиан. – Лишний довод к тому, что он сюда не вернется и никого не привезет. Хотя, конечно, лучше было бы его убить.

Рыж глянул на Адиан с ужасом. А вот его подруга выглядела спокойной, даже кивнула.

– Мы не станем так начинать, – сказал Ян. – Возможно, придет день, когда мы будем защищать свою землю с оружием в руках. И не от врагов другого цвета, а от таких же, как мы, желающих выжить. Но мы вынужденно опустимся до этого, а не радостно упадем.

– Хорошо, – согласилась Адиан.

Ян достал из поясной сумки сложенную топографическую карту – хорошую, военную. Развернул. Ткнул пальцем в нарисованный карандашом кружок.

– Мы примерно здесь. Если кто-то решит нас здесь искать, то будет разочарован. Мы пойдем вон туда, в горы. – Ян провел пальцем по карте, потом указал рукой на далекий склон. – Двадцать километров.

– С грузом? – впервые заговорила с ним Лан. – У нас нет грузовика.

Ян поглядел на четыре здоровенных ящика и россыпь тюков и мешков. Пояснил:

– Это повозки. Они раскладываются, колеса внутри. Много не проедут, но нам много и не надо. Разложим, загрузим, впряжемся. На полпути заночуем. Завтра к полудню будем на месте.

Рыж посмотрел на мрачную громаду горы. Сказал:

– На склонах хуже с травой.

– Это сейчас. Летом лучше. И там лучше с водой – всегда.

Рыжий парнишка рассмеялся:

– И дураки же мы будем, если ничего не случится.

– Лучше быть живым дураком, чем мертвым умником, – ответила Адиан.

* * *

Наша Вселенная – удивительное место. Алекс знал это с самого раннего детства. Мир был одновременно реальным и нереальным, его можно было пощупать, потрогать, ощутить – и почувствовать, рассчитать, измерить. Каждый предмет – камешек на дороге, пуговица на рубашке, чашка с молоком – был не просто предметом, но еще и тенью своей настоящей сущности, проекцией подлинных семи измерений мультивселенной (впрочем, Алекс подозревал, что их куда больше) на доступные человеческим чувствам три.

И самое главное – эту сущность можно было найти, рассчитать, поймать в сеть из чисел. Случайностей в мире не было, любая случайность на самом деле была закономерностью, скрытой от человеческих глаз.

Алекс с раннего детства знал, что он особенный. Таких, как он, называли «человек-плюс», его геном был скорректирован еще до рождения. Некоторые относились к таким, как Алекс, с опаской или даже с неприязнью – он понял это, но не обиделся, а просто свел к минимуму контакты с такими людьми. Другие, напротив, смотрели на Алекса с любопытством и едва ли не преклонением – таких он чурался еще больше. По большому счету, его изменения укладывались в рамки стандартной программы улучшения генома, которую на Земле практиковали уже полвека все нормальные люди – кроме боящихся всего нового неофобов и совсем уж ортодоксальных верующих. Алекс был чуть сильнее и выше, чем юноша его возраста, живший в девятнадцатом или двадцатом веке, от некоторых заболеваний был избавлен абсолютно, к другим гораздо менее восприимчив. Основное изменение крылось в способности оперировать абстрактными величинами, в усилении математических навыков. Маленькие изменения в затылочных долях коры мозга давали «людям-плюс» очень большие отличия от обычных людей.

Нельзя сказать, что свои особенности Алекс применял только в работе навигатора. В детстве, играя в футбол, он понял, что чувствует траекторию мяча еще до удара, глядя на движение ноги. В шахматах он видел партию после пятого-шестого хода – ошибаться доводилось, но крайне редко. В итоге он перестал играть в некоторые игры, а в других стал специально допускать ошибки, чтобы избежать косых взглядов товарищей. Человеческие отношения – они ведь важнее дарованной генами победы. В отличие от многих обычных математических гениев Алекс не был замкнутым сухарем, живущим лишь в мире абстрактных величин и чисел, – он рос обычным мальчишкой, любящим и игры, и проказы. Он и сейчас чувствовал себя подростком, что для его возраста не слишком-то характерно.

Но в рубке настоящего (даже не учебного!) корабля, готовящегося к выходу из «кротовьей норы» в обычное пространство, Алекс был кем-то бо́льшим, чем кадет Космофлота. От правильности его решений, пусть и контролируемых командиром и разумом корабля, зависело слишком многое, чтобы позволять себе быть ребенком.

Впрочем, сейчас от Алекса уже мало что требовалось или зависело. Корабль приближался к точке, соединяющей не-пространство «кротовьей норы» (а точнее – червоточины Шацкого) с пространством Римана, управлять им сейчас не то что не требовалось, а было просто невозможно. Мегер была за пультом управления движением, руки ее спокойно лежали рядом с воронками коллоидных рецепторов. Как только корабль выйдет в привычную Вселенную, Мегер должна быть готова немедленно принять управление (вдруг точка выхода слишком близко к звезде или иному космическому телу; вдруг на корабль немедленно набросятся злобные пираты – ах, как жалко, что они существуют только в кино; вдруг, пока они летели, звезда взорвалась, и они окажутся посреди плазменных сгустков слетевшей фотосферы – тоже чушь, но все-таки вероятнее, чем пираты). А задачей Алекса в таком удивительном случае будет немедленно рассчитать обратный прыжок и дать команду на его выполнение.

– Три минуты до выхода, дамы и господа, – произнес Марк. – Не правда ли, последние минуты путешествия всегда тянутся дольше, чем первые дни? Это загадка, которую так и не смог разгадать Эйнштейн.

Мегер погрузила руки в отверстия рецепторов – коллоидный гель чмокнул, охватывая ее руки и проникая к нервным окончаниям. Все пилоты позеры и ретрограды, давно уже существуют иные, бесконтактные формы подключения к пилотажной системе… Алекс надвинул на лицо шлем, вызвал координатную карту. Пробежал пальцами по воздуху, нажимая виртуальные кнопки. Все в порядке. Он готов.

– Ну что ж, приготовимся к возвращению в нашу родную Вселенную, – чуть пафосно сказал командир Горчаков.

* * *

Предстартовый отсчет заканчивался. Шесть часов назад «Дружба» перешла в режим накопления энергии. Даже свет во всех отсеках был слегка приглушен, что Криди цинично объявил полной дуростью разработчиков – потребление энергии всеми второстепенными системами корабля не составляло и сотой доли процента той энергии, что потребуется для создания пузыря искривленного пространства.

Анге считала, что он не совсем прав. С точки зрения инженера – да, конечно, но полумрак в отсеках дисциплинировал, настраивал экипаж, не позволял забыть, что сейчас произойдет.

Конечно, если кто-то способен это забыть!

Сегодня объединенная цивилизация сделает шаг к звездам. Быть может, разумная жизнь уникальна – и перед ними лежит огромная и пустая Галактика, ждущая, чтобы ее наполнили жизнью. Многие, в том числе и Криди, придерживались такой точки зрения, справедливо замечая, что, будь разум хоть сколько-нибудь частым явлением, к ним бы уже прилетели.

Но Анге считала, что жизнь не может быть уникальным явлением. В их системе две планеты с разумной жизнью и еще три имеют примитивные формы жизни. Даже если есть какой-то уникальный фактор – в излучении их солнца, в составе первичного протопланетного облака, то где-то он повторится снова.

А может быть, уже первый полет завершится… ну, не встречей с братьями по разуму, конечно, но находкой планеты, на которой можно жить. С водой, кислородом, растениями.

Они прошли по всем отсекам, в очередной раз проверили все системы, к которым можно было приблизиться. Те механизмы, режим работы которых исключал приближение человека, Криди проверил дистанционно, лично управляя контрольными мини-ботами.

Все работало прекрасно. Включая и злосчастный волновод, который она едва не сломала.

Последние полчаса они опять провели на главном посту. Выполнили комплекс предстартового контроля. Приняли предписанные перед стартом медикаменты – одновременно бодрящие и подавляющие волнение. Сознание стало чистым и ясным, мысли четкими, будто рельефными.

– Не верится, что это произойдет на самом деле, – внезапно сказал Криди. – Мы искривим метрику мироздания, выпадем из него, закутаемся в кокон из многомерности. И сократим пространство перед собой, нарастив его сзади. Превратимся в стрелу, пронзающую Вселенную.

– Ты решил стать поэтом? – спросила Анге. Испугавшись, что это прозвучало слишком насмешливо, быстро добавила: – Меня тревожит, что стрела не умеет управлять своим полетом.

Но Криди не обиделся. В обществе кис поэты были куда более важными фигурами, чем в человеческом.

– Мы нацелились точно, – сказал он. – Не сомневайся. А что касается управления – если бы мы хоть как-то взаимодействовали с окружающим пространством во время полета, нас разорвало бы на кварки. Лучше уж быть стрелой. Все будет хорошо, тра-жена моя.

Анге протянула руку и ничуть не удивилась, ощутив пальцы Криди.

– Все будет хорошо, – согласилась она, глядя на исчезающие на экране цифры. Шесть. Пять. Четыре. Три. Два. Один…

Свет в корабле стал ярче. Ровный гул генераторов неожиданно исчез – уши будто заложило ватой. Анге посмотрела на Криди – тот что-то говорил, но она ничего не слышала. Криди пожал плечами. Что-то выкрикнул, потряс головой. Потом наклонил голову, вслушиваясь, сделал успокаивающий жест.

Слух и впрямь медленно возвращался, Анге услышала знакомый гул. Похоже, какой-то странный эффект от работы генераторов?

Не важно.

Они вошли в варп и не развалились на кварки.

Корабль великой и дружной цивилизации людей и кис мчался сквозь пустоту, уничтожая ее перед собой и создавая сзади. Возникшая при искривлении пространства гравитационно-темпоральная волна, которую ученые Невара не приняли всерьез, так же как в свое время люди, обитатели Халл и жители Феол, тем временем распространялась по системе. Два крохотных планетоида из пояса астероидов, миллионы лет разделенные миллионами километров, внезапно оказались совсем рядом – и рассыпались в ослепительной вспышке.

К несчастью, этим все и ограничилось.

Пространственной интерференции, которую ученые Халл, тогда еще единого, до последнего считали возможной лишь теоретически, но которая на самом деле была более чем вероятной, не возникло. Планета людей или планета кис не оказались внезапно в совсем иной звездной системе, поменявшись местами с приблизительно такой же чужой планетой.

И это было очень большим несчастьем.

* * *

Прибытие сверхсветового корабля всегда выглядит впечатляюще. Он возникает в космосе из ниоткуда, как крошечные корабли Ракс; в фиолетовом сиянии разрывается ткань пространства перед исполинскими крейсерами обоих Халл; проявляется в пустоте плоская разлапистая тень, чтобы обрести объем и превратиться в гигантскую бронированную многоножку Феол, в радужном сиянии вторичных излучений сбрасывают скорость Вселенной относительно себя корабли Ауран.

Открытие червоточины, через которую летят земные корабли, ничем не уступает в зрелищности. Крошечная точка абсолютного мрака появляется в пустоте, растет, превращаясь то ли в диск, то ли в шар – трудно оценить семимерное пространство из трехмерного. А потом из тьмы начинает медленно, будто с натугой, выдвигаться корабль. Метр за метром – кажется, что темнота не хочет отпускать тысячи тонн металла в обычный мир. Но вот из тьмы выходят кормовые дюзы – и корабль мгновенно устремляется вдаль, а червоточина сжимается в точку и исчезает.

Любопытно то, что, с точки зрения экипажа, корабль выходит из червоточины мгновенно.

Не менее любопытно, что за открытием червоточины можно наблюдать из любой точки пространства, кроме той, куда в действительности полетит корабль, – и каждому наблюдателю будет казаться, что корабль движется именно на него.

Ученые готовы долго и обстоятельно объяснять эти занятные феномены, исписывая формулами экран за экраном и искренне удивляясь, что здесь непонятного. Но обычному человеку проще признать, что червоточина открывается именно так, – и успокоиться.

– Все системы в норме, – сообщил Марк, когда на экранах возникли звезды. – Точка выхода близка к заданной.

– Корабль управляется, прокладываю курс, – сказала Мегер. Легкий перепад гравитации подсказывал, что она включила двигатели.

– Траектория возврата проложена, – откликнулся Алекс. В штатном расписании докладов он был третьим – если считать корабельный ИИ.

– Опасности не наблюдается, – отрапортовал Гюнтер.

Короткая заминка заставила командира нахмуриться.

– Сис… системы жизнеобеспечения в норме! – доложила Лючия.

Горчаков вздохнул, но ничего не сказал. Кадеты… что с них взять.

– Ядро компьютера стабильно, – произнес из недр своего отсека Теодор. Это было не обязательной частью, при нестабильности искина он должен был отключить ядро и доложить об этом сразу же по обнаружении неполадок. Раз не доложил – значит все в порядке. Но отчет системщика считался хорошим тоном.

Горчаков кивнул. Мальчик и впрямь заслужил этот полет. Из такого вырастет хороший астронавт.

– Отчеты приняты, корабль в обычном пространстве, – подытожил командир. – Пилот, детальный отчет.

– Корабль стабилизирован, выход на курс сближения со станцией Ракс через восемь минут. Полет к станции займет около двух часов. Ответный сигнал маяка со станции принят, наблюдатель пока не отзывается. Корабли аборигенов поблизости не наблюдаются.

– Оружейник?

– Режим маскировки включен. Режим радиомолчания соблюдается. Лидарные системы не направлены на обитаемые планеты. Двигатели работают в минимальном режиме… – Гюнтер явно заколебался, потом сказал, уходя от уставных формулировок: – Не думаю, командир, что их приборы способны нас обнаружить. Разве что они станут целенаправленно следить за этой точкой, но это маловероятно.

– Хорошо, – сказал Горчаков. – Ксения?

– Да, командир? – отозвалась Ракс по внутренней связи.

– Вы могли бы пройти в рубку?

– Конечно, командир, – вежливо произнесла Третьявовне.

– А я вам не нужен? – возник в интеркомах голос Уолра.

– Вы нам очень нужны, уважаемый Уолр, – сказал командир. – Анд’ньи дин авр ан нуэл ас ала.[3]

Уолр нарочито грустно вздохнул и отключился.

– Ксения? – негромко спросила Мегер, не глядя на командира.

– Да, я бы хотел сейчас увидеть ее в рубке, – подтвердил Горчаков.

Мегер хмыкнула.

– Я всегда не прочь на нее посмотреть, – жизнерадостно сказал Гюнтер.

Алекс притих, надеясь, что экипаж вообще забудет о его существовании. Между командиром, мастер-пилотом и оружейником явно возникла какая-то понятная лишь им недосказанность.

Может быть, речь о личных отношениях между Ксенией и Матиасом? Помощник и чужая их не афишировали, но Алекс заметил и взгляды, и мимолетные касания рук. Он с детства был наблюдательным мальчиком, а отношения полов в его семье никак не табуировались.

Нет, тут что-то другое.

Командир встревожен, и Гюнтер с Мегер понимают причину…

– Кадет! – позвал Горчаков.

– Да, командир!

– Считайте это маленьким неофициальным тестом. Вы заметили что-нибудь неправильное после выхода?

Алекс несколько секунд размышлял. Хороший выход, корабль не обнаружен аборигенами…

– Наблюдатель молчит, сэр? – предположил он. – Станция Ракс не вышла на связь?

– Молодчина, – добродушно сказал командир. – Правильно. Первая-вовне дежурит на этой станции несколько лет. Достаточно времени, чтобы одиночество надоело, верно? Она знала, что мы летим к Невару. Время полета точно неизвестно, но где-то около часа назад датчики станции должны были обнаружить гравитационные флюктуации открывающейся червоточины… Твои версии, навигатор?

Приободрившись, Алекс стал высказываться смелее.

– Причин как минимум пять, сэр. Первая – Ракс вовсе не страдают от одиночества. Вторая – наблюдатель отвлечена неотложными делами. Третья – она ждет, пока на связь не выйдет представитель ее вида. Четвертая – наблюдатель погибла по тем или иным причинам. Пятая – станция захвачена аборигенами системы, они достаточно развиты технически.

– Более-менее исчерпывающе, – согласился командир. – Почти наверняка вторая причина, наблюдатель не обязана проводить все время у пульта связи. Но мы обязаны исходить из самого проблемного пункта – пятого. Поэтому попросим связаться с наблюдателем уважаемую Ксению, расспросим ее о привычках и правилах наблюдателей от Ракс… О, Ксения, проходите.

Третья-вовне с любопытством оглядела рубку и прошла к командирскому пульту. Встала по правую руку от Горчакова. Оглядела экраны, задержав взгляд на навигационном – с крошечной точкой в центре.

– Мы вышли в двух часах пути от восьмой планеты, – сказал Валентин. – Как вы знаете, она необитаема, проморожена до минус двухсот градусов Цельсия и обращена к звезде одной стороной. Над стороной, обращенной вне системы, расположена ваша станция. Похвальная осторожность.

– Цивилизации четвертого уровня требуют крайне осторожного наблюдения, – сказала Ксения. – К счастью, данная планета им не слишком интересна, но несколько автоматических зондов ее изучали.

– Я не сомневаюсь в добросовестности Ракс, – согласился командир. – Скажите, Ксения, насколько занят наблюдатель на станции?

– Первая-вовне не выходит на связь? – спросила Ксения после секундной запинки.

– Совершенно верно. Может быть, одиночество не тяготит ваш народ и…

– Мы знаем, что такое одиночество, командир. – В голосе Ксении вдруг прозвучали какие-то искренние и глубокие чувства. – Мы не любим одиночество. Позвольте мне?

Командир приглашающим жестом указал на пульт коммутатора. Ксения набрала последовательность команд с быстротой, указывающей на хорошее знакомство с земной техникой.

– Только лазерные каналы связи, – сказал командир. – Я бы не хотел использовать даже направленный радиолуч.

– Первая-вовне, – сказала Ксения, чуть склонившись над пультом. – Я – Третья-вовне. Ракс приветствует Ракс.

Ответа не было.

– Я вижу ответный маркер станции, – сказала Ксения. – Сигнал принят и доведен до наблюдателя.

– О! – обрадовался командир. – Ответ настолько информативен? То есть Первая-вовне жива?

– Судя по сигналу компьютера – да. – Ксения помолчала. – Я могу попробовать установить канал связи принудительно, но это нарушение норм поведения.

– А вы можете связаться с Первой-вовне по своему каналу связи? – небрежно спросил командир.

Ксения помолчала.

– Не напрямую. Только с Ракс, а они попробуют установить связь с Первой. Это долго и тоже невежливо.

– О! Идея! Может быть, вы скажете ей что-нибудь на вашем родном языке? – невинно предложил командир.

– Простите, капитан второго ранга, по ряду причин я вынуждена отказать. – Ксения нахмурилась. – Но в этом нет нужды. Она знает внешний английский, знает аудио-ксено. Я выйду на аварийную частоту…

Она переключила что-то на пульте. Снова произнесла:

– Первая-вовне, я Третья-вовне. Ракс приветствует Ракс. Ответь.

На этот раз ответ пришел. Наблюдатель ответила на земном, с мягким приятным акцентом:

– Я Ракс, Первая-вовне. Можешь звать меня Прима. Кто ты?

– Я Ракс, Третья-вовне. Зови меня Ксения. Прима, тебя предупреждали о нашем прилете!

На некоторое время наступила тишина. Потом голос наблюдателя раздался снова, и он уже не был мягким:

– Земной корабль серии Эй-Си, я фиксирую ваши сигнатуры. Почему вы вошли в пространство Невар без предупреждения и зачем пытаетесь выдать себя за Третью-вовне?

– Ого, – сказал командир. – О-го-го.

– Обнаружены активные лидары военного образца, – сообщил Гюнтер.

Алекс, не спрашивая, запустил расчет траектории ухода. И сразу обнаружил, что искин выделяет ему самый минимум вычислительной мощности – основная уходила на внутренний анализ и настройку систем вооружения.

– Мне кажется, она вам не верит, Ксения, – добродушно сказал командир.

Ксения снова включила связь. Помедлила – и вдруг разразилась серией переливчатых квакающих звуков.

– Это ваш язык? – спросил командир.

– Это язык кис, – ответила Ксения. И снова обратилась к Первой-вовне на земном: – Сестра, я Третья-вовне. Прошу тебя выйти на связь с Ракс.

– Хорошо, – ответила Первая-вовне после паузы.

– Прошу тебя запросить совет Троих-на-Ракс.

Пауза была очень долгой.

– Это особая просьба, та, кто называет себя Третьей-вовне.

– Я знаю правила и имею основания просить.

– Пусть корабль Человечества ляжет в дрейф. Я должна обдумать происходящее.

Ксения посмотрела на командира. Облизнула губы.

Горчаков кивнул.

– Корабль ляжет в дрейф. Поспеши, сестра. Прошу тебя. Ракс всегда Ракс.

– Ракс всегда Ракс, – ответила наблюдатель после еще одной томительной паузы.

– Что все это значит? – спросил командир, глядя на Ксению.

– Это значит, что все очень плохо, – сказала Третья-вовне. – Но я пока не знаю насколько. Могу я оставаться в рубке?

Горчаков кивнул.

– Корабль ложится в дрейф, – сообщила Мегер. – Если соблюдать режим маскировки, нам понадобится на это четверть часа.

– Думаю, Первая-вовне понимает, что мы не тормозим мгновенно, – согласился командир. – Ксения, ты можешь разъяснить ситуацию?

– Командир, давайте дождемся ответа наблюдателя, – сказала Ксения.

Горчаков явно колебался. Властью командира, которую признавал каждый входящий на корабль, он мог надавить на чужую. Но вот к чему это приведет…

– Командир, – сдавленно сказал Гюнтер. – Командир… Verdammte Scheisse![4]

Алекс от удивления стянул с лица видеошлем.

– Прости, Гюнтер, я не расслышал, – произнес командир.

– Командир, простите… Командир, я сканирую третью обитаемую планету… Ласковую. Я хотел проверить, на орбите их межзвездная колымага или уже улетела… Смотрите сами!

Изображение на экранах сменилось. Это была компьютерная симуляция, упрощенная, но максимально наглядная.

– Твою мать… – процедил Горчаков. – Вы все это видите?

На экране две группы космических кораблей маневрировали вокруг Ласковой. Судя по построению, это был либо бой, либо маневры. Очень реалистичные маневры – помимо двигающихся кораблей, примерно по два десятка с каждой стороны, имелось еще несколько потерявших ход, горящих красными сигнатурами температурных и радиационных экстремумов и приличное количество мелких обломков.

– Да там бой идет, – поразилась Мегер. – Командир, на этих славных кис и человечков кто-то напал!

Изображение на экране все более и более усложнялось по мере того, как датчики принимали больше информации. Вот на поверхности планеты появились красные оспины, и Алекс болезненно сморщился.

– Они планету бомбят! – выдохнул Гюнтер. – Какие-то мрази бомбят обитаемую планету! А местные отбиваются! Командир…

– Под трибунал меня отправляешь? – спросил Горчаков с неожиданной меланхоличностью. – Хочешь, чтобы мы вмешались в войну в системе четвертого уровня?

– Командир, но если на них напали – то это сделала цивилизация пятого уровня! Чужаки с другой звезды! Что говорит устав о такой ситуации? – не сдавался Гюнтер.

– Да ничего не говорит, сам знаешь! – резко ответил командир. – Кто мог сюда прилететь? Под боком у Ракс? И откуда у Невара взялось столько военных кораблей для обороны?

– Валя! – раздался по громкой связи сдавленный голос старпома. Где-то на заднем плане доносились возбужденные голоса Бэзила и Мэйли – они то ли ругались, то ли причитали. – Вы не туда смотрите! Посмотрите на материнские миры гуманоидов и кис.

Изображение на экранах раздробилось. Информация еще собиралась, но уже были видны корабли и орбитальные станции вокруг материнских миров.

– Марк, анализ! – скомандовал командир. – Проверь корабли, классифицируй, найди общность!

– Анализ уже произведен, – мгновенно отозвался корабль, и Алекс подумал, что этот приказ, вероятно, отдал минуту-другую назад Тедди. – Вокруг планеты гуманоидов шесть крупных станций и восемьдесят четыре космических корабля, предположительно военного назначения. Вокруг планеты фелиноидов три станции и девяносто два корабля, предположительно военного назначения. Используется два основных типа термоядерных двигателей с четко выделяемыми различиями конструкции, один – у гуманоидов, другой – у фелиноидов. Вокруг планеты, известной как Ласковая, ведут космический бой восемнадцать кораблей гуманоидов и пятнадцать кораблей фелиноидов.

– То есть они сражаются друг с другом, – уточнил командир.

– К моему большому сожалению, это выглядит именно так, – сказал Марк. – Ох! Я фиксирую уничтожение одного из кораблей, командир!

На экране точка замерцала красным и исчезла.

– Вам интересно, чей это был корабль? – спросил Марк.

– Нет, – отрезал Горчаков. – Ксения! Скажи Первой-вовне, что мы возобновляем движение к станции. Что у нас к ней масса вопросов. И что она в любом случае обязана принять наш корабль, согласно действующим правилам Соглашения. Мегер!

– Прекращаю торможение и возобновляю разгон, – ответила пилот.