На родину я отправился через Париж. Из Буэнос-Айреса в Москву есть прямой рейс Аэрофлота, но с посадкой во Франкфурте. Там нужно выходить и проходить контроль. Кто знает, что в головах обиженных мною дойчей? Возможно, выписали стоп-лист на Мурашко и Родригеса заодно. Задержат и потащат в темницу. Нет уж, нафиг. Полечу к французам, им до меня дела нет. Так и оказалось: пограничный контроль прошел без проблем. В аэропорту «Шарль де Голль» пришлось подождать рейса на Москву, но время пролетело быстро. В зале ожидания услыхал русскую речь – беседовала пожилая пара, подошел, познакомился. Оказались эмигрантами из СССР, проживающими в США. Попали туда после войны. Совсем юными их угнали в Германию, где молодые люди и нашли друг друга. Освободили их американцы. Они же предложили не возвращаться на Родину – мол, там репрессируют. Иван с Машей согласились, и оказались за океаном. Жизнь у них сложилась, хотя работать пришлось много и тяжело. На Родине в первый раз побывали в 60-е, когда началось потепление отношений между США и СССР. Там узнали, что их близкие погибли в войну. Больше не ездили. Сейчас летят на конгресс соотечественников в Москве, его открытие намечено на 19 августа. Точно! В той жизни путч его сорвал. И еще. На конгресс прилетал виолончелист Мстислав Ростропович. Но поехал в Белый дом, где присоединился к его защитникам. Тогда газеты обошло фото: Ростропович держит автомат, а на его плече спит уставший защитник Белого дома. Интересно, прилетит ли маэстро в этот раз?
Эмигрантам я представился сотрудником советского посольства в Аргентине, в доказательство чего предъявил паспорт СССР. С собой я взял все, в том числе два советских – заграничный и внутренний. Документ внимательно рассмотрели. Не потому, что не доверяли – в первый раз видели. Дальше потекла беседа. Старички засыпали меня вопросами о жизни в СССР, они ведь не были там давно. Отвечал я откровенно, это оценили. А потом мы переместились в бар. Выпили, поговорили. Иван Петрович и Мария Сергеевна показали фотографии детей и внуков, я достал несколько своих – вез с собой пачку. Похвалился женой и сыном.
— Красивая, — оценила Мария Сергеевна, — а сынок у вас просто чудо. Родился в Аргентине?
— Да, — подтвердил я.
— Когда вырастет, сможет претендовать на гражданство, — проявила осведомленность эмигрантка.
— Будет видно, — не стал спорить я.
— Говорят, что в Аргентине практикует замечательный целитель, — продолжила старушка. — Какой-то Родригес. Мне мой врач говорил. Лечит слепоту. У меня прогрессирует катаракта. Интересно, поможет?
— Он, вроде, исцеляет детей, — просветил я. — Со взрослыми не работает.
— Жаль, — огорчилась Мария Сергеевна.
Катаракту я ей поправил – ну, насколько смог. Действовал осторожно, потому как ранее не лечил. Вроде получилось.
— Интересно, — сказала эмигрантка, не заметившая моих усилий. — Выпила вина и видеть стала лучше. С глаз будто пелену смыло.
— Вот тебе и лекарство! — хохотнул Иван Петрович. Мы с ним к тому времени приговорили по стакану виски. Компанейский мужик. — Пей каждый день и будет счастье.
— Тьфу на тебя! — рассердилась жена, но потом не удержалась и рассмеялась.
Так, с улыбками, и пошли к стойке регистрации на рейс. В баре старички пресекли мою попытку расплатиться.
— Знаем, сколько вам платят! — сказала Мария Петровна. — У нас с мужем пенсии хорошие, да и денег заработали. Дети не нуждаются.
Спорить я не стал. Будем считать угощение гонораром. В самолете я поспал, вкусил от щедрот Аэрофлота, а через час ТУ-154 приземлился в аэропорту Шереметьево. В терминале я попрощался с попутчиками – делегатов конгресса встречали организаторы, и пошел к зеленому коридору. Пограничнику предъявил кубинский паспорт. Тот его пролистал и поставил штамп. Таможенник, глянув документ, лишь рукой махнул: «Проходите». Багаж дипломата досмотру не подлежит. Да и что там досматривать? Небольшая сумка с самым необходимым. Я подхватил ее и вышел из здания аэропорта.
Температура снаружи оказалась комфортной – градусов двадцать с небольшим. Ветровку я снял еще в самолете, запихнув ее в сумку. На мне джинсовый костюм и рубашка «поло» с коротким рукавом. На ногах – кроссовки. Практичная и удобная одежда для человека, которому предстоит ночевать на стульях. Или спать сидя. Сомневаюсь, что в Белом доме защитникам предоставят кровати.
— Такси? — подлетел ко мне тип с выпирающим пузом.
— Сколько до Москвы? — поинтересовался я.
— Пятьсот рублей, — выпалил он. — Или сто долларов.
— То есть три тысячи рублей, — усмехнулся я. — А рожа не треснет?
Тоже мне нашел лоха.
— Хорошо, двадцатка, — сдал бомбила. — Если долларами. Куда ехать?
Я глянул на часы – четырнадцать тридцать. Времени вагон.
— На Большую Ордынку…
Посольство Израиля должно работать. Сегодня воскресенье, 18 августа, у евреев выходной в субботу. Но не тут-то было. Милиционер у калитки решительно преградил мне дорогу.
— На сегодня прием закончен.
— Дипломат, Куба, — сказал я, изображая иностранца, и предъявил кубинский паспорт. — Яков Казаков, — указал в сторону посольства, а затем на телефон в будке. — Дзинь, дзинь.
Постовой пожал плечами и пошел звонить. Яков пришел спустя несколько минут. Увидав меня, хотел что-то сказать, но я чуть заметно покрутил головой.
— Пропустите, это ко мне, — велел Казаков постовому. Тот послушно открыл калитку.
— Не ожидал, — сказал Яков в павильоне. — Вы говорили, что вернетесь скоро, но, признаться, не верил. Кстати. Я очень удивился, когда милиционер сообщил, что меня хочет видеть кубинский дипломат. Это вы, что ли?
— Да, — я предъявил паспорт.
— Поразили, — покрутил он головой, возвращая документ. — Слыхал, что убежали в Германию, а потом перебрались в Аргентину. Но Куба? Да еще дипломат.
— Поносило меня по миру, — улыбнулся я. — Есть разговор. Для начала вот, — достал из кармана тонкую пачку долларов. — Долг платежом красен.
— Не надо! — замахал он руками. — Мне все вернули.
— Кто? — удивился я.
— О разговоре с вами сообщил шефу. Знаете, что сказал? «Надеюсь, ты дал ему денег?» Подтвердил. Отругал меня, что дал мало. Эти две тысячи выплатили с вашего счета в банке. Остаток переслали сюда. Заберете?
— Не нужно, — покрутил головой я. — Денег у меня хватает, заработал за границей. Давайте к делу.
— Слушаю, — кивнул он.
— На Кубе создали лекарство против рака. Очень эффективное.
— Неужели? — засомневался он.
— Лично наблюдал действие. А еще принимал участие в его создании.
— Если вы, то поверю, — согласился он.
— Кубинцы предлагают возить к ним больных. Будут исцелять на месте.
— Проще продать нам лекарство, — покачал он головой.
— Исключено, — ответил я ему тем же. — Ни один грамм средства не покинет территорию острова. Но зато вы сможете стать первыми, кто избавит страну от рака. И помочь сделать это другим – не бесплатно, разумеется. Как вам предложение?
— У нас нет дипломатических отношений с Кубой, — сказал Яков. — Они разорвали их с Израилем.
— Восстановят, — пожал я плечами. — Это выгодно им и вам. Вот, — выложил на стол листок с номерами телефонов. — Позвоните, сошлитесь на меня. Можно обратиться в посольство в Москве – они получили указание. Для начала направьте своих врачей. Пусть убедятся в эффективности лекарства, ну, а далее по обстоятельствам.
— Кому-нибудь еще это предлагали? — спросил он.
— Нет. У вас право первой ночи, — улыбнулся я.
— Почему мы? — заинтересовался Яков.
— Потому что умные и цените своих людей, — польстил я. — Ни одна страна мира не заботится так о гражданах. Чтобы их спасти, готовы говорить даже с чертом.
— Доложу, — сказал он и прибрал листок. — Каковы ваши планы, Михаил? Вы в Москве проездом или навсегда?
— Будет видно, — пожал я плечами. — Не уверен, что ко мне нет претензий от руководства СССР, хотя меня в том уверяли. Потому прилетел по кубинскому паспорту. Через пару дней произойдут некие события и станет ясно.
— Вы что-то знаете? — насторожился он.
— Предвижу, — улыбнулся я. — Хотя вы этому не верите. До свиданья, Яков.
— Погодите! — он достал из ящика стола сберкнижку. — Ваша, — протянул ее мне. — Ждала все эти месяцы.
— Благодарю, — сказал я и спрятал книжку в карман.
— Вам спасибо, — не согласился он. — Будьте осторожны. КГБ почему-то усилило наблюдение за посольством.
Накаркал. Не успел выйти за калитку, как ко мне подошли двое в штатском – ждали у будки. Один достал из кармана красную книжечку и предъявил мне.
— Лейтенант КГБ Семенов. Нужно поговорить.
Блин, влип! Сейчас отвезут к себе, найдут иностранные паспорта. Вывод? Шпион. Разберутся, но в каталажке посижу. Всем планам конец.
— Но компрендо, — изобразил я недоумение. — Хаблос испаньол?[72]
Если кто-то из них знает испанский, пропал.
— Э-э… — смутился лейтенант. — Спик инглиш.
— Гуд, — кивнул я. — Говорю. Кто вы?
— Из Комитета государственной безопасности.
— Дравствуй, товарич! — улыбнулся я и протянул ему руку. Он ее растерянно пожал. — Я прилетел с Кубы. Мое имя Микаэл, — добавил по-английски.
— Могу взглянуть на ваш паспорт? — спросил он.
Я достал из кармана документ и протянул ему. Он взял, пролистал, открыл страничку с фотографией и сличил с оригиналом. Затем пробежал глазами текст.
— Михаил Мурашко?
— Но, но! — помахал я пальцем. — Микаэл Мураско.
Если он не говорит по-испански, то не знает, как в нем обозначают звуки. Кстати, «ш» в испанском нет, произносится, как «с». «Мураско» – очень даже по-испански, если правильно сказать.
— Что там, Леша? — спросил другой, заглянув через плечо лейтенанта.
— Паспорт подлинный, — ответил Семенов. — Прилетел сегодня, штамп о въезде есть. Только не похож на дипломата, хоть убейся. Почему в джинсе? Те в костюмах ходят.
— Может, с миссией секретной, — хмыкнул напарник. — Кто их знает, дипломатов? У них своя кухня. Видишь же – кубинец. Нам обрадовался, прочие пугаются. Отпускай мужика. Накатает жалобу, не отпишемся. Вива, Куба либре! — улыбнулся он мне.
— Грасиас, товарич! — оскалился я и забрал паспорт у лейтенанта. Подхватил сумку и пошел по Большой Ордынке, ощущая спиной взгляды кагэбэшников. Чуть не спалился, идиот! Если путч завтра, то усилить наблюдение за посольствами иностранных государств – обычное дело. Мог и позже к Якову прийти. Я не спеша прошел квартал, свернул в переулок, выбрался на Большую Полянку и потопал по ней. Не помню, как дошел до станции метро, купил в кассе жетон и шагнул на эскалатор. За какие деньги, спросите, купил? Слил таксисту сотню баксов по курсу 25 рублей за доллар. Продешевил, конечно, но куда денешься? Нет времени валютчиков искать. Сберегательную книжку Яков мне вернул, но сегодня воскресенье. Все закрыто, даже магазины.
Вышел я на «Киевской». Поднялся наверх и побрел к гостинице «Украина». Почему к ней? Белый дом напротив – мост только перейти.
— Однокомнатный на сутки, — сказал я администратору, протянув свой внутренний паспорт. Нечего светить здесь иностранным. — У меня бронь, гляньте.
Она взяла, ловко вытащила сложенную между страниц купюру и протянула карточку гостя.
— Заполняйте.
Через несколько минут я получил ключ и отправился к лифту. Номер впечатления не произвел: старая, обшарпанная мебель и такой же телевизор на ножках. Здравствуй, Родина! Я достал из сумки свежее белье и пошел в душ. Там вымылся до скрипа кожи, оделся и спустился в ресторан. Есть хотелось зверски – набегался по Москве. К счастью, здесь кормили. Заказал 100 граммов коньяка, салат «Столичный», эскалоп из свинины и картофельное пюре. Не сказать, что очень вкусно – это вам не Аргентина, но желудок набил. Рассчитался и пошел в номер. Нужно отдохнуть – устал. Трансокеанский перелет, ночь почти без сна, да еще эти приключения в Москве. В номере разделся и завалился в кровать…
Проснулся я от металлического лязга. Звук лился сквозь открытую форточку. Я встал и прошлепал к окну. Оно выходило на Кутузовский проспект, и сейчас по нему, терзая асфальт траками, шли танки. Приземистые, будто приплюснутые сверху Т-72. Началось.
Я сходил в душ, где умылся и побрился. Оделся, собрал сумку и спустился вниз. Сдал ключ администратору и направился в буфет. Там позавтракал, купил десяток шоколадок и забросил в сумку. Пригодятся. Затем вышел из гостиницы и направился к мосту через реку по имени Москва…
В себя Кержаков пришел ближе к вечеру. Раньше было некогда. Для начала они везли Ельцина в Белый дом, обложив его бронежилетами. Надевать его на себя президент отказался. По пути обгоняли танки. Кортеж с флагом России вызывал любопытные взгляды, но остановить их не пытались. Слава Богу! За толстыми стенами Белого дома Кержаков облегченно вздохнул: здесь хоть как-то можно организовать сопротивление. Президентская дача в Архангельском – даже не смешно, возьмут мигом. А затем была суета. Организовали штаб обороны, во главе его поставили Руцкого. Он генерал с боевым опытом, пусть командует. Позвонили Грачеву[73], тот обещал прислать десантников для защиты здания. Организовали эвакуацию семьи Ельцина из Архангельского на тайную квартиру в Москве. Главное сделано, теперь можно перевести дух. Вокруг Белого дома стоят танки ГКЧП, но враждебных намерений не проявляют. Их командир заверил, что стрелять они не будут. И вообще крыл матом Горбачева и путчистов. В этот миг к Кержакову в кабинет заглянул один из охранников.
— Вас тут спрашивает кубинский дипломат, — сообщил с порога. — Давно в коридоре болтается. Вы были заняты, потому не беспокоил. По-русски говорит свободно.
— Приведи! — велел Кержаков, а сам задумался. Для чего явился дипломат? ГКЧП выбрала Кубу посредником в переговорах? Странно, но возможно. Почему дипломат рвется к нему, а не к Ельцину или Руцкому? Они власть, Кержаков всего лишь охраняет президента. Ладно, выяснится.
Через минуту порог кабинета Кержакова перешагнул высокий мужчина в джинсовом костюме и кроссовках. В руках он держал небольшую сумку. На дипломата не похож, Кержаков на них насмотрелся. Никакой чопорности и лоска, или, наоборот, показного радушия и внимания к собеседнику. Нормальный мужик с открытым симпатичным лицом. Держится непринужденно.
— Здравствуйте, Алексей Васильевич! — сказал гость по-русски. — Разрешите?
— Проходите! — Кержаков указал на стол для переговоров и встал, чтобы перебраться к нему. — Поговорим.
Гость, не чинясь, последовал приглашению и присел к столу. Кержаков устроился напротив.
— С вашего разрешения представлюсь, — начал гость. — Мурашко Михаил Иванович, целитель. Прилетел из Буэнос-Айреса на конгресс соотечественников. Услыхав о путче, прибыл к вам на помощь…
— Погодите! — перебил его Кержаков. — Мне сказали про кубинского дипломата.
— Это тоже я, — улыбнулся Мурашко. — Вот, — он достал из кармана и выложил на стол паспорт. — И еще, — к синей книжице добавились еще две, в том числе красная. — Я гражданин трех стран: СССР, Аргентины и Кубы. Паспорт последней – дипломатический.
— Почему? — спросил Кержаков – просто так, для проформы. В своей жизни повидал он многое, но такое наблюдал впервые. Гражданин трех государств, да еще таких разных! А ведь совсем молод, лет тридцати пяти, не больше.
— Герою Кубы положено, — ответил гость.
— Вы Герой Кубы?!
— Да, — подтвердил Мурашко и полез в сумку. Достал и выложил перед Кержаковым Золотую звезду на колодке цвета кубинского флага и еще какой-то орден. — Получил из рук Фиделя. Вот.
К наградам добавились фотографии. Кержаков рассмотрел снимки. Гость не врал. Кастро прикреплял Золотую звезду к его форменной рубашке. Общий снимок: Мурашко стоит рядом с Фиделем. Одет в военную форму, явно кубинскую. Погоны не рассмотреть.
— За что вас наградили?
— Исцелял кубинских детей, но не только. Для Звезды этого мало. Остальное секрет.
— Понял, — кивнул Кержаков. — Почему пришли к нам?
— Потому что они говнюки, — ответил гость. — У меня есть счет к коммунистам, Алексей Васильевич. В феврале этого года я бежал из СССР. Вы слыхали такую фамилию – Родин?
— Генерал-лейтенант КГБ?
— Именно. Хотел, чтобы работал на него. Исцелял иностранцев, а деньги за исцеление шли в его карман. Сын Родина угрожал моей семье. Нас хотели арестовать и заставить работать силой. Удалось сбежать в Германию, но и там не оставили в покое. Попытались похитить и увезти в СССР. Хорошо, вмешалась немецкая полиция. Ненавижу власть, которая поступает так со своими гражданами. Я не делал ничего плохого. Исцелял деток в Минске, их везли туда со всего СССР. Но в итоге стал эмигрантом.
— Родина выперли на пенсию, — сообщил Кержаков. — Говорили, по приказу Горбачева. Вам можно не бояться.
— Если путчисты победят, то такие, как Родин, вернутся, — покрутил головой гость. — На меня набросят узду. Потому я здесь. Вы, наверное, думаете, что от меня мало проку. Это не так. Я действительно целитель – не из тех, кто надувает щеки в телевизоре. Для примера, спас от смерти президента Аргентины Менема. У него был инсульт, врачи сочли случай безнадежным. Ну, а я вытащил. Вижу, сомневаетесь. Вот, — Мурашко вновь полез в сумку и выложил на стол многолучевую золотую звезду на голубой ленте. — Аргентинский орден Освободителя Сан-Мартина. Сам Менем вручил.
— Ни хрена себе! — не удержался Кержаков.
— Патологию человека вижу на расстоянии, — как ни в чем не бывало продолжил гость. — Вот у вас на левом плече шрам. Судя по форме, осколочное ранение.
— В Афгане зацепило, — буркнул Кержаков, переваривая услышанное. Надо же, какой человек! О его ранении знать он не мог. — Рад, что вы с нами, Михаил Иванович. Но учтите, здесь опасно.
— Не думаю, — возразил гость. — Армия на штурм не пойдет, вы это сами знаете. Да и не с чем. В танках нет боекомплекта, личному составу патронов не выдали. Реальную опасность может представлять «Альфа» с «Вымпелом», но там не дураки. Вокруг Белого дома стоят люди. В случае штурма жертвы неизбежны. Зачем офицерам брать грех на душу, выполняя преступный приказ? Не полезут они в политические разборки.
— Вы откуда знаете? — спросил Кержаков, охренев от услышанного. Такого даже он не знал.
— Есть источники информации, — улыбнулся гость. — В КГБ не одни Родины служат, есть и порядочные люди. Они, к слову, помогли мне выбраться за границу. И об «Альфе». У нее был приказ захватить Ельцина на Калужском шоссе по дороге в Москву[74]. Офицеры его саботировали. А ведь можно было обойтись минимальными жертвами. Что для «Альфы» несколько охранников с пистолетами?
— У нас были автоматы, — поправил Кержаков, пребывая в том же охренении.
— Ну, и что? — пожал плечами Мурашко. — Покрошили бы вмиг. Это «Альфа», Алексей Васильевич. Хотя, что я объясняю, сами знаете.
Кержаков знал, потому ощутил, как на миг похолодела спина. Смерть прошла рядом.
— Хотите совет дилетанта? — спросил Мурашко.
— Да, — кивнул Кержаков, хотя считать гостя дилетантом после всего услышанного он не стал бы. Слишком много знал странный целитель.
— Как можно скорее привезите в Москву Горбачева. С его появлением путч лопнет словно мыльный пузырь.
— Но он под охраной в Форосе! — возразил Кержаков.
— Да кому он нужен? — махнул гость рукой. — Нет там никого. Сидит в своей резиденции и в ус не дует. Разве что обосрался со страха, — он засмеялся. — Отправьте за ним Руцкого. Он и самолет найдет, и Горбачева притащит. Боевой генерал.
«А ведь гость прав, — подумал Кержаков. — Появись в Москве Горбачев, путчу конец».
— Доложу о вашем предложении президенту, — пообещал гостю. — А теперь в отношении вас. Что нужно от меня?
— Если есть возможность, предоставьте какую-нибудь комнату, — попросил Мурашко. — Где б я мог нормально присесть, а не болтаться в коридоре. Да и вам найти меня будет проще. Кормить не обязательно, — улыбнулся он. — Я шоколадок в буфете купил. На пару дней хватит.
— Накормим, — пообещал Кержаков и вызвал из приемной помощника.
В Белый дом я проник без проблем. Показал паспорт, объявил, что я врач и хочу быть полезным защитникам демократии. Пропустили, предложив направиться в штаб – там скажут, чем заняться. В штаб я не пошел – нафиг сдался, мне нужен глава охраны президента. Только через него можно выйти на Ельцина.
Кержаков был занят, я подумал и пошел болтаться по коридорам. Редкий шанс стать участником исторического события, будет о чем рассказать детям. В Белом доме царил бардак. Люди бегали по зданию, собирались кучками в углах, обсуждая слухи. Тех бродило множество. Даже комментировать не буду. «Нам идет на помощь ВДВ, авиация разбомбит танки в городе, если те не уберутся из Москвы». Ну, и прочий бред. С собой я притащил два блока сигарет «Мальборо». Угощал ими милиционеров и добровольцев с «Ксюхами»[75], рассказывал, что прилетел из Аргентины, дабы поддержать законно избранную власть России. В доказательство предъявлял аргентинский паспорт. Мне улыбались, даже обнимали, а с одним из добровольцев – его звали Вася, даже тяпнули по сто граммов, закусив шоколадкой из моих запасов. Водка нашлась у собутыльника.
— А не сфотографироваться ли нам на память? — предложил я Васе. — У меня камера есть.
Он откликнулся с энтузиазмом. Мы вышли в коридор, где я снял Васю с автоматом, а потом попросил сфотографировать и меня. Взял у него «Ксюху», встал к окну и сделал вид, что целюсь в кого-то снаружи. Вася щелкнул затвором «Никона».
— Постойте так! — внезапно попросил кто-то.
Повернул голову – знакомое лицо. Сергей Медведев[76], совсем еще молодой. Рядом – оператор с камерой. Интересно. Насколько помню, Съемочная группа Медведева оказалась близ Белого дома во второй половине дня[77]. Здесь он прибыл раньше.
Почему бы не помочь хорошему человеку? С минуту я рьяно изображал отважного защитника Белого дома, который бдит на посту, выцеливая за окном коварных гэкачэпистов.
— Миша из Аргентины прилетел, — сдал меня Вася, после того как Медведев скомандовал: «Стоп». — Демократию в России защищать.
Глаза у журналиста вспыхнули, и мне пришлось дать короткое интервью. Рассказал, как и почему оказался в Аргентине, сообщил, что прибыл на конгресс соотечественников, но, услыхав об путче, отправился в Белый дом вступиться за свободу. По лицу Медведева было видно, что попал в масть. Ну, так сам журналист, хорошо знаю, что нравится коллегам.
— Жаль не покажут, — вздохнул Медведев после того, как я смолк. — Пропадет такой материал!
— Покажут, — успокоил его я. — Через день-другой ГКЧП конец, этот репортаж тебе зачтется. Большим человеком станешь.
Мы с ним как-то сходу перешли на «ты». Ну, так журналисты и почти ровесники. Закорешались, словом. Благодаря чему стал свидетелем легендарного выступления Ельцина на танке. Нас туда позвали. Говорил Ельцин правильно, но на танк взбирался тяжело. Соратники втащили. Со здоровьем у Бориса Николаевича неладно. Ну, так сколько нервов сжег в борьбе с Горбачевым. Добавьте алкоголь… Медведев с оператором умчались в Останкино, я вернулся в Белый дом. Пропустили без вопросов, даже паспорт не спросили – примелькался. Для того шустрил.
Ближе к вечеру получилось встретиться с Кержаковым. Удалось его заинтересовать. Для начала меня отвели в цокольный этаж, где вкусно и сытно накормили. Даже выпить предложили – отказался. Хорошо живет начальство в осажденном Белом доме! За столами разглядел знакомые лица. Гавриил Попов, нынешний мэр Москвы, его заместитель Лужков, а еще Бурбулис с Шахраем. Чубайса с Гайдаром не заметил, не то б не удержался: организовал бы по инфаркту на душу населения. Не получится. Чубайс в Питере у Собчака, а Гайдар неизвестно где. Не слыхал, чтобы он в дни путча был в Белом доме.
Сытого меня отвели в чью-то приемную с закрытым кабинетом, где я кантовался до позднего вечера. Посмотрел по телевизору «Лебединое озеро» – хорошо танцуют. Нравится мне этот балет, жаль, что приходится ждать чьих-то похорон или путча, чтобы приобщиться к великому[78]. Сарказм, если кто не понял. Дождался программы «Время». Сюжет Медведева показали. В прошлом тоже было. Только в этот раз в кадре оказался и целитель Мурашко с автоматом. Весь из себя суровый и грозный.
— Я человек самой мирной профессии – исцеляю деток от ДЦП, слепоты и других болезней, — сообщил он в камеру. — В Москву прилетел на конгресс соотечественников из Аргентины. Услыхав о путче, прибыл в Белый дом защищать свободу и демократию. И таких, как я, здесь много. Если нужно костьми ляжем, но они не пройдут. Но пассаран! — целитель потряс «Ксюхой». — Патрия о муэрте! Венсеремос! Родина или смерть! Мы победим!
Красиво получилось, самому понравилось. Я хотел дождаться знаменитой пресс-конференции путчистов, посмотреть еще раз на трясущиеся руки Янаева – не вышло. За мной пришли и отвели к Ельцину. Бориса Николаевича я застал лежащим на диване в кабинете. Возле него хлопотал врач в белом халате.
— Сердце прихватило, — пояснил мне на ухо Кержаков. Он меня и привел. — Врач настаивает на госпитализации, но Борис Николаевич отказывается. Сможете помочь?
— Запросто, — сказал я и подошел к дивану.
— А, экстрасенс, — слабым голосом встретил мое появление Ельцин. — Видел твое выступление по телевизору. Молодец! Алексей говорит: президента Аргентины исцелил. Может, мне поможешь? А то тут в больницу тащат, — он бросил недовольный взгляд на врача. — А туда нельзя.
— Помогу, — сказал я и положил ладонь ему в разрез расстегнутой рубашки. — Да, — принял озабоченный вид, — не бережете вы себя, Борис Николаевич. Сердечко-то изношено. Ничего, не с таким справлялись. Полежите смирно.
Что у нас? Артериосклероз сосудов, причем давний. Сердце круглое, но еще не дряблое, хотя уже напоминает мешок. Миокард на издыхании, кровь качает плохо. Как он дотянул с таким диагнозом до 1996 года, когда, наконец, решился на операцию? Упрямый мужик. Ладно, работаем. Для начала сосуды…
Я простоял над Ельциным долго, даже спина затекла. Но справился. До конца не исцелил – из старухи целку не сделаешь, как говорят в народе, но в порядок органы привел. Лет десять проживет.
— Все! — я разогнулся и отступил в сторону. Ельцин тут же сел на диване.
— Борис Николаевич! — метнулся к нему врач.
— Стой там! — рыкнул на него Ельцин, встал и прошелся по комнате. Затем вдруг присел, встал и попытался достать кончиками пальцев носки ботинок. Не получилось, но упражнение проделал энергично. Затем помахал руками.
— Не болит, — сообщил радостно. — Будто лет десять сбросил. Ну, целитель, ну, молодец! Чем тебя Менем наградил?
— Орденом Освободителя Сан-Мартина.
— Будет тебе орден! Как только с путчем разберемся, — пообещал Ельцин. — А сейчас садись! — он указал на стол. — Алексей, налей нам по сто граммов.
— Может не надо? — засомневался Кержаков.
— Поддерживаю! — подскочил врач. — У вас сердечный приступ был.
— Что скажешь? — посмотрел на меня Ельцин.
— По сто граммов можно, — кивнул я. — Но не больше.
— Вот! — указал на меня Ельцин. — Слушайте целителя. Он лучше знает. Наливай, Алексей!
Через минуту перед нами встали хрустальные рюмки с прозрачной влагой. Врач не стал смотреть на это безобразие, попрощался и ушел.
— На здоровье! — сказал я, подняв свою рюмку.
— Будем! — согласился Ельцин, и мы чокнулись.
Водка мягкой горечью пролилась в горло. Я поставил пустую рюмку на стол и сосредоточился на ауре президента. Засек появления свечения над знакомой областью мозга, и погасил его. Есть!
— Не зашла, — огорченно сказал Ельцин и указал Кержакову на рюмку. — Напусти еще.
Тот молча подчинился. Президент выпил и пожевал губами.
— Будто воду пью. Не берет. Странно.
— Стресс! — поспешил я. — Путч, приступ этот… Слышал от фронтовиков, что после боя спирт пили, как воду. Нервы…
— Ладно, — согласился Ельцин и отодвинул рюмку. — Слушай меня. Алексей передал твой совет. Толково придумано! Мы отправили Руцкого за Горбачевым. Во Внуково он захватил самолет Янаева и полетел в Крым, — Ельцин ухмыльнулся. — Сел в Бельбеке, там Форос рядом. Час назад звонил с дачи Горбачева. Ты был прав: никто его под охраной не держал. И связь с Москвой у него была. Мог бы позвонить, хотя б обстановкой поинтересоваться. Сука! — он грохнул кулаком по столу. — Руцкой привезет его в Москву ночью. И вот что делать с этим говнюком? А?
Спрашивали явно не меня, но я не удержался.
— После путча Горбачев – никто, — сообщил поспешно. — Про таких на Западе говорят: «Хромая утка». Формально президент, но, по сути, никому не интересен. Берите власть в свои руки.
— Я президент России, а не СССР, — вздохнул Ельцин.
— Так создайте собственный союз! Как в 1922 году. Тогда Россия объединилась с Белоруссией, Украиной и Закавказьем. Предложите республикам СССР заключить новый. На других принципах, конечно. Не хотят, чтобы ими управляли из Москвы? Пускай рулят сами! Но у всех общее экономическое пространство, валюта, внешняя политика и оборона. Если кто откажется, пусть вернет России то, что от нее получил. Например, Крым и Донбасс. Это российские земли, почему они должны отойти Украине?
— Не отдадут, — покрутил он головой. — Война будет.
— А у них есть армия? Та, что будет воевать с Россией? Не решатся они. Да и зачем? Президент свой? Свой. На мове говорит? Вроде. Ну, и радуйтесь! Оставляйте себе свое сало, а за нефть и газ платите, как положено. Экономика – она прочищает мозги. Ни одна из советских республик не сможет развиваться без России. Кто не поверит, пусть попробует.
— Подумаем, — кивнул он. — Отдыхай, Михаил Иванович. Утро вечера мудренее.
Я попрощался и пошел к себе в приемную. Там скинул кроссовки и улегся на диван, примостив голову на боковом валике. Неудобно, но жаловаться грех. Многие защитники спят, сидя на стульях и кушетках – видел, когда шел сюда. Мне еще повезло. Проанализировал итоги дня. Главное удалось – к Ельцину я прорвался. Ожидал, но не надеялся. Ну, а там сделал, что хотел. Не знаю, какой выйдет из Ельцина президент, но пить он прекратит. Может, больше будет уделять внимания стране – и не только России. В Вискулях они с подельниками пропили СССР, создав никому не нужное СНГ. А ведь можно замутить нормальный союз. Мысль ему я подбросил, но прислушается ли? Кто я для него? Какой-то экстрасенс. Починил сердечко, вот и ладно.
«Завтра полечу в Минск, — я зевнул. — Соберу своих, посидим, поговорим, определимся с будущим. Приключения в Москве завершены».
Дальнейшее показало, что я сильно ошибался.