– Мне сюда, Джонас, – сказала Фиона, когда они подошли к парадному входу в Дом Старых, оставив велосипеды на стоянке. – Не знаю почему, но я очень нервничаю, – призналась она. – Хотя я здесь была уже столько раз!
Она покрутила свою папку в руках.
– Просто теперь все будет по-другому, – сказал Джонас.
– Да, даже таблички на велосипедах, – засмеялась Фиона.
Ночью Бригада Техобслуживания заменила таблички на велосипедах Двенадцатилетних теми, что были положены членам коммуны, проходящим Обучение.
– Не хочу опоздать, – сказала Фиона и заторопилась ко входу. – Если закончим одновременно, поедем домой вместе.
Джонас кивнул, помахал ей и отправился в Пристройку. Он тоже не собирался опаздывать в свой первый день.
Пристройка выглядела вполне обыкновенно. Джонас подошел к двери и взялся уже за тяжелую ручку, как вдруг увидел на стене звонок. Он позвонил.
– Да? – прозвучал голос из небольшого динамика над звонком.
– Это Джонас. Я новый, ну, в смысле…
– Входи.
Услышав щелчок, Джонас понял, что дверь открыта.
В крошечной приемной помещался только стол, за которым сидела Служительница и разбирала бумаги. Когда Джонас вошел, она встала. Это очень его удивило. Вроде бы ничего особенного, но раньше никто не приветствовал его стоя.
– Добро пожаловать, Принимающий Воспоминания, – почтительно сказала она.
– Ой, нет. Пожалуйста, зовите меня Джонас.
Служительница улыбнулась, нажала на кнопку, и он услышал еще один щелчок – открылась дверь слева.
– Ты можешь войти.
Джонас замялся – и Служительница поняла почему. В коммуне не запирали дверей. По крайней мере, он никогда с этим не сталкивался.
– Замки нужны для того, чтобы никто случайно не побеспокоил Принимающего, – объяснила она. – Ему было бы непросто сосредоточиться, если бы люди бродили тут в поисках, скажем, Отдела по Ремонту Велосипедов, правда?
Джонас с облегчением рассмеялся. В коммуне часто шутили по этому поводу – Отдел по Ремонту Велосипедов, маленький и не очень важный, постоянно менял адрес, и люди никогда не знали, где его искать.
– Тебе нечего бояться, – сказала Служительница. И, взглянув на часы, добавила: – Но ждать он не любит.
Джонас наконец вошел в дверь. Он попал в уютную комнату. Она была одновременно похожа и не похожа на его собственное жилище. Мебель в коммуне у всех была одинаковой: практичной, крепкой, функциональной. Кровать, чтобы спать. Обеденный стол, чтобы есть. Письменный – чтобы заниматься.
В этой просторной комнате были те же предметы мебели, что и во всех домах коммуны. Те же, но не такие же. Стулья и диван обиты мягкими, роскошными тканями. Ножки стола не прямые, а изящные и изогнутые, украшенные резьбой. Кровать в дальнем углу комнаты покрыта восхитительным покрывалом, вышитым изысканными узорами.
Но больше всего Джонаса поразили книги. У него дома, как и у всех остальных членов коммуны, была только справочная литература: словарь, полный указатель всех домов, офисов, фабрик и комитетов коммуны. И конечно, Книга Правил.
Он никогда не видел никаких других книг. Он даже не знал, что они существуют.
Но в этой комнате все стены были заставлены книжными полками – до самого потолка. Сотни, а может, и тысячи томов с блестящими названиями.
Джонас не мог оторвать от них глаз. Что может быть написано на тысячах страниц? Еще Правила, кроме тех, что управляют коммуной? Еще какие-то офисы, фабрики и комитеты?
Но времени на то, чтобы как следует осмотреться, не было – сидящий за столом человек не сводил с него глаз.
Джонас быстро подошел к нему, слегка поклонился и представился:
– Я Джонас.
– Я знаю. Добро пожаловать, Принимающий Воспоминания.
Джонас узнал его. Это был тот самый Старейшина, который так выделялся среди других на Церемонии.
Джонас смущенно смотрел в светлые глаза, так похожие на его собственные.
– Сэр, я приношу извинения, но я не понимаю…
Он подождал стандартного ответа, но его не последовало.
Тогда Джонас продолжил:
– Просто я думал, то есть думаю, – поправил себя Джонас, решив, что если уж Правильное Употребление Слов зачем-то нужно в обычной жизни, то сейчас, перед лицом этого человека, оно просто необходимо, – я думаю, что Принимающий Воспоминания – это вы. Я только, ну, меня назначили, то есть выбрали только вчера. Я еще никто. Пока еще никто.
Мужчина задумчиво посмотрел на него. В этом взгляде читались любопытство, беспокойство и даже что-то вроде сочувствия.
Наконец он заговорил:
– С этого дня, с этой минуты, по крайней мере для меня, ты – Принимающий. Я был Принимающим очень, очень долго. Думаю, ты это заметил.
Джонас кивнул.
Лицо мужчины было покрыто морщинами, а светлые глаза смотрели хоть и пристально, но устало.
Вокруг глаз залегли глубокие тени.
– Я вижу, что вы очень старый, – почтительно сказал Джонас. К Старым в коммуне всегда относились с огромным уважением.
Мужчина улыбнулся и провел рукой по морщинистой щеке.
– На самом деле не такой уж я и старый. Работа состарила меня. Я знаю, что выгляжу так, будто меня давно уже пора внести в списки на Удаление. Но в действительности у меня еще много времени впереди. – Он ненадолго замолчал. – И все же я обрадовался, когда тебя избрали. Они долго тянули с этим. Предыдущее, так неудачно закончившееся избрание состоялось десять лет назад, и я уже начал слабеть. Мне понадобятся все оставшиеся силы, чтобы обучить тебя. Нам с тобой предстоит долгая и тяжелая работа.
Он указал на стул:
– Сядь, пожалуйста.
Джонас опустился на мягкое сиденье.
Старик прикрыл глаза и продолжил:
– Когда мне было Двенадцать, меня избрали, как и тебя. И мне было страшно, как и тебе.
Он открыл глаза и посмотрел на Джонаса. Тот кивнул.
Глаза снова закрылись.
– В эту комнату я пришел, чтобы начать свое Обучение. Это было очень давно. Предыдущий Принимающий показался мне таким же старым, каким я кажусь тебе. И он выглядел таким же усталым, как я сегодня.
Внезапно он выпрямился, открыл глаза и сказал:
– Ты можешь задавать вопросы. Мне сложно описать, как это происходит. Ведь говорить об этом запрещено.
– Я знаю, сэр, – сказал Джонас, – я читал инструкцию.
– То есть я могу не стараться все объяснить, – усмехнулся мужчина. – Моя работа очень важна и почетна. Но это не значит, что я идеален. Я уже пытался один раз обучить преемника. И не справился с этим. Пожалуйста, задавай любые вопросы, которые смогут тебе помочь.
У Джонаса были вопросы. Тысяча вопросов. Миллион. Столько же вопросов, сколько книг на полках. Но он не задал ни одного. Пока не задал.
Мужчина вздохнул, видимо, думая, с чего начать. Затем снова заговорил:
– Проще говоря, хотя ничего простого тут нет, моя работа состоит в том, чтобы передать тебе все воспоминания, которые я храню. Воспоминания о прошлом.
– Сэр, – робко сказал Джонас, – я с огромным интересом выслушаю историю вашей жизни и ваши воспоминания. – И быстро добавил: – Приношу извинения за то, что перебил вас.
Мужчина нетерпеливо махнул рукой:
– Никаких извинений в этой комнате. У нас нет на это времени.
– Сэр, – продолжил Джонас неуверенно, понимая, что, кажется, опять перебивает, – мне правда очень интересно, но я все-таки не понимаю, что в этом такого важного. Я могу выполнять взрослую работу в коммуне, а в часы отдыха приходить к вам и слушать истории вашего детства. Я с удовольствием этим займусь. Вообще-то, – добавил Джонас, – я уже занимался этим в Доме Старых. Старые любят рассказывать про свое детство, и мне всегда нравилось их слушать.
Мужчина покачал головой:
– Нет-нет. Я просто неясно выразился. Это не мое прошлое, не воспоминания о моем детстве.
Он откинулся на кресле.
– Это воспоминания всего мира, – вздохнул он. – То, что происходило до тебя, до меня, до предыдущего Принимающего, за многие-многие поколения до нас.
– Всего мира? – Джонас нахмурился. – Я не понимаю. Вы говорите не только о нас? Не только о коммуне? Вы имеете в виду Другое Место?
Он попытался осмыслить услышанное.
– Извините, сэр. Я не совсем понимаю. Может, я недостаточно умен. Я не понимаю, что значит «весь мир» и «за многие-многие поколения до нас». Я думал, есть только мы. И только сейчас.
– Нет, есть гораздо больше. Есть все, что Дальше, – Другое Место и все, что было до нас, и еще раньше, и совсем давно. Я узнал об этом, когда был избран. И здесь, в этой комнате, один, я переживаю это снова и снова. Так к нам приходит мудрость. Так мы строим будущее.
Он шумно перевел дыхание.
– Я просто переполнен воспоминаниями.
Джонас вдруг почувствовал сострадание к этому старику.
– Это как… – старик умолк, будто подыскивая правильные слова, – как спускаться с горы на санках по глубокому снегу. Вначале захватывает дух – скорость, холодный чистый воздух, но затем снега становится все больше, он налипает на полозья, и ты едешь медленнее, и тебе все тяжелее двигаться вперед, и надо отталкиваться все сильней и сильней, и…
Он вдруг помотал головой и уставился на Джонаса.
– Ты ведь ничего не понял, да?
Джонас смутился.
– Ничего, сэр.
– Ну конечно, не понял. Ты ведь не знаешь, что такое снег.
Джонас покачал головой.
– А что такое санки? Полозья?
– Нет, сэр, – сказал Джонас.
– А что такое спускаться с горы? Это все пустой звук, да?
– Да, сэр.
– Вот с этого и начнем. Я все думал, с чего начать. Ложись на кровать лицом вниз. И куртку сними.
Джонас так и сделал. Ему было немного страшно. Он лег и кожей почувствовал мягкую ткань, покрывающую кровать. Он видел, как старик встал и подошел к стене, на которой висел громкоговоритель, такой же, как и в каждом доме в коммуне. Но не совсем. У этого громкоговорителя был переключатель, который старик одним щелчком передвинул на «выкл.».
Джонас едва не вскрикнул. Он может выключить громкоговоритель! Это было потрясающе.
Старик подошел и сел на стул рядом с кроватью. Джонас лежал не двигаясь и ждал, что же будет дальше.
– Закрой глаза. Расслабься. Больно не будет.
Джонас вспомнил, что ему разрешено, даже рекомендуется задавать вопросы.
– Что вы собираетесь делать, сэр? – спросил он, надеясь, что его голос не дрожит.
– Я собираюсь передать тебе воспоминание о снеге, – сказал старик и положил руки на его обнаженную спину.