Я отложил распечатанные эскизы и описания Босфорского моста в соответствующую папку на предмет отдать перерисовать картинки и переписать текст перед вручением Вилли. Это был вроде как небольшой подарок к началу строительства турецкого участка его любимой железной дороги Берлин — Багдад. А то неприлично как-то, мы и то закончили Кругобайкальский участок, а тут Германия будет поезда на пароме возить. Опять же в процессе постройки моста нам будет куда удобней перегораживать пролив на предмет материального вспомоществования, как было договорено с турками. Торговались они, правда, отчаянно, сбили нашу долю с шестидесяти до пятидесяти шести процентов. Жмоты и халявщики, а не великая империя, право слово.
Отложив бумажки, я сообщил охране, что мы едем в Зимний — пора было обратить Гошино внимание на одну интересную бумагу. Она называлась «Всеподданнейший доклад Его Величеству по военному ведомству» и содержала полторы сотни листов. Вообще-то у меня была копия, а сам доклад в виде коллекционного тома с картинками и золотым тиснением на кожаной обложке был отправлен по адресу, то есть его величеству.
Доклад представлял собой просто редкостный образец верноподданнического подхалимажа. Все его содержание сводилось к тому, что почти во всей армии у нас все замечательно. Почти — это потому, что, по мнению постеснявшихся поставить свои подписи авторов сего творения, были места, где дела обстояли не замечательно, а восхитительно и даже более того. Во всем тексте, я специально посчитал, содержалось ровно четырнадцать цифр, две из которых являлись годами подотчетного периода. Причем изложено все это было на таком уровне, будто предназначалось дебилам младшего дошкольного возраста.
— Заходи, — встретил меня Гоша, — я тут прочел, что тебя вроде поздравить можно?
— Конечно, — не стал перечить я, — поздравляй. Только с чем и где ты про это прочел, можно узнать?
— В «Биржевых ведомостях» написано, что ваш с Рябушинским автозавод запустил главный конвейер, почему-то только под номером «Три А».
— Ты бы еще «Копейку» почитал, — хмыкнул я. — Тоже мне, источник новостей нашел — газеты. Главный конвейер номер три — он по производству велосипедов, состоит из шести линий, обозначенных буквами. Вот первую и запустили… Это восемь постов, мимо которых едут на веревке деревянные тележки. Автомобильный же конвейер мы только в начале августа собираемся запускать. Но это ладно, хрен с ней, с газетенкой, я надеюсь, вон тому, что у тебя рядом на столе лежит, так же безоглядно верить ты не стал?
— Не получилось, — подтвердил Гоша, — ибо это невозможно. Но в целом очень хороший документ, мне понравилось.
— Если бы под ним чья-нибудь подпись стояла, тогда да, а сейчас-то что с него толку?
— Пессимист ты. А мне так как раз наоборот: ну стояла бы под ним чья-то конкретная закорючка — а вдруг нам сейчас трогать именно этого человека почему-то не нужно? А тут, кстати, подпись есть, видишь — «Военное ведомство»! Смотрим, кто нам там не нравится, и предъявляем в качестве обоснования сей труд… Глядишь, и поаккуратнее станут безымянные творения подсовывать. Да, у меня пара вопросиков есть… Вот тут написано, что на начало года крепостных орудий было одиннадцать тысяч сто, а в марте канцлер изъял почти двести штук. Что это вообще такое — двадцатичетырехфунтовая осадная пушка и зачем они тебе понадобились?
— Отвечаю. Это осадные орудия образца одна тысяча восемьсот пятого года. Произведены если и позже, то ненамного. Помнишь, у Лермонтова: «Забил заряд я в пушку туго»? Вот как раз в такую. Я их в переплавку собираюсь сдать, потому как бронзовые, а пяток в Гатчине поставлю в качестве антикварных украшений.
— Ого, — офонарел Гоша, — и много там еще подобных образцов?
— До хрена, если не все. Самое новье — это крупповские, образца семьдесят седьмого года, но их мало. В основном — середины шестидесятых. У турок, блин, на Босфоре и то лучше! Так что пора подумать, в чью тушку будем забивать заряд по этому поводу.
— Ладно, давно пора разобраться. А вот у меня к тебе есть и один личный вопрос. Не подумай, что я в твой карман лезу, но что это у тебя за бизнес такой завелся с саженцами — чего, кстати? Ты торгуй на здоровье, тем более что у тебя счет сразу на миллионы пошел, но что это с тобой?
— Это у меня хобби, честно деньги зарабатывать, а не как вы с Машей: «Купите две штуки по цене четырех, и получите еще одну в подарок!» Если отбросить всякие затуманивающие суть хитрости, так это и есть ваша методика. А у меня все кристально честно и безупречно. Помнишь, мы в Бразилии нашли более или менее приличного поставщика каучука? Ну, побыл он приличным года два с половиной, а потом оборзел. Цены начал поднимать, он там в джунглях для себя чуть ли не целый город отгрохал, библиотеку построил и театр…
Недавно вообще учудил: вынь да подай ему нашу балетную труппу! Помимо денег, а не вместо, что меня особенно огорчило. Так что послал я к нему балетмейстера с супругой. В шестом отделе еще с момента образования существует карточная группа, у Бени имелись неплохие связи в соответствующих одесских кругах, а уж сейчас там такие уникумы есть… Вот мой балетмейстер как раз из них. Ну а его супруга, понятно, от Танечки. У этого козла-плантатора главные увлечения были карты и женщины. Ну так он после ночи с той супругой и сел играть с ее мужем. Продул усадьбу с театром и библиотекой, потом отдельно пруд с лебедями, чтобы мне было куда морские «Пересветы» сажать, а напоследок и плантацию, или как там у него сорок квадратных километров резиновых деревьев назывались.
— И что, просто так взял и отдал?
— Ну не совсем просто, но ты же помнишь, он балетную труппу хотел? Я ее заранее послал, чтобы уважаемый не томился ожиданием. Давно собирался вторую десантную роту в джунглях потренировать, а то под Сухуми это больше на лесопарк похоже. Нормально, в общем, потренировались, особенно минометчики — с первого залпа его бандитов-охранников накрыли. Ну и автоматы там себя отлично показали…
— А соседи?
— Они все правильно поняли, особенно после того, как один попробовал возмутиться. Причем мы с ним мягко, не деньгами взяли, а тем же каучуком. Ну вот, значит, загрузили один «Пересвет» семечками этих деревьев и доставили на немецкий пароход. И чтоб наши друзья не маялись в ожидании урожая, потом три «Пересвета» летали еще неделю, саженцами забитые по самое верхнее крыло. Вилли где-то там у себя в Африке нашел подходящее место для разведения этой ботаники.
— Правительство-то бразильское как к этому отнеслось? Там же вроде весьма суровые меры за попытки вывоза семян каучуконосов.
— Да, смертная казнь. Но ловят-то по портам и побережью, кто же им виноват, что до сих пор не удосужились ни одного самолета завести? Правда, приезжал какой-то чиновник… Но он с понятием оказался, мгновенно сообразил, что если серьезные люди предлагают три тысячи долларов, так надо брать, пока не передумали и не предложили ознакомиться с репертуаром балетной труппы.
— То есть проблема с возрастанием потребности в каучуке решена и для нас, и для Вилли, — кивнул Гоша, — но для Вилли радикальнее. Почему?
— Потому что это только так кажется. Пока нет войны, наша бразильская гасиенда ничуть не хуже. А как начнется, так и у немцев будут серьезные трудности с доставкой, вплоть до сокращения ее в разы… Так что мы усиленно химией занимаемся, опыты по получению бутадиена из картошки проводим, и уже есть успехи.
— А с азотом из воздуха? Селитру же сейчас тоже из Чили возим.
— Это немцы, я им передал материалы. Отработают технологию, а потом не только себе, но и нам заводик-другой построят.
— Так, — сделал себе пометки Гоша, — и последний вопрос. Что сейчас вообще происходит? Читаю я столь нелюбимые тобой газеты, и там прямо крик стоит. Ренессанс, мол! Возрождение! Падение нравственности! Небывалое возвышение духа! Никогда еще российская интеллигенция не достигала такого морального падения! И так далее. А с твоей точки зрения, что имеет место?
— Во-первых, это все проявляется только в Питере и немного в Москве, а в провинции — так, отдельные эпизоды. Суть же происходящего я определяю так: с жиру бесятся! Мы, конечно, держим руку на пульсе, стараемся вовремя, так сказать, отделить баранов от козлищ… Салонов всяких развелось, как грибов после дождя, и в каждом свой гуру. Если безопасен, так хрен с ним, пусть гурствует.
Действительно, где-то через год после окончания японской войны питерский свет начал потихоньку срываться с цепи. Отовсюду полезли какие-то магнетизеры и прочие гиганты духа. Спиритизмом занимались чуть ли не в каждой подворотне… Отец Антоний, плюясь от возмущения, рассказал мне, что на эти сеансы не брезгуют ходить даже высшие иерархи церкви. Мой вопрос: «А кадилом гадов промеж рогов?» — был принят за шутку, хотя говорил я почти серьезно. Во всяком случае, если бы батюшка позволил себе такое, то от последовавших неприятностей я бы его точно отмазал. Откуда-то вылез и Гришка Распутин.
Ко двору, понятно, теперь ему хода не было, он вертелся вокруг Ник-Ника и уже успел озвучить любопытную теорию. Оказывается, на Небесах, войдя в тягостное положение России, решили послать туда ангела. И послали, то есть Гошу… Но в преисподней это просекли и командировали к месту событий своего представителя, чтобы, значит, ангелу жизнь медом не казалась. Кто этот представитель — думаю, понятно. Но это пока только завязка. Интрига же, по Гришке, заключалась в том, что эти двое вдруг взяли да и подружились! Теперь и на Небесах, и ниже в растерянности рвут шерсть на лысинах, а Россию ожидает невиданное процветание.
Чтобы держать руку на пульсе, мы организовали несколько своих, так сказать, очагов брожения. В Питере наиболее успешным был ресторан «Крокодил».
Ну, зачем в дельте Нила нам понадобилось свое предприятие, я думаю, объяснять не надо. Оформлено оно было как ферма по разведению крокодилов. Но, к моему удивлению, акционерное общество «Шрамм, Шнеерзон и сыновья» вдруг без всяких подтасовок начало давать неплохую прибыль! Крокодиловая кожа шла на ура. А теперь, чтобы удовлетворить вдруг проснувшуюся тягу питерской интеллигенции к экзотике, ну и для повышения безотходности крокодильского производства, был открыт ресторан. В общем, ничего, мне случалось есть блюда и погаже включенных в тамошнее меню… Правда, не за такие деньги.
Видя такое дело, я распорядился учинить нечто подобное и в Москве. Там оно маскировалось под корейское заведение, организатором которого выступил потомственный московский дворник Гумар Нигматуллин. Правда, в целях сокращения своего слишком длинного имени он был представлен публике как господин Ким Ир Сен. Так что вскорости московская интеллигенция тоже сможет приобщиться к прекрасному. Например, попробовать воспетые классиками собачьи уши, отжатые в уксусе.
Поначалу Гумар попытался намекнуть мне, что кошка — это тоже замечательное существо, например в смысле в пирожках. Но я взял его за ворот и, ласково потряхивая, объяснил, что кошек трогать не надо. Ни на мясо, ни на шкуру… А то мне из Египта уже писали, что ихним крокодилам для повышения яйценоскости неплохо бы разнообразить меню.
Вот примерно это я и изложил Гоше.
— Знаешь, а твоя теория, насчет «с жиру», вполне даже проходит, — усмехнулся он. — Я тут недавно зашел на наш узел прослушки, ну и в числе прочего поинтересовался, о чем беседует отдыхающая смена в караулке. Так вот, совершенно их всякие высокодуховные материи не интересовали, а спорили они насчет сравнительной доходности акций твоего автозавода и Курского металлургического комбината. Вполне, кстати, квалифицированно… Действительно, если люди делом заняты, так и не лезет всякая хрень в голову. А от безделья только и остается, что в массовом порядке дух Наполеона призывать.
— Это ты немножко отстал от жизни, последние две недели основной аншлаг у Жанны д’Арк. Особенно у Кшесинской она шикарно выступает — ну, это понятно, наши же медиумы работают на уровне последних достижений прогресса. Сейчас вот я решил в стратегическом плане над репертуаром подумать, чтобы эти привидения не несли каждое свою отсебятину, а четко проводили генеральную линию. Даже специальный отдел предсказаний и пророчеств в информбюро организовал.
— Между прочим, доносы на тебя от высшего звена церкви последнее время значительно участились.
— Еще бы им не участиться! Появились первые результаты инициированного нами церковного движения «За возвращение к истокам», теперь уже не только Высоцкий монастырь, но и многие другие поддерживают идею восстановления патриаршества. Тебе что, нравится сложившаяся сейчас ситуация?
— Нисколько, — мотнул головой Гоша. — Хотел тут провести некоторые перестановки, так Синод чуть ли не в полном составе прибежал ко мне объяснять, что высшие церковные чины неприкосновенны — мол, такого нигде не записано, но нарушать эту традицию нельзя. Хорошо, однако, устроились — сидят на гособеспечении, без него они бы и трети своей десятины не собрали, не говоря уж о прочем, и при этом еще что-то вякают! Даже хотел тебя попросить разобраться.
— Я уже в теме, но тут не следует показывать вмешательство власти в церковные дела. Сами должны восхотеть независимости от государства, над этим мы уже давно работаем. На митрополита Владимира Богоявленского внимания не обращал? Наш человек. Так что участившиеся доносы на меня — это пока так, самые первые признаки. Скоро друг на друга начнут писать в массовом порядке… А про меня, я так думаю, все Леша никак успокоиться не может? Это который Алексий, епископ Чистопольский и ректор Казанской академии. Та еще сволочь, ты рожу-то его видел?
— Он к своим бумагам фотографии не прикладывал.
— Так ты попроси, а то, мол, как-то неудобно. Непонятно, с кем беседуешь… Хотя, конечно, лучше на него посмотреть вживую. В общем, скоро у нас в церкви волнения начнутся — борьба света с тьмой, причем светом каждая сторона объявит именно себя. А суть проста: или церковь становится независимой, отказавшись от большей части своих земель и получив патриарха, или она окончательно становится винтиком государственной машины и ее руководство раз в неделю бегает ко мне с отчетом. Такая же ситуация, как сейчас, нетерпима совершенно. Вот я тут тебе на днях и пришлю папочку с компроматом — в основном на половые темы.
Там, между прочим, просматривается интересная закономерность: сторонники отделения и нестяжательства если и грешат, то меньше и, так сказать, традиционным образом. А консерваторы чуть ли не через одного в педерастию ударились, причем предпочитают совсем молоденьких мальчиков, боровы. Кстати, отец Пантелеимон таких предлагает кастрировать, с чем я полностью согласен. Так что ты в какую-нибудь речь вставь свое сожаление о грустном падении нравов в церковной среде. Мол, зря они так уж буквально отождествляют себя с пастухами и, как некоторые не лучшие представители данной профессии, вовсю пользуют своих агнцев. Им что, для этого Господь хозяйство привесил?