1

— Курсант Рюрик, к Капитану!

Голос посыльного ворвался в тишину компьютерного центра будто сирена. Олег оторвался от дисплея и разогнул затекшую спину, а потом досадливо поморщился. И зачем это он так срочно понадобился Капитану? До тренировки оставалось еще полтора часа, и он рассчитывал к тому времени закончить просмотр сайтов, отобранных поисковой программой. Но приказ есть приказ. Поэтому Олег быстренько скинул отобранные сайты в одну папку блокнота, а непросмотренные в другую и закрыл программу. После чего встал и тихонько вышел из комнаты. Кабинет Капитана Наумова, если, конечно, этот закуток можно было назвать таким словом, располагался на шестом нижнем уровне, рядом со спортивным комплексом. И попасть туда можно было только через второй лифтовый холл, расположенный в противоположном конце этого уровня. Самый короткий путь лежал через библиотеку, и Олег с тайным удовольствием отворил тяжелую бронированную дверь. После того как он побродил по виртуальному Зимнему дворцу, Кремлю, Версалю, он представлял, что существуют или существовали другие двери — высокие, роскошные, с золочеными ручками, покрытые искусной узорчатой резьбой, но все это осталось в том мире, которого уже не было. А в капонирах все Двери были одинаковыми — тяжелыми, с герметизирующими прокладками и длинными ручками с обеих сторон. На пороге библиотеки Олег задержался и посмотрел на массивное плюшевое кресло с высокой спинкой. Кресло старого генерала. Оно пустовало уже целый год. Олег двинулся дальше. Старый Генерал был первым, кого он увидел в капонире «Рясниково». Он до сих пор помнил этот день так, как будто это было вчера…

Они остановились на последнюю ночевку в полукилометре от капонира. В отличие от капонира «Заячий бугор», пусковые установки которого были замаскированы в возвышающейся над местностью скале, капонир «Рясниково» ничем не выдавал своего присутствия. Лес, поляны, небольшой бугорок с парой кустов — и все. Но Олег чувствовал, что то, чего он ждал, уже совсем близко. Да и поведение остальных, несмотря на все их усилия казаться абсолютно такими же, как обычно, намекало на то, что нынешняя стоянка чем-то отличается от предыдущих. Люди вели себя более расслабленно, как будто им уже можно было ничего не опасаться. А вот часовые, наоборот, полностью отказались от всяческих мелких вольностей в позе и одежде, которые позволяли себе на прежних стоянках. И когда вечером, после ужина и обхода постов, Полковник Постышев не отправился, как обычно, в свою палатку, а двинулся дальше, за линию часовых, Олег понял, что они наконец пришли.

Когда до рассвета оставалось часа полтора, он тихонько выбрался из палатки и, улучив момент, когда часовой отвернулся и потер кулаком слипающиеся глаза, скользнул вперед, в мешанину сучьев орешника и бузины. Там он замер, чтобы убедиться, что в лагере не поднялось никакой тревоги или хотя бы суеты, вызванной его действиями, а затем двинулся вперед бесшумным охотничьим шагом. С точки зрения обычной логики его поступок был абсурдным. Он не собирался никуда убегать. Его целью был тот самый капонир, в который он и так должен был попасть не позднее чем через несколько часов. Так что убегать тайком из лагеря не было никакой необходимости. Но на этот поступок его подвигнула отнюдь не логика. Он просто ЗНАЛ, что должен поступить именно так. И не особенно задумывался, откуда к нему пришло это знание.

Поляну, на которой был расположен замаскированный под заросший брусникой бугор — главный вход в капонир — он нашел сразу. Его ждали. Маскировочный карниз был поднят, а под ним ярко светилась в темноте лифтовая кабина. После тренировок в капонире «Заячий бугор» Олег знал, что это такое и как с этим обращаться. Однако, когда он шагнул в лифт, ему не потребовалось даже выбирать, на какую кнопку нажимать. Стоило датчикам лифтовой кабины определить, что внутри появился человек, как дверцы с мягким шипением изношенных пневмоклапанов сомкнулись, и лифт плавно пошел вниз.

Когда дверцы остановившегося лифта исчезли в боковых прорезях, перед Олегом возник затемненный лифтовый холл и узкая полоса света, выбивавшаяся из-за приоткрытой двери в дальнем конце коридора. Все то же подспудное знание, что сорвало его этой ночью с нагретого собственным телом матраса, подтолкнуло в сторону полуоткрытой двери.

Судя по обилию книг, расставленных на огромных, высотой в два с половиной человеческих роста стеллажах, помещение за полуоткрытой дверью оказалось библиотекой. Вот только ее обстановка несколько отличалась от той, к которой Олег привык за время своего недолгого пребывания в капонире «Заячий бугор». Эти стеллажи были сделаны не из гнутого металла, окрашенного стандартной шаровой краской, а отсвечивали в языках пляшущего в большом камине пламени теплым рисунком полированного дерева. На полу лежал толстый ковер, а сам камин, который в скудно-казенном интерьере библиотеки капонира «Заячий бугор» невозможно было даже представить, заслоняло массивное кресло с высокой спинкой. Олег замер на пороге, не особо понимая, что же ему делать дальше. Но тут из-за спинки развернутого к камину кресла появилась сухая старческая рука и негромкий голос произнес:

— Иди сюда, мальчик.

Олег повиновался. Обойдя кресло, он увидел в нем старика с желтой кожей, покрытой множеством коричневых пигментных пятен, настолько худого, что он был похож на обтянутый кожей скелет, да к тому же изрядно усохший. Но вот глаза… Глаза у старика были живые, внимательные и… ехидные, что ли. Таилась в них какая-то перчинка. Старик указал на небольшую скамеечку, придвинутую к стене у камина:

— Садись.

Старик некоторое время молча разглядывал его, а затем тихо спросил:

— Почему ты пришел?

Олег помедлил, а затем так же тихо ответил:

— Мне показалось, что это будет правильным. Старик удовлетворенно кивнул и откинулся на подушки.

— Да, ты — один из НИХ. — Последнее слово он произнес с нажимом.

— Из НИХ? — спросил Олег.

По-видимому, в его голосе как-то отразилось воспоминание о подслушанной фразе из чужого разговора, потому что старик рассмеялся мелким, дребезжащим смехом:

— А-а-а-а, так ты уже слышал о НИХ? Что ж, этого следовало ожидать. Вряд ли моим офицерам удалось бы противостоять Проникновению.

Олег молча ждал разъяснений.

— Не сердись, мальчик. Твой приход сюда был своеобразным тестом. Мы приготовили его, чтобы окончательно убедиться в том, что ты именно тот, кто нам нужен. Только истинный берсерк обладает способностью чувствовать верные поступки, так же как и совершать их, не особо задумываясь над мотивами. Так что все верно — ты пришел именно туда, куда было надо. — И он снова замолчал, уставив на Олега свои удивительные глаза.

В библиотеке установилась полная тишина, только тихонько потрескивали угли в камине. Чисто инстинктивно Олег отметил незнакомое слово, но не стал спрашивать его значение, справедливо полагая, что раз уж он наконец встретился с человеком, взявшим на себя труд отвечать, а не спрашивать, то в конце концов получит ответ и на этот вопрос. Однако пауза затягивалась.

— Зачем я здесь?

Старик улыбнулся:

— Чтобы присоединиться к людям, которые помогут тебе найти себя, осознать свое предназначение и… исполнить его… если тебе повезет.

Олег нахмурился. Все это звучало слишком высокопарно. А за свою пока еще не слишком долгую жизнь он успел усвоить, что за высокопарными речами, как правило, прячется обыкновенная ложь. Старик, прочитавший по его лицу эти мысли, вдруг наклонился к мальчику и заговорщицки прошептал:

— Ну-ка, помоги мне встать, я отведу тебя в одно интересное место.

Олег покорно вскочил на ноги, но не удержался и спросил:

— Зачем?

— Чтобы увидеть прежний мир.

В ту ночь он впервые оказался в компьютерном центре…

Олег мотнул головой, отгоняя воспоминания, и быстрым шагом пошел по коридору. Капитана Наумова вряд ли удовлетворит объяснение, что он задержался, вспоминая старого Генерала.

Капитан встретил его у дверей спортзала. Окинув Олега придирчивым взглядом, он поправил ровно прицепленный значок разряда и сказал:

— Дуй за мной, парень, тебя хочет видеть Генерал.

Олег едва заметно кивнул. Капитан нахмурился. Он уже привык к тому, что этот худощавый юноша с серьезным лицом любое сообщение всегда воспринимает одинаково — как будто он уже давно знал о том, что ему сообщают. Но ведь не каждый день его вызывают к Генералу? Мог бы хоть как-то выразить свои чувства.

Они опустились на двенадцатый уровень. Как всегда, промежуток между одиннадцатым и двенадцатым уровнем лифт преодолевал в два раза дольше, чем другие. Капонир «Рясниково» был построен с таким расчетом, чтобы верхняя крышка могла выдержать близкий подрыв боеголовки тротиловым эквивалентом в двести пятьдесят килотонн. Но двенадцатый уровень имел особые, усиленные перекрытия, так что даже в случае разрушения верхней крышки нижние уровни капонира остались бы в целости и сохранности. Перед глазами Олега маячила широкая спина Капитана. Наумов вообще являл собой великолепный образчик истинной мужской красоты: широкие плечи, длинные, мощные руки, узкие бедра и сухие ноги отличного бегуна. На фоне этого атлета Олег с его комковатыми мышцами и врожденной худобой смотрелся натуральным заморышем. Но оба прекрасно знали, что в случае прямого столкновения этот заморыш сможет уложить десяток подобных атлетов и при этом не так уж сильно запыхается.

В небольшой приемной, расположенной перед рабочим кабинетом Генерала, было пусто. За узкой стойкой скучал дюжий прапор из взвода спецохраны. Заметив посетителей, он немного оживился, почтительно приподнял свой зад и доверительно сообщил:

— Занят пока. Постышев у него.

Наумов молча кивнул и, бросив на Олега косой взгляд-указание, пристроился на скрипучем колченогом стуле, одиноко прислонившемся к длинной стене приемной. Олег скромно встал рядом и облокотился плечом об изогнутую стену. За этой стеной находился Центральный пульт. Когда-то отсюда управляли сотнями капониров, тысячами боевых самолетов и пусковых установок противоракет, десятками тысяч людей. Да и теперь здесь сосредоточились нити управления самой могучей силой землян, которую они могли противопоставить захватчикам. Вот только эта сила составляла едва ли одну тысячную часть того, что имела Земля до Вторжения. И даже тогда люди не смогли защитить свою планету. Олег задумался, вспомнив свою первую встречу с человеком, который стал нынешним хозяином этого кабинета. Действующий Генерал Прохоров был не особо похож на старого Генерала. Но это имело свое объяснение. Как потом выяснил Олег, титул Генерала Прохорова не имел, да и не мог иметь потомственного статуса. Первый генерал Прохоров, который и создал людей капониров, к тому моменту, когда Земля подверглась атаке, был уже довольно-стар. Он прожил всего пятнадцать лет после Вторжения, но за это время люди капониров смогли немного оправиться от страшного поражения, восстановить линии связи, по крохам собрать уцелевшее вооружение и осознать свою Цель. Когда он умер, следующего выбрали среди всех Начальников капониров. Тот, который встретил Олега в библиотеке, был уже третьим и до своего избрания Генералом Прохоровым носил имя Эрья Хакконен. А нынешнего раньше звали звали Роберт Донахью, и еще восемь лет назад он командовал капониром «Биг маунтин», расположенным далеко на западе, за океаном, на континенте, который когда-то носил наименование Северная Америка. В его русском языке до сих пор был сильно заметен акцент. Памятная встреча произошла спустя две недели после появления Олега в капонире «Рясниково». У них как раз тогда были занятия по полевому ориентированию. Любой из их группы умел прекрасно ориентироваться в лесу или на открытых пространствах, но до появления среди людей капониров никто не имел никакого представления о системах координат, определении координат цели и способах наведения баллистических ракет. Олег, как обычно, первым разобрался со всеми каверзами инструкторов и вернулся в лагерь. Лагерь — это, конечно, слишком громко сказано, просто условленное место встречи. Перед началом занятий они устроили на небольшой полянке навес из плащ-палаток и разложили небольшой костерок. Так что это место все-таки имело некоторое право именоваться лагерем. Никого из курсантов на полянке пока не было, только одинокий Рядовой со скучающим видом ворошил костерок обгоревшим прутиком. Олег протянул к огню озябшие руки. Все утро и день моросил очень мелкий, противный дождик, так что форма хоть и не промокла насквозь, но изрядно отсырела. Рядовой покосился на него и покровительственно улыбнулся. Среди курсантов Олег был самым молодым, а в тонкости учебного процесса Рядовые особо не вникали, и потому этот юный, худощавый курсант казался большинству самым слабым и беззащитным. Но Олег привык к подобному отношению и не обращал на него внимания. Некоторое время они просто молча сидели, наслаждаясь теплом и запахом костра. Вдруг Рядовой вздрогнул и напрягся, как будто собирался вскочить и вытянуться в струнку. Олег поднял голову. На краю поляны, у старой березы, опираясь на полированную палку, стоял высокий мужчина в накинутой на плечи непромокаемой куртке с меховым воротником и смотрел на них. Мужчина растянул губы в улыбке, причем было видно, что его лицо не привыкло улыбаться, и произнес:

— Добрый день, не помешаю?

Рядовой оторопело сглотнул, а Олег, приняв предложенные правила игры, кивнул:

— Нет, пожалуйста.

Человек, прихрамывая, подошел к костру и, осторожно вытянув больную ногу, опустился на чурбак, валявшийся рядом. Рядовой старательно шуровал прутом в костре, потупя глаза и демонстрируя пунцовые от смущения уши.

— Как занятия, нравятся?

Олег снова кивнул:

— Да…

Человек что-то уловил в его голосе и заинтересованно сощурился:

— Какие-то проблемы?

Олег пожал плечами:

— В общем-то нет. Просто я не понимаю, зачем все это? — он сделал паузу и, отметив заинтересованный взгляд гостя, пояснил: — У Прежних во время Вторжения были все эти автоматы, пушки, танки и ракеты, и гораздо больше. Но им это не сильно помогло. Тогда к чему все это? В чем смысл существования капониров?

Рядовой резко бросил прут и уставился на Олега ошарашенными глазами. Гость усмехнулся и, приподняв палку, сбил головку промокшего одуванчика.

— Значит, ты не видишь в этом никакого смысла?

Олег мотнул головой:

— Нет, не так. Некоторый смысл есть, но он… теряется. Сколько людей капониров? Тысяч двести? Да к тому же разбросанных на трех континентах. Вы отгородились от остальных людей своими Уставами, прячетесь за заборами и пропусками… весь ваш мир переполнен какими-то странными ритуалами, Приказами и Наставлениями, написанными пятьдесят или сто лет назад для людей, живших в совершенно другом мире. Разве это разумно?

Глаза гостя стали серьезными:

— Понимаешь, мальчик… Не суди нас слишком строго. Постарайся понять. Наши предки были призваны, чтобы послужить защитой тому, прежнему миру. Хранить его покой. Но, когда на нашу цветущую планету обрушились канскеброны, они не смогли ничего сделать. И потеряли все — родных, детей, страну, собственную гордость и весь свой такой родной и привычный мир. Поэтому они ушли в себя. Замкнулись в ритуалах и традициях. Отгородились от всего мира стеной Уставов, Наставлений, слепой веры в то, что им или их потомкам рано или поздно судьба предоставит шанс выполнить однажды данную ими присягу — клятву хранить и защищать. И, как это ни удивительно, они сделали это. Как видишь, люди капониров сумели сохранить остатки былого военного потенциала. Но главное не в этом. Главное — мы сохранили людей, возродили организованную силу, обладающую возможностями обмена информацией и глобальной координации действий, способную воспроизводить наш потенциал от поколения к поколению. И когда нашли ВАС, то сумели оценить этот подарок судьбы. Теперь у нас появилась надежда на то, что наше поколение сумеет исполнить то, чего не смогли сделать наши предки, — защитить Землю. — Тут он сделал паузу и, уткнув в Олега посуровевший взгляд, спросил: — Или ты считаешь, что вы смогли бы вот так собраться здесь, вместе, если бы людей капониров вообще не было?

Олег внимательно слушал собеседника, искренне стараясь понять.

— Вы же знаете, что нет, — он упрямо набычился, — но ведь я не об этом…

Гость не дал ему закончить:

— Возможно, ты прав. Но жизнь — это такая штука, которая позволяет сыграть свою партию только теми инструментами, которые есть у тебя под рукой. И кто знает, если бы Генерал Прохоров, — он произнес это так, что стало ясно: он имеет в виду того самого, первого, легендарного Генерала, — попытался сохранить и объединить остатки разгромленных военных каким-то иным, более, как нам теперь кажется, разумным способом, то сейчас мы имели бы что-то лучшее. Но, — он многозначительно взглянул на Олега, — еще более вероятно, что мы имели бы теперь десяток мелких группок, как и во времена Прежних, враждующих между собой, или… просто горы ржавого хлама на месте наших капониров. — Он протянул руку и сжал Олегу плечо. — Пойми, мальчик, ты и твои соратники очень отличаетесь от остальных людей, и то, что тебе кажется абсолютно понятным, большинству может просто не прийти в голову…

Олег открыл рот, собираясь возразить, но его собеседник вновь вскинул руку и тоном, который был ему, по-видимому, более привычен, произнес:

— Все, давай закончим наш разговор. Подумай над моими словами, — после чего встал и, прихрамывая, покинул поляну.

Рядовой проводил его возбужденным взглядом и, повернувшись к Олегу, произнес свистящим шепотом:

— Знаешь, с кем ты сейчас говорил?

Олег пожал плечами:

— В капонире только один человек ходит с палочкой и имеет такой акцент. Это был Генерал Прохоров…

Воспоминания были прерваны голосом прапора:

— Заходите.

Когда за их спинами захлопнулись двери кабинета, Олег понял, что в его жизни наступает очередной крутой перелом. Генерал стоял у стены и рассматривал большую карту. Наумов вскинул руку к козырьку и пролаял доклад, но Генерал не дал ему закончить. Он жестом прервал его и, резко развернувшись, упер в Олега взгляд своих серых, внимательных глаз. Этот худощавый юноша, спокойно сидевший перед ним, являлся одновременно и самым изучаемым объектом из всех, которыми занималась его исследовательская группа, и… самой большой загадкой. Когда восемь лет назад, едва получив титул Генерала Прохорова, он, повинуясь какому-то странному наитию, обратил внимание на материалы одного уголовного дела, в котором шла речь о крестьянском парне, убившем шестерых подготовленных Рядовых, генерал даже не подозревал, к чему это приведет. Рядовые решили слегка поразвлечься с девушками, которые вроде бы и сами были не прочь. Крестьянские девушки часто липнут к Рядовым. Уж такая слава ходит по деревням о людях капониров, что даже родители этих девушек принимают результаты ухаживаний довольно благосклонно, считая это улучшением породы. Но вот парень одной из них, как оказалось, был с этим не согласен. И когда Рядовые, что тоже было в порядке вещей, решили объяснить ему, что в этом случае он немного не прав, — тот взял да и уложил всех шестерых. Поскольку люди капониров никогда и никому не прощают подобных поступков, парня, который, естественно, дал из деревни деру, поймали и отконвоировали в капонир, где его ожидала примерная казнь. Факт, что необученный крестьянин уложил шестерых обученных Рядовых, должен был быть благополучно похоронен. Если бы он тогда не обратил на него внимания… С этого факта начался проект, который впоследствии получил название «Берсерки»…

Но сейчас надо думать уже о другом. Он пристально взглянул в глаза юноше, сидящему напротив, и спросил:

— Как ты считаешь, пора?

Наумов тоже повернул голову и покосился на своего подопечного. Олег склонил голову к плечу, будто прислушиваясь к чему-то внутри себя, а затем твердо ответил:

— Да.

Если бы кто-нибудь из остальных обитателей капонира увидел это со стороны, ему показалось бы, что Генерал слегка спятил. Спрашивать о начале крупнейшей операции, которую Генеральный штаб готовил вот уже на протяжении нескольких лет, у какого-то сопливого курсанта?! Но среди тех, кто сейчас находился в этом кабинете, никого со стороны не было, и единственный не участвующий в разговоре был полностью согласен с Генералом.

Генерал перевел взгляд на Наумова:

— Готовьте группу к отправке.

Наумов растерянно покосился на Олега и неуверенно протянул:

— Но программа отработана только на шестьдесят процентов.

— Капитан, мы должны играть на тех инструментах, которые есть под рукой. Готовьте группу. Наши электронщики сумели считать код и перепрограммировать идентификаторы, захваченные у банд, промышляющих на маршрутах движения рабочих колонн. Теперь у нас появился шанс проникнуть в Средиземноморскую производственную зону. А я не могу отправить туда никого, кроме твоих ребят. Только они сумеют воспользоваться этим шансом с максимально возможной эффективностью. — Он растянул губы в странной улыбке, напоминающей волчий оскал. — И как видишь, твой парень тоже считает, что нам пора начинать действовать. А ты же сам говорил, что по глубине Проникновения ему пока нет равных.

Капитан резким движением отдал честь. Главное было сказано. Люди решили попробовать сделать попытку вернуть себе свою планету. Но все присутствующие в этом кабинете понимали, что она будет не только первой, но и единственной.

2

Челнок уже вошел в плотные слои атмосферы, но скорость снижения была гораздо меньше стандартной, и потому трясло не очень сильно «Е-7127» даже не стал занимать посадочный модуль, а остался стоять на палубе основного трюма челнока. Возникающие вертикальные и боковые ускорения достаточно хорошо компенсировались его собственными встроенными системами, так что он не испытывал особых затруднений. ОУМ испытывал некоторое волнение. Более трех лет назад Базовый системный разрушитель, отправленный волей Верховного Контролера во главе эскадры для наведения порядка в скопление Онгуэр, покинул эту систему, и вот наконец они возвращались. Обычно при проявлении подобных эмоций любой Возвышенный попытался бы немедленно подавить столь явное проявление человеческой составляющей и занялся бы самодиагностикой. Но сейчас, когда эта странная планета уже заняла всю площадь обзорного экрана, волнение не казалось ОУМу чем-то постыдным или неуместным. Это ничтожное по сравнению с Единением образование твердого вещества было настоящим сундуком с аномалиями. И то, что в других местах и других условиях казалось недопустимым, здесь отчего-то воспринималось как само собой разумеющееся. Впрочем, что уж там говорить о своем комплексе ощущений, если эта планета казалась необычной даже Верховным Контролерам. Недаром в нарушение всех норм и традиций исследованиями этой планеты занималось две вертикали, возглавляемые Контролерами Гронты и Беграны. Да и, как слышал «Е-7127», проявлял интерес и кое-кто еще. Однако шансы остальных после заключения Контролерами Гронты и Беграны соглашения о совместных разработках были невелики.

Старший ОУМ поймал себя на том, что размышляет на эту тему абсолютно спокойно, и усмехнулся про себя. Что ж, десять лет, которые прошли с тех пор, как он первый раз ступил на поверхность этой планеты, научили его тому, о чем он раньше даже не имел представления. Он узнал, что Великое Единение, декларируя равенство всех мыслящих существ вне зависимости от того, где помещался разум — в черепной коробке или в закрепленных на материнской плате кристаллах, на самом деле давно поделило их по степени полезности. И каждому отвело срок, изменить который в большую сторону можно отнюдь не добросовестным исполнением Предназначения, а только неустанно крутясь и собирая крохи информации из тех сфер, которые априори считались недоступными для такого исполнительного механизма, как, например, такт-ОУМ. И «Е-7127» сумел овладеть этим нелегким искусством в полной мере. В последнее время Старший ОУМ стал понимать, каким образом принимается то или иное решение, которое затем отражается на его судьбе, а иногда и предугадывать эти решения.

Неожиданная покладистость Гронты при решении вопроса о присутствии юнитов Беграны в системе и даже на поверхности планеты объяснялась тем, что Верховный Гронты понял, что у остальных Верховных Контролеров не может не возникнуть интерес к результатам исследований, проводимых на вновь обращенной планете. Ведь эти результаты загружаются в Сеть Единения. Косвенным подтверждением этого служил тот факт, что базовым модулем юнитов Беграны в системе был выбран именно Базовый системный разрушитель, военный корабль самого мощного класса из имеющихся во флоте Единения. Это как бы подчеркивало распределение обязанностей в двойственном союзе. Планетарная база, подчиненная Гронте, по-прежнему оставалась единовластной хозяйкой на планете, лишь дозволяя исследовательским группам Беграны, базирующимся на Разрушителе, заниматься своей изрядно урезанной программой, а взамен возлагая на нее обязанности по защите от посягательств посторонних и оказанию помощи в проведении силовых мероприятий.

«Е-7127» снова улыбнулся, вспомнив, как озабоченно он воспринимал проблему «диких» аборигенов во время первой посадки, как тщательно планировал комплекс мер по нейтрализации, как расстраивался, когда его предложения по увеличению контингента и расширению ареала действий так и не нашли поддержки у Первого и Планетарного Контролеров. А теперь, судя по косвенным признакам, их число едва ли не превысило число особей контролируемого генофонда. (Хотя, если судить по докладам, размещенным в Сети Единения, это было не так. Но Старший ОУМ давно перерос уровень, на котором безоговорочно верят докладам.) И что же? Воздействие на «диких», как и десять лет назад, ограничено разовыми акциями устрашения.

Челнок качнуло, похоже, он вышел на посадочную глиссаду. Старший ОУМ покосился на ряд посадочных модулей, в которых располагались остальные члены их импровизированной делегации, и отвернулся. То, что он первым из всего экипажа Разрушителя сходил на поверхность этой планеты, уже стало традицией. Но чем на этот раз закончится его визит, он не представлял. Ведь если его выводы близки к истине (в чем он в общем-то не сомневался), то в настоящее время у Гронты уже может не быть особой необходимости в присутствии на Земле столь мощного аргумента, каким являлся Разрушитель. С тех пор как принято решение о развертывании на планете крупных промышленных комплексов, система планетарной обороны была серьезно укреплена. По некоторым признакам «Е-7127» догадывался, что это решение вызвало серьезные разногласия между двумя союзными вертикалями. Против выступал Контролер Беграны. Но на носу была большая война, а по запасам минерального сырья и металлов Земля не имела себе равных среди освоенных планет. Что вкупе с возможностью открытых разработок и так кстати выявившейся высокой адаптивностью местного генофонда сокращало сроки и стоимость строительства промышленных комплексов. Изрядно расплодившийся местный генофонд только добавлял привлекательности данному плану, удачно вписываясь в проект в качестве источника дешевой рабочей силы, используемой на рудниках по добыче делящихся материалов, а также для обслуживания энергореакторов строящегося огромного комплекса. А комплекс должен был стать действительно огромным. По слухам, после его пуска возможности военной промышленности Единения возрастут почти на двадцать процентов. Но особую важность приобретало то, что данный район был практически не прикрыт разведывательными сателлитами Империи, и потому появлялась уникальная возможность скрытно и в короткие сроки построить мощнейший флот и ударить по давнему врагу с неожиданной стороны. Так что возражения Верховного Контролера Беграны, базирующиеся на некоторых аномалиях в физиологии «диких» аборигенов, будто бы способных при определенных обстоятельствах проявить некие уникальные, а потому опасные свойства, во внимание приняты не были. Тем более что Контролер Гронты, чья программа исследований была на порядок более обширной, ничего подобного не обнаружил. И эти разногласия не могли не усилить охлаждения между двумя бывшими союзниками. Так что миссия Старшего ОУМа была весьма сложной.

Когда широкая пластальная плита уткнулась своим верхним обрезом в искусственный базальт посадочного поля, «Е-7127» вдруг показалось, что этих десяти лет как будто не было. Внизу, у края створки, превратившейся в аппарель, маячили две знакомые фигуры — высокая, с торчащими из черепа сенсорными башенками, и низкая и худая, с шевелящимся сенсорным венцом вокруг головы. ОУМ и Вопрошающий.

Он шагнул на плиты, ощущение нереальности происходящего исчезло. ОУМ, который встречал его на этот раз, оказался другим. Он был явно моложе, из той же серии, что и сам «Е-7127», только более поздней модификации. Они обменялись идентификационными коллокодами и двинулись в сторону комплекса Планетарного Контроля, который значительно разросся со времени последнего посещения. Пока шли, «Е-7127» не удержался и сбросил на модем встречающего ОУМа запрос о своем старом знакомце. Тот помедлил, видимо, запросив центральную базу данных, и ответил, что данная особь снята с регистрации два с половиной года назад. Подобный ответ мог означать все, что угодно, — от смерти во время боевой операции до демонтажа вследствие снижения эффективности ниже пороговых показателей из-за старения человеческих компонентов, но уточнять это было не принято. И Старший ОУМ с некоторым сожалением выбросил данную проблему из головы и сосредоточился на предстоящем разговоре.

Они поднялись на шестидесятый уровень. Насколько помнил «Е-7127», раньше Командный уровень Планетарного Контроля располагался гораздо ниже. Еще три года назад в здании Планетарного Контроля было всего шестьдесят пять этажей. Они с встречающим ОУМом еще несколько раз обменялись информационными импульсами, но по конфигурации и строению импульсов «Е-7127» уловил, что этот ОУМ воспринимает его как досадную помеху и, похоже, устаревшую модель. Судя по всему, парень пока еще не был ни в одной серьезной схватке и потому так кичился своими функциональными возможностями и на треть более высоким быстродействием комплекса связи. Малый еще не знал о том, что любой опытный ОУМ скорее предпочтет сформировать команду из устаревших тактов, пусть даже с фрагментарным и потому наполовину ослабленным бронированием и изношенными фокусирующими кристаллами лазеров, но обладающих боевым опытом, чем из поблескивающих новенькими латами и оснащенных массой дополнительных функций новичков последних моделей. «Е-7127» усмехнулся про себя: что ж, юному петушку предстояло вскоре усвоить эту истину, а пока пусть тешится сознанием собственного совершенства.

Планетарный Контролер встретил его в большом отсеке, подвешенном под потолком Командного уровня, стены которого были сделаны из односторонне прозрачного стекла. Внизу мигали сотни экранов, сновали Вопрошающие, Контролеры и другие Измененные разного функционального назначения. На этот раз хозяин не только не снял изрядно увеличившийся венец универсального модема, но даже не отключил ни один из полудесятка волоконно-оптических кабелей, торчащих из черепа. Кроме того, Старший ОУМ заметил нависающий над затылком на выращенных из верхних позвонков массивных хрящах и вживленных кронштейнах громоздкий блок внешней памяти. На слабо различимом из-за всех этих приспособлений лице были заметны резко прочерченные морщины. Он явно постарел, скорее всего, из-за свалившегося на него груза дополнительных обязанностей. Похоже, его человеческая составляющая уже была на пределе. Она могла отказать в любой момент. Впрочем, на эффективности системы Планетарного Контроля подобный инцидент никак не отразится. Можно было не сомневаться, что где-то в недрах этого здания какой-нибудь Измененный того же класса давно проводит свое рабочее время с точной копией модема на голове, в готовности мгновенно перехватить управление всем производственно-обеспечивающим циклом.

«Е-7127» сделал несколько шагов и остановился в выбранной точке. Хрящи и кронштейны, удерживающие блок внешней памяти, вряд ли оставили Планетарному Контролеру достаточный диапазон поворота головы, а глубокие прорези в венце модема резко сужали угол обзора. Стандартная боевая аналитическая программа ОУМа мгновенно вычислила наиболее предпочтительную точку фокуса, и сейчас он ждал, пока Высший соблаговолит обратить на него свое внимание. Глаза Планетарного Контролера, лишенные какого бы то ни было осмысленного выражения, так как все его внимание было обращено на обработку данных, поступающих по линиям связи, внезапно дрогнули и сфокусировались на стоящем перед ним такте. Мгновение он рассматривал «Е-7127», а потом внезапно дрогнули его губы:

— Старший ОУМ Базового системного разрушителя «Qw-031» идентификационный номер «Е-7127», вашему кораблю разрешается оборудовать посадочную базу в зоне LLTY-3211. Десантный наряд поступает в распоряжение коменданта зоны, Разрушитель — в подчинение Первого Контролера планетарной обороны на час… — он осекся и замер, расфокусировав глаза. По-видимому, пришла новая порция информации, которая требовала немедленного отклика.

ОУМ терпеливо ждал продолжения, попутно недоумевая, зачем Планетарный Контролер задействовал речевой аппарат человеческой составляющей, когда всю необходимую информацию можно было перебросить за долю секунды через встроенный модем «Е-7127». Но вот глаза Планетарного Контролера вновь сфокусировались на посетителе и он продолжил с того места, где остановился:

— …тоте 27 341. — Тут он вновь запнулся и спустя мгновение с натугой произнес: — Удачи, ОУМ, не знаю, как долго вам еще разрешат оставаться на этой планете, но я знаю, что она вам нравится. Поэтому пользуйтесь, пока я еще… — и он вновь осекся.

«Е-7127», подождав немного, тихо попятился к дверям и выскользнул в коридор. Там он остановился и попытался прогнать весь разговор через программу логического анализатора разведданных. Уж больно странной показалась ему мелькнувшая у него догадка. Похоже, Планетарный Контролер разрешил им нахождение на поверхности планеты вопреки логической конструкции, следовавшей из распоряжений Верховного Контролера его вертикали, а может быть, хотя «Е-7127» всеми силами отгонял от себя эту кощунственную мысль, даже вопреки прямому приказу. Да, эта планета действительно оказывала странное воздействие на всех, кто имел с ней дело.

Возвращение на Разрушитель заняло несколько больше времени, чем он предполагал. Пока он был на аудиенции у Планетарного Контролера, а затем ожидал, пока остальные члены его команды получат коды доступа в планетарную сеть и необходимую информацию, парковочную орбиту занял очередной транспорт из Единения, начавший изрыгать из своего чрева транспортные челноки с оборудованием для грандиозной стройки. Так что стартовое окно пришлось ждать почти сутки. Но это было уже не важно. Он связался с Первым Контролером Разрушителя сразу по прибытии на борт челнока и передал полученную информацию. Оставив, правда, при себе свои предположения. Уж больно невероятными они ему казались. А уж Первый Контролер — этот искусственный интеллект, который, несмотря на свои почти неограниченные способности к получению, обработке и анализу информации, все-таки никогда в жизни не был способен почувствовать, как пахнет таежный ветер, — мог квалифицировать эти предположения как нарушение химико-гормонального баланса Старшего ОУМа и принять надлежащие, по его мнению, меры. Например, временно понизить статус своего Старшего ОУМа и провести углубленные медико-биологические тесты, проходить через которые у «Е-7127» не было никакого желания. Поэтому он ограничился только официальным сообщением. Когда челнок наконец коснулся своими опорами ангарной палубы корабля-носителя, Разрушитель уже находился в получасовой готовности к спуску. «Е-7127» послал стандартный запрос о необходимости полного обмена, заранее опасаясь, что Первому Контролеру захочется как следует покопаться в его памяти, ибо при его уровне доступа в основную управляющую систему корабля не составляло никакого труда уточнить даже частоту дыхания и сердечных сокращений в каждую отдельно взятую минуту истекших суток, но тому, видимо, было не до этого. Вообще, судя по интенсивности и уровню загруженности внутрикорабельной сети, а также по тому, что Измененные ангарных палуб получили распоряжение основную часть ботов готовить для немедленной высылки исследовательских групп и команд отбора образцов, Первый Контролер и сам был не уверен в том, что они задержатся на планете длительное время. И это косвенно подтверждало выводы Старшего ОУМа.

Если предположения ОУМа о развитии интриги оказались верными, оборудование постоянной базы было бы лишено смысла. Поэтому Первый Контролер поступил просто. Он провел анализ геологических структур, нашел выходящую на поверхность достаточно большую друзу коренной скальной породы и шарахнул по ней одной батареей главного калибра на трех процентах мощности. Скалы расплавились и потекли. Корабль медленно опустился в эту жидкую постель и перевел силовое поле в режим поверхностного поглощения. «Е-7127» невольно восхитился остроумием и элегантностью решения. Конечно, первые сутки выход из корабля без средств защиты теперь невозможен, но боты, на которых должны были отправиться исследовательские группы, имели достаточный уровень защиты, а к завтрашнему дню режим поглощения силового поля должен был довести температуру и излучение до вполне приемлемых величин. И корабль получал посадочный стол, полностью повторяющий конфигурацию его днища. А значит, энергия реакторов будет тратиться только на поддержание внутренней силовой решетки наиболее загруженных отсеков, что снизит энергозатраты почти на порядок. Если стоянка корабля не продлится более пяти лет, что в данной обстановке выглядело нереальным сроком, то такое решение энергетически чрезвычайно выгодно.

Несмотря на то что Первый Контролер перевел исследовательскую группу на круглосуточный режим работы, остальные службы корабля, в том числе и десантный наряд, большую часть мероприятий по внешнему обеспечению исследовательских работ планировали на светлое время суток. Вечер и основная часть ночи у Старшего ОУМа оставались свободными. И хотя в этот раз на Разрушителе не стали оборудовать специальную галерею, с верхней обшивки открывался не менее величественный вид, чем когда-то с галереи. Вот только огромная моховая проплешина, образовавшаяся, по-видимому, на месте, где ранее был один из крупных городов аборигенной цивилизации, слегка портила вид. Но согласно требованиям Первого Контролера планетарной обороны Разрушитель должен был оседлать линию общепланетной тоннельной транспортной системы, прокладка которой как раз подходила к концу. А та кольцом опоясывала планету, проходя по этому, самому большому на планете, континенту между пятьдесят первым и пятьдесят шестым градусом северной широты, если бы сохранились ранее принятые системы обозначения координат. На западе континента эта линия спускалась ближе к экватору, пронизывая частично действующую Средиземноморскую производственную зону, разветвляясь в ней на сотни производственно-технологических рукавов. Потом проскакивала океан и, опускаясь почти до экватора, упиралась в осушенные пространства будущей Карибской производственной зоны. После окончания строительства из системы должны были откачать атмосферу, и транспортные модули системы, разгоняемые кольцевыми ускорителями, должны были выйти на крейсерские скорости, позволяющие полностью обогнуть планету за пятнадцать часов, но пока модули ходили где-то на порядок медленнее. Так что с проплешиной ничего сделать было нельзя, и, когда Старший ОУМ поднимался наверх, чтобы полюбоваться закатом, он просто старался не смотреть в том направлении.

Через десять дней обустройство временной базы закончилось. Вокруг корабля был установлен периметр охраны и развернута сенсорная сеть, а в двух длинах корпуса от корабля поднялась башенка выходной галереи транспортной системы. И Старший ОУМ решил наконец совершить спиральный поиск вокруг базы.

Они вылетели на рассвете, на шести ботах. Комплексные сканеры были настроены на широкополосный режим, и потому «Е-7127» надеялся, что поиск не займет более двух-трех суток. До сих пор группам отлова попадались особи слабоструктурированного «дикого» генофонда — одиночки и небольшие группы, промышлявшие на маршрутах передвижения колонн организованного генофонда, направлявшихся к производственным зонам. Но Старший ОУМ хотел найти сложноструктурированных «диких». Настоящее долговременное поселение или группу таких поселений. Как в районе расположения их прежней базы. У него были свои, тщательно скрываемые идеи по поводу того, на что стоит обратить внимание при исследовании «дикого» генофонда. В отличие от официальной программы, основное внимание которой было обращено на физиологию аборигенов, Старшего ОУМа сильно заинтересовало, отчего «дикие» после стольких лет пребывания вне технологической цивилизации не только не вымерли, но и смогли создать свой, хотя и крайне примитивный, но поразительно жизнеспособный вариант социальной организации, способной даже сохранить некоторые образцы прежних технологий, причем именно в военной области. И «Е-7127» никак не мог понять, как может сочетаться мотыжная технология обработки земли, ручная выделка шкур животных и, пусть и достаточно примитивные, но все же отстоящие неизмеримо далеко по технологическому уровню ракеты с нейтронными боеголовками и системами наведения с элементами искусственного интеллекта. Он собирался в этом разобраться. Вот почему ему нужны были особи из постоянных поселений. А в том, что таковые поблизости обязательно имеются, он не сомневался.

Первый день поиска не принес особых результатов. Сканерам удалось засечь более сотни целей, совпадающих с искомыми по массо-габаритным характеристикам и уровню инфракрасного излучения. Но после того как они были захвачены, выяснилось, что это члены все тех же банд, то есть случайно структурированных временных объединений, нацеленных на перманентное насилие. Такие «Е-7127» совершенно не интересовали. Он, воспитанный в жесткоструктурированном мире Стоиманко, который вошел в Единение еще три сотни лет тому назад, в свой срок прошедший Возвышение и встроенный в еще более жесткую структуру, каковой являлась военная машина канскебронов, как-то совершенно упустил из виду, что до того, как эти люди попали в банды, они где-то родились и прожили часть своей жизни. Ведь еще десять лет назад о бандах никто не слышал. Поэтому они не вызвали у него никакого интереса. Но отпускать их он тоже не собирался. Часть, несомненно, пополнит лабораторные накопители, а остальных можно задействовать на работах, не требующих высокой квалификации. На перевозку захваченных особей ему пришлось отрядить четыре бота. Так что первый день поиска закончился несколько раньше, чем он предполагал…

Они уже возвращались, когда со второго бота пришел сигнал об обнаружении групповой цели. Старший. ОУМ направил запрос о характеристиках обнаруженной цели, и, когда пришел ответ, у него екнуло сердце. Групповая цель оказалась двумя примитивными водными транспортными средствами, изготовленными из дерева и отдельных металлических деталей. Сканеры показывали ограниченное присутствие металла. «Е-7127» развернул оба бота и двинулся в направлении обнаруженных целей. Похоже, удача наконец повернулась к нему лицом. Судя по имеющейся информации, банды были слишком примитивно структурированы, чтобы содержать плавательные средства. Вероятность того, что это именно те, кого он искал, была очень велика.

Когда цели стали различимы невооруженным глазом, Старший ОУМ в возбуждении высунулся в приоткрытый блистер. Возможно, именно этот нелогичный поступок и спас его, когда в лоб боту одна за другой воткнулись две ракеты переносного зенитного комплекса «Лук-АТМ» с утяжеленной боеголовкой объемного взрыва…

3

Сначала взвыла сирена. Плотная толпа, придавившая Уимона к ржавой стене огромного тамбура, слитно вздрогнула, будто она была неким единым, могучим организмом, а не скопищем добрых четырех сотен обычных «низших», а потом недовольно заурчала. Уимон оглянулся, но что можно разглядеть, если ты едва достаешь до плеча стоящим рядом людям? И он, вздохнув, поплотнее прижал к животу котомку со своим нехитрым скарбом. Пока он не попал внутрь — надо держать ухо востро.

В Енде, где он провел последние четыре года, прошедшие после смерти отца, ходили слухи, что некоторых счастливчиков, которые вздумали расслабиться, попав за первую дверь, «дикие» кончали даже в тамбуре, чтобы при обнаружении недостачи иметь возможность дополнить партию теми, кто заплатил им за доставку. Но Уимон в это не очень верил. Даже если в партии и были люди из банд «диких», вряд ли бы они стали рисковать собственным будущим. Если бы канскеброны посчитали убийство в тамбуре нарушением порядка, то установить тех, кто имел к нему отношение, было бы для них делом одной минуты. Впрыснули бы в тамбур «туман болтливости», и через пару минут «низшие» сами бы приволокли «черным шлемам», как последнее время стали называть тактов, всех, кто имел к происшествию хоть какое-то отношение. Хотя кто может знать мысли канскебронов? Но вот о сохранности идентификатора стоило бы побеспокоиться. Если бы он появился в воротах, не имея идентификатора, ни один «черный шлем» не стал бы с ним разбираться. Вспышка — и вентилятор всосал бы облачко легкого, зеленоватого и искристого пепла — все, что осталось бы от зарегистрированного уроженца куклоса «Эмд орн Конай», идентификационный номер YY-23714246mmk, личное имя Уимон, низшего. Единственным утешением могло бы быть то, что спустя некоторое время похититель идентификатора отправился бы вслед за Уимоном. Впрочем, что может утешить пепел? Уимон поежился от такой перспективы. За время, которое он провел в Енде, Уимон узнал много полезных вещей. Одной из таких вещей было знание о том, что идентификатор является не только жетоном, удостоверяющим, что он зачат, выношен и рожден с разрешения и под наблюдением Контролера и входит в официальную программу геномодификации, но и магнитной картой, на которую записаны полтора десятка его основных измерений и идентификационных признаков. Обновление данных происходит ежедневно, когда он проходит ежевечернюю регистрацию существования. И хотя за последние полгода, что заняла дорога из Енда, он проходил идентификацию время от времени, во время редких остановок в фильтрационных пунктах, вряд ли за те десять дней, что прошли со дня последней регистрации, его данные так уж сильно изменились.

По разросшимся за последние сорок лет лесам Европы бродило слишком много «диких», большинство из которых и близко не напоминало сородичей дядюшки Иззекиля. Среди них всегда находилась уйма желающих занять не предназначенные для них места в благословенных рабочих казармах на Сицилии или Крите. Еще бы — гарантированная еда, жилье и медобслуживание. Тем более что, как утверждали слухи, в последнее время Высшие плотно занялись популяцией «дикого» генофонда, и поисковые группы тактов рыскали по таким областям, куда раньше не считали нужным даже заглядывать. А у отловленных путь был только один — рудники делящихся материалов. Возможно, столь большое количество банд, взявшихся как бы ниоткуда, объяснялось как раз тем, что множество «диких» снялись с насиженных мест в страхе за свою судьбу либо после того, как их поселения были разорены тактами. Но какими бы ни были причины — банды есть банды, и попадаться в лапы бандитам никому не хотелось.

Уимон горько вздохнул. Если бы он родился чуть позже!.. Года через три-четыре канскеброны должны запустить Карибский производственный сектор, и тогда ему не пришлось бы забираться столь далеко от дома. Карибская впадина была уже осушена, и драй-хондеры приступили к монтажу конструкций. Если бы эти три-четыре года можно было прожить в Енде. Но кому нужен переросток из вымершего куклоса?

Толпа встрепенулась и качнулась вперед. Толстая стальная дверь дрогнула и с лязгом поползла в сторону. Уимон почувствовал, как рубашка между лопатками намокла, а на лбу и висках выступила испарина. Дверь уже отодвинулась настолько, что из щели ударил яркий свет, по слухам, постоянно горящий во внутренних помещениях сектора. Это было для любого куклоса, да и даже для самого Енда, не говоря уж о поселениях «диких», невероятной роскошью. Вдруг кто-то осторожно потянул в сторону его котомку. Он вскинул глаза и наткнулся на бешеный взгляд высокого и костистого, но в то же время болезненно-худого мужчины. Типичный «дикий». Увидев, что его действия обнаружены, тот злобно ощерился и, больно ткнув Уимону кулаком в зубы, свирепо зашептал:

— Мне нужен твой идентификатор, щенок. И я получу его так или иначе, понял?!

Последовал удар. Мальчик стукнулся затылком о какую-то твердую штуку в дорожном мешке стоящего рядом мужчины. Больше никаких последствий этот удар для него не имел. Слава богу, в этой толпе не особо размахнешься, иначе этот тип выбил бы ему зубы, а кто возьмет в производственный сектор беззубого? Уимон завопил и рванулся, но его вопль был еле слышен в гуле голосов, нападавший держал котомку крепко, последовал еще один удар в живот. Уимон захрипел и осекся, продолжая упрямо держать котомку. Внутренняя дверь уже почти совсем отворилась, открывая доступ к идентифицирующим проходам. «Дикому» надоела эта мышиная возня, и он, отпустив котомку, схватил Уимона за горло. Мальчик закатил глаза и повис на держащих его руках, уронив котомку себе под ноги. «Дикий» тут же отпустил тщедушное тельце и, воровато оглянувшись, подхватил котомку и начал яростно пробиваться сквозь толпу, на ходу торопливо расшнуровывая горловину. Стоило его спине скрыться, как Уимон очнулся и принялся торопливо продираться в противоположную сторону. Идентификатора в котомке не было. Однажды, наслушавшись страшных историй, Уимон улучил момент и, отбежав в сторону, сунул идентификатор себе в мокасин. Уимон решил, что неудобство предварительного ежевечернего разувания где-нибудь в укромном уголке для извлечения идентификатора стоит крушения всех надежд, если его похитят. И сейчас эта предусмотрительность оказалась как нельзя кстати.

Дверь наконец доползла до ограничителя, и в открывшемся проеме появилась толпа Вопрошающих в сопровождении дюжины массивных фигур в тускло поблескивающих доспехах. Люди заволновались. Появление Измененных означало, что их вот-вот начнут запускать. Вопрошающие мелкой рысью взбежали на галерею, обрамляющую входной тамбур, а такты неторопливо заняли позиции с обеих сторон от входа. Уимон начал осторожно протискиваться поближе к входу. Это было непросто. В толпе все старались оказаться поближе к входу, стремясь как можно быстрее оказаться за порогом, оставить позади тяжелую жизнь в стылых и темных куклосах, долгую и полную опасностей дорогу и оказаться там, где много света, еды и всегда тепло. Но худому пареньку, который выглядел года на три младше, чем был на самом деле, пока удавалось осторожно протискиваться вперед. Наконец толпа стала такой плотной, что он вынужден был остановиться. Команда на проход что-то задерживалась, и люди начали волноваться. Кое-где начали вспыхивать свары, но большая часть терпеливо ждала, когда наконец откроются врата рая. Уимон почувствовал, что ему снова сдавили горло, а все тот же голос злобно прорычал:

— Я сказал тебе, что мне нужен идентификатор, щенок.

«Дикий» был очень силен, а может быть, ему придавало силы отчаяние. Быть так близко от рабочих казарм и не иметь никаких шансов попасть туда — это ли не повод для отчаяния! И он не собирался слушать никаких объяснений. Уимону показалось, что у него затрещали позвонки. Вдруг откуда-то слева вывернулся худой, высокий парень и перехватил руку «дикого». Тот разинул рот, собираясь разразиться бранью, но парень сделал какое-то движение пальцами, и из разинутого рта раздались совершенно другие звуки. «Дикий» завопил и разжал руки. Парень, полуобхватив Уимона за плечи, чтобы тот не свалился, сделал шаг вперед и тихо прошипел:

— Исчезни и не раздражай меня больше.

«Дикий» отшатнулся и, с трудом восстановив дыхание, испуганно прошептал:

— О, черт, люди капониров… — после чего качнулся назад и исчез.

Парень внимательно смотрел в лицо Уимона:

— Не бойся, теперь тебя никто не тронет.

Уимон настороженно кивнул:

— Спасибо.

Парень заметил его настороженность и истолковал ее правильно.

— Не волнуйся, у меня есть свой идентификатор.

Впереди заорали, и толпа опять качнулась вперед. Уимон уже немного пришел в себя, но все равно продолжал держать за руку своего неожиданного спасителя. Он пребывал в растерянности. Тот не очень-то напоминал уроженца куклоса, да и реакция «дикого» явно показывала, что он известен именно среди «диких». Но он сказал, что у него есть идентификатор… Конечно, возможно, что этот странный парень просто немного раньше отобрал идентификатор у кого-то. Но что-то подсказывало мальчику, что все не так просто. Уж больно уверенным был его попутчик. Впереди показались идентификационные порталы. Парень обратился к Уимону:

— Идти можешь?

Тот кивнул.

— Тогда давай вперед. — И он слегка подтолкнул его в плечо.

— А ты?

Парень сощурил глаза:

— Я — попозже. Есть небольшой шанс, что при моем прохождении через портал изрядно полыхнет, и мне не хочется, чтоб тебя обсыпало пеплом.

Уимон оторопело взглянул, сглотнул и, медленно передвигая ноги, двинулся вперед. Парень точно «дикий», но какой-то странный — знает все об идентификаторах, но почему-то надеется обмануть портал. И как спокойно говорит о возможной гибели…

Перед самыми порталами толпа распалась на два десятка Ручейков, по числу порталов. А шагов за десять, попав за входное ограждение, все ручейки вытянулись в колонну по одному. Уимон стянул с ноги мокасин, извлек идентификатор, завернутый в уже изрядно пованивающую тряпицу, привычным жестом воткнул идентификатор в прорезь и полуразутый, с мокасином в руке, ступил внутрь портала.

Там действительно было очень светло, сразу за порталами начиналась небольшая площадка, на которую вела пологая эстакада, а за ней возвышался зал-накопитель. Уимон торопливо взбежал наверх и остановился, уставившись на линию порталов. Несмотря на то что здесь, внутри, было гораздо светлее, зыбкая, прозрачная дымка, висевшая над линией порталов, отчего-то создавала обратный эффект. Оттуда, снаружи, разглядеть, что происходит внутри, было нельзя, а вот отсюда все было видно прекрасно. Уимон вытянул шею и принялся искать своего спасителя. В этот момент в крайнем левом портале ярко полыхнуло, люди, стоящие в очереди, испуганно отшатнулись, а кто-то возбужденно завопил:

— «Дикий», «дикий», «дикого» распылило…

Но очередь у портала вновь пришла в движение. Из-за этого происшествия Уимон едва не упустил того, кого искал. Парень стоял на дорожке, ведущей к третьему порталу, и между ним и входным проемом оставалось только два человека. Его жесты были так же спокойны и точны, но о его пылающее лицо, казалось, можно было обжечься. По-видимому, шансы на то, что его распылит, все-таки были довольно велики. И Уимон вдруг понял, что не может допустить гибели этого человека. Причем мальчик был уверен, что ему по силам это. Между тем его спаситель шагнул в проем, и Уимон, не задумываясь, сделал НЕЧТО, подобное тому, что заставило сектор медицинского контроля Регионального Контролера признать пораженного ядом Барьера мальчика абсолютно здоровым. В третьем портале что-то сверкнуло, но этот высверк ничем не напоминал вспышку распыления, а в следующее мгновение из выходного проема вывалился тот, кого Уимон ждал. Целый, но несколько ошарашенный. Он шел вместе с остальными, искоса поглядывая на оставшийся за спиной портал, а затем завертел головой, отыскивая Уимона. Но мальчик сам перепугался того, что только что совершил, и, пригнувшись, рванул через толпу к дальней стенке.

Добравшись до стены, Уимон прижался к ней щекой и замер, боясь пошевелиться. В отличие от прошлого раза сегодня он отлично понял, что совершил что-то такое, что человек совершить не в состоянии, и это его привело в смятение. Постояв немного, Уимон развернулся, сполз спиной по стене и уронил голову на колени. Страх не проходил, а становился все сильнее. Он ждал, что сейчас, раздвинув толпу, рядом с ним возникнут Вопрошающие в сопровождении тактов, и ему придется отвечать за то, что он сотворил. А он, без сомнения, сотворил что-то ужасное. И казалось, его опасения подтверждаются. У порталов возникла какая-то суета, похоже, обнаружилось, что один из них неисправен. Уимон знал, что теперь этот портал никого и никак не идентифицировал. Движение людей приостановили, а уже прошедших цепочка тактов, мгновенно ворвавшихся в зал-накопитель, быстро оттеснила к одной стене. Через несколько минут в промежутках между тактами появились Вопрошающие и начался новый досмотр. Среди людей, не понимавших, что происходит, началась легкая паника, но Вопрошающие быстро успокоили их, сообщив, что произошел сбой в системе допуска и внутрь накопителя теоретически могли проникнуть «дикие». Поэтому необходимо «сдерживать эмоции» и пройти дополнительный досмотр. Сами Вопрошающие должны были выступать в роли порталов. Люди испуганно попритихли, успокоенные скорее не словами Вопрошающих, а грозным молчанием тактов. А когда эта импровизированная временная система контроля заработала и по ту сторону цепочки тактов появились первые счастливчики, напряжение в толпе окончательно спало. Люди по очереди протискивались между грозными неподвижными фигурами тактов, подставляли идентификаторы под сведенные в огромный многоглазый прожектор венцы Вопрошающих и с облегчением вновь скидывали на пол свои пожитки в «чистой» части зала.

Спустя два часа проверка закончилась, и проход возобновился. Уимон вроде бы краем глаза заметил того парня, из-за которого он и затеял весь этот сыр-бор, но окончательно в этом не был уверен. Потому что сразу же отвел глаза. Сейчас он казнил себя за то, что пошел на поводу неожиданного порыва. Нет, все-таки канскеброны правы когда требуют сдерживать эмоции. Такие всплески когда-нибудь окончательно доведут его до могилы. Впрочем, судя по тому, что Вопрошающие не изъяли из толпы ни одного человека, тот парень также прошел этот импровизированный досмотр. Видимо, сенсорные венцы Вопрошающих были несколько менее совершенны, чем сенсоры порталов. Впрочем, этого следовало ожидать — универсальность всегда немного проигрывает специализации.

Хотя система допуска вошла в обычный рабочий ритм, количество Вопрошающих, снующих по накопителю, возросло. Видимо, Контролер, отвечающий за проход, так и не разобравшись в причине отказа портала, решил подстраховаться. Люди шли сплошным потоком, изредка прерываемым вспышками распылителей. Похоже, в толпе все-таки было довольно много «диких». Однако чем большее число людей оказывалось в накопителе, тем реже полыхали вспышки. Все знали, что не прошедшие идентификационные порталы и оставшиеся в тамбуре будут отправлены на рудники, но наглядный пример неминуемой гибели служил веским аргументом против совершения «дикими» новых попыток войти внутрь. А может, их было вовсе не так уж и много и сокращение числа вспышек просто свидетельствовало о том, что все «дикие», которые находились в толпе, уже совершили по своей первой и единственной попытке. Хотя даже после того как через портал прошел последний человек, у дальней стены тамбура еще были видны неясные фигуры. Но кто бы они ни были — эти люди явно испытывали большую неуверенность в том, что идентификационный портал их пропустит. Некоторое время ничего не происходило, затем Вопрошающие, видимо получив какой-то сигнал, оттянулись к дальней стене и выстроились в виде полудюжины коридоров, подобно входному ограждению идентификационных порталов. Люди заволновались. Но один из Вопрошающих забрался на возвышение в центре зала и, раскинув в стороны сенсорный венец, неожиданно громко заговорил:

— Внимание! Сдерживайте эмоции! Внимание! Сейчас над каждой из шести дверей начнут зажигаться номера идентификаторов. Сразу по появлении своего номера вы должны двинуться в сторону двери, над которой он загорелся, и пройти через нее. При этом над дверью может гореть уже другой номер. Вход в другие двери — запрещен. Задержка — запрещена. Сдерживайте эмоции! Внимание! Сейчас над каждой…

Он повторил это сообщение четыре раза, а затем спрыгнул с возвышения и, мелкой рысью подбежав к одной из шеренг, пристроился с краю. Над дверями вспыхнули первые номера. Толпа пришла в движение. Уимон, справедливо рассудив, что лучше быть поближе к центру зала, от которого до любой из дверей примерно одинаковое расстояние, пробрался поближе к подиуму. Он уже почти успокоился. Все страхи, связанные с тем, что произошло с порталом, отступили. Когда чья-то рука внезапно ухватила его за локоть, он невольно вздрогнул и отшатнулся. Но рука держала крепко, а когда он повернул голову, то еще до того, как его глаза уперлись в стоящего рядом человека, уже знал, кого увидит. Они быстро посмотрели друг на друга, а потом парень каким-то особенным, серьезно-торжественным тоном произнес:

— Я должен поблагодарить тебя за то, что ты сделал для нас.

Уимон съежился и глухо пробормотал:

— Я ничего не делал.

Парень растянул губы в вежливой улыбке, от которой Уимону стало несколько жутковато, и настойчиво повторил:

— Не стоит меня бояться. Я ЗНАЮ, что это сделал именно ты, и я благодарен тебе за это. Более того, я, как и любой из нас, теперь готов на все, только чтобы с твоей головы не упал ни один волос.

Уимон наконец-то обратил внимание на это демонстративное «мы» и поглядел по сторонам. Кто бы они ни были, — их действительно было несколько. Сколько, точно Уимон сразу не понял. Поскольку часть из них просто стояла рядом а другая часть оттеснила толпу, освободив им место для разговора. И он понял, что вляпался во что-то действительно серьезное. Причем так, что никак не вырваться. Люди, стоящие вокруг, излучали спокойную уверенность, намекающую на то, что все всегда происходит так, как это нужно им. И эта уверенность резко отличала их как от Народа, так и от «диких», во всяком случае от тех, кого Уимону довелось видеть до сих пор. Даже дядюшка Иззекиль не имел ТАКОЙ ауры спокойствия. И это одновременно пугало и притягивало. Однако жизненный опыт говорил ему, что эта компания способна втянуть его в дела настолько опасные, что страшно было подумать. И потому стоило сделать хотя бы попытку отвертеться. Уимон набычился и грубо буркнул:

— Ну ладно, поблагодарили и отвалите.

Парень усмехнулся:

— Прости, но это как раз то, чего мы не можем себе позволить.

Ну вот, он так и знал. Уимон вздохнул и спросил:

— Ну и чего вам от меня надо?

Парень кивнул, будто ждал от него как раз этого вопроса, и все тем же спокойным тоном пояснил:

— Ты должен сделать так, чтобы все мы прошли через крайнюю левую дверь.

— Чего? — Уимон изумленно вытаращил глаза. Нет, этот двинутый, похоже, совсем съехал.

Но парень не дал ему продолжить возмущенные вопли.

— Я ЗНАЮ, ты можешь это сделать. Ты пока еще не представляешь как, но ты это действительно можешь. Расслабься и сделай то, что должен.

И Уимон внезапно ощутил, что действительно способен сделать так, что все они пройдут через левую дверь. Еще не зная КАК, он твердо знал, что сделает это. И еще он понял, что ему чертовски нравится это чувство.

4

— Седьмой блок, срочный подъем!

Громкий рев Дежурного по Контролю разорвал тишину затемненного помещения. Уимон подпрыгнул и чувствительно приложился лбом о перекладину верхней койки. Дежурный по Контролю продолжал орать, подражая Вопрошающим, которые имели дурную привычку повторять любое сообщение по четыре-пять раз. Уимон потер кулаком слипающиеся глаза. Вокруг суетливо мельтешили соседи, вырванные из сладких объятий сна командой Дежурного. Уимон повернул голову, отыскивая Олега. Тот как раз встал на ноги, притопнув уже зашнурованными башмаками. Комбинезон был аккуратно затянут силовыми швами, перчатки за поясом, идентификационный номер блестит на груди точно на уровне правого соска, плечевой светильник помигивает диодом дежурного режима, универсальный налобный усилитель откинут вверх. Не рабочий, а ходячее пособие к инструкции по использованию постоянно носимого снаряжения. А ведь он услышал команду Дежурного по Контролю в один момент с Уимоном. А может, на этот раз он встал раньше. Вполне вероятно, если дело действительно серьезное или неким боком затрагивает тайную миссию их команды. Такие моменты любой из его компании чувствует безошибочно. Хотя Олег все-таки лучше других.

Седьмой блок второго жилого комплекса фиолетового сектора третьего подуровня служил им родным домом вот уже больше полугода. Первый день Уимон помнил смутно. Сразу после накопителя их привели в большой зал, выстланный матами из пористого, пружинящего материала. Посредине каждого мата была установлена голубовато-серая сфера со срезанными дном и верхушкой, из-за чего казалось, будто пол усыпан гигантскими яйцами диковинных птиц. Вот только эти птицы почему-то неслись строгими ровными линиями. Большинство удивленно уставилось на это странное зрелище, но Уимон тут же узнал виденные в Енде стандартные саморазогревающиеся пайки и, кивнув новым соратникам, двинулся к дальней стене. Когда все распределились по матам, сопровождающий их Вопрошающий влез на возвышение у входа и несколько раз проорал инструкции, которые заключались в том, что в этих сферах находится ужин, а на ночлег каждый устраивается на том же мате, на котором лежит сфера. Сразу после подъема их сгуртовали в плотную толпу и до отбоя гоняли по разным тестам, сначала медицинским, а затем каким-то иным, более мудреным, которые Олег называл физиологическими и психологическими. Как объяснил Кормачев, еще один берсерк из команды Олега, который был лет на пятнадцать старше их обоих (среди всей команды старше него был только старший из братьев Йоргенсенов, дюжий, медведеподобный норвежец, до того как его отыскали люди капониров, промышлявший китобойством), прежде чем назначить их на какую-нибудь должность, канскеброны должны были определить, где и в качестве кого их лучше использовать. Именно для этого и были предназначены проводимые тесты. Однако к исходу дня весь этот марафон закончился, и для ночлега их привели уже в другое место. Это было большое помещение с высоким потолком. Середину его занимали два ряда двухъярусных коек, сдвинутых спинками друг к другу. По боковым стенам располагались узкие, но высокие и глубокие шкафчики, а в торцах коротких стенок были двери, закрытые черными, непрозрачными видеозавесами. Больше всего людей поразил пол. Он был тускло-зеленым, поблескивал, как влажный, и будто светился изнутри. В общем, он был очень похож на тот пол, который был устроен в святом для каждого человека из Народа месте — Местообиталище Контролера. Но Уимон за время жизни в Енде узнал, что ничего особо святого в этом полу нет. Влажным и светящимся его делали густо населявшие пол колонии бактерий, основной задачей которых была ликвидация грязи и обеззараживание помещений. Однако это помещение уже больше напоминало место, где людям можно было обжиться. И люди, преодолев благоговение и опаску, потихоньку расползлись по нему, занимая койки и шкафчики. К вечеру выяснилось, что за дверями находились круглые залы, обустроенные, будто лесные полянки с небольшим озерцом в дальнем от места расположения их команды торце и звонким ручьем, впадающим в небольшой бочаг, — в ближнем. На стены залов проецировались голограммы, создающие полное ощущение пребывания в настоящем лесу. Вряд ли Контролерами канскебронов двигало желание облегчить уроженцам куклосов существование в этом мире металлических стен и искусственного света. Скорее их психологи просчитали, что отсутствие возможности некоторой разрядки негативно скажется на психике примитивных детей лесов и побережий. Что неминуемо приведет к нервным срывам и вследствие этого — к поломке дорогостоящего оборудования. Иезуитская натура канскебронов и здесь проявила себя в полной мере. В первый же месяц обнаружилось, что когда Контролеры считали, будто обитатели седьмого блока по каким-то причинам заслуживают наказания, то в зонах отдыха резко снижалось напряжение голоизлучателей и искусственность этого райского уголка начинала больно резать глаз и ранить душу.

Первую неделю Вопрошающие не особо докучали им своим вниманием, и люди, пообвыкшись, принялись за обычные свары. Кто-то решил, что ему мало одного шкафчика, кто-то, заняв верхнюю койку, захотел спать на нижней. А кто-то принялся устанавливать свои собственные порядки в своем углу или на своей выгородке. Несколько раз эти стихийно сбившиеся стаи пытались покуситься на угол, занятый Олегом и его командой. Причем оба раза свою агрессию они направили на Уимона. Первый раз Кормачев, братья Йоргенсены и Накамура просто встали со своих коек и молча выстроились у кровати Уимона. Этого оказалось достаточно, чтобы трое дюжих молодчиков поспешно ретировались. Что Уимону было вполне понятно. Несмотря на то что он прожил рядом с этими людьми уже довольно много времени и считал их своими друзьями, его самого иногда охватывала дрожь от исходившей от них странной внутренней силы или, в определенных ситуациях, серьезной угрозы, не ощутить которую было просто невозможно.

Во второй раз стая оказалась более многочисленной, а предводитель более тупым. Сначала все было как всегда. Бригада, в которой был Уимон и те трое, прибыла с работы довольно рано. По заведенному правилу, они слегка прибрались в своем углу, сходили за саморазогревающимися пайками и уселись на койки ждать прихода остальных. Уимон болтал с Адамсом. Тот был родом с того же континента, что и сам Уимон. К тому же, как он узнал, сам Генерал Прохоров, глава всех людей капониров, тоже был их земляком. Вдруг Адамс оборвал себя на полуслове и замер, а затем, растянув губы в легкомысленной улыбке, покосился на сидящего через койку Клайва. Тот еле заметно кивнул. Уимон, удивленно наблюдавший за этими взглядами, настороженно спросил:

— Что случилось?

Адамс усмехнулся более открыто:

— Просто нас собираются немного побить.

— Кто?!

— Не важно.

— А за что?

— Ни за что. Просто эти люди уже побили многих и считают, что справятся и с нами тоже, — улыбка Адамса стала еще шире. В отличие от Олега он умел улыбаться как обычный человек.

— Но зачем им бить нас?

Адамс пожал плечами:

— Не знаю, похоже, они считают, что если они этого не сделают, то рано или поздно мы обязательно побьем их. К тому же, по их мнению, сейчас очень удобный момент — нас только четверо и все, как они думают, хлипаки. Так что надеются легко справиться с нами.

Уимон озабоченно осмотрелся по сторонам:

— Но я никого не вижу.

— Правильно, они пока не готовы, вот и не светятся. Видимо, еще не все собрались, и ждут, пока прибудут запоздавшие.

— А зачем им вообще-то нас бить?

Адамс рассмеялся:

— Понимаешь, есть такая категория людей, основной смысл жизни которых — это давить других, тех, кто слабее. Это патология, но не пытайся ее понять или исправить. Вся жизнь этих людей заключается в том, чтобы бить или быть битыми. Все остальное — частности. А любой из людей всегда меряет других по себе, и потому они думают, что, раз мы считаемся в этом конце казармы самой сильной группировкой, значит, столкновение неизбежно. И значит, им необходимо опередить нас, навязать нам драку на наиболее выгодных для себя условиях.

— Но ведь когда подойдут остальные наши…

Но Адамс не дал ему закончить:

— То количество людей, с которым им придется драться, станет на четыре меньше. К тому же они рассчитывают, что наши сегодня не готовы к драке. Поэтому, если они навешают нам, перевернут тут все вверх дном и успеют убраться, то основная разборка будет перенесена на завтра. А к завтрашнему дню их стая вполне может существенно увеличиться. Люди больше любят принимать сторону не правого, а выигравшего. Или считающегося таковым.

Уимон сглотнул и потянулся за котомкой, в которой лежал единственный предмет, который можно было использовать как оружие, — обрубок короткой ясеневой палки, остаток древка отцова копья, с которым он ушел на последнюю охоту. За эти годы ясень высох до костяной звонкости, но прочности не потерял. Для Уимона он стал чем-то вроде талисмана, хотя он не знал ни самого этого слова, ни его значения. Но Адамс остановил его руку:

— Не стоит.

Уимон окинул его удивленным взглядом:

— Но ты же сам сказал…

Адамс кивнул:

— Верно, но я рассказал тебе то, что они думают, а не то, как будет на самом деле. На самом деле их ждет большой и не совсем приятный сюрприз.

Не успел он закончить фразы, как в толпе вокруг началось планомерное, целенаправленное движение. Крепкие, коренастые люди с хорошо развитыми надбровными дугами, узким лбом и тяжелым подбородком, являвшие собой прекрасный пример направления генеральной линии генетических мутаций, определенной канскебронами для аборигенов планеты Земля, начали быстро окружать дюжину коек плотным, угрожающим кольцом. Уимон дернулся, но остальные ни единым мускулом не выдали, что их хоть как-то занимает происходящее вокруг. Наконец окружение завершилось. Вокруг их коек тут же образовалось пустое пространство. Впрочем, не очень большое. А количество людей, толкающихся поблизости, увеличилось. Люди всегда падки на зрелище мордобоя, а уж в черной скукотище рабочих казарм такое представление вообще воспринималось на ура. Повисла напряженная тишина. Налетчики были удивлены, что те, на кого собираются напасть, никак не реагируют на угрозу. Но надолго ожидание не затянулось. Если не хотят замечать — тем хуже для них. Главарь сделал шаг вперед и, замахнувшись ногой, дал пинка одному из развалившихся на койке хлипаков. Вернее, попытался дать. Когда нога главаря коснулась синтетического одеяла, хлипака там уже не было…

В общем-то никто так и не понял, что же все-таки произошло. Просто внутри плотного кольца стаи будто прогремел беззвучный взрыв. И этот взрыв прямо-таки разметал налетчиков по сторонам. Спустя несколько минут на полу валялись только воющие и причитающие фигуры, а троих перебросило аж через два ряда коек на противоположную сторону. Главарь лежал на том же месте, где и стоял, но уже в луже кровавой слюны и с неестественно вывернутой головой. А трое из тех четверых, кого собирались сегодня хорошенько избить, как-то неторопливо возвращались на свои места. В этот момент откуда ни возьмись появились Вопрошающие.

Итог налета для стаи оказался плачевным — главарю и двум самым самоуверенным типам свернули шеи, а остальные отделались переломами и кровоподтеками. Вопреки ожиданию, Вопрошающие никак не отреагировали на происшествие. Похоже, подобные стычки в рабочих казармах были для них делом привычным. Уимону пришло на ум, что слабая активность Вопрошающих, которые частенько сутками не появлялись в блоке, как раз и была вызвана тем, что они ожидали, пока в блоке выявится явный лидер. Поскольку сразу же после этого инцидента количество Вопрошающих резко увеличилось. Никаких репрессий не последовало. Но при первой же стычке Вопрошающие дали понять, что период выяснения отношений закончился, теперь рабочие окончательно перешли в разряд исполнительных механизмов производственного комплекса и потому не имеют права наносить друг другу увечья. Хотя борьба за первенство все равно не прекратилась. Просто приняла менее грубые формы. Команда Олега прочно утвердила свое неформальное лидерство, хотя и держалась отчужденно. Несколько предложений объединиться с другими группировками были вежливо отклонены, однако, когда на несостоявшихся союзников пытались наехать, Олег нашел возможность продемонстрировать свое неудовольствие подобными действиями. И это неудовольствие было принято к сведению. Так что, по сути, борьба велась даже не за вторые, а за третьи роли. Что сказывалось на уровне ожесточения. Поэтому, в отличие от других блоков, за прошедшие полгода в их блоке больше никто не погиб. Вернее, никто не погиб и не был умерщвлен Вопрошающими за Нарушение порядка. А производственные потери были. Трое сорвались с монтажных лесов, одного придавило балкой, а еще четверо сгорели заживо во время самопроизвольного разряда сопла камеры высокотемпературной обработки. В общем, жизнь вошла в накатанную колею…

— А тебе что, особое приглашение надо?!! — надсадно проорал голос над самым ухом. Уимон вздрогнул и, торопливо затянув силовой шов, бросился догонять остальных. За воспоминаниями он несколько расслабился, в блоке не осталось никого, кроме Дежурного по Контролю.

Когда он вылетел на площадку инструктажа, в лифт как раз затискивались последние рабочие. Вообще-то на площадке умещалось максимум треть блока, но, судя по тесноте, на этот раз весь блок увезли за два приема. И это означало, что наверху произошло что-то действительно чрезвычайное. Обычно канскеброны требовали педантичного соблюдения установленных правил и порядка действий. Олега нигде не было видно, но у дальней стены лифта Уимон заметил возвышающуюся над толпой лохматую копну младшего Йоргенсена. Тот не вытягивал шею, высматривая его, но Уимон не сомневался, что младшенького отрядили именно для того, чтобы присмотреть за ним. Поэтому когда с лязгом захлопнулась предохранительная решетка, Уимон нырнул в толпу и, работая локтями, быстро пробрался поближе к флегматичному норвежцу. Для столь худого тела даже в такой толпе было достаточно щелей. Когда он вынырнул перед Йоргенсеном, тот чуть приоткрыл сонные глаза и, разлепив губы, произнес с легким акцентом:

— Олег велел передать, чтобы ты особо не лез.

Уимон сморщился. Похоже, он пропустил инструктаж.

— А что случилось-то?

Йоргенсен по своему обыкновению немного помедлил, а затем пояснил:

— Пожар на четвертом основном уровне. В ангарных блоках. Приказано быстро смонтировать отсечные переборки в четвертом, восьмом и двадцать первом тоннелях. Олег велел тебе находиться в четвертом.

Уимон кивнул, но тут же спросил:

— А сам Олег?

Йоргенсен снова помолчал, на этот раз гораздо дольше. Уимон уже потерял надежду на ответ, когда норвежец вновь заговорил:

— Наши работают в двадцать первом. Там огнем повредило замкнутые контуры контроля доступа, и Олег надеется поработать считывателем. Но там уже подгорели перекрытия и есть много шансов, что тоннель скоро обрушится. А в восьмом вообще вот-вот рванет.

— Чему там взрываться-то? — удивился Уимон, припомнив оплавленные каменные своды и связки кабелей. Но Йоргенсен только пожал плечами и снова прикрыл глаза. У него не было никакого желания спорить с человеком, который не видит очевидных вещей. Даже если они были очевидными только для него одного.

В эту минуту лифт остановился, и народ валом повалил наружу. Они вышли с последней партией, и Йоргенсен тут же, не дожидаясь, пока Вопрошающие, толпящиеся у разгрузочных площадок, сформируют рабочие бригады, двинулся влево вдоль монорельсовых путей, прямо к мрачно чернеющему зеву четвертого тоннеля. Похоже, пожар повредил схемы вентиляции, так как на них волнами накатывал то горячий, то теплый, то холодный воздух.

Когда они уже почти добрались до входа, их нагнала рысящая толпа рабочих под предводительством Вопрошающего. Он затормозил, три сенсора скользнули по их идентификационным знакам, а затем коротко приказал:

— Номер UT-3477321mmh, пойдете со мной, номер YY-23714246mmk, проследовать в двадцать первый тоннель, присоединиться к временной бригаде А-33,— после чего легкой собачьей рысью удалился вслед обогнавшей их колонны. Йоргенсен бросил на Уимона раздраженный взгляд и так же резко перешел на рысь. Ничего поделать было нельзя. В столь экстремальной ситуации Вопрошающие выступали в качестве прямых исполнительных механизмов Первого Контролера производственного комплекса, а это означало, что отданное распоряжение уже зафиксировано и малейшее промедление в исполнении распоряжения могло вызвать в базе данных появление отметки о неповиновении. Что, в свою очередь, могло привести к ограничению доступа вследствие снижения статуса благонадежности или исполнительности, а то и к распылению. Уимон проводил Йоргенсена тоскливым взглядом и перешел на галоп.

Кратчайший путь к двадцать первому тоннелю лежал через восьмой. Если бы Уимон и хотел последовать совету Олега, то не смог бы. Впрочем, он не хотел. Сказать по правде, он так до сих пор и не понял, почему Олега слушались люди значительно старше и сильнее его. В том, что такое люди капониров, он немного разобрался, помогли смутные воспоминания о рассказах Иззекиля, но из этих рассказов никак не следовало, что среди людей капониров всем заправляют сопляки немного старше его самого. Хотя никого из их команды это совсем не смущало. Значит, Олег все-таки имел для этого основания. Но на Уимона иногда находило что-то такое, и страшно хотелось подерзить или поспорить. И сейчас было именно такое настроение. Послать совет Олега куда подальше можно было на абсолютно веских основаниях. Так что до восьмого тоннеля он добрался в прекрасном расположении духа.

Вход в тоннель преграждал сильно обгоревший остов малого драй-хондера. Уимон остановился и, вытянув шею, попытался заглянуть внутрь. Тоннель был пуст, только далеко впереди, ближе к противоположному концу, виднелся завалившийся набок большой зонд-пробник геологической разведки с открытой дверцей. Ну что тут могло взорваться? Уимон пожал плечами и шустро двинулся в тоннель.

Он успел пробежать почти половину, когда сзади послышался резкий хлопок и вдоль штольни рванулась стена огня. Уимон замер, а затем отчаянным рывком бросился вперед. Но стена огня двигалась стремительно и должна была вот-вот догнать его. Спасения не было. В этот момент из полуоткрытой дверцы зонда-пробника высунулась рука, схватила его за воротник и втащила внутрь. Глухо хлопнула закрывшаяся дверца, а в следующую секунду зонд задрожал от ударившей в него огненной стены. Уимона обдало жаром, пыхнувшим изо всех щелей, и он невольно зажмурил глаза. Когда он открыл их, внутри было темно и тесно. Его спаситель с чем-то возился, то и дело задевая Уимона то локтем, то бедром, то коленкой. Наконец он повернулся и сипло спросил:

— Свет есть?

Уимон кивнул, забыв о том, что в темноте разглядеть этот кивок невозможно, и поспешно включил плечевой светильник. Снаружи опять полыхнуло, и зонд снова задрожал. Уимон невольно схватился руками за какую-то укосину и тут же отдернул руки, зашипев от неожиданности. Укосина была горячей. Похоже, снаружи бушевал настоящий огненный смерч. Уимон тихо ругнулся себе под нос и повернулся к своему спасителю. Он был невысок, ростом с самого Уимона, но гораздо более тонок, вот только лицо разглядеть было нельзя. Всю нижнюю часть лица закрывала фильтрационная маска. Снаружи опять полыхнуло. Уимон вновь чертыхнулся и в сердцах бросил:

— Да что там такое творится?

Из-под маски раздался довольно звонкий голос:

— А ты что, не знаешь? Эти тупые Измененные на драйхондерах вперлись прямо в угольные пласты. Ну, те и загорелись.

Из-под маски послышался приглушенный смех:

— Нет, ты только представь — резать высокотемпературными лазерными горелками метаносодержащие пласты отличного антрацита.

И его собеседник расхохотался еще громче. Уимон озадаченно пялился на хохочущего товарища по несчастью, а затем уверенно заявил:

— Слушай — а ведь ты не из куклоса.

Ну еще бы, никто из Народа никогда не рискнул бы назвать Измененного тупым. Тот резко оборвал смех, а затем буркнул:

— Ну и что?

Уимон растерянно потерся щекой о плечо:

— Да так, ничего.

По идее, внутрь производственного комплекса не мог проникнуть ни один «дикий». Их попытки, как правило, заканчивались неминуемым распылением или, в лучшем случае, — рудниками делящихся материалов. Но ведь он сам уже несколько месяцев жил в компании «диких», так почему бы здесь не оказаться и другим?

«Дикий» хмыкнул и, отвернувшись, вновь завозился где-то внизу.

— Свети лучше.

Через несколько секунд по корпусу зонда пробежала легкая дрожь, а «дикий» щелкнул тумблером и, отстегнув маску, удовлетворенно произнес:

— Ну вот и славно. — И пояснил Уимону: — Не знаю, сколько нам здесь сидеть, но без системы регенерации мы загнулись бы уже через полчаса… — Он осекся, заметив, что Уимон смотрит на него, изумленно разинув рот. — Ты чего?

Уимон сглотнул и неуверенно спросил:

— Олег?..

«Дикий» насупился, но в глубине глаз ясно вспыхнула радость:

— Ты знаешь Олега?

Уимон кивнул, уже поняв, что, несмотря на поразительное сходство, перед ним все-таки не Олег, но… «Дикий» пару мгновений молча смотрел на него, а потом сказал:

— Я не Олег, я — Ольга…

5

На верхней галерее изрядно дуло. Причем всегда. Иначе и быть не могло — ведь сооружение возвышалось над бескрайней, тянущейся на сотню миль в любую сторону крышей производственного комплекса на добрых пять десятков человеческих ростов. Вид отсюда открывался великолепный. Днем — облачные башни в бездонном синем небе, а ночью видимый мир накрывал купол мерцающих звезд. Во всем производственном комплексе это было единственное место, откуда можно было увидеть звезды. Если, конечно, не воспользоваться одним из люков и не влезть на саму крышу. Но все люки на крышу находились под контролем Вопрошающих. А на верхнюю галерею ажурной разгонной колонны пока еще можно было попасть относительно свободно. Колонна находилась в процессе монтажа, и потому для ограничения доступа использовались простейшие коды, которые Кормачев с Накамурой взломали в шесть секунд. Поэтому когда Уимон, сегодня специально сбежавший пораньше из синей монтажной зоны, где их бригада работала последние два дня, перехватил Ольгу у центрального лифтового тамбура и, весь пунцовый от смущения, робко предложил немного погулять после работы, то на вопрос девушки: «Ну что, куда пойдем?» — не нашел ничего лучшего, как промямлить:

— Может, на верхнюю галерею?..

Это было самое поэтическое место для первого свидания. Ну не назначать же свидание в третьем лифтовом тамбуре или у поворота второго технологического тоннеля? Ольга на мгновение задумалась, отчего у Уимона жаром отдало в уши, но затем благосклонно кивнула:

— Ну хорошо.

И вот теперь, стоя в насквозь продуваемой решетчатой кабине лифта, медленно ползущей вверх сквозь ажурное тело разгонной колонны, Уимон клял себя за эту дурную мысль. Нет, ну надо было придумать столь дурацкое место для встречи с девушкой?! Ольге, похоже, до пронизывающего ветра не было никакого дела. Она прилипла к решетке и восторженно крутила головой. Удивительная девушка! Уимона и самого часто тянуло сюда, наверх, но он знал немало людей, которые, поднявшись над уровнем крыши всего на пару человеческих ростов, бледнели и забивались в угол лифта, изо всех сил зажмурив глаза. А некоторые даже начинали блевать. Молодой Йоргенсен даже как-то высказал предположение, что лифт именно потому и имеет решетчатый пол и стенки, чтобы в нем не задерживалась блевотина. Это было высказано со смехом, когда они с Уимоном выволакивали из лифта бледные, облеванные тела. Но Ольга совсем не такая, в ее глазах нет страха, только восторг. Уимон счастливо вздохнул и тут же смущенно покосился в сторону девушки. Вот идиот, на свидании с самой лучшей девушкой на свете вспоминать о таких вещах.

После той невероятной встречи в восьмом тоннеле Ольга вошла в его сны своим совсем не девичьим, размашистым шагом и устроилась там довольно основательно. Они проторчали в зонде почти двенадцать часов. Хилая система регенерации воздуха выдержала только девять. Остальное время они по очереди передавали друг другу Ольгин фильтр. Уимон попытался сделать так, чтобы большую часть времени через фильтр дышала девушка, но она решительно воспротивилась. Когда покореженная взрывами дверца распахнулась с гулким звоном лопнувших натеков оплавленного металла, приваривших дверцу к обшивке, и в проеме возникла взъерошенная и покрытая сажей физиономия Олега, они уже были на последнем издыхании. Уж больно много окислов углерода попало в их кровь.

Реанимационному блоку потребовалось всего два с половиной часа, чтобы привести Уимона в полный порядок. Когда он выбрался из капсулы, его ждали Олег и Ольга. Судя по несколько натянутым лицам, брат и сестра были неудовлетворены состоявшейся беседой. Это означало, что Ольга покинула свой реанимационный блок гораздо раньше, чем он. Уимон с детства привык к тому, что он намного слабее сверстников, и этот факт, по идее, никак не должен был его задеть. Однако задел. Уимон с неожиданным огорчением подумал, что теперь, пожалуй, у него нет никаких шансов хоть как-то обратить на себя внимание ТАКОЙ девушки. Но, к его удивлению, девушка подошла к нему и, бесцеремонно взяв руками его голову, наклонила ее и оттянула веко. Некоторое время она внимательно рассматривала что-то в его глазу, а затем отпустила веко и удовлетворенно кивнула:

— Вроде ничего.

Уимон, несколько озадаченный и смущенный столь пристальным вниманием, все же воспользовался моментом и озабоченно спросил:

— А ты как?

Девушка покосилась на брата и, растянув губы в ехидной улыбке, ответила:

— Почти нормально. Почти. И должна тебе сказать, что пожар не имеет к моим проблемам никакого отношения.

Олег почти никак не отреагировал на шпильку сестры, только еле заметно наморщил лоб. Ольга усмехнулась, взмахнула густыми, длинными ресницами, порывисто развернулась, а затем, тряхнув стрижеными волосами, широким, размашистым шагом двинулась к выходу из медицинского блока. Уимон проводил ее расстроенным взглядом, но окликнуть так и не решился.

Всю следующую неделю он мучился от желания разыскать Ольгу, но не знал, как это сделать. А заговорить с Олегом никак не решался. Такое он испытывал в первый раз. Его статус был слишком ничтожен, чтобы на него обратила внимание хоть одна женщина, к которой он не испытывал отвращения. А о том, чтобы получить услуги Подруги развлечений, вообще речи быть не могло. Конечно, и раньше ему нравились девушки, и иногда, наслушавшись разговоров взрослых или сбежав от их насмешек, он забирался в какой-нибудь укромный уголок и представлял, как оно все происходит. Как правило, в самый интересный момент кто-то все портил. Иногда это была кухарка, которой срочно понадобилось вынести помойное ведро, иногда Вопрошающий, а как-то раз его выследили сверстники. Они потом долго издевались над ним, отбив охоту заниматься чем-нибудь подобным. Но сейчас все было не так. У него не было желания забиться куда-то и придумывать себе что-то. Сейчас он хотел видеть ЕЕ. Хотя и не знал, что он ей скажет, когда увидит. Вернее, слова просто теснились у него в голове. Но КАК произнести их мгновенно пересыхающими губами?..

Наконец наступил день отдыха. С утра Уимон поплелся в дальний конец, надеясь искупаться и позагорать без помех. Обычно он по выходным занимался в тренажерном зале с Адамсом или в классе инструктажей с Кормачевым. Олег посчитал необходимым составить для него особую программу по типу той, что прошли они все в своем капонире, чтобы, как он сказал: «…мы все могли общаться на одном языке». Но сейчас Уимон решил сачкануть от занятий. Ему хотелось побыть одному. Именно потому он и выбрал дальний конец помещения.

Однако его надежды на одиночество не оправдались. Когда он обогнул озерцо и перебрался через стоящий камень либо искусственное образование, формой, цветом и фактурой весьма напоминавшее таковой, то буквально уткнулся носом в выступающие ключицы уже разлегшегося на камне Олега. Уимон замер, отчего-то испытав неловкость и отчаянно стараясь сообразить, что ему делать дальше. Самым сильным было побуждение потихоньку, пока Олег его не заметил, отступить за камень и исчезнуть. Но он не мог припомнить ни единого раза, когда ему или кому бы то ни было другому удалось бы застать Олега врасплох. Тот буквально кожей чувствовал приближение человека или предмета. А может, ПРЕДЧУВСТВОВАЛ? Попытка тихонько ретироваться выглядела бы несколько глупо. Терзания Уимона разрешились сами собой.

Олег пошевелил коленкой, повернул голову, улыбнулся (вернее, продемонстрировал гримасу, которая у него обычно заменяла улыбку и должна была свидетельствовать о его хорошем расположении духа) и произнес:

— Садись.

Уимон послушно опустился на разогретый солнцем камень. Они помолчали.

— Ольга о тебе спрашивала.

Уимон встрепенулся:

— Когда?

— Вчера.

Уимон замялся, не зная, как продолжить разговор, но Олег снова пришел ему на помощь:

— У меня есть пропуск-идентификатор в зеленый подуровень. Если хочешь, можешь сегодня сходить. Я настрою его на тебя. Или завтра. У нее сегодня сдвоенная смена, а завтра — обычная. Так что ты вполне сможешь перехватить ее после смены у центрального лифтового тамбура.

Уимон почувствовал, как у него полыхнули щеки. К такому повороту событий он был совершенно не готов и потому не нашел ничего лучшего, чем смущенно промямлить:

— Спасибо, но я сегодня не могу. У меня… занятия с Кормачевым… по истории, а потом еще тренировка с Накамурой.

Олег невозмутимо кивнул:

— Ну как знаешь.

Весь день Уимона бросало то в жар, то в холод. Жить с ощущением того, что все мечты последней недели находятся от него на расстоянии вытянутой руки, оказалось ничуть не менее мучительно, чем при полном отсутствии шансов. К вечеру, окончательно измучившись и прокляв собственную трусость, он твердо решил завтра обязательно встретить Ольгу у центрального лифтового тамбура и сказать… Вот что сказать, он так и не придумал. Поэтому когда он все-таки появился у дверей тамбура, то не смог вымолвить ничего, кроме дурацкого предложения о верхней галерее…

Лифт наконец-то добрался до высшей точки и остановился, громко лязгнув предохранительными скобами. Ольга отлипла от решетки и повернула к Уимону сияющее лицо.

— Никогда не была так высоко.

Уимон дернул головой, что должно было означать утвердительный кивок, и ответил слегка севшим голосом:

— Я тоже, то есть, конечно, пока нас сюда не назначили. — Он на мгновение задумался, не зная, о чем же говорить дальше, но затем собрался с духом и выпалил: — До того как монтаж антенны наведения поручили нам, здесь сменилось уже шесть бригад. Они не смогли работать на такой высоте. А я… то есть мы — ничего. Вот Накамура, так тот вообще сюда солнце встречать ездит. Говорит, что это дисциплинирует тело и разум.

Они опять помолчали. Потом Ольга спросила:

— Слушай, а ты из какого капонира?

Уимон покраснел, будто его поймали на чем-то постыдном, и тихо ответил:

— Я не из капонира, я из куклоса.

Ольга удивленно посмотрела на Уимона:

— Но как ты попал к Олегу?

— А разве Олег тебе не рассказывал?

Ольга фыркнула:

— Он вообще не знал, что я тоже среди людей капониров. Поэтому, после того как я вылезла из реанимационного блока, он полчаса надирал мне задницу по поводу того, что я вообще появилась в производственном комплексе, а потом расспрашивал о том, что происходит в «Рясниково». Ты знаешь, что это такое?

Уимон коротко кивнул. Олег никогда ничего не делал без причины, и то обстоятельство, что его и сестру он оставлял в неведении, должно было иметь свою внутреннюю логику. А Уимон уже дано понял, что если он не хочет оставаться в команде всего лишь этаким приблудным, опекаемым, то должен научиться думать. По-видимому, Ольга пришла к такому же выводу, потому что коротко вздохнула и произнесла:

— Ну что ж, давай знакомиться по-настоящему…

Они проговорили почти всю ночь. К рассвету ветер утих, а затем вновь набрал силу, но теперь уже дул в противоположном направлении. Ольга рассказывала об их жизни в деревне, о том, из-за чего Олег покинул родные места, о том, как она жила после его ухода, о годах, проведенных в капонире, и перед Уимоном открывался совершенно иной мир. До сих пор все члены команды Олега в основном сводили разговор к тому, КАКОЙ была Земля до Нашествия. И только сегодня он осознал, что почти ничего не знает об их жизни. И вот теперь эта жизнь предстала перед ним. А он, в свою очередь, рассказывал об отце, об их странствиях, о дядюшке Иззекиле, с удивлением ловя себя на мысли, что рассказывает об этом впервые. До встречи с Ольгой он вспоминал только последние годы жизни в Енде. Про жизнь в Енде он рассказывал Олегу и его команде очень подробно. Обо всем, что знал, о чем слышал и про что догадывался. Обо всем, чем занимался Енд и его обитатели.

Когда они наконец добрались до центрального лифтового тамбура, уже заканчивалось время завтрака второй рабочей смены. Хотя в тамбуре еще было немноголюдно, поток людей нарастал с каждой минутой. Ольга остановилась и, повернувшись к Уимону, несколько мгновений разглядывала его в упор. Ему даже стало немного не по себе. Потом ее лицо смягчилось, и Уимон почувствовал, что от ее улыбки у него восторженно затрепетало сердце. А Ольга вдруг шагнула к нему и, чуть наклонив голову, коснулась губами его порозовевшей щеки.

— Пожалуй, ты мне нравишься.

У Уимона засосало под ложечкой. Ольга усмехнулась, погладила его по щеке и закончила:

— И учти, до тебя я этих слов никому не говорила. — Она сделала паузу и внезапно добавила: — Ты береги Олега, а то после той схватки с волками он слишком уж уверовал в свою неуязвимость. — И двинулась прочь своим широким независимым шагом, оставив Уимона в полном недоумении. ЕМУ поберечь ОЛЕГА?! Он вдруг вспомнил фразу, которой Ольга закончила рассказ о схватке Олега с волками. Она тихо произнесла: «После той охоты Олег… разучился улыбаться».

И ему показалось, будто он понял, что она имела в виду.

6

Из-за спины послышался шорох, а затем шипение:

— Давай…

Олег покосился через плечо. Но неясная фигура, тихо прошептавшая это слово, уже отделилась от стены и скользнула в темноту. Олег слегка прищурился, но от этого темнота не стала более прозрачной. Он скривился и двинулся вперед, полагаясь только на свои ощущения. Метров через двадцать тоннель сузился, и ему пришлось наклонить голову, чтобы не задеть макушкой нависающий потолок. Этот тоннель очень слабо напоминал что-либо созданное канскебронами. Этот — прокопали они сами. И сейчас они были заняты как раз тем, для чего и был прокопан этот тоннель.

Олег сделал еще один поворот и, слегка надавив ладонями на гладкую плиту облицовки, сдвинул ее в сторону. По глазам ударил свет. Олег высунул голову и осторожно огляделся. Тускло поблескивали гигантские цилиндры транспортных контейнеров. Олег выскользнул из ниши, образовавшейся на месте сдвинутой плиты облицовки разгонной камеры тоннеля, и, подскочив к исполинскому боку контейнера, еще раз огляделся. Где-то метрах в трехстах впереди, у самого обреза тоннеля маячила уродливая фигурка Вопрошающего. Так и должно быть. Вопрошающие частенько использовались в качестве оконечных устройств комплекса охранных и тестовых сенсоров в отсеках, уже включенных в производственную цепочку. Вообще, в те сектора и отсеки, которые были уже готовы для включения в производственный процесс, доступ рабочих прекращался, остальные наладочные и тестовые работы проводил персонал, состоящий исключительно из Измененных. Но несмотря на густую сенсорную сеть, в некоторых отсеках время от времени все-таки появлялись личности, присутствие которых в этих отсеках не было продиктовано производственной необходимостью. Во всяком случае, как эту необходимость понимали сами канскеброны. Они-то как раз об этих появлениях даже не подозревали. Рецепт секрета был прост — десяток сейсмосенсоров, повешенных на один кабель, вместо строго индивидуального подключения близко подходящего ответвления тоннеля обслуживания, полтора десятка здоровых мужиков с кайлами и лопатами, перенесенная на две цифры запятая в установочных данных уровня чувствительности сенсоров, сброшенная через коренной узел на пароль Вопрошающего, обслуживающего данный отсек. Вот и сейчас Вопрошающий продолжал спокойно торчать в отведенном ему месте, никак не реагируя на то, что в разгонной камере появилось полдюжины странных личностей, которые не имели никакого права здесь находиться. Ну еще бы, при заданном уровне чувствительности тот вряд ли отреагировал бы на появление в отсеке стада слонов.

У переднего обреза ближнего контейнера возник Адамc:

— Десятый и одиннадцатый контейнеры. ОНИ должны быть сложены у самой крышки.

Олег кивнул:

— Хорошо. Только давайте побыстрее. Что-то мне сегодня здесь не нравится.

Адамc кивнул в ответ и, повернувшись к остальным, энергично махнул рукой. Фигуры, столпившиеся у отодвинутой плиты облицовки, ясно показывающей, где находится выход из подпольного тоннеля, пришли в движение.

Спустя двадцать минут два крайних контейнера были аккуратно отделены от связки и освобождены от крышек. Из их исполинских недр были осторожно выгружены сложной конфигурации предметы и сложены на узкой загрузочной платформе. Олег, все это время отслеживавший реакции Вопрошающего (все-таки у него как-никак были еще и собственные глаза, а ну как плюнет на сенсоры и решит просто посмотреть), легко вскочил на платформу и прошелся вдоль уложенных конструкций.

— Две боковины, три носовых и одна кормовая часть, восемь панелей управления, шесть пилотских модулей и четыре комплекта подкрыльевых пилонов, — тихо доложил Адамc и добавил: — Теперь загрузка десятого и одиннадцатого контейнеров соответствует спецификации.

Олег задумчиво потерся щекой о плечо. Вроде все пока шло нормально, но…

— Черт, мне что-то очень не нравится. Ты отслеживаешь всю сенсорную информацию, которая поступает из этого отсека?

Адамc молча склонил голову. Вопрос был излишним. Операции изъятия, подобные сегодняшней, они проводили уже более десятка раз, и система была полностью отработана. Легкий наручный комп, куда сходились все данные от специальных узловых блоков, которые они перед началом операции навесили параллельно штатным и чье предназначение заключалось в том, чтобы на выходных каналах все происходящее в этом отсеке выглядело так, как и должно было быть, пока не выдал ни одного тревожного сигнала. Но умение Олега чувствовать Рисунок до сих пор также ни разу не дало осечек, поэтому его беспокойство заслуживало самого серьезного внимания. Адамc остановился и, присев на откос подкрыльевого пилона, склонился над компом.

Между тем операция подходила к концу. К разгонному блоку пристыковали одну дополнительную секцию, которая отличалась от остальных тем, что ее генератор имел только четверть стандартного количества разгонных катушек, в образовавшееся после подобной модификации пустое пространство загрузили все детали, извлеченные из транспортных контейнеров, а затем быстро привели контейнеры в первоначальное состояние. Олег придирчиво осмотрел все замки и фиксаторы, окинул взглядом пространство разгонной камеры и тут увидел скрюченную фигуру Адамса, все так же торчащую на загрузочной платформе. Тот что-то лихорадочно набирал на миниатюрном пульте своего наручного компа.

— В чем дело?

Адамc молча мотнул головой, давая понять, что пока не может оторваться. Олег развернулся к остальным и резким жестом указал в сторону сдвинутых плит облицовки. Люди быстро и бесшумно исчезли в проеме подпольного тоннеля. В огромном пространстве разгонной камеры остались только две молчаливые фигуры.

Наконец Адамc набрал последнюю команду и разогнулся, разминая затекшую спину.

— В отсеке было два сенсора-накопителя. И до сброса информации у них оставалось всего полторы и четыре минуты. Еле успел их перезагрузить.

Олег нахмурился. Новость была тревожной. Сенсоры-накопители были чисто охранными устройствами, причем высшей категории. Основным их отличием от обычных многофункциональных сенсоров было то, что большую часть времени они работали в пассивном режиме, сохраняя информацию на встроенном накопительном блоке, а затем сбрасывали всю накопленную информацию по специально выделенному каналу. И очень часто этот канал был напрямую подключен к центральному шунту Первого Контролера. То, что подобные устройства появились во внутренних отсеках, прямо указывало, что деятельность группы Олега не осталась незамеченной. Впрочем, этого следовало ожидать. Нужно быть чрезвычайно наивным человеком или полным идиотом, чтобы всерьез надеяться, что исчезновение одиннадцати сборочных комплектов малых внутрисистемных атакаторов, а также еще более сотни наименований различных устройств, имеющих как минимум двойное, а чаще всего прямое военное назначение, удастся удержать в тайне достаточно длительное время. В жестко организованной и четко структурированной цивилизаций канскебронов не могло быть ничего, что рано или поздно не становилось бы известно Контролерам. Конечно, если это заслуживало их внимания. И если до сих пор команде Олега удавалось прокручивать подобные операции, объяснялось это тем, что до сего момента Контролеры не имели причин обращать внимание на их деятельность. Количество украденных деталей не превышало допустимый процент брака, масса металла, направленного в переработку, возмещалась за счет разборки отработанного горнопроходческого оборудования, оставленного ржаветь в боковых ответвлениях проложенных тоннелей, а некий перерасход энергии пока терялся на фоне многочисленных энергозатрат на пусконаладочные работы. А главное, канскебронам просто не могло прийти в голову, что после стольких лет, прошедших со дня Вторжения, на планете еще оставались люди, разбирающиеся в компьютерных сетях, принципах работы сенсорных комплексов, программировании и способные не просто представить что к чему и как работает, но и разработать приемы и способы внедрения в сети производственного комплекса и использования их в своих интересах. Но все понимали, что обнаружение их деятельности лишь вопрос времени. И появление в охранно-контрольном комплексе разгонной камеры сенсоров-накопителей означало, что это время пришло. Канскеброны априори не имели привычки использовать какое-нибудь оборудование, так сказать, на всякий пожарный случай. Наличие сенсоров-накопителей указывало, что деятельность команды Олега Контролеры заметили, хотя пока еще не совсем представляли ни характера, ни масштабов этой деятельности. Иначе в разгонной камере их встретил бы не одинокий Вопрошающий, а дюжина-другая тактов в полном вооружении.

На следующий день Олег валялся на кровати и играл в камешки. Вернее, здесь эту игру, пожалуй, стоило назвать гаечки. Десяток гаечек — вверх, одиннадцатую поднял, одиннадцать — вверх, двенадцатую поднял…

— Что будем делать, командир?

Олег поднял голову. Рядом с кроватью стоял Кормачев. Он был самым старшим по возрасту, вырос в капонирах и благодаря своим многочисленным талантам дослужился до звания Потомственного майора. Еще в капонирах стал настоящим компьютерным виртуозом, а здесь освоил технику канскебронов едва ли не лучше всех. Да и способности берсерка он проявил одним из первых. Если бы не уникальная способность Олега чувствовать Рисунок, именно Кормачев стал бы лидером группы берсерков. Впрочем, он и был им до того, как появился Олег. Поэтому он довольно придирчиво оценивал любое принятое Олегом решение, стараясь, однако, не выходить за некие рамки, то ли определенные им самим, то ли установленные для него вышестоящим командованием.

Олег одним гибким движением хорошо тренированного тела сел на кровати:

— Что ты имеешь в виду?

Кормачев с еле заметной заминкой присел на койку рядом с Олегом. Привычка спрашивать разрешения у командира, прежде чем войти, присесть или выйти, была у него в крови, и даже теперь, после почти двух лет пребывания в комплексе, все равно иногда напоминала о себе вот такими еле заметными заминками.

— Мы переправили на Байкальскую базу одиннадцать сборочных комплектов атакаторов, но ни одного двигателя к ним. И, судя по сегодняшнему инциденту, попытка кражи двигателей, и так маловероятная, сейчас вообще переходит в разряд чисто гипотетический.

Он замолчал, ожидая ответа. Причем на его лице явно проступило выражение, означавшее, что ему не слишком нравится произносить очевидное.

Олег пожал плечами:

— Не факт.

Кормачев слегка шевельнул плечом, как бы обозначая, что услышал, но не уловил и потому ждет продолжения. Олег пояснил:

— В любом случае проведение операции по изъятию двигателей было возможно только один-единственный раз. Значит, мы имеем лишь одну форму ее проведения, — он сделал паузу и закончил констатирующим тоном, — аварию. И аварию с подрывом всей связки транспортных контейнеров. Что мы вполне можем осуществить и сейчас. Так что с двигателями особых проблем я не вижу.

Кормачев несколько ошеломленно помолчал. Похоже, такой вариант был для него новым. Слегка придя в себя, он спросил:

— А в чем же тогда видишь проблему ТЫ? — последнее слово Кормачев явно подчеркнул.

Олег медлил с ответом, то ли думая о чем-то своем, то ли просто держа паузу.

— В командовании.

Кормачев мигнул, смущенный неожиданным ответом. А Олег продолжил:

— Я понимаю, ты вырос в капонире и для тебя сомнение в действиях командования выглядит чем-то сродни измене, но посуди сам. Мы, конечно, сможем достать эти одиннадцать двигателей и, вероятнее всего, научимся неплохо управляться с атакаторами, но что нам это даст? — говорил медленно, подбирая слова, стараясь, чтобы собеседник непременно его понял. — Весь вопрос в том, что все это время мы занимались не тем и не там. Сколько времени понадобится Контролерам для того, чтобы поднять записи сенсоров во всех подозрительных отсеках и провести корреляцию по косвенным данным… Конечно, полностью возможностей конкретно нашей группы они не раскроют, но для того, чтобы запустить программу Общего Планетарного Контроля, им достаточно установить наличие неконтролируемой популяции, обладающей навыками обращения с компьютерами. И что тогда будет с капонирами? Или ты надеешься, что на них не обратят внимания?

Кормачев прикрыл глаза и нервно сглотнул. Программу Общего Планетарного Контроля он обнаружил лично, когда, роясь в сетях канскебронов, случайно набрел на архивный блок Центра боевых операций. Поэтому он лучше любого другого представлял, что ждет людей капониров, да и всю «дикую» популяцию человечества на этой планете, если данная программа будет приведена в действие. Конечно, можно было попытаться поспорить, но он был берсерком и теперь, после слов Олега, смог не хуже него ощутить Рисунок и понять, что тот был прав, причем прав на все сто процентов. В случае прямого столкновения у них нет никаких шансов. Даже если бы они успели полностью собрать и подготовить к бою все одиннадцать атакаторов. Путь дальнейших действий вырисовывался только один. Но получить санкцию руководства будет трудно. Почти невозможно.

— Что же ты предлагаешь?

Олег наклонился к нему:

— Ты знаешь. — Затем положил руку ему на плечо. — Но убей бог, я даже не представляю, как нам удастся это сделать.

Некоторое время они молчали, размышляя над тем, что пока не было произнесено, но уже полностью занимало их мысли. Вдруг от двери послышался веселый гогот, и спустя несколько секунд на кровать к Олегу шмякнулся улыбающийся во весь рот Уимон.

— Олег, знаешь, Ольга сегодня придумала кататься на вагонетках по малому рудному кольцу. Там много народу катается. И один тип, вот умора… — тут он заметил, что у Олега не совсем то настроение, чтобы обсуждать его веселые похождения и, оборвав себя, испуганно покосился на Кормачева. — Я не вовремя, да?

Окаменевшее лицо говорило само за себя. Никто в команде даже не догадывался о роли Уимона в проникновении команды внутрь производственного комплекса. Поломку идентификационного портала все посчитали удачным стечением обстоятельств, а то, что она произошла как раз в тот момент, когда Олег вошел в проем, служило только лишним подтверждением удивительных способностей их командира. И потому Уимон считался в команде чем-то вроде Олеговой причуды, не совсем понятной, но вполне терпимой и не особо обременительной. Ребята занимались с молодым куклосцем, приглядывали за тем, чтобы его не обижали, но все равно держали дистанцию. Кто-то, кто впитал неприязнь к обитателям куклосов с молоком матери, — дистанцию подлиннее, кто-то, как, например, Йоргенсены, которые вообще узнали о том, что на Земле существуют какие-то куклосы, в которых тоже обитают люди, только попав к людям капониров, — покороче, но все, что касалось Уимона, всегда определял Олег, и только он. Вот и теперь Кормачев молча ждал реакции Олега, хотя слегка набрякшие желваки давали понять, что он сильно не одобряет то ли то, что Уимон вот так бесцеремонно встревает в разговор старших, то ли то, что этот приблудный вообще до сих пор ошивается в их команде. Да еще завел шашни с членом одной из команд, направленных в производственный комплекс для выполнения специальных заданий. Да к тому же еще и сестрой командира. Впрочем, кто знает, что он думал на самом деле. Олег окинул взглядом притихшего Уимона, задержав глаза на взъерошенном хохолке и припухших губах, мельком подумав, что в его сестренке, оказывается, таились настоящие глубины страсти. Откуда ему это было знать? Когда он ушел из деревни, она была сопливой девчонкой, правда, характерец у нее уже тогда был дай бог. А как она провела следующие несколько лет, отчего попала в капонир и как жила там — об этом он имел представление только из ее скудных рассказов. И вообще, та встреча в зонде-пробнике, несмотря на все его особые способности, оказалась для него полнейшей неожиданностью. И, надо признаться, это его испугало. Потом этот испуг только усилился. Он ЗНАЛ, что чувствует Рисунок лучше любого из тех, с кем ему до сих пор пришлось встречаться, но когда он попытался ощутить, что ждет в будущем Ольгу и Уимона, то, несмотря на все его старания, улавливал только пустоту. Олег не знал, что это означает, не знал, хорошо это или плохо, и именно это пугало его больше всего. Хотя Ольга выросла и стала совершенно другим человеком, с которым ему еще предстояло познакомиться, — она все равно оставалась его младшей сестрой.

Олег протянул руку и потрепал Уимона по взъерошенному хохолку.

— Иди перекуси, ребята тебе там оставили.

Уимон похлопал глазами, бросил взгляд на Кормачева и, так и не поняв до конца, что это было — поощрение или порицание, удалился, решив, что если поощрение — то ему этого хватит, а если порицание — то не стоит усугублять. Кормачев снова обратился к Олегу:

— Значит?..

Олег кивнул:

— Да, готовься к эвакуации. Остальные группы будут поддерживать связь с «Рясниково» через группу Ольги. Я думаю, мощности их аппаратуры будет достаточно. К тому же после нашего ухода интенсивность операций по изъятию упадет на порядок.

Кормачев кивнул в ответ, но счел своим долгом заметить:

— Командованию это не понравится.

— У нас нет другого выхода, — в голосе Олега послышались нотки раздражения, — ты же сам понимаешь, что игры с подворовыванием ни к чему толковому не приведут. На этой планете есть только одна большая дубинка, и именно тот, у кого она в руках, как раз и заказывает музыку.

Кормачев снова кивнул. Последнюю фразу он не совсем понял, но они все время от времени вворачивали в речь словечки, выкопанные в какой-нибудь базе данных, а смысл этого выражения он уловил:

— На какие сроки ориентироваться?

Олег потер подбородок:

— Давай будем плясать от начала отгрузки двигателей. Эвакуацию проведем одновременно с операцией по изъятию. Заодно и прикроем те группы, которые останутся. Прикинь, как подбросить в их сеть информацию, которая после нашего исчезновения отведет подозрения от остальных команд.

Еще одна неожиданная команда догнала Кормачева у дверей:

— И рассчитай маршрут отхода так, чтобы Уимон тоже смог пройти.

Кормачев замер, а затем медленно повернул голову и тихо спросил, постаравшись, чтобы в его голосе прозвучало как можно больше удивления:

— Мне представлялось, что этот молодой человек должен остаться здесь… м-м-м… так сказать, под опекой вашей сестры?

Олег, уже успевший вернуться к своим гаечкам, поднял глаза на своего заместителя и улыбнулся:

— Нет, он пойдет с нами, и ты еще удивишься тому, как он нам всем пригодится.

И, не объясняя больше ничего, снова опустил голову и занялся своими гаечками. Кормачев недоуменно пожал плечами. Он слабо представлял себе, как им может пригодиться этот юный и инфантильный выходец из Народа куклосов. Что ж, если так, пусть Олег и думает, в конце концов, именно поэтому он и назначен командиром.

7

Сегодня их бригада вернулась с работы немного раньше, и Ольга решила перед свиданием с Уимоном сбегать в шестой блок и принять душ. Их душевые кабинки были закрыты уже второй день. Где-то этажом ниже прорвало канализационную развязку, из-за чего из вентиляционных решеток изрядно попахивало, а в самом блоке были закрыты все санитарные помещения. Вместо туалетов и умывальников в дальнем конце казармы установили переносные туалетные кабинки и ультрафиолетовые дезинфекторы кожи, а душ просто закрыли. Так что Ольга, за те несколько лет жизни, что она провела в капонире «Заячий бугор», успевшая привыкнуть к ежедневному душу, чувствовала себя несколько не в своей тарелке.

Пока ноги несли ее в сторону лифтового холла, мысли девушки были далеко. Уход Олега из деревни, так круто изменивший ее жизнь, из-за чего когда-то было пролито столько слез, сегодня казался ей просто неотвратимым фактом. Он должен был произойти, и он произошел. Да и вообще, вся ее жизнь виделась четкой чередой логичных поступков, которая то грубо, то незаметно вела ее по какой-то раз и навсегда определенной для нее дороге. Причем когда она как бы оборачивалась назад, в прошлое, эта дорога становилась логичной, ясной и понятной. А впереди все так же маячила каша из всевозможных путей и вероятных поступков.

Вот и с Уимоном. Этот юноша с детским удивленным взглядом светло-серых глаз по сравнению с другими ее кавалерами выглядел довольно бледно. Ольга невольно улыбнулась, мысленно поставив рядом с Уимоном старшего сержанта Крутилина и Потомственного лейтенанта Песцова по прозвищу «Писец». Один был здоровенным детиной ростом за два метра, с пудовыми кулачищами и короткими, крепкими пальцами, способными согнуть отвертку или без кусачек оторвать кусок колючей проволоки. Второй — сплошным комком мышц, пальцем пробивавшим стенку жестяного бачка с питьевой водой или свободно прыгавшим с высоты десяти метров, чтобы, оттолкнувшись от земли, подскочить шустрым мячиком и как ни в чем не бывало всадить короткую очередь из АКСУ в самую середку силуэта такта. Но этот тонкий сероглазый парень с тяжелой судьбой и не пытался корчить из себя крутого вояку (да и, сказать по правде, Ольга уже успела подустать от крутых вояк), но в нем было свое мужество. Когда он считал, что должен поступить именно так, а не иначе, то, несмотря на слезы и сопли, которые вполне могли его одолеть в самый неподходящий момент, он набычивался и делал так, как считал нужным. Даже если заранее было известно, что от него только ошметки полетят. Адамc, один из берсерков из команды Олега, рассказывал ей об эпизоде в самом начале их пребывания в блоке. Когда стая, претендовавшая на лидерство в их блоке, попыталась разобраться с командой.

— Знаешь, что меня поразило больше всего, — задумчиво сказал Адамc, уже окончив свой рассказ, — его глаза. Когда он потянулся за этой своей дурацкой ясеневой палкой, которую он все время таскает за собой, я увидел, что ему дико страшно. Но он все равно будет драться. — Он почувствовал, что Ольга не совсем поняла, ЧТО он имел в виду, и пояснил: — Ну, все наши программы подготовки построены на оценке противника, на выработке плана действий, с кем лучше не вязаться, кого вырубить первым, а кому достаточно просто выбить палец и он, вопя, даст деру. Этот парнишка ни о чем таком даже не подозревает. Но если он решил, что настало его время драться, — он будет драться. До конца. До того, пока его не убьют.

Весь вечер после этого разговора Ольга долго присматривалась к Уимону, пытаясь разглядеть в глубине его глаз эту, столь знакомую ей по Олегу, решимость обреченного. Но в его глазах было только счастье. Он весь вечер ластился к ней, как шаловливый котенок, хотя и пытающийся время от времени выгибать спину и грозно шипеть, будто матерый боевой кот. Когда в сумраке заброшенных коридоров, по которым они гуляли, внезапно появлялись чьи-то неясные силуэты, Уимон замолкал и, обняв ее за плечи, выпячивал грудь, глядя в сторону потенциальных обидчиков суровым взглядом. Ольгу это немного смешило. Перед самым уходом из капонира, когда она уже знала, что ее отобрали в команду для заброски в Средиземноморский производственный комплекс, она сдала Песцову зачет по второй категории руссбоя. Рукопашников такого уровня во всем капонире было всего шестеро, а первую категорию имел только сам «Писец». Но то, что идущий рядом парнишка готов положить за нее жизнь, — грело.

К душевым шестого блока оказалась очередь, и Ольга прикинула, что, если ждать, она никак не успеет, но возвращаться несолоно хлебавши ей не хотелось. Ольга припомнила, что уровнем ниже в ответвлении одного обычно пустого технологического коридора располагалась развязка магистрали питьевой воды. Их бригада как раз и монтировала ее пару месяцев назад. И тогда они врезали в магистраль отводной кран, чтобы ополоснуться после работы, еще до прихода в казарму. Чем и занимались, пока их не перебросили на другой участок. Все успели подзабыть об этой развязке. А сейчас как вспыхнуло. Ольга окинула взглядом раздраженную очередь, усмехнулась и, подхватив полотенце, двинулась в сторону пролета резервной межуровневой лестницы.

Она почувствовала неладное, еще когда подходила к знакомому повороту. На полу валялись какие-то тряпки, а после поворота ей под ноги попались обломки пластика и разбитые пластиковые контейнеры. Вокруг самой развязки вместо устроенной ими кабинки из двух листов сборочного пластика было построено нечто непотребное из мешанины пустых контейнеров, выпотрошенных матрасов и разнородных кусков пластика самой непонятной формы. А изнутри было слышно чье-то тонкое попискивание. Ольга даже сначала приняла его за мышиное, но этого просто не могло быть. В отличие от домов капониров в сооружениях канскебронов никогда не встречалось никаких посторонних организмов. Ни мышей, ни крыс, ни даже вездесущих тараканов. Как они этого добивались — непонятно, но факт, как говорится, налицо.

Когда Ольга распахнула грубую дверь, сделанную из двух криво сваренных кусков пластика, внутри странного сооружения послышалась испуганная возня. Ольга включила плечевой светильник. Яркий луч выхватил из темноты две обнаженные женские фигуры, забившиеся в угол и испуганно заслонявшиеся руками то ли от света, то ли от вошедшего гостя, кто бы он ни был. У каждой из девушек, а Ольга сумела разглядеть, что, несмотря на свой не очень-то ухоженный вид, обе довольно молоды, на лодыжку был надет грубо сделанный браслет, изготовленный, похоже, из обрезка трубы, к которому крепилась уродливая самодельная цепь из тронутых ржавчиной, тяжелых металлических звеньев. Ольга присвистнула:

— Это кто это у нас здесь такие?

Девушки убрали руки от лиц и испуганно вглядывались в лицо гостьи, потом одна тихо ойкнула и, прянув к ней, жарко зашептала:

— Уходи быстрее, они должны вот-вот прийти. Если они тебя увидят…

В этот момент из-за поворота коридора послышались грубые мужские голоса. Говорившая закусила губу и, со всхлипом выдохнув, горько прошептала:

— Поздно.

Ольга скрипнула зубами и, глухо буркнув: «Ну это смотря для чего», развернулась в сторону приближавшихся голосов.

Их было шестеро. Низкие лбы, выступающие надбровные дуги, тяжелые челюсти… Ото всех немного пованивало. Ее появление оказалось для них не менее неожиданным, поэтому сначала они вскинулись, не зная, то ли бежать, то ли каяться, но затем, разглядев, кто перед ними, расслабились и загомонили:

— Ты смотри, баба!

— Сама пришла.

— Они это дело чуют.

— Ты гляди, Карайк, скоро придется еще матрасы нести, бабы сами приходят.

— Ты помыться-то успела, сучка? А то мне не терпится на свежатинку.

Ольга разлепила сведенные судорогой ненависти губы и, скривив самую ехидную рожу, на которую только была способна в эту минуту, ернически расхохоталась:

— Девочки, так вы мне про этих убогих рассказывали?

Подошедшие замерли. Она растянула рот в глумливой улыбке и продолжила:

— Да ну, бросьте, у этих убогих концы такие тонкие, что их можно узелком связать, как проволоку.

— Чего!!! — Рев шести обиженных глоток едва не обрушил потолок. Ольга хохотнула. У этих уродов не было шансов. Они даже не подозревали, какие кладези вековой мудрости русского языка таились в памяти старшего сержанта Крутилина и как он щедро вываливал их на головы недостаточно усердных курсантов. Впрочем, с этими дебилами должно было вполне хватить и обычного лексикона.

— Да нет, — Ольга с сомнением покачала головой, — не получится, пожалуй, коротковаты будут. — Она сотворила фигуру из трех пальцев, используя в качестве центрального пальца мизинец, поднесла его к самому носу, с сожалением вздохнула и продолжила: — Ну куда воткнешь такую фитюльку, — тут она вновь глумливо усмехнулась, — разве только друг другу в задницу, а, мужики?

Этого они уже перенести не могли. Все шестеро взревели и бросились вперед. Главаря Ольга вырубила мгновенно, встречным ударом в гортань подъемом ступни. Тот только хрюкнул и плашмя рухнул на пол. Следующий поймал стиснутыми челюстями ее левый локоть и, подавившись осколками зубов, рухнул на стену. Третьим был тот, кто успел вцепиться ей в плечо. Ольга с хрустом вывернула ему большой палец и коротким ударом в переносицу отправила в нокаут. Но остальными пришлось заняться серьезно.

Когда все закончилось, она вытерла кровь, сочащуюся из ссадины на левой скуле, досадливо сморщившись, поправила лоскут комбинезона, оторванный от правого рукава, и устало опустилась на корточки. Двое из шестерых были еще живы, хотя вели себя по-разному: один плаксиво стонал, держась за изуродованный нос, а другой лежал не шевелясь, изо всех сил изображая потерю сознания. «Вот, черт, — досадливо подумала она, — сходила в душик. Ладно, пора кончать с этим приключением». Ольга сплюнула кровь из рассеченной губы, встала и двинулась к девушкам. «Если эти уроды просто заварили пластик — придется повозиться». Слава богу, все оказалось намного проще. Уроды приспособили к ножному браслету простенький контрольный замок, отпираемый примитивной магнитной полоской, что и нашлась в кармане у главаря. Так что через минуту обе девушки оказались на свободе.

Ольга довела их до лифтового холла. Слава богу, там никого не было. Когда они, укутанные в снятые с их мучителей комбинезоны, которые им были явно не по размеру, робко оглядываясь на свою спасительницу, уже заскочили в лифтовую камеру, одна набралась смелости и спросила:

— Кто ты такая?

Ольга усмехнулась:

— Да так, помыться хотела, — и надавила на клавишу закрытия двери.

В казарму она добралась только через час. После того как все-таки приняла душ в шестом блоке и слегка подлатала форму. Там ей сообщили, что Уимон прождал ее целых два часа, а потом надулся и ушел. Это известие Ольга приняла с облегчением. Не хватало еще попасться парню на глаза с побитой мордой.

Следующие несколько дней она, как могла, избегала Уимона, специально отправляясь после работы бродить по дальним коридорам или в тренажерные залы соседних секторов и возвращаясь в казарму, только когда дежурное освещение переключалось на ночной режим. Но Уимон оказался настырным и все-таки однажды подстерег ее в лифтовом холле. Когда она, выйдя из лифтовой кабины, разглядела в полумраке у стены его унылую фигуру, у нее екнуло сердце и она едва не отпрыгнула. Но Уимон уже оторвался от стены. Похоже, он прождал ее не менее шести часов и теперь не намерен был отступить, не получив объяснения. И она осталась на месте, только отвернула голову, стараясь повернуться к нему щекой.

— Почему ты меня избегаешь?

Ольга поплотнее стиснула губы, чтобы не так было заметно разбитую губу, пожала плечами.

Они помолчали. Потом Уимон тяжело вздохнул и шагнул к ней:

— Не знаю, если я чем-нибудь тебя обидел, то поверь… — Тут он осекся, насторожился и, всмотревшись в ее лицо, испуганно спросил: — Что это у тебя?

Ольга зло хмыкнула и потрепала его за вихор.

— Да так, повздорила тут с одними…

Уимон побагровел и стал очень похож на Олега.

— Кто они? — Он долго ждал ответа, но не дождался: — Скажи мне, пожалуйста!

Ольга хотела отшутиться, но, взглянув на его разъяренное лицо, оставила эту мысль и, притянув его к себе, крепко обняла.

— Брось, эта проблема уже решена.

— Кем?!

Уимон не хотел успокоиться, пока лично не разберется с ее обидчиками. Ольга вздохнула и ответила:

— Мной. И окончательно.

— Значит, ты тоже берсерк? — Он произнес последнее слово таким напряженным голосом, будто от ответа на этот вопрос зависела его жизнь или смерть.

Ольга зло хмыкнула. Если бы это было так…

— Нет, если бы я была берсерком, эти уроды умерли бы прежде, чем успели меня коснуться… да и это, — она махнула рукой перед своим подпорченным лицом, — затянулось бы за пару часов. — Она горько вздохнула. — Разве ты не понял, что Олег только здесь узнал, что я тоже среди людей капониров?

Уимон осторожно кивнул, не особо понимая, как одно связано с другим. Ольга поморщилась. Она же совсем забыла, что Уимон почти ничего не знает о людях капониров.

— Просто все берсерки готовились в одном месте, совершенно изолированно от остальных. Я сама все это время не могла понять, почему все эти годы никто не хочет ни передать от меня весточку брату, ни хотя бы объяснить, где Олег, пока не встретилась с ним здесь и не узнала о берсерках… — Она осеклась и настороженно посмотрела на Уимона: — А ты откуда знаешь о берсерках?

Уимон недоуменно посмотрел на нее.

— От Олега, конечно… — начал он, но затем оборвал себя и, потемнев лицом, отвернулся. — Ты мне не веришь.

Ольга раскаянно притянула его к себе:

— Прости…

Но он вырвался и, как-то по-мальчишески задиристо вскинув голову, горько заговорил:

— Конечно, я для вас — чужой. Вы — люди капониров, вы умеете драться и убивать, вы знаете, как обманывать Высших, что вам до какого-то Низшего, который всегда смотрел им в рот. По-вашему, я могу предать вас в любую секунду…

Но Ольга не дала ему закончить. Она понимала, что с ним происходит. По-видимому, на парня слишком много всего навалилось за последнее время. Она знала, что Олег сейчас сильно занят подготовкой эвакуации своей команды, к тому же эта эвакуация должна была совпасть с грандиозной диверсионной операцией, в подготовке которой были задействованы практически все группы, которые люди капониров сумели переправить в производственный комплекс. Уимон последнее время чувствовал себя заброшенным, да еще она… Вот и результат. Что ж, в таком случае слова не помогут, но у женщины всегда есть средство, как успокоить своего парня. Ольга притянула его к себе и, прервав горькие излияния, потянула за собой.

— Пошли… — Девушка лихорадочно прикидывала, где бы найти укромное местечко, чтобы было не очень далеко…

Похоже, он почувствовал, что она собирается ему предложить, и как-то необычно, совсем по-мужски, обнял ее за плечи.

Ничего не придумав, Ольга остановилась за первым же поворотом и прильнула к нему, с удивлением поймав себя на том, что от простого желания успокоить Уимона не осталось и следа. Наоборот, ее, считавшую, что после стольких лет прямой и грубоватой казарменной любви в этом древнем ритуале для нее уже не осталось никаких тайн, буквально трясло от возбуждения. Но черт возьми, она даже не могла предположить, ЧТО ее ожидало. Он был застенчив и неуклюж, как любой девственник, но, елки-палки, она готова была поклясться, что несмотря на это он решил разбиться в лепешку, но сделать так, чтобы лучше всего было именно ей. И ему это удалось! Ольга попыталась начать с обычной игры, но он отреагировал с такой бешеной страстностью, что она даже не успела понять, когда и как они лишились остатков одежды. Лишь где-то на периферии сознания застрял звук затрещавшего комбинезона. Но это была отнюдь не бурная похоть сгоравшего от нетерпения мужика, к которой она тоже была готова, это было нечто иное. То, чего она никогда еще не испытывала. Ольга, собиравшаяся сама вести эту партию, спустя несколько минут после начала неожиданно бурных обоюдных ласк внезапно осознала, что потеряла нить и Уимон, повинуясь каким-то своим подспудным, но потрясающе верным инстинктам, ведет свою партию так, что у нее начинает кружиться голова, а руки и ноги будто покалывает тысячами маленьких иголочек. Она кое-где еще помогала ему, но все было как-то на автомате, а основные ее усилия были направлены на то, чтобы удержать за зубами отчаянно-сладострастный стон. Но это ей не удалось. В момент, когда Уимон выгнулся всем телом, а она ощутила внутри себя знакомый толчок мужского семени, ее скрутила странная судорога, и стон, воспользовавшись тем, что она уже не могла контролировать мышцы своего рта, радостно рванулся наружу.

Потом они лежали, нагие, покрытые испариной, на своей скомканной одежде, между которой проглядывали приятно холодившие кожу участки металлического пола, и молча смотрели в нависающий потолок. Уимон, по-видимому, и сам был поражен своим поведением. Поэтому он, не поворачивая головы, время от времени опасливо косился в ее сторону, и это вновь заставило ее почувствовать себя старше и опытней. Хотя они были ровесниками. Ольга повернулась на бок, коснувшись его своей обнаженной грудью и закинув ногу на его живот, ласково погладила его по взмокшей щеке и тихо произнесла:

— Пожалуй, тебя скорее можно принять за берсерка.

Он вздрогнул и удивленно уставился на нее.

— Но… когда… почему? Ведь я же не умею драться?! И… — он обескуражено замолчал, не видя никаких причин для такого вывода и опасаясь принимать это за шутку.

Ольга нежно рассмеялась:

— Драться… Это чепуха. Я вот умею драться, а не берсерк. Берсерк в первую очередь отличается от обычного человека тем, что умеет чувствовать Рисунок. — Поймав его недоуменный взгляд, пояснила: — Он откуда-то знает, как надо поступить и что сделать, чтобы все получилось… — Тут она шаловливо рассмеялась и, игриво ткнув его носиком в висок, прошептала: — Вот совсем как ты сейчас.

Уимон густо покраснел:

— Я… Мне просто хотелось, чтобы тебе было хорошо.

Ольга усмехнулась и села, потянув из-под себя комбинезон.

— То-то и оно. Я ведь знаю, что я у тебя первая, а ты, наверное, догадался, что ты у меня — нет. Но клянусь тебе, до сих пор я ни с кем не испытывала ТАКОГО.

Несмотря на то, что, казалось, покраснеть еще больше просто невозможно, Уимону это удалось. И чтобы не смущать его еще больше, Ольга встала и, отвернувшись, принялась натягивать комбинезон. Судя по шороху за спиной, Уимон решил последовать ее примеру.

Когда они уже шли к лифтовому холлу, Ольга внезапно повернулась к Уимону и спросила:

— Слушай, а почему ты так испугался того, что я могу оказаться берсерком?

Уимон долго молчал, а потом посмотрел на Ольгу каким-то особенным, чистым взглядом, свет которого она часто замечала в его глазах:

— Просто берсерки — уже не люди. Они — Высшие.

Ольга резко остановилась:

— Откуда ты взял такую чушь?

Уимон слегка покраснел и, виновато потупя глаза, пояснил, будто не желая говорить и не имея права не ответить:

— Потому что для того, чтобы победить канскебронов, надо СТАТЬ канскебронами. А они могут победить канскебронов.

Ольга раздраженно вскинулась, собираясь как следует отчитать мальчишку, так безапелляционно судящего о вещах, в которых он ничего не понимает, но замерла, остановленная прочитанной когда-то в сети и давно забытой фразой: «Чтобы убить дракона, надо стать драконом».

8

Эта авария для Первого Контролера производственного комплекса, развернутого на осушенном дне моря, ранее носившего среди аборигенов название Средиземного, оказалась полной неожиданностью. Связка из двадцати семи транспортных контейнеров, в двадцати двух из которых находились генераторные блоки, обычно используемые как мобильные или дополнительные энергостанции, а также в качестве двигателей внутрисистемных судов или в связке как разгонные блоки для межсистемных, взорвалась на перегоне транспортного тоннеля. На участке, проходящем в толще морского дна прямо посередине пролива, разделяющего два континента. Взрыв был такой силы, что не только вскрыло полторы мили купола тоннеля, проложенного в скальном теле, но и разрушило скальный язык, на котором находилась генераторная разгонная станция. Ситуация усугублялась еще и тем, что из-за вскрытия купола тоннеля весь проходящий по морскому дну межконтинентальный участок и довольно существенная часть континентальных, которые также были по большей части расположены ниже уровня моря, оказались затоплены морской водой. Движение по тоннелю оказалось парализовано почти на двадцати процентах его протяженности. Так как технология канскебронов не предполагала возможности подобных аварий, в тоннеле не было предусмотрено никаких аварийных заслонок, и морская вода самотеком заполняла пространство тоннеля до того момента, пока Планетарный Контролер по просьбе Первого Контролера производственного комплекса не распорядился применить энергоорудия сателлитов планетарной защиты для обрушения свода тоннеля в целях пресечения дальнейшего распространения воды. Эта авария не только серьезно срывала график ввода в строй производственных мощностей, но и оказала дестабилизирующее влияние на весь план военной кампании. Из-за несвоевременного ввода в строй производственных мощностей Планетарный Контроль не успевал вовремя закончить строительство орбитальных казарм и причальных комплексов, а это означало, что войска следовало развернуть и перебросить по другим маршрутам, в те районы сосредоточения, которые ранее считались резервными. Да и вообще, весь план военной кампании, который раньше основывался на атаке именно со стороны Земли, то есть из области пространства, о наличии военных баз канскебронов в которой до сих пор не было известно потенциальному противнику, подвергся коренному пересмотру. Войска, стягиваемые со всех концов Великого Единения, уже по большей части находились на марше, и после подсчетов всех вероятных потерь Верховные Контролеры пришли к заключению, что легче изменить план военной кампании, чем приостановить выдвижение войск. Весь план был построен на внезапности, а любая приостановка выдвижения увеличивала вероятность обнаружения противником военных приготовлений на один-два порядка. Так что Верховные, бесстрастно обсудив все последствия неожиданной аварии, констатировали, что она произошла в наиболее неблагоприятный момент и статистические оценки ее последствий таковы, что как план, так и сроки проведения военной кампании требуют серьезной корректировки. Эта корректировка привела к тому, что мощность производственных комплексов и численность планируемой к развертыванию воинской группировки на вновь обращенной планете с аборигенным названием Земля были сокращены против ранее планируемых почти на два порядка. Это сокращение создало уникальную ситуацию, которая и привела к столь неожиданному исходу событий, что разразились на Земле спустя всего лишь несколько месяцев после этой злополучной аварии. А еще одним важным событием, сыгравшим роковую для канскебронов роль, оказалось то, что установленные в ходе проведенного Планетарным Контролем расследования причин чрезвычайного происшествия факты о вероятной причастности к этой аварии некой группы особей, якобы принадлежащих к контролируемому генофонду и отобранных для работы в промышленной зоне, Планетарный Контролер счел недостаточно достоверными и отправил в архив. Обосновав свое решение тем, что дальнейшее расследование требует слишком больших затрат и неоправданно высокой загрузки линий связи, а эти ресурсы сейчас более необходимы для ликвидации последствий аварии. К тому же из результатов расследования следовало, что эта группа аборигенов и сама стала жертвой аварии, поскольку в момент взрыва находилась как раз в той связке транспортных контейнеров, которая и взорвалась. Как они туда попали, удалось проследить по записям сенсорного комплекса разгонной камеры, зачем — до сих пор оставалось загадкой. После сравнительного анализа некоторых других мелких аварий и происшествий удалось сделать предположение о причастности этой группы к большей части происшествий за последний год. Гибель этой группы списывала сразу столько загадок, что Планетарный Контролер, установив этот факт с достаточной достоверностью, только облегченно вздохнул. И никто не знал, что все еще только начиналось…

* * *

— А я утверждаю, что предыдущий оратор прав и необдуманные действия нашего так называемого Генерала Прохорова ставят под угрозу само наше существование!..

Вообще-то Потомственный полковник Клюге, начальник капонира «Вольфсдорф», редко выказывал свое возмущение столь эмоционально. Настолько эмоционально, что пенсне на его носу (этот атрибут он явно выкопал где-то в сети и пять последних лет гордо носил, считая его непременной принадлежностью настоящего прусского офицера) не выдержало энергичной жестикуляции и свалилось, повиснув на витой золоченой цепочке. Многие из начальников капониров имели свои, тщательно лелеемые причуды, но столь экстравагантной, как у Клюге, не было ни у кого. Но в остальном он был вполне адекватным начальником капонира из вполне уважаемой семьи. Ходили слухи, что на позапрошлых выборах его отец даже выдвигался на пост Генерала Прохорова. В тот год русские и американцы, имевшие наибольшее влияние на Совете Командования, вдрызг разругались, и потому кандидатуру пришлось искать среди как бы нейтральных кандидатов. Но Клюге-старший, негласно поддерживаемый американцами, тогда проиграл ставленнику русских командиру капонира «Уусикава» Эрья Хакконену. Впрочем, как показали дальнейшие события, это оказался достойный выбор. Финн проявил себя умелым дипломатом. За время лидерства Хакконена свара между русскими и американцами сошла на нет, и после того, как финн ушел в отставку по состоянию здоровья, новый Генерал Прохоров был избран практически единодушно. Но, похоже, нынешний Полковник Клюге затаил некоторую обиду, поскольку его критика действий обоих Генералов Прохоровых — как нынешнего, так и предыдущего — от Совета к Совету становилась все более пристрастной. Однако на этот раз у него оказалось довольно много союзников. То, что затеял Генерал Прохоров, вызывало неприятие слишком у многих, уже привыкших к тому, что главное занятие людей капониров — хранить и готовиться. И сегодняшнее выступление Полковника Клюге оказалось неким венцом потока жесточайшей критики, обрушившейся на Генерала Прохорова.

Когда немец сел, Олег, место которого было в дальнем углу, за столиком консультантов, вытянул шею, стараясь получше рассмотреть происходящее за столом. Ему уже порядком надоел этот долгий, многоголосый вой, который обрушился на Генерала буквально с первой минуты заседания. Для него самого действия Генерала были абсолютно понятны и, несомненно, разумны. И хотя он не воспитывался в капонире с рождения и ему не было ведомо ощущение некой особой мудрости и непогрешимости Начальника капонира, прививаемое всем обитателям капониров с младых ногтей, некие начатки этого ощущения все же успели зародиться в его душе за те годы, что он провел в капонире «Рясниково». И вот сейчас это ощущение рушилось. Совет Командования внезапно предстал перед ним сборищем немолодых, трусоватых людей, во главу угла всей своей жизни ставящих отнюдь не ту столь громогласно декларируемую возвышенную Цель, а жалкие потуги сохранить в неизменности сложившуюся ситуацию и свое псевдопривилегированное положение в среде тех, кого канскеброны называли «дикими». Во всяком случае, из всех предыдущих выступлений можно было сделать только такой вывод.

На Совет он был приглашен в качестве эксперта или даже, как ему стало казаться после всего услышанного, свидетеля обвинения, обязанностью которого было ответить на вопросы, касающиеся деятельности подпольных групп, внедренных Генералом в Средиземноморский производственный комплекс. Но пока ни у одного из присутствующих не возникло необходимости в его услугах.

Уход из комплекса был проведен практически идеально. Самым сложным оказалось так рассчитать подрыв двух приготовленных к самоликвидации генераторов, чтобы сформировавшийся импульс показал на сенсорах канскебронов картину последовательного подрыва всех двадцати двух генераторов. С мощностью взрыва особых проблем не было. Потенциала двух «разогретых» генераторов оказалось вполне достаточно, чтобы обозначить резонансную детонацию двадцати двух «холодных» блоков, каковыми они и должны были оставаться, находясь в транспортных контейнерах. Так что когда они, закончив торможение связки, вылезли из подготовленной в одном из контейнеров кабины на платформу Байкальской базы и сгрудились у установленного рядом с проемом входного терминала экрана внутреннего контроля, ожидая, когда куцый обрывок связки рванет на Камчатском перегоне транспортного тоннеля, вопрос был только в конфигурации импульса.

Олег припомнил недовольную гримасу Кормачева, судя по ней, импульс оказался не очень чистым. Однако последующие доклады групп, оставшихся в комплексе, показали, что скрупулезная подготовка, проведенная ими в течение двух с половиной месяцев перед побегом, принесла свои плоды. Единственным подразделением, подвергшимся сколько-нибудь серьезным репрессиям, оказался только седьмой блок.

Олег отвлекся от воспоминаний. Похоже, за столом что-то назревало. Несмотря на то что пока были слышны только приглушенные голоса, среди которых явно выделялся самодовольный фальцет немца, впервые оказавшегося лидером столь крупной группы несогласных, в воздухе явно запахло грозой. Несколько истеричное выступление Клюге оказало на собравшихся действие, противоположное тому, какое задумал сам оратор. Среди людей капониров, уже на протяжении нескольких поколений гордо заявлявших всем, что их основная цель — освободить Землю от захватчиков, не могло не найтись тех, кому столь остервенелая критика Генерала, впервые рискнувшего предпринять практические шаги по воплощению в жизнь этой цели, показалась плевком в лицо. Поэтому, когда под куполом зала Совета раздался грозный рык, единственной неожиданностью для Олега оказалось только то, КТО выступил в защиту Генерала.

— Все это херня! — с противоположного конца стола поднялась грузная фигура Потомственного полковника Дубинского. Сидящие за столом невольно вздрогнули. Дубинский был личностью весьма колоритной. И до сего момента проявлял крайнее равнодушие к политическим сварам и тайным интригам, всегда сопутствовавшим заседаниям Совета. Мало кто из присутствовавших мог вспомнить, когда последний раз видел его на Совете Командования, а тех, кто помнил, чтобы он брал слово, наверное, уже не было на этом свете. Дубинский командовал большим капониром «Медвежья балка», известным тем, что в составе гарнизона этого капонира был целый отряд могучих гусеничных бронированных монстров, произведенных еще лет за пятьдесят до Вторжения. Эти шестидесятитонные машины были сняты с вооружения и законсервированы задолго до того, как Земля подверглась атаке из космоса, и потому остались в целости и сохранности, в то время как более новые образцы, состоящие на вооружении армий разных государств Земли, были полностью уничтожены канскебронами. Но запас прочности этих громад, вооруженных чудовищными пушками, был таков, что большинство из них до сих пор было на ходу. Все знали, что Дубинский неровно дышит к своим огромным игрушкам, и, может, поэтому у него не было никаких иных причуд. Сейчас он выпрямился во весь рост и, слегка навалившись на стол своей огромной, медведеподобной фигурой, сурово нахмурил брови и сказал:

— Я не согласен. Наши отцы создали нас, людей капониров, только для того, чтобы когда-нибудь, когда у людей Земли возникнет шанс вернуть себе свою планету, было кому возглавить эту борьбу. Наша основная сила не в том, что мы сохранили остатки военных технологий Прежних, они владели гораздо большим — и проиграли. Наша основная сила в том, что мы сохранили популяцию людей, способную в той или иной мере усвоить новые технологии, и, воспользовавшись этим, вышвырнуть с Земли уродливых тварей, захвативших нашу планету. — Он на мгновение замолчал и, уперев в Клюге взгляд своих глубоко посаженных карих глаз, веско произнес: — Но чем дольше мы ждем, тем меньше мы становимся способны выполнить эту задачу…

Это был вызов. Дубинский ронял слова медленно и весомо, так что они воспринимались окружающими как удары его пудовых кулаков. Никто не рискнул прервать его выступление.

— …сети изношены. Из компьютерного парка осталась едва четверть работоспособных машин. Боеприпасы исчерпали по нескольку гарантийных сроков хранения. У нас очень ограничены возможности обновлять даже твердые носители информации, да и те близки к истощению. Материальные ресурсы подошли к крайнему пределу. И если до сего дня мы просто констатировали, что каждое следующее поколение людей капониров знает и умеет меньше, чем предыдущее, то теперь мы должны признать, что следующее поколение ждет обвал! А наши внуки, скорее всего, вообще будут вынуждены покинуть капониры. Поскольку ни одному разумному человеку не придет в голову ютиться в этих сырых, темных и обрушивающихся пещерах, в какие тогда превратятся наши капониры. — Он сделал паузу, обвел присутствующих тяжелым взглядом, в котором сосредоточилась вся яростная мощь его тяжелого, тренированного тела, и взревел: — Вы зажрались, офицеры! Впервые нам представился шанс совершить то, что составляет смысл нашего существования, а вам боязно оторвать свои задницы от нагретых кресел…

Олег повернулся к сидящему за соседним столиком Наумову, исполнявшему на этом заседании обязанности секретаря, и, наклонившись к его уху, прошептал:

— Пожалуй, я пойду, Капитан. Мне представляется, что теперь моя информация вряд ли кому-нибудь понадобится.

Тот покосился на грозно нависающего над столом Полковника Дубинского, приподнял уголки губ в едва заметной улыбке и кивнул.

— Иди, но пейджер не отключай. Мало ли…

Покинув зал Совета, Олег спустился на два уровня ниже и вошел в тюремный отсек, предъявив начальнику караула карточку-допуск. Тот придирчиво проверил допуск, уважительно покосился на Олега (о действиях его команды в производственном комплексе по капониру ходило множество историй, большинство из которых, правда, являлись обычными небылицами) и кивнул караульным. Те вчетвером откатили тяжелую бронированную дверь, Олег шагнул вперед и оказался в самом строго охраняемом помещении капонира «Рясниково» — особом тюремном блоке «А». Блоке, в котором находилась самая большая тайна Генерала Прохорова…

Олег быстро прошел небольшой коридорчик и остановился перед тяжелой дверью, толщиной створок едва ли не превышавшей ту, которую охраняли четверо караульных. Но эта была закрыта на простой железный засов, правда, необычайно внушительных размеров, дужки которого были скреплены толстой железной проволокой. Несмотря на кажущуюся абсурдность, по расчетам аналитиков, это был, пожалуй, самый надежный запор для заключенного, находящегося внутри самой прочной камеры тюремного отсека капонира. Поскольку никто так до конца и не знал всех способностей содержащегося здесь пленника. Олег открутил проволоку, сдвинул тяжелый засов и, навалившись, отворил дверь. Обитатель камеры оторвался от компьютерного терминала, устроенного в дальнем от входной двери углу большой камеры, повернулся к вошедшему и, узнав его, старательно растянул губы в широкой улыбке.

— Привет, Олег, рад тебя видеть.

Олег остановился на пороге.

— Сказать по правде, то, что ты пытаешься изобразить на своем лице, скорее напоминает оскал, а не улыбку.

«Е-7127» стер с лица свою малопонятную гримасу и озабоченно поинтересовался:

— Что, никаких сдвигов?

Олег пожал плечами:

— Смотря что считать сдвигами. — Он вошел в камеру и опустился на откинутую койку. — Вот, например, могу тебе сообщить, что мы получили карт-бланш…

«Е-7127» насторожился, услышав незнакомое слово, но Олег нарочно держал паузу. У них было в обычае устраивать подобные игры, когда один называл незнакомый термин или идиому, а другой должен был догадаться, каково их значение.

— Ты имеешь в виду, что мы можем приступать к подготовке операции? Значит, заседание Совета уже закончилось.

— Не совсем, но Дубинский их дожмет. Я успел перед началом заседания переговорить с Кейнси, он тоже на нашей стороне.

«Е-7127» понимающе кивнул, Кейнси был начальником капонира «Смол айленд», единственного, на вооружении которого осталось три единицы баллистических ракет с моноблочными ядерными боеголовками. Так что у их противников действительно не было шансов. Старший ОУМ вновь повернулся к дисплею. Он находился в капонире уже почти год. Правда, допуск к внутренней сети у него появился всего полтора месяца назад, но его опыта и аналитических способностей оказалось вполне достаточно, чтобы разобраться в хитросплетениях внутренней политики людей капониров. С точки зрения Старшего ОУМа, это было детской задачей. По сравнению с интригами, которые плелись в высшем слое Единения, все, чем занимались самые изощренные интриганы людей капониров, выглядело младенческим бросанием фантиков. Впрочем, это было объяснимо. Точный расчет и скорость реакции требуются только в том случае, если реакция противника последует незамедлительно. А у людей капониров приступы политической жизни случались не чаше раза в четыре года, когда собирался очередной Совет Командования Так что все интриги затевались неторопливо, велись неспешно, и поражение или победа сторонников той или иной точки зрения не вызывали особых эмоций. Но, понаблюдав за большинством обитателей и гостей капонира, «Е-7127» вынужден был констатировать, что, несмотря на то что эти люди сумели его сильно удивить. По большому счету у них нет никаких шансов справиться с Единением. Как бы им этого ни хотелось. И он пребывал в этой уверенности до того момента, пока не ознакомился с результатами деятельности одной из групп, заброшенных Генералом Прохоровым в Средиземноморский производственный комплекс…

Олег молча сидел, наблюдая за своим собеседником. Когда они полтора месяца назад, закончив сборку атакаторов, добрались до «Рясниково», Генерал сразу же вызвал его к себе. Глава людей капониров встретил его в своем кабинете. За прошедшее время он похудел и осунулся, но глаза смотрели по-прежнему цепко и жестко. Олега он приветствовал коротким кивком.

— Садись, о результатах твоей деятельности можешь не докладывать, я все знаю. — Он сделал паузу, давая время Олегу, который и не собирался ни о чем докладывать, еще в прошлые времена не очень-то одобряя привычку людей капониров по многу раз мусолить одну и ту же информацию, передавая ее друг другу, как это у них называлось, «по команде», устроиться в знакомом кресле, стоящем несколько в стороне от рабочего стола Генерала. Затем продолжил — У меня для тебя новость. Мы получили шанс, о котором не могли даже мечтать. — Он вновь сделал паузу, но на этот раз для того, чтобы подчеркнуть важность своих последующих слов. — Теперь мы сможем надеяться на то, что твоей команде удастся добиться успеха в атаке на Разрушитель.

Несмотря на непонятное слово, Олег сразу же понял, о чем идет речь, и весь подобрался. После разговора с Кормачевым он всю дорогу ломал голову над тем, как объяснить Генералу и — остальным, что, если они не смогут нейтрализовать этот чудовищно огромный корабль, который избрал точку посадки в полусотне миль от капонира «Рясниково», ни о каком успехе атаки не может быть и речи. И вот такое начало… Генерал усмехнулся, заметив его мгновенную реакцию, и, повернувшись к монитору, щелкнул дистанционным пультом. Экран засветился серо-зеленым из-за севшей трубки, но даже размытое изображение, передаваемое камерой из одного из отсеков тюремного блока, позволяло четко идентифицировать того, на кого был направлен объектив камеры. Это был ТАКТ…

— Слушай, а почему ты согласился сотрудничать с нами?

Старший ОУМ медленно повернул голову к Олегу:

— А почему ты только теперь задаешь мне этот вопрос?

— Раньше он передо мной не стоял. Мне требовалось только знать, врешь ты или нет, все ли ты говоришь, либо что-то скрываешь, и тому подобные практические вещи.

— А сейчас?

— Сейчас… — Олег постарался взглянуть прямо в зрачки Старшего ОУМа, — сейчас все идет к тому, что ты войдешь в мою команду. И теперь мне надо это знать.

«Е-7127» откинулся на спинку грубого металлического стула, сваренного из массивных железных уголков, поскольку никакая другая мебель не могла долгое время выдерживать его массу, и, оторвав руки от клавиатуры, закинул их за голову.

— Знаешь, это сложно объяснить. Единение построено на одном очень мудром принципе: разум определяет статус. Чем большими возможностями обладает твой разум, тем выше твой статус. При этом абсолютно не важно, что является носителем этого разума — живой организм или набор квантоэлектронных деталей. — Он помолчал, то ли приводя мысли в порядок, то ли просто подбирая слова. — Вот только в качестве идеала, по приближенности к которому и вычисляется степень разумности, почему-то был выбран именно разум на квантоэлектронных носителях. А разуму живому отведена роль сырья, модифицируя которое, можно в той или иной мере «подтянуть» его носителя до идеала. И после того как я провел на вашей планете столько лет, а главное, после того как я увидел, КАКОЙ была ваша старая цивилизация, я понял, что это неправильно.

Он надолго замолчал. В камере установилась полная тишина, а потом Олег произнес:

— Но если ты присоединишься к нам, вероятность того, что тебя убьют, намного возрастает.

Старший ОУМ усмехнулся. И на этот раз его усмешка гораздо больше напоминала человеческую.

— А разве меня создали не для того, чтобы я в конце концов был уничтожен? К тому же у нас, Высших, в ходу иной термин. Смерть мы называем «окончательным отключением».

Олег кивнул и поднялся.

— Хорошо.

Он двинулся к двери, но у самого порога его остановил голос «Е-7127»:

— Знаешь, мне много рассказывали о вас, берсерках, но вот одно так и осталось неясным.

Олег повернулся:

— Что?

Не было никакого намека на то, что произойдет: ни жеста, ни взблеска глаз, но Старший ОУМ сорвался со стула и метнулся вперед. Щиток на его левом предплечье внезапно раскрылся, и оттуда вылетело остро отточенное фунтовое лезвие, а кованый башмак правой ноги ударил прямо в грудину… Вернее, в то место, где она только что была. Внутри сцепившегося на пороге камеры комка из двух тел что-то громко лязгнуло, и он распался. «Е-7127» максимально понизил порог болевых ощущений, но это было практически бесполезно, ибо он понимал, что, если его голова склонится к левому плечу еще хотя бы на пару миллиметров, его укрепленный композитными включениями позвоночник не выдержит и разломится на две половинки.

Олег еще мгновение боролся с бешеным желанием дожать окованный металлом череп до конца, а потом грубо отшвырнул голову Старшего ОУМа и, сцепив дрожащие руки, шмякнулся на откинутую койку.

— Чертов ржавый арифмометр, я же тебя едва не убил.

«Е-7127» медленно поднялся с пола, осторожно совращал головой, а затем взглянул прямо в багровое лицо Олега и повторил:

— Я много слышал о вас, берсерках, но до сих пор не выдавалось случая убедиться в том, что эти слухи — правда. — Он еще раз качнул головой, поморщился и, снова усмехнувшись, но на этот раз совсем по-человечески, закончил: — Теперь, как видишь, убедился.

9

Уимон сидел на коряге и швырял камешки. Они падали в воду с громким плюханьем, отчего по ее поверхности разбегались ровные круги, которые, быстро добежав до берега, возвращались обратно и, встретившись с новыми кругами, образовывали на поверхности воды причудливую вязь, очень схожую с найденными им недавно в сети буквами арабского алфавита. Зашуршала осыпающаяся земля. Уимон поднял голову. По узкой тропинке, которая сбегала к облюбованному им небольшому бочагу, неуклюже цепляясь своими громадными руками за нависающие над тропинкой ветви деревьев, спускался такт. Он был огромен, закован в тускло блестящие доспехи, его череп был увенчан башенками сенсоров и выступами модемных усилителей. Уимону показалось, что в этом уголке, с тихим шелестом камышей, ивовой заповедной тенью, ленивым полетом стрекоз над самой водой, где так и веет покоем и умиротворенностью, такт выглядит особенно чужим. Хотя любой человек с оружием здесь выглядел бы нелепо. Однако Уимон не сделал никакой попытки скрыться, только немного сдвинулся в сторону, давая такту, который уже спустился, возможность пристроить свой защищенный доспехами зад на ту же самую корягу. Что тот и не преминул совершить.

— Привет, Уимон.

— У-гум.

— Грустишь?

Уимон скривился. Тоже, утешитель нашелся. Но на такта его нелюбезность не произвела никакого впечатления. Он слегка отклонился назад, отчего коряга отчаянно заскрипела, сгреб своей ручищей горсть камешков и начал швырять их в воду. Уимон невольно отметил, что камешки такта, несмотря на разницу в форме и весе, один за другим ложатся в одну и ту же точку, скорее всего являющуюся геометрическим центром водоема.

С того дня как они добрались до капонира «Рясниково», Уимон оказался один. Вернее, рядом с ним всегда было много людей, возможно, чуть меньше, чем в рабочих казармах, но куда больше, чем в куклосе или даже в Енде. Да и Олег с товарищами, к которым он так привык за все это время, никуда не исчезли, но… им всем было не до Уимона. Сначала он этого как-то не замечал. Если честно, он не так уж часто вспоминал даже Ольгу. Хотя последние несколько дней были для них обоих настоящим праздником. До того как он встретился с Олегом, «дикие» представлялись ему всего лишь в двух ипостасях: народ Иззекиля и охотники за рабами, подобные тем, что напали на их охотничью экспедицию. И когда спустя столько лет появились банды, нападавшие на рабочие колонны, то они только укрепили его в этом заблуждении. А рассказы Иззекиля о других «диких» он по молодости лет воспринял точно так же, как и легенды о Прежних, мудрых и великих, построивших огромные селения и летавших в облаках, подобно Высшим, то есть как прекрасные и удивительные сказки. Возможно, в том, что его восприятие было именно таким, значительную роль сыграл отец, сильно постаравшийся, чтобы сын не дай бог не слишком увлекся этими бредовыми идеями и не отвратился от Предназначения, но факт остается фактом: он не особо верил, что тот прекрасный и удивительный мир, о котором ему рассказывали сначала Иззекиль, а затем Олег и остальные, действительно где-то и когда-то существовал. И внезапно он столкнулся с ним лицом к лицу.

Это произошло спустя полторы недели после того, как их команда, закончив сборку атакаторов, тронулась в путь. Тогда они впервые остановились на ночевку в капонире. Как потом узнал Уимон, этот капонир носил название «Медвежья балка». Встреча с обитателями капонира была неожиданна и впечатляюща. Они как раз перевалили седловину и начали спускаться по косогору, как вдруг где-то впереди, за поворотом тропы, послышался какой-то странный звук, чем-то напоминающий грозный клокочущий рык. Только гораздо сильнее и громче. Уимон насторожился. Но остальные продолжали ехать как ни в чем не бывало, только Кормачев, пришпорив своего ездового лося, догнал Олега и, весело оскалившись, проинформировал:

— Дубинский со своими игрушками забавляется.

Олег молча кивнул и тоже чуть прибавил ход. Когда они обогнули скальный выступ, рев ударил по перепонкам всей своей мощью — Уимон даже слегка пригнулся, — а затем из-за поворота дороги вылезло НЕЧТО, которое и было источником этого рева. Удивленный Уимон раскрыл рот. НЕЧТО было высотой приблизительно по макушку его лося, с длинной, толстой трубой, торчащей спереди. Формы его были сильно вытянуты и приплюснуты, от него веяло какой-то грозной мощью и неотвратимостью, как… как… Придумать, как от кого, он так и не успел, потому что НЕЧТО вдруг повело своей трубой, а затем так грохнуло, что лоси присели на задние ноги и шарахнулись в стороны, а Уимона буквально снесло с седла.

Когда он, отплевываясь и сдирая с одежды налипший репейник, выбрался из зарослей, на самом верху этого громогласного чудовища с глухим звуком откинулись две тяжелые металлические створки и из круглого отверстия выгнулась большая голова в странном ребристом шлеме.

— Что, испугались? — Голова усмехнулась, ярко сверкнув белыми зубами на загорелом, да еще и чумазом лице, а затем двинулась вверх, потянув за собой широченные плечи, толстые, длинные руки с пудовыми кулаками, массивный корпус и наконец короткие ноги, обутые в громадных размеров сапоги из грубодубленой лосиной кожи. Обладатель всего этого хозяйства вылез из люка, спрыгнул на землю и вразвалку подошел к Кормачеву.

— Давно ждем. Шифровка о вашем прибытии пришла еще третьего дня, а вы вот что-то припозднились. — Потом повернулся к Олегу и окинул его цепким взглядом своих крупных, глубоко посаженных глаз, снова широко улыбнулся и протянул свою широченную, размером, наверное, в половину седла ладонь:

— Начальник капонира «Медвежья балка» Потомственный полковник Дубинский. Добро пожаловать в наши края.

В этом капонире они провели четыре дня. У Уимона все эти дни вызвали глубокий шок. Он не ожидал встретить ничего подобного. Байкальская база, на которой команда Олега помогала со сборкой атакаторов, была построена в скальном массиве под разгонным блоком транспортного тоннеля. Этот участок прокладывался одним из последних, поэтому после окончания проходки канскеброны, по своему обыкновению, завели один из драй-хондеров, у которого оставался еще довольно приличный ресурс, в скальный массив и бросили, потому что затраты на разборку, извлечение из тоннеля и переброску к новому месту работы столь громоздкой машины оказались бы намного больше, чем сборка нового драй-хондера. Так что землянам оставалось только заглушить сенсоры охранно-контрольного комплекса Байкальской разгонной станции, запустить генератор драй-хондера и спустя полторы недели они имели почти двадцать тысяч квадратных метров отличных тоннелей. Все это было хоть и удивительно, но объяснимо, но вот то, с чем Уимон столкнулся здесь… Все эти шахты, коридоры и хранилища были созданы землянами ДО прихода канскебронов. Как и множество сложных устройств и удивительных машин, подобных тем чудовищам, которые встретились им на лесной просеке. Позже Уимон узнал, что чудовища назывались танками. Значит, то, что все эти годы вбивали ему в голову, а именно, что только Возвышенные способны на созидание, — оказалось не чем иным, как чудовищной ложью? Он все еще не мог заставить себя в это поверить, пристрастно разыскивая изъяны в том, что видел. Но сомнения кончились в тот вечер, когда Олег, разыскав его в танковом парке, приволок в компьютерный центр капонира и, усадив за монитор, набрал какую-то команду, а потом откинулся на спинку и произнес:

— А сейчас ты увидишь кое-что, чего никогда не видел. — И когда на экране возникло изображение удивительного дворца, окруженного каскадом золотых фонтанов, тихо добавил: — Это место называлось Петергоф…

От воспоминаний его оторвал голос такта.

— Знаешь, я, наверное, единственный, кто может понять, как тебе сейчас.

Уимон вскинул голову и уставился на «Е-7127».

— Это почему?

Старший ОУМ повернул голову и уставил на него спокойный и холодный взгляд.

— Потому, что мы с тобой пришли из одного и того же мира. А этот мир для нас абсолютно чужой.

Уимон оторопел:

— Ты что?! Я… а ты же… и вообще, я — землянин!

Тот усмехнулся:

— По большому счету — нет. Ты, как и я, — часть Единения.

Уимон насупился, но в словах «Е-7127» все-таки была своя правда. Слишком уж чуждым казалось все, что окружало его в капонирах, — от вещей до отношений между людьми. Но соглашаться с тактом ему тоже не хотелось. Поэтому он сварливо пробурчал:

— В таком случае мы слишком разные части.

Старший ОУМ подбросил на ладони последний из оставшихся камешков, отправил его вслед за остальными и неожиданно развернулся к Уимону всем телом.

— Неужели ты думаешь, что я вот таким и родился. — Такт указал на плечевые щитки и сенсорные башенки, торчащие из головы. — Или ты считаешь, что куклосы на Земле существенно отличаются от куклосов на какой-то иной планете?

Уимон вздрогнул, а затем потерянно произнес:

— Как… куклосы?

Старший ОУМ тихо ответил:

— Так. Вам еще повезло, потому что на большинстве планет Единения канскеброны сотворили геолого-тектоническую перепланировку. Высшие Контролеры более всего на свете ценят целесообразность и эффективность. А поддержание оптимальных условий существования контролируемого генофонда можно обеспечить и без сохранения природного геоэкологического баланса. — Он поднял новый камешек, подбросил его на ладони и продолжил уже несколько более спокойным тоном: — Я вырос в мире, где основные материки были искусственно опущены на морское дно, а само дно было выровнено драй-хондерами, чтобы обеспечить наилучшие условия созревания слайктара — генетически измененной водоросли, служащей основным сырьем для производства почти сорока процентов конструкционных композитов. Для обитания контролируемого генофонда было отведено около двух десятков островов. Общая численность популяции составляла где-то около восьми миллионов особей. — Он на мгновение замолчал, швырнул камешек, который опять плюхнулся точно в геометрический центр бочага. — Линия разведения, к которой я принадлежу, была признана довольно перспективной, поэтому моя мать была превращена буквально в родильную машину. Сейчас у меня, наверное, порядка восьми десятков братьев и сестер, и большинство из них, без сомнения, было Возвышено, — он усмехнулся, — впрочем, наверное, это хорошо. Потому что участь тех, кто не был Возвышен, — плантации слайктара. А это значит, что им отпущен недолгий срок. Потому что слайктар — традиционный продукт питания лакамов. И канскеброны включили их в технологический цикл, позволяя им поедать старые, поврежденные или больные карты, вычищая их перед новым посевом. А для контроля численности оставили их природных врагов — крайкенов. — Он снова замолчал, а потом закончил почти шепотом: — А тем глубоко наплевать, кого поедать — лакамов или людей. Комбайны идут над дном, глубина моря везде одинакова — от двадцати пяти до тридцати ваших метров, кабины комбайнов открыты, чтобы облегчить вход-выход, поскольку основная задача человека — вовремя заметить, что входной раструб забился скрученными стеблями слайктара, и прочистить его, так что крайкену не составляет особого труда захватить кусок еще живого мяса и выдернуть его из металлического гнезда. Как только человек покидает машину — комбайн останавливается, и, если его нет более получаса, Центральный Контролер высылает экраноплан с заменой. Новый работник может быть спокоен на ближайшие четверо суток. Именно столько требуется крайкену, чтобы переварить массу мяса размером с тело человека и вновь проголодаться…

Такт замолчал. Уимон некоторое время сидел, оглушенный его рассказом, а потом протянул руку и, робко коснувшись руки «Е-7127», тихонько произнес:

— Неужели ничего нельзя сделать?

Старший ОУМ каменно дернул головой:

— А зачем? Все довольно разумно. Крайкены отлично справляются с контролем уровня обеих популяций — и лакамов, и Низших, а что до остального… — он криво усмехнулся и ернически произнес, довольно точно скопировав голос Вопрошающего: — Сдерживайте эмоции!..

Вечером Уимон разыскал Олега. Тот стоял в кругу офицеров в ребристых шлемах водителей танков рядом с фрагментом транспортного контейнера и что-то неторопливо им объяснял. Но, заметив Уимона, прервал свою речь и, коротко извинившись, подошел к нему.

— Что случилось?

Уимон, у которого внезапно испарилась вся его храбрость, облизал пересохшие губы и заговорил, но совсем не тем решительным тоном, который он так долго репетировал:

— Вы собираетесь штурмовать Разрушитель?

Олег молча рассматривал его, а потом задал вопрос, но не тот, которого Уимон ждал и боялся:

— Почему ты об этом спрашиваешь?

Уимон попытался припомнить хотя бы один из того сонма аргументов, которые он заготовил, но все они почему-то напрочь выскочили из головы, поэтому он только растерянно пожал плечами и произнес:

— Просто… я должен пойти с вами.

Олег снова помолчал, а потом заговорил терпеливым, наставительным тоном, каким взрослые разговаривают с больным ребенком:

— Ты нам очень нужен, Уимон. Только… немного позже. У тебя есть уникальная способность заставлять всякие электронные устройства выполнять твои желания. Причем безо всяких дополнительных посредников в виде пультов, программ или головных устройств. Только ты пока еще не умеешь эту свою способность контролировать. Я не знаю, откуда это у тебя, но оно в тебе есть, это точно. ПОСЛЕ того как мы вышвырнем канскебронов, нам еще предстоит разобраться с тем наследством, что останется после них. И вот тут-то твоя способность окажется просто незаменимой. Так что…

И тут Уимон сделал то, о чем раньше он не мог даже подумать. Он ПРЕРВАЛ Олега.

— Ну как ты не понимаешь, — Уимон запнулся, изо всех сил стараясь, чтобы слезы обиды, так и рвущиеся наружу, не прозвучали в его голосе, — вы же без меня просто не справитесь!

А затем произошло то, от чего Уимон опешил. Олег замер на полуслове с открытым ртом, потом медленно провел рукой по лицу, будто стирая налипшую паутину, УЛЫБНУЛСЯ (!!!) и тихо произнес:

— Ты прав.

Уимон несколько мгновений ошеломленно пялился на него, а затем, поняв только, что Олег согласился, и испугавшись, что он передумает, торопливо кивнул и порскнул обратно к двери.

«Е-7127» в тот вечер он так и не разыскал, как и в последующую неделю. Хотя пытался. Он догадывался, что о присутствии такта в капонире знали все, но говорить об этом вслух было не принято из-за какого-то странного понятия, которое обозначалось словом «секретность». Он долго пытался разобраться с этим загадочным словом, но затем бросил эту затею. Так и не поняв до конца, как это может быть: «секретно» — это то, о чем знают только очень немногие, в то же время о Старшем ОУМе знали все, и это тоже было «секретно». На следующий день после их разговора Олег зашел за Уимоном в компьютерный центр. Он был не один. Рядом с ним был высокий военный с несколько сумрачным лицом.

— Пошли.

Уимон, который при появлении Олега оторвался от монитора, на котором блистали парки и интерьеры Версаля, опасливо покосился на военного и спросил:

— Куда?

— Если ты собираешься идти с нами, то тебе придется кое-чему научиться. Хотя времени на это остается очень мало.

Уимон кивнул и отключил компьютер.

— Куда идти?

Олег повернулся к военному.

— Это — Капитан Наумов. Когда-то он учил меня самого. Иди с ним.

После этого разговора у Уимона осталось очень мало времени на розыски «Е-7127». Но вот думать ему никто не мешал. И каждый вечер он долго не мог заснуть, размышляя над тем, что мог бы чувствовать он сам, оказавшись Возвышенным после всего того, что испытал Старший ОУМ. В его голове выстраивались параллели с собственной судьбой. Ведь хотя Уимон и не был Возвышен, он тоже потерял и отца, и всех своих родных, и это также произошло из-за той жизни, на которую их обрекли канскеброны.

Такта он вновь встретил только через полтора месяца. Когда однажды вечером, еле живой после тренировки, добрался до компьютерного центра. Прошлое Земли стало для него настоящим наркотиком, и он с жадностью поглощал все: музейные программы, книги, фильмы, музыку и живопись, традиционные ремесла и народные традиции. Удивительно, что после стольких лет оккупации все это еще оставалось доступным. Капитан Наумов рассказывал, что в первые годы после атаки, когда уже была создана сеть сателлитов планетарной обороны, канскеброны регулярно обрушивали на планету мощнейшие электромагнитные импульсы, стараясь стереть всю имеющуюся информацию со всех носителей. Они прекрасно знали, какие носители использовались людьми Земли и как их уничтожить. Вот только они даже не догадывались, что аппаратура, используемая военными, их хранилища и сети имели специальную защиту.

Компьютерный центр стал для Уимона настоящим сказочным дворцом. И он проводил там все свободное время. Но такта он там ни разу не встретил. Поэтому, увидя склоненную над монитором массивную фигуру того, кого он так долго искал, Уимон даже сначала не поверил этому. А потом бросился к нему. «Е-7127» почувствовал его приближение и, оторвавшись от монитора, на котором мерцал какой-то текст, набранный на незнакомом Уимону языке очень красивыми крупными буквами с рисованными заставками и виньетками по верху и низу страницы, и повернулся к Уимону.

— А, это ты, привет.

— Я тебя искал, — выпалил Уимон и осекся, не зная, что говорить дальше. Сказать надо было слишком много, но все приготовленные слова как-то внезапно напрочь вылетели из его головы. Такт молча смотрел на него, ожидая продолжения, а затем, очевидно поняв его затруднения, хитро прищурился и, заговорщицки подмигнув, заявил:

— Знаешь, я решил взять себе имя.

Уимон облегченно рассмеялся. Старший ОУМ был прав. Они действительно понимали друг друга лучше, чем кого-либо еще. И, поняв, что теперь не надо никаких слов, Уимон вдруг совершенно неожиданно, тем жестом, который он часто видел у Олега и остальных, но которым никогда не пользовался сам, протянул такту раскрытую ладонь и спросил:

— Ну, какое же теперь у тебя имя?

Такт внимательно посмотрел на протянутую руку, а потом осторожно взял ее своей ручищей и слегка сжал.

— Роланд. Здесь, на этой планете, когда-то жил такой парень, который очень любил ввязываться во всякие неприятности. Мне кажется, что мы с ним очень похожи.