ГЛАВА 1

Сеньор вон Аухмейн отошел в мир иной в ночь накануне возвращения маркизы цу Лидорф в Риер. На закате того дня наша потрепанная компания инвалидов остановилась на постой в Аффенхайме, тогда-то я на пару с Микаэлем и покинул гостиницу под предлогом пройтись по городу и поискать приличного вина. Коллеги лишних вопросов задавать не стали, а Уве и Марте и вовсе было не до нас: школяр только-только начал отходить после магического перенапряжения, ведьма до предела вымоталась, обихаживая раненых.

К Риеру мы подъехали в глубоких сумерках и в старые кварталы пробрались через лаз, обнаруженный людьми Блондина, — тот самый, коим пользовались школяры-солнцепоклонники. Коней пришлось оставить на заброшенном складе в надежде, что туда никто не сунется впотьмах, благо о недавнем ритуальном убийстве была наслышана вся округа. Дальше отправились пешком и оказались у резиденции рода цу Лидорф уже глубокой ночью; на улицах царил кромешный мрак, лишь местами его разгоняли висевшие на стенах фонари.

Адалинда снабдила нас и ключами, и оберегом от магической защиты, да еще подробнейшим образом объяснила, как обойти ночных сторожей, поэтому проникнуть в дом не составило никакого труда. Пока я стоял на карауле, Микаэль скользнул в спальню, и в особняке стало самую малость тише. Не знаю, какой из своих многочисленных талантов задействовал маэстро Салазар, но супруг Адалинды даже не захрипел, просто перестал дышать.

Внезапная смерть во сне — такое иной раз случается даже с абсолютно здоровыми людьми. Пусть не помучился напоследок, зато к нам не приведет ни единого следа. Из осторожности сеньора Белладонна даже сбыла за полцены случайным торговцам лошадей с предварительно сведенными клеймами и оружие рейтаров. Вырученные деньги она распределила между своими людьми, не забыв и о семьях погибших. Мы тоже не остались обделенными: Марте достался конь рыжего пройдохи, а для Уве я стребовал его шпагу и кавалерийский пистоль с колесцовым замком.

И даже так Микаэль всю дорогу ворчал по поводу моей излишней расточительности.

— Из-за баб скоро по миру пойдем! — негромко бухтел он. — Одной осла купили, другая и вовсе на шею приноровилась взгромоздиться и ножки свесить!

— Марте надо было за нами пешком бежать? — не выдержав, поинтересовался я. — Или это мне бежать надо было?

— Да я не об этом! — фыркнул маэстро Салазар. — От доли в трофеях зачем отказался, скажи на милость? Как только такое в голову пришло? Это же святое!

— Не мелочись, — примирительно попросил я. — Трофеи трофеям рознь.

Микаэль только головой покачал:

— Не узнаю тебя, Филипп. Бывает, человек резко меняется после того, как по голове крепенько получает, но с тобой-то что не так? Не слишком ведь сильно по башке и приложило!

Я непроизвольно потянулся ощупать левую скулу, но сразу отдернул руку. Опухоль уже спала, а тончайшие порезы, оставленные осколками теней, затянулись и стали почти неразличимы. В глаза они теперь бросались только на ярком солнце, да еще когда лицо краснело из-за физических нагрузок.

— Не пошли бы те деньги впрок! — отрезал я, начиная злиться.

Маэстро Салазар фыркнул и выдал:

ГЛАВА 2

Сеньора Белладонна объявилась уже за полночь. По случаю казни маркграф Мейнард устроил для своего ближнего круга прием, и уж не знаю, обсуждались ли там серьезные дела, но без возлияний точно не обошлось. Глаза Адалинды блестели, а тонкий аромат духов не мог перебить запаха вина. Впрочем, от разговора со мной маркиза уклоняться не стала и пригласила в рабочий кабинет, разве что велела Микаэлю принести из погреба, как она выразилась, что-нибудь приличное на его собственное усмотрение.

Маэстро Салазар выразительно посмотрел на буфет, фыркнул и покинул комнату. Когда за ним закрылась дверь, Адалинда под легкий шорох траурного черного платья опустилась в кресло, указала мне на соседнее и спросила:

— Твой отчет, Филипп, он уже готов?

Я кивнул в сторону рабочего стола маркизы, та улыбнулась:

— Очень хорошо, подпишу его утром. Магистр Прантл покидает Риер послезавтра, думаю, тебе имеет смысл уехать вместе с ним. Не подумай, будто выгоняю, но так будет лучше… для всех.

— Ну разумеется, — усмехнулся я и спросил напрямую: — Это ты распустила слухи, будто девиц похищали школяры-солнцепоклонники?

Адалинда одарила долгим, пронзительным и совершенно трезвым взглядом.

— Нет, — наконец ответила она и, не дав вставить ни слова, добавила: — Но я не предприняла всех должных мер, дабы эти слухи пресечь. Причины, думаю, объяснять не нужно?

Я покачал головой, не испытав особых сомнений в искренности собеседницы. Пусть сами по себе слухи были маркизе и выгодны, но столь радикальное обострение ситуации в итоге не могло не ударить и по ней.

— Кто-то подстрекает горожан к беспорядкам, — заметил я.

— Простецам кинули кость, они уймутся. Казней больше не будет.

— Чья идея вывезти школяров в Ренмель? Рыбака?

— Ничего-то ты не знаешь, Филипп, — устало вздохнула сеньора Белладонна. — Приказ идет с самого верха. Чокнутого язычника списали со счетов, но, если его подельники не прибудут в столицу в целости и сохранности, полетят головы. Проклятье! Нам даже допросить их не позволили!

— С чего бы? — поразился я, поскольку подобного рода судебные процессы всегда проводились на местах.

Адалинда поморщилась:

— Солнцепоклонники зашевелились по всей империи. Жертвы во славу солнца приносили в Клиане, Стожьене, Легенбурге, Острихе, Миене и Бранене, но пока лишь в Риере и Ренмеле дело дошло до арестов. В столице тоже нашкодили школяры, только следствие почему-то ведем не мы.

— А кто тогда? Кабинет бдительности?

— Насколько знаю — нет. Но кто именно — не имею ни малейшего представления.

— Занятно, — хмыкнул я, перестал вышагивать по кабинету и наконец опустился в кресло. — Могу попросить тебя об услуге?

— Излагай, — разрешила сеньора Белладонна.

Я протянул маркизе полученный от Уве листок и пояснил:

— Есть возможность получить документы на одно из этих имен?

Адалинда внимательно изучила записи и позволила себе понимающую улыбку.

— Марта! — озвучила она фигурировавшее там во всех строчках имя. — Какие у тебя планы на эту девчонку?

— Кальворт, — односложно ответил я.

— Достойно, — одобрила сеньора Белладонна мое намерение устроить Марту в один из наиболее известных и престижных университетов империи. — Я посмотрю, что можно сделать. Думаю, выправить нужные бумаги не составит никакого труда.

— Очень меня обяжешь.

— Брось, Филипп! Для чего еще нужны друзья?

Без стука распахнулась дверь, Микаэль прошествовал к столу и выставил на него оплетенную соломой глиняную бутыль, после отошел к буфету за бокалами и штопором. Пока он срезал сургуч, извлекал пробку и разливал вино, мы не произнесли ни слова, а затем я взял инициативу в свои руки и провозгласил тост:

— За друзей! — отпил и вновь обратился к Адалинде: — К слову, о друзьях! Как тебе новое приобретение?

Сеньора Белладонна пригубила вина и задумчиво посмотрела на меня поверх бокала.

— Ну и задал ты мне задачку, Филипп! — покачала она головой и смежила веки, то ли собираясь с мыслями, то ли смакуя напиток. — Уве Толен, бакалавр тайных искусств. Такого не назначить экспертом, но и в практическом плане он мало на что годится. Если принять во внимание состояние его эфирного тела, излишнее увлечение магией выйдет для мальчика боком.

— Справедливо, — хмыкнул маэстро Салазар и, вопреки своему обыкновению, не влил в себя все вино, а сделал лишь небольшой глоток.

— Вместе с тем он спас мне жизнь, — продолжила Адалинда, — и я обещала о нем позаботиться.

— Взять на службу и позаботиться — это несколько разные вещи, — отметил я.

— Не для меня! — отрезала маркиза. — У мальчика есть потенциал, и я не собираюсь гробить его в канцелярии!

Я выжидающе посмотрел на сеньору Белладонну.

— Какие тогда варианты?

— Вообще, — задумчиво произнесла Адалинда, — я намеревалась оплатить дальнейшее обучение в местном университете. Тут расчет простой: лиценциат тайных искусств будет куда полезней бакалавра.

— И что изменилось? — не слишком вежливо перебил маэстро Салазар маркизу.

Сеньора Белладонна взглянула на бретера с нескрываемой иронией и вдруг наставила указательный палец на меня.

— Филипп подал небезынтересную идею.

— В самом деле? — удивился я.

— Именно! — кивнула Адалинда. — Я без труда найму выпускника местного университета, возникни у меня вдруг такое желание, но Кальворт — это совсем другое дело. Я отправлю Уве в Кальворт, оплачу обучение и выделю достойную стипендию, а он после получения степени лиценциата отработает в Риерском отделении Вселенской комиссии… скажем… пять лет.

— Удивительно, что не требуешь в заклад душу, — проворчал Микаэль.

Сеньора Белладонна это высказывание проигнорировала и обратилась ко мне:

— Что скажешь, Филипп? Мальчику нужно дать раскрыть свой потенциал, ты согласен?

Отправка Уве в Кальворт была для маркизы беспроигрышным ходом, с какой стороны ни посмотри: так он и квалификацию улучшит, и лишнего о событиях в Уллимонтисе никому не сболтнет.

Я пожал плечами и предложил:

— Обсуди это с ним. Он достаточно взрослый, чтобы решать самому.

Ответом стал смех Адалинды и Микаэля. Те проявили удивительное единодушие, да оно и немудрено — Уве наверняка не станет принимать никаких решений, предварительно не посоветовавшись со мной, а мне и в голову не придет отговаривать его от продолжения обучения.

— Условия вполне разумные, — пожал я плечами. — Надо лишь согласовать конкретные сроки и суммы, но об этом переговори с Уве.

— Я в любом случае напишу гарантийное письмо по оплате обучения, — заявила Адалинда. — Я помню хорошее. А вот стипендию придется отработать. Легкие деньги развращают.

— И всегда лучше знать, что кто-то ждет тебя и готов взять на работу, — добавил маэстро Салазар.

Я с удивлением уставился на Микаэля, тот взял со стола бутыль и принялся наполнять бокалы.

— Довольно! — отказался я. — Нам пора идти.

— И оставить недопитым этот чудесный нектар? — возмутился маэстро Салазар. — Да я не усну! Всю ночь буду ворочаться! Меня изжога замучает!

— Мик!

— Иди, Филипп! — отпустила меня сеньора Белладонна. — Не бойся, до смертоубийства не дойдет. Вино и в самом деле чудесное. Даже не знала, что у меня такое есть.

— Иди-иди! — поддакнул Микаэль. — Не хочешь расслабиться сам, не мешай другим.

Я смерил эту парочку долгим изучающим взглядом, затем пожал плечами и отправился восвояси. Хоть час и был поздний, Марта еще не легла. В одной ночной сорочке она сидела за туалетным столиком и буравила взглядом шкатулку апельсинового дерева. Я велел приказчику оружейного магазина отправить покупку в резиденцию цу Лидорф, но никаких дополнительных распоряжений насчет нее не оставил, вот девчонка и мучилась любопытством, неким женским чутьем угадав в непонятном предмете подарок. При этом проявила завидную выдержку и благоразумие и в шкатулку не полезла.

— Это тебе, — сказал я, начав раздеваться.

Марта немедленно откинула крючок и с интересом уставилась на лежавшие внутри заколки, нож и кинжал.

— Красивые… — сказала она некоторое время спустя и провела рукой по коротко обстриженным волосам.

— Ожидала чего-то другого? — с улыбкой поинтересовался я.

— Серьги, — с удивительной непосредственностью ответила ведьма. — Видел, какие прелестные серьги у Адалинды?

Она все же не удержалась и достала из шкатулки кинжальчик с изящным клинком, мозаичная сталь которого отливала серебристыми и голубыми разводами.

— Он бы замечательно смотрелся с теми синими камушками.

Синими камушками были немалых размеров сапфиры, и в чем в чем, а в дурном вкусе Марту было никак не обвинить. Я не удержался и улыбнулся:

— Серьги купишь себе сама.

— На какие шиши? — фыркнула девчонка, отложив кинжал.

— Продадим коня и осла, — спокойно ответил я, забираясь под одеяло. — Зачем они тебе в Кальворте? Только лишние траты.

— Кальворт? — зацепилась Марта за незнакомое название.

— Университетский город. Я и сам там учился.

Девчонка наморщила лоб и спросила:

— Это далеко?

— Не слишком. В горах между Северными марками и Виттеном. Виттен — одна из западных земель империи. Выдвинемся туда послезавтра. Точнее — в Ренмель.

— Почему именно туда? — удивилась Марта.

— Все дороги ведут в Ренмель. — Я похлопал по кровати рядом с собой. — Иди спать. Уже поздно.

Марта погасила лампу и юркнула под одеяло, но на этом не угомонилась и с нескрываемой печалью уточнила:

— Опять мне придется изображать мальчика?

— Было бы странно, если бы мои слуги вдруг начали менять пол. Мартой станешь только в столице.

Ведьма хихикнула:

— Давай тогда напоследок пошумим! В дороге будет не до того.

«И не только в дороге», — мог бы отметить я, но не стал. Нашлось занятие поприятней, нежели портить нервы себе и другим.

В Риерское отделение Вселенской комиссии мы съехали только во второй половине следующего дня. И смысла торопить события не было ни малейшего, и сборы совершенно неожиданно оказались не столь уж и просты. Уве и Марта как-то вдруг обросли за эту седмицу вещами, пришлось паковать их в мешки и навьючивать на осла.

— Адалинда слишком добра к этим оболтусам, — хмыкнул я, когда с приготовлениями к отъезду было наконец покончено.

— А ты еще его покупать не хотел! — усмехнулся Микаэль.

Я хлопнул бретера по отозвавшемуся солидным звоном кошелю и спросил:

— Выкупишь?

Маэстро Салазар надменно фыркнул и покачал головой:

— Ослами не интересуюсь.

— Жаль, — вздохнул я совершенно искренне, поскольку обучение Марты и ее годовое содержание выбивало в моих финансах изрядных размеров брешь. Это все не смертельно, конечно, особенно если получится сгладить на службе все острые углы и вместо вызова на дисциплинарный совет получить причитающееся жалованье, но полсотни талеров сейчас бы вовсе не помешали. — Может, все же выкупишь? Цену скину, не сомневайся.

— Не надо было от доли в трофеях отказываться! — припомнил мне Микаэль и кивком указал куда-то за спину. — Идет.

Я обернулся и увидел вышедшую на задний двор Адалинду. Всю первую половину дня мы до хрипоты спорили с ней, согласовывая последние правки в отчет о проверке следственных действий, и все же наш отъезд маркиза не пропустила, как не позабыла и о просьбе обеспечить документами Марту. Шурша юбками строгого черного платья, сеньора Белладонна подошла, с усмешкой глянула в спину спешно отправившегося проверять лошадей Микаэля и протянула мне перетянутую тесемкой пачку бумаг.

— Подорожная уроженки города Риер фрейлейн Кюстер, семьсот пятьдесят восьмого года рождения.

— Благодарю, — улыбнулся я, принимая документы. — Твоя помощь, Адалинда, просто бесценна.

— Все в этом мире имеет свою цену, — цинично отметила маркиза, рукой в черной кружевной перчатке поправила шляпку и невесть с чего сказала: — Я попросила Уве присматривать за девочкой.

— Очень любезно с твоей стороны.

— Брось, Филипп! — отмахнулась сеньора Белладонна. — У меня в этом деле, уж прости за прямоту, имеется шкурный интерес. Через год ты и думать забудешь о девочке, а я всегда буду рада принять ее на службу.

Ну еще бы! Заполучить истинного мага не откажется ни один магистр-управляющий, так что предусмотрительности Адалинды оставалось лишь позавидовать. Но — нет, не забуду. Такая… девица нужна самому.

Я покачал головой, и маркиза улыбнулась.

— Мне ли не знать, сколь непостоянна мужская натура? — сказала она и, понизив голос, добавила: — И потом, Филипп, вовсе не факт, что ты этот год переживешь. С твоим-то везением! Ты ввязался в опасную игру и…

— Что — и? — поторопил я замолчавшую на полуслове собеседницу. — Говори, раз уж начала.

— Твои способности противоестественны, — не стала отмалчиваться сеньора Белладонна. — На мой счет можешь не волноваться, мне до этого дела нет. Но повторюсь — эфирное тело не червяк, душу невозможно рассечь на две полноценные части. С тобой что-то не так, Филипп. Очень-очень сильно не так. И не имеет значения, был ты со мной полностью откровенен или выдумал все от начала и до конца. Понимаешь, о чем я?

Святые небеса, кому понять, как не мне?! Адалинда прямо намекала на мою связь с запредельем! В историю с рассечением эфирного тела она не поверила, и, надо сказать, эта ее убежденность в невозможности подобного развития событий меня откровенно беспокоила. Я всегда смотрел на ситуацию под одним-единственным углом зрения, но сейчас лишь с немалым трудом отогнал совершенно неуместные сомнения в собственной правоте.

«Вздор! — мог бы воскликнуть я. — Со мной все в порядке!»

Мог бы — но не стал, лишь молча кивнул, чем заслужил благосклонную улыбку Адалинды.

— Береги себя, — попросила она и направилась к стоявшему в дверях конюшни Микаэлю.

Долго разговор этой парочки не продлился, они перекинулись буквально парой фраз, а потом маркиза помахала нам на прощанье и ушла в дом. И тут же ко мне подступил Уве, которого неожиданное известие о грядущем обучении в Кальворте поразило до глубины души. Все утро школяр в необычайной задумчивости слонялся по особняку, но было видно, что очередной выверт судьбы скорее порадовал его, нежели вогнал в уныние.

— Чего тебе, Уве? — поинтересовался я у переминавшегося с ноги на ногу школяра, который никак не мог собраться с решимостью меня о чем-то попросить.

— Мой жезл, магистр… — произнес он, нервно покручивая на пальце новенький серебряный перстень ассистента магистра-управляющего. — Верните, пожалуйста…

Вид школяр при этом имел донельзя смущенный, но мне и в голову не пришло пытаться его отговорить. Я расстегнул саквояж и протянул пареньку волшебную палочку, правда, не преминул при этом предупредить:

— Уве, ты теперь сам себе хозяин, своя голова на плечах. Просто учти, что, когда в следующий раз надорвешься, тебя могут уже и не откачать.

— Учту, магистр, — с достоинством ответил школяр, принял жезл и тут же глухо забухал, пытаясь совладать с приступом кашля.

Микаэль сочувственно похлопал паренька по спине, а я окликнул ведьму:

— Марта! Что с лечебными травами? Надо пополнить запасы?

— На пару седмиц хватит, — покачала ведьма головой.

Маэстро Салазар смерил уже переодевшуюся в мужское платье девчонку придирчивым взглядом и вздохнул.

— Не Марта, а Мартин! — укорил он меня. — И, Филипп, тебе не кажется, что ее пора сажать на диету?

— Куда-куда меня надо посадить? — насторожилась ведьма.

Уве фыркнул, подавившись смешком.

— Что еще? — возмутилась девчонка. — Что я смешного сказала?

— В переводе со староимперского слово «диета» означает «режим питания», — пояснил я Марте. — Маэстро намекает, что ты слишком много кушаешь в последние дни.

— И ничего я не намекаю, я прямо говорю, как есть! — заявил Микаэль.

Ведьма сверкнула льдисто-серыми глазами и зло спросила:

— Тебе жалко, что ли?

— Да ни в жизни! — улыбнулся бретер. — Но Адалинда откормила тебя до такой степени, что на мальчика ты уже как-то и непохожа.

Уве прекратил давиться смехом и расхохотался в голос, а маэстро Салазар потрепал девчонку по щеке. Та вспыхнула, откинула его руку в сторону и ушла, но перед тем с обидой посмотрела на меня.

— Микаэль, ты к ней несправедлив, — укорил я подручного. — За последние дни она, конечно, немного… округлилась и прибавила в весе, но дело не столько в питании, сколько в эфирном теле. Когда я встретил Марту, оно больше напоминало лохмотья, а сейчас восстановилось и перестало иссушать плоть.

Маэстро Салазар кивнул и вдруг отвесил Уве затрещину.

— Чего ржешь как сивый мерин? Мотай на ус! Если не приведешь в порядок энергетические узлы, ничем хорошим для тебя это не закончится.

Школяр потер затылок и обиженно засопел, но дерзить бретеру не решился; Микаэля он откровенно побаивался.

— Учту, — пробурчал Уве.

— Учти-учти! — кивнул маэстро Салазар и вдруг послал воздушный поцелуй кому-то за нашими спинами.

Я оглянулся и увидел в одном из окон сеньору Белладонну, она погрозила Микаэлю пальцем и скрылась из вида.

— Ну кто бы мог подумать! — озадаченно протянул я.

— Что тебя смущает, Филипп? — с нескрываемой ехидцей поинтересовался маэстро Салазар.

— Смущает меня, дружище, твоя расположенность к ее светлости. Не замечал за тобой прежде подобного всепрощения.

— Всепрощение? Фьюи! — присвистнул бретер. — Не забивай себе голову такой ерундой, Филипп. Я поквитался с Адалиндой за былое, только и всего. — Он подкрутил ус и с некоторой даже гордостью добавил: — Дважды.

— Что — дважды? — не понял Уве.

— Дважды поквитался, — пояснил маэстро Салазар. — Или думаешь, я на такое уже не способен? В старики меня записал?

Школяр покраснел.

— Как можно?! Что вы за человек такой? Ее светлость в трауре! Она… она столько сделала для нас! А вы… говорите такое!

— Траур? Ну не знаю, не знаю. Панталоны на Адалинде были отнюдь не черные, — добил паренька Микаэль.

Уве развернулся и порывисто зашагал прочь, тогда бретер обратился ко мне:

— Ох уж этот юношеский максимализм!

Я махнул рукой:

— Жги, Микаэль. Не сдерживай себя!

— В смысле? — Маэстро Салазар склонил голову набок. — О чем ты, Филипп?

— Сначала ты до крайности раздраконил Марту, затем плюнул в душу Уве. Теперь, надо понимать, пришла моя очередь. Разве нет?

Микаэль лишь фыркнул и без запинки выдал:

ГЛАВА 3

С Морицем Прантлом наши дороги разошлись в Вакенхальде — самом крупном городе южного Виттена, в двух днях пути к западу от Ренмеля. Мне даже не пришлось выдумывать повод для расставания с коллегами — помог Уве. С каждым днем школяр становился все мрачнее и беспокойней, но в ответ на расспросы лишь пожимал плечами, не желая раскрывать причину своего дурного настроения, и разоткровенничался лишь в окрестностях этого самого Вакенхальде.

— Магистр, — обратился он ко мне, — дальше я с вами не еду.

Я откинулся на стену кареты и выжидающе приподнял брови.

— А что мне делать в Ренмеле? — хмыкнул Уве в ответ на вопросительный взгляд.

Маэстро Салазар столь вопиющую глупость оставить без комментария не смог, но от уничижительных высказываний в адрес паренька удержался и лишь многозначительно заметил:

— Ренмель — это Ренмель.

И это было воистину так. Ренмель, пусть даже речь идет о его западной части, — несомненная столица мира, и для всякого образованного человека немыслимо по доброй воле упустить возможность побродить по его улицам, посетить театры, храмы и библиотеки. Немыслимо и невозможно.

— Уве, какая муха тебя укусила? — ласково поинтересовался я.

— Никто меня не кусал, — буркнул школяр.

— Укусил-укусил, — поддержал меня Микаэль и приложился к меху. Вытер потекшую из уголка рта струйку вина и усмехнулся. — Или укачало. На эдаких ухабах оно и немудрено.

Трясло карету на разбитой тележными колесами дороге и в самом деле немилосердно, но Уве даже не улыбнулся; шутку маэстро Салазара он попросту пропустил мимо ушей. Как ни печально было это признавать, последствия ссоры в Риере сказывались до сих пор, и школяр, пусть первым на рожон и не лез, принципиально игнорировал бретера, будто тот перестал для него существовать. Честно говоря, я начал подозревать, что Микаэль оказался слишком близок к истине, когда пошутил о тайной влюбленности паренька в маркизу цу Лидорф.

— Неужто не любопытно взглянуть на столицу? — спросил я школяра.

Уве пожал плечами.

— Любопытно, — не стал скрывать он, — но Кальворт к северо-востоку отсюда. Не вижу смысла делать крюк до Ренмеля.

Микаэль невольно закатил глаза:

— Если сплавиться по Рейгу…

Я похлопал бретера по плечу:

— Обсудим это позже.

Маэстро Салазар с удивлением взглянул на меня, хмыкнул и дальше взывать к здравому смыслу школяра не стал, вместо этого вновь хлебнул вина. Я ободряюще улыбнулся Уве и начал обдумывать, каким образом сумею обернуть в свою пользу его желание отправиться в самостоятельное плавание. Путешествие в обществе коллег меня всецело устраивало по той простой причине, что не приходилось платить ни за фураж для лошадей, ни за ночевку и столование в гостиницах и постоялых дворах, но вот чего категорически не хотелось, так это въезжать в Ренмель в компании Рыбака и Блондина. Это определенным образом ограничивало свободу действий, поскольку на каждой почтовой станции мы отправляли по эфирным каналам сообщения о своем продвижении к столице, и полагать, что к ним не имеет доступа Гепард, было по меньшей мере наивно.

Карета сбавила ход и начала неспешно переваливаться с бока на бок, я выглянул в окошко и увидел, что впереди маячит таможенный пост. Пересекать границы удельных владений приходилось по нескольку раз на дню, не случилось проволочек и здесь, и очень скоро мы покатили по землям коронного города Вакенхальде. Некоторое время вдоль дороги тянулись поля с усадьбами и деревнями, после начались поселки, которые незаметно для нас превратились в пригород. В грязных лужах там копошились свиньи, по обочинам выискивали червяков куры, тут же бегала чумазая детвора, а за высокими заборами лаяли цепные псы.

Хоть Вакенхальде и располагался в самом центре империи, но крепостные стены местные власти, пользуясь привилегиями коронного города, срывать не спешили. Оно и немудрено — под боком Лорания, а тамошний герцог, как и его славные предки, имел территориальные претензии решительно ко всем своим соседям. Он даже не особо скрывал притязаний на императорский престол, но если на власть светлейшего государя посягал исключительно на словах, то граничившим с герцогствам владетелям пощипывал перышки куда более действенными методами.

Наша процессия не стала проезжать в распахнутые городские ворота и свернула к почтовой станции. Лошадей мы менять не собирались, как и не планировали останавливаться на ночлег, просто рассчитывали пополнить запасы, перекусить и утолить жажду. Время близилось к полудню, солнце зависло в зените. В отличие от северных земель, лето здесь уже вовсю вступило в свои права, заметно припекало, от земли парило, а на горизонте клубились грозовые облака.

Маэстро Салазар первым выпрыгнул из кареты, с досадой глянул на чавкнувшую под ногами грязь, выругался и зашагал прочь, на ходу обмахиваясь снятой с головы шляпой.

— Обожди! — остановил я его и принялся расталкивать прикорнувшую Марту.

— Да пусть спит! — махнул рукой Микаэль.

— Вещи собирайте! — распорядился я. — А лошадей ведите на конюшню.

Уве недоуменно захлопал глазами:

— Магистр…

— Рот закрой, муха залетит, — усмехнулся я. — У тебя планы изменились, почему они не могут измениться у меня?

— А-а-а! — как-то не слишком уверенно протянул школяр и на пару с Микаэлем принялся доставать наши пожитки из закрепленного позади кареты сундука, а Марта занялась лошадьми.

Причины столь неожиданного изменения планов девчонку нисколько не заинтересовали, а вот маэстро Салазар поначалу так и сверлил меня пристальным взглядом, но потом что-то для себя решил и успокоился. То ли разгадал мои мотивы, то ли не стал забивать себе ими голову.

Как бы то ни было, подручные понесли вещи в гостиницу при почтовой станции, и этот маневр не укрылся от Морица Прантла. Когда люди Блондина сопроводили арестантов в нужник, он подошел и, вытирая с широкого лица пот носовым платком, спросил:

— Что происходит, Филипп?

— Да, Ренегат! — присоединился к магистру-расследующему Франсуа де Риш. — Тебе наскучило наше общество или ты передумал ехать в Ренмель?

— Ни то ни другое, сеньоры, — уверил я коллег, глянул в небо и поморщился. — Предлагаю продолжить этот разговор за бутылкой вина.

Против такого никто возражать не стал, мы зашли в гостиницу, первый этаж которой занимала просторная обеденная зала, и заняли один из столов у входа. Микаэль к этому времени уже успел перекинуться парой слов с содержателем и подошел к нам с двумя запотевшими кувшинами.

— Белое сухое, — объявил он. — Лучшее, что есть в этой дыре.

За время совместного путешествия магистры успели убедиться, что мнению Микаэля о вине стоит доверять безоговорочно, поэтому сразу расселись по лавкам, лишь велели хозяину не терять время и скорее накрывать на стол. Мы выпили, и коллеги вновь уставились на меня.

— Так какие причины подвигли тебя покинуть нас, Филипп? — потребовал объяснений Рыбак, но сразу отвлекся и помахал рукой вошедшей в гостиницу Сурьме: — Присоединяйтесь к нам, магистр!

Сеньора чиниться не стала, и Микаэлю пришлось передать ей свою кружку, а самому сходить за новой.

— Причин две, — пояснил я свое решение задержаться в Вакенхальде. — Главная заключается в том, что мой слуга Уве Толен отправляется на учебу в Кальворт, в Ренмель он со мной не едет. Так что хочу провести с ним остаток дня и проводить в дорогу.

— В Кальворт?! — изумился Рыбак. — Но ты же просил взять его в мою команду!

Я только руками развел:

— Уве приглянулся Адалинде, она решила оплатить его дальнейшее обучение и получение степени лиценциата тайных искусств.

Франсуа присвистнул.

— А парень-то не промах! — Он снял шляпу с пышной копны пшеничного цвета волос, кинул ее на край стола и усмехнулся. — Далеко пойдет.

— Не дальше койки Адалинды, — ворчливо заметил Рыбак, покосился на Сурьму и не слишком искренне принес извинения за высказанную скабрезность.

— Дело точно не в этом! — возразил Блондин. — Иначе маркиза не отпустила бы его в Кальворт!

Маэстро Салазар насмешливо встопорщил усы, но промолчал, и магистры принялись препарировать моего слугу и разбирать мотивы Адалинды. К прежней теме разговора их вернула Сурьма.

— А вторая причина, Филипп? — спросила она. — Вы сказали, их две!

— Кафедральный собор Вакенхальде, — пояснил я и приложился к вновь наполненной кружке.

Мориц Прантл пригладил жидкие волосы и спросил:

— А чем так важен собор?

Франсуа и Микаэль поддержали магистра-расследующего недоуменными взглядами, а вот набеленное лицо Сурьмы расколола трещина-улыбка.

— Мощи святого Рафаэля, — пояснила она коллегам. — В кафедральном соборе этого славного города хранятся мощи святого Рафаэля, ученика Пророка. Одного из дюжины.

— Нам прекрасно известно, кто это такой, — с недовольным видом проворчал Мориц Прантл. — Просто не думал, что Ренегат настолько религиозен.

— О! Филипп такой! — рассмеялся маэстро Салазар и продекламировал:

ГЛАВА 4

Вильмштадт оказался забит паломниками до отказа, будто бочонок — отборной майнрихтской селедкой. Еще на подъезде к околице в глаза бросились многочисленные компании, которые устроились на ночлег прямо у дороги, после стали попадаться разведенные на полянах костры, и людей вокруг них бродило еще больше. В самом селении по улицам расхаживали патрули местных ополченцев, спать там не дозволяли даже нищенствующим монахам, гнали в шею всех, не делая поблажек ни калекам, ни юродивым.

По словам Георга, свободных комнат на постоялых дворах не осталось еще седмицу назад, а на днях приезжим стали давать от ворот поворот и селяне, жившие сдачей жилья; просто не осталось свободных мест. Кому-то удавалось ночевать вповалку на верандах харчевен, на сеновалах и конюшнях, в сараях и во дворах гостиниц, остальные договаривались с владельцами земли и разбивали бивуаки за околицей.

— Я бы и мансарду свою сдал, сеньоры, да боязно, — простодушно поведал нам возница. — Очень уж не люблю случайных людей в дом пускать. У меня дочери на выданье, мало ли что. Паломники к святым местам разные идут, на одних порча, у других дурной глаз. Страшно.

— В прошлый приезд я такой ажитации не заметил, — хмыкнул я.

— Ажитации, сеньор?

— Столпотворения.

— Сроду такого не было, — уверил меня Георг, — но сейчас паломников в монастырь не пускают…

Возница осекся, когда на нем скрестились взгляды нашей четверки; очень недобрые взгляды, надо сказать.

— Как? — округлил глаза Георг. — Вы разве не знали? Думал, именно из-за этого едете…

— Из-за чего, любезный? — спросил Микаэль, и голос его скрежетнул оселком по зазубренному клинку.

— Да откуда ж мне знать? — развел руками возница. — Просто не пускают никого в монастырь, и все. Ни благородных не пускают, ни монахов из других монастырей. И никто из местной братии в селе больше не появляется, спросить не у кого.

— Давно?

— Вторую седмицу люди разрешения ждут.

— И что говорят? — уточнил я.

— Ничего, сеньор, не говорят. Нельзя, говорят. Ждите. На выезде в ту сторону посты выставили, всех обратно заворачивают. Никогда раньше такого не было…

Мы с Микаэлем переглянулись, и бретер пожал плечами. По запруженным паломниками улицам мы поехали к дому Георга; жил тот неподалеку от околицы в выстроенном на особицу двухэтажном доме с просторным задним двором.

Раненого парнишку под охи и ахи дородной матроны и двух ничуть не менее пышнотелых девиц занесли в дом и уложили на кровать, а мальчишек помладше хозяин погнал обихаживать лошадей. Не обошлось и без распоряжений касательно ужина и обустройства на мансарде спальных мест для дорогих гостей.

— Товар завтра сдам, припозднились мы сегодня, — сказал Георг, когда телегу загнали в добротный амбар.

Я вопросительно глянул на него.

— Товар не мой, — пояснил мужик, оглаживая бороду. — Я извозом живу.

— Ясно, — кивнул я и спросил: — Что насчет горячей воды?

— Все будет, сеньор. Сейчас все будет. Уже велел печь затопить.

Поужинали плотно. За столом собралось все многочисленное семейство Георга, при этом тесниться не пришлось, в гостиной нашлось место всем. Еда была простой, но сытной, мы остались довольны. Разве что Микаэлю пришлось вместо вина пробавляться здешним пивом, зато и влил он в себя чуть ли не целый жбан.

После начали собираться в мыльню, и Марта напросилась составить мне компанию, напирая на необходимость осмотреть рану. Я после недолгих раздумий дал на это добро. Ведьме была в образе юнца, так что никаких кривотолков наша совместная помывка вызвать не могла. А вот Уве необходимость идти в мыльню на пару с маэстро Салазаром в восторг не привела; с бретером он демонстративно не разговаривал и шагов к примирению совершать не намеревался.

Я отозвал школяра в сторону и проникновенно заглянул ему в глаза:

— Уве, у меня ваша грызня уже в печенках сидит.

— Не я это начал! — нервно передернул плечами паренек.

— Но ты можешь это закончить. Ты способен проявить благоразумие, Микаэль — нет.

— Почему же?

— Его мертвецы в спину подталкивают, не дают отступить.

Школяр фыркнул, но как-то не слишком уверенно. Я прищелкнул пальцами у него перед лицом, не из желания погрузить в транс, а просто привлекая внимание. Повел рукой в одну сторону, затем в другую, всмотрелся в глаза.

— Магистр! — протянул Уве с нескрываемой обидой. — Да не надорвался я! Пару эфирных сгустков создать и желторотику первого года обучения под силу!

— Пару? Я видел только один.

Уве смутился:

— Первым я по кустам шарахнул, вторым по топившему вас разбойнику долбанул, но в него не попал, заклинание в ручей угодило.

— Не сделал поправок на нестабильность незримой стихии над бегущей водой? — догадался я.

Школяр покаянно кивнул:

— А Марту чему учишь?

Уве кинул быстрый взгляд на Микаэля, который шел к мыльне, и явственно заколебался, но запираться не стал.

— Плетению истинной невидимости, — сказал он и потупился. — Понимаю, я не должен раскрывать такие знания, но очень уж хочется утереть кое-кому нос!

Я только хмыкнул. Эта схема была чрезвычайно сложной для построения, поскольку предполагала наложение трех независимых узоров с предельно заковыристыми формулами. Требовалось не только укрыть человека от взглядов окружающих и замаскировать его эфирное тело, но и спрятать само заклинание от истинного зрения наблюдателей.

Школяр расценил мое молчание по-своему и зашептал:

— Она справится! У девчонки просто талант к таким вещам!

— Поживем — увидим, — усмехнулся я, похлопал его по плечу и поторопил: — Беги мыться!

Уве отправился вслед за бретером в мыльню, а я покачал головой. Истинная невидимость определенным образом повышала шансы ведьмы в учебном поединке с Микаэлем, но отнюдь не гарантировала ей победы. Маэстро Салазару не раз приходилось резать врагов в кромешном мраке, когда не видно ни зги.

Впрочем, Марта не слишком-то и горела желанием утереть нос бретеру, ее даже мой распоротый бок не особо волновал — уже в мыльне девчонка лишь мельком поглядела на затянувшуюся рану, а потом начала вертеться, пытаясь получше рассмотреть собственный зад, и даже ущипнула себя за ягодицу.

— Филипп! — взмолилась Марта. — Она и в самом деле такая костлявая?

— Нет.

— Слишком толстая?

— Она замечательная, — фыркнул я, развернул девчонку спиной к себе и заставил навалиться на полати.

Марта попыталась было что-то еще спросить, но очень скоро ей стало не до сомнений в собственной привлекательности, а я сполна исполнил данное Микаэлю обещание отшлепать вздорную девчонку.

После отправил ведьму в дом, а сам уселся на пол, смахнул с лица пот и попытался не отрешиться от влажного жара мыльни, но впитать его и сделать частью себя. Размеренное выдохи и вдохи успокоили сердцебиение, сознание легко скользнуло в транс, куда более глубокий, нежели обычно. Живительная сила, разом влитая в меня Мартой, исцелила бренную плоть, но привела в совершеннейший беспорядок эфирное тело, и предстояло немало потрудиться, дабы вернуть его к состоянию относительного равновесия.

Утром при виде стропил низкой крыши даже не сразу сообразил, где я и как сюда попал; потом только вспомнил. Рядом негромко посапывала Марта. Вопреки обыкновению, девчонка не разделась донага, прежде чем забраться ко мне под одеяло, а целомудренно облачилась в ночную сорочку до пят. Оно и правильно — все же положили нас всех в одну комнату, об уединении и речи не шло.

Я растолкал ведьму и велел ей приводить себя в порядок, а после осмотреть пациента. Марта потянулась, да так, что сорочка туго обтянула уже совсем не плоскую грудь, стрельнула глазами по сторонам и придвинулась ко мне. Но хоть Уве и Микаэль успели покинуть мансарду, я постельным утехам предпочел завтрак и скорейшее завершение приведшей нас в это захолустье миссии, а потому не преминул напомнить девчонке:

— Кто-то сюда ехать не хотел!

Та фыркнула рассерженной кошкой:

— И правильно не хотела! Какой прок на неприятности нарываться? И комната одна на всех…

Ведьма поднялась с тюфяка, я потянулся и от души хлопнул ее чуть ниже поясницы.

— Не ворчи.

— Хочу и буду ворчать, — заявила Марта и через голову стянула сорочку, но при этом в притворной обиде развернулась ко мне спиной.

Она быстро переоделась и по скрипучей лестнице спустилась вниз, не стал задерживаться на мансарде и я. Хозяева давно проснулись, с кухни тянуло ароматами стряпни. Марта отправилась проведать раненого паренька, и я без нее решил не завтракать, вышел на улицу. Амбар стоял открытым нараспашку, телега в нем уже не было. Как не было нигде видно и Микаэля, а вот Уве упражнялся с жезлом посреди заднего двора. Не самое уединенное место для тренировок в тайном искусстве — за школяром с открытыми ртами наблюдали не только хозяйские дочки, но и вся окрестная мелюзга; над забором торчало никак не меньше дюжины голов.

Впрочем, Уве незримой стихии не касался и ограничивался прогонкой по эфирному телу внутренней силы. Наряду с медитациями подобные экзерсисы могли способствовать нормализации энергетических узлов, но лично я полагал, что в столь запущенной ситуации такие меры не окажут никакого сколь бы то ни было значимого эффекта. Слишком поздно, теперь школяру оставалось лишь уповать на чудо.

Впрочем, вслух высказывать своих сомнений я, разумеется, не стал. Уве все делал правильно: он зубами цеплялся за малейшую возможность сохранить свои способности, а по себе знаю — ничего еще не кончено, пока человек не сдался. Или не умер.

Я скривился от этой мысли, будто откусил червивого яблока, сплюнул под ноги и уселся на лавку. Утро выдалось прохладным, дул ровный северный ветер, да только на пронзительно голубом небе не виднелось ни облачка, и не приходилось сомневаться, что днем будет ничуть не менее жарко, нежели вчера. Захотелось поменять планы и выдвинуться в Ренмель прямо сейчас, до солнцепека, но решил не суетиться и не пороть горячку, полагаясь на слова одного-единственного человека.

Опять же, будет нелишним отстать на пару дней от Морица Прантла и его людей. Возможно, это собьет с толку Гепарда…

Ангелы небесные! Уму непостижимо — опасаться собственных коллег!

Я невесело усмехнулся, а когда на лавке рядом со мной устроилась Марта, повернулся к ней и вопросительно приподнял брови:

— Ну?

— Рана немного кровила, пришлось ее залечить, — сообщила девчонка, лицо которой заострилось и даже слегка осунулось, как бывало всякий раз после использования ею магии. — Но это нестрашно, главное, кость срослась. Иначе пришлось бы отнимать руку. А так заживет все само.

— Расцеловал бы тебя, но слишком много лишних глаз.

Марта фыркнула и задрала нос. Мы посидели еще немного, а потом Уве закончил упражняться с жезлом, стянул через голову промокшую от пота рубаху и велел одному из пацанов вылить на голову ведро колодезной воды. Умылся, взбодрился, да еще и от излишка магической энергии избавился. Правильный подход.

И все же когда школяр подошел к нам, то несколько раз кашлянул в кулак, а потом отвернулся и сплюнул мокроту. Я выразительно посмотрел на Марту, и та поняла меня без слов.

— Травы уже настаиваются, — сообщила ведьма и спросила: — А где усатый?

— Решил пройтись по селу, — сказал Уве и принялся вытирать голову и плечи полотенцем. Как ему ни хотелось добавить что-то вроде «в поисках выпивки», но школяр сдержался; видно, возымело действие мое вчерашнее внушение.

Нас пригласили за стол, и мы уже позавтракали, когда появился маэстро Салазар. Присоединяться к нам он не пожелал, предложил поговорить на улице.

Я вышел на задний двор с кружкой травяного настоя, с удовольствием отхлебнул его и спросил:

— Что узнал?

Микаэль с задумчивым видом покрутил ус, затем оглянулся по сторонам и заявил:

— В монастырь не попасть.

— Это нам еще Георг сказал. Выкладывай подробности.

Бретер покачал головой:

— Подробностей не будет.

— Ты все это время просто вино пил? — не удержался от подначки Уве, и по обыкновению хмурый и злой на весь белый свет с утра Микаэль недобро улыбнулся.

— Да уж хозяйскую дочурку не огуливал на сеновале, как некоторые, — процедил он с неприятной ухмылкой.

Школяр не нашелся, что ответить, и покраснел как рак.

— Уве! — выразительно посмотрел я на паренька. — У нас будут из-за этого проблемы?

Тот захлопал глазами, открыл и закрыл рот, потом выдавил из себя:

— Ну мы же уезжаем…

— Пока что нет, — покачал я головой и повторил вопрос: — Проблемы, Уве! У нас будут из-за тебя проблемы?

— Никак нет, магистр! — с совершенно неожиданными армейскими нотками прозвучало в ответ.

Марта даже хихикнула от удивления.

Я кивнул, вновь хлебнул горячего настоя и обратил свое внимание на Микаэля:

— Что говорят о монастыре?

— Чего только не говорят! — фыркнул бретер. — Но, если отмести откровенный бред… Там что-то случилось седмицы две назад. Сначала перестали запускать на территорию паломников, через несколько дней и вовсе перекрыли выезд из села в ту сторону. Выставили пикет из местных ополченцев, дальше караулят наемники. Кого перехватывают — заворачивают обратно, но ходят слухи, некоторые уже не возвращаются.

— Причина?

— Официально ничего не объявляли. Поговаривают о вспышке черной смерти.

— В святом месте? — округлил глаза Уве.

— Это лишь сплетни. Как и прорыв одного из князей запределья, явление ангела небесного или духа святого Рафаэля, подготовка к последней битве и второе пришествие Пророка. И это не самые бредовые… — Бретер посмотрел на меня и несколько раз прищелкнул пальцами. — Как ты, Филипп, говоришь? А! Теории. Не самые бредовые теории на этот счет.

Я кивнул, ни в малейшей степени не сомневаясь в словах Микаэля. Неожиданная блокада святого места просто не могла не породить самых диких слухов. Среди паломников хватало и религиозных фанатиков, и просто людей не от мира сего, вспышка черной смерти точно не покажется такой публике веской причиной для ограничения доступа к святому месту.

— Что будем делать? — спросил Уве. — Отправимся в Ренмель?

— Какую из девиц ты приобщил к радостям плотской любви? — спросил вдруг Микаэль. — Повыше и погрудастей или потолще, с монументальным задом?

Школяр оскалился и угрожающе выпятил нижнюю челюсть:

— Какое твое…

— Если повыше, то не оборачивайся, — перебил его бретер. — Она точно ждет именно этого и попытается привлечь твое внимание. — Маэстро Салазар похлопал Уве по плечу и обратился ко мне: — Скажи, Филипп, эта девица не напоминает тебе сеньору Адалинду в молодости?

— Не имел чести знать маркизу цу Лидорф в молодости, — ответил я, с немалым трудом подавив желание обернуться и оценить стати хозяйской дочки.

Уве скрипнул зубами, но дерзить не решился и умоляюще протянул:

— Магистр, мы ведь уедем сегодня?

Я лишь усмехнулся и спросил маэстро Салазара:

— Что скажешь, Микаэль? Мы уедем отсюда… сегодня?

Последнее слово было выделено интонацией отнюдь неспроста, и бретер понял меня совершенно верно.

— Одним небесам то ведомо, — вздохнул он, потянул себя за ус и надолго замолчал, но отнюдь не из желания позлить паузой Уве, просто обдумывал наши возможные действия. — Ехать напрямик не обязательно, — произнес он некоторое время спустя, — к монастырю ведет просека, сможем подобраться поближе, но наверняка упремся в заслон непосредственно у Зарьиной пустыни.

Я огладил бородку, спросил:

— Насчет просеки Георг рассказал?

Микаэль кивнул.

— Думаешь, ему можно доверять?

Бретер покрутил перед собой растопыренными пальцами:

— В пределах разумного, полагаю.

— Тогда выдвигаемся, — объявил я, и Уве буквально просветлел лицом; затягивать общение с хозяйской дочкой ему нисколько не хотелось, и уж точно он не желал лишний раз встречаться с ее папенькой.

Марта досадливо поморщилась, но вступать в лишенный всякого смысла спор не стала, лишь покачала головой и ушла собирать вещи. Мы с Микаэлем не без удовольствия понаблюдали за попытками школяра разминуться со своей пассией, затем вслед за ведьмой поднялись на мансарду.

Пропоротую кольчугу я после недолгих сомнений все же убирать в дорожный мешок не стал и натянул поверх буревшего не до конца отмытой кровью стеганого жакета, лишь вынул рассеченные звенья. Камзол не только заштопали, но еще и постирали; пусть вчерашняя схватка и отразилась на нем не лучшим образом, но окончательно он своего вида не потерял. Шляпа и вовсе в драке не пострадала.

Постукивая каблуками сапог по скрипучей лестнице, я с дорожным саквояжем в одной руке и вещевым мешком в другой спустился с мансарды, и мой вид заставил хозяйку всплеснуть перепачканными мукой руками:

— Уезжаете, сеньор?!

Доченька вполне могла поделиться с маменькой своими любовными переживаниями, так что я беспечно улыбнулся:

— Что вы, фрау?! Мы едем в монастырь и надеемся воспользоваться вашим гостеприимством на обратном пути! Мартин уверен, что рана вашего племянника опасности не представляет, но он еще проверит, как та заживает.

Лицо хозяйки разгладилось, и она уточнила:

— Ждать вас к обеду или ужину?

Я повернулся к Микаэлю.

— До монастыря почтовая лига и столько же обратно, да еще там какое-то время проведем. Будем к ужину, — с непроницаемым лицом выдал бретер и вышел на задний двор.

Крутившаяся тут же девица, сложением и в самом деле определенно напоминавшая Адалинду, с облегчением перевела дух, а Уве — стервец такой! — ей даже подмигнул, прежде чем спешно юркнуть в дверь. Я едва удержался, чтобы не отвесить пареньку подзатыльник, дождался Марту и уже вместе с ней отправился седлать лошадей, но на подходе к конюшне меня перехватил школяр.

— Магистр, мы ведь не станем возвращаться? — спросил он, воровато оглянувшись на дом.

— Не станем, если не возникнет нужды провести в селе еще одну ночь.

— Но…

— Заночуешь в поле, а мы расскажем о твоей славной гибели в схватке с лесными разбойниками, — усмехнулся я, похлопав школяра по плечу.

Продолжать разговор тот не стал.

Выезд из села в сторону Зарьиной пустыни и в самом деле перекрывал пикет. Мы посмотрели на хмурых ополченцев и не стали козырять служебными документами, проехали по околице и направили лошадей на тянувшуюся через поле дорогу. Такие умные мы были отнюдь не одни, в том же направлении шагали и паломники, обычно их вел какой-нибудь жуликоватый тип из местных.

Кто-то добирался до опушки, а дальше шел уже вдоль кромки леса, кто-то подобно нам углублялся в чащобу по петлявшей меж деревьев тропе с двумя глубокими колеями. Но на просеку, до которой добрались полчаса спустя, ни один из попутчиков свернуть не догадался. Оно и немудрено: та уже начала понемногу зарастать кустарником, да еще уволила куда-то в сторону от Зарьиной пустыни. Все продолжали двигаться по лесной дороге напрямик к монастырю.

— На опушке еще один пикет, — с усмешкой поведал маэстро Салазар. — Там всех заворачивают.

— Навстречу никто не попадался! — резонно заметил Уве.

— Возвращаются уже другой дорогой, напрямик, — сказал Микаэль, с тяжким вздохом погладил притороченный к седлу мех с вином, но прикладываться к нему не стал. Похмелиться он сегодня возможности не упустил, при этом лишнего себе не позволил, по поводу чего и страдал.

Мы свернули с дороги, и я спросил:

— А здесь? Тоже пикет стоит?

— Доедем до самого монастыря, но что там дальше — Георг не знает.

Вскоре просека привела нас на небольшую вырубку, от которой в нужном направлении уходила неприметная тропинка. Именно на нее Микаэль и указал:

— Нам туда!

Я придержал его, вытянул из-за пояса волшебную палочку и убрал в саквояж, затем стянул с пальцев служебную печатку и перстень лиценциата тайных искусств. То же потребовал сделать Уве.

— Но зачем, магистр? — изумился школяр.

— Церковь не слишком ладит с Вселенской комиссией, да и колдунов духовенство только терпит. Сунем нос в чужое дело, могут и оторвать. А так мы простые паломники. Я и Микаэль — охранники. Марта — слуга. Ты за главного.

— Я? — сипло выдавил из себя Уве и передернул плечами. — А почему нам просто не уехать отсюда?

— Интуиция, — наставительно произнес я. — Прислушивайся к интуиции, если желаешь стать магистром-расследующим.

— И всегда принимай в расчет наихудший из возможных вариантов развития событий, если не желаешь стать мертвым магистром-расследующим, — с усмешкой прибавил маэстро Салазар.

Я кивнул, принимая резонность этого высказывания, и направил жеребца на тропинку. Ветви деревьев там смыкались прямо над головами, приходилось то и дело подныривать под сучья, поэтому ехали чуть ли не шагом.

— Что вызывает ваши подозрения, магистр? — поинтересовался Уве, пристроившийся сразу за мной.

— Покров тайны, — немного пафосно ответил я, обернувшись. — Мощи святого скрытно забирают из кафедрального собора Вакенхальде, скрытно перевозят сюда, скрытно помещают в монастырь. Никого не пускают внутрь, никого не выпускают наружу. А ведь о столь знаменательном событии должны кричать на каждом углу! Шутка ли — останки святого Рафаэля впервые возвращаются в Зарьину пустынь! Всякий пожелал бы оказаться причастным к такому деянию, архиепископы Ренмеля и Миены не исключение. Жажда мирской славы им отнюдь не чужда!

Уве озадаченно нахмурился, а вот Микаэль в моих выводах усомнился:

— Возможно, иерархи церкви желают помолиться в тишине и спокойствии, а уже потом открыть монастырь для простецов.

— Не две седмицы кряду! — отрезал я. — Монастырь неплохо зарабатывает на паломниках, никто не станет терпеть подобные убытки без веской на то причины.

— Туше! — развел руками маэстро Салазар.

Послышался шум бегущей по камням воды, открылась и скрылась за деревьями небольшая полянка на берегу, а затем тропинка вновь углубилась в заросли. Ехали мы еще минут десять, а потом как-то совершенно неожиданно вывернули на опушку, с которой открылся вид на широкое поле и возвышавшиеся посреди него монастырские строения, обнесенные не слишком высокой каменной оградой.

Зарьина пустынь!

Но как для нас открылся вид на монастырь, так и мы оказались в поле зрения выставленного на выходе из леса пикета. И это были отнюдь не местные ополченцы: на сторожевом посту дежурили полдюжины арбалетчиков и трое рубак в кирасах, открытых шлемах и мундирах черно-желтой окраски. Цвета архиепископа Миенского.

Лица всех наемников закрывали кожаные маски вычурной формы, напоминавшие клювы хищных птиц, не было ее лишь у монаха в простой коричневой хламиде.

— Кто вы и что вам нужно?! — зычно крикнул он, когда мы придержали лошадей.

Стрелки не спешили хвататься за арбалеты, но было предельно ясно, что болты полетят в нас, прежде чем получится укрыться за деревьями, поэтому я, почти не разжимая рта, шикнул на школяра:

— Уве!

Тот очнулся и крикнул в ответ:

— Паломники! Идем к святому месту!

— Возвращайтесь в Вильмштадт! — заявил монах. — В обители карантин!

Он не стал сообщать, какое заболевание распространилось среди братии, лишь указал в подтверждение своих слов на вкопанный в землю шест, где трепетал под порывами ветра флажок с оранжевым левым нижним и красным правым верхним треугольниками.

Арбалетчики начали подниматься с земли и потягиваться, так что Уве решил не затягивать разговор и объявил:

— Благодарю! Мы последуем вашему совету!

Школяр стал разворачивать коня к лесу, а вот я немного замешкался, дабы окинуть внимательным взглядом и поле, и монастырь. Пробраться к тому не было никакой возможности, поскольку вдоль опушки леса курсировали сразу два конных патруля с поджарыми охотничьими псами. Судя по ало-голубым мундирам, в охране Зарьиной пустыни принимали участие еще и наемники архиепископа Ренмельского; егеря или рейтары — разобрать не получилось, но вооружены они были не арбалетами, а мушкетами и пистолями. У открытых ворот монастыря стояло несколько монахов, да еще рядом были разбиты шатры и поднимался к небу дымок полевой кухни, меж палаток бродили свободные от службы наемники.

В карантинной обители не было ровным счетом ничего подозрительного или даже просто необычного, осенило меня уже среди деревьев. Обращать внимание следовало не на появившееся, но на пропавшее. А пропала умиротворяющая аура святого места. Не было ее больше. Ну или почти не было. Поле как поле. Дома как дома. Прежде отголоски святости вполне явственно ощущались на опушке, а сейчас они сгинули, как не бывало.

Без всякой подготовки я вогнал себя в транс, и сознание вломилось в незримую стихию, будто гвоздь в трухлявое дерево; даже мотнулась голова. Эфирное поле показалось не слишком-то и упорядоченным, каким-то рыхлым и… слабым. Словно обитель поразил отнюдь не телесный недуг, а монахи прогневили небеса, и те отвернулись от них, забрали пролившуюся некогда на это место благодать. Оставили только самую малость — что-то такое ощущалось в той стороне, где темнели неказистые строения обители.

Зажав пальцами нос, я нервно оглянулся, но преследовать нас не посчитали нужным. Да и с чего бы? Желали отвадить от монастыря паломников и вполне добились своего.

Я свесился из седла и высморкался кровью. Микаэль обернулся на звук и негромко произнес:

— Доводилось слышать, будто монашеская братия — те еще греховодники, но это ж как надо было начудить, чтобы осквернить святое место?!

— Рот закрой! — хрипло выдохнул я и закрутил головой по сторонам. — Уве, Марта! Охраняйте!

— Но, магистр… — заикнулся было школяр.

Я не стал ничего слушать, не стал ничего объяснять, лишь рыкнул, как отдавал приказы в свою бытность обер-фейерверкером Сизых псов:

— Исполнять!

И сразу ощутил сотрясшую незримую стихию дрожь, с которой разошлась вокруг нас воля юных заклинателей.

— Чисто, — немного погодя объявила Марта.

— Никого, — подтвердил Уве и не удержался от неуместного сейчас вопроса: — Но что происходит, магистр?

— Вляпались, — коротко бросил в ответ Микаэль. — Вляпались ведь, Филипп?

Я промолчал, а когда тропа вновь вывернула к ручью, спешился и за поводья провел жеребца через кусты к поляне на берегу. Там присел на корточки и умылся. От холодной воды заломило пальцы, зато сразу унялась головная боль.

— Вляпались-вляпались, — подтвердил я, невольно подражая манере маэстро Салазара.

Святое место невозможно осквернить. Нет! Возможно, конечно, да только святость пережжет любую пакость, какую только способен измыслить извращенный разум чернокнижника.

Единственное исключение — если воссияние было мнимым и в основе всего стоял не истинный маг, а ритуалист. Тогда рано или поздно святое место переродится в место силы, но на это уходит никак не больше одного-двух веков. И к тому же я не уловил присутствия запределья, просто мир показался каким-то… выцветшим, что ли? Небесный эфир пронизывает все сущее, при этом в окрестностях монастыря он сделался излишне эфемерным, словно разбавленное сверх всякой меры водой вино.

Подумалось, что уже сталкивался с таким раньше, но не вспомнил конечно же. Просто дежавю, и не более того, довелось бы столкнуться — уж точно не забыл.

— Да что происходит, магистр?! — не вытерпел Уве. — О чем вы говорите?

— О святости, — сказал я, устало вздохнув. — Точнее — о ее отсутствии. Не полном, слабые отголоски уловить удалось, только этого слишком мало.

— Но мы не были в монастыре! — округлил глаза школяр. — Даже близко к нему не подъехали!

— Зарьина пустынь не монастырь, монастырь просто стоит посреди нее, — резонно заметил Микаэль. — В прошлый наш приезд сюда эманации святости прекрасно ощущались прямо в поле. Сейчас — ничего. Ну или почти ничего, если верить Филиппу.

Уве стянул с головы шляпу и взъерошил пальцами свои длинные лохмы.

— Мало ли как повлиял на незримую стихию привоз мощей святого Рафаэля? Вдруг святость сконце… — Он споткнулся на сложном слове и предпочел обойтись без него вовсе, нежели повторить попытку. — Вдруг она собралась вокруг нетленных останков?

Я с сомнением посмотрел на маэстро Салазара, тот выпятил нижнюю губу и пожал плечами.

— Сомнительно, но возможно. — Он прищелкнул пальцами, подбирая нужную формулировку, и добавил: — Теоретически.

— Предлагаешь подобраться поближе к монастырю? — прищурился я.

— Магистр! — охнул Уве. — Как вы себе это представляете? Там наемники! Патрули с ищейками! Да и зачем? Зачем так рисковать? А если внутри и в самом деле очаг заразы?

— Знание — власть, тебе ли не знать, Уве? — хмыкнул я. — Никогда прежде места не теряли святость.

— А она потеряна? — возразил школяр. — Вы же сказали, что она просто ощущается слабее прежнего.

— О таком мне тоже слышать прежде не доводилось. И даже не припомню, когда последний раз архиепископы Ренмеля и Миены объединяли усилия для достижения общей цели. Такого не случалось, пожалуй, с окончания войн Веры.

— Не случалось — не случалось, — подтвердил маэстро Салазар. — Архиепископ Миены даже отлучение от церкви последователей ересиарха Тибальта не сразу поддержал. Его ослиное упрямство задержало очищение Лавары от этой скверны почти на полгода!

Уве насупился и нервно выдал:

— Да что вы такое рассчитываете там увидеть? И потом — собаки, магистр… Собаки мигом вас учуют!

— Их я возьму на себя, — сказала вдруг Марта. — Да и от людей укрою, только скажи, Филипп.

Школяр закатил глаза, а маэстро Салазар потеребил себя за ус.

— Думаешь, справишься?

— Справлюсь! — с вызовом ответила ведьма и обратилась ко мне: — Если это действительно необходимо.

Я поднялся на ноги и кивнул:

— Лишним не будет.

Микаэль шумно вздохнул и поскреб заросшую щетиной щеку.

— Тогда схожу на разведку, оценю подходы.

— Лучше я, — быстро сказала Марта. — Меня точно не заметят.

— Вздор, детка! Твой морок разглядит любой недоучка-колдун!

— Спорим? — прищурилась ведьма и достала из пожитков деревянный кинжал.

Маэстро Салазар рассмеялся и принялся расстегивать камзол.

— Пора надрать чью-то худосочную попку…

— Мечтай-мечтай! — фыркнула девчонка, стянула сапоги и спросила: — Ну, готов?

Бретер с учебной шпагой в опущенной руке поманил Марту к себе, и та метнула ему в голову загодя подобранную с земли шишку. Микаэль ловко отбил ее, но на миг отвлекся от ведьмы, и она прыгнула вперед, растворилась в воздухе; лишь пробежалась по незримой стихии легкая дрожь.

Ого, истинная невидимость!

Маэстро Салазар попытался перехватить девчонку широким махом шпаги, вот только сказался эффект неожиданности, он вздрогнул и развел руки, признавая поражение.

— Туше! — проворчал Микаэль, и Уве зааплодировал возникшей за спиной бретера Марте.

Я погрозил школяру кулаком, и тот мигом прекратил шуметь.

— Под лопатку и в сердце, так? — с ехидной ухмылкой поинтересовалась ведьма.

— Так, — кивнул маэстро Салазар. — Продолжим?

— Хватит! — объявил я. — Марта разобралась с плетением истинной невидимости, а это главное. Пусть идет.

Микаэль кивнул, соглашаясь с моим выводом, и посоветовал девчонке:

— Пройдись до опушки, осмотрись. В поле не суйся и самое главное — не наследи.

— Будь осторожна, — напутствовал я Марту.

Та улыбнулась и, как была — босиком, в штанах и рубахе, двинулась вниз по течению ручья, ловко перескакивая с камня на камень. А потом прыгнула — и пропала. И даже дрожь по эфирному полю с такого расстояния не докатилась.

Я не рискнул второй раз за день погрузиться в транс, спросил у Микаэля:

— Она и в самом деле так хороша?

— Никто ее не заметит, если сама не сглупит, — подтвердил бретер и достал из седельной сумки мех с вином, но надолго прикладываться к нему не стал, лишь глотнул и передал мне. — Все с ней будет хорошо. Будет-будет.

На сердце было неспокойно, но спорить не стал.

Все будет хорошо. А как иначе?

Дожидаясь возвращения Марты, об осторожности мы не забывали. Костер не разводили, говорили вполголоса, лошадей завели за деревья, да и сами на полянке оставаться не стали, перебрались на берег ручья, расположились там на камнях. Несколько раз в сторону монастыря по лесной тропе кто-то проезжал; мы слышали голоса и скрип упряжи, но на патрулирование местности егерями это нисколько не походило, скорее уж пытались обойти пикеты паломники.

Несмотря на своевременное исцеление, вчерашнее ранение даром для меня не прошло, бок ломило, и на солнцепеке вновь разболелась голова, пришлось перебраться в тень и опустить в ледяную воду ступни, тогда сделалось легче. Микаэль и Уве последовали моему примеру, правда, долго так просидеть ни у кого не получалось, от холода очень быстро начинало сводить пальцы и ломить кости.

Разговор увял сам собой, школяр принялся листать учебник, бретер начал вырезать из деревяшки какую-то безделицу, а я прикрыл глаза и погрузился в легкую медитацию, позволив сознанию раствориться в незримой стихии. Пели птицы, легонько журчала меж камней вода, легкий ветерок отгонял комаров, а редких слепней куда больше привлекали лошади, нас они не донимали.

Как вскоре понял, особого вреда излишнее усердие Марты не нанесло, бо́льшую часть нежелательных последствий удалось устранить еще в мыльне, так что сейчас я управлял малыми потоками силы, добиваясь идеальной стабильности эфирного тела, пусть и понимал всю тщетность этих своих попыток превозмочь последствия давнишней травмы. Еще — слушал незримую стихию на случай, если кто-то решится пройтись по округе поисковыми чарами, но все было спокойно.

Ставить Уве защитный контур вокруг лагеря я запретил строго-настрого, поскольку подобного рода охранные заклинания, даже сплетенные самым искусным образом, создавали определенный магический фон и только привлекли бы к нам нежелательное внимание любого оказавшегося поблизости колдуна.

— Как думаешь, мощи и вправду могли впитать в себя святость? — спросил Микаэль, когда солнце миновало зенит.

Я неспешно выпутался из умиротворяющего транса, зачерпнул пригоршню воды и умылся, только после этого пожал плечами:

— Никогда прежде о таком не слышал.

— Либо так, либо святость испарилась сама собой, — заметил маэстро Салазар и фыркнул. — Во что я нисколько не верю. Сами по себе только мухи родятся.

— Надо узнать, когда точно монастырь перестал принимать паломников и когда сюда привезли мощи святого Рафаэля, — подключился к разговору Уве. — Тогда будем знать наверняка. И для этого необязательно пробираться через пикеты!

Микаэль усмехнулся в усы, я покачал головой:

— Уве, по всем признакам здесь происходит нечто экстраординарное. И для начала надо установить, что именно. Из этого и будем исходить.

— Сдается мне, вам просто не хочется ехать в Ренмель, магистр. Вот и хватаетесь за любую причину задержаться в пути.

Маэстро Салазар при этих словах негромко рассмеялся:

— Пацан раскусил тебя, Филипп.

Я лишь поморщился. Отчасти Уве был прав, но лишь отчасти. Я не боялся возвращения в столицу и не оттягивал его ни осознанно, ни бессознательно, дело было исключительно в том, что вернуться хотелось если не триумфатором, то и не жалким просителем, а пока выпавший расклад ничего хорошего не сулил.

Святые небеса! Да Гепард меня без соли и перца скушает, если только косо взглянуть на него вздумаю, про официальные обвинения уже и не говорю!

Где-то неподалеку запорхали над деревьями и заголосили птицы. Микаэль осторожно вытянул из ножен шпагу, Уве легонько махнул волшебной палочкой, а я вооружился одним из пистолей, но тревога оказалась напрасной: из кустов выскользнула Марта.

— Если бы не эти мерзкие пичуги, точно бы к вам подобралась, — досадливо поморщилась та, взяла мех и с видимым удовольствием сделала несколько долгих глотков вина. Алая струйка стекла из уголка рта на шею, ведьма поспешно смахнула ее ладонью и пояснила: — Ручей впадает в болото, не рискнула пить из него воду.

— Болото? Через него получится перебраться? — забеспокоился я.

— Можно переправиться через протоку, и тогда выйдем прямо к монастырю в обход всех пикетов. Только идти надо в сумерках. Не уверена, что днем сумею долго удерживать морок, поле там просматривается со всех сторон.

— А как же патрули? — забеспокоился Уве. — Что, если наткнетесь на патруль?

— Ничего они не заметят, — улыбнулась Марта. — Твое плетение чудо как хорошо!

— Это не мое плетение, — проворчал школяр и передернул плечами с несомненной обеспокоенностью. — Не нравится мне все это, магистр! Не стоит лезть в церковные дела!

— Это такие же церковные дела, Уве, как и дела Вселенской комиссии, — парировал я и раздраженно махнул рукой. — Все, баста! Дискуссия закрыта!

Школяр надулся, будто мышь на крупу, но далее взывать к моему благоразумию не стал. В результате оставили его в лагере стеречь лошадей. Уве немного повозмущался, но больше для виду; идти к монастырю ему откровенно не хотелось.

— Случится что — стреляй, — предупредил я напоследок, вручая мушкет. — Мы услышим.

Сам я делал ставку на скрытность и потому пистолей с собой брать не стал, с ними оставил и шпагу. Сунул в сапог артиллерийский стилет, за оружейный ремень с кинжалом заткнул магический жезл, придирчиво оглядел спутников. Микаэль от длинного клинка отказываться, разумеется, не пожелал, Марта ограничилась жутковатым ножом регенмарского людоеда. Из одежды выбрали самые темные штаны и рубахи — те должны были просто раствориться в ночном мраке, кисти закрыли перчатками, лица намеревались впоследствии на манер воровских масок замотать черной тканью.

Напоследок проверили, чтобы ничего не скрипело и не звенело, и двинулись в путь. К этому времени уже начинало смеркаться, когда же мы добрались до болота, все кругом и вовсе заполонили густые сумерки. Там Марта по топкому бережку повела нас в сторону от пикета, и под ногами влажно зачавкала сырая земля. К вечеру похолодало, от воды начал расползаться туман. Над болотом он клубился молочно-белым облаком, у протоки стелился полупрозрачной дымкой и уже понемногу расползался все дальше и дальше.

— Здесь неглубоко, — шепнула Марта, без тени смущения разделась донага и ступила в воду, которая сначала дошла ей до колен, затем поднялась до поясницы и скрыла белевший поначалу в сумерках девичий зад.

После ведьме и вовсе пришлось задрать над головой руки со свернутой одеждой над головой.

Мы двинулись следом, и ступни начали увязать в илистом дне. Зато протока оказалась далеко не столь холодной, как лесной ручей, удалось переправиться через нее, толком даже не замерзнув. На небольшой прогалине под плакучими ивами мы быстро оделись; быть замеченными случайным патрулем при этом нисколько не опасались: мало того что окончательно стемнело и от болота на поле настоящими волнами выползал густой туман, так еще берег поднимался на высоту в половину человеческого роста, и нас укрывал неглубокий овраг.

Марта, которой пришлось замотать черной тканью не только лицо, но и голову, хотела уже двинуться дальше, но я ее остановил, обратив внимание на ближайшую иву. Точнее — на рядки насаженных на ее ветви лягушек. Мертвых, разумеется, и уже заметно ссохшихся, поклеванных птицами.

Неведомый живодер подошел к делу с немалой скрупулезностью: тельца амфибий располагались на равном расстоянии друг от друга, а их самих насчитывалось никак не меньше пяти-шести дюжин. Кто-то убил прорву времени на их отлов, протыкание острым концом ветки и верное расположение относительно других жертв.

Марта негромко ойкнула и в испуге зажала рот ладонью, потом выдохнула:

— Мальчишки измывались?

— Далековато от села забрались, — покачал я головой, внимательно осматриваясь, магический жезл сам собой оказался в руке, но никаких признаков опасности заметить не удалось. — Если только у какого послушника с головой не все в порядке.

— Скорее, караульные время в дозоре коротали, — предположил Микаэль.

Шпагу он обнажать не стал, замер с кинжалом в руке.

Мысль о том, что здесь до недавнего времени располагался секрет наемников, заставила неуверенно поежиться, но после недолгих раздумий версия бретера убедительной мне не показалась.

— Лягушки давно висят, а свежих не видно.

— Сменили наблюдательный пункт.

— Нет, смотри, некоторые препарированы! Такие штуки школяры-медики обычно проделывают.

— Наемники, которых скука донимает, и не на такие выдумки горазды! — резонно заметил Микаэль. — Тебе ли не знать?

Я отмахнулся и прислушался к ночи. Было тихо, но хватало и едва различимых звуков. Плескалась рыба, звенели комары, стрекотали сверчки, в лесу ухал филин, шуршала листва. Поднимавшийся от воды туман скрадывал шорохи, но окончательно их не заглушал.

Ничего подозрительного. Ничего.

— Осмотрись, — приказал я подручному, а сам осторожными и медленными вдохами начал успокаивать дыхание и загонять сознание в транс.

И вновь незримая стихия показалась слишком уж разреженной, сознание провалилось в нее необычайно легко, едва удержался на самом краю, не скользнул слишком глубоко.

И тут тоже — тихо. Лишь изредка от монастыря докатывались отголоски светлой радости, словно прорывались из-за каменных стен слова молитвенного гимна. Больше — ничего.

Вернулся Микаэль.

— Пряталось здесь не больше четырех-пяти человек. День, от силы — два. Костер не палили, гадили в одном месте, после закопали. Ушли давно, не меньше седмицы назад, но точно не скажу.

— Или поначалу здесь поставили секрет, или кто-то, как и мы, хотел пробраться в монастырь.

Бретер кивнул:

— Или так.

— Что будем делать? — спросила Марта.

— Веди! — коротко ответил я.

Девчонка бесшумно скользнула под ветви плакучих ив и позвала нас за собой. Буквально в дюжине шагов начиналось поле. Марта первой выбралась из овражка и присела в высокой траве.

— Дальше я не ходила, — сообщила она.

— И правильно.

Я пристроился рядом, огляделся. Туман на поле был не слишком густым, но даже так строения монастыря не просматривались, лишь белело в ночи несколько неровных пятен, отмечавших костры пикетов. Впрочем, обольщаться столь небрежным несением караульной службы точно не стоило, ландскнехты — ребята тертые: они и секреты могли выставить, и патрули в поле выпустить. Опять же — ищейки…

— Двинули, — шепнул я, и, пригибаясь, мы побежали в сторону монастыря.

Старались не шуметь и потому не спешили, да еще земля была неровной, то и дело под ноги попадались скрытые травой рытвины и кротовины. Я не до конца вышел из транса, и сознание плыло по самой поверхности эфирного поля, отслеживая возможные магические ловушки. От перенапряжения понемногу начинала кружиться голова, но дело того стоило: первым сигнальные чары заметил именно я.

Просто обратил внимание на полосу чуть более светлого тумана и вскинул руку, а затем нырнул в незримую стихию чуть глубже, дабы в подробностях разглядеть преградившее нам путь плетение. То оказалось не самым сложным, но исполнено было при этом вполне мастеровито. Удивило только, что жгут протянутых над землей чар выглядел очень уж неряшливо — его словно измочалило колыханием эфирного поля; именно утечка энергии и подсветила туман, позволив заметить заклинание с расстояния в две дюжины шагов.

— Не обойти, — вынес вердикт маэстро Салазар и досадливо поморщился, что проделывал всякий раз после слишком уж пристального изучения незримой стихии.

— И не нужно, — сказал я. — Проползем понизу. Только двигайтесь строго за мной — нужно держаться подальше от узловых точек. Не удается разобрать их плетение, могут быть сюрпризы.

Преодолеть магическую охрану и в самом деле оказалось просто, благо рассчитана она была больше на обделенных даром истинного зрения простецов и азартных одаренных, которые просто не могут пройти мимо чужих чар, не попытавшись их обезвредить.

Мы же распластались на траве и проползли под негромко гудящим жгутом едва различимого мерцания; волосы на затылке встали дыбом, но и только — сигнальные чары на нас не отреагировали. Двинулись дальше и чем ближе подбирались к ограде монастыря, тем менее густым и насыщенным становился туман. Здесь он стелился над землей настоящими слоями, и если ноги так и терялись в молочной белизне, то обзор заметно улучшился, стали различимы очертания монастырских стен и высившегося за ними храма.

И тут начала легонько подрагивать под копытами земля, заскрипела упряжь, донеслось фырканье лошадей. Мы немедленно присели и вжались в неглубокую рытвину, распластались в траве. Марта на волю случая полагаться не стала и накрыла нас мороком. Незримая стихия лишь легонько дрогнула в такт тихому выдоху ведьмы, и все успокоилось, разве что молочная белизна вокруг стала чуть гуще, нежели мгновение назад.

Патруль проскакал в дюжине шагов. Разглядеть получилось только лошадиные бока и ноги наездников, все остальное потерялось в туманной пелене, словно мы наблюдали за кавалеристами из-под воды. Нас не заметили, да заметить и не могли, и все бы ничего, но из темноты вдруг принесло ищейку.

Здоровенная псина бежала вслед за лошадьми, рыская из стороны в сторону, один из таких зигзагов и привел ее к нам. Шерсть на затылке зверюги враз встала дыбом, и Микаэль подался вперед с кинжалом в руке, но Марта опередила бретера и что-то негромко шепнула. Ищейка сразу растеряла всю свою настороженность и радостно завиляла обрубком хвоста, а стоило только прозвучать требовательному свисту, без промедления устремилась к хозяину.

— Ведьмы! — проворчал маэстро Салазар, вытирая выступившую на лбу испарину.

Я приложил палец к губам, крутанул четки, наматывая их на запястье, поцеловал святой символ и вновь побежал к монастырю, остальные устремились следом. Морок Марта развеивать не стала, и весь мир словно смазался, но зато и мы даже для самого остроглазого и бдительного наблюдателя, сколько ни вглядывался бы он во тьму, смотрелись сгустками тумана, а то и вовсе не смотрелись абсолютно никак. Мне было недосуг разбираться, какой именно эффект предусмотрела ведьма.

Перескочив через неглубокую канаву, я прижался спиной к невысокой ограде и ощутил, как подрагивает, будто бы в такт чьим-то словам, ее неровная каменная кладка.

— Подсади! — потребовал я, уперся носком сапога в сцепленные пальцы бретера и резко выпрямился, ухватился за край не слишком-то высокой стены. Подтянулся, оглядел пустой темный двор и уже безбоязненно влез на шершавые камни, затем протянул руку Микаэлю.

Когда тот устроился рядом, мы втащили к себе Марту и осторожно спрыгнули вниз, затаились в глухом закутке у стены какого-то амбара. Монастырское подворье было погружено во мрак, лишь из высившегося на другой его стороне храма через цветные витражи помаргивали отблески свечей и лампад. А еще оттуда с непонятной закономерностью вырывались, корежа своей мощью незримую стихию, отголоски святости. Словно кто-то собрал всю ее с Зарьиной пустыни, запер внутри церкви и не давал хлынуть наружу.

Ангелы небесные! Да что здесь такое творится?! Неужто иерархи ортодоксов вознамерились создать собственные Сияющие Чертоги? Неужели их гордыня столь велика, что они сочли возможным перекроить дарованную этому месту святость по своему усмотрению? Безумие!

Я постучал Марте по плечу и нацелил указательный палец под ноги, призывая оставаться на месте, а Микаэлю указал на храм. Пригибаясь, мы начали пробираться вдоль стены, потом быстрым шагом пересекли двор и укрылись в тени меж двух монументальных контрфорсов. Огляделись и двинулись дальше, но бежать не бежали, опасаясь выдать себя стуком каблуков по каменным плитам, коими был замощен двор.

Меня влек боковой вход в церковь, я должен был заглянуть внутрь и увидеть все собственными глазами. Слишком уж взбаламучена оказалась незримая стихия, эманации святости то пронзали ее мимолетными вспышками, то пропадали, оставляя после себя… Нет, не пустоту — небесный эфир, пусть и странно разреженный, никуда не девался, просто не сохранял той светлой радости, коей неизменно отличаются святые места.

От крайнего контрфорса до бокового входа было не меньше дюжины шагов, и хоть выходить на открытое пространство не хотелось до скрежета зубовного, я решил рискнуть.

— Следи! — негромко шепнул Микаэлю и быстрым шагом двинулся к двери, а там легонько навалился на нее, приоткрыл и заглянул в щель.

В лицо пахнуло тяжелой смесью благовоний и свечного дыма, стали слышны песнопения, но смысл молитвенного гимна ускользал, служба шла на староимперском. И никакого ощущения близости святого места. Обычная церковь с рядами деревянных скамей, полированным мрамором пола, колонн и стен, цветными витражами и золочеными семиконечными звездами. Да еще в полумраке у алтаря замерло с полдюжины коленопреклоненных фигур в сутанах, а в центре их круга возвышался реликварий с мощами святого Рафаэля.

Что это именно тот реликварий, понял сразу, хоть прежде и в глаза его не видел. Просто очень уж благостная исходила аура от украшенного затейливой гравировкой и чеканкой ларца. Светлая сила растекалась от него, подрагивала в такт молитвам и… рассеивалась в пространстве.

Ангелы небесные! Никто не собирал и не запирал в храме святость монастырских земель! Она сгинула неведомо куда, а ритуал как раз и должен был сделать это место прежним. Священники в молитвенном экстазе щедро делились огнем собственной веры, но ни их благих устремлений, ни силы нетленных останков недоставало, чтобы придать эфирному полю те теплоту, светлость и упорядоченность, коими то отличалось раньше.

По спине мурашки побежали от ясного осознания того, что святости Зарьиной пустыни больше не существует, отголоски, которые удалось уловить прежде, испускало содержимое привезенного из Вакенхальде реликвария.

Но как? Как такое могло произойти?! Кому под силу не просто осквернить святое место, но уничтожить его? Чья чудовищная воля сумела превозмочь последствия ритуала воссияния сразу нескольких праведников?

Микаэль потянул меня прочь, я не сдвинулся с места, и тогда бретер лихорадочно зашептал в самое ухо: