Грохочущий «лендровер» стоически пожирал мили, но поездка к северу уже стала казаться нескончаемой – и тут появились первые приметы Бэрроу-ин-Фернесса. На карте было неочевидно, какое далекое и уединенное место являет собой этот порт. Бэрроу-ин-Фернесс не был рассчитан на сквозной проезд или случайное посещение. Вещь в себе, он оказался географическим тупиком.
Они проехали через южную границу Озерного края, мимо холмистых полей с отарами овец, стенами, сложенными из камней, и живописными деревушками, напомнившими Робин дом ее детства в Йоркшире; потом через Ульверстон («родина Стэна Лорела»[46]) и наконец увидели широкое устье, которое указывало на близость моря. Уже за полдень они оказались у неприглядной промышленной зоны, со складскими и фабричными зданиями по обе стороны дороги. Это была городская окраина.
– Прежде чем идти к Брокбэнку, нужно перекусить, – сказал Страйк, в последние пять минут не отрывавшийся от карты Бэрроу. Электронные гаджеты он презирал, говоря, что бумага не требует загрузки и не реагирует на плохие условия приема. – Вот в той стороне будет парковка. На круге поверни направо.
Они проехали раздолбанный боковой вход на домашний стадион Бэрроу-рейдеров – «Крейвен-парк». Страйк смотрел во все глаза, надеясь случайно заметить Брокбэнка, и знакомился с приметами нового места. Рожденный в Корнуолле, он ожидал, что здесь повсюду можно будет видеть море, ощущать на языке морской привкус, но ему все время казалось, будто отсюда до моря сотни миль. По первым впечатлениям, это был гигантский пригородный торгово-промышленный центр. С обеих сторон главной улицы смотрели аляповато разрисованные стены промтоварных и строительных магазинов и пиццерий, а между ними изредка вклинивались неуместно гордые жемчужины архитектуры – знаки славного индустриального прошлого. Здание таможни в стиле ар-деко, переоборудованное под ресторан. Украшенное классическими скульптурами викторианское техническое училище с надписью
– Никогда не видел такого скопления пабов, – сказал Страйк, когда Робин заезжала на парковку.
Ему хотелось пива, но, памятуя о том, что
Апрельский день выдался ясным, но порывистый ветер приносил с собой холод невидимого моря.
– Они себя не переоценивают, правда? – шепнул он, прочитав на вывеске название кафе: «Последнее прибежище».
Напротив располагались комиссионный магазин «Вторая попытка» и процветающий ломбард. Невзирая на свое нелестное название, «Последнее прибежище» оказалось вполне уютным и чистым заведением, облюбованным разговорчивыми старушками. Страйк и Робин вернулись на стоянку сытыми и вполне довольными.
– Если никого не окажется дома, за его жилищем будет не так-то легко наблюдать. – Когда они сели в «лендровер», Страйк показал Робин карту. – Там глухой тупик. Негде укрыться.
– А не приходило ли тебе в голову, – выруливая со стоянки, заговорила с оттенком легкомыслия Робин, – что «Холли» и «Ноэл» очень близкие понятия?[49] Может, он пол сменил?
– Если так, найти его будет проще простого, – отреагировал Страйк. – На высоких каблуках, рост за два метра и ухо как цветная капуста. Давай-ка здесь направо, – добавил он, завидев ночной клуб «Голодранец». – Надо же. Зато сразу видно, что это не где-нибудь, а в Бэрроу.
Вид на море загораживало возвышавшееся впереди гигантское бежевое здание с вывеской «BAE Systems». Без единого окна, бесконечное, пустое, безликое, устрашающее.
– Сдается мне, что Холли – его сестра или очередная жена, – сказал Страйк. – Держись левее… его ровесница. Так, нам нужно на Стэнли-роуд… Похоже, это как раз в торце «BAE Systems».
Страйк не ошибся: Стэнли-роуд тянулась прямой линией: по одну сторону – жилые дома, по другую – высокая кирпичная стена с колючей проволокой наверху. За этим грозным барьером стояло странно-зловещее промышленное здание, белое, слепое, наводящее ужас одними своими масштабами.
– «Граница ядерного объекта»? – прочла Робин вывеску на стене, сбросив скорость.
– Производство подводных лодок, – объяснил Страйк, глядя на колючую проволоку. – Повсюду запрещающие знаки – гляди.
В тупике было безлюдно. Он упирался в небольшую автостоянку и детскую игровую площадку. Припарковавшись, Робин обратила внимание на отдельные предметы, застрявшие в колючей проволоке на стене. Мячик определенно залетел туда по случайности, но рядом с ним виднелась розовая кукольная коляска, уж вовсе недоступная. Она вызывала странное чувство: кто-то специально зашвырнул ее повыше.
– Зачем ты выходишь? – спросил Страйк, обходя «лендровер» сзади.
– Просто…
– Если Брокбэнк тут, я сам с ним разберусь. – Страйк закурил. – Тебе там делать нечего.
Робин села в машину.
– Постарайся его не бить, ладно? – прошептала она вслед удаляющемуся Страйку, который слегка припадал на одну ногу, затекшую в поездке.
Кое-где дома сверкали чистыми окнами, а на подоконниках виднелись аккуратно расставленные безделушки; кое-где окна были задернуты тюлевыми занавесками разной степени засаленности. Некоторые жилища были откровенно убогими и, если судить по грязным подоконникам, запущенными. Страйк почти дошел до бурой двери и вдруг замер на месте. Робин заметила, что в конце улицы появилась группа рабочих в синих комбинезонах и касках. Не было ли среди них Брокбэнка? Не потому ли остановился Страйк?
Нет. Он всего лишь отвечал на телефонный звонок. Повернувшись спиной к двери и работягам, он медленно направился обратно к Робин, но уже не решительной походкой, а нога за ногу, как человек, для которого сейчас существует только голос в трубке.
Среди рабочих выделялся один: рослый, темноволосый бородач. Заметил ли его Страйк? Робин опять выскользнула из «лендровера» и под видом отправки сообщения сфотографировала рабочих, максимально приблизив изображение. Они свернули за угол и скрылись из виду.
Страйк остановился метрах в десяти от нее, покуривая и слушая своего собеседника. Из окна второго этажа ближайшего дома на чужаков пристально смотрела седая женщина. Чтобы отвести от себя ее подозрения, Робин отвернулась от домов и стала щелкать ядерный объект, изображая из себя туристку.
– Звонил Уордл, – мрачно сообщил Страйк, подходя к ней сзади. – Жертва – не Оксана Волошина.
– А как они узнали? – поразилась Робин.
– Оксана уже три недели находится у себя дома, в Донецке. Приехала на свадьбу к родственникам. Ребята с ней лично не разговаривали – к телефону подошла ее мать и сказала, что Оксана у нее. А квартирная хозяйка, между прочим, оклемалась и сообщила причину своего глубокого шока: по ее сведениям, Оксана уехала погостить на Украину. И кстати, эта дамочка упомянула, что голова как-то не похожа на Оксанину.
Нахмурившись, Страйк опустил телефон в карман. У него теплилась надежда, что эти новые сведения заставят Уордла не зацикливаться на Мэлли.
– Садись в машину! – приказал Страйк, все еще погруженный в свои мысли, и вновь направился к дому Брокбэнка.
Робин села на водительское место «лендровера». Старушка по-прежнему таращилась из верхнего окна.
На тротуаре появились две женщины-полицейские в заметных издалека куртках. Страйк дошел до бурой двери. По улице прокатился частый стук металла по дереву. Никто не отзывался. Страйк приготовился постучать еще раз, но тут с ним поравнялись полицейские. Робин встрепенулась, не понимая, чем он мог заинтересовать полицию. После краткого обмена репликами все трое направились к «лендроверу».
Робин опустила стекло, сгорая от внезапного и необъяснимого чувства вины.
– Вот, хотят удостовериться, – выкрикнул с расстояния Страйк, – действительно ли я – мистер Майкл Эллакотт!
– Что? – не поняла Робин, сбитая с толку упоминанием отцовского имени.
Ей в голову пришла нелепая мысль, что полицию натравил на них Мэтью… но зачем он выдал Страйка за ее отца? И только потом до нее дошло.
– Машина зарегистрирована на папино имя, – сказала она. – Я что-нибудь нарушила?
– В принципе, вы припарковались на двойной желтой, – сухо сказала одна из женщин-полицейских, – но мы здесь по другой причине. Вы фотографировали ядерный объект. Это не запрещено, – добавила она, видя смятение Робин. – Туристы делают это ежедневно. Но вы попали в объектив камеры наблюдения. Позвольте ваши права.
– Ох, – слабо пискнула Робин под недоуменным взглядом Страйка. – Я просто… просто подумала, что у меня получится художественное фото, понимаете? Колючки, белая стена и эти… облака…
Она протянула полицейским свои документы, стыдливо избегая взгляда Страйка.
– Мистер Эллакотт – ваш отец, правильно я понимаю?
– Он просто разрешил нам взять его машину, вот и все, – забормотала Робин, чувствуя, что сейчас полицейские начнут звонить в Мэссем и родители узнают, что она сейчас в Бэрроу, и отнюдь не с Мэтью, и без кольца…
– Ваш адрес?
– Мы проживаем… раздельно, – выдавила Робин.
Они назвали свои имена и адреса.
– У вас здесь есть знакомые, которых вы собираетесь навестить, мистер Страйк? – спросила вторая женщина.
– Ноэл Брокбэнк, – без запинки выдал Страйк. – Старый знакомый. Мы тут проездом, вот и решили к нему заглянуть.
– Брокбэнк, – повторила женщина-полицейский, возвращая Робин права, и Робин понадеялась, что полиции знакомо это имя: тогда, по крайней мере, ее прокол будет забыт. – Вполне достойная местная фамилия. Ладно, поезжайте. Больше здесь не фотографируйте.
– Я. Так. Виновата, – одними губами проговорила Робин, когда женщины-офицеры отошли.
Он покачал головой, ухмыляясь вопреки своему раздражению:
– «Художественное фото»… колючки… небо…
– А ты бы что сказал? – взвилась она. – Не могла же я признаться, что фотографировала рабочих, потому что один из них смахивал на Брокбэнка! Сам посмотри…
Но когда она предъявила Страйку сделанный снимок, ей уже стало ясно, что самый высокий из той группы, с обветренными щеками, короткой шеей и большими ушами, – совсем не тот, кого они ищут.
Дверь ближайшего дома распахнулась. Седая женщина, которая следила за ними из верхнего окна, с жизнерадостным видом выкатила на тротуар клетчатую сумку на колесиках. Робин подумала, что старушка видела полицейских и убедилась в отсутствии шпионских намерений как у нее, так и у Страйка.
– Вечно одно и то ж, – громко провозгласила старушка, и голос ее гулко прокатился по улице.
У нее получилось «вещно». Робин не распознала ее акцента, хотя считала, что по речи жителей соседнего графства хорошо знает говор Кумбрии.
– Камер вон улищных понавесили, – продолжала старушка. – Дукументы проверяют. Мы-то привыщные.
– А вы лондонцев сразу заприметили, – игриво обратился к ней Страйк, и старушка замерла от любопытства.
– Лондонцы? И щего это вас в Барра занесло?
– Старого знакомого ищем. Ноэла Брокбэнка, – сказал Страйк, указывая пальцем в конец улицы, – да только никто не открывает. Он, видать, на работе.
Старушка нахмурилась:
– Ноэла, говорите? Не Холли?
– Да мы бы и Холли с радостью повидали, если она дома, – сказал Страйк.
– Она-то аккурат на работе, – сообщила соседка, посмотрев на часики. – В булощной, в Викерстауне. А вещерком, – с намеком на мрачный юмор продолжала старушка, – засядет в «Вороньем гнезде». Вещно там отирается.
– Мы сначала в булочную к ней нагрянем – то-то она удивится, – сказал Страйк. – Не скажете поточнее, это где?
– Беленький домишко, как улицу Мстителя проедете, так прям и будет.
Они рассыпались в благодарностях, и старушка засеменила по улице, гордая оттого, что оказалась полезной.
– Я в своем уме? – Страйк сел в машину и снова развернул карту города. – «Улица Мстителя»?
– Мне тоже так послышалось.
Ехать оказалось недалеко: через мост над грязными водами устья, где подпрыгивали на волнах или прочно сидели на мели яхты. Утилитарные промышленные здания, стоявшие на берегу, снова уступили место сплошной ленточной застройке. Одни дома были сложены из красного кирпича, другие отделаны штукатуркой с каменной крошкой.
– Улицы названы по именам военных кораблей, – догадался Страйк, когда они ехали по улице Амфитриты.
Улица Мстителя шла в гору. Через несколько минут блужданий по окрестностям они действительно увидели побеленный домик – булочную с пекарней.
– Смотри-ка, на ловца и зверь бежит, – мгновенно сказал Страйк, когда Робин искала место для парковки с видом на стеклянную дверь. – Сестра его, не иначе. Видишь?
Булочница выглядела, по мнению Робин, круче большинства мужчин. У нее было такое же длинное лицо с высоким лбом, как у Брокбэнка. Неприветливые глаза жирно подведены, иссиня-черные волосы стянуты на затылке в простецкий тугой хвост. Надетая под белый фартук черная футболка с короткими рукавами-крылышками обнажала голые ручищи в наколках от плеча до запястья. Из каждого уха свисали многочисленные золотые обручи. Вертикальная морщина между бровями придавала ей вид вечного недовольства.
В булочной было полно народу. Глядя, как Холли укладывает в бумажные пакеты выпечку, Страйк вспомнил купленные в Мелроузе пирожки с олениной; у него потекли слюнки.
– Я бы еще разок перекусил.
– Здесь тебе с ней не поговорить, – сказала Робин. – Лучше дома или в пабе.
– Сбегай купи мне пирог.
– Часа не прошло, как ты поел!
– Ну и что? Я же не на диете, черт побери!
– Я теперь тоже, – выговорила Робин.
Это смелое признание вызвало у нее в памяти подвенечное платье без бретелек, по-прежнему ожидающее в Харрогейте. Неужели она бросила всякую надежду в него втиснуться? Цветы, угощения, подружки невесты, выбор первого танца – ничего уже не понадобится? Все авансы пропадут, подарки придется возвращать, родные и знакомые будут строить недоуменные гримасы, когда она объявит, что…
В «лендровере» было зябко и неуютно, она устала от многочасового вождения и на пару секунд – сколько потребовалось, чтобы у нее предательски, слабо ёкнуло сердце, – подумала, что снова оказалась на грани слез из-за Мэтью и Сары Шедлок.
– Можно я закурю? – Страйк, не дожидаясь ее реакции, опустил окно, и в салон ворвался холодный воздух.
Робин выдавила положительный ответ. Как-никак босс простил ей эпизод с полицией. Прохладный ветер помог ей собраться и сказать то, что вертелось на языке:
– Тебе нельзя беседовать с Холли.
Страйк повернулся к ней и нахмурился.
– Одно дело – застукать врасплох Брокбэнка, но как только Холли тебя узнает, она тут же предупредит брата, что ты к нему подбираешься. Разговаривать придется мне. Я уже придумала, как это провернуть.
– Ну-ну… этого не будет, – без выражения сказал Страйк. – Скорее всего, он проживает либо с ней вместе, либо в паре кварталов от нее. Это псих. Стоит ему почуять неладное – и пиши пропало. Одна ты никуда не пойдешь.
Плотнее запахнув пальто, Робин хладнокровно спросила:
– Ты можешь хотя бы выслушать мой план?