Do not envy the man with the X-ray eyes.
Страйк, стоявший в тени склада в Боу, наблюдая за Блонден-стрит, услышал в трубке внезапный выдох Робин и стук мобильника о тротуар, а потом звуки борьбы и скольжение ног по асфальту.
Он побежал. Телефонная связь с Робин еще сохранялась, но он ничего не слышал. Пока он бежал в сгущающихся сумерках к ближайшей станции, паника заставила его соображать быстрее и приглушила боль. Ему требовался второй телефон.
– Дай-ка сюда на минуту, приятель! – проорал он паре тощих чернокожих подростков, которые шли навстречу: один, хихикая, болтал по телефону. – Совершается преступление, одолжи телефон!
Он бросился к ним; завидев его габариты и внушительный вид, подросток с боязливым недоумением протянул ему трубку.
– Айда за мной! – гаркнул Страйк, держа курс на более оживленные улицы, где он мог поймать такси, и прижимая к другому уху свой собственный мобильник. – Полиция! – кричал Страйк в чужой телефон; ошарашенные подростки бежали рядом, как телохранители. – У станции метро «Кэтфорд-Бридж» женщина подверглась нападению во время нашего телефонного разговора, вот только что… нет, я не знаю названия улицы, но это один-два квартала от станции – прямо сейчас, я говорил с ней по телефону, когда ее схватили, я слышал, как это случилось… да… быстрей давайте, мать вашу!.. Спасибо, приятель! – тяжело выдохнул Страйк, бросая мобильник его владельцу, который по инерции пробежал рядом еще с десяток метров.
Страйк стремглав влетел за угол; Боу был совершенно незнакомой ему частью Лондона. Он пробежал мимо паба «Колокола Боу», не обращая внимания на резкие толчки в коленных связках, двигаясь неуклюже, поддерживая равновесие одной рукой, а другой прижимая к уху свой молчащий телефон. Потом на другом конце провода завыл сиреной тревожный брелок.
– ТАКСИ! – взревел Страйк, издалека завидев растущее пятно света. – РОБИН! – заорал он в телефон, уверенный, что она слышит его сквозь вой сирены. – РОБИН, Я вызвал ПОЛИЦИЮ! ПОЛИЦИЯ УЖЕ ЕДЕТ. ТЫ МЕНЯ СЛЫШИШЬ, ЧЕРТ ПОДЕРИ?
Такси проехало мимо. За порогом «Колоколов Боу» выпивохи уставились на придурка с телефоном, ковыляющего что есть мочи, с криками и бранью. Появилось еще одно такси.
– ТАКСИ! ТАКСИ! – проорал Страйк, и автомобиль развернулся, направляясь к нему; в тот же миг у него в ухе раздалось тяжелое дыхание, а потом и голос Робин:
– Ты… ты там?
– БОЖЕ МИЛОСТИВЫЙ! ЧТО С ТОБОЙ?
– Не… кричи…
Неимоверным усилием воли он понизил голос:
– Что случилось?
– Я… не вижу, – сказала она. – Я ничего… не вижу…
Страйк рывком открыл заднюю дверь такси и бросился внутрь.
– Метро «Кэтфорд-Бридж», быстрее! Что значит «не вижу»?.. Что он с тобой сделал? ДА НЕ С ТОБОЙ! – рявкнул он на сбитого с толку водителя. – Давай! Жми!
– Ничего… это все твой дурацкий… сигнал… гадость… по всему лицу… ой черт…
Такси неслось по улице, но Страйку приходилось буквально физически себя сдерживать, чтобы не заставить водителя втопить еще сильнее.
– Что случилось? Ты не ранена?
– Н-не страшно… тут люди…
Теперь он их услышал – окруживших ее прохожих, которые перешептывались и возбужденно переговаривались между собой.
– …в больницу… – услышал он голос Робин как будто издалека.
– Робин?! РОБИН?
– Да не ори ты! – взмолилась она. – Слушай, они вызвали «скорую», так что я…
– ЧТО ОН С ТОБОЙ СДЕЛАЛ?
– Порезал… руку… наверно, придется зашивать… Ох как больно…
– Какая больница? Дай трубку медикам! Я встречу тебя на месте!
Через двадцать пять минут Страйк примчался в травматологическое отделение университетской больницы Луишема, сильно хромая и с таким изможденным видом, что дежурная медсестра пообещала незамедлительно направить его к врачу.
– Нет, – отмахнулся он и с трудом дошел до стола регистрации, – я пришел навестить… Робин Эллакотт, у нее ножевое…
Взгляд его заметался по забитому людьми приемному отделению, где на коленях у матери хныкал маленький ребенок и держался за окровавленную голову стонущий алкаш. Медбрат показывал пожилой даме, как пользоваться ингалятором.
– Страйк… да, есть… мисс Эллакотт предупредила, что вы придете, – сказала регистратор, проверив записи в компьютере с излишней и раздражающей, как показалось Страйку, дотошностью. – По коридору и направо… первая палата.
В суете он слегка поскользнулся на блестящем полу, ругнулся и заспешил дальше. За его крупной, неуклюжей фигурой следили несколько пар глаз: люди гадали, в своем ли он уме.
– Робин? Мать честная!
Ее лицо исказили ярко-красные пятна; оба глаза опухли. Молодой врач, осматривающий рану от запястья до локтя, рявкнул:
– Вон, пока я не закончил!
– Это не кровь! – крикнула Робин, когда Страйк скрылся за занавеской. – Это чертов спрей из твоей сирены!
– Не двигайтесь, пожалуйста, – услышал Страйк слова врача.
Он вышел за порог палаты. Сбоку хранили свои тайны пять других зашторенных коек. По сильно натертому серому полу скрипели подошвы медсестер. Господи, как же он ненавидел больницы: их запах, их казенную чистоту вместе с запашком человеческого разложения, которые немедленно напомнили ему долгие месяцы в «Селли-Оук», куда он угодил, когда потерял ногу.
Что он наделал?
– Что ж, ей чрезвычайно повезло, – сказал через десять минут врач, раздергивая занавески, – что он не перерезал ей плечевую артерию. Однако сухожилие повреждено, и мы только в операционной определим, насколько серьезно.
Он явно посчитал их супружеской парой; Страйк не переубеждал.
– Ей нужна операция?
– Для восстановления сухожилия, – повторил врач Страйку, как слабоумному. – К тому же рану необходимо как следует промыть. И еще сделать рентген грудной клетки.
Он удалился. Взяв себя в руки, Страйк вошел в палату.
– Да, сплоховала по всем статьям, сама знаю, – выдавила Робин.
– Черт подери, уж не думала ли ты, что я буду тебя упрекать?
– Думала, – сказала она, слегка приподнимаясь на койке. Ее рука была временно закреплена на эластичном бинте. – Успело же стемнеть. Забыла об осторожности, да?
Он присел рядом с ней на освобожденный врачом стул и случайно смахнул с тумбочки изогнутый железный лоток. Посудина с лязгом упала и задребезжала на полу, а Страйк наступил на лоток протезом, чтобы унять шум.
– Робин, как ты вообще уцелела?
– Самозащита, – сказала она и в сердцах добавила, правильно прочитав его выражение лица: – Так и знала, ты мне не верил.
– Я-то верил, честно, – сказал он, – но будь я проклят…
– Я брала уроки в Харрогейте у замечательной женщины, которая прошла армию, – сказала Робин, слегка вздрогнув, когда устроилась удобнее на подушках. – После… сам знаешь чего.
– Это было до или после углубленных курсов вождения?
– После, – ответила она, – у меня же некоторое время была агорафобия. На самом деле вождение помогло мне вырваться из своей комнаты, а уже потом я стала брать уроки самообороны. Сначала записалась к мужику одному, но он оказался полным идиотом, – сказала Робин. – Все эти приемы дзюдо – проку от них ноль. А Луиза была великолепна.
– Правда? – только и сказал Страйк.
Из-за ее спокойствия он еще больше нервничал.
– Да, – подтвердила Робин. – Она рассказала нам, что обыкновенной тетке хитрые броски не нужны. Главное – быстро и с умом реагировать. Никогда не давай затащить себя в безлюдный угол. Используй слабое место, а потом беги со всех ног. Он скрутил меня сзади, но я услышала его приближение. Мы тыщу раз тренировали это с Луизой. Если тебя пытаются схватить сзади, надо нагнуться.
– Нагнуться, – бесстрастно повторил Страйк.
– У меня в руке был тревожный брелок с сиреной. Я нагнулась и саданула его этой штуковиной по яйцам. Он был в спортивных штанах. На пару секунд он меня отпустил, но я снова запуталась в этом проклятом сарафане… он выбросил вперед руку с ножом… не помню точно, что случилось потом… знаю, что он меня порезал, когда я пыталась подняться, но мне удалось нажать кнопку, она сработала и спугнула его – у меня по всему лицу разбрызгались чернила, да и у него, наверно, тоже, потому что он был близко ко мне… на голове у него была балаклава – я плохо разглядела… но когда он надо мной наклонился, я хорошенько приложилась ему к сонной артерии – этому нас тоже научила Луиза, сбоку шеи, можно сбить противника с ног, если правильно ударить, – и он отшатнулся, а потом, кажется, заметил прохожих и убежал.
У Страйка не было слов.
– Ужасно есть хочу, – сказала Робин.
Порывшись в карманах, Страйк вытащил «твикс».
– Спасибо.
Но прежде чем она успела надкусить шоколадную палочку, медсестра, которая вела за собой старичка-пациента мимо изножья ее койки, резко сказала:
– Ни крошки, вам же на операцию!
Закатив глаза, Робин вернула «твикс» Страйку. У нее зазвонил мобильный. Страйк в оцепенении смотрел, как она отвечает на звонок.
– Мам… привет, – сказала Робин.
Их глаза встретились. Страйк прочитал невысказанное желание Робин оградить мать, хотя бы на время, от того, что с ней случилось, но никаких отвлекающих маневров не понадобилось, потому что Линда затараторила, не давая дочери вставить слово. Робин положила телефон на колени, переключила на громкую связь и со страдальческим выражением стала слушать.
– …сообщи ей как можно скорее, потому что для ландышей сейчас не сезон, так что на них нужно оформлять отдельный заказ.
– Да ну их, – сказала Робин. – Обойдусь без ландышей.
– Хорошо бы ты позвонила ей напрямую и сама сказала, что для тебя предпочтительнее, Робин. Зачем нам испорченный телефон? Она говорит, что оставила тебе кучу голосовых сообщений.
– Извини, мам, – сказала Робин. – Я ей перезвоню…
– Здесь запрещено этим пользоваться! – сказала другая проходящая мимо медсестра.
– Извините, – сказала Робин. – Мне сейчас некогда, мам. Поговорим позже.
– А ты где? – спросила Линда.
– Я… я тебе потом позвоню. – Робин оборвала звонок и взглянула на Страйка. – Не хочешь спросить, кто из них, по моему мнению, это был?
– Думаю, ты не знаешь, – ответил Страйк, – поскольку он был в балаклаве, а тебе залило глаза чернилами.
– В одном я уверена, – сказала Робин. – Это не Уиттекер. Если только он сразу после моего ухода не переоделся в треники. На Уиттекере были джинсы, и он… телосложение не то. Этот злодей был сильный, но какой-то дряблый, понимаешь? Хотя и рослый. Вроде тебя.
– Ты рассказала Мэтью?
– Он скоро…
Лицо Робин исказилось от ужаса. Страйк подумал, что, обернувшись, увидит подступающего к ним мертвенно-бледного Мэтью. Вместо этого у изножья койки Робин появилась всклокоченная фигура инспектора Роя Карвера в сопровождении высокой, элегантно одетой Ванессы Эквензи, сержанта полиции.
Карвер был без пиджака. Под мышками у него проступили большие пятна пота. Из-за постоянно розовых белков его ярко-голубых глаз он всегда выглядел так, словно долго плавал в сильно хлорированной воде. В густых седеющих волосах белели крупные хлопья перхоти.
– Ну, как мы себя… – начала сержант Эквензи, разглядывая руку Робин, но Карвер, не дав ей договорить, обличительно рявкнул:
– А ты что затеял, выкладывай!
Страйк встал со стула. Он сдерживался, но у него давно чесались руки кого-нибудь наказать – кого угодно – за то, что случилось с Робин, найти достойную мишень, на которую можно переложить свое чувство вины и тревоги.
– Надо поговорить, – сказал Карвер Страйку. – Эквензи, сними с нее показания.
Прежде чем кто-либо из них смог ответить словом или движением, между двумя мужчинами безмятежно вклинилась миловидная молодая сестричка, которая с улыбкой обратилась к Робин:
– Пойдемте на рентген, мисс Эллакотт.
Робин с трудом извлекла из койки свое негнущееся тело и взглянула через плечо на Страйка, пытаясь напомнить ему о необходимости сохранять самообладание.
– Сюда, – прорычал ему Карвер.
Детектив последовал за Карвером обратно через травматологическое отделение. Как понял Страйк, Карвер потребовал, чтобы ему отвели небольшой кабинет, где родственникам пациентов сообщали дурные вести. Там было несколько мягких стульев, на тумбочке стояла коробка бумажных носовых платков, а на стене висела абстрактная репродукция в оранжевых тонах.
– Я предупреждал, чтоб ты не совался, – начал Карвер, сложив руки на груди и прочно расставив ноги.
При закрытых дверях все тесное пространство тут же пропахло его тяжелым духом. От Карвера, впрочем, разило не так, как от Уиттекера: не извечной грязью и наркотой, а всего лишь пóтом, с которым он был бессилен бороться в течение рабочего дня. Его прыщи стали особенно заметными под лампами дневного света. Перхоть, мокрые подмышки, рябая кожа: он зримо разваливался на куски. Несомненно, Страйк приложил к этому руку, когда публично ославил его в прессе в связи с убийством Лулы Лэндри.
– Девчонку послал Уиттекера выслеживать, точно? – багровея, как ошпаренный, взвился Карвер. – Это ты во всем виноват!
– Да пошел ты! – огрызнулся Страйк.
Только сейчас, вдыхая это потное зловоние, он принял то, что и так было ему известно: Уиттекер – не убийца. Страйк отправил Робин к Стефани потому, что в глубине души считал это задание самым безопасным, но при всем том он поручил ей работать «в поле», хотя не одну неделю знал, что убийца держит ее под прицелом.
Карвер понял, что задел его за живое, и ухмыльнулся:
– Приплетаешь убитых баб, чтоб отчима своего нагнуть, – сказал он, довольный, что Страйк наливается краской и сжимает ручищи в кулаки.
Карвер спал и видел, как бы спровоцировать Страйка на драку; они оба это знали.
– Пробили мы Уиттекера. Всех твоих говнюков пробили. Предъявить им нечего. А теперь слушай меня…
Он сделал шаг по направлению к Страйку. На голову ниже ростом, он дышал властностью разъяренного, озлобленного, но действительно властного человека, который еще нуждается в самоутверждении, но уже чувствует за собой поддержку всех органов правопорядка. Целясь пальцем в грудь Страйку, он продолжал:
– Не путайся под ногами. Скажи спасибо, что на тебе нет крови твоей напарницы. Если увижу, что ты суешься в наше расследование, я живо тебя посажу. Усек?
Его короткий, тупой палец уперся в грудину Страйка. Страйк подавил желание отшвырнуть его руку, но на скулах у него заиграли желваки. Несколько секунд мужчины сверлили друг друга взглядом, ухмылка Карвера стала шире, тяжелое дыхание вырывалось свободно, будто после победы в борцовском матче. А потом он шагнул к дверям, оставив Страйка кипеть от ярости и бессилия.
Когда Страйк медленно возвращался тем же путем, в травматологическое отделение ворвался высокий, красивый, элегантный Мэтью, но с безумным взглядом и растрепанными волосами. Впервые за все время их знакомства Страйк испытал к нему некое чувство, отличное от неприязни.
– Мэтью, – окликнул он.
Мэтью посмотрел на Страйка, будто не узнал.
– Ее на рентген взяли, – сообщил Страйк. – Сейчас уже, наверное, вернулась. Вот сюда, – указал он.
– На какой еще рентген?
– Грудной клетки, – ответил Страйк.
Мэтью оттер его локтем. Страйк не протестовал. Так ему и надо. У него на глазах жених Робин рванулся в палату, а Страйк помедлил, развернулся к двойным дверям и вышел в сумерки.
Чистое небо теперь припорошили звезды. На улице он остановился и зажег сигарету, а потом затянулся, как Уордл, словно никотин был живительным бальзамом. Колено болело. С каждым шагом он относился к себе все хуже.
– РИККИ! РИККИ! – вопила какая-то женщина с неудобным тяжелым пакетом, подзывая к себе убежавшего маленького сына. – РИККИ! ВЕРНИСЬ!
Мальчонка заливался смехом как оглашенный. Страйк машинально наклонился и у самой кромки проезжей части подхватил его на руки.
– Спасибо вам! – чуть не плача, сказала подбежавшая к Страйку молодая мать; из пакета выпали цветы. – Мы папу нашего проведать идем… о господи…
Ребенок неистово брыкался. Страйк опустил его на тротуар рядом с матерью, собиравшей с асфальта нарциссы.
– Держи как следует, – строго наказала она сыну. – Папе подаришь. Смотри не урони! Спасибо, – еще раз обратилась она к Страйку и зашагала дальше, ведя мальчика за свободную ручонку; тот, гордый этим заданием, послушно шел рядом, неся золотистый букет, как скипетр.
Страйк сделал несколько шагов и вдруг остановился посреди тротуара, словно привлеченный невидимой картиной, висящей в воздухе. Легкий прохладный ветер обдувал его лицо, но он, равнодушный к окружающему миру, был полностью устремлен внутрь себя.
Нарциссы… ландыши… сезонные цветы.
Сквозь сумерки до него вновь донесся эхом тот же голос: «Рикки, нет!» – и в голове сработала цепная реакция, осветившая посадочную полосу для теории, которая, как он теперь знал с уверенностью пророка, должна была привести к убийце. Как при пожаре обнажается металлический каркас здания, так и вспышка озарения открыла Страйку остов преступного умысла и допущенные в нем изъяны, не замеченные доселе ни самим Страйком, ни другими, но способные наконец-то остановить убийцу и пресечь его зловещие планы.