Лампочка в единственной спальне перегорела. Страйк включил принесенный с собой фонарик и медленно направился к одинокому предмету мебели – дешевому шифоньеру из сосны. Дверца скрипнула.
Внутри все было обклеено газетными вырезками на тему Шеклуэллского Потрошителя. На самом верху, прихваченный скотчем, висел отпечатанный на стандартном листе бумаги портрет обнаженной, еще юной матери Страйка, с заложенными за голову руками, в облаке длинных темных волос, под которыми виднелись гордо выпяченные груди; над треугольником лобка отчетливо просматривалась дуга татуировки с затейливо выведенной надписью: «Mistress of the Salmon Salt».
Посветив вниз, он увидел кипу журналов с жестким порно, а рядом – черный мешок для мусора. Зажав фонарик под мышкой, Страйк открыл мешок руками в латексных перчатках. Внутри оказалась небольшая коллекция женского белья, отчасти заскорузлого от бурой крови. На самом дне пальцы нащупали цепочку и серьгу-обруч. В луче света блеснула сердцевидная подвеска-арфа. На серьге виднелось пятно засохшей крови. Страйк положил все это обратно в мешок, прикрыл дверцу шифоньера и перешел в тесную кухню, откуда определенно исходил трупный запах, распространившийся по всей квартире. Соседи включили телевизор. Из-за хлипкой стены донеслась гулкая канонада. До слуха Страйка донесся слабый пьяный смех.
Рядом с чайником стояли большая банка растворимого кофе и бутылка виски, здесь же лежали увеличительное зеркало и бритвенный станок. Плита заросла толстым слоем жира и пыли, – вероятно, ею давно не пользовались. На дверце холодильника остались розовато-грязные разводы от тряпки. Как только Страйк потянулся к ручке, в кармане у него завибрировал мобильный. Оказалось, Штырь. Но у них был уговор не звонить, а в случае чего присылать сообщения.
– Штырь, мать твою… – прошипел Страйк, поднося трубку к уху. – Тебе же было ясно сказано…
Дыхание у себя за спиной он услышал за долю секунды до того, как над его шеей взметнулся тесак. Страйк увернулся, но выронил телефон и поскользнулся на грязном полу. Когда он падал, острое лезвие рассекло ему ухо. Нескладная тень вновь занесла тесак над поверженным Страйком; тот пнул нападавшего в пах, и убийца задохнулся от боли, попятился назад и опять занес нож.
С трудом поднявшись на колени, Страйк что есть силы двинул его между ног. Тесак выпал у того из рук на спину Страйку, и он вскрикнул от боли, но все равно обхватил колени Лэйнга и повалил его на пол. Хотя Лэйнг ударился головой о дверцу духовки, толстые пальцы потянулись к горлу Страйка. Сыщик попытался нанести удар, но был придавлен грузной тушей. Могучие ручищи сомкнулись у него на шее. Страйку стоило напряжения всех сил ударить Лэйнга головой, отчего тот повторно стукнулся затылком о дверцу духовки…
Они покатились по полу; Страйк оказался сверху. Он приготовился дать Лэйнгу по морде, но тот сохранил прежнюю быстроту реакции: одной рукой он отразил удар, а другую просунул Страйку под нижнюю челюсть и стал поднимать вверх… Не видя цели, Страйк выбросил вперед кулак и услышал хруст кости. А потом откуда ни возьмись взялся мощный кулак Лэйнга, который обрушился в лицо Страйка и сломал ему нос; от силы удара Страйк качнулся назад, из глаз брызнули слезы, зрение затуманилось; тяжело дыша и стеная, Лэйнг отшвырнул его от себя… ниоткуда, как фокусник, вытащил разделочный нож… Почти ослепленный, с полным ртом крови, Страйк заметил вспышку металла и выбросил вперед протезированную ногу… металл чиркнул о металл, стальной стержень лодыжки вновь поднялся…
– Порву, сука!
Подскочивший сзади Штырь стиснул шею Лэйнга стальным зажимом. Страйк опрометчиво схватился за разделочный нож, чтобы обезоружить Лэйнга, но лишь глубоко порезал ладонь. Штырь сцепился с Лэйнгом: шотландец, намного крупнее и тяжелее своего противника, одерживал верх. Страйк протезированной ногой с силой лягнул руку Лэйнга и наконец-то выбил у него нож. Теперь он смог помочь Штырю повалить Лэйнга на пол.
– Не смей, гад, зарежу! – взвыл Штырь, сжимая пальцы на шее Лэйнга, который с бессильно отвисшей челюстью извивался и матерился, стиснув тяжелые кулаки. – Не ты один пером махать умеешь, говна кусок!
Страйк достал наручники – самое дорогое, что он умыкнул из Отдела специальных расследований. Общими усилиями Страйк со Штырем скрутили Лэйнга так, чтобы сковать его толстые запястья за спиной; тот до последнего вырывался и неумолчно сыпал бранью. Когда отпала необходимость удерживать Лэйнга, Штырь с такой силой пнул его в диафрагму, что убийца издал долгий, слабый хрип и на время утратил дар речи.
– Ты жив, Бунзен? Бунзен, где он тебя зацепил?
Страйк привалился к плите. Из рассеченной ушной раковины хлестала кровь, из пореза на ладони тоже, но больше всего его мучил стремительно распухающий нос, потому что кровь стекала в рот и затрудняла дыхание.
– Держи, Бунзен. – Наскоро обыскав тесную берлогу, Штырь вернулся с рулоном туалетной бумаги.
– Спасибо, – хрипло выговорил Страйк и принялся плотно набивать бумагой ноздри, а потом посмотрел вниз, на Лэйнга. – Я вас приветствую, Рэй.
Хрипящий Лэйнг промолчал. Его лысина слабо поблескивала в лунном свете, освещавшем нож.
– Ты ж говорил, его типа Дональд зовут? – с любопытством спросил Штырь.
Лэйнг зашевелился. Штырь еще раз пнул его в живот.
– Так и есть, – ответил Страйк. – Хорош ногами махать: покалечишь его, а меня потом по судам затаскают.
– А почему ж ты его зовешь?..
– Да потому… – начал Страйк, – эй, ничего тут не лапай, Штырь, мне твои отпечатки не нужны… да потому, что Донни живет двойной жизнью. За пределами этой берлоги… – Страйк подошел к холодильнику и положил левую руку, все еще в целехонькой латексной перчатке, на ручку дверцы, – он у нас героическая личность, бывший пожарный Рэй Уильямс, который живет в Финчли с Хейзел Ферли.
Распахнув дверцу, Страйк все той же левой рукой открыл морозильную камеру. Там лежали груди Келси Платт, уже высохшие, как плоды инжира, желтые, кожистые. Рядом – пальцы Лайлы Монктон, с пурпурными ноготками и глубокими отпечатками зубов Лэйнга. У задней стенки обнаружилась пара отсеченных ушей с небольшими пластмассовыми серьгами в виде рожков с мороженым и скукоженный кусок плоти, в отверстиях которого угадывались ноздри.
– Ё-моё! – вырвалось у Штыря, который наклонился поглядеть из-за спины Страйка. – Ё-моё, Бунзен, это ж…
Захлопнув дверцы морозильной камеры и холодильника, Страйк повернулся к своему пленнику.
Лэйнг затих. Страйк не сомневался: он уже шевелит своими хитрыми лисьими мозгами, чтобы придумать, как обернуть эту пиковую ситуацию к своей выгоде, представить дело так, что Страйк его подставил, подбросил или подтасовал улики.
– А ведь я должен был тебя узнать, правда, Донни?
Страйк оборачивал правую руку туалетной бумагой, чтобы унять кровотечение. В тусклом лунном свете, пробивавшемся сквозь грязное окно, черты Лэйнга были трудноразличимы под грузом жира, которым обросло его некогда поджарое, мускулистое тело под воздействием стероидов и малоподвижного образа жизни. Его тучность, его сухая, морщинистая кожа, эта борода, отпущенная единственно для того, чтобы скрыть оспины, чисто выбритая голова и шаркающая походка добавляли ему по меньшей мере десяток лет.
– Должен был тебя узнать в доме Хейзел, как только ты мне открыл дверь, – продолжил Страйк, – но ты закрывал морду, слезы, мать твою, утирал, помнишь? Чем ты только буркалы натер, чтоб они у тебя так распухли?
Прежде чем закурить, Страйк протянул пачку сигарет Штырю.
– Сейчас вспоминаю: ньюкаслский говорок ты явно пережимал. В Гейтсхеде нахватался, так ведь? Он всегда был классным пародистом, наш Донни, – обратился детектив к Штырю. – Слышал бы ты, как он капрала Оукли изображал. Душа любой компании наш Донни.
Штырь как завороженный переводил взгляд со Страйка на Лэйнга. Страйк курил и тоже смотрел на Лэйнга. Нос нещадно саднило и дергало, отчего глаза постоянно слезились. Ему хотелось, чтобы убийца хотя бы один раз заговорил до приезда полиции.
– Помнишь, Донни, как ты избил и ограбил слабоумную старушку в Корби? Несчастную миссис Уильямс. Стырил награду ее сына за отвагу на пожаре, да и документами его заодно разжился. Знал, что он за границей живет. Отчего ж не примерить на себя чужую личину, если для начала ксивой обзавестись? Не так уж сложно тогда одурачить одинокую женщину и пару лохов-легавых.
Лэйнг молча валялся на грязном полу, но Страйк почти физически ощущал лихорадочную работу его паскудных, прижатых к стенке извилин.
– Я нашел в доме аккутан, – сказал Страйк Штырю. – Это таблетки от угревой сыпи, но еще и от псориатического артрита. Вот тогда бы мне и догадаться. Он прятал их в комнате Келси. Рэй Уильямс не страдал артритом. Готов поспорить, у вас с ней – с Келси – было много маленьких секретов, я прав, Донни? Ты ее накручивал, направлял в мою сторону – именно так, как тебе требовалось, да? Катал ее на мотоцикле возле моего агентства… делал вид, что отправляешь ее письма… приносил ей поддельные записки от моего имени…
– Вот ублюдок поганый! – прорвало Штыря.
Он навис над Лэйнгом, явно вознамерившись загасить сигарету о его жирную физиономию.
– Даже не думай, Штырь, еще ожогов тут не хватало. – Страйк взялся за мобильный. – И вообще, двигай отсюда, я копам звоню.
Он набрал три девятки и продиктовал адрес. Легенда уже была готова: он вел Лэйнга до клуба, потом до квартиры, между ним вспыхнула ссора, и Лэйнг на него напал. А что здесь побывал Штырь и что Страйк взломал замки – это никого не касалось. Разумеется, у подвыпившего соседа мог развязаться язык, но Страйк рассудил, что парень предпочтет не ввязываться в это дело, чтобы в суде не возникло вопросов о его вредных привычках.
– Это заберешь с собой и уничтожишь, – распорядился Страйк, снимая неоновый жилет и передавая его Штырю. – Возьми баллон с газом – и дуй вот туда.
– Сделаем, Бунзен. Ты точно здесь один с ним управишься? – добавил Штырь, разглядывая сломанный нос Страйка, кровоточащее ухо и распоротую ладонь.
– Легко, – сказал Страйк и почему-то растрогался.
Он услышал, как Штырь забрал из комнаты металлический баллон, и вскоре увидел его проходящим по внешней галерее мимо кухонного окна.
– ШТЫРЬ!
Его старинный друг стремительно ворвался в кухню: Страйк понял, что он бежал во весь опор; тяжелый баллон был занесен для удара, но Лэйнг по-прежнему молча лежал на полу в наручниках, а Страйк покуривал у плиты.
– Ну, Бунзен, ты даешь! Я думал, он тебя повалил!
– Штырь, тебе не влом будет раздобыть тачку и прямо с утра кое-куда меня подвезти? А я тебе за это…
Страйк посмотрел на голое запястье. Часы он продал вчера, чтобы авансом расплатиться со Штырем за сегодняшнюю операцию. Что бы такое ему впарить?
– Послушай, Штырь, ты же знаешь, я скоро огребу кучу бабла. Через пару месяцев ко мне очереди стоять будут.
– Ладно уж, Бунзен, – пораскинул мозгами Штырь. – Будешь должен.
– Без базара?
– Ага. – Штырь собрался идти. – Звякнешь, когда соберешься ехать. Я пошел за тачкой.
– Только чтоб нам не запалиться! – крикнул ему вслед Страйк.
Штырь вторично промелькнул снаружи мимо кухонного окна, и через считаные секунды Страйк услышал вой полицейской сирены.
– Это за тобой, Донни, – сообщил он.
И тут Дональд Лэйнг заговорил со Страйком своим голосом – в первый и последний раз.
– Твоя мать, – сказал он с густым шотландским акцентом, – была грязной потаскухой.
Страйк хохотнул.
– Возможно, – истекая кровью, сказал он из темноты под нарастающий вой сирен и затянулся сигаретой, – но она меня любила, Донни. А твоей, как мне рассказывали, на тебя было насрать, на отродье недомерка-легавого.
Лэйнг задергался, безуспешно пытаясь освободиться от наручников, но только юлой завертелся на боку.