Очередное утро не принесло ничего нового. Все с самого утра продолжили тренировки, а я стала продумывать организацию приема самолета. О том, что мы ждем самолет, было известно почти всем, но текст радиограммы знали только я и радист. А о том, что самолет на самом деле прилетит не седьмого, а пятого октября, то есть сегодня в ночь, знала вообще только я одна и до поры до времени не собиралась в это посвящать даже Ерохина. Придет время – скажу. А пока отправила на разведанное поле группу из своих ребят с заданием заготовить хворост для пяти костров в определенной конфигурации. Мои мысли о возвышенном, то есть о приеме самолета, были неожиданно прерваны новым комиссаром. Он, стесняясь, подошел ко мне и остановился неподалеку.
– У вас ко мне вопрос, товарищ комиссар?
– Так точно, товарищ командир. Скажите, пожалуйста, у вас, случайно, нет с собой каких-нибудь относительно свежих газет? А то мы уже больше месяца совершенно ничего не знаем о том, что сейчас происходит на фронтах.
Вот это да! Я ведь совсем об этом не подумала. Конечно, у бойцов, находящихся в окружении, не было никаких источников информации о текущем состоянии дел. Одно дело – я со своими бойцами. Нам и газеты читали, и по репродуктору все время передавали сводки от Советского информбюро. А тут, за линией фронта, если и можно услышать новости, то только в немецком изложении. Вот попала так попала. Лично я в качестве источника информации определенно не подхожу. Слушая неоднократно новости по радио, я автоматически отмечала заметные расхождения приводимой в них информации с реальным положением дел, но нельзя же об этом рассказывать бойцам. И что сказать комиссару? Наконец я придумала:
– Газет у нас нет, товарищ комиссар, но мы сделаем вот как. Пусть во время обеда радисты включат приемники. Думаю, что они сумеют поймать свежие сводки новостей. Нам всем это будет интересно послушать. Идите и передайте им мой приказ.
– Спасибо, товарищ командир.
Обрадованный комиссар ушел, а я с сожалением подумала, что надо было в отправленной ранее радиограмме заказать и газеты. Нам ведь с населением работать. А наличие свежих газет всегда будет свидетельствовать в нашу пользу. Сейчас уже поздно: пока радист дойдет до места, откуда можно выходить на связь, пока там примут, пока отработают, а самолет уже к этому времени может и улететь. Ну ничего. Не последний раз связываемся с Большой землей. Если сами не догадаются, то запросим при следующей доставке. Или пусть на парашюте с прочим грузом сбросят. Газеты ударов не боятся.
Решив этот вопрос, я наконец приказала сворачивать лагерь и готовиться к перебазированию. При этом два взвода должны были обеспечить максимально возможную зачистку местности, чтобы, по крайней мере, трудно было потом определить, сколько человек здесь размещалось. Подбирались палочки, сломанные ветки, кусочки бумаги и материи и тому подобные мелочи. Ветками трепали примятую траву, немного рыхлили землю и т. п. Конечно, опытный взгляд все это сумеет разобрать, но, во-первых, на это потребуется время, и, во-вторых, нужно еще, чтобы этот опытный взгляд добрался именно сюда. Но уж если и доберется, то несколько сюрпризов мы ему подготовили, постаравшись на практике доказать справедливость поговорки «Любопытство сгубило кошку». Не будет немец слишком любопытным, и будет ему счастье. А будет всем интересоваться, ну тогда извините.
После обеда весь наш табор пришел в движение, и к темноте мы уже были на месте. Надо сказать, что место это было, мягко говоря, не очень. Сухая чуть возвышенна я небольшая поляна, ограниченная с двух сторон болотом и узкой тропой соединяющаяся с большим полем, по краям которого тоже сплошные болота. Я решила, что сразу после приема самолета нужно будет отсюда уходить, потому что при обнаружении нас очень просто можно заблокировать и уничтожить с помощью минометов. Впрочем, в будущем эту полянку, пожалуй, можно будет использовать как промежуточную базу, так как найти ее не так уж и просто, а небольшой отряд человек в пятнадцать – двадцать некоторое время здесь может размещаться с относительным комфортом. Только мы расположились, как в небе послышался гул самолета. Выделенные бойцы по команде тут же бросились зажигать костры.
Гул самолета быстро нарастал, и вот здоровенный ПС-84 приземляется почти точно около того места, где мы его ждали. Если бы не дисциплина, то все сейчас бросились бы к самолету, а так отряд стоял и ждал команды. Тем временем в самолете приоткрылась дверь, из которой показались дула двух автоматов, и какой-то голос крикнул:
– Что за люди?
Я громко крикнула в ответ:
– Отряд «Песец»!
Дула спрятались, дверь открылась полностью, и на землю опустилась небольшая лестница, по которой начали сходить люди. Всего оказалось шесть человек. Один, в летном комбинезоне, я решила, что это командир экипажа, подошел к нам и спросил:
– Где командир отряда?
Я вышла вперед и представилась:
– Лейтенант госбезопасности Северова.
– Получите пакет и распишитесь.
При тусклом свете костров я просмотрела пакет. Вроде бы все печати были на месте. Расписалась и хотела спрятать пакет в планшетку.
– Нет-нет, товарищ лейтенант. Прочтите и верните пакет мне.
Ох, как интересно. Сразу вспомнился какой-то юмористический фантастический рассказ, в котором на секретных материалах стояла надпись: «Строго секретно,
– Лейтенант Остапенко. Назначен к вам начальником разведотдела.
– Младший лейтенант Кондрашов, военная контрразведка.
Нашего полку прибыло! Как раз то, что надо.
– Товарищи командиры, очень рада вашему прибытию, только сначала нужно побыстрее отправить самолет. А потом с вами обо всем побеседуем.
– Извините, товарищ лейтенант. – Это Кондрашов. – С самолетом нужно отправить полный список вашего отряда, а также отчет.
– Да, конечно, товарищ Кондрашов. Спасибо, что напомнили.
У меня в суматохе все вылетело из головы. Но тут я наконец пришла в себя. Вытащила из планшетки все подготовленные материалы и передала их летчику в дополнение к пакету. Минут через двадцать всех тяжелораненых и нескольких с ранениями средней тяжести кое-как втиснули в самолет, и он взлетел. Вдогонку самолету я подумала, что через пару часов раненые будут в полной безопасности, а если повезет, то через месяц-другой вернутся в строй. У всех отправленных, по словам доктора, ранения хотя и тяжелые, но в условиях стационара вполне излечимые. А мне пора возвращаться к своим делам. Но теперь у нас в отряде уже хороший командный состав. Осталось только притереться друг к другу, и можно нормально воевать. Для начала я адресовала Остапенко к Ерохину, а сама уединилась с Кондрашовым, которому изложила все мои мысли по поводу возможного наличия немецких агентов в нашем отряде. Он внимательно меня выслушал, согласился с моими оценками, после чего заявил, что теперь я могу не беспокоиться, так как у него в этих делах большой опыт и всех шпионов он в короткое время выявит. Меня несколько повеселил его самоуверенный и немного снисходительный тон, но я не стала ему говорить, что кое-какой опыт в этом деле есть и у меня и что на моем счету есть выявленные шпионы. Пусть работает самостоятельно без оглядки на меня. А потребуется, так я всегда помогу.
Вдвоем с Кондрашовым мы нашли Ерохина с Остапенко. Надо отдать им должное – вместо обсуждений они занимались самым важным в данный момент делом – контролировали разборку привезенного самолетом багажа. Насколько я поняла из восторженных возгласов Ерохина, теперь вопросы с продовольствием и с медикаментами в значительной степени решены. Нет, вполне понятно, что есть хочется всегда, но теперь в процессе движения к будущей зоне действий нашего отряда проблем с едой не будет. А Остапенко добавил, что взрывчатки нам тоже должно хватить на достаточно длительный период времени, если расходовать ее будем с толком. С оружием и боеприпасами у нас и так все было в порядке, так что живем! Тут еще к нам посунулся Гольдин и счастливым голосом доложил, что в одном из тюков есть пачки свежих номеров газет «Правда» и «Известия», а также стопка книжечек с названием «Спутник партизана». Молодец товарищ Судоплатов! Все помнит, в отличие от одного из своих инструкторов. Мелькнула мысль, что до сих пор мне везло с начальниками, так как они, кроме всего прочего, исправляли мои огрехи. Вот только теперь я нахожусь в такой ситуации, когда некоторые огрехи исправлять будет некому и некогда. Придется просчитывать варианты с двойной или даже тройной страховкой. Хорошо еще, что теперь есть еще два командира из НКВД. Правда, не совсем ясно, почему для разведки прислали целого лейтенанта. Если бы его назначили командиром вместо меня – это было бы понятно, но тут наоборот. Он оказался у меня в подчинении. Что-то тут нечисто. Надо будет попозже с ним переговорить.
После некоторой суматохи все тюки были вскрыты и распределены. Так как у нас в хозяйстве до сих пор имелись грузовики и мотоциклы, то выдвигаться решили после рассвета. Благодаря этому у бойцов появилось несколько дополнительных часов для отдыха, чем они с удовольствием воспользовались. Теперь, когда у нас развязаны руки, или, точнее, ноги, скорость движения должна заметно возрасти, и я прикинула, что через пару суток мы будем уже на месте. Вот только очень не хотелось бы, чтобы немецкие агенты, в наличие которых я продолжала твердо верить, тоже добрались бы до этого места. Отсюда вытекали два возможных варианта движения: при первом варианте мы должны всех агентов выявить до прихода на базу; при втором варианте на базе разместится только, извините за тавтологию, базовая часть отряда, а всех остальных, то есть существенное большинство, нужно будет разместить где-то в пределах двадцати – тридцати километров. Вот этими вариантами я и озадачила Кондрашова, чтобы ему жизнь медом не казалась. Чтобы окончательно добить особиста, я добавила, что шпиона крайне желательно получить целеньким для возможной дезинформации немцев. Все, особиста можно было оттаскивать и вопрошать: «Кто на новенького?»
Такой гадости он, конечно, не ожидал и несколько приувял, но минут через двадцать нашел меня и твердо заявил, что обеспечит действие по первому варианту. Но при этом не забыл вытребовать себе в помощь одного проверенного бойца для охраны документов и будущих задержанных. Требование было разумным, и одного бойца из своего взвода я временно прикомандировала к особому отделу, пообещав расстроенному пареньку, что через несколько дней его на этой должности заменят. Конечно, все рвутся в бой, и подобные назначения народом совсем не приветствуются.
А я, продолжая думать в том же направлении, прикидывала, какую пользу можно извлечь из тех глупостей, которые я натворила. Ведь я, по сути дела, с ходу приписала к НКВД около двух сотен, строго говоря, случайных людей. Хорошо еще, что цели и задачи нашего отряда и так очевидны. Иначе и это пришлось бы записывать в собственные промахи. Теперь попробую представить себя на месте немецкого агента. Что он уже узнал? Что, сам того не желая, попал в спецотряд НКВД, которым командует глуповатая молодая баба. Так. Узнал, и что же дальше? А дальше ему (им) нужно связаться с руководством, обо всем доложить и получить новые указания. Впрочем, содержание новых указаний можно без особого труда предсказать: командиров постараться захватить в плен, а всех остальных уничтожить. Так, с этим понятно. А что мне, бедной девушке, этому можно противопоставить? Во-первых, лишить агентов связи. Это хорошо, но есть и недостатки: при этом агент поймет, что его раскрыли, что не есть гут. Во-вторых, подсунуть агенту ложную информацию. Например, о маршруте движения или о цели очередного налета. Как однократный вариант это может пройти. А может быть, нам больше и не нужно? Может, и не нужно. Значит, останавливаемся на простейшем варианте: вылавливаем агента, сливаем им однократную дезу, после чего поступаем с агентом по законам военного времени. Вот как-то так. Хорошо? С этим вопросом почти все. Почему почти? А потому, что я уже твердо решила не идти к назначенной нам базе. Выберем стоянку где-нибудь километрах в тридцати и там обоснуемся. Вот поработаем недельку-другую, выясним, кто чем дышит в нашем отряде, тогда и переберемся на основное место жительства. А особист пусть думает что хочет. Он все равно не знает, где находится наша база.
Не знаю, то ли особист наш оказался таким везучим, то ли немецкие агенты после прилета самолета перенервничали, но к концу следующего дня торжествующий Кондрашов представил мне двух задержанных, как он сказал, с поличным. На самом деле из доклада я поняла, что задержание провели четверо бойцов моего взвода, действуя строго по моим указаниям. То есть во время движения они контролировали периметр и заметили, что эта парочка ведет себя как-то странно. Бойцы часто оглядывались и в один прекрасный момент, решив, что за ними никто не наблюдает, попытались свалить. Чудики думали, что на марше легче удрать из отряда. Мои грамотно подождали, пока те не удалятся метров на двадцать, чтобы потом не могли сослаться на случайное отставание, тем более было не отставание, а уход в сторону. После этого субчиков и повязали. А по дороге с задержанными ко мне ребята встретили Кондрашова, который с ходу просек ситуацию, на голубом глазу заявил, что он с самого начала подозревал именно этих двоих, объявил бойцам благодарность за бдительность и взял инициативу в свои руки. Я, мысленно хихикая, сделала серьезное и торжественное лицо и, в свою очередь, объявила благодарность Кондрашову, поставила его всем в пример как человека, сразу грамотно включившегося в работу. При этом незаметно для Кондрашова мигнула ребятам, чтобы те не обижались. Они все прекрасно поняли. Потом я приказала особисту обеспечить надежную охрану задержанных до очередного привала, чтобы не нарушать темп движения. Когда Кондратов, надувшийся от гордости и очень довольный, отошел, мне пришла в голову совершенно очевидная мысль. Я только пожалела, что эта мысль не пришла ранее. Для начала я поменяла охрану у задержанных и отозвала отличившихся бойцов в сторонку.