Особняк впечатлял. Построенный в колониальном стиле еще в прошлом веке, он выглядел тяжеловесно и внушительно. Два этажа (с мансардой – три), толстые оштукатуренные стены, крыльцо с квадратными колоннами и портиком. Печные трубы по торцам здания. От калитки к дому вела посыпанная кирпичной крошкой дорожка, проложенная между рядами подстриженных на уровне пояса кустов. Внутри здания все было так же солидно. Просторный зал-прихожая с камином высотой в человеческий рост, столовая, гардеробная… Кухни нет – располагается в отдельном здании на территории поместья. Хотя некогда была, о чем свидетельствовали трубы, возвышавшиеся над черепичной крышей. На второй этаж с жилыми комнатами вела мраморная лестница с мраморными же перилами и балясинами, а вот в мансардные помещения – деревянная, но крепкая, из дубовых плах. Мансарду, как нам пояснили, сделали позже. Цивилизация не обошла стороной особняк: ванные комнаты с туалетами имелись во всех спальнях; а вот в мансарде ватерклозет один, как и душ. Телефонные аппараты на всех этажах. На стенах – батареи отопления, оно здесь автономное, от электричества. Имелся подвал для вина со стеллажами для бутылок и бочками на специальных подставках – пустыми, конечно.
В прошлом веке поместье строили за городом, но со временем Буэнос-Айрес разросся и подступил к нему вплотную, что есть гуд. Из столицы ездить недалеко. Облазив особняк, я выбрался во двор, где осмотрел подсобные помещения. Кухня, флигель для проживания прислуги, ныне пустующий, гараж на два автомобиля. К нему от кованых ворот вела выложенная брусчаткой дорога. Территория поместья – гектара полтора, обнесена кирпичной оградой. Есть отдельно стоящая терраса, проще говоря, беседка, хотя назвать так капитальное сооружение с черепичной крышей не поворачивался язык. Даже печь-гриль внутри имеется. Отсутствуют только стены.
Особняк сдавался с мебелью, и она мне понравилась. Сделанная на заказ, основательная и удобная.
— Почему дом до сих пор пустует? — спросил у сопровождавшего меня Диего. Он даже на мансарду со мной лазил, несмотря на протез.
— Дорого, сеньор Родригес, — вздохнул бывший тененте. — Пять тысяч долларов в месяц, да еще хозяева требуют предоплату за квартал. Это только аренда. Содержание поместья обойдется тысячи три в месяц. Прислуга, электроэнергия, вода, телефон, налоги. Все это платить нам.
— Заплатим, — сказал я. — Мне нравится.
— Воля ваша, — кивнул Диего. — А прислуга? Хозяева ее рассчитали.
— Поговорите с людьми. Работящих примем обратно, лодырей заменим. Вы теперь управляющий, вам и решать.
— Благодарю, сеньор! — поклонился экс-тененте.
Договор на аренду заключили в тот же день. Я выписал чек на пятнадцать тысяч долларов, и назавтра перевез жену и вещи. Обстоятельства поджимали. Участие в шоу не прошло даром – появились толпы жаждущих исцеления. Следовало организовать прием – и как можно скорее. Связываться с клиниками не хочу – хватит с меня немцев, потому искал особняк. Нашел. Серхио не подвел: я получил разрешение местного минздрава исцелять незрячих детей. Почему только их? Спросите у чиновников.
— Не переживайте, сеньор, — сказал по этому поводу Диего. — Работы хватит. Кроме Аргентины есть Бразилия, где живет сто пятьдесят миллионов человек. А еще Мексика и другие страны Латинской Америки. Не исключаю США и Канаду. Мы, к слову, будем лечить гринго?
— Если хорошо заплатят, — улыбнулся я. — Скажем, десять тысяч долларов с головы. Сам же говорил: аренда дорогая.
Управляющий засмеялся. Не любят здесь американцев. С Диего у нас с первых дней установились добрые отношения. Бывший военный интендант и алкоголик оказался толковым и работящим парнем. Отлично разбирается в местных реалиях, много знает и умеет, ничего не забывает. Превосходное чувство юмора. Годами мы почти ровесники. А еще Диего впечатлило мое воинское звание. Я не стал говорить, что погоны получил после двухмесячных сборов. Здесь офицеров ценят и очень уважают.
Конвейер заработал. Его организация и отладка легла на плечи Диего и двух нанятых им специалистов. В первой половине дня я занимался пациентами от фонда дочери президента. Их привозили на автобусе в сопровождении родителей. Исцеления детей они ждали в беседке, где угощались кофе и печеньем. Пациентов я отпускал по мере исцеления – детям трудно высидеть час с повязкой на глазах. Они бежали к родителям, вызывая у тех слезы и восторг. Вот пусть выпускают пар, не то примутся руки целовать… Больше пятнадцати детей за раз фонд не привозил – обычно меньше. Все упиралось в финансирование. Есть деньги – везут, нет – могли позвонить и извиниться. И вот тут все зависело от расторопности Диего и его людей: следовало оперативно заменить «фондовских» пациентами из собственной очереди, куда записывали детей из состоятельных семей. Платили они по другому тарифу – тысяча долларов за ребенка. Как сказал Диего, нормальная цена даже для не слишком богатых аргентинцев. В крайнем случае можно взять кредит в банке, и его дадут. Деньги фонд перечислял на мой счет, состоятельные родители привозили наличные. Их хранили в огромном сейфе, доставшемся нам от хозяев. Раз в неделю приезжала инкассаторская машина из банка и забирала выручку. Но это я забежал вперед.
Мы едва успели обосноваться в поместье, как в мой кабинет заглянул Диего.
— Звонили из кубинского посольства, — сообщил с порога. — Просили принять их представителя.
— Пусть приезжает, — сказал я. — Какие у вас отношения с кубинцами?
— Хорошие, — ответил он. — В войну они нас поддержали. Помогали оружием – поставляли его через Ливию и Бразилию[45].
И почему я не удивлен? Кубинец приехал в тот же день. Мужчина лет сорока, высокий, жилистый. Одет в штатский костюм, но носит его как мундир.
— Рауль Гарсия, советник посольства, — представился гость по-русски и протянул мне руку. Я ее пожал. — Мы могли бы поговорить?
— Запросто, — ответил я, указав на стул. Встреча происходила в столовой. — Вино, кофе, ром? Вы голодны?
— Нет, товарищ, — покачал он головой. — Но от кофе не откажусь.
Я велел горничной принести напиток и устроился за столом напротив. Несколько мгновений мы рассматривали друг друга. Первое впечатление не обмануло – гость успел повоевать. Суровое лицо с резкими чертами, смотрит, словно целится. Приходилось мне встречать таких орлов в прошлой жизни.
Немного поговорили о погоде, затем принесли кофе, и мы оба сделали по глотку.
— Товарищ Фидель поручил спросить, — начал гость, поставив чашку. — Вы согласны исцелять кубинских детей? Если да, то за какую плату?
Молодец Фидель и его разведка. Не успел начать практику, как разнюхали. Вот такая у них диктатура – первым делом дети.
— Ответ на первый вопрос: да. На второй: бесплатно.
Рауль удивленно уставился на меня.
— Почему бесплатно? — спросил после паузы.
— В 1986 году в СССР случилась авария на Чернобыльской АЭС. Пострадало много людей. Десятки заболели лучевой болезнью. Спасти их могла пересадка костного мозга. И тогда кубинцы, обучавшиеся в СССР, стали донорами. Знаете, какова процедура? Берут шприц с толстой иглой, протыкают ею грудную кость и выкачивают мозг. Это очень больно и небезопасно. Но кубинцы пришли[46]. Считайте, возвращаю долг.
Почему я трепетно отношусь к Чернобыльской теме? Ну, так был там. В 1986 году меня призвали из запаса и направили на юг Беларуси. Командовал взводом в батальоне, охранявшем рубежи зоны. Не по ВУС[47], конечно, но тогда с этим мало разбирались – всех гребли. По итогам этих сборов мне упала на погоны третья звездочка – стал старшим лейтенантом.
— Спасибо, товарищ! — сказал кубинец. — Скажу честно: не ожидал. Информация была другой.
— Что сбежал из СССР ради денег? — улыбнулся я.
— Да, — кивнул он.
— Деньги, если их достаточно, дают человеку свободу. Ему нет нужды думать, как найти работу и прокормить детей. Но когда богатство становятся фетишом, оно превращает человека в раба. Он живет ради денег, посвящая помыслы накоплению сокровищ. Я ценю свободу. И еще. Куба тридцать лет в блокаде. Требовать с вас денег при таких условиях – преступление. Хотя у меня будет просьба.
— Слушаю! — насторожился он.
— Требуется охрана. Поместье расположено за городом, каждый день здесь скапливаются крупные суммы денег. Рано или поздно заинтересуется местный криминал. Аргентинцев нанимать не хочу – среди них могут быть люди из преступного мира или их ставленники. Кубинцам доверяю. Охранникам буду платить. Размещение и питание за мой счет.
— Сколько человек нужно?
— Для начала пять. Дальше будет видно.
— Хорошо, — кивнул он. — Обеспечим. Как собираетесь работать с детьми? Их привозить сюда? По каким дням?
— Лучше нанять теплоход, погрузить пациентов и привести в порт Буэнос-Айреса. Я буду приезжать и исцелять. Эдакий плавучий госпиталь. Это дешевле, чем самолетами. Есть еще причина: исцеляю не только слепоту. Еще детский церебральный паралич и онкологические заболевания.
— Правда? — изумился он.
— Подтверждено практикой в СССР. Но в поместье принимаю лишь незрячих – таково решение местных властей. Иностранное судно не является территорией Аргентины, там могу делать, что хочу. Привозите всех. И еще. У вас есть хорошие микробиологи?
— Думаю, найдутся, — кивнул он. — Вам они зачем?
— Есть идея сделать лекарство против рака.
— Даже так? — подобрался он. — Почему с нами?
— В случае успеха вы используете лекарство для своих людей. Бесплатно.
— В СССР медицина тоже бесплатная, — возразил он. — И ученые там хорошие.
— Мне пока нельзя возвращаться на Родину, — возразил я. Не рассказывать же ему, что произойдет с СССР скоро? Что случится, получи руководство независимых государств доступ к разработкам? Продадут на Запад мигом, а потом страна за огромные деньги будет покупать у них готовый препарат. — В случае успеха поделитесь со мной рецептурой. Таково мое условие.
— Нет проблем, — кивнул он. — Благодарю, Мигель. Я доложу о разговоре товарищу Фиделю. Полагаю, он поддержит. До свидания!
Кубинцы прилетели через день. К поместью группу доставило такси-микроавтобус, которое, развернувшись, немедленно уехало. Понимаю водителя: выглядели гости вовсе не туристами. Сильные, жилистые, стремительные в движениях. У каждого за спиной объемный рюкзак. Одеты скромно и легко – в Северном полушарии весна. А вот здесь – осень и прохладно. Я наблюдал за гостями из окна кабинета. После чего взял портативную рацию и велел сторожу провести их в дом. Через пару минут спустился сам. Поздоровался и представился, заодно рассматривая будущих охранников. Кубинцы назвали свои имена. Они сняли рюкзаки и стояли вольно, но эта кажущаяся расслабленность не обманывала. Волки. Четверо мужчин и одна женщина. И какая! Мулатка лет двадцати пяти, невысокая, стройная, с офигительно красивым лицом и спортивной фигурой.
— Товарищ Исабель, — представил ее старший группы по имени Луис. — Вижу, сомневаетесь, товарищ Мигель. Попробуйте ее захватить.
По-русски он говорил не совсем уверенно, но понятно. Я пожал плечами, подошел к Исабель сзади и обхватил ее руками чуть ниже груди. Из борцовского захвата не вырвешься. В тот же миг изящная шоколадная ножка скользнула мне в промежность, подцепила лодыжку, и я почувствовал, что лечу. На спину грохнулся словно шкаф – хорошо, что на полу оказался ковер. Все равно удар вышиб из меня дух, я невольно разжал руки. Вывернувшаяся из захвата мулатка, оседлала меня и изобразила удар кулаком в горло.
— Готов, — сообщила, ослепительно улыбнувшись. — Признаешь?
По-русски она говорила без акцента. На мгновение я завис, ощутив на себе упругое женское тело. И его запах: чистый, манящий.
— Признаю, — согласился наконец. — Но ты можешь не вставать. Мне так нравится.
Луис перевел мои слова кубинцам, они захохотали. Мулатка смутилась и вскочила. Следом поднялся я.
— Исабель была лучшей в группе, — сообщил Луис. — И еще она училась в СССР, русский для нее как родной. Товарищ Фидель посоветовал нам взять женщину-бойца. Она будет охранять вашу супругу, сопровождая ее в поездках. Заодно обучит испанскому языку.
— Передайте команданте мою благодарность, — сказал я. — Он мудрый человек. А теперь идемте, покажу ваши комнаты.
Кубинцы разместились в мансардном этаже. Комнаты выбирали сами. Исабель нашлась спаленка на втором, судя по всему, бывшая детская. Мулатка только цокнула языком, рассмотрев комнату и мебель.
— Никогда не жила в такой роскоши, — произнесла с восторгом.
— Вы того заслуживаете, — сказал я, едва удержавшись от комплимента. Черт, что со мной? Запал на шоколадку? Только этого не хватало! У меня жена есть. Да, и стар я для Исабели. Вон какие у нее напарники! Молодые, сильные, красивые.
— Размещайтесь, товарищи! — предложил. — Через час встретимся в столовой. Пообедаем, поговорим.
Стол накрыли на семерых – я с Викой и охрана. Прочий персонал отсутствовал – воскресенье. Из прислуги в поместье только повар, вернее, повариха и сторож на воротах. Вот и замечательно: лишние уши ни к чему. Кармелита, наша повариха, приготовила эскалопы из говядины, печеный ломтиками картофель, салат из овощей и разнообразную мясную нарезку. Подала свежий пшеничный хлеб, кукурузные лепешки и вино. Кубинцы принесли бутылку рома. Мы выпили, закусили и набросились на еду. Ели гости с удовольствием – было видно, что угощение им нравится. Так на Кубе продовольствие по карточкам. Никто не голодает, но разносолы в дефиците. Снедь кубинцы просто смели, причем, мулатка не отставала от мужчин. Кармелита подала кофе. Луис и еще один кубинец достали сигары, угостили и меня. Остальные не курили. Виктория, не любившая табачного дыма, попрощалась и ушла. Мы с удовольствием задымили.
— Поговорим об оплате, — предложил я. — Тысяча долларов в месяц устроит?[48] Командиру – полторы.
Исабель перевела.
— Мы согласны, товарищ! — поспешил Луис. Остальные не ответили, но по их лицам было видно, что довольны. А ведь половину отдадут Кубе – у них так принято. Стране отчаянно не хватает валюты – блокада, мать ее. Оттого и живут скудно.
— Питание и проживание бесплатно, — сообщил я. — Если есть предпочтения по блюдам, скажите поварихе. Вот еще, — выложил на стол стопку банкнот. — Здесь десять миллионов аустралей. Купите одежду по сезону, заодно, чтобы не выделяться среди аргентинцев. Ваша слишком легкая и бросается в глаза. Завтра дам вам автомобиль. Водитель отвезет в город, подскажет нужные магазины, поможет с выбором. Сегодня отдыхайте.
— Нет, товарищ Мигель, — покачал головой Луис, прибрав деньги. — Отдыхать мы не будем. С вашего разрешения обследуем поместье. Распорядитесь, чтобы нам дали ключи от помещений.
— Сам и дам, — пожал я плечами. — Даже проведу.
— Вы служили в армии? — внезапно спросил Луис.
— Старший лейтенант запаса. Командир взвода связи.
— Я субтиененте Луис Гальего. Младший лейтенант, по-вашему. Мои спутники – прапорщики, кроме Исабель, она – сардженто де примера, то есть сержант первого класса. Офицерское звание пока не выслужила. Мы на службе и выполняем приказ – любой ценой уберечь вас и вашу супругу от возможных неприятностей. Сообщаю это для того, чтобы знали: мы воинское подразделение и жить будем по своему распорядку. Подъем, зарядка, тренировки. Как офицер, поймете.
— Только не пугайте пациентов, — улыбнулся я. — Шесть дней в неделю сюда приезжают родители с детьми. Это сегодня никого нет. Нежелательно, чтобы вы тренировались на глазах посетителей. А то вдруг Исабель вздумает кого-то повалять.
Мулатка возмущенно зыркнула, но мой спич перевела. Кубинцы засмеялись.
— Не волнуйтесь, товарищ Мигель! — поспешил Луис. — Мы будем незаметны, как положено охране. Нас этому учили. А сейчас покажите нам поместье.
И мы пошли…
В понедельник я представил кубинцев Диего, рассказал, сколько им платить, и велел поставить на довольствие.
— Аргентинцы стоили бы дешевле, — сказал управляющий после того, как Луис и его люди ушли.
— Мне нужны не дешевые, а лучшие, — ответил я. — Будешь возражать?
— Нет, сеньор, — вздохнул он. — Они в самом деле такие! Если б с нами на островах были бы кубинцы, британцы не смогли бы высадиться. Или положили бы свой десант. А сказал потому, что появилась проблема. Мне звонили из фонда дочери президента. Деньги у них кончились, а когда появятся, неизвестно. Что делать?
— Продолжать исцелять. Пусть везут. Десять человек в день. Заплатят – хорошо, нет – переживем.
— Вы плохой бизнесмен, Мигель, — покачал он головой. — Хотя я рад вашему решению. Дети не виновны. Есть и хорошая новость. Позвонил гринго из США. Он согласен заплатить десять тысяч долларов за исцеление сына, но настаивает на проверке результата.
— Пусть везет с собой офтальмолога или нанимает его здесь, — пожал я плечами.
— В этом нет нужды, — ответил Диего. — Офтальмолог он сам…
Американец прибыл через два дня. Худощавый, лысый, молодцеватый. А вот сын толстый и рыхлый – в мать, наверное. Да и двигается мало – у незрячих это проблема. Исцелил я его легко – стандартный случай. Сняв повязку, мальчуган восторженно завопил и попытался вскочить со стула. Отец прикрикнул, усадил сына обратно, после чего принялся его обследовать. Нацепил на лоб сферическое зеркало с дыркой, достал какие-то приборы и приступил. Затем вытащил из сумки свернутую в трубку таблицу, водрузил ее на вешалку и проверил остроту зрения мальчика по ней.
— Великолепно! — сказал, закончив. — Очки не понадобятся. Как вы это делаете, мистер Родригес?
— С Божьей помощью, — улыбнулся я.
— Это навсегда? Рецидивы вероятны?
— До сих пор не было. Но если и возникнут, то коррекция бесплатна.
— Благодарю.
Он протянул мне пачку стодолларовых купюр в банковской упаковке. Я взял ее и сунул в карман.
— У меня к вам предложение, мистер Родригес, — сказал американец. — Мы могли бы поговорить?
Почему бы и нет? Американцы – последние пациенты сегодня.
— Прошу, — указал я на кресло. — Мальчик пока может посидеть на террасе. Кармелита угостит его кофе и печеньем. Или чаем.
— Кока-колой! — потребовал пациент.
— Можно колой, — кивнул я. В доме она есть. Для гостей держим. Я эту гадость не пью.
— Не хотите перебраться в США? — начал офтальмолог, когда мы остались наедине.
— Нет, — покрутил я головой.
— Почему? — удивился он. — Вы могли бы зарабатывать миллионы, получить американское гражданство.
— Не хочу. Мне нравится в Аргентине.
— Жаль, — огорчился он. — Тогда предлагаю сотрудничество. Я буду направлять к вам пациентов. Доходы пополам.
А рожа не треснет?
— Нет, мистер Джонатан. Мой гонорар – десять тысяч долларов с пациента. Сколько с них возьмете вы, мне неинтересно. Только так.
— Хорошо, — вздохнул он. — Сколько пациентов вы готовы принять?
— Десять человек в неделю. Лучше одной группой. День недели, время и прочие подробности согласуйте с управляющим. Вы с ним уже знакомы.
— Вы деловой человек, мистер Родригес, — сказал американец, вставая. — Говорят, что вы русский, более того, из СССР. Это так?
— Да.
— А хватка, как у американца. Жаль, что не хотите переехать в США. Вы бы сделали блестящую карьеру. Если передумаете, сообщите.
— Как только, так сразу, — пообещал я.
Не знаю, как понял это гость, но расстались мы довольные друг другом. Но еще более довольным выглядел Диего.
— Сто тысяч долларов в неделю! — восхитился, услыхав о разговоре. — Я беру свои слова обратно. Вы отличный бизнесмен, сеньор!
А еще гоню замечательный самогон. Шутка…
Первая партия из США прибыла через неделю. Проблем с ними не возникло. Чего не отнимешь у американских врачей, так профессионализма. Сказали, чтоб пациенты до 18 лет, таких и привезли. Предупредили: с сохранившимся зрением от двух процентов, значит, полностью слепых не будет. Не то были прецеденты. Неприятно говорить матери, что ее ребенку не поможешь. Она ведь так надеялась! Аргентинцы в этом отношении похожи на нас.
Но все это произошло позже. Перед этим случилось происшествие, едва не погубившее мои планы, да и меня лично…
Серхио позвонил вечером. Я как раз разобрался с последним пациентом.
— Михаил Иванович! — в голосе помощника президента слышалась паника. — Вам приходилось исцелять инсульт?
— Нет, — ответил я, — но могу попытаться. Результат зависит от сложности случая и состояния пациента.
— Все сложно и плохо, — выдохнул он. — Но попробуйте. Другого не остается. Утопающий за соломинку хватается, как говорят у русских. Приезжайте как можно скорее. Военно-морской госпиталь, район Кабаллито. Я встречу у входа.
— Еду! — ответил я и положил трубку. К счастью, Алонсо нашелся у гаража, где мыл машину. А ведь мог уйти – рабочий день у него кончился. Я и сам могу сесть за руль, но Буэнос-Айрес знаю плохо.
— Гони! — приказал я, запрыгнув в салон. — Военно-морской госпиталь.
«Линкольн», рыкнув мотором, сорвался с места. Гнал Алонсо от души – любит это дело. И машина позволяет. «Кадиллак» я сдал, уезжая из отеля, арендовав взамен автомобиль поскромнее. Но это с виду. Мотор у «Линкольна» мощный, управляемость выше похвал. Я как-то попробовал прокатиться за рулем и остался в восторге. Жаль времени нет отвести душу и погонять вволю.
К госпиталю мы подкатили через двадцать минут. А ничего себе здание моряки отгрохали, модерновое. Оставив Алонсо разбираться с полицией – по пути, мы нарушили все возможные правила дорожного движения, я направился к входу. Серхио ждал у дверей.
— Наконец-то! — обрадовался моему появлению. — Раньше не мог?
— Мой водитель сейчас разбирается с полицией, — указал я за спину. — Летели со всей скоростью, в том числе на красный свет.
— Забудьте про полицию! — махнул он рукой. — Идем. Скорее!
Быстрым шагом мы пересекли холл, вошли в лифт, поднялись на пятый этаж и заспешили по широкому коридору. Возле одной из палат толпились люди. Кто-то в белом халате, кто-то без него. Некоторые в военных мундирах. Погоны, аксельбанты, встревоженные лица.
Серхио что-то сказал по-испански, все уставились на меня. Выражение лиц скептическое. Наконец, кто-то из чинов кивнул, люди расступились и пропустили нас к дверям. Подскочившая женщина забрала наши плащи и помогла надеть белые халаты. Серхио толкнул дверь, и мы вошли.
Еще в коридоре я понял, к кому меня пригласили. Не ошибся. Президент лежал на кровати, весь опутанный проводами. Из угла рта торчала трубка, уходящая к аппарату на стойке. Искусственная вентиляция легких. Хреновые дела. Я привычно просканировал пациента. Плохо. Сердце едва бьется. Менем находился на грани между жизнью и смертью.
У кровати пациента дежурил мужчина средних лет в медицинском облачении. Наше появление он встретил удивленным возгласом. Серхио что-то быстро сказал. В ответ врач разразился возмущенной тирадой, которую сопровождал энергичной жестикуляцией.
— Говорит, что не подпустит вас к пациенту, — перевел Серхио. — Не верит в целителей.
— Он даст гарантию, что вылечит президента? — спросил я.
Серхио перевел. Врач как-то сразу увял и пробормотал нечто мало разборчивое.
— Гарантии не дает, — перевел Серхио.
— Тогда пусть не мешает.
Я подошел к умывальнику в углу, быстро ополоснул руки и вытер их висевшим здесь же полотенцем. Подошел к Менему, по пути бесцеремонно отодвинув медика плечом. Положил президенту руку на темя. Что у нас? Тромб. Небольшой, но наглухо закупоривший сосуд. Тот лопнул, выбросив в мозг порцию крови. Образовалась гематома. Не сказать, чтоб большая, но достаточно, чтобы вогнать президента в кому. То, что он до сих пор жив – чудо. Помогла бы срочная операция, но ее почему-то не сделали. То ли нет высококвалифицированного нейрохирурга под рукой, то ли тот не решился. Оперировать на открытом мозге рискованно даже в моем времени. Ладно, это лирика. Время работать.
Я решил начать с сосуда. Главное – восстановить кровообращение, с гематомой разберемся потом. Восстанавливаем целостность артерии, разжижаем тромб. Это оказалось непривычно сложно, ну, так никогда не занимался. Шаг за шагом, не спеша, я двигался по намеченному пути, пока, наконец, кровь не заструилась по восстановленному сосуду. Половина дела сделана.
Президент внезапно закашлялся и открыл глаза. Завозился на кровати.
— Сеньор президент! — подскочил врач.
— Уберите ему трубку из трахеи! — приказал я. — Пациент способен дышать сам.
Подбежавший Серхио перевел, хотя врач и сам понял. Осторожно снял интубирование. Менем что-то тихо прошептал. Врач наклонился к нему, и ответил.
— Говорит, что у него инсульт, потому не нужно шевелиться, — перевел Серхио.
— Скажите, что я не закончил. Сосуд восстановил, тромб растворил, но нужно убрать гематому.
Серхио перевел. Врач выпрямился и что-то изумленно спросил.
— Спрашивает: неужели такое возможно?
— А он что, не видит? — буркнул я. — Пусть отойдет и не мешает.
С гематомой повозился. Можно было спихнуть на врачей – главное сделано, но сверлить президенту череп… Я постепенно разжижал сгусток, стимулируя окружавшие его ткани впитывать жидкость. Кажется, все. Я убрал затекшую руку с головы президента и поймал его взгляд.
— Грасиас, — прошептали бледные губы.
— Поправляйтесь, сеньор президент! — сказал я по-испански. Эту фразу знаю. — А сейчас вам нужно поспать, — добавил по-русски.
Подскочивший Серхио перевел. Менем смежил веки.
— Вот и все, — сказал я и спросил у Серхио: – Где тут можно покурить?
— Идем! — кивнул он.
Мы вышли из палаты. Важные чины продолжали толпиться у дверей, наше появление они встретили вопросительными взглядами. Серхио произнес длинную, напыщенную фразу. Чины удивленно закрутили головами, а офицер с пышным аксельбантом на плече (гадом буду, главный генерал!) что-то недоверчиво спросил.
— Сомневается, что президент поправится, — пояснил Серхио. — Врачи говорили: безнадежен.
А он, небось, уже задницу к президентскому креслу примерил. Знаем мы таких борзых.
— Сомневается, пусть спросит у врача, — сказал я. — Фирма веники не вяжет, фирма веники плетет.
— Что это значит? — удивился Серхио.
— Целитель дает гарантию. Через несколько дней Менем вернется к исполнению своих обязанностей.
— Я переведу последнюю фразу, — сказал Серхио, что и сделал. Чины удивленно загудели. Я бесцеремонно раздвинул их плечом и направился к выходу. Меня окликнул Серхио, указав на белый халат. Совсем забыл! Подбежавшая женщина, забрала у нас медицинское облачение, возвратив плащи.
— Здесь неподалеку есть хороший ресторан, — предложил Серхио. — Открыт даже ночью.
Мы спустились вниз, вышли из госпиталя и направились к «Линкольну». Выскочивший из салона Алонсо протянул мне несколько листков, разразившись обиженной речью.
— Штрафы, — объяснил Серхио. Он забрал у водителя листки, порвал их и бросил на асфальт. — Завтра позвоню в полицию. Штрафы отменят.
Радостный Алонсо отвез нас в ресторан. Мы оставили его за столиком у дверей, предупредив, чтобы счет за ужин официант подал нам, сами же прошли в глубину зала, где разместились в углу. Спустя несколько минут я уже терзал зубами горячее мясо. Серхио не отставал – проголодался. Покончив с едой, я достал из кармана пачку сигарилл. Нравятся они мне.
— Угостите и меня, — попросил Серхио.
Я протянул ему пачку. Подскочивший официант щелкнул зажигалкой. Мы синхронно выдохнули ароматный дым. Сигариллы, как сигары, курят не в затяжку.
— Не нахожу слов, чтобы выразить вам свою признательность, — начал Серхио. — Вы не представляете, что сделали, Михаил Иванович. Менем у власти менее двух лет. Только-только начались реформы, способные положить конец влиянию военных на политику. Альфонсин не довел их до конца. Если бы Менем умер…
Он закатил глаза и покрутил головой. Ну, да. Свой пост ты бы потерял точно.
— Как это случилось? — спросил я. — Президент не производил впечатления больного.
Я его обследовал при личной встрече – просто по привычке. Никакого атеросклероза. Удивительно здоровый для своих лет человек[49].
— Неожиданно, — сказал Серхио. — Президент работал как обычно: принимал посетителей, подписывал документы. Вечером встретился с делегацией финансистов из Британии. Они прибыли изучить возможности инвестирования в экономику Аргентины. Говорил с ними больше часа. Встречей все остались довольны. Президент ушел к себе в кабинет, и уже там ему стало плохо. Секретарь был рядом, он немедленно вызвал медиков. В госпитале Менему сделали рентген головы. Консилиум решил, что операция не поможет. И тогда я вспомнил о вас…
— Погодите! — перебил я. — Менем разговаривал с британскими финансистами. С кем конкретно?
— Вы кого-то из них знаете? — удивился Серхио.
— Кое с кем знаком.
— В утренних газетах напечатают репортаж и фотографии, — сказал Серхио. — На встрече были журналисты.
Что-то нехорошее у меня предчувствие…
Попрощавшись с Серхио, я отправился в поместье. Там сначала выслушал выговор от Луиса за то, что уехал без охраны. Извинившись перед младшим лейтенантом, пошел к себе. Осторожно принял душ, почистил зубы и скользнул под бочок к спавшей жене. Ага, спала она! Был немедленно изловлен и подвергнут интенсивному допросу.
— Ты куда ездил?
— К пациенту.
— Не ври! (Я охнул от щипка в бок.) Пациенты приезжают сами.
— У этого был инсульт.
— Врешь! (Еще один щипок.) С каких пор ты занимаешься инсультами?
— С тех, как пациент – президент Аргентины.
— Правда?!
— Да, — сказал я обиженно. — Тут, можно сказать, спас свободу и демократию, а меня щиплют, как гуся.
— Прости! — меня обняли и поцеловали. — Ты так неожиданно сорвался и уехал. Вернулся поздно. Решила, что ездил к женщине.
— Как ты могла подумать такое? — изобразил я монолог Никулина из фильма «Бриллиантовая рука». — Мать моего будущего ребенка! Не могу это пережить. Пойду, накапаю себе сорок капель.
— Я тебе накапаю! — меня крепко прижали к упругой груди. — Есть лучшее средство снять стресс.
И мне его сняли. Осторожно, исходя из сложившихся обстоятельств, но вполне действенно.
— Доволен? — спросила Вика, пристроив голову на моем плече.
— Да, — ответил я. — А ты?
— Я довольна всегда, можно сказать перманентно, — она хихикнула. — С тех пор как познакомилась с тобой. Ох, Миша! Живу как помещица. Дворец, прислуга, даже личная охрана. Кстати, эта Исабель очень милая. Вежливая, образованная.
— Шоколадка, — хмыкнул я.
— Не ожидала, что мой муж – расист, — фыркнула Вика. — Исабель красивая.
— Только загорала много.
— Прекрати! — приказала жена. — С чего взъелся на девочку? Ты ей, кстати, нравишься. Она видела, как исцеляешь детей, и пришла в восторг.
— Бог с ней! — соскользнул я с темы. — Как там маленький? Не толкается?
— Буйствовал немного, — хихикнула Вика, — но потом успокоился. Что он делает сейчас?
— Сосет пальчик.
— Какой?
— Большой на правой руке.
— Будем отучать, — строго сказала жена. — Дурная привычка.
— Это точно, — подтвердил я и не заметил, как соскользнул в сон. Непростой выдался день…