Борха шел домой.
Длинный день, тяжелый день…
С утра – родители. Не то чтобы они против переезда сына – семейство Лейва было легким на подъем. Но сами-то они переезжать никуда не собирались! И сыну не верили.
Не может смута долго длиться!
Глупости это!
Вот придет новый император, и все встанет на свои места. Обязательно.
Когда придет? Скоро, наверное…
Не то чувствуешь? Так ты и ошибаться можешь… бывает. Зачем сразу паниковать? Зачем дергаться? Никуда отъезд не убежит, да и зима скоро…
А Борха понимал: может быть поздно!
Родителей он не убедит… Что ж! Хоть свою семью спасет!
Еще и брат… идиот! Шейва Лейва! Смотрит воловьим взором, хлопает глазами… Бор, ты чего? Все будет хорошо…
Будет, понятно!
Вопрос – сколько с вас шкур сдерут до того момента? Особенно если вы принадлежите к эфроям, нации, которую не любят по определению.
За что?
За все.
За повальную грамотность, за повальную чистоплотность, за собственную веру, за следование обычаям… За все. Ибо единственное, чего не прощает один человек другому, – это видимых отличий. Как триггер срабатывает – чужак! Порвать! Убить!!! И – готово.
Начинается возмущение, недовольство, негодование, потом погромы, убийства…
Много чего было в истории эфроев, что им не хотелось вспоминать. А только и забывать не стоило, если не хочешь получать по лбу теми же граблями, да раз за разом…
Борха носом чуял беду и хотел сбежать. Сегодня днем встречался с одним жомом…
Освобождение там или оледенение, но люди таки хотят красиво одеваться, и им нужны хорошие портные. А Борха был именно таким. Костюмчик здесь, блузочка там, пальто тут… Так связи и заводятся. И жом Сокол готов был помочь своему портному выехать из Ирольска. Более того, даже из Русины. Подорожная до Свободных Герцогств была выписана с избытком – аж на пятнадцать человек.
Пятнадцать!
Всем бы хватило! Надо только вписать – кого! А едет шестеро… может, еще сестра с мужем и двумя детьми…
Творец, за что караешь людей слепотой?
Задумавшись, Борха сразу и не заметил темную тень, выступившую из подворотни.
– Эй, ты, а ну хиляй сюда!
Мужчина дернулся, метнулся туда-сюда, но позади подходили еще две тени.
– Глянь, эфрой.
– Точно!
– Жирненький гусь!
– Щас мы его ощиплем… карманы выворачивай…
Борха задрожал.
Драгоценное разрешение!
– Я отдам… я сам все отдам…
– Отдашь, куда ты денешься! – Один из мужчин поигрывал дубинкой. И Борха вдруг отчетливо понял: никто его отпускать не собирается. Сейчас подождут, пока он разденется, чтобы не пачкать одежду, по нынешним временам и это ценность, а потом…
Творец, за что призываешь?! Помилуй душу мою!
– Раздевайся, – подтвердил его предположения третий.
– Торы, я все отдам. Прошу вас, только отпустите…
– Кочан капусты тебе торы, – огрызнулся грабитель. – Ну?!
– Умоляю, пощадите! – всхлипнул Борха, надеясь уж вовсе непонятно на что и принимаясь расстегивать пуговицы пальто.
За что и получил дубинкой под ребра, воздух с шумом вырвался из груди, эфрой согнулся вдвое, и его вырвало.
– Шевелись, …!
Борха понял, что это конец.
Но…
– И какого хрена тут творится?
Звонкий женский голос прорезал мрак переулка, словно клинок. Негодяи шарахнулись, потом оглянулись – и успокоились. В начале переулка стояла девушка.
Невысокая, симпатичная, кажется, с хорошей фигуркой, руки в карманы, ноги расставлены… Поза уверенного в себе человека, который ничего не боится.
Но как?!
– Слушь, чикса, хиляй сюда. Мы тебя пригреем, – заржал один из грабителей, тот, который стоял ближе всех к Борхе.
– Да, давай к нам, баб нам не хватает, – поддакнул второй.
Третий просто отпустил непристойность.
Девушка фыркнула.
– Считаю до пяти. Те, кто не сбежит, – здесь и лягут. Один.
Ответом ей был еще более густой мат.
Борха задрожал. Его тоже поторопили матом – и взмахом дубинки перед носом. Наверное, он бы обмочился от страха, но…
– Пять!
И что-то негромко, но отчетливо захлопало.
В гробу бы Яна видела тот Ирольск.
А куда деваться? Здесь есть железнодорожная развязка, здесь есть возможность отправить с кем-нибудь Нини… с кем и куда? Вот вопрос!
Яна подыскивала попутчиков уже третий день. Отчетливо понимала, что еще до-олго провозится… и куда деваться?
Не бросишь малявку и не отправишь абы с кем. Это как убить…
Но и найти сразу кого-то порядочного – нереально. Быстро найти – и то чудом покажется.
Вот кто бы Яне объяснил, в какое место уползает порядочность, когда начинаются беспорядки? Люди сразу вспоминают, что своя шкура ближе к телу, что они произошли от обезьян и что съеденный банан лучше несъеденного. И начинается такое…
Ей-ей, мечтаешь стать удавом Каа и сожрать всех этих бандерлогов! Цинично сожрать, с костями и тапочками! И не получить несварения желудка…
Увы. Мечты, лишь мечты…
Мимо переулка Яна вообще прошла чисто случайно. И только чье-то бормотание заставило ее сменить курс.
Так бы она и наплевала на все. Подумаешь – грабят! Не убивают же!
Или – уже? Звук удара, всхлип…
Яна махнула на все рукой – и свернула в переулок.
Ну да.
Трое бандерлогов ощипывают местного Маугли. Кто б сомневался? Ну а раз свернула… дальше Яна не колебалась. Или ты – или тебя. Или проходи мимо, или стреляй первой.
Закон Дикого Запада в действии. Закон Дикого Запада – действенен!
Яна честно предложила подонкам убраться дальше, чем она видит. Но ее словам не вняли. Увы.
Первую пулю получил тот, кто стоял ближе других к Яне. Вторую тот, кто был ближе к пострадавшему. Третья досталась третьему. Насмерть. А нечего дергаться, когда в тебя стреляют! Яна целила в грудь, а попала в лоб. Мужик как раз пригнулся, собираясь броситься на нее, и словил пулю прямо в макушку. Целилась бы – так не попала! Судьба.
– Тебе, Хелла. Приятного аппетита.
Спасенный застыл памятником самому себе.
Яна цапнула его за руку.
– Ноги!!!
Сунула револьвер обратно в карман – и потянула за собой пострадавшего. Кто его знает… выстрелы все же. Городовых тут с начала революции нет, но мало ли кто набежит на поживу?
Лучше убраться с места происшествия.
Борха двигался за женщиной, как сомнамбула. Ноги переставлял, но разум включился намного позже, в какой-то забегаловке.
Яна лично поставила перед ним рюмку с выгонкой.
– Пей!
Борха опрокинул ее – и охнул. Отправил в рот ложку квашеной капусты, выдохнул… в голове чуть прояснилось, потом тепло ударило в желудок, разошлось по телу, перестали дрожать колени.
– Спасибо вам, тора!
Яна скрипнула зубами.
Маскируйся, не маскируйся, а в ней за версту узнают тору. И это не волосы – косу она убрала под куртку. А что тогда?
– Не за что. Пойдем, провожу до дома. А то опять прицепятся…
– Тора, вы…
– Вооружена и очень опасна, – хмыкнула Яна, вспоминая плакаты.
– Вы мне жизнь спасли!
Яна пожала плечами. Спасла – и спасла, не все ж ей убивать? Пусть и доброе дело на ее счет запишется.
– Все в порядке, жом. Не переживайте так, все будет хорошо… вот, выпейте еще рюмку – и я провожу вас до дома.
Борха послушно хлопнул еще одну рюмку.
Непьющему эфрою хватило.
И адрес назвал, и разрешил Яне себя провожать, и всю дорогу жаловался на родных.
Не понимают!
Уезжать не хотят!
Он разрешение достал! Деньги на отъезд есть! Что еще нужно?!
Нет, не хотят… а свою голову людям не приделаешь. Но как это обидно, когда родные тебя не понимают! Как больно!
Как несправедлива жизнь!
– Нини, можешь порадоваться.
– Да?
– Может быть, на днях ты уедешь.
– Куда? Яна?!
– В Свободные герцогства. В Альден. Советую.
– Яна!
– Ты против эфроев ничего не имеешь?
– Эф-ро-ев?
– Ага. Поедешь с ними. Перекрасим тебя, загримируем, и поедешь.
– Яна, это немыслимо!
– Можешь оставаться. Погибнуть здесь – оно куда как лучше. И главное, так благородно! Может, потом даже канаву позолотят!
– Какую канаву?
– В которую твой труп сбросят! Золотым забором обнесут и зевакам показывать будут.
– Ты злая…
– Не я такая, жизнь такая.
Нини надулась, но Яна не собиралась обращать внимание на ее нежные чувства. Лапами грести надо, лапами! Надо уезжать – поедешь! Хоть чучелом, хоть тушкой, как в том анекдоте! И с эфроями, и загримируешься, и по-эфройски заговоришь! Понадобится – еще не так раскорячишься!
Но раз уж девчонке требуется время смириться с обстоятельствами – пусть. Получит она пару дней, а потом Яна впихнет ее в поезд – и переведет дух.
Хоть один человек из жизни Анны будет в безопасности. И можно будет рвануть в Звенигород.
– Творец, прими душу чада своего в ладони свои, обереги ее и сохрани для долгой дороги…
Поминальная молитва читалась с душой.
Старенький священник молился за несчастного императора и его семью и сам чуть не плакал.
Как же так?
Как же это?
Тор Изюмский не плакал. Не клялся отомстить, не ругался, не…
Он был занят. Он слушал доклад.
Да, стоило бы отдать последний долг мертвому императору, но Петер УЖЕ мертв, ему уже все равно, а под началом тора живые люди. Которые от него зависят.
Значит – нужна информация. Вот ее для тора и добыли.
Картина складывалась интересная.
Петер с семьей и несколькими доверенными слугами, не бросившими господина в беде, жил в небольшом доме, за городом. Выезжать им не разрешалось, продукты доставляли на дом…
Потом приехал человек из Звенигорода. И с ним несколько вооруженных (доверенный сказал – обору́женных, но сути это не меняло).
Зачем?
А вот затем.
Император – это не просто человек, это символ. Поди найди того, кто руку на символ поднимет! Здесь провинция, здесь нравы не настолько вольные.
А в столице кого хочешь найти можно. И руку поднимут, и ногу…
Итак, приехали вооруженные люди, поехали к императору – и пропали. Кто-то их всех перестрелял. И император тоже погиб. И его семья.
И – как?
Как что произошло? Кто-то был в доме – посторонний? Ходят слухи, что кто-то спас нескольких дочерей императора. Вроде как двух не хватает…
Или не спас, а просто увез тела?
Но Тору Изюмскому, что интересно, доставили семь тел.
Император, императрица и пятеро дочерей. Слуг тоже доставили, но отдельно.
Освобожденцы стараются исключить все возможности? Сделали все, чтобы предотвратить появление самозванцев?
Или…
Сделали все, чтобы не поверили настоящим правителям.
Тор Изюмский побарабанил пальцами по стене. Сложно, м-да… И что делать? Как быть? Хотя он и так знает.
Отпеть и похоронить несчастных. И отправить телеграмму знакомому. Известие о гибели императорской семьи заинтересует людей. Главное, подать все правильно.
И начать поиски.
Говорите, второй машины не было рядом с домом? А куда она уехала? Где заправлялась?
Для машины нужен керосин, его надо где-то покупать… хотя по этим следам не пройдешь, керосин нынче товар ходовой. Если кто машину видел… надо разослать людей…
Но если императорскую дочь – пусть одну! – увезли на машине, могли и догадаться никому ничего не показывать. Пришел человек, купил керосин, а машина ждет в лесочке или еще где…
Как это все сложно!
А еще…
Императора убили.
Страна полыхнет, узнав об этом. И не освобожденцам потушить тот пожар. Но если есть кто-то из императорской семьи…
Кто-то есть…
Кто-то жив…
Определенно, иначе бы освобожденцы на переговоры не пошли. А значит, надо известить всех. Пусть ищут, пусть знают…
Тору Изюмскому предстояло много работы.
– Что у нас с продовольствием?
Вот вопрос!
Создавая проблемы Петеру, Пламенный не учел, что последствия разгребать придется ему. И…
Крестьяне собрали урожай. Сложили в амбары. И – все.
Ярмарки не проводились – опасно. Зерном не торговали – не получается. Нет покупателей, не на чем его вывозить… Заводы потихоньку вставали, города сами себя никогда не обеспечивали, а подвоза из деревень не было… в городах может начаться голод.
Ладно, все города Пламенного не интересовали. Но Звенигород, в котором он и сам располагался?
Он взлетел на волне бунта, а вторая волна может накрыть его с головой – и утопить.
И что делать?
Вариантов было два.
Либо налаживать хозяйство – долго и тяжко.
Либо принять меры сейчас. А именно – послать… продотряды, к примеру. Которые поедут по деревням, выгребая все зерно… конечно, с приказом заплатить, он же не зверь! Правда, платить особо и нечем, но позднее – обязательно. Выписать долговые обязательства, которые можно будет обналичить в следующем году… или через пару лет.
А еще хорошо бы ввести карточную систему и спецпайки. И поощрять особо отличившихся. Веселее работать будут!
Все равно торов теперь нет, крестьяне им ничего не должны, считай, их от кабалы избавили. Вот и пусть помогут своим освободителям!
Жом Пламенный подумал пару минут, потом коснулся колокольчика.
Секретарь заглянул внутрь.
– Жом Тигр еще не вернулся?
– Нет, жом Пламенный.
– Тогда найди мне жома Урагана.
– Урагана, жом Пламенный?
– Абсолютно точно.
Секретарь исчез, а жом Пламенный задумался.
Не наломают ли они дров? Но тут главное – удержаться. Если они какое-то время протянут, то справятся, во власти – как с норовистой лошадью, оседлать сложно, удержаться первое время еще сложнее, а потом она постепенно покоряется седоку, и можно даже расслабиться. Но это потом, потом…
– Звали, жом?
Ураган вошел в дверь без стука. Высокий, худощавый, с темными волосами и выпученными глазами фанатика, горящими внутренним огнем, он производил впечатление абсолютно безжалостного человека. Да таковым он и был, верный пес Освобождения…
Пламенный даже иронизировал про себя, что нет другого настолько закованного в цепи освобожденца, как Ураган.
А еще – настолько неудержимой силы, которая подхватит, закрутит – и не отпустит. Снесет, свернет горы, высушит моря… сила!
Урожденный тор, более того, происходящий из семьи священника – и такое… уродится же!
– Звал. Жом Ураган, у меня есть для вас задание.
– Слушаю, жом Пламенный?
– Жом Ураган, если мы ничего не предпримем, в стране вскоре начнется голод. И мы должны быть к этому готовы.
Ураган слушал начальника… ладно, соратника (мы все равны в своем освобождении!), внимательно и серьезно. А когда жом Пламенный договорил, произнес лишь одно слово:
– Полномочия.
– Любые, – успокоил его жом Пламенный.
– Войска?
– У нас их не так много, сейчас около девяноста тысяч. Вам я могу выделить два полка. Берете?
– Лучше, чем ничего… откуда начинать?
Жом Пламенный немного подумал, подойдя к карте Русины. Провел пальцем…
– Вот отсюда? В Карунской области испокон веков были самые богатые урожаи. Начинайте отсюда и постепенно смещайтесь к востоку.
– Слушаюсь, жом Пламенный.
– Сегодня на общем собрании мы дадим вам все полномочия. Не подведите Освобождение, жом Ураган.
– Жизнь положу!
Мужчина вышел.
Жом Пламенный только головой покачал.
Жизнь он положит. Ага, кто бы сомневался. Только – сколько жизней и чьих?
– Тор полковник, вам письмо!
Полковник Алексеев принял конверт не без дрожи. Времена такие, плохих новостей дождешься быстрее, чем хороших.
И вестовой скакал…
Илья решительно сломал печать и развернул бумагу.
Что ж, в чем-то Илья был с ней согласен. Да по всем пунктам… Но…
А если Анна жива?
Илья решительно отогнал эту мысль.
Не может она быть жива.
Не может.
А если и выжила – простите, это курам на смех! Какая из нее наследница?! Анна, хрупкая, нервная, с тонкими запястьями и вечно испуганными карими глазами, его нежная лань, его ручная девочка… Наследница?
Нет, как это ни печально, но – так уж вышло. Анна умерла, на этом все. А сам он…
У него есть приказ, он будет стоять до конца. Родители сберегут и Жоржи, и Ирочку, все у них будет хорошо. А у него…
Что будет – то и будет.
Илья не задумывался о будущем. У него есть приказ, у него есть цель. Больше ему и не надо было.
– А как твоего кота зовут?
– Сталин. Но на Смайлика он откликается.
– А кто такой Сталин?
Борис Викторович, присутствовавший при этой сцене, только головой покачал.
– Поколение ЕГЭ.
– А ты не знаешь, где у компа мать, – огрызнулась девочка.
Борис Викторович сдвинул брови, но Анна уже вмешалась:
– Кира, я тоже не знаю ничего о родителях твоего компьютера. Поэтому мы можем обменяться ценными сведениями.
Девчонка фыркнула в чашку.
– Ауч! Родителях! Ты жжешь!
– Полный ауч, – мирно согласилась Анна, видя, что складки на лбу работодателя разглаживаются. – А кот – похож.
– На смайлик?
– На Сталина. Усы, глаза, масть… вот трубку не курит, а так бы – копия.
Котяра действительно был здоровущий и мощный. Его Гошка подобрал, судя по воспоминаниям Яны. Увидел кота на дереве, начал просить мать… Яна полезла, сняла хищника, потом решили оставить у себя, пока хозяева не найдутся… Так и не нашлись.
Кот был красивый. С густой шерстью, торчащей, как щетина у кабана, с громадными желтыми глазами и роскошными усами. Черными, понятно, как и весь котяра. Такого ночью увидишь, креститься начнешь.
– А кто хоть такой Сталин? Ну правда?
Анна покосилась на хозяина дома.
– Борис Викторович, вас не затруднит просветить нас? Как молодых и глупых?
Мужчина оценил ее усилия. И не отказался. Короткая лекция заняла десять минут и в комплекте с мороженым пошла на ура. Кира слушала, потом подвела итоги:
– Чел был мощный.
– Лучше и не сказать, – согласился ее отец. Анна промолчала.
Ее ведь взяли в дом не только ради воспитания. Еще хорошо бы, чтобы девочка нашла общий язык с отцом. Она чем-то похожа на Нини…
Анна уйдет. Но хоть кому-то она добро сделает.
– Роза Ильинична, – вспомнил мужчина при появлении экономки. – У Анны есть кот, Сталин. Она его сегодня привезет, позаботьтесь, чтобы все были в курсе, а зверь – поставлен на довольствие.
Судя по лицу экономки – она в восторг не пришла.
Анна посмотрела на нее.
– Он умный. Приучен не гадить где попало, не дерет мебель и ловит мышей.
– У нас нет мышей.
– На сухой корм он тоже согласен, Роза Ильинична.
– Закупите, – распорядился Борис Викторович. И бросил на стол несколько купюр. – Кира, съездишь за котом, возьмите машину, прокатитесь в ветполиклинику, пусть животному сделают все прививки. Здесь не город, нахватает клещей…
Анна об этом не подумала. Наверное, потому, что Яна клещей подхватывала. Вытаскивала, махала рукой и двигалась дальше. Подумаешь, проблема! Клещ! Ха!
– Благодарю вас, Борис Викторович.
– Шофера зовут Роман.
– Роман?..
– Андреевич. Смирнов. Роза Ильинична, распорядитесь. И если что-то нужно в городе – дайте ему список.
– Спасибо, Борис Викторович.
Господин Савойский махнул рукой – и вышел из столовой. На работу…
Кира вертелась как на иголках. Девочке было интересно, любопытно, и вообще…
В каком-то смысле ее жизнь была весьма ограничена. Элитная школа, в которой по пять человек в классе, у всех одинаковые дома, родители, интересы… Поселок – тоже все предсказуемо. А больше-то ничего и не было.
Спорт? Тренируйся, дома есть спортзал, тренер приедет. Музыка? Танцы? Да хоть спортивное фехтование! Все на дому!
Удрать?
Ага, все такие умные стали, сами бы попробовали! Это звучит красиво, а в реальности… Интернет – и тот обрезали, на некоторые сайты не войдешь, часть фильмов не загрузишь. Как объяснила Кира, отец постарался. Нанял какого-то компьютерщика, устроили серверную, чтобы подростковые мозги не смущать…
Анне это ни о чем не говорило. Но… по ее опыту – надо было не запрещать, а наоборот – разрешить. Только под присмотром.
К примеру, Яна не курила и не пила. Могла, и меру свою знала, но – неинтересно. Ее отец ничего дочери не запрещал, наоборот, сам дал сигарету. Только не смоли бычки под елкой, это вульгарно… Яна выкурила парочку, удовольствия не получила, а раз не запрещают – чего напрягаться?
То же и с вином.
Первый раз Яну напоил ее отец.
Наливали ей по требованию, просто ограничивали по количеству вина, не больше бокала, но однажды, когда ей исполнилось шестнадцать, отец разрешил не сдерживаться. Яна напилась в стельку, проблевалась наутро и запомнила ощущения.
И норму свою тоже знала.
И напиваться не хотелось.
А зачем? Не запрещают же, неинтересно…
Разве что наркотики Яна не пробовала. Но тут опять ее отец постарался. Свозил дочку на экскурсию в психушку и в морг. Дешево, сердито, доходчиво… Ладно, травку она все же попробовала – и до сих пор себя корила.
А вот Анне запрещали все. Особенно предостерегали от мужчин. И?
Гошка-то существует!
Вот и дом. Временное пристанище.
Кира смотрела квадратными глазами.
– Хочешь пойти со мной? Или в машине посидишь?
– Схожу, – тут же отозвалась девчонка.
– Сколько вам потребуется времени? – спросил водитель.
– Минут тридцать, может, чуть больше. С вашего позволения, я загляну к соседям – и дам точный ответ. Если кот на месте, то я соберусь быстро. Если нет – поищу его по соседям.
– Заглядывайте, – разрешил водитель.
Анна подождала, пока ей откроют дверцу, подадут руку – и только потом подмигнула Кире и вышла из машины.
– Перенимай.
У Киры так не получалось, но какие ее годы?
– Можно подумать, у меня ног нет.
– Кира, ты совершенно не умеешь лениться.
– А?!
Ладно бы – учиться. Этого Кира ожидала. Но лениться?
– Допустим, тебе скажут – ты не умеешь… вязать свитера. Что ты скажешь?
– Пошлю куда подальше…
– Кира, ты не права. Надо сказать – да, я не умею, научите меня, пожалуйста. Во-первых, ты уймешь зануду, во-вторых, получишь свитер, в-третьих, при определенной ловкости, его свяжут для тебя и за тебя, а ты сможешь полениться и почитать книжку. Или поиграть в игрушку…
– Хм.
Роман Андреевич фыркнул. Но на Анну покосился с уважением.
Вроде молодая, а кажется, не дура.
Водитель по определению один из самых осведомленных людей в доме. Вот и Роман, который работал у Савойского уж лет десять, кабы не больше, был в курсе всех проблем работодателя.
Ну не везло тому с бабами. Не б…, так шлюха, не шлюха, так идиотка. Специально они ему попадались, что ли? Одна даже с Романом заигрывать пыталась, пришлось послать. Мало ли что с такой намотаешь, лечись потом! А девчонка, конечно, все это видела.
И не радовалась.
Сначала-то было неплохо, пока мелкой была, лет до десяти. С ней и бабка возилась. Но потом мать Савойского умерла, а девчонка, за которой не стало пригляда, принялась дурить. Оно и неудивительно.
Раньше бабка от нее мачех гоняла, и девчонке нервы трепать не давала, следила, внимание уделяла… Кира себя не чувствовала заброшенной. А потом – понеслось.
Отец целый день на работе, мачеха гадостей наговорит, да еще подростковый возраст… одно к одному, и пошла чудить. Отец ей слово – та пять. Может, и не со зла, но с девочками тоже надо уметь обращаться. И побежала по семье трещинка…
Лизка еще… Роман ее видел. И понимал, что стервочка она та еще, любви к девочке от нее не дождешься… но хоть бы не пакостничала? Ан нет! Надо самоутвердиться! За счет кого? Понятно, Киры.
Девчонка раз сорвалась, два сорвалась, хамить начала…
Роза Ильинична от Анны была не в восторге, а вот Роман постепенно приглядывался. А вдруг? После вчерашнего и начал, когда горничная, подававшая на стол, рассказала ему, что происходило. Хищная девочка оказалась, а с виду: одуванчик одуванчиком.
Анна тем временем вошла в ворота.
Да, убогость…
Ну так что же? Человек может подняться над своим окружением, просто он не часто это делает. Свинюшкой и в грязи куда как удобнее, чем ракетой – и к звездам. Это ж трудиться надо, работать, превозмогать себя. А не просто развалился – и хрюкай!
И не успела она оглянуться, как на нее налетела Ольга Петровна.
– Яна, у меня к тебе серьезный разговор!
– Добрый день, Ольга Петровна. Слушаю вас внимательно.
– А, да. Добрый день, – поздоровалась активистка, которая элементарно забывала про все правила приличия. Не до того, понимаешь ли, когда душа алчет мировой справедливости! – Яна, у меня к тебе вопрос. У тебя лишние вещи есть?
– Ольга Петровна, а зачем вам мои ненужные вещи? – осторожно уточнила Анна.
Мало ли что?
– У нас в соседнем доме поселилась такая милая семья, такие хорошие люди… приехали из… ох, откуда ж они приехали? А, из Керчи! Он татарин, даже мулла, она татарка, у них шестеро детей, вот я им ненужные вещи собираю…
– А у них своих нет?
– Есть, но мало, конечно!
Анна подумала, что может пожертвовать пару джинсов. Если там шестеро детей…
– Сколько лет старшему ребенку? У них мальчики, девочки?
– Старшему, мальчику, двадцать шесть, второму сыну двадцать четыре, дочери двадцать два…
– Скажите, тетенька, а работать ваши татары не пробовали?
Кира вошла во двор и теперь стояла у Анны за плечом. Ольга Петровна поглядела на нее как на врага трудового народа.
– Ты не понимаешь?! Они же недавно приехали! Только дом купили… кто ж их возьмет на работу?
– На дом деньги есть, а на шмотки нет?
Такого вопроса «Безумная активистка» не предусмотрела. Но и не растерялась.
– Последнее выгребли, не иначе!
Кира серьезно кивнула.
– Отцу на фирме постоянно уборщицы требуются. И дворники – текучка. Если мусульмане – так пить не будут?
Ольга Петровна пожала плечами.
– Не знаю… наверное.
– Я поговорю с отцом. Как фамилия ваших татаров? Татаровьев?..
– Татар, – поправила Анна.
– Пофиг. Так как?
– Мамедовы.
– Учту… Фирма – «Савой плюс».
Под это дело Анна потихоньку смещалась к дверям дома Селюковых. Постучала.
Тамара Амировна открыла почти сразу.
– Яночка! Доброе утро!
– Утро доброе, Тамара Амировна. Скажите, мой кот у вас?
– А то как же!
– Посмо́трите, чтобы не успел сбежать? Пожалуйста? Я работу нашла с проживанием, кота беру с собой.
– Яночка, так ты и дома теперь не будешь?
– Буду, – кивнула Анна. – Один день в неделю у меня выходной.
– Это хорошо. А что за работа? Сколько платят?
– Домашний учитель. Вот моя подопечная, – Анна показала глазами в ту сторону, откуда доносился голос Киры. Тамара Амировна оценила – и покачала головой.
– Ох и оторва! Намаешься ты с ней, Яночка!
Анна улыбнулась.
– Я тоже не подарок.
– Но и не проклятие.
– Кира – тоже не проклятие. У любого человека бывают сложные времена.
– Ну да, ну да…
Анна пожала плечами. Высокие разговаривающие стороны остались при своих мнениях.
– Я соберу вещи, пожалуйста, не выпускайте Смайлика?
– Хорошо.
– И… Тамара Амировна, что тут за Мамедовы? Очередная инициатива Ольги Петровны?
Женщина закатила глаза.
– Ох, Яна… Это кошмар!
Почему-то Анна и не сомневалась. На ее памяти, те, кто громко кричат, никогда ничего полезного не делают. Насмотрелась во дворце – хоть список составляй. Чем громче слова, тем мельче дела, закон такой. Судьба.
Кисмет.
Означенные татары действительно были из Керчи. О причинах переезда не распространялись, но…
Мулла, который глава семьи (хотя кто его знает, был ли он муллой?), выпивал и колотил супругу. Старший сын работал грузчиком. Средний и еще один средний не делали ничего, даже грузчиками не работали, дочери сидели дома и якобы помогали матери, младший…
Младший был еще мал. Хотя пятнадцать лет – вполне сознательный возраст, можно уже и мозги отрастить, и руки[12].
Андрей Владимирович с ними уже разговаривал на эту тему. Нечего тут водку пьянствовать и дисциплину хулиганить! Своей шантрапы – отгрузить некому, еще и понаехали тут? Уж простите!
Коли ты гость, так веди себя как гость. А забывшего вежество хама могут и пинком под копчик попросить.
Анна подумала, что это надо будет рассказать Кире. И пошла собирать вещи.
В рюкзак (не было у Яны под рукой чемодана!) отправились вещи, которые отдала ей тетя Катя. И Анна потащила его к двери.
Потом передала Роману Андреевичу и достала переноску для кота.
– Красавец! – искренне восхитился водитель зверюгой.
И верно, в коте было килограмм десять, Яна как-то взвешивала. И это не жир! Это мышцы. Мощные, литые мышцы дворового кота, который и за крысой, и от собаки (а иногда – и на собаку!), и на дерево, и через забор…
Кот охотно пошел на руки к хозяйке, но в переноску не захотел.
– Да и не страшно, – махнул рукой Роман Андреевич. – Удержите, если что?
И держать не пришлось.
Кот развалился на заднем сиденье так, словно всю жизнь в машинах ездил. Попробовал запустить когти в кожаный чехол, получил по лапам и с недовольным видом принялся вылизывать хвост.
Кира тискала его, и на раскрашенной мордяхе было столько счастья… Анна искренне не понимала – почему девочке раньше ничего не разрешили? Завела бы хоть хомяка… так нет же! Не дали!
Но почему?!
Яна махала рукой вслед отъезжающему вагону и сама себе напоминала мадагаскарских пингвинов: улыбаемся и машем!
Какое счастье!
Вот уж воистину – купи козу, а потом убери козу! И будет, будет тебе счастье! Настоящее!
В виде скинутой с рук Нини…
Хелла, наверняка твои шуточки! Нет бы всех прибрать, так ведь даже ты эту соплюшку выплюнула… пардон!
Яна поежилась, словно рядом почудился смешок богини. Хотя чего там? Если боги развлекаются за счет людей, так они за ними и наблюдают.
Еще и подарки дарят… Собственно, подарок Яна получила, но опробовать было не на ком. Не ходить же по улицам и не убивать для краш-теста?
А еще – убить можно одного человека за один раз. Можно и больше, но тогда Яна благополучно помрет, а ей еще рано. У нее еще дела.
Надо в Звенигород.
Но это она еще устроит. Ох, как же на душе сразу легко и спокойно! А как все грустно начиналось!
До Ирольска они доехали. С проклятиями и матюгами, но Яна дотащила до места и машину и девчонку. А потом как?
Да просто!
Машину столкнула в овраг и как следует забросала ветками, чтобы не нашли, девчонку и саквояж с драгоценностями потащила чуть не на себе. Благо по дороге крестьянин на телеге попался, подвезти согласился. Нини тушкой лежала на телеге, Яна топала рядом с телегой и развлекала мужика светской беседой.
Заодно и информацию качала.
И думала, что жизнь-то идет вразнос…
В деревнях не было денег. Но продукты были, урожай сняли, все в сараи сложили.
А в городах не было продуктов. И везти их крестьяне побаивались. На дорогах неспокойно, грабят, насилуют, что хотят – то и делают… власти-то нет!
Ваське Зерняю, так звали конкретного крестьянина, в город ехать пришлось. Сын болеет, лекарство нужно. Фершал сказал, что в городе есть… вот и поехал мужик. Погрузил пару мешков с зерном, там продаст, лекарство закупит, да и домой.
Яна слушала с грустью.
Что будет дальше, она примерно представляла, были примеры.
Революция.
Голод.
Продразверстка.
Голодные бунты, смерти, нищета…
Яна мрачно думала, что она бы таких революционеров за ноги на фонарях вешала. Понятное дело, хотят-то они как лучше. И Петер – дрянь правитель.
Но… страна воюет. Даже сейчас они воюют с Борхумом.
Вопрос.
Что надо сделать с человеком за бунт в военное время? Неподчинение приказу, удар в спину… Понятно, в мирное время у освобожденцев и шанса б не было. Когда все хорошо, тихо, спокойно, когда народ пашет-сеет, он таких умников пинками со двора гонит. Еще и собак спускает.
А вот когда плохо…
Тут и находятся крикуны… за язык бы их да на солнышко. Общее у крикунов одно. Виноват всегда правитель, его надо свергнуть и посадить хорошего. На роль хорошего… эм-м-м… как бы… ну если вы настаиваете… я, может быть, и подумаю… ДА!!!! ДА!!! ДА!!!
Лично у Яны, воспитанной простыми нравами на заимке и в лесу, всегда был один вопрос.
Какая собака проплатила восстание?
За чей счет банкет?
Сейчас она бы это тоже узнать не отказалась. Кто проплачивает освобожденцев? Листовки, методички, брошюры, бомбы, переезды, перевозки, документы…
Вот ноль она в экономике, а так бы точно раскопала.
И не поверили бы ей. Стопроцентно.
Ладно, ее это не касается! Ей Нини пристроить, в Звенигород отправиться, Гошку забрать… а дальше?
А ее какое дело? Ее здесь все равно не будет. И кстати – Гошку можно отправить именно что к Нини. Пусть заботится. Девчонка явно умнеет, рана и сопутствующие обстоятельства резко мозги прокачивают. Вот и сейчас лежит, изображает из себя дохлую лебедь, но слушает внимательно. И молчит. Главное – молчит.
Яна-то прекрасно с жомом Зерняем беседовала. Дело привычное, где кордон, там и деревни, а крестьянство… в чем-то оно не изменилось. И плевать, что царя свергли, что коммунистов закопали… пшенице – плевать. И корова сама себя не подоит, и собака лает так же…
Темы были привычные.
Озимые, всхожесть, погода, скот… жом расслабился окончательно и даже посоветовал девушкам, куда бы им спервоначалу ткнуться.
Яна и ткнулась.
Жом Зерняй снял им номер на постоялом дворе, а потом уж Яна прошлась по городу – и перетащила сестренку в доходный дом жамы Желтобрюховой. Нынче дохода у дамы не было, жильцы разбежались, и двоих девушек она приняла сначала с некоторым опасением… кого может тянуть в город при революции? Девок легкого поведения, точно!
Получила от Яны убедительные разъяснения, что они – НЕ ТАКИЕ! И первого, кто перепутает, лично Яна пристрелит. Вот из этого самого револьвера и пристрелит! Желтобрюхова поверила. Что ж не поверить после демонстрации револьвера – Яна его держала спокойно, привычно, и оружия не боялась. Такое люди подмечают легко.
Иной за оружие схватится, как за последнюю надежду, гуляет оно у него в руках, пляшет, а то и вовсе каменеет, какое там – курок нажать? Не выронить бы!
А Яна оружие держала спокойно. Оно давно стало продолжением ее рук. Правильное у Яны было отношение к оружию. Спокойное. Почти как у кардинала Ришелье, который приказал написать на пушках «Ultima ratio regum». Последний довод королей.
Довод, да.
Но – последний.
А до того мы и мирно договориться попробуем, но если что – не обессудь.
Жама Желтобрюхова это спокойствие оценила. Получила оплату за месяц вперед. Порадовалась. И стала опекать Нини как родную.
А Яна принялась шляться по городу.
Волосы под куртку, штаны, шапка, оружие… то ли девка, то ли парень – унисекс. Но точно вооруженный и опасный, шпана к ней старалась не вязаться.
А Яне позарез надо было познакомиться с кем-то, кто гоняет паровозы. Или ездит на них… проводник, машинист, да хоть кочегар! Ей надо пристроить Нини на поезд! В идеале отправить малявку в Герцогства, но если не получится, то хоть куда удрать.
Бесполезно.
Словно отводил кто.
Яна почти слышала смех Хеллы, когда судьба подарила ей встречу с портным Борхой.
Гопников Яна пристрелила. Кажется, всех насмерть, но ей было глубоко плевать. Не доросли здесь еще до адвокатов, которые любую законную самозащиту представят неспровоцированной агрессией. А вот с ее точки зрения – планета чище будет.
И портному Яна помогла добраться до дома без задних мыслей. А когда узнала, что он портной, даже порадовалась. Сама она шить не умела, а кое-какой гардероб ей был необходим.
Вот и пришла на следующий день, с деньгами и заказом. Благо деньгами ее покойные освобожденцы снабдили – хоть новое авто покупай!
Борха ее принял как родную, а вот с заказом огорчился. Мол, простите, тора, помочь не могу. Уезжаю. Могу рекомендовать двоюродного брата, он хоть и похуже шьет…
До брата Яна уже не дослушала.
Уезжает?! Как?! Куда?! С кем?!
И самый главный вопрос – нельзя ли с вами?!
Борха тоже долго не думал.
Яна показала ему рубиновую брошь и пообещала отдать, если Нини благополучно окажется в Герцогствах. Как узнает?
А телеграмму отправите. Благо телеграф пока работает. Вот, условимся, на имя кого, что, как… А если что…
У вас тут, господин Лейва, родственники остаются, так? Рука у Яны не дрогнет. Им и брошь пойдет, если что. Найдут возможность переправить.
Нельзя сказать, что Борха пришел в восторг. Но… брошь была дорогой, Яна – убедительной, а подорожная все равно выписана на большее, чем надо, число людей.
Яна порадовалась и пошла убеждать Нини.
И тут – началось!
– Почему?!
– Потому что так надо!
– Я не поеду!
– Почему?!
– Потому что не хочу!
– Зинаида, прекрати немедленно! Ты что – не понимаешь?! Здесь ты в опасности!
– А ты?!
– А я могу о себе позаботиться!
– Вот и обо мне позаботишься!
Яна ругалась.
Угрожала.
Попросту орала благим матом.
Бесполезно. Когда на Нини находило вдохновение, она становилась достойной дочерью и последовательницей Аделины Шеллес-Альденской. Или – целого стада упертых ослов!
Наконец Яна поняла, что без правды не прорваться, и решилась.
– Зинаида. Ты должна уехать, а мне необходимо остаться. И – помолчи. Я слышала все твои доводы, а вот ты сейчас услышишь от меня то, что все поменяет. У меня есть сын.
Немая сцена.
И только ветер, ветер, ветер от ресниц…
Наконец Зинаида опомнилась. И даже квакнула нечто вроде: правда?! Но как?!
Яна пожала плечами – и честно рассказала. А вот так!
– А папа?
– Знал.
– А мама не знала…
– Если бы узнала – она бы с меня шкуру тонкими полосками спустила.
Нини от души расхохоталась. Впервые за все это время.
– Да, мама бы никогда не одобрила… Но, Анна, как же так?! Что ты теперь будешь делать?!
– Поеду в Звенигород.
– Как?!
– Мой сын там. Возьму и поеду, на поезде, к примеру.
– Я могу с тобой…
– Не можешь. Зиночка, милая, ты копия матери. Мало того, ты не умеешь притворяться, не умеешь ругаться, не умеешь выживать…
– И когда ты всему этому научилась?
– Тогда же, когда и сына сделала. И родила.
– Анна! А он – здоровый?
– Достаточно… А что?
– Но… Тогда твой сын получается прямым наследником отца.
Яна покрутила пальцем у виска.
– Ты с ума сошла? Мы не были женаты, Гошка – бастард, это если красиво. Некрасиво – ублюдок. И ты думаешь, ему дадут править?
– А кому еще?
– Мало ли кого в нашей семье тянет к трону…
Нини покривилась, вспоминая отдельных представителей, – и промолчала. Впрочем, надолго ее не хватило.
– Аннет, но в самом деле…
– Нини, послушай меня внимательно. Я должна ехать к сыну, это – не обсуждается. Ты – должна уехать из страны. Одна я пройду где угодно, а вот ты можешь пострадать. Уже пострадала. Ты до сих пор слаба, и как еще обернется это ранение… тебя бы хорошему доктору показать, да где такого найдешь! Здесь – точно не получится!
С этим Нини не спорила. Что верно, то верно.
– Я не хочу…
– Ты поедешь не просто так.
– А как?
– Ты повезешь с собой наши драгоценности.
– А…
– Да, дорогая моя. Я составлю список действий и заставлю тебя выучить его наизусть. Поедешь, положишь деньги и ценности в ячейку банка, продашь что-нибудь малоценное, выберем – что именно, купишь себе домик…
– Анна!
– И будешь ждать нашего приезда. Не афишируя своего местопребывания.
– Но…
– Ни-ко-му! Му-му – никому! Поняла?!
– Вообще никому?! Но там же дядя, тетя…
Яна закатила глаза.
И вот с такими представлениями о жизни эта маргаритка беспомощная собирается в Звенигород?! Ы-ы-ы-ы-ы!!!
Да ее на первом же повороте сожрут местные козлы, сплюнут ошметки в стороны и пойдут дальше.
– А кто отказался пустить нас в Лионесс?
– Э-э-э…
– Думаешь, в Борхуме будет лучше?
– Я же в Герцогствах…
Ах да! Родные земли Шеллес-Альденских!
– Нини, поверь на слово, пока в Русине творится этот бардак, о себе лучше не заявлять. Ты станешь не просто мишенью – ты станешь… Да убьют тебя просто! И все!
– Убьют?
– Конечно! Единственная наследница престола Русины! Законная! Догадываешься, что получит твой супруг? Да тебя убьют, просто чтобы никто этого не получил! Не доставайся ты никому!
– А ты? Ты же старше. Или…
– Я старше. Но я же не… я не могу выходить замуж.
– Кого это смутит, когда речь идет о троне?
– Никого. Но я-то отобьюсь. А ты?
Вот тут крыть было нечем. И Нини сдалась.
После долгих разговоров и уточнений девушки выработали простой план.
Нини едет в Свободные Герцогства. Яну так и тянуло съязвить на тему «Неуловимого Джо» и «Свободных Герцогств». Завоевывать залюбишься, а ловить… А оно кому надо?
Промолчала.
И принялась объяснять Нини дальше политику партии. Прибыть в герцогство – после долгих споров выбрали определенное, то, которое подальше от Шеллес-Альденских. На берегу моря – если что, на корабль, да и ноги куда подальше!
Девушки прикинули – и последней точкой сбора выбрали Ифороу. Там их вряд ли будут искать. Но в Ифороу Нини отправится, если у нее не получится прижиться в герцогстве. А пока – пусть попробует. Положить все драгоценности в банк. Купить дом. Ждать Яну.
Если в течение года ничего не произойдет – тихо жить еще пять лет. Потом, когда Нини будет двадцать один, пусть уже разбирается сама. Но раньше этого времени замуж не выходить.
Имени своего никому не открывать, волосы красить, кожу красить…
Да!
Уж для каких целей в аптеках продавалась настойка грецкого ореха – неизвестно. Не на перегородках настойка, а именно что на зеленых грецких орехах. То ли ею компрессы делали, то ли от чего лечили…
Яну это не интересовало.
Она прикупила и настойку, и басму, и принялась за рисование.
Через два дня Зинаиду Воронову не узнал бы никто. Даже мать родная!
Смуглая кожа, черные широкие брови, черные волосы, черные же ресницы… вот уж что было сложнее всего окрасить! Но – надо!
А то, что немного краски на кожу попало…
А и неплохо!
Выглядит, как родимые пятна, достаточно уродливые… главное, чтобы к Зинаиде не привязались из-за ее внешности. Так что – даешь покраску!
Яна красила Зинаиду целенаправленно.
Руки, ноги до колен – мало ли что? Шея, плечи, часть груди. Если дойдет до большего, там уже будет все равно – и так провалились.
Дальше – одежда.
Из Зинаиды делали толстушку.
Еще бы!
Прежде драгоценности распределялись на семерых, а теперь их надо навьючить на одну! С ума сойдешь!
Было и кое-что еще.
Сама Нини.
Выдать Золушку за принцессу? Нереально! Но и обратное – тоже равно невероятно. Руки, ноги, манеры, характер движений… а речь? Если девчонка ни слова по-эфройски не знает? Что с этим делать? Первый же вопрос – и она расколется!
А потому…
Кого не любят люди?
Инвалидов.
Да, это гадко, противно, нетолерантно, но в глубине души у каждого сидит страх: «А если я?..» И человек шарахается от убогого как черт от ладана. Вот и надо из Нини сделать такую убогую. Классическую. Слепую.
Даму с собачкой.
Слепая по определению не читает и не пишет. Она разговаривает, но и только. А лучше всего сделать из девушки контуженную. К примеру, эфройку по имени Райса, которую изнасиловала и покалечила пьяная солдатня. Ударили по голове, вот она и ослепла. И разумом немного… того. Вы уж простите убогую…
Заодно и фамильные Шеллес-Альденские голубые глаза замаскируем. Которых не может быть у эфройки.
Нини была в шоке, но другого выхода у них не имелось.
А поскольку слепые не могут самостоятельно передвигаться…
Яна почесала затылок, вспомнила кое-что из родной истории – и подобрала на помойке собаку. Здоровущего кобеля, которого и нарекла Полканом.
Как и все дворняги, Полкан оказался на редкость умным парнем. Еще бы – кормят, даже мясом! Спать кладут в тепле! Гладят и разговаривают! Когда еще так повезет истинному дворянину (от слова «двор») в восемнадцатом поколении? А что дрессируют и на поводке ходить заставляют с девчонкой-прицепом, так пусть развлекаются двуногие. Зато пайка и подстилка гарантированы!
Собакен терпел, когда его уродовали еще больше. Выстригали проплешины, изображали лишай и гнойники. Потом прикрыли все безобразие попоной. Больно ему не было, а внешность – внешность вопрос крайне спорный. Он – мужик! Ему не на подиум… тьфу, слово-то какое похабное! Интересно, что оно означает? Но если хозяйка так говорит, наверное – это что-то плохое. И там – не кормят!
Да, за несколько дней не добьешься идеальной согласованности. Но Яна… После случая с волками собаки ее принимали за свою, что ли? Слушались – это факт. Никогда на нее не лаяли. Вежливо обходили стороной, а чтобы кусаться… Такого вообще не было!
Полкан не стал исключением. Уж что он там своим собачьим чутьем почувствовал? Душу? Благословение Хеллы?
Яну собакен мгновенно возвел на пьедестал.
Нини досталась роль у подножия. Но если Яна приказала, значит, будем охранять. И беречь, и не подпускать никого, и вообще – вести себя как образцовый пес.
Команды «сидеть», «лежать», «фас» и «рядом» Полкан освоил. А остальное…
Если вы поругались с ротвейлером, не факт, что это проблема ротвейлера.
Яна была за сестру спокойна. А еще…
Нини вручили несколько килограммов вяленого мяса. И она обещала перед пересечением границы накормить Полкана мясом с камнями. С теми, которые не повредят собаке желудок.
Так, на всякий случай.
Копаться потом в собачьем дерьме? А это тот случай, когда деньги не пахнут! Девушки сошлись именно на этом – и сборы продолжились.
И сегодня Яна провожала не тоненькую блондиночку пятнадцати лет от роду!
Сегодня она махала вслед толстой брюнетке лет двадцати – двадцати пяти, с прыщами и родимыми пятнами, которая держала за ошейник здоровущего кобеля… и глаза брюнетки были скрыты темными очками.
Яна долго вдалбливала Нини, что глаза должны быть закрыты в присутствии посторонних людей. Обязательно!
Страшно, жутко, орут на тебя, орут рядом с тобой… Пока не бьют по морде и не принуждают открыть глазыньки – держи их закрытыми! Терпи!
Дело в пластике, моторике – у зрячих и слепых она совершенно разная. Абсолютно.
Если будут открыты глаза, Нини никогда не натолкнется на препятствие – она его обогнет. Она не споткнется на кочке, она будет прямо держать голову, а слепые больше полагаются на слух, и у них такой характерный наклон головы… опять же, неуверенность в движениях рук, сама аура слепого человека… человека, который привык быть зрячим, а оказался слепым.
Это не сымитируешь.
Но если закрыть глаза, то можно хотя бы сыграть – и не быть освистанным.
Нини послушалась. Получалось плохо, но девочка хотела жить. И упорно тренировалась.
Полкан помогал по мере сил.
Яна искренне надеялась, что они еще увидятся. Казалось бы, что тут сложного? Доехать до столицы. Забрать Гошку. Уехать из этой столицы, и пусть развлекаются чем хотят! Пусть хоть техно всем составом танцуют! Но…
Вот ни разу Яна не сомневалась, что Хелла приготовит какой-нибудь сюрприз. Ну НЕ МОЖЕТ эта дама без пакостей, не может! Недаром у нее в мире Яны такая родословная!
Ладно еще мать-великанша, хотя это посмотреть надо! Но ведь у нее отец – бог огня. Это по официальной регистрации. А по неофициальной – большего пакостника, чем Локи, на всю скандинавскую мифологию не найдешь. Уж на что асы были непринужденными личностями – и их достал! А это еще надо было умудриться!
И чтобы дочка не в папочку?
Яна не знала, как там у богов происходит рождение-зачатие-оплодотворение, не ее это дело – богам свечки держать. Но генетику еще никто не отменял!
Так что в пакостях она не сомневалась.
Утешало только одно.
Если вы поссорились с ротвейлером…
А Яна сейчас опаснее любого ротвейлера. Ей достаточно остаться с человеком один на один – и пожелать ему всяких приятностей. И получит человек или инфаркт, или инсульт, или еще что хорошее, и помрет, и никто Яниной вины не докажет. Даже если она будет орать во весь голос: «Приказываю умереть именем Хеллы!»
Да хоть на площадь выйди!
Кто ж в такое поверит?
Яна многообещающим взглядом посмотрела на поезда.
Денек она себе даст отдохнуть. Поваляться на кровати и всласть отоспаться. А потом – Звенигород! Что там у нас из революционного фольклора? Такое, памятное?
О!
Варшавянка!
И вихри враждебные…
Вот насчет крови и тиранов Яна была решительно против. Тоже повадились мебель портить! Троны они кровью врагов обагрят! А оттирать кто будет? Оно недешево стоит, это не скамейка в харчевне…
Народное достояние портить?
Яна вспомнила бессмертного «Ивана Васильевича» – и фыркнула.
Ладно!
Отоспаться, отлежаться пару дней – и собираться. Держись, Звенигород, мы с тобой еще позвеним мальчиками-колокольчиками. Держись! Я иду!