А я в залог дружбы и доверия открою тебе свой тайный план. Скажу тебе все как на духу.
По настоянию Страйка они зашли в «Бургер-кинг» при тивертонском автосервисе.
– Перед обратной дорогой тебе просто необходимо перекусить.
Робин молча шла рядом, даже не прокомментировав удивительное заявление Мэнни. Ее холодное и слегка мученическое выражение лица почти не удивляло Страйка, но изрядно раздражало. Робин встала в очередь за бургерами, потому что ее босс не управился бы и с подносом, и с костылями одновременно, а когда она поставила на пластиковый стол нагруженный поднос, Страйк, чтобы только разрядить напряженность, сказал:
– Послушай, я же знаю: ты хотела, чтобы я одернул Чарда, когда он поступил с тобой как с прислугой.
– Ничего подобного, – машинально возразила Робин. (Когда это было высказано вслух, ее охватила детская обидчивость.)
– Не буду спорить. – Досадливо пожав плечами, Страйк взялся за первый бургер.
Пару минут они жевали в недовольном молчании, но врожденная правдивость Робин взяла верх.
– Ну, допустим, хотела, но не так уж.
Размякший от сытной еды и тронутый этим признанием, Страйк сказал:
– Он был у меня на крючке, Робин. Когда свидетель уже разговорился, лучше с ним не пререкаться.
– Прошу прощения за мое дилетантство. – Она вновь была задета за живое.
– Оставь, пожалуйста, – сказал Страйк. – Никто не говорит, что ты…
– Зачем ты вообще взял меня на работу? – требовательно спросила она, бросив нераспакованный бургер обратно на поднос.
Накопившаяся за последние недели обида внезапно прорвалась наружу. Он мог говорить что угодно, только ей нужна была правда. Кто она такая: секретарь-машинистка или нечто большее? Неужели она осталась работать у Страйка и помогла ему выкарабкаться из нищеты лишь для того, чтобы ее теперь отодвигали в сторону, как мебель?
– Зачем? – переспросил Страйк, глядя на нее в упор. – В каком это смысле «зачем»?
– Я думала, ты собираешься обучить меня… думала, что получу кое-какую… кое-какую подготовку. – Щеки у нее горели румянцем, а глаза неестественно сверкали. – Пару раз ты сам об этом заговаривал, но в последнее время все твердишь, что нужно взять на работу еще одного человека. Я примирилась с потерей в деньгах, – дрожащим голосом продолжала она. – Я отказалась от более выгодной работы. Я не сомневалась, что ты планируешь для меня…
Долго подавляемый гнев грозил излиться слезами, но она сдерживалась из последних сил. Выдуманная ею напарница Страйка никогда не плакала: эта суровая, жесткая, лишенная эмоций женщина имела опыт службы в полиции, с честью выходила из любых ситуаций…
– Я думала, ты планируешь для меня… Мне не улыбается всю жизнь отвечать на телефонные звонки.
– Ты не только отвечаешь на телефонные звонки, – возразил Страйк, который, прикончив первый бургер, наблюдал из-под насупленных бровей, как она борется с собой. – Не далее как на этой неделе мы вместе с тобой обходили дома подозреваемых в убийстве. По дороге сюда ты спасла жизнь нам обоим.
Но Робин стояла на своем:
– Какие у тебя были планы, когда ты предложил мне постоянную работу?
– Никаких конкретных планов у меня не было, – медленно ответил Страйк, покривив душой. – Я же не предполагал у тебя такого серьезного отношения к делу… такого желания получить подготовку…
– А как же без серьезного отношения?! – громогласно возмутилась Робин.
С них не сводила глаз сидевшая в углу тесного зала семья из четырех человек. Робин этого не замечала. Она побагровела от ярости. Сколько можно: изнурительная поездка, холод, голод (поскольку Страйк подъел все печенье, а кроме того, позволил себе удивляться, что она способна нормально водить машину), изгнание на кухню, к прислуге, а теперь еще…
– У тебя я получаю половину – ровно половину – того оклада, что мне гарантировали в отделе кадров! Почему я осталась, как ты думаешь? Я тебе помогала. Я тебе помогала в расследовании дела Лулы…
– Хорошо, – перебил ее Страйк, поднимая могучую волосатую руку. – Хорошо, я отвечу. Только не обижайся, если тебе не понравится то, что ты услышишь.
Робин, вся красная, прямая как струна, сидела на пластмассовом стуле, не притрагиваясь к еде.
– Я действительно собирался дать тебе определенную подготовку. Мне тогда было не по карману отправить тебя на учебу, но я посчитал, что для начала тебе не вредно набраться практического опыта.
Она промолчала, решив не расслабляться, пока не услышит самую суть.
– У тебя и правда есть способности к этой работе, – продолжил Страйк, – но ты выходишь замуж за человека, которому она ненавистна.
Робин открыла рот, но тут же осеклась. Из нее как будто выпустили воздух.
– Каждый день ты уходишь из офиса минута в минуту…
– Ничего подобного! – вспылила Робин. – Я могла бы сегодня взять выходной, но, если ты заметил, вместо этого села за руль, чтобы отвезти тебя…
– Потому что
Робин чуть не задохнулась. Как Страйк понял, что дома она лжет… или в лучшем случае недоговаривает?
– Допустим. Я даже не хочу обсуждать, так это или нет, – дрогнувшим голосом сказала она, – но то, чем я собираюсь заниматься… Мэтью не касается, какую профессию я выбрала.
– Мы прожили с Шарлоттой шестнадцать лет, то вместе, то порознь, – начал Страйк, взяв с подноса второй бургер. – В основном порознь. Она ненавидела мою работу. По этой причине мы все время разбегались… в частности, по этой причине, – уточнил он справедливости ради. – До нее не доходило, что есть такая штука: призвание. Не всем дано это понять; для многих работа сама по себе ничего не значит – она лишь обеспечивает статус и доход.
Под яростным взглядом Робин он разворачивал бургер.
– Мне нужен такой напарник, который не считается со временем, – сказал Страйк. – Который не возражает работать в выходные. Я не виню Мэтью, что он за тебя беспокоится…
– Он и не беспокоится.
Робин даже не заметила, как эти слова слетели у нее с языка. Приготовясь опровергать все, что скажет Страйк, она выдала неприятную истину. Мэтью не был наделен богатым воображением. Он не видел, как Страйк истекал кровью, когда его полоснул ножом убийца Лулы Лэндри. Даже описание вспоротого и выпотрошенного трупа Оуэна Куайна заслонили от Мэтью густые миазмы ревности, которые душили его при любом упоминании Страйка. Ненависть жениха к ее рабочим обязанностям не имела ничего общего с заботой о ней самой, просто Робин до сих пор не признавалась в этом даже себе.
– Я занимаюсь опасными делами, – с набитым ртом промычал Страйк, будто не расслышав.
– От меня есть польза, – невнятно выговорила Робин, хотя во рту у нее не было ни булки, ни мяса.
– Не спорю. Если бы не ты, я бы далеко не продвинулся, – сказал Страйк. – Я, как никто другой, благодарен агентству по временному трудоустройству за допущенную ошибку. Ты молодчина, мне было бы… не реви, на нас уже и так глазеют.
– Ну и пускай, – буркнула Робин в пригоршню бумажных салфеток, и Страйк не удержался от смеха.
– Если хочешь, – обратился он к ее золотисто-рыжей макушке, – отправлю тебя на курсы наружного наблюдения, как только получу гонорар. Но время от времени, коль скоро ты останешься моей напарницей, буду давать тебе отдельные поручения, которые могут не понравиться Мэтью. Больше мне сказать нечего. Решение за тобой.
– Я уже решила. – Робин едва сдерживалась, чтобы не всхлипывать. – Я сама знаю, чего хочу. Потому и осталась.
– Тогда не распускай нюни и ешь свой бургер.
Но ей кусок не лез в горло. Она разнервничалась, но и окрылилась. Значит, ошибки не было: Страйк разглядел в ней то, что отличало его самого. Они оба работали не только из-за денег…
– А ты тогда рассказывай про Дэниела Чарда, – потребовала она.
Во время его рассказа любопытное семейство из четырех человек подхватило свои вещички и потянулось к выходу, исподтишка поглядывая на эту непонятную пару (что это было – свара любовников? Семейная ссора? И каким образом ее так быстро погасили?).
– Параноик, несколько эксцентричный, самовлюбленный, – подытожил Страйк минут через пять, – но прислушаться к нему стоит. Вполне возможно, что Джерри Уолдегрейв действительно помогал Куайну. С другой стороны, он мог уволиться потому, что его уже достал Чард, – наверное, работать под его началом себе дороже. Кофе будешь?
Робин посмотрела на часы. За окном по-прежнему валил снег: она боялась опоздать на поезд до Йоркшира, если на шоссе будут пробки, но после этого разговора решила доказать свою преданность делу и задержаться еще немного. К тому же ей нужно было кое-что рассказать Страйку, причем сидя напротив него, а не за рулем, да еще на скользкой дороге, когда даже невозможно наблюдать за его реакцией.
– Я, кстати, тоже узнала кое-что про Чарда, – сообщила она, вернувшись с двумя чашками кофе и куском яблочного пирога для Страйка.
– Посплетничала с прислугой?
– Вовсе нет. Пока я сидела на кухне, те двое вообще до меня не снизошли. У обоих, по-моему, скверное настроение.
– Если верить Чарду, в Девоне им не нравится. В Лондон рвутся. Они – брат и сестра?
– Мне показалось, мать и сын, – ответила Робин. – Он зовет ее Маму. Короче, я попросилась в туалет, а туалет для прислуги – рядом со студией. Так вот, Дэниел Чард хорошо подкован в анатомии. У него повсюду развешаны анатомические рисунки Леонардо да Винчи, а в углу стоит анатомическая модель. Восковая… Жуть. А на подрамнике, – продолжила она, – тщательно проработанный рисунок: прислужник Мэнни. Лежащий на земле, в голом виде.
Страйк опустил чашку.
– Очень интересный рассказ, – медленно выговорил он.
– Я так и знала, что тебе понравится, – с застенчивой улыбкой призналась Робин.
– Проливает дополнительный свет на заверения Мэнни, что он не сталкивал хозяина с лестницы.
– Они не обрадовались твоему приезду, – добавила Робин, – но в этом, наверное, есть и моя вина. Я сказала, что ты – частный сыщик, но Ненита – она, в отличие от Мэнни, английским владеет слабо – этого не поняла. Пришлось объяснить, что это вроде как полицейский.
– Из чего они заключили, что Чард призвал меня в связи с выходкой Мэнни.
– Неужели Чард сам это упомянул?
– Ни единым словом, – ответил Страйк. – Надо полагать, он только о предательстве Уолдегрейва и думает.
Воспользовавшись туалетом, они вышли на мороз, сощурились от встречного ветра со снегом и побрели к машине. На крыше их «тойоты-лендкрузера» успела образоваться наледь.
– Ты на вокзал успеваешь? – спросил Страйк, глядя на часы.
– Если заторов не будет. – Робин тайком постучала по деревянной отделке дверцы.
Когда они выехали на трассу М4, где повсюду установили предупреждающие знаки, а разрешенную скорость снизили до шестидесяти миль в час, у Страйка зазвонил мобильный.
– Илса? Как у вас дела?
– Привет, Корм. Бывает и хуже. Ее не арестовали, но допрос провели довольно жестко.
Страйк включил громкую связь, чтобы слушать вместе с Робин, и они ловили каждое слово, пока автомобиль продирался сквозь бьющие в стекло снежные вихри.
– Ее точно считают виновной, – сказала Илса.
– На каком основании?
– У нее были все возможности, – объяснила Илса. – Да еще она так держится, что сама себя топит. Брюзжит, зачем к ней привязались, постоянно ссылается на тебя, а они звереют. Ко всему прочему, она твердит, что ты-то наверняка найдешь убийцу.
– Вот черт! – Страйк был раздосадован. – А что обнаружили в чулане?
– О, это самое главное. В куче всякого хлама валялась прожженная, окровавленная тряпка.
– Фигня! – отрезал Страйк. – Эта тряпка могла там проваляться сколько угодно. Экспертиза покажет, но я считаю, этого недостаточно, пока не найдены внутренности. Ты про внутренности знаешь?
– Про внутренности уже каждая собака знает, Корм. В новостях передавали.
Страйк и Робин быстро переглянулись.
– Когда?
– Сегодня днем. Полицейские, мне кажется, пронюхали, что готовится такой выпуск, и решили допросить ее с утра, чтобы вытянуть как можно больше, пока подробности не получили огласку.
– Значит, информацию слил один из них, – вскипел Страйк.
– Это серьезное обвинение.
– Один мой знакомый журналист платит «кроту», чтобы тот держал его в курсе.
– Интересные у тебя знакомства.
– Работа такая. Спасибо, что позвонила, Илса.
– Не за что. Постарайся, чтобы ее не упекли за решетку, Корм. Чем-то она мне симпатична.
– Кто это? – спросила Робин, когда Илса повесила трубку.
– Старая знакомая из Корнуолла, бывшая одноклассница. Адвокат. Вышла замуж за моего лондонского приятеля, – объяснил Страйк. – Я свел с ней Леонору, поскольку… черт!
За поворотом они уперлись в огромный хвост автомобилей, застрявших в пробке.
Робин затормозила и остановилась позади «пежо».
– Черт! – повторил Страйк, косясь на сосредоточенный профиль Робин.
– Опять авария, – сказала Робин. – Вижу мигалки.
Она представила, какое лицо будет у Мэтью, когда он услышит, что она опоздала на ночной поезд. Похороны его матери…
«Он меня не простит. Он никогда меня не простит, если я не приеду на похороны. Я пошла на это…»
Ну почему, почему именно сегодня перед ней встал такой выбор? Почему началась метель? У Робин внутри все переворачивалось от волнения, а машины не двигались.
Страйк молча включил радио. В машину ворвались
Робин только изводилась от этой музыки, но вслух ничего не говорила. Машины продвинулись на несколько метров вперед.
«Господи, помоги мне успеть на поезд!» – безмолвно молилась Робин.
Минут сорок пять они ползли сквозь снежные заносы. Уже смеркалось. Казалось бы, у них изначально был вагон времени, но сейчас все шло к тому, что ей придется коротать ночь на опустевшем вокзале.
Им уже было видно место происшествия: полиция, огни, смятый в лепешку «поло».
– Вот теперь успеешь, – заговорил Страйк впервые с того момента, когда включил музыку: они ожидали сигнала регулировщика. – В последнюю минуту, но успеешь.
Робин не ответила. За Страйком никакой вины не было: он предлагал ей взять выходной. Она сама напросилась с ним в Девон, она соврала Мэтью, что в дневном поезде уже не было мест. Да лучше бы она простояла на ногах всю дорогу от Лондона до Харрогейта, чем вообще не появиться на похоронах миссис Канлифф. Страйк прожил с Шарлоттой шестнадцать лет – и то их разлучила его работа. А она не хотела разлучаться с Мэтью. Ну зачем она это сделала, зачем предложила Страйку свои водительские услуги?
В плотном потоке машин они тащились еле-еле. Около пяти, аккурат в час пик, добрались до Рединга – и снова застряли. По радио передавали новости. Страйк сделал погромче. Робин старалась вникнуть в сообщения об убийстве Куайна, но сердцем была в Йоркшире, как будто разом перемахнула через все заторы, оставив позади снежные мили.
«Полиция подтверждает, что писатель Оуэн Куайн, чье тело обнаружили шесть дней назад в лондонском районе Бэронз-Корт, в принадлежавшем покойному доме, был убит таким же способом, как и герой его последней, неопубликованной книги. Задержаний пока произведено не было. Выступивший сегодня перед журналистами инспектор уголовной полиции Ричард Энстис, который ведет следствие, заявил…»
Энстис, как отметил Страйк, говорил натянуто и шаблонно. Вряд ли он по доброй воле выбрал такую манеру.
– Нас интересуют свидетельства всех, кто имел доступ к рукописи последнего произведения мистера Куайна…
– Инспектор, вы можете нам сказать, как именно был убит мистер Куайн? – спросил нетерпеливый мужской голос.
– Мы ждем полных результатов судебно-медицинской экспертизы, – ответил Энстис и тут же был атакован репортером-женщиной:
– Вы подтверждаете, что убийца вырезал некоторые части тела мистера Куайна?
– С места преступления исчезла часть внутренних органов убитого, – сказал Энстис. – В настоящее время отрабатывается несколько версий, но мы просим общественность сообщать нам любую информацию. Мы имеем дело с тяжким преступлением и считаем, что убийца крайне опасен.
– Боже, опять! – в отчаянии проговорила Робин, и Страйк, подняв голову, увидел впереди вереницу красных стоп-сигналов. – Неужели и здесь авария?
Резким щелчком Страйк выключил радио, опустил стекло и высунул голову на снегопад.
– Нет! – прокричал он ей. – Кто-то на обочине увяз… в сугробе… сейчас поедем, – заверил он.
Однако помеху устранили только минут через сорок. Все три полосы были полностью забиты, и движение возобновилось с черепашьей скоростью.
– Нет, не успею, – пересохшими губами прошептала Робин, когда они добрались до окраины Лондона. Было двадцать минут одиннадцатого.
– Успеешь, – сказал Страйк. – Заткни ты эту фигню… – он сам отключил навигатор, – и не вздумай сейчас сворачивать!..
– Но я должна довезти тебя до…
– Да ничего ты мне не должна… вот сейчас налево…
– Нельзя, там одностороннее движение!
– Налево! – заорал он и рванул руль.
– Что ты делаешь, это же опасно!
– Ты хочешь успеть на похороны, будь они неладны? Жми на газ! Давай направо…
– Где мы находимся?
– Не заморачивайся. – Страйк вглядывался сквозь метель. – Здесь прямо… у моего друга отец – таксист, он меня кое-чему научил… еще раз направо… Да плевать на «кирпич», кого в такую погоду сюда понесет? Гони прямо, а за светофором – налево!
– Но я же не могу бросить тебя на вокзале, – спохватилась Робин, которая до сих пор безропотно следовала его инструкциям. – Ты ведь не сможешь вести машину, куда ты ее денешь?
– Забей на машину, я что-нибудь придумаю… так, вот сюда… второй поворот направо…
Без пяти одиннадцать впереди возникли, как видение рая, башни вокзала Сент-Панкрас{25}.
– Тормози, вылезай – и бегом, – приказал Страйк. – Если сядешь в поезд – отзвонись. Если нет – я жду здесь.
– Спасибо тебе!
И она умчалась в темноту, размахивая дорожной сумкой. Страйк представил, как она слегка поскользнется на вокзальном полу, но не упадет, будет бешено озираться в поисках нужной платформы… «Лендкрузер», в соответствии с его указаниями, был припаркован у бордюра, на сплошной двойной. Если она успеет на поезд, он останется в бесполезной прокатной машине, которую, как пить дать, уволочет эвакуатор.
Золотистые стрелки на вокзальных часах неумолимо приближались к двадцати трем. Страйк мысленно видел, как захлопываются двери поезда, а Робин, с развевающейся золотисто-рыжей гривой, несется по перрону…
Одна минута двенадцатого. Страйк выжидал. Робин не появилась. Он подождал еще. Пять минут двенадцатого. Шесть.
Тут раздался телефонный звонок.
– Успела?
– Еле-еле… в последнюю секунду запрыгнула… Корморан, спасибо тебе, огромное спасибо…
– Не за что. – Он обвел глазами обледенелую черноту, растущие сугробы. – Счастливого пути. Мне пора. Желаю, чтобы там все прошло гладко.
– Спасибо! – крикнула она напоследок.
«На самом деле это я у тебя в долгу», – потянувшись за костылями, подумал Страйк, но от этого перспектива тащиться на одной ноге по заснеженным тротуарам, а потом платить солидный штраф за неправильную парковку прокатной машины не стала более привлекательной.