Его соратники, его друзья бросаются в бой неудержимой лавиной.
В тот вечер Страйк долго сидел на диване у себя в кухоньке-гостиной, слушая доносившийся с Черинг-Кросс-роуд шум транспорта и редкие приглушенные крики гуляк, загодя начавших отмечать Рождество. Протез он отстегнул, чтобы ничего не давило, и теперь блаженствовал: остался в трусах-боксерах и заглушил боль в культе двойной дозой таблеток. На тарелке возле дивана застывали недоеденные макароны, небо за окном приобрело бархатно-синий оттенок ночи, и Страйк, хотя и не задремал, даже не шевелился.
Прошло, как ему казалось, очень много времени после того, как он увидел фотографию Шарлотты в подвенечном платье. За целый день он ни разу о ней не вспомнил. Не это ли признак исцеления? Она вышла замуж, а он сидит один в холодной полутемной мансарде и обдумывает хитросплетения изощренного убийства. Каждому свое.
Перед ним на столе, в прозрачном полиэтиленовом пакете для вещдоков, по-прежнему лежала кое-как завернутая в обложку «Коварных скал» темно-серая кассета от пишущей машинки, тайком взятая у Орландо. Битых полчаса он только приглядывался к этому пакету, как мальчишка, зачарованный самым большим свертком под елкой – манящим и таинственным. Но развернуть, а тем более подержать в руках не решался, чтобы не нарушить улики на машинописной ленте – если, конечно, таковые обнаружатся. Коли возникнет хоть малейшее подозрение в фальсификации…
Страйк посмотрел на часы. Этот звонок он намеренно откладывал до половины десятого. Пусть человек придет с работы, поможет загнать детей в кровать, уделит внимание жене. Разговор предстоял долгий, здесь требовались подробные объяснения…
Но его терпение тоже имело предел. С трудом поднявшись, он взял ключи от офиса, на одной ноге попрыгал к лестнице и спустился на этаж ниже; для этого пришлось мертвой хваткой держаться на перила и время от времени присаживаться на ступеньку. Через десять минут, прихватив перочинный нож и пару латексных перчаток, какие получила от него Робин, Страйк вернулся к себе в квартиру и рухнул на еще не остывшее место. Отдышавшись, он бережно вынул кассету вместе с жеваной картинкой и положил на шаткий пластмассовый столик. Потом открыл лезвие-шило и с осторожностью вставил его позади кончика ленты, торчащего наружу. При помощи скрупулезных манипуляций кончик удалось вытянуть немного дальше. Теперь на ленте в обратном изображении читалось:
ИДДЭ АШЫЛАМ ЮАНЗ ОТЧ,АЛАМУ
Резкий выброс адреналина внешне выразился только удовлетворенным вздохом Страйка. Он ловко втянул ленту обратно при помощи лезвия-штопора, вставленного в шестеренку наверху кассеты, и ни разу не прикоснулся к своей добыче голыми руками, а потом, не снимая латексных перчаток, опустил ее обратно в полиэтиленовый пакет на молнии. Еще раз глянул на часы. Тянуть время больше не было сил. Страйк взял со стола мобильный и позвонил Дейву Полворту.
– Не вовремя? – спросил он, услышав голос своего закадычного друга.
– Да нет, нормально. – Полворт уже заинтересовался. – Что новенького, Диди?
– У меня к тебе просьба, Старичок. Большая.
Инженер, живущий за сотню с лишним миль, в Бристоле, ушел к себе в гостиную и слушал не перебивая, пока детектив объяснял, что ему требуется. Когда Страйк договорил, наступила пауза.
– Я понимаю, это гимор. – Страйк напряженно вслушивался в потрескивание на линии. – А в такую погоду вообще может сорваться.
– Не должно, – ответил Полворт. – Только надо прикинуть, когда я смогу этим заняться, Диди. Мне обещали два отгула… Пенни, конечно, не обрадуется…
– Я так и думал, что тебя уже припахали, – сказал Страйк. – Да и потом, опасно это.
– Обижаешь! Я и не такое проворачивал, – возмутился Полворт. – Понимаешь, она требует, чтобы я их с тещей в магазины свозил за рождественскими покупками… но это все фигня, Диди… Говоришь, там у тебя вопрос жизни и смерти?
– Типа того. – Страйк закрыл глаза и усмехнулся. – Жизни и свободы.
– А твой старый Старичок спит и видит, как бы отмотаться от этих магазинов. Все, давай, я перезвоню, когда результаты будут, лады?
– Ты там поаккуратней, Старичок.
– Отцепись.
Страйк бросил мобильный на диван и, все еще улыбаясь, потер лицо ладонями. Возможно, он загрузил Полворта делом еще более бредовым и бессмысленным, чем схватить проплывающую акулу, но Полворт любил рисковать, а сейчас уже требовались крайние меры.
Перед тем как выключить свет, Страйк напоследок перечитал свои заметки, сделанные во время беседы с Фэнкортом, и подчеркнул – да с таким нажимом, что прорвал бумагу, – слово «Резчик».