Дождь сыпанул в стекло хрустальной дробью, и Роман очнулся. Повернул голову, глядя на клочок хмурого неба. Перевёл взгляд на висящий на стене календарь. Никто его листочки не переворачивал, но Роман и так знал, что пролежал в постели неделю, и на дворе уже не июль, а начало августа.
На мгновение вернулось страшное ощущение погони, пережитое им во время схватки с мысленно-волевым «щупальцем», инициированным мощным пси-оператором, возможно даже — кем-то из Поводырей. Но думать об этом не хотелось, и он переключил внимание на более приятные темы.
Юна…
Именно она почувствовала, что ему плохо, растормошила отца, и Варсонофий вовремя заявился к соседу, вытащил его из состояния «расфокусированности» сознания, не позволил сойти с ума, что было вполне вероятно из-за полученной нервной перегрузки.
Юна… Неужели она его так любит? За что? Они и виделись всего несколько раз, и не встречались наедине, если не учитывать момент лечения колена. Или это как раз тот случай, когда с первого взгляда и навсегда? Сердцу не прикажешь? И как ей объяснить, что у него есть жена Даниэла, проживающая в данный момент отдельно?
Впрочем, есть ли? Может быть, не зря он задаёт себе этот вопрос?
Роман закрыл глаза, не ощущая желания напрягаться, вставать и что-то делать. Из этого состояния его вырвал звонок в дверь.
Мгновенно проснулось сердце, заработало чуть ли не с полной отдачей.
Неужели Юна?! Так рано? Впрочем, уже восемь, пора вставать.
Он вскочил, набросил на плечи халат, подошёл к двери… расслабился. Интуиция подсказала, кого он увидит.
— Доброе утро, — сказал Варсонофий. Лицо у него было хмурое. — Впустишь? Или у тебя кто-то есть?
Роман молча отступил в сторону.
Они прошли в комнату, обставленную весьма скромно, если не сказать — бедно. Свою мебель и вещи перевозить Роман из Москвы не стал, а интерьер полученной квартиры был весьма практичен. В комнате умещались кровать, столик с монитором компьютера, два стула, кресло и диванчик. Да на стене висела книжная полка, заставленная медицинской литературой. Телевизор, комод и прочие бытовые излишества отсутствовали. Комната, по сути, являлась и спальней, поскольку квартира была однокомнатной.
— Пусто у тебя, — сказал Варсонофий, кинув косой взгляд на фотографию Даниэлы.
Роман пожалел, что не спрятал фото.
— Я в роскошестве не нуждаюсь.
— Дело не в роскоши, а в уюте. Создавать его ты не умеешь. Я на минуту заскочил, уезжаем мы.
— Как уезжаете? — не понял он. — Куда?
— В Выборг. Эмиссары АПГ начинают догадываться, кто я в иерархии «Триэн», могут спровоцировать нападение. А ты рядом, не ровён час подвернёшься под руку. Так что прощаться давай.
Роман пожал протянутую руку, покачал головой, не зная, что говорится в таких случаях.
— Может, ещё обойдётся?
— Не обойдётся, по-умному работают твари, исключительно талантливо формируют мнение о моём несоответствии занимаемой… — Варсонофий сжал зубы, останавливая себя. — Местное управленческое чиновничество — такая клоака! А ты будь поосторожней, не высовывайся понапрасну, если вычислят, кто ты есть, костей не соберёшь. Кстати, знаешь, что в нашем зоопарке слон сдох?
Роман пошевелил губами, вспоминая «сброс» преследующего щупальца мыслеволи в голову слона.
— Отчего сдох?
— Да кто ж знает, скоропостижно скончался, в минуту. Ну, бывай, пошёл я, не поминай лихом. — Варсонофий пожал локоть соседа. — Юнька хочет заскочить, попрощаться.
Он вышел.
Тренькнул айком.
Роман включил, услышал голос Вьюгина:
— Привет, висв, как здоровье?
— Нормально.
— Береги себя, ты нам нужен здоровым.
Роман вспомнил разговор с Афанасием, случившийся после того, как его подлечили лекари «Триэн», и он смог ответить на звонок.
— Спасибо тебе! — поблагодарил полковник. — Нашли мы ту подлодку, отогнали. Гнали так, что команда надолго этот поход запомнит.
— Как там, на Севере? — спросил Роман.
— Север красив, но не для меня, я другую природу люблю. Поправляйся, навещу тебя через пару дней.
Он и вправду приехал тогда в Псков и долго рассказывал о своих впечатлениях от командировки в Арктику. И орден привёз — «За заслуги перед Отечеством» IV степени.
— Вот, радуйся, Евсеич расщедрился, выписал как секретному сотруднику. Носить не рекомендую, спросят — за что.
Тогда Роман не придал награде значения, но после рассмотрел и проникся. Наградами такого уровня похвастать мог далеко не каждый.
Он кинул взгляд на шкаф в прихожей, где на полке лежала коробочка с орденом. Держать её здесь было опасно, и у него давно зрела мысль отдать орден на хранение дяде Коле Саперавину или деду Митяю.
Стукнула дверь. На пороге возникла Юна, одетая в джинсовый брючный костюм. В глазах её стояли сомнения, вопросы и тревога.
— Мы уезжаем.
— Знаю.
Два взгляда один в один!
Чего она хочет? Смотрит — как дразнит. О чём спросит?
— Можно, я буду звонить?
— Конечно, что за вопрос.
— Я не хочу уезжать!
— Разве отец тебе не объяснил, в чём дело?
— Объяснил, но я всё равно не хочу! — Она шагнула ближе.
Роман поймал себя на мысли, что он мог бы заставить её забыть о его существовании. Либо наоборот — броситься в объятия.
Юна бросилась к нему, обняла, прижалась лицом к груди. Плечи её задрожали.
Он замер, не зная, что делать, осторожно обнял за плечи.
— Успокойся, мы же не расстаёмся навеки. Вы переедете, устроитесь на новом месте, ты найдёшь работу, познакомишься с умным парнем…
— Мне никто не нужен! — еле слышно прошептала она.
— Ты красивая, добьёшься всего. — Роман послал мыслеволевой приказ успокоиться. — Верь мне!
Она вздрогнула, прислушалась к себе, резко отстранилась. Глаза девушки сухо блестели.
— Никогда больше т а к не делай!
— Как? — растерялся он.
— Я чувствую… ты пытаешься меня успокоить. Не надо!
— Хорошо, не буду, — пообещал он.
— И я знаю, что она тебя не любит. — Юна бросила взгляд на стол, где всё ещё стояла рамочка с фотографией Даниэлы. — Если бы любила — жила бы здесь. Прощай.
Она повернулась к двери, но вдруг метнулась назад, поцеловала и исчезла за дверью, так что он ничего не успел сказать. На губах таял жасминный отпечаток поцелуя.
Лишь позже пришла мысль, что он не спросил, как обстоят дела с коленом девушки, исцелил он его или нет. Хотя, судя по её стремительности, колено её больше не беспокоило.
Через полчаса на лестничной площадке зазвучали голоса.
Он открыл дверь.
Соседи стояли с сумками в руках, все трое: Варсонофий, Нина Александровна и Юна. Оглянулись на него.
— Я помогу, — пробормотал он.
— Не надо, мы справимся, — отказался модератор псковского отделения «Триэн». — Взяли только самое лёгкое, через месяц приеду, заберу остальное. Будь здоров.
— Как нога? — Роман перевёл взгляд на Юну.
— Спасибо, хорошо, — ответила за неё мать. — Танцует по утрам. Говорит, снова спортом начнёт заниматься.
Роман окунулся в глаза девушки и словно умылся родниковой водой. Хотя последним ощущением была печаль. Юна не хотела уезжать, а главное — любила его, и ничего с этим поделать было нельзя.
— До свиданья.
Семья Солнышкиных потянулась к выходу из подъезда.
Роман закрыл дверь, прижался к ней спиной, внезапно почувствовав пустоту в груди. Это была потеря, он снова оставался один, и никакие мысленные уговоры «заниматься своими делами» не спасали. Терять никого не хотелось, тем более что он привязался и к Варсонофию, и к Юне. И хотя он знал её всего ничего и никогда не позволял себе думать о ней как о «естественной компенсации одиночества», отъезд девушки ощутимо ударил по сердцу, заставил тосковать и страдать.
Что-то опустилось сверху на голову как легчайший парашютик одуванчика.
Он прислушался к себе, ощущая тревогу, и метнулся к шкафу, где висели костюмы, брюки и рубашки. Быстро натянул шорты, футболку, стрелой вылетел за дверь.
Семья Солнышкиных стояла перед тремя парнями, перегородившими дорогу к машине; Варсонофий водил «Ладу Приору».
Роман сразу узнал ту самую компанию, которая когда-то пыталась остановить и его. Двое здоровяков с наколками были в тех же безрукавках, парень с гитарой (на этот раз ги г ары у него не было) держал в руке бейсбольную биту. Не стоило сомневаться, что троица поджидала отъезжающих специально.
Долетели последние слова, сказанные парнем с битой:
— Тебя предупреждали? Предупреждали. Ты не внял? Ни в одном глазу. Ну а теперь плати.
— За что?
— Цел останешься, — заржал здоровяк по имени Санчо. — И баб твоих не тронем.
— Эй, мужики, — окликнул их Роман, подходя и вспоминая рекомендации «интуитивки» и «альфа-форсажки». — Вы не обознались? Санчо, а ты что здесь делаешь?
Тяжелолицый мордоворот с волосатыми руками набычился.
— Какого хрена? Я тебя не знаю! Вали отсюда!
Роман вышел вперёд, формируя стратегию и тактику неизбежного поединка.
— А мирно не договоримся? Эти люди — мои друзья.
— Пошёл на…, козёл!
Роман качнул головой, начиная пси-атаку, посмотрел на парня с битой.
— Ты тут самый умный (обеспечить резкий выброс норадреналина, пусть голова заболит), задание от кого-то получаешь (парень переменился в лице, глаза расширились, рука задрожала), неужели не понимаешь, что придётся потом в милиции показания давать? Сколько могут впаять за хулиганство?
Двое в безрукавках оторопело перевели взгляды на своего вожака.
— Милиция, — хохотнул второй мордоворот, с веснушчатым лицом. — Слышь, Муся? Удостоверение покаж.
— Так ты сам из милиции? — напористо продолжал Роман, чтобы не упустить инициативу. — Вот так номер! Вылетишь из рядов как пробка из бутылки! (Добавить страху, пусть поджилки трясутся.) В чём дело? Кто тебе приказал бросаться на мирных людей? (Всё-таки прошлый раз они встречали не его, а Варсонофия, это понятно.) Ну?!
Глаза парня с битой на миг остекленели, лицо покрылось каплями пота. Было видно, что внутри него идёт какая-то непонятная борьба. Однако в сознании что-то сработало, будто проскочила искра включения, и глаза почернели, наполняясь тёмной угрозой. Что случилось, Роман сообразил уже после инцидента: сработала внушённая кем-то программа! Парень был кодирантом!
— Бей их, пацаны!
Он взмахнул битой, и Роман вынужден был перейти в иной уровень противостояния, где требовалось не только умение чувствовать эмоции и желания противника, но и упреждать действия на физическом плане.
Тренировки с Вохой не прошли даром. «Интуитивка» включилась сама собой, хотя и с небольшим запозданием (всё-таки он надеялся справиться с отморозками на уровне ФАГа).
Тычок пальцами в горло, удар ребром ладони по бицепсу, выхват биты из ослабевшей руки, удар битой по лбу бросившегося вперёд Санчо.
И тишина после падения обоих на асфальт.
Третий безрукавочный верзила успел сделать только один шаг, а бита уже была направлена ему в нос.
— Не советую, — покачал головой Роман, ощутив поднявшийся внутри гнев. Сейчас он мог бы запросто закрыть сознание парня, сделать в памяти провал, заставить смеяться и плакать, но не стал этого делать. — Убирайся!
Мордоворот вздрогнул, мелко-мелко перебрал ногами на месте, так что ожившая Юна прыснула.
— Помоги им! — приказал Роман гулко. — Живо отсюда!
Оглушённые парни с трудом поднялись на ноги, мотая головами, и приятель повёл их со двора, поддерживая под руки.
Редкие прохожие во дворе с любопытством посмотрели на получивших отпор бандитов, на Романа.
Юна бросилась к нему, схватила за локоть.
— Спасибо!
Варсонофий, прищурясь, окинул его изучающе-ироническим взглядом.
— Не знал, что ты такой мастер рукопашки.
Я тоже не знал, признался сам себе Роман.
— Прошу прощения.
— Благодарим, конечно, однако лучше бы ты не вмешивался. Они тебе впоследствии проходу не Дадут.
— Ничего, переживу. Тот, с битой, был кодир…
— Я понял, — перебил его Варсонофий. — Мы поехали, и ты подумай о переезде. Геннадий разве не учил тебя «щучьему повелеванию»?
— Чему?
— ФАГу.
— Учил.
— Вот и надо было тихонько либо совсем никак. Теперь-то уж что говорить. Пока.
Роман хотел возразить, что ФАГ в отношении парня с битой не сработал именно по причине его закодированное™, но модератор избегал терминологии не зря, его домочадцы едва ли понимали, о чём идёт речь, и Роман промолчал.
Юна, садясь в машину, кинула на него взгляд, в котором лучилась такая отчаянная мольба — остаться, что он едва не махнул призывно рукой. Но стиснул зубы, сдержался, сунул руки в карманы и только проводил машину глазами.
В голове стоял туман сожаления, относящийся не к расставанию, а к его собственной оценке натуры: принимать правильные решения он не умел.
Снова пошёл мелкий дождь.
Роман вернулся домой, чувствуя себя одиноким. Он принял душ, полчаса медитировал, добрался до глубин памяти (перед глазами развернулись картины детства), но тоска не проходила (как говорил Геннадий Евгеньевич: тоска — это неясно сформулированная цель), и тогда он разозлился на себя так, что готов был немедленно позвонить Юне и сказать, что жить без неё не может. Остановила только мысль, что поспешно принятые решения никогда не бывают удачными. Если в её чувствах можно было не сомневаться, то в себе он вовсе не был так уверен.
Даниэла не сказала последнего слова. К тому же ей нужен был надёжный человек, а не комплексующий интеллигент, нуждающийся в непрерывной опеке и поддержке, каким, по сути, был Роман, несмотря на всю его внешнюю уравновешенность. Его устраивала эта жизнь, когда ни за что отвечать не приходилось, да и за ошибки с него никто ничего не спрашивал. Какая женщина это выдержит? Даниэла не выдержала. Да и Юна, скорее всего, терпеть не станет. Значит, пора самому выдёргивать себя за волосы из болота меланхолии?
Он невольно улыбнулся собственной наивности. Размышления о психической несостоятельности если и расстраивали, то не сильно. Гораздо труднее было реализовать эти размышления, добиться необходимой твёрдости духа. Потому что человек не то, что он думает, а то, что он делает.
Снова зазвонил мобильный.
Роман схватил трубку, жадно посмотрел на экранчик, видя перед собой тающее лицо Юны. Не сразу узнал абонента, подумал с досадой: он-то откуда знает новый номер? Потом вспомнил, что перед отъездом из Москвы сам дал его Болеславу.
— Привет, висв! — заговорил в трубке энергичный голос волейболиста. — Знаю, что тебя лучше не тревожить, но тут такое дело: Сёма локоть повредил, мы с «Зенитом» играли, надо бы подлечить. Что, если мы подъедем к тебе сегодня? Он ни во что не верит, но ято знаю, что ты можешь.
Роман открыл рот, собираясь ответить отказом, и с трудом удержался от резких слов.
— Я просил тебя…
— Да помню, — с досадой бросил Болеслав. — Ему операцию предлагают делать, заменить весь сустав, типа, а это значит, с волейболом можно распрощаться. Переживает мужик. А ты мог бы посмотреть. Нет так нет, какие разговоры.
— Хорошо, приезжайте, — сказал Роман после короткой паузы. — Только встретимся не дома, а где-нибудь ещё.
— Как скажешь, — обрадовался Болеслав. — Можем в сауне. Выбирай место, мы приедем — позвоним. Я Псков плохо знаю, но сориентируемся как-нибудь. Часам к двенадцати будем у тебя.
— Звоните.
Размышляя над напористостью приятеля, Роман приготовил кофе, уселся перед компьютером, и в этот момент словно лёгкое кисейное облачко закрыло на мгновение солнце.
Таким было первое впечатление. На улице шёл дождь, и солнца вообще нельзя было увидеть сквозь тучи. Просто психика услышала прикосновение ментального «пальца».
«Алтын?»
«Узнал, висв. К тебе можно?»
«Ты где?»
«В Пскове, получил задание побеседовать с тобой».
«От кого?»
Бывший разведчик предпочёл отмолчаться.
«Так я зайду?»
«Что за вопрос? Я живу на улице Некрасова…»
«Знаю».
Ментальный «палец» перестал щекотать шишковидную железу.
Роман бросился на кухню, поставил чайник, достал сухарики, банку чёрносмородинового варенья, сыр, хлеб.
Ылтыын Юря, прозванный Алтыном ещё бывшими коллегами, заявился аккуратно к столу, когда чай уже настаивался в заварном чайнике. В руке у него был красный полиэтиленовый пакет.
Эскимос был неузнаваем.
Во-первых, он изменил причёску — отрастил длинные волосы и отпустил усики.
Во-вторых, перестал носить скромную «джинсу», и в настоящий момент на нём красовался молодёжный «хайфай»: блестящие серебристые брюки, рубашка навыпуск из немнущейся ткани, украшенная бисером, золотистые летние мокасины, также украшенные бисером, чёрные очки на поллица и новейший лэптоп на запястье, заменяющий мобильный системник и компьютер. Если бы Роман встретил Ылтыына на улицах города, он бы его не узнал.
Они обнялись.
— Ты меня поразил! — признался Роман.
— Знаю, что ты получил «ожог», — сказал бывший майор внешней разведки. — С кем схватился?
— Не знаю, — развёл руками Роман. — Кто-то приглядывал за американской подлодкой, контролировал исполнение коварного замысла, и я напоролся на него как корабль на подводную скалу.
— Почему не позвал меня?
— Не успел. Чай будешь?
— Буду. — Ылтыын оглядел жилище приятеля, спохватился. — Я же торт принёс.
Он вернулся за красным пакетом, достал красивую прозрачную пирамидку.
— Подарочный, с орехами.
— Сладкое в таких количествах вредно.
— Что тут есть? Килограмм всего, не тонна же.
— Ты изменился.
— В каком смысле? Торты начал есть? Я и раньше от них не отказывалсяЛ — Нет, внешне, похож на…
— Отморозка.
Роман улыбнулся.
— Так одеваются совершенно безбашенные торговцы наркотой.
Ылтыын смешно сморщился, что у него означало улыбку.
— Зато никто не рискнёт пристать. — Он стал серьёзным. — Кстати, и тебе советую изменить внешность. Тебя видели безволосым, купи парик, смени костюмы.
— Я не пиарщик модных приговоров.
— Это не только мой совет, это пожелание Харитоныча. Стань другим, не таким заметным. Хочешь того или не хочешь, но ты вышел на тропу войны с нелюдями, а это сродни разведоперации: тебя не должны узнавать ни внешне, ни изнутри, ни свои, ни чужие. В связи с чем Харитоныч очень недоволен твоим сегодняшним подвигом.
Роман перестал помешивать ложечкой чай.
— Откуда он знает? Варсонофий доложил?
— Не Варсонофий, но Харитоныч знает.
Роман опустил голову, сосредоточился на чашке с чаем.
Ылтыын тоже стал пить, очень мелкими глотками.
— Я не мог иначе, — наконец сказал Роман.
— Не знаю, может, и не мог. Как говаривал мой наставник по психологической подготовке: не мог, не мог, да и вовсе занемог. Расскажи, как это было.
Роман допил чай с сухариком, сформулировал ответ.
— Значит, на твой раппорт он не отреагировал?
— ФАГ не сработал.
Ылтыын покачал головой.
— Что-то здесь не так. Что, если таких кодирантов готовят специально? Для нейтрализации альфа-гипноза? Ты послал мыслеволевой приказ, и у него тут же включилась программа перехода на исполнение внушённой команды. На мой взгляд, это очень важная информация. Если кодирантов начнут программировать не на аудиовключение, а на мысленное, бороться с ними будет гораздо сложнее. Харитоныч сказал, что уже подготовлена парадигма глобальной чипизации детей — якобы для улучшения качества контроля успеваемости. Отсюда один шаг до глобального контроля над человечеством. Хотя «пастухи» могут пойти и другим путём.
— Каким?
— Теперь практически каждый носит мобильный телефон, айфон, айком или фрилайн, а это уже реализованное средство контроля. Ты вроде бы просто разговариваешь с кем-то, а твой лэптоп читает твои мысли или внушает тебе какую-нибудь пакость.
Роман покосился на коммуникатор гостя, красующийся у него на запястье.
Ылтыын понимающе усмехнулся.
— Чем проще аппаратура связи, тем лучше. Японский учёный Масару Эмото помещал воду под электромагнитное излучение от мобильного телефона, и в результате поликристаллы облучённой воды разрушались, меняли структуру. А ведь мы на девяносто процентов состоим из воды.
Роман потянул себя за мочку уха.
— Ты хочешь сказать…
— Не я, но над человечеством проводится эксперимент с целью довести его до нужной степени внушаемости и подчинения. Прости, это к слову. Действительно, без мобил уже невозможно жить, они превратились в совершенно незаменимые атрибуты нашего существования, как и компьютеры. Превратить их в средство контроля легко, а доверить контроль можно и тем же компьютерам, тем более что их возможности день ото дня растут. Продолжением компьютерных технологий будет нечто новое, чему сейчас нет названия, и даже фантасты не в состоянии это представить. Мы же обязаны предусматривать шаги тех, кто стоит за всеми этими процессами.
— Поводыри.
— Может, и за спинами Поводырей кто-то прячется. Приеду в Москву, доложу Харитонычу о твоей стычке с кодирантом. Его послали к Варсонофию, это очевидно, а появился ты. Как бы ни пришлось менять место проживания.
— Я не боюсь.
— Дело не в твоём бесстрашии. На тебя большая надежда. Харитоныч хочет подключить тебя к операции «Кочевник».
Роман непонимающе глянул на гостя.
— Что имеется в виду?
— Мы вышли на российского Поводыря, получившего прозвище Кочевник. Он — министр образования. Пора его нейтрализовать, уж больно много вреда он приносит России.
Роман аккуратно допил чай.
— Интересная задача. С министрами я ещё не сталкивался. И что мне предстоит делать?
Ылтыын достал прозрачный квадратик с микродиском внутри.
— Изучай, думай. Это вся информация на Кочевника. Кто он, откуда, почему чувствует себя так вольготно в нынешней системе власти, кто его друзья, приятели, исполнители, агенты. Данные о прослушивании и наблюдении. Когда придёт время, тебя вызовут в столицу. Может, я сам приеду за тобой, если не встанет вопрос о передислокации.
— Ты же не включён в…
— Куда?
— В опергруппу «Триэн».
— Был. Ещё до службы во внешней разведке. Тебе знать это было необязательно. Теперь я агент координатора по особым поручениям, прошу любить и не жаловаться.
Ылтыын поднялся из-за стола.
— Мне пора, в два часа я должен быть в Питере.
Роман проводил гостя до двери.
— Будь осторожен, — сказал Ылтыын, показав мелкие белые зубы. — Против нас воюет не просто злобная нелюдская система, но система хитрая, умная и беспощадная, не прощающая ошибок. Унюхаешь опасность — звони или вызывай через ментал, я помогу. К сожалению, в Пскове нет ни одного Ё-профи, город тебе выбирали самый спокойный, а теперь вижу, что просчитались.
— Что за Ё-профи?
— «Триэн» приходится защищаться не только в астрале-ментале, но и на физическом плане, для чего создана Ё-команда, так сказать, триэновский спецназ.
— Почему Ё?
— Помнишь фильм «Операция «Ы» и другие приключения Шурика»? Никулин сказал: чтобы никто не догадался.
— Я серьёзно.
— И я серьёзно. Ну, будь.
Ылтыын хлопнул ладонью по протянутой ладони, шмыгнул за дверь, он небольшого роста, но очень импозантный в своём новомодном «прикиде». Вряд ли кто-нибудь смог бы определить род его деятельности, вычислить как агента по спецпоручениям самой секретной системы России.
Роман занялся уборкой, потом включил компьютер и загрузил диск с информацией о Кочевнике.
Он ожидал увидеть космическое чудовище, но увидел нечто прозаическое: седого мужчину с морщинистым сухим лицом, на котором лежала печать самодовольства и самоуверенности.
По имеющимся данным, Кочевник, то есть Фурсенюк Эдмон Арбенович, родился в тысяча девятьсот сорок девятом году в Ленинграде, закончил Ленинградский государственный университет, прошёл путь от простого инженера до замдиректора по научной работе ядерного института, а затем возглавлял Центр перспективных технологий в Санкт-Петербурге. На самом деле путь этот прошёл реальный человек, умерший впоследствии во Владивостоке. Кочевник же человеком не был. Родился он вне Земли (где именно — аналитики не знали) и был направлен Ассоциацией Поводырей Галактики для контроля за одним из земных государств — за Россией.
Предполагалось также, что он представляет собой расу рептилоидов, давно устроившихся на Земле и даже освоивших человеческий генетический материал.
Роман поискал в сводке, что это такое, понял, что аналитики имели в виду гибридное скрещивание рептилоидов с землянами, породившее совсем иной тип строения тел потомков. Вот почему всё больше и больше в мире продвигалась иная «красота», носители которой, полулюди-полузмеи, в основном женщины, занимали главенствующее положение в показах мод и конкурсах типа «мисс Вселенная». Их «изяществом» и длинноногостью взахлёб восхищались средства массовой информации, вбивая в головы мужчинам, что вся привлекательность девушки — в ногах, растущих от шеи. Кто на Земле был заинтересован в подобных женщинах? Кого они призваны возбуждать? Явно не мужчин Земли.
Роман заинтересовался выводами аналитиков, начал искать примеры, но в это время позвонил Воля: «Мы приехали», — пришлось переключаться на встречу, и он решил никуда не ехать, а пригласить гостей к себе домой. Объяснил волейболисту, как добраться до улицы Некрасова.
Волейболист прибыл не один, а в компании с красивой длинноногой (невольно на ум пришло сравнение с только что прочитанным докладом) девицей и своим приятелем, игроком сборной России, которому требовалось лечение. Локоть у него был забинтован, рука висела на перевязи.
— Извините, — сказал парень смущённо. — Я не очень верю в народную медицину, но доктора советуют делать операцию, а локоть уже не чувствует боли.
— Сёма Полтавченко, — представил его Болеслав. — Зря не веришь, Роман тебя запросто на ноги поставит.
— Я и так стою.
— Ну, на руки. А это Миранда, спец по чирлидингу[6].
Блондинка с яркими губами церемонно протянула руку.
Роман поцеловал её пальцы.
— Вы любите волейбол?
— Я люблю волейболистов, — засмеялась Миранда, откровенно разглядывая хозяина. — А тем более — из сборной России. Хотя с этим типом, — она ткнула пальцем в Болеслава, — мы познакомились случайно.
— Случайность — всего лишь внезапно наступившая неизбежность, — важно сказал волейболист. — Как говорится — судьба. Мы скоро поженимся.
— Я согласия не давала, — лукаво возразила девушка, засмеялась, наблюдая за мимикой Воли. — Мы просто друзья.
— А свадьба?
— Всё равно останемся друзьями.
— Если на будущую жену смотреть как на друга, кто же будет рожать?
По комнате Романа рассыпались хрусталинки смеха.
Он улыбнулся. Миранда ему понравилась. Характер у неё был лёгкий, весёлый, и на шутки она реагировала хорошо.
— Все на кухню. А ты, — он повернулся к Полтавченко, — останься.
Волеслав увлёк свою подругу на кухню, начиная рассказывать историю о том, как он тоже лечился у Романа.
— Садись.
Семён сел на стул.
Роман сел рядом на второй стул, осторожно разбинтовал локоть.
Одного взгляда было достаточно, чтобы определить степень повреждения. У Сёмы был разбит выступ локтевого сустава и начался воспалительный процесс. Локоть опух, покраснел, а в месте травмы появились зеленовато-синие пятна, что говорило о непростом течении абсцесса.
Роман покачал головой.
— Надо было сразу к врачу.
— Всё плохо? — поднял глаза волейболист.
— Гематома перешла в предгангренозную стадию, это плохо.
— Значит, не поможете?
— Подними повыше. — Роман погладил вспухший сустав, легонько сжал пальцами, пробуя консистенцию тканей.
Сёма сыграл желваками, но рукой не дёрнул.
Роман включил «третий глаз», просканировал сустав, определил границы повреждений: в трёх местах кости начали подгнивать и распадаться на бахромчатые зёрна. И всё же шанс остановить процесс разрушения был.
Сердце заработало мощней, погнало волну энергии от груди к рукам. Ладони потеплели, засветились в инфракрасном диапазоне, передали импульс повреждённому локтю.
— Горячо! — удивлённо проговорил Сёма.
— Потерпи.
— Нет, я ничего, просто ощущение странное… муравьи под кожей побежали.
— Будет больно — скажешь.
Роман послал раппорт, восстанавливающий волновую матрицу руки от плеча до кончиков пальцев.
В принципе, он делал то же самое, что и с коленом Юны, только заставлял работать этот механизм в нужном месте — в локтевом суставе.
Локоть под рукой напомнил вулкан — кипением крови и фонтаном невидимой энергии.
— Жужжит!
— Пусть жужжит, это хорошо. Найди дома две медные пластинки, будешь прибинтовывать их на ночь к локтю с двух сторон, они вытянут заразу.
И хорошо бы смазывать локоть два-три раза в день каким-нибудь восстанавливающим гелем, типа троксевазина или пармидина.
— Долго?
— Пока не уйдут синие пятна.
— Выйду из формы, — огорчился Сёма.
Роман улыбнулся.
— Форму набрать легче, нежели восстанавливаться после операции. Через неделю, если всё пойдёт как надо, начнёшь потихоньку сгибать локоть, потом давать фиксированную нагрузку. Через месяц начнёшь тренироваться.
Сёма перестал смотреть на локоть, в глазах его загорелась несмелая надежда.
— Значит, эта хренятина пройдёт?
— Ложась спать, мысленно прокачивай через локоть поток огня.
— Зачем?
— Это будет поддерживать заданную психоматрицу лечения.
Роман забинтовал руку волейболиста, позвал увлёкшуюся разговором пару из кухни.
— Ну, что? — появился оживлённый Волеслав. — Как ощущения?
За ним вышла Миранда. Помада на губах девушки отсутствовала, но сами они были пунцовыми и казались вспухшими.
— Кипит, — кивнул на локоть улыбающийся Полтавченко. — Прямо как гейзер на Камчатке.
Миранда окинула лицо Романа заинтересованным взглядом. Судя по всему, она не верила в экстрасенсов вообще и в способности целителя в частности. А он вдруг подумал, что получит от Олега Харитоновича ещё один нагоняй. За то, что пригласил гостей из столицы к себе домой.
Задание, выданное Олегом Харитоновичем, весьма озадачило Афанасия.
Сначала он отнёсся к нему формально, считая, что координатор «Триэн» преувеличивает опасность развлекательных клубов и просто нашёл ему дело для профессионального развития. Человеку, пришедшему в «Триэн», надо же чем-то заниматься? Вот тебе занятие.
Потом, углубившись в предоставленные материалы, он заинтересовался и начал искать информацию целеустремлённо, так как осознал значение предложенной проблемы.
Стремление к удовольствию у человека и у человечества в целом (вовсе не у какой-то отдельной его части) постоянно росло. Вчерашнее удовольствие становилось банальностью, позавчерашнее — анахронизмом, удовольствие прошлого века — полным отстоем. Афанасий это вполне понимал. Голодный, как известно, ест с удовольствием, сытый равнодушно ковыряется в тарелке, сытый по горло — смотрит на пищу с отвращением. Но всё это лишь составляло фундамент основополагающей идеи — получения удовольствия без его нравственного оправдания. В логике системы, приводящей удовольствие к смыслу жизни, главной целью было создание вечного и непрерывного потока удовольствия, отрицающего любые ограничения и обязанности под лозунгом «каждому по потребностям». В логике этой же системы труд не просто терял смысл, он противоречил здравому смыслу. А если работа не приносит удовольствия, в чём будет её мотивация? В поиске другой работы? Нет! В поиске другого источника удовольствия!
Афанасий оторвался от чтения материала, попытался найти контраргументы, не нашёл и принялся читать дальше. Добрался до интересной темы — создание всемирных глобальных информационных сетей, в том числе — «фабрик грёз», олицетворяемых Голливудом. Как оказалось, продукция, поставляемая Голливудом, являлась не простым развлечением, а оружием массового поражения сознания, упакованным в формат развлекаловки. Но и у этого продукта было потайное дно — достижение мировой власти.
По оценкам аналитиков «Триэн», система, контролирующая «прогресс» человечества, вплотную приблизилась к заветной цели — глобальному управлению миром, используя широкий ассортимент средств оболванивания людей.
Афанасий не любил философствовать, не терпел нравоучений и пустопорожних разговоров о «падении морали». Поэтому читал полученный доклад торопливо, не особенно вдаваясь в глубину анализа состояния социума, проделанного специалистами. Но когда дошёл до примеров, понял, что его знания о «разложении общества» далеко не полны.
Поводырям не нужно было уничтожать человечество, им нужна была власть над ним, поэтому и действовали они очень тонко, не спеша, терпя поражения и навёрстывая упущенное через год, через пять или через сто лет. Они не торопились. В большинстве своём люди легко подвергались дрессировке, особенно когда им подсовывали на сладкое возможность «оттянуться по полной» на халяву. Для этого мозги были не нужны. Потому и начали множиться ещё в конце двадцатого века соблазняющие недалёких сапиенсов конкурсы красоты, салоны СПА, показы мод, «школы» боевых искусств, философские клубы, религиозные секты и политические партии. Все они работали в одном направлении — полностью перекрывали человеку умственную деятельность, заставляли его думать только о получении удовольствия и об удовлетворении естественных потребностей.
В Европе Поводырям удалось решить эту проблему, превратив её население в благополучное потребительское стадо. Подчинились этой парадигме и Соединённые Штаты Америки, а также почти все большие государства американских материков. И лишь Россия и частично Азия всё ещё сопротивлялись давлению, несмотря на то что ими тоже управляли ставленники Поводырей. Сопротивлялось внутреннее пространство населяющих эти страны и континенты народов.
В докладе не приводилось каких-либо сведений о мерах по борьбе с ползучим психологическим террором, распространяемым Поводырями с помощью средств массовой информации, телевидения и специально организованных экономических кризисов. Поэтому Афанасий, изучив досье «на цивилизацию», решил побеседовать на эту тему с Олегом Харитоновичем. Захотелось выяснить, что делает в этом направлении «Триэн», помимо тех операций, о которых Афанасий уже знал.
Он позвонил координатору «Триэн», официально возглавлявшему АНЭР — Ассоциацию независимых экстрасенсов России, договорился о встрече. А выезжая со двора на служебной «БМВ», вдруг увидел Лику.
Резко затормозил, подъехал к тротуару, опустил окно.
Взгляды их встретились.
Бывшая подруга была одета в длинное платье, и по этой позе и какой-то округлённости фигуры Афанасий понял, что она беременна.
— Привет, — сказал он. — Могу подвезти.
— Не надо, — покачала головой Лика. — Мне недалеко, на консультацию.
— Я смотрю, ты… не одна?
По губам девушки скользнула улыбка.
— Наблюдательный.
— Кто же счастливый отец?
— Не ты.
— Поздравляю.
— Спасибо. Пока. — Она помахала кончиками пальцев и проследовала мимо машины, по-прежнему женственная и соблазнительная. Исчезла в арке дома.
Афанасий зажмурился до звёздного тумана в глазах, борясь с желанием выскочить из машины, догнать, обнять, остановить, вернуть. Однако вернуть прошлое было невозможно. Кто-то сказал очень верно: не возвращайтесь по своим следам, это к беде. А так хотелось бы вернуться!
До резиденции Ассоциации экстрасенсов он доехал «на автомате», переживая полученный удар и вспоминая встречи с любимой. Очнулся, обнаружив себя на стоянке машин, принадлежащей адвокатской конторе «Вавин и сыновья», рядом со зданием, в котором располагался административный офис Ассоциации. Естественно, о том, что этот офис является прикрытием центра стратегического управления «Триэн», знали только сотрудники «Триэн».
Опереточного вида привратник пропустил Афанасия в офис, не спросив, к кому он идёт. Секретарша по имени Шехерезада с лучезарной улыбкой на кукольном личике (на самом деле она была во все не дура и хорошо знала свои обязанности) пригласила гостя пройти в кабинет председателя АНЭР.
Олег Харитонович что-то писал. Молча указал гостю на стул.
Афанасий не был здесь ни разу, поэтому с любопытством начал осматриваться.
Ничего демонического, эзотерического или таинственного в интерьере кабинета не содержалось. Обычный стол с плоским листом монитора и клавиатурой, четыре стула, книжные шкафы, картины по стенам: измышленные художниками пейзажи и поселения Святой Руси. И лишь две старинные вазы в углах помещения, стилизованные под хоботы мамонтов, заставляли работать воображение и характеризовали хозяина кабинета как неординарную личность. Впрочем, он этого эффекта не добивался.
— Чай, соки? — спросил Олег Харитонович, не поднимая головы.
Афанасий почувствовал жажду.
— Чай, зелёный, с лимоном, если можно.
— Шеха, принеси, — бросил Олег Харитонович, не повышая голоса и не нажимая никаких селекторных кнопок.
Тем не менее секретарша каким-то образом услышала и через минуту вкатила в кабинет столик на колёсиках, на котором стояли чашки, чайник, тарелочки с печеньем и орехами, сахар и блюдце с дольками лимона.
Афанасий невольно посмотрел на точёные ножки Шехерезады (интересно, это псевдоним или родное имя?), взялся за прибор.
Ложечки были серебряными, и на своей он обнаружил выгравированный древний восьмиконечный символ — коловорот.
— Свастика?
Олег Харитонович кончил писать, поднял голову.
— Свадхистана. Символ намного древнее, чем гитлеровская свастика. Проведи над ложечкой рукой.
Афанасий накрыл ложку ладонью, поднял брови.
— Тепло…
— Это знак Перуна, мужской символ, структурирует позитивный энерговыход. На дне чашки такой же. Есть ещё знак Лады, где коловорот закручивается в обратную сторону, женский символ. Они дополняют друг друга.
Чай был с мятой.
Афанасий добавил дольку лимона, высыпал ложечку сахара, медленно, руководствуясь внутренней подсказкой, размешал. Глоток прокатился по горлу и пищеводу вкусным горячим шариком, захотелось рассмеяться.
Олег Харитонович кивнул.
— Не сдерживайся, твоя волновая матрица сейчас настраивается на положительные эмоции, весь день будешь активен, как атомный реактор.
— Надеюсь, без радиации? — пошутил Афанасий.
— Можешь быть уверен.
— Я, в общем-то, всегда активен.
Координатор «Триэн» наметил улыбку.
— Ты мне напомнил старый анекдот: «Раньше я вёл очень активный образ жизни: играл в теннис, футбол, бильярд, хоккей, занимался шахматами, участвовал в автогонках, но всё закончилось, когда сломался компьютер».
Афанасий хмыкнул.
— Я не увлекаюсь компьютерными играми.
— Которые вызывают наркотическую зависимость, что уже выливается в большую проблему. Но это тема отдельного разговора. Ты изучил доклад?
— Только что закончил.
— Вопросы?
— Много, — признался Афанасий смущённо. — Первый: откуда данные?
— У нас есть доступ к базам данных Статуправления, Минобороны, МИД, Министерства внутренних дел и государственных аналитических институтов. Плюс кое-какие перехваты.
— Что это значит?
— Во-первых, Ассоциация Поводырей вынуждена действовать на Земле по земным стандартам, а это означает, что она пользуется теми же технологиями и техническими средствами: компьютерами, Интернетом, системами связи и видеоконтроля, телевидением, радио и так далее. А передачи с мобильных телефонов и компьютеров…
— Можно перехватить и контролировать.
— Что мы и делаем. Я думаю, только высшее звено АПГ — сами Поводыри пользуются иными средствами связи и транспортным обеспечением, остальные их помощники, резиденты и агенты пользуются земной техникой.
— На Луне видели НЛО.
— Луна — особый случай, до неё мы ещё доберёмся. Во-вторых, эмиссары АПГ обнаглели и начали прокалываться, как тот же блэкзор из Америки, господин Феллер, с которым вы имели честь познакомиться. Таким образом мы и вышли сначала на помощника российского Поводыря Леопольда Метельского, заведующего департаментом международного сотрудничества, потом и на самого Поводыря.
— Министра образования.
— Господина Фурсенюка. Мерзопакостная личность, скажу я тебе, очень сильный маг, причём в прямом смысле этого слова. Не человек, разумеется, рептилоид. Что тебя ещё заинтересовало?
— Если с рекрутерскими конторами и элитными агентствами всё понятно, то почему в разряд программирующих центров попали бойцовские клубы и школы воинских искусств?
— Потому что они все занимаются программированием людей. Хочешь пример? Под Геленджиком один из с в е т л ы х, молодой, но очень сильный воин, бывший «альфовец», решил создать школу боевых славянских искусств. Создал, год школа работала нормально, а потом его заместитель потихоньку развернул её в нужном ему направлении, потому что оказался эмиссаром АПГ. Жителев подёргался туда-сюда…
— Кто?
— Фамилия светлого была Жителев. В общем, сделать он ничего не смог, хорошо, что мы вовремя это увидели и помогли реализоваться в другом месте. То есть система какая? Светлый создаёт школу, объединение, союз, общину, одним словом — эгрегор, а замом к нему подсаживают эмиссара или агента влияния АПГ. Через какое-то время школа начинает штамповать бандитов или последователей какого-нибудь чёрного культа. И таких примеров пруд пруди.
Афанасий качнул головой.
— Как же с ними бороться?
— Боремся, однако у нас тоже появились хорошие идеологи. Хотя чаще мы опаздываем, нежели упреждаем, вот и расползается эта зараза по территории России тихим сапом. Думаешь, я тебе материал этот для развлечения дал?
— Нет, — пробормотал Афанасий.
— Работать надо, в том числе и на вашем уровне. В Москве две сотни различного рода «храмов». Опасности они не представляют, но и дружить с ними не хочется. А люди туда ходят, их тоже надо воспитывать.
— Понимаю.
— Что за вопросы у тебя остались?
Афанасий встрепенулся.
— В докладе было упоминание о плане «Барба-росса-2».
— Разве вам в «конторе» не читали лекции на эту тему?
— Не слышал.
— Это любопытный документ. Разработан в недрах забугорных спецслужб не без помощи Поводырей. Предполагает низвести русскую нацию до уровня народов третьестепенных, отсталых, не способных на самостоятельное существование. Наши враги хотят направить русский народ на путь биологической деградации и вымирания, вплоть до полного исчезновения.
— Да, я читал какие-то выдержки, — вспомнил Афанасий. — Планируется сокращение численности до тридцати миллионов…
— А потом и втрое меньше, оставить лишь отряд рабов для обслуживания «пастухов», сжать русских в небольшом пространстве европейской части России. А дальше желательно вычеркнуть их как народ из мировой истории, чтобы не осталось даже упоминаний о его статусе. Не было его, был какой-то великий безымянный народ, да исчез.
— Знакомые песни.
— Это уже не песни, друг мой, это программа! Её арсенал тебе известен: недоедание, разрушение системы гигиены и медицинского обслуживания, сокращение рождаемости, стимулирование детских заболеваний, алкоголизма, наркомании, проституции, гомосексуализма и преступности.
— Существует же президентская программа по повышению рождаемости.
— Существует-то она существует, да только не работает. А программа разрушения России работает, тихо и многодиапазонно. Так что нам приходится торопиться. Ещё вопросы?
— О китайцах…
— Ты имеешь в виду катастрофу на Луне? Или демографический коллапс, о котором заговорили недавно?
— О Луне.
— Там сложилась интересная ситуация.
— Я просил Романа просканировать Море Кризисов, он говорит, что в месте посадки китайского корабля видны обширные пустоты, скорее всего искусственные.
— Мы готовимся их обследовать.
— Я туда никаким боком?
Олег Харитонович нахмурился.
— Твоё подразделение занимается не менее нужными делами. Да и в ближайшее время ты получишь важное задание, будешь занят.
— Что за задание?
— Тебе скажут, — уклонился от прямого ответа координатор «Триэн».
— Хорошо, а потом?
— Подумаем. Как говорится: завтра будет дуть завтрашний ветер. Сюда больше не приходи, будем встречаться в другом месте.
Афанасий поднялся, но от вопроса, который интересовал его всё больше, удержаться не смог:
— А чем официально занимается ваша АНЭР?
Олег Харитонович усмехнулся.
— Пускаем пыль в глаза официальным лицам. Надуваем щёки. Участвуем в телеконкурсах и битвах экстрасенсов.
— Зачем?
— Чтобы те, кто контролирует такие союзы, верил, что мы почти шарлатаны.
Афанасий хмыкнул.
— Разве АНЭР объединяет шарлатанов?
— Нет, конечно. В нашем союзе очень много неплохих экстрасенсов, выполняющих важную работу. Но для российской и мировой общественности мы в первую очередь артисты, клоуны, к которым невозможно относиться серьёзно. На самом деле АНЭР работает под управлением…
— «Триэн», понятно. До свидания.
Олег Харитонович подал ему руку.
— Будь. До связи.
Афанасий ответил улыбкой на дежурную улыбку Шехерезады (всё-таки интересная девица) и, размышляя над словами координатора, покинул офис АНЭР. Очень хотелось убедиться в том, что резиденция «Триэн» находится здесь же, однако спросить у Олега Харитоновича он не решился, а с виду командный пункт Ассоциации казался чисто административным заведением, охраняемым для проформы.
В Управлении его вызвали к заместителю начальника.
Войнович проводил двух сотрудников, с которыми обсуждал какую-то проблему, пожал Вьюгину руку.
— Куришь?
— Бросил, Олег Харитонович помог. Кстати, я только что от него. — Афанасий смущённо поёрзал на стуле. — Вы с ним разговаривали?
— А что?
— Он предсказал, что меня ждёт важное задание.
— Координатор — не простой человек, — пожал плечами генерал. — Есть дело. По разведданным, в Москву прибыла террористка-смертница, причём не мусульманка, русская.
— Зомби?
— Все смертницы по сути своей зомби. Её надо обнаружить до того, как она совершит теракт.
— Если контрразведка знает о её прибытии…
— Сведения просочились из-за рубежа, Папа всех поставил на уши. Известна даже цель смертницы.
— Большое скопление народа?
— Не просто большое скопление — какой-то из крупных медицинских центров.
Афанасий сжал зубы.
— Кому это понадобилось?
— Замысел дьявольский, слов нет, но ведь дьяволу всё равно, кого убивать.
— Может быть, ноги замысла растут оттуда? — Афанасий указал глазами на потолок.
— Не думаю, что Поводырям это выгодно. Террористическое подполье в России не нуждается в подсказках, оно само кого хочешь погонит на убой, чтобы затопить кровью страну. Времени мало, поэтому активируй своих сенсов.
— Знать бы, какое именно учреждение готовят к взрыву.
— Проверь все, через полчаса Кузьмич сбросит тебе список медцентров в Москве и области.
— Есть. — Афанасий сдвинул каблуки, скорее по привычке, чем по надобности, и вышел, унося озабоченный взгляд Войновича, в котором в равной мере сочетались сомнения и надежда.
Идея поехать в Рязань возникла сразу после отъезда семейства Солнышкиных.
Полдня Роман мучился, решая, нужен ему этот шаг или нет, потом возненавидел себя за колебания, за пять минут собрался и к вечеру вторника сел в автобус, который доставил его на центральный железнодорожный вокзал Пскова.
В начале девятого он был в Москве. Переехал на Казанский вокзал и вышел из вагона скорого поезда Москва — Казань на вокзале «Рязань-2» в одиннадцать часов вечера. Подстёгиваемый сжигавшим его нетерпением, он взял такси, добрался до дома, где жила мама Даниэлы. Расплатился с таксистом, огляделся, торопливо пересёк двор, остановился, ища глазами окна квартиры Карповых.
Они были темны.
Сердце упало. Пока он ехал из Пскова в Рязань, всё время почему-то казалось, что его здесь ждут. Но, судя по всему, никто его не ждал, и теперь затея с поездкой начинала казаться дурацким Детским порывом.
Роман прислушался к тишине двора и к пространству дома.
Даниэла отсутствовала, квартира её мамы пустовала. А где они обе находились в данный момент, уже не имело значения. Может быть, на даче, может, в Москве.
Надо было сразу просканировать Рязань, подумал он отрешённо, садясь на лавочку возле детской площадки. С чего это ты помчался сюда как укушенный, не зная, где Даниэла?
Верил, что она у мамы и ждёт, признался «Роман-первый», отвечающий за поступки.
Так далеко можно зайти, проворчал «Роман-второй», скептик и циник. Спорить с ним было трудно.
Я ошибся.
Просканируй Рязань, может, она в гостях. Или дачу в Подмосковье.
Роман проводил глазами пьяного старика, ковылявшего через двор.
Сканировать пространство в поисках Даниэлы почему-то не хотелось. Впечатление складывалось такое, будто радости данное занятие не принесёт.
Старик вернулся, рухнул на лавку рядом.
— 3-закурить не найдётся?
— Не курю, — односложно ответил Роман.
— Эт хорошо, — кивнул старик, от которого за версту несло перегаром. — А выпить хочешь?
— Нет.
— Тут рядм кафе, угощу.
Роман повернул голову, посмотрел на пьяного, и тот бодро встал, направился к дому, забыв о своём предложении.
Не расходуй пси-потенциал без весомых оснований! — строго сказал «Роман-второй».
Отстань! — равнодушно сказал ему «Роман-первый».
Послышались весёлые голоса, смех, возгласы. Во двор из арки вывалилась молодёжная компания: трое парней и две девушки. Ёкнуло сердце. В одной из них Роман узнал Даниэлу.
Компания, не обращая внимания на поздний час, порывалась петь песни, шумно восторгалась отличной «туснёй», парни обнимали подруг, и Роман с изумлением увидел, что Даниэла не сопротивляется. Высокий и вихлястый юнец (лет двадцать, не больше) поцеловал её, засмеялся, прижал к себе за талию, и она засмеялась в ответ.
Компания постояла у подъезда, продолжая вести себя так, будто вокруг дикий лес и окрест ни души, потом Даниэла и её спутник скрылись в подъезде, а остальные направились через двор к соседнему дому. Сидящего на лавочке Романа они не заметили.
Стало тихо.
Роман разжал вспотевшие ладони.
В голове стоял лёгкий эйфорический туман, играла музыка, летали звёзды и снежинки. И ни одной мысли! Сердце заполнили удивление, недоверие и непонимание. Захотелось тут же догнать Даниэлу и убедиться, что это не она. Он даже встал… и опустился обратно на лавочку. Во всём виноват был он сам. Надо было настоять на своём ещё полгода назад, увезти с собой в Псков, найти работу и быть рядом, не давая ни скучать, ни думать о плохом. Как известно, свято место пусто не бывает. Даниэле нужна была поддержка, и она её нашла, пусть и от молодца лет на пять моложе её самой.
Набить морду! — посоветовал «Роман-второй».
Он качнул головой, вспомнил притчу, рассказанную давным-давно отцом.
Старый индеец говорит сыну:
— Внутри каждого человека идёт борьба, похожая на грызню двух волков. Один волк представляет зло: зависть, ревность, эгоизм, амбиции, ложь, второй представляет добро — любовь, надежду, верность, доброту, нежность.
— И кто же побеждает? — спросил сын, тронутый сравнением до глубины души.
— Всегда побеждает тот волк, которого ты кормишь.
В окнах квартиры Карповых зажёгся свет.
Роман представил, как вихлястый юнец обнимает Даниэлу, стаскивает с неё платье…
В душе зарычал волк.
Роман очнулся, заставил себя успокоиться, пошёл со двора, опустив голову. И вдруг почувствовал странное облегчение.
Даниэла не страдала от разлуки, ей было с кем встречаться и о ком думать, и никакие ухищрения ФАГа не могли вернуть былого. Да, он действительно был способен заставить жену забыть и любовника, и прошлые ссоры и конфликты, поехать с ним в Псков, а заодно и оградить её разум от тайных «пастухов» человечества, мешающих жить спокойно им обоим. Но всё равно, несмотря на благие намерения, это было бы актом насилия, приравнивающим его к носителям тьмы — агентам АПГ.
— Прощай, — беззвучно выговорил он пересохшими губами, бросая последний взгляд на светящиеся окна дома.
В Псков Роман приехал утром.
В сердце царило равновесие. Он не просто нейтрализовал все эмоции, за время поездки из Рязани соорудив убедительную философскую конструкцию собственной правоты, ему казалось, что он стал сильнее, дальновиднее и мудрее. Хотя потеря и ударила больно по самолюбию.
Много позже он подумал, что поездка в Рязань была инициирована какими-то силами, направляющими его в будущее и помогавшими взлететь на иные высоты, которых он ещё не достигал.
Кофе взбодрил.
Роман вспомнил совет Афанасия — купить парик — и сел на диванчик, решив устроить революцию в организме, то есть заставить работать нужные гены и вырастить волосы на голове. Однако добиться успеха ему не удалось. Сначала мешали посторонние мысли, а когда он от них избавился, позвонил Афанасий Вьюгин:
— Не разбудил?
— Нет, — выдохнул разочарованный Роман.
— Есть дело.
— Я… занят. До завтра терпит?
— Слышал поговорку? Бог изобрёл «сегодня», дьявол — «завтра». Я никогда не откладываю дела на завтра, и тебе того желаю.
— Что нужно?
— В Москву приехала из Дагестана террористка-смертница, поставлена задача обезвредить. Поможешь?
— Откуда вы знаете, что она приехала?
— Оперативная информация.
— А сами что?
— Я дал задание группе. — В голосе Афанасия прозвучала досада. — Никаких следов!
— Значит, это утка.
— В том-то и дело, что информация проверена по разным каналам. Шахидка здесь. Она русская, хотя и родилась в Дагестане, является сестрой убитого в прошлом году полевого командира.
— Я думал, война в Дагестане кончилась.
— Она будет продолжаться до тех пор, пока мы не уничтожим всё бандитское подполье, которое пополняется, к сожалению, совсем молодыми отморозками.
— Которые нигде не могут найти работу и учёбу.
— Ты прав, но с нас это ответственности не снимает и тревоги не отменяет. Смертница нацелена взорвать один из медицинских комплексов типа Склифа или нового онкоцентра в подмосковной Истре. Просканируешь?
— Что-то твои сенсы лыка не вяжут, — не выдержал Роман.
— Они тебя тоже сильно любят, — огрызнулся Афанасий. — Так что, ждать?
Роман отогнал мысль подольше помучить полковника, погрозил сам себе пальцем.
— Если что увижу — позвоню. — Стало интересно, сможет он справиться с заданием, какого ещё не выполнял. — Мне нужен список больниц.
— Речь идёт о крупных медицинских центрах. Могу сбросить список по почте.
— Хорошо.
Роман с сожалением провёл рукой по гладкому черепу, пообещал себе заняться восстановлением шевелюры в ближайшее время и заварил чай. Мысли о Даниэле приходили всё реже и реже, он наконец освободился от психологического гнёта, считая себя свободным от семейных обязательств.
Пока он с наслаждением пил чай с лимоном, компьютер сообщил, что пришло письмо от Вьюгина.
Крупных медицинских учреждений в Москве и области насчитывалось почти два десятка. Среди них были такие известные, как больница скорой помощи имени Склифосовского, научно-клиничекий центр отоларингологии, Бакулевский Российский научно-практический центр аудиологии, вирусологический центр научно-исследовательского института микробиологии в Сергиевом Посаде и несколько других.
Роман невольно покачал головой. Чтобы просканировать такое количество лечебных заведений, требовалось время и запас душевных сил. А справится он с задачей или нет, уверенности не было. Тем не менее просьбу Вьюгина надо было выполнять. Как говорилось в таких случаях: взялся за гуж — не говори, что не дюж.
Он подготовил себе питьё — кружку клюквенного морса, чай, дольки лимона, уселся поудобнее.
Итак, с чего начнём, висв?
Первым в списке значился отоларингологический центр на улице Саляма Адиля.
Роман внимательно вгляделся в представленные фотографии зданий центра, нашёл его на карте: берег реки Москвы, территория большая, подъехать можно с нескольких сторон — с Карамышевской набережной и с улицы. Охрана стандартная, как написал Афоня, что означает: пройти на территорию может каждый, а тем более женщина.
Вперёд, висв?
Он закрыл глаза, сосредоточился на психосферном расширении, как по-научному назывался процесс вхождения в ментал, представил комплекс клиники и вошёл в состояние просветления.
На изучение негативных сосредоточений ушло почти сорок минут.
Всё-таки это была больница, люди приходили сюда лечиться, и лучевых радиаций, отражающих здоровые эмоции, в их аурах прослеживалось мало. Всё казалось, что «психолокатор» Романа нащупал то, что нужно, — место злобного намерения, куда и будет нанесён удар. Однако это были палаты с больными людьми, их насчитывалось больше сотни, и каждая была наполнена страданием, сквозь которое редко пробивались оптимистичные лучики выздоравливающих.
Роман вышел из ментала с ощущением провала, посидел с кружкой морса, потягивая вкусный напиток и обдумывая процедуру поиска носителя иной ауры — ненавистнической, которая должна была отличаться от аур пациентов.
Следующим объектом пси-сканирования он выбрал лечебно-реабилитационный центр Росздрава на Иваньковском шоссе. Отстроился от посторонних мыслей, потом от биоэнергетических шумов, производимых аурами больных. Стало легче выделять достаточно крупные «опухоли» искажённых болезнями пси-сфер и отсеивать мелкие.
Но и здесь его ждало разочарование. Никто особого «злобного» интереса к центру не проявлял. Лечилось в нём и приходило на приём к врачам большое количество людей, больше тысячи, но ни один из больных не мечтал взорвать клинику. Во всяком случае таких намерений возбуждённая пси-сфера Романа не обнаружила.
Он снова посидел «в отключке», отдыхая и прихлёбывая морс, сосредоточился на изучении медицинского центра «Целитель» в Серпухове.
Дело пошло живее. Нервная система быстро приспособилась к вхождению в процесс озарения, который представлял собой, по сути, прорыв к своей ядерной информационной базе и к вселенской базе данных[7], человеческие эгрегоры весьма специфического «запаха» — больного — проявлялись призрачными облаками, стоило только представить больницу, и на сканирование «Целителя» Роман потратил всего четверть часа.
Ничего не обнаружил. Подключил себя к городскому нейрохирургическому центру на Волгоградском проспекте.
Здесь спектр аур отличался от аур больных другого «профиля». Лечились в центре люди с поражениями головного мозга, и отстраиваться от «вибрирующих странностями» психосфер было трудно. Тем не менее Роман справился с задачей, снова не обнаружил злобных потоков внимания к центру, переключился на просвечивание больницы Склифосовского.
Через полтора часа он закончил работу со списком, стал под душ, чувствуя опустошение и отвращение ко всему на свете. Неприятно было признавать самому себе, что он оказался несостоятельным, и уже начинало казаться, что он упустил из виду какую-то важную деталь, отнёсся к работе без должного тщания.
Вода смыла «грязную» энергетику.
Он тщательно вытерся махровым полотенцем, взялся за морс.
Звонить Афанасию не хотелось. Но силы нашлись, и он набрал номер полковника.
— А я хотел звонить тебе, — обрадовался Вьюгин. — Нашёл?!
— Нет.
— Никого?!
Роман промолчал.
— Вот чёрт! — огорчился Афанасий. — Не может быть! Сведения проверены, сегодня где-то может рвануть. Посмотри ещё раз, пожалуйста, потщательнее. Дело не в том, что у нас полетят погоны и головы. Если шахидка сделает своё чёрное дело, погибнут сотни людей!
— Я не гарантирую…
— Ну, будь другом! Кроме тебя, никто этого не сделает!
Усилием воли Роман утихомирил поднявшееся в душе раздражение.
— Хорошо, пощупаю.
— Век буду благодарен! — обрадовался Вьюгин. — Может, чего надо? Лично привезу.
— Ничего, жди.
Роман снова уселся в кресло, собираясь повторить сканирование уже проверенных медцентров, и в это время кто-то позвонил в дверь.
Сердце ухнуло вниз, но не от испуга: тот, кто звонил, был хорошо знаком.
Он вскочил, распахнул дверь.
На лестничной площадке стояла Юна в курточке, с большой белой сумкой в руке.
По-видимому, у него изменилось лицо, потому что глаза девушки стали огромными, вопрошающими, неуверенными и тревожными.
— Я вернулась, — проговорила она почти беззвучно. — Не могу без тебя! Если скажешь уезжай — уеду.
Он покачал головой, стремясь сохранить остатки хладнокровия и чувствуя биение её сердца — на расстоянии.
— Ты сумасшедшая! — Голос стал хрупким и ломким.
— Значит, ты меня…
— Проходи. — Он отступил в глубь прихожей.
Она шагнула через порог, оказалась совсем рядом, из руки девушки выпала сумка, и Роман больше не раздумывал.
Они целовались до тех пор, пока у Юны не кончилось дыхание.
Он снял с неё курточку, провёл в комнату, и они снова начали целоваться.
Когда и как раздевались, он не помнил. Очнулся, когда они уже лежали в постели, сжигаемые неведомой доселе силой. И снова начался безумный полёт тел, сопровождаемый ласками, о которых можно было только мечтать.
Мылись под душем вместе, не стесняясь друг друга, сгоняя воду ладонями с разгорячённых тел.
Лишь спустя час Юна заговорила:
— Я думала — прогонишь.
Он мотнул головой:
— Если сама не уйдёшь. Я женат.
— Я знаю. Но если ты не живёшь с ней, значит…
— Она была и есть, но не со мной. И хватит об этом. Есть хочешь?
— Очень!
Сияющие глаза Юны не отпускали его ни на миг, и ощущать себя необходимым и желанным было сладко, хотелось что-то делать и надувать щёки, чтобы казаться значительней.
— Хочешь, пойдём в кафе.
— Если у тебя ничего нет…
— Всё в холодильнике.
— Тогда я найду и приготовлю. — Она умчалась на кухню, накинув на плечи свой умопомрачительный халат.
Роман успел заметить (час назад было не до того), что колено девушки приобрело нормальный здоровый цвет, шрамы стали незаметными, и оно уже не выглядит опухшим. Хотел поинтересоваться, что она чувствует, но зазвонил телефон.
Он бросил взгляд на проявившийся номер, сглотнул: звонил Варсонофий.
— Слушаю.
— Привет, висв. Юна доехала?
— Доехала, — деревянным голосом ответил Роман. — Я могу… позвать…
— Не надо, всё нормально. Не обижай её, она хорошая девочка.
— Я… никогда…
— До связи, звони, коль понадоблюсь. — Гудки отбоя в трубке.
На пороге возникла Юна.
— Кто звонил?
— Твой отец.
— Я так и думала. Что ты ему сказал?
— Что ты сумасшедшая.
Юна прыснула, чмокнула его в щеку и снова убежала на кухню. Забренчали ложки.
Роман расслабился, улыбнулся, возвращаясь к своему прежнему эйфорическому состоянию. Подумал: кто её обидит — дня не проживёт! Подумал ещё: а я без неё точно не проживу.
Телефон зажужжал — пришла SMS.
Он прочитал сообщение от Вьюгина: «Ничего?»
Ах ты, ёлки-палки, склероз! Нехорошо-то как!
Роман заглянул на кухню:
— Ты стряпай, а мне надо сделать обещанное.
— Хорошо, поняла, мешать не буду, — пообещала она.
— Это на час.
Юна перестала возиться с крупами, спросила догадливо:
— Ведание?
— В Москву собралась шахидка, хочет взорвать больницу, надо найти.
Глаза девушки потемнели.
— Не шутишь? Это опасно!
— Ничего опасного, — отмахнулся он. — Я просто загляну в больницы и попытаюсь определить поток внимания к той, где бандиты хотят устроить теракт.
— Хорошо, заглядывай, я буду рядом.
Даниэла спросила бы, зачем мне это нужно, подумал Роман, возвращаясь в комнату.
На душе стало легко. Юна готова была пойти на всё, лишь бы не доставлять ему хлопот.
Вход в состояние просветления дался быстрее обычного. Всё-таки этот процесс требовал спокойствия, уверенности и хорошего настроения, а у него в данный момент оно было не просто хорошее — великолепное!
Вирусология в Сергиевом Посаде — ничего.
Иваньковское шоссе — пусто.
Городской нейрохирургический центр — пусто.
Онкоцентр на Каширке — ноль…
Вошла Юна, постояла немного в проёме двери, наблюдая за ним, вышла тихонько.
По сердцу прошлась тёплая волна: как же вовремя она вернулась!
Склиф — по нулям.
Истринский медцентр, медико-биологический центр в Обнинске, центр в Серпухове: пусто, ноль, тишина.
Список закончился.
Роман вышел из режима ментального видения, глянул на часы. С момента включения в режим прошло сорок минут, очень хорошо! Он приспособился искать чёрную паутину недобрых намерений в пространстве и мог бы, наверное просканировать весь земной шар. Кстати, почему бы не сделать этого сейчас? Пусть не Землю — просканировать хотя бы Москву?
— Юна!
— Да, Ромашка, — появилась девушка.
— Горячий чай, лимон.
— Слушаю и повинуюсь, мой господин! — Она сделала шутливый поклон, исчезла и появилась через три минуты с чашкой чая и блюдцем с дольками лимона. — Что ещё?
Он поцеловал её пальцы, обнимая взглядом (господи, какое же это счастье!), взялся за чай.
— Ещё минут пять, и я освобожусь.
— Нашёл что-нибудь?
— Что ты имеешь в виду?
— Ну, что искал.
— Нет, данные Афони не верны.
— Кто это — Афоня?
Роман покачал пальцем.
— Это секретная информация.
Юна рассмеялась.
— Я и так догадываюсь — чекист, с которым ты работаешь.
— Не осуждаешь?
— За что? Человек сам решает, с кем работать и ради чего. Главное, чтобы при этом работал не только ум, но и сердце.
Роман с интересом заглянул в глаза девушки.
— Кто тебе это внушил?
— А разве неправильно? Я сама делаю выводы. Патер всегда…
— Папа.
— Папа всегда с кем-то сражался, потому что остро чувствует несправедливость, и мама его всегда поддерживала, потому что он прав. Я чувствую, что и ты прав.
— Спасибо.
Юна снова рассмеялась, коснулась его щеки пальчиками.
— Я не люблю этого слова, оно осколок христианизированного «спаси бог», а меня спасать не надо. Пат… папа говорит — благодарствую.
— Хорошо, благодарствую. Кстати, как нога?
— Всё здорово! Втираю в колено гель, но оно уже не болит, ходить намного легче.
— Марш на кухню!
— Есть, товарищ главнокомандующий! — Юна коснулась виска ладонью, убежала.
Роман посидел, улыбаясь, несколько секунд, чувствуя небывалый душевный подъём, и сосредоточился на проблеме.
«Обнять» Москву удалось с первой же попытки. А вот разобраться в её сложнейшем психоэмоциональном «муравейнике» Роман смог только ценой неимоверных усилий: спустя четверть часа он даже хотел выбраться из «муравейника» обратно, так как негативных структур, облаков и вихрей, а также смердящих «трупных пятен» в нём было слишком много. Однако заговорило самолюбие, и он остался внутри гигантского призрачного массива психоэнергетических образований, пытаясь найти ту, которая была, по его представлению, похожа на намерение совершить теракт.
И ведь нащупал!
Сначала через город (в его мысленном отображении) протянулась извилистая чёрная «лиана», вскипающая колючками и шипами.
Роман проследил за её извивами сначала в одном направлении, потом в другом и вычислил координаты обоих «трупных тупиков». Один торчал в скоплении зданий на юге столицы, второй располагался внутри большого дома недалеко от Третьего кольца в Дегунино. Он запомнил месторасположение «тупиков», выпал из ментального пространства и кинулся к атласу московских улиц.
Первый «тупик» совпал с Управлением внутренних дел Медведково. Второй — с корпусом Московского института педиатрии и детской хирургии на улице Талдомской.
— Чудо-юдо из Талдома! — пробормотал Роман.
В комнату ворвалась Юна.
— Всё? А то я жду, жду, стараюсь не мешать, уже кашу сварила, овощи тушу.
— Молодец! — Он усадил её на колени, прижался лицом к груди. — Ты вкусно пахнешь!
— Овощами? — лукаво спросила Юна.
— Звёздами.
— Правда?
Он поднял лицо. Несколько секунд они не сводили друг с друга глаз. Потом Роман вспомнил, что не завершил поиск.
— Мне нужна ещё пара минут.
— Хорошо, посижу там. — Она умчалась, лёгкая и стремительная.
Роман сосредоточился на вычисленном мединституте (похоже, сведения Афони действительно не точны, раз речь идёт не о больнице) и легко нашёл в пространстве колючую ниточку злобного замысла.
Его не ждали.
Ниточка намерения привела его эфирное тело сначала в клинический отдел врождённых и наследственных заболеваний (он прочитал название по мысленно-звуковому обмену в коллективе; оказывается, можно делать и такое), а потом к исполнителю замысла, который оказался, первое: врачом-психоневрологом, завотделом, второе: женщиной.
Русская, вспомнилось резюме Афанасия, муж погиб в Дагестане. Она или не она?
Последним мысленно-волевым усилием он проник в сознание психоневролога и в течение нескольких секунд получил ответы на все свои вопросы.
Кто-то посмотрел на него изнутри пси-струи, контролирующей сознание женщины-врача, с удивлением и угрозой.
Роман отключил все свои «рецепторы», оборвал мысленную связь и лёгкой пушинкой вознёсся в космос. Метнувшаяся за ним колючая «клешня» потеряла его в сиянии солнца.
Лица коснулось что-то влажное и мягкое.
Он открыл глаза.
Юна с испугом смотрела на него, держа в руке салфетку.
— Ты был как каменный, не отвечал!
— Всё в порядке. — Роман слабо улыбнулся, отвёл её руку с салфеткой. — Не надо, я умоюсь.
Он с наслаждением смыл пот с лица и шеи, вышел из душевой, вытираясь на ходу.
— Я не нашла у тебя пива, — заявила Юна.
— Не пью.
— Я тоже. А вино или что-нибудь покрепче, коньяк, например?
— Алкоголь не ласкает рот. Хотя есть исключения.
— Какие?
— Ликёры. Позволяю себе изредка вишнёвый или айриш. Но гораздо больше люблю морсы из клюквы и брусники.
— Ты ходячая реклама безалкогольного образа жизни.
— Если тебе не нравится, начну пить.
Юна фыркнула.
— Пьяным я тебя ни разу не видела, интересно будет посмотреть. Идём, кормить буду.
— Подожди. — Он взялся за телефон. — Позвонить надо.
Афанасий отозвался мгновенно:
— Слушаю, Рома!
— Это не больница.
— Не может быть! Я сам лично…
— Не перебивай. Это Московский институт педиатрии и детской хирургии, Талдомская улица, дом два. Врач-психоневролог Лисина, заведующая отделом врождённых и наследственных синдромов. Она закодирована. Уже полгода таскает в институт взрывчатку — по пятьдесят граммов, чтобы не заметили. Сколько собрала — не знаю, много. Когда поступит команда на подрыв — тоже не знаю. Но её стерегут в ментале, следят. Могу попробовать нейтрализовать программу, хотя боюсь, что запаникуют её контролёры.
— Понял, не надо, теперь мы сами.
— Брать надо осторожно…
— Не беспокойся, оперативная группа зубы проела на таких операциях, сделает всё без шума и пыли. Больше ничего?
— Чего ещё?
— Позвоню. — Голос Афанасия пропал.
Роман выключил телефон, повернулся к Юне.
Глаза у неё были большими и серьёзными.
— Ты… искал… террористку?
— Она не террористка, хотя её мужа действительно убили в Дагестане в прошлом году. Она — кодирант. Кто-то нашёл её и решил усилить внутренний негатив, заставить служить Поводырям человечества.
— Кому?
— Пусть тебя это не волнует.
— Кто она? Что ещё за кодирант?
Роман отвесил себе мысленную пощёчину. Он разговаривал с Юной как с сотрудником «Триэн», а она была всего лишь дочерью сотрудника и могла не знать, чем занимается отец.
Он подошёл к девушке вплотную.
— Извини. Я иногда занимаюсь очень непростыми делами, не связанными с целительством. Жить со мной трудно и опасно. Если ты не захочешь…
— Нет! Я с тобой! — не дала она ему договорить. — Всегда и везде! Я сильная и ничего не боюсь, вот увидишь! И никогда никому ничего не скажу!
Он молча прижал её к себе, вдруг подумав, что вся жизнь ещё впереди.
В Санкт-Петербург на этот раз Фурсенюк поехал официально, для участия в международном симпозиуме «Нанотехнологии — рывок в будущее». Вообще он посещал «вторую столицу» России часто, хотя «нормальным» транспортом не пользовался. Под Питером у него была своя база, замаскированная под старинный особняк князей Юсуповых, находившийся на реставрации.
Реставрировали особняк уже больше двадцати лет, но его мало кто видел вблизи, а тем более внутри. Делегации от мэрии города, комиссии по культурному наследию, пожарному надзору и прочие посещали его не чаще одного раза в три года, однако придраться ни к чему не могли. Все бумаги, подтверждавшие право нынешнего собственника на этот объект, находились в полном порядке, инструкции пожарных соблюдались, а причина того, что реставрация шла медленно, крылась в отсутствии у собственника необходимых средств, а также в тщательности, с которой проходил процесс восстановления древней архитектурной развалины.
Эдмон Арбенович переносился в особняк с помощью технологий, доступных на Земле только воображению фантастов, со многими из которых он был знаком, а некоторых, таких как Серго Лукьянов, даже использовал в программах зомбирования читателей. Выступая по ТВ, он иногда ёрничал на тему придуманных писателями «кабин нуль-Т», «линий мгновенного транспорта — метро» и «струнных звездолётов». При этом АПГ давно применяла «струнные» технологии для перемещения в пространстве и снабжала своих представителей портативными модулями перемещения, называемыми на Земле с лёгкой руки фантастов В-порталами, то есть — вневременными.
Фурсенюк побывал на приёме у питерского градоначальника, где много говорил о «возрождении культурных традиций Севера», потом отобедал в ресторане «Вита-Нова» на Литовском проспекте и направился в особняк князей Юсуповых, отпустив сопровождавших его московских и питерских чиновников.
Особняк располагался на окраине города, на берегу небольшого озерца, окружённый со всех сторон старым, но ухоженным лесом. Ничего особо примечательного в нём не было, такие здания возводились по всей России в восемнадцатом и девятнадцатом веках и благополучно дожили до нынешних времён.
Он был двухэтажным, имел два крыла, колоннаду у центрального входа, арочную крышу и сильфид на фронтонах.
Любоваться дворцом можно было только издали, хотя ни со стороны дороги, ни со стороны новых многоэтажек Санкт-Петербурга он виден не был. Для отпугивания же любопытных здесь всегда была включена система защиты базы, внушающая людям страх либо безразличие к данной местности. Особняк в принципе как бы не существовал, потому что им практически никто не интересовался.
На ступеньках центрального входа Эдмона Арбеновича встретил бледнолицый молодой господин, одетый во всё чёрное, не считая модного белого галстука. Это был эмиссар Кочевника по особым поручениям Арчибальд Феллер, американский гражданин, сотрудник ЦРУ, магистр Американской Ассоциации экстрасенсов, черный маг, короче — блэкзор, по американской терминологии.
Способности блэкзора, прекрасно знавшего русский язык и разбиравшегося в тонкостях российской политической жизни, действительно впечатляли, и Кочевник даже подумывал с опаской, что этот землянин вполне может замахнуться на его кресло.
Правда, в последние полгода после событий в Греции Феллер изменился, слегка сдал позиции, перестал прогрессировать, хотя продолжал люто ненавидеть русских и готов был уничтожить любого, кто рискнул бы стать у него на пути.
— Рад приветствовать вас, господин министр, — поклонился он, отступая в сторону, — в этом уединённом уголке русской природы.
Кочевник на мгновение отключил маскер, превращавший его в человека Земли, голова и лицо его изменили пропорции, выявив черты рептилоида, однако Феллер и глазом не моргнул, не показав ни замешательства, ни испуга.
— Хорошо, — с удовлетворением сказал Эдмон Арбенович, похлопав его по плечу. — Вы, как всегда, в форме. Идёмте поговорим.
Разумеется, с порученцем он предпочитал не вести бесед на отвлечённые темы, хотя изредка подбрасывал ему информацию о состоянии социума в России и в мире в целом. Феллер был слишком умён, чтобы использовать его только в качестве киллера или почтальона. Однако и о высоких материях Эдмон Арбенович с ним не заговаривал. Тем более о таких, как смена власти в России. Блэкзор вдруг сам поднял эту тему.
— Зачем это вам, магистр? — полюбопытствовал Фурсенюк, когда они спустились на два этажа ниже и оказались на первом ярусе базы, охрана которой пропустила обоих без малейшей задержки.
— Слишком медленно идёт процесс, — бесстрастно ответил Феллер.
Они вошли в апартаменты Кочевника, где он имел возможность расслабиться как представитель своей рептилоидной расы.
— Присядьте, — кивнул хозяин на роскошный диван в комнате для бесед, обшитый настоящей кожей аллигатора. Сидеть на таком диване было трудно, потому что крокодилья шкура была гладкой, и гости постоянно скользили по дивану как по льду. Но Феллер устроился на диване совершенно неподвижно, ещё раз подчеркнув свою репутацию мага.
Комната для гостей Кочевника была точной копией его жилища на родной планете у яркой звезды возле центра Галактики, и отражала все особенности жизни рептилоидов, по сути — человекообразных рептилий.
Пропорции интерьера насквозь пронизывала нечеловеческая гармония, при всей схожести анатомий рептилоида и человека. Любой взгляд на мебель, стены, чешуйчатые колонны, арочные своды и атрибутику помещения воскрешал в памяти крокодило-змеиные извивы и перисто-чешуйчатые драконьи крылья. Всё здесь было тонко, вытянуто вверх, ажурно, изгибчиво и лиановидно. Даже столик из прозрачного стекла имел форму ящерицы, спина которой была сделана плоской.
Вошёл Фурсенюк, высокий, тонкий в талии, гибкий, но уже — не человек. При Феллере он никогда раньше не появлялся в своём настоящем обличье, что, впрочем, совсем не говорило о росте доверия к порученцу.
Сквозь полупрозрачные одежды, напоминающие слои нежгучего пламени, проглядывало пупырчатое, зеленоватого цвета тело Поводыря. А руки у него были почти человеческими, пятипалыми, хотя и с более длинными и тонкими пальцами. Правда — без ногтей.
— Выпьете?
— Кофе.
— А я выпью, устал, знаете ли. — Кочевник с грацией ящерки сел напротив в кресло, по форме напоминающее безголового крокодила, и к нему подплыл овальный поднос, на котором стоял узкий и длинный бокал с жидким синим пламенем; так выглядела амрита, «напиток богов», увеличивающий силы рептилоидов.
Из незаметной щели в стене выскользнул ещё один такой же «змеиный» поднос, на котором дымилась чашка кофе, а в прозрачном блюде лежали орехи.
Феллер взял чашку, бросил в рот пару миндальных орехов, сделал глоток, глядя на того, кто под видом человека возглавлял в России Министерство образования.
Разумеется, магистр знал, что «человеческие» тела Поводырей — лишь голографические ширмы, скрывающие их истинную натуру. Человеческий облик позволял им заниматься своими делами скрытно и оставаться незамеченными в диапазоне видимого электромагнитного излучения. Они могли «надевать» на себя голограмму человеческого тела так же просто, как люди надевали костюмы и платья. Однако среди них попадались и мощные пси-операторы, такие как Кочевник, которые могли обходиться без технических приспособлений — маскеров, и Феллеру очень хотелось быть таким же.
Кочевник поднёс к щелевидному длинному рту сосуд с «синим огнём», и тот внезапно погас, превратился в чёрную, как нефть, жидкость.
Рептилоид сделал глоток, глаза его засветились желтизной.
— Слушаю вас.
— Мы топчемся на месте.
Кочевник с иронией поднял брови. Он легко читал мысли блэкзора, несмотря на подставленные защитные «экраны», и знал, о чём идёт речь.
Феллер всегда слыл сторонником быстрых силовых приёмов, что собственно и привело его в стан АПГ. По его мнению, достаточно было одним молниеносным ударом заменить ставленников демократии во властных структурах земных государств, чтобы затем спокойно управлять этими государствами, проводя в жизнь свою политику. Но это было не так.
Правители государств менялись не один раз, и многие государства уже управлялись не людьми или марионетками Поводырей, однако изменить коллективное бессознательное народов, их «душу» было гораздо труднее. Только после сотни поражений на этом поле брани Поводыри разработали принципиально новый, несиловой план уничтожения традиционных систем управления. Впервые в середине двадцатого века в истории человечества в качестве основного инструмента наступления были задействованы манипулятивные технологии. Раньше они тоже использовались, но только в отношении руководителей. А этого было мало. В новом типе войны с человечеством упор делался не на уничтожение военных и промышленных стратегически важных объектов, а на изменение поведенческих стереотипов, на трансформацию сознания.
Именно интенсивная идеологическая бомбардировка сознания и позволила Поводырям заменить традиционное мировоззрение потребительским, превратить человечество в дойное стадо.
Феллер изучал подброшенные ему хозяином материалы, но оставался при своём мнении.
— У меня есть план, как сменить президента России и его сторонника, премьера правительства. Мы свободно можем устранить директоров спецслужб, министра обороны и председателя парламента.
— Они и так работают под нашим контролем.
— Насколько мне известно, кое-кто из них является ставленником «Триэн».
— Не торопите события, магистр. Может быть, мы движемся медленнее, чем вам хочется, но мы движемся. Перепрограммирование цивилизации — долгий процесс, но мы идём правильным путём. Если естественная природа и без нас подталкивает род хомо сапиенс к животному состоянию, то наша цель — с помощью искусственной природы превратить человека в деталь этой природы, к которой неприменимо понятие свободы. Развитие технического процесса неумолимо сужает люфт, в рамках которого человек свободен. Вот почему мы помогаем и направляем научно-техническое развитие человечества. Камеры слежения, чипы контроля, безналичные расчёты, ЕГЭ не только создают бытовые удобства, они ещё неуклонно сужают коридор независимости. Недалеко то время, когда каждый шаг нашей паствы будет отслеживаться, регламентироваться и корректироваться.
— Тем не менее добиться этого можно быстрей.
— Как? — Кочевник был само терпение.
— С помощью военных операций. Насколько мне известно, вы имеете гигантский военный и технический потенциал, с помощью которого сменить правительства можно за часы и минуты.
— В принципе, верно, однако вы не учитываете одного фактора.
— Какого?
— К сожалению, мы не одиноки во Вселенной, и у нас тоже есть… м-м, недоброжелатели.
— Недоброжелатели, у вас?
— В центре Галактики существует так называемая Ассоциация Содружества гуманоидных цивилизаций. Она не заинтересована в проведении военных операций, хотя и смотрит на поведение АПГ сквозь пальцы. И всё-таки если она возбудится, конфликта не избежать. Поэтому мы вынуждены действовать незаметно.
— Я думал, вы тут главные.
— Разумеется, главные.
— Так давайте хотя бы в России наведём порядок, не дожидаясь сотен лет.
— Мы не склонны торопиться. Среди нас уже были торопыги, мечтавшие завоевать власть одним ударом. Тамерлан, Наполеон, Гитлер, известные американцы. Давайте лучше поговорим о другом. Мы начали серию экспериментов с кодирантами и неожиданно наткнулись на препятствие.
— Нефтяная платформа русских в Северном Ледовитом?
— Нет, там обошлось без наших подопытных кроликов, хотя обидно, что остановка запуска платформы не удалась. Русские обнаружили подлодку.
— Я не занимался этим делом.
— Знаю, потому и не упоминаю тот прискорбный случай. Меня насторожили провалы в Пскове.
— Я только что прибыл из Афганистана и не знаю, о чём идёт речь.
— Мне сообщили, что обнаружились свидетели одной из акций запуска кодирантов: джипер Голоев перед запуском программы пристал к одной из местных девиц, и это видели полтора десятка человек. После чего джипера всё-таки включили. Что опять же наблюдали несколько человек. Там же, в Пскове, сорвался эксперимент с запуском второго кодиранта, который должен был ликвидировать одного из деятелей конкурирующей организации. Деятелю удалось защититься, кстати, не без помощи какого-то супермена, скорее всего охранника этого самого деятеля.
— Вы имеете в виду «Триэн»?
— Совершенно верно. Кроме того, в Москве был сорван долго готовившийся эксперимент со взрывом медицинского института. Вмешался очень сильный экстрасенс, который вычислил кодиранта — заведующую отделением. Этот случай вообще меня огорчил, потому что готовили кодиранта серьёзно.
— Мне в Москву? Или в Псков?
— Я просил бы вас разобраться с обоими этими делами.
— Экстрасенс, вы говорите. Характеристики воздействия известны?
— Мне сообщили, что параметры воздействия похожи на пси-контакт в океане, связанный с платформой, и пси-эхо при обнаружении нашего кодиранта — женщины в Москве. В первом случае вообще произошло очень интересное противоборство наших блэкзоров с российским. Он позволил себя обнаружить, а потом ловко ушёл, замаскировав пси-выход под психикой слона в зоопарке.
— Забавно, — сказал Феллер, не потеряв невозмутимого вида.
— Вы так думаете? Ну, а во втором случае он очень легко проник в сознание кодиранта и выбрался из ментала до того, как его засекли. Это очень сильный пси-оператор, второй после вашего визави — Волкова, и меня сей факт беспокоит. Не Волков ли воскрес?
— Не может быть, — сверкнул ледяными глазами Феллер. — Я лично убедился в его смерти.
— В таком случае непонятно, откуда взялся второй сильный экзор. До этого случая мы ничего о нём не слышали.
— Разрешите проверить?
— Да уж, проверьте, магистр. Поезжайте в Москву, наведайтесь в Псков, найдите этого человека. Возможно, нам удастся перевербовать его.
— Луной будет заниматься другой блэкзор?
— Мы перенесли основную базу с Луны на Марс, опасность её обнаружения на какое-то время устранена.
— Насколько я знаю, русские совместно с китайцами готовят в район Моря Кризисов исследовательскую экспедицию.
— Как только экспедиция начнётся, я вас приглашу. Кстати, я предложил вашу кандидатуру Главному. Возможно, в скором времени он пригласит вас на аудиенцию.
— Готов отдать за вас жизнь, экселенц! — Феллер встал, церемонно поклонился. — Разрешите выполнять приказания?
Кочевник благодушно посмотрел на него снизу вверх.
— Вы, наверно, считаете себя самым мощным оператором на Земле. Нет?
— Пока я не встречал достойного противника, — бесстрастно ответил Феллер. Глаза его снова сверкнули ледяным блеском.
— Боюсь, вы себя переоцениваете. Советую не показывать Генеральному свою одарённость, он этого не любит. И не забывайте, что вы находитесь в России, а не в Америке. Один раз вы уже ошиблись, когда брали Волкова в Подмосковье, вторая ошибка может погубить вашу карьеру.
— Я учту, — пообещал Феллер, ещё раз коротко поклонился и вышел.
Кочевник покачал головой, подумав, что его порученец ходит по лезвию бритвы самоуверенности и может подвести в любой момент. Его лучше было передать под начало Генерального П-опера-тора, которому понадобился хороший исполнитель. Пусть они попробуют ужиться.
Глоток амриты сделал своё дело. Голова стала лёгкой, мысли о делах ушли, растворились в блаженной пустоте, мозг расслабился, и посланец АПГ ушёл в состояние, называемое землянами нирваной.
Юна ушла на работу, и Роман наконец приступил к реализации давно продуманного замысла.
В девять утра он позавтракал, устроил недолгий сеанс медитации и сосредоточился на изучении самой верхней части своего организма, то есть — головы. Безволосый, он действительно выделялся «модным блеском» из толпы, и совет Афони носить парик, чтобы не привлекать излишнего внимания, уже не казался насмешкой после недавних событий.
Головой он остался доволен: не квадратная и не дынеобразная, уже хорошо. Отсутствие же волос указывало на переизбыток некоторых гормонов, и это можно было регулировать мысленно-волевым усилием.
Роман «дал установку» генным структурам изменить существующую программу, ответственную за ослабление роста волос на голове, закрепил подачей энергии к луковицам волосяного покрова и дождался, пока они не ожили.
Ощущение при этом было странное: будто под кожей проснулись микросущества (не дай бог — вши! — метнулась ироническая мысль) или модные ныне наниты — нанороботы, и принялись грызть в коже ходы.
Однако беспокоился он напрасно.
Уже через час «жужжания» и «сверления» над головой вырос светлый пушок, а к обеду и вовсе появился двухмиллиметровый ёжик волос, очень светлых, почти белых, будто росли они в полной темноте.
Роман оглядел себя в зеркале, остался доволен, представляя, какое впечатление произведёт его эксперимент на Юну. Однако в её реакции можно было не сомневаться. Во-первых, она полюбила его безволосого, значит, примет и волосатого. Во-вторых, её удовлетворяло всё, что нравилось ему. Хотя удивиться она была должна.
В два часа дня он поехал к Вохе.
Тренировали использование для самообороны любых доступных предметов.
Процесс давался легко, так как это было не первое занятие подобного рода, и Роман без усилий находил применение в качестве оружия таким предметам домашнего обихода, как зубочистки, палочки для чистки ушей, пластинки для фумигатора и даже хлебные крошки.
— Отлично! — похвалил его Воха, когда Роману удалось поразить глаз тренера сигаретной пылью. — Ещё пара занятий, и тебе можно будет вербоваться в армейский спецназ.
— Хотелось бы в спецназ покруче, — обиженно проворчал Роман.
— Для этого надо позаниматься ещё пару лет. — Воха промыл глаза, вытерся, оглядел ученика. — Хотя ты можешь справиться и раньше. Как мне помнится, ты ведь хорошо видишь на теле человека акупунктурную сеть?
— Активные центры?
— Пора учить Дим-мак — искусство «смертельного касания». Если научишься точно попадать пальцами в точки активного поражения, станешь большим мастером д о т ы к а.
— Чего?
— На основе китайского Дим-мака нами разработана система тычкового боя — дотык, удары наносятся пальцами или щепотью, они практически не отбиваемы. Если, конечно, знать, куда бить.
— Мне это нужно?
Твёрдое морщинистое лицо Вохи стало вдруг подвижным, морщины побежали волнами: он засмеялся, хотя и беззвучно.
— А это уже решай сам. Ты многое познал, но недостаточно для полной уверенности в выходе из любой ситуации.
— В эту ситуацию достаточно не попадать.
— Согласен, но это уже другой уровень интуитивного анализа положения, этому умению тебя должны обучать другие мастера.
Размышляя над словами тренера, Роман направился домой, сначала на автобусе, потом пешком.
О волосах на голове ученика Воха не сказал ни слова, хотя не заметить их появления не мог. Что это значило, догадаться было трудно.
Если человек по-настоящему захочет вырастить волосы на голове, медицина бессильна, философски подумал Роман.
Мимо проехал старый фиолетовый «Форд», и мысли свернули в другую плоскость. Что-то Афоня не звонит.
Сам позвони, посоветовал ему «Роман-второй».
Он набрал номер полковника.
— Ах, да, извини, — отозвался Вьюгин, — замотался. Ты был прав, нашли её, взяли. Знаешь, сколько она пластита насобирала? Больше пятнадцати килограммов! Если бы рвануло — от института только название бы осталось! Так что от руководства тебе огромная благодарность! Может, еще один орден дадут.
— Не нужны мне ордена.
— Да знаю я твоё отношение к наградам. Не высовывайся пока, скоро начнём новую операцию, ты понадобишься стопроцентно.
Гудки отбоя.
Роман представил себе взрыв, как во все стороны летят струи огня, дыма, обломков и клочья человеческих тел, передёрнул плечами. Всё-таки он сделал благое дело, нейтрализовав чёрный замысел изуверов. Откуда же растут ноги подобных замыслов и для каких целей они разрабатываются? Какие дьявольские силы заставляют женщин, хранительниц жизни, превращаться в убийц-разрушителей?
Роман проводил глазами двух смеющихся девушек.
Неужели и они когда-нибудь захотят убить ни в чём не повинных людей? Не может быть! Для этого их надо закодировать.
Кулаки сжались сами собой. Ылтыын сказал — они будут брать Кочевника, одного из Поводырей. Что ж, достойная задача. Олег Харитонович прав: или они, или мы! Но мы-то — люди!
Домой он добрался в четыре, а в шесть пришла оживлённая, весёлая Юна. Бросилась Роману на шею, поцеловала несколько раз.
— Не поверишь — соскучилась! — Она вдруг заметила серебристую поросль у него на голове. — Ой, что это?
— Парик, — невозмутимо сказал он. — Нравится?
— Какой же это парик? — Юна потрогала висок Романа. — Это волосы! Ты вырастил волосы?!
— Решил поменять имидж. Теперь буду похож на старого мудрого учителя пения, о чём мечтал всю жизнь.
— Ты похож на одного известного баскетболиста, не помню имени. Хотя волосы у него были жёлтые. Но вообще-то, если честно, волосы тебе идут.
— Куда идут? — пошутил он.
Юна засмеялась.
— Большой-большой секрет. Помнишь мультик про Винни-Пуха? Куда идём мы с Пятачком, большой-большой секрет. Так ты соскучился или нет?
— Очень! — сказал он, целуя её в губы. — Ты сегодня рано.
— Все отправились справлять день рождения замдиректора агентства, а я отказалась. — Юна скрылась в душевой. — Мне она не нравится. Кстати, меня пригласили на пикник завтра, не хочешь поехать со мной?
— Я никого не знаю.
— Я познакомлю. Хорошие ребята. А у нас Фердинанд разбился.
— Кто?
— Вообще-то он Федя, но все зовут Фердинандом, ездил на директорском джипе «Рено».
Роман вспомнил кавказца, разбившегося точно на таком же джипе. Неужели совпадение?
— Он русский?
— Нет, дагестанец. Нахальный, всегда приставал, глаза масленые, вечная усмешка на губах. Не знаю, какой с него водитель, а человеком он был плохим.
В памяти снова всплыли события последних дней.
В Пскове Роман отыскал два тёмных негативных пси-сосредоточения. Что, если одно из них находится в том самом рекрутерском агентстве, где работает Юна?
— Ваше агентство располагается на пересечении улицы Гоголя и Октябрьского проспекта?
— Откуда ты знаешь?
— Как оно называется?
— «На хуторе».
— Оригинально, по Гоголю, что ли? Директор у вас кто?
— Виктор Шалвович Сванидзе. Не знаю, кто он по национальности, но не русский. Юрист по образованию, молодой, старше меня всего на три года. Вежливый, обходительный, но в глаза ему лучше не смотреть.
— Почему?
— Они чёрные и колючие.
— Ну и не смотри.
— Я и не смотрю. С чего ты им заинтересовался?
— Интересно же, какие люди тебя окружают. Кстати, ты никого из тех бандитов, что вас во дворе дожидались, раньше не встречала?
— По-моему, нет. Садись за стол, я сейчас разогрею ужин.
Роман послушно проследовал на кухню.
Юна мгновенно заставила стол тарелками, чашками, блюдцами, и через несколько минут оба ели салат из свежих овощей, а потом блинчики со сметаной.
— Профессионально готовишь, — похвалил девушку Роман, продолжая размышлять над тем, что узнал.
— Мама готовит лучше, — махнула рукой Юна. — Мне ещё учиться и учиться. Так мы поедем на пикник или нет?
— Директор там будет?
— Вряд ли, он с нами не ездит, один раз только в ресторане был, когда мы пятилетие фирмы справляли. У него такие связи!
— Какие? — заинтересовался Роман.
— К нам часто какой-то милицейский начальник приезжает, полковник. Ректор Псковского института управления навещал. Чиновники из мэрии.
— Откуда ты знаешь, что они из мэрии?
— Так папа же там работал, он всех местных чиновников знает. Ещё к нам иностранцы приезжали, Сванидзе с ними как с писаной торбой носился.
— Понятно. Я бы очень хотел посмотреть на этого вашего директора.
— Могу познакомить.
— Не стоит, я издали посмотрю. Он будет на дне рождения у зама?
— Зам — женщина, у неё смешная фамилия — Папазоглу, Феона Марковна Папазоглу, хотя сама — настоящая ведьма! Чуть что не по ней — премиальных не жди.
— Я бы не называл таких ведьмами, стервами — да. Ведьмы в ведическом понимании — ведающие матери, хранительницы знаний.
— Да это я так сказала, не подумав. Не знаю, может, Виктор Шалвович и приедет. Они с Феоной не разлей вода. Встреча в семь, так что они, наверно, уже сидят за столом.
— Едем, — отодвинул чашку с молоком Роман.
— Неудобно, я же отказалась.
— Мы не станем заходить в ресторан, посидим напротив где-нибудь.
— Хорошо, как скажешь.
Через десять минут они уже ловили такси и ехали к центру города.
Юна по привычке хотела надеть брюки, но Роман отговорил, и теперь на ней красовалось белое летнее платье с оборками, выгодно подчёркивающее фигурку. Сам он надел льняные серые брюки и такую же рубашку со стоячим воротником и короткими рукавами. В жару это был лучший вариант для вечерних прогулок.
Ресторан назывался «Словенский ключ» и был построен недавно. С двумя башенками на крыше он походил на Псковский кремль в миниатюре.
Роман и Юна нашли местечко под шатром пивного павильона «Балтика», расположенного почти напротив ресторана, заказали соки (удивив официанта) — лимонно-апельсиновый и яблочный, и заговорили на отвлечённые темы, поглядывая на двери «Словенского ключа».
— Я там ни разу не была, — сказала девушка. — Аглая была точно, она вообще любительница подобных заведений, да и бойфренд у неё не бедный, на «Бумере» рассекает.
— Не думаю, что готовят там лучше, чем твоя мама, — сказал Роман.
— Это надо воспринимать как мелкий подхалимаж? — лукаво осведомилась Юна. — Или ты предупреждаешь, что по ресторанам мы ходить не будем?
— Почему не будем? Найдёшь повод — пойдём.
— Я как ты.
— А я как ты.
Юна засмеялась, накрыла его руку ладонью.
— Мне с тобой удивительно легко.
Роман в свою очередь накрыл руку девушки своей ладонью, и они несколько секунд купались в понимании и нежности, связывающей обоих. Потом он сказал:
— Пойду, посмотрю, там они или нет.
— Пошли вместе, — предложила Юна.
— Не стоит, меня твои сослуживцы не знают, а тебе придётся объяснять, почему ты вдруг оказалась здесь. Полюбуюсь на твоего директора и вернусь.
— Он высокий, черноволосый, одевается модно…
— Узнаю, — улыбнулся Роман. — Жди, я скоро.
Он перешёл улицу, открыл дверь в ресторан, рассеянно поздоровался с возникшей перед ним девицей в старинном русском сарафане, с кокошником на голове.
— Вы заказывали столик?
— Нет, я осмотрюсь, можно?
— Конечно, проходите, свободные столики слева.
Компания, празднующая день рождения, занимала два сдвинутых стола в углу зала, с окнами на реку. Но даже если бы Роман не глянул в эту сторону, он безошибочно определил «запах плесени», сопровождавший компанию в ментальном поле. Компания (девять человек) веселилась, однако сердцем компании был один человек — её организатор. Причём сердцем — чёрным, если можно было так выразиться.
Роман почувствовал на себе взгляд, прошёл к свободному столику и только после этого определил источник взгляда. И внутренне поёжился: взгляд принадлежал… тому самому парню с гитарой, который встретил его, а потом с битой в руке руководил стаей отморозков при нападении на семью Солнышкиных.
Их было трое, накачанных, в знакомых безрукавках, с наколками на плечах, и сидели они далеко от компании празднующих день рождения, однако не приходилось сомневаться, что парни сидели здесь не ради ужина. Они охраняли своего главаря (действительно, фигура колоритная, этот директор рекрутерской конторы, одна причёска чего стоит) или ждали его команды. Санчо, с которым ловко разобрался в своё время Роман, отсутствовал.
Взгляд вожака стаи снова коснулся виска.
Чёрт, надо было сразу уходить! Он наверняка меня узнал. Может быть, закрыть его на пару минут?
— Друзья, — встал директор агентства с простой русской фамилией Сванидзе. — Хочу произнести тост. Мы знаем Феону Марковну уже много лет и можем со всей откровенностью сказать, что без неё мы…
Остапа понесло, пришли на ум незабвенные строки Ильфа и Петрова. Слушать Сванидзе было невыносимо, но сотрудники агентства слушали внимательно и восторженно, что говорило об их зависимости от любого слова и жеста начальника. Никто из троих мужчин и шести женщин разного возраста лишиться работы не хотел.
Виновница торжества, сухая, как ветка саксаула, коричневолицая, со взбитыми буклями, сидела прямо и манерно курила. Её аура была темна и запутанна, а эмоциональный фон можно было выразить тремя словами: к чёрту ваши дифирамбы!
Роман для проформы полистал меню, заказал минералки, настраиваясь насветение.
За столами в углу захлопали.
Директор сел.
Роман попытался просканировать его мысле-сферу и неожиданно наткнулся на колючее «железо», накрывавшее голову Сванидзе. Директор умел защищаться в ментальном поле!
Роман спешно убрал мысленный «палец», ошеломлённый открытием.
Сванидзе вдруг повернул голову, начал осматривать зал ресторана, и хотя Роман успел отвернуться и взялся за стакан с минералкой, было ясно, что директор агентства почуял присутствие в зале видящего. Надо было уходить.
Роман допил холодную воду, улучил момент, когда компания зашумит и директор отвлечётся, быстро вышел из ресторана, оставив на столе плату за воду.
— Я уже начала волноваться! — с упрёком заговорила Юна, когда он пересёк улицу и сел рядом. — Ну, что, видел?
— Уходим отсюда!
— Что случилось?
— Меня, по-моему, вычислили. Во-первых, там сидят те самые бандиты, что пристали к вам во время отъезда. Во-вторых, ваш директор не простой человек.
— У него действительно высокие покровители…
— Речь не об этом, он экстрасенс, а точнее — экзор, достаточно сильный пси-оператор, и умеет закрываться от ментального прослушивания.
— Иногда кажется, что он читает мысли, — кивнула Юна. — А иногда смотрит зверем, аж страшно!
— Боюсь, что он…
Она вопросительно подняла брови, но Роман продолжать не стал.
— Допиваем соки, расплачиваемся и уходим. Думаю, тебе не надо больше выходить на работу. Ваше агентство, скорее всего, прикрытие.
— Для кого?
— Для очень плохих людей. Точнее, нелюдей. Потом расскажу, бери меня под руку.
Они вышли из-под шатра, неторопливо двинулись к остановке автобуса.
— Всё так плохо? — понизила голос Юна; рука её вздрагивала, она чувствовала волнение спутника.
— Не бывает так плохо, чтобы не могло быть ещё хуже, — мрачно пошутил он. — Я слишком медленно взрослею. Надо было идти одному, а не подставлять тебя.
— Я всё равно пошла бы с тобой. И вообще нельзя всё время думать о плохом. Жизнь прекрасна, это надо понимать.
— Конечно, прекрасна, — согласился он. — Она была бы ещё прекрасней, если бы не люди вокруг.
— Ты не любишь людей?
— Читала Оскара Уайльда?
— Что-то читала, не помню. А-а, «Портрет Дориана Грея», кажется.
— Дословно и я не вспомню, но он как-то высказался в том духе, что чем больше он узнаёт людей, тем больше ему хочется жить среди животных.
Подъехал автобус.
Они сели.
Автобус тронулся, и Роман заметил, что за ним двинулся чёрный внедорожник «Вольво». Сердце ёкнуло. Его действительно вычислили, и будь директор хоть кем, простым начальником агентства занятости населения, мафиози или резидентом Поводыря, он не преминул выяснить, кто посмел «поднять на него глаза».
— Что? — заметила Юна его изменившийся взгляд.
— За нами следят.
Она оглянулась.
— Ты уверен? Кто?
Роман бросил взгляд на салон автобуса: в нём ехало человек пятнадцать, и преследователи в джипе наверняка видели всех пассажиров.
— Сделаем так: я сойду на следующей остановке…
— Нет!
— Я сойду на следующей остановке, а ты поедешь домой.
— Я не хочу одна, — жалобно сморщилась девушка.
— Пожалуйста, не возражай, так надо. Не хочу, чтобы они знали, что мы живём вместе. Не беспокойся за меня, я скоро приду.
— Может, лучше вызвать милицию?
Роман улыбнулся, чмокнул Юну в ухо.
— Наивная, с милицией дела по-прежнему плохи, несмотря на попытки начальства изменить систему. Езжай домой и жди, я не задержусь.
Автобус остановился на улице Некрасова, напротив церкви Анастасии Римлянки. Роман ободряюще улыбнулся Юне, вышел. Не глядя на остановившийся неподалёку внедорожник, побрёл по улице, поглядывая на магазины и прикидывая, что изобрести, чтобы преследователи отстали.
Темнело на глазах, зажглись фонари.
Вечер был тёплым и душным, по небу плыли невысокие облака, предвещая дождь.
Справа показался высокий решетчатый забор городского парка. Решение возникло спонтанно: зайти в парк, накинуть на себя «шапку-невидимку» и тихонько слинять. Пусть ищут потом до утра.
Он свернул в парк.
Внедорожник затормозил, остановился. Спустя несколько секунд захлопали дверцы, из него вылезли трое парней, двинулись следом за жертвой.
Роман просканировал всех троих.
Первым шёл тот самый «гитарист», которого он увидел в ресторане в компании с двумя амбалами в безрукавках. Его спутниками были двое здоровяков с грязными «бандитскими» аурами: светлых и чистых струй в свечении их энергетик насчитывалось мало. К тому же парни были вооружены.
По пищеводу протёк холодок.
Намерения всей троицы сходились в одном: догнать и покалечить! Или убить! Причём это было не их решение, такую задачу поставил какой-то командир, скорее всего директор агентства, определивший в Романе угрозу своему делу.
В парке, несмотря на поздний час, ещё прогуливались люди, парами и небольшими компаниями.
Роман присоединился к одной из них, но быстро понял, что преследователей это не остановит, и свернул с центральной в боковую аллею.
Пора, подсказал «Роман-второй», без напряга не уйти. Лучшая защита — нападение.
Однако решение запоздало. Роман не успел настроиться на форсированный альфа-гипноз (надо было сделать это раньше, мелькнула сожалеющая мысль, всё-таки боец из тебя хреновый) и заставить троицу отказаться от своего намерения.
«Гитарист» не стал ждать, когда жертва забредёт в ловушку окончательно, он просто достал пистолет и выстрелил Роману в спину.
Интуиция сработала за мгновение до этого, окунула его в состояние «немысли». Время послушно затормозило свой бег.
Пуля, выпущенная с расстояния в пятнадцать метров, невидимая, но ощущаемая огненной осой, намеревалась ужалить его в левую лопатку, однако в последнюю долю секунды он сумел отклониться, и «оса» лишь обожгла кожу плеча, пробив рукав рубашки.
Бей! — рявкнул внутри «безмысленной» сферы «Роман-второй».
Роман ударил: вогнал в голову стрелка сгусток тьмы, ослепил, дал по морде двум его подельникам. Однако стрелок успел-таки выстрелить ещё раз, и пуля нашла жертву.
Роман почувствовал удар по лодыжке, боль фонтанчиком пробежалась по ноге, вонзилась в голову. Он вскрикнул.
— Я ослеп! — заорал «гитарист», юлой завертелся по аллее. — Где эта падла?!
— Уходим, Мося, — забубнили спутники «гитариста», получившие неожиданные оплеухи. — Щас охрана сбежится! X… с ним, потом подстрелим.
Послышался топот: троица бросилась наутёк.
Роман присел, вытягивая раненую ногу и оглядывая парк.
Вопреки опасениям бандита охрана парка не спешила мчаться по направлению к месту стрельбы. Не появились и любопытные, наученные горьким опытом и давно оценившие пагубность своего праздного интереса, нередко заканчивающегося летальным исходом. Роман невольно улыбнулся, сквозь боль, вспомнив некогда прочитанные строки поэмы:
Впрочем, он всё-таки находился не в пустыне, а тем более — не в аду. Отсюда можно было добраться до больницы. Хотя, с другой стороны, почему бы не залечить рану? Пуля прошила лодыжку насквозь, проявив незаурядный гуманизм.
Послышался приближающийся топот.
Он напрягся, ожидая возвращения бандитов. Но это были милиционеры с пистолетами в руках, лейтенант и сержант. Увидели сидевшего на бордюре с вытянутой ногой Романа, подбежали.
— Что случилось?! Кто стрелял?!
— Не я, — сказал Роман, мысленным усилием останавливая кровотечение. — В меня.
— Кто?!
— Они не представились.
— Сколько их было?
— Трое. С пистолетом — один.
— Мы вызовем «Скорую».
— Не надо, я доберусь до больницы сам. Рана сквозная, кость не задета.
— Откуда вы знаете?
— Я врач.
Милиционеры переглянулись, спрятали пистолеты.
— Как это было? Почему они стреляли в вас?
— Не знаю, наверное, приняли за другого. Открыли стрельбу, увидели, что не тот, и убежали.
— Сможете их описать?
Роман подумал, одновременно отдавая приказ организму начать ремонт пробитой пулей лодыжки.
— Один был высокий, кучерявый, двое — здоровые амбалы, в джинсовых безрукавках, с наколками на плечах. — Он сочинил историю своей прогулки в парке, когда на него налетели крутые молодцы и, ни слова не говоря, начали стрелять.
— Ни слова? — усомнился молодой лейтенант субтильного телосложения; про таких говорят, что у них не телосложение, а теловычитание.
— Так точно.
— Не спросили, не грабили, сразу выстрелили?
— Я же говорю — обознались. Когда я повернулся, они оторопели и бросились в кусты.
— Ладно, придётся составлять протокол. — Лейтенант достал из нагрудного кармана лист бумаги. — Пишите заявление.
Освободился Роман через полчаса.
Стражи порядка сопроводили его до автобусной остановки, поддерживая под руки, и отпустили.
Лодыжка уже почти не болела, рана затянулась. Однако это не освобождало от объяснений с Юной, и Роман со вздохом признался сам себе, что спокойная жизнь в Пскове для него закончилась. Впереди замаячила проблема переезда.
Хотя, с другой стороны, нельзя же вечно прятаться и бегать как заяц от охотников. Не пора ли становиться для тех же охотников зверем пострашнее? Ну, пусть не зверем, а человеком, которого стоит уважать. Есть у него такая возможность?
Мигнули звёзды над головой.
Вселенная ответила.
В душе поднялась небывалая доселе решимость.
— Ну, погодите, волки поганые! — погрозил он неведомо кому. — Точнее — драконы, змеи, рептилии и прочая нечисть! Мы ещё посчитаемся!
Ылтыын Юря казался невозмутимым, но Олег Харитонович видел, что бывший разведчик СВР волнуется.
Встретились они в Музее современного искусства, остановились у инсталляции «Испражняющийся человек». Инсталляция представляла собой нагромождение стеклянных кубов, гнутых металлических полос и гниющих кусков мяса. Она и в самом деле походила на человека, сидящего на унитазе.
— Я хотел бы поехать в Псков, — сказал Ылтыын.
— Зачем?
— Он там совсем один.
Координатор «Триэн» понял, о ком идёт речь.
— Не один.
— Юна ему не помощница.
— Ещё какая помощница! Из-за неё он изменился, причём в лучшую сторону, стал смелее.
— Его подстрелили!
— А вот это его ошибка, надеюсь, последняя в череде жизненных и ситуационных ошибок. Роману дано испытание, и он должен пройти его самостоятельно, не опираясь на попутчиков.
— А если его убьют?
— Тогда мы в нём ошиблись! — сказал Олег Харитонович жёстко. Ощупал неподвижное лицо эскимоса посветлевшими глазами, смягчился. — Не убьют, поверь мне. Он очень сильный светитель, а это уже не просто экстрасенс — магический оператор! Жизнь в Пскове дала ему возможность проявиться, а главное — постичь пределы своих способностей. Ему по силам самому разрулить ситуацию в городе.
— Там два учебных центра, управляемых резидентами Ассоциации.
— Ничего, мы уже наблюдаем за ними.
— Они вычислили Варсонофия, а теперь вышли и на Волкова.
— Не думаю, что нападение на него — следствие разработки одного из Поводырей. Скорее Роман проявился случайно, и эмиссар второго центра — рекрутерского агентства — решил самостоятельно устранить помеху.
— В таком случае Рому надо немедленно эвакуировать!
— Нет!
Они скрестили взгляды. Ылтыын сдался первым.
— Я всё же перестраховался бы.
Олег Харитонович помолчал, разглядывая инсталляцию.
— Как тебе это «произведение искусства»?
Ылтыын раздвинул губы в специфической улыбке.
— Человечество ожидает печальная участь.
— Испражняющийся человек — звучит гордо.
— Но выглядит отвратительно!
— Хорошо, — пришёл наконец координатор к определённому умозаключению. — Поезжай за ним, привези в Волоколамск, я дам адрес. Всё равно впереди у нас схватка с Кочевником, он понадобится здесь.
Ылтыын благодарно сжал локоть Олега Харитоновича, затерялся в толпе высыпавших в зал экскурсантов.
Малахов кинул взгляд на остальные «шедевры» выставки, выполненные из самых разных материалов и предметов, в том числе из пивных бутылок, куриных костей и брикетов удобрений, и подумал, что разведчик прав: если победят гады — человечество ждёт печальная участь.
Если бы не загруженность будничной работой, которой хватало с головой, Афанасий занимался бы проблемой получения удовольствий, обозначенной Олегом Харитоновичем, гораздо больше времени. Да и поиск нужной информации теперь не вызывал сложностей. Стоило позвонить аналитикам «Триэн», и через четверть часа ему по кодированному каналу электронной почты сбрасывали требующиеся файлы. Если же сведения были из разряда особо секретных, время получения пакета данных увеличивалось максимум на полчаса, в течение которых почту доставляли Вьюгину домой.
Так Афанасий на практике уяснил, что «Три-эн», о которой он имел в общем-то смутные представления, на деле является системой, объединяющей глубоко мыслящих и энергичных людей. Координатор этой системы был прав, когда говорил не о формальной структуре, а о коллективном Разуме, образующем единое энергоинформационное поле. Недаром сотрудники «Триэн» между собой называли её Ковчегом, ибо только он способен был укрыть людей от «замыслов коварных» другой системы, какую являла Ассоциация Поводырей Галактики.
Да, АПГ была игроком мирового масштаба (о галактической составляющей её игры можно было только догадываться), поэтому ей могла противостоять только такая же группировка, способная нейтрализовать экспорт «оранжевых революций», приход к власти «марионеток дьявола» и расползание демократии — как глобальной заразы, снижающей умственный потенциал цивилизации.
Как-то Афанасий пожаловался Олегу Харитоновичу, что ему не хватает времени на проект нейтрализации программ АПГ в области шоу-бизнеса.
— А ты работай спокойно, шаг за шагом, не ставь перед собой невыполнимые задачи, — посоветовал Малахов. — Торопись медленно. Поводыри нас опередили на тысячелетия, поэтому не стоит их догонять, надо заходить спереди. Задача нейтрализации системы оболванивания людей ещё впереди, с ней справиться труднее, чем с конкретным Поводырём типа Кочевника.
— Почему вы его так называете? — поинтересовался Афанасий.
— По некоторым данным, они сами взяли себе такие клички. Хотя реальной иерархии этой структуры мы пока не знаем. По сведениям разведки, возглавляет земной «клон» Поводырей рептилоид по кличке Фирдоуси.
Афанасий фыркнул.
— Ничего себе самомнение у зелёненького.
— Не относись к нему легкомысленно, — нахмурился Олег Харитонович. — Он очень мощный пси-оператор. Захочет — завяжет в узел любого, кем бы тот себя ни мнил. Причём — одним мысленным усилием.
— Hy-y, я же не знал, — сконфузился Афанасий.
— Недооценивать этих ребят опасно, — проворчал Малахов. — До начала века они позволяли себе всё, не боялись даже гулять по Луне, где у них находится главная база.
— Да, с ней я бы повозился, — цокнул языком Афанасий.
— Ещё поработаешь. А пока изучай подходы к Кочевнику, то бишь министру образования и науки господину Фурсенюку. Скоро будем брать.
— Когда?
— Как стемнеет, — усмехнулся координатор «Триэн». — Ты в резерве, но, если появится мысль привлечь вашу структуру, буду рад.
Этот разговор состоялся во вторник, третьего августа, а уже в четверг Афанасию пришла идея, которая требовала обсуждения с Малаховым.
Он позвонил. Олег Харитонович не ответил. Тогда Афанасий позвонил секретарше АНЭР:
— Доброе утро, Шехерезада. Это Вьюгин.
— Я вас узнала, Афанасий Дмитриевич.
Вдруг ни с того ни с сего заколотилось сердце.
— Я не могу найти Олега Харитоновича.
— Он занят, телефон выключил. Может быть, я отвечу на ваши вопросы?
— Благодарю, у меня к нему вопрос профессиональный. Хотя… — Афанасий вдруг подумал совсем о другом. — Хотя с вами приятно разговаривать. Разрешите пригласить вас куда-нибудь вечером?
— Вы серьёзно? — В голосе девушки прозвучало искреннее удивление.
Возможно, никто не решался делать ей такие предложения, пришла догадка. Она слишком красивая, да и положение секретарши у такого человека не позволяет мечтать об иных отношениях.
— Абсолютно серьёзно!
— Я… не знаю… может, освобожусь после семи.
— Я заеду за вами в семь.
— Ну-у… хорошо.
— Спасибо! У меня синий «Бумер».
— Я в курсе.
— Тогда до встречи.
Он выключил телефон, представил, как Шехерезада (ну и имечко ей подобрали родители, не иначе сказок начитались) выходит из здания АНЭР в коротком платье… Сердце снова заработало в ускоренном темпе.
Остановись, воображение! То, что она согласилась встретиться, ещё ни о чём не говорит. Может, она поссорилась с мужем… а если мужа нет — со своим парнем. Ну, а если у неё нет бойфренда, то ей просто стало любопытно, чего хочет полковник ФСБ, сотрудничающий с её шефом. Интересно, знает она, что Малахов не только председатель общественной Ассоциации экстрасенсов, но и координатор «Триэн»? Спросить-то напрямую нельзя.
Афанасий пригладил волосы, мельком посмотрел на своё отражение в зеркальном глобусе на столе и сосредоточился на мониторе компьютера. Пришла новая информация о министре образования, а также о его заместителях и помощниках. Мелькнула мысль: хорошо бы и в самом деле родить такую идею захвата Кочевника, чтобы все ахнули. Как они собираются его брать, кстати? Ведь не подойдёшь к нему просто так, не дашь по голове молотком, чтобы сознание потерял.
Он невольно засмеялся, представив эту картину. Но материал требовал сосредоточения, и Афанасий отогнал от себя мешающие работать мысли.
До обеда изучал поступившие сведения. Ничего путного в голову не пришло. К тому же мешали мысли о встрече с Шехерезадой. Вьюгин с трудом отстраивался от них, встречался с сотрудниками центра, звонил в Управление, снова работал с компьютером и… думал о девушке, которую и видел всего три раза в жизни. Под конец дня он до того измучился, а потом разозлился на себя, что чуть было не позвонил Шехерезаде и не отменил встречу. Но вовремя остановился, подумав: хорошо же я буду выглядеть в её глазах! И на форс-мажор не сослаться, она легко поймает меня на лжи.
В семь часов вечера он подъехал на «БМВ» к зданию, в котором располагался офис АНЭР.
Шехерезада появилась через пять минут.
Перехватило дыхание.
Секретарша Олега Харитоновича выглядела просто потрясающе! У неё была отменная фигура, длинные ноги, тонкая талия, высокая грудь, а на красивом лице (ничего кукольного, очень даже гармоничное лицо) было написано лёгкое смущение.
Афанасий вышел из машины, сделал шаг к девушке, протянул букет роз.
Глаза её сделались большими и восторженными.
— Это мне?
— Вам. — Он галантно поцеловал ей руку, передал цветы. — Едем?
— Куда?
— Ресторанов хороших много, но я предпочитаю славянскую кухню. Предлагаю «Шинок» на Красной Пресне.
— Мне всё равно.
Он открыл дверцу автомобиля, усадил спутницу, сел сам. Лихо рванул с места.
Когда «БМВ» отъехал, из двери центрального входа в здание вышел Олег Харитонович, задумчиво посмотрел вслед машине.
Подъехала вишнёвого цвета «Хонда Легенд». Координатор «Триэн» сел на заднее сиденье, машина побежала вслед за «БМВ».
— Видел? — кивнул на исчезнувший впереди «Бумер» хорошо одетый седой мужчина, сидящий на переднем пассажирском сиденье «Хонды».
— Жизнь берёт своё, — сказал Малахов спокойно. — Шеха правильная девочка, но и ей защитник нужен.
— Ты полковника давно знаешь?
Олег Харитонович помолчал.
— Недавно, чуть больше полугода, но мы в нём не ошиблись. История с его подругой Ликой должна послужить ему уроком.
— Не произойдёт ли то же самое с Шехерезадой?
— Ты её отец, тебе лучше знать.
Седой задумался. Олег Харитонович положил ему руку на плечо.
— Пусть сами разберутся, не вмешивайся. Они молоды, умны, никому ничего не должны, что хорошо, вся жизнь впереди. Вдруг это навсегда?
— Вдруг… она росла без матери… а потом Витя разбился…
— Так что ж, запрещать ей встречаться с парнями? Они и так её избегают, больно уж красивая.
Седой покачал головой, но продолжать тему не стал.
— Скажи лучше, справимся мы с Кочевником без Волкова или нет?
— He знаю, — после паузы ответил отец Шехерезады.
— И я не знаю, — вздохнул Малахов. — С одной стороны Роман ещё не достиг нужных кондиций для прямых поединков с Поводырями, с другой — не хочется постоянно проигрывать. Кочевника надо убирать! Слишком дорого он обходится России.
— Подумаем, ещё есть время.
«Хонда» свернула на Тверской бульвар.
Вечер удался на славу! Давно Афанасий не чувствовал себя так спокойно и свободно, как с Шехерезадой. Вопреки мнению, что писаные красавицы манерны и глупы, девушка оказалась простой в общении, начитанной и наблюдательной. Её вкусы были понятны и вполне соответствовали мироощущению Вьюгина. Знала она о жизни города больше, чем те девушки, с которыми он общался, и в конце концов через час знакомства они говорили уже как друзья, понимая друг друга чуть ли не с полуслова.
Ещё через час Афанасий понял, что влюблён в секретаршу Малахова по уши.
Не увлекайся! — пискнула осторожная мысль. Высыпешь ей сразу всё, что знаешь, она и разочаруется.
Однако это его не остановило. Мало того, в какой-то момент он вдруг сообразил, как можно подловить и задержать Кочевника, от чего у него даже Дух захватило: такой неожиданной и красивой оказалась идея. Правда, высказать её девушке он всё-таки не решился, сработал стереотип (все разведчики мира прокалывались именно на связях с красавицами) и недавнее прошлое (Лика, по сути, продала его своей подруге). Поэтому он радовался в душе, и только, но это отражалось на его настроении, и Шехерезада наконец заметила его состояние:
— По-моему, ты перебрал с вином.
— Я выпил всего два бокала, — запротестовал Афанасий, — как и ты, между прочим. Пьян я не от этого.
— Отчего же?
— Всегда мечтал жениться на умной, красивой и доброй девушке.
— В таком случае придётся жениться три раза, — рассмеялась Шехерезада.
— Нет, только один. Я её встретил.
— Кого?
— Свою мечту.
— Познакомишь? — Лукавые искорки в глазах девушки сложились в улыбку.
— Ты её хорошо знаешь.
— Кто же она?
— Ты! — Он подался вперёд, сказал взволнованно и серьёзно: — Пойдёшь за меня замуж?
Она тоже стала серьёзной, лишь в глазах протаял ледок недоверия.
— Мы же практически не знакомы.
— Я знаю тебя тысячу лет!
— Ты не спрашиваешь, замужем я или нет.
— Была бы замужем, не пошла бы со мной в ресторан.
— Сейчас это делается сплошь и рядом. А не боишься, что мой бойфренд заявит кулачный протест?
— Не боюсь. — Он расплылся в улыбке, погрозил ей пальцем. — Мы народ тренированный. К тому же у тебя нет бойфренда.
— Почему ты так думаешь?
— Чувствую!
Глаза Шехерезады на миг стали грустными.
— Ты ничего обо мне не знаешь. У меня был… парень… он погиб.
Афанасий перестал улыбаться.
— Извини, я не знал. Как это случилось?
— Он был гонщиком, разбился во время соревнований.
— Давно?
— Это имеет значение? — поморщилась Шехерезада. — Ты тоже гоняешь как сумасшедший.
— Буду ездить тише, — только и смог произнести он.
Впрочем, вечер закончился на хорошей ноте. Ему удалось перевести разговор на другую тему, отвлечь девушку от печальных воспоминаний, и они даже потанцевали под живую музыку: в «Шинке» играли на так называемых народных инструментах, В начале двенадцатого Афанасий повёз Шехерезаду домой. Мысль предложить ей поехать к нему была, но он благоразумно отказался от затеи, понимая, что предложение не охарактеризует его положительно.
Жила она в Бибирево, на улице Плещеева.
Афанасий помог спутнице выйти из машины, довёл до подъезда старого девятиэтажного дома.
— Давно вы здесь живёте?
— Всю жизнь, — слабо улыбнулась Шехерезада. — Мама умерла десять лет назад, мы живём с отцом. Я могла бы пригласить тебя к себе, но папа Дома.
— В другой раз, — кивнул он понимающе. В голову лезла всякая романтическая чепуха, хотелось читать стихи или петь, однако ему удалось сдержать язык. — Я спрашивал тебя в ресторане…
— Пошутил, я понимаю.
— Не пошутил!
Глаза Шехерезады снова стали круглыми.
— Не шутил?
— Выходи за меня замуж!
— Но ведь мы…
— Знаю, ты говорила, мы мало знакомы и в то же время знаем друг друга давно. Небеса в таких случаях не обманывают.
— Ты… — Она помолчала. — Ты… сумасшедший!
— Не побоишься стать женой сумасшедшего полковника?
Губы Шехерезады раскрылись.
И тогда он поцеловал её всерьёз, не прислушиваясь к голосу разума, подчиняясь интуиции, которая его никогда не подводила.
Целовались недолго. Он снова нашёл в себе силы оторваться от этого сладостного действа, чтобы не скомкать прощание.
— Завтра идём в ЗАГС!
— Завтра не могу, закончить надо важные дела, — выговорила Шехерезада пунцовыми губами. — Да и Олег Харитонович не поймёт, если я уйду.
— Поймёт! Заеду за тобой в двенадцать часов дня, будь готова.
— И всё-таки ты…
— Не повторяйся, — засмеялся он, хмельной от радости.
Она мгновение всматривалась в его глаза, быстро поцеловала и исчезла за дверью подъезда. А у него остался на губах сиреневый вкус поцелуя, который хотелось сохранить вечно. С трудом удержался от радостного вопля (тебе сколько лет, полковник?), сел в машину, пребывая в эйфорическом состоянии, потом очнулся, схватился за телефон:
— Олег Харитонович, не поздно?
— Надеюсь, важность сообщения оправдывает звонок? — спросил координатор.
— У меня родилась идея насчёт захвата Ко…
— Подъезжай ко мне, обсудим, — перебил его Малахов.
— Можно завтра, — остыл Афанасий.
— Я ложусь спать поздно. Или ты не в состоянии перемещаться?
— Нет, всё нормально. — Он неожиданно заговорил о другом. — Шехерезаду отпустите завтра в двенадцать?
— Зачем?
— Мы поедем в ЗАГС.
Из трубки капнула минута молчания.
— Не торопитесь?
— Нет.
— Жду.
В трубке раздались гудки отбоя.
И Афанасий, почувствовав неожиданное облегчение, поехал через всю Москву в Южное Бутово, где жил Малахов.
Несмотря на посты ГИБДД, ремонты трассы и Участки дороги, больше похожие на полосу препятствий, Ылтыын на своей «Марусе» доехал до Пскова за три с половиной часа. Антирадар ему был не нужен, он и так чувствовал, где стоят скрытые телекамеры либо автомобили ДПС, оборудованные компьютерно-радарными системами.
В половине двенадцатого он остановил машину во дворе дома, где жил экстрасенс, понаблюдал за подъездом и окнами квартиры на первом этаже, принадлежащей Роману, хотел было позвонить ему по телефону и услышал ментальный вызов:
«Кому это я понадобился?»
«Привет, висв, — ответил Ылтыын, шевельнув лопатками; ощущать себя пронизанным лучом «телепатического локатора» было не очень приятно. — Я за тобой».
«Заходи».
«Может, я тебя в машине подожду?»
«Засада тебя не ждёт, поговорить надо. Да и тебе отдохнуть с дороги».
«Как ты меня обнаружил?»
«В окно посмотрел».
Ылтыын подумал, вышел из машины, посмотреть на которую сбежались мальчишки со всего двора.
Роман открыл дверь, одетый в шорты и майку. Они обменялись «локтепожатиями».
— Проходи, я не один.
Ылтыын заглянул в комнату.
Стоявшая у окошка девушка, русоволосая и стройная, одетая в маечку и почти такие же шорты, что и на Романе, оглянулась.
— Здравствуйте.
— Здравствуй, однако, — вежливо сказал Ылтыын.
— Это Алтын, — сказал вошедший следом Роман. — А это Юна.
Ылтыын поклонился.
— Очинно приятно, однако.
— Он говорит по-русски совершенно без акцента, — насмешливо сказал Роман девушке. — Не обращай внимания.
— Извините, — снова поклонился Ылтыын.
Юна засмеялась.
— Я приготовлю стол.
— Я не голоден, — сказал Ылтыын.
— Приготовь, мы пока побеседуем, — сказал Роман.
Юна вышла.
Роман проводил её тающими влюблёнными глазами, заметил взгляд гостя, развёл руками.
— Вот, понимаешь…
— Вполне.
— Она дочь Варсонофия. Он уехал, а она осталась.
На лице Романа читалось скрытое смущение, и Ылтыын понял, что экстрасенс переживает не столько из-за присутствия дочки модератора «Триэн», сколько из-за происшествия со стрельбой и ранением.
— Как нога?
Роман потрогал пальцем лодыжку.
— Нормально, зажила. Пуля пробила икру, я залечил.
— Много их было?
— Трое. — Роман бледно усмехнулся. — Сам виноват. Надо было оценить угрозу до стрельбы и Действовать по простой схеме. Я мог справиться с ними без дурацкого бегства.
Ылтыын сел на диван, вытянул ноги.
— Не обидишься, если я скажу, что думаю?
— Постараюсь.
— Ты не научился решать жизненные ситуации самостоятельно. Учись соображать, не рассчитывая на готовое. Тебе дали «интуитивку», научили ФАГу, а ты цепляешься за какие-то наработанные схемы.
Роман сжал зубы, скулы затвердели.
— Я не профи спецслужб.
— Ты должен стать профи жизни, это гораздо круче. Не позволяй ментальной лени завладевать мозгами, это опасно. Таких людей легко превратить в марионеток.
— Спасибо за оценку.
— Это не оценка — предостережение.
Роман снова крутанул желваки, сдерживая возражения, помолчал немного, поднял голову.
— Психологию человека изменить трудно.
— Так постарайся. Ты многого добился, добьёшься и большего, если точно поставишь цель.
— Стать суперменом? — с сарказмом осведомился Роман.
— Стать распорядителем собственной судьбы. Тем более что ты взял на себя обязательства защищать эту девушку. Я не прав?
Вошедшая Юна избавила Романа от необходимости отвечать.
— Всё готово.
— Мы сейчас, — выдавил экстрасенс.
Девушка понимающе удалилась, бросив любопытный взгляд на гостя.
— Ты нужен в Москве, — сказал Ылтыын, переводя разговор.
— Зачем?
— Не догадываешься?
— Кочевник…
— Готовится операция по его захвату. Но есть одно «но».
— Моя безответственность?
— В Москве замечен наш с тобой поединщик.
— Арчибальд?!
— Настроен он решительно, так как получил задание найти оператора, нейтрализовавшего женщину-террористку. Не боишься?
— Ещё чего? — расправил плечи Роман; было видно, что он и в самом деле не считает американца опасным соперником. — Откуда ты знаешь, что Арчибальд собирается предпринять?
— Разведка перехватила его переговоры с Фурсенюком во дворце Юсуповых, в Питере.
— У нас такая крутая разведка?
— Аск[9].
Роман фыркнул, настроение его улучшилось.
— Если у нас такая классная разведка, почему АПГ чувствует себя на Земле вольготно?
— Во-первых, если я говорю «наша разведка», то это не государственная структура, а ковчеговская. Во-вторых, мы занимаемся Ассоциацией недавно, а все властные государственные структуры находятся под контролем Поводырей уже тысячи лет. Вообще, насколько мне известно, АПГ долго являлась единственным надгосударственным игроком мирового масштаба. Теперь появились мы, но если у них многотысячелетний опыт воздействия на людей, то у нас этого опыта кот наплакал. Хотя кое-чему научились и мы. Во всяком случае обошли иерархическую организацию традиционного типа, которую легко можно контролировать теми же способами, что и политические партии, государственные институты и финансовые союзы.
— Через руководителей.
— Соображаешь.
— Но ведь мы должны содержать огромное количество групп, ту же разведку, контрразведку, аналитиков, компьютерщиков.
— «Триэн» не зависит от денег, и поэтому её нельзя убить, перекрыв финансовые каналы.
— Как это? — не поверил Роман.
— Финансы влияют на активность системы, но не на факт её существования. Мы же используем уже существующие структуры и работаем не за страх или денежное вознаграждение, а за совесть. Если официальные организации объединяют сотрудников зарплатой, то мы «склеиваем» людей признанием полезности общего дела. Любую формальную структуру контролируют неформальные лидеры и группы. Они есть в любом министерстве, учреждении, учебном заведении, в армии и администрациях, в том числе — в президентской. В церкви. В корпорациях. В ООН, если хочешь. У нас всё иначе. За членство в Ковчеге люди готовы жертвовать своим временем, ресурсами и даже здоровьем.
— Как ты, — усмехнулся Роман.
— Бывает, жертвуют и жизнью. Хотя, конечно, есть и у нас свои финансовые институты, не зависящие от государственных, и деньги на какие-то мероприятия всегда находятся. Но об этом тебе лучше побеседовать не со мной.
— С Олегом Харитоновичем?
— У нас есть и другие координаторы, идеологи и политики.
— Ты их знаешь?
— Знаю одного. Он не то туркмен по национальности, не то таджик. Захар ия Салахутдинович, прозвище — Тамерлан, женился на русской, да и сам всю жизнь прожил в России. Он по духу русский, как и я, хотя по национальности я иннуит.
Кстати, его дочку зовут Шехерезадой, она — секретарша у Малахова и твой Афоня от нее без ума. Ну, так что, поехали?
Роман пошевелил лопатками, встал, сказал твёрдо:
— Поедем!
— А Юна?
— Останется ждать, в Москве ей делать нечего.
— Может, приставить к ней охрану? Я уполномочен.
Роман заколебался.
— На работу она больше не ходит… да и вообще девочка осторожная. Но одного человечка оставить не мешало бы, на всякий случай.
— Я позвоню кому следует.
— Юна, — позвал Роман.
Девушка стремительно ворвалась в комнату, и по её сияющим глазам Ылтыын понял, что в этом доме царят согласие и любовь.