Грани сумерек

Глава 14

— Чегой-то даже жалко стало этого инородца — сообщил мне леший тогда, когда мы уже почти добрались до края леса, за которым раскинулся дачный поселок — Безвинно смерть мужик принял.

— Глупо — да, безвинно — нет — покачал головой я — Он лишнюю копеечку выгадать пытался, и на том жизнь потерял. Не крутил бы схемы с кем попало, платил налоги как положено и до сих пор свои сыры возил бы в Россию — гурманам на радость, себе на выгоду.

Кстати, перед тем как отправить Эркке в последний полет, я у него выведал все детали случившегося, с номерами машин, именами и телефонами участников. На мою удачу, память у финна была замечательная.

Зачем? Пусть будет. Я уже давно усвоил простую истину — информации много не бывает, особенно если она исходит от мертвых. Ну, за исключением той дребедени, которую обычно несут несовершеннолетние девочки-самоубийцы. Там, конечно, такой поток сознания льется, что с головой накрыть может. Я два раза с подобным сталкивался, чуть умом не тронулся в обеих случаях.

— Ну, может ты и прав — покивал Лесной Хозяин — Я нынешнее время не сильно понимаю. Да и не пытаюсь, если совсем уж честно. Неудобное оно для меня, ваше время, смекаешь? Вывернулось все за последние сто лет наизнанку, паря. Раньше хлебушек сеяли, а теперь его только едят. Ни одного же поля возделанного рядом с лесом нет. В былое время люди тут, на земле жили, а в город ездили поглядеть на чудеса какие поглядеть или на ярмарку, а теперя наоборот — все там, в каменных коробках, обитают, а сюда на денек-другой приезжают. Вот потому я из лесу своего носа не кажу. Тут все по-старому, по-прежнему, вроде, как и нет этого вашего нового времени. Вот ещё бы не мусорили…

— Когда в следующий раз приеду, таблички привезу — пообещал ему я — «В лесу не мусорить. За нарушение — наказание».

— Думаешь поможет? — с надеждой спросил лесовик.

— Нет — расстроил его я — Вернее — не сразу. На таблички эти давно никто не смотрит, все знают, что их тыкают для порядка и проформы. Но вот если тех, кто мимо них прошел и бросил тут после фантик или окурок, как следует пугануть, и делать это на постоянной основе, то может и сработать. Покрутить пакостников по лесу, к болоту завести, филином поухать, выпью в темноте поорать. Властей народ не боится, но тут-то другое. Здесь то, что в наш генетический код зашито, что от предков перешло, для которых лес был и дом, и друг, и враг, и вся вселенная. Это другой коленкор. Короче — у нас народ понятливый, особенно когда дело касается личной безопасности, замешанной на сверхъестественном.

— Замешанной на чем?

— На том, чего вроде и нет — пояснил я — Ладно, пойду домой. Что-то устал сегодня, в сон прямо клонит.

— А и иди. И спи — посоветовал мне лесовик, сунув в руки корзину — Вот держи. Первые в этом году боровички. Крепенькие, один к одному.

Грибы я отдал маме, привычно отшутился от ее безобидных вроде подъездов класса «когда ж я наконец стану бабушкой» и «вот для кого мы с отцом дачу строили», а утром, чуть свет, сбежал из родных пенатов обратно в город. Тем более, что Светка, со слов мамы, в этом году вообще переехала сюда, в СНТ. То ли на «удаленку» перешла, то ли отсюда на работу ездит, то ли вообще уволилась — я так и не понял. Но встречаться с ней я точно не стремлюсь, она опять начнет по сотому разу пытаться склеить не то, что разбитое, а давным-давно выкинутое на свалку, и даже утилизированное.

Короче — нафиг эти забавы. Тем более, что вокруг меня и так вон, целый цветник образовался. Будь я персонажем книги, размещенной на каком-нибудь самиздатовском портале, то её непременно отнесли бы в категорию «гаремник». Точно говорю. Вот накой я ту же Олесю на грех совратил? Понятия не имею. Как видно, по указке свыше. Впрочем, в конкретном данном случае, кто кого совратил с полной уверенностью сказать все же нельзя. Да, изначально инициатива исходила от меня, а вот потом…

За всеми этими размышлениями обратная дорога пролетела как-то незаметно, даже несмотря на то, что я на этот раз я все же воспользовался муниципальным транспортом.

Родной дом меня встретил криком и ором.

— Это не твоя квартира! — блажил Родька — Ты вообще ненастоящая! Я дуну — и все! Развеешься как туман! Нежить!

— А ты неведома зверушка! — не уступала ему Жанна — Существо без прописки, совести и гендерности! Ты — оно! Ясно? Оно! Андроид, бесполое создание!

— Я не оно! — сошел на фальцет мой слуга — Сама ты оно! Редкое! При жизни потаскухой была, и после смерти такой же осталась! Кто с Толиком спутался, а? Я все знаю! Все хозяину расскажу! У, змеюка холодная, призрачная!

— Может и змеюка! Только за Сашку я любого удавлю или зажалю! А от тебя помощи ноль! Только на шее у него сидишь да канючишь постоянно: «купи мне то, купи это». Или дрыхнешь! Его вон недавно чуть не убили, а тебе и дела до того нет, будто так и надо. Или, может, тебе так и надо!

Окончательно рассвирепевший Родька попытался ударить призрак, но, само собой, у него ничего не получилось и он, не устояв на лапах, покатился по полу забавным меховым шариком.

— Чего орем? — холодно осведомился у спорщиков я — Чего опять не поделили?

— Я с ним в одном доме больше жить не могу! — заявила мне Жанна, обиженно надув губы — Это невыносимо!

— Гони ее прочь, хозяин! — потребовал у меня слуга — Чую — через нее к нам беда придет! У этой заразы ни стыда, ни совести!

И скандалящая парочка снова уставилась друг на друга, словно прикидывая, как сподручнее друг друга уничтожать будет.

— Выставил бы ты, Александр, их обоих за порог на время — посоветовал мне Вавила Силыч, который, оказывается, тоже тут присутствовал. Я его как-то даже сразу и не заметил — Чтобы от безделья да с жиру не бесились.

— Хорошая мысль — согласился с ним я — Все, надоело. Давай, вон того мохнатого забирай к себе денька и гоняй как сидорову козу. Для начала на неделю, а там поглядим.

— Так тебе и надо, кудлатый! — зло улыбнулась Жанна. Родька уставился на меня, в его круглых глазах явно читалось: «Как же так, хозяин? Ведь я же… А ты…».

— Ты тоже свое получишь — заверил я девушку — Даже не сомневайся. Только для начала я вот что хочу выяснить — из-за чего весь сыр-бор?

Родька зло глянул на свою противницу, та ответила тем же.

— Это наш спор — наконец произнесла Жанна — Мы сами разберемся.

— Свои собаки грызутся — чужая не влазь — неожиданно поддержал их Вавила Силыч, несомненно бывший в курсе причины конфликта — Ну, может, тут это не совсем верно, но поверь, Александр, так оно и есть. Что до обалдуя твоего — заберу и «спасибо» скажу. У нас в доме плановая замена труб как раз начинается, так что он без дела сидеть не станет. Кстати! Ты имей в виду — послезавтра горячую воду отключают на две недели, так что помойся, постирайся и так далее. Объявление на подъезде седьмицу уже висит, только ты его, небось, не читал?

— Все у нас хорошо, но вот эта старая добрая традиция воду летом отключать вымораживает, конечно — проворчал я.

— Надо — развел руками подъездный — Деды ваши так жили, отцы, и вы, стало быть, терпите. Сам же говоришь — традиция. Родион, давай, пошли со мной. Я тебя сейчас к Потапычу отведу, он как раз в подвал отправился трубы постукивать. При нем побудешь покуда, а после решим, куда тебя после приткнуть.

— Давай-давай — ангельским голоском буквально пропела Жанна, а после помахала Родьке ручкой — Все как ты любишь — темно, тихо и едой пахнет. Правда, той, которую уже кто-то ел, но это не так важно.

Ничего ей на это Родька не ответил. Он уходил гордо, печатая шаг мохнатыми лапами. И только раз на меня глянул, без злости, скорее — укоризненно. По всему выходило, что в этот самый момент я должен был понять, как ошибся и восстановить справедливость.

Но не сложилось, и отравился мой слуга, солнцем палимый, ветром гонимый приносить пользу обществу на ниве коммунального хозяйства. Что до Жанны — она, прекрасно понимая, что следующая в очереди на раздачу памятных подарков, прострекотала что-то вроде «ой, я тут вспомнила!» и покинула квартиру, после чего в той установились тишина. То, чего тут так давно не было.

Я поблаженствовал минут двадцать в это идиллии, после чего отправился на кухню, в надежде закрепить прекрасное настроение чем-нибудь эдаким, с большим количеством калорий и желательно жареным.

Фиг! Холодильник был пуст, прямо как в те времена, когда я работал в банке. Но даже тогда в белоснежной ледяной пустыне встречались кетчуповые вкрапления и зеленые островки замерзшего насмерть укропа. А тут — прямо белое безмолвие какое-то. Эта мохнатая прорва даже кубики «Магги» сгрызла.

Господи, вот куда в него лезет, а?

Я закрыл дверцу холодильника, подумав о том, что в случившемся, между прочим, можно узреть руку судьбы. Возможно, высший разум таким образом дает мне понять, что недавнее решение наведаться к Абрагиму и через него попробовать достучаться до загадочного Хранителя кладов не лишено смысла. Мало того — он тот единственный шанс, который остался у Бэллы. Ещё, конечно, есть кабальный и очень грязный вариант, в котором участвует Марфа и неведомая мне девчонка, обреченная на смерть ради того, чтобы жила сестра Ряжской, но я в это болото не полезу. Это как раз тот случай с коготком и пропавшей птичкой из сокровищницы народного фольклора. Мне он не подходит.

Хотя и тут, конечно, «нет» куда больше, чем «да». Велика вероятность того, что Хранитель пошлет меня куда подальше сразу, без всяких встреч. Ну, вот неинтересен я ему ни с какого ракурса. Может случиться по-другому, но ровно с тем же результатом — из уважения к Абрагиму он меня выслушает, и пошлет только после беседы.

И я на это ни разу не обижусь, поскольку понимаю, что предложение мое весьма и весьма сомнительно. Что я, по сути, могу сказать этому парню? Приятель, где-то в Подмосковье есть лес, в котором закопан ящик, а в нем лежит мандрагыр, который мне нужен. Поехали, откопаем?

Бред?

Бред. Ну вот ни разу не серьезное деловое предложение. Ему этот мандрагыр, скорее всего в хрен не впился, а что до денег, которые я ему могу предложить в качестве оплаты за услугу — так у него их, небось, куры не клюют. С такой-то специализацией!

А ведь помимо всего прочего, мы с ним ещё и потенциальные враги. Именно на этого Валеру меня науськивает Морана. Это же он слуга Великого Полоза. И, по-хорошему, я его убить должен. Мало того — уверен, что с другой стороны идет точно такая же накачка, только в роли главной вражины там фигурирую я.

Успокаивает одно — все, с кем я беседовал о Швецове, сходятся в единой точке — характер у этого парня сложный, но при этом в разумности ему не отказать. То есть можно надеяться на то, что он все же предпочтет сначала поговорить, и только после начинать войну.

Хотя мне вообще непонятно, почему мы с этим парнем должны не любить, или, тем более, уничтожать друг друга во славу существ, которые в нашем технологичном и продвинутом сегодня стали тем, что называется фольклор. Потому лично я на тропу войны вставать точно не собираюсь, даже если этот Валера меня нафиг пошлет. Защищаться, если что — да, стану, но орать: «Морана рулит, Полоз отстой!» не буду по любому. И пусть обитательница Нави хоть сколько обижается.

Тем более, что Полоз на самом деле не отстой. Жуть жуткая — да, крайне неприятное существо — тоже. Но не отстой. Достойного врага следует уважать даже тогда, когда он занес топор над твоей шеей.

Я глянул на часы. Утро уже, пожалуй, кончилось, но день пока не начался. Не знаю, есть ли у заведения Абрагима документально зафиксированные часы работы, но, полагаю, вряд ли оно открывается раньше того часа, чем солнце как следует пригреет город. Потому лучше я туда отправлюсь чуть попозже, где-то в полдень. А что есть хочется — так потерплю. Ничего страшного в этом нет. Вон, чайку попью и заодно попробую выяснить — кто же такой Николишин, о котором упомянул безвестный респондент в мортирологической ветке форума, посвященного памяти художника Серебряного?

Уже через пять минут я понял, что задача мне досталась не такая уж простая. Нет, я прекрасно понимал, что Николишиных на свете немало, но не подозревал, что настолько. Вроде бы не Иванов и не Петров, однако же вот — тут тебе и хоккеист, и ботаник, и жертва культа личности, и таксидермист. В ассортименте, так сказать.

А вот художника такого нет, что примечательно. Вернее, есть несколько, но они явно никак с покойным Матвеем не связаны, где-то в силу возраста, где-то в силу территориальных моментов. Речь шла о некоей студии, которая почти наверняка находится в Москве или области. Ну, вряд ли Серебряный всякий раз ездил куда-нибудь в Квебек, чтобы пообщаться этим самым Николишиным?

Увы, но связки «Николишин художественная студия», «Студия, Николишин, живопись» и им подобные тоже ничего не дали. Куча ссылок, никакого отношения к интересующей меня теме не имеющих — вот и все.

Я менял поисковики, выискивал самые странные сочетания — пусто. Пирожок ни с чем. Такое ощущение, что этого Николишина просто в природе не существует, и студии его тоже. Хотя — странно. Очень странно. Сейчас любая секция, кружок или студия прежде, чем народ набрать и начать хоть чем-то заниматься, сначала себе страничку заводят и группы на пару с каналами во всех соцсетях создают. А то и сразу парочку — одну открытую, другую закрытую, для своих. А тут — тишина. Я вообще не представлял, что такое возможно в наше мегаинформационное время.

Но и тому человеку, что написал пост, вокруг которого я сплел свою теорию, врать смысла не было. А зачем? Какой ему в этом смысл? С другой стороны — а, мало ли? Я ведь зарегистрировался на том форуме, хотел ему в личку написать — и обломался. Нет там больше такого участника. «Учетная запись не найдена».

Разумеется, это не означало того, что все ниточки оборваны. Нет-нет-нет. Есть ещё некий Курилкин, которому Матвей подрезал выставку, его я, к слову, нашел довольно быстро. Оказалось, это довольно-таки известный живописец, на мой скромный взгляд не претендующий на вечность, но при этом имеющий довольно весомый ценник на свои работы, причем в разных галереях. Как вариант, можно пообщаться с ним. И уверен, что Курилкин будет очень разговорчив. Время лечит, но его прошло не так уж много, чтобы ранимая творческая натура забыла зло, ей нанесенное, потому Матвея этот художник сдаст быстро и охотно. Опять же — есть жены покойного Серебряного, кто-то из них что-то может знать о предмете моего интереса.

Одно плохо — формально-то я никто. Просто человек, который пришел и задает вопросы. Это только в сериалах все люди капец какие отзывчивые и охотно беседуют с незнакомцами, которые лезут в чужую, а то и их собственную личную жизнь. А на деле пошлют меня куда подальше и жены, и Курилкин.

Нет, здесь нужен страж закона, который имеет полное право требовать от граждан предельно честные ответы на свои вопросы. И у меня таковой под рукой есть.

— Привет — бодро гаркнул я в трубку, когда Нифонтов ответил на мой вызов — Николай, приглашаю тебя пожрать шаурмы у Абрагима. Ты как?

— Пожрать — «за» — моментально согласился оперативник — У Абрагима — нет.

— О как. Чего так? Кому-то закрыли доступ в самую загадочную харчевню столицы? Никак, ты крепко накосячил?

— Да нет, все в порядке — хохотнул Нифонтов — Хотя была недавно одна ситуация, после которой этот товарищ смотрел на меня косо и брови супил, но все обошлось. Просто я не в Москве. Я в Челябинске.

— Где? — немного ошарашенно переспросил я.

— В Челябинске — повторил оперативник — Столице Южного Урала. Так бывает, Сашка, иногда за своими клиентами приходиться выезжать из родного города. Вот, ловим с Женькой тут одну сильно увертливую особу, которая в Москве очень сильно наследила. Сейчас как раз направляемся в район с чудным названием «Северок», вроде ее там вчера видели, попробуем на след встать. Так что давай мы с тобой перенесем предложенное рандеву на конец следующей недели, хорошо? Потому что пока мы ее поймаем… Ну, или убьем. Короче — пока вернемся, пока разгребем все, что за время отсутствия накопилось. Ну, ты понял.

— Печально — вздохнул я — Расстроил меня.

— А в чем дело-то? Ты изложи, только конспективно. Мы уже почти прибыли на место, но пара минут у меня ещё есть.

Я выполнил его просьбу, причем борясь с желанием повесить трубку, поскольку услышал реплику Мезенцевой «Коль, да сколько можно? Он тебе совсем на шею сел».

— В принципе логично — сообщил мне Нифонтов — За эту веревочку стоит потянуть.

— Без ксивы трудно — пояснил я — Послать могут.

— Могут — согласился оперативник с данным доводом — Слушай, а позвони Калинину. Ну, Стасу. Помнишь его? Опер из «Западного», шустрый такой?

— Помню — ответил я — А как же.

Ещё бы не помнить. Смелый парень, не побоялся с ведьмами сцепиться. Себе на уме, конечно, так мы все такие. И по-своему надежный.

— Он теперь в начальство выбился, в небольшое, но все же — продолжил Николай — Должность всех меняет, сам знаешь, но, если он начнет пальцы гнуть, то ты скажи, что я попросил помочь. За ним там кое-какой должок значится ещё с прошлого года, думаю не откажет.

— За идею спасибо — поблагодарил я его — А что до всего остального — договорюсь с ним как-нибудь. Не чужие же люди.

Все на самом деле так. Долг Стаса в этом случае на меня перейдет, а мне оно зачем? Да и вообще — как всех этих беглецов переловлю, сразу с Николаем общение до минимума сокращу. Слишком близко я его к себе подпустил за последнее время. Да, по необходимости, но это ничего не меняет.

— Как знаешь — отозвался оперативник — Тебе сувенир из Челябы привезти?

— Какой? Магнитик на холодильник?

— Таких тут не видел. Но могу приволочь кусок трубы. Или, к примеру, труселя.

— Какие труселя?

— Красные, какие же ещё? — в голосе Нифонтова появилась не особо скрываемая ехидца — Судя по тому, какие слухи о тебе теперь ходят, они будут не лишними.

— Да ты же там, в клубе, со мной был! — возмутился я — Ладно остальные, с них взятки гладки, но…

Короткие гудки. Отключился Николай от беседы, как видно добрался до пункта назначения. Вот даже не знаю, что именно по результатам беседы больше сделать хочется — то ли пожелать ему удачи в бою, то ли махнуть рукой и сказать: «да и хрен с тобой».

А идею, повторюсь, он мне неплохую все же подал. Перспективную. И в дальний ящик ее реализацию я откладывать не собираюсь.

Увы и ах, но с первого захода ничего не получилось. Номер Стаса у меня сохранился, я ещё перед отъездом всю телефонную книжку скопировал в один из старых аппаратов, вот только абонент был не абонент. И во второй раз та же ерунда произошла, когда я в такси ехал, и в третий, когда около шурмячной на тихой улочке стоял. То ли телефон Калинин сменил, то ли ещё чего. Если не дозвонюсь до вечера, придется Маринку теребить. Уж кто-кто, а она с шеи Стаса точно не слезала все это время. Свой источник в правоохранительных органах для журналиста святое.

— Мое почтение, Абрагим — поприветствовал я владельца заведения, который в данный момент бодро заворачивал в лаваш курятину, помидоры и все прочие составляющие шаурмы — Как обслужишь посетителей, подойдешь ко мне? Разговор есть.

— Привет Сашка — прогудел аджин — Садись, жди. Кушать станешь?

— Конечно — изобразил обиду я — Прийти к тебе в гости и не поесть? Это кем же надо быть, каким идиотом?

Абрагим довольно заурчал. Само собой, аджин понял, что это лесть, но, как большинство восточных людей, он рассматривал ее не как желание собеседника добиться неких преференций не очень честным путем, а как особую форму похвалы. Умелая лесть на Востоке — это не лицемерие, это высокое искусство, совершенства в котором достигают очень немногие.

Ждать мне пришлось минут двадцать. Сначала Абрагим обслужил парочку студентов, которых вообще непонятно как сюда занесло, после подал кусок мяса невзрачному мужичку, который притулился в углу и под конец шуганул какую-то бабульку, которая долго мялась у входа, словно решая — войти, не войти.

— Чего старушку-то не пустил? — поинтересовался я у аджина, когда тот наконец присел за мой столик — Что с ней не так?

— Все не так — проворчал великан, от которого буквально пыхало жаром — Какая старушка? Это черная пайрика.

— Кто?

— Ээээ! — аджин пощелкал пальцами — Как это… Она кемпир! Снова не понял? Ай, Сашка, как с тобой трудно. Того не знаешь, этого не знаешь. Если не учишься — зачем в городе живешь? Живи там, где все просто, где думать не надо. А тут живешь — учись давай. Узнавай больше, понимать жизнь станет легче. А то умрешь — и не поймешь отчего. Ха!

— Смешно — хмуро согласился я.

— О! — Абрагим ткнул мне в грудь своим толстым указательным пальцем — Она — Лихо. Не главное, то, что под горами давно сидит и выйти не может, она просто служит ему. Где немножко задержится — там беда случится. Маленькая. А если долго пробудет — жди большое горе. Их тут, в Москве семеро обитает. Было десять, но троих убили. Двух Францев-паша ещё давно зарезал, одну лет десять назад Ровнин-эффенди сжег. Много эти кемпир себе позволять стали, людские жизни забирали.

Как интересно. Францев, который давно мертв — паша, высшая степень уважительного отношения к нецарственной особе. А Ровнин только эффенди. И, судя по интонациям, Абрагим не испытывает к нему и половины того отношения, что к прежнему начальнику Отдела.

Впрочем, он в этом не одинок. Я, даже будучи за границей, пару раз слышал рассказы о легендарном Францеве, причем не от соотечественников. Как видно, и впрямь человек он был совершенно замечательный.

А что до Абрагима, то воистину Восток дело тонкое. И очень грамотно разбирающееся во всех оттенках глубокого уважения.

— Я не с пустыми руками — о стол брякнула бутылка очень и очень хорошей водки, купленная по дороге в специализированном магазине — Знаю, что ты такую любишь. Вернее — помню.

— Сам будешь? — осведомился у меня аджин, почесывая волосатую грудь, видневшуюся под расстёгнутым серо-белым халатом — Э?

— Если только чутка — вытер пот со лба я — Больно жарко сегодня. Развезет меня.

— Чутка можно — Абрагим свернул крышку с горлышка, а после достал из кармана халата мятую медную пиалу — Пьяный не будешь. Ха!

Мы выпили, в глазах моего сотрапезника на секунду вспыхнули огоньки далеких костров, горящих на извечных торговых тропах, ведущих через бескрайние пески.

— Какое дело у тебя, Сашка? — добродушно осведомился у меня шаурмячник — Знаю, не просто так пришел. Лицом прятать тайны научился, а душой — нет. Кто тебя знает, все сразу видит.

Прямо вот раз за разом он меня сегодня обламывает. Эдак я комплексами обзаведусь к концу трапезы.

— Ну-ну — аджин хохотнул — Нестрашно. Пока такой — хорошо, тебе верить можно. Станешь другой — и все вокруг тебя изменятся. Станут молчать, где раньше говорили, врать, скрывать разное. Разве так хорошо?

— Нет.

— Ну вот — хлопнул меня по плечу аджин — Радуйся, что ты пока ты. Хорошо это, только не навсегда. Ладно, ты думай, а я тебе пока еды принесу.

Да, кстати — надо в магазин зайти, продуктов купить. А то ведь, чего доброго, мой проглот-слуга вечером заявится, так ещё возмущаться начнет, что, мол ему, рабочей косточке, даже поесть нечего в родном доме. С него станется.

— Что хотел, Сашка? — Абрагим пододвинул ко мне бумажную тарелку с божественно пахнущей шаурмой — Говори, как есть.

— Мне бы с Хранителем кладов повидаться — не стал тянуть я, попутно схватив с тарелки снедь — И переговорить с ним кое о чем. Мне рассказывали, что вы приятели, тесно общаетесь. Может, устроишь нам встречу?

— Если клад надо искать — даже звонить ему не стану — мотнул головой аджин — Многие хотели, просили, но он всем отказал. Ему это не надо. Он хранитель, а не искатель, понимаешь? Если что другое — могу попросить. Но ничего не обещаю.

— Искать надо — вздохнув, признался я. Тут врать никак нельзя, Абрагим лжи ни мне, ни кому-либо другому не простит. А всплывет этот факт обязательно — Но там и клад не такой, как у остальных. Это не золото, не бриллианты, это корень. Мандрагыр, слышал о таком?

— Слышал, слышал — покивал шаурмячник, очень пристально глядя на меня. Мне даже не по себе стало.

— Да и тот не мне — решил выложить всю правду я — Если хочешь, можешь считать меня дурачком, но я его ищу, чтобы девушку одну вылечить. Она мне вроде как никто, но отдавать ее своей Хозяйке очень сильно не хочу. Она достойна того, чтобы жить дальше.

— Сердце горит? — продемонстрировал мне свои белоснежные зубы аджин — Э? Ханум стрелу глазами выпустила, и в цель попала, да?

— Не в этом дело — я вдруг очень четко увидел перед собой белое, без кровинки, лицо Бэллы — Просто ощущаю, что надо ей помочь — и все. Без каких-то причин. Сам не знал, что так бывает. Человек она хороший, светлый. Думал, что таких уже и не осталось.

Молчал аджин, цедил горящую водку, не мигая смотрел на меня. Я же, чтобы особо на этот счет не заморачиваться, знай уплетал шаурму.

— Я позвоню ему — наконец-то изрек Абрагим — Обещать ничего не стану. Но позвоню и поговорю. А что, той ханум больше никак не помочь? Есть заговоры, есть другие способы. Я лечить не умею, Творец не дал мне таких знаний, но Марфа-хатун много разного знает, а ты с ней вроде как…

И аджин изобразил некий жест, заключавшийся в том, что два указательных пальца были приложены друг к другу. Но не один на другой, а, так сказать, сбоку, что означало духовную, а не плотскую близость.

— Есть у нее способы — я усмехнулся — Только там ради жизни одного человека другой умереть должен.

— И что? — изумился аджин — Твоя ханум хорошая, тебе нравится, ты ее знаешь — так пусть она живет. А та, другая, тебе что? Ты ее даже не видел, э! Есть она, нет — что изменится?

Ведь даже не возразишь ничего, не сработают мои аргументы. Просто Абрагим мыслит другими категориями, причем вполне логичными и прагматичными. И не только для него они таковы, многие бы с ними согласились. И не только те, кто обитает под Луной, заметим.

— Ничего — я вытер рот салфеткой — Но все же мне бы с Валерием пообщаться. И если совсем честно — интересно же на него глянуть. Я как вернулся только и слышу — Хранитель кладов, Хранитель кладов.

— Я позвоню — повторил шаурмячник — Потом тебя наберу. Что, что такое?

Это он обратился к одному из студентов, поскольку тот закашлялся так, что, казалось, вот-вот и ему конец. Больно сильно рот снедью от жадности набил.

В этот самый момент у меня зазвонил телефон, на экране высветилось «Калинин».

— Страйк — сказал я, глядя на то, как Абрагим со всего маху хлопнул юношу по спине, отчего у того чуть позвоночник через рот не выскочил, вместе с куском шаурмы — Стас, привет! Кто я? Это Саша Смолин, помнишь такого?