— Саша, я была против — немедленно заявила бледная как смерть Ряжская, сидевшая в глубоком кожаном кресле, стоявшем у стены — Но моего слова оказалось недостаточно.
— Что печально — выдавил из себя я — Но — верю. Все же я вам намедни жизнь спас, так что могу рассчитывать на небольшую благодарность.
— Которую она чуть из-за тебя и не потеряла — уточнил Павел Николаевич, расположившийся во главе массивного стола ручной работы. Я такие видел пару раз, когда в серьезные организации от банка ездил. Дорогая штука.
— Мы вроде это уже обсужда… — закончить фразу я не сумел, поскольку заорал от боли. Крепыши, которые держали меня, подчинились жесту нового начальника охраны и крутанули мне руки так, что аж жилы затрещали.
— Станешь говорить, когда тебя спросят — погрозил мне пальцем он — Или будет бо-бо.
— Что за штампы? — не удержался я от реплики и тут же о ней пожалел. Нет, правда больно.
Надо было через улицу в башню «Меркурий» идти, тогда бы Жанна со мной сюда поднялась, наверх. А так залипла помогайка в афемолловских магазинах, причем наверняка надолго. И невдомек ей, что тут меня калечат.
Но вообще совсем Ряжский из ума выжил. Курочить человека вот так, белым днем, в центре города, когда в паре шагов отсюда куча клерков с серьезными лицами сидит, имитируя бурную деятельность? Мне такое даже в голову прийти не могло. Особенно с учетом того, что мы в последний раз расстались пусть и без приязни друг к другу, но и без особой вражды. По крайней мере такой, за которую руки выкручивают. Правда Жанна недавно предупреждала меня о том, что Антон, который сейчас стоит напротив меня, воду мутит, но я надеялся на то, что Ряжский мужик неглупый, горячку пороть не станет.
И вот ещё вопрос — где Толик? Где этот буревестник московских дорог? Почему не здесь? Когда выберусь из этой переделки, устрою ему разнос по полной. Вернее — если выберусь.
— Ну, что дальше? — нервно поинтересовалась у мужа Ольга Михайловна — Вот вы его скрутили. И?
— Дальше все просто — ответил вместо Ряжского Антон, взял со стола несколько листков и ткнул мне их в лицо — Дальше он расскажет нам вот об этом.
Я окончательно перестал что-либо понимать.
— Ну? — потребовал начальник охраны — Мы ждем!
Вместо слов я издал мычание.
— Не так тебе и больно — бросил Антон — Не надо тут изображать.
— Вот ты тупой! — возмутился я — Сам же сказал — отвечать, когда спросят. Вопрос не прозвучал, говорить нельзя. Давай вопрос — получишь ответ.
Его кулак врезался в мой живот. Бить парень умеет, что есть — то есть, селезенка екнула так, что я даже сначала испугался, что он ее своим молодецким ударом раздолбал ко всем чертям.
— Зачем ты подставил Павла Николаевича? — снова ткнул мне бумагами в лицо охранник — С какой целью? Или, может, надоумил кто?
— Чего — чего? — без всякой театральности изумился я — Ты говори, говори, да не заговаривайся. Мне ваши бизнес-игры как шли, так и ехали, у меня свои забавы. Да и не смыслю я в них ничего.
— Сказал человек, который столько лет отработал в банке — скривил рот Антон и снова ударил меня, на этот раз в район печени — Давай, Смолин, покайся. Может, ещё и обойдется все. Может, даже на своих двоих отсюда уйдешь.
— Ты, Антошка, дурак трижды — я смачно харкнул на дорогой дубовый пол — Во-первых, потому что замутил все эти забавы тут, в «Москва-Сити». Куча свидетелей видела то, как я сюда пришел, потому, когда начнут разбираться кто да что, мое исчезновение спрятать будет сложно. А разбираться начнут, за это поручусь, причем люди, которые спрашивать умеют. Во-вторых, ты отчего-то уверен в том, что тебе на самом деле дадут со мной от души потешиться. Оттащат тебя, пса бешеного в последний момент от моей тушки. Шеф твой Носова забоится, ведь тот его на куски порежет, если что. А супруга его сестру спасти желает. Без меня она очень скоро умрет.
— А третья причина какая? — уточнил охранник, ухмыльнувшись — Ты заканчивай, раз начал.
— Закопают тебя, Антошка, в сырую землю в самом скором времени — с улыбкой пояснил я, внимательно глядя на супружескую чету Ряжских, и подмечая, что мои слова попадают-таки в цель — Словно картошку. Прямо как детской песне. То есть наоборот.
А интересно — сдал Нифонтов спятившую Дарью в дурку или нет? Блин! Вот какая же фигня в голову лезет! Хотя ассоциативный ряд предельно ясен. Оттолкнулся мой разум от словосочетания «детская песенка».
— Но ты про бумажки эти мне все же расскажи — попросил я побелевшего то ли от злости, то ли ещё от чего парня — Хочется понять, что за ерунда случилась. Интересно, по какой причине мне ливер отбивают.
— Носов, о котором ты только что упомянул, сегодня утром задал мне трепку, словно нашкодившему щенку — нервно пояснил Ряжский — Не сказать хуже. Дело в том, что ряд моих операций, связанных с… Скажем так с неким бизнес-процессом. Нет, не так. Произошла утечка некоей закрытой информации, и по всему выходит, что виновник случившегося я. Но вот какая штука — я этого не делал. Абсолютно точно. Просто я бы знал о случившемся, согласись?
— Резонно — не стал отрицать я очевидного — Но все равно не совсем ясно, с какого вы именно ко мне прицепились? Повторюсь — я в вашу песочницу не лезу, интереса моего там нет.
— Больше некому — склонился к моему лицу Антон — Только ты и остаешься, Смолин. Ну, а зачем ты это сделал… Вариантов масса.
— Назови хоть парочку — попросил я его — Если не сложно.
Ряжская внезапно засмеялась. Нехорошо так, с надрывом.
— Не жди ответа, Саша — сообщила она мне, закончив хохотать так же неожиданно, как начала — Его у них нет. Просто я тоже самое спрашивала, но впустую. «Это он, больше некому» — вот и все доводы.
— Он с нечистой силой знается, ему мертвые служат, а по ночной Москве он передвигается исключительно на сером волке — понимающе продолжил я — Н-да. Павел Николаевич, а вы точно бизнесмен? Причем состоятельный и удачливый?
— Раньше так и было — откликнулся Ряжский — Теперь насчет состоятельности уже не уверен, поскольку основной акционер по твоей милости очень сильно мной недоволен.
— Как вам удалось столько времени удерживаться на плаву — не понимаю. Просто с таким подходом к делу, с этим вашим «просто больше некому»… Смешно, честное слово.
Хотя на самом деле я так не думал. Нервы, кома жены, и, самое главное, плотное соприкосновение с той стороной жизни, которой вроде и нет — тут у любого ум за разум зайдет. Даже у человека с железной выдержкой.
Впрочем, это мелочи. Другое интересно — от кого информация ушла на сторону? И я догадываюсь, кстати, к кому именно.
— Так что в бумажках? — осведомился я — Тех, которые мне в лицо тычут? Отдельно замечу — мне это очень не нравится. Это унизительно.
— Ничего страшного — отозвался Ряжский — Два часа назад мне тоже бумажками в лицо тыкали. Не этими, другими, но какая разница? Я потерпел — и ты потерпишь.
— Тем более что недолго осталось — недобро посулил мне Антон.
— Павел Николаевич, а вы в каких отношениях с народным фольклором? — осведомился я у бизнесмена.
— Самое время и самое место вести беседы на подобную тематику — устало произнес Ряжский.
— Я к чему. Вот кто громче всех кричит «держи вора»? Причем, заметьте, постоянно. Вот давайте посмотрим. Я за последний месяц сколько вам пользы принес? Оказал помощь Носову, при этом ни слова плохого про ваше семейство не сказал, хотя и мог бы. Чего мне стоило поставить ценником за его здоровье, например, вашу жизнь? И уже на следующий день взорвали бы ваш «майбах» ко всем чертям. Или ещё что-то случилось. Но нет, я этого не сделал, напротив, поднял акции семьи Ряжских в его глазах. Белле, свояченице вашей облегчение устроил, может и вовсе ее на ноги поставлю вскоре. Вон, Ольгу Михайловну из комы вывел, в которую она загремела. Заметим, за все это копеечки не попросил. Все доброй волей, по сердечному позывы. И все-то я для вас плохой, все вредный. А почему? Да потому что кое-кто постоянно в уши вам добит про это, как дятел.
Кулак Антона снова врезался в мой живот.
— Оставь его — резко произнесла Ольга Михайловна — И отойди в сторону. Немедленно.
— Оля — поморщился Ряжский, но во взгляде его появилась неуверенность.
— Я тебе говорила то же самое — сдвинула брови женщина — И не раз. Это логика, прямая как шпала. Но ты отчего-то слышать меня не желаешь, все какие-то подвохи ищешь.
— Чем больше пользы я приношу вам, тем сильнее вон тот человек хочет меня уничтожить — просипел я, морщась от боли — Странно, правда? Или наоборот — совсем не странно, а, напротив, логично? Сначала нелепая смерть вашего бывшего начальника охраны, потом неожиданная хворь того, кого вы называете главным акционером, ещё кое-какие внешне странноватые происшествия, о которых я ничего не знаю, но которые наверняка случались. Уверен, это не случайности, а четкая и спланированная операция, в которой у каждого есть свое место и время. Вот только меня в ней не учли. Не знал никто, что я вернусь в Москву из своего турне и что Ольга Михайловна снова меня захочет к рукам прибрать. Да, Антошка? Не учли? Ох, и ругались, поди, Белозеров и эта сволочь белоглазая Максим, когда я то тут влезу, то здесь все поломаю, то там вроде бы сложившуюся комбинацию порушу.
Железной уверенности в том, что я все верно по полочкам разложил, у меня не было. Так, предположения, не более. Но очень уж плотно все сходилось в одной точке, особенно этот инсайд. Был он, не был — не столь важно. Главное, что меня к нему привязать несложно.
Но работа грубовата, конечно. Не вообще, а именно сегодня. Хотя трудно ворожея, который наверняка за этим всем стоит, в подобном винить. Я по-прежнему мешаюсь у него под ногами, время поджимает, хозяин подгоняет, вот и приходится реализовывать планы, сшитые на живую нитку. Да и этого идиота Антона ему не слишком жалко, как мне думается, он почти отработанный материал, не сегодня-завтра ему так и так крышка. Не я его убью, так сам Ряжский рано или поздно один плюс один сложит.
Но ведь выгорело. Почти. А выстрели он мне в лоб сразу по прибытию, так точно кое-кто сегодня банкет бы устроил, в честь удачно проведенной операции. Уверен, что он так и предлагал сделать, да только Ряжский не дал. Или, что вероятнее, Ряжская.
— Антон? — глянул на охранника Павел Николаевич.
— Тьфу, не повезло — вздохнул тот, достал пистолет с уже навернутым на ствол глушителем и выстрелил мне в грудь.
Боли почти не было. Удар — да, его я ощутил, но и только. Да ещё ноги обмякли, потому я на них и не устоял тогда, когда двое охранников, которые меня держали за руки, их отпустили.
— Тоха, ты чего? — спросил один из них и тут же упал с простреленной головой. Что до второго — он даже вопрос задать не успел, поскольку последовал следом за товарищем.
— Ну, а теперь ваша очередь — Антон повернулся к супружеской чете замершей в креслах как суслик, над которым нависла кобра — Ох, как же вы мне оба надоели! Одна из себя невесть что корчит, королева дерьма и пыли, понимаешь, другой вообще неврастеник какой-то.
Все он сделал правильно, и только одного не учел. Я все же не совсем уже человек, и ведьмачья суть отмерила мне жизни чуть больше, чем обычным людям положено. Ровно настолько, чтобы успеть наказать того, кто меня застрелил. До усрачки обидно уходить в края, из которых нет возврата, с осознанием того, что твой убийца дальше будет жить, вино пить и девок мять. Как-то это неправильно. Пращуры не поймут, если я с ними там встречусь. Вдруг наша братия в какое-то конкретное место после смерти попадает? Например, в какой-то курган, что в Нави находится, приспособленный под ведьмачье посмертное общежитие? Что я скажу какому-нибудь Мстивою или там Ратибору, когда те спросят у меня: «За погибель свою отмстил?». Извините, но не получилось?
Засмеют сразу. А после отправят лет на сто отхожие места чистить, как не оправдавшего высокое оказанное мне доверие. Или ещё куда подальше.
И даже если все по-другому, даже если потом для меня ничего не будет — неправильно так.
Остатка сил мне хватило на то, чтобы вынуть из лацкана светлого летнего пиджака, купленного по настоянию Жанны в Милане заветную черную иглу и вогнать ее в икру Антона, на мою удачу стоящего на расстоянии вытянутой руки от меня. По самую головку, сделанную в виде черепа, вогнать, так, что острие с другой стороны ноги моего убийцы высунулось. Это было самое важное. Игла-то с секретом. От острия до середины она средством парализующего свойства была сдобрена, все верно. Кольнул человека, он упал, отключился, все забыл. А вот от середины и почти до самой головки — совсем другое дело. На нее пошло другое зелье, из числа тех, о которых особо никому знать не следует, а особенно Николаю и его коллегам. Скверное, недоброе, за такие в Средние века в той же Европе сжигали на костре без особых разговоров. Даже не за зелье, за одни ингредиенты, что на него шли. Череп черного кота, крылья нетопыря, черви, обитавшие в могиле детоубийцы из расчета пять штук на пол-литра конечного продукта, три цветка церберы, взятых в полнолуние на перекрестке четырех дорог, и так далее. Кстати, с последним возни было больше всего. Цербера в Старом Свете не растет, даже у нас ее не сыщешь, это южное растение, потому пришлось использовать связи Жозефины, а после эту услугу отрабатывать сторицей. Это только в кино француженки веселые и безмозглые, а на деле все совсем не так.
Но вот, окупилось же. Хотя, конечно, лучше бы такого не случалось. Не потому, что Антона жалко, а потому что Жози, которая помогала мне варить это зелье, ещё тогда отчего-то назвала мою работу «фолом последней надежды». Я посмеялся, а оно вон как вышла. Ведьмы, особенно из старых родов, часто могут видеть будущее. Неотчетливо, без привязки к времени и месту, но тем не менее.
Антон вскрикнул и дернулся, что спасло жизнь Ряжскому, поскольку пуля, предназначенная для него, ударила в матовое стекло за его спиной. Хорошее стекло, к слову, оно не рассыпалось на осколки, а только пошло трещинами. На совесть Москва-Сити строили, не экономили на материалах.
Тело лженачальника охраны, грянулось о пол, причем так, что наши лица оказались друг напротив друга. Губы Антона беззвучно шевелились, глаза стеклянели, сердце останавливалось. Нет панацеи от отравы, нанесенной на иглу, она убивает вернее, чем самая ядовитая змея. И быстрее. Даже самый сведущий знахарь не смог бы ему помочь, даже самая опытная ведьма уровня Марфы или Дары. Жизни в том, кто меня убил, оставалось на полглотка.
Впрочем, как и во мне. Руки словно свинцом налились, ноги тоже, так что за тридевять небес мы с ним отправимся с минимальным разрывом по времени. Но в разные места, это уж наверняка.
— Моя взяла — прошептал я и улыбнулся. А после, уж не знаю зачем, глядя на испускавшего последний дух противника, добавил — Морана, эта жертва тебе.
Ну, а чего? Пусть хоть кому-то от моей смерти прок будет.
Ох, как родителей жаль! И Жанну, она же теперь совсем с катушек….
И вот тут на меня навалилась темнота, такая, какой я даже в подземельях Праги не видал, а уж там хоть глаз коли какой мрак! И я летел в ней, невесомый словно пушинка и не знавший, когда достигну дна этой бездны и есть ли у нее вообще дно.
— Рано — невесомая рука, казалось, погладила меня по голове — Пока рано.
И в тот же миг я грянулся о землю. Хорошо так грянулся, со всего маха, аж внутри что-то екнуло. Ещё и локоть зашиб как следует, по пальцам словно ток пробежал. Но не скажу, что меня это сильно расстроило. Наоборот. Что-то чувствую — значит, я живой. Значит, не умер пока.
— Скоро же ты за благодарностью пожаловал, ведьмак — раздался мелодичный голос той, кого я ни с кем не спутаю — Ты всего-то одну душу мне поднес. Славную, сильную, но одну.
— Мне эта душа больно дорого обошлась — поднялся я на ноги — А что до благодарности — так не затем сюда пожаловал.
— А зачем тогда? — осведомилась у меня Морана, восседавшая на своем троне, который, кстати, снова не слишком-то был похож на пень. Да и остальная обстановка на небольшом пятачке, который отжала себе у Нави богиня из прошлого, поменялась. Исчезла полупризрачность, которую я отметил в прошлый раз и свидетельствовавшая об откате к заводским настройкам. Терем опять выглядел респектабельно, трава зеленела, а у Мораны на щеках появился румянец. И корона в пышных волосах снова посверкивала лалами да яхонтами.
Короче — отработал Антон все то, что мне задолжал. Пусть вот так странновато, но отработал. Главное, чтобы эта фольклорная красавица во вкус не вошла. Ну, ещё пару живых душ я ей точно подгоню, а остальные все пойдут а-ля Гоголь. В смысле — мертвые.
Хотя, может, и не пару. Может — тройку. Поглядим по ситуации. И тогда, когда станет ясно, что я на самом деле жив. Не исключено, что я теперь тут не гость, а местный житель, потому и ощущения все вернулись.
А что, если мне теперь вот тут, на этом аппендиксе, вечность куковать придется на пару с Мораной? Бррр, жуть какая! Ее раздутое ЧСВ любого за час до инфаркта доведет. Нет, тогда уж лучше пойду и вон, в Смородине утоплюсь. И это не шутка.
— Так просто — ответил я наконец Моране — Захотелось вас повидать.
— Врешь — обличительно произнесла богиня — Ты умер, ведьмак. Вернее, застыл между смертью и жизнью. Повернись к реке. Что видишь? Да-да, вон там.
Я повернул голову и уставился на руины моста, которые являлись неизменной частью местного пейзажа, памятной мне с самого первого визита сюда. Только вот какая интересная штука — теперь он был цельный. В смысле — по нему можно было перебраться на ту сторону, что была скрыта извечным туманом.
— Все верно — доброжелательно произнесла богиня — Ты можешь отправиться туда, на равнины Нави. Я — нет. И тот, кто таится на том берегу, сюда ходу тоже не имеет. А ты мертв, ведьмак и для тебя все дороги здесь теперь открыты. Как далеко ты сможешь по ним зайти? Не знаю. Может, доберешься до края этого давно умершего мира и встретишь там того, кто дал жизнь тебе и таким как ты. Может, пары шагов не успеешь сделать. Но у тебя есть право выбора, а это уже немало.
— Между чем и чем? — уточнил я — Остаться здесь или пойти туда?
— Ты себя переоцениваешь — хрустально рассмеялась богиня, легко поднимаясь с трона — Коротать вечность в моем обществе — такое право надо ещё заслужить. Могучие воины совершали великие подвиги лишь для того, чтобы узреть мою улыбку или получить всего-то взгляд, что будет брошен в их сторону. Ты не победил Смока, не завоевал царство, не добыл молодильные яблоки, так с чего тебе такая честь? Ты просто ведьмак, причем с довольно скверным характером. Нет, выбор проще. Туда — или назад, в твой странный и непонятный мир.
— Назад — это хорошо — оживился я — Нет, тут тоже неплохо, но мой выбор очевиден.
— Разумно — богиня подошла ко мне вплотную, и я поднял голову, чтобы видеть ее лицо. Надо же, она ещё и подросла изрядно. Ведь ниже была, точно помню — Только ты, думаю, понимаешь, что ничего ни в твоем мире, ни моем, которого уже нет, ни здесь просто так никому не дается?
— И что послужит платой за билет домой?
— Билет? — на лбу Мораны появилась морщина — Не знаю такого слова.
— Что от меня требуется?
— А ты разве не догадываешься? — она глянула на меня, ровно на дитё малое — То, что тебе давно уже следовало сделать. Склонись передо мной, назови госпожой, пообещай служить верой и правдой все те годы, что тебе отведены — и двери откроются.
Ну да, в самом деле мог бы и сообразить. Морана невероятно упорна во всех своих начинаниях, и столь же памятлива. Вот уперлось ей меня нагнуть, и от этой цели она не отступит ни за что. Одно плохо — в этот раз мяч на ее стороне.
Вот только я всем своим нутром чую — не при делах она тут. Просто пытается использовать сложившуюся ситуацию. Не ее голос произнес: «Пока рано» и не ее длань моей головы коснулась. За это поручусь. Как и за то, что голос этот я уже слышал раньше. Да, всего один раз, в Испании после того, как я изрядно накосячил, пойдя против воли моей хозяйки. Но и одного раза мне было достаточно для того, чтобы я его навсегда запомнил.
А если все наоборот? Что, если это и есть тот самый шанс, который мне нужно использовать? Если путь в мой мир лежит через этот, с которым я, похоже, связан навсегда? И если я сейчас откажусь, то потеряю тот самый билет, о котором в разговоре упомянул? Логично?
Ну да, логично. Только очень уж не хочется мне что склоняться, что служить. Я так долго вышибал из себя въевшуюся во все жилы суть клерка, которая всякий раз шептала мне в особо спорных ситуациях: «да ладно, просто делегируй полномочия» или «и так сойдет, все равно никто не проверит, дедлайн же», что даже думать о входе в ту же реку не хочется. А ведь это то же самое и есть. Неважно, кто стоит над тобой — председатель правления, генеральный директор или богиня из древнеславянского пантеона. Принцип действия всегда будет один и тот же — начальник прав, ты нет, потому что он платит тебе зарплату, а не ты ему. Так что, когда тебе говорят «прыгай», ты вправе задать только два вопроса — «как высоко» или «как далеко».
Не хочу. Да и не буду. К тому же ее место давно уже занято.
— Ответ все тот же — наши взгляды скрестились — Нет. У моей судьбы уже есть владелица, другой быть не может. Я же не Труффальдино.
— Не кто?
— Итальянец один, он двум господам одновременно служил. Неважно, короче. Ответ — нет. Уважаю вас, восхищаюсь вашей мудростью и красотой, но тем не менее. Надеюсь, моя позиция не повлияет на наши традиционно дружеские отношения.
— Надейся — Морана приложила свою ладонь к моей груди, к тому месту, куда совсем недавно ударила пуля — Ладно, на этот раз тебе повезло ведьмак. Но ты не кошка, у тебя нет девяти жизней, помни о том. В другой раз удача может и отвернуться.
Она легонько толкнула меня, но этого хватило для того, чтобы я кувыркнулся вверх тормашками и снова оказался в кромешной тьме.
— Все от стола! — ударил по ушам резкий женский выкрик — Разряд!
— Стоп, не надо, он завелся — тоже женщина, но голос у нее приятнее — Надо же! Вот это рывки!
— Работаем — этот голос я узнал сразу. Вагнер. — Кохер!
— Петр Францевич, кровотечение прекратилось — в девичьем голосе послышалось удивление — Ой!
— Сердечный ритм полностью нормальный, словно остановки не было. Давление в полном порядке.
— Смотрите! — судя по всему, мной занималась целая толпа народа, поскольку в разговор вступил какой-то мужчина. Хотя, может так всегда бывает в этой клинике? Я просто не в курсе — Что вообще происходит? Разве так бывает?
— В конкретном данном случае — да — ответил Вагнер, и в его голосе я уловил недовольство.
— Пневмоторакса нет — сообщила всем дама с резким голосом — Что за ерунда?
— Операция закончена — произнес Вагнер — Всем спасибо. И коллеги — никуда не расходимся, ждем меня. Нам надо кое-что обсудить.
Коллеги многоголосо ответили, что, да, точно надо и покинули операционную, где я, похоже, находился.
— Саша, вы же уже пришли в себя? — мягко осведомился у меня врач — Верно?
— Верно — открыл я глаза — Добрый день, Петр Францевич.
— Для вас не очень — вздохнул он — Да и для меня тоже. Теперь же надо будет произошедшее коллегам объяснять. Они, как и я, врачи, потому опираются в своей жизни только на профессиональный цинизм и в чудеса не верят даже тогда, когда их видят.
— Ну извините — я пошевелил пальцами рук, потом пальцами ног. Все работало — Поверьте, этот стол последнее место, где я хотел бы оказаться.
— В этом ни на секунду не сомневаюсь. Хотя мне, признаюсь, невероятно интересно — а вот если бы у вас в кармане пиджака телефона не оказалось, и пуля попала прямо в сердце, то вы бы воскресли?
— Телефона? — переспросил я.
— Антон, царство ему небесное, стрелок был отличный, по крайней мере, так утверждает Павел Николаевич — пояснил Вагнер, стягивая с рук перчатки — Потому попасть мог… Как там у Булгакова? В любое предсердие или в любой из желудочков? По-моему, как-то так звучало. Тем более что стрелял он в вас, насколько я понял, с нескольких шагов, а пистолет у него был не дамский, серьезного калибра. И попал бы, кабы не визитница, что у вас в кармане лежала. Пуля пробить ее, конечно, пробила, но траекторию изменила. Все равно, конечно, пошалила внутри вас здорово, разумеется задела легкое, но не убила на месте. И если бы ещё особо не трепыхались для того, чтобы… Кхм… Скажем так — воздать кое-кому по заслугам… Короче — все могло бы обойтись, но вы сами сделали все, чтобы умереть.
Надо же. Ему все прямо в деталях рассказали. Не ожидал.
— Но не умер же?
— Отчего же? — всплеснул руками Петр Францевич — Обязательно умерли. В вертолете, на котором вас сюда доставили. На целых десять секунд. Потом, правда, дернулись, выгнулись дугой, харкнули кровью и снова задышали. А теперь ещё и вот, персонал мне взбаламутили. Хорошо, что они у меня вышколены и знают, что есть такие вещи и случаи, о которых можно говорить, а есть такие, о которых надо сразу забыть и больше никогда не вспоминать. Вы из последних. Причем я делаю это не для вас. Для себя.
Умный мужик, ничего не скажешь. А ещё я, оказывается, на вертолете прокатился, только сам этого не помню. Впрочем, оно и понятно — наиболее скоростной вариант доставки меня в данную клинику. В башне есть площадка, тут тоже, а в небе никаких пробок. Но, вроде, и в «Москва-Сити» клиники есть, они ещё ближе? Хотя нет, они не подходят. Ряжские наверняка не захотели слишком уж афишировать произошедшее, а клиника Вагнеров это гарантированное молчание.
Ну, и плюс Павел Николаевич наверняка рассчитывал на то, что время, что я проведу в пути, завершит то, что не доделала пуля.
— Петр Францевич, я вам очень благодарен. И за то, что жив, и за то, что вы все верно понимаете. И вот ещё что. За вами там кое-какой должок значился?
— Верно. Пять раз вы можете обратиться ко мне с…
— Три раза. Только три.
Да я бы и все пять, скажем так, простил, но он не только врач, но и бизнесмен. Если ему палец протянуть, то он руку по локоть отгрызет.
— Не скажу, что меня этот долг вообще сильно тяготил — заметил Вагнер — Если бы вы привезли мне пациента и сказали его лечить, я бы и без всяких условий его взял. Просто из уважения к вам, Александр. Ну, и немного из нежелания с вами ссориться. Я и Ряжскому несколько раз советовал не доводить конфликт с вами до кипения, поскольку знал, что добром это не кончится. Не предполагал только вот такой развязки.
— Вы думали, что на столе раньше или позже окажется он, а не я, верно?
— Именно — Петр Францевич придержал меня за плечи, заметив, что я хочу встать — Нет-нет-нет! Лежим!
Он глянул мне на грудь и покачал головой.
— Хорошо, что я персонал спровадил. Именно вот так и возникают нездоровые сенсации. Десять минут назад там было пулевое отверстие, а теперь рана, которой на вид недели две, если не больше. Завтра, я так понимаю, там можно будет увидеть только небольшой шрам. А то и вовсе гладкую кожу.
— Это разовая акция — неожиданно для себя самого сообщил ему я — Пожалели меня, дурака.
— Даже не желаю знать, кто именно. Меньше подробностей — меньше поводов для беспокойства. Я лучше стану делать то, что умею и что должен. Палата, внутривенные вливания и так далее. И не вздумайте нарушать мои предписания и распорядок.
— В утку писать не буду — сразу заявил я — Это унизительно!
— Это нормально — сдвинул брови Вагнер — Как и то, что минимум на пару дней я вас тут задержу. Ничего. Полежите, анализы сдадите, процедуры кое-какие пройдете. У вас утомленный вид, Саша, и дело не только проникающем ранении. Тем более что все равно за все платят Ряжские.
— Пару дней можно — согласился я — Хоть высплюсь.
— Даже не сомневайтесь — подтвердил доктор — Тем более что главного современного убийцы времени и нервов, а именно телефона, у вас больше нет.
— Как нет?
— Никак. Настолько я понял из рассказа тех, кто вас доставил, он разбился. Выскользнул из кармана, когда вас в вертолет грузили, и экраном прямо о железку какую-то ударился. Просто в нашей клинике принято в подобных случаях родным и близким звонить, ведь их поддержка — это очень важно.
— Беда — вздохнул я.
— Вовсе нет. Напротив, это к лучшему, не будет лишних отвлекающих факторов. Питание, покой и режим — вот ваши друзья на ближайшее время. А родителям после сами позвоните.