Что делает проснувшийся с похмелья человек?
Правильно, ищет, где похмелиться.
Вот фельдшер так и поступил. Начал искать, чем похмелиться, увидел на столе деньги, и цепочка вмиг сложилась.
Деньги.
Опохмелка.
Новая водка… да не паленое пойло бабки Сюры, а хорошее спиртное, с акцизной маркой, из сельской лавки. Он человек образованный, уважаемый, и всякое пойло пить не должен!
Так что фельдшер цапнул купюру (не преминув спрятать остальные) и отправился за алкоголем. Купил несколько бутылок дорогой водки, закуску и отправился к себе.
Откуда взялись деньги?
За какие заслуги их оставили?
Знаете, вот вы эти вопросы задавайте, когда человек в себя придет! А когда он с похмелья…
Это слишком сложно для восприятия. Главное – деньги есть, их много, их надолго хватит. А потом – потом будет видно. Он человек культурный, воспитанный, столичное обхождение знает, не то что местное быдло, – вот его кто-то и уважил… и дальше уважать будут. Наверное.
Эх, хорошо пошла!
– Как ты себя чувствуешь?
Нини поежилась.
– Знобит…
– Это у тебя температура. Ничего, пройдет.
– Правда?
– Точно.
– Анна…
– Яна. Зина, меня зовут Яна, запомни это. Всех подведешь…
– Яна… дурацкое имя.
– Конечно, Нини куда как лучше. На собачью кличку похоже, – ехидно парировала Яна. И тут же смягчилась, видя, как наливаются слезами глаза девочки. Чего она окрысилась на малявку?
Ведь тепличная же девочка, судя по памяти Анны, они все здесь такие…
– Яна… что мы дальше будем делать?
– Ехать вперед. – Яна даже плечами пожала в удивлении. – Доедем до ближайшего крупного города, к примеру… Что у нас там впереди? Ирольск?
– Да, вроде бы. Я не помню…
– Я помню. Примерно. Ирольск мы проезжали, народу там много, город очень крупный, вот там и остановимся.
– Остановимся?
– Конечно. Мне надо будет съездить в столицу, а ты подождешь меня в Ирольске.
– В столицу?!
Яна чуть поморщилась.
Выдавать все свои планы этой девочке она не собиралась. Та хрупнет, словно сухое печенье, при первом же нажиме. И без нажима хрупнет…
Лучше помолчать.
Но кое-что рассказать придется.
– Зинаида, ты помнишь, в каком мы положении?
– Да. Мама… папа…
Девочка захлюпала носом. Яна пересела к ней поближе и обняла малышку.
– Ну все, успокойся… они теперь у Творца и смотрят на нас с облачка. И больно им не было. Правда.
– Да?
– Выстрел – и все. Они даже не поняли, что умирают…
– Яна, а как ты уцелела? Как я уцелела? Я же ничего не помню…
Яна ехидно фыркнула.
– Скажи маме спасибо.
– Маме?
– Ну да. За зашитые драгоценности.
Зина ничего не понимала. Яна смилостивилась и принялась объяснять внятно и на пальцах, как Гошке.
– Мама придумала зашить драгоценности в платья. Пули на них наткнулись, в моем случае пуля вообще срикошетила, а в твоем скользнула по украшению и застряла в теле, не повредив жизненно важные органы. Синяк, конечно, у тебя знатный. И рана поболит, и шрам будет. Зато – жива.
О том, что выживших добивали штыками и прикладами, а девочек вообще хотели пустить по кругу, Яна говорить не стала. Обойдется ребенок без такой правды жизни.
– Жива… живы…
– Если ты об остальных – я не успела их спасти.
– Ты?
– Я, Зина. Я… я перестреляла нападавших и забрала тебя. Вот и все.
– ТЫ?!
Глаза у девочки были большие, круглые…
Яна пожала плечами с раздосадованным видом.
– Я… помнишь – меня в Эрляндию отправляли? Чуть не на полтора года?
– Помню… да, помню, – кивнула головкой Зина. И тут же поморщилась от боли. – Это же давно было!
– Давно – и недавно. Там скучно, сестричка. Бабушка не знает, на каком она свете живет, ее фрейлины – скопище старых грымз, вот мне и пришлось искать, чем заняться. Отставной военный научил меня стрелять и метать ножи в цель. Но поскольку это умение не пристало великой княжне… как ты думаешь, мама одобрила бы?
– Никогда!
– Вот. Пришлось молчать.
Зина округлила глаза.
– И ты молчала?
– Лидия знала. Все.
– Это ТАК странно…
– Зато живы остались.
С этим спорить было сложно.
– А теперь что?
– А теперь все зависит от нас. Для начала надо остаться в живых.
– А мы…
– Будет погоня. Наверняка. Я подожгла дом и угнала машину, нас будут искать.
– Ой…
– Поищут да и успокоятся, никуда не денутся. У меня сейчас план такой: мы пробираемся в большой город и находим, с кем уехать за границу. В тот же Борхум или Лионесс.
– Как… как кто?
– Инкогнито, Зина. Сначала – инкогнито, потом посмотрим, что будет твориться в стране. Мне бы тебя отослать, а дальше будет видно.
– Меня? Почему?
– Помочь ты мне не сможешь. А вот проблем будет много, – честно ответила Яна.
– Ты… ты хочешь от меня избавиться?
Яна закатила глаза.
Давно она с подростками не разговаривала, теряет квалификацию. Итак, приступим.
– Зиночка, детка, я не смогу ничего сделать с этими подонками, пока ты в опасности. Я не хочу, чтобы ты рисковала жизнью… ты должна продолжить наш род, род великих императоров…
Два часа ушли в расход.
Но – уговорила, уболтала, убедила.
Зина согласилась остаться в Ирольске и, если получится, отправиться оттуда в Борхум. Или… да хоть бы куда!
Фамильные драгоценности у нее есть, документы при девушках, а фамильное сходство с Шеллес-Альденскими у Зинаиды налицо. Придется перекрасить, кстати. И загримировать. В таком виде ее на улицу выпускать нельзя – во время революций мужики с катушек слетают и от крови пьянеют. Безнаказанность развращает, а девчонка-то симпатичная. Так сделаем из нее Страшилу, жаль, что с мудростью не получится!
Уедет за границу – и Яне руки развяжет, и сама будет в безопасности.
Практическая сметка у сестрички есть, рано или поздно сама решит, как лучше.
Или обнародовать свое спасение, или прожить жизнь тихо и спокойно…может, даже и второе выберет. Яна бы точно выбрала, да вот беда – год!
Какая уж тут тихая жизнь?! Спасибо, Хелла… это без иронии. Хоть год, а мой! Надо рвать по максимуму! Эх, зажжем!
Что там было сказано у господ революционеров? Из искры возгорится пламя? Вот-вот. Рецепт прост. Спички, бензоколонка и немного фантазии. Совсем чуть-чуть фантазии…
Телеграмма жома Пламенного не порадовала.
Вот чего им, сволочам, на месте не сиделось? Чего им надо было?!
Гвардейцы, м-да…
Казалось бы, невелик и ущерб, и полк тот… невелик, да – кусач. Кто был на стороне освобожденцев?
Во-первых, все запасные полки. Практически все.
Во-вторых, части, расположенные в Звенигороде и под ним. Всего около пятидесяти – пятидесяти пяти тысяч человек.
Понятное дело, партия намного больше, и людей в ней уже под полмиллиона, но – кто?! Крестьяне, рабочие, всякая наволочь, которая сражаться будет только за одно дело – спасение собственной жизни.
А вот полки с фронта…
Те, кто дезертировал с фронта, были на стороне освобожденцев. Кое-кто в полках – тоже. Остальные либо резко против – этих не так много. Либо – колебались.
Петера никто не считал достойным, но и Пламенного тоже. И тут неоценим становился Гаврюша – на первое время. Ему бы…
Может, и не поверили бы, но хоть преемственность власти бы увидели. А там уж можно работать без суеты, организовать базу, подтянуть верные части…
Был бы переворот!
Но в свое время! Годика через два! И народ бы весь был ЗА Пламенного.
А сейчас как?
За Валежным – пойдут многие. И что с ним делать прикажете?
Жом Пламенный усмехнулся.
Нет человека – нет проблемы, не так ли? И он знает, кому поручить решение этой задачи.
Ночью Яна отправилась к Прасковье.
Женщина уже ждала ее.
– Тора, доброй ночи.
– Доброй ночи, – кивнула Яна. – Что скажете?
– Вот, возьмите, тора, не побрезгуйте.
Яна посмотрела на стол и присвистнула.
– Жама, вы – сокровище.
И было за что благодарить. Две большие ковриги свежего хлеба завернуты в тряпицу, крынка молока, лук и чеснок, десяток яиц – вареных?
– Печеных, – пояснила Прасковья. – И вот еще…
И рыбка. Сушеная. Погрызть – милое дело.
Яна крепко обняла женщину.
– Благодарю, жама.
Впрочем, объятиям Прасковья предпочла еще один кредитный билет. Крупный такой, четвертную…
Низко поклонилась.
– Благодарствую, тора Яна.
– Фершал ничего не сказал?
– Васятка за ним приглядел, говорит, он еще водки купил, дрыхнет теперь…
– Тьфу…
Яна брезгливо поморщилась. Гнать бы такую алкашню из профессии, только вот кого на его место? Ты поди кадры подготовь, да выучи, да условия предоставь… помнила она, как в России старались заинтересовать молодежь деревенской жизнью. Программы всякие, спонсорство…
Не особенно оно помогало!
В деревне ж как?
Вкалывать требуется! Выходные там, праздники, а корове плевать, она неграмотная. У тебя Рождество или, там, Пасха, а ее все равно доить надо. Хоть ты над ней молись, хоть постись, а сена не запасешь – так и подохнет. И на поле вкалывать кверху попой…
Это вам не тяп-ляп-менеджеры, которые при удаче могут вообще не работать.
Видела Яна и таких. В универмаге неподалеку от ее дома как раз такая деревенская деваха работала, по уши счастливая, что из родной деревни вырвалась. Работы от нее дождаться было нереально. Разве что облает вдоль и поперек!
– Еще вот это, тора…
Прасковья на радостях была награждена еще одной четвертной.
На холстинке лежали травы, которые отлично были знакомы и самой Яне. Чабрец, душица, исландский мох, зверобой… перечислять все было долго. Но Яна знала и как применять, и где…
– Спасибо тебе.
– Пусть Единый вас сбережет, тора.
Яна потерла лоб.
Она, конечно, уходит. Но…
Имеет ли она право уйти вот так? Или надо хоть какой совет дать тетке? Вроде не дура, понять должна.
– Прасковья, ты деньги лучше не показывай. Страшные времена идут, темные. Ежели продукты купишь – покупай то, что спрятать можно. Понимаешь? Что в подвале полежит, в сундуке, что прикопать можно, что не отберут… императора, говорят, свергли…
– Да, тора. – Прасковья слушала внимательно, старалась понять. Да и не дура она, просто мышление другое. И – страшно. Такое подумать!
Это как свой гроб выглаживать!
– Власть меняться будет, налеты будут, погромы. Ежели увидят, что ты лучше других живешь… Я бы тебе вообще посоветовала бросать все и бежать, но ты ж не уйдешь отсюда, верно?
– Дом мой здесь, тора. Матушкина могилка. Да и муж сюда вернется…
«Если вернется», – хотелось сказать Яне. Но промолчала. Нечего такой мудростью делиться, за нее и лопатой по хребтине могут протянуть, чтобы не каркала. А потому…
– Деньги не показывай и молчи про них. Ничего такого не покупай, помалкивай и слушай. Если есть возможность что купить не здесь, а в соседнем селе да потихоньку домой принести – так и сделай. А еще лучше – укрытие какое в лесу себе устройте, чтобы чуть что – схватить ребят да и туда. Ни на какие собрания лишний раз не ходи, ничего не слушай. Целее будешь.
– Это что ж… война, тора?
Яна врать не стала.
– Война, Прасковья. Самая страшная, брат на брата пойти может, отец на сына, родные друг на друга руки поднимут, семьи расколет, государство дрогнет. А тебе детей поднимать… вот попомни мои слова, придет время – порадуешься, если обережешься.
Прасковья медленно кивнула.
– Я запомню, тора…
Яна уложила все в принесенный с собой мешок, попрощалась – и ушла.
Прасковья повертела в руках деньги.
А и то…
Госпожа говорила, а она смотрела на тору и понимала – не врет. Может, молчит о чем, но не врет.
– Мам, – высунулся с печи Васятка. – Мы о том году в Змеином Логе хорошую нору нашли, и поместимся, и снаружи не заметит никто…
И рявкнула бы раньше Прасковья, чтобы дети в Змеиный Лог не бегали (ой, не просто так он назван), еще б и подзатыльник отвесила.
А сейчас…
– Завтра сходим с тобой, покажешь, что да как.
По осени и в Змеиный Лог можно, осенью змеи сонные, не до людей им. А если на какую и наткнешься – пусть кусает. Известно же, к осени гады свой яд теряют, закон такой…
А люди туда все равно не ходят. Гиблое место, что для скотины, что для человека…
А она пойдет. И плетень поправить чуток надо. Чтобы отодвигался удобнее: случись что, детям на задний двор шмыгнуть – и в лес нырнуть.
Страшно.
А все ж она и пойдет, и сделает…
Императоры там, политика, война…
Ей детей сберечь надо! Остальное ее не волнует!
С утра Анна одевалась особенно тщательно.
Юбка, блузка, волосы уложить в красивый узел. С последним было сложнее всего. У Анны волосы были малым не до пояса, а Яна таких отродясь не носила. До плеч – максимум.
Обычно волосы она стягивала в непритязательный хвост, но для Анны это было неприемлемо.
Пришлось заплести несколько боковых прядок в тонкие косички, потом подколоть все волосы в узел. Аккуратно, пряди не выбиваются…
Надо бы к хорошему куаферу. Но с этим Анна решила не торопиться.
Это при дворе у них был свой мастер. А здесь, с памятью Яны, она понимала, что, во-первых, дорого, а во-вторых, еще найди хорошего куа… называем правильно. Парикмахера. Проще пока ей мастерить прически из того, что есть.
Ботинки оказались неожиданно удобными. Каблук был непривычен, но с этим Анна справится. Главное – идти медленно и спокойно, не бежать, не торопиться…
Страшно…
Анна боялась этого мира, боялась этих людей, и привычный облик становился ее защитой.
Осанка, улыбка…
Косметика?
Позвольте, но красятся только продажные женщины!
Даже если и не только, Анна к краске не привыкла. Значит, и начинать не надо. А вот форму бровей она бы поменяла, сделав их не такими широкими, но пинцета у Яны не было…
Осознав, что она всеми силами оттягивает момент выхода на улицу, Анна разозлилась сама на себя.
Да что ж ты за тряпка! От тебя жизнь твоего ребенка зависит, а ты…
Девушка расправила плечи и решительно направилась на улицу.
– Янка! Утро доброе!
– Здравствуйте, Андрей Владимирович, – поздоровалась Анна. – Как ваше здоровье? Как самочувствие?
Было у соседа такое… лечиться он обожал! И смотреть по телевизору разные оздоровительные программы, и делиться со всеми окружающими своими ценными знаниями…
Яна обычно не слушала. Извинялась – и убегала.
Анна вежливо потерпела минут десять, потом поняла, что лекция о чудодейственной пользе запаренного капустного листа может продлиться долго, и воспользовалась своими навыками. Светская беседа, знаете ли, подразумевает и умение вовремя отделаться от нежелательного собеседника. Вежливо и не обидно.
– Андрей Владимирович, вы рассказываете очень интересные вещи. Но мне еще кота найти надо…
– А чего его искать, твоего мерзавца мохнатого?! Весь вечер у нас вчера продрых!
– А я переживаю!
– Не переживай. Томка вчера курицу запекала, вот его на запах и притянуло. Слопал шею и крылья, да и завалился спать.
Анна кивнула.
Память Яны подсказала, что кошек соседи любили. Своих не заводили – так и понятно. Возраст уже такой… надо не только о себе думать. Еще и о животном, которое после твоей смерти может на помойке оказаться – и каково ему там придется?
А тут вроде и кот есть, и официально он Янин – найден такой компромисс.
– Андрей Владимирович, я вам сейчас для него корм оставлю, вы уж его покормите, хорошо?
– А ты опять на весь день?
Анна кивнула.
Яна работала два через два, завтра ей уже выходить на работу. Но…
Анна в тире работать не хотела. Надо доехать, уволиться, а потом поискать новое место работы. Только вот…
Что она умеет делать?
Петь. Играть на музыкальных инструментах, шить, вышивать, готовить, красиво сервировать стол, управлять прислугой – кем она может пойти работать с таким багажом знаний?
В музыкальную школу?
Анна подозревала, что туда ее не возьмут. Необходим диплом об образовании, которого у Яны не было. Какая музыкальная школа? Вы что?
Несколько аккордов на гитаре, которым научили посетители лесхоза, – уже роскошь! А сдать экзамен тоже будет не так просто. Играть Анна умела, но даже нотная грамота двух миров сильно различалась.
Официанткой?
Надо обдумать этот вопрос.
Но умение красиво сервировать стол и умение подавать на стол – это все же два разных умения. И…
Не возьмут ее в дорогое кафе.
А в дешевое и смысла идти нет, подсказывала память Яны. Денег не заработаешь, а вот проблем себе наживешь. Тут и больные ноги, и больная голова, и больной желудок, и скандалы с посетителями…
Да-да.
В кафе обычно включают музыку. Хотя большей части посетителей хочется посидеть в тишине, но кому важно их мнение? А как у персонала голова порой болит, кто бы знал. Даже если не обращаешь внимания на шумовой фон, все равно – барабанные перепонки страдают. И готовят в кафе не так чтобы хорошо и не из лучших продуктов. Даже в дорогих ресторанах такое встречается. А уж сотрудников кормить! Смешно!
Так что Анна находилась в недоумении.
Куда идти, куда податься… Где может пригодиться такой сомнительный набор знаний и умений? Она пока не знала, поэтому задачу определила себе не слишком большую.
Дойти до работы и уволиться.
Посидеть в кафе и выпить чашечку кофе.
Купить газету с объявлениями о работе и проглядеть ее. Там же, в кафе.
Заодно она посмотрит на людей, увидит, как они ведут себя в естественной среде обитания, может, применит нечто для себя. Да и…
У нее этого никогда не было!
Дворец – да!
Дворцы, приемы, балы, благотворительность, госпитали…
И только одного не досталось Анне. Кусочка времени для самой себя и тихого места, чтобы никто не трогал. Чтобы никто не обращал на нее внимания. Чтобы было только ее…
Никогда не складывалось.
А… хотелось.
Выйти из дворца, пройтись по площади, поговорить с людьми, может, побывать на ярмарке, покататься на карусели, сгрызть ядовито-розовую конфету…
Сейчас у нее есть такая возможность. Только ярмарка и конфета заменены на торговый центр и кофе.
Анна попрощалась с соседом и вышла за ворота, провожаемая удивленным взглядом. Она не знала, но шла-то она тоже по-другому! Яна двигалась быстро, порывисто, почти бежала, наклонялась при ходьбе чуть вперед, размахивала руками – джинсы и свитер диктовали свою культуру движений.
Анна шла плавно, ровно, с идеально прямой спиной – стакан на голову поставь, так он удержится, – не размахивала руками, движения были полны спокойного достоинства, которого так не хватает людям, привыкшим жить от минуты до минуты и урывать время…
Именно – урывать.
Хватать кусками, рвать на части, не жить, а ловить минуты…
Да и каблуки и длинная юбка – все добавляло своей привлекательности. Анна медленно шла по улице.
До развлекательного центра, в котором работала Яна, можно было дойти минут за двадцать. Яне.
Анне потребовался почти час.
Она шла медленно, внимательно смотрела по сторонам, потом подошла к киоску с газетами и купила себе экземпляр. Да, конечно, кто сейчас ищет работу в газетах, когда есть интернет?
Но ищут.
И Анне это было привычнее.
Она шла и разглядывала людей, улицы, машины и троллейбусы. Опиралась на подсказки Яниной памяти, но…
Общее впечатление было – все бегут.
Бегут, не оглядываются, не разгибаются… а живут-то они когда?
Просто – живут?
Не находят времени, чтобы посмотреть на небо, на солнце, чтобы улыбнуться встреченному на улице ребенку, чтобы коснуться губами ветра и ощутить ответный поцелуй…
Да как так можно?
Бегут быстрее, живут быстрее, вот и сгорают раньше. А есть ли что вспомнить?
За что горели?
Анна не могла этого понять. Она неспешно шла, даже шествовала по улице, и никто не решался ее оттолкнуть, задеть, отстранить – наоборот, ее старались обходить стороной. Словно вокруг девушки образовалась зона отчуждения.
Впрочем, Анна ничего странного в этом не видела. Так было всю ее жизнь, почему сейчас должно быть иначе?
Вот и развлекательный центр.
Громадное здание?
Э, нет. Вот ничего громадного Анна в нем и не увидела. Она жила в таких дворцах, в которых поместилось бы с десяток торговых центров. Поэтому никакого смущения или нервозности не было. Наоборот…
Убогая отделка, отвратительное несоответствие цветов, а качество! За такое батогами бить надо! Плитки под каблучками шатаются, перила ободраны… а запах!
Ужасно!
Просто ужасно!
Какие там испуги? Анна даже чуть нос сморщила, хотя это было вне всяких правил приличия.
Быстро, шумно, бестолково… кажется, в этом мире везде так? Бедные его обитатели.
Организован развлекательный центр тоже достаточно бестолково. Кафе почему-то внизу, хотя так приятно посидеть на балконе, выпить чашечку кофе… сейчас, конечно, осень, но кому может понравиться подвал?
А тир почему-то на втором этаже. И где логика?
Анна медленно поднялась, вошла в знакомую стеклянную дверь.
– Девушка, вы к нам?
– Добрый день, Андрей, – приветствовала сменщика Анна.
– ЯНКА?!
Большие круглые глаза были неописуемы.
– Виктор Иванович у себя?
– Д-да… А ты вообще как?
Анна молча прошла мимо парня и исчезла за дверью с надписью: «Служебный вход». Интересно, что надо ответить на его вопрос? Вообще – человек? Вообще – так?
Виктор Иванович был на своем месте. Не то чтобы Яна с ним конфликтовала… скорее, мужчина принял девчонку потому, что специалистом она была хорошим. Но друг друга они не слишком любили. Виктор Иванович считал, что в дополнение к своим обязанностям Яна может с ним спать, хотя бы иногда, а Яна полагала, что у женатого мужчины таких мыслей возникать не должно.
И вообще, бабы и оружие?
Фу!
С другой стороны, Яна была «изюминкой» тира. Конкуренты ничем подобным похвастаться не могли, о чем девушка и напоминала хозяину время от времени, когда взгляд, падающий на гибкую фигурку, становился уж вовсе неприличным.
– Добрый день, Виктор Иванович.
– Яна? Добрый день.
Мужчина лет пятидесяти пяти на вид приподнялся из кресла и опустился обратно. Анна рассматривала его словно впервые. Но – вежливо, исподтишка, как приучили.
– Что случилось?
– Вы позволите?
Девушка прошла к креслу для посетителей, села. Тоже – как приучили. Примерно на половину сиденья, спина прямая, хотя и не напряженная, ноги поставлены под углом девяносто градусов к полу, ступни и колени сдвинуты. Руки вольно лежат на коленях, ладонь на ладони.
Никаких «нога на ногу», никаких «разваляшек» в кресле, дамская сумочка отправилась на спинку стула. Все это спокойно, непринужденно, словно так и надо.
Виктор Иванович смотрел с немалым изумлением.
Обычно Яна даже не садилась, а металась по кабинету, пока не выбьет, что надо. Более того, она никогда не ходила в юбке! Да он и представить себе не мог ничего подобного!
А шея?
Оказывается, у его сотрудницы не только попа есть, но и шея, и подбородок, и ресницы…
Слов не было.
– Я… да, позволяю.
От неожиданности мужчина даже петуха дал, сам от себя такого не ожидая.
Выглядел Виктор Иванович для своих лет очень неплохо. Ездил на охоту, бегал на лыжах, регулярно посещал спортзал и недостатка в хорошеньких девушках не испытывал. Средний рост, поджарая фигура, благородная проседь в темно-русых волосах, большие серые глаза – что еще надо мужчине для успеха?
Ах да. Деньги. Но это ведь тоже было!
А на Яну не действовало. И сейчас мужчина испытывал… неловкость? Определенно. Как-то не так себя вела девушка, неправильно.
– Виктор Иванович, к сожалению, я должна уволиться.
Рот у мужчины открылся. Потом закрылся – и несколько минут Виктор Иванович выглядел как филиппинский долгопят. Выразительно вращал глазами и открывал-закрывал рот. Потом поинтересовался:
– И куда уходишь?
– Виктор Иванович, вы меня сразу отпустите – или попросите две недели отработать? – Анна решила не отвечать на неудобный вопрос.
– Тебя Мишка переманил? Измайловский?
– Меня никто не переманивал. Я собираюсь поменять профессию, – вежливо ответила Анна.
– Ты поэтому выглядишь как училка?
– Мой внешний вид не является предметом обсуждения, – чуть жестче отрезала Анна. Вот еще не хватало!
А как она должна ходить?
Как рабочий – в штанах? Как девица легкого поведения – в юбке, которая ничего не прикрывает? Видела уже такое на улице. Даже смотреть неприятно.
– Да чего ты! Давай я тебе зарплату подниму на… двад… на пятнадцать процентов! Оставайся!
Анна покачала головой.
– Виктор Иванович, к сожалению, это не решит моих проблем. С вашего позволения, я напишу заявление сегодня.
Мужчина нахмурился.
– Если решила – отговаривать не буду. Но ты зря. Надумаешь – приходи обратно, обговорим условия. – Прошедшийся по телу Анны липкий взгляд четко намекал, в какой позе будет происходить обговаривание.
– Я запомню ваше любезное предложение. С вашего позволения.
Заявление Анна написала еще дома, сверяясь с образцами. А как иначе? Вдруг она писать не умеет как местные?
Хотя что-то она все равно сделала неправильно, Виктор Николаевич смотрел на несколько каллиграфически выписанных строчек, словно чудо увидел.
Ой!
Анна только сообразила.
Яна же ТАК не писала! У нее почерк был хуже, и вообще, она бы написала все прямо здесь. Но… Дело уже сделано. Осталось разве что подписать и дату проставить.
Виктор Иванович нахмурился, но расписался.
– Завтра-послезавтра отработаешь, потом свободна.
– Благодарю вас.
– За расчетом послезавтра подойдешь.
Анна встала со стула, чуть склонила голову.
– С вашего позволения.
И вышла за дверь.
Виктор Иванович проводил ее задумчивым взглядом.
Вот не знал, что Янка и так умеет! А смотрится… Королевна! Невольно вспоминались старые фильмы о жизни аристократов, Джен Эйр и почему-то Анна Каренина.
Виктор Иванович перевел взгляд на бумагу.
Да, почерк! Быстрый, изящный, с завитушками… Он достал заявление о приеме на работу – и нахмурился.
Заявления он распечатывал на принтере, Яна вписала только фамилию, имя, отчество, паспортные данные и расписалась. Быстро, небрежно – ничего общего с этой… восточной каллиграфией.
Не хотела?
Или… сняла маску?
Подпись вроде та же самая. А почерк другой…
Но как держится! Виктор Иванович покачал головой. Потом представил такую Яну – с ружьем, склоняющую голову к прикладу… и почувствовал внезапное… вдохновение.
Однако…
А может, еще и не уволится?
Не подозревая о мыслях своего начальника (почти бывшего), Анна зашла в небольшое кафе с названием «Кофейня».
Прошла внутрь, огляделась. Маленькие столики, диванчики и стулья, длинная стойка и барные стулья… Естественно, Анна заняла маленький столик в углу. Там она могла видеть всех, а вот на нее почти не обращали внимания.
Полистала меню, наугад выбрала кофе и пирожное и принялась листать газету.
Училка…
А может, и правда?
Анна вспомнила свою гувернантку, госпожу Славскую. Ольга Валентиновна обладала манерами королевы, взглядом голодного василиска и добротой аспида. Анна себя такой не считала.
Но… а чему ее учила Ольга Валентиновна?
Да именно этому! Манерам, этикету, следила за рационом, за занятиями… может Анна так поступать?
Чисто теоретически – да. А практически? Если ее наймут. Быть гувернанткой? Обслугой?
Анна покусала губу. С одной стороны – она не представляла себя в подчиненном положении. С другой – а что она еще умеет? Да и учитель – не слуга. Жаль, не все господа были с этим согласны.
Но кто мешает Анне развернуться и уйти?
Она действительно практически ничего не умеет. А работать в тире…
Может, стоит попробовать? Что она теряет?
Но… оружие – это не ее.
Анна подумала и принялась листать газету.
Объявления «Требуется гувернантка» попросту не было. Были вакансии воспитателя. Причем как для отдельного человека, так и для группы лиц.
Были объявления агентств по найму.
Было объявление, которое также заинтересовало Анну. Музыкальный центр набирал преподавателей, а играть и петь она все же умеет… Но есть и минус. Вряд ли произведения этого мира совпадают с произведениями ее мира. С нотного листа она сыграет, а если и запись нот не совпадет? Яна-то музыкальную школу не заканчивала…
Как тут оправдываться? Что делать?
Оставить для начала, но…
Анна машинально ковырнула ложечкой пирожное, положила кусочек в рот. И скривилась. Тесто клеклое, пирожное несвежее, крем… за такой крем надо вешать!
Нет! Это слишком милосердно!
Накормить им повара – пусть помрет в страшных мучениях!
Кофе, как ни странно, оказался приличнее пирожного. Анна сделала пару глотков, потом заметила потеки на чашке и скривилась еще сильнее.
«Жалобная книга» – подсказала память Яны. Или позвать администратора. Не хотелось ни того, ни другого, но есть ВОТ ЭТО? И платить деньги, которых и так не особо много?
Даже не в деньгах дело.
Из Анны старательно выбивали непокорность, собственное мнение, характер – все то, что, по мнению матери, не нужно женщине.
Анна была идеальной дочерью, женой, матерью, тихой, безропотной, скромной, покорной… а что требуется от нее здесь и сейчас?
То же самое?
Но…
Глаза жома Тигреныша были хорошо памятны Анне.
Опять молчать? Опять все терпеть, опять глотать обиды? Или попробовать встать, расправить плечи – и… ладно! Рявкнуть у нее не получится, но хотя бы настоять на своем? Сможет она справиться с подобной ситуацией?
Надо попробовать.
Анна подошла к стойке.
Кофейня была практически пустой, только сидели за столиком неподалеку парень с девушкой. Но те были заняты друг другом и не обратили внимания на Анну.
Анна медленно поставила на стойку тарелку и чашку.
– Администратора позовите, девушка.
Девушка-бариста смерила Анну презрительным взглядом.
– Зачем?
Анна выдохнула и расправила плечи. С дерзостью слуг она сталкивалась и справляться с этим умела.
– Любезнейшая Алла Игоревна, будьте добры позвать администратора.
– Э…
– И немедленно.
По кофейне словно стужей повеяло.
У Аделины получалось намного лучше, будь здесь ее величество – нерадивая обслуга уже мчалась бы за администратором, но кое-что умела и Анна.
Вежливость – и никаких сомнений в своем праве отдавать приказы. У Анны сомнений и не было.
Алла Игоревна сама не поняла, как ноги сделали шаг, второй, а потом она громко позвала:
– Михаил Николаевич! Вас!
Мужчина, который вышел по ее зову, Анне решительно не понравился.
Молодой, лет тридцати – тридцати пяти, чуть пониже Анны, но в два раза ее толще, с черными волосами, словно прилипшими к голове, и выпуклыми серыми глазами. Дорогой костюм сидел на нем… нет, не сидел.
Бывают люди, которые носят любые вещи с привычной безмятежностью и душевным спокойствием. А бывают люди, на которых любые вещи сидят как на вешалке.
Михаил Николаевич не носил костюм. Он выставлял его напоказ! Гордился им!
Посмотрите, люди, какой я костюмный!
Я купил себе
Вы должны мне завидовать! Ну позавидуйте же мне!
Анна посмотрела на менеджера. Вот как есть – приказчик в третьесортной купеческой лавке! И волосы зализаны чем-то жирным и блестящим – у них бриолином пользовались. И взгляд заискивающий, бегающий…
Обслуга всегда остается обслугой. И речь не идет о тех, кто занимается чем-то подобным в силу обстоятельств. Речь идет о халдеях по духу.
– Сударь, в вашем кафе отвратительное питание и ужасное обслуживание. Прошу вас, попробуйте это пирожное…
Михаил Николаевич пожал плечами.
– Ну, щас…
Взял чистую ложку, отколупнул кусок пирожного и сунул его в рот. Двинул челюстями, напоминающими ковш экскаватора.
Зря.
– М-мать!
Это был достаточно вольный перевод его выражения. Анна поморщилась, Алла, наоборот, пригляделась.
– Чего?
Мужчина взвыл и сплюнул прямо на ладонь…
Пирожное было с орехами. А вот если орехи плохо почистить… кусок скорлупы попался Михаилу под зуб. Зуб не сломался, но, судя по всему, десна болела. Поди укуси!
– Надеюсь, вы понимаете, что это несъедобно, – мягко произнесла Анна.
Мужчина поднял на нее злые глаза.
– Ты! Приперлась тут…
– Я не буду подавать в суд на ваше кафе. И не буду рассказывать об этом отвратительном инциденте. Но советую обратить внимание и на повара, которого давно пора гнать в шею, и на девушку, которая вместо работы болтает по телефону, и на грязные столики, и на плохо вымытую посуду, и на отсутствие салфеток… перечислять можно долго. Всего вам наилучшего.
Анна развернулась и вышла из кафе.
Несколько секунд Алла молчала. Потом…
– И что это было?
Администратор обложил ее трехэтажным матом – и направился на кухню.
Вот козлы!
Сколько раз он говорил, чтобы следили, что в кастрюлю кладут! Уроды!!!
Анна вышла из кафе с ощущением… победителя?
Она вступила в бой с обстоятельствами.
Она не проиграла.
Никто не заподозрил в ней… чужака. Никто не тыкал пальцем, не кричал: «Держи ее!» Никто не сомневался в ее праве говорить и спорить.
А если так…
Она обязана справиться. И победить!
Не так уж и страшен этот мир! Да, в нем есть техника, телефоны, телевизоры и реклама. А в Русине – нет. Но люди везде одинаковы, и нерадивые слуги – тоже.
И проблемы одни и те же…
Она справится.
Теперь она знает, что справится.
– Надо уезжать.
Жом Лейва поправил шляпу и посмотрел на жену, словно ожидая возражений. Но та и не подумала спорить.
– Надо уезжать.
– Я поговорю с родителями. Ты переговори со своими родными. У нас есть возможность уехать, помнишь Марка?
– Да.
Жама Аллея Лейва кивнула, глядя на мужа. Эта невысокая, полная женщина, с черными волосами и такими же яркими черными глазами, никогда не спорила с супругом. Зачем? Они и так хотели одного и того же, думали об одном и том же, мечтали, стремились…
К чему?
Есть и такие мечты. Тихо и спокойно прожить свою жизнь, вырастить детей, увидеть внуков…
Борха Лейва всю жизнь был хорошим портным, как и его отец, как и его дед. Жил в Ирольске, работал, зарабатывал… И все было, в общем-то, неплохо, пока не началось… ЭТО.
И тут Лейва почувствовал – беда.
Нутром почувствовал, как когда-то его дед, успевший унести ноги из Ферейских гор ровно за два года до того, как там
Кто не успел, там и остались, озверевшие горцы резали всех, не разбирая – мужчина, женщина, ребенок… А вот Лейва успел. Осел в Ирольске, детей вырастил, внуков увидел, правнукам вот порадоваться не успел.
И теперь достойный его потомок нутром чувствовал: надо бежать.
Бежать далеко, быстро, заметая хвостом следы. Любые деньги платить, но бежать первым.
Почему?
Потому что будет шанс устроиться на новом месте. Всегда есть ниша, которую ты можешь занять, всегда, в любой стране, при условии, что в твоих руках крепкое ремесло. Но если приехавших – немного.
А если их тысячи?
Десятки или сотни тысяч?
Любая ниша забьется. Но у Борхи уже будет какая-никакая, но жизнь. Связи, опыт… Справится! Деду тоже тяжело было.
Надо уезжать.
И родных с собой увозить, пока есть возможность.
Борха не врал жене. Его старый приятель, Марк, гонял паровозы по ветке, он и пообещал поговорить.
Ламермур.
Да, для начала – Ламермур. А оттуда можно и подальше убраться. Борха так и собирался сделать. Были и запасы, и кое-какой жирок под кожей…
Родных бы уговорить!
Да, будет много людей, вагон придется брать. Но вместе они справятся. Он, Аллея, их четверо детей, его и ее родители, братья, сестры, племянники – общее число человек под сто выйдет, как бы не больше. У них в Ирольске крепкая община.
Но…
Борха понимал, что надо уезжать. А захотят ли поехать остальные? Предложит он всем. А кто согласится?
Но уговаривать надо, уговаривать он всех будет… Потому что дедовский нюх говорил Борхе: пахнет кровью.
Большой кровью, страшной…
Мужчина коснулся щеки супруги.
– Начинай собирать вещи.
И жена медленно прикрыла темные глаза. Она будет собираться.
– Анна Петровна Воронова?
– Да. Здравствуйте.
Анна смотрела чуточку удивленно.
Мужчина, стоявший рядом, был ей совершенно незнаком. И память Яны никаких откликов не давала.
– Оперуполномоченный, капитан полиции Лейкин.
Мужчина достал из кармана красную книжечку, махнул ею в воздухе и попробовал закрыть. За секунду.
«АТАС! МЕНТЫ! Всем улыбаться!» – завопила память Яны. Перед глазами Анны мелькнула какая-то картинка с… пингвинами? А потом память посоветовала «делать ноги, и быстро!». Анна советы проигнорировала и решила действовать как учили ЕЕ, а не Яну.
– Позвольте, я прочитаю, – остановила капитана Анна.
– Пожалуйста.
Анна чуточку прищурилась.
– Олег Андреевич Лейкин. Рада знакомству. Что вам угодно?
– Побеседовать, Анна Петровна. Уделите мне немного времени?
Анна огляделась.
До дома оставалось буквально метров сто… и безумно хотелось спрятаться. Удрать, ни с кем и ни о чем не разговаривать…
Нельзя.
Всю жизнь было нельзя, и сейчас ничего не поменялось.
Девушка склонила голову.
– Олег Андреевич, я вас внимательно слушаю.
– На чашку чая не пригласите?
– Простите, Олег Андреевич, я не считаю это приличным, – отказала Анна. – Какое у вас ко мне дело, жо… уважаемый?
Чуть не оговорилась, не обратилась как привыкла. Надо следить за собой.
Но воспитание!
Въедается в кровь и в кости, становится привычным, как дыхание.
– Скажите, вы поздно возвращаетесь с работы?
Вот оно!
Анна собралась.
– Да, достаточно поздно.
– Когда вы возвращались домой – позавчера, – вы ничего подозрительного не видели? Не слышали?
Анна задумалась.
– Сложно сказать. У нас не самый благополучный район. И я слышала, нашли два трупа… вы поэтому?
– Ничего от вас не скроешь, Анна Петровна, – весело улыбнулся мужчина.
Анна улыбнулась ему в ответ.
Олег Андреевич вообще ей понравился.
Чем-то он был похож на Илью. Внешне… Те же светлые волосы, широкие плечи, разве что глаза карие. А улыбка похожая, легкая, почти мальчишеская. Возраст примерно тот же… Простая одежда – джинсы и свитер, кожаная куртка и кроссовки, сидит на нем легко, ладно, аккуратно. Чувствуется, что ему нравится его работа. Тяжелая, но необходимая.
– Я не знаю, что можно считать подозрительным. У соседа шумели – так они постоянно шумят.
– У соседа?
– Через забор, – пояснила Анна. – Там Михаил живет… не знаю его фамилии. Он принимает наркотики, приглашает друзей, они регулярно гуляют.
– В тот вечер тоже?
– Кажется, да.
– Проверим… а что-то еще?
Анна развела руками.
– Не зная, что именно случилось, я не могу рассказать вам то, что, возможно, вас заинтересует.
– Вот два трупа нашли.
– Они местные?
– Нет. Наркоманы…
– Тогда точно – друзья Михаила. Устроил наркопритон на дому.
– Разберемся, – кивнул капитан. – А больше у вас тут никто не торгует? Не употребляет?
Анна подумала.
– Я мало кого знаю. Мне некогда общаться с людьми, у меня своих проблем хватает. Михаил. Кажется, через две улицы, на Савринской, живет некий Евгений. Вот он тоже приторговывает. Так говорят. Лично я стараюсь держаться от всего этого подальше. У меня ребенок в больнице. И надо бы к нему заехать.
Олег Андреевич покивал.
– А вы где работаете?
– В тире, в развлекательном центре. Но буду увольняться, – честно высказалась Анна. – Тяжело.
– В тире?
– Выдавала ружья. На это не надо таланта или способностей, – пожала плечами Анна.
– Но с оружием надо уметь обращаться.
– Я выросла в лесу. Мой отец лесник. С оружием я обращаться умею, – соврала Анна. Ладно, не соврала, просто рассказала биографию Яны. Но… искренне надеялась, что ей не придется брать оружие в руки. Она даже на охоты не ездила – неприятно.
– С огнестрельным – или с холодным тоже?
Сильно забилось сердце.
– С холодным тоже, но меньше. Как любая женщина – порезать мясо, почистить овощи.
– А-а… но вы ошибаетесь. Это не каждая женщина умеет.
Анна пожала плечами еще раз. Она – умела.
Готовить принцесс тоже обучали. Надо ведь не просто командовать, надо знать, что именно делают слуги. Так что Анна много чего умела. До Василия, их повара, ей было далеко, но дайте возможность – и она в грязь лицом не ударит.
Василий…
Еще одна жертва бессмысленной войны. Верный слуга, почти друг, почти член семьи, который отказался покинуть своего императора и до последнего был рядом. Чтобы вот так все закончилось…
Видимо, Анна помрачнела, потому что Олег тронул ее за локоть.
– Все в порядке?
– Простите. Минутная рассеянность. О чем вы еще хотели меня спросить?
– Больше ни о чем. Скажите, вам не страшно идти домой? По темным переулкам?
– Страшно. Поэтому я и меняю работу, – призналась Анна. – Это на первое время, пока выбора не было, а сейчас я хочу подумать о чем-то более спокойном. У меня сын, ему нужна мать.
– Да, я в курсе. Как дела у вашего малыша?
– Операцию провели, теперь выздоравливаем.
Анна спокойно отвечала на вопросы, стараясь не раздражаться. У человека работа. Такая работа.
Помогало плохо, все же она действительно – убийца. Выручало воспитание. Спокойствие, хорошие манеры и приличествующая сдержанность. Принцесса не может вести себя как крестьянка!
Неизвестно, что подумал Олег, но больше вопросов не последовало.
– Что ж. Тогда я прощаюсь…
– Прощайте.
Общаться Анне не хотелось. С Олегом Андреевичем. А вот другое…
И руки сами достали из кармана телефон, чтобы набрать заветный номер. И услышать самое чудесное на свете слово. Самое заветное и невероятное слово.
– Мама!