Дамиана доставили в замок, когда я уже начала беспокоиться из-за его долгого отсутствия. Привезли на неизвестно откуда взявшейся телеге; гнедой брел следом, привязанный к борту. Правил телегой сопровождавший виконта слуга, тот самый, которого я окрестила квадратным, когда он встречал меня из пансиона. Неподалеку от замка к ним присоединился доктор Истор, который теперь сидел на телеге рядом с Дамианом и осматривал его раны, насколько это вообще было возможно во время езды и неизбежной при этом тряски. Сам Дамиан был без сознания, одна рука неестественно изогнута, рубашка пропиталась кровью. Плащ, поверх которого лежал сейчас раненый, тоже был окровавлен.
Я выскочила во двор так быстро, как только смогла, и поспешила пробраться через толпу уже высыпавших на порог слуг. Телега как раз остановилась, доктор и квадратный спрыгнули на землю, а подоспевшие конюхи тут же занялись своим делом: один отвязал и повел на конюшню жеребца хозяина, другой взял под уздцы запряженную в телегу кобылу. Квадратный вместе с еще одним слугой аккуратно, насколько могли, подняли Дамиана на руки и, следуя указаниям Истора, понесли его в дом. Доктор следовал за ними. Вид у него был сосредоточенный и довольно взволнованный. Словом, ничего хорошего не сулил. Равно как и кровавый след, тянувшийся за процессией.
Когда Дамиана, так и не приходящего в себя, уложили на кровать, Истор раскрыл свою сумку и, уже извлекая из нее нужные ему инструменты, произнес:
– Мне понадобится много чистых тряпок и два таза с водой. Всех прошу пока покинуть помещение. Мне необходима полная сосредоточенность.
Мы послушно вышли из комнаты. Я видела, как Амандина кивнула двум горничным, и те кинулись за всем необходимым.
Оказавшись за дверью, расходиться слуги не спешили. Все ждали новостей и переговаривались полушепотом. Я отошла в сторону и подозвала к себе квадратного.
– Ты сопровождал господина виконта во время выезда? – спросила я.
– Да, госпожа.
Он выглядел немного растерянным. Растерянным и ошеломленным.
– Рассказывай. Что произошло?
– На него напали. Их было двое.
– Что, просто напали из-за угла? – нахмурилась я.
– Нет, госпожа. Они повстречались на улице. Те двое были немного пьяны. Не так чтобы не держались на ногах, но вино ведь развязывает язык. Ну вот они и начали говорить дерзости.
– Какие именно?
Я видела, что слуга смешался. Кому-нибудь другому он пересказал бы все это с легкостью, быть может, даже охотно, но не мне. Я же со своей стороны поняла, что настало время проявить настойчивость.
– Фредерик, я слушаю, – твердо произнесла я.
Потребовалось напрячься, чтобы припомнить, как его зовут на самом деле.
– Они говорили о том, что он безбожник и изменник. – Слуга опустил глаза и вжал голову в плечи, словно ожидал, что сейчас ему достанется за эти слова. – Позор для этих земель… и…. В общем, все как всегда.
Как всегда. Это надо иметь в виду. Значит, такое происходит не впервые. Припомнился Дамиан, перекидывающий слуге окровавленный меч. «Кровь еще одного идиота, который вздумал совать свой нос в чужие дела». Только на сей раз идиотов оказалось двое.
– Что было дальше?
Квадратный, более не вынужденный повторять кощунственные речи, распрямился и дальше рассказывал более связно. Слово за слово, виконт взялся за меч, те двое тоже. Дамиан владел оружием куда как лучше, но численный перевес все-таки был на их стороне, а честно играть те двое явно не стремились. Пока виконт сражался с одним, другому удалось подойти сзади и ударить со спины. Тем не менее Дамиан успел разделаться с обоими: один был убит, другой по меньшей мере тяжело ранен. Но и сам виконт уйти с поля боя уже не смог.
– А ты куда смотрел? – грозно спросила я, в очередной раз удивляясь появившимся в моем голосе интонациям.
– Так ведь хозяин строго-настрого запретил в таких случаях вмешиваться, – принялся защищаться тот. – И потом, куда же нам против благородных, да еще с мечами?
Ну конечно, запретить запретил, а за собственную голову на плечах тебе не приплачивают… Я только махнула рукой: выяснять отношения с квадратным было бессмысленно, да и не до того сейчас. Дверь в комнату, где доктор уединился с пациентом, по-прежнему была закрыта. Амандина стояла к ней вплотную, рядом столпилось еще с полдюжины слуг.
Я сжала руки в кулаки и принялась медленно дышать, как меня когда-то научили. Вдыхать, считая до трех, на секунду задержать дыхание, выдыхать, считая до четырех. Не знаю, помогает ли успокаиваться, но позволяет хоть как-то отвлечься, коротая время.
Значит, одно из обвинений состояло в том, что он – безбожник? Не знаю подробностей всего остального, но тут я догадываюсь, откуда ветер дует. Нет, навряд ли наш драгоценный жрец специально хотел науськать кого-нибудь на столь радикальный шаг. Но волей-неволей поспособствовать мог вполне. А значит, я сделаю все, костьми лягу, но в нашем храме его не будет.
– Мэгги! – позвала я.
Камеристка, крутившаяся возле двери вместе со всеми, торопливо подскочила ко мне.
– Пожалуйста, пойди в кабинет хозяина и принеси мне оттуда бумагу с вензелем, – решительно сказала я. – И убедись, что в моих покоях есть новое перо и достаточно чернил.
– Хорошо, госпожа.
Служанка поспешила выполнить приказание.
Пусть только здесь все немного уляжется. Я сразу же отправлюсь к себе и напишу бумагу Совету Жрецов. Напишу по всей форме, и проигнорировать такое письмо они не смогут. В конце концов, я – виконтесса, к тому же у меня, в отличие от Дамиана, прекрасная репутация в религиозной среде. Я как-никак выпускница одного из самых богоугодных учебных заведений, и, как недавно выяснилось, одна из лучших его выпускниц. Пусть попробуют не прислушаться к моим словам. В главном городском храме в самое ближайшее время появится новый жрец, который будет куда более лоялен к местной светской власти.
Знаю, что ожидание замедляет течение времени. И тем не менее даже если говорить строго объективно, доктор не выходил очень долго. Наконец дверь приоткрылась. Истор появился на пороге, но перегородил собой проход, не позволяя никому не то что войти, но даже заглянуть внутрь.
– Положение тяжелое, но жить, надеюсь, будет, – сказал доктор, выходя в коридор и прикрывая за собой дверь. – Хотя обещать пока ничего не могу. Первым делом мне нужно поговорить с кем-нибудь одним на тему ухода за больным. Кто пройдет со мной?
Амандина, и без того уже стоявшая возле самого входа, шагнула к Истору вплотную, но я тоже выступила вперед.
– Я иду с вами, доктор. Остальных попрошу подождать здесь.
При последних словах мой взгляд был устремлен в первую очередь на экономку.
– Но почему?
Удивленная и раздосадованная, Амандина даже не пыталась скрывать свое недовольство.
– Потому что я – хозяйка этого замка и его жена, – чеканя каждое слово, ответила я.
Вранье, конечно, насчет хозяйки, да и жена фиктивная, но она этого не знает, и сейчас это не важно.
Я ждала, что Амандина будет спорить, возмущаться, отстаивать свои права, но я была готова бороться за свои. Экономка лишь прикусила губу и отвела глаза.
– У кого-нибудь еще есть вопросы?
Я обвела взглядом остальных слуг, ожидая протестов и выражения недовольства, но понимая, что выдержать это противостояние необходимо именно сейчас. Но споров не было. Взгляды встречались самые разные – удивленные, покорные, одобрительные. Но никак не возмущенные. Развернувшись, я последовала за доктором в комнату и закрыла за собой дверь.
Дамиан лежал на кровати в беспамятстве, практически все туловище перевязано, сквозь белизну повязок проступает кровь.
– Что с ним? – спросила я, осторожно садясь на край кровати, будто боялась разбудить Дамиана излишне резким движением.
– Ничего хорошего, – качнув головой, откровенно ответил Истор.
– Вы сказали, он будет жить?
– Я сказал, что не могу ничего обещать, – возразил доктор, явно не испытывавший никакого удовольствия от необходимости вносить такую поправку. – Если удастся избежать заражения крови, он выживет. Шансы есть, и неплохие. Но, даже если он выживет, на выздоровление рассчитывать не следует.
– Почему?
Было так странно видеть Дамиана таким. Лицо еще более бледное, чем обычно, рот чуть-чуть приоткрыт, голова запрокинута. Ни следа обычной мрачности и неприступности, вместо этого отрешенность и даже уязвимость.
– Потому что раны, которые он получил, невозможно исцелить, – нехотя признался Истор. – Вернее, одну из них можно. Ту, что на боку. – Он указал на правый бок, где повязка особенно сильно пропиталась кровью. – Кровотечение было обильным, поэтому он и без сознания. Но с этой проблемой я уже справился, а жизненно важные органы не задеты, так что рана неопасна. А вот с той, что на спине, дело обстоит куда как хуже. Задет позвоночник.
– Это значит?..
Я подозревала, каков будет ответ. Но даже мысленно его озвучивать не хотела.
– Это значит, что ваш муж будет парализован, – сочувственно и в то же время по-врачебному твердо сказал Истор. – Не полностью. Частично. Ноги, во всяком случае, ему откажут. Они уже отказали, только он этого пока не осознает. Поэтому в известном смысле чем дольше он пробудет без сознания, тем лучше. Для него.
Я снова устремила взгляд на Дамиана, на его отрешенное и пока почти безмятежное лицо.
– И левая рука… – продолжал Истор так, будто уже сказанного было мало, – возможно, откажет тоже. Кость не раздроблена, ампутация ему не грозит, но задет нерв… Видите, как изогнуты его пальцы?
Я перевела взгляд на кисть руки. Средний и указательный пальцы застыли в полусогнутом положении.
– Не исключено, что это со временем пройдет, – обнадежил доктор. – Через месяц или два. Пока трудно говорить наверняка. Я понимаю ваши чувства, Вероника, – мягко произнес он. – Девушки не для того выходят замуж, чтобы всю жизнь ухаживать за безнадежно больным человеком. А вы лишь совсем недавно стали его женой. Но тут ничего нельзя поделать. Приставьте к нему сиделок. Проводите с ним столько времени, сколько сможете. Читайте вслух, пусть его как можно чаще выносят в сад. Жизнь так или иначе наладится. Во всяком случае, устоится.
– Устоится? – переспросила я, глядя на Истора и в то же время его не видя.
Неожиданно оказалось, что двадцать восемь лет – это так мало. Дамиан, который привык все делать сам. Дамиан, который ни в ком не нуждался. Который принимает решения и готов сам платить ту цену, которую придется. Готов ли он был к такой цене? «Я, конечно, не собираюсь намеренно отправлять себя к демонам. Но если таким образом распорядится судьба, цепляться за жизнь не буду». Так он сказал. И не слишком-то берег свою жизнь. Но на такой итог точно не рассчитывал.
– Я… благодарна вам, доктор, – через силу произнесла я наконец. Голос слушался плохо. – Понимаю, вы сделали все, что могли.
– Это именно так, Вероника, – с грустью кивнул Истор. – Увы, мои возможности ограничены. Сейчас я оставлю вам подробные инструкции касательно того, как следует ухаживать за ним в течение ближайших нескольких часов. А вечером снова приеду его навестить.
Проводив Истора до порога, я позвала Мэгги. Никого больше в комнату не пустила. К этому моменту я уже представляла себе, что делать дальше. И лишние свидетели мне были не нужны.
– Мэгги, мне понадобится еще несколько чистых крепких тряпок, сок тысячелистника, если сможешь быстро его раздобыть, – принялась перечислять я. – Немного водки. И чашку чая, очень крепкого и очень сладкого.
Мэгги быстро принесла все, что нужно, после чего я отослала и ее, распорядившись, чтобы меня никто не беспокоил. Подошла к кровати, посмотрела на лицо Дамиана. По-прежнему без сознания, по-прежнему бледен, по-прежнему жив. Только одно средство могло гарантировать, что он не только выживет, но и не останется навсегда калекой. И так уж сложилось, что это средство было в моем распоряжении. Подробности я успела вычитать в той книге о Живой Крови, что хранилась у Дамиана в библиотеке.
Дура, говорила я сама себе, пока извлекала принесенный с собой нож и обеззараживала его водкой. Соображай, что ты делаешь! Ты жива только благодаря тому, что о твоей крови почти никто не знает. Что будет, если кто-нибудь догадается? Хотя бы тот же Истор! Ведь он-то прекрасно знает, насколько безнадежно состояние виконта. А значит, догадается наверняка.
А Дамиан? Что же теперь, оставлять его как есть, с этим пожизненным приговором? Зная, что я могла помочь, но не стала?
Ты одна, а больных – миллионы. Ты можешь помочь им всем? Нет. Ты – человек, а не ходячая микстура. Чем Дамиан лучше других?
Он – мой муж.
«Фиктивный, – услужливо заметил внутренний голос. – Фиктивный, он сам напомнил тебе об этом не далее как вчера. Ты не делишь с ним постель. Он даже завещание написал не в твою пользу и прямо тебе об этом сказал».
Но защищает-то он меня не фиктивно. Он не фиктивно спас меня от этого вампира Эдмонда. Не фиктивно следит за тем, чтобы при мне всегда была охрана. И в конце-то концов я просто не хочу видеть его прикованным к постели! Это МОЯ кровь. Имею право распоряжаться ей так, как захочу.
«А если ты не успеешь остановить собственное кровотечение? – Внутренний голос прекрасно знал все слабые стороны моего плана. – Крови понадобится много, ты будешь ослаблена, вполне можешь потерять сознание. А рядом не будет никого, кто мог бы помочь. Ты достаточно благоразумна для того, чтобы не приглашать на это действо свидетелей. И что потом? Спасешь его, а сама умрешь от кровопотери? Опять эта формула – жизнь за жизнь? Пусть он тысячу раз твой муж, пусть даже ты успела до определенной степени к нему привязаться, но ведь не настолько же он для тебя важен!»
Вся эта мысленная дискуссия не имела особого значения, поскольку никоим образом на мои действия не влияла. Я вылила немного водки на тряпицу, как следует протерла нож, придвинула к кровати стул, поставила на него чашку с чаем, сосуд с соком тысячелистника и положила несколько тряпок. Немного подумав, одну из них сразу же намочила в соке тысячелистника, на случай, если потом у меня на это сил уже не хватит. Осторожно перерезала одну из наложенных на Дамиана повязок, так, что открылась рана на боку. От вида раны, ее рваных краев, свернувшейся крови меня передернуло, к горлу подкатила тошнота, но я сделала очень глубокий вдох и постаралась взять себя в руки. Не имело принципиального значения, где именно моя кровь будет соприкасаться с его телом. Целительные компоненты проникнут и через кожу. Но соприкосновение крови с кровью все же предпочтительно, так как обеспечивает наиболее полное и быстрое исцеление.
В книге было написано, что шансы потерять сознание существенно уменьшаются, если перерезать себе вену лежа. Поэтому я легла на постель рядом с Дамианом, справа от него, со стороны раненого бока. И приложила лезвие ножа к своей левой руке.
Хм… а не так-то это, оказывается, и легко. И вовсе не из-за опасений о том, что произойдет дальше. Я все заранее подготовила, постаралась максимально обезопасить себя на этот счет и больше к этой теме мысленно не возвращалась. Но вот просто сам факт – нанести себе рану, порезать вену – почему-то вызывал отчаянное душевное сопротивление. И сделать одно простое движение правой рукой оказалось жутко тяжело. В какой-то момент я даже думала, что не смогу. Не справлюсь.
«Да что ты, тряпка, что ли?! – вспылил внутренний голос, тот самый, который только что старался убедить меня вообще не вмешиваться в происходящее. От переизбытка логического мышления мой внутренний голос точно не страдал. – Порезаться боишься? Определись наконец-то: ты – человек, способный хоть что-то решить в своей жизни, или просто никчемная маленькая девочка?» Я сжала зубы и полоснула себя по руке в районе локтевого сгиба. И тут же зашипела от боли, прилагая усилие, чтобы не вскрикнуть. Зато кровь потекла сразу, словно только и ждала, когда же ее наконец-то выпустят. А может, и вправду ждала? Может, Живая Кровь чувствует, когда в ней возникает потребность, и сама стремится навстречу источнику хвори? Кто ее знает. Я точно не разбираюсь в таких нюансах.
Согнув левую руку, я положила ее Дамиану на живот, так, чтобы кровь стекала ему на рану. Конечно, часть оставалась на коже живота, часть стекала по боку вниз, на постель, но это не имело большого значения. Целебные составляющие все равно впитаются в кожу, втянутся в организм нуждающегося в них человека. В итоге крови на поверхности останется куда меньше, чем если бы она была обыкновенной. А то, что останется, особых вопросов не вызовет, ведь и повязка, и постель все равно успели уже пропитаться кровью самого Дамиана.
Поначалу я чувствовала себя совершенно нормально, не считая боли от пореза, но ее я быстро научилась игнорировать. Потом пришло ощущение слабости, сперва совсем легкой, но постепенно усиливавшейся. Я начала испытывать дискомфорт при каждом повороте головы, подступило головокружение. А вскоре комната и вовсе поплыла перед глазами.
Я никогда не испытывала подобных ощущений. Стало немного страшно. Еще чуть-чуть, и я потеряю сознание, и что будет тогда? Потеряю слишком много крови, и меня уже некому будет спасти? Или кровотечение все-таки остановится? Я с силой зажмурилась и с силой же заставила себя открыть глаза. Нельзя отключаться. И останавливать процесс рано. Крови еще недостаточно. Я вычитала в той книге, как это определить. У больного на щеках должен появиться характерный румянец. Пока его нет. Но еще чуть-чуть – и я совсем утрачу контроль над происходящим.
Пытаюсь как-то удержать себя на поверхности, не погружаясь в забытье. Пробую считать до ста, понимаю, что это плохая идея: наоборот, уволакивает в сон. Принимаюсь с повышенным вниманием разглядывать окружающие предметы. Причудливый кованый канделябр с ножкой, изображающей виноградную лозу. На стене – несколько кинжалов разной длины и гобелен. На сей раз обошлось без религиозной тематики, никакого святого Веллира и силы мысли. Просто лесной пейзаж и волк лежит, положив голову на лапы, и подозрительно смотрит с гобелена.
А я вдруг вспомнила про чай. Протянула дрожащую руку, благо сиденье стула совсем рядом, взялась за чашку так крепко, как смогла, поднесла к губам и сделала несколько больших глотков. Вкус отвратительный: я терпеть не могу сладкий чай, а этот – очень сладкий. Но именно это мне сейчас и нужно: как раз сладость-то и придает сил. Должна, по крайней мере.
Поставила чашку обратно. Расплескала, конечно, по дороге, но это сейчас тревожит меня меньше всего. Посмотрела на Дамиана. Кажется, появился румянец. Очень-очень слабый, едва заметный, но, похоже, придется считать, что этого достаточно, потому что дольше я не продержусь.
Пытаюсь приподняться на правом локте, но голова начинает кружиться еще сильнее. Приходится вернуться в исходное положение и все дальнейшее проделывать лежа. Еще раз обмакиваю тряпицу в сок тысячелистника: он поможет остановить кровотечение, и стараюсь затянуть рану на руке так туго, как только могу. Это сложно: ведь в моем распоряжении только одна рука, и та еле-еле ворочается. Затягиваю повязку зубами. Ладно, что могла, я сделала, а в остальном придется положиться на особые свойства собственного организма.
Наверное, последнюю мысль я пропустила в сознание зря. Поскольку сразу после этого погрузилась в беспамятство.
Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем я очнулась. Предполагаю, что не слишком много. Где-нибудь от двадцати минут до часа. Дамиан по-прежнему не то был без сознания, не то спал, но щеки уже приобрели нормальный, живой оттенок вместо мертвенно-бледного, а дыхание было ровным и глубоким.
Я осторожно попыталась подняться. Слабость оставалась весьма ощутимой, но голова больше не кружилась. Я поднесла к глазам левую руку. Кровь просочилась сквозь повязку, но не текла и, похоже, успела слегка подсохнуть. Стало быть, мне повезло: остановить кровотечение все-таки удалось.
Аккуратно, не делая резких движений, я встала с кровати и принялась ликвидировать следы «преступления». Прежде всего допила остывший чай, хоть и не была вполне уверена, добавит ли мне напиток сил или все это – полнейшая ерунда. Намочила несколько чистых тряпок в воде, которая была приготовлена еще раньше, сразу после прихода доктора. Осторожно смыла подсыхающую кровь с живота и бока Дамиана, а также со своей левой руки. Опустила предварительно закатанный рукав. Выливать остатки сока тысячелистника не стала: пусть думают, что я приготовила его не для себя, а для Дамиана на случай, если у него возобновится кровотечение. Теперь следовало наложить ему новую повязку на рану в боку, но у меня снова закончились силы. Комната разок покачнулась, и я поспешила сесть на кровать. Немного отдышалась. А потом услышала голос Дамиана:
– Ника?
Голос звучал слабо, но сам по себе факт, что виконт уже пришел в себя, многое значил. Это внушало оптимизм касательно моего… не вполне традиционного метода лечения.
– Я здесь.
Я полуобернулась, так, чтобы он мог видеть мое лицо, и взяла его за руку. Дамиан скосил глаза в мою сторону, потом снова посмотрел прямо перед собой и негромко сказал:
– Не помню… как здесь оказался.
– Еще бы, ты же был без сознания. Тебя привез Фредерик, и доктор Истор уже был с вами, наверное, вы повстречали его где-то по дороге. Он тебя осмотрел, обработал раны, перевязал. Сказал, что вечером снова вернется. – Я тараторила, стараясь, чтобы мой голос звучал максимально бодро. – Как ты себя чувствуешь?
– На удивление неплохо. – В его глазах – вполне искреннее изумление, так что видно: он не хорохорится, а говорит вполне искренне. – Странно, я был уверен, что тот второй меня достал.
– Ну видишь, все хорошо, что хорошо кончается.
– Давно ты здесь сидишь?
Не сижу, а лежу, но этого ему говорить, пожалуй, не стоит.
– Не слишком. Доктор сказал, чтобы кто-нибудь за тобой присматривал. Вот я и решила: ты-то ежевечерне торчишь в моей комнате, а мне что же: даже взглянуть на твою нельзя?
– Справедливо.
Дамиан прикрыл глаза и слабо улыбнулся.
– Скажи, ты можешь пошевелить левой рукой? – спросила я, стараясь не пропустить в голос волнения.
Он приподнял руку, согнув ее в локте.
– А пальцами?
Впрочем, я и без того видела, что пальцы уже не были неестественно согнуты, как прежде.
Дамиан подтвердил мой оптимистичный прогноз, без видимого усилия сжав руку в кулак, а затем вновь распрямив пальцы.
– А ногами? – не унималась я.
Дамиан непонимающе нахмурился, но, судя по шевелению одеяла, просьбу мою выполнил.
– Что на очереди? – осведомился он, приподнимаясь повыше. – Сжать в кулак пальцы ног? Или сложить их в кукиш? А может, сразу сыграть с их помощью на арфе?
– А ты умеешь? – заинтересовалась я.
– До ранения не умел, – ответил он.
Я разочарованно вздохнула. Сама я играть на арфе умела, но исключительно руками, и теми плохо.
– Ника, можешь не сомневаться, у меня прекрасно работают все конечности, – отключился от темы музыкальных инструментов Дамиан. – Так что лучше тебе будет отсесть подальше.
Я вскочила с кровати как ошпаренная. Даже позабыла про собственную слабость.
– Да шучу я, – протянул Дамиан, прикрывая глаза.
– Э… Я, пожалуй, пойду, – пробормотала я, не слишком убежденная его последними словами. – Тебе надо наложить новую повязку, а здесь все закончилось. Я распоряжусь, чтобы принесли еще тряпки и воду и… что там еще…
Он молча следил за мной, пока я выходила из комнаты. Я чувствовала спиной его взгляд.
Снаружи дожидались несколько человек, среди них Мэгги, Амандина и Фредерик.
– Господину виконту надо поменять повязку, – сказала я, стараясь, чтобы голос звучал твердо, а сама потихоньку прислонилась к стене, чтобы ненароком не пошатнуться. – Чистые тряпицы закончились, надо принести новые. Мэгги, займись этим.
Стук шагов, раздавшийся со стороны лестницы, возвестил о приходе Истора. Я сразу же направилась ему навстречу.
– Добрый вечер, доктор!
– Здравствуйте, госпожа виконтесса. Как состояние вашего супруга? Он приходил в себя?
– Да, ему стало лучше, и именно об этом я хотела бы с вами поговорить. – Я отвела Истора в сторону. Жадные до информации слуги не спускали с нас глаз, но подойти ближе не решались. – Видите ли, доктор, то, что вы увидите, покажется вам неожиданным. И… я нисколько не сомневаюсь в вашей квалификации, поверьте, но ведь бывают же в жизни и чудеса. Порой вера оказывается сильнее медицины.
Мне неприятно было морочить голову Истору, к которому я испытывала искреннюю симпатию, но сказать все как есть я все равно не могла. Возможно, сопоставив все факты, он и догадается, какое именно средство спасло виконта. Но тут я уже ничего не могла поделать. Как минимум я со своей стороны предложила альтернативное объяснение, для кого-то нелепое, а для кого-то – вполне разумное.
Доктор смотрел на меня удивленно, пока он еще не понимал, о чем именно идет речь, лишь догадывался, что пациент чувствует себя лучше, чем можно было ожидать, учитывая характер нанесенных ран.
– Он не парализован, доктор, – пояснила я, понизив голос. – Он был парализован, но похоже, что это прошло. Вы сами все увидите. У меня будет к вам лишь одна просьба. Пожалуйста, если вы убедитесь, что опасаться более нечего, не рассказывайте виконту о том, что за участь его ожидала. Зачем ему испытывать этот шок сейчас, когда ему ничто более не угрожает? Вы могли бы сделать это для меня?
Истор был по-прежнему удивлен, чтобы не сказать сбит с толку, он смотрел на меня с недоверием, но все-таки кивнул.
– Хорошо, Вероника, – сказал он. – Я осмотрю пациента и, если приду к выводу, что ситуация не так плоха, как я ожидал сегодня днем, не стану запугивать его устаревшими диагнозами.
– Благодарю вас, доктор. – Я горячо сжала его руку. – Это все, о чем я хотела вас попросить.
Я не могла знать, догадается ли Истор о том, что для исцеления Дамиана я использовала Живую Кровь. Но вот сам Дамиан, знающий об особенностях моего организма, сложил бы два и два в один момент. Поэтому я предпочитала, чтобы он просто не знал, насколько тяжелыми были нанесенные ему раны.