Глава 16

За дверью стояла не баба. За ней обнаружился усталый и мрачный Стас, который раз за разом нажимал на кнопку звонка.

— Неожиданно — сообщил ему я, открывая дверь — Сказал, что позвонишь, я сижу, жду, а ты вот он.

— Да рядом с тобой был, решил, что заехать проще — отозвался он, заходя в дом — Разуваться надо? И это, у тебя пожрать чего есть?

— А, вот для кого ты всю эту холестиринную гадость в холодильник натолкал — прозвенел голосок Васьки, которая, что примечательно, в прихожую со мной не пошла — Да? Я-то дура тебе поверила, думала, что написали в сети неправду про тот показ, что тебя подставили. А теперь вижу — нет, не обманули меня предчувствия. Вон, как вечер в окна, так в дверь мужики названивают.

— У тебя тут романтик, что ли? — уточнил Стас, глядя на ведьму — Я не вовремя? Тогда пардоньте.

— Да нет… — было начал я, но Калинин меня перебил:

— Сашк, она точно не малолетка? Просто по спальным районам сейчас бригада подставщиц шарашит, так они как витриной как раз вот таких симпомпончиков и используют. Ты ей присунешь, а потом выяснится, что этой ляльке шестнадцати нет, и по этой причине ты должен добрым людям много-много денежек наличными. Немедленно. Ну, если, конечно, ты не хочешь стать подследственным по крайне неприятной статье.

Чем-то Василиса Стасу не понравилась, в этом нет никаких сомнений. И ещё — вот интуиция у человека! Позавидовать можно.

— Паспорт показать? — немедленно ощетинилась девушка — С собой все время ношу, мне без него сигареты не продают.

— Курить вредно — улыбнулся оперативник — Если обидел — пардоньте ещё раз. А о какой неправде речь шла? Саш, где тебя подставили? Куда ты ещё вляпался?

— Да забей — отмахнулся я — Что до Василисы — она моя хорошая знакомая, вот, забежала на минутку. Поболтать о том, о сем.

— Василиса — это я — гротескно помахала рукой ведьма — Привееет! А ты кто, строгий дядька?

— Стас — не принял шутливого тона Калинин — Рад знакомству. Сань, так как насчет поесть и поговорить? Я тут кое-что нарыл, хотелось бы поделиться. Только, без обид, с глазу на глаз.

— Обрати внимание, Смолин, настолько я мила и корректна — смерив взглядом сначала его, а после меня, заявила Василиса — Другая бы сейчас из принципа уселась за стол, давая понять, что никуда она не уйдет и, мол, говорите при ней. А я вот понимаю, что мужские дела вещь серьезная, потому оставлю вас секретничать. И даже сама себе такси вызову. Цени! Где ещё такую найдешь?

Она подхватила сумочку, чмокнула меня в щеку и на самом деле покинула квартиру.

— Врет — сообщил мне Стас, как только за ведьмой закрылась дверь — Нефига она не милая и не корректная, просто готовить не захотела. Ну, или не умеет, что вероятнее. Я бы ведь непременно горячего потребовал, она это поняла и слилась. Да и вообще — какая-то она не такая. Извини, если прозвучало резко, но я уж чего вижу — то и говорю.

— Ушла и ушла — отмахнулся я — Тем более что ее никто в гости и не звал. Забей. Относительно горячего — могу пельмени сварить. Ну, или давай пиццу закажем.

— Лучше пельмени — Стас сел на табурет и вытянул ноги — Что-то устал я сегодня, однако.

Оперативник даже задремал, пока закипала вода и варились пельмени, но как только я поставил перед ним тарелку с едой, тут же встрепенулся и бодро уточнил:

— Горчица есть? Или хрен?

— Есть — неуверенно сказал я, прикидывая, добрался вечно голодный Родька до едучей приправы или нет — Наверное.

— Хозяин не лучше меня, тоже, по ходу, дома не бываешь — хмыкнул гость, бросая в парующую снедь кусок масла — Так есть или наверное?

— Есть — достал я из холодильника коричнево-зеленый тюбик — Хлеба надо?

— Чаю надо, сладкого — сопя, ответил Стас — Уф, горячие!

Ел он жадно и быстро, но при этом настолько аппетитно, что я остаток пельменей из кастрюли решил сам приговорить, а после ещё и вторую порцию поставил варить.

— Теперь можно жить дальше — минут через двадццать сыто отвалился от стола Калинин — Вот вроде простая еда, немудрящая, — а как хорошо и на душе, и в желудке.

— Ага — согласился с ним я, ставя тарелки в раковину — Ну, или мы такие люди, которые всегда мудреные ресторанные высококулинарные блюда променяют на пельмени и борщи. Просто, потому что для нас они вкуснее. Но это ладно. Так чего ты узнал-то?

— Чего узнал? — Стас отхлебнул чаю — Покойник твой Николишин, как ты и предполагал. Уже полгода как. Замерз по этой зиме на улице. В сугроб упасть упал, а обратно уже не поднялся, так в нем и остался. Дело обычное, штатное, за сезон народу так помирает немало, в основном по пьяному делу. Да прямо скажем — подобная погибель вообще где-то русская народная традиция, приблизительно такая же, как тонуть с перепоя весной. Ну, это когда: «да уже теплая вода, можно купаться». А там ногу свело — и привет.

— Да елки-палки — я хоть и был готов к чему-то подобному, все же немного расстроился. Расстояние от меня до Матвея не сократилось, а увеличилось. Но с другой стороны небольшой повод для радости есть. Рубль за сто, что смерть эта неслучайна.

— Короче, оформили как несчастный случай — продолжал Стас — Да я и сам так поступил бы, все же понятно. Ну, а что Николишин замерз по трезвяку — и такое случается. У меня как-то в самом начале службы «подснежник» один за гаражами вылез по весне, так он в позе «снежного ангела» лежал, руки в разные стороны. Видать решил поиграться, да и задремал на свежем снежку. На белом покрывале января, так сказать. Зима как элитная шлюха — красивая, но непредсказуемая. Никогда не знаешь, какую хрень она выкинет, под кем ходит и лежит. Был у меня как-то один случай, прищучил я одну такую… Хотя ладно, не суть. Так вот — художника твоего уже не опросишь. И семью его тоже.

— Она чего, тоже того?

— За неимением таковой — пояснил оперативник — Одинокий Николишин был. Квартира племяшке отошла, как ближайшей родственнице. Но она тут точно не при делах, я пробил. Там гражданка в полном порядке — муж в мэрии, дети, собачка размером с телефон, спа-салоны и так далее, им эта однушка в Свиблово нафиг не нужна. В смысле — вот так, с криминалом. Да они вообще не общались последние лет десять, если не больше. Так что сам дядя замерз. Или все-таки не сам?

Он достал из кармана сигареты и с ехидцей глянул на меня.

— Думаю, не сам — помолчав, ответил я — Скорее всего помогли ему.

— Вот почему мне не хочется задавать тебе вопрос «и ты, конечно, знаешь кто?» — щелкнул зажигалкой Калинин — А? Наверное, потому что не очень хочется слышать ответ.

— Так и не задавай — предложил я — Просто скатайся со мной завтра к последней жене господина Фроловцева, и, может, к кому-то ещё из его приятелей, помоги мне их разговорить. Мне надо понять, какая кошка пробежала между ним и этим замерзшим бедолагой. А там точно что-то такое было.

— Я созвонился со следаком, который вел дело об убийстве этого Фроловцева — Стас отпил чаю — Оно же так и зависло в «глухарях», не нашли тех, кто его подрезал. А искали хорошо, на совесть. Убийство резонансное, покойник-то был из богемных, с ними всегда мороки полно. Обязательно кто-нибудь из мэрии или, того хуже, из администрации дело на контроль берет, начальству на мозг приседает, а оно после бесится, нас кошмарит. Так что рыли ребята, рыли. И — ничего. Кто его, за что — вообще непонятно. Кошелек при нем остался, как и ключи от квартиры — значит, не не грабеж. Жен бывших проверили — они точно не при делах. Покопали личную жизнь — тоже все ровно. Нормальный мужик, не педик, не наркоша, малолеток, за которых родители могли кишки на локоть на кулак намотать, в активе нет, как и брошенных баб, и непризнанных детей, и кинутых проституток. Ничего такого, за что богемную публику на ноль множат. Опять же — долгов нет, должников тоже. А почти дюжина ножевых — есть.

— Чудно.

— И я про то. Единственное, что установили наверняка — убивали его несколько человек. Разные ножи были, понимаешь?

— В смысле?

— Его одновременно били несколькими ножами. Экспертиза показала. Одним в живот, другим в бок, в спину вообще третьим. Вот только кто были эти люди — фиг знает. Никто ничего не видел и с камерами беда. В этом доме пяток ветеранов тайных войн живет, причем в немалых чинах, так они до сих пор несут незримый пост, потому настояли на том, чтобы камеры во дворе не ставили. Бзик у них такой, все боятся, что враг за ними наблюдать станет таким образом. Только одна и есть, та, что на подъездной двери, но от нее толку чуть.

— Печально — я потер лоб — Хотя, с другой стороны, многие факторы теперь можно исключить.

— Ты мне мозги не крути — велел Стас, затянувшись сигаретой — Ты, змей, не просто так в этого Николишина вцепился. Думаешь, он художника завалил?

А в голосе-то азарт есть. Как видно, есть у него выгода в том, чтобы раскрутить это уже всеми забытое дело, причем немалая. То ли личный престиж поднять хочет, то ли должников на той «земле», где Серебряного завалили, заиметь. Вариантов масса.

— Не исключено — уклончиво ответил я — Но сначала надо понять, как они вообще связаны.

— Завтра поймем — Калинин затушил сигарету в блюдце, которое я ему подставил для этих целей — Я телефоны жен пробил, с ними уже созвонился. Одна сейчас в Турции, зато три других в Москве. С утра прокатимся, пообщаемся. Начнем, как ты и хотел, с крайней по времени развода. Кстати, к ней большая часть наследства и отошла, мне следак, который дело вел, рассказал. Она у него основной подозреваемой была, только доказухи ноль собрали. Алиби железное, адвокат хороший, то, се… Ну, я уже говорил. Ладно, поеду домой, надо поспать хоть малость. Завтра в девять жди у подъезда, я за тобой заеду.

— Хочешь — оставайся — предложил я — Место есть, ложись да дрыхни.

— Нафиг — отказался Стас — В твоем доме ночевать себе дороже. Мне прошлых разов хватило. То ты с кавказцами зарубишься, то девки в коже пожалуют, чтобы нас соломкой нарезать. Я лучше домой!

Он допил чай и минут через пять покинул мой дом, напоследок сказав:

— Ты вот что. В отделе у меня больше не светись, хорошо? Не надо, чтобы нас вместе видели.

— А что не так?

— Да все не так. Не знаю, в какое ты ещё дерьмище влез, но меня сегодня к себе наш начальник вызывал, и очень тактично интересовался, кто это такой красивый сегодня ко мне приходил и чего хотел. Я не сразу понял, про кого речь, а как разобрался, так очень удивился. Видишь ли, Семеныч и тактичность две вещи несовместные, Саня. Вывод — он тебя знает или о тебе что-то знает. И не просто знает, а чего-то ему от тебя нужно. Или не ему, что вероятнее. Но кому именно — не знаю и знать не хочу. Так что дальше встречаемся или на нейтральной территории, вроде кафе, или вон, у тебя. Ты пойми верно — я не хочу становиться частью чужой разработки или реализации, а тут явно что-то такое прослеживается. У меня свои игры и я хочу играть только в них. Будь здоров.

Он хлопнул меня по плечу и ушел, оставив в задумчивости. Непонятная ситуация, на самом деле. В какой связи я мог заинтересовать начальника ОВД, причем не центрального, а окраинного?

Странно. И непонятно. Но голову я себе этим забивать в данный момент точно не стану, она и так уже от информации скоро разбухнет. Пойду лучше посуду помою. Слуги у меня временно нет, придется самому потрудиться.

Как всегда, смартфон зазвонил в самый неподходящий момент, ровно тогда, когда я приступил к задуманному и как раз залил изгвазднные маслом и горчицей тарелки моющим средством.

Абрагим. Тут надо отвечать сразу, без особых раздумий и отговорок «потом перезвоню».

— Сашка, я с Валерой переговорил. Он может с тобой встретиться.

— Так здорово же — обрадовался я — А когда?

— Послезавтра, в два часа дня, у меня. Удобно?

— Конечно. Буду непременно. Спасибо, Абрагим.

— Не за что — аджин посопел в трубку — Знаешь, мне показалось, что он даже обрадовался, когда я ему твое предложение передал. Он хоть и скрытный, но молодой ещё, не умеет показывать, что ему неинтересно то, что интересно и безразлично то, до чего дело есть. Значит все правильно происходит, вам есть, что сказать друг другу. Главное теперь, чтобы вы вышли из моего дома друзьями, а не врагами.

— Я ни с кем без нужды не воюю. Я за мир во всем мире.

— Не бывает так — осек меня шаурмячник — Мужчина тогда свою жизнь правильно живет, когда у него есть лучший друг и подсердечный враг. Тогда он на ногах твердо стоит, знает, зачем каждое утро просыпается.

— А жена? Дети? — не удержался я — С ними как? Дом, опять же? Они же тоже часть жизни настоящего мужчины.

— Женщину ты выбираешь себе сам, детей посылают небеса, а домов вообще может быть сколько угодно. А настоящих друзей и настоящих врагов дарит тебе твоя судьба. И именно от них зависит, насколько будет интересна твоя жизнь, как ты по ней пойдешь, куда тебя заведет дорога. Все, некогда мне говорить. Надо гостей кормить.

И аджин повесил трубку.

Так. Хоть одна хорошая новость за день — загадочный Хранитель кладов соизволил принять мое предложение. Если честно, думал, что он пошлет меня куда подальше, ан нет, звезды сошлись. Мало того — он и сам не против пообщаться. Вопрос только о чем.

Смартфон, который я так и не положил на стол, снова задергался в руке. Надо же, как я нынче востребован, а! Кто там ещё прорезался?

О, Мишаня. А ему-то чего надо?

— Сань, здорово — раздался в трубке голос брата-ведьмака — Не разбудил?

— Да нет — я глянул в окно, за которым на город уже наваливалась короткая весенняя ночь — Чего случилось? Надеюсь, никто опять строительство разворачивать близ твоего леса не начал?

— Что? А, нет. Наоборот, эти паразиты все свое барахло вывезли и постарались как-то следы зачистить. Ямы засыпали и даже десяток елок посадили. Не знаю уж, что ты там сделал, на какие кнопки нажал, но впечатляет. Спасибо тебе огромное!

— Ну, не я один старался. Вон, Олег тоже душой болел.

— Олег да — в голосе Мишани иронии было столько, что на всех его лесных обитателей хватило бы — Он болел не то слово. Бегал, руками махал, орал, грозился тут все затопить по принципу «так не доставайся же ты никому». Вот только от его воплей стройка останавливаться не собиралась.

— Ну, ты зря так-то уж — поморщился я — Олег, конечно, болтун ужасный, но при этом он всегда верит в то, что говорит. Другое дело, что фантазии у него с реальностью не всегда совпадают. Они у него вперед дел бегут. Но вот такой уж он. Что поделаешь?

— И то правда — согласился со мной Мишаня, похоже, все же оставшись при своем мнении — Я чего звоню, Саш. Ты же на Круг в этом году наведаешься? Не пропустишь его?

— Разумеется нет — заверил его я — Да мне и нельзя. В том году меня ведь не было, а двухлетний ценз непосещений пока никто не отменял.

— Ты Евдокима помнишь? — Мишаня чуть понизил голос — Ну, одного из старшаков? Высокий такой дед с седой бородой и шрамом на левой щеке?

Бороды-то у них всех были, это ни разу не примета. Но шрам помню. А ещё примечательно то, что буквально полтора часа назад мне про него Васька говорила.

Совпадение? Может быть. А может и не быть.

— Да вроде. А что такое?

— Он в прошлый раз на тебя бочку катил здорово — пояснил собрат — Мол, не успел войти в Круг, как на него не является. Опять же — чего он за границу подался, будто там медом намазано, наши онучи, дескать, ихних не вонюче, и так далее. Так что ты имей в виду — он тебя непременно как-то поддеть на Круге попробует, чтобы разозлить. И других старшаков против тебя может настроить.

— А чем моя скромная особа ему не угодила-то? — опешил я — Ты не в курсе?

— Ты силу Захара Петровича забрал, у того с Евдокимом какие-то терки были ещё со времен царя Гороха. То ли один другого на фронтах Первой Мировой не спас, то кто-то у кого-то фрейлину матушки-императрицы увел — поди знай. Но факт остается фактом — когда дед Захар помер, Евдоким на радостях водку неделю жрал, это всем известно. А ты деду Захару наследовал, так что вроде как в тебе он продолжил жить. Да ещё Ходящим близ Смерти стал, а Евдокиму с его птичьими хлопотами это вообще как гвоздь в пятку. Шутка ли — первый Ходящий за столько времени.

— Птичьим чем?

— Он птичками промышляет — хмыкнул Мишаня — Понимает их, знает все про это дело. Ну, как объяснить… По птицам главный. Нет, так-то штука хорошая — проследить за кем, что-то ещё. Рассказывают, что вороны ему ворованные украшения таскают, тем он и живет. Но это с чужих слов, сам такого не видал. Но так-то он раньше, когда Птичий рынок работал, там одним из самых известных продавцов был, его кенари по Москве лучшими считались. Потом «Птичку» закрыли, и характер у Евдокима совсем испортился. Так что ты его стерегись, дружище.

— Миш, так ты объясни, чем он мне насвинячить может? Из ведьмаков меня не разжалуешь, нет у него такой власти, а что до других мер воздействия… Не знаю, чего и придумать.

— Из ведьмаков не разжалуешь — подтвердил Мишаня — А вот из Круга вышибить можно. Не насовсем, такого не бывает, но на пару-тройку лет запросто. Станешь сам по себе ведьмак.

— И что тут такого?

— Ничего. Вот только никто из нас тебе, если что, помочь не сможет. Ни явно, ни тайно. Нельзя, закон таков. Он не сегодня и не вчера придуман, а ещё тогда, совсем давно. Нарушишь — жди беды. Проверено.

— Плохо.

— Плохо. Но не это самое скверное. Есть кое-что похоже. Ещё не понял, что?

— Погоди-ка — я помрачнел — Кажись сообразил. Если меня из Ведьмачьего Круга выставят, я вроде как сам по себе стану, и все договоры, которые ведьмаки когда-либо с кем-либо заключали, на меня распространяться не будут. Ты об этом?

— Вот именно — Мишаня шмыгнул носом — Ведьмы, гули, оборотни — ты для них будешь просто ведьмак, за которым не стоит его род. Изгой, за жизнь которого никто никогда ни с кого не спросит. Такое случалось и раньше, мне рассказывали. И почти никто не дожил до того момента, когда кончилось изгнание. Так что лучше молчи и улыбайся, когда Евдоким тебя провоцировать начнет. Лучше дураком выглядеть, чем остаться единожды одним. Ну, и мы тебя, если что, попробуем прикрыть. Там запоем, тут заболтаем, авось и обойдется. Я парней предупрежу.

— Спасибо, Мишань — от всей души поблагодарил собеседника я — Не забуду.

— Да ладно, мы ж родня — было слышно, что он немного засмущался — У нас не ты мне — я тебе, мы браты. И ещё вот что, чуть не забыл. Мне Олег сказал, ты с Марфой какие-то дела ведешь? С той, что ковеном ведьминским рулит? Он от Абрагима про это слышал.

— Ну, как дела? — уклончиво ответил я — Так, общались пару раз.

— Евдоким с ней вась-вась, имей в виду. Они старые знакомцы, говорят он даже ее по молодости того… Ну, ты понял. Может врут, может нет, но я сам как-то раз видел, как они мило так общались друг с другом в одном кафе, чуть ли не обжимались. Так себе зрелище, скажу честно. Евдоким просто вредный дед, причем чем дальше, тем хуже, но вот Марфа… Мне про нее разные люди рассказывали, и все в один голос говорили одно — она капец какая хитрая и умная, у нее все на пять ходов вперед продумано. Так что Евдоким наш может и с ее голоса петь. Запросто.

После того, как мы попрощались, я домыл посуду, сел на табуретку, посидел пару минут, после подошел к батарее, пару раз стукнул по ней смартфоном и сказал:

— Вавила Силыч! Вавила Силыыыч! Если не в труд — загляни в гости. Сильно надо!

Подъездный появился только минут через пять, взъерошенный, перепачканный в ржавчине и недовольный.

— Чего тебе? — буркнул он, отряхивая свой комбинезон — Мы там делом занимаемся, трубы простукиваем.

— Ночь на дворе, какие трубы? — удивился я — Всех жильцов, кто на первом этаже, перебудите.

— Ничего, одну ночь не поспят — хладнокровно заявил подъездный — Так чего звал?

— Вавила Силыч, не сочти за труд, глянь — никто на меня проклятия не наложил, а? Я знаю, ты такое видишь. Или, может, квартиру мою какая сволочь сглазила?

— Ты это чего, паря? — озадачился подъездный — А?

— Ну не бывает же так, чтобы жизнь постоянно по голове разводным ключом лупила — пожаловался я ему — И снова, и снова. Должны же быть хоть какие-то просветы?

— Не обязательно — мотнул головой Вавила Силыч — Вон у Фомы в подъезде баушка живет, Раиса Анатольевна, ей скоро сто лет стукнет. Как ее только жизнь не била, какие коленца выкидывала, а она как напасть придет, скажет только «живы будем — не помрем» и руки не опускает. Сроду не жаловалась никому, наоборот, всех всегда привечала, последнее иной раз отдавала. Потому ей столько годков и отмерили свыше. Заслужила, значит.

Знаю я эту баушку, о которой речь идет. И правда светлый человек, встречаются иногда такие. Другие бабки вечно всех обсуждают и житье-бытье пенсионерское клянут, а эта обычно на детской площадке сидит, с детишками возится. Как видно, ей с ними интересней. Надо же, а ей почти сто лет? Сроду больше семидесяти не дал бы.

— Да и нет на тебе сглаза или чего такого — продолжил тем временем Вавила Силыч — Я бы увидел. Хотя если ведьм в дом таскать станешь и дальше, то непременно какая-то пакость случится. Уж поверь, за этим племенем не заржавеет. А что до бед да неприятностей… У кого их нет? Только у тех, кто ничего не делает и ни к чему не стремится. Только разве это жизнь? Так, чепуха, морок один.

— Тоже верно — я включил чайник — Суседушка, может чайку? Должен же быть у тебя перерыв, верно?

— И у меня — из-под плиты выбрался взъерошенный Родька, который, похоже, увязался за подъездным — Законом положено! Я в телевизоре видел передачу, так там дядька в черном платье так и сказал — все имеют право на отдых. Особенно если работа тяжелая! Он хоть и одет по-бабски, но слова говорил верные.

Это он какое-то судебное реалити-шоу, как видно, посмотрел. Однако, надо что-то делать, как-то его доступ к телевизору ограничивать, что ли? Сейчас разговоры о праве на отдых, а что дальше? Требование подписать трудовой договор? Отпуск два раза в год по две недели? Компенсация за больничный? А если он это дело в массы понесет? Меня же не только Евдоким захочет загнобить, меня и остальные браты живьем съедят, за излишний либерализм и чрезмерную мягкость.

Да и вообще — только-только я отходить начал, собрался про амнистию его подумать — и на тебе.

— Таких как ты, лядащих, ни один закон не охраняет! — гаркнул подъездный на моего слугу, который смотрел на нас гордо и независимо, как видимо свято веруя в нормы трудового права — Почему ушел из подвала без спроса? С какого, я спрашиваю, рабочее место оставил?

— Я потомственный ведьмачий слуга — топнул лапой по полу Родька — Могу зелья смешивать, могу каши да щи варить, травы собирать да сушить, драться могу… Ну, не очень, но как умею. Хозяина как смогу, оберегу. А трубы чистить и крыс гонять — это не мое. То ваши, домовые, дела. Род вас создал для того, чтобы вы ими занимались, а не такие как я.

— А кто сегодня в чужой квартире банку джема сожрал? — тоном общественного обвинителя поинтересовался у мохнатика подъездный — Это тоже твое призвание — харч по людям тырить? Или, думал, никто не узнает?

— Ой, да ладно! — отмахнулся Родька — И не чужая эта квартира, а вон, моего хозяина хорошей знакомицы. Она вообще об ту неделю у нас на диване голенькая спала. То ты не знаешь, что это означает между человеками. И потом — она хозяйка никчемная, сама не знает, что у нее есть, чего нет. Даже не заметит ничего. Ей бы ума…

— Замолчал и пошел работать — перебил я его, нахмурившись — И, если ещё раз позволишь себе в таком тоне говорить о ком-то из моих друзей, я тебя вышвырну за дверь. Насовсем. А на твое место Афоню возьму, ясно? И, может, пристрою тебя на его бывшее место. Но не факт. Мне за тебя поручиться придется, а я этого делать не хочу.

— Афоня — он кто? — уточнил Вавила Силыч, аккуратно прикрывая собой от меня застывшего с раскрытым ртом слугу.

— Тоже ведьмачий помошник, только знающий свое место, помнящий о правилах приличия и не боящийся никакой работы — пояснил я — А ещё у него один глаз. Второй он без малейших претензий позволил вырезать своему бывшему хозяину. Тому он для каких-то опытов понадобился. Думаю, ты с ним отлично поладишь.

— Однако — заметил Вавила Силыч — Слышь, Родион, какие хозяева встречаются. А ты своего не ценишь, перечишь ему. А ну брысь! Дуй в подвал и жди меня там.

— Ага — пискнул тот и опрометью бросился под плиту, откуда через секунду до нас донеслись его слова — Я все понял! Я ценю! И все трубы сейчас того… Как надо! Как этот… Как его… Сахаров!

— Стаханов — устало поправил его я.

Ответа не последовало, как видно Родька уже в подвале был.

— Обалдуй — глянув на плиту, промолвил подъездный — А ещё лентяй. Обжора. И память у него как у синички. Но он честный и верный, это дорогого стоит. Ты насчет Афони серьезно?

— Если про глаз — да, все так и есть. Не повезло бедолаге.

— Да я о другом. Ты впрямь этого недотыкомку хочешь за порог выставить? У тебя такое лицо было…

— Поглядим — я поставил на стол блюдца и чашки — Но терпение кончается. И без того черт знает что вокруг творится, а тут ещё это бедствие со своими заскоками. И главное, Вавила Силыч, у него запросы постоянно растут, а желание что-то полезное делать неуклонно сокращается. Тенденция, однако. Начинаю бояться того, что в один прекрасный день он меня возьмет и из дома выгонит. Мол, теперь это моя жилплощадь.

— Ну, до такого не дойдет, думаю. — подъездный взялся за ложечку и полез ей в сахарницу — А вообще — пороть его надо. Ремнем, как следует. Хорошее средство. В старые времена, когда ещё у меня ещё свой личный дом был, мой хозяин только так с дитями и управлялся. А иначе все, иначе от рук отобьются, ага. Этот твой, конечно, не ребятенок уже вроде, но на деле недалеко от него ушел. Чего он видел в жизни до тебя? Четыре стены с потолком, печку, забор да лес вокруг. А ты ему мир показал, такой, какой он есть, вот и ошалел от того Родион. Дети хозяйские, после того как в город возили, тоже отцу разное выдавали, случалось. Так он сразу вожжи брал, зады им заголял, и вожжами теми, значит… Помогало.

— Ну, не знаю — я почесал затылок — Нет, случалось у меня по молодости всякое, в том числе с бывшей женой, но, чтобы вот так, в воспитательных целях пороть?

— Подумай — подъездный отпил чаю — Ну, а теперь рассказывай, что там у тебя ещё случилось. Может, чего и посоветую?