Теперь на козлах нашего фургона сидели Кейгер и Граш. Петр перешел к раненному Демирьяну в конец обоза. Рами и Таури грелись в повозке, укрывшись за пологом, а Меллик их старательно развлекал, чтобы отошли от пережитого ужаса. Мы с Вирсаликой внутрь не полезли, сели прямо за спинами мужчин, облокотившись о борт повозки. Мне показалось, после бойни, фейратка чувствовала себя в безопасности только рядом со светловолосым гигантом Кейгером, ее даже усилившийся к ночи мороз не заставил укрыться под пологом. Куталась в плащ, прятала покрасневший нос в меховую оторочку, но сидела, плечом касаясь его поясницы.
Самостоятельно назначивший себя в возницы Белый все чаще оглядывался назад, бросая на понравившуюся беглянку тревожные взгляды. Наконец не выдержал и рявкнул:
– Меллик! Дай сюда две шкуры, а то еще чуть-чуть – и девочки околеют совсем!
Бежавший в паре метров от нас рядом с лошадьми волк Лаури, обернувшись, успел поймать мой взгляд. «Лампочки» обеспокоенно вспыхнули, белоснежная морда в нетерпении обернулась к пологу, словно мысленно подгоняя Меллика поторопиться с утеплением. Но брата подгонять не требовалось, в лучших традициях оборотней он уже вытащил для нас с Вирсаликой две меховые полости, накрыл едва не с головой, еще и снизу подоткнул, чтобы ноги не отморозили.
– Благодарю вас, господа, – чинно, но крайне смущенно шепнула Вирсалика и тут же была обласкана довольным взглядом Кейгера.
А сверху понеслись шуточки пернатых стражей клана Вальжан. Правда, завистливо поехидничать им не удалось, стремительный рывок волка Лаури – и в последний момент один из «остроумных» успел метнуться в сторону, лишившись хвостового пера. Заодно и вдогонку от волка получил:
– Слишком много болтаете и мало делаете. А народа сколько погибло?!
– Вот отличное место, Белый, здесь обычно стоянки устраивают. Лес рядом, тут тебе и дрова, и дичь на ужин, – объявил другой страж, махнув крылом на словно специально вырубленную у края леса площадку. – А нам пора обратно.
Заложив вираж, пограничники прощально махнули нам крыльями и поспешили прочь от сердитого жреца. Граш понимающе посмеивался, наблюдая за происходящим с интересом и без подобострастия.
Четыре фургона на полозьях мягко перевалились за наметенный валик обочины и через несколько метров остановились. Ребята высыпались из повозок, чтобы заняться обычными делами на привале, но Лаури приказал:
– Прежде чем займетесь лагерем и лошадьми, все раненые – к первому фургону. Даже если просто царапина.
По-моему, ни у кого даже мысли не возникло ослушаться. Серьезно пострадавшим, как Демирьян, оказали помощь сразу после боя. Но все равно Лаури с Кейгером, заодно и Граш, который, конечно же, учился у них, проверили каждого парня, еще и под моим ошеломленным взглядом поделились силами, помогая лечить глубокие раны.
– Прямо как светлые маги-целители! – восхищенно выдохнула Рами.
– Силой самой Сияющей! – вторила ей подружка.
У Лаури светились не только глаза, как всегда, от моего близкого присутствия, но и крупные, очень мужские руки с длинными пальцами, которыми он сноровисто проверял и лечил пострадавших от темных магов парней. Ни разу за все наши нечастые встречи я не замечала за ним суетливости или поспешности. Всегда спокойный, выдержанный, при этом не скуп на эмоции, и я не раз видела, как он дарил окружающим улыбки. Пусть едва заметные, зато мягкие и искренние. Если бы не неприятие моей совушки, я бы наверняка с первой встречи влюбилась в него. Ведь, по сути, это и так произошло, только потом в нем взбрыкнул снобизм – этакие толстые ботинки, которыми он качественно потоптался по моим чувствам и душе. Не позволил влюбленности перерасти в любовь.
Однако оставить в покое мою душу, покинуть сердце и разум тоже не захотел. Иначе почему я невольно следила за Лаури? Мой взгляд сам по себе, как воришка, шарил по его большой мощной фигуре, скользил по обнаженным рукам с сильными ловкими пальцами и широкими ладонями, постыдно замирал на мускулистых бедрах, которые темная шерстяная ткань только подчеркивала. Или почему я, пусть недолгий, но весь путь сюда от места боя, не могла оторваться от огромного мохнатого белого волка, бежавшего рядом, постоянно оглядываясь на меня.
Я буквально силой воли отвела взгляд и почти тут же ощутила рядом Лаури, который приглушенным басом спросил:
– Ты не пострадала?
Он осторожно приподнял мое лицо за подбородок и заглянул мне в глаза, ожидая ответа. Я хмуро призналась, подсознательно ожидая очередной колкости:
– Только крылья у моей совы немного, когда нас с Мелликом темной сетью накрыло.
– Я могу…
– Не нужно, у меня сильный зверь и регенерация, – перебила я. – Уже все прошло.
Лаури смотрел на меня сверху вниз, его глаза светились, но я опять отметила про себя, что уже не так ярко, приглушенно, словно зарядка у фонариков садится. И это вновь неосознанно встревожило.
– Ты права, у тебя сильный и очень красивый зверь. Мой волк от твоей совы в диком восторге. Как я от тебя… – От неожиданного признания Лаури я чуть в сугроб не села. – Надеюсь, когда-нибудь ты простишь меня.
– Прощу! – буквально вырвалось у меня под его завораживающим взглядом из-под виноватых, сведенных к переносице светлых бровей.
После моего признания мы замерли: только я – мечтая затолкать нечаянное слово обратно, а вот у Лаури глазюки вспыхнули ярче. Будто им заряда добавили.
Вокруг нас деловито сновал народ, темнело, а мы стояли, глядя друг на друга. Наконец Лаури вновь поднял руку и пальцем обвел мое лицо, медленно, нежно, очень осторожно, словно я могла откусить. Я бы даже сказала, неуверенно, зато откровенно любовался. Наверное, моими красными щеками и носом, прядями медных волос, выбившимися из-под надвинутой по самые глаза зеленой вязанной шапки. Красотка, слов нет, красноносая и лохматая. Но этому мужчине я нравилась, раз нашел чем полюбоваться, чем неожиданно согрел до самой печенки. Приятно, оказывается, нравиться в любом виде.
В этот прямо-таки эпический момент у меня предательски заурчало в животе. Серые брови Лаури напряженно сошлись к переносице, затем, блеснув жемчужными клыками в лихой улыбке, он весело сказал:
– Я на охоту. Самец обязан кормить свою самку.
Уже хотела проворчать, что самки – это про животных, но, вспомнив, что теперь сама оборотень, промолчала. Самец тем временем, свистнув Мишке и махнув хвостом, скрылся в ближайших кустах. В такой мороз шкворчащее на огне свежее мясо – отличная идея! И самой тоже пора заняться делом – помочь собрать дров и сходить по нужде.
Вскоре мы совместными стараниями утрамбовали на поляне площадку, над которой поднимался пар от большого количества горячих оборотней и коней, дымили дрова в разгорающемся костре. Четыре девушки, Вирсалику я тоже причислила к нам, несмотря на вдовство и возраст, возились возле огня, нарезая хлеб, сыр и другую готовую еду. Над кострами повесили котлы, в которых таял снег. Парни таскали дрова, чтобы хватило на всю ночь. Заодно делились впечатлениями от стычки с темными, отчего меня так и подмывало предложить им заткнуться, потому что девчонки, особенно Вирсалика, передергивались от страха. Нам повезло самым чудесным или сказочным образом. И большая часть этого везения связана с Белыми.
У сов очень острый слух, я слышала, как далеко в лесу обменивались воем Лаури и Мишка, похоже, загоняли какую-то крупную добычу. Ну и потихонечку наблюдала за весьма занимательной парочкой: Кейгером и нашей вдовушкой. Уж явно не от жара костра ее лицо покрывал густой румянец, а его глаза жадно блестели не только от влияния Сияющей, но и чисто мужского голодного интереса к желанной женщине.
Задержавшийся в холостяках Белый всячески способствовал Вирсалике. То помогал резать подмерзший сыр, то хлеб, то чего и сколько в котел положить, то варево самому помешать, ей-то в огне и дыму несподручно. В общем, нашел десятки причин, чтобы коснуться ее, приобнять, показать свою заботливость и нужность. Наблюдая за ними, я тайком млела от восторга творившейся рядом романтики. Божечки, это так здорово!..
Когда вдова, не выдержав накала эмоций, сбежала в фургон под самым благовидным предлогом, я, тоже не сдержав терзавшего меня любопытства, тихо поделилась с Кейгером:
– Я думала, только у жрецов бывают истинные.
– У всех Белых, в ком есть хоть капля крови первого жреца.
Я заглянула ему в глаза, уже лишь чуточку менее насыщенного синего цвета, чем у Лаури. Почему-то это непонятное изменение меня еще сильнее встревожило, царапнуло душу страхом. И мой капельку укоризненный тон был из-за этой тревоги. Хотя, в чем виноват именно Кейгер, тоже было непонятно.
– Почему цвет твоих глаз изменился?
– А ты не понимаешь почему? – едва заметно нахмурился он.
– Нет, могу лишь догадываться, – напряженно глядя на него, призналась я.
– Сияющая не может оставить своих детей без присмотра. Без жрецов. Каури скоро двести, детей нет, истинную потерял.
– Но ведь есть Лаури, который скоро станет жрецом и главой Белого клана?! – растерянно возразила я.
– Судя по резко меняющемуся настроению весьма уважаемого и ранее всегда спокойного господина Кейгера, в том, что Лаури сможет стать жрецом, появились огромные сомнения, – громом среди ясного неба прозвучал сухой голос Граша. Он подтвердил мои подозрения. – Я прав? Вижу, и ты внезапно встал на путь познания. Теперь уже тебя Сияющая проверяет на чистоту помыслов?
Граш замер рядом со мной, мрачно глядя на сидевшего у костра наставника Белого. После того, как он помянул Богиню, Кейгер вскочил – и словно кошмарная стена ярости качнулась в сторону Граша и остановилась в сантиметре от него. Нависла и подавляла, злобно скалясь длинными острыми клыками, грозя стереть парня с лица Хартана за сказанное. Вырвать ему глотку за сомнения в родиче, в подопечном. Видимо, у Кейгера чувство ответственности и так зашкаливало, а теперь и вовсе переросло в тот триггер, на который давит «жреческий путь познания», усиливая все недостатки или достоинства в разы.
Я сжалась от ужаса, а вот сам Граш, бесстрашно оголив горло, с едва заметной интриганской ухмылкой взирал на взбешенного полузверя. Вот дурак авантюрный!
Глаза Кейгера сияли чистым серебром, он сжимал-разжимал кулаки, похоже, силился взять под контроль не только свои эмоции, но и порыв собственного волка. И совершенно неожиданными для меня оказались его слова и опустившиеся, будто под непосильным весом правды, плечи:
– Возможно, ты прав, пернатый.
– Тоже что-то имеешь против пернатых? – предупреждающе дернул уголком рта Граш.
– Нет! И с искренним стыдом прошу прощения за одного из Белых, заронившего гнилое зерно сомнений в чьем-то преимуществе среди видов или кланов Дарглана. Я могу поклясться своей жизнью, что эта мерзкая мыслишка посетила лишь одного юнца. Да и то ненадолго.
– Двадцать шесть лет, не настолько уж он и юн, чтобы возраст служил оправданием, – сухо парировал Граш.
Кейгер сверлил цепким взглядом молодого орлана, поморщился, прежде чем пояснил:
– К сожалению, ты не поймешь, Граш. У тебя есть семья, мать и отец. Ты отвечаешь только за себя, да за мальчишку Филана. Война забрала у нас с Каури все, родных и любимых… Все! Оставив заботу не только о собственном огромном клане, но и чужих вдовах, сиротах из других кланов. Еще и попытки всяких выродков перекроить иерархию во всем Дарглане, сменить право наследования, захватить власть… Мы до сих пор разгребаем последствия войны с Фейратом. И не успели выдохнуть, как убили семью единственного оставшегося в живых брата Каури. Так годовалый Лаури достался двум одиноким волкам, которые забыли, что такое душевное тепло и любовь. Которые умеют лишь защищать, требовать, карать или миловать. К тому же Лаури с рождения – будущий жрец, с него и спрос другой. Больше, чем ты можешь себе даже представить…
– Ну почему же…
– Нет, Граш, не можешь! – взревел Кейгер, чуть не потеряв и так трещавшую по швам выдержку, защищая воспитанника. – Жрецов готовят с рождения. Без жалости и сочувствия, ведь от их знаний и силовой подготовки зависит не только чужая, но и собственная жизнь. Одновременно с тяжелейшими нагрузками идет становление силы, роднение со слишком сильным и своевольным зверем, и над всем этим довлеет море ответственности за все и каждого. Пока другие щенки… и птенцы веселились, получая любовь матерей и защиту отцов, маленькому Лаури приходилось работать. Только работать, Граш. И нести ответственность. Думаю, одну ошибку, не спорю, грубую и жестокую, ему можно простить? Ведь он ее осознал. Пусть и с помощью юной, но сильной духом совы, которая помогла ему вымести весь мусор из головы.
Откровения Кейгера все во мне перевернули, словно вывернули наизнанку. Вспомнила, с какой гордостью и злостью отказывала Лаури раз за разом. Даже не пыталась поговорить, что-то узнать, избегала встреч. Лелеяла лишь свою униженную гордость, свою боль преданного и лишенного любви ребенка. По-видимому, мы оба с Лаури – психологически травмированные дураки.
– Я… – начала и запнулась, еще не определившись, что сказать.
Кейгер резко взмахнул рукой, не позволив продолжить, и глянул сурово с предупреждением:
– Не смей жалеть своего мужчину, Ежения. Никогда! Особенно Лаури. Он очень сильный. Во всем! А жалость вызывают лишь слабые. Сломленные. Не способные справиться сами!
– Ну хотя бы сочувствовать своему мужчине можно? – «своему» я особенно выделила и улыбнулась, радуясь, что сдержала слезы.
– Можно, но изредка. Нам нельзя расслабляться, – разрешил Кейгер, немного оттаяв.
– Да, ведь вам раз за разом приходится всех спасать, – тяжело вздохнула я. – Только меня вон уже не раз и не два…
Бросив короткий взгляд на фургон, где недавно скрылась Вирсалика, Кейгер неожиданно поморщился и почти отчитал меня:
– Защищать и судить – обязанность каждого Белого. Наш долг. Однако не означает, что весь Дарглан должен Белым, ведь мы только глас богини. Рука, наделенная частью ее силы. Это не мы, а она защищает и помогает. Кому из жрецов ноша не по силам, может отказаться! А тем, кто готов с достоинством нести, Сияющая дарует истинные пары, чтобы исключить мучительные сомнения, что чей-то выбор основан лишь на чувстве благодарности, а не истинной любви…
– О, не переживайте, господин Кейгер, брак из чувства благодарности – точно не для нашей Ежи, – хохотнул привлеченный интересным разговором Меллик.
– С чего такая уверенность? – у Кейгера аж глаза вспыхнули.
Я напряглась: с моего умника-братца станется ляпнуть какую-нибудь ехидную пакость или ненужное откровение. И не ошиблась. Он сдал меня с милой ухмылкой:
– Из чувства благодарности не ревнуют.
– Во как… Но откуда взяться ревности? – опешил Кейгер.
– От излишней близости некоторых спасителей безмозглых юнцов к борделям, – ехидно напомнил Граш и отвесил племяннику полновесный укоризненный подзатыльник.
У меня прямо рука чесалась сделать то же самое, ну хоть родич помог.
– Кто бы мог подумать… – с облегчением протянул Кейгер, с неожиданно мягкой, обнадеживающей улыбкой. Но, видно, у меня на лице много чего было написано, потому что он быстренько сменил тему: – Ничего-ничего, скоро парни вернутся с добычей.
Неунывающий Меллик подмигнул мне и жестом показал, что пора сменить выражение лица.
Пока мы, по-русски говоря, выясняли отношения, Скалистые таскали дрова, обихаживали лошадей и обустраивали лагерь. Призывно и вкусно булькали котлы с похлебкой под присмотром девчонок, обещая сытный ужин и успокаивая нервы.
Неподалеку затрещал валежник. Пернатые напряженно прислушались, а вот Кейгер лишь носом повел. Вот все здесь оборотни, а различия по видам ипостасей прослеживались четко. Волки любой запах за километры чуют. У нас, крылатых, невероятно острое зрение. Совы вообще чемпионы по слуху. А вот Меллик просто очень внимательный, что и доказал:
– Лаури с Мишкой… кого-то крупного волокут.
– Оленя, – уточнил Кейгер.
Вскоре наши охотники выбрались из зарослей, волоча освежеванную тушу. Им на помощь с радостным азартом ринулась толпа голодных Скалистых. Парни, сноровисто разделав мясо, принялись его жарить, избавив от кухонных хлопот Белых. Лаури и Мишка почистили руки снегом, а одежду – бытовым заклинанием. И тихонько беседовали, наблюдая за нашей шумной компанией. Их старший товарищ приволок для дражайшей Вирсалики к персональному костру бревно, чтоб на снегу не сидела и на кашеваров не отвлекалась, утеплил ее меховой полстью и устроился рядом, довольно щурясь и полыхая глазищами.
Еще бледный Демирьян – да, ему больше всех от темных досталось – скинул варежки и бренчал на гитаре, Рами ему начала подпевать. Следом к ним присоединились остальные ребята. Вот-вот дадут лесной концерт. Однако Лаури качнул головой и это дело прекратил:
– Парни, неизвестно точно, сколько было охотников за вами, давайте на пару дней притихнем. Чтобы ненароком не пропустить какого-нибудь темного злыдня.
– Простите меня, пожалуйста, – всхлипнула фейратка и уткнулась лицом в плечо Кейгеру.
А он, обняв ее за плечи, притиснул к себе и ласково увещевал:
– Ну что ты, маленькая, причем здесь ты-то? Это все мужские игры и, к сожалению, в них частенько страдают ни в чем не повинные женщины.
– Это я их к вам привела. Ведь они за мной охотились. За моими деньгами. Я наследница двух верховных родов Фейрата, от отца и мужа мне досталось так много, слишком много богатств. Все теперь принадлежит ничтожной женщине, не способной даже родить. Слабой никчемной оборотнице, которой от магии смерти досталось лишь умение ее чуять, – прячась на груди у Кейгера, ревела Вирсалика, похоже, ее настиг откат.
Несколько тяжких мгновений все беспомощно смотрели на плачущую женщину, не решаясь что-либо сделать, ведь она искала утешения у одного мужчины, доверилась ему. Первым решился Лаури, присел возле наставника на одно колено и наклонился к бедняжке, чтобы поймать ее взгляд, спросил:
– Разве могла бы слабая, ничтожная и никчемная обмануть коварных, прожженных фейратских интриганов?
– И сбежать из королевства, где женщину ни во что не ставят? Где каждый может присвоить, ограбить или убить? – строго добавил Кейгер. Вирсалика подняла зареванное лицо и неуверенно глянула на него. – Ты сильная. Ты очень сильная. И смелая. Ты справилась, сама себя спасла.
– И меня собой от темного проклятья прикрыла, – призналась Таури.
– Просто оступилась и упала, – побагровела от стыда Вирсалика.
Пару секунд все молчали, а потом грянул смех.
– Везение – это большое достоинство. И великая способность, – с улыбкой приободрил беглянку Лаури.
– Так мы – что, совсем-совсем в тишине сидеть будем? – намекнул Петр, наверняка решив сменить тему.
Кейгер хмыкнул насмешливо и разрешил:
– Только если совсем тихонечко. Для настроения, для души.
Рядом со мной на бревно сел Лаури. Как-то неуверенно, словно сомневался, но, не дождавшись моего протеста, расслабился. А я мысленно хихикнула: «Вон как запугала бедного мужика».
Вскоре весь обоз за обе щеки лопал жареное мясо с горячей похлебкой. И все это походное роскошество собирался запить ароматным травяным чаем с сушеными ягодами и медом из наших запасов. Вечер казался необыкновенно прекрасным.
– Как же замечательно жить! – вырвалось у меня.
– И вкусно поесть! – хихикнула Таури.
– И сидеть с вами у костра в лесу! – поддержал Далеш.
– И ощущать плечо своей найденной наконец пары! – хрипло выдохнул Кейгер, глядя на женщину, так хорошо и правильно сидевшую рядышком с ним.
Лаури вкрадчиво, очень осторожно, словно по минному полю шел, спросил у нее:
– Ты же примешь Кейгера парой? Дождешься его брачного браслета? Поверь, он станет самым лучшим и любящим мужем на всем Хартане. Он ждал тебя так долго!
Я настороженно посмотрела на него, на миг показалось, что он обращался ко мне. Однако внимание Лаури было обращено к Вирсалике, именно ее ответа он ждал. Как и двое других Белых.
– Да, – едва слышно прошептала она и улыбнулась.
И тут же оказалась в медвежьих, фигурально говоря, объятиях Кейгера – счастливого жениха, вместе со своими сородичами выдохнувшего с облегчением. Наши ребята благостно улыбались, понятливо переглядывались. А вот я испытала странное, неприятное, двойственное чувство. С одной стороны – разочарование, что не меня вновь уговаривали стать женой. С другой – ощутила себя тираном и деспотом, раз сразу трое мужчин из Белого клана так нервно и боязно теперь к брачному предложению отнеслись.
И пока я хмурилась, отгоняя неприятные, постыдные мысли, поймала насмешливый взгляд Граша. Вот, даю клык самого злобного фейратца, что наш старший все-все подметил и понял. Но обидеться на него не успела, он снисходительно улыбнулся, а потом демонстративно укоризненно и хмуро качнул головой, чтобы не смела всякую ерунду надумывать на волне чужого слезоразлива.
Мне тут же полегчало, словно гора с плеч упала. Они с Мелликом действительно выйдут идеальными напарниками по управлению кланом. Один ушлый, приметливый и хитрый, второй, я бы сказала, мудрый. Как раз, чтобы представлять интересы клана Скалистых и всего Дарглана в Верховном совете. Да, умен Филан, раз сумел все подметить и просчитать!
Слизнув с губ мясной сок, я опять, словно привязанная, глянула на Лаури и застыла, поймав его жаркий взгляд на мои губы. И его явно не мясной сок так зажег. Мы взглянули глаза в глаза, замерли, пытаясь прочесть эмоции и мысли друг друга. А отблески пламени играли на наших лицах причудливыми тенями. Лаури не прятал своих желаний – смотрел с чувственным голодом, заставляя еще жарче гореть мои щеки от смущения. Он неуверенно улыбнулся и, поправив на моих плечах меховую полсть, осторожно приобнял и глухо попросил:
– Только не отталкивай, позволь тебя просто согреть.
И вдруг меня словно озарило: за время нашего противостояния с Лаури мы оба изменились. В моей душе даже не трепыхнулось ничего негативного, наоборот, я прислушалась к своим ощущениям – приятно-то как и уютно с ним рядышком. И сова довольна, тоже расслабилась. Однако в ответ я почему-то буркнула:
– Хорошо.