– Это ты, – ткнула девушка пальцем в экран, если, конечно, оное телодвижение так можно назвать. Просто он матрицу экрана насквозь прошел. – Такой молоденький и смешной! И галстук у тебя жуткий, конечно. Неужели тебе никто не мог сказать, что нельзя на шею такое убожество повязывать? Лучше уж вообще просто с расстегнутым воротом ходить, чем с таким отвратом.
– На что были деньги, то и носил. Не отвлекайся, знакомые лица выискивай.
– Эта была в банке, когда мы туда заходили, – Жанна внимательно изучала лица моих бывших коллег на групповой фотографии с одной очень давней новогодней пьянки. Редкий случай – на ней присутствовал весь тогдашний состав отделения, от операционистов до управляющего. Почему редкий? Просто на коллективных производственных сабантуях всегда кого-то да не хватает: то ребенок заболел, то печень, то еще чего случилось. Или просто люди тихонько сваливают, поскольку им за трудовые будни коллеги по цеху надоели до предела. А тут прямо все остались. – Наталья, если не ошибаюсь. Ты с ней еще обнимашки устроил у всех на виду. И вот эту помню, ты ее Федей называл. Да ладно! Нет, точно! Да вот же он! Сто пудов – он! Тот самый дядька, которого я у Ряжских в доме видела. Только теперь он призрак.
Так я и знал! Все-таки Силуянов, подлюга такая! Это он мне палки в колеса сует! И прогулка Ольги в Навь – его рук дело.
Но вообще произошедшее в логические рамки замечательно укладывается, потому я еще до опознания моей неугомонной подружкой покойного Вадима Анатольевича сообразил, кто же прячется за маской загадочного недоброжелателя. Просчитал я его. Собственно, данный вывод по мере накопления фактов просто-таки напрашивался. Человек Силуянов был недобрый, что признавалось всеми, включая даже его коллег. Да прямо скажем: дрянь был человек. После роковой встречи с Марой он еще слегка умом тронулся, а под конец и вовсе руки на себя наложил. Нет, бывает, что даже при подобном пучке проблем люди после смерти куда следует отбывают, но тут еще один фактор наложился – горячая ненависть ко мне. Именно она, как мне думается, его на нашем пласте бытия удержала.
А дальше все просто. Дома он ошиваться не стал, чего ему там делать? Нет, Силуянов отправился в банк и стал там ждать меня, попутно накапливая в себе ярость и гнев. День за днем, месяц за месяцем. Жанна же сразу сказала, что у него нутро черное, как у опала в перстне, что мне Генриетта подарила, а уж тот темен, как ночь. И просчитал покойный безопасник все верно, я не мог там раньше или позже не появиться. Нас всех время от времени тянет в те места, где мы когда-то немало времени провели, просто поглядеть, изменилось там что-то или нет, помнят тебя или нет. Особенно это касается тех мест, где мы работали. Хотя бы потому, что ты придешь, пообщаешься, узнаешь, что без тебя тут все не то и не так, а после уйдешь довольным и счастливым. Они все останутся, а ты уйдешь. Есть в этом некая сакральность.
Так и вышло. Я эдаким заморским гостем заявился, поточил лясы с девчулями, с Волконским и с кем? Правильно, с Ряжской. Чем, собственно, и подписал последней приговор. Силуянов смекнул, что нас по-прежнему многое связывает, что не оборвались те ниточки, которые еще тогда, два года назад, в узелки завязались. Понял и начал действовать. Для начала прилепился к Ольге, как репей, помотался с ней, а после и в дом ее попал. Призрак не вурдалак, ему приглашение не требуется. Нет, обитай в хоромах Ряжских домовой, так просто ему бы внутрь не просочиться, но у них такового нет, потому двери для призраков и некоторых других порождений Ночи открыты настежь. Почему? Потому что для Ряжских дом – не дом. Это всего лишь место, куда они приезжают переночевать и поспать, да и то, подозреваю, не всякий раз. Перевалочная база с огромным метражом, не более того. Домовые – ребята тонко чувствующие, для них важна атмосфера того места, где они обитают, и неважно, сколько квадратов будет у той семьи, которой они служат, – тридцать или триста. Важно другое – дом это или просто место для ночевки. Если последнее, то они там никогда не поселятся. Как, собственно, с Ряжскими и вышло.
После мой недоброжелатель выждал немного да и отправил Ольгу на тот свет. Вернее, почти отправил. Думаю, хотел, конечно, убить, но Ряжская оказалась теткой крепкой и, вместо того чтобы окончательно испустить дух, впала в кому. Ну а Силуянов, поняв после приезда Вагнера, что с ней, решил, что так, возможно, даже лучше. Так я гарантированно раньше или позже заявлюсь туда, где она лежит. Если, конечно, меня до того люди ее мужа не прибьют, что Силуянова, полагаю, тоже вполне устраивало. Главное, чтобы я сдох, желательно в мучениях, ну а уж как – это дело десятое. Хотя, возможно, и на этот счет у него тоже какие-то измышления имелись.
Потому он и Жанне показался, зная, кто она такая. А еще это его я тогда у банка учуял. И в больнице наверняка тоже он в коридоре ошивался, скорее всего, наши разговоры подслушивал.
Но самое любопытное не это. Самое любопытное то, что покойный безопасник, похоже, абсолютно не понимает, во что влез.
Почему? Да потому что он ни про Навь, ни про Мару, ни про то, насколько мир по ту сторону привычной для него реальности тонко организован, понятия не имеет. Ему просто никто про все эти нюансы рассказать не мог. Не существует никаких адаптационных центров для недавно умерших, каждый обитает в посмертии так, как может. Максимум, что мог сделать бывший безопасник, – так это поточить лясы с каким-то товарищем по несчастью. Вот только сомневаюсь, что тот знал намного больше, чем непосредственно Силуянов. Так, базовая информация. Впрочем, зная характер покойного, могу предположить, что он ни с кем своими душевными переживаниями делиться и не подумает. Хотя… Может, первичную информацию он все же и собрал, руководствуясь своими прижизненными навыками и привычками. Но, опять же, ну что ему могли поведать собратья по призрачному цеху? Только «мужик, крепись, ты умер» и «держись подальше от кладбищ». Все.
И про то, кто я такой есть, он тоже не знает! Думаю, он считает меня колдуном или чернокнижником, причем, скорее всего, его представления о данных материях базируются на фильмах и сериалах, просмотренных при жизни, то есть материалах, не имеющих ничего общего с реальным положением дел. Да и все об этом говорит: я его сначала сглазил, после нежить на него натравил, мне вон мертвые служат.
Отчего я так в этом уверен? Ведай Силуянов о том, кто я на самом деле, то он бы не действовал настолько топорно и попробовал устроить ловушку похитрее. Да и перед Жанной светиться бы не стал. Да, тип это крайне неприятный, но он не тупица. Ничего подобного, он мужик очень неглупый был. Но будь он хоть семи пядей во лбу, связать меня и некоего Ходящего близ Смерти, о котором рассказы среди заупокойной братии худо-бедно ходят, вряд ли сможет. Тем более что правильнее говорить – ходили. Призрачное народонаселение Москвы меняется быстро, как и все в этом городе, и тех, кто помнил о существовании мостика между мирами в моем лице, осталось всего ничего. Это раньше у моего подъезда то и дело появлялись типы вроде убитого партнером коммерца, что я накануне вспоминал, а сейчас вон тишина. Если, конечно, не считать того призрака, которого вчера Анатолий видел.
Ну а если я все же ошибаюсь и он смог как-то разнюхать о моей истинной сущности… Тогда, выходит, я слишком лестно думаю о его интеллектуальных возможностях. Или же он все-таки делал ставку на то, что разъяренный комой жены Ряжский даст команду прострелить мне голову, тем самым доведя месть до логического финала.
Кстати! Представляю себе, как Силуянов сейчас бесится! Илья Николаевич же запретил меня трогать, чем, скорее всего, безмерно опечалил мужа Ольги Михайловны. И вряд ли тот стал держать при себе эту информацию, а значит, и мой недоброжелатель уже в курсе дела.
Надо будет съездить с ним повидаться, причем чем быстрее, тем лучше. С Силуяновым, имеется в виду. Ведь это его душу я Маре обещал в качестве оплаты за услугу. Повторюсь, на момент разговора с ней я подозревал, кто мне свинью подложил, только окончательно в этом убедиться оставалось. И не соврал я страшной девочке ни словом – хорошая душа Моране достанется. Сильная, властная, яркая. Такую поглотить – одна радость.
Надо только будет с Ильей Николаевичем поговорить, чтобы он ко мне пару бойцов приставил, от греха. Приказ приказом, но кто этого Ряжского знает? Возьмет и даст отмашку своим телохранителям, те из меня сито и сделают.
А значит, что? Значит, надо доставать с антресолей горелку и устраивать ревизию трав и кореньев, которые у меня есть. Илья Николаевич – калач тертый, чтобы от него что-то получить, сначала надо что-то дать. Проще говоря, нужно зелье из мандрагыра варить. Оно работает быстро и эффективно, обеспечивая приток сил и энергии. Опять же, обезболивающие свойства в наличии.
Ох, надеюсь, договорится Мара с Пухеей насчет моего нового знакомца, потому что если нет, то неприятностей мне не избежать. Мандрагыр-то молодой, он болезнь у Ильи Николаевича только затормозить сможет. Но как зелье кончится, та на старикана с двойной силой навалится, нынешнее состояние ему праздником казаться станет. А то и вовсе доконает его окончательно.
Впрочем, месяц у меня точно есть. То, что мне дала Дара, кроме как огрызком не назовешь, но на двадцать пять – тридцать ежедневных доз этого корня хватит. Можно было бы еще кусочек от подарка лесовика, обитающего близ родительской дачи, добавить, но этого я делать не стану. Во-первых, два разных корня лучше не смешивать, что-то на этот счет мне читать доводилось, во-вторых, мой корень вообще по мандрагырным меркам почти младенец, потому силы в нем почитай что и нет. Ее только что на не особо сильные женские хвори хватит, вроде цистита. И в-третьих, жалко столько добра на моего нового знакомого изводить. И тот ему корень, и этот… Перебьется.
Опять же, я пока еще не знаю точно, насколько Илья Николаевич надежен и выгоден в качестве делового партнера. Ряжская – другое дело, она была относительно проста и сколько-то понятна, а здесь покуда белое пятно. Да и в практическом смысле, кроме чая, я от него ничего пока не видел. Одни обещания да посулы.
Да, об обещаниях! Чуть не забыл.
Я взял смартфон, поводил пальцем по экрану и нашел нужный номер.
– Олег, привет. Ты как, к Мишане уже выдвинулся?
– Ага! – бодро гаркнул в трубку мой собрат. – А чего, надумал-таки со мной отправиться? Если что, смотри, я от Москвы еще недалеко отъехал. Могу остановиться, тебя подождать, заодно и пополдничаю. А ты такси бери и на нем сюда дуй. Дороги более-менее пустые, часа через два уже увидимся. И Мишаня обрадуется! Он к тебе очень хорошо относится, я это точно знаю.
– Я к нему тоже. Вот только компанию тебе я составить не смогу, хоть и хотелось бы. Дела, прах их забери! Но зато появилась у меня одна идейка насчет того, как вражин Мишаниных изжить. Помнишь, мы вчера в кабаке говорили о том, что неплохо бы узнать, кто это нашему брату такую свинью подложил? В смысле – название организации, телефон и имя контактного должностного лица.
– Помню.
– Так вот там, где эти поганцы работы ведут, по-любому в земле есть какой-то плакат или стенд с интересующей нас информацией.
– В смысле?
– Олежа, не тупи. Я вчера не сообразил, а сегодня вспомнил: по закону любой застройщик обязан размещать на месте проводимых работ агитационное средство с установочной информацией, в которой будет значиться все, что нам как раз и нужно. Ты это хозяйство фоткни и сразу мне пришли, ясно? Ну и еще пяток кадров сделай с нужных ракурсов из числа тех, которые так любят защитники живой природы в целом и Грета Тунберг в частности.
– Варварское уничтожение зеленых богатств родного края, техногенная катастрофа для одного конкретно взятого леса и так далее, – понимающе отозвался Олег. – Сделаю. Еще до вечера пришлю.
– Буду ждать, – произнес я и нажал «отбой».
– Хозяин, – снова прибежал из кухни Родька. – Сырники стынут!
– Да подожди ты, – отмахнулся я, выискивая в телефоне другой номер. – Никуда они не денутся. А, вот он. Римма Аркадьевна, добрый день.
– Ой, посмотрите на него! – приложила преувеличенно-гротескно ладошки к щекам Жанна. – Бархатные нотки в голосе, только что не с придыханием говорит! Смолин, ты знаешь кто? Ты этот… Как его… Геронтофил, вот ты кто!
Я сурово зыркнул на нее, но девушка в ответ только язык мне показала.
– Добрый день, Саша. Если честно, то думала, что вы мне сами не позвоните никогда. Скажу больше, сама собиралась вас завтра набрать, еще раз поблагодарить за то, что вы для меня сделали.
– Да не стоит, – мягко произнес я. – Так, чуть-чуть помог.
– Не чуть-чуть, – возразила мне собеседница. – Вы жизнь спасли мне и моей дочери. Плюс благодаря вам я многое узнала о том, о чем понятия не имела.
– Сомнительно мне, что подобные знания вам будут полезны в будущем. Лучше всего просто забудьте о произошедшем и живите себе дальше спокойно.
– Вы, наверное, имеете в виду те страсти-мордасти, что в доме случились? – уточнила Римма Аркадьевна. – Да? Речь совсем не о том. Эту жуть я на самом деле стараюсь стереть из своей памяти. Получается, правда, не очень. Нет, я о другом. Черемисин-то не соврал, в прошлом моего покойного муженька в самом деле столько всего интересного нашлось, что остается только диву даваться, как я раньше всего этого не замечала.
– Да ладно? Так быстро?
– Ну да, – невесело рассмеялась женщина. – Вчера вот, например, свела знакомство со своей коллегой. Она мне сама позвонила.
– В каком смысле «коллегой»? – удивился я.
– У Олега, как оказалось, еще одна семья была, – пояснила Римма. – Он последние семь лет на два дома жил. Нежданчик, верно? С той, правда, разницей, что вторая жена про меня знала, а я, первая, про нее нет. Вот такие пироги, Саша.
– Лихо. И чего теперь?
– Да ничего. По бумагам у моего недоделанного султана, царствие ему небесное, только одна супруга имелась, и это я, официальное завещание отсутствует, потому мне все и достанется. Что до судебных исков со стороны второй женушки, которыми она под конец беседы начала грозиться, – пусть дерзает. Мой адвокат сказал, что шансы на успех у нее практически отсутствуют. В крайнем случае затянем судебные заседания на годы, пока ей самой не надоест этим заниматься.
– Действительно, нескучно вам, похоже, живется, – признал я.
– Еще как, – Римма Аркадьевна снова рассмеялась. – Саша, как вы смотрите на то, чтобы нам с вами лично встретиться? В конце-то концов, имею я право угостить ужином своего спасителя от разнообразных напастей? Подписку о невыезде с меня сегодня сняли, так что я скоро из России улечу, и неизвестно, когда снова тут окажусь. Да и окажусь ли вовсе.
– В принципе не проблема, – задумчиво произнес я. – Почему нет? В принципе я сегодня вечером, наверное, свободен. Часиков после семи.
И то – денежные вопросы лучше решать не по телефону, а лично.
– Сегодня, увы, я никак не могу, – печально ответила мне собеседница. – У нас сегодня похороны, а за ними, как водится, будут поминки, которые наверняка допоздна затянутся. Вот как раз на кладбище сейчас едем.
– Елки-палки, как неловко получилось, – смутился я. – Сразу бы сказали, что мой звонок не ко времени.
– Ко времени, ко времени, – заверила меня Римма Аркадьевна. – Возможно, это вообще единственный позитивный момент на текущий день. Предлагаю такой вариант: завтра мы созвонимся и договоримся о месте и времени встречи.
– Хорошо, – согласился я. – На том и договоримся.
– Тогда до завтра, – почти шепнула в трубку женщина.
– До завтра. Да, вот еще какой вопрос, немного странный, но все же. На каком кладбище супруга хороните?
Название кладбища, где бывший партнер Черемисина нашел свой последний приют, само собой, было мне знакомо, но сам я там ни разу не бывал. Тоже, к слову, упущение. По-хорошему, надо бы мне обойти все более-менее крупные московские погосты и свести знакомство с тамошними Хозяевами. Мероприятие, понятное дело, это не сильно радостное и, пожалуй, небезопасное, особенно если учитывать тот факт, что умруны не самые приятные в общении существа, но, как думается мне, в разрезе перспективы нужное. Кто знает, как и что дальше случится? Тем более я все еще верю в то, что вернулся домой всерьез и надолго.
Вот разгребусь с нынешними напастями и непременно займусь данным вопросом.
– Остыли, – причитал, подкладывая мне сырник за сырником, Родька. – Говорил же!
– Нормально, – ответил ему я. – Вкусно. Спасибо. Ты давай лучше доставай наше алхимическое снаряжение – горелки, плошки, пестик и так далее. Будем нынче зелье варить. Мандрагырное.
– Ишь ты. Дорог ить мандрагыр-корень, – рачительно заметил Родька, подкладывая мне в розетку еще варенья. – Хоть для денежного человека стараться станем? Хорошую мзду получим? Или опять за так сработаем? В счет будущих барышей?
– Хорошую, хорошую, – заверил я его.
– Тебе что за печаль – хорошую, плохую? – спросила у моего слуги Жанна, пристроившаяся рядом со мной. – Все равно же на полном пансионе живешь. На всем готовом.
– А у меня душа за хозяина бесперечь болит. За то, что добротой его всякие-разные безданно, беспошлинно пользуются, – моментально окрысился на нее Родька, топнув по полу лапой. – Только тебе этого не понять! Не понять!
– Ой, да ладно, – отмахнулась от него девушка. – Душа у него болит. Ты сам-то в сказанное веришь?
– Самое забавное, что да. Нет, серьезно, так оно и есть на самом деле, – заступился за слугу я. – Просто он смотрит на подобные вопросы со своего угла зрения, не всегда совпадающего с нашим. И вообще, хорош спорить, дайте поесть. Родька, а ты время не трать, извлекай с антресолей имущество.
– А как? – выпучил глаза слуга, недоуменно посмотрев сначала на меня, а потом наверх, на упомянутые в разговоре антресоли. – Даже если табуретку подставлю, то все одно до них не дотянусь. Лапы у меня коротки!
И в доказательство своих слов он выставил конечности вперед и даже повертел ими почти перед моим носом.
– Тоже верно, – признал я, доедая последний сырник. – Ладно, сам достану.
Однако, крепко же я в той своей жизни, доотъездной, имуществом оброс – именно к этому выводу я пришел, когда доставал с антресолей коробку за коробкой. Наверное, у меня среди предков кулаки по какой-то из линий имелись. Скорее всего, по маминой, она же не коренная москвичка. Сибиряк я по маминой линии.
Просто сколько же я тогда разных трав, корней, семян и прочих ингредиентов для снадобий запас! Лет на десять вперед, не меньше. Причем многие из них сам отыскивал, собирал, сам сушил. Мало того, в отдельном кофре обнаружились и готовые к употреблению, так сказать, продукты, я ведь совсем про них забыл. Нет, где-то на периферийных участках памяти хранилась информация о том, что тут, в Москве, есть запас разных всякостей, но напрочь вылетело из головы их количество. А ведь это добрых полсотни флаконов с самыми разными зельями, предназначенными для самых разных случаев. Да и не только зелий. Например, вот порошок, предназначенный для того, чтобы замести свой след. В прямом смысле. Если не хочешь, чтобы кто-то проведал о том, что ты где-то был, то, покидая это место, брось себе за спину три щепотки данного порошка, произнеси заговор – и все. Ни одна собака тебя не унюхает. Что собака – домовик не сможет с уверенностью сказать, заходил сюда чужак или нет. Хорошая штука. Пользоваться мне ей, правда, не приходилось ни разу, но сделать я ее сделал сразу же после того, как в книге появился рецепт. Пусть будет.
А вот десяток мешочков с зельем «Зов мертвых», которым я тогда сдуру пользовался налево и направо, совершенно не задумываясь о последствиях. Как уцелел – до сих пор смекнуть не могу. Нет, так-то дивная штука – пустил его в ход, призвал нужную тебе душу – и вуаля! По нынешней же ситуации вообще отменный способ: ни за кем бегать не надо, по одному этих поганцев призывай и куда следует после отправляй.
Так, да не так. Хорошо, что меня Жозефина в свое время на этот счет просветила. Всякий раз используя это зелье, я, по сути, вхожу в призрачный мир, туда, где и людям, и ведьмам, и, понятное дело, ведьмакам делать нечего. Это не наша территория. Платой же за такой визит является часть моей сущности. Проще говоря, призывая духов на их территории, я выжигаю часть своей души. Пусть небольшую, но навсегда. Хуже того, я оставляю там, в призрачном мире, свой след, по которому меня можно отыскать тут, в реальности. Например, можно попасть сюда, в мою квартиру, в обход подъездных, ножа в притолоке и прочих ловушек.
Так что меня тогда, два года назад, только незнание подобных основ, возможно, и спасло. Почему? Потому что дуракам – счастье. А по-другому меня, бездумно использующего подобные зелья, назвать никак нельзя. Вернее, можно, но там слова будут из того же семантического ряда.
Кстати, моих нынешних фигурантов я, скорее всего, «Зовом мертвых» приманить к себе и не смог бы. Наверняка колдун первым делом их от подобных неприятностей оградил. Заклятие призыва – штука несложная, блок на нее поставить как нечего делать. Особенно если речь идет о призраке.
А вот тоже забавная вещица. Расческа с мороком. Да-да, именно так. Это я для Чиненковой расстарался, когда еще в банке работал. Специально купил такую же, как у нее в сумке лежала, а потом два выходных дня над этим артефактом корпел. Вот только так и не успел одну расческу на другую подменить, экая досада! А как бы весело вышло, скорее всего. Чиненкова начала бы причесываться и увидела в зеркале, как ее волосы пучками выпадают. Меньше минуты – и вот она стоит перед зеркальной гладью лысая напрочь. Ох, ору бы было! И ведь что примечательно, любое другое зеркало в течение десяти минут то же самое бы показывало.
Но не сложилось. Жаль. И подарить эдакую красоту больше некому, она именно на мою бывшую коллегу заточена. Я ее биоматериал в процессе варки первичного зелья использовал.
Господи, на какую только ерунду я тогда свое время не тратил! Ужас…
– А почему тут написано «Федоткино зелье»? – спросила у меня Жанна, с интересом изучая фигурные пузырьки и холщовые мешочки, которые я разбирал.
– Это против икоты, – пояснил я.
– И что? – удивилась девушка. – Не вижу логики.
– Икота, икота, перейди на… – я вопросительно глянул на нее. – На кого?
– Не знаю, – пожала плечами Жанна, а после предположила: – На фиг?
– На Федота, бестолочь! – не выдержал Родька. – С Федота на Якова, с Якова на всякого.
– Блин, как у вас все непросто, – закатила глаза под лоб девушка. – Федоты, Яковы… Капец!
– Дикая она у нас, – иезуитски-кротко сообщил мне Родька, сноровисто перебирая ингредиенты в разных коробках. – Уж мы в нее вкладываем-вкладываем ума, а все впустую, как вода сквозь сито… Да, хозяин?
Я ничего ему не ответил, вместо этого отправился в комнату за своей ведьмачьей книгой. Так-то я вроде рецепт стабилизирующего зелья из мандрагыра помнил, благо до того несколько раз варить его приходилось, но в таких вопросах лучше все же памяти не доверять и иметь под рукой первоисточник. Да, и надо бы туда перенести рецепт, что мне Дара на телефон прислала.
– Так, хозяин, я не понял, мы какое зелье-то варим? – уточнил у меня Родька, переложивший из коробок на стол большую часть их содержимого. – Мандрагыр – корень могучий, какую из сил будить станем? Опять кому ребеночка зачать надо?
– Нет, на этот раз оздоравливающее. Силенок одному дядьке надо прибавить, чтобы смог болезни противиться какое-то время.
Родька внимательно глянул на меня, как видно хотел что-то спросить, но не стал этого делать. И правильно. Не ему решать, кого и чем мне поить. Его дело – принимать мои решения такими, какие они есть.
– Стеблелист есть, правильный, хороший, – лапки моего слуги шустро елозили по столу, раскладывая пакетики с травами в кучки. – Помню, как мы его на «Амазоне» заказывали. Я еще не верил в то, что из заморских земель те травки-муравки, что нам нужны, прийти могут. Однако ошибался. Так, а где расторопша? Охти мне! Неужто нету?
– Да вот она, – я пододвинул к нему небольшую банку с сушеными плодами. – Не паникуй раньше времени.
Как верно заметил Родька, мандрагыр – корень сильный, но, чтобы пробудить эту самую мощь, а после направить в нужное русло, надо провести очень большую подготовительную работу. В чем-то варка зелья из мандрагыра напоминает выступление оркестра. Инструментов в нем много, каждый звучит по-своему, и, чтобы сплести эту какофонию в мелодию, нужен толковый дирижер, который проследит за тем, чтобы труба, скрипка или тромбон заиграли не раньше и не позже того момента, который им предназначен. Малейшее опережение или заминка – и вот уже композиция звучит фальшиво. Нет, стройно, красиво, завораживающе, но опытное ухо бывалого меломана уловит этот мизерный сбой. Здесь то же самое. Чуть замешкался, перепутал меру, передержал зелье на огне – и все. Нет, оно поможет тому, для кого предназначено, но чуть меньше, чем могло бы.
А вдруг именно этого самого «чуть» и не хватит? Такое случается сплошь и рядом, потому что закон подлости пока никто не отменял.
Не скажу, что я прямо ах какой опытный дирижер, мне еще учиться и учиться. Но вот Родька в этих вопросах незаменим. У него дозатор, похоже, в голову встроен при рождении был, причем с нулевой погрешностью, за ним перевешивать ничего не нужно. Да и как исполнитель мой слуга идеален, все у него всегда на своем месте лежит и приготовлено для отправки в котел в том виде, в котором должно.
– Так, теперь, стало быть, бросаем руту душистую, – произнес я, глянув на часы и сверившись с книгой. – Полмеры.
– Полмеры, – измельченная зеленая труха всыпалась в кипящее варево. – Ух, душистая какая! Помню, как ее собирал.
И я помню. Она только в одном месте у нас в Лозовке и растет, на каменистой россыпи, что в южной части леса. Причем то чудо, что вообще растет. Так-то это южный полукустарник, он не любит холода и обожает солнце, чего наши широты ни растениям, ни людям даже летом гарантировать не могут. Но мне повезло, у дяди Ермолая он в хозяйстве обнаружился. Рута – штука многофункциональная, часто выступающая основой разных зелий. Можно ревматизм ей лечить, можно бессонницу прогнать или тревожному человеку нервы успокоить, даже болевой спазм снять. А еще в сочетании с кое-какими заговоренными травами можно нежелательный плод из женского чрева выгнать, в том числе и на очень серьезных сроках. Да так, что дура, на подобное пошедшая, жива останется и, может, после даже снова забеременеть сможет. Последнее, правда, не факт, не факт… Но лично я никогда по этой части не работал, хоть пару раз получал подобные предложения с гарантиями щедрой оплаты и обещанием серьезных авансов. У меня, знаете ли, старых грехов на душе хватает, новые не нужны.
Последним в котел отправился мандрагыр, полученный мной от Дары. Весь, без остатка, под грустный вздох скаредного Родьки.
Зелье на секунду перестало кипеть, и его поверхность словно зеркальной пленкой подернулась, создавая ощущение, что в емкости находится не травяное варево, а живая ртуть. Но сразу же после этого цвет сменился на красно-коричневый, а следом за тем со дна поднялся огромный пузырь, мигом лопнувший на поверхности и затопивший кухню ароматом цветущей лесной поляны, как видно той самой, на которой некогда и появился на свет попавший в котел корень.
– Молодой корешок, – филином ухнул Родька. – Слабенький.
– Как узнал? – заинтересовалась Жанна.
– Так он светлым цветом только на миг сверкнул и на медяшку перекинулся. А теперь и вовсе в зелень пошел. Стало быть, силы в нем чуть. Был бы старый, мудреный, так с минуту бы золотом сиял, не меньше. И уж после того серебром переливаться начал.
– Надо же, – с неожиданным уважением посмотрела на мохнатика девушка.
– Ага, – Родька потер лапы. – Ну что, хозяин, почитай, что и все. Полчаса ему кипеть осталось, верно?
– Верно. – Я снова глянул в книгу, после взял со стола пустой флакон и показал ему. – Что думаешь, полный наберем в итоге?
Родька наклонился над бурлящим котлом, понюхал варево и мотнул башкой.
– Не, не наберем. Больше половины – да, но под пробку зальем вряд ли.
– Да ладно, – не поверила Жанна. – В этом пузырьке емкость четверть литра, а тут у вас все полтора.
– Мандрагыр, как губка, все в себя впитает, – фыркнул Родион. – Полегоньку-помаленьку, глядишь, и дно котелок покажет. Да сама к вечеру увидишь, что я тебе рассказывать стану.
– Думаешь, до темноты настоится зелье? – с сомнением глянул на бурлящую влагу я.
– Само собой, – заверил меня слуга. – Говорю же: молодой корешок. Много ли ему надо?
– Это хорошо. – Я перелистнул несколько страниц в книге, а после ткнул пальцем в некий рецепт, записанный невероятно кривым почерком: – Ты давай все вот по этой записи подготовь. Как мандрагыр с огня снимем, этим делом займемся. А я пока пойду заказчику позвоню.