Глава 10

– Едрить-колотить! – невольно вырвалось у меня восклицание из арсенала Антипа Петровича – Новое дело!

Помпезные, новые, черные с позолотой, ворота кладбища были надежно и крепко закрыты, для полноты картины не хватало черной же крупнокольцевой цепи с массивным замком. Всякого я ожидал от нынешней ночи, но вот такого казуса точно нет.

В прошлый раз я вроде бы приехал к тому же времени и без особых сложностей прошел на территорию. И вышел с нее тоже, через согнутые прутья в заборе. А тут – нате вам. Реновация, понимаешь.

– З-зараза – эмоционально произнес я и от всей души пнул ворота. Они даже не пошевелились, зато я запрыгал на одной ножке, отбив большой палец.

И что теперь делать? Может, тут, как и на моем, назовем его так, родном погосте, тоже есть черный ход? В смысле – служебный?

Или – лаз. Опять же как там. Хотя это не факт, не факт. Там все же кладбище периферийное, без особой помпы обустроенное, без громких имен на надгробиях, потому и не меняется ничего десятилетиями. А тут все же центр города, причем исторический. То есть – большие люди лежат, непростые, иные из них еще царям-батюшкам служили, потому наверняка за подобными вещами смотрители приглядывают. Кстати – странно, что ко мне до сих пор не подошел и не спросил, какого лешего я тут отираюсь.

Кстати! Может, не мудрить, найти кого-то из сторожей, дать ему денег и попросить провести меня внутрь?

Хотя нет, ну нафиг. Не с моим везением в такую лотерею играть. А ну, как у них тут все строго, и вместо прогулки между могил я, по прихоти принципиального служителя, отправлюсь в ближайшее отделение полиции? Ясно, что ничего никто мне не предъявит, но до утра я там точно прокукую. Так что пойду искать второй вход, или какую-то другую возможность попасть внутрь. Появилось у меня одно неплохое соображение на этот счет. Может, и не придется круги вокруг некрополя описывать.

По моему и вышло. Через несколько минут ходьбы и внимательного изучения того, что находится за оградой, я наконец увидел подходящую для моего плана особу. А именно – призрак, отиравшийся близ решетки. Что любопытно – это был мальчишка лет двенадцати-тринадцати, не старше. Впервые с таким сталкиваюсь, хотя по кладбищам полазал изрядно. Молодых людей, от двадцати лет и старше, преизрядно повидал, а вот детей – нет. То ли оттого, что они не успевают нагрешить и сразу отправляются в то место, где свет, то ли еще по какой загробной причине. Я на эту тему никогда не размышлял. Да и не планирую. Не все стоит знать, даже с учетом моей специфической специализации.

– Пацан – окликнул я парнишку, который с ловкостью макаки в данный момент качался на ветке вяза, вцепившись в нее обеими руками – Поди сюда.

– А зачем? – осведомился он у меня, даже не подумав прекратить своё занятие и выполнить мою просьбу.

Вот все-таки как забавно устроена психика детей, что живых, что мертвых. Он даже не задумался над тем, что этот дядька по какой-то причине его видит. Для него данный факт совершенно несущественен. Вот так оно – и всё.

– Раз зову – значит надо – пояснил я – Дело есть.

– Тебе надо – сам и подходи – без малейших признаков уважения к старшим, ответил мне пацан, раскачиваясь на ветке.

– Ну ты и наглый – не мог не восхититься я – Меня бы отец за такие слова как сидорову козу выдрал.

– Так ты мне и не отец – резонно заметил мальчишка – Мой батя вон лежит. Правда, он не пришел после того, как… Ну, потом. А я его ждал. Сильно.

– Бывает – признал я – Каждому свое. Слушай, все-таки уважил бы меня, а? Хоть и ночь, но люди ходят, а я, вон, ору тут чуть ли не на всю улицу. Того и гляди машину из психушки мне вызовут.

– Так ты, наверное, псих и есть – предположил наглый малец, но при этом разжал руки и опустился на землю – Раз меня видишь. Те, которые в своем уме, такого не умеют.

Он не торопясь приблизился к ограде, правда вплотную к ней подходить не стал. Славный такой мальчонка, аккуратный, в рубашечке с длинными рукавами, застегнутой под горло, в брючках со стрелочками. Видать, с душой его собирали в последний путь. С любовью. Впрочем – разве бывает по-другому в таких случаях?

– Скажи, ты Самсона Орепьева-третьего знаешь? – спросил я у него – Забавный такой персонаж, всю дорогу при местном Хозяине отирается.

– Знаю – подтвердил паренек – Вернее – видел несколько раз.

– Позвать его можешь?

– Нет – помотал головой мальчишка – Мне отсюда уходить никуда нельзя. Как определили меня на это место, так я тут и живу. Давно уже.

– Ой, да ладно – поморщился я немного показушно – Чтобы такой безбашенный пацан, как ты, сидел на одном месте, никогда с него не сбегая? Не поверю.

– Что значит «безбашенный»? – заинтересовался мальчишка – Это как?

– Ну, значит, без тормозов – попробовал объяснить ему смысл слова я, поняв, что он, скорее всего, умер еще до появления данного выражения – Нет для него преград ни в море, ни на суше, ни в квартире, ни в подвале. И запретов тоже нет.

– Так то там, с той стороны ограды – мальчишка попробовал пнуть ногой ветку, лежащую на земле, и ему это удалось. Значит точно давненько он здесь. Молодые, назовем их так, призраки на подобное неспособны. Они еще не потеряли связь с той реальностью, в которой их уже нет, а потому не различают до конца, где бытие, а где небытие, что здорово сбивает координацию действий – Здесь все по-другому. Это тебе не с урока сбежать, или вместо занятий музыкой пойти в футбол играть на пустырь. Там что, только замечание в дневник запишут, или в кино пару недель запретят ходить. А тут… Не, я лучше здесь поиграю.

– Прости, не верю – покачал головой я – Хоть ты десять раз мне одно и то же повтори, а все равно – шастаешь ты по территории кладбища. Причем по тем лазам и тропинкам, которые никто не знает. Не может по-другому быть. Знаю, что говорю, сам таким был.

– А докажи! – хитро глянул на меня пацан.

– Вот ты вредный – вздохнул я – Некрасиво прозвучит, но с таким подходам к людям что бы из тебя выросло?

– Что-то да выросло бы – мальчишка заложил руки за спину и качнулся на пятках туда-сюда – Вот ты взрослый – и чего? Бродишь по ночам у кладбища. Нормальные люди так не поступают, они чаю напились и телевизор сейчас глядят. А ты… Как там тебя?

– Ал… – на автомате начал отвечать ему я, только в самый последний момент сообразив, что чуть не попался в банальнейшую ловушку – Ах ты, маленький паршивец!

Мальчишка текуче скользнул к решетке, задрал свое лицо вверх и нехорошо так, очень не по-доброму улыбнулся. И ведь что примечательно – детской непосредственности больше не наблюдалось. Нет, лицо осталось тем же, но черты как-то заострились, а глаза… Это были два черных провала. Не скажу, что мне стало не по себе, такими вещами меня теперь не напугаешь, но в целом – сильно.

– Ты хорош – признал я – Ловок. Чуть не поймал меня.

– Жаль, что не поймал – еще сильнее, прямо как Петрушка какой-то, раздвинув губы в улыбке, и став неуловимо похожим на очень-очень ядовитую змею, звонко ответил мальчуган – Напялить на себя шкурку Ходящего близ Смерти было бы весело. Надоели уже пьяные и старушки, с ними неинтересно, потому что все это слишком просто. Да еще вечно их причитания слушать приходится: «отпусти», «что со мной?». Всегда одно и то же. А ты – совсем же другое дело.

– Не по плечу тебе моя шкурка – поднял я воротник куртки – Мало каши при жизни ел.

– Я вообще при жизни почти ничего не успел – поделился со мной призрак – Спасибо папе, это его стараниями я сюда, на кладбище попал. Тут и застрял.

– За что же это он тебя так? – заинтересовался я.

– За сестрицу – охотно ответил мальчишка, из глаз которого постепенно исчезла чернота – Сводную. Орала она очень, особенно по ночам, спать мне не давала. А у меня учеба, кружки, футбол, стенгазета. К походу мы всем классом готовились еще, тоже времени много уходило. За день набегаешься, а ночью как начнется эти «аааа», «ааааа» – сил нет. Вот я ее и напоил снотворным. А она возьми, да и помри.

– Жесть – проникся я.

– Чего? – пацан недоуменно глянул на меня – При чем тут жесть?

– Не суть. А папаша, значит, не простил?

– Это все мачеха – хмуро пояснил он – Она после похорон Аленки его накрутила, вот он меня и задушил. Отец же вообще никогда не пил, даже в экспедициях, когда студентов на практику возил, а тут целую бутылку выдул. Мачеха в крик, меня ругает, мол, «его даже не посадят», «он теперь и нас убьет», отец сидел, сидел, а после в горло мне вцепился. Я только ногами подергал – и все.

– Н-да – я почесал в затылке – Невеселая история.

– Я его тут ждал – показал на заросшую травой могилу с покосившейся оградой он – Поговорить хотел. Сказать о том, что Аленку мне вообще-то жалко. Любить мне ее было не за что, это да, но убивать за что? Вот мачеху – ту да! Она ж меня ненавидела, и я ее тоже. А сестренка – она при чем? Только не получилось ничего. Не пришел отец сюда, видать сразу в другое место отправился. И мачеху не дождался. То ли она жива до сих пор, то ли в другом месте ее схоронили. Я, когда в чужое тело подселялся, пару раз звонил в нашу старую квартиру, но там другие люди теперь.

Посадили твоего отца скорее всего, и надолго, а там он, видать, капитально раскаялся, раз сюда не попал. Кстати – легко отделался. Могли и расстрелять, при советской власти (а эта жуткая история, судя по тому, что говорит мальчишка, явно случилось сильно не вчера) детоубийство классифицировалось как одно из самых тягчайших преступлений, я про это читал в «Дзэне». Ну, а вторая жена из мест не столь далеких его ждать не стала, быстренько разменяла квартиру, а после развелась.

– Хотел даже доехать, глянуть что да как, может, попробовать найти, где мачеха живет. Ну, если жива до сих пор – продолжал тем временем парень свой рассказ – Но далеко от кладбища отойти не могу, даже в чужом теле. Тут мое место теперь.

– Может, оно и к лучшему? – предположил я – Лет-то, похоже, прошло немало. Даже если найдешь ты ее – и что?

– Так убью – просто и буднично произнес он – Я и живым время от времени то и дело мечтал, чтобы она умерла, а теперь мечтать не интересно. Теперь убить хочется. Ее, и еще кого-нибудь.

И я как-то так сразу ему поверил. Это – убьет. Просто так, для удовольствия.

– Ладно, поболтал бы еще, но времени нет. Мне к вашему Хозяину надо спешить, он меня давно ждет – сообщил ему я – Так что ты все же Орепьева позови.

– Через два пролета крайний слева прут решетки снимается, его цветочники выпилили – ткнул пальцем влево мальчишка – Тебе внутрь попасть надо? Ну, и чего бегать туда-сюда, как на физкультуре? Только потом обратно вставь как было, хорошо?

«Цветочники», надо полагать, это те предприимчивые ребята, которые ночью с могил забирают ту флору, которую туда днем посетители положили. Что же до проявления заботы о них со стороны этого мальчугана… Не думаю, что дело в его доброте или бескорыстии. Сдается мне, он их телами время от времени пользуется. И мне точно не хочется знать о том, что именно он творит, в них попадая. Многовато у него внутри мрака. Ой, многовато.

Я шагал по кладбищенским аллеям, надеясь на то, что верно иду. Два раза я тут бывал ранее, потому кое-какие ориентиры в памяти всплывали, но не все. Все же времени прошло немало. Старое кладбище, большая территория, тут поневоле заплутаешь.

Хотя вроде, все так. Мимо вот этого склепа, невесть как уцелевшего в тридцатые годы, когда в центре города рушили все, что напоминало о старом режиме, я точно тогда проходил. И этого ангела Смерти, вроде, тоже. Впрочем, тут такие ангелы вон, через могилу стоят. Типовая скульптура, обычная для конца 19 – начала 20 веков. Еще считалось хорошим тоном что-нибудь жалостливое внизу написать, причем в стихах.

Чем сильнее я углублялся на территорию кладбища, тем чаще на пути встречались призраки, причем почти каждый из них со мной церемонно раскланивался. Исключение составляли мордатые военные в призрачных кителях, они большей частью меня игнорировали, как видно, из-за штатского вида. Впрочем, попадались и такие, которые прикладывали ладони к фуражкам или же приветственно махали треуголками.

Ну, а после все и вовсе устроилось наилучшим образом. Повернув на очередную аллею, я увидел знакомую фигуру в зеленом сюртуке, несомненно, меня и поджидавшую.

– Досточтимый Ходящий близ Смерти, рад приветствовать вас в наших палестинах – чиновник местного Хозяина склонился в поклоне – Заждались, заждались.

– Мое почтение, Самсон…ээээ… Не знаю, как по батюшке – шаркнул ножкой и я – Увы, но возникли определенные проблемы с тем, чтобы попасть внутрь. Ворота, видите ли, закрыты.

– Так реконструкция – заулыбался призрак – Да-да, милостивый государь. Выделили, знаете ли, фонды, хватило и на дорожки новые, и на ворота…

– И, наверняка, на новый «бентли» кое-кому – влез в нашу беседу лысоватый толстяк, стоявший неподалеку – Представляю себе, какой на этом тендере был «откат».

– Но я имел в виду другое – нехорошо глянув на мигом притихшего толстяка, продолжил Орепьев – Наш повелитель желал вас видеть еще о прошлый год, так-то. Но вы, насколько нам стало известно, изволили в Европы отбыть. Впрочем, как оказалось, оно и к лучшему.

– Изволил – подтвердил я, зафиксировав в памяти последние слова провожатого. Мне не до конца был ясен их смысл – Вот только-только вернулся.

– И это радостно – поправил ни разу не сбившийся в сторону ворот сюртука Самсон – Одно плохо – следовало вам сразу же по прибытии к нашему Хозяину прибыть. Как должно в таких случаях.

– Вашему – поправил его я – Вашему Хозяину. У меня таковых нет. Есть друзья, есть враги, есть те, кому должен я, и есть те, кто должен мне. Хозяев у меня не имеется.

– Разумеется-разумеется – захлопотал лицом Орепьев-третий – Я это и имел в виду-с. И все же…

– Пошли уже – предложил я – А то до рассвета тут с тобой проболтаем, и мое дело не завершим, и тебе на орехи перепадет.

– И то верно – мигом согласился со мной Самсон – А что, в Швейцарии вы, досточтимый Ходящий, побывали ли? Чудная страна, чудная! Я в бытность свою вторым секретарем при московском градоначальнике как-то раз туда ездил по поручению его высокопревосходительства, да-с! Был, так сказать, обласкан доверием-с. Очень уж дочерям его «колеровский» шоколад полюбился, вот он меня за ним и отправил. Экая же там красота! Озера, луга зеленые… Благость сердешная! А дороги, дороги какие! Ни выбоинки, ни ямки! Не едешь, а на воздусях паришь.

– Там и сейчас неплохо – отозвался я – Дорого только все. Что до дорог – у нас они не хуже. По крайней мере те, что платные.

Вот так, за беседами, мы потихоньку и добрались до самого сердца кладбища, того, где стоит высокий старинный склеп, одновременно похожий и не похожий на остальные. Отличие заключается в том, что створки этого склепа по ночам всегда открыты, а вместо обычной темноты в дверном проеме непрестанно клубится непроглядный, и вроде как даже живой мрак.

Впрочем, не склеп является тут главным действующим лицом, а исполинская фигура в черном балахоне, сидящая на кресле, которое так и подмывает назвать троном.

– Ходящий близ Смерти! – пророкотал Костяной Царь в тот же миг, когда я ступил на дорожку ведущую к склепу. Орепьев-третий замолк на полуслове и юркнул в толпу призраков, стоящих неподалеку – Неужто ты наконец соизволил явиться!

– Мое почтение – я отвесил умруну поклон – Да, вот пришел. Признаю, сделал это в нарушение нашего договора, но ситуация такова, что…

– Верно подмечено – в нарушение! – костистая рука хлопнула по подлокотнику кресла – Верно говорят в ночи – не те стали ведьмаки. Не знают они цену своему слову.

– Неправда – я качнул головой – Слово, данное ведьмаком, всегда будет исполнено, даже ценой его жизни. А если оно и нарушается, то только к пользе того, кому оно было дано. Как, например, сегодня. Прямо сейчас. Я нарушил данное слово, но цель этого проступка благая, и направлены мои действия на то, чтобы оказаться вам полезным.

– Ты чего-нибудь понимаешь? – поинтересовался умрун у величественного старца в украшенном искуснейшим шитьем камзоле, стоящего рядом с ним – Нет? И я тоже. Ведьмак, твои речи туманны.

– Все просто – я сделал еще пару шагов вперед – При нашей последней встрече моя скромная персона, увы, вызвала ваш гнев. Вины моей в происшедшем было немного, но она все же имелась, это так. И тогда вами было сказано, что я под страхом смерти не должен показываться на этом прекрасном и древнем кладбище до той поры, пока вы сами меня не призовете. Как было замечено, ведьмаки хозяева своему слову, плюс ко всему глубокое почтение, что я к вам испытываю…

– Очень много слов – от голоса Костяного Царя повеяло холодом. Могильным, как бы двусмысленно это не звучало.

– Если проще – вы мне запретили появляться тут без вашего личного приглашения. Таковое ко мне лично не поступало, но через третьи руки я узнал, что вы желаете меня видеть. Узнал и пришел сюда, к вам, при этом прекрасно понимая, что рискую головой. Из соображений глубокого уважения.

По дороге к кладбищу я так и так прикидывал – разыгрывать мне карту под названием «на самом деле я не забыл, а просто следую договору» или же нет? В конце концов решил – разыграю. Формально ведь все так и есть, верно? Происходи дело в обычном человеческом суде, я бы на сто процентов выиграл дело.

Штука в том, что тут не суд, тут все решает дело, уводя слова на второй план. И тем не менее – эта позиция, по моему мнению, наиболее выгодна. Как минимум я увожу из-под удара моего наставника. Ну, или друга? Не знаю, как верно именовать умруна с того кладбище, что для меня почти родным стало. Сложное у меня к нему отношение, слишком уж много мелких завязочек в наших с ним судьбах возникло.

В любом случае, я решил гнуть линию «ты сам дурак», но, само собой, со всем уважением и почтением. Этот умрун сильно стар, а потому лют безмерно. Не дай бог что заподозрит, то все, конец мне. Опрокинет на дорожку, после распластает когтем мое брюхо, ногой кишки выдавит, и на том закончится история Александра Смолина, ведьмака.

На секунду установилась тишина, а после Хозяин Кладбища разразился хохотом, который и ворон, было заснувших на деревьях, перепугал, и меня, признаться, тоже. Очень жутко он смеется. Невозможно просто.

– Ловко, ловко – закончив веселиться, сообщил мне он – Ну ладно, будем считать, что так все и есть. Это не ты забыл про свой долг, а я запамятовал условия, при которых он должен быть возвращен.

Все, можно выдохнуть, задача минимум достигнута. Только вот мне кажется, что эта доброта окажется похуже его гнева. Знаю я такие расклады, проходил их уже.

– Итак, почтеннейший, я готов прямо сейчас выполнить все то, что обещал. Покажите мне души, которые следует отпустить, и еще до конца ночи их в ваших владениях не будет.

– А их в моих владениях и нет – пророкотал голос из-под капюшона – Что печалит меня безмерно. Ты ведь мне для того и понадобился, ведьмак, чтобы наказать тех, кто посмел нарушить мою волю. Мой закон!

– Теперь мне не все понятно – признался я – Нет, про наказать – это ясно. Но вот насчет того, что их нет здесь, на кладбище – это лучше бы прояснить.

И вот тут я совсем уж удивился. Да и как по-другому? Просто заерзал умрун на своем троне, закряхтел, а это означало одно – он находится в растрепанных чувствах. Пусть не сильно, пусть на вот столечко, но тем не менее. А подобное, по моему личному мнению, вообще невозможно. Особенно применительно к столь древним и могучим сущностям, как он.

– Нелепа вышла – наконец прогудел Костяной Царь – Кто-то из помощников, телепней эдаких, оплошал. Н-да.

– Хорошие слуги нынче редкость – посочувствовал ему я – Понимаю как никто. У самого, знаете ли…

– Колдуна у меня на кладбище закопали! – перебил меня умрун и бахнул кулаком по ручке кресла, да так, что та аж затрещала – Чернокнижника! Из новых, да хватких. В осень это случилось, я как раз собирался в склеп уходить, вот и не учуял его. А эти остолопы… Уууу!

Он погрозил пальцем толпе призраков, после чего те дружно пали на колени.

– И? – выждав с полминуты, тактично поторопил умруна я.

– И! – недовольно буркнул тот – Весна пришла, а колдуна того нет! И след его простыл. Тело – здесь, в могиле лежит, гниет. А душа с моего кладбища улизнула! С моего! Кладбища!

Как видно, здорово зацепило случившееся, иначе с чего бы он так переживал? Или, может, все умруны сдают кому-то очень и очень влиятельному некую отчетность, в которой поименованы все души, переданные им на баланс? Приход, расход, сальдо?

Я про такое не слышал, но должна же быть причина подобного гнева?

– Мало того – угомонившись, продолжил умрун – Он с собой еще восемь душ сманил.

– Лихо – не удержался я от реплики, понимая теперь, что имел в виду Орепьев, говоря: «оно и к лучшему».

– Лихо? – в глубине капюшона кроваво блеснули две красные точки – Ты считаешь, что это лихо?

– В иных ситуациях можно восхититься и врагом – сообщил ему я, подавив желание сделать пару шагов назад – Хотя бы для того, чтобы победа над ним казалась почетнее.

– Красиво сказано – обертоны умруна стали потише – Но сама история от того лучше не стала. Я не знаю, кому пришло в голову хоронить колдуна на моей земле, вместо того чтобы сжечь его по всем правилам. Я не знаю, каким образом он совратил тех восьмерых на то, чтобы покинуть свои могилы и уйти с ним. Я не знаю, какое заклятие он пустил в ход, сумев разорвать путы кладбищенского посмертия. Не знаю, и знать не желаю. Но вот тебе мой наказ, ведьмак. Найди тех восьмерых и клятого колдуна. А как найдешь – воздай им по заслугам. Не желали они тут, под моей рукой, существовать, имея хоть какую-то надежду? Значит, и не надо. Пущай отправляются туда, где надежды вовсе нет. Такой мой тебе наказ. Выполнишь сказанное – и, считай, что долг твой выплачен.

– Нет – выдержав лишь минимальную паузу вежливости, ответил ему я.

– Чего? – даже привстал умрун – Как – нет? Ты в своем уме?

– В своем – кивнул я – Потому – нет. У нас с вами, уважаемый, договор о другом был. Речь шла о десяти душах, которые проживают здесь, на вашем кладбище. Именно на нем, я хорошо помню, как сфокусировал ваше внимание на этом моменте. Вы меня еще забавным назвали. Ну, или что-то в этом роде изрекли. Так вот – от этого долга не отказываюсь, готов его вернуть в любой момент. А бегать по стране за беглыми душами – это увольте. Я не сыщик, не охотник за приведениями, я ведьмак. У меня профиль другой.

– Нормальный у тебя профиль, это и отсюда видно – буркнул умрун – Разве что разъелся ты в своих странствиях, вон, из-за щек ушей не видать.

Ничего я ему на это не ответил, только улыбнулся безмятежно. А что? Я сейчас в своем праве, не то, что пять минут назад, когда все было очень зыбко. Главное не грубить, не провоцировать скандал, и тогда ничего он со мной не сделает.

– Я не умею просить, ведьмак – спустя минуту тишины произнес умрун – Не учен тому. Да, ты прав, это не тот долг, о котором у нас с тобой заключен договор. Но ведь и я уступку делаю. Восемь да един – девять. На душу меньше выходит. Неужто оно того не стоит?

– Не стоит – невозмутимо подтвердил я – Те десять – их сюда приведут. А эти девять… Кто знает, где они есть, где их искать? Да еще и колдун у них главный. Чернокнижник, сами сказали. Я с одним таким два года назад закусился уже, мне хватило.

– Здесь они покуда – рука умруна обвела окрестности – В граде Московом. Не могут они его покинуть до поры, до времени. На кладбище мое у колдуна силенок хватило, смог он круг разорвать, а вот из города ему так просто не улизнуть. Да и сыскать их можно, можно. Все души там одна к одной, пакостные донельзя. Воры, душегубы, казнокрады… Гниль людская. Знал этот заугольник, кого к себе в подручные определять, знал. Но в том и слабость их. Не смогут они тихонько до первого снега пересидеть, непременно задумают какой скверной заняться.

– А почему до первого снега? – заинтересовался я.

– Потому что после того откроются для них врата – вздохнул Костяной Царь – Как за мной двери склепа сего на зиму захлопнутся, так они свободу до весны обретут. Нет в Карачуново время над землей моей власти, и над ними, выходит, ее тоже не станет. Улизнут они из города, и все, ввек их не сыщешь. А мне то позор великий. Собратья наверняка про сие узнают, пойдут пересуды, перетолки, а там и до чего похуже рукой подать… Опять же – в мире подлунном ничего просто так не случается. За их вины с меня спрос будет. Смекаешь?

– Смекаю – проникся я.

– Стало быть, берешься за работу?

– Не-а – почти ласково ответил ему я – Не берусь. Больно хлопотно. Опять же – если я вас подведу, так мне крайним быть перед вашими собратьями. Вроде как вся вина на мне. А оно же не так?

Костяной Царь поерзал на кресле, извлек откуда-то тяжело звякнувший мешок, и бросил его на дорожку.

– Я все понимаю. Вот тебе плата за твои труды.

Хороший такой мешок, килограмма на три-четыре. Золото поди, причем не нынешнее, а старое, то, что редко блестит. А если и делает это, то чаще всего в антикварных лавках. «Ефимки» какие-нибудь, или «николаевские» червонцы. Ну, или что там в ходу при царской власти было? Я просто не специалист.

– Мне хватает денег на жизнь – и не подумал я нагибаться за предложенной мне платой – Неприхотлив в быту, знаете ли, щи да каша пища наша. Ну, а женщины мне пока и без денег знаки внимания оказывают, ибо молод я и горяч.

Шутки-шутками, но раньше или позже мое «нет» может вывести его из себя. А другого ответа я дать не могу, мне беглые души ловить и в самом деле неохота. Да и не знаю я, как такими вещами заниматься. Хорошо тем, для кого подобные занятия являются бизнесом, есть такие люди, слышал о них кое-какие разговоры. Но я – не они.

– И боек без меры – добавил умрун – Ладно, есть у меня одна вещица, которую я готов отдать тебе в награду за работу. Это не золото, это кое-что повесомей. И, думаю, тут-то ты не откажешься. Да вот, гляди-ка.