Лембои — это нечисть, родственная чертям да бесам. Но не простая, а произошедшая из младенцев, похищенных и выращенных нечистой силой.
Другими лембоями.
Растут бедные дети среди лембоев, взрослеют, да сами постепенно в новых лембоев и обращаются. Если выручить такого ребенка до определенного возраста — еще можно его вернуть родителям, но запоздаешь — все, бесполезно. Выручай не выручай — толку не будет, обратно человеком уже не станет.
Только придушить и остается.
Повзрослев, лембои порой женятся друг на друге, но своих детей рожать не способны — только красть человеческих. И ведь как умело крадут! На свете есть даже небольшие села, населенные одними лишь лембоями — и с первого взгляда их не отличить от других сел, обыкновенных.
Да что там! Лембои порой живут прямо среди людей — попробуй-ка, распознай их! Пахнут они по-другому — но этакая разница не для человеческого носа. Только и остается, что на одежу глядеть. Полы лембои застегивают слева направо, как и любая другая нечисть — лешие, водяные…
Но хоть внешне лембои от людей и не отличаются, нутро у них совсем иное, с гнильцой. Бывает так, что встретишь человека — вроде всем хорош, ликом пригож, одет опрятно, а только злобен беспричинно. Кошка или собака мимо идет — пнет непременно. Доброго слова от него не услышишь, а гадость сказать — всегда пожалуйста.
Если знаешь такого человека — посмотри, как у него платье застегнуто. Не лембой ли это, случаем. Не могут они этого в себе перебороть — как ни крутятся, как ни ухищряются, а полы на одеже все одно навыворот, слева направо.
— Разойдемся по-хорошему, Жердяй? — предложил Яромир. — Или я в прошлый раз мало тебе накостылял?
— В самую меру, — криво процедил нечистый дух, наклоняясь вперед. — Пора бы мне должок вернуть, как считаешь?
— Самосек не потерял?.. — одним краешком губ шепнул оборотень Ивану.
— А то!.. — схватился за рукоять княжич.
— Давно ли в княжеские няньки записался, песья шерсть? — усмехнулся Жердяй, нависший над Яромиром колодезным журавлем. — Усмири лучше своего неслуха, не то я его сам усмирю…
— Это он про кого? — наморщил лоб Иван.
— Про тебя, — ехидно глянул Яромир.
— Что-о-о-о?! — возмутился Иван, бросаясь вперед. — Над княжеским сыном потешаться?! Порублю!!!
— Да погоди ты, дурак! — раздосадованно схватил его за плечо оборотень. — Ладно, Жердяй, пошутковали, посмеялись… ну и будет. Чего тебе?
— И верно — хватит в бирюльки играть, — криво ухмыльнулся нечистый дух. — Видишь этих лембоев, песья шерсть? Гляди, гляди внимательно — сколько их здесь. Пересчитай для верности — смекни, одолеешь ли, коли разом бросятся? Хорошенько на носу заруби. И братцам передай — пусть не лезут, не их это дело. Вас, перевертышей, царь Кащей не тронет — вот и не лезьте. Это вам первое предупреждение… и последнее. В следующий раз встретимся — так легко не разойдемся. Понял?
— Чего уж непонятного… — фыркнул Яромир.
— Ну вот и срядились. Но ты не думай — с тебя еще причитается, я ничего не забыл, долг при случае стребую… За тобой, друже, таких должков уже немало — Пущевик на тебя зуб точит, бабушка Ягишна зла неумеренно…
— Так она что ж — жива?! — не сдержался Иван.
— А чего б ей помирать-то вдруг?.. — притворно удивился Жердяй. Разумеется, он уже прекрасно знал, что произошло меж Яромиром, Иваном и Ягой Ягишной — среди лесной нечисти слухи расползаются быстро. — Куда как жива. И ждет не дождется, как с вами двумя повстречается… Ладно, все, разбредаемся. Но если что…
Иван неожиданно заметил, что лембоев вокруг больше нет — как-то очень незаметно исчезли, словно и не бывало их здесь никогда. Жердяй последний раз оскалился жуткой харей, хитро подмигнул и сделал трехсаженный шаг назад.
А в следующий миг — растворился в воздухе.
— Неужто живыми отпустили?.. — недоуменно проворчал Яромир. — Вот те раз…
— А чего ты с ними цацкал?! — возмутился Иван. — Надо было слева — р-раз!.. Справа — р-раз!..
— А тебе сзади по башке — два и три, — закончил оборотень. — Ладно, что уж теперь кулаками махать… Чует сердце — ничего еще не кончилось, не оставят они нас так просто… Это Жердяй просто среди бела дня нападать не решился — он хоть и хорохорится вовсю, а на деле трусливей его сыскать трудно, в драке его отродясь не видали…
— А что он за чудище такое? Я про таких не слыхал…
— Да сам по себе-то он как раз не страшен — так, дух-шатун, дохляк бессильный… Только нахрапом взять и может — бывает, заглянет ночью в окно, так люди в обморок со страху падают. Рожу-то его видел?
— А чего — рожа как рожа… — почесал в затылке Иван.
Яромир одобрительно усмехнулся. И то верно — дураку, как и пьянице, море по колено, его такой пустяковиной не напугаешь…
— А на носу я, пожалуй, и в самом деле зарублю… — задумчиво почесал подбородок оборотень, копаясь в кошеле.
Нос[37] Яромира оказался испещрен десятками зарубок о самых разных делах — даже не сразу отыскал свободное место. Пришлось ставить новый знак поверх старых пометок.
— Ты чего это — неграмотен, что ли? — удивился Иван.
— Отчего ж? — усмехнулся Яромир. — Пограмотней тебя. Только мне так удобней — если кто чужой и увидит, так не поймет, об чем я тут нацарапал. Секреты свои попусту разбрасывать не годится…
Иван только озадаченно шмыгнул носом. У него-то никаких секретов отродясь не водилось — что на уме, то и на языке. Да и зачем скрывать что-то от добрых людей?..
В заброшенном конце Тиборска Ивану доселе бывать не приходилось. Эта часть посада располагается на полуночи, упирается в самый лес, и селится здесь по большей части голь перекатная, нищеброды беспортошные. Вон избенки все какие ветхие, ажно на глазах рассыпаются…
Усадьба брата Яромира обнаружилась на самом что ни есть краешке. Еще дальше и вовсе никто не жил. Впрочем, смотрелись эти хоромы куда пригляднее остальных. Настоящий терем — в таком даже боярину поселиться не зазорно.
Однако ж выглядела усадьба яромирова брата запустело. Клети старые, резьба потускневшая, ограда покосившаяся. Звуков с подворья не слышно — ни песьего лая, ни человеческой речи. Людских изб вообще не видно, да и служб никаких нет — только поварня, да мыльня. И конюшни не заметно…
Ну, с собаками да лошадьми ясно — для чего они оборотню? Вреда больше, чем пользы. А вот что в такой богатой усадьбе, да челяди не видно… непонятное что-то.
— Запоздали мы, — обеспокоенно посмотрел на заходящее солнце Яромир. — Брат нас уже дожидает.
— Так мы ж его на ярмарке встретили, — удивился Иван. — Он что ж — бегмя бег, раз первым поспел?
— То меньшой брат был. А здесь старшой живет.
По всему видно, златники у здешнего хозяина все же водились. Крыльцо огорожено не перилами, как у голытьбы, а колоннами в виде кувшинов. Сверху кровля остроконечная, башенки малые. Однако и это все порядочно обветшало — пыль, паутина…
— Что ж бедно-то так? — нахмурился Иван. — Не заботится брат твой о хозяйстве…
— А нашему роду много не нужно. Неприхотливые мы. Видел, небось, где я сам жил? Думаешь, по бедности?.. Нет, Иван, по скромности…
Впрочем, внутри оказалось почище. В горнице печь изразцовая, окна красные[38], стол белой скатертью застелен. На нем уже всякое угощение расставлено, а поднимается из-за него…
— Боярин Бречислав?! — поразился Иван.
— Ну, здравствуй, братка, — раскрыл объятия Яромир, широко улыбаясь.
— Да вроде видались уже сегодня… — ухмыльнулся Бречислав.
Лесной оборотень и знатный боярин крепко обнялись, стискивая друг друга могучими ручищами. Затем Бречислав чинно кивнул Ивану и указал на почетное место у стола — рядом с духовитым пирогом. Явно только что из печи.
— Поздорову тебе, княжич, — приветливо улыбнулся боярин. — Вижу, не стал тебе Яромир рассказывать, что мы с ним сродственники…
— А зачем? — насмешливо прищурился тот. — Очень уж хотелось посмотреть, как этот молодец рот разинет…
— Ишь ты как у вас все завернуто… — почесал в затылке Иван. — А это что ж выходит — ты, боярин, тоже Волху Всеславичу сын? Бречислав Волхович, выходит?
— Выходит так.
— И тоже оборотень?
— Опять верно. Прозываюсь Бречислав Гнедой Тур, в быка лесного оборачиваюсь, златорогого. Когда нужда такая выпадает, само собой.
— То-то и в церкве тебя редко видно… — сообразил Иван.
— И тут угадал. Только не потому, что мы креста боимся — мы вашему Христу не враги, и он нам тоже худа не желает. Просто у меня здесь, в тереме своя кумирня стоит, маленькая. Родомыслу Мудрому. Вот Яромир больше Перуну довлеет, а меньшой наш братец — Стрибогу волосы посвятил… да вот и он сам, кстати.
Скрипнула дверь, и в горницу вошел тот самый парень, которого Иван видал на ярмарке.
— О, все уже в сборе, один я опаздываю, — недовольно погладил усы он, торопливо снимая шапку и усаживаясь за стол. — Наливай!
Ему немедленно налили.
— Ну что, брательники, рассказали ему?.. — прохрипел парень, опрокинув чарку.
— Без тебя не начинали, — степенно ответил Бречислав. — Знакомься, княжич — это меньшой наш брат. Прозывают его Финистом Ясным Соколом.
— За знакомство! — опрокинул еще чарку Финист.
— Ага! — поддержал его Иван. — Ух, ну и бражка! Как слеза чиста, как топор остра!
— Хотя с Финистом-то вы уже знакомы… — задумчиво молвил Бречислав. — Ну ничего, от того, что лишний раз познакомились, худо не стало. Верно?
Финист кивнул и что-то невнятно промычал, жадно грызя хлебную горбушку, смазанную маслом, да еще прихлопнутую куском семги. Это все немцы моду завели — складывать два лакомых куска вместе. «Ботербород» называется. Сам Иван такое не любил, а вот братья-оборотни, похоже, не брезговали.
Впрочем, княжич внакладе не остался. На столе и прочего добра хватало. Хлебово и мясное, мучное и молочное, пареное и вареное, соленое и копченое, моченое и квашеное. Уха из судака, судачья же икра, осетрина с грибками, щуки и лещи копченые, заливное из белорыбицы… Всякой рыбы вдоволь.
Вот разве только сушеной нету — сушеную рыбу после Семенова дня подавать не положено. Братья Волховичи хоть и не православные, но русских порядков придерживаются. Не зря же говорят — в чужой монастырь со своим уставом не ходи.
Три оборотня — тавролак, волколак и фалколак — уплетали за обе щеки, словно соревнуясь, кто быстрей. Бречислав ел хлебово, мучное да овощи, Яромир налегал на мясо с рыбой, а Финист отдавал предпочтение всяким кашам да ботербородам.
— Как же это ты ухитряешься, боярин? — вытер масляные губы Иван. — Ни хозяйки у тебя в доме, ни челяди — а стол, гляди, богатый какой! Когда ж успел столько наготовить?
— Ну, хозяйки у меня и вправду нету, — усмехнулся Бречислав. — А вот челядь кой-какая имеется… хоть и неприметная.
— Ты ешь, ешь, не отвлекайся, — посоветовал Яромир. — Мы о скучном говорить будем.
Иван шмыгнул носом и охотно исполнил предложенное — обмакнул очередной блин в сметану, да еще икры сверху наложил. А братья-оборотни в самом деле завели какие-то неинтересные разговоры — Иван слушал вполуха, продолжая наворачивать за обе щеки.
— Необходимо установить союз, — тихо молвил Бречислав. — В одиночку Тиборск не выдержит.
— Я в царство литовское слетаю, Бову разыщу, — предложил Финист, утирая светлые усы. — Еще в Новгород загляну — с Васькой Буслаевым словом перемолвлюсь. Ну и остальных наших тоже кликну, сколько их осталось… Все не явятся, но хоть кто-то, может…
— С Владимиром сговориться нужно, — настаивал Яромир. — Он ближе всех, и сил у него немало. Будет с нами Владимир — будет и Новгород, будет и Москва, будет и Рязань. Да и Смоленск может помочь. У Всеволода авторитет немалый…
— Не поддержит нас Всеволод. Ему и своих забот хватает, — поморщился Финист. — Не до нас ему нынче.
— Нужно закрепить связь, — положил тяжелую ладонь на стол Бречислав. — Женится князь тиборский на дочери Всеволода — легче с ним рядиться будет. Зятю не откажет.
— А отдаст ли Всеволод дочь? — засомневался Финист.
— Все уже обговорено. Осталось только невесту привезти.
— Обговорено-то обговорено… А ну как Всеволод теперь на попятный пойдет? Он сейчас с Черниговом враждует. Крепко его Чермный обидел — когда-то они еще помирятся… Князю Владимирскому сейчас еще и с Кащеем ратиться — проще уж самому в петлю влезть.
— Верно мыслишь, может такое быть… — сумрачно кивнул Бречислав. — Слово свое он, конечно, назад не возьмет, но… но Большое Гнездо — муж зело неглупый, его на хромой козе не объедешь… Не силком же невесту воровать?..
— А почему бы и нет? — пожал плечами Финист. — Умыканием, как в старину делали… Поворчит тестюшка, да и смирится.
— Но осадок все равно останется нехороший… — вздохнул Бречислав. — Нет, так без крайней нужды не годится…
— Я до Владимира доеду — прослежу, чтоб все ладно прошло, — прищурился Яромир. — Начнет князь хитрить… придумаем что-нибудь, выкрутимся. Сговор-то уже состоялся, прямо князь не откажет.
— Прямо не откажет, — согласился Финист. — Если Всеволод сговор разорвет — с Тиборском поссорится. Это ему сейчас тоже ни к чему.
— Значит, уговорились, на том и порешим, — хлопнул ладонью по столу Бречислав. — Ты, меньшой, по союзничкам полетаешь. Потом в Кащеево Царство заглянешь. А ты, середульний, недотепу нашего во Владимир отвезешь. Попробуй успеть — может, не дошли еще до Всеволода слухи. А я… я здесь делами займусь…
— Сделаем.
— Сделаем.
Поверх руки Бречислава легли ладони Яромира и Финиста. Братья-оборотни кивнули друг другу, ухмыляясь одинаковыми ухмылками, и опорожнили еще по чарке.
— О Иваныче-то слышно что? — спросил Яромир. — Когда воротится? Может, поторопить?
— Поспешает Иваныч — уже из Царьграда выехал, — ответил Финист. — Виделся я с ним недавно. Он-то уж точно не опоздает — в самое время прибудет…
— Хоть одна новость хорошая… — ухмыльнулся Яромир. — Боюсь, без Иваныча нам тяжко придется — сейчас на него одного вся надежа…
— Не бойсь, братка, Иваныч никогда не опаздывает, всегда в самый нужный час является, — довольно кивнул Бречислав, поднимая чарку. — Ну, брательники, здравы будем!
Три оборотня со звоном чокнулись и выпили.
Некоторое время сидели молча, раздумчиво глядя друг на друга.
Потом снова налили.
Иван, порядком захмелевший и уже почти уснувший, широко зевнул и начал тереть глаза. Он мало что понял из услышанного — одно лишь то, что Яромир собирается везти в стольный град Владимир не только его, Ивана, а еще и некоего недотепу. Интересно, кого это? И зачем он там понадобился?
Впрочем, его это не слишком заинтересовало.
— Распри княжеские прекращать пора, — угрюмо сказал Бречислав. — Слабеет Русь. На глазах слабеет. Ворог — глянь-ка! — уж на пороге стоит, железом бряцает, а князья, знай, друг друга за бороды таскают. Брат с братом из-за клочка земли свару подымает, насмерть грызутся, точно стая паучья… А погань всякая этим разладом пользуется! Половцы выход к морю Русскому захватили, набеги делают, в полон уводят. Торговлю под корень укоротили, к Кавказу проход перекрыли…
— Твоя правда, старшой, — сокрушенно закивал Финист, опрокидывая еще чару хмельного меда. — А венгры-то! Русь Карпатская уже не Русь больше — а вовсе даже венгерская земля! На латышей пруссы наседают, на карелов — шведы… Отрезают от нас кусочки, жрут заживо, под себя прогибают… Иные латыши уже и русскими людьми себя не считают!
— А теперь еще и Кащей голову поднял… — хмуро закончил Яромир. — Этот хужей всех будет — ему не земли нужны, не пограбить, не завоевать… Виевич ни единого человека вживе не оставит, всех изведет, всех перережет, всю Русь запустошит… Да и одной Русью не насытится — дальше попрет…
Потом разговоры стали еще более скучными. Обсуждали, что будет делать лешачий народ, чью сторону возьмет — людей или Кащея. Размышляли, как отнестись к предупреждению Жердяя. Думали, откуда в Тиборске вдруг объявилось столько лембоев — отродясь не водилось их здесь, а тут будто из-под земли повылазили… Вели продолжительные споры о том, какую тактику изберет Бессмертный — а что если Бречислав неверно угадал его намерения? Любой ведь может ошибиться.
Да и кто может доподлинно сказать, что творится в голове у сына Вия Быстрозоркого и Живы Красопани? Это порождение двух противоположных начал не поддается обычному разумению. Сами Жизнь и Смерть переплелись чудовищным противоестественным образом, воплотившись в тщедушном теле Кащея, похожем на бородатый скелет, кое-как обтянутый струпной кожей.
И никто толком не знает, чего он хочет и как поступит.
— Что с княжичем делать будем? — неожиданно посмотрел на Ивана Финист. — Парень уже на ходу спит.
— На сиду, — невнятно пробормотал Иван, подпирая голову ладонями. Та столь упорно стремилась грохнуться на стол, что щеки собрались складками, запечатав глаза.
— Сомлел, болезный… — сочувственно пробасил Бречислав. — Ничего, пущай отдыхает…
— Эх, не умеет простой люд доброе питье потреблять! — добродушно усмехнулся Финист, опорожнивший не меньше Ивана, но здравомыслия ничуть не утративший. — Хорошо все же оборотнем быть!
— Куда как хорошо, — согласился Яромир, занюхивая очередную чарку собственным волосатым запястьем. — Ну-ка, братка, помоги-ка…
Сквозь сон княжич почувствовал, что его куда-то тащат. Бречислав с Яромиром отволокли гостя до ближайшей лавки, да там и бросили. Здоровенный парняга сладко почмокал губами и оглушительно захрапел. Так храпеть может только человек с чистой совестью и полным отсутствием мыслей.
То, что он ночует в доме оборотней, Ивана ни капельки не беспокоило.
Ночка выдалась тихая, безветренная. Праздничная ярмарка гудела едва ли не до зари — добрые тиборчане спешили веселиться, пока есть такая возможность. Однако сюда, на глухую окраину шум не доносился. Усадьба боярина Бречислава уже давно пользовалась в окрестностях недоброй славой — ходили слухи, что здесь живет поедучая ведьма или еще какая пакость. О том, что на самом деле в этой развалюхе проживает едва ли не самый уважаемый боярин княжества, знали немногие.
Впрочем, о том, что многомудрый Бречислав — оборотень-тур, тоже мало кто подозревал.
Волх Всеславич, богатырь-оборотень, рожденный от некоего «змея» и княжны Марфы Всеславовны, был великим чародеем. О том, кто же все-таки его отец, доподлинно не знал даже он сам, а потому вместо отчества взял «дединство».
Больше всего Волх прославился именно искусством оборотничества. Тур, волк, сокол — лишь самые излюбленные его личины. На своем веку Волх превращался и в щуку, и в змею, и в горностая, и в ужасного зверя коркодила, и в малых насекомых вроде мурашей. И не только сам — однажды при взятии неприступной крепости он оборотил мурашами сразу семь тысяч воинов, пусть и очень ненадолго.
Хотя закончил Волх весьма скверно — не поладил с навьями, им самим же и вызванными. Ходячие мертвецы одолели своего бывшего повелителя, задушили и бросили тело в реку. Однако имя его забыто не было — реку Мутную, в которой он утонул, переименовали в Волхов.
Что говорить, о жизни и деяниях великого Волха ходит множество слухов… Некоторые даже путают его с другим славным богатырем, Вольгой Святославичем, но это совершенно разные люди.
Правда, в честь Вольги тоже назвали реку, но совершенно другую…
Бречислав, Яромир и Финист родились почти подряд — старшему недавно перевалило за восемьдесят, а младшему в этом году исполнялось семьдесят пять. Как и положено оборотням, старели они куда медленнее обычных людей. Не брали их и болезни… большинство, во всяком случае. А поскольку чудесные способности дети Волха получили по наследству, а не как проклятие, они так и не превратились в кровожадных чудищ, коих так много среди обычных оборотней.
Напротив, все трое отличались разумностью и трезвомыслием.
Самый старший еще много лет назад ухитрился выхлопотать себе боярскую шапку, и с тех пор был крепкой опорой Тиборским князьям. Средний предпочитал свободно бродить по лесам и городам, всегда объявляясь в самый нужный час, а потом тихо исчезая. Младший вовсе редко появлялся на Руси, год за годом летая по чужедальним землям.
За последние дни братья-оборотни обсудили много всякого. В первую очередь, конечно, говорили о беде, черной тучей идущей на Русь с восхода. О Кащее Бессмертном, так неожиданно воспрянувшем от многолетней дремоты в своих пустошах. Насчет того, что с этим делать, сыновья Волха высказали немало разных мыслей.
Только одного никто из них не предложил — пойти под руку Кащея, присоединившись к его рати. И в стороне оставаться они не собирались. Да, Бречислав, Яромир и Финист с сызмальства накоротке со всякой нечистью, но людского в них все же больше. Хотя все трое отлично понимали, что на избранном пути их ожидает множество неприятностей…
И одна такая неприятность как раз бродила поблизости, вынюхивая и подслушивая.
Жуткая харя появилась в окне старой усадьбы уже под утро. Жердяй заглянул внутрь, поводил длиннющим носом, внимательно осмотрел спящих, язвительно хекнул и вновь выпрямился во весь трехсаженный рост. Тощий дух-шатун погрел трясущиеся руки над печной трубой, некоторое время что-то невнятно бормотал, а потом перешагнул через изгородь и со скрипом удалился. Всего через несколько шагов высоченная фигура растаяла в воздухе.
— Зря ты меня не послушал, песья шерсть… — донес ветер.