Глава 25

В гриднице великого князя Всеволода вновь шло роскошное пиршество. Праздник, как-никак, Покров день! С тех пор, как Пресвятая Богоматерь спасла Царьград от разорения, закрыв его чудесным покрывалом, этот день нельзя не чтить. Сама Богородица со святыми угодниками сегодня спускается на землю — посмотреть, как тут ведется хозяйство.

Вообще-то, Покров день был вчера. Да только где же это видано, чтобы великий князь такой праздник в одни сутки укладывал? Пиршественный стол по-прежнему ломился от угощения, а дорогие гости думать не могли оставить щедрого хозяина в одиночестве.

Что же, бедному Всеволоду одному страдать — яствами давиться, медами хмельными упиваться? А друзья-то у него тогда на что? Помогут, всенепременно помогут!

К тому же сегодня на пир явился совершенно особый гость, с охотой принимаемый в любом городе, любом селе, любой избе земли Русской. Вещий певец Боян, странствующий по всему свету, знающий бесчисленное множество сказов и песен, провидящий прошлое, настоящее и грядущее. Говорят, он слышал пророчества птицы Гамаюн, учился у птицы Алконост, даже встретился однажды с птицей Сирин и остался после этого вживе…

А еще поговаривают, что дедом ему приходится не кто иной, как сам Велес, старый звериный бог. Может, и правда — иначе отчего этот старец живет на свете уже лет двести, а помирать все не собирается? Хоть и седой, точно лунь, хоть и морщинистый, точно старый дуб, а только в драке и сейчас не спасует, любого гридня на кулачки вызвать может!

Воистину чудесны песни Бояна! Лягут морщинистые персты на живые струны, вздрогнут те, зазвенят, заиграют — так даже птицы в поднебесье отзовутся, подпоют вещему певцу. Течет хрустальным родником волшебная мелодия, белкой по древу струится, волком по земле несется, орлом под облаками мчится… Дивная сила в голосе бояновом, великие чары таятся в его гуслях. Всяк за честь почитает его послушать.

Но пока что Боян петь еще не начинал. Ему с ожиданием заглядывали в рот, нетерпеливо поглядывали на лежащие рядом гусли, но вещий старец не торопился порадовать народ дивной песней. Спокойно цедил сладкий мед, хитро щурился, улыбался в усы…

Известно — чем дольше ждешь чего-то, тем оно потом лакомей.

Пока что гостей развлекал лишь княжеский скоморох. Мирошка вертелся между столами юрким ужом, непрерывно балагурил, скалил зубы, строил рожи и отпускал шуточки. Особенно доставалось мудрому Всеволоду — князь уже не знал, куда деваться от надоедливого дурачка.

— Княже, а разгадай загадку! Сидит зверь на окошке — хвост, как у кошки, усы, как у кошки, лапы, как у кошки, а вовсе даже и не кошка!

— Не знаю! — сердито отмахнулся князь.

— Княже, простая загадка, подумай!

— Да отстань! — озлился Всеволод.

— Подумай, кому говорят, дурак такой! — остервенело взвизгнул скоморох, подпрыгивая и звеня бубенцами.

Князь окинул взглядом смеющиеся рожи бояр, посмотрел на улыбающегося Бояна и начал медленно сжимать кулак. Мирошка с готовностью подставил ему затылок и гаденько захихикал.

— Куда б тебя тут половчее… — начал выискивать местечко почище Всеволод. — Опять колпак в помоях извозюкал?..

— Что ты, князь, то тебе чудится! — посмотрел на него честными-пречестными глазами скоморох. — Это у тебя в глазах помои стоят, вот и видятся они везде!

— Слушай, дурило, ты ж однажды все-таки достукаешься… — устало покачал головой князь.

Мирошка оскалился, захихикал, перекувыркнулся через голову, звякнув бубенцами, схватил деревянный поднос и начал выстукивать на нем барабанную дробь.

— Кто я такой?.. — сам у себя спросил скоморох. — Я — пастух Всеволод, а вон те бородатые бараны в шапках — стадо мое! Стучу на барабанке, сзываю стадо! Тега-тега-тега! Цып-цып-цып!

Среди челяди кто-то заливисто расхохотался. Взор великого князя сразу погрознел, меча молнии в чересчур смешливого холопа. Тот попытался спрятаться за спинами товарищей, но те резко подались в стороны. Вокруг бедного паренька мгновенно образовалось пустое пространство.

— Ну, значит… — сурово начал князь.

— Княже!.. Княже!.. — влетел в гридницу безусый отрок. — Там!.. Там!..

— Пожар, что ли?! — вскочил с трона Всеволод.

— Не… там… там…

— Ворог под стенами?!

— Да нет!.. Там княжич Иван воротился!.. С целым возом золота!..

— Что?.. — побледнел князь. — Да неужто одолели водяного?..

— Одолели, как видишь! — ответил входящий в гридницу Яромир. — Получай свою пеню, княже!

Иван, вошедший следом, сбросил с плеч тяжеленный мешок и с облегчением распрямился. От удара дубовые доски затрещали и прогнулись, а по полу раскатились десятки золотых дисков.

И они продолжали сыпаться из развязавшейся горловины…

Воцарилась гробовая тишина. Сотни глаз, не отрываясь, смотрели на сокровище, добытое этими славными хоробрами. А уж когда к первому мешку золота добавился еще один, в точности такой же…

— И здесь не три пуда, а шесть раз по три, — спокойно промолвил оборотень, сложив руки на груди. — Так что ты нам это зачти.

Князь Всеволод сидел вусмерть бледный и глотал воздух, точно налим, вытащенный на сушу. Да уж, на этот раз добыча оказалась куда внушительнее одного-единственного яблока, пусть и чудесного. Кстати, помолодевший богатырь Демьян сидел тут же и счастливо колотил кулачищами по столу, от души радуясь успешно исполненному подвигу. Князь даже косился на него с некоторой опаской — если приказать прогнать тиборчан взашей, еще неизвестно, как-то Демьян Куденевич себя поведет…

А ну как вступится за своих благодетелей? Он же Божий Человек — один сотни гридней стоит!

— Да как же вы с водяным-то срядились?.. — одними губами пробормотал Всеволод. — Он же и говорить-то ни с кем не хотел…

— Да Яромир кого хошь разговорит! — простодушно ответил Иван. — Он с любой нечистью накоротке… ай-й, Яромир, ты чего опять?!

— Да локоть дернулся… — отмахнулся оборотень. — Нечаянно.

Князь безотрывно смотрел на золотую груду. На какой-то миг к нему закралось подозрение, что эти двое вовсе и не были на Белом озере, а привезенные монеты раздобыли… здесь князь замешкался, не в силах измыслить такое место, где можно за просто так получить двадцать пудов золота.

Разве что клад где-то нашли…

— А чем докажете, что это именно водяной вам пеню выплатил? — слабым голосом спросил Всеволод, цепляясь за последнюю соломину.

— Слово могу дать честное, — прищурился Яромир. — А если прикажешь, так мы тебе, княже, в качестве третьего испытания самого водяного в мешке приволокем — у него и спросишь…

— Не надо водяного, — сумрачно буркнул Всеволод. — Так уж и быть, верю на слово…

— Вот и ладно. Тогда говори третью задачку — а то недосуг нам уже. Покров день прошел, самое время свадьбу играть, а мы доселе воду в ступе толчем…

— Третью я пока не приду… то есть, куда же это вы так торопитесь, гости дорогие?.. — ласково улыбнулся князь. — Неужель брезгуете за столом моим посидеть, угощения моего отведать? Нет уж, садитесь, садитесь… эй, там, подвиньтесь-ка, дайте место Ивану Берендеичу! О деле поговорить всегда успеем.

Иван с готовностью плюхнулся на лавку, растолкав всех локтями, и начал наворачивать за обе щеки. Что-что, а уж это он делать умел и любил. Да и проголодался в дороге.

Яромир немного помедлил. Он миг-другой пристально смотрел на князя, словно пытаясь просверлить его глазами, но премудрый Всеволод даже не моргнул — только ухмыльнулся и кивнул, еще раз указывая оборотню его место.

Рядом с Иваном оказался безусый отрок — лет восемнадцати-девятнадцати, не более. Он уважительно посмотрел на княжича с оборотнем, а потом пододвинулся поближе и спросил:

— А с водяным-то тяжко, небось, пришлось? Я летось в те места ездил — еле живой выбрался…

— Расскажи! — загорелись глаза Ивана.

— Да об чем там рассказывать… — с притворной скромностью отмахнулся отрок. — До озера самого я вовсе даже и не дошел — еще в лесу русалкам попался…

— Ага, мы их тоже видели! — закивал Иван. — Ух, пылкие девки!

— Да еще какие! — согласился отрок. — Мне батюшка рассказывал — они креста боятся, так я придумал сразу два их надеть. Один как положено, а второй — на спину. Они меня завидели — сразу набросились! А у меня со всех сторон кресты! Они сразу врассыпную! А я раззадорился, чресла аж огнем горят — побежал их догонять! Они визжат, орут, отмахиваются, на деревья лезут, ветками в меня кидают… Ух, весело было — полночи за ними гонялся!

— Вот хитрован!.. — завистливо шмыгнул носом Иван. — Эх, что же это я так не додумался-то?.. А дальше чего было?

— А дальше… — зарделся отрок. — Дальше неладно случилось — лопнул у меня один гайтан… Крест со спины свалился… Я даже за меч схватиться не успел — они враз мне на спину посыпались, к земле придавили… Все, думал, не уйду живой — вторые полночи уже не они меня веселили, а я их… Всего защекотали, зацеловали, да замиловали…

— Так это ж хорошо!

— Это хорошо, когда в меру… — вздохнул отрок. — А их там двадцать три девки было!.. Да пылкие, страстные, ненасытные! Лобзанья ихние горячей крапивы обжигают! Думал уж все — до смерти выдоят…

— И что — выдоили?

— Ага, помер я там в лесу! — насмешливо фыркнул отрок. — А тут так — тень моя сидит, кочета жареного кушает!

— Ах да, точно… — расплылся в глупой улыбке княжич. — А как же выбрался-то?

— Да утро наступило, они меня и оставили. Даже из лесу почему-то вынесли — на носилках чуть не до самого Белоозера доставили. До сих пор не пойму — чего это они смилостивились?..

— Видать, понравился ты им, паря, — сипло молвил Яромир, доселе молча грызущий шаньгу. — Русалки тоже иногда могут сжалиться — если как следует их повеселить, так они порой и отблагодарить могут… Но ты, паря, однако силен — две дюжины русалок полночи ублажать, да вживе остаться!.. Я б не смог.

— Да было б об чем гордиться… — густо покраснел отрок. — Подумаешь, заслуга… Те же девки, только утоплые, да ненасытные…

— И с крестами хитро придумал, — одобрительно кивнул оборотень. — Соображалка хорошая, не то что у некоторых… До речи — зовут-то тебя как?

— Крещен Александром, — степенно ответил отрок. — Но кличут все Алешкой. Третий год уж в дружине великокняжеской подвизаюсь — воевода говорит, скоро до гридней подымусь…

— А родители кто?

— Да Леонтия я сын, священника княжеского… Вон он, подле князя сидит…

— Попович, значит?

— Ага, попович.

— Прямо как тот, что при князе Владимире хоробрствовал! — восхитился Иван. — Тот, что еще вместе с Муромцем и княжеским дядей в дозоры ходил — троицей…

— А потом жену у Добрыни скрал, сподличал… — мрачно добавил Яромир. — Богатырь-то знатный был, да тоже ведь хитрован большой и в средствах не стеснялся…

— Только он Алекса Попович был, а я — Александр, — педантично поправил Алеша. — И батя у него из Царьграда родом был — говорят, при княгине Ольге подвизался…

— Да разницы-то… — отмахнулся Иван. — А стреляешь так же ловко? Десять перестрелов возьмешь? Тот Алеша брал!

— Десять?.. — явственно смутился молодой богатырь. — Не, десять пока не возьму, шибко много… Пока шесть только, больше не осиливаю… Зато попасть могу хоть в перстенек, на нитке подвешенный!

— А со скольки шагов? Я однова тоже попал — с тридцати шагов!

— А я — с пятидесяти! — гордо выпятил грудь Алеша. — Я с луком дюже хорош — в дружине метче меня никого нету! Воевода говорит — глаз точный, соколиный…

— У моего брата тоже… соколиный, — усмехнулся Яромир. — Хотя он лука и в руках-то никогда не держал…

— А что так? — удивился Алеша. — Что ж за мужик такой — если из лука стрелять не умеет?! Да мне еще и десяти годов не было, когда я в первый раз птицу подстрелил — на лету взял! И как раз сокола! Хоть в еду и не годится, да зато оперением для стрел запасся надолго… Вон, до сих пор в туле одна стрела с тех самых пор — на счастье держу…

— А вот об этом ты моему брату лучше не рассказывай… — задумчиво посоветовал Яромир.

Сзади подошел Демьян Куденевич. Помолодевший богатырь стиснул княжича с оборотнем могучими ручищами-бревнами, широко ухмыльнулся и басисто пророкотал:

— Не отблагодарил я вас как следует, славные!.. Должок за мной, непременно верну при случае! Эх, как же вы мне все-таки удружили! Прежнюю силушку в себе чувствую — даже еще больше! Коня вчера поднял над головой!

— Ух ты! — подивился Иван.

— Да с седоком вместе! — гордо добавил богатырь.

— Ух ты!!

— Да седоком-то ваш боярин был — Фома по прозванию Мешок!

— Ух ты!!!

— А то! — подбоченился Демьян Куденевич. — Снова в дружину ворочаюсь — только еще не решил, к какому князю пойти. Может, к вашему Глебу, а?.. Слышал, у него скоро большая рать намечается — соскучился я по этому делу, ох и соскучился! Поорудую лесиной, посношу бошки погани всякой!

— Хорошее дело! — одобрил Иван. — Брат мой рад будет!

— Аминь, — согласился боярин Фома, подошедший вместе с богатырем. — Князю добрые вои всегда нужны. А что, дружка, где шапка-то моя? Не потерял ли?

— Держи, боярин, — протянул ему горлатную шапку Яромир. — В целости и сохранности… почти.

Фома Мешок важно кивнул, принимая драгоценный головной убор, хотел что-то сказать… но тут же переменился с лица. Пухлые пальцы нащупали дыру в тулье.

Все благодушие как водой смыло — вельможа зло посмотрел на оборотня и сказал несколько коротких резких слов. Иван стыдливо покраснел, Яромир с интересом приподнял брови, Демьян Куденевич хохотнул, а попович Алеша выудил из-за пазухи нос и торопливо нацарапал на нем несколько значков — видимо, чтоб не забыть.

— Не горюй, боярин, вот тебе здесь от водяного подарочек — на новую шапку, — усмехнулся Яромир, протягивая Фоме тяжеленький мешочек.

Это боярина слегка успокоило. Он поворошил позеленевшие монеты одним пальцем, покряхтел, смерил Яромира тяжелым взглядом, но ругаться все же перестал.

— А зачем она тебе нужна-то была? — мрачно спросил он. — Продырявил для чего-то, понимаешь… Только не юли, дружка!

— Да так, ерунда… Над ямой ее наставили — чтоб монеты в дыру сыпались… Самого водяного, конечно, таким макаром не одурачишь, зато у холопьев его ума меньше, чем у поленьев.

— Утоплые?.. — понимающе отозвался Демьян Куденевич.

— Точно так. А ты, дедушка, с ними что, встречался?

— Не на Белом озере, но дело было однажды, — погладил бороду богатырь. — Возле Ильменя. Ох и намаялся же я с ними, детушки, ох и намахался же… Добрая сотня на меня навалилась! А я как раз купался в ту пору — только и было при себе, что гайтан с крестом, да мочалка из лыка… Голыми руками этой погани шеи ломал, ногами их по лицу… Но отмахался-таки с Божьей помощью, пробился к шестоперу — дальше чуток полегче пошло… Тяжко пришлось, едва вживе остался — думал уж все, с Господом встречусь… Вас-то они не тронули?..

— Если б мы с их хозяином не сговорились — еще как бы тронули… А так — ничего, обошлось… — рассеянно ответил оборотень. — Эй, княже!

Всеволод, степенно вкушающий с золотого блюда подслащенную клюкву, аж поперхнулся. Он кашлянул в кулак, кропотливо выбрал среди ягод самую крупную и красную, неспешно ее прожевал и только после этого обратил к Яромиру насупленный взор:

— Чего?

— Ну что, не пора ли еще последнюю задачу нам назначить? — весело спросил оборотень. — Давай, открой нам, что там твоя дочка на заедок придумала!

— Мхррр…

— Княже, народ ждет! Всем любопытно! Правда ведь?..

Со всех сторон послышалось согласное бормотание. Гости действительно жаждали узнать, каким окажется третье испытание для женихов.

Князь же сидел угрюмый, насупленный, глаза бегали по сторонам. Теперь-то он жалел, что не потрудился придумать загодя третью задачку. Решил самонадеянно, что двух первых вполне хватит, чтобы отвадить нежеланных сватов.

Надо сказать, он неплохо на них нажился — золото водяного уже отправилось в казну, изрядно ее пополнив, а помолодевший Демьян Куденевич обещал стать отличным подспорьем дружине. Таких богатырей на свете считаные единицы, редкий князь может похвастаться…

Того, что Демьян Куденевич еще только раздумывает, к какому князю пойти под начало, Всеволод Большое Гнездо пока не знал.

— Погоди еще чуток, куда спешишь-то… — сумрачно ответил князь. — Пир еще только начат… Вот, может, Боян нам покуда споет что-нибудь?.. Давно уж ждем…

— Уважь князя, дед!.. — взвизгнул Мирошка, перекатываясь через голову. — Спой, спой, спой!..

Вещий старец устало улыбнулся и поднялся с лавки, ухватывая гусли поудобнее. Перед ним немедленно расступились, две молоденькие чернавки выставили на середину небольшую скамью, и все разом обратились в слух, уже не помышляя ни о каких невестиных задачках. Князь Всеволод удовлетворенно усмехнулся и начал яростно расчесывать лоб, придумывая задание потруднее.

— О чем же спеть вам, гости княжеские? — звучно спросил Боян, оглядывая слушателей. — Спеть ли мне о славном богатыре Илье Муромце, что побил Соловья, сына татаровьинки и Рахмана-велета, Одихмантием прозванного?.. Спеть ли о Добрыне Никитиче, что побил на Пучай-реке, Сорочинской горе лютого Змея, да вызволил Забаву Путятичну, племянницу князеву? Спеть ли о Алеше Поповиче из-под Ростова, что побил на Сафат-реке половецкого хана Тугора, летавшего на бумажных крыльях? А может, желаете послушать о споре да соревновании Вольги Святославича с Микулой Селяниновичем? Или рассказать о том, как бился об заклад с целым городом, да угодил в полон к Морскому Царю славный купец новгородской Садко Сытинич?

— Да уж по десятку раз все это переслушали… — лениво отмахнулся князь Всеволод, думая о своем. — Тот того побил, этот этого… Скучно уж. Новое что спой, старче, потешь нас свеженьким чем!

— Чем же мне вас свеженьким-то потешить?.. — задумался Боян. — Хм-м… а вот не хотите ли о Кащее Бессмертном песню свеженькую, а?..

Князь Всеволод аж переменился в лице. Пирующие зашептались — в свете последних новостей любое упоминание ужасного владыки Кащеева Царства звучит стужей и мраком. Особенно если учесть слова, сказанные им архиерею Тиборскому, — по всей Руси уже прокатилось, что Кащею не по нраву, когда о нем поют песни и рассказывают сказки. И как он карает за лживые бухтины, тоже все уже знают.

Однако разве напугает такая малость вещего Бояна?

— А спой! — решительно ударил кулаком по подлокотнику Всеволод. — Мне ли, великому князю, на какого-то Кащея оглядываться?! Мне Виевич не указ!

Боян добродушно улыбнулся и положил персты на струны. Те с готовностью задрожали, словно только и дожидаясь, когда позволят исторгнуть дивный рокот. Гридницу почти мгновенно заволокло чудесной музыкой, все погрузились в зачарованное молчание, слышны остались только гусли старого Бояна.

А потом — и его голос.