Казалось, Эрриан сейчас наклонит голову и его теплые жесткие губы прикоснутся к моим. Да что казалось, мне этого хотелось, и я качнулась ему навстречу. Темный это заметил. Коварная улыбка на миг скользнула по его губам, и прозвучало совершенно неожиданное:
— Магда, тебе никто не говорил, что, как бы ты ни маскировалась под демона, у тебя все равно нимб торчит?
— Что? — опешила я.
— Ни одна темная ведьма не будет зачищать за собой кладбище не только от гримов. Даже от вурдалаков. Максимум, что она сделает, — закроет ворота, чтобы нечисть не разбежалась. А также в качестве большого одолжения может поднять парочку трупов, дабы тот же грим, погнавшись за двумя умертвиями, стал третьим.
М-да… Мне до истинной ведьмы как тем пресловутым зомби под слоем могильной земли: еще расти и расти. Пока я размышляла, лунный выдернул из снега оставленный Джеромом парный клинок, обтер оба меча и вложил в ножны. Мне ничего не оставалось, как взять свое «оружие» — котелок. Инкуб не показывался. То ли решил, что с него на сегодня хватит, то ли попросту задрыг: морозец ближе к ночи начал крепчать.
Я еще раз посмотрела на кладбище. Если здесь и были следы призыва, то сегодня их качественно замели. Причем хвостами, лапами и подошвами. Магический фон от количества сдохших враз тварей и вовсе зашкаливал. Кажется, нам здесь и вправду делать нечего. Во всяком случае, сегодня. Хотя…
Спустя четверть удара колокола Эрриан громко постучал в двери храма. Не сказать чтобы он жаждал туда попасть. Просто одна целительница решила, что идти по пути порока, то бишь становиться ведьмой бесплатно, не стоит. Едва Панфий появился на пороге, я уведомила его, что на вверенной святому отцу прихрамовой территории происходит форменное безобразие. Оное регламентируется в классификаторе общих магических нарушений как «пренебрежение должностными обязанностями, повлекшее за собой возникновение, размножение и распространение нечисти третьего класса опасности». За сей проступок — штраф от ста пятидесяти до пятисот золотых. В особо тяжких случаях, вызвавших гибель мирного населения, — до шести лет рудников.
Пока ошалевший от такой новости Панфий беззвучно разевал рот, словно рыба, вытащенная из воды, я радостно сообщила, что ему несказанно повезло. Ведь нас с ним связывают узы, которые, как считают ведьмы, куда сильнее дружеских.
При этих словах святой отец подпрыгнул так, что его ночной колпак упал с головы. В ужасе выпучив глаза (чем довершил свое сходство с рыбой), замахал руками, будто пытался увернуться от драконьего плевка.
— Не верьте ей… — взвизгнул он, глядя мне за спину, туда, где стоял Эрриан, — она все брешет! Не было у нас никогда никаких таких связей!
— Кхе-кхе… — пришлось выразительно кашлянуть, чтобы вновь привлечь к себе внимание. — Вообще-то, я имела в виду деловые отношения. Ведь именно они, закрепленные не только улыбками, словами и рукопожатиями, но и регулярными денежными взносами, бывают самыми долговечными.
Тут святой отец облегченно выдохнул, а за моим плечом выразительно хмыкнули. Зато потом, когда я объявила, что исключительно из расположения к Панфию ликвидировала стаю гримов на погосте за символическую плату в пять… шесть… нет, семь золотых, деньги мне вручили, даже не пробуя торговаться. Да что там! Святой отец даже не возразил, что ему самому придется убирать тела тварей с погоста.
А помнится, в прошлый раз мне за убитую нежить ни медьки не заплатили. Дескать, ты же маг, прибывший по распределению, и нечисть — твоя работа.
Как только дверь закрылась и мы, спустившись со ступеней, немного отошли от храма, я сразу же отдала Эриану два золотых со словами: «Это твоя доля и Джерома».
Еще две монеты отложила для Мажеты и Астора.
— А остальные? — пряча улыбку, уточнил темный, следивший за моими манипуляциями.
— Один — мне. Один — котлу за проявленные отвагу и героизм в бодании ограды головой нежити.
— А последний? — изогнул бровь Эрриан.
— На налоги и взятки властям, — ответила я.
И попалась в ловушку.
— А вы знаете, госпожа Фокс, что сейчас перед вами представитель той самой власти — глава Хеллвиля.
— Самопровозглашенный. — Я подняла указательный палец вверх.
— Не суть. Главное, что я только сейчас понял, как хочу получить взятку. Очень! — Глаза Эрриана смеялись, но выражение лица было серьезным.
Нет уж! Этот золотой, полученный честным вымогательством у храмовника, я так просто не отдам. Из принципа. Я сильнее сжала монеты в кулаке, спрятала поглубже в карман и хмуро покосилась на лунного. Тот не выдержал и расхохотался.
Что?! Да этот темный форменно издевается! Ну, погоди у меня! И пусть заклинания мне сейчас не под силу — резерв на нуле. Но я не только ими хорошо умею кидаться.
Вокруг нас неспешно падал снег. Пышный, ажурный, он медленно кружился, словно мечты, что родом из детства. Легкие, будто молочная пена, сугробы лежали по краям улицы. Отступив пару шагов и неотрывно глядя в смеющиеся глаза, я резко зачерпнула целый котелок снега и тут же высыпала его на лунного. Тот или не ожидал от ведьмы такого коварства или просто поддался на провокацию, но уклонился лишь в последний момент. В меня мгновенно полетел ответный снежок и врезался в плечо.
Ах так?!
Спустя несколько ударов сердца котелок уже лежал где-то в снегу, а главная и единственная грозная хеллвильская ведьма со смехом и криком убегала от обстрела, впрочем не забывая и сама отвечать тем же.
А потом меня поймали сильные руки и закружили. И я поняла — Эрриан все же поддался: его мальчишество было частью коварного плана по усыплению бдительности одной светлой. Темный держал меня за талию, приподняв над землей. Я впервые смотрела на него сверху вниз. На шальную улыбку… В бездонные глаза цвета зимнего моря… И мне не хотелось, чтобы этот миг заканчивался.
Он опустил меня. Бережно, словно я была величайшей драгоценностью. Наши лица оказались близко. Непозволительно близко. Его дыхание на моих губах… Руки на моем теле… И наше одно на двоих желание. Нежное и отчаянное одновременно.
Я откинула голову. Рыжие волосы разметались по плечам, и на них медленно опускались снежинки — невесомые послания небес. Они опаляли кожу холодом и сами превращались не в воду — в капли счастливых воспоминаний.
Снег кружил в медленном чарующем танце, ложился на землю, деревья, неторопливо гнул своей тяжестью ветви, клонил дугой кусты малины, что росли под окном одного из домов. Переворачивал с ног на голову мой привычный мир… Или это не снег, а Эрриан?
Его взгляд. Мои полуоткрытые губы. Сильные руки, что прижимали меня к крепкому мужскому телу.
— Магда, — обреченно выдохнул он мое имя, словно не мог больше следовать правилам игры, которую сам же и затеял.
Слились наши губы. Наши тела. Наши души. В одном упоительно долгом, нежном, грешном поцелуе. Его ладони скользили по моей спине в тягучей ласковой пытке. Жаркое дыхание у виска и мужской аромат — волнующий, острый, желанный. Его хотелось пить глотками, к нему хотелось прикасаться. Он сводил с ума и был таким родным. Как и губы, как и руки, как и весь темный…
Он не просто целовал, он ласкал нежно, осторожно, обещая и дурманя. И я ощущала, как мое тело отзывается на эти прикосновения, как истома накрывает меня волной, сладостной, тягучей, блаженной.
— Эрриан, — выдохнула я, открывая глаза, когда темный на миг оторвался от меня.
Его глаза были черны, как сама Бездна. Жилка у виска бешено пульсировала, мышцы на шее вздулись, выдавая напряжение темного.
— Магда… Если бы ты знала, чего мне стоило остановиться… — Признание, короткое, как миг, неотвратимое, как проклятие, и обезоруживающее. — Я сделаю все, чтобы быть с тобой. Даже невозможное.
— Но сколько это продлится? — вырвалось у меня. — День, седмицу?
— Всю мою жизнь.
— Темные не боятся умирать. Темные не признаются в любви. Темные… Демон тебя дери, Эрриан. Я так не могу! — Я закусила губу. В моей душе поднималась волна отчаяния. — Тебе хорошо. Ты будешь со мной всю свою жизнь, сколько бы ее ни осталось. Но потом… Потом уйдешь. А я останусь наедине с болью потери. Второй раз. Я этого не переживу.
Эрриан окаменел. Миг назад меня держали надежные, заботливые руки, а сейчас я оказалась словно в гранит вмурованной.
— Кто он… — хрипло выдохнул темный. — Тот, кого ты…
— Не тот, — перебила я. — Та. Моя сила, которую я потеряла. И знаешь, это очень больно. Терять то, что является частью тебя.
— Ты меня не потеряешь. Обещаю. — Его ладонь легла на мою щеку, убирая… Нет, не слезы. Это просто снежинки растаяли. Точно! Именно снежинки.
— Ты моя ведьма…
Эрриан наклонился, чтобы еще раз меня поцеловать, и тут из соседнего сугроба раздалось:
— Она, может, и твоя ведьма, но я ее котел! И я задрыг в этом холоде!
Я когда-нибудь хотела убить котел? Еще нет, но сейчас настал именно такой момент. Мне захотелось прикопать эту утварь с особой жестокостью, причем не в сугроб, а просто прикопать! Словно чувствуя мое «чудесное» настроение, демон заискивающе попросил:
— Магда, ну будь хорошей ведьмой, достань меня, пожа-а-алуйс… та.
— Сдается мне, что «хорошая» в смысле правильная ведьма достала бы тебя сейчас из снега только затем, чтобы утопить в проруби, — тихо проворчала я.
И уже собралась лезть за этим отмороженным на весь котелок инкубом. Вот только Эрриан меня опередил. Сначала фразой «позволь мне», а потом, собственно, и достав инкуба из сугроба. Причем вроде бы темный ничего не сказал и даже не сделал. Вот только, судя по поведению, котелку вдруг стало в снегу тепло, светло, уютно. И Арр был готов просидеть в нем целую ночь.
Но если чернокнижник решил сделать доброе дело, спорить с ним и тяжело, и опасно. А коли поспоришь, то он сделает свое доброе дело с еще большим рвением, так что тебе будет не просто плохо, а демонски плохо.
В итоге весь оставшийся путь до моего дома котелок показательно молчал в духе «да прибудет вам обоим счастье, но подальше от меня», а мы с лунным разговаривали о всякой ерунде. Словно сегодня, сейчас заново познакомились. Словно он — не темный, я — не светлая, и не лежит между нами тысячелетняя вражда двух империй, клятвы и приказы.
Я позволила себе быть слабой, быть просто Магдой, недавней выпускницей академии. Пусть завтра, с наступлением утра все вернется, но этим вечером мне не хотелось ни о чем думать. Хотелось идти и идти в снежной круговерти, держась за руки. А в Хеллвиле, как назло, даже улиц длинных не было.
Мы прошли короткий квартал Правопорядка, как величали его официально в бумагах мэрии, а хеллвильцы за глаза называли Держиморды, потом свернули в крохотный, в два дома, Молочный переулок, и затем на небольшую улочку Ловкие Пальчики. На самом деле она носила гордое имя лэриссы Олы Саркастийской. Но народную славу сыскала не благородная аристократка, а ее тезка, тоже Ола, только мошенница, воровка и аферистка. Поговаривают, что чуть больше сотни лет назад под покровом ночи в Хеллвиле кто-то замазал все вывески на этой улице краской. Дюже крепкой и добротной. Дворники замучились отчищать. На многих табличках отскребли только «Олы». Это и сыграло главную роль в том, что имя благородной лэриссы сменилось прозвищем ловкой воровки. Не знаю, так это или нет. К моему приезду все надписи были в порядке, но никто на них не обращал внимания, и все упорно называли сию улочку Ловкими Пальчиками.
Мы миновали площадь, трактир госпожи Брас, памятник эльфийскому меценату древности, возле которого темный даже остановился. И спрашивается: с чего бы? Ну подумаешь, мраморный остроухий был немного не похож на своих сородичей, скорее уж смахивал на смещенного на днях бургомистра лэра Томонира: так же упитан, курнос и невысок. Да и о благих деяниях сего эльфа за древностью лет никто уже помнил. Даже потомки мецената были не в курсе. А вот хеллвильский глава не только знал, но и памятник изваял. Не сам, естественно. На то есть городская казна и скульпторы. И, конечно, совершенно случайно имя древнего благодетеля было уж очень созвучно с бургомистерским — Томонирэль Благодатный. И литеры «эль» почти осыпались тоже случайно, бывает же! Зато пояснение, что сей светлый муж — кладезь благодеяний, образец нравственности, поборник чести и святым до него далеко, ярко сияло золотом.
— О чем задумался? — поинтересовалась я у замершего перед монументом Эрриана.
— Пытаюсь понять, что здесь делает памятник Томонирэлю Кровавому?
— Кому? — удивилась я.
А потом выяснилось, что биография Томонирэля, записанная светлыми, совпадает с версией темных только датами рождения и смерти досточтимого эльфа. В том, что это не два разных Томонирэля, а один и тот же тип, я отчего-то не сомневалась. Со слов Эрриана выходило, что заносчивый остроухий жаждал власти и богатств, но, будучи третьим сыном в семье захудалого рода, не мог рассчитывать в родной империи ни на то, ни на другое. Зато он был хитер, талантлив и умен. В общем, типичный темный, шпионом которых он и служил в империи светлых. А затем вернулся и стал правой рукой темного владыки, правившего в ту пору. Томонирэль подавил несколько восстаний, утопив бунтарей в крови. Словом, на родине Эрриана его уважали.
— Знаешь, мне кажется, что сей монумент оказался тут потому, что у нашего бургомистра — непомерная гордыня, а скульптор и историк очень хотели денег. Оттого автор памятника закрыл глаза на нетипичную для эльфа внешность, а летописец — просто закрыл глаза и не стал читать древний свиток до конца, а сам придумал биографию для типа с вполне подходящим под заказчика именем.
Я осеклась, поймав на себе внимательный взгляд синих глаз. Лунный смотрел неотрывно на мои губы. И, сдается, думал совершенно не о памятнике. Сильные чуткие пальцы невесомо коснулись моей скулы, я сглотнула, чувствуя, как по спине пробежал холодок. Внутри сладко екнуло, нахлынули воспоминания: мы вдвоем в темноте моего дома, и его руки на моем теле, его горячее дыхание у меня на шее.
— Магда… Ты напоминаешь мне Хеллвиль. Загадочная, непостижимая и немножко сумасшедшая. И что удивительно, я тоже не прочь сойти с ума. Здесь, вместе с тобой.
Я поспешно приложила свой палец к его губам, заставляя замолчать.
— Не стоит произносить такое вслух. Эйта всегда рядом.
— Ты ее боишься?
— Я ее знаю. Хорошо знаю. И именно поэтому говорю: не стоит. Помнишь, что я рассказывала тебе о сумасшествии? Ему нужно поддаться. Но не сдаться. Каждому поцелованному безумием суждено провалиться в лабиринты. Но чтобы найти из них выход — нужно знать, ради чего ты должен выбраться оттуда. И тогда ты вернешься. Только так, и никак иначе.
При этих словах грудь опалила печать. Клятва, данная рыжей. Сейчас я ее практически нарушила, пытаясь объяснить темному, как пройти по тонкой грани сознания.
— Что с тобой? — Он подхватил меня, не дав упасть.
Последнее, что я помню, это грохот, с которым о наледь мостовой ударился котел. А потом меня накрыла тьма.
В себя я проходила медленно. Ощущения были странные. Во-первых, удобно. Слишком удобно, не так, как на тюфяке в моей скромной постели. Во-вторых, подозрительно тепло, если учесть, что окно в спальне разбито вестником. В-третьих, кажется, простыни подо мной шелковые. Еще раз провела по ткани рукой. Точно шелк! Где я? И что со мной?
Я осторожно открыла глаза и огляделась. Темнота… Можно только догадываться, чему принадлежат размытые силуэты. Слегка рассеивала мрак лишь тонкая полоска света под дверью.
В теле еще чувствовалась слабость. Но желание узнать, где я и что вообще происходит, не давало покоя. Встала с кровати и поняла: особо меня не раздевали, платье было на мне. Но больше всего я порадовалась даже не ему, а тому, что на мне остались полосатые шерстяные гольфы. Потому как ступать босиком по холодному полу не хотелось, а башмаков рядом с постелью не обнаружилось.
Подошла и взялась за ручку. Дверь отворилась бесшумно, а я едва не заорала от неожиданности. В коридоре был бургомистр. Лишь спустя пару мгновений я поняла, что это всего лишь портрет. Наш славный градоначальник на сей раз был в образе сказителя древности и что-то декламировал слушателям, а те алчуще внимали. Ну и буйная же фантазия у художника! Да лэр Томонир заикался каждый раз, когда толкал речь перед народом, отчего та норою растягивалась до потери терпения! Хеллвильцы развлекались тем, что ставки делали, доберется бургомистр до конца или рукой махнет. Если доберется, то за сколько ударов колокола. И чем закончится его выступление помимо заикания: смачным сморканием, одышкой или провалившимся помостом. Помост, к сожалению, провалился единожды (не без моей скромной помощи), и я тогда выиграла на тотализаторе целый сребр! После того случая охрана в полном составе получила по морде за разгильдяйство и потерю бдительности, несколько начальников слетели с постов. Оставшиеся преданно «рыли копытом землю» и так усилили ту самую бдительность, что к помосту теперь даже мухи подлетать боялись. А жаль — ставка на провал мэра взлетела до небес.
Еще раз оглядев портрет, я с облегчением выдохнула. Ясно, куда меня занесло. Вернее, занес один тип! Я захлопнула дверь в комнату и отправилась на поиски двух темных экспроприаторов, захвативших сей особняк. Немного поблуждав, услышала едва различимый гул голосов где-то внизу, вышла к лестнице и спустилась на первый этаж.
Дверь в гостиную была прикрыта, но звуки доносились именно из-за нее. Я остановилась у тяжелой створки, подняла руку, чтобы постучать, но до того, как костяшки ударили о мореный дуб, вдруг резко замерла, услышав голос Джерома:
— Да ты в своем уме, Эр? Зачем тебе вообще сдались эта глушь и эта выжженная ведьма? Ты сказал, что она объяснила тебе, как обойти проклятие. Ты теперь все знаешь, и я тебе всегда готов помочь. Избавимся от него. Ты вернешься в столицу.
Я так и застыла статуей с занесенной для стука рукой. Глубокий вдох. Выдох, который я усилием воли пыталась растянуть как можно дольше. В идеале — на вечность. Уже раскрытая ладонь медленно опускалась. Лишь несколько свечей в настенных канделябрах рассеивали глубокие тени коридора. Ночная тишина, покой в особняке. И бешеное пламя в моей груди.
А Джером не умолкал:
— Эр, теперь ты освобожден от личной клятвы императору. Но главное — мне не придется тебя убивать. Ну же! Нормальная жизнь, о которой ты так мечтал. Страстная красавица Инара, что заждалась тебя при дворе императора. Она надеется, что ты справишься с чернословием, вернешься и предложишь ей стать твоей женой. Подумай только! Роскошная лэрисса с сильным даром, немалым приданым. И почти верная — те несколько интрижек не в счет, — что среди темных редкость.
Послышался скрежет, звон разбившегося стекла и поспешное смуглого:
— Дай договорить! Зачем тебе нищая ведьма, у которой почти нет дара? А тот, что остался, — светлый, и…
Раздался звук короткого удара. А после него что-то сломалось — то ли мебель, то ли челюсть, то ли остатки совести пожирателя.
— Не лезь. Не в свое. Дело, — отчеканил Эрриан.
Его холодный, угрожающий голос пробирал до дрожи. Даже я, стоя за дверью, нервно сглотнула.
— Вот как? — чуть удивленно спросил Джером спустя несколько напряженных мгновений.
— Именно, — отрезал Эрриан. — Я сам разберусь. И с проклятием, и с тем, кто хочет меня убить. А ты не лезь. И не вздумай тащить за собой Магду. — Последние слова он прорычал.
— Что, настолько эта рыжая зацепила, что у тебя все-таки поехала крыша? Где тот расчетливый, хладнокровный Меч Владыки, которого я знал?
— Убьешь меня? — как-то буднично поинтересовался лунный. Неужели так быстро успел остыть?
— Ну, я вижу, что кандалы, которые запирают твою магию, пока не трещат по швам. А значит, если ты слегка и безумен, то дар контролируешь. Только учти, если твоя сила сорвется с поводка…
— Я в курсе, что, если потеряю разум и печати на браслетах начнут трещать, у тебя будет всего лишь удар колокола, чтобы меня убить, — посуровел Эрриан. — Мог бы и не напоминать.
— И что ты сейчас намерен делать? — спросил Джером.
— Выяснить, кому же я так помешал, что из Бездны выдернули демона, а в город призвали стаю гримов.
— Здесь несколько тысяч жителей. Как ты найдешь того, кто решил убить тебя раньше меня?
Мне показалось или в голосе пожирателя прозвучала ревность?
— Не беспокойся, найду. А пока я ищу, ты присмотри за Магдой. Она слаба. И да, там, у памятника мне показалось, что причина ее обморока — клятва. Уж очень это было похоже на опустошение, что бывает, когда едва не преступил зарок.
Я чуть не взвыла: ну почему из всех мужчин обеих империй мне достался самый догадливый?
Раздался шорох, потом хруст стекла под чьими-то неторопливыми шагами. Я быстро попятилась, развернулась и стрелой взлетела по лестнице. Вслед донесся скрип двери, судя по всему, кто-то из темных вышел из гостиной. Я понеслась по коридору, молясь всем светлым богам, чтобы найти ту демонову комнату, в которой мне сейчас полагалось спать, а не шастать по особняку, подслушивая чужие разговоры. К счастью, портрет бургомистра был виден издалека. Первый раз я была так рада лицезреть его физиономию. Быстро залетев в комнату, я притворила дверь и нырнула в постель. Едва успела укрыться одеялом и перевести дух, как вошел Джером.
Интересно, что ему тут потребовалось? Я притворилась, что крепко сплю, и осторожно подсматривала сквозь сомкнутые ресницы. Расхристанный вид темного был красноречивее всяких слов. Смуглый приблизился в кровати и… начал раздеваться. Натурально! Сначала стянул с себя рубашку, потом взялся за штаны.
Та-а-ак! Пора бы госпоже ведьме пробудиться. Хватит в постели изображать первую степень трупного окоченения. А то так не успеешь вовремя проснуться — и молодой мамочкой станешь. Эта мысль подействовала на меня как удар хлыста. Я мгновенно села с абсолютно прямой спиной, скрестив руки на груди и распахнув глаза. Точь-в-точь вампир, восстающий из гроба. От такой резкой смены положения стало плохо не мне одной. Джером, снимавший штаны, от неожиданности покачнулся, запутался и тоже сел. К моему удовольствию — мимо кровати, со всего размаху припечатавшись задом об пол.
— Доброе утречко. — Я развела руки в стороны, изображая потягивания и лучезарную улыбку. То, что на дворе глубокая ночь, меня ничуть не смутило. — Ой, а что ты тут делаешь?
И удивление, полное незамутненной детской наивности во взоре.
— Компрометирую и соблазняю, — в сердцах брякнул Джером.
— Зачем? — Я старательно хлопнула ресницами.
Но маска милой глупышки с трудом удерживалась на лице. Внутри бурлила ярость, словно зелье в котле: довел-таки, зараза темная, до кипения! Ну, Джером, ну, гад! Сначала Эрриана подбивал уехать в столицу, а теперь из лучших дружеских чувств и исключительно из-за заботы о лунном решил опорочить мою темную репутацию? Твою ж Бездну! Я тебе, дорогой мой пожиратель, такой свет в конце тоннеля покажу, что ты у меня — демон раздери пополам! — сам засияешь. Да не просто засветишься, нимбом обзаведешься!
Все это я успела подумать, не переставая радостно улыбаться. Слишком радостно, ибо Джером как-то настороженно на меня посмотрел. Впрочем, растерянность его длилась недолго. Пара вздохов — и передо мной стоял уже ко всему готовый темный. Правда, без штанов, зато в симпатичных панталонах, беленьких, с сердечками.
— Скорее почему, — произнес он с придыханием. — Магда, ты сводишь меня с ума. Твои волосы, глаза, губы, грудь… — вдохновенно начал перечислять этот веником недобитый соблазнитель.
Может, с наивной гимназисточкой его пылкой речи было бы и достаточно, но, увы, ему повстречалась я. Целительница, у которой, несмотря на светлый дар, было специфическое чувство юмора. Лекарское.
— Джером, мне тоже нравятся твои вторичные половые признаки: размер кошелька там, знатность рода… — промурлыкала я, подаваясь вперед и перетекая в позу, может, и не столь соблазнительную, зато свободную для броска. — И поскольку наши симпатии совпадают, предлагаю перейти прямо к телу… в смысле к делу. У меня, знаешь ли, года-то идут, время колоколом звенит, а я еще не замужем и без детей. А ведьма под венец должна идти молодой, чтобы как следует успеть мужу крови попортить!
— Ты же светлая? — ошарашенно спросил Джером.
— Зато ведьма! — С этими словами я на четвереньках ринулась вперед по кровати.
Темный резко сдал назад.
— А ну, иди сюда соблазняться! — скомандовала я, вставая на постели. — У меня и брачные браслеты с собой есть. Сейчас на тебе их застегнем… — Я откровенно блефовала, но Джером, успевший познакомиться с Мажетой, поверил. И слегка побледнел.
— Магда, слушай, в спальне что-то жарко стало… — заявил этот пожиратель в панталонах. — Может быть, я что-нибудь открою? — И по стеночке попятился к окну.
— Конечно! — Я изобразила энтузиазм. Старательно так изобразила, чтобы в глазах огонь горел. Да поярче. Чтобы его свет был виден издалека, освещал самые потаенные уголки души. Особенно те, где прячется мужской инстинкт самосохранения. — Открой игристого вина!
— Я, вообще-то, имел в виду оконную раму, но раз ты просишь вина… Я лично за ним спущусь!
Джером подхватил штаны, рубашку и… оделся быстрее, чем до этого раздевался.
В принципе, такой расклад меня устраивал. Вот только был бы маленький конфуз, если бы, удирая из особняка, я столкнулась с Джеромом в холле.
— Конечно, конечно, — мило улыбнулась я. И с придыханием добавила: — Только сильно не задерживайся. Нет, пожалуй, я тебя провожу… в винный погреб.
«Где и запру». Я не договорила. Ну зачем человеку, окрыленному мыслями о размножении, портить настроение?
Я шустро спрыгнула с кровати и увязалась за недовольным Джеромом. Так, гуськом, друг за другом, мы покинули комнату, прошагали по коридору, спустились по лестнице и, миновав холл, углубились в хозяйственные помещения. Возле кухни обнаружилась небольшая дверь, ведущая в погреб. Я остановилась на пороге, отговорившись, что «мне там будет холодно!», и проследила, чтобы Джером вошел внутрь и утопал подальше от входа.
И только я начала затворять дверь… раздался выстрел. Первый залп был одиночный, затем последовало сразу несколько. И еще, и еще… Демон! Откуда стреляют?! Изнутри? Снаружи? Я распахнула дверь. Сама не помню, как перепрыгнула через порог, оказавшись в подвале, и ввинтилась в крохотную нишу между косяком и каким-то шкафом у входа. Мимо свистели осколки стекла, впиваясь острыми краями в деревянную обшивку двери, вылетали через широкую щель в коридор. Ясно. Диверсия тут, внутри. Угораздило же меня так влипнуть! Я вжалась спиной в каменную кладку и зажмурилась, чтоб не видеть этого безобразия. Стрельба стала стихать, и на смену ей пришло шипение, словно палкой ткнули в змеиный клубок. Нос уловил характерный сладковатый привкус.
Я рискнула выглянуть из-за своего укрытия и увидела Джерома. Смуглый сидел в углу, прикрывшись крышкой от бочки, как щитом. Изрядно обстрелянным щитом. То, что снарядами были пробки из бутылок, лишь усиливало впечатление. Нет, я слышала, что пенные вина при ненадлежащей закупорке иногда вот так «играют» на нервах своих владельцев, но чтобы увидеть вживую… Интересно, где градоначальник добыл столько контрафакта?
Между тем Джером, поняв, что атака пробок закончена, вышел из-за своего укрытия. То ли он надышался винных паров, то ли ошалел от радости, что все же выжил, то ли решил до конца отыграть роль пылкого любовника. В общем, смуглый повел себя по-идиот… в смысле по-геройски. Расправил плечи и произнес:
— Я же говорил, что принесу вино. И вот! — Он потряс запечатанной бутылкой над головой. — Как говорится, кто не рискует, то не пьет ша…
Ба-бах!!!
Небрежно взболтанный трофей «высказался» вразрез с озвученной точкой зрения и… Темный все же продегустировал вино. Только не совсем так, как планировал.
— Ты пьян! — Я обличающее ткнула в него перстом, искренне надеясь, что не сильно переигрываю. — О каком браке может идти речь, когда жених в таком состоянии?!
Темный тут же согласно закивал, что таки да, он абсолютно в стельку, в зюзю и на бровях от тех капель, что плеснули ему в лицо из взорвавшейся бутылки.
— А еще я ранен, — старательно заплетающимся голосом добавил Джером, дабы я точно отложила все матримониальные планы.
Ради этого он даже продемонстрировал мне ладонь с небольшим порезом. К счастью, им все и обошлось. То ли бутылка взорвалась без огонька, то ли пожиратель подтверждал поговорку о том, что темным всегда везет.
— Но пьян больше, чем ранен. Поэтому проспись сначала, а потом уже бинтуйся и делай мне предложение! — горько воскликнула я в лучших традициях женской истерики, шагнула вон из подвала и захлопнула дверь.
Удовлетворенно улыбнулась, задвигая засов: все прошло даже лучше, чем я планировала. То, что спустя пару мгновений в дверь заколотили с той стороны с криками «Дорогая, выпусти, я, кажется, уже трезвею! Нет! Протрезвел! Уже совсем и окончательно!», — лишь укрепили меня в этой мысли.
— У тебя там целый винный склад! Если хочешь, возьми бутылку и опьяней снова! — крикнула я через плечо, удаляясь по коридору.
Краем глаза заметила, как из-за поворота выглянула пугливой мышью служанка, пискнула, завидев меня, и исчезла. Так. Кажется, в особняке и без меня найдутся те, кто откроет дверь Джерому. В том, что рано или поздно это произойдет, я не сомневалась: смуглый пройдоха сумеет обольстить даже через замочную скважину!
А вот мне стоило поторопиться. Искать, куда делся котел, было недосуг. Не то чтобы я боялась гнева темного. Нет. Меня гнало другое. Интерес. Прошлой ночью я получила послание из столицы. Причем не только я. Да и ворон из Темной империи усердно махал крыльями до особняка мэра. Любопытно, чем же таким ценен Хеллвиль, что в него, как два бульдога в рваную грелку, вцепились обе империи? Из простых жителей вряд ли кто знал ответ, иначе бы я за то время, что здесь живу, была бы в курсе. А если не простые?.. Дознаватели? Храмовник? Или глава города? Но никого так просто в лоб не спросишь. Хотя, может, и не придется. Любая информация, сколь бы важной она ни была, может забыться, если не вся, то детали. А потому ее требуется…
Я стояла уже в холле в башмаках, но решительно развернулась от входной двери. Мне нужен кабинет бургомистра. Искала я его недолго, но то, что увидела, меня разочаровало. Весьма. Судя по всему, лэр Томонир делами города в домашнем кабинете себя не утруждал. Никаких папок с бумагами, отчетов, книг прихода и расхода… Зато имелась целая стопка журналов о садоводстве.
Я обыскала кабинет градоначальника, но так ничего толком и не нашла. Почти ничего.
— Хм… — Я задумчиво взвесила в руке связку ключей. В ней были и те, что отпирают массивные амбарные замки, и миниатюрные — от секретера. — Кажется, сегодня вы мне пригодитесь.
Взглянула в окно на луну, чей сери боязливо выглядывал в просвет между брюхатыми снегом тучами. И тут колокол на башне, которая стояла рядом с ратушей, пробил дважды. Буду считать это знаком судьбы.
До рассвета еще оставалось время. Что ж, нужно им воспользоваться.
Я выскользнула из бывшего дома бургомистра и побрела по дороге. Демоны раздери! Как же лукавят те, кто говорит, что легко встать на путь преступления. Врут, паразиты. На него не только встать тяжело, но идти почти невозможно. Во всяком случае, в Хеллвиле, где ноги из-за снегопада вязли в пышных сугробах, которых за ночь намело изрядно. Ох и будут же завтра ругаться горожане, махая лопатами. Но пока улицы были пустынны. И лишь одна одинокая ведьма брела сквозь метель, собираясь совершить злостное проникновение если не через окно, то через заднюю дверь. Совсем как порядочная взломщица. Но когда я, задрогшая, заснеженная, не выспавшаяся, подошла к ратуше, то мне было уже плевать на воровские приличия. Я погремела ключами и просто отперла парадную дверь.
Сторож, видимо, даже предположить не мог такой наглости, чтобы преступники проникали сюда столь вопиющим для грабителей образом, как простые посетители. Посему старичок стоял на посту именно рядом с главной дверью. Ну как стоял… Дремал, посапывая в кресле в нише, что была как раз за пустовавшим в ночное время столом секретаря. Не разбудил доблестного стража ни лязг двери, ни стук моих зубов, которые от холода отплясывали джигу.
Может, он уповал на охранные заклятия и амулеты, кои для устрашения были развешаны по стенам? «Воровская кара», «Наказание лжесвидетеля», «Плата за подкуп» — гласили таблички под каждым из них. Вот только я, как маг, могла с уверенностью сказать, что среди этих побрякушек не было не только рабочих, но и вообще амулетов. Так, пугалки. Посему спокойно прошла мимо них, миновала спящего и привидением скользнула в коридор. Мне нужен был городской архив, который располагался в самой отдаленной части здания. Побродив немного между кабинетных дверей, я наконец нашла то, что искала. Вот бы и с документами было так же.
Свитки, приходские книги, папки с приказами и судебные дела громоздились на стеллажах, уходящих в темноту. Хеллвиль был невелик, поэтому все документы хранились именно здесь. У входа стояла лампа. Зажечь ее и не тратить резерв, который только-только восполнился, было соблазнительно, но опасно. Я вздохнула и воспользовалась заклинанием ночного видения. Оно действовало не столь долго, как хотелось бы, да и выдоило меня досуха, но зелья под рукой все равно не было. Я двинулась между полок, внимательно глядя по сторонам и на ходу размышляя.
Когда в столице заинтересовались здешними землями? Ведь что-то же должно было произойти, чтобы имперцы в них так вцепились? Если бы это случилось несколько столетий назад, то на месте скромного Хеллвиля давно бы стояла мощная крепость с вооруженным до зубов гарнизоном. Значит, ответ стоит искать в событиях, которым менее пары десятков лет. То, что узнали, но не успели или не захотели придать широкой огласке.
Я так задумалась, что не сразу услышала шум: шелест страниц, легкое поскрипывание. А когда услышала и настороженно замерла, все звуки прекратились. Осторожно шагнула вперед. Вроде бы аккуратно, но половица подо мной предательски пискнула. Я инстинктивно развернулась, волосы взметнулись, ударив волной по плечам, рука вскинулась в заученном до автоматизма атакующем аркане. Но вместо слов заклинания с губ слетело сомнительное благословение:
— Да чтоб ты упал под тяжестью своего счастья!
— Магда?! — изумился Эрриан.
И в следующий миг поскользнулся на ровном месте, сделал несколько шагов, пытаясь удержать равновесие, схватился за меня, и мы вместе грохнулись на пол. Я, к счастью, оказалась снизу. Почему к счастью? Да потому что в результате фееричного исполнения благословения с полок посыпались книги, свитки, фолианты. Прямиком на Эрриана. Но, кажется, лунному было плевать. Он неотрывно смотрел на меня. А я… Я видела перед собой суровое лицо, четко очерченные скулы, линию губ, глаза, в которых тонула. И ждала. Вопросов, недовольства, но не того, что произошло.
Его пальцы медленно, словно в зыбучий песок, погрузились в мои спутанные волосы, будто он боялся, что я могу исчезнуть, как мираж, как безумное наваждение.
Жаркое дыхание Эрриана опалило мои губы. Это был не просто поцелуй. Нет. Дикий огонь. Пламя Бездны. Запретное, испепеляющее тело, обнажающее все чувства и желания, даже самые потаенные, самые грешные.
Мы оба горели, дышали друг другом, пили друг друга, забыв обо всем. Его рука коснулась моей, переплетая, казалось, не пальцы — души. Удар сердца — один на двоих. Вдох — один на двоих. Желание — одно на двоих. И безумие — тоже.
Я чувствовала на себе тяжесть его тела и то, насколько Эрриан тверд в своих намерениях. Ощущала жар, что исходил от его браслетов. Он терял контроль. Над собой, над своей силой, что бесновалась и рвалась наружу, несмотря на печати. Но ни он, ни я этого не замечали. Прикосновения. Мучительно-сладостные, манящие за грань.
Эрриан с хриплым стоном оторвался от меня. Я увидела его глаза — штормовое небо и снег. Наши чувства балансировали на грани безумства, сладкого безумства, манящего, зовущего окунуться в него, погрузиться с головой.
— Магда… — Всего одно слово на его губах. Он произнес его, словно молитву темной богине, словно проклятие.
И я потянулась навстречу. Сама. Чтобы прикоснуться, чтобы еще раз попробовать его вкус. Почувствовать, как тело пронзает дрожь. Мне хотелось продлить этот миг, в котором были только шорох ткани и стук бешено бьющихся сердец. Запах кедра и зимы… Он нравился мне непростительно сильно. Как и твердые сухие губы. Как сильные руки, в которых я теряла разум и волю.
Он — мое наваждение, мое личное безумие, мое море, в котором хочется утонуть. Его язык, что пробует мой рот на вкус, дразнит. Его прикосновения, от которых забываю, кто я и где. Надо остановиться. Надо прекратить. Потом будет лишь боль потери. Понимаю, что надо отстраниться, выскользнуть из объятий… Понимаю. И не могу. Не хочу сопротивляться. Пусть я поступаю неразумно, глупо, отвечая Эрриану. Пусть у нас нет будущего. Зато есть этот миг. Здесь, сейчас.
О, теперь я куда лучше понимала темных, которые стремятся взять от жизни как можно больше. Успеть любить, ухватиться за миг мимолетного счастья, выпить его жадными глотками, обхватить руками, прижаться, вдохнуть.
Эрриан… Сильный, уверенный, острый, холодный. Сейчас со мной он был другим… Нежным, чувственным, будоражащим кровь, покоряющим.
И мне хотелось большего, как и темному, чья рука скользнула по моему колену выше, к бедру. Там, где держали последний бастион моей нравственности теплые панталоны. Увы, для темного. Они, как истинные поборники морали, держались весьма достойно. И позиций своих сдавать не думали. Я и представить не могла, что сегодня препоны мне будет чинить даже собственная одежда!
Впрочем, додумать мысль мне не дали. Еще один поцелуй. Он был особенно обжигающим. Настолько, что пламенели не только губы, но и запястья. Особенно запястья. И если сначала жгло несильно, то с каждым мигом — все ощутимее.
Я вскрикнула и, лишь отдернув руку, словно протрезвела, очнулась, пришла в себя и осознала: светлые боги, что я творю! Что мы творим?! Эрриан балансирует на грани безумия. Еще немного — и он шагнет в лабиринты Эйты.
Темный смотрел на меня сверху вниз. В почти черных глазах плескалась страсть, которую стремительно сменяло беспокойство:
— Магда, что случилось? — выдохнул он хрипло.
Я сглотнула.
— Твои печати… — Собственный голос казался незнакомым. — Если мы не остановимся, то ты…
Я так и не смогла сказать «сойдешь с ума». Но Эрриан понял.
Он нависал надо мной. Я чувствовала его тело. Напряженное, закаменевшее. Сильное, поджарое. Его дыхание: отрывистое, тяжелое, хриплое. Да и я чувствовала себя рыбиной, выброшенной на берег и жадно хватающей ртом раскаленный воздух.
— Впервые я хочу сойти с ума! — Признание. Короткое, как приказ. Прямое, как выстрел из арбалета.
— Но я-то этого не хочу! — вырвалось отчаянно.
Я все же вывернулась из-под него. Села, прижавшись спиной к стеллажу. Юбка задралась, волосы окончательно растрепались, лиф платья был расстегнут. А ведь на нем было не меньше трех десятков пуговичек! И когда только лунный успел?
В общем, я была истинной ведьмой не только в раздраенных чувствах, но и виде. Впрочем, Эрриан, оказавшийся почему-то без рубашки, в одних штанах и тоже с далекой от аккуратности шевелюрой, мало чем мне уступал. Скорее — наступал. На меня. Медленно подавшись вперед. Сейчас он больше всего напоминал снежного волка. Беловолосый, сильный. Даже его поза — опершись о пол руками и коленями, — тоже напоминала о диком звере.
— Эрриан. — Я сглотнула, собираясь с духом. — Я хочу тебя, но если это будут твои последние мгновения, то нет! Не такой ценой!
Печать клятвы, данной белке, недовольно нагрелась.
— А я думал, что в том и заключается твоя цель. Еще немного — и ты бы ее достигла. Ты почти свела меня с ума, ведьма. Настолько, что я об этом даже не жалею.
— Ты знал, — вырвалось у меня, рука, сжатая в кулак, ударила по пыльному полу, — о том, что я связана клятвой с Эйтой.
— Да. — Его взгляд, казалось, проникал в самую мою душу. Пристальный, неотрывный.
— Я пошла на сделку с ней в тот день, когда тебя увидела там, в трактире…
Признание. На удивление, оно далось мне спокойно. Я рассказала все. Ну, почти все. Зачем темному знать о причинах, по которым я так жаждала мести.
— Эйта сказала, что ты не жилец, и если не потеряешь разум, то через пару седмиц все равно умрешь. И я согласилась на сделку с ней… — Я судорожно вздохнула, пытаясь справиться со всем сразу: мыслями, эмоциями, пуговицами. Особенно с пуговицами. — Теперь ты меня наверняка ненавидишь и презираешь. — Я вскинула голову.
Повисло молчание. Тишина почище кладбищенской давила. Медленно, но верно вытягивала из меня нервы, как рыбак невод из воды. Я чувствовала, что еще немного — и пружина, закрученная внутри меня до предела, слетит, сорвется. А Эрриан лишь смотрел на меня. А затем протянул руку. Пальцы невесомо коснулись моей щеки.
— Нет. Я тобой восхищаюсь. Ты истинная ведьма. Но, главное, доверившаяся мне ведьма. Ты могла не оттолкнуть, всего лишь позволить тебя поцеловать. Еще раз. И я бы спятил. Окончательно и навсегда. И даже твоя клятва, данная мне, не возразила бы. Ведь я сделал бы этот шаг сам, добровольно.
До меня постепенно начал доходить смысл сказанного. И то, что Эрриан решил поставить на кон в игре с моими чувствами собственную жизнь.
— Ах ты… проверяльщик. — Я подалась вперед, закипая уже отнюдь не от страсти. — А если бы я не смогла остановиться?! А если бы ты не смог?! Гад! Сволочь! Ненавижу!
Я замахнулась, чтобы ударить его кулаком в грудь, выплеснуть весь накопившийся в душе страх. Страх за то, что могла вот так просто его потерять. И он бы позволил.
Не ударила. Меня опередили. Сгребли в объятия.
— Это лучшее признание, которое я когда-либо слышал. — Эрриан усмехнулся мне в макушку.
— Что? — Я возмущенно запрокинула голову. Зря. Губы лунного оказались слишком близко. Опасно близко.
— Темные не доверяют словам. Только поступкам.
— И когда ты узнал о том, что я поклялась Эйте свести тебя с ума? — задала я вопрос, пытаясь хотя бы так, на словах, отстраниться. Взять небольшую передышку.
— В ту ночь, когда ты летала на метле, спасаясь от демона. Госпожа Дарящая Безумие подробно мне все рассказала.
— Зачем? — нахмурилась я, не понимая причин странного даже для Эйты поступка.
— Видимо, чтобы убить во мне всякую надежду на спасение. Ведь она наверняка поняла, что я попытаюсь надавить на тебя, чтобы узнать, как ты сумела сохранить разум.
«И ты выведал все, что мог», — подумала я вдруг, вспомнив его разговор с Джеромом в кабинете. Сейчас все произошедшее виделось мне в совершенно другом свете.
Случайности? О нет… Тщательно просчитанные ходы шахматной партии двух матерых игроков: Эрриана и Эйты. А кем в той игре была я? И кто кому поставил мат?
— Скажи, а что тебе обещала Эйта в обмен на твою помощь? — Голос Лунного дрогнул.
Вопрос, самый сложный, неприятный, самый болезненный из возможных. Я его ждала и все же надеялась, что мы ушли от опасного для меня края. Просчиталась.