В голове, как назло, не было ни единой мысли. Зато в душе крепло желание сбежать отсюда куда-нибудь на болота, чтобы сразиться с бешеной, злобной, кровожадной ыркой или стрыгой. И слегка отдохнуть от всех этих вопросов и интриг.
А ведь когда я распределялась в Хеллвиль, думала, что самым сложным в такой глуши будет не завыть от тоски. Какой же я была наивной! Еще не знала, что чем тише городок, тем агрессивнее в нем демоны. Подозреваю, что в какой-нибудь Барсучий Лог на три дома вообще соваться не стоит: там такие страсти могут кипеть, что столичные интриганы удавятся от зависти.
— Так что? — напомнил Эрриан.
Прицельно так напомнил, с намеком, что как бы я не увиливала, а ответа он от меня добьется. Не помогут ни обморок, ни внезапно начавшиеся роды (и плевать, что я невинная девица!). Не помогут, и все. Даже если умирать начну — это слегка огорчит лунного, но не остановит на пути к истине.
— Зачем тебе знать? — обреченно спросила я.
— О тебе я хочу знать все.
Ой зря он так сказал, ой зря. Ибо раз слушатель хочет всего, он этого «всего» и получит.
— Я не помню, как оно началось. Знаю только, что давно. Я лежала на белых простынях, — задумчиво произнесла я. У темного как-то подозрительно дернулся кадык, а лицо потемнело в лучших традициях ревнивца. Словно ничего не заметив, я продолжила: — Надо мной был потолок. Белая известка. А еще я была голодной. Жутко голодной. И заорала. Да, наверное, заорала от несправедливости мира, разлучившего меня с мамой. И ее грудью.
Я старалась говорить в меру патетично, но под конец все же не выдержала.
— Какой еще грудью? — опешил Эрриан.
— Обыкновенной, которой новорожденных кормят, — отмахнулась я.
Просил сагу длиною в жизнь, подробности оной? Так получай, ешь и не подавись.
Но, к несчастью для одной сказительницы, слушатель ей попался не только вспыльчивый, но и без чувства юмора, терпения. И вообще без тормозов! Если в Хеллвиле романтичный ужин может плавно перерасти в драку, то рассказ о скромных буднях целительницы — в убийство. Во всяком случае, взгляд Эрриана мне сейчас обещал именно ее, кончину, и не факт, что быструю.
— Скажи, а как темные молятся перед смертью? — выпалила я.
— Они оскверняют свою душу проклятием, — ошарашенно ответил лунный и прищурился. — А тебе зачем?
— Так, на всякий случай интересуюсь, чтобы не промахнуться. Вдруг на небеса не попаду, так хотя бы провал во Мрак у меня вышел подобающим.
— Арх тебя подери, Магда! — в сердцах воскликнул темный. — У тебя есть талант, уникальный даже для темной ведьмы, не говоря уже о светлой целительнице. Ты вмиг способна довести даже невозбудимый скелет до жгучего желания.
Я не стала уточнять, какого именно желания, и так было понятно: убивать. Ну да. Мне еще брат, когда я голенастой девчонкой была, говорил, что эпитафией на могиле его сестры будет что-то вроде «сорвала обряд ведьме» или «нечаянно сожгла на костре дракона», в крайнем случае «отобрала у инквизитора его любимую дыбу». С тех пор много времени прошло, я подросла, а вместе со мной подрос и мой талант бесить. Кстати, именно благодаря ему я научилась не только быстро бегать, высоко прыгать, но и быть изворотливой.
Эрриан вдохнул. Выдохнул. Еще раз и еще. И в третий раз задал вопрос, доводя тем самым и меня до равно взбешенного состояния. Да я смотрю, он тоже, как и я, жутко талантливый.
— Его зовут Корнуолл. — Я прикрыла глаза, стараясь усмирить ненависть, что плескалась в моей душе. Даже спустя столько лет. Сглотнула, заставив свой голос звучать хладнокровно. Но ресниц не подняла. Так было легче. — Он сын главы департамента торговли. Отец перевел его из столицы в Вейхонскую академию на факультет боевиков, чтобы сынок поучился в провинции, пока в Йонле не уляжется шумиха после очередного скандала. Корнуолл и еще несколько адептов из высшего круга решили позабавиться и привязали дознавателя к спине дракона, который был в облике человека. А потом последнего напичкали эликсиром Бейгеля, что вызывает насильственную трансформацию. Но дракон был еще юный, не инициированный, с подвижной метой. Ему рано было проходить оборот. В общем, из-за зелья он все же обрел крылатую ипостась, но навсегда утратил человеческий облик. А в ночь оборота еще и разум. И служака-дознаватель до утра летал на его спине, вопя на весь Йонль. А пьяные Корнуолл с дружками смеялись, считая, что шутка удалась.
Я говорила и говорила. О том, как этот мальчик из золотой молодежи, отпрыск славного рода, наследник немалого состояния и изрядная сволочь ближе к концу учебного года внезапно перевелся к нам в академию. Туда, где на последнем курсе училась я, и — что гораздо хуже, — куда поступил в том году мой младший брат Рик.
Мелкий… Хотя какой к семнадцати годам мелкий — выше меня на полголовы! Братец грезил стать славным боевым магом. Чтобы творить добро, искоренять зло и далее по списку деяний благородного рыцаря. А главное — получать за свои подвиги кошель золота, женскую любовь и уносить ноги раньше, чем ревнивые мужья-рогоносцы об этой самой любви прознают. Ну и, конечно, чтобы все это происходило не в какой-нибудь глуши, а в столице. И не важно, что в Йонле из чудовищ — только налоговики и ростовщики. Рик желал всем своим пылким мальчишеским воображением, чтоб местом его подвигов была столица. И точка. В общем, мелкий был типичным адептом. На его беду — весьма сильным, но доверчивым.
Корнуолл и взял его в оборот. Сначала приблизил, сделал мальчиком на побегушках. Рик, которого почтила вниманием факультетская звезда, столичный аристократ, был счастлив. А потом то ли шутки ради, то ли желая, чтобы Рик подчинялся ему абсолютно, Корнуолл подсадил брата на «звездную пыль».
Порошок, что дарил сознанию на время дурман и негу, а после превращал мага в марионетку, которая мыслит лишь об одном: новой дозе. Новая доза… Ради нее маги готовы были отдавать все. Даже собственный резерв, ауру. Цедили капли чистой, неразбавленной силы, вместе с ними отдавая здоровье и годы своей жизни.
Я заподозрила, что с братом что-то не так, спустя месяц. Рик осунулся, постоянно шмыгал носом, ссылался на насморк, упорно отказываясь дать мне его вылечить. Он был то резким, раздражительным, то веселым и щедрым настолько, что как-то спустил очередную стипендию за удар колокола, оплатив в таверне обед всем посетителям. «Хотел, чтобы не только я был счастлив, но и всем вокруг было хорошо», — так он объяснил свой поступок, когда я приперла его к стенке в университете. Не погнушалась даже использовать на братце запрещенное заклинание правды, предварительно обездвижив того арканом. А потом увидела, что из носа Рика течет кровь, и все поняла.
Когда узнала, что брат добровольно отдал пять капель своей силы и теперь его уровень едва достигает двух единиц — меньше минимума для мага-боевика, — мне стало страшно. А ведь при поступлении в университет Рик был одним из сильнейших, ему прочили большое будущее.
Но чего он мне так и не сказал — кто его подсадил на «звездную пыль». Может, и признался бы, но ему мешала клятва, данная на крови. Она буквально сжигала его изнутри при попытке произнести имя.
Брат согласился отправиться в лечебницу. Оставил университет. Мы продали все, что у нашей семьи было ценного, даже дом, чтобы заплатить за исцеление Рика и год его учебы. По договору с университетом мелкий обучался бесплатно, но должен был отработать по окончании сумму, потраченную империей на него. А поскольку он теперь не мог стать боевым магом…
Спустя месяц, когда брат начал идти на поправку, я все же выяснила, кто всему виной. Богатенький урод.
К тому времени Корнуолл завел уже себе новую игрушку. На этот раз первую красавицу академии Саманту Сиззил, которая смотрела на него влюбленными глазами. А то, что она была магом с весьма неслабым даром иллюзии, — так, сущая мелочь.
Моей ошибкой стало то, что я начала искать справедливости. Когда потребовала у Корнуолла вернуть те пять капель силы, что Рик отдал ему, этот гаденыш лишь рассмеялся мне в лицо, прижал к стене заклинанием и, издеваясь, поцеловал. Меня едва не стошнило.
А затем, удовлетворенно хмыкнув, предложил одну каплю, если я согрею его постель. Магда Фокс согрела его лицо пульсаром. Как я, целительница, сумела пробить плетение боевого мага, пусть и адепта-старшекурсника, сама поражаюсь. Может, я и поджарила бы его, но в нашу схватку вмешались. Растащили. Затем Корнуолла отправили к целителям, а ректор Нольсон вызвал меня к себе на ковер. Там я рассказала все как есть и услышала:
— Девочка. Не лезь, тебя сломают, как щепку.
Именно тогда пришло понимание: Нольсон, еще нестарый магистр, севший в ректорское кресло несколько лет назад и крепко в него вцепившийся, все знал. Знал и закрывал глаза. Почему? Может, боялся за свою семью, маленького ребенка и молодую жену? Или не хотел вылететь с должности, к которой шел пятнадцать лет. Или просто потому, что он не был сильным магом, не имел за спиной поддержки знатного рода? Нольсон… В меру карьерист и служака, не хватавший звезд с неба. Он лишь ждал, когда демон по имени Корнуолл провалит в свою столичную преисподнюю из его университета. Ждал и молчал. И советовал мне сделать то же самое. Ректору не нужны были скандалы. Но, видимо, несмотря на трусость, у него осталось и что-то человеческое. Иначе приказ о моем отчислении был бы подписан в тот же день. А так он посоветовал мне лишь не высовываться.
На следующий день, проведя операцию, я получила записку. И лишилась всего.
Но это я узнала позже. Когда прогремел взрыв, единственное, что успела, — создать барьер. Его от ударной волны выгнуло дугой, меня протащило от окна до противоположной стены, впечатав в штукатурку. А там, где я только что стояла, разрастался огненный цветок. Его лепестки лизали пол, потолок. Жадно пожирали шторы, стулья, стол, вырывались из окна, стремились к двери, что была сбоку от меня. Если бы огонь прорвался в коридор… Там, в соседних палатах, лежали недавно прооперированные больные.
Я все же смогла превратить барьер в сферу, свернуть его, заточить огонь внутри. Это спасло не только меня, но и весь этаж от первородного пламени. Но чтобы удержать дикий огонь внутри, я израсходовала не только весь резерв, но и большую часть энергии ауры. Последнее, что помню, как врывается магистр Райгнорк, подхватывает здоровенную сферу, в которой неистово беснуется огонь взрыва, напирает, силясь разорвать барьер.
И теряю сознание…
В себя я пришла через несколько дней. Очнулась и узнала о том, что выгорела. И что шансы на восстановление ничтожно малы. Когда мне это сказали, я повторно потеряла сознание, но провалилась уже не в блаженную тьму, а в лабиринты Эйгы.
Белка меня старательно по ним водила, запутывала. Целый месяц на это убила. Но я все же нашла путь обратно. Вернувшись, поняла, что все же не окончательно потеряла дар. И пусть мой потенциал отныне был даже не единица, а всего лишь ее половина… Главное, я осталась магом!
А Корнуолл за то время, что я была в лазарете, отбыл в столицу. Поговаривают, что ректор, несмотря на страх перед его родом, лично настоял на переводе.
Выпускной экзамен подкрался неожиданно, как ночной вор. Я только что вышла из лазарета и точно бы завалила его. Если бы не мой куратор. За удар колокола до начала он просто отдал мне свой накопитель, а к нему еще парочку, явно одолженных у магистров.
— Я сожалею, — тихо сказал он, — что могу помочь лишь этим.
Диплом я получила. И в нем даже значилось, что выдан он Магде Фокс, магу с восемью единицами дара. Но вот чтобы его отработать…
— Так я и оказалась в Хеллвиле, — закончила я свой рассказ.
— Хочешь, я его убью? — Это были первые слова Эрриана после того, как я замолчала. Причем он произнес их буднично и спокойно, словно речь шла о том, брать или нет еще один пучок морковки у торговки на базаре.
— Раньше бы я ответила «да», не колеблясь. Но сейчас… Когда вокруг демон знает, что творится: Хеллвиль зачем-то стал резко нужен и темным, и светлым; Эйта открыла на тебя охоту; Джером не может восстановить магию, а из столицы вестник принес письмо с приказом вас уничтожить. Эр, постарайся сейчас просто выжить и не сойти с ума. Это для меня гораздо важнее. А с местью я справлюсь сама.
— Магда, ты невозможная ведьма. Моя…
Договорить лунный не успел, его перебили.
— А-а-апчхи, — раздалось на весь архив.
Следом донесся грохот падающего тела. Эрриан мигом оказался не только на ногах, но и ринулся на шум, бросив «жди здесь!». Я рефлекторно схватила какой-то свиток, валявшийся рядом со мной, и тоже поднялась. А потом, быстро приведя себя в относительный порядок, осторожно двинулась за темным. А то раскомандовался тут. «Сиди! Жди!» Я ему не собака, чтобы приказы выполнять. К тому же, если оставаться на месте, неприятностям будет легче тебя атаковать. А если двигаться — им, прежде чем свалить тебя с ног, придется изрядно попотеть, чтобы догнать.
Женская логика? Да пусть! Я перехватила на манер дубинки массивный свиток с тяжелыми набалдашниками на торцах увесистой планки, на которую был намотан папирус. Надпись «Подробная карта уездов Светлой империи» подразумевала, что и сам свиток совсем не короткий.
В общем, я была вооружена не только тупым тяжелым предметом, но и умными географическими знаниями. А значит, вдвойне опасна.
Но когда я вышла из-за стеллажа и увидела, кто ввалился в архив и кого Эрриан так вдохновенно трясет за грудки… Да уж. У меня такое везение, что даже если я выберу сразу и орла и решку, то монета упадет на ребро.
— Где ты так надрался? — притянув к себе смуглого и обнюхав его, нахмурился лунный.
— У меня в душе перегорело светлое чувство. Потому и перегар! Ик! — парировал Джером.
Да? А запашок такой, словно смуглый наелся пьяных мышей.
— Какое, к арху, светлое? Ты, мать твою, темный… — рыкнул Эрриан.
— А вот она светлая, значит, и любовь к ней должна быть небесных оттенков.
— В смысле голубой? — столь невинно уточнила я, что даже зомби почувствовал бы фальшь, которой несло за несколько полетов стрелы. И пока этот винный пиротехник не ляпнул о том, что произошло между нами в спальне, протянула ему свиток. — Джером! Вот держи карту и иди с миром. Но в Бездну!
Если я рассчитывала, что Джером на такое заявление обидится, развернется и свалит в пургу, то я просчиталась. Ему здесь было тепло, темно и комфортно. А то, что Эрриан трясет, как грушу… Может, от заботы дружеской и участия!
— Какая, к дохлой льерне, любовь? — с подозрением спросил лунный и снова принюхался.
— Эрриан, по-моему, вопрос неверный, — произнесла я тоном «отпусти этого несчастного, я сама его упокою». И пояснила: — Ты забыл уточнить, что Джером имел в виду под словом «любовь»: чувство или процесс?
— Конечно, ик! Пр-р-роцесс, — заплетающимся языком ответил смуглый. И добавил: — Проце-с-с употребления!
А затем ловким для своего состояния движением извлек из-за пазухи бутылку белого элийского вина столетней выдержки, смачно поцеловал ее и, блаженно улыбаясь, прокомментировал:
— Вот она, моя любовь! И я, между прочим, решил ею с тобой, заклятый друг, поделиться!
Я на миг онемела. Онемела, демон меня раздери. А ведь подобное со мной случилось последний раз… Да никогда не случалось ничего подобного! Ну, Джером, ну, темная сволочь! Да он форменно издевается!
Смуглый, еще не подозревая, что жить ему осталось пару мгновений, продолжал скалиться в лучших традициях темных: перед смертью ритуал игры на нервах врагов обязателен.
— Решил — значит, делись! — Эрриан выхватил у Джерома бутылку и… передал ее мне.
Я глянула на этикетку, на которой мелкими литерами под названием вина значилось «изготовлено из лучших сортов эльфийской виноградной лозы с применением светлой магии». Повернула бутыль и увидела то, о чем догадывалась: рисунок брачных браслетов.
— Кажется, Джером выпил эльфийское свадебное вино. И сейчас у него магическое опьянение, — произнесла я.
— Любопытно, где он его достал… — задумчиво протянул Эрриан.
Джером выразительно промолчал, покосившись на одну ведьму, которая бесшумно, но тоже о-очень выразительно провела ребром ладони по своей шее. Мы поняли друг друга с полуслова. Прямо как лучшие враги.
Меня же интересовало другое: как он сумел так быстро выбраться из погреба, да еще и нас найти? И если подозрение по поводу поискового амулета, настроенного на ауру лунного, у меня было, то в охмурение за четверть удара колокола я верила с трудом.
— Эрриан, думаю, о том, что случилось, мы можем поговорить и потом. А сейчас и так много времени на Джерома потратили. Скоро архив откроется.
— А что вы ищете? — выговорил Джером, пытаясь сделать трезвое, умное лицо.
— Аномалии, — выпуская наконец смуглого, ответил Эрриан.
— А… Тогда это в отдел с налоговыми отчетами. Сдается, такие аномалии с бюджетом, что последний бургомистру всегда должен, — глубокомысленно наморщил лоб Джером и погрозил кому-то пальцем.
— Кстати… А это идея, — осенило меня.
Упоминания о странностях можно сжечь вместе с газетным тиражом, запечатать клятвой рты сплетниц, но… тяжелее всего их вычеркнуть из расходных книг. Та же единовременная выплата из городской казны могильщикам за предание земле трупа бродяги, чтобы он не переродился в умертвие. Или оплата услуг ведьмака, убившего чересчур ретивую нежить, которой в Шумерлинской топи и быть-то не должно: не тот климат.
В общем, я нацелилась на финансовые отчеты. Эрриан же, не отпуская далеко от себя Джерома, решил поискать в хрониках и подшивках газет за последнюю пару десятков лет. Но не успели мы приняться за дело, как из дальнего конца архива донесся скрип.
Я насторожилась, ухватила поудобнее отвергнутый Джеромом свиток с картой. Краем глаза увидела, как Эрриан тенью метнулся в направлении шума, за ним, чуть шатаясь, но тоже беззвучно — Джером. Не отставая от темных, я поспешила навстречу неприятностям. А то ведь они, поди, заждались нас, родимые.
Вот только так вышло, что у черного входа в архив я оказалась раньше темных. Выглянула из-за стеллажа и напоролась взглядом на широкую спину. Гость начал оборачиваться, и я решила, что самое время поприветствовать его в лучших традициях боевых магов, которые сначала бьют пульсаром в нежить, а потом уже разбираются, в какую именно.
Правда, атакующий аркан сотворить у меня сил не было, зато имелся свиток. И фирменный удар господ из ночной подворотни — ровненько по темечку — получился преотличным. Да, видно, недостаточным. Тин пошатнулся, однако сознания не потерял. А вот моя импровизированная дубинка сломалась. Жаль, что она, а не психика нежданного гостя, у которого оказалась просто-таки дубовая голова.
Его молниеносный разворот и отступление. Мой прыжок вбок, и просвистевшая рядом с лицом метательная звезда. Вторая звезда, пущенная следом, уже летела прямиком в меня. Ни увернуться, ни защититься.
Наверняка она впилась бы мне аккурат между глаз, но в какой-то пяди от меня сбоку воздух рассек кинжал, сбив звезду. Оружие с лязгом упало в темноту.
— Не двигайся и не умрешь, — раздалось в напряженной тишине.
— Крон? — ошалело спросила я, узнав голос рыжего.
— Ведьма? — В голосе Астора звучала неподдельная растерянность.
Моя рука сама по себе цапнула со стеллажа внушительный фолиант. Я, конечно, предпочла бы книги читать, а не использовать их в качестве щита. Но увы, если ситуация стала острой, а один тупой будущий труп схватился за наточенную звезду, то и мне не грех прикрыться. Хотя бы гроссбухом.
Пока я, как стыдливая любовница, прижимала к себе одеял… тьфу ты, финансовые отчеты, рыжий и Эрриан мерили друг друга взглядами. Да такими, что имели все шансы протереть друг в друге дыры. Причем сквозные.
Я чувствовала, что еще миг — и они сцепятся. И из этой схватки выйдет живым только один.
— Хватит! — решительно произнесла я, поднимаясь. — Эрриан, если так хочется, убей его. — Я кивнула на рыжего. — И вернемся к делу.
Сказать, что опешили оба, значит промолчать. Зато теперь, пока противники обескуражены, можно было перейти к главному вопросу: какого демона в архиве забыл Астор? Спустя четверть удара колокола выяснилось, что такого же, какого и мы: рыжий ненавидел, когда его используют вслепую, и решил сам разобраться, что не так с Хеллвилем. То, что речь идет именно о землях, а не о темных интервентах, он понял сразу. И вот теперь нас всех, таких любопытных, свел архив.
У Астора, как у стряпчего, были ключи от двери. Только сначала он обшарил рабочий кабинет Томонира. И, судя по тому, что он отказался здесь, искомого в кабинете бывшего главы города не нашел.
Может, мы бы и дальше играли в гляделки, но колокол на башне ударил пять раз, ознаменовав, что рассвет близко. Посему было решено: я и Джером просмотрим бухгалтерские отчеты. А Эрриан и Астор последят друг за другом. Ну и заодно взглянут на записи книг прибытия и отбытия.
Спустя три удара колокола, когда Джером был уже трезв как стеклышко и весьма об этом сожалел — работа мулом, таскавшим стопки журналов прихода и расхода, была не столь интересна, как пьянка в винном погребе!
Я, кажется, что-то нашла. Всего несколько скупых строк. В книге прихода значилась сумма три сотни золотых из имперского военного ведомства. Деньги не то чтобы большие, но выделенные на конкретную цель: проживание и питание трех десятков воинов небольшого отряда. Деньги были выделены, но… не списаны. Эта странность меня и удивила.
Я посмотрела на дату: четыре года назад, летом.
— Джером, посмотри в отделе с газетными подшивками среди уездных вестников, есть ли выпуски за сеноставень.
Смуглый принес кипу изданий в половину своего роста, но среди желтых листов не нашлось ни одного за нужный месяц. За предыдущий и последующий — пожалуйста. Это насторожило еще больше.
Наша бурная деятельность привлекла внимание рыжего и Эрриана. И мы зарылись в пыльные бумаги уже вчетвером. И выяснили! Из газетных заметок, столичных приказов и писем. Оказалось, что в тот год, в седмице пути от Хеллвиля проходили военные учения, после которых один из отрядов, наполовину состоящий из боевых магов, должен был двинуться в северный имперский форт. Тракт огибал Хеллвиль и топи по широкой дуге. Но, видимо, столичные министры то ли подзабыли, то ли, издавая указ, в сумраке смотрели на карту. В общем, проложили маршрут напрямик. А вояки — люди подневольные. Куда приказали, туда и пошли. И не дошли.
Хотя про путь через топи уже домыслил Астор, едва глянул на кучерявую подпись того, кто поставил резолюцию на приказе. Мне закорюка «хер» ничего не говорила, ну кроме того, что у человека, фамилия которого начинается столь многообещающе, тяжело будет выпросить даже завалящего проклятия. А рыжий в столице вращался отнюдь не в приземленных сферах. Во всяком случае, вензель министра Герна знал преотлично, как и его топографический кретинизм. Причем последнее было не только диагнозом, но и емкой характеристикой протеже одной из фавориток императора.
— Итак… Что мы имеем? Отряд опытных воинов, который не смог добраться до Хеллвиля.
— Заметь, магов, — уточнил Джером. — Боевиков, которые должны были добраться. Это не простые солдаты, прущие целой ротой по топкому болоту.
— Может, на нечисть напоролись? — предположил Астор.
— Они могли использовать заклинание левитации, — возразила я. — Даже если на них напала стая топяных хешесс, которые жрут все, даже камни. Не сражаться, а отступить, уйти.
— Если только у них была магия… — задумчиво протянул Эрриан, глядя на Джерома. — Но мне интересно другое. Почему нет никаких приказов о розыске отряда? И даже никаких официальных упоминаний!
— А может, они и были. Только приехала не инспекция, а, скажем, один дознаватель. Инкогнито, — снова предположил Астор.
— Если инкогнито, — я широко зевнула: усталость последних суток давала о себе знать, — то мы этого так и не узнаем. И того, что он нашел, тем более.
Колокол пробил восемь раз, ознаменовав, что новый рабочий день уже начался. Надо бы по идее убираться из архива. Хотя… Формально Эрриан же заявил, что он владыка здешних земель. Вот пусть, как хозяин Хеллвиля, и разбирается с погромом. А я, пожалуй, пока присяду во-о-он на тот стул в углу. Всего на пару мгновений… Никогда не думала, что копаться в тайнах прошлого утомительно, а жажда сверки бухгалтерских отчетов — вообще опасна для жизни! Я покосилась на кинжал, который пригвоздил метательную звезду к стеллажу, проткнув ее, как стрела кленовый лист.
Подремлю-ка чуть-чуть. А в то время, пока мне будет хорошо и сонно, Хеллвилю — спокойно и мирно. Я опустилась на стул, так и не выпустив из рук журнал прибытия четырехлетней давности, в котором были имена приезжавших в город. В сон провалилась мгновенно.
Вот только кто бы меня предупредил, что проснусь я совсем не там, где засыпала. Сначала меня укачивали на волнах. Размеренно так. Правда, на лицо то и дело налетал сквозняк. Не открывая глаз, я морщилась и, словно кошка, прятала нос в углу. Теплом таком углу, где слышался стук сердца, а над головой — размеренное дыхание. Витал знакомый запах — мороза и кедра. Именно он и заставил меня открыть глаза.
Зашевелилась, пытаясь оглядеться, и тут же услышала усталое:
— Спи.
Но мне зажмуриваться категорически расхотелось. Ибо я наконец поняла, что происходит: лунный прет меня на руках, которые вроде и не дрожат от усилий, но напряглись. И было от чего. Магда Фокс хоть и являлась щуплой девицей, но не эфиром же невесомым! Так что наверняка я была не легче, чем мешок картошки. Хорошо еще, что темный не транспортировал меня аналогично оному: через плечо и горловин… простите, головой вниз.
— Мне расхотелось. — Я упрямо взглянула на него.
И дрыгнула ногой, отчего плащ, которым я оказалась укрыта, медленно сполз с моих плеч прямо под ноги темному. Тот споткнулся, и мы кубарем полетели бы с лестницы, по коей ведьмоносец и поднимался.
Но, к счастью, ничего подобного не произошло. Эрриан хоть на край плаща и наступил, но, качнувшись, выровнялся и лишь сквозь сцепленные зубы прошипел:
— Магда, пожалуйста, не дергайся! Я понимаю, что ведьма никогда не протянет руку, но всегда подставит ногу. Но не тогда же, когда ее несут! Поэтому давай ты побудешь немного не ведьмой, а просто светлой. Тихой, милой, покорной светлой…
Под моим скептическим взглядом в духе «откуда ты такую ересь про белых магов взял?» Эрриан осекся и закончил:
— В общем, дай мне героически тебя дотащить до кабинета мэра. Там есть удобный диван, на котором можно поспать.
— Знаешь, мне бы не хотелось быть ответственностью, которую взяли на себя, но не донесли, обронив по дороге.
Я, на миг затихшая после потери плаща, который так и остался лежать на лестнице, словно павший воин, вновь дрыгнулась.
— Я. Донесу, — упрямо отчеканил Эрриан. И добавил: — К тому же зачем разочаровывать зрителей?
Вокруг стояла тишина, нарушаемая лишь скрипом ступенек лестницы. Я завертела головой и увидела-таки безмолвную толпу. Демон раздери! Все работники, пришедшие утром на службу, высыпали вниз, дабы лицезреть, как возносится на второй этаж тело ведьмы и в Бездну летит ее репутация!
Да меня до появления этих пришлых весь Хеллвиль боялся! А теперь образ грозной и несокрушимой темной чародейки трещит по швам. Меня, как кисейную барышню, на руках несут. И ладно бы на кладбище, чтобы прикопать! Так нет же, на диван.
Но пока я закипала, как чайник, Эрриан прошел по коридору, толкнул дверь в приемную градоначальника, и я увидела два очаровательных зеленых создания: фикус и секретаршу с перекошенным лицом.
Вернее, сначала лик девы был весьма мил и даже улыбчив. Я оценила и туго завитые кудельки, и фиалковую бархотку на шее блондинки, и васильковый муар платья, и розовую пудру, искусно наложенную на щеки, и духи с ароматом лилии, и выразительное декольте. Оное было столь глубоко, что с ним были все шансы не только грудь застудить, но и живот отморозить. Это я уже как целительница заявляю. Мы обменялись взглядами. Я широко, исключительно по-ведьмински улыбнулась. И как бы невзначай прижалась посильнее к Эрриану, словно и не думала спускаться на землю. Если темному так хочется, пусть целый день ходит укомплектованным ожерельем в виде ведьмы. Я не против.
Еще бы и шею его обвила, но руки были заняты: я держала книгу. Похоже, ту самую, с которой и уснула.
Темный хмыкнул. А я насладилась чудеснейшим зрелищем, как цветущий букет ссыхается от злости в гербарий. И правильно! А то некоторые наглые девицы совсем страх потеряли. И стыд! И вообще инстинкт самосохранения!
— Кстати, чтобы не возникло ненужных вопросов, я всем сказал, что этой ночью ты обновляла охранные заклинания в архиве, — шепнул Эрриан, заходя в кабинет мэра и укладывая меня на диван, удобный и мягкий, с подушечками, не чета моей жесткой кровати. — Джером с рыжим вышли через черный ход.
— И мы бы тоже могли…
— Извини, но нести тебя на руках через полгорода — это уже из области рыцарства. А темные им не страдают, — усмехнулся Эрриан.
Соврал! Причем нагло! Страдают, и еще как. Один так точно рыцарнутый. Тот, что сейчас склонился надо мной. Вот только уличать Эрриана я не стала.
— Спасибо. — Благодарность сорвалась с губ сама собой.
Мужчина может петь дифирамбы, клясться в великом чувстве. А может ничего не говорить, а просто беречь твой сон, что будет громче любых признаний.
— Укройся пока. — Лунный стянул с себя куртку и укутал меня. Тепло. Уютно. И так вкусно пахнет… лунным. — А я сейчас схожу за твоим упавшим плащом.
— Я выспалась… — не успела договорить, как зевнула.
— Угу, — согласился Эрриан, видя, как мои веки слипаются.
А я, вновь уплывая в грезы, поняла простую истину: диван и подушечки — те еще гады. Им человека завалить — раз плюнуть. И я сдалась, на этот раз уснув не только крепко, но и надолго.
Когда пробудилась, за окном вовсю алел закат, а в кабинете аппетитно пахло едой. Эрриан сидел за столом, склонившись над бумагами, и хмурился. Я сладко потянулась. Куртка, шурша, сползла, а за ней на пол с грохотом упал талмуд, который я, как выяснилось, так и не выпустила из рук.
— Позавтракаешь? — спросил темный, глядя на сонную и наверняка взлохмаченную меня.
Я выразительно посмотрела на заходящее солнце и согласилась:
— Поужинаю.
Мне протянули лепешку, в которую были завернуты рубленная копченая курица и квашеная капуста. И все это приправлено самым лучшим в мире соусом — голодом. Пока я жевала, успела выяснить, что весь сегодняшний день Эрриан был занят двумя вещами: разгребал накопившиеся по вине лодыря-бургомистра дела и пытался понять, чем так ценен Хеллвиль.
— У него сомнительная с военной точки зрения диспозиция. Форт тут не то чтобы не выстроишь. Скорее — зачем? Земля… Тот небольшой лоскут тверди, на котором стоит город, — еще куда ни шло. Но вокруг на десятки дней пути болота, непригодные для поселения. Магические жилы тут тоже не проходят. Я специально по карте проверял. Ценные минералы? Так они в горах, к югу, где начинается Великий хребет. И я ума не приложу, что ценного может быть в этом городке? Даже несколько писем знакомым темным магам в столицу отправил. Хотя сомневаюсь, что кому-то что-то известно, но все же… — Эрриан устало потер шею и неожиданно добавил: — Побудь со мной, Магда. Когда ты рядом, мне легче. И проклятие безумия почти не давит.
Короткое признание, но сколько в нем было всего. Захотелось подойти. Обнять. Этот вечер — на удивление спокойный, мирный, уютный — отчего-то смахивал на затишье перед бурей.
Мой взгляд упал на книгу. В Хеллвиле не так много приезжих. А что, если… Я доела лепешку, а затем решительно взяла в руки увесистый фолиант, в котором были списки прибывших в город за последние пятьдесят лет.
Искала долго, упорно и увлеченно. Месяцы после того сеноставня четыре года назад оказались очень оживленными. Я старательно выписала в столбик имена и фамилии. Дюжину. В Хеллвиле было два постоялых двора и куча мест, где можно было устроиться, если ты с виду благонадежен, а в твоем кошеле звенят монеты.
Я задумчиво склонилась над списком, кусая кончик гусиного пера, когда над плечом раздалось вкрадчиво:
— Магда, уже поздно.
А я, увлекшись, так и не заметила, как пролетело время. Пора было домой. Эрриан опять вызвался меня проводить. С учетом того, что вчера допровожались до того, что я заперла Джерома в винном погребе. Почему-то я не уверена, что мы с Эррианом и со второй попытки дойдем до моего порога без приключений.
И ведь как в воду глядела! Так оно и вышло.
Хотя в свое время я едва сдала «Прорицание». С шестой попытки. Мне в университете не давались ни кофейная гуща, ни водная и зеркальная гладь, ни даже предсказания по внутренностям убитого комара. Кстати, их я и вытянула в билете на зачете. Помню, долго усиленно таращилась на красную кляксу, а потом, наморщив лоб и придав голосу загробных ноток, изрекла пророчество: «Стену придется мыть».
Магесса Ронха лишь покачала головой и со скрипом поставила зачет. Как я поняла, исключительно за мой актерский талант. Посетовала, что ни на чем приличном я прорицать так и не научилась и выданное мной пророчество — не результат того, что я смогла заглянуть за грань будущего, а исключительно опыт. И ровно после сих слов приказала-таки отмыть пятно со стены.
Я взяла тряпочку и начала старательно елозить ею по красному пятну, а лучше бы села в уголок и помолчала в нее. Но нет, окрыленная сданным ненавистным предметом, я проворчала в пространство, что, вообще-то, как целительница, я отлично умею гадать на анализах больных. А уж по внутренностям оперируемого могу дать очень точный прогноз как о течении болезни, так и о перспективах выздоровления пациента.
Преподавательница, уловив это краем уха, видимо, сделала мысленную пометку. А на следующий год, к вящей радости лекарского факультета и огорчению всех остальных адептов, в билетах появились вопросы по предсказанию выздоровления или смерти по крови больного. И пока боевики и бытовики с ненавистью таращились на алую каплю, целители шустро раскладывали ее на составляющие, считали соотношение кровяных телец и уверенно заявляли, что лягушке ее здравие вполне позволяет жить, если ее, конечно, не съест цапля.
Да, подобный метод прорицанием можно было назвать условно, но зато магесса Ронха избавилась от толпы целителей, осаждающих ее с пересдачами. Увы, многим врачевателям, как и мне, не удавалось заглянуть в будущее. Но эта дисциплина входила в перечень обязательных, так что страдали все.
Сегодня вечером я превзошла саму себя, выдав, как оказалось, абсолютно сбывшийся прогноз. А ведь начиналось все вполне мирно… Я положила свою ладонь на согнутый локоть лунного, и мы мирно и чинно пошли по вечерней, заснеженной улице Хеллвиля.
Там, где осенью алели клены, цвели бархатцы и росла трава, ныне рос снег, цвел снег, белел снег. Вокруг жила зима. Ванильными облаками, хрустом под ногами, кусачим морозом и ажурной вязью узоров на стеклах, звенящим льдом, запахом пряного вина с корицей и волшебства — это все была она. И мы шли сквозь нее вместе. Эрриан держал мою руку. А казалось, что душу.
— Раньше я не любила зиму. Считала ее самым унылым и тяжелым временем года, — неожиданно призналась я. — Но только сейчас я поняла, что именно зимой может случиться столько всего. Разного. Невероятного. Ни весной, ни летом… А зимой. Случится все: и самое страшное, и самое удивительное…
«Например, ты», — я так и не решилась произнести. Но темный без слов понял.
— А я, кажется, влюбился в осень. — Он остановился на миг, заставив и меня замереть.
Провел рукой по моим огненным непокорным прядям. А я смотрела на его белоснежные волосы и думала: сколько же всего пережил Эрриан, что стал таким: суровый воин, телохранитель своего темного императора, маг с измененной метой, проклятый. Мой.
Мы остановились на площади рядом с трактиром госпожи Брас, в котором, как всегда по вечерам, было шумно. Настолько, что слышали все прохожие. Очередной крик словно выдернул меня из безвременья, в котором мы с лунным очутились. И в голове мелькнула мысль… Хозяйка трактира хоть и туговата на ухо, зато ее память — вместилище чуть ли не всех городских слухов и сплетен.
— Давай заглянем. — Я кивнула в сторону качающейся и поскрипывающей на ветру шильды. — У меня вдруг проснулась безответная любовь к еде, в простонародье именуемая голодом. Ну и еще непреодолимое желание получить ответы на вопросы.
— И какие же? — вскинул бровь Эрриан.
— О некоторых посетителях, что наверняка бывали у хозяйки трактира года четыре назад.
— Спустя столько времени? Думаешь, она вспомнит?
— Госпожа Брас хоть и человек, но в душе — истинная гномка. Она может забыть о том, за кого вышла замуж ее восьмая дочь и как зовут пятнадцатого внука, но лица тех, кто ей хоть единожды заплатил чеканную монету, помнит долго. А если попробуешь взять у нее в долг хоть медьку — твой лик и вовсе останется в ее памяти навечно.
— А если я решу не возвращать долг? — прозорливо уточнил темный.
— Тогда тебе и некромант не поможет.
— В смысле она даже мертвой придет за мной?
— В смысле упокоит тебя так, что ты гарантированно не воскреснешь.
— Сурово… — впечатлился Эрриан.
— С учетом того, что у госпожи Брас в трактире нет вышибалы и все драки она разнимает сама, — то нет. Не сурово.
Мы подошли к трактиру, из которого раздавались переливы лютни, звон кружек и звуки драки, и только открыли дверь, как из проема кто-то вылетел и ласточкой ушел в сугроб. Благо лунный успел меня отдернуть в сторону.
— Дверь придержите! — раздалось зычное из глубины трактира.
Причем голос был мне знаком: луженую глотку хозяйки ни с какой другой спутаешь. Я и лунный переглянулись: а почему бы, собственно, и нет? Мы не торопимся, можем и постоять у входа. Решение было мудрым: через удар сердца смогли лицезреть, как из трактира через распахнутую дверь резко мигрировала целая стая «птичек». Были в ней и ласточки, и дятлы, и вконец упившиеся удоды. Сугроб шевелился, матерился, стонал, выплевывал одного за другим незваных постояльцев, которые, отряхиваясь и кряхтя, расползались в разные стороны.
— Все еще хочешь зайти? — усмехнулся Эрриан.
— Конечно, — пожала плечами я. И, перехватив недоуменный взгляд лунного, пояснила: — После драки трактирщица, выпустив пар, будет гораздо словоохотливее. А если ты добавишь ей еще и монету, вспомнит гораздо больше, чем при обычной встрече.
Я переступила порог.
М-да… Такого погрома у госпожи Брас я не видела ни разу. Одно то, что в центре зала стояли плечом к плечу рыжий и Джером, уже впечатляло. Смуглый держал перед собой розочку от бутылки, у Астора в руке поблескивала очередная метательная звезда.
— К иродам подмога пришла!
— Мочи гадов!
— Навались, братва!
— Да мы их сейчас!
Грянуло со всех сторон, но перекрыл их крик хозяйки:
— Убивайте, но за порогом моего заведения.
И на фоне этих слаженных криков над ухом вкрадчиво прозвучало:
— Все еще хочешь остаться?
— И бросить этих двоих?
Не то чтобы я удивилась вопросу Эрриана. Давно известно, что темные придут другу на выручку, только если та большая и отчеканена в золоте. И потребуют минимум половину оной. И все же думала, что лунный Джерома не оставит.
— А почему нет? Джер и рыжий отлично смотрятся вместе.
Договорить он не успел. Я резво увернулась вбок от летящей в меня скамьи. Волосы взвились рыжим облаком, когда тело уже было у пола. Я обернулась и увидела, как надо мной просвистели в воздухе невысокие добротные ножки. Скамья, словно таранное бревно, пронеслась вперед и вылетела через открытую дверь, таки не встретив на своем пути препятствия: Эрриан уклонился. Зато на улице раздались вопли и рев обитателей сугроба. Я шлепнулась на карачки, шустро поползла под столами, стараясь побыстрее забиться в какой-нибудь дальний и темный угол. На доски очередной столешницы сверху вдруг кто-то прыгнул, и не один, а в компании. Зазвенела сталь, а затем в паре ладоней перед моим лицом дерево пронзил меч. Отблеск свечей на миг отразился в желобке клинка, лизнул отточенное острие.
Во всем Хеллвиле я пока знала только одного, кто бы с такой легкостью орудовал мечами. Накануне я лицезрела, как он в капусту крошил ими головы гримов.
— Твою ж Бездну! Эрриан! Убивай там поаккуратнее! — громко выругалась я.
Клинок тут же исчез. Пожалуй, из-под стола стоит убраться. Пока мне не попытались проткнуть голову еще раз. Вылезла, чтобы тут же наткнуться на чьи-то стоптанные сапоги гренадерского размера. Мой взгляд прошел выше. Еще выше. Я запрокинула голову и увидела кузнеца Малоха. В своем пудовом кулаке он держал за ножку табуретку. А его глаза были налиты кровью.
— А вы мне дужку котла еще раз почините? — ляпнула я первое, что пришло на ум.
И пока мужик ошалело пытался что-то осознать, кувыркнулась, прокатившись по полу. Удар. Табуретка разбилась. Крошево из щепы брызнуло в стороны. Но я не любовалась. Я просчитывала уязвимые места детины. Вспомнила, как месяц назад лечила ему лодыжку.
Выбора нет: или я сломаю ее, или кузнец — меня. Себя было жалко больше. А лодыжку йотом снова вылечу. Моя стопа со всего маху вписалась в его сапог. Раздался хруст, и тут же рев от боли. А я немедля добавила еще и по коленной чашечке, отчего кузнец потерял равновесие и начал падать на меня всей своей тушей.
Кубарем перекатилась, врезавшись боком в ножку стола. Малох рухнул рядом. Его лоб звучно поцеловал половые доски, обеспечив кузнецу качественный глубокий сон. Правда, в комплекте шла здоровенная шишка, которая прямо на глазах наливалась багрянцем. И поделом. Всякий в Светлых землях знает, что раздражать ведьму — плохая примета. Собственно, у кузнеца теперь и доказательство оной налицо, в смысле на лице, есть.
Сдув непослушную прядь со лба, я решила, что лежать — хорошо, а на твердом полу — еще и для позвоночника полезно, но все же не стоит злоупотреблять. А то вот так разотдыхаешься и не заметишь, как на тебя сверху не только упадут, но и дух вышибут. Из груди. Тесаком.
К примеру, тем, которым сейчас размахивал щуплый и всегда вполне тихий и мирный аптекарь. Его кляузы в адрес ведьмы — не в счет.
Ныне же во взоре тихого и мирного полыхал костер инквизиции.
— Всех гадов порешу! Очищу город от скверны! — фанатично верещал он, направляя острие своего жуткого орудия поочередно то в сторону дуэта из Джерома и Астора, то в добропорядочных хеллвильцев, как будто не мог до конца определиться, кто, собственно, «гады», кто «скверна», а кого нужно оставить.
И какого демона его так разобрало? Он же аптекарь, а не бандит! Мог бы спокойненько перетравить ядом всю скверну и всех гадов. Нет же, стоит тут, глазами сверкает, огромным тесаком размахивает. Ручонки слабые, старческие. Того и гляди, отхватит себе пальцы, как потом будет кляузы строчить? Посоветовать, что ли? Ну нет! Что-то мне подсказывало, что он сейчас если и проникнется советом, то поблагодарит меня тесаком промеж ребер.
Я встала с четверенек. Под руку попалась бутылка, которую я машинально схватила. А когда выпрямилась, то поняла: если что-то не сделать, в ближайший удар колокола в Хеллвиле опять сменится власть. Потому как на место нынешнего главы метил косматый мужик разбойного вида с выбитым передним зубом. Вернее, пока он целился ножом в спину Эрриана.
Я не стала дожидаться переворота. Короткий замах — и бутылка первача на миг опередила бросок заросшего по самые брови «кандидата в мэры».
Когда Эрриан обернулся, несостоявшийся убийца под звон разбитого стекла уже оседал на пол. Взгляд лунного выцепил меня из толпы.
— Магда! — Его предостерегающий крик заставил меня обернуться и резко уклониться от дрына. Высокий тощий парень, не иначе возомнивший себя великим инквизитором, вновь поднял орясину с явным намерением проломить мне череп и заорал:
— Ведьма!
— Я за нее, — тут же отозвалась, вспрыгнув на лавку, а затем на стол.
Резво пробежалась по столешнице. Подпрыгнула, и под ногами просвистел дрын, метя по моим коленям. Я подхватила юбки, чтобы было сподручнее, и помчалась, перепрыгивая со стола на стол.
А потом — и на барную стойку, где поскользнулась, упав на бедро, проехала на манер кружки с пивом по столешнице и рухнула за стойку. Оказавшись в относительной безопасности, я выдохнула и… вдруг поняла, что меня так насторожило: налитые кровью глаза. Ну не бывает таких глаз у тех, кто просто решил поразмяться и начистить супостату забрало. Над головой что-то звонко грохнуло. Я высунулась на миг и, увидев растекшуюся на столешнице лужу из разбитой бутылки, мазнула по ней пальцами. Юркнула в укрытие и принюхалась.
Тонкие нотки сероводорода. Не иначе как госпожа Брас решила гнать свой первач в самой Бездне? Насколько мне известно, именно там запах тухлых яиц является не то чтобы дополнительным ароматом, а чуть ли не основной составляющей воздуха.
Если же трактирщица рецептуру не меняла, то темным, ну и мне, как темной ведьме, заодно с ними пришел трындец. Потому как с толпой тех, кого опоили проклятием, которое смешалось с вином, даже взвод драконов не факт что справится. А если учесть, что магии сейчас ни у кого из нас нет… Одурманенные возьмут числом и напором. Сметут.
Кто-то очень хочет уничтожить темных. Сначала демон из Бездны, потом гримы на кладбище, теперь вот толпа, которая с каждым мигом становится все безумнее. Проклятие питается кровью и злостью, растет. Что будет, когда глаза людей полностью застит кровавая пелена? Ответ один — смерть. Не важно чья: пришлых ли или хеллвильцев. Хель пожнет свою кровавую дань.
Я обреченно выдохнула. Как хорошо, что я уже отчасти сумасшедшая. А то от своих идей точно бы сдвинулась. Набрав в легкие побольше воздуха, вкладывая последние крохи силы, позвала:
— Эйта… Приди…
Рука потянулась к осколку и рассекла ладонь. Сила смешалась с кровью, заклубилась туманом…
— И? — вопросила белка, в упор уставившись на меня.
— Эрриана сейчас убьют. — Я пошла с козырей, выложив самый весомый довод.
— Тю! Это скорее все вокруг него убьются, — авторитетно заявила Эйта и повела носом. — О-о-о, чую, безуминкой запахло… — И в предвкушении потерла лапы.
— Ты сможешь это остановить?
— Зачем? — искренне удивилась белка.
— Затем, что он покрошит их в капусту раньше, чем они сойдут с ума.
— Хм… аргумент, — призадумалась рыжая, а потом проворно вскочила на мое плечо, оттуда, как с трамплина, сиганула на стойку и уже там, расставив в стороны задние лапы и вздыбив хвост, громко, так, чтобы перекрыть все звуки, залихватски свистнула.
Хорошо, что я под стойкой была, а то бы точно контузило. Бутыли и те не выдержали: половина полопалась.
Эйта, довольная произведенным эффектом, хмыкнула. И в наступившей тишине кто-то очумело протянул:
— Мужики, смотрите, белочка…
— Да. Белочка, — фыркнула рыжая. — И я к вам пришла!
Осторожно поднимаясь из-за стойки, я подумала, что сегодняшний вечер был сказочным. Причем настолько сказочным, что ни словом сказать, ни пером описать. Разве что магом. Можно. Наверное. Более-менее…
Пока клиенты трактира обалдело моргали в гробовой тишине, кто-то потихонечку попытался улизнуть, причем даже не через дверь, а в выбитое окно. Но именно попытался. Грозный окрик Дарящей Безумие пришпилил шустрого малого к месту почище, чем гвозди — крышку к гробу.
— Стоять! Бояться! — рявкнула Эйта.
Дезертир так и застыл на месте с выпяченным задом и согнутой спиной, онемев от страха.
А затем белочка, встопорщив усы, генералом прошлась по барной стойке. Эффектно развернувшись у самого ее края, махнула пушистым хвостом, который скользнул по носу одного осоловевшего забулдыги, решившего вдруг вздремнуть и проспать все веселье.
Тот сонно, не открывая глаз, пробормотал:
— Тащи еще вина, хозяйка. — И зычно захрапел.
М-да… Эти звуки и стали своеобразным реквиемом по светлой и трезвой памяти у многих. Эйта с места сиганула сначала на голову одного, потом другого. Словно с ветки на ветку она перепрыгивала с макушки на макушку. Причем не всех, а по одной ей понятной логике.
Взмах лапой, удар по уху очередного «клиента», и в рыжих лапах дымка, которую Эйта проворно сжимала до мелкого ореха, а потом, как бурундук, прятала за щеку.
На сие действо ошалело взирали все. Даже я, видавшая в лабиринтах и не такое. Нет. Те, у кого сегодня белочка отбирала часть разума, не сойдут с ума полностью, но… альтернативно одаренных в Хеллвиле с сегодняшней ночи будет явно больше.
Что там говорил Эрриан по приезде сюда? «Сумасшедший городок»? Вот раньше это было огульное заявление. А теперь оно отчасти правдиво. Хеллвиль стал с чудинкой.
Между тем первый шок прошел, и кто-то из тех, у кого инстинкт самосохранения был еще не до конца отбит в драке, с криком «Не-э-эт!» ломанулся к двери. Это стало сигналом к тому, чтобы и остальные, очухавшись, ринулись следом.
У дверей вышла небольшая давка. Ну как небольшая… давились и правда недолго. Зато продуктивно — из трактира вынесли не только дверь. Но и косяк.
— Эй, я ефе не законфила! — с полным ртом возмутилась белка, узрев массовую миграцию леммингов-переростков.
— А мы — да! — пробасил какой-то здоровяк, резво сверкая пятками.
За пару ударов сердца трактир опустел. Остались мы, хозяйка, которая тоже предпочла бы смыться, но жаль было нажитого добра, недовольная Эйта и тот самый пьяница, что прикорнул на барной стойке. Именно он, когда в трактире повисла звенящая тишина, оторвал голову от сложенных рук и, заспанно таращась вокруг, вопросил:
— А что, уже все? Ик! — Потом его взгляд сфокусировался на белочке, что сидела на одном из столов.
По лицу помятого мужика скользнула тень узнавания, его губы растянулись в улыбке, и он, радостно растягивая слова, произнес:
— А-а-а, привет! Вот и сно-ва у-ви-де-лись, ры-жу-ля. Иди, я те-бя по-це-лую… — И мужик рухнул на столешницу. Звук вышел громкий и гулкий. А потом он захрапел. Опять.
— Да фоб ты сдох, пропойца несчастный! — в сердцах воскликнула Эйта и, забывшись, сплюнула.
Из ее рта тут же вылетел маленький орешек, она поспешила его поймать и вернуть обратно за щеку.
— Я смотрю, тут у тебя постоянный клиент есть… — усмехнулся Эрриан.
— Нет, не пофтоянный, а некондифыонный, — фыркнула рыжая. И, уперев руки в бока, требовательно уточнила: — А ты-то фам когда обезумиф? А?
— А если никогда? — прищурился лунный.
— Я терфелифая, — прошепелявила белка, склонив голову набок. — А вот Хель — нет.
И белка начала таять в воздухе. Видимо, решила совместить эффектный уход, оставив за собой последнее слово, ну и заодно освободиться от награбл… добычи. А то вести диспут, когда за щеками напихано много ценного, не очень-то удобно.
При упоминании о госпоже Смерти я рефлекторно вскинулась. Извечный бой целители вели именно с ней. Даже на темных мы, лекари, по идее светлые маги, не так остро реагировали, как на эту костлявую. Может, потому что в Вейхонской академии магии сталкивались с ней чаще, чем с выходцами Темной империи.
О сынах Мрака, их кровавых ритуалах мы знали в основном из учебников истории, а с Хель виделись лично: в стенах лекарского корпуса, на операциях. И для целителей именно она, бесплотная, была гораздо осязаемей, чем соседи по ту сторону Серебряного хребта. И для меня до прихода Эрриана все было точно так же. Но ключевое слово здесь «было».
А теперь… Все запуталось, завязалось в такой тугой узел, что не знаешь, с какого конца взяться. Хотя… Вон прямо передо мной есть одна ниточка. Стоит, растерянно смотрит на погром в своем трактире и устало вздыхает.
Пока я размышляла о будущем, Эрриана интересовало прошлое. Недалекое такое, случившееся всего пару ударов колокола назад.
— Ну и с чего все началось? — спросил он у Джерома, вытиравшего со лба пот напополам с кровью.
Вот только ответил за него Астор. Светлый только сейчас сделал шаг вперед, отчего между ним и пожирателем душ появилось хоть какое-то расстояние. До этого они так и стояли: спина к спине. И дрались, и приход белочки встретили вместе. Прямо лучшие друзья, не иначе.
— С того, что один из посетителей, отхлебнув вина, заявил, что уроет нас.
— Вот так сидел, пил и решил вас убить? — не поверил Эрриан. — Как вы вообще вместе здесь оказались?
Я поежилась. Вовсе не от слов, а от холода, которым так и тянуло от входа. Эрриан, увидев это, подошел к порогу и, подняв выбитую дверь, аккуратно приставил ее на место.
Из рассказа светло-темной парочки выходило, что, как только они покинули архив, у них случилась мужская задушевная беседа, в простонародье именуемая мордобоем. Джером высказал свои небеспочвенные подозрения рыжему. Тот оскалился в ответ, что если бы решил убить темного, то тот был бы уже мертв. Темный усомнился и заявил, что это вопрос, кто кого еще отправит за грань. И поскольку других аргументов в диспуте, кроме «я тебя круче», не было, в ход за неимением магии у одного и временной потери дара у другого пошли кулаки.
Спор вышел жарким, в нем одерживала верх, усаживаясь на грудь противника и беря его крепкими доводами за горло, то одна, то другая сторона. И когда оба оппонента выдохлись, то им захотелось хлебнуть водички, промочить горло. Ну, чтобы и дальше беспрепятственно высказывать свою точку зрения. Снег — та же живительная влага — отчего-то ни рыжего, ни Джерома не устроил. А вот эльфийское вино, недопитую бутылку которого захватил с собой из архива смуглый, — вполне.
Эти двое, сидя в сугробе, вывалянные в снегу с ног до головы, распили «свадебное игристое». Я поперхнулась смешком и закашлялась, не зная, говорить им или нет, что по традиции остроухих они теперь помолвлены и вскоре должны перейти к совместному ведению хозяйства и плановым супружеским ссорам по выходным.
Судя по тому, как на меня синхронно обернулись все, что-то из этого я произнесла вслух.
— Чего-о-о? — завопил этот слаженный дуэт, только укрепив меня в мысли, что муж и жена — икра одного сома.
— Ну… В этом есть и плюсы. — Я развела руки в стороны.
— Какие, мать твоя льерна, плюсы? — так возмутился смуглый, словно я только что лично сорвала все его планы на холостую прекрасную жизнь.
— Ну, теперь ты можешь честно сказать Мажете, что у вас ничего не получится. Ты уже замужем. То есть женат, — тут же поправилась я под разъяренным взором пожирателя.
Сейчас, глядя на Джерома, я не знала, сможет он выпить мою душу или нет, когда вернется его сила, но вот в том, что сожрет меня запросто без соли и перца — в том я ни капли не сомневалась. И даже могла сказать, кто ему будет охотно помогать. И нет, это не Эрриан.
И в сей драматический для меня момент лунный захохотал. От души.
— Да, Джер, это даже круче, чем тот случай, когда ты поспорил с некромантом, что рукописи не горят даже в драконьем пламени.
— И кто оказался прав? — Мне стало любопытно.
А вот пожиратель неожиданно смутился.
— Демон, — сдал Джерома с потрохами Эрриан.
— Какой демон? — не поняла я.
— Которого эти двое невольно вызвали, когда на спор сожгли книгу. По демонологии. Ну и… — Эрриан оборвал рассказ на самом интересном месте, нагнав интриги и заставив нас лишь догадываться о развязке. Но судя по тому, что Джером все еще жив… Спор выиграл он. А вот то, как при этом пожиратель замялся, говорит о том, что та победа была с серным душком.
Кстати, о сере…
— Госпожа Брас, скажите, кто у вас проклял всю выпивку? — обратилась я к хозяйке трактира, которая смотрела на нас с выражением «и выгнать бы их взашей, да кто тогда платить за погром будет?».
Не была бы темной ведьмой, точно бы почувствовала себя монетой в руках расчетливого ростовщика. А так… Ну, подумаешь, смотрит. От косых взглядов еще ни одна ведьма на свете не умерла, зато скольких сама положила… кого в гроб, кого в постель.
— Как проклял? — с негодованием пробасила она, округлив глаза.
Эрриан без слов подошел к ближайшей бордовой луже, присел и мазнул по ней пальцами. А потом поднес их к лицу и принюхался. И даже лизнул, прикрыв глаза, будто вслушиваясь в себя и свои ощущения.
— Мм… проклятие неукротимой ярости и истинного гнева. Причем сильное, но наложенное грубо и впопыхах. Маг не слишком умелый, — вынес свой вердикт Эрриан, поднимаясь на ноги.
— Это что же… Мое вино… Да как же… — Госпожа Брас впервые на моей памяти растерялась.
— Да, ваше вино. И да, вы им напоили жителей моего города. — Эрриан сложил руки на груди.
Вот только сколько темный ни пытал хозяйку трактира, так ничего и не добился. Да и наложить чернословие мог любой из тех, кто сегодня находился в зале. Или просто побыл и ушел до того, как все началось.
Уже почти наступило утро, когда лунный все же решил закончить с расспросами. А вот я…
— Госпожа Брас, теперь я хочу у вас кое о чем спросить.
— Ведьма, твой сивый из меня уже всю душу вытряс, — буркнула она и, развернувшись, уверенно пошла на кухню.
Впрочем, вернулась быстро. И с двумя мисками в руках. Несло из обеих посудин знатно. Она бухнула на стол передо мной сначала одну, потом вторую плошку, и я узнала тертый хрен с редькой в одной, и хрен с медом — в другой.
— Что это? — непонимающе нахмурился Астор.
— Я думаю, что это означает: какого хрена нам еще от нее надо, — усмехнулась я над демаршем напрочь потерявшей страх госпожи Брас. Похоже, ей и Мрак теперь по колено.
А затем я уверенно ткнула пальцем в миску с медом.
— Вот этого. Четырехгодичной выдержки. — И на подозрительный взгляд трактирщицы пояснила: — Меня интересует приезжий, что столовался у вас четыре года назад. На исходе лета.
— Да ты издеваешься, ведьма! Я не упомню, сколько времени прошло-то!
— Если кто и вспомнит, то только вы.