ГЛАВА 11

Я сделала ударение на слове «только». А потом уже сухо и по-деловому обрисовала, что меня интересует мужчина средних лет, мало чем примечательный. Нет, конечно, в серые тени брали не только мужчин, но наверняка и миловидных, и не очень миловидных, лэрисс. Ведь главное достоинство шпиона не лицо, а то, какие сведения своей внешностью (а еще умом и ловкостью) тень может добыть. Вот только сомневаюсь, что в дикую глушь, туда, где царит право сильнейшего, отправили девицу. Одинокая путница, по мнению некоторых, одним своим появлением на тракте напрашивается на то, чтобы ее перекинули через плечо и отволокли в кусты, дабы отлюбить. На ведьм это правило не распространялось. Ибо в Светлых землях всякий знает: не трогай темного, если тебе дороги жизнь, душа, кошелек и прострел в пояснице. Дети Мрака могут с радостью освободить тебя от первого, второго и третьего, а бонусом — вылечить четвертое. Правда, с помощью гроба…

Именно потому меня и не трогали. Достаточно было лишь холодно взглянуть, и самые мнительные, боящиеся простудиться и замерзнуть от такого низкотемпературного взора, убирались с моего пути сами. А инквизиторов, которые работают задорно и с огоньком, поблизости не водилось.

Но шпионка, рискни она появиться в Хеллвиле с моим размахом, привлекла бы всеобщее внимание, которое ей как раз противопоказано. Так что вывод напрашивался сам собой. Ищем мужчину. Причем не слишком старого: чтобы мог мотаться по Шумерлинской топи и удирать от нежити. И не слишком молодого и неопытного.

Я достала список приезжих, и мы с госпожой Брас начали старательно вспоминать. Правда, она припомнила мало кого: купца с сыном, сказителя, трех наемников, паломника со святым отцом, одного ведьмака, семью искателей болотных алмазов, писаря и странствующего мага.

— Болотных алмазов? — удивился Джером.

— По одной из баллад Светлоземья, в топях живут девы-болотницы, что плачут алмазами, — пояснила я. И ради справедливости добавила: — Бред, конечно. Не знаю уж, почему ластоногих нурхи — малую нежить, которая похожа на волосатые бревна с хвостами, в легендах воспели как пугливых прелестниц. Похоже, первый менестрель женщин лет сто до этого не видел, раз принял нежить за красавицу.

— Ты говорила о драгоценностях, — перебив, напомнил Джером.

Я смерила наглеца взглядом. Смуглый тут же поднял ладони в типично мужском жесте «сдаюсь, каюсь, был не прав, хотя и не понял, в чем именно», а я продолжила:

— Так вот, об алмазах. На самом деле это пот. Он столь ядреный, что, испаряясь, превращается в кристаллы соли. Их-то некоторые охотники за алмазами и считают драгоценными.

Мой взгляд случайно скользнул по вытянувшемуся лицу госпожи Брас, и я поняла: только что я стала убийцей, своими словами укокошив веру трактирщицы в сказку.

— Так у них не было шансов разбогатеть? — глухо вопросила хозяйка.

— Ни единого, — подтвердила я.

— А я помню, как тогда с их приездом Хеллвиль чуть ли не лихорадка охватила. Многие подорвались на болота, захотели болотницу поймать. Даже пришлый маг, и тот ударился в поиски, — тоном «нака-сь выкуси, ведьма» добавила хозяйка.

Дескать, ты, темная, все придумала про пот. Но мы, простые люди, точно знаем, что есть в топях дева, плачущая алмазами. Главное, ее поймать и как следует за косицу дернуть. Аль лука под нос подсунуть, чтоб рыдала взахлеб. Вон белый пришлый маг точно знал, иначе не пошел бы на болота.

Она все говорила и говорила. А мы с Эррианом переглянулись. Не знаю точно, о чем думал темный, но сдается мне, наши мысли были не так далеки друг от друга. Да и в глазах Джерома застыл немой вопрос: а случайно ли в Хеллвиль приехала та семейка? Не была ли их алмазная охота отвлекающим маневром, чтобы один маг преспокойно шнырял по тоням?

Даже Астор, ни разу не маг, и тот задумчиво потирал подбородок. А трактирщица между тем все говорила. Слова били из нее, как хлещет из дыры, пробитой в бочке, вино.

— Ох, и намучилась я пол вытирать тогда. У всех сапоги были в тине, грязи да глине.

Глине? Глине… Мысль-вертихвостка настойчиво крутилась в голове, ускользала, не давая за себя уцепиться.

— А может, еще чего, кроме грязного пола, помнишь? — Эрриан ударил ладонями об стол, перегнувшись через него и нависнув над сидевшей на табурете госпожой Брас.

Браслеты на его запястьях лязгнули. Трактирщица съежилась, ее плечи приподнялись, а голова, как у болотной черепахи, наоборот, ушла вниз.

Но это я отметила лишь краем сознания. Гарлий… Вот оно!

Гарлий — металл жутко редкий, ценный и дорогой, который впитывает чары, как губка. Пожиратель, сильный маг, что не может никак восстановить резерв. В окрестностях нет ни одного мага. Наглая шумерлинская нежить, которая, как и всякая нежить, предпочитает места с минимальной концентрацией силы. А что, если… Лекции по геологии я не то чтобы сильно любила. Все же это не тот предмет, который жизненно необходим целителю, но…

Всего я не помнила, нужно было кое-что уточнить.

— Мне срочно нужно глянуть в конспект одной из лекций.

— Чего? — оторопело вытаращился смуглый.

Думаю, скажи я, что отлучусь, потому как слегка рожаю, он бы и то не так удивился. Ведь бывают у трепетных дев подобные конфузы после насыщенной ночи. Впрочем, месяцев через девять. Да кто нас, светлых целительниц, знает. Но чтобы наутро после разудалого веселья даму резко тянуло к знаниям в библиотеку или же к старым свиткам с академическими записями…

Я подорвалась с места и арбалетным болтом устремилась к выходу.

— Эй, а ты куда? — возмущенно крикнул пожиратель у меня за спиной.

— Мне тоже нужно почитать тот конспект, — услышала я приближающийся голос Эрриана.

— Вы там только сильно не зачитывайтесь! — Насмешливое напутствие Джерома догнало уже на крыльце.

Снег скрипел под подошвами, врезаясь в кристальную тишину раннего утра, когда приличные горожане еще нежатся под теплыми одеялами на пуховых перинах, досматривая сны. И не сильно приличные горожане тоже особо на улицу носа не кажут. Ибо не следует без важной причины студить ту часть тела, которую с большим удовольствием можно сунуть в чужие дела.

— Магда, ты что-то поняла? — все же не выдержал Эрриан, молчаливо шедший рядом.

Облачко пара, вырвавшееся при этом из его рта, рассеялось пугливой дымкой, подтверждая, что, пока мы были в трактире, мороз заматерел и сковал льдом не только болота окрест, но и мои мысли.

Я остановилась. Выдохнула, задрав голову и уставившись в вечное звездное небо, словно ища в нем подтверждения моей догадке. Сияющие огни, которые боги когда-то щедрой рукой высыпали на бархат ночи. Если просто посмотреть, то кажется, что в них нет никакого порядка. Но если приглядеться… Сейчас мои мысли — словно звезды, которые начали складываться в созвездия, приобретать свою логику и четкие линии.

— Магда? — напряженно спросил Эрриан.

Я прикрыла глаза, глубоко вздохнула и задала вопрос, который лунный от меня вряд ли ожидал услышать:

— Почему ты оказался именно здесь?

Я говорила спокойно, так, чтобы не потревожить чуткое дыхание ночи, ее очарование. И кончики пальцев уже были ледяные, и холод забрался под плащ, но мне хотелось вот так стоять. Просто стоять в безвременье. Наслаждаться этим мигом и тем, с кем я этот миг делила.

Он не ответил. Просто осторожно взял меня за плечи. А когда я опустила запрокинутую голову, то увидела перед собой лицо лунного. Внимательный взгляд, в котором отражались звезды. А еще — тревога. За одну сумасшедшую ведьму.

— Итак. Почему?

— Это был подарок императора, — не понимая, к чему я клоню, ответил Эрриан. — И приказ. Я не мог не принять. И ослушаться тоже не мог. К тому же это тихое место. И если я сорвусь, если браслеты не выдержат, а Джером не успеет меня убить, в чем я сильно сомневаюсь, то разрушения будут не столь велики.

— А зачем именно сюда? Неужели во всей Темной империи только Шумерлинская топь столь малолюдна, что если бы ты сошел с ума, то убил бы лишь тех, кого не сильно жалко?

— Есть другие места, — нахмурился лунный. — Кровавый остров, например. Рядом с уделом Найрисов — Пижанские леса. Там тоже дикий край, где водятся вурдалаки. Да, ты права. Хоть в Темных землях после великого прорыва народу и стало больше, но мест, чтобы издохнуть в одиночестве сумасшедшему магу, предостаточно.

Он чуть склонил голову и задумчиво добавил:

— Считаешь, что я тут оказался не просто так?

— Считаю, что твой бывший работодатель тот еще прохвост, который даже из твоей смерти решил извлечь выгоду. Если ты присоединишь топи и Хеллвиль к Темным землям не только номинально, как было до этого, но и реально, — твой император в плюсе. Твоя магия рванет — опять же не разнесешь все вокруг. В общем, как ни поверни, твое начальство далеко не в минусе. Так что требуй с него компенсацию за моральный ущерб!

— Магда, темные имеют весьма смутные представления о морали в принципе… — усмехнулся Эрриан.

— То есть то, что тебя используют как стража, который удержит власть в приграничных землях, а если и умрет, то не жалко, — тебя не смущает?

— Нет. Это меня бесит, — сказал Эрриан тоном человека, высчитывающего, сколько же в золоте весит его раздражение. — Кстати, а почему я не разнесу ничего, если браслеты не выдержат?

— Потому что у меня есть подозрение, что местные болота таят в себе не только неисчислимые запасы нежити, но и руду гарлия. — И пока Эрриан не успел возразить, я запальчиво затараторила: — Сам посуди: тут магия не накапливается. Во всяком случае, в больших количествах. Это у меня резерв почти нулевой. С ним не поработаешь, но зато ему достаточно крох, чтобы наполниться. Гарлий же поглощает магию. Именно по этой причине его залежи не обнаружить никакими амулетами. А пласт руды под Шумерлинской топью — это огромная такая пористая губка, что впитывает разлитый в воздухе естественный магический фон, который тут понижен. И это уже — причина обилия нежити. Именно по этой причине отряд боевых магов, проходя здесь, не смог восстановить резерв и сгинул в топи. И как следствие — появился кто-то из теней.

— Тот самый маг, что возжелал слез болотницы… — скорее утверждая, чем спрашивая, произнес Эрриан.

— Вот только я хотела уточнить в записях, встречается ли гарлий в болотистой местности. А то все известные его месторождения рядом с пиками Трезубца Смерти.

— Ты точно целитель? — нахмурился Эрриан, словно заподозрил во мне некроманта.

Нет, конечно, и тот и другой имеют общие черты. Например, возвращают с того света, и нас даже можно перепутать.

— Почему спрашиваешь? — удивилась я.

— Конспект, в котором есть упоминание о гарлии…

— В академии не было преподавателя по магическому праву. А финансирование было. Ну, ректор не растерялся и пустил целевые деньги из имперской казны по назначению: на зарплату преподавателя. А то, что тот читал слегка не ту дисциплину… Подумаешь. Хотя магистр Мрот — маг земли, душой и телом преданный геологии, честно старался читать право. Но талант не только не пропьешь, но и не закопаешь, прикрыв сверху тоненькой брошюркой по праву, которую магистр и штудировал. В общем, каждую лекцию он честно начинал цитатой из оной и неизменно скатывался к горным породам, тектоническим сдвигам.

— Интересная у вас академия, — хмыкнул Эрриан.

— И это говорит темный, поселившийся в Хеллвиле.

— И правда, о чем это я… — Улыбка коснулась губ лунного.

Она была теплой, она согревала, она… и тут я поняла, как тяжело подбирать солнечные эпитеты, когда на дворе ночь, а зуб на зуб не попадает от холода.

Сейчас дубак стоял почище, чем в покойницкой, где проходили не только чревосечения трупов, но и практикумы у адептов-целителей. А еще вокруг была тишина. Такая глубокая, ночная. В подобной хорошо не только проводить вскрытие, но и скрывать тайны. Увы, не все. Например, того, что я замерзла ужасно, не удалось бы скрыть ничем. Ну, кроме плаща, подбитого мехом.

Видя, как магесса обыкновенная превращается в магессу, трясущуюся от холода, Эрриан снял с себя куртку и накинул на меня.

— Ты замерзнешь, — попыталась я возразить.

— Знаешь, не только у вас в академии были свои особенности, — вздохнул Эрриан. — Все четырнадцать лет, что из меня готовили телохранителя, каждое утро в северной крепости начиналось с того, что нас будили, и мы босиком, в исподнем выбегали на снег. А затем ныряли в прорубь, выскакивали и бежали до тех пор, пока рубашка на теле не высохнет. — Он повел плечами, разминая их.

— Ты не бежишь, — заметила я.

— Ну так я и не нырял сегодня в ледяную воду. — Он жестом показал на сухую рубашку. — Но я буду очень признателен, если ты перестанешь любоваться на звезды.

Надо ли говорить, что до моего дома мы добрались в рекордные сроки? Меня подгоняла… нет, не совесть, ее у целителей не больше, чем у темных, а практичность: если Эрриан все же сляжет с горловой жабой, то лечить-то его мне.

Переступив порог и затворив дверь, я поняла, что, несмотря на теплую куртку темного, холод не отпускает. Особенно досталось пальцам, которые не желали слушаться до конца. Красные, холодные, негнущиеся. Они стали такими после того, как дар угас. Не знаю почему, но… вот так реагировали на холод. Надо было рукавицы брать! Руки целителя — его главный инструмент. Не заклинание и скальпель, а именно руки.

Я растирала их друг о друга. Нещадно, но они лишь побелели.

— Дай согрею, — видя мои попытки, произнес Эрриан.

Не дожидаясь ответа, шагнул и взял мои ладони в свои. Простое прикосновение. Почти целомудренное. Сначала. Но едва кожа коснулась кожи, как меня словно током ударило. На задворках сознания забилась пойманной в силки птицей мысль, что, если я прямо сейчас, сей же миг выдерну руку, развернусь, убегу, возможно, у меня еще будет шанс. Но я не выдернула. И не убежала. Мы так и продолжали стоять, глядя глаза в глаза.

Мои пальцы. Его кожа. Она была чуть загрубевшая, с мозолями и ссадинами. Руки Эрриана, сильные, надежные, они не держали — поддерживали, дарили тепло. А еще в них хотелось остаться. Ощущать то, как они тебя обнимают, ласкают.

— Позволь… — Голос. Хриплый. Надтреснутый.

Вместо ответа я лишь чуть качнулась вперед. Этого оказалось достаточно.

Его ладони скользнули по моим запястьям, предплечьям, плечам, чтобы притянуть, взять в плен. Он наклонился, и его губы коснулись моих. Эрриан целовал меня. Нежно. Чутко. Ртом. Языком. Дыханием.

Это было какое-то темное колдовство, которому не было ни сил, ни желания сопротивляться. Осторожность сменилась уверенностью. А внутри меня разгоралось пламя удовольствия. Холод исчез. Совсем. Словно его и не было вовсе. Будто и не стояла я под морозным небом, не зябла под плащом и курткой.

Эрриан обещал согреть и согревал. И я тянулась к его огню. Я его хотела. Мне надоело сопротивляться. Эту битву с собой я проиграла. Возможно, потом я буду жалеть. Но не сегодня. Не сейчас.

Меня подхватили на руки, не отрывая губ, а потом я не заметила, как оказалась в собственной спальне. Слишком маленькой для нас двоих. Холодной из-за все еще не вставленного взамен разбитого стекла. В дыре торчал скомканный плед. Но нам обоим было наплевать.

Поцелуи. Сейчас в них уже не было нежности. Дикость. Страсть. Мы были голодными, жадными друг до друга. До прикосновений.

Эрриан оторвался на миг. Лишь затем, чтобы поцеловать вновь. И еще раз. И еще. Уже шею, спуститься к ключицам. А я, откинув голову, жадно вбирала его прикосновения, дышала ими.

Я ощущала бешеный стук сердца, зашкаливающий пульс, что набатом грохотал в ушах. Казалось, моя кровь вот-вот закипит. Эрриан обжигал. Воспламенял. Сводил с ума.

Мои плащ и платье, его рубашка и штаны, шурша, упали на пол. Скрипнула кровать, принимая вес наших тел. А моя рука легла Эрриану на спину. Прошлась по ложбинке позвоночника. Разгоряченный. Мощный. Твердый, как сталь, в своих намерениях. И я, податливая, словно ртуть, в его руках.

Тяжесть тренированного мужского тела вжала меня в простыни. Я ощущала ее и наслаждалась ею. И пила эту звездную кристальную ночь. Время наших с Эррианом откровений, признаний, для которых не нужны слова. Мы говорили телами, признавались в любви и отдавали себя друг другу без остатка.

Мои пальцы скользили по его спине, чувствуя, как под ними перекатываются жгуты мышц. Мой висок опаляло хриплое дыхание темного. Да и мне самой не хватало воздуха в этом диком водовороте. Наша страсть, ярость, отчаяние, надежда, несдержанность и желание насытиться друг другом сводили с ума. Мы были на грани, балансируя и не боясь сорваться. Потому что знали — лишь в падении будем по-настоящему живы.

Возбуждение. Его. Мое. Оно, рожденное из прикосновений, близости тел и душ, было упоительным. Ладонь темного легла на мое бедро, скользнула ниже, еще ниже. Вызывая волну насаждения. Вырывая из груди стон, заставляя дрожать.

— Ты. Первый, — смежив веки, выдохнула я.

Признание, которое заставило Эрриана на миг замереть.

А когда распахнула глаза, то увидела взгляд, в котором плясало бешеное пламя. Горячее дикое пламя… И упоительная нежность прикосновений. Он приручал меня, давал возможность привыкнуть. Но мне хотелось больше. Быстрее. Мне хотелось его всего.

Кто первый из нас сорвался? Не знаю. Не знаю и не хочу знать. Когда холод ночи превращается в пожар, когда не слышишь звуков, не видишь ничего вокруг, только его. Какая, к демонам, разница?

Браслеты на его руках раскалились, но никто из нас не заметил этого.

Его толчки в моем теле. Его губы на моей коже, мои отметины, располосовавшие его спину, и удовольствие, накрывшее волной, которая крутила нас, переворачивая, меняя небо и землю местами, даря фейерверк ощущений, ярких красок, острых, оголенных чувств.

Мы не просто хотели обладать друг другом. Это было нам жизненно необходимо. Мы не сдерживались. Поцелуи-укусы. Отметины, которыми мы клеймили друг друга. Толчки тела, вбивающегося в тело. Он — мой. Я — его. Мы — одно целое.

— Я хочу, чтобы ты кричала для меня. — Это были последние слова, которые я запомнила, прежде чем забыться, утонуть в удовольствии, которое дарил темный.

И я кричала до хрипоты. Выгибалась, подаваясь ему навстречу. Мы сливались, чтобы умереть и родиться вновь. Это была наша звездная ночь. Темная, холодная, зимняя. Наша.

И мы лежали на сбитом белье обессиленные, изможденные, покрытые испариной, с гулко стучащими сердцами и… сумасшедшие от счастья. Моя рука покоилась в руке Эрриана, а я вся — на его теле. Потому как темный оказался не только собственником, но еще и — страшно подумать — бережливым собственником, который заботился о здоровье одной ведьмы. Он заявил, что постель холодная и я могу замерзнуть. А он — теплый. На нем замерзнуть труднее. А я, укрытая сверху плащом, не возражала.

— Магда, — внимательно глядя мне в глаза, начал лунный, — ты как-то заметила, что темные не признаются в любви. Это так. Потому что телом мы можем любить многих, но душою — никого. Потому и сильны.

Мое сердце при этих словах пропустило удар. А потом захотелось вскочить. Но Эрриан словно почувствовал это и крепче обхватил меня, не дав дернуться.

— Но сегодня в трактире, когда в тебя полетел клинок, я вдруг понял, насколько мне дорога одна светлая ведьма. Стоило только встретить ее, и все… Другие девушки перестали для меня существовать. Сегодня, когда я взял твои руки в свои, я осознал, что отныне с темными лэриссами мне будет скучно, со светлыми — смертельно скучно. Ты — моя, мой билет в один конец. Потому что светлая ведьма — это любовь. Демонически сложная, с поехавшей крышей и взбесившимся даром, что бурлит внутри, но любовь. Ты моя единственная, и другой мне не на…

Это были самые потрясающие слова, которые я когда-либо слышала. Но вот дослушать… Кровать. Моя старенькая кровать, ножки которой были подъедены древоточцами, не вынесла бремени любви одной светлой целительницы и темного мага.

Они подломились. Все четыре сразу. И мы надгробной плитой рухнули на пол. На миг мне показалось, что еще немного — и это падение из случайного превратится в эпическое, когда проломится пол и мы окажемся на первом этаже. А утром горожане придут разбирать обломки и…

Но время шло, а мы с Эррианом оставались на месте. И по наглой морде темного было видно, что он вообще не озабочен тем, что мы можем куда-то там провалиться. Хотя ему, сыну Мрака, не привыкать. Он же регулярно в эту свою Бездну проваливался. А она, сдается мне, пониже первого этажа моего дома будет.

— Магда, — прищурился лунный, которого сейчас ничто не могло смутить, даже появление в моей спальне императоров. Обоих сразу. Вместе со свитами. И кабинетами министров. И… — Скажи, я чернокнижник твоего сердца?

— Нет, ты вампир моей печеночной вены! — вырвалось непроизвольно.

В конце концов, ведьма я или нет? Имею моральное право полюбоваться на удивленную физиономию одного темного. Правда недолго, потом надо будет резво подрываться и давать деру. Иначе тебя подомнут под себя и надругаются, лишив уже не девичьей чести, а иллюзий насчет того, что над темными можно безнаказанно шутить.

Еще один поцелуй Эрриана обещал, что моего признания он будет добиваться долго, настойчиво, до моей полной безоговорочной капитуляции. Я, к слову, была совсем не против такого развития событий, ощущая себя сытой кошкой, которая, несмотря ни на что, не прочь получить добавки. И именно в этот момент на улице под моим окном раздалось:

— Госпожа ведьма! Магда! Я люблю вас!!!

То, как мигом помрачнел и подобрался Эрриан, без слов говорило: тому, кто пришел сейчас под мои окна, — не дожить до рассвета.

— Кто это?

— Пока не знаю, но я пошла искать сушеный подорожник, — вздохнула я и попыталась встать, елозя по лунному. — У меня где-то должен был еще остаться…

Темный озадачился. Но руками, не участвующими в мыслительном процессе, едва я начала сползать, тут же схватил меня за талию и вернул на место.

— Зачем тебе подорожник? — спросил он.

— Ну… Ты сейчас выглядишь таким… решительным. И я думаю, без хука вряд ли обойдется. А так… Ты врежешь, я сразу приложу, чтобы тот несчастный, кем бы он ни был, еще раз сюда уже за целительской помощью не приходил.

— Я сам приложу. И подорожник, и об косяк, — фыркнул Эрриан и, аккуратно приподняв меня, выскользнул.

Тюфяк, на котором я осталась лежать, и вправду был не столь удобным, как грудь Эрриана.

— И даже думать не смей выглядывать, — сурово произнес — он. И, перехватив мой недоуменный взгляд, добавил: — В таком виде. А сейчас закутайся в плащ получше.

— А ты надень штаны, — тут же парировала я. — А то отморозишь еще что-нибудь. Пока будешь драться. И рубашку тоже.

— Тебя смущает мое обнаженное тело? — хмыкнул темный.

— Целителя так же тяжело смутить обнаженным телом, как феникса — смертью, — фыркнула я. — Просто лечить твое захворавшее тело придется мне. И поверь, если ты начнешь чахнуть, я на тебе оторвусь по полной.

Эрриан представил. Проникся. И штаны таки натянул. На рубашку его мужского испуга уже не хватило. Затягивая завязки на талии, он подошел к окну. Удивленно уставился на него, будто впервые увидел в разбитом стекле затычку из пледа. Миг раздумывал, то ли вытащить его, то ли открыть створки, за которыми нежданный воздыхатель уже начал голосить что-то романтичное. Наверное, балладу. Судя по корявости строк, собственного сочинения. Аккомпанемент из треньканья на одной нервной ноте проходил под лозунгом: «Кому хочу сыграть на лютне, тому от счастья не спастись».

— Выгляни ко мне, лэрисса Магда, из окна, — начал заунывно подоконный гость.

Я хмыкнула. М-да. По первой строчке идентифицировать несчастного самоубийцу не удалось.

— Ты меня не от приступа сердечного спасла, — поднатужился и выдал он под горестное «трунь-трунь».

Правда, и эта информация мне мало помогла. А Эрриан между тем выдернул плед и попытался просунуть голову в дырку, проделанную в стекле селезнем.

— Ты еще крякни туда, — посоветовала я, давясь смехом.

Взгляд темного, в котором плясали демоны, остановился на мне, не обещая ничего… пристойного.

— Вот погоди, придушу этого менестреля… — лениво протянул он, и по моей спине брызнули мурашки. И вовсе не от холода. Наоборот, стало так жарко, что хоть окно нараспашку открывай.

Лунный отвернулся и взялся за шпингалет.

— Ты мое тело от демонов избавила… — особо пронзительно взвыли на улице.

И я наконец поняла, что под окнами несчастный служка. Поскольку в Хеллвиле никого больше я душевно не спасала. Только телесно. И то, если страждущим удавалось набраться храбрости и прийти за помощью к ведьме.

— И совесть мучиться заставила. И теперь мой долг — отплатить тебе той же монетой…

Какой «той же»? Теперь он будет летать на метле, а я за ним гоняться с ножом по крышам? Спасибо, не стоит.

— Прошу, ведьма, стань женою моей за это… — голосил он.

Да! Со стихосложением у парня было туго, зато с самовыражением — полный порядок. Но, судя по утробному рыку Эрриана, ненадолго.

— Какая, к демонам, жена? — рявкнул темный, распахнув створки.

В комнату тут же ворвалась зима, а из комнаты, правда наполовину, — лунный. Он перевалился через подоконник.

— Ой. — Очередное «трунь» оборвалось. А за ним раздался совершенно обескураженный голос:

— Господин темный, а где госпожа Магда?

На мой взгляд, совершенно идиотский вопрос, учитывая, в каком виде был Эрриан.

— Я вместо нее, — отчеканил лунный.

— А вы можете все же позвать Магду? — видимо собрав все свое мужество, произнес служка.

Я посмотрела на напряженную спину темного. Да, Эрриан мог быть хладнокровным, расчетливым, надменным, сдержанным, умным. Но не сегодня. Чувствую, не сегодня.

— Только на твои похороны, труп.

— Она спасла меня от одержимости, теперь мой долг — спасти ее душу от Мрака. Пусть темная ведьма и осквернена Тьмой, но я готов посвятить себя тому, чтобы обратить Магду к Свету. Поэтому я женюсь на ней, той, которая меня спасла.

— Парень, если ты хочешь жениться на том, кто изгнал из тебя демона, то у меня для тебя плохие новости, — усмехнулся Эрриан. И добавил: — Это я выбил из твоего тела выходца Бездны.

Надо ли говорить, что после такой новости запал служки как-то иссяк.

— Госпожа Магда, я знаю, что вы там. Это правда? Отец Панфий сказал, что вы спасли меня. — И столько неподдельной детской обиды было в голосе — хоть на развес продавай, хоть оптом.

— Давай я ему скажу, — шикнула в спину беловолосого, — он ведь не успокоится.

Эрриан обернулся. Ничего не сказал, лишь выразительно глянул на меня. И я вдруг сразу почувствовала, что на мне ничего нет, кроме наброшенного на манер одеяла плаща.

— Ну, нет так нет. Не больно-то и хотелось, — буркнула себе под нос, пряча и лицо, и уши под плащ.

— Это правда, — вместо меня ответил Эрриан. — И поверь мне, парень, жениться ради спасения души ведьмы — гиблое дело. Гораздо больше шансов убедить упыря, что с осиновым колом в груди ему будет лучше. Или уговорить закоренелого волколака-людоеда стать вегетарианцем. Мой совет — забудь о Магде. И святой, взяв в жены ведьму, через пару лет станет первоклассным некромантом. Даже если до этого трупов боялся до дрожи в коленках и считал, что в склепах прятаться от супружеского долга недостойно.

В Эрриана полетела подушка. Он, не оборачиваясь, увернулся, словно заранее тренировался. Мой снаряд улетел в открытое окно, а темный нахал невозмутимо продолжил:

— И да, о том, чтобы «посидеть, пропустить кружечку со старыми светлыми друзьями», если решил жениться на темной, тоже можешь забыть. Будешь якшаться только с чернокнижниками, черными алхимиками, пожирателями. Зато она будет улетать на свои шабаши демон знает куда. И никогда не догадаешься, на каком уровне Мрака ее искать. А вернется — вся укатанная в зюзю и обколдованная в дымину. Тебе оно надо?

— Я сейчас одного темного тихо благословлю… — пообещала зловеще. — А если не достанет слово, откат получишь скалкой!

Ну, лунный, ну, гад!

— Пожалуй, вы правы. Холостым оно как-то безопаснее, наверное, — прозвучало уже совсем растерянно. Лютня последний раз печально тренькнула, а затем послышались скрипучие шаги.

Впрочем, как-то не удаляясь, а топчась на месте, словно служка еще до конца не определился: спасать ведьмину душу браком или свою — безбрачием.

— А что, если все же… — начал было служка.

— Поверь мне, с ведьмой в браке может выжить только темный. — С этими словами лунный захлопнул окно.

— Скажи это Гардерику Бьерку! — вставая с кровати гремучей змей, начала я.

— То, что один светлый больше трех столетий назад сумел долго и счастливо прожить в браке с темной ведьмой, — только подтверждает правило! К тому же он был боевой маг! И дракон. Правда, ящером он оставался только до встречи с Ви из рода Сумеречных ведьм. А потом что случилось, напомнить? — обернувшись ко мне и многозначительно сложив руки на груди, осведомился Эрриан. — А этот парень — обычный человек. Пожалей его… — Он сделал выразительную паузу и добавил: — А меня можешь не жалеть. Совершенно и абсолютно.

— Не жалеть, говориш-ш-шь, — зашипела я, прикидывая: придушить или отравить?

— Да, я мало того что темный, я еще и Меч Темного Владыки, поэтому морально и физически готов ко всему, даже к браку.

И именно в этот момент в дверь постучали. Настойчиво. Словно тот, кто тарабанил, принял решение и боялся передумать.

А мне и раздумывать было не надо. Я схватила плащ, завернулась в него так, что открытыми остались только лицо и ступни, подорвалась с места и кинулась вниз.

Если портить себе репутацию, то самой и качественно, а не доверять это лунным дилетантам. Сейчас доходчиво и ясно объясню служке, что нам к алтарю слегка не по пути.

Простучала босыми пятками по лестнице, через сумрак зала и распахнула дверь со словами:

— Давай договоримся раз и нав…

Не успела. Сталь врезалась в плащ, пробив грудь навылет. Я захлебнулась вдохом.

Порою время летит спущенной с тетивы стрелой. Иногда оно замедляется, растягиваясь каплей клейкой смолы. А бывает, оно просто замирает. И один миг длится и длится.

В такие моменты безвременья вспышка молнии, которая обычно разрубает небо так, что не успеваешь опомниться, словно нехотя крадется меж облаков. Она разламывает тучи, ветвится, раскрывается так же неторопливо, как лепестки розы на рассвете. Но самое поразительное, что ты можешь это увидеть. Вот и сейчас.

Наверное, удар кинжала выбил из моей груди не только воздух, но и душу. Иначе почему я видела все происходящее, будто со стороны? Вот мое тело, которое начало падать слишком медленно, пядь за пядью приближалось к полу, погружаясь в сумрак. Медленно. Очень медленно. Взметнувшиеся полы плаща, казалось, и вовсе недвижимо зависли в воздухе.

Вот Эрриан, разрывая пространство и время, промчался вниз. Он был быстрый. Даже в этом замершем мгновении темный оказался единственным, кто способен двигаться. А не созерцать.

А вот я впервые увидела, как можно убить голыми руками. Всего одно движение — и ребро ладони, ударившее в кадык, сломало хрящи. Я, как целитель, могла точно сказать — после такого прямая дорога за грань.

Выпученные глаза нападавшего начали медленно расширяться от боли. Рот открылся в беззвучном крике, а руки Эрриана уже подхватили мое так и не успевшее упасть тело. А я… Я смотрела в лицо своему персональному кошмару.

Корнуолл.

Тот, из-за кого я лишилась дара, а брат едва выбрался из дурмана «звездной пыли». Избалованный сын главы торговой гильдии, который ради забавы рушил чужие жизни. Меньше всего я ожидала увидеть его на своем пороге. Да еще таким: с клинком в руках, одетого, как последний оборванец, с ввалившимися глазами, густой неопрятной щетиной, тощего как щепка. Грязного и вонючего. От былого лоска не осталось ничего.

Зато во взгляде, когда он вонзал сталь, сияло торжество. И сейчас оно сменялось удивлением. Корнуолл так и не понял, что умирает. Что он был уже мертв, еще не рухнув на порог. Как и я.

А потом боль пронзила тело. Она была резкой, всепоглощающей, утягивающей меня обратно в тело. И время вновь убыстрило свой неумолимый бег.

Вдох напополам с кровью. Я им захлебывалась, хрипела. Корнуолл упал уже бездыханным, скатившись по ступеням вниз. Порыв ветра, ударивший в дверь, захлопнул ее, погрузив нас во мрак.

Сознание уплывало, а я слышала лишь отчаянный крик Эрриана:

— Нет, Магда! Не-э-эт!

А я… Теперь ощущая пробитую грудь, я точно знала: мне отпущено еще несколько ударов сердца. Потом кровь из пробитой вены зальет легкие, и я утону в ней. Может, окажись рядом сильный, опытный целитель, у меня бы и был призрачный шанс. Но мы — в Хеллвиле. Дикое Приграничье. Вокруг — Шумерлинская топь и нежить. Так что… увы.

— Не уходи… — В голосе Эрриана звенело отчаяние.

Сильный. Смелый. Этот темный, казалось, мог исправить все. Кроме смерти.

Я хотела сказать. Мне казалось это важным. Очень. Но мысли путались. Губы и язык — не подчинялись. Перед глазами стояла алая пелена.

— Эйта, Мрак тебя раздери, где ты, сволочь рыжая! Я согласен!!! — зарычал лунный.

Вспышка, озарившая зал, была ослепительной. А вслед за ней раздался торжествующий голос Дарящей Безумие:

— Ну наконец-то!

— Но у меня условие — она должна жить. Я сам добровольно шагну в твое царство. Но пусть Магда живет.

Я ничего не видела. Лишь слышала. И в голове билась лишь одна мысль: Эйта все же смогла добиться своего. Свести с ума темного. С моей помощью. Хотелось закричать: нет, не надо, зачем?! Но я не могла даже вздохнуть.

— Через несколько ударов сердца она умрет, и ты провалишься в безумие и так, — хмыкнула белка.

— После твоих слов — нет. Мне хватит разума добраться до Джерома. Надо ли говорить, что сделает со мной пожиратель… — Голос темного был холоден как лед.

Сын Мрака. Тот, кто способен выйти на бой со смертью и победить. Тот, кто способен выторговать у Дарящей Безумие жизнь любимой. Пусть в уплату отдав свою.

— Ты не посмеешь, — прогремела белка.

— Хочешь проверить?

— Я не целитель, я не могу спасти ее, — нехотя призналась Эйта. И тут же, словно ее посетило озарение, она провозгласила: — Зато ты сможешь!

А дальше были странные звуки. И за ними — лязг металла.

— Ну, чего ждешь, — недовольный окрик Эйты. — Я зря, что ли, замки на твоих браслетах вскрывала? Все когти обломала! Давай шевелись! Возьми ее мету и отдай ей свою. У тебя сильный дар. У нее — знания, которые позволят его направить.

Что Эрриан ответил — я уже не слышала. Зато ощутила: меня буквально заливает потоком силы — дикой, несущейся, словно лавина. Она заставила мое тело выгнуться дугой, как если бы в него ударила молния. А затем еще и еще. По руке будто поползла огненная змея, обвивая сначала запястье, предплечье, плечо, переползая на шею, чтобы там, у основания черепа вгрызться в плоть.

Но вместе с болью я ощущала и силу. Ушедшую, почти забытую.

Лечить себя тяжело. Порою — даже невозможно. Но я хотела жить. Очень. Хотя бы ради того, чтобы плата Эрриана не оказалась напрасной. И мысленно уже приготовила матрицу заклинания: восьмой порядок — мой прежний максимум.

Главное — ликвидировать кровь из пробитого легкого, чтобы сделать вдох. Потом — чуть отодвинуть острие и срастить стенку рассеченной вены. Иначе я банально умру от кровопотери. И лишь потом вытащить кинжал. А дальше — руна «Норхо», наложенная на тело, чтобы не пошло заражение, которому достаточно нескольких ударов колокола — и при недосмотре врачевателя можно провалиться в горячку.

Обо всем этом я думала отстраненно, как целитель. Отключив все эмоции, уйдя в своеобразный транс, один неверный шаг в котором — и я окажусь уже за гранью. И не сразу поняла, что мое тело, получив новую силу, взяло и часть ее способностей. Измененная мета Эрриана. Нестабильная, но позволявшая его телу излечиваться гораздо быстрее. Если бы не она — я бы не успела. Ни влить силу в матрицу, ни тем более замедлить ток крови, чтобы срастить рассеченные края вены.