Оставаться одной Алаис удавалось только в своей спальне – и то ненадолго. Постоянно врывались то служанки, то фрейлины, то являлся с докладом управляющий – больше всего девушке хотелось заколотить дверь гвоздями и никому не открывать. Но она продолжала делать хорошую мину при плохой игре.
Являлась к трапезе, наблюдала за приготовлениями к свадьбе, вежливо общалась с Таламиром, который явно наблюдал за невестой. Кажется, Алаис оказалась для него совершенно новой разновидностью человека – «аристократка начитанная». Раньше его рассматривали как красивое животное, ради потешить плоть, и относились соответственно. Кто же разговаривает с постельной игрушкой? И о чем с ней можно разговаривать?
Потом, когда у Таламира открылись воинские таланты, с ним тем более разговаривали только о войне. Или о постели.
С Алаис же он разговаривал об организации свадьбы, о поместье, о том, как воспитывали аристократов, – и получал вежливые (побудь тут невежливой) ответы. И определенно учился. Узнавал нечто новое…
Алаис тоже узнала кое-что новое о себе. И получилось это совершено случайно.
Она купалась перед сном. Поскольку таскать и греть воду, а также чистить и мыть ванну предстояло не ей, она решила купаться, как привыкла – два раза в день.
Вечером она так же расслаблялась в горячей воде, когда со двора донеслось весьма немелодичное и громкое пение. Нажрался кто-то, вот душу и потянуло развернуться.
– Вы любите громко петь в душе? Ребята, кто любит громко петь в душе? – задумчиво спросила Алаис у гобелена.
Судя по звукам, которые донеслись со двора, петь, может, кто и любил, а вот слушать не очень.
– К счастью стремимся сквозь все испытанья… – промурлыкала Алаис. И – закашлялась.
О черт!
Раньше она петь не пыталась, как-то не до того было, а ведь Арден, в которого тут верят, подкинул ей реальную плюшку. У Алаис Карнавон оказался потрясающий голос. Глубокое, грудное контральто…
Класс!
В той жизни у нее было меццо-сопрано.
А диапазон?
Следующие несколько минут Алаис проделывала упражнения для связок, радуясь, что никого нет рядом. Вряд ли зрелище девчонки-альбиноса, которая лежит в здоровенной деревянной лоханке и старательно выпевает «ми», «ме», «ма», «мо», «му», добавило бы кому-то здоровья. Встать и петь во весь рост?
Можно. Но вылезать из воды не хотелось – слишком уж быстро она остывала, так что Алаис позволила себе маленькие вольности. Да и не на концерте…
Девушка набрала воздуха в грудь.
У каждого есть своя любимая песня. Некогда у Тани это было «Прекрасное далеко». Отличная песня, и диапазон широкий. Вот и попробуем распеться хоть как.
Когда песня закончилась, Алаис поняла, что одна ее проблема точно будет решена.
Имелось и здесь сословие, которое считали чудаковатым. Для них были обыденными разгильдяйство, бродяжничество, иногда и случайные связи, они стояли вне сословий и гильдий, на них никто не заявлял права…
Менестрели.
А еще их старались не задевать. Не в силу страха перед предками всемогущих СМИ и ток-шоу. Нет. Просто здесь менестрели считались слугами Мелионы. Дескать, однажды богиня устала после творения, присела на камушек и задумалась. И услышала песню. И так ей хорошо и душевно стало…
Пела девчонка, собирая ягоду, а когда допела, богиня решила явиться и отблагодарить смертную.
Явилась и спрашивает, мол, что тебе угодно получить в награду за пение, дитя мое? А девчонка, не будь дура, и ответила – возможность петь для этого мира.
Рассмеялась богиня – и даровала ей талант сирены. Девчонка смогла голосом повелевать волнами, управлять ветрами, люди и животные ее слушали раскрыв рот…
Так родился первый менестрель.
Конец истории терялся в тумане. По одним легендам – девушка вышла замуж за короля. По вторым – ушла в Море. По третьим – стала бродить по дорогам. Умереть она ведь не может, ее богиня благословила…
Так что менестрелей старались не обижать.
Нет, панацеей это не было, плохого певца могли и гнилым овощем «угостить», могли и выпороть, могли смазливую певичку и использовать по назначению…
Могли. Но это было лучше, чем ничего. К тому же смазливой Алаис себя не назвала бы даже после литра водки.
Менестрель?
А ведь запас местных песен у нее есть. Здесь предпочитали нечто вроде баллад, а память Алаис послушно укладывала их внутри.
Позор и ущерб герцогской чести?! Да, внутри было такое неудобство, но Алаис предпочла махнуть на него рукой. Победителей не судят, побежденным все равно.
К тому же она-то с какой радости стала герцогиней? Ее не спрашивали, когда тащили…
Эх, как-то там родные без меня?..
Алаис усилием воли заткнула память подальше и сосредоточилась.
Итак, менестрель. И не надо о позоре. Есть певичка-однодневка, а есть Монтсеррат Кабалье. С первой на одном поле не сядут, а второй короли кланяются. Разница в классе.
Может ли она выдать класс? С ее-то музыкальной школой – запросто! Гитару бы… И ведь наверняка что-то такое есть в замке… кстати! Надо посмотреть на чердаке: там по традиции есть склад всякого барахла. Миры разные, а чердаки везде одинаковы. Посмотрим.
А уж сколько она всего знает… И классиков, и современников.
Стандартный набор девушки из хорошей семьи – музыкальная школа, танцы и рисование.
С последним не задалось, рисовать Таня не могла. Вообще. У нее даже прямая линия ощутимо давала кривизну на втором сантиметре.
Танцы? Идеальное чувство ритма и мелодии не мешало девочке оттаптывать все, что находится рядом. Увы… Примерно на втором десятке оттоптанных ног девочка смирилась со своей горькой участью. Не вый-дет из нее танцовщицы, не судьба. Максимум вальс на выпускном вечере в школе. И там она так на ногу партнеру наступила, что бедняга хромал до утра.
А вот с музыкалкой задалось отлично. Таня хотела пианино, но родители уперлись и настояли на гитаре. Ну да, пианино дорого стоило и не пролезло бы в их квартирку. Так что…
Дайте струны, руки вспомнят!
Таня попробовала пальцы на растяжку.
А ничего так… Но слишком нежные. Перчатки и медиатор – комплект-минимум, иначе без подушечек останешься. А вот без пропитания вряд ли. Гитаристы всегда были в цене в любой компании, а репертуар менялся, его требовалось обновлять…
Итого, от испанских гитар до «Мурки». От арии Квазиморды до «Мистера Х».
Алаис вздохнула. Ладно, одна проблема решена. Что кушать – найдем, заработаем, эксцентричность спишется на профессию, хоть тут такого слова и не знают.
А вот внешность…
Альбинос – редкость везде. Но если и в этом мире можно окраситься…
А в какой цвет? Чтобы кожа не выделялась диссонансом?
А ведь есть один вид белокожих, который не привлекает к себе внимания. Рыжики с веснушками. А почему нет? Хной стационарно окрашиваются волосы, брови, ресницы, ладно, последние и угольком можно. А на лицо ею же, родимой, нанесем веснушки.
Алаис точно могла сказать, что Роза красится хной, – осталось раздобыть ценную травку. Сложно, конечно, но невозможного нет. Хну и заказать можно, вроде она как обеззараживающее применялась… знать бы, как она тут называется. А ведь в библиотеке есть фолианты по растениям, Алаис это точно помнила. Растения не запоминала – герцогессе было неинтересно, а Таня-то биолог! Уж лавсонию-то отличить должна. Узнаем, как она здесь называется, и закажем. Вряд ли управляющий в курсе того, чем женщины красят волосы. Скажем для ткани. Или по лекарской части.
Будущее приобретало хоть какую-то определенность.
Есть профессия, есть планы на внешность, есть деньги (не до всех сокровищниц добрался Таламир), осталось главное. Определить, куда, когда и как бежать.
Но это после свадьбы. До свадьбы ее никуда из замка точно не выпустят, а вот если свадьба пройдет, а потом Алаис еще и беременной окажется, надзор ослабнет. Она же может подумать, что в тягости? Еще как может, ведь не повитуха! Никто не подумает, что у беременной женщины хватит дури куда-то бежать.
Или подумает?
Не будем недооценивать Таламира.
А в чем бежать, кстати? Алаис отчетливо представила себе, как она в своих роскошных шмотках, перешитых из маминых платьев, является в ближайшую деревню и просит продать ей костюмчик менестреля. А лучше сменять вещь на вещь.
М-дя.
Есть способы самоубийства и попроще. Но ведь есть и братья! У которых были детские штаны и рубахи! И где это все?
Найдем! Память упорно посылала на чердак.
Значит, ищем музыкальный инструмент и приводим его в состояние должной обтерханности, ищем одежду и устраиваем заначку, добываем хну.
И – изучаем карту мира. Бежать придется на другой материк, подальше от супруга, и бежать быстро. Ладно-ладно, главное – начать разрабатывать план побега, а дальше будет намного легче. Самая длинная дорога начинается с того, что ты собираешься в путь.
Страшно?
Алаис было очень страшно. За стенами замка лежал сложный, незнакомый и враждебный мир. Но в стенах замка был сложный, незнакомый и враждебный Таламир. И кто хуже – неясно. Если с миром у Алаис еще имелись шансы уцелеть, то Таламир сожрет ее, как только она будет бесполезна. А значит, выход только один.
Бежать.
И произнесенное второй раз про себя решение далось Алаис намного легче.
«Бежать» – замечательное слово. Но есть и припев: «Нас не догонят».
Вопрос – как бежать, куда бежать и что сделать, чтобы припев стал реальностью, стоял особенно жестко.
Как бежать?
Ножками, понятно. А медленно. А холодно. А некомфортно. В бытность свою Таней Алаис несколько раз ходила в турпоходы и всегда радовалась завершению этого мероприятия. Вот брату нравилось, а она не видела никакого удовольствия в прогулках из точки «А» в точку «Б» с грузом за плечами и в грязных носках. Итак.
Климат. Море неподалеку, то есть ночью у Алаис есть все шансы не по-детски озябнуть и получить прекрасную простуду. От пневмонии она недавно оправилась, вторая не заставит себя долго ждать, и побег станет неактуальным. Потому как мертвые бегать не могут. То есть палатка, спальный мешок, пенка… где тут у нас ближайший магазинчик спорттоваров?
Нету?
Не завезли?
Ай-яй-яй.
Наломать лапника, развести костер, и вообще – другие же ночуют и не помирают?
Алаис это казалось весьма неубедительным доводом. Уметь надо. А если она, с ее ручками герцогессы, попытается наломать лапника… ага, очень смешно. Или костер развести. Плевое дело? Так только кажется. Здесь ни зажигалок, ни спичек еще не изобрели, а система «кремень-огниво-трут», с точки зрения Алаис, была просто убийственной. Легче огонь трением добыть, хоть согреешься.
И поездов нет. И велосипедов. Лошади?
Можно, конечно, и на лошади. Если знаешь, как с ней управляться. А Алаис-то и не знала. Как любая благородная дама, она могла сесть на лошадь и принять красивую позу. Точка.
Теоретически она знала, как оседлать лошадь, чем кормить, как чистить и чесать. Теоретически. Практически за нее все делали конюхи. Алаис не любили даже на конюшне, увы. Так что время она проводила в библиотеке, а лошади остались для нее большими зверюгами. Да и…
Кто его знает, что там с верховой ездой?
Алаис никуда особо за пределы замка не выезжала, а по соплеобразности мышц Таня предполагала, что на длительную езду тело герцогессы не способно. Там же тоже навык нужен, а не просто так! В какой-то книге ей даже попадалось, что неумелый наездник может сбить спину лошади и покалечить себя. Ходи потом враскорячку.
В общем, как транспорт отпадал даже ишак. Не было их в конюшнях Карнавонов.
А как тогда бежать?
Лодка?
Хм-м…
Если попасть в течение и дрейфовать несколько дней вдоль берега, можно неплохо намотать километры между собой и Карнавоном. Осталась малость – где взять лодку?
К тому же течения надо знать. А если ее унесет в открытое море? Ох, что-то подсказывало Алаис, что лавры Алена Бомбара[14] ей не светят. Загнется с жажды и голода.
Безвыходно?
Э, нет.
Даже если вас съели, у вас есть два общепринятых выхода. И третий – через аппендикс. Алаис решила все равно готовиться к побегу, чтобы в нужный момент просто взять сумку и скрыться в тумане, а не метаться взъерошенной курицей, причитая: «Ой! Труселя-то я и не положила!!!»
Но побег – это в будущем, а вот здесь и сейчас предстояло решать много других задач. Но лавсонию Алаис все равно заказала. А поскольку она была и обеззараживающим, и успокоительным, не придрался даже Таламир. Девушки же волнуются перед свадьбой?
Да!
Вот и не экономьте на седативных средствах!
Бежать – это хорошо.
А вот что делать до бегства?
Хотите ли вы стать мамой? Ах, вы не хотите стать мамой… Проблема. А кто вас спрашивать будет? Алаис понимала, что у Таламира одна задача – обрюхатить ее как можно быстрее, получить пару-тройку чадушек – и привет. Прости, дорогая, черный цвет мне всегда был к лицу.
Были и плюсы. Бить точно не будет, калечить тоже, но… Это Алаис не подозревала, что можно сделать с женщиной в постели. А вот Таня знала, и знания эти ее не радовали. Хорошо хоть психологическая травма исключается. Это Алаис – девственница, хрупкая, нежная и трепетная, а юриста, который в администрации годы проработал, не всяким поленом перешибешь, он сам кого хочешь пришибет. Но кому ж нравится изнасилование? Даже если оно законное и супружеское?
Хотя притягателен, гад, этого у него не отнять.
Но… тут сошлись два фактора сразу. Память Алаис подсовывала картину пыток и гибели ее семьи, а ра-зум Тани привычно фильтровал направленные в ее сторону взгляды и, кроме брезгливости и отвращения, ничего там не находил. Два в одном.
И зачем девушке из хорошей семьи такое счастье?
Эх-х-х… где вы, где, любимые романы! Вот там обязательно находился какой-то друг с противозачаточным зельем! Или с зельем, которое гарантировало насильнику верные «стрелки на полшестого». А тут?
Есть ли в деревне травница? Знахарка?
Беда в том, что народные методы предохранения стопроцентной гарантии не давали, да еще и были достаточно заметны. А пить невесть что?
Может, туда жабью шкуру истолкли или когти летучей мыши? Бэ-э-э-э….
Это дома на таблетках аннотацию читаешь, и то не всегда можешь разобраться, что туда понапихали и за каким чертом, а тут как? Принять на веру?
Да ладно, чтобы избежать беременности можно хоть настойку на гадючьих яйцах выпить, но как ее купить незаметно? Просто прийти в деревню, узнать, где травница, зайти к ней в сопровождении солдат и потребовать противозачаточное?
Тьфу!
У-у-у-у-у-у, хочу домой! К аптекам и симпатичненьким таблеточкам!
Алаис думала, что взвоет от постоянного контроля и что-то да выкинет. Но не пришлось. Помог случай.
Началось с того, что Лили подозрительно активизировалась, иначе и не скажешь. Стала более оживленной, принялась улыбаться по поводу и без повода и даже стала как-то активнее готовить свадьбу. Алаис отметила это, но выводов не сделала. А зря.
Потому что через пару дней Лили проявила инициативу. И…
Алаис как раз переодевалась.
Чем отличаются платья аристократов от платьев простолюдинок? Ну, вторые одеваются сами. На длинную рубаху до пят надевается верхняя рубаха и длинная же юбка. По праздникам все одежки яркие, крашенные в разные цвета, по будням – серые и тусклые.
А вот аристократы…
На длинную рубаху, только из более дорогой ткани, надевается еще одна – часто с кружевом, вышивкой, а на нее уже надевается платье с вырезом, с разрезами, со шнуровкой сзади… На рубахах тоже могут быть предусмотрены вырезы. Одним словом, ноги показать неприлично, а грудь можно хоть на поднос вывалить, никто и не задумается. Где логика – непонятно. Но сама нацепить весь этот кошмар Алаис не могла и радовалась только, что до корсетов и кринолинов тут пока не дошли, просто шнуровками обходились.
Вот Лили и помогала ей в один прекрасный момент. Стража ждала за дверью – кто ж их пустит туда, где герцогесса переодевается? Пусть Таламир сам смотрит, сам и пугается.
Алаис смотрела в никуда, ожидая конца процесса утяжки, когда в ее руку скользнул крохотный клочок пергамента.
– Госпожа, вам просили передать.
Алаис молча кивнула. Сунула клочок за вырез платья и забыла о нем до конца дня.
Да, карманов тут еще не придумали. А вот в бюстгальтер совать можно что хочешь.
И платья рассчитаны были на покойную мать, так что у Алаис они жалобно пузырились на двух прыщиках, хоть талмуд туда прячь, и шнуровка такая, что ничего не выпадет. Так что…
Вечером, оставшись одна в своей комнате, Алаис пробежала глазами строчки.
Первой мыслью было – ну и кто из нас тут дурее?
Второй – подстава, проверка или?
Третьей – Маркус? Эфрон?
Сердце забилось быстро-быстро, видимо, что-то в душе Алаис еще любило этого типчика. Вот дура, а?
А делать-то что будем?
А что, есть варианты? Алаис подумала, и на следующее утро позвала к себе Лили – помогать с одеванием. Женщина послушно подавала рубашки, платья, смотрела вопросительно, но Алаис нарочно затянула паузу. И только видя, что Лили готова уже спросить сама, заговорила.
– Кто дал тебе записку?
– Тьер Эфрон.
– Маркус? – и трепета, трепета в голосе побольше!
– Да.
Интересно, она дура или Алаис считает такой дурой? Девушка отчетливо видела превосходство в глазах Лили.
– Как вы встретились?
Оказалось, что Лили отправилась в деревню, к знахарке, за противозачаточным. Там-то ее и подстерег слуга, который попросил прогуляться в лес, к его господину. И в качестве подтверждения серьезности намерений подарил бедной девушке золотую монету. Поскольку это был заработок честной проститутки едва ли не за месяц, Лили согласилась. И получила от тьера Маркуса инструкции.
Алаис сильно подозревала, что уговаривали даму древнейшим способом, а стимулировали еще десятком-другим монет, но уточнять не стала. Вместо этого она подробно расспрашивала, как был одет Маркус, где стоял, как смотрел, что говорил, при этом хлопала глазами, вздыхала и удачно умудрялась «не замечать» лакун в рассказе Лили.
Проститутка отвечала, поглядывая на Алаис со скрытым превосходством. Впрочем, не ей было тягаться с юристом. Слова – это было поле Алаис, и она себя на нем преотлично чувствовала.
Наконец герцогесса отпустила Лили, сообщив, что обязательно и даже непременно. И вообще – пусть женщина завтра зайдет, обсудим план побега.
И упала на кровать. Интересно, она что – производит впечатление такой непроходимой идиотки?
Видимо, да. Иначе ей бы такого предложения не сделали.
Если рассуждать логически…
Эфрон, Эфрон…
Тьер Маркус Эфрон, старший сын Димая Эфрона, графский наследник, красавец и умница. Обожаем всеми, включая слуг, нежно любим невестой, а также будущими тестем и тещей, идеальная пара для Алиты.
Спесивая тварь, по́ходя разбившая сердце Алаис и даже не заметившая такой мелочи. Подумаешь, какая-то уродина!
Или заметившая?
Таня быстро перебрала воспоминания Алаис. Хм-м… вроде бы девчонка ничем себя не выдала. Или?..
Влюбленные соплюшки – народ особенный. Глаза блестят, уши алеют, голос сбивается, и вообще, отношение к предмету обожания у них весьма своеобразное. Мог и заметить.
И сделать выводы.
Но если так – тогда Маркус становился еще более отвратительным существом. Таламир – там все понятно, он изначально враг, от него ничего хорошего и ждать не приходилось. А этот? Жених сестры, понимающий, что малявка им серьезно увлеклась, и позволяющий себе подобные высказывания?
Может, конечно, он из благородства…
Понял, что Алаис тут ничего не светит, и решил не рубить собаке хвост по частям. Один удар, избавивший малышку от любви…
Могло быть такое?
Ой, что-то Алаис сомневалась с позиции своего жизненного опыта.
По всему выходило, что Маркус – не слишком порядочный… парень. Но это ладно, никому его порядочность и даром не сдалась. А вот зачем послание?..
Вариант первый – Маркус решительно собирается спасти Алаис. В память о своей любви. Спасти, вывезти к себе домой, а потом переправить еще куда-нибудь, куда душа герцогессы пожелает. Совершенно бескорыстно и благородно, как и подобает честным и верным рыцарям. Тогда надо к нему бежать.
Только вот не верится что-то в этот вариант. От слова «совсем».
Вариант второй. Спасти-то Маркус ее собирается, но… дальше начинается проза жизни. Алаис – единственная наследница Карнавона. Ее супруг будет герцогом, ее сын будет герцогом, она – носительница крови, последняя в роду… Одним словом, не вышло с Алитой – так и ее сестра сойдет. Зажмурится храбрый рыцарь Маркус, представит себе в постели кого поприличнее и перетерпит. Результат?
Да тот же, что и у Таламира. Получение пары-тройки наследников с кровью Карнавона, бунт, попытки отвоевать обратно герцогство… Самой Алаис при этом оставаться в живых вовсе даже не обязательно, разве что на первых порах. Потом весьма желательна ее смерть от рук того же Таламира или кого еще. И с воплями «Отомстим за герцогиню!!!» и «Законного наследника – на царство!!!», пардон – герцогство, толпа рванется разрушать баррикады.
А ведь может. Карнавоны на своей земле веками сидели, это вам не абы что, это кровь. Они надел получили еще от Морских Королей, они в него корнями вросли и землю своей кровью напитали. Вот, кстати, еще и суеверия. Алаис знала многое из книг.
Было и такое, что, кто займет место великого герцога без королевского дозволения, навлечет проклятие на свой род. Бывало всякое. Пытались герцогскую корону надеть на бастардов. Долго такие несчастные не жили, умирали от естественных причин. А тут все условия соблюдены. В будущем герцоге течет кровь Карнавонов, а что не вполне добровольно получена, не столь важно. Недоработки магического контракта или как там подобное обставлено.
Алаис чертыхнулась.
Возможно?
Да еще как!
Вариант третий, по Островскому. Так не доставайся же ты никому! И с этим воплем герцогессу прикапывают под деревом. А что – тащить ее в Эфрон далековато и сложновато, а так…
Таламир лишается жирного козыря, вспыхивают бунты, а в мутной воде рыбки много ловится.
Вариант четвертый – провокация Таламира. Запросто.
Итак, четыре основных. Есть и дополнительные, например, еще чья-то провокация, но это уже детали. А что ей-то делать?
Алаис покусала губы, в задумчивости прикусила слишком сильно, ощутила вкус крови и чертыхнулась еще раз.
Ах, как пленительна свобода! И как она манит, зовет и искушает поддаться! Принять все за чистую монету, понадеяться на удачу, решить, что Маркуса можно обвести вокруг пальца…
Алаис, возможно, так и поступила бы, надеясь даже своей смертью досадить Таламиру. Тане хотелось жить. Так что вариант действий был только один.
А не хочется…
А надо.
Таламир облюбовал для себя герцогскую спальню, получая от этого какое-то извращенное удовольствие. Алаис же занимала прежние покои.
Вот о системе потайных ходов Таламир не знал. Догадывался, но наверняка не знал. Герцогесса сейчас собиралась раскрыть ему секрет, о чем даже не сожалела.
Какой приличный замок обходится без потайных ходов? Тем более замок старый и родовой.
Побег? Для которого ход и может пригодиться?
Приличные побеги совершаются с комфортом и без суеты. А потайные ходы, куклы в кровати и записки кровью – такое детство!
Так что Алаис подошла к камину, прощупала кирпичи и надавила на нужный.
Система противовесов послушно сработала, заставляя часть стены уйти вверх, – и Алаис, как была в ночной рубашке, скользнула в потайной ход.
Вся семья герцога, даже и нелюбимое дитя, спала в одной башне. Винтовая лестница, комнаты – и потайной ход, ведущий из спален, по которому их можно было покинуть в любой момент. Это-то естественно, приготовить путь для отступления.
А вот и спальня герцога. И Таламир внутри.
Алаис заглянула в глазок. И правильно сделала. Таламир не спал и даже не занимался любовью. Вместо этого он читал какой-то документ и выглядел весьма недовольным. А меч-то лежит рядом.
Плохо…
Авось сразу не прирежет?
А чего она думает? Ходы-то предназначены еще и для подглядывания, и для подслушивания, так что…
– Монтьер, вы позволите?
Таламир подскочил как укушенный и завращал головой по сторонам.
– Монтьер, это Алаис. Умоляю вас не шуметь.
– Ты где?!
– Не убивайте меня, я выхожу.
Алаис резко выдохнула, и, не давая себе времени передумать, нажала на рычаг. Тот поддался с трудом, но вот плита поехала вверх – и Алаис предстала перед глазами будущего супруга в одной ночной рубашке и с украшением в виде пыли и паутины. Убирай, не убирай, а все равно эта дрянь разводится!
Таламир, с обнаженным мечом в одной руке и кинжалом в другой, настороженно ждал ее. Но Алаис спокойно прошла в спальню, закрыла проход – и протянула мужчине клочок пергамента.
– Прочтите, монтьер.
– Что это? – Таламир не торопился доверять.
Алаис покачала головой.
– Монтьер, если бы я хотела, я бы открыла этот ход не здесь и не сейчас. Или сама пришла по нему ночью…
Взгляд Таламира был полон неописуемого презрения. Ты?! Ночью?! Да троих таких на меня одного мало!
Алаис пожала плечами, показывая, что принимает критику, но пергамент держать продолжала.
– Меня хотят спасти от ненавистного брака, монтьер.
А вот тут Таламир вскинулся ошпаренным псом. Эт-то еще кто на его кость покусился?!
– Прочтите, монтьер.
Кинжал полетел в кресло. Таламир пробежал глазами строчки и нахмурился.
– Вот даже как? Эфрон?
Алаис покосилась на кресло, и мужчина опомнился.
– Прошу вас, тьерина, садитесь.
– Нельзя ли попросить у вас одеяло, монтьер? – Алаис не кокетничала, просто было холодно.
Таламир, недолго думая, стянул с кровати покрывало и бросил Алаис. Девушка завернулась в него, чувствуя приятное тепло, провела пальцами по густому меху… Хорошо!
– Монтьер, так это не ваша провокация?
Таламир посмотрел бараном. Потом до мужчины дошло, и он покачал головой.
– Нет. Я думал об этом, но… некогда.
Алаис кивнула.
– Значит, Эфрон. Не стерпели.
Таламир прищурился.
– Вполне возможно. А вас-то что вело, а, герцогесса? Могли бы сейчас к побегу готовиться.
– И в итоге тоже оказаться убитой? Вы, монтьер, то ли убьете, то ли не убьете, тут хоть надежда есть. А эти точно убьют. Или вам убить дадут, что немногим лучше, – парировала герцогесса, поглаживая покрывало. Нервозность, что вы хотите? Тут и ногти грызть начнешь.
– Так кто вам принес записку?
– Одна из ваших… дам. Лили.
Таламир непечатно охарактеризовал даму. Алаис с интересом выслушала, отметила, что материться здесь не умеют, до сантехника дяди Пети Таламиру далеко, и пожала плечами.
– Вполне возможно. Вам виднее. Может, тогда разжалуем ее из фрейлин?
Ирония дошла до мужчины, и Таламир нахмурился.
– А почему вы здесь – таким образом?
– Я не знаю, кто еще посвящен в эту затею кроме Лили. Наверняка ведь шпионы Эфрона есть в замке.
Глупцом Ант Таламир не был, так что кивнул сразу же.
– Понятно. Потом вы мне покажете ходы.
– Да, монтьер. Но хочу заметить, что они есть только в данной части замка.
– Вот как? – не поверил Таламир.
– А в других частях смысла не было их устраивать. Здесь же спальни, здесь башня. То, что легко оборонять, то место, где можно застать врасплох и откуда надо удирать. В других частях замка потайных ходов просто не делали – нерационально. Можете проверить.
– Интересно, тьерина, сколько еще карт у вас в рукаве? – прищурился Таламир.
Алаис нарочито спокойно пожала плечами.
– Монтьер, мне сложно сказать. Понимаете, я ведь родилась тут, некоторые вещи вполне естественны для меня, поэтому я и не думаю, что они могут оказаться неожиданными для вас. Но верьте – я не хотела вас ничем оскорбить. Я не самоубийца.
– Это верно. Вы приняли верное решение, тьерина. Продолжайте в том же духе, и наш брак будет долгим и счастливым, – оскалился Таламир. Видимо, он просчитал те же варианты, что и Алаис, и остался доволен.
– Я тоже на это надеюсь, монтьер, – пропела герцогесса. – Давайте решим, что нам делать дальше?
Таламир вскинул брови.
– Нам?
– Монтьер, умоляю меня выслушать! – Она сложила руки в молитвенном жесте. – Я догадываюсь, что вы сейчас прикажете схватить Лили, она под пыткой выдаст место, где скрывается Эфрон…
– Угадали, тьерина…
– А если его предупредят? Мы же не знаем, кто еще…
Таламир нахмурился.
– И что вы предлагаете?
– Разумеется, мое согласие на встречу, – Алаис пожала плечами.
– Так…
– Только на встречу пойду не я.
Таламир чуть расслабился. Видимо, доверять до конца Алаис он не мог (и кто бы его за это упрекнул), да и рисковать своим будущим титулом не хотел.
– А кто же?
– Катишь. Больше никто не подойдет.
Таламир обдумал это предложение.
– И как же вы намерены провести Лили? Если она решит вас проводить?
– Надо, чтобы она не могла этого сделать. Пусть поработает по специальности, есть же кто-то…
Таламир кивнул. Есть.
– Значит, ее отвлекут, а Катишь в вашей одежде выйдет из замка и пойдет к месту встречи.
– Да. А там вы накроете всю честную компанию. Я же тем временем побуду в ваших покоях, могу даже под замком.
– На потайной ход мне тоже замок повесить? – ехидно поинтересовался Таламир.
Алаис опустила глаза.
– Монтьер, я понимаю, что это непростительный поступок с моей стороны, но верьте, я не хотела что-то скрывать от вас. Просто… не выдалось времени. Столько хлопот со свадьбой!
Таламир сдвинул брови, но в основном гроза миновала. Ругаться ему не хотелось. И верно ведь, сама пришла, выдала потайной ход, честно во всем покаялась – такие инициативы надо поощрять, а не наказывать. А что у Алаис и свое на уме, ну так кто бы ее обвинил? Жить-то хочется.
– Я подумаю над вашим планом.
– О большем, монтьер, я и не прошу.
– А теперь покажите мне потайной ход, тьерина, чтобы я мог в любой миг пройти к своей обожаемой невесте.
Алаис мысленно послала Таламиру лучи поноса, но послушно пошла показывать ход.
Ничего, будет и на нашей улице праздник. Нас не догонят!
Получив два имени – Жорес и Римейн, Массимо задумался. Несостоявшаяся проститутка жила у Шернатов, постепенно осваиваясь в городе и отвыкая сморкаться в скатерть, а он сам размышлял на животрепещущую тему.
За кем следить и как?
Тьер Жорес моложе, но беднее, охраны у него нет. Римейн – тот постарше и побогаче. Этот везде появляется в сопровождении двоих бретеров. Так, на всякий случай. То есть три пары глаз – и вероятность, что Массимо заметят, повышается втрое.
С другой стороны, Жорес мотается по городу, что та блоха на хвосте у собаки. То в игорный дом, то в таверну, то к любовницам – дело молодое. А вот Римейн – только по знакомым.
И ночует Жорес то тут, то там, а вот Римейн вроде бы только дома.
Так что…
А, Арден не выдаст, свинья не съест!
Массимо махнул рукой и решил следить за Римейном. Хотя бы месяц. Потом попробуем поменять объект. Но потом.
Легко сказать – следить. А как?
Сидеть в засаде и срываться за каретой?
Сесть на улице в образе нищего и спрятать где-нибудь неподалеку лошадь?
Как можно следить, если ты достаточно приметен?
Нанять кого-то? Тоже не выход. Где гарантия, что человек, которого ты нанял, не захочет получить деньги два раза? Возьмет их у Массимо, а потом пойдет к Римейну и сдаст ему заказчика?
Массимо, может, и не додумался бы до этого, но Шернат мыслил так же рассудительно, как и жизнь прожил. Он и подсказал выход.
Массимо тупо нанялся к Римейну кучером.
Правда, для этого пришлось устроить прежнему кучеру небольшой перелом обеих рук и одной ноги (Шернат чуть переусердствовал), но совесть родителей не мучила.
У кучера-то детей никто не убивал. А руки-ноги заживут. Римейн даже его не уволил, просто приказал отлежаться, а сам на это время нанял Массимо, который отрастил бороду, покрасил и ее, и волосы в черный цвет и стал почти неузнаваем.
Да и какое дело тьеру до мелких торговцев и лавочников? Всех не упомнишь!
Теперь Массимо возил Римейна по городу и радовался. Верхом тьер в силу возраста (и объемного брюха, под которым любая лошадь проминалась) ездить не любил, так что Массимо не простаивал без дела. Но интересное началось только через одиннадцать дней. Римейн приказал отвезти его к тьеру Инарту на ночь глядя. А когда он туда прибыл, отпустил кучера, сказал, что останется на ночь, а Массимо пусть приезжает за ним утром.
Массимо повиновался, а для себя отметил странность. И состояла она не в том, что кто-то решил переночевать у друга – дело-то житейское, мало ли о чем можно договариваться. Нет.
Такой поступок был совершенно нехарактерен для его тьера, который даже если и ездил к любовнице, ночевать предпочитал у себя и только у себя.
А еще…
Не так давно прошел дождь, и у особняка тьера Инарта скопилась большая лужа воды. Скопилась бы. А она была вся расплескана.
А экипажей нет.
Приехали – уехали? Или приехали – остались? Или остались только те, кто приехал в экипажах?
Массимо собирался это узнать.
И едва не опоздал, когда из дома тьера Инарта принялись выезжать всадники. По двое, по трое, они группами направлялись к городским воротам. Одним из них был тьер Жорес.
Опознал Массимо и Римейна.
Хоть тот и предпочитал карету, а пришлось ехать верхом. Вот за его группой Массимо и пристроился, держась на почтительном расстоянии.
Авось не заметят.
Три человека, среди которых был и тьер Римейн, выехали через восточные ворота и принялись углуб-ляться в лес. Вот тут Массимо оказался в затруднении.
Лес густой, тропинка узенькая, если что – лошадь сразу не спрячешь, а значит, и сам не спрячешься. И что остается?
Лошадь он привязал неподалеку от тропинки, в самом ее начале, а сам пошел пешком, прислушиваясь и приглядываясь. Прятаться ему пришлось два раза.
Но люди, которые ехали в ту сторону, убедили мужчину, что он на верном пути.
Массимо пока не знал, что он собирается делать.
Позвать градоправителя? Крикнуть на помощь стражу? Запомнить всех присутствующих и медленно убивать по одному?
Он не знал. Пока ему предстояло убедиться, что это те самые. А уж потом…
Массимо повезло дважды.
Первый раз – когда его не заметили. Второй раз – что сегодня должно было состояться обычное богослужение. Перенести зрелище человеческого жертвоприношения Массимо оказалось бы не под силу, он бы обязательно себя выдал. Но на каждый раз девиц не напасешься, тем более что один из источников поставок он лично и перекрыл, а другой такой же найти было сложно.
Массимо ждал до полуночи.
Ждал, понимая, что это оно. Ждал, пока присутствующие не переоденутся в черные балахоны с капюшонами.
Наблюдал из-за деревьев, как они поют, призывая Ириона.
Смотрел, как кровь сокола обагрила камень алтаря. Птица и вскрикнуть не успела, когда ей свернули шею, распороли тело и бросили сердце на плиту.
Смотрел, как люди касаются сначала алтаря, а потом окровавленными пальцами дотрагиваются до лба, словно принося какую-то клятву.
Слышал гимны во славу Ириона.
И не мог поверить, что это не сон!
А еще запоминал.
Запоминал лица, запоминал имена, крепко запоминал. Ему предстояло предъявлять счета к оплате – и Массимо не собирался придерживать их у себя.
Они заплатят ему за племянницу!
Кровью заплатят.
– Их там пятнадцать человек. Все тьеры.
Шернат слушал Массимо, оставаясь внешне спокойным. Только пальцы кожевника так вцепились в стол, что казалось, сейчас кусок отломят.
– Ты их всех знаешь?
– Знаю.
– И они без масок, просто так…
– Именно что.
– Вот суки!
– Они твердо уверены, что в полной безопасности…
– Ничего. – Кулак Шерната тяжко опустился на стол. – Разубедим.
– Что ты предлагаешь сделать?
– А что тут предлагать? Один ты их не перебьешь!
– Думаешь? – по-волчьи усмехнулся Массимо.
– Уверен. Сразу всех ты убить не сможешь, а если хоть один сбежит… нет, Ромку я им прощать не намерен! И Маришку тоже. Так что придется тебе у этой мрази еще чуток поработать, а я тем временем с надежными людьми поговорю.
– Это с кем же?
– С теми, кто по их милости детей лишился.
Массимо оценил идею и согласно кивнул.
– Ради такого поработаю. Сколько надо поработаю.
Шернат кивнул и принялся излагать свой план. Массимо слушал, поддакивал и корректировал, где надо. Нужно было многое предусмотреть.
Его жизнь уже цены не имеет. Но у остальных есть еще дети, есть родные, близкие… не о себе надо позаботиться – о других.
– Главное, чтобы костюмчик сидел, – напевала Алаис, вертясь перед зеркалом. Платье, равно как и девушка в нем, радовало глаз. Вот что значит винтаж!
Интересно, что там у Таламира?
Уж-жасно интересно. Но она обещала не выходить с чердака, пока мужчина лично не придет за невестой.
Как оказалось, в чем-то благородные герцоги весьма и весьма схожи с обитателями коммуналок. Там – антресоли. Здесь – чердак с сундуками. И в части сундуков была одежда!
Старая, переложенная от моли пижмой, лавандой и чем-то еще, но – одежда!
Вот в нее Алаис и закопалась.
Приданные ей солдаты иногда помогали открыть или передвинуть сундук, но в основном Алаис копалась сама. И сильно не удивлялась.
Старая одежда – не новость. Дети быстро растут. Поносил ребенок два раза костюмчик, а куда потом? Отдать? Обменять? А ведь здесь фабрик нет. Каждая вещь шьется вручную, из хорошей ткани, с золотым шитьем, если для тьеров, с кружевом… слугам такое жирно будет. Вот и складывали в сундуки, и относили на чердак, до будущего поколения. Почему не использовали?
Так все же люди, все человеки. Забыли.
Из головы вылетело. Управляющий сменился. Мода поменялась… Да что угодно.
Пока Алаис нашла мужскую одежду и даже отложила кое-что для себя. И обнаружила несколько сундуков с женской. И даже платья, которые подошли ей по размеру. Видимо, шились для кого-то столь же щуплого и тощего.
В том числе потрясающее верхнее платье из черного кружева. Смотрелось оно великолепно, Алаис только не могла понять, почему его никто не прибрал к рукам? Потом догадалась – размер. Либо все перешивать, либо подождать до следующего поколения, ну и забыли, видно. Да мало ли причин?
Но на ее фигуре кружево село как влитое. Мерилось оно прямо поверх имеющегося платья, и Алаис раздумывала, не сделать ли его свадебным?
А что?
Смотрится же!
А цвет…
Перебьется Таламир! Может невеста хоть в день своей свадьбы человеком выглядеть, а не бледной молью?
В том же сундуке нашлось еще штук пять платьев маленького размера, так что Алаис решила забрать его весь. Так удобнее. К тому же в этом сундуке она уже зарыла кожаные штаны и несколько мужских рубах.
А там что, в углу?
Оружия тут не было, оно все хранилось в оружейной, а вот чьи-то личные вещи пылились. И даже сундук с какими-то свитками – тоже надо перенести к себе. И сундуки с разными бутылочками и склянками, в которых Алаис даже копаться не стала – себе дороже. Какие-то тюки, ткани, старая обувь, паутина, пыль…
Но все равно интересно!
Копаться будем!
Где там черти жениха носят? Интересно же, кто кого?
Тьер Ант Таламир в этот момент сидел в засаде. Вот еще не хватало – ловить злоумышленников! Пусть сами в руки придут, а уж он их схватит и порасспрашивает. Кому тут его блистательные перспективы поперек горла пришлись? Что за змея в его жизнь вползти пытается?
Глупцом Таламир никогда не был. С детства не был.
Сложно вырасти глупым, когда в карманах ветер свищет, в животе бурчит, а папаша последние деньги на игру проматывает. Да, есть такой порок у человека – азарт. Отец Таламира проигрывал все, что получал. Конюхом он считался отличным, за место зубами и когтями держался, потому как нигде ему столько б не заплатили, коней разве что не языком вылизывал… А все заработанное тратил на игру. На ставки на бои, бега, кости…
И хоть бы выигрывал, гад такой!
Но остановиться вовремя отец Таламира не умел.
Когда мальчишке сравнялось двенадцать, отец привел его с собой – помогать в дворцовой конюшне. А два года спустя…
Ее звали Беата.
Герцогиня Вессоль была не слишком молода, лет сорока от роду, не слишком красива, но неглупа и богата. И красивого, рано созревшего мальчишку она приметила быстро. Супруг герцогини был занят в родовом поместье, сама Беата скучала – и решила проблему достаточно быстро, сделав Таламиру недвусмысленное предложение.
Мальчишка подумал – и не отказался. В конце концов, герцогиня ничем не отличалась от симпатичной служаночки Люсиль. И у той, и у другой внизу все одинаково, только герцогиня платит больше.
Подарков хватило, чтобы купить себе небольшой домик и перевезти туда мать. А потом сексуальную игрушку герцогини заметила и королева. Разумеется, Беата не стала упрямиться. Таламир тоже.
Подарков он, правда, от ее величества не дождался, во всяком случае денежных. Зато стал тьером. И попросился в гвардию.
Тут-то и обнаружилось, что у юноши талант. Любое оружие обретало жизнь в его руках. Он был создан для боя, а гвардия раскрыла его таланты. Ант быстро стал капитаном королевской гвардии, но ему было мало. Аппетит пришел во время еды, и Таламиру уже не хотелось быть «постельным тьером». Сколько ни убивай на дуэлях насмешников, а всех не перебьешь.
Карнавоны подвернулись очень удачно.
Королева обеспокоилась усилением власти герцога, а особенно возможными браками его сына и дочери. Усилилось влияние здесь, усилилось влияние там – так ведь под ней и трон зашатается, а учитывая, что королевский род был не особо старым, Карнавоны куда как древнее…
Герцог мог претендовать на престол, просто раньше Карнавоны сидели тихо, вот и выжили, а сейчас полезли в политику. И королева среагировала мгновенно. Она хотела править долго и счастливо, она хотела защитить своих детей…
Таламир предложил свой план действий, и наградой ему стал Карнавон. Его королева не боялась.
Во-первых, Таламир всем обязан ей. Благодарность, конечно, фундамент зыбкий, но пока тьер от нее сильно зависим. А к тому времени, как он сможет твердо закрепиться в Карнавоне, встать на ноги и освободиться от мягкой лапки ее величества, подрастет и юный король. И подомнет под себя гвардию.
Во-вторых, Таламир не урожденный тьер, а жалованный. Так что всерьез его притязания никто не примет, разве что через несколько поколений, но мало ли что там дальше будет? А Карнавон – это угроза сегодняшнего дня, а не будущего века, реагировать сейчас надо.
Так и оказался Таламир в Карнавоне. Предлогом послужило нечто, отданное герцогу на сохранение Морским Королем, но…
Не верил Таламир в эти сказочки. Глупость сие.
Ну что мог отдать умирающий? Что?!
Оружие? Да, древний меч – это весьма опасно.
Книгу? Заклинание? И Карнавоны сидели на этом чем-то несколько столетий, даже не рискуя нос высунуть? Ой не верится. Да и не было у них ничего такого, уж герцог бы все сделал для спасения своей семьи. А он не делал.
Почему?
Непонятно.
Жаль, не успели его как следует расспросить – сердце не выдержало, а щенок его ничего толком и не знал. Оружием и лошадьми интересовался куда как больше, чем всем остальным.
Сестра у него не такая…
Мысли Таламира плавно переползли на Алаис Карнавон.
Странная девушка. Очень странная. Видел он и герцогинь, и герцогесс, и даже королеву в чем мать родила еще как видел, но – не таких. У Алаис была какая-то странная, непонятная логика, и мужчина терялся в сплетениях ее мыслей.
С одной стороны, он захватил ее дом, убил ее родных, Алаис жива сейчас только благодаря его капризу. С другой – раньше девчонку жизнь не радовала, это-то он знает. Ненужная, нелюбимая дочь. А он предложил ей титул герцогини.
Надолго ли – зависит от него, вот девушка и старается быть полезной. И ей удается.
Не захочет ли она мстить за своих родных?
Непохоже. Говорит она о них вполне равнодушно: уж его-то не проведешь в таком деле. Не умеющий оценивать человека не выживет при королевском дворе. А ко двору придется ехать.
Брать ли супругу с собой?
Пока неясно, стоит ли. И не из-за королевы. Алаис не дура, поймет все правильно и шума устраивать не будет – наоборот, от нее может быть польза.
Да.
Может. Быть. Польза.
Уже есть. Сокровищница, потайной ход, теперь вот похитители… Алаис четко показывает, что она на стороне своего будущего мужа. Из ряда выбивается только ее поступок с заводью, но…
Действительно, глупо же! Какое тут самоубийство? Прыгнула бы с башни – и костей не соберут, а она зачем-то пошла к морю…
И не стоит говорить, что все женщины глупы. Эта не такая, она умнее и жестче. Чего стоят только ее слова про основателя рода…
Таламир их хорошо запомнил, будет чем при дворе щегольнуть. Глупая женщина такого не скажет. Но… не слишком ли Алаис умна?
Вот где опасность-то. Женщина должна быть достаточно умна, чтобы поддержать своего мужа, но не обращать свой ум против него. А может ли он рассчитывать на лояльность Алаис?
Что ж, тут только один ответ. Мужчина всегда может рассчитывать на лояльность матери своих детей. Ради своего ребенка женщина сделает что угодно. Убьет, украдет, ударит в спину… а если поймет, что только Таламир способен обеспечить ее детям безопасность, перегрызет за него глотку любому врагу. Так что надо поскорее сделать молодой жене ребенка, а там многие проблемы решатся сами собой…
Раздался крик сойки.
Таламир напрягся.
Чужаки.
Их было трое. Двое явно опытных воинов и юноша лет двадцати. Таламир пристально разглядывал их, оценивал походку, стать…
Да, если с кем и будут проблемы, то с вояками. Мальчишка не опасен, даже сейчас видно. По лесу ходить не умеет, двигается хоть и неплохо, но как ученик. Есть, есть громадная разница между тем, как двигается воин, рисковавший своей жизнью, и человек, который ни разу не побывал в бою. Это как волк и собака. Вроде бы и похожи, но насколько ж первый опаснее.
Мальчишка огляделся.
– Вы все помните?
– Да, монтьер, – отозвался один из вояк.
Таламир презрительно скривил губы. Ну да, новичок. На них такое нападает перед серьезным делом: чешут языками, пока по загривку не получат. Словесный понос называется.
Только наследнику графа никто по шее не даст, придется послушать.
– Алаис появляется, хватаем ее в охапку – и домой. Но если что – убейте ее. Живой она в руки к этому, хе-хе… конюху попасть не должна.
Таламир сверкнул глазами.
Конюху? Ну не обессудь, щенок графский!
– Да, монтьер, – отозвался один из воинов.
Таламир продолжал ждать. И вот послышался шум. По лесу кто-то шел, спотыкался, оскальзывался, шипел что-то невнятное… наконец в сплетении ветвей стало видно нечто голубовато-белое.
– Алаис? – окликнул мальчишка. – Это я, Маркус. Я здесь.
– Монтьер! – донесся женский жалобный голос. – Помогите, монтьер!
Разумеется, мальчишка дернулся помогать, да и кто бы удержался на его месте? И отошел от своих охранников.
Тут-то Таламир и взмахнул рукой.
– Взять!
Шестеро на двоих – неравный бой, особенно когда у шестерых есть время подготовиться. Не прошло и минуты, как на поляне лежали два трупа, а солдаты Таламира приближались к тьеру Эфрону. И Маркус принял единственно возможное решение. Бросился к женской фигурке, стиснул в жестоком захвате, приставил ей к горлу кинжал.
– Не подходите! Я ее убью!!!
– Да убивай – Таламир даже зевнул от скуки. – Это все равно не Алаис.
– К-как?..
Маркус чуть развернул женщину, чтобы посмотреть, кто у него в руках. И в этот момент солдаты бросились.
Все было кончено за десять секунд.
Наследник графа Эфрона хрипел на поляне, извиваясь, как червяк, пока его увязывали.
Руки за спиной, ноги спутать так, чтобы передвигался только семенящими шажками, в рот – палку, чтобы яд не принял, привязать на затылке…
Рядом, на траве, хрипела Катишь. Маркус все-таки успел дернуть рукой, и из перерезанного горла лилась на траву ярко-алая кровь. Только ни Таламиру, ни солдатам не было дела до проститутки.
Подумаешь… одной больше, одной меньше.
Вот графеныш – это да! Это добыча.
Алаис честно дождалась, когда за ней пришел Таламир. Мужчина просто лучился от счастья.
– Что ж, дорогая невеста, ваши слова подтвердились.
– Монтьер?
– Словечком перемолвиться со спасителем не желаете ли? Он сейчас как раз в пыточной…
Алаис вскинула брови.
– Зачем, монтьер?
– Зачем вам с ним разговаривать, герцогесса?
– И так ведь понятно. Либо меня обругают, либо гордо промолчат. Кстати, он хотел меня спасти или убить?
– Спасти. Убить – потом, чтобы вы мне в руки не попали.
– Как мило с его стороны. – Алаис равнодушно пожала плечами. – И что вы с ним делать будете?
– Убью, наверное. А вы что предлагаете?
– Не знаю, монтьер. Убивать расточительно, может, подарите его королеве-матери?
Таламир открыл рот, потом закрыл его…
– Зачем?!
– Неужели у нее нет на примете никакой милой, порядочной и несомненно лояльной власти женщины? Которая очень, очень хочет замуж за будущего графа? А сына, который у них родится, одного или нескольких, можно и при дворе воспитывать, чтобы у него и мысли такой не было – бунтовать?
Себе в заслугу Алаис эту идею не ставила, вычитала где-то или высмотрела в сериале. Но Таламир прищурился.
А и верно. Эфрон не нападет, пока наследник в руках у Таламира. А потом…
– А если что-то случится с младшим братом Маркуса, тем более будет ценен и наследник, и его дети, – такие же спокойные слова.
И Таламир не удержался.
– Мне тут птичка на хвосте принесла, что вы его любили до беспамятства в свое время. Ошиблась?
Если бы Алаис была скорой помощью – у нее сирена бы взвыла.
Но на улыбку ее хватило.
– Птичка не соврала, монтьер. А птичка не пропела, как он отозвался обо мне в присутствии моего брата?
Судя по ухмылке Таламира, и спела, и сплясала, и в лицах показала. Сучка, а не птичка.
– И вы считаете, монтьер, что я должна его простить?
А вот тут Таламир оскалился совершенно по-волчьи. Концепция личной мести была ему близка к сердцу и понятна. Алаис медленно подошла к мужчине, запрокинула голову. Карие глаза встретились с темно-красными.
– Я действительно уродина, я знаю. Но это не давало ему права обсуждать меня с посторонними, да еще так цинично. А теперь он будет племенным бычком где-нибудь в королевских застенках и вряд ли оттуда выйдет, верно ведь? Найдется смелая женщина – получит от него детей и титул, наверняка найдется! Мы с ним сейчас в одинаковом положении, только я добровольно согласилась на вашу игру, монтьер, а он – он будет вещью. Как вы думаете, это хорошая месть?
– Отличная. – Таламир уже не улыбался. – Не хотел бы я быть вашим врагом, Алаис.
– Мне выгодно быть вашим союзником, монтьер. – Алаис не отводила взгляда. – И я буду стараться, чтобы выгода была обоюдной.
Но когда Таламир ушел, оно выдохнула и посмотрела в окно.
Алаис прищурилась. А ведь есть у нее одна идея…
Но сначала отошлем охрану за дверь. Она переволновалась, устала и желает отдохнуть. Поспать, например. И – не беспокоить тьерину!
Сказать, что Лили была в отчаянии… ну, это просто промолчать. Проститутка отлично понимала, что с ней сделает Таламир. Это пока у него не было времени, ее просто схватили и заперли в подземельях старого замка. А потом-то что будет?
Допрос, определенно.
И – казнь.
Лили задрожала крупной дрожью от одного воспоминания о расправе с герцогской семьей. Таламир не страдал милосердием по отношению к тем, кто пытался перейти ему дорогу.
Что он может сделать с ней… да что захочет. Хоть бы и на кол посадить, и никто, никто ведь не вступится… мамочки, страшно-то как!
Арден Великий, Мелиона милосердная, не оставьте свою непутевую дочь, даруйте ей лучик вашего внимания, хоть каплю удачи в грустную жизнь… ведь только понадеялась, что все может измениться к лучшему…
Ей-ей, еще бы час-два, и Лили вспомнила Символ Веры[15], но не пришлось. Во мраке подземелья (еще не хватало – освещать их, время и силы на преступников тратить, авось и в темноте посидят, не тьеры) забрезжил слабый свет свечи. Лили прищурилась на огонек.
А тот плыл к ней.
Женщина задрожала от ужаса, готовясь упасть на колени, но… не пришлось.
Огонек приблизился вплотную, и Лили увидела Алаис Карнавон. Эту стерву! Сучку!! Предательницу!!!
– ТЫ!!! – прохрипела женщина со всей доступной ей (и откуда столько набралось?) ненавистью.
– Я, – согласилась Алаис. – Слушай внимательно, у меня мало времени. Ты когда мне все передавала, чем думала? Нас подслушала Катишь.
– ЧТО?!
Вот об этом Лили раньше и не задумывалась. Она считала, что ее предала Алаис, но слова герцогессы упали на благодатную почву. Ну в самом деле, куда там дуре? А вот Катишь… стерва пронырливая! Гадина!
Она могла, вечно во все дыры без масла лезла…
– Меня не убили и не покалечили, потому что я нужна живой. Тьер Таламир не знает про потайной ход в моих покоях, а я им выбралась. И тебя сейчас выпущу, а ты должна будешь добраться к Эфронам, поняла?
Лили замотала головой.
– Меня?! К Эфронам?!
– Маркус пока еще жив! Таламир может попытаться отвезти его в столицу, ты поняла? Его можно будет освободить!
Проститутка прищурилась на герцогессу.
– А ты-то с какой радости…
– А мне жить охота. Думаешь, я долго проживу с Таламиром? – оборвала ее Алаис.
И, видя отблеск понимания на лице девки, кивнула.
– Вот именно. Денег чуть-чуть у меня есть, продукты купишь в деревне – и беги. Лесом, перелеском, полями, забудь про дороги, поняла?
Лили кивнула.
Попадаться в руки Таламиру второй раз ей вовсе не хотелось.
– А если он убьет Маркуса?
– Не убьет. Он решил его отвезти ко двору.
– Зачем?
– Женить его там. Чтобы род Эфрон пресекся… ты это графу расскажи, поняла?
– Да, тьерина.
Алаис протянула руки к замку. Кажется, она что-то ворчала на непонятном языке, потом достала из волос шпильку, согнула ее и принялась копаться в громоздком монстре. Не с первого и даже не с десятого раза, но попытка ее увенчалась успехом. Лили вывалилась из клетки, в которой содержалась, и, не устояв на ногах, вцепилась в Алаис. Та терпеливо перенесла прикосновения.
– На ногах стоишь?
– Д-да…
– Тогда вот кошелек – и пошли. Куда смогу – доведу, потом сама пойдешь.
– Да, тьерина.
Алаис проводила женщину к одному из выходов. Тому, который открывался легче всего. Отвалит как-нибудь камушек, если жить захочет. И пусть бежит.
Даст ли это что-то самой Алаис?
А черт его знает. Но враг моего врага – мой помощник.
Не друг, нет. Но пусть хоть так поможет чем сможет.
Тьер Жорес ехал домой.
Сегодня он хорошо погулял, крупно выиграл в кости, да и вообще – день вышел просто замечательный! С утра он поехал посмотреть лошадей, и там ему приглянулся роскошный вороной жеребец. Как было не купить красавца?
Жорес и купил.
Потом проехался на нем по городу, встретил приятелей и завалился с ними в «Еловую лапу» – симпатичный кабачок в центре города, где подавали неплохое атрейское. Потом они поехали в игорный дом, где Жоресу просто благоволил Ирион[16]. Кости ложились на сукно так, словно ими Змей командовал. А потом они с друзьями завалились в один симпатичный домик, в котором жили несколько весьма сговорчивых красоток.
Кошелек у Жореса, конечно, сильно похудел, но деньги – не главное в жизни. Авось не голытьба какая…
Да уж, знали бы эти сопляки, с которыми он был у девиц, с
Но – не знают.
Ха!
Болваны!
Им и невдомек, что рано или поздно, что даже сейчас Жорес может любого из них… к ногтю… и баб их, и сестер, и матерей…
Жорес спрыгнул с коня и собирался уже заколотить в свои ворота, чтобы слуги открыли, как…
Больше всего это походило на маленький взрыв в голове.
И кажется, о ворота он таки приложился лбом?
Или нет?..
Сознание вернулось одним рывком, от чего-то неизмеримо вонючего, подсунутого под нос.
– А…
Кляп заставил подавиться вскриком.
Жорес лежал в каком-то сарае, чуть ли не с овцами, это он понял сразу, а над ним склонились два незнакомых лица.
– Пришел в себя?
– А то…
– Тогда… ты скажешь?
– Скажу, – кивнула фигура и обратилась к Жоресу: – Ты, тварь склизкая, такие имена – Ольрат и Шернат – помнишь?
Жорес напрягся. Кто это? Ольрат? Шернат?
Что им надо?
Зачем…
– Помнишь ваши игры на полянке? В честь Ириона? – наклонился к нему поближе один из мужчин. – Вы, твари, мою племяшку к себе затащили и думали, что вас никто не найдет? Зря, очень зря.
Жорес смотрел непонимающими глазами. Игры в честь Ириона? Но кто?! Как?! И вдруг рывком вспомнил.
Ольрат! Та соплюшка… предпоследняя…
Жорес завизжал и задергался, потому что понял – это все. Конец. Из глаз мужчин на него смотрела сама смерть. И не откупиться было, не уболтать… никто его и слушать не будет. Его и в себя-то привели, только чтобы огласить приговор.
– Смотри-ка, обмочился.
– Испугался, видать.
– А ведь им тоже было страшно, наверное…
Это были последние слова, которые Жорес услышал в своей жизни. Потом палачи действовали молча – и безжалостно.
Тьеру просто переломали руки и ноги, а потом спихнули тело в выгребную яму – и стояли над ней, наблюдая, как блестящий некогда тьер захлебывается дерьмом, возвращаясь к истокам.
– Там ему и место, – подвел итог Шернат.
Жалости у них с Массимо ни на кончик ногтя не было. Вспоминались Роман и Мариль, веселые по случаю помолвки, смеющиеся, счастливые, вспоминались мертвые глаза детей… Жаль, что нельзя эту мразь два раза утопить, чтобы земля чище стала.
Судьба проигравшего печальна в любых мирах. А предстоящий Эльнор проиграл по всем статьям – и отлично понимал это.
Преотцом ему не стать. Даверт уселся накрепко, и, зная врага, Эльнор понимал, что спихнуть его будет сложно. Очень сложно.
А вот Эттан его достанет. Эльнор мало того что был его соперником в борьбе за власть, так теперь между ними еще и кровь. Кровь его дочери, его Мелли…
Спускать Давертам смерть родной кровиночки предстоящий Эльнор не собирался. Но что делать?
Можно ли рассчитывать на поддержку власть имущих?
Нет, пока нет. Никто не любит проигравших.
А что можно сделать здесь и сейчас?
Только одно. Исчезнуть. Раствориться в нетях так, чтобы Даверт его не нашел в ближайшие два года. Это вполне возможно. Доверенные лица у Эльнора есть, они продадут все, принадлежащее ему, и поместят деньги под проценты к надежному человеку.
Но просто так растворяться – скучно.
Как можно достать Эттана?
Ответ прост. Через его детей.
Даверт сейчас будет родниться с кем-нибудь из власть имущих наверняка. И легче всего начать с его дочери. Лаис или Карст?
Наверное, Карст. Там у Эльнора крепкие позиции, там есть несколько тьеров, с которыми его связывают дела, а еще…
Еще у герцога Карста есть сын. Молодой, лет пятнадцати от роду, и что самое приятное – не вполне в здравом уме. Эльнор знал это, поскольку был личным духовником герцогини, давно, еще лет двенадцать назад. И утешал бедную женщину как мог.
Но других-то наследников у Карста нет!
План мести начинал постепенно оформляться.
Ты убил мою дочь, Даверт?
Ну так твоя будет мечтать о смерти!
Преотец в этот момент не думал о бывшем конкуренте. Он проглядывал бумаги и хмурился.
– Доходы падают, – строго заметил он казначею.
Предстоящий Синор – а кто еще может быть казначеем в Тавальене, кроме высших храмовых служителей? – горестно вздохнул.
– Да, люди теряют веру. Не желают платить десятину, не жертвуют на Храм, не покупают священных знаков…
– Это плохо, – наставительно заметил Эттан. – Веру надо укреплять.
Предстоящий промолчал, но взгляд его был более чем выразителен.
Укреплять!
Это тебе что – стена крепостная? Вот так легко сказать – укреплять! А как? Ходить и каждого лично убеждать, что Арден есть? Так больше сапог стопчешь, чем людей убедишь. И проповеди не помогут. Даверт хоть и талантливый оратор, а только народ нынче ничем не проймешь. Арден Арденом, а медяки в кармане не забренчат, сколько ты Символ Веры ни тверди.
Эттан покачал головой.
– Синор, Синор, ну почему вы обо мне так плохо думаете?
– Пресветлый, – растерялся предстоящий, – я не…
– Конечно, плохо. – Эттан вроде бы беззлобно подшучивал над казначеем, но опасные огоньки поблескивали в глубине желтых глаз, заставляя беднягу поеживаться, словно за шиворотом у предстоящего бегали муравьи. – Вы думаете, что я просто говорю и не могу предложить никакого выхода. А он есть, обязательно есть.
– Н-но… какой?
– Да самый простой. Народу нужно чудо. Слова могут убедить тех, у кого есть разум, а быдлу нужно что-то грубое и осязаемое. Что-то, к чему можно прикоснуться, потрогать, опять же, если десяток-другой недоумков вылечатся от тяжелой болезни при полном скоплении народа…
– Преотец! – Синор глядел на Эттана почти влюб-ленными глазами. – Можно ведь устроить богослужение, провезти реликвию по городам…
– А еще организовать отдельные сеансы для тех, кто не желает поклоняться святыне вместе со всяким быдлом и готов жертвовать ради своей прихоти. И жертвовать щедро, – согласился Эттан. – Обдумайте, что именно можно провезти.
– Эм-м-м… Зависит от того, на кого мы рассчитываем. Бабы или мужики? Мужикам надо что-то, дарующее удачу в битве…
– Бабам это не нужно, – отмахнулся Даверт, – а именно они жертвуют часто и щедро. Тут нужно что-то для здоровья, красоты, многоплодия…
Синор серьезно задумался. А потом усмехнулся:
– Покрывало Королей.
Эттан хлопнул в ладоши.
– Отлично! Идеальное решение, Синор, вы не зря занимаете свой пост.
Предстоящий улыбнулся.
Что за Покрывало Королей? По преданиям, Морские Короли обязаны были проводить свою первую брачную ночь в море. Вокруг бухты ставили оцепление, Морской Король с избранницей оставались один на один… Покрывало было при них.
Говорили, что оно дарует тому, кто прикоснется, здоровье, а женщинам – плодовитость. Королям, правда, не помогло – все равно вымерли, но быдлу это в голову не придет.
– Пресветлый, я распоряжусь.
– Нужен ковчег, специальная рака для Покрывала, носилки и побольше золота и драгоценностей. Где Покрывало хранится сейчас?
– Сейчас оно у рыцарей Моря.
– Что?!
Даверт был искренне изумлен. А что это его реликвия делает в Ордене рыцарей-змееборцев? Особенно когда она ему нужна?
Интересно…
– Почему Покрывало находится у них?
– Пресветлый, магистр Шеллен затребовал его еще лет десять назад, а Преотец Иреоний отдал ему реликвию, сочтя, что у змееборцев она будет в сохранности. К тому же именно они в свое время передали ее Храму.
– Передали – и отлично. И нечего дар забирать обратно, – буркнул Даверт. – Напишите им, Синор. Пусть привезут реликвию в кратчайшее время. Им плодовитость ни к чему, верно?
Синор угодливо хихикнул. Эттан бросил на мужчину быстрый взгляд.
Мразь, конечно.
Будет лебезить, ползать на брюхе, а если получится – ударит в спину. Доверять ему нельзя, но кому можно доверять в нашем жестоком и коварном мире? Детям – и тем не доверишься. Вот Эрико, болван такой, упустил врага, теперь непонятно, где Эльнор вынырнет. А что он еще заявит о себе, Даверт и не сомневался. Еще бы!
Дочь потерять!
Вот он бы не простил, точно! И не из великой любви к малышке Лу, хоть и хороша растет, ох хороша! Жаль даже, что Лу – его дочь. Она даже красивее Вальеры в ее годы, хотя уж насколько тьерина Тессани была великолепна…
Эх, были времена!
Но рвать глотки за дочь он стал бы не из великой любви или сентиментальных воспоминаний – вот еще не хватало. Все объяснялось намного проще.
Если Эттан спустит с рук покушение на кого-то из своих, он потеряет лицо. А это в политике больше, чем потерять даже жизнь. Потеря перспектив, союзников, связей, денег…
Вот и Эльнор…
Ладно. Его мы еще найдем, а пока – насущное.
– Напишите. Пусть привезут Покрывало в ближайшее время.
– Ваша воля – закон, Преотец. Благословите.
Даверт привычно сотворил знак Ардена.
– Иди и не греши, чадо.
– Арнэ…
Руки мужчин двигались как обычно, губы заученно произносили слова благословения, а мысли шли своими путями. И были они далеки от веры.
Эттан думал, сколько удастся содрать с верующих и как организовать несколько чудес им на потребу.
Синор думал, сколько из содранного попадет к нему в карман, минуя казну, и что он сделает с этими деньгами.
Об Ардене или об укреплении веры в сердцах людей не думал ни один из них. Вот еще не хватало!
Пусть чернь побольше денег приносит, а верить… верить они должны своим пастырям. И точка.