Лили стояла перед высоким мужчиной с ястребиным лицом и дрожала под жестким взглядом.
Граф Эфрон добротой характера не отличался, но куда ей было еще бежать?
Оставим в стороне странные рассуждения о любви – в этом мире Лили любила лишь одного человека, того, который смотрел на нее из зеркала. Но выбора-то все равно не было. Денег, которые сунула ей Алаис Карнавон, не хватит, чтобы удрать подальше, значит, надо найти их поближе. Можно бы заработать привычным ремеслом, но Таламир будет искать ее. Человеческие ноги куда как медленнее лошадиных, а попасть в руки его людям Лили не хотелось. Это смерть. Медленная и мучительная.
Так что она собиралась пробираться куда подальше, скрытно и тайно… не смогла.
Попалась в руки людям Маркуса, и те доставили ее пред очи графа Эфрона. И сейчас мужчина с брезгливостью разглядывал стоящую перед ним проститутку.
Лили изворачивалась как могла, лгала и выгораживала себя, стремясь спасти изрядно потрепанную шкуру. В ее изложении вся история выглядела немного иначе.
Маркус зря доверился герцогине, та, тварь продажная, забыла свой род и семью, спуталась с Таламиром, так что в условленном месте встречи Маркуса ждала засада. Лили это знает, потому что тьера Эфрона сажали в подземелье в ее присутствии. Она же носила еду узникам, и тьер попросил ее передать весточку его отцу, денег за это обещал… она и увидела свой единственный шанс вырваться из нищеты. Уж не оставьте, граф, своей милостью.
Нельзя сказать, чтобы граф ей поверил, но голубь от сына так и не прилетел, а значит…
Но окончательно убедили графа планы Таламира в изложении проститутки. Вот это действительно было плохо, очень плохо. Если Маркус жив, если его повезут ко двору, чтобы использовать как племенного жеребца…
Кровь – она имеет силу. Род Эфронов будет расколот на части, и что с ним будет дальше?
Нет, сына в руках врага оставлять нельзя.
А что делать?
Налет на поместье отменялся сразу. Так подставляться Эфрон не собирался. Либо надо перерезать всех, кто там находится, а граф искренне сомневался, что удастся. Кто-то всегда уцелеет, таков закон войны. Потом, по закону подлости, этот кто-то кинется в столицу, в ноги к королеве, и власти графа Эфрона придет конец. Такого покушения на свою власть не спустит никто. А Эфрон не выдержит, как не выдержал Карнавон, как не выдержали и другие…
Маркуса можно будет отбить, только когда его повезут в столицу… или в самой столице.
Или… убить.
– Клянешься ли ты, Алаис Карнавон, быть верной и честной…
Алаис прилагала все усилия, чтобы не разреветься.
Да, накатило вот! Большего несовпадения с извечными женскими мечтами и представить нельзя.
Замуж за любимого мужчину? И чтобы семья рядом, и белое платье, и подружки невесты, которым надо кидать букет, и лимузин с куклой, и гулянка, и свадебное путешествие на Мальдивы… ладно. В крайнем случае в Турцию.
Мещанство?
И плевать! Зато ХОЧУ!
И что в результате?
Про любовь лучше и не говорить, не тот случай. Семья… одна потеряна навсегда, вторая вырезана счастливым женихом. Жениться надо на сироте?
О да!
Тьер Таламир сделал все для подтверждения этого тезиса! Самолично организовал для Алаис Карнавон абсолютное сиротство!
Белого платья тоже нет. Тут выбирают цвет подвенечного платья в зависимости от статуса. Простонародье старается нацепить что-то синее, а Алаис… ее этот цвет превратил бы в подобие ожившего трупа. Для подтверждения она нацепила один раз на себя синее материнское платье и прогулялась так к ужину. Даже Таламиру кусок в горло не полез.
Так что девушка стояла у алтаря в черном кружеве на красном чехле. А что?
Зато глаза в тон! А что бледная как смерть, так это от волнения! Такое событие! Свадьба, она ж за всю жизнь бывает не больше десяти раз… а потом новый паспорт получил – и замахивайся на вторую десятку! Из подружек невесты две проститутки, гулять на свадьбе будут исключительно солдаты счастливого новобрачного, а свадебное путешествие… о нем Алаис и не заикалась.
В живых бы тут остаться!
Но если что – она согласна попутешествовать на другой конец географии. Без супруга.
Таламир же был доволен.
Держал Алаис за руку, бросал насмешливые взгляды на извлеченного ради такого случая из темницы тьера Эфрона и ухмылялся. Маркус был бледен, изрядно помят и крепко связан. И рот ему тоже заткнули, ага. Чтобы не высказывал чего не надобно.
На шею Алаис опустилась цепочка с единственной крупной жемчужиной черного цвета. Она была такой холодной, эта жемчужина…
Алаис помнила, как досадовала мама.
Черная жемчужина была родовым артефактом Карнавонов: несколько поколений, да что там, десятки поколений герцогинь носили ее на своих шейках… и без сомнения, она украсила бы любую женщину.
Но не мать Алаис, которая ставила превыше всего светлые тона и легкое кружево. На ее шее черная капля казалась чужеродной, неправильной… матери она была не к лицу. Дочь с этой жемчужиной смотрелась намного лучше. Белые волосы, красные глаза, черный жемчуг, черно-красное платье – все правильно. Из общего ряда выбиваются только слишком бледные губы – природных красок Арден девушке не додал, а мазать лицо местной помадой, в которой киноварь была основным компонентом, Алаис не захотела.
Алаис улыбнулась – и застегнула вторую цепочку на шее Таламира.
– Монтьер герцог…
И на лице мужчины на миг расплылась совершенно глупая мальчишечья улыбка.
Герцог.
Он – герцог.
Венец карьеры, выше только в короли, но безродного на троне не примут, а он – герцог. Сам пробился, от конюшни до Карнавона!
А потом мужчина наклонился и поцеловал невесту.
Алаис еще никогда и ни с кем не целовалась. Таня целовалась только со своим Мишей, больше двадцати лет с одним и тем же, вот дура-то… Но друг друга они узнали вдоль и поперек, и в губах Миши не ощущалось ничего удивительного. Они были… родными.
А Таламир вел себя как захватчик в покоренном городе. Врывался, утверждал свое господство, требовал подчинения и покорности… Таня подумала, что Алаис наверняка стала бы сопротивляться, девушка не выдержала бы подобного надругательства.
Чем бы все кончилось?
Наверное, смертью Алаис. Так что чуть раньше, чуть позже…
Алаис не сопротивлялась, прикрыв глаза, прильнув к плечу теперь уже мужа, и натиск стал ослабевать. Таламир понимал, что ему не противятся, а раз так – какой смысл рваться туда, куда и так пускают? Не убежит от него жена.
Мысли Алаис он, к счастью, прочитать не мог, а то овдовел бы, не отходя от алтаря.
Из Храма они вышли под приветственные крики встречающих – Таламировых солдат, дворни и нагнанных для массовки крестьян. В воздух верноподданнически летели шляпы и цветы. Таламир улыбался, его не слишком волновало, что здравицы звучат из-под палки.
Алаис смотрела на синее небо, на стены замка и думала, что все отдала бы за пролетающий мимо метео-рит. Вот что бы ему стоило? Лететь – и прямо Таламиру в темечко? И плевать на теорию вероятности, жизнь бьет все рекорды.
Но метеорита не было.
Погода нелетная.
Пир удался на славу. Да, кое-где не поставили соль, где-то не хватило зелени, но вина было в избытке, а на свадьбе гости не салатом живы. Таламир почти не пил, ястребиным взором наблюдая за удивительно спокойной невестой. Размышлял.
Мужчина решительно не понимал, чего ждать дальше.
Криков и слез не будет, это точно, не из того материала девка. Мог бы он и ее сломать, еще как мог бы, но пока незачем – сломанная игрушка удовольствия не доставляет. То ли дело когда растягиваешь удовольствие, день за днем, играешь с добычей что та кошка, то выпуская когти, то давая немного отбежать – и вновь ограничивая свободу…
Вот с Эфроном все ясно и понятно. Глаза Маркуса, усаженного по такому случаю за главный стол, горели бессильной злобой и ненавистью, мог бы, в горло бы вцепился.
Таламир с удовольствием поглядел на пленника.
А ведь какая богатая идея – подарить его королеве! Какой он молодец, что сообразил!
О том, что предложение внесла Алаис, Таламир уже даже и не вспоминал. Не было такого, это он сам, все сам. И какое же удовольствие – видеть униженным и растоптанным человека, который считал тебя даже не грязью на сапогах – намного ниже. Грязи можно уделить внимание, она может раздражать или злить, а такие, как Таламир, – серая масса. Им никогда не стать людьми в глазах Эфрона, Карнавона и прочих… ар-ристократов! Тварей!
Сволочи!
Ничего, кончилось ваше время, негодяи! Совсем кончилось!
Рука Таламира по-хозяйски обняла Алаис, задержалась на груди. Девушка и не подумала ее скидывать или как-то выражать свое недовольство. Она отлично понимала, что Таламир пьян не столько от вина, сколько от своего успеха, а в таком состоянии мужчины становятся опасны. Все им по плечу, все горы им под сапоги ложатся… сейчас сломает ей нос за неосторожное слово, а потом что делать? Может, и пожалеет, так нос-то свой, родной! А до пластики здесь еще не доросли, разве что до радикальной – отрубить ненужное по самые уши.
Маркус сверкал глазами, Таламир лапал законную жену, молчание за главным столом становилось все более тяжким. Правда, Маркус молчал потому, что кляп никто не вынул. Наконец Таламир отпустил Алаис и чуть подтолкнул.
– Ждите меня в спальне, дорогая супруга.
Алаис послушно поднялась из-за стола и, не акцентируя внимания на том, что ее должны сопровождать дамы, покинула зал. Перебьется.
Хоть пять минут побыть в одиночестве…
Таламир проводил взглядом гордо вскинутую голову и повернулся к Маркусу, цапнул того за шиворот.
– Хороша? Да, знаю, что хороша. Это вы, глупцы, не видели ничего…
И верно, не видели.
Видели белую мышь, которая пряталась по углам с книжкой. А мышь расправила плечи, и оказалось вдруг, что у нее шикарные волосы, большие глаза (цвета – вопрос отдельный, но не всем же быть голубоглазыми блондинами?), правильные черты лица – просто раньше все сливалось в один блин из-за слишком светлых бровей и ресниц, а сейчас Алаис их подкрасила – и получилось вполне выразительное личико. Правильно подобрать наряд и украшения тоже стоит, и окажется, что у девочки вполне симпатичная фигурка. Может, грудь там еще и не выросла, зато талия тонкая и бедра стройные, а это уже немало. Сама Алаис могла бы добавить, чем смена души красит больше всего, но ее никто не спрашивал. И сейчас две пары глаз проводили закрывшуюся дверь.
Таламир усмехнулся пьяной ухмылкой.
– Да, брезговали… А теперь она моя! И наследника мне родит! Наследника Карнавонов! Нового герцога! Я уж смогу ему оставить эти земли, а то и Эфрон присоединю, понял? А ты сдохнешь в королевской темнице, и вспомнить тебя некому будет. Женишься, ребенка сделаешь, лучше, если девочку, я потом ее за своего сына выдам, понял, сопляк? Подумаешь, графом он родился! Так это не только родиться надо, надо еще и сберечь, что имеешь! А в вас кровь выродилась, жидкая стала, не стоите вы своих предков! И таких мужчин, как я, тоже не стоите!
С-сопляк!
Таламир жестоко усмехнулся.
– Может, я тебе даже позволю посмотреть, как делаю наследника этой герцогской сучке, понял? Поучишься, а то что вы там умеете, ничтожества…
Таламир отпустил воротник Эфрона – и направился к своему месту. Посидит еще пару минут, выпьет немного – и к невесте.
А тьера Маркуса обратно, в подземелье. Пусть посидит, подумает о жизни! Таламир, может, и не урожденный тьер, но своего он из рук не выпустит! Перебьетесь, господа! Еще и чужое прихватит! Так-то!
Его дети еще будут своим отцом гордиться. А будут ли дети у Эфрона и будут ли они знать своего отца – неизвестно!
Алаис послушно ждала мужа, стоя у кровати. Вообще-то она лежала на одеяле, но когда за дверью раздались шаги, тут же вскочила и приняла свой самый покорный вид. К чему нарываться-то?
И по морде от пьяного мужа не хочется, и супружеского изнасилования не хочется, и вообще…
Мир чужой, а феи-крестные здесь не водятся. Даже в сказках не водятся.
Обидно.
Вот что бы ей оказаться в теле принцессы эльфов с очаровательной мордашкой и бюстом шестого размера? И поклонников три дюжины? Или хотя бы рыжей ведьмы (ну ладно, бюст можно и третьего размера, она потерпит) с крутыми перспективами…
Альбинос-крокодилица, да еще замуж выдали.
Тьфу!
Алаис почувствовала, как сильные пальцы подцепили ее за подбородок, потянули голову вверх – и послушно ответила на поцелуй, стараясь не думать о том, что у жениха во рту вся помойка переночевала. А зубы он не чистил от слова «никогда».
Перетерпи, девочка. Ты сильная, ты справишься…
Алаис твердила себе эти слова, кое-как отвечая на поцелуи, впрочем, ее отвращение вполне сошло за неуверенность девственницы. Она твердила их, когда ее освободили от ночной рубашки и завалили на постель, когда чужие руки путешествовали по ее телу, когда почувствовала боль…
Она сильная.
Она справится.
Уснул Таламир, довольный и удовлетворенный, стихли шумы и шорохи ночного замка. Алаис лежала, глядя в потолок.
Было гадко, мерзко, противно…
Наконец веки девушки сомкнулись. Она погрузилась в сон.
И вновь ее глазам предстал Замок над Морем. Теперь в расцвете сил и славы, она знала. Откуда?
Это же сон, верно? Она может знать что угодно.
Ее потянуло к одному из окон, и Алаис не стала противиться. Оказалась спальня.
Роскошная кровать… уже знакомая кровать. Королевская спальня?
Да…
Только в этот раз ее обитатель полон сил. Он стоит у окна, и взгляд морских глаз направлен куда-то далеко. Синева неба отражается в зрачках, делая глаза вовсе уж нечеловеческими, да и само лицо…
Что-то есть в нем такое…
Очертания скул?
Разрез глаз?
Нет, не ответить. Но смотришь и понимаешь: ой, не нашего бога черт…
Мужчина ударяет ладонями по подоконнику.
– Что ж, ты сделал свой выбор, Альерт.
В руке Короля, а это именно он, сверкает кинжал. Острое лезвие проводит полосу по ладони…
– Кровью Королей, кровью Моря… да падет невинная кровь на голову предателя и убийцы!
И Король сжимает кулак.
Алаис кажется, что сейчас сквозь его пальцы просочится морская вода. Но за окно падают алые капли… страшно. Так страшно…
С утра проще сказать, что у Алаис не болело.
Нижняя половина болела по причине исполнения супружеского долга, а верхняя – потому как из-за процесса исполнения Алаис не выспалась. Даже корни волос болели – опять-таки в процессе исполнения Таламир так придавил их, что чуть скальп не снял. Хотя потом и извинился.
Нельзя сказать, что он был жесток с женой, но и нежным не назовешь. Работа, всего лишь работа. Что там в голове у мужчины, Алаис не знала, но пока она ему нужна живой.
Пока не забеременеет и еще девять месяцев.
Кстати…
А почему бы и не забеременеть в ближайшее время?
Критические дни – штука такая, могут и не прийти с невроза, к тому же она может перепутать… Через пару недель надо сообщить мужчине о своей беременности и воздержаться от супружеского долга, угрожая выкидышем. Пока она не беременна – она жива. Пока она не родила – она жива.
А жить так хочется!
Таламир спал, а ей надо было вставать, заниматься делами, проверять, что там на кухне, что в кладовых, что осталось, что надо заказать, что затоптали, что заблевали, все вычищать…
Любые сказки кончаются свадьбой – это закон жанра.
Алаис выбралась из кровати и выглянула за дверь. Там, в маленькой комнатке, спала служанка – мало ли что понадобится герцогессе…
Герцогине, уже герцогине.
Ваша светлость герцогиня Карнавон. Красные пятна на простыне отделили девушку от женщины, а нелюбимую дочь от герцогини, такой же нелюбимой.
Разбуженная служанка несколько минут не могла понять, чего от нее хотят, а потом сбегала куда-то и приволокла кувшин холодной воды. Брр…
Но хоть умыться да влажной тряпкой обтереться – и то хватит.
Алаис так и поступила, а потом отправилась в поход по замку, привычно отмечая, что надо сделать.
Больно…
Предстоящий Эльнор устроился поудобнее в кресле и вытянул ноги.
– Спасибо, Итан.
Магистр Ордена пожал плечами.
– Тебе не за что благодарить меня.
– Разве? Здесь я в безопасности. Хотя бы это…
– Это я могу тебе гарантировать. Но только здесь. После ссоры с Давертом и проигрыша друзей у тебя почти не осталось.
Эльнор поджал губы, глядя на огонь камина через белое вино. Язычки пламени превращали его в оранжевое, играя на гранях старинного хрустального бокала. Эпоха Королей, сейчас такой делать не умеют. Утрачено слишком многое.
– Ты в том числе?
Магистр Итан Шеллен поднял свой бокал, повторяя жест гостя, так же посмотрел на огонь.
– Я не был тебе другом, но хотел твоей победы. Ты все же лучше, чем этот… стервятник.
– Это меня и подвело.
– Как же?
– Откуда-то Эттан узнал, что я забрал из монастыря свою дочь. Я хотел выдать Мелли замуж…
– До Избрания?
Эльнор молчал. Молчал и Итан, глядя на старого знакомого. Не друга, нет, на той высоте, которую они осилили, друзей не бывает. Есть те, кто поддержит тебя, если нога соскользнет по заледенелым камням почестей… или подтолкнет в пропасть. Магистру и так все было ясно.
Сын в их кругах – поддержка, дочь – товар для скрепления союзов. Затем Эльнор и вытащил соплюшку из монастыря, чтобы укрепить свое положение. Надеялся, что его изберут, даже больше – был уверен и вез дочь, чтобы отдать кому-то из поддержавших его людей. А Даверт уверен не был, он просто действовал. Подкупал, предавал, угрожал, шантажировал.
И выиграл-таки. А Мелания погибла по нелепой случайности или по злому умыслу, но в случайность магистр Шеллен не верил. В политике их просто… не случается.
Эттан слишком умен, чтобы допустить нечто подобное.
– Что тебе нужно от меня, Нор?
– Приют на несколько дней. Или ты выдашь меня Даверту?
– Не выдам, – после некоторого раздумья решил Итан. Ордену Моря не было особого дела до Преотцов, они приходили и уходили, а Орден не менялся.
Для чего он был создан, какие у него были цели, чего добивался его первый магистр?
Простонародья это не касалось. Не знали и большинство служителей Храма. Тьер Эльнор, как предстоящий, был в курсе.
Официально Орден создавался для поиска наследников Морских Королей.
Неофициально же…
Храм появился давно, еще при Королях, но крепко встал на ноги и развернулся только после того, как умер последний Король. А первый магистр Ордена был…
Простонародью такого не скажешь. Но первый магистр Ордена был из бедных дворян.
Его сестра попала в постель к последнему Королю и даже прижила от него ребенка. Хроники гласили, что ребенок родился чудовищем. С перепонками, жабрами и чешуей[17]. Несчастная от горя и ужаса тронулась умом, ребенок умер через несколько дней. А его безумная мать выбросилась из окна. Головой на камни – только хлюпнуло.
Ее смерти любящий брат и не смог простить Королю.
Ни одного наследника Короля он так и не нашел, об этом в хрониках тоже было. А если нашел бы – то просто убил бы. Из мести.
Но это первый магистр.
Остальные искали для себя. Никто не верил, что кровь Короля так просто рассеялась в Море. Где-то должны быть его потомки, и какое же это искушение! Влить королевскую кровь в свой род, получить доступ на Королевский остров, возможно, власть…
Простонародью истинную причину, разумеется, не скажешь.
А пока не могли найти потомков Короля, искали то, что имеет отношение к самим Королям. Артефакты, документы, родословные древа… а если во время поисков к рукам прилипало и что-то еще, тем лучше для Ордена. Орден не присваивает, Орден вежливо просит о пожертвовании. И отданное Храму пойдет во благо всему миру, это понимают даже самые тупые из простонародья. Так-то.
– Ты уже решил, что будешь делать дальше?
– Выведу все свои капиталы и спрячусь где поглубже. Лучше на другом материке, – пожал плечами Эльнор. – Здесь нам с Давертом будет тесно. Возможно, отправлюсь на Маритани, всегда мечтал побывать там.
– Маританцы не пустят к себе чужака.
– Тогда придется прожить у них лет десять, чтобы стать своим. – Тьер Эльнор пожал плечами.
Тьер Шеллен повторил его жест.
– Как пожелаешь.
Двое мужчин сидели у камина.
Один смотрел в огонь и думал, что предстоящий – уже отыгранная карта. Но разбрасываться даже отвалом в карточной игре жизни – непозволительная роскошь. Вдруг да удастся передернуть? Тихий вечер ничего не стоит магистру Итану, а предстоящий может вспомнить его с благодарностью.
Второй тоже смотрел в огонь и думал, что Итан его не выдаст. Может быть. А может, и выдаст. Поэтому истинные планы тьера Эльнора старому знакомому знать ни к чему. Перебьется. Спасибо ему и на том, что не отправил в темницу, а потом не передал, упакованного и перевязанного ленточкой, в руки Даверта. Но больше чем на пару дней Эльнор здесь не задержится. Ни к чему.
Кто сказал, что быть королевой легко и приятно?
Симпатичная женщина лет сорока пристально посмотрела в зеркало, разгладила кончиком пальца морщинку у глаза, печально вздохнула.
Как ни изводи на себя драгоценные притирания, а молодость уходит. Чего уж там – ушла. Больше двадцати лет назад она выходила замуж, тогда ее красотой восхищался весь двор. Миниатюрная, рыжеволосая, белокожая, с громадными зелеными глазами, она очаровывала и покоряла, о ее красоте слагали сонеты и мадригалы.
И что сейчас осталось?
Только огненно-рыжие волосы, из которых она все чаще выдергивает седые волоски.
Молодость прошла, и единственное утешение, что прошла она, – в короне. А что безрадостно… так какая радость может быть рядом с супругом на тридцать лет тебя старше? Ни в постели, ни на турнире его величество Ромуальд не мог удовлетворить вкусы молодой жены. Лидия предпочитала тех, кто помоложе, посимпатичнее, посильнее… во всех смыслах. Но ей хватило ума спрятать свои желания. Более того, родить его величеству сына!
Сына, ради которого король простил ей все.
Всего у них было пятеро детей. Три сына, две дочери. Старший сын не пережил своей второй зимы – он был слаб здоровьем. Второй умер на десятом году жизни. Мальчик совершенно случайно свалился с лошади, ударившись о камень, и сломал шею. Насколько уж это было несчастным случаем, ее величество не знала. У ее супруга имелось достаточно недоброжелателей, а молодую королеву в расчет не принимали. Считали ее просто игрушкой старого негодяя.
А сама Лидия почти не принимала в расчет выданных замуж дочерей. Учитывала в своих раскладах, понимала, что их мужья становятся на один шаг ближе к короне, но выпускать драгоценный венец из рук не собиралась.
Никто не думал, что она забеременеет в пятый раз.
И что родится мальчик.
Ей было уже за тридцать, мужу на тридцать лет больше – он даже передвигался с трудом, но беременность состоялась. И даже если король что-то подозревал, вслух он ничего не произносил, молчаливо признавая, что лучше бастард на престоле, чем пустой трон.
Лидия улыбнулась, вспоминая, сколько усилий ей потребовалось, чтобы у них с королем состоялся акт любви, ведь его величество должен был думать, что это его ребенок. Хотя на самом деле…
Мало ли мужчин во дворце?
Найти подходящего в нужный момент было несложно, тем более что Лидия вела весьма благонравный образ жизни, в отличие от своей предшественницы…
Хотя какое значение имеет сейчас эта история?
Нет уже ни Ромуальда, ни его первой супруги, а Лидия есть, и она собирается править долго. Ах, сколько сил и времени потребовалось, чтобы сколотить вокруг себя клику преданных лично ей людей, сколько интриг, сколько золота и стали!
Но она справилась.
Нельзя сказать, что в королевстве сейчас тишь да гладь, но обстановка все же лучше, чем при ее муже. И сын может сесть на трон хоть завтра, хотя лучше ему этого не делать. Все же двенадцать лет – слишком мало…
А еще возраст принца провоцирует некоторых дворян на интриги.
О том, что герцог Карнавон собирается породниться с несколькими знатными родами, Лидия узнала еще до подписания договоров. И призадумалась.
Карнавон давно был у королевы как бельмо на глазу. Она знала и герцога – надменного мерзавца, который переоценивал собственную важность, и его супругу – вот кому бы косы повыдергать, и догадывалась, что от союза этой парочки ничего приличного родиться не может. Если не под ней, то под ее сыном трон бы зашатался, и кто знает, сможет ли мальчик удержать скипетр?
Лидия не готова была рисковать.
Королевство – Арден с ним, люди жили в Сенаорите до того, как он обрел это название, и будут продолжать жить в королевстве, как бы его ни называли. Но ее дети? Сын? Дочери? Ради них женщина готова была солгать, продать, предать, убить, и совесть ее не мучила. Она подписывала смертные приговоры, стравливала между собой неугодных, плела интриги и знала – даже если придется своими руками кого-то убить, она не дрогнет.
Ее дети будут жить!
А если ради этого придется спалить Карнавон со всеми его обитателями – пусть так, она всего лишь заботится о своих детях. Заботился бы герцог о своих – так не устраивал бы заговоры против Короны.
Решение было принято, требовался инструмент для его выполнения. Достаточно честолюбивый и подлый, чтобы не испытывать ни сожалений, ни сомнений, выполняя приказ ее величества. Абы кто тут не годился, нужен был человек особого склада характера, совсем особого.
Тут-то и подвернулся под руку тьер Таламир.
Симпатичного мальчишку она приглядела вскоре после смерти мужа. Таламир понравился ее величеству потрясающим сочетанием жестокости, беспринципности и стремления к власти. При этом он отчетливо понимал, что выше определенного статуса ему не подняться, а моральные принципы у него отсутствовали вообще.
Сочетание ума и подлости требовало присмотра, и Лидия приблизила к себе юношу. Дала место в гвардии и с удовольствием наблюдала, как волчонок показал первые зубки. Сперва робко, неуверенно, а потом все жестче и резче. Таламир сумел завое-вать себе место в гвардии, но тьеры его принимать отказывались.
И отлично!
Тут-то Лидия и поняла, кто должен стать новым герцогом Карнавон.
Старую династию требовалось заменить, но на кого? Кому бы она ни отдала эти земли, любой примется интриговать в свою пользу, любой захочет большего. И сможет добиться.
Но не безродный мальчишка, которого она подняла из грязи. Нет, не он.
Судьба Таламира была решена. Он станет герцогом Карнавон. А уж сумеет ли он удержать эти земли, или они впадут в хаос безвластия – ее величество устраивал любой вариант. В мутной воде рыбка ловится, почему бы ей и не половить жирных карасиков?
Оставался повод, но его Лидия нашла моментально. Карнавоны должны были передать то, что доверил им на хранение Морской Король. Последний из Морских Королей.
Не передадут? Уничтожить всех! Замок с землей сровнять и солью посыпать!
Передадут? Точно! Передали подделку! Уничтожить всех! Замок с землей сровнять и солью посыпать!
Есть что-то общее в обоих вариантах? Ничего страшного, так надежнее.
В планах Лидии не значилась женитьба Таламира на Алаис Карнавон, но, подумав, она пришла к выводу, что так даже выгоднее. Сын герцогессы и конюха… х-ха! Пусть это отродье и наследует титул и замок, но никто и никогда не примет мальчишку. Кроме нее.
Она сможет подогреть придворных, и наследник Карнавона окажется в самом сердце бури. Все вокруг будут его презирать, будут плеваться вслед, смеяться, так что себя он найдет только на службе короне. А королева еще подумает, как это лучше обставить.
А Алаис Карнавон?
Мало ли женщин умирает родами? Надо только, чтобы роды проходили в нужном месте и в нужное время, а уж лучших повитух Лидия обеспечит. Преследуя, кстати, и собственные цели – лишаться такого любовника, как Ант, королеве вовсе не хотелось. Сильный, страстный, неутомимый… м-да, этой девчонке Карнавон неоправданно повезло. Ну, пусть хоть перед смертью порадуется.
Королева нахмурилась, аккуратно тронула заячьей лапкой морщинку на лбу, подумала и нанесла пудру еще раз.
Все бы она отдала за молодость. Но увы. Времена чудес и Морских Королей прошли. Лидии даже неинтересно было, что там Морской Король отдал на сохранение Карнавонам. Какая теперь разница?
Карнавоны мертвы, угрозы власти Лидии практически не осталось, остатки заговорщиков она додавит, а сейчас…
Королева прошла к столу, уселась, открыла чернильницу нетерпеливым движением – и по бумаге побежало перо, оставляя за собой прихотливую вязь ровных строчек.
Пусть приезжает в столицу, пусть привозит свою жену, а там посмотрим, как дальше действовать.
Самый неприятный долг – супружеский, сколько его ни отдавай, все равно должна будешь. Эту истину Алаис постигла на своем личном опыте и мечтала о перерасчете.
Тьер Таламир был хуже любого коллекторского агентства. Неумолимо настигая супругу ночь за ночью, да еще и несколько раз за ночь. Мыться каждый день ему и в голову не приходило – в лучшем случае раз в пять-шесть дней, зубы чистить – тоже, так что об удовольствии речь не шла. Ляг на спину и терпи, как раньше придворные дамы делали. Зажми в руке надушенный платочек и подноси к морде в особо острые моменты.
Алаис, кстати, так и делала, иначе бы ее просто стошнило. Какое уж там удовольствие!
Кто-нибудь знает, чем пахнут лошади? По́том они пахнут, а вовсе даже не розами. А когда конский пот, когда собственно человеческий пот, да еще и грязь…
Алаис чувствовала, что начинает с тоской вспоминать метросексуалов! Подумаешь, мужчина маникюр делает! И что? Зато рядом с ним стоять можно! Дышать можно!
Одно утешение – Таламир знал позы, в которых можно не обнюхивать партнера. К тому же грубым с Алаис он не был. Он не бил супругу в постели, не унижал, не старался причинить боль… он просто выполнял свой долг, стремясь обрюхатить жену как можно скорее. И Алаис искренне боялась, что ему это удастся.
Навыки у нее были отработаны еще с той жизни, и в опасные дни она уже один раз отравилась. Пришлось съесть тухлое яйцо, рвало ее немилосердно, но о каком-либо выполнении супружеского долга речь целых два дня не шла. Но сколько впереди тех дней? Да и не такой уж это надежный метод предохранения.
Впрочем, красные дни календаря пришли точно в срок.
Алаис мысленно возблагодарила всех местных богов, а напоказ разрыдалась в три ручья. Да так, что Таламир почувствовал угрызения совести. За этот месяц он даже успел немного привязаться к супруге. Как к дорогой, статусной игрушке, но все же!
Хотя привязанность у мужчины проявлялась весьма странно. С одной стороны – он даже немного гордился женой. С другой – осознавал, что Алаис выше его по происхождению, воспитанию, образованию… и иногда это прорывалось в интонациях, во взглядах, в приказах… Он осознавал, что без Алаис не справится, но с каким бы удовольствием он втоптал жену в грязь, просто, чтобы доказать, что он выше! Это ведь несправедливо! Даже захватив Карнавон, даже надев герцогскую корону, даже распоряжаясь жизнью и смертью людей, живущих на землях герцогства, он все равно понимал, что существует нечто недостижимое. То, чем от рождения обладала Алаис, да и каждый из герцогской семьи. То, чего никогда не будет у Таламира и даже у его детей и внуков, может быть, повезет правнукам – в лучшем случае. Чтобы быть дворянином, необходимо три титула. И чтобы носили их твой отец, твой дед и твой прадед, а иначе никак.
Алаис пустила в ход все свои умения юриста, иногда девушке казалось, что если бы она так выкладывалась на работе, то слава ее заткнула бы за пояс таких юристов, как Плевако и Гроций. Она вела хозяйство, мягко подсказывала Таламиру, в чем состоят обязанности герцога, всячески подчеркивала, что он сам прекрасно справляется, она просто находится рядом – и то с позволения такого великого человека… а чего это ей стоило?
Память Алаис Карнавон засыпать не собиралась. Ночами девушку мучили кошмары, вновь и вновь падал под ударами мечей ее отец, вновь насиловали сестру, волокли куда-то мать…
Прощать их смерть Таламиру она не собиралась, но если сейчас начать ругаться и устраивать диверсии…
Он ведь не дурак, далеко не дурак. Дурой она будет, если недооценит противника. И Алаис вела себя паинькой. В ушах день за днем звучали строчки из бессмертной комедии Мольера: «
Таламир не верил, но и придраться ни к чему не мог. А Алаис жестко придерживалась своей легенды. Показывала мужу, насколько наслаждается Карнавоном, своей властью над замком, своим титулом… Единственное, что она себе позволила, – сходить на могилы родных.
Они лежали в фамильном склепе. Отец, мать, братья, сестра…
Вопреки всем страшным сказкам и легендам, Алаис ничего не почувствовала. Лежат – и пусть себе лежат, что поделаешь? Сходила, положила цветы и успокоилась. Отдала часть долга.
Хотя обязанной себя чувствовала не Таня. Алаис. Алаис любила свою семью, Алаис горевала, Алаис готова была мстить, и лучшей местью стал бы побег жены. Сам по себе Таламир не удержит Карнавон. Подлости и злобы у него хватает, а вот ума…
День за днем Алаис по возможности беспристрастно оценивала своего супруга и приходила к неутешительным выводам.
Ее все-таки убьют после рождения одного или нескольких детей. Просто потому, что это единственная для Таламира возможность утвердить свое пре-восходство.
Возможность спасения принес королевский гонец.
Герцог Карнавон был недоволен, и это видели все. Он вытянул плетью подвернувшуюся под руку служанку, съездил по зубам управляющему, перевернул обеденный стол, пнул собаку – и кивком пригласил герцогиню побеседовать.
Алаис повиновалась не без трепета душевного. И больше всего она опасалась за свои зубы. Управляющий вон остатки в ладонь сплевывал, будет теперь до конца жизни супчиком питаться. Но управляющего ей не жалко было, а себя так даже очень. Про стоматологов, даже самых паршивых, советских, тут и слыхом не слыхивали, про пломбы – тоже, так что она вспомнила все, что могла, полоскала рот после еды, грызла молодые вишневые веточки и пыталась придумать зубную щетку. Выходило плохо. И как раньше обходились?
Пальцем, что ли, зубы чистить?
Тьер Ант Таламир подождал, пока она закроет дверь, и зло воззрился на жену. Алаис внешне спокойно присела в реверансе.
– Монтьер герцог.
Градус злости чуть схлынул. Но все равно, сунь его в ведро – зашипит.
– Вы знаете, что в письме ее величества?
– Нет, монтьер. Вы мне его не показывали.
– И даже не догадываетесь?
Ответом стал чуть растерянный взгляд.
– Я не знаю ее величество, монтьер.
Ох, как же тянуло добавить «так интимно, как вы». Но зубы были своими, родными и ценными. И рисковать ими не хотелось.
– Поэтому не могу предположить… но судя по вашему поведению, это что-то неприятное?
– Она приказывает мне вернуться в столицу.
– Монтьер! А как же Карнавон?!! Я одна не справлюсь!
Алаис даже не играла. Не справится. Чего стоят одни Эфроны…
– С молодой женой, Алаис!
Герцогиня где стояла, там и села, хорошо хоть кресло подвернулось.
– Монтьер?!
Ага, венценосная любовница приглашает в столицу законную жену действующего хахаля. Интересно, зачем? Опытом поделиться? Верю-верю…
Что-то подсказывало Алаис, что ничего хорошего ей эта встреча не принесет. С другой стороны – из Карнавона бежать некуда, а вот по дороге или в столице…
Бегать и прятаться надо там, где искать труднее, то есть в большом городе. Сесть на корабль, например, – и ищи ветра в поле. Теперь надо убедить Таламира взять ее с собой, то есть действовать от противного. Настолько-то Алаис своего супруга успела узнать. Приказы он ненавидит, поэтому может ее и оставить.
– Что, вам это тоже не нравится, дражайшая супруга? – зло поинтересовался муж, сбавивший обвинительный пыл. Потрясения Алаис ему хватило.
– Монтьер… да ведь те же Эфроны… а кто тут еще водится?! Умоляю, не уезжайте так!
Таламир зло посмотрел на супругу. Алаис опустила голову, мол, мы все в вашей воле, но замок-то дороже?
– И что вы предлагаете, дражайшая супруга?
– Монтьер, я верю, что вы найдете идеальное решение. – Алаис посмотрела ему прямо в глаза. – Вы же понимаете, пока у нас нет наследника общей крови – Карнавон беззащитен.
О да. Таламир это отлично понимал.
Пусть он стал герцогом, но права его более чем сомнительны. Он добился своего силой оружия, любой другой, кто окажется сильнее, так же добьется своего.
Более того, оставить здесь супругу нельзя. Вообще.
А взять ее с собой?..
– Хотите в столицу, дорогая герцогиня?
Алаис покачала головой, не отрывая взгляда от пола.
– Монтьер, я всю жизнь прожила здесь. Я не знаю ничего о столице. И вам будет стыдно за меня. Я же… вы и сами видите.
Пальцы Таламира сильно потянули женщину за французскую косу. Алаис обучила служанок плетению «колоска» и радовалась, глядя на свои прически. Должно же в жизни быть хоть что-то приятное?
– Посмотрите мне в глаза, дорогая супруга.
Алаис подняла взгляд. Поскольку было больно, в глазах стояли слезы.
– Я – урод, монтьер. Этого не изменить. Вам будут сочувствовать, надо мной – смеяться.
– Подавятся, – рыкнул Таламир, выпуская волосы.
С этой точки зрения он Алаис уже не рассматривал. Пусть не красавица, но человек ко всему привыкает. Зато неглупа, может дать разумный совет, и что приятно – у них общие цели. Алаис нужен Карнавон для ее детей, ему нужен Карнавон для его детей от Алаис. И в последнее время у тьера Таламира даже появлялась мысль, что Алаис можно оставить в живых после рождения ребенка или двух. А что?
Неглупа, умеет себя вести в обществе, знает свое место, любит Карнавон, к тому же аристократка, это-то видно. А что не красавица, так оно и неплохо – изменять не будет. Хотя тьеру Таламиру нравились другие женщины. Высокие, статные, черноволосые, с красными губами и большой грудью. Но любовниц может быть много, а Карнавон один.
Таламир не замечал, что расхаживает по кабинету. Зато видела Алаис и, опустив голову, прятала в глазах злые болотные огоньки.
Осторожно, очень осторожно…
– Монтьер, я ведь могу заболеть или забеременеть?
– Но вы не больны, Алаис, и не беременны.
Остаться в Карнавоне Таламир не мог. Во многом он зависел от королевы, и раздражать ее величество ему совершенно не хотелось. Но потерять Карнавон? Ни за что!
– Простите, монтьер. Я подвела вас, я буду больше стараться.
Прозвучало очень проникновенно, в голосе Алаис слышались слезы. Таламир не знал, что слишком сильно дернул ее за волосы, и пара шпилек впилась в кожу – он принял эти слезы за проявление истинного чувства и даже чуть растрогался.
Приятно, когда твоя жена так хочет детей.
– Мы оба молоды и здоровы, герцогиня, дети у нас еще будут.
– Вы так добры, монтьер.
Алаис сглотнула.
Поверил, кажется, поверил! Теперь подвести его к нужному решению!
Как любой юрист, Алаис знала, что важны не только слова. Важна интонация, важен невербальный ряд, важны внешность и одежда. Ни судья, ни обвиняемые не доверятся юристу-хиппи, будь он трижды гением. Выстраивать свой ряд она научилась очень давно и сейчас использовала все возможности.
Главное – добиться желаемого.
Таламир принял какое-то решение и повернулся к жене.
– Я не могу оставить вас здесь, Алаис. С вами Карнавон станет уязвимым вдвойне. Так что готовьтесь к поездке, – голос звучал жестко и решительно.
– Ваше слово – закон, монтьер, – отозвалась Алаис. – Могу ли я просить о снисхождении?
– Что еще? Платья? Побрякушки?
– Нет-нет, монтьер! – Алаис протестующе взмахнула руками. – Украшения, я надеюсь, вы мне позволите взять из материнских, платья проще сшить в столице – здесь все равно нет портных, которые знали бы последнюю моду, а выглядеть безнадежной провинциалкой я не могу – это опозорит вас. Я хотела просить о другом.
– О чем же?
– Монтьер, я никогда не бывала в столице.
– И что?
– Вы прожили там всю жизнь. Вы же сможете рассказать мне про королевский двор, какая там обстановка, с кем вы дружите, от кого лучше держаться подальше. Я не хочу опозорить вас.
Таламир прикусил губу. В принципе все было логично. Но…
– А вы уверены, герцогиня, что окажетесь при дворе?
Алаис пожала плечами.
– Монтьер герцог, простите, что затрону сейчас неприятную тему?
– Какую же?
– Отец, после того как вы выставили ему ультиматум, говорил о благосклонности к вам ее величества.
Таламир даже остановился, словно налетев на стену. Но деликатность Алаис оценил.
Благосклонность – слово многогранное, и включать в себя оно может многое. В том числе и… хм-м… склонность ее величества. За что он ценил Алаис – это за ее умение выражаться красиво. Он так пока еще не умел, ну да научится! А может, она научит их детей, тоже на пользу будет.
– Вас в этом что-то не устраивает, дорогая супруга?
Алаис пожала плечами.
– Монтьер, у меня нет такого права.
– Но?
– Я просила бы о помощи.
– Вот даже как?
– Вы знаете королеву, монтьер. Я ее не знаю, но не хочу навлечь королевский гнев на наши головы.
Получилось очень проникновенно.
– Полагаете, она захочет видеть вас?
Алаис пожала плечами.
– Не знаю, монтьер. Но предпочитаю подготовиться заранее, а не внезапно оказаться в центре бури.
– Что может понадобиться от вас ее величеству?
Алаис что есть силы прикусила язык. Очень хотелось съязвить на тему королевской бисексуальности и надобностей, но – удержалась. Хотя ей это стоило громадных усилий.
– Я предпочитаю готовиться к худшему, монтьер герцог.
Таламир скривился, но спорить не стал.
– Ладно. А теперь идите сюда, Алаис. Будем стараться сделать ребенка.
Лежа щекой на столе и стараясь не попасть волосами в чернильницу, Алаис утешалась двумя вещами. Первая – нюхать мужа не приходится, и то хлеб. Вторая – она едет в столицу!
А там наверняка появится масса возможностей для побега!
В столице легче спрятаться, оттуда легче сбежать. А мужа… ну, потерпим. Будем думать о Карнавоне.
Кстати, мысль о том, что она оставляет дом Алаис в руках врага, женщину вовсе не грызла. Дом с землей не сровняют, а она сюда вернется, но только хозяйкой, а не марионеткой. Или не вернется. Не суть важно.
Главное – будет жива и здорова.
Найдет себе место в новом мире, устроится, может, даже замуж выйдет. Возьмет себе другое имя, например Алиса Эссен, и будет жить.
Пора отряхнуть со своих ног прах Карнавона.
Тьер Римейн нервничал, и было отчего. Последний месяц был… странным. Без вести пропали трое тьеров, с которыми он был связан особыми интересами.
Они не выезжали из города, их не находили мертвыми, но и в городе их тоже не было. Их вообще нигде не было.
Один мог загулять. Два – и загулять, и уехать. Но три? Это уже слишком много.
И тьер не мог понять, что произошло. Ведь как в воду канули!
Куда они делись? Что случилось? Из-за чего или кого?
Ответов на вопросы не было. Вечером тьеры еще были у себя, а утром – уже нет. Кто-то решил их убить?
Но за что? И как их вычислили? Они ведь были осторожны!
Тьер понятия не имел о методах поставки живого товара, а то узнал бы много нового. Ему не приходило в голову, что проститутки, нищие, ворье весьма наблюдательны, для них это вопрос выживания. Что его собственный конюх следит за ним недреманым взглядом. Что простолюдин вообще может злоумышлять против благородного тьера.
Это против самой природы!
Тьер может быть убит на войне, в поединке, казнен по приказу короля, но вот так, подло? Из-за угла?
А убийство могло быть только в спину. Римейн знал пропавших тьеров и был уверен, что лицом к лицу с ними сложно справиться. Во всяком случае незаметно. Поднялся бы шум, прибежала стража…
Да хоть кто-то хоть что-то бы видел!
Но нет!
Как в воду канули. Массимо Ольрат мог бы сказать, что оные тьеры канули вовсе не в воду, а в дерьмо, и найдут их, когда выгребные ямы станут чистить, то есть очень не скоро, но лучше не говорить, а делать. Но это ему было ясно, что делать, а как поступить тьеру Римейну?
Мужчина размышлял недолго.
Что общего было у пропавших тьеров?
Правильно. Их маленькое общее увлечение. А значит, и расхлебывать последствия в одиночку тоже не годится. Надо назначать общее собрание, на сей раз деловое, без жертвоприношения, надо решать вопрос, надо искать… охотника прежде, чем он найдет их. Найдет или уже нашел?
Плохо, что нельзя обратиться к властям: с силами стражи было бы легче искать и защищаться тоже легче, но что сказать градоправителю? Тут наших друзей убивают. Почему? Мы приносили жертвы Ириону, и кому-то это не понравилось. Обнаглело всякое быдло! Не понимают, что их судьба – это судьба барана. Пастись, блеять, стричься, а в нужный момент пойти на мясо под ножом того пастуха, который пожелает. А они себя кем возомнили?
Волками?
Пора этим волкам шкурки-то поснимать!
Главное, чтобы без лишнего шума, потому как Храм не одобрит. Обратная сторона – они не могут сказать, почему за ними охотятся, они не могут даже передать живых преследователей в руки правосудия, потому что одно слово – и для тьера все кончено, как и для десятка его друзей. Храм будет охотиться за ними, как за бешеными псами. Хотя… неужели арденцы думали, что только им все позволено в этом мире? Пора бы и потесниться.
Неужели Ирион не поможет своим верным слугам?
Поможет! И все будет хорошо, он-то знает!
Тьер Римейн еще немного подумал – и велел закладывать карету. Надо проехаться по знакомым, в том числе и по особым знакомым. И назначить встречу.
Он не знал, что тем же вечером Массимо Ольрат отправится в гости к своему другу-кожевнику.
– Ну что, Шернат, мы своего добились?
– Неужели эти твари соберутся вместе?
Массимо хищно улыбнулся, но в ответ увидел такую же улыбку Шерната.
– Что делать будем? Нас двоих маловато на десять человек, даже больше…
– Моих детей не возьмешь. Это мне приходилось… с ножичком на человека, а у них рука дрогнет, – согласился Шернат. – Ольрат, а у тебя никого нет на примете? Чтобы с арбалетом работать умел?
– Уж не потаил бы!
– А ты подумай, подумай. Сам понимаешь, если кто убежит, нам обоим потом жизни не будет.
– Даже если и не убежит, все одно, мне тут не жить, – буркнул Массимо, с независимым видом разваливаясь на стуле.
Шернат вскинул бровь, безмолвно требуя ответа, и получил его через пару минут. Массимо выцедил воду, как вино, и посмотрел в глаза… другу?
Нет, друзьями им не стать, между ними пролегла кровь детей и их несбывшиеся мечты. Месть за смерти близких и горький привкус пепла на губах. Но они и не враги. Они соратники, союзники, стоящие плечом к плечу, а это очень много.
Особенно когда ничего другого не остается.
– Если погибнет больше десятка тьеров одновременно, начнется расследование. Градоправитель обязан будет найти виноватого.
– Даже если станет известно, что они проводили жертвоприношения?
Шернат спрашивал больше для проформы. Странно, но он даже не задумывался о том, что будет после смерти врага. Наверное, потому, что у него была еще семья. Дети, внуки, потом для него жизнь продолжилась бы. Память о Романе перестала бы царапать душу, сын мог бы покоиться с миром, а Шернат – вернуться к своим делам.
А вот у Массимо не было никого и ничего, кроме Мариль. Со смертью племянницы в его жизни образовалась пустота, и заполнить ее нечем.
Жениться и наделать детей? Массимо понимал, что слишком стар для этого. Ребенка мало сделать, его надо еще вырастить, воспитать, сделать так, чтобы он выжил даже без тебя… он уже не успеет. Лет пятнадцать у него еще есть. Больше ли, меньше ли…
Ардену известно.
А для себя Массимо понял, что его жизнь закончится, когда свершится месть. Вопрос стоял иначе.
– Я оставлю признание, что это я убил их. Я и нанятые мной наемники. Пусть поищут по тавернам.
– Я тебе…
– Не позволишь? А куда ты денешься? Тебе есть что терять, а у меня никого не осталось. Я могу позволить себе исчезнуть из города, ты – нет.
– Исчезнуть?
– Я оставлю письмо и уеду. Если я останусь тут, градоправитель вынужден будет схватить меня и пытать. Я знаю, что не выдержу пыток и ляпну что-нибудь, – вздохнул Массимо. – А у этих подонков тоже есть семьи.
Вот уж что Шерната никогда не волновало.
– Не сомневаюсь, воздух в их семьях чище будет.
– А ты уверен, что никто не захочет отомстить?
Эм-м-м?.. Вот об этом Шернат точно не подумал. Он-то имел право на месть, а почему кто-то захочет расквитаться с ним? За что? За то, что он восстановил справедливость?!
Массимо наблюдал за выражениями, которые сменялись на лице Шерната, с ядовитой усмешкой.
– Я составил все купчие на дом, мастерскую… да на все. Ты все получишь, а я уеду из города. Навсегда.
– Куда?
– Это не важно. Ты будешь всем рассказывать, что я сломался, замкнулся в себе, пил, дурил… и уж точно не делился с тобой своими планами.
Шернат подумал – и кивнул. Не было никаких патетично-истерических: «Я не буду прятаться за твою спину! Я встану рядом с тобой! Это мое право на месть…»
У него семья. А Массимо… А чем Шернат мог ему помочь? Просто – чем?
Массимо небрежно взмахнул рукой, расплескивая воду. Вина он последнее время вообще не касался.
– Давай все обдумаем. Это важно. Ни одна мразь не должна уйти!
Шернат кивнул.
– Кажется, я знаю, кого попросить о помощи. Три выстрела у нас будут, добавим еще по арбалету – и сразу будет шесть выстрелов. А остальных добьем. Справимся…
Массимо кивнул и принялся рисовать на листе бумаги.
– Вот поляна. Вот тут, в двух десятках шагов, – овраг. Тут деревья…
Эту мразь в выгребных ямах утопить не получится. Жаль, очень жаль.
– Они что?!
Эттан Даверт был в ярости. И любому, кто знал Преотца, было понятно, что добром это не кончится.
– Да как эти твари только посмели?!
– Пресветлый… – пискнул секретарь… и тут же удрал за дверь. Массивная золотая чернильница оставила вмятину на деревянной панели и ухнула об пол, щедро окропив его чернилами. Чуть-чуть Эттан промахнулся.
Больше Преотца никто не беспокоил, и мужчина крушил кабинет что есть сил и гнева, а гнева было много.
Не отдадут эти твари Покрывало Королей!
Самим нужно!
Да для чего?! Плодовитость повышать?! Или ядовитость?!
Мрази, твари, сволочи!!!
Даверт даже не ругался, он просто молча крушил все вокруг, представляя себе вместо стульев и стола лица рыцарей Ордена.
Наглые сукины дети!
Как они смеют противиться его воле?! Он – Преотец, в Храме он закон для любого, но не для этих, нет, не для них!
Что ж. Посмотрим…
Даверт успокоился так же быстро, как и огневался. Уселся на чудом уцелевший стол, поболтал ногой в воздухе.
Прощать такой демарш нельзя. Ни в коем случае. Иначе об него все будут ноги вытирать, кому не лень! Он Преотцом стать не успел, а его уже не слушаются?!
Нет уж.
Так дело не пойдет.
Сейчас не послушаются, потом прямо пошлют, а потом еще и прибьют где-нибудь?
Эттан спрыгнул со стола, пинком открыл дверь в приемную и воззрился на секретаря.
– Луиса ко мне! Живо!
– Да, пресветлый! – пискнул секретарь, выбегая вон и нещадно путаясь в полах мантии. С характером Эттана он уже ознакомился и повторения не желал, одного раза хватило. Полежал часок без сознания, оправился, а второй раз так может и не повезти. Эттан не терпел неповиновения, споров, нерасторопности – и выказывал это самым недвусмысленным образом. Так что в интересах предстоящего было найти тьера Даверта как можно скорее.
Он и нашел его – на тренировочной площадке.
Луис, став капитаном гвардии Тавальена, ретиво взялся за новые обязанности. Командирские навыки у него всегда были, а ловко подвешенный язык и отличная подготовка стали хорошим подспорьем в установлении своего авторитета. Луис ломал под себя гвардию, вызывал на дуэли самых строптивых, подчинял себе тех, кто слабее, выгонял самых глупых и упертых…
Эттан хотел полностью доверять гвардейцам, а Луис должен был это обеспечить.
Вот и сейчас он тренировался на плацу вместе с гвардейцами, сочтя это хорошей идеей. В данный момент один рубился против троих, поспевая отгонять всех и нанося противникам легкие царапины. Его пока задеть не успели, а вот он уже поставил каждому из гвардейцев по две-три царапины и намеревался продолжать и дальше в том же духе. И даже расстроился, когда его позвали к отцу.
То, что отец гневается, Луис понял сразу – и принял самый невинный вид.
Не помогло.
– Садись, – бросил Эттан, и Луис тоже присел на край стола. Больше некуда было.
– Вы звали, отец?
– Мне надо что-то сделать с Орденом змееборцев.
Луис только поднял брови, никак больше не выказав своего удивления.
Орден змееборцев?
Один из самых древних и сильных в составе Храма?
Ну-ну…
– А что с ними можно сделать? Я вот себе не представляю…
– Вот и плохо, – сварливо отмахнулся Эттан. – Ты слишком прямолинеен, хотя для военного это не самое худшее качество. Думать за тебя будут другие, твое дело водить полки…
Луис мог бы сказать, что там, где полки водит один, а думает другой, поражение неминуемо, но кто бы стал его слушать? Уж точно не Эттан, всю жизнь считавшийся только со своим мнением.
– Сейчас я буду излагать план, а ты слушать и искать в нем недостатки. Потом будем думать, как придать ему надежности. Змееборцы слишком сильны, в лоб их не одолеть, – снизошел Эттан.
– Может, поговорить дома? – предложил Луис. – Известно же, что здесь и стены имеют уши?
Эттан подумал еще пару минут и кивнул.
– Правильно. Пусть уберут здесь, а я – домой. Ты можешь приехать вечером, тогда и поговорим.
– Да, отец.
– Преотец.
– Да, пресветлый, – поправился Луис.
Хотя все всё и так знают, но на людях надо строго выполнять все требования этикета.