Эта комната мне знакома.
Холодные мраморные полы, полки, уставленные древними фолиантами, длинный стол по центру. Здесь меня принимали в Хранители.
Сейчас за этим столом сидят люди, так же, как в тот раз, но их лица переменились. Даже отсюда слышно, как в Архиве бушует обрушение.
Мы с Уэсли стоим, выжидая. Первая моя мысль – что я избежала одного трибунала лишь для того, чтобы попасть под другой. Но утренний хотя бы был заслуженным. В этом же я не вижу смысла.
Сидящий за столом Патрик злобно сверлит нас глазами. Интересно, как долго он репетировал этот змеиный взгляд. Наверное, готовился перед нашим приходом. На мгновение это кажется мне таким смешным, что я с трудом сдерживаюсь. Потом я смотрю на остальных, и веселые мысли испаряются сами собой.
Рядом с Патриком сидит Лиза, и ее лицо абсолютно непроницаемо.
Рядом с Лизой, лихорадочно прижав к груди блокнот, сидит Кармен.
Во главе стола – Роланд, скрестивший руки на груди.
За их спинами стоят еще двое: парень по обмену, Эллиотт, и девушка с косой – Бет. Выражения лиц в комнате варьируются от презрительных до любопытных.
Я пытаюсь поймать взгляд Роланда, но он даже не смотрит на меня, а разглядывает своих подчиненных. И потом у меня в голове щелкает: не мы одни под следствием.
Роланд подозревает, что кто-то форматирует Истории. Поэтому он решил собрать всех вместе. Я вглядываюсь в лица присутствующих. Неужели один человек может устроить такую кутерьму? Но зачем? Я вспоминаю о них все, что знаю, и выискиваю любую мелочь, способную заставить кого-то выглядеть подозрительно. Роланд для меня как член семьи, Лиза иногда слишком строга, но она очень положительная, Кармен сама доверилась мне, помогла и сохранила мои секреты. А Патрик, несмотря на весь исходящий негатив, просто фанат Архивных правил. Но эта пара за их спинами… Мне никогда не доводилось говорить с Бет, а про Эллиотта я могу сказать лишь то, что он пришел к нам как раз накануне всей этой белиберды. Если бы я знала их лучше…
Что-то стукается о мой ботинок, и короткая вспышка с ударными и лязгом металла врывается в мою голову. Я украдкой смотрю на Уэсли, озабоченно нахмурившего лоб.
– Не могу поверить, что ты сказал маме, что мы пошли на свидание, – едва слышно шепчу я.
– Я сказал ей, что мы встречаемся. Я ведь не мог рассказать все как есть, – шипит в ответ Уэсли.
– Вот для чего мы учимся врать.
– Я стараюсь соблюдать минимальное количество вранья. Недоговорки не так портят карму.
Кто-то сухо кашляет, и, обернувшись, я вижу, как в комнату входят двое в черном. Высокая женщина с волосами цвета воронова крыла, собранными в пышный хвост, и мужчина, словно вылитый из карамели – золотистая кожа, светлые волосы и сладкая, ленивая улыбка. Я никогда их раньше не видела, но уже чувствую: они жутко притягательные, обаятельные и опасные. И тут я замечаю знаки Архива над их запястьями: три линии. Все ясно, они – Отряд.
– Мисс Бишоп, – начинает Патрик, и я неохотно отрываю взгляд от пришельцев, – это уже не первое ваше нарушение.
Я хмурюсь:
– Какое нарушение я допустила в этот раз?
– Вы позволили Истории выбраться во Внешний мир, – говорит он, сняв очки и швырнув их на стол.
– Но мы же ее и поймали! – включается Уэсли.
– Мистер Айерс, ваша репутация вплоть до этого момента была безупречна. Так что советую вам придержать язык.
– Но он прав, – говорю я. – Какое это имеет значение, если мы его поймали?
– Для начала – он не должен был выбраться в Коронадо, – предупреждает Лиза.
– Он не должен был оказаться в Коридорах, – отвечаю я. – Я уже возвращала Джексона Лернера на этой неделе. Объясните мне, как он умудрился еще раз проснуться, найти дорогу на мою территорию и не оказаться на моем Архивном листе? Это тоже результат обрушения?
Роланд быстро поднимает на меня взгляд, а Патрик, наоборот, опускает глаза к бумагам:
– Джексон Лернер представлял собой ошибку в делопроизводстве.
Я издаю громкий смешок, и он угрожающе смотрит на меня, так же, как и Лиза. Кармен избегает моего взгляда и закусывает губу: это она принимала у меня Джексона. Она должна была его вернуть.
– Это была моя… – начинает она, но Патрик даже не смотрит на нее.
– Мисс Бишоп, ошибка в делопроизводстве была вызвана некорректной доставкой Истории в Архив. Вместо Возврата вы доставили его в приемную Архива.
– У меня не было выбора.
– Присутствие Лернера в Коридорах – не самое главное, – говорит Лиза. – Тот факт, что он был допущен во Внешний мир… – Она произносит слово
– А кто вообще это допустил? – встревает Патрик.
– Я, – признается Роланд.
– Тогда почему бы не дать им ключ Отряда и повышение, раз уж зашла об этом речь? – злобствует Патрик.
Дедушкин ключ в моем кармане весит сейчас не менее тонны.
– Текущее положение на территории мисс Бишоп требовало немедленного вмешательства, – спокойно говорит Роланд, глядя ему в глаза. – У мистера Айерса, напротив, не было никаких проблем. Поскольку Коронадо и прилегающие территории по неизвестной причине в наибольшей степени страдают от обрушения, я принял эту ответственность на себя, и решение полностью в моей юрисдикции. Или ты забыл, Патрик, что я являюсь чиновником высшего ранга не только в этой ветви, а вообще в этом государстве и во всем регионе, а потому и твоим директором тоже?
Роланд? Высший Библиотекарь? Со своими красными кедами и бульварными журналами?
– Как давно мисс Бишоп и мистер Айерс работают вместе? – деловито интересуется Лиза.
Роланд достает из кармана часы и угрюмо улыбается:
– Около трех часов.
Карамельный мужчина в углу покатывается со смеху, но его прекрасная спутница пихает его локтем.
– Мисс Бишоп, – говорит Патрик, – вы вообще в курсе, что с того момента, как История достигает Внешнего мира, она перестает быть заданием Хранителя и переходит в руки Отряда?
И он указывает на молчаливую пару в углу.
– Представьте себе ситуацию, когда Отряд прибывает на место и не обнаруживает Истории.
– Зато мы нашли много битого стекла, – говорит мужчина.
– И полицейских, – добавляет женщина.
– И домохозяйку в халате, вопящую что-то о вандалах.
– Но никакой Истории.
– Почему так вышло? – Патрик смотрит на Уэсли.
– Когда Лернер сбежал, мы начали преследование, – рассказывает Уэс. – Выследили его в отеле, поймали до того, как он вышел из здания, и вернули назад.
– Вы действовали не по сценарию.
– Мы выполняли свою работу.
– Нет! – отрезает Патрик. – Вы подвергли опасности жизни мирных жителей, не говоря уже о своих собственных.
– Было крайне опрометчиво с вашей стороны преследовать Историю во Внешнем мире, – добавляет Кармен. – Вас могли убить. Вы замечательные Хранители, но вы еще не Отряд.
– Пока, – поправляет ее Роланд. – Но они продемонстрировали свой потенциал.
– Нельзя поощрять это, – возражает Патрик.
– Я санкционировал их тандем, и логично, что я сделал это, посчитав их способными на большее, – упирается Роланд. – И если говорить честно, я не вижу никакого смысла в том, чтобы в сложившейся ситуации тратить время на отчитывание Хранителей за то, что они вернули Историю. Принимая во внимание данные обстоятельства, я считаю, что мистер Айерс должен быть допущен на территорию мисс Бишоп при условии, если его собственная территория не пострадает.
– Не по таким принципам работает Архив…
– В таком случае настало время сделать систему Архива более гибкой, – говорит Роланд. – Но, – добавляет он, – если я замечу хоть малейший признак того, что мистер Айерс не справляется, сотрудничество будет разорвано.
– Одобряю, – говорит Лиза.
– Отлично, – говорит Кармен.
– Ладно, – бурчит Патрик.
Эллиотт и Бет за все это время не сказали ни слова, они молча кивают в знак одобрения.
– Все свободны, – говорит Роланд.
Лиза встает первой и идет к дверям, но когда открывает их, раздается шум и грохот, будто металлические ящики упали на каменный пол. Достав из кармана сверкающий золотой ключ, такой же, каким Роланд усыпил Бена, она спешит на звук. Кармен, Эллиотт и Бет спешат за ней. Отряда уже и след простыл, и мы с Уэсли тоже направляемся к двери. Роланд и Патрик остаются на месте.
Подходя к выходу, я слышу, как Патрик бормочет нечто, отчего у меня стынет кровь в жилах.
– Поскольку ты начальник, – едко говорит он, – моя прямая обязанность доложить тебе, что я запросил независимую оценку дееспособности мисс Бишоп.
Он говорит это с таким расчетом, чтобы я могла услышать. Но я не собираюсь доставлять ему удовольствие и оглядываться. Он просто пытается вывести меня из равновесия.
– Ты не станешь втягивать в это Агату, Патрик, – говорит Роланд тихо, и Патрик едва слышно шепчет что-то в ответ.
Я шагаю быстрее и стараюсь смотреть прямо перед собой, следуя за Уэсли. Такое ощущение, что количество Библиотекарей в Атриуме удвоилось. На полпути к выходу мы видим Кармен, раздающую поручения незнакомым Библиотекарям. Она перечисляет комнаты, которые должны быть вычеркнуты. Когда они уходят, я прошу Уэсли идти вперед, а сама останавливаюсь рядом с Кармен.
– Что значит «вычеркнуть» комнату?
Она колеблется.
– Кармен, я уже знаю, что значит обрушение. Так что это означает?
Она закусывает губу:
– Это – крайняя мера, мисс Бишоп. Если становится слишком шумно и просыпается слишком много Историй, самый быстрый способ восстановить тишину и равновесие – вычеркнуть комнату. Но…
– Что?
– Из-за этого погибает ее содержимое. – Она нервно оглядывается по сторонам. – Вычеркивая комнату, ты вычеркиваешь все, что в ней содержится. Это необратимый процесс, превращающий все пространство в склеп. Чем больше комнат мы вынуждены вычеркнуть, тем больше информации мы теряем. Я и раньше видела обрушения, но таких масштабов – еще никогда. Почти пятая часть нашей ветви уже утеряна. – Она придвигается ближе. – Такими темпами мы рискуем потерять все.
Мое сердце уходит в пятки. Бен в этой ветви. Дедушка в этой ветви.
– А как же красные ярлыки? – спрашиваю я. – А Специальные коллекции?
– Полки с ограниченным доступом и полки членов Архива хранятся в тайниках в подвале. Эти отсеки гораздо безопаснее, и сейчас они еще держатся, но тем не менее…
Тут к ней подбегают еще три Библиотекаря, она говорит с ними и уже будто совсем забывает обо мне, но когда я собираюсь уходить, вдруг быстро ко мне поворачивается.
– Будьте осторожны, – шепчет она.
– Ты выглядишь очень усталой, – замечает Уэс, когда мы идем по Коридорам.
Я и чувствую себя не ахти. Бен и дедушка в нашей ветви, которая грозит вот-вот обрушиться, и в ней орудует неизвестный нарушитель. И все это – по моей вине. Я начала эти поиски. Я стала рыться в прошлом. Искала ответы. И задела одну из фишек домино…
– Мак. Поговори со мной.
Я смотрю на Уэсли. Мне не нравится ему врать. Когда я вру маме, папе или Линдси, ощущения совсем другие. Это простая, как апельсин, ложь, которая легко мне дается и ничего не значит. Но с Уэсли мне приходится отделять то, что я
– У меня нехорошее предчувствие, – говорю я. – Вот и все.
– Ой, я и понять не могу, с чего бы это. Дело даже не в том, что нас вызвали на разбирательство, или что наша ветвь вот-вот обрушится, или что на твоей территории происходят подозрительные вещи. – Он рассуждает здраво. – Если честно, Мак, после всего этого я бы здорово удивился, если бы твое предчувствие было хорошим. – Он оглядывается на двери Архива. – Что там творится?
Я пожимаю плечами:
– Ни малейшего понятия.
– Так давай выясним.
– Уэсли, если ты еще не понял, я пока не могу влезать в новые передряги.
– Должен признать, ни за что не поверил бы, что ты такая заядлая преступница, пока не убедился сам.
– Что тут скажешь? Я лучшая из худших. Пусть Библиотекари делают свое дело, а мы будем делать свое. Если только ты выдержишь еще один такой день.
Он улыбается, но уже не так жизнерадостно, как обычно.
– Потребуется нечто большее, чем заполненные Историями Коридоры, побег во Внешний мир, стеклянный столик и судебное разбирательство, чтобы избавиться от меня. Зайду за тобой в девять.
– Хорошо, в девять.
Уэс уходит по Коридорам к своему дому. Я смотрю ему вслед и устало закрываю глаза. Какой ужас, думаю я, и поцелуй, нежный, как дождевая капля, опускается на мою шею.
Я вздрагиваю, разворачиваюсь и прижимаю кого-то к стене. Тишина начинает заполнять меня, начиная с той руки, которой я держу его за горло. Оуэн кокетливо изгибает бровь.
– Привет,
– Это не очень удачная идея, – говорю я, – врасплох заставать других людей.
Я медленно ослабляю хватку.
Оуэн касается моих ладоней своими, затем проводит ими к моим плечам. За долю секунды я оказываюсь у стены, мои руки прижаты над головой. Теплота ласково овевает мою кожу, во мне разливается тишина.
– Если я правильно помню, – говорит он, – я именно так тебя и спас.
Я закусываю губу, а он целует меня в плечо, проводит губами по шее. Я ощущаю, как у меня внутри все клокочет.
– Меня необязательно было спасать, – шепчу я и чувствую, как он улыбается мне в плечо. Когда он прижимается ко мне слишком страстно, я вздрагиваю – отбитые ребра дают о себе знать.
– Что такое? – спрашивает он, задержав губы над моей щекой.
– Тяжелый день, – отговариваюсь я.
Он слегка отстраняется, но не перестает осыпать меня поцелуями, оставляя дорожку из них от моей скулы к уху. Его пальцы переплетаются с моими, и он крепко сжимает ладони. Тишина становится гипнотизирующей, властной. Она затмевает все мои мысли. Я хочу раствориться в ней. Исчезнуть.
– Что это был за парень? – шепчет он, не отрываясь от меня.
– Друг.
– Ага, – медленно говорит Оуэн.
– Нет, не «ага», – сердито говорю я, – а просто друг.
Друг по необходимости. С Уэсли мне слишком много терять. Но с Оуэном нет будущего, которого я боялась бы лишиться. Только бегство. Даже сквозь непроницаемую тишину в моей голове пробирается тень сомнения. Почему он спрашивает? Почему ему не все равно? Неужели это ревность мелькнула в его глазах? Простое любопытство? Или что-то другое? Для меня всегда было просто читать других людей, с ним это невозможно. Неужели так обычные люди общаются друг с другом: видят только лица, фасад, и ничего больше?
Он слишком хорошо меня чувствует, потому что тут же сворачивает разговоры про Уэсли и продолжает окутывать меня тишиной и сладкими поцелуями. Затем увлекает в свой темный закуток. Его прикосновения слишком нежны, слишком осторожны. Не обращая внимания на боль в ребрах, я с силой притягиваю его к себе. Целую его, растворяясь в тишине его прикосновений и наслаждаясь тем, что могу избавиться от ненужных мыслей, жарче прижимаясь к нему и целуя его более упоительно. Эта власть над ситуацией меня окрыляет.
– М-м-м, – стонет он, уткнувшись мне в шею. Я чувствую, как заливаюсь краской. Несмотря на всю необычность нашего общения, когда он смотрит на меня, когда прикасается, я ощущаю, что все до невозможности… естественно. Мальчик и девочка, смех и стрельба глазами, жаркий шепот и бабочки в животе. И я хочу этого, хочу до дрожи в коленях. Архивный лист скребется у меня в кармане, но я не обращаю внимания.
Я вытягиваюсь, и Оуэн нависает надо мной, улыбаясь. Мы уже так близко, что крадем друг у друга кислород. Тишина опьяняет меня, но мне все мало. В моей голове продолжают крутиться неприятные мыслишки, и я хочу избавиться от них. Хочу раствориться в тишине.
Запуская пальцы в шикарные волосы Оуэна, я притягиваю его к себе и думаю: может, для него это тоже бегство? Может, и он растворяется в прикосновениях, забывает о том, кто он и чего лишился?
Я вычеркиваю целые фрагменты своей жизни. Вычеркиваю все, кроме него. Я выдыхаю, прижатая его весом, все мое тело начинает расслабляться, таять под его руками. Я позволяю ему заполнить меня своей тишиной, затопить каждую клеточку моего тела, не нужную для того, чтобы целовать, слышать, улыбаться или испытывать желание. Это то, что мне нужно. Он – мой наркотик, мое обезболивающее. Боль, разъевшая меня до костей, наконец отступает. Не остается ничего, кроме чувства блаженного покоя.
И это прекрасно.
–
– Прошлой ночью я видел сон… – задумчиво говорит Оуэн, поигрывая кольцом Регины на ладони. – Хотя я не могу сказать точно, был это день или ночь.
Я полулежу у него на коленях, он одной рукой обнимает меня. Наши пальцы переплетены. Тишина покрывает меня, как простыня. Похоже на воду, только не так, как рассказывал Уэсли. Я не могу держаться на поверхности, сразу тону. Похоже на чувство покоя, но гораздо глубже. И сильнее.
– Я не знала, что Истории тоже видят сны, – не подумав, говорю я и пугаюсь, потому что это прозвучало слишком грубо. Я говорю об Историях как о неодушевленных предметах, не сознавая того, что на самом деле это не так.
– Конечно, – спокойно говорит он. – Как думаешь, отчего они – мы – просыпаемся? Кажется, все из-за снов. Иногда они слишком яркие, слишком правдоподобные. И тогда мы невольно просыпаемся.
– Что тебе снилось?
Он сжимает кольцо в ладони.
– Солнце, – говорит он. – Знаю, это выглядит полной чушью, мечтать о солнце в таком мрачном месте, как это. Но так оно и было.
Он задумчиво утыкается подбородком в мои волосы.
– Я стоял на крыше. И впереди простиралась вода, сверкающая на солнце. Я не мог уйти – выхода не было, и я просто стоял и смотрел. И ждал. Казалось, проходила целая вечность – дни, недели, – но солнце не садилось, и я продолжал ждать чего-то или кого-то. – Он водит пальцем по моему обнаженному плечу, рисуя узоры. – А потом появилась ты.
– Что было дальше?
Он молчит.
– Оуэн! – не выдерживаю я и пытаюсь заглянуть ему в глаза.
Они полны печали.
– Я проснулся.
Он убирает кольцо в карман и достает железный стержень со второй частью Истории, тот, что я передала ему перед судебным разбирательством в Архиве.
– Где ты его разыскала? – спрашивает он.
– Под мраморной розой, – говорю я. – Твоя сестра была большой выдумщицей по части тайников.
– «Вечерняя Роза», – мягко произносит он. – Так раньше называлось это кафе. И Регина всегда была выдумщицей.
– Оуэн, я все перевернула и не нашла окончания. Где оно может быть?
– Здание слишком большое. Даже больше, чем кажется на первый взгляд. Но фрагменты сказки соотносятся с тем местом, где они хранятся. Фрагмент из розы рассказывает о лазании по камням. Фрагмент с крыши рассказывает о восхождении наверх и битве с монстрами. И окончание тоже должно подходить к своему месту. Герой должен, как всегда, выиграть битву, а потом…
– А потом вернуться домой, – мягко договариваю я. – Ты говорил, это была одиссея. Поиск приключений. Наверное, конечным пунктом каждой одиссеи является дом?
Он целует меня в макушку:
– Ты права. – Затем поигрывает металлическим стержнем. – Но где этот дом?
Может ли это быть 3F? Ведь Кларки там жили. А может, окончание сказки хранится у них дома? В моей нынешней квартире?
– Я не знаю,
– Нет, – говорю я, – она еще не выиграла.
И этот неизвестный Библиотекарь тоже. Тишина Оуэна помогает мне избавиться от паники, и я свежим взглядом могу оценить происходящее. Чем больше я обо всем думаю, тем лучше понимаю, что обрушение – не просто попытка отвлечь нас от темного прошлого Коронадо. Это нечто большее. Нет никакой необходимости разрушать Архив после того, как все улики в обоих мирах уничтожены. Я что-то пропускаю, не вижу полной картины.
Я высвобождаюсь из объятий Оуэна и сажусь так, чтобы быть с ним лицом к лицу. Тишину я обмениваю на возможность задать вопрос, который давно уже вертелся у меня на языке.
– Ты знал мужчину по имени Маркус Эллинг?
У него на лбу появляется маленькая морщинка:
– Он жил на нашем этаже. Очень тихий, но приветливый. А что с ним случилось?
Я хмурюсь:
– Ты не знаешь?
Его лицо теряет всякое выражение:
– А должен?
– А что насчет Элейн Хэринг и Лайонела Прэта?
– Знакомые имена. Они жили тут же, да?
– Оуэн, они все убиты. Через несколько месяцев после Регины.
Он с непониманием смотрит на меня. У меня екнуло сердце. Если он не помнит об этих убийствах, о собственной смерти на крыше… Я надеялась, что смогу защитить его от Архива, но что, если я опоздала? Что, если кто-то уже стер воспоминания, которые мне так нужны?
– А что ты вообще помнишь?
– Я не хотел уезжать. После смерти Регины родители собрали вещи и сбежали, а я не смог. Сознание того, что в Коронадо остался хоть малейший след ее пребывания, не позволяло мне уйти. Вот последнее, что я помню. Но это было через несколько дней после того, как она погибла. Не больше недели.
– Оуэн, ты погиб через пять месяцев после своей сестры.
– Это невозможно.
– Мне жаль, но это правда. И я должна выяснить, что произошло в промежутке между твоей и ее смертью.
Я с трудом встаю на ноги, боль в ребрах не дает забыть о ней ни на минуту. Уже поздно, день выдался тяжелым, а утром меня будет ждать Уэсли.
Оуэн встает следом за мной и привлекает меня для долгого, проникновенного поцелуя. Затем прижимается своим лбом к моему, заставляя весь остальной мир поблекнуть и замолчать.
– Чем я могу помочь тебе?
«Не выпускать меня из объятий», – хочется мне сказать. Его прикосновение способно избавить меня от любых горестей. Я закрываю глаза, наслаждаясь моментом, и с сожалением отстраняюсь.
– Постарайся вспомнить последние пять месяцев своей жизни, – прошу я перед тем, как уйти.
– Мой день уже почти закончился, не так ли? – спрашивает он, когда я захожу за угол.
– Да, – отзываюсь я. – Почти.