– Прекрасно! Теперь у нас есть, чем освещать дорогу, – съехидничала я.
Ваня насупился.
– Машка!
– А что? Такой цвет, такая насыщенность! Под второй глаз аналогичное украшение не желаете, сударь?
– Ехидна эфиопская, – проворчал братик.
А вот не надо шляться где попало. Тогда и не попадет!
Ваня решил сходить в гости к мамаше.
После разрыва дипломатических отношений она к нам и шага не делала. Жить хотелось. Я к ней тоже не рвалась, полагая, что спокойнее буду. А то ведь пришибу еще дуру такую!
Вот Ваня и решил наведаться, заодно и денег ей отнести. И наткнулся на очередную гулянку.
Деньги маман приняла, тут же послали за добавкой, а Ваню начали расспрашивать обо мне. Слово за слово, вылетело – поймали, и морду набили.
Я так поняла, что начал драться именно Ваня. Кто-то из мамашиных гостей прошелся на мой счет, вот и не вынесла душа поэта. Дал в ухо, получил в глаз – почти равноценный обмен.
Победила, как водится, дружба, а именно – околоточный, которому свистнули соседи. Их мамашкины гулянки доставали до печенок, равно как и глупость и хвастовство. Мне было соседей искренне жалко, но что тут сделаешь? Пусть терпят!
Ваню я из участка забрала, а что там будет с той же мамашей – меня и не интересовало. Думаю, еще месяц общественно-трудовых работ пойдет ей только на пользу. И соседи отдохнут. А то ведь подожгут ее одной веселой ночкой. Я бы подожгла. Или хотя бы на стреме постояла.
– Балбес малолетний. Охота тебе была с дураками связываться!
Ваня сопнул носом. Тоже разбитым, кто б сомневался.
– Ты бы их слышала!
– Зачем? Я уши по утрам мою, а ты хочешь, чтобы я их грязью забивала?
– И мать туда же… она на тебя обиделась!
– Надеюсь, она хоть не заявила, что сиськой меня кормила и последнее отдавала? – уточнила я.
Ваня фыркнул.
Он как-то и сам забывал, что я Мария Ивановна, а не Мария Петровна. Так уж получилось.
– Этого не было. Но что приняли тебя как родную…
– Ваня! Цыц!
Я подняла руку, останавливая словоразлив.
– Извини, – осекся братец.
– Уже извинила. – Я махнула рукой. – Просто давай договоримся, ты мне весь этот бред не пересказываешь, хорошо?
– Хорошо.
– Если что – расскажи все Благовещенскому, ладно? Если есть что-то важное. А мне не надо.
– Так я и сделаю, – Ваня сдаваться не собирался.
Не знаю, что именно он рассказал генерал-губернатору. Но Благовещенский меня порадовал нестандартным решением.
Примерно в десяти метрах от дома, где жила мадам Синютина, появилась будка околоточного. И началось круглосуточное дежурство.
Гулянки прекратились сразу же.
А кому понравится, если у тебя веселье, а тут околоточный, приходит, берет за шкирку и нудно объясняет, что общественный порядок нарушать нельзя? Никому не понравится.
Соседи перекрестились. А я эту проблему и вовсе из головы выкинула. Меня больше волновало другое.
Безопасность для меня – и детей.
Выезд в лощину был назначен через два дня. Я активно готовилась.
Детей я с собой туда не возьму. Но защитить их надо. Это – мои дети. Сначала я за них любого порву, а затем уж буду разбираться, кто и зачем приходил, так-то.
Но и себя хорошо бы защитить. А вот как?
Магия земли, некромантия и немного фантазии. И вы получите такой шикарный результат, что ужаснутся все. Просто – все.
Не успела.
Защиту пришлось проверять намного раньше. И на другом объекте.
Вечером я, как обычно, сидела с мелкими. С Нилом мы играли в кубики, я специально заказала такие – с буквами. Здесь они пока еще были в новинку.
Мы строили замки, разрушали их… да, это вам не набор конструктора, который у меня был когда-то.
Металлический, тяжеленький, полоски разной длины, уголки, болты, гайки, отвертки в действии, собирай хоть качели, хоть трактор, схемы прилагаются. Какие там трансформеры? Не смотрелись они рядом с этим набором!
Может, заказать? Дорого, конечно, но двое мальчишек в семье, да и что для меня дорого? Если таланты Полоза в крови гуляют? Поискать золотую жилу, притянуть… пара кило драгоценного металла лишней в хозяйстве не будет. Я еще не пробовала, но думаю, получится. Только надо добраться к горам, здесь-то, под Березовским, рудных жил нет. Я их не чую.
Если что и проходит, то на такой глубине…
А здесь обычный камень. Кварц, шпат…
Водяные жилы есть, глубоко, но есть. А драгоценных – нет.
Но долго раздумывать над возможностью личного обогащения мне не дали. Постучали и вошел Благовещенский.
– Александр Викторович? – искренне удивилась я.
По вечерам он старался не приезжать, хотя от моей репутации и так огрызочки остались. Да и плевать… мне все равно переезжать придется, это факт. Куплю, вон, поместье и там окопаюсь! Или приобрету еще земли рядом с лощиной и дом построю. Скромный, каменный…
Мне дворцы и поместья не нужны, мне и домик на сто-двести квадратных метров сойдет. Не приемы устраивать, а просто жить с семьей.
– Мария Ивановна… вы в порядке?
– Да. А что случилось?
– Дарья пропала.
Сначала мне захотелось изобразить классическое «рука-лицо». Потом я сообразила, что мой жест просто не поймут, и коротко спросила:
– Как?
Благовещенский упал в кресло, подхватил Нила, который тут же полез на него, и сделал малышу «козу». Ага, наивный.
Полоза козами не проймешь, а потому генерал-губернатор был крепко укушен за палец.
– Он не ядовитый, – честно предупредила я. – Наверное.
Благовещенский принял мои слова за шутку. А зря.
– Дарья утром пришла в себя, и у нее случилась истерика.
Мужчина опять замолчал, а мне захотелось пнуть его.
Ну пришла! Ну истерика! Ну!!! Я-то тут при чем?!
Чего ты вообще ко мне на ночь глядя явился? Твоя жена, ты с ней и занимайся! Сопли вытирай, спать укладывай, истерики прекращай! А от меня что надо? Успокоительное?
– Дарья кричала, что вы во всем виноваты.
Ёжь твою рожь!
– В чем? – медленно уточнила я.
Что за еж такой? Почему я во всем виновата? Кого-то убьют – я виновата, у кого-то крыша едет – опять я виновата… найдите другого крайнего! Чего сразу я?!
Я даже не рыжая! Гр-р-р-р-р-р!!!
– Как я понял, Демидов хотел получить вас. А Дарья хотела уехать от меня. Навсегда.
Я только рот открыла. Потом подумала, закрыла…
– Почему, если не секрет?
– Да какой уж тут секрет, – криво усмехнулся мужчина. – У нас был взаимовыгодный союз. У нее связи, у меня деньги. Получилось неплохо, я пошел в гору, заслужил нам потомственное дворянство, потом титул получил… за заслуги. Сюда вот направили, через несколько лет, если все было бы в порядке, перевели поближе к Москве, а там и в Москву.
– И что не так?
– Дарье этого показалось мало. Ей хотелось блистать, царить, а в провинции…
Я покусала губы.
А действительно. Это я занята по уши, а если взять обычную дворянку? Да, домашние дела. Однообразные и повседневные. Да, сплетни, слухи, покупки, дети и внуки. А что еще?
В общем-то ничего.
Если есть семья, то больше тут ничем не займешься. Да и не надо этого большинству. Пока накормишь – напоишь – искупаешь – подотрешь – посеешь – пожнешь… тут присесть бы хоть на часок! Дарья просто бесилась от безделья. А вот занялась бы хоть разведением хомяков, мигом бы дело на лад пошло!
Это я Благовещенскому и высказала. И получила в ответ пожатие плечами.
– Как оказалось, Дарья мечтала о своем салоне. Я ей этого дать не мог.
Я фыркнула.
– Салон можно бы и на попозже оставить. А сейчас другим делом заняться. Ладно… это мы в сторону ушли. Так при чем тут я?
– Дарья решила договориться с Демидовым. Он получает вас, она получает дочь и деньги, и они с Ирэной уезжают. Если я правильно понял, дочь была не в восторге от партии, которую я ей нашел.
– А найти другую было нельзя? – хмуро уточнила я.
– Если бы Ирэна поговорила со мной, я бы подумал. – Благовещенский потер лицо руками. – Не такой уж я тиран.
Такой, не такой…
А все-таки здесь не принято спрашивать у девушки, чего она хочет. Родителям виднее. И самое забавное, что, если родители выбирают ориентируясь на счастье дочери, а не на деловые отношения, оно и неплохо получается. Это в семнадцать лет любовь глаза застит. А когда ты уже в возрасте, да о ребенке заботишься, тут и родословную посмотришь, и с семьей познакомишься, и кандидата самого проверишь.
Интересно, Благовещенский дочери жениха подбирал исходя из ее интересов – или из своих? Я задумчиво посмотрела на мужчину. Тот понял и покачал головой.
– Я бы действительно подумал. Но Ирэна ни разу не сказала, что Михаил ее не устраивает.
– А я-то при чем во всей этой истории?
– Дарья считает, что если бы не вы…
– Что – я?
– Я тоже не понял. Но решил вас предупредить.
– О чем?
– Дарья сбежала.
– Что?! – Вот теперь я удивилась. – Как сбежала? Куда? Зачем?
– Знать бы. Отослала сиделку, оделась и ушла. И если учесть, что вас она считает во всем виноватой…
Я скрипнула зубами.
– Ёжь твою рожь! Меня замуж за про́клятого выдать хотят, чтобы я с ним и года не прожила! Я свою жизнь защищаю! И я же еще виновата? Да мне оно и даром не надо было! Кто б меня спрашивал!?
– Демидов проклят?
– Вы не знали?
– Откуда бы? Это не та информация, о которой распространяются.
Я вздохнула и поведала что знаю о Демидове. Не о Полозе, но о вымирании рода, о смертях его жен, родственников – то, что мы успели сообразить с Андреем Васильевичем. А потом кивнула.
– Вот что меня удивляло. Зачем Демидову убивать вашу дочь?
– То есть?
– Да он мог просто на ней жениться! Ему еще не шестьдесят, да и можно получить потомство даже и в более позднем возрасте! Он бы мог просто жениться на Ирэне, она бы сама через пару лет умерла. И со мной у него не такая уж срочность… или нет?
– Последнее время – вот это я раскопал – у Демидова дела шли далеко не блестяще. Он закрыл четыре шахты. Одну затопило, в двух кончилась выработка руды, ушла жила, еще в одной случился обвал.
Я хмыкнула. Вот тут я могла пролить свет на события.
– Это в последний год, верно?
– Да, что-то около года. Вы что-то знаете?
– В роду Демидовых из поколения в поколение передавался талисман. Нечто вроде ожерелья. Около года назад его пытались похитить – на железной дороге. Был случай…
– Да, я читал отчет. Неизвестный маг земли… вы?
– Я.
– Понятно.
– Я была там и почувствовала талисман. Как маг. Только вот разобралась не сразу, а сильно потом, когда начала учиться. Даже от самой сильной магии нет толку, если нет знаний.
Благовещенский кивнул.
– И что же вы поняли?
– Талисман умирает. А потом… про некромантский ритуал на болоте вы знаете?
– Да.
– Я там была тоже. И получила вторую часть информации. Лишившись старого, Демидов пытался создать новое. У него не получилось…
– Благодаря вам.
– Мне. Можете не хвалить и не давать орденов, – усмехнулась я.
Во взгляде Благовещенского отчетливо читалось желание надрать мне уши. Чтобы не шлялась где попало и не лезла куда не стоит.
– Сложив всю информацию, я поняла, что у Демидова беда. Ему нужен маг земли – и чтобы я рожала здоровых детей, и чтобы работала по специальности. Магом земли.
– Хм.
– И убивать Ирэну ему смысла не было. Попросил бы ее руки, вот и все. Вы бы отказали?
– Нет. После побега – нет.
– Вот! А через пару лет многое забылось бы, Ирэна бы умерла, а он бы преспокойно женился на мне. Все подготовил, рычаги управления нашел…
– А вы бы к тому времени вышли замуж за кого-то другого? – поддразнил генерал-губернатор.
– Нет.
– Это вы сейчас так говорите, Мария Ивановна.
Я пожала плечами.
– Хотите – верьте, хотите – нет, но замуж я не собираюсь. Мне страшно. Другой такой, как Сергей Никодимович, мне вряд ли встретится, а худшего и не надо.
Благовещенский на миг замялся, а потом, видимо, решил, что раз пошла такая пьянка, то можно и дальше лезть человеку в душу. А что? Нормально!
Выпить ему, что ли, предложить? Мне-то пока ничего нельзя, я Андрейку до сих пор кормлю и буду до года минимум кормить. Даешь иммунитет у ребенка! А генерал-губернатору можно…
Эх, вот закончится моя работа кормушкой – и я буду отмечать свободу!
Литр кофе! Крепкого, черного, сладкого!
И большая плитка шоколада! Фунтовая! Всю стрескаю, пусть даже меня прыщами в три ряда обсыплет!
– Вы любили своего супруга, Мария Ивановна?
– Нет, – честно ответила я. – У нас был союз равных. Я знала, чего он ждет от меня, и честно выполнила свои обязательства. Выполняю, – взгляд на сына. – Он знал, что нужно мне, и выполнил мои просьбы. Даже авансом. Я ему обязана, и останься Сергей Никодимович жив, сделала бы все, чтобы он не пожалел о нашей сделке.
Благовещенский даже рот открыл.
– Это скорее мужской подход к вопросу.
– Честность, равно как и честь, – встречается и у женщин. Если непривычно, не обессудьте.
Я поджала губы. Ага, непривычно. А сам как женился? По великой любви? Слышали уже, верим…
Благовещенский, кажется, понял меня, потому что потер лоб, вздохнул.
– Извините, Мария. Я был неправ.
– Не стоит кидаться камнями, живя в стеклянном доме, – подсказала я.
– Верно. Еще раз прошу прощения. Может, так и честнее…
– Вы прощены, – величественно объявила я. – Будете вино? Или коньяк? У меня есть хороший… из Франции, настоящий. Из города Коньяк, а не подделка из Одессы.
– Замечательное предложение. Но я, боюсь, просто усну, если выпью, – отказался Благовещенский. – Простите, Мария. Ночевать в вашем доме уж действительно неприемлемо.
– Я с вами полностью согласна. Если я встречу вашу супругу – постараюсь доставить ее к вам. А что с остальными делами? Что наемники?
– Будут завтра.
– То есть послезавтра…
– Да, вы начинаете ездить в лощинку.
Я кивнула.
– Хорошо. Тогда… прощаемся, Александр Викторович?
– Да.
Генерал-губернатор извлек себя из кресла с некоторым усилием. Я его понимала. Я эти кресла вообще обожала нежной любовью. Здоровущие, набитые чем-то упругим, кажется конским волосом, они дали бы сто очков вперед любым ортопедическим сидушкам. Как же в них было удобно! Просто невероятно! Я забиралась с ногами в кресло, брала книгу – и вот они, минуты счастья.
Мне поцеловали руку и вежливо распрощались. Я отправилась к себе в глубокой задумчивости.
Вот как бывает…
Мужчина, который мне нравится, теперь… свободен?
Практически да. А вот как оно на деле выйдет? И я ему не слишком-то и нужна… нет, если подсуетиться, у нас, может, что-то получится. А стоит ли оно того?
В какой-то момент можно подлечь под любого мужчину. Вообще, будь он хоть император. Но на сколь долгий срок ты ему нужна?
То-то и оно.
И подло это как-то. Гадкое ощущение. И послевкусие гадкое… у человека беда, а я ей пользуюсь в своих интересах.
В любви нельзя быть принципиальной, или это не любовь?
Не знаю. Но если я воспользуюсь этой ситуацией, то себя уважать перестану. Это точно.
Я уже собиралась спать, когда в дверь спальни застучали.
– Какого черта?
– Маша!!! Мамин дом горит!!!
– Ёжь твою рожь!
Я вылетела из кровати с такой скоростью, что едва не упала, зацепившись о ковер. Схватила из шкафа первое, что попалось, и заорала через дверь:
– Подробности!!!
– Не знаю! Мальчишка прибежал, говорит, дом горит. Соседи послали!!!
Я натянула платье и распахнула дверь.
– Застегивать помогай!
Пуговицы были на спине, так что Ваня послушно взялся за них, а я схватилась за расческу. Не бежать же совсем уж росомахой – хоть волосы переплести.
– Маша, мы сейчас туда?
– Конечно! – кивнула я. – Только деньги возьму…
– Да, конечно. – Ваня был бледен, как мел. – Мама…
Я скрипнула зубами.
Маман…
Догулялась, ёжь твою рожь! И удивления у меня не возникало! Если каждый день газ-квас, если постоянные пьянки-гулянки, так чего вы хотите?
Рано или поздно, так или иначе… кто считал, какое количество алкашей погибает от выкуренной сигареты? Недокуренной?
Захотел спьяну закурить или чайку попить, потом сигарета, или спичка, или…
Возгорание – и смерть. Не единичный случай. И, между нами, в таких случаях мне больше всего жаль соседей. Они-то не виноваты, что алканарий на себя смерть накликал! Они в него водку не заливали!
А здесь и сейчас кого мне жалко?
Ваню и Петю. Вот уж кто не виноват ни в чем… они ведь ее все равно любят! Мамаша, как ни крути!
Сучка!
Ладно, пусть выживет, а я ей сама голову оторву!
Петя уже ждал нас в конюшне, рядом с заложенной коляской, куда я и запрыгнула. Не бегом же бежать?
И верхом я не поскачу. Увы… лошади – классные, потрясающие, вообще чудесные. Но вот верховую езду я пока так и не освоила. Если только на память тела положиться? Но не беременной же этим заниматься? И потом не до того было…
Ваня свистнул и схватил кнут.
– Н-но!!!
Лошади рванулись с места по темным улицам.
Я схватилась за сиденье, чтобы не снесло. Мотало нас с Петей как пельмени в пустой коробке, но претензий не было. Понятное дело, Ванька переживает! И сам Петя тоже…
Расстояние до мамашиного дома мы преодолели за двадцать минут. Когда все уже было кончено.
Печально догорал пожар.
Дом напоминал гнилой зуб – крыша провалилась внутрь, а стены остались. Каменные же, не деревянные.
Постройки тоже остались целы.
На пепелище суетился пожарный расчет. Четверо человек плюс бригадир. Я выпрыгнула из коляски, наплевав на задравшуюся юбку. Одернула и пошла вперед.
– Добрый вечер.
– Добрый вечер… эм-м-м…
– Храмова. Мария Ивановна.
Бригадир тут же подтянулся. Даже каблуками щелкнул.
– Сидоров! Евстафий Иванович! Ваше…
– Евстафий Иванович, что тут произошло? – перебила я. Явно Храмова помнит и в курсе нашей свадьбы. Явно…
– Возгорание. Двое погибших.
Коротко и по делу.
– Кто?
– Я так понял, что одна – Анна Синютина, хозяйка дома. А второй пока не установлен. Неизвестное лицо, так-то…
– Их можно видеть? – спросила я.
Бригадир смутился.
– Госпожа, это… неприятное зрелище.
– Особенно для молодой девушки. Я понимаю. Я могу их увидеть? – повторила я.
– Может, лучше молодой человек?..
Я поглядела на Ваню.
Тот был бледен как снятое молоко. Даже в синеву.
– Нет. Он как раз останется здесь. Ведите, – жестко распорядилась я.
Спорить со мной не посмели. Бригадир развернулся и повел меня, поддерживая под локоть. И кстати – я бы точно носом в грязь ляпнулась. Ботинки у меня хорошие, но грязи тут… и всякой дряни валяется… то ли маман двор загадила, то ли уже потом, когда пожар тушили, все разнесли…
Кто ж его знает?
М-да.
Вид…
Запах…
Знала бы я, что это будет – так…
– Задохнулись во сне. А тела уж потом обгорели, – пояснил пожарный.
Я передернулась. Если б не закалка двадцать первого века, блевала бы я сейчас во всех углах. Но – держусь. Я держусь…
Черное, страшное…
Я не любила маман. Но сейчас мне было ее искренне жалко.
– Да, это она.
– А второго не знаете?
Я вгляделась и пожала плечами.
– Нет, не знаю.
Здоровущий, рыжий, с перебитым носом и такими, словно бы конопушками по всему лицу, как рябой… они, конечно, обгорели, но не так сильно. Лица были вполне опознаваемы.
– Жаль…
Я пожала плечами. Кто ж его знает, кого маман нашла? Всем, кто проявлял к ней хоть каплю интереса, она гарантировала мгновенную взаимность, стоит хоть Перелукина вспомнить.
– Пойдемте отсюда, ладно?
И оперлась на руку бригадира. Покрепче.
Ведь и правда стошнит… нет! Нельзя!
Не здесь…
– Как это произошло? Откуда пошел огонь?
– Не знаю пока. Будем разбираться…
Это верно. Если поджог – одно, если случайность – совсем другое. И первое требует расследования.
Хотя кому там маман нужна? Через нее даже и меня-то не достанешь, отпихаюсь…
– Маша?
Ваня подался ко мне с надеждой…
– Это она.
– Мама!!!
Брат едва успел перехватить Петю, который рванулся в дом.
– Стой!!!
И правильно. Нечего мальчику там делать. И видеть ее такой не стоит.
Ваня боролся с мелким. А я повернулась к бригадиру.
– Можно ее как-то…
– Можем в покойницкую при лечебнице доставить, в порядок там привести… только вот…
Намек я поняла сразу. Плюнула и достала из сумочки червонец. Подумала, добавила еще один.
– Достаточно будет?
– Даже с лишком, госпожа…
Я махнула рукой. И за честность добавила еще один червонец.
– Сделайте, пожалуйста.
– В лучшем виде доставим. Как только вы уедете, ни к чему ребятам…
Вот с этим я согласилась полностью. Ни к чему.
– Хорошо. Мы сейчас…
– Вот ты мне и попалась!
Голос был мне знаком. Но откуда?
Словно во сне, я увидела, как из темноты выступает фигура женщины.
– Ненавижу!!!
И вспышка.
Что-то горячее мягко толкнуло в грудь.
Грохот выстрела я уже не услышала.
Больно…
Никогда, никогда Ваня не забудет этого вечера. Сто лет еще проживет – и до смертного дня будет помнить.
Помнить, как прибежал мальчишка, крича, что горит дом его матери.
Как взметнулся Петя, хватаясь за брата.
И как Ваня сделал то единственное, что сообразил. Разбудил сестру. Он так привык, что Маша рядом, что она умная, сильная, взрослая, что она взяла на себя все проблемы… она ведь справится, правда?
Правда-правда…
Это сейчас он понимал, что была подстроена ловушка. А тогда…
Поди сообрази спросонок. И время-то выбрано подходящее, когда люди уже уснули, когда, вскочив с кровати, они принимают не самые умные решения, ближе к середине ночи. Какие уж тут размышления?
Ему хотелось бежать к матери, и Маша поддалась. Все же родня…
Не по крови?
А, какая разница! Те, кто родился в одной семье, частенько глотки друг другу готовы за старую чашку перегрызть, а он за Машу кому хочешь что хочешь отгрызет.
Ага, нашелся один такой!
Как же Ване было горько и стыдно, что не понял, не сообразил, не распознал подвоха! А мог бы, еще как мог!
Когда они приехали, дом уже потушили. И мать…
Маша опять взяла все на себя и не пустила его к телу. И Ваня был ей за это искренне благодарен. Он смог бы и посмотреть, и опознать, если понадобится, но… кто бы хотел увидеть свою мать – такой?
Ваня не хотел.
Маша посмотрела, а потом…
Откуда взялась эта женщина?
Ваня сразу и не понял, что случилось. Но темный силуэт выступил из-за дома, а потом грохнуло нечто и начала оседать на землю Маша. И только тогда он понял, что это выстрел.
Один?
Или нет?
Ваня так и не понял. Но Маша падала, и единственное, что он смог, – это упасть рядом с ней, прижать тело сестры к себе и закрыть. Пусть собой.
Пусть лучше он… лучше его…
Рядом тихо всхлипывал упавший навзничь вслед за братом Петя.
И голос Елпифидора Семеновича, раздавшийся рядом, прозвучал божественной музыкой.
– Все, закончилось. Малой, вставай… ох… а барышня-то как?
Ваня подскочил, словно его шилом ткнули со всей силы.
Как? КАК!?
Маша лежала на земле. И лицо у нее было спокойное-спокойное. Как будто…
И на платье было стремительно расползающееся черное пятно.
Неужели?..
Даже про себя это было слишком страшно сказать, и Ваня зажмурился, понимая, что он дрянь и трус, но… хоть минуту!
Хоть минуту той нормальной, спокойной и счастливой жизни – верните?! Пожалуйста…
– Так…
Сильные руки отодвинули его в сторону. Дотронулись до Машиного тела.
– Жива. Мелкий… Петька?
– Да…
– Рысью за фельдшером! Не то не успеет!
Как же Петя помчался! Только что был здесь – и вот уже его нет. И Ваня знал – найдет. Из-под земли достанет фельдшера, и все будет хорошо, только…
– Так. А ты, малой, иди сюда, – обратился строгий взгляд на Ваню.
– Д-да?
– Возьми. Прижми к ране и держи покрепче, понял? Она крови много потеряет…
Платье Маши было разорвано, и на груди виднелась рана.
Какое оно – пулевое ранение?
Набухающая черной жидкостью дыра казалась небольшой, но отчего так много крови? Так страшно. Так…
Ваня послушно прижал к темному пятну что-то белое и с радостью увидел, как темных струек стало поменьше.
– Вот как чуял, платок с собой захватил чистый, – прогудел околоточный. И направился куда-то в темноту. Туда, где возились и матерились пожарные.
Туда, где слышались хриплые крики и визги. Какие-то совсем уж нечеловеческие… свинью там, что ли, режут?
Маша ничего не слышала. Лежала молча, и Ваня этому даже был рад. Ей ведь так не больно, правда? Лучше, чтобы не болело…
Он и сам не понимал, что бормочет под нос:
– Сестренка, ты потерпи… ты только дождись, сестренка…
Фельдшер себя ждать не заставил. Почти прибежал… Ваня его помнил еще с тех времен, когда в доме появилась Маша. Опустился на колени рядом с телом, профессионально отодвинул Ваню чуть в сторону и сунул ему в руки большой фонарь.
– Свети!
Рядом, со вторым фонарем в руках, застыл Петя. А фельдшер осматривал рану, что-то делал… и Ваня понял, что все будет хорошо, когда звякнули инструменты. Какие-то… он бы и под угрозой жизни не смог понять, что делают с его сестрой, но он видел, что фельдшер спокоен. Не так бывает, когда умирает пациент…
Нет, не так.
Маша выживет?
Правда?
Он будет светить, чтобы фельдшер все видел, и Маша выживет! Обязательно! Она ведь будет жива, правда? Пока он не отпустит фонарь…
Глупо?
Смешно?
Пусть так. Но пальцы Вани закостенели на металлической рукояти. И когда ему что-то сказали, он даже не сразу понял, что именно.
А всего-то и надо было – погрузить Машу в коляску, уже можно, теперь это более-менее безопасно, и везти домой. А уж там заниматься всерьез, вытаскивать пулю, промывать рану и прочее… Но это – там. А здесь уже все сделано, ее можно будет довезти до дома без опаски. Что еще надо?
Ничего.
Откуда-то принесли дверь, на нее осторожно переложили Машу и понесли. И грузили ее так же осторожно.
Ваня не смог поехать с сестрой – места не было. Поехал Петя, втиснулся кое-как. А Ваня остался.
В голове было пусть и холодно. Мысли словно пеплом присыпали. Но одно он должен был сделать, точно…
Шаг, второй…
Вот и женщина, которая стреляла в его сестру.
Жена генерал-губернатора. Дарья Благовещенская.
Только вот спросить Ваня у нее ни о чем не мог. В этих глазах, в этом безумном лице не осталось ничего человеческого.
Безумное животное, и все этим сказано. Безумное страшное чудовище.
За что, как…
Бесполезно. Все – бесполезно.
Александр Викторович Благовещенский тоже вряд ли когда забудет эту ночь.
Вечер прошел плохо.
Александр сидел перед камином, грел в руках бокал с коньяком и думал, что жизнь пошла куда-то не туда. Не так она пошла, а где и когда – уже и не понять.
Казалось в молодости, весь мир перед тобой, а что оказалось?
Дарья…
Он помнил, как впервые увидел Дашу – краснеющую, смущенную, растерянную… и пожалел. Не полюбил, нет. Но понял.
Вот стоит перед ней человек, который станет ее мужем. Стоит, смотрит, а что от него ждать? Как с ним жить? Как это – вообще?
И он заговорщически улыбнулся девушке.
– Все будет хорошо. Обещаю.
– Правда?
– Даю слово.
И все было хорошо – до какого-то момента.
Они поженились, почти сразу же у них родилась Ирэна… имя, правда, подбирала Даша, хотелось ей покрасивее, он-то все равно дочку звал Иришкой, а Даша сердилась и говорила, что это так простонародно… как девка крестьянская.
А он не слушал и все равно звал.
Иришка его любила.
Папы часто не бывало дома, так что ж поделать? Служба такая, где прикажут, там и рубишь врага, а сидя в поместье, ни чинов, ни орденов не дождешься. Даша это понимала.
Дома все было в порядке, а он ездил по «горячим точкам». Кавказ, который весь – зона боевых действий, Турция…
Да, династия Османов.
Оттуда он и украшения привез.
Александр вспомнил тот день. Они брали Софию. Турки сопротивлялись, надо отдать им должное, но спустя сутки город пал. Войска вошли внутрь.
Русские ли, турки… Войска – в городе.
Благовещенский помнил, как генерал Обручев[14] вызвал всех и сказал, что мародеров – расстреливать на месте. Русские там, турки… Тварь поганая землю паскудить не должна. Все.
Александр был с ним полностью согласен. Мародер уже не человек, это нечисть, которой среди живых не место.
Они патрулировали город. Улицу он не помнил, как-то сразу забылось название, а дом был роскошный. Розовый, весь в лепнине и завитушках…
И оттуда доносились крики.
Что он увидел в доме, вспоминать не слишком хотелось.
Хозяин дома был мертв, мертв и его сын, пытавшийся защитить мать, и сейчас женщина с ребенком на руках сжалась в углу, перед ней стояла старуха, явно мать или нянька, и всем видом показывала – только через мой труп!
Мародеров бы это не остановило, но глухо хлопнул выстрел, потом еще один – и подонки ткнулись в пол своими рылами. А женщина бросилась другу Александра на шею и разревелась так, что даже страшно стало.
Она оказалась женой Мехмед-паши, одного из тех, кто ведал обороной города. Мужа убили еще при осаде, а здесь… здесь лежал ее брат. И третий сын мужа. Они хотели уехать, но ничего не получилось. И если офицер поможет им… Они уедут, они обязательно уедут!
Что оставалось делать Благовещенскому? Друг продолжил патрулировать улицу, а сам Александр занялся беженцами.
Он помог погрузить в телегу одного из раненых, который еще дышал, – брата женщины. Помог сесть и ей самой, и старой няньке, проводил их до ворот и даже пропуск выписал.
Из города он их вывел. За ворота проводил, как они и хотели.
А там уж… все в воле их Аллаха, пусть он и разбирается.
Тогда ему и досталась эта шкатулка. На прощание женщина сжала ему руку, а потом приказала что-то няньке на своем языке. Та закаркала в ответ, но женщина сказала еще резче – и старуха смирилась. Достала ящичек, ткнула в руки, явно нехотя.
– На… счас… тие.
Женщина плохо говорила по-русски. Путала слова, ударения. Но сказано было четко.
Благовещенский поблагодарил и сунул шкатулку в мешок, даже не открывая. И забыл про нее, словно и не было. Не до того, знаете ли. Тут еще приятеля настигла шальная пуля, попал Васька в госпиталь…
Вспомнил только через два дня. Открыл – и обомлел. Драгоценности были – царице впору. Хоть ты беги возвращай, но куда? Кому?
Да и почему их отдали?
Александр хотел поделить их с другом, но не успел. Васька так и скончался на больничной койке. Семьи у него не было, жены-детей не нажил…
Благовещенский махнул рукой и отвез шкатулку домой. Пусть будет. Иришке перейдет в приданое.
Сам он в цене украшений не разбирался, старый ювелир-еврей объяснил, что на руках у Александра целое состояние. Камни – чистой воды, достаточно крупные – сами по себе стоили дорого, но вот так, в украшениях, они поднялись в цене втрое, вчетверо… ювелир бы дал любую цену, да вот незадача – столько денег у него просто нет. Но если господин захочет…
Господин не захотел. Пусть дочери останется. Или на черный день, мало ли, край придет, тогда уж продадим, а пока пусть будет.
Дарье, конечно, эти побрякушки тоже понравились. Но…
Да что в них такого, в этих камнях?
Александр понимал умом, что ради денег можно пойти на преступление, но это ведь – умом! А сердцем…
Можно украсть, убить, преступить через любой запрет, если у тебя смертельно болен кто-то из близких, если нет иного выхода. Вот ради спасения дочери Благовещенский мог бы что угодно. А просто для денег?
Да заработать проще! Пусть не миллионы составляет его жалование, да и доходы с поместья не столь велики, но им хватает, разве нет? И на дом, и на выезд, и на маленькие радости – разве нет?
Оказалось, что ему хватает, а вот Дарья другого мнения.
Александр помнил, как она выплескивала на его голову обвинения. И не так страшны были слова, как ее глаза. Словно рядом с ним, в теле красивой и неглупой женщины жило нечто… чужое. Как будто из куколки появилась не бабочка, а нечто гадкое и мерзкое, например богомол или скорпионова муха.
Но почему?
За что?
Неужели он действительно был таким плохим мужем?
Ну да, он не заработал миллионов и живут они пока не в столице, но ведь всему свое время, разве нет? Он искренне старался…
И, честно говоря, не поверил жене, когда та сказала о дочери.
Иришка – не от него?
Вот уж глупость несусветная! Это его дочь, и все тут! А Дарья просто бредит, ее понять можно. Он и сам…
Если бы не надо было найти Демидова и оторвать ему голову к чертям свинячьим, Александр запил бы по-черному.
Но мысль о мести прекрасно поддерживала и тонизировала. А если еще использовать госпожу Храмову…
Александр вспомнил фигурку девушки, такую аппетитно округлую в нужных местах, вспомнил тяжелую толстую косу, которую она нетерпеливо теребила в минуты волнения, вспомнил ясные карие глаза…
Повезло Храмову. Просто повезло.
Конечно, княжна человек очень своеобразный, но такая не предаст, не продаст, не станет копить зло, а потом бить в спину. Она честно и открыто выскажет в глаза все, что ее не устраивает, а потом развернется и уйдет. Или останется – на своих условиях.
Красивая, умная, маг земли, то есть еще и плодовитая, детей будет много…
В Москве за такую невесту передрались бы, даже удивительно, что отец хотел отдать ее за Демидова. Мог бы и кого получше уж найти для дочери. Помоложе, познатнее. Хотя – чего удивляться?
Демидов, хоть и не настолько знатен, но весьма и весьма богат. Не первое поколение его семья практически царствует на Урале, а уж сколько они из земных недр выкачали… представить страшно. Только не помогут ему эти деньги.
Не помогут.
Благовещенский стиснул кулаки. Жалобно плеснулся коньяк в снифтере.
И уже не жалобно – торжествующе плеснулось вокруг одиночество.
Одиночество…
Дочери – нет. Внуков тоже не будет.
Жена сошла с ума. И даже если она придет в себя, сможет ли он забыть то, что видел? Сможет ли не помнить, как с некогда любимых губ лился яд?
Благовещенский отлично знал ответ.
Не сможет. Никогда не сможет…
И что ему осталось?
Только сидеть в темноте, смотреть в камин и понимать, что там догорают не поленья – там догорают осколки и обломки его жизни. Такой неожиданно никчемной и ненужной. Такой пустой и безрадостной, наполненной лишь работой…
Серые дни и очень, очень черные ночи. Это больно. Это было настолько больно, что снифтер полетел в огонь, но даже взметнувшиеся языки пламени не помогли разогнать мрак, скопившийся в душе.
В дверь поскреблись.
– Ваше высокопревосходительство…
– Да?
Александр даже обрадовался слуге. Все ж отвлечься от плохих мыслей.
– Ваша супруга…
– Что с ней?
– Она сбежала.
Александр помнил, как раздавал указания слугам. Как приказал закладывать экипаж, как распоряжался, приказывая найти обезумевшую от боли женщину…
Только как ты ее найдешь?
Березовский хоть и не Москва, но достаточно большой город, и прочесать его весь – немыслимо. А нарваться на неприятности – очень даже несложно.
Кусочек ясности подарил обрывок накидки. Дарья, спеша покинуть ненавистный ей дом, зацепилась накидкой за забор – и в гневе дернула плащ. Дорогой, темно-малинового бархата, он сам покупал жене…
Деньги Дарья не взяла.
Записки никакой не оставила, следа – тоже. Дом она покинула через черный ход, и, судя по следам, там ее кто-то ждал. Благовещенский не мог назвать себя следопытом, но тут и навыков не требовалось – человек явно влез где-то в грязь, и теперь она нападала на мостовую с его обуви. Явно стоял, ждал… дождался.
Куда они потом пошли?
С кем вообще она умудрилась связаться?
Неизвестно. Даже предположений пока не было.
Потом был дом Храмовых – и ощущение: опоздал…
А потом был дом Синютиных.
Ужас.
Это единственное, что мог испытывать Благовещенский.
Ужас, который пропитал каждую его клеточку, заполнил все тело и выплеснулся наружу вопросом:
– ЧТО?!
На него даже не сразу обратили внимание, но потом вперед выдвинулся один из участников действия. Все происходящее казалось генерал-губернатору каким-то жутким страшным спектаклем… это ведь не может происходить наяву, правда?
Пожарище на месте дома, несколько накрытых рогожей тел и две группы людей на расстоянии друг от друга.
В той, что была ближе, Благовещенский опознал Ваню и его младшего брата. Они стояли с фонарями в руках, до странного напоминая почетный караул.
Но – почему они так стоят? Над кем наклонился этот мужчина?
Сердце пропустило удар. А потом вперед выдвинулся какой-то человек.
– Ваше высокопревосходительство, разрешите доложить?
– Докладывайте. – Благовещенский спрыгнул с лошади и бросил кому-то поводья. Разберутся! – Что произошло?
– Поджог, ваше высокопревосходительство.
Благовещенский поощрил околоточного кивком и выслушал достаточно связную и грамотно изложенную историю.
Околоточный Елпифидор Семенович вообще-то сегодня не дежурил. Но – совпадение.
Недавно неподалеку был установлен пост околоточного. Чтобы пресекать, значит… Но место здесь тихое, пост установили больше для устрашения, вот и назначали на него самых что ни на есть лентяев и разгильдяев. Дело житейское.
Или новичков. К примеру, таких, как его троюродный племянник. Надо ж где-то начинать?
Но новичок на то и новичок, чтобы совершить все возможные ошибки и еще немного. Елпифидор и решил прогуляться ночной порой, проведать родственничка. Вот тут – да, тут чистая случайность. А остальное…
Пришел.
Увидел оглушенного племянничка, догорающий дом, пожарный расчет, потом приехала госпожа Синютина, простите… Храмова, конечно.
А потом из темноты вышла вот эта госпожа и выстрелила в Марию Пет… Ивановну.
Предотвратить не успели, только задержать.
Мария Ивановна ранена. Насколько тяжело – пока неизвестно, пулю точно извлекать надо.
Госпожа… дама, которая на нее покушалась, тоже задержана. Что с ней дальше будет – решит, надо полагать, суд.
В остальном тишина и порядок, ждем распоряжений генерал-губернатора.
Благовещенский кивнул и отправился на встречу со своей судьбой. Сначала – не в силу каких-то чувств, просто до нее было ближе – к госпоже Храмовой.
Маша лежала на земле.
Бледная словно мел, такая бледная, что брови и ресницы казались черными полукружьями, резко перечеркнувшими меловое лицо. А над ней колдовал фельдшер.
– Она…
– Должна выжить. Молодая, сильная, да и меня вовремя позвали, – тот даже головы не повернул, просто дал ответ. – Хотя как повезет, конечно.
Благовещенский выдохнул. Если у мага земли есть хоть один шанс – он выживет. Связь Марии с землей такова, что ей даруется и плодовитость, и стойкость. У кошки девять жизней? Ну так у мага земли их девяносто девять!
А что же…
Когда он увидел Дарью, сердце екнуло. Пропустило удар, а потом как-то обреченно трепыхнулось в груди.
Все.
Конец.
Его жены не было. Было полубезумное чудовище, которое с идиотским смехом поливало всех присутствующих грязной бранью. И ни проблеска мысли в голубых глазах. Ни искры разума.
Ничего.
Не человек – животное в плену, только и разницы, что говорящее…
Он и не такое на войне видел.
– Даша…
Но ответом ему был тот же полубезумный смех. И что-то подсказывало – это не вылечишь. Это насовсем. Господи, да за что ж это?!
Только присутствие нижних чинов удержало генерал-губернатора от того, чтобы запрокинуть голову к небу и взвыть так, что обзавидуются все волки Березовского и окрестностей.
Это была очень долгая и страшная ночь. Не только для Благовещенского, для всех остальных тоже. Но к рассвету уже кое-что прояснилось.
Был совершен поджог дома Синютиных. Надо полагать, с целью выманить Марию из защищенного дома. И это великолепно удалось, во многом благодаря ее братьям.
Ваня корил себя, но дело уже было сделано. Он не подумал, поддался панике и потянул за собой сестру. Сейчас он все понимал, а тогда… Мать ведь!
Кто-то оглушил околоточного. Дарья?
Благовещенский не подозревал в ней таких талантов, но он в ней много каких талантов не подозревал. И не ждал от нее такой подлости.
Стрелять она умела, на охоте, но в человека? Который не сделал ей ничего плохого?
А, тут уж все побоку. И справедливость, и разум, и…
Когда Мария прибыла на место происшествия, Дарья, которая до того момента пряталась в одном из сараев и оставалась незамеченной, вышла и выстрелила в нее. А когда ее схватили…
До того момента она казалась нормальной. А потом – все. Словно злой волшебник превратил милую женщину в безумное чудовище. Как это произошло?
Видимо, всего оказалось слишком много для нее. Смерть дочери, крушение мечты… да мало ли что еще? Вот и слетела пружина. Теперь и не починишь. Увы…
Мария лежала у себя в доме, под присмотром лекарей, но вроде должна была поправиться. Просто крови много потеряла. Пуля задела крупный сосуд.
Должна…
Сейчас девушка была в беспамятстве, и когда она очнется – никто прогнозов не давал. Все же не мужик, не воин, а девушка. Существо хрупкое и нежное по определению.
Дарья пока была заперта у себя в комнатах под присмотром нескольких сиделок из дома для умалишенных. Да, такой в Березовском тоже был, традиционно выкрашенный в синий цвет.
А Благовещенский пытался разобраться со всем происходящим.
И свои два медяка в загадку внес околоточный, который и докладывал обо всем.
Как оказалось, стреляли – два раза. Почти одновременно, но два раза. Дарья – и кто-то еще. Во всяком случае одна пуля была найдена в заборе, повезло, чудом никого не задело. А вторую пулю извлекли из Марии Храмовой.
Вот вопросы, которые не давали покоя Благовещенскому.
Кто помог Дарье бежать?
Кто оглушил околоточного?
Кто стрелял?
Он подозревал, что, ответив на эти вопросы, ответит и на многие другие. Но – как?
Маленькой зацепкой оставались пистолеты. Роскошные, шикарно отделанные, дуэльный вариант. У Благовещенского были похожие, но намного проще. Эти явно вышли из рук настоящего мастера, вдохновенного и талантливого. Такую вещь нельзя не заметить, и ее владельца можно поискать.
Как-то же попал этот пистолет в руки Дарьи?
Жаль, нельзя спросить прямо. Дарья была невменяема. Оставалось попробовать побеседовать с Марией Храмовой. И ловить Демидова.
Даже если к этому происшествию он не причастен, все равно – один раз убить подонка мало!