Глава двадцать третья

Я не могу остаться здесь навечно, хоть я и таю от прикосновений Оуэна. В конце концов я неохотно отстраняюсь, и, собрав все силы, ухожу.

Я не в состоянии охотиться, поэтому остаток ночи просто брожу по Коронадо, расхаживаю по этажам в поисках подсказок и воспоминаний, пытаясь читать стены – в надежде, что хоть что-нибудь эти люди из Архива упустили. Но тот год, как швейцарский сыр, полон дырок и пробелов. Я проматываю картинки, нащупываю все новые и новые нити, но обнаруживаю только немую черноту и размытые изображения. Квартира Эллинга заперта, и тогда я отправляюсь на южную лестницу, с которой упала Элейн, а затем пересиливаю себя и рискую зайти в лифты, где убили Лайонела. И не нахожу ничего, кроме следов стертого прошлого. Что бы здесь ни случилось, кто-то неизвестный сделал все, чтобы замести следы.

У меня заболели глаза, но, уже потеряв надежду найти какие-либо подсказки, я продолжаю по инерции искать. Я должна. Каждый раз, стоит мне остановиться, мысли о Бене и о том, что я могу потерять его навсегда, начинают одолевать меня в сочетании с воспоминаниями о том, что я использовала Оуэна, чтобы заглушить боль и обрести тишину. Поэтому я спешу вперед.

Я решила найти продолжение сказки Регины.

Надеясь приглушить головную боль, я надеваю кольцо и ищу обычным способом, как все остальные люди, радуясь, что могу отвлечься, заглядываю на полки и в ящики. Прошло уже шестьдесят лет, и шансы найти что-нибудь стремятся к нулю. Обыскиваю студию в поисках тайников и перебираю половину книг. А потом вспоминаю, что Оуэн говорил что-то о трещинах в камнях. Понимая, что здесь бумага выжить не могла, я обшариваю заросшие мхом камни сада и попутно наслаждаюсь тишиной перед восходом солнца.

Я заглядываю за прилавок и поднимаю простыни на старой мебели кафе, стараясь не задеть свежевыкрашенные стены. Начинает всходить солнце. И когда я уже собираюсь отказаться от поисков, я обращаю внимание на каменную розу на мраморном полу. Сейчас она прикрыта пленкой, чтобы ее снова не заляпали. В трещинах камней и под плитами, говорил Оуэн. Это мне вряд ли поможет, но я опускаюсь на пол и снимаю с розы пленку. Она огромная, почти метр в ширину, и каждый лепесток размером не меньше моей ладони. Я вожу рукой по инкрустированной поверхности, пожелтевшей от времени. И чувствую, что в самом центре картинки лепестки слегка движутся под моей тяжестью. А один, кажется, свободно входит и выходит.

Сердце екает, когда мне удается подцепить лепесток и вынуть его. Тайник представляет собой небольшую нишу, выстланную белой тканью. И там, придавленный узким металлическим стержнем, лежит обрывок сказки Регины.

Бумага уже пожелтела, но не истлела, надежно защищенная в каменном укрытии. Я разворачиваю ее на утреннем свету.

Красные камни подвинулись и образовали гигантский лестничный пролет, уводящий далеко наверх. И герой пошел туда.

Очевидно, что все фрагменты перепутаны. В предыдущем отрывке говорилось о богах и монстрах, встретивших героя на вершине. Этот рассказывает о том, что было раньше. Но что должно произойти потом?

Я переключаюсь на металлический стержень, лежавший вместе с запиской. Это вещица с карандаш толщиной, но вполовину короче и так же заостренная с одной стороны. С тупой стороны в ней проделан желобок. Интересно, он из того же сплава, что и кольцо, которое я нашла в прошлый раз?

На один короткий момент я задумываюсь о том, чтобы вернуть записку на место и оставить ее гнить здесь. Мне кажется несправедливым, что у Оуэна осталась память о Регине, в то время как у меня ничего не осталось от Бена.

Но как бы ни было ужасно то, что Бен сорвался, а Оуэн нет, Оуэн ни в чем не виноват. Он – История, а я – Хранитель. Он не мог знать, что произойдет, и это я сама решила разбудить брата.

Солнце уже встало. Сегодня разбирательство по моему делу. Засунув бумажку и стержень в карман, я иду домой.

Папа уже встал, и я говорю, что ходила на пробежку. Не знаю, верит ли он. Он говорит, что я выгляжу усталой, и я с ним соглашаюсь. Приняв душ, я вяло провожу ранние утренние часы, стараясь не думать о разбирательстве, о том, что меня могут признать негодной и я потеряю все. Я помогаю маме возиться с образцами краски, упаковываю половину овсяного печенья с изюмом для Никса и придумываю неубедительный повод, чтобы уйти. Но маму он совершенно не смущает – она полностью поглощена подбором оттенка: не подходит, не очень подходит, наверное, подходит – и просто кивает. Я замираю на пороге, глядя, как она работает, слушая, как папа говорит в соседней комнате по телефону. Я пытаюсь запомнить все до того, как, потому что не знаю, как все будет выглядеть после.

И ухожу.

Я срезаю путь через Коридоры, и воспоминания о прошедшей ночи накрывают меня с головой: влажный воздух, едва различимые вздохи и шорохи. Ощущение покоя. И пока меня снедает паника, я понимаю, что мне снова хочется раствориться в тишине. Но это невозможно. Есть еще кое-что важное.

Я нахожу наш закуток. Оуэн ждет меня там, и я вкладываю записку и металлический стержень в его ладонь, задержавшись ровно настолько, чтобы хватило на один долгий поцелуй и момент блаженной тишины. Оказавшись на пороге Архива, я совершенно теряюсь. Страх съедает меня с головой.

Не знаю, чего ожидать – толпу Библиотекарей, готовых отобрать у меня ключ и кольцо, или некую Агату, обвиняющую меня в некомпетентности и готовую стереть у меня из памяти дело моей жизни, трибунал или линчевание.

Я не думала, что за столом, как ни в чем не бывало, будет сидеть Лиза. Она меряет меня взглядом поверх очков в роговой оправе и спрашивает, что мне угодно.

– Роланд здесь? – нервно спрашиваю я.

Она возвращается к работе.

– Он говорил, вы должны зайти.

Я переминаюсь с ноги на ногу.

– Больше он ничего не сказал?

– Попросил впустить вас. – Лиза выпрямляется. – Все в порядке, мисс Бишоп?

В приемной стоит тишина, и я боюсь, Лиза услышит, как бешено бьется мое сердце. Я сглатываю и с усилием киваю. Он ей ничего не сказал. И тут в приемную врывается Эллиотт, и я замираю, испуганная, что сейчас он ей все расскажет и уведет меня на разбирательство. Но, склонившись к ней, он говорит только одно:

– Третий, четвертый, шестой и с десятого по четырнадцатый. – Лиза тяжело вздыхает. – Понятно. Убедись, что они все вычеркнуты.

Я хмурюсь. Так вот что за технические проблемы!

Эллиотт уходит, и Лиза смотрит на меня так, словно уже позабыла, что я здесь.

– Единицы, – говорит она, имея в виду первое крыло, первый коридор и первую комнату. – Сможете добраться сами?

– Думаю, справлюсь.

Она кивает и раскрывает на столе сразу несколько массивных фолиантов. Я иду в Атриум. Посмотрев на сводчатый потолок и витражи, я задумываюсь – удастся ли мне когда-нибудь испытать здесь такой же покой, как и раньше? Представится ли мне шанс?

Вдали раздается грохот, за которым следует долгое эхо. Я подскакиваю от неожиданности и в дальнем конце Атриума замечаю Патрика. Услышав шум, он вскакивает, спешит в ближайшее крыло и плотно прикрывает за собой двери. Я прохожу мимо стоящей у полок Кармен, которая коротко кивает, увидев меня.

– Мисс Бишоп, – говорит она. – Вернулись так скоро?

На мгновение я останавливаюсь и растерянно смотрю на нее. Я думала, все мои грехи написаны у меня на лице, но, судя по тону, она ничего не подозревает. Неужели Роланд ей ничего не сказал?!

– Зашла поговорить с Роландом, – говорю я наконец так непринужденно, как только могу. Она указывает мне направление, и я сворачиваю в первое крыло, затем в первый коридор и останавливаюсь перед дверью в первую комнату. Она закрыта, и я прижимаю кончики пальцев к древесине, собирая остатки сил и храбрости, прежде чем отправиться на гибель.

Когда я вхожу, на меня смотрят две пары глаз: одни серые, очень строгие, и другие – теплого коричневого оттенка с прожилками.

На столе посреди комнаты примостился Уэсли.

– Я уверен, вы двое хорошо знакомы, – говорит Роланд.

Я собираюсь соврать, ведь Хранители работают в одиночку и не должны знакомиться друг с другом. Но Уэс кивает:

– Привет, Мак.

– Что он тут делает? – не выдерживаю я.

Роланд решает прояснить ситуацию:

– Мистер Айерс будет помогать тебе работать на твоей территории.

Я поворачиваюсь к нему:

– Ты решил найти мне няньку?

– Эй, полегче! – Уэс соскакивает со стола. – Мне больше по душе термин «партнер».

Я хмурюсь:

– Но только Отряды работают в паре.

– Я решил сделать исключение, – говорит Роланд.

– Ладно тебе, Мак, – встревает Уэсли. – Это будет здорово.

Я вспоминаю об Оуэне, притаившемся в сумраке Коридоров, но выбрасываю эту мысль из головы.

– Роланд, но почему?

– Ты же заметила, как подскочило количество Историй на твоей территории.

Я киваю:

– И возраст сильно изменился. Лиза и Патрик говорили, у вас небольшие технические проблемы.

Роланд скрещивает руки на груди:

– Это называется обрушение.

– Мне кажется, обрушение – это вовсе не небольшая техническая проблема.

– Вы замечали, какую тишину поддерживают в Архиве? И знаете почему?

– Потому что Истории просыпаются, – говорит Уэсли.

– Именно. Когда слишком шумно и стоит суета, те, кто спит некрепко, начинают пробуждаться. Чем больше шума, тем больше суеты и больше Историй. Так могут проснуться даже самые спокойные и стабильные.

Это объясняет присутствие взрослых Историй на моей территории.

– Обрушение происходит, когда просыпающиеся Истории будят остальных, и так до бесконечности. Эффект домино. Все больше и больше, пока процесс не остановят.

– Или все окончательно обрушится.

– Как только это началось, мы приняли меры и стали вычеркивать целые комнаты. В первую очередь более беспокойных. Этого должно было хватить. Обрушение начинается с одного места, как возгорание, и у него есть ядро. Если следовать логике, затушив самую жаркую часть, ты обезвреживаешь и вторичные очаги возгорания. Но здесь это не сработало. Каждый раз, стоит нам разобраться с проблемой, как новое обрушение происходит в совершенно неожиданном месте.

– Это выглядит не очень естественно, – замечает Уэс.

Роланд многозначительно смотрит на меня. Потому что сейчас это не естественный процесс, а дело чьих-то рук.

Неужели кто-то вызвал обрушение, чтобы отвлечь нас от стертых Историй? Или чего-нибудь пострашнее? Мне хочется спросить, но, судя по тону Роланда, я не могу задавать лишних вопросов при Уэсе.

– А Коронадо, – продолжает Роланд, – сейчас пострадал намного больше остальных территорий. Так что, Маккензи, до тех пор пока эта небольшая техническая проблема не решена и количество Историй не сократилось, Уэсли будет помогать тебе на твоей территории.

Я ничего не понимаю. Я пришла сюда, чтобы распрощаться с работой, с самой собой, а вместо этого мне нашли партнера.

Роланд протягивает мне Архивный лист.

– Ваш лист, мисс Бишоп.

Я беру его, не сводя с Роланда взгляда. Что же насчет прошлой ночи? Насчет Бена? Но я знаю, эти вопросы не стоит задавать вслух. И вместо этого спрашиваю другое:

– Что-нибудь еще?

Роланд некоторое время пристально смотрит на меня и достает что-то из кармана. Сложенный вчетверо черный платок. Взяв его, я чувствую неожиданную тяжесть. В него что-то завернуто. Развернув платок, я вытаращиваю глаза.

Это ключ.

Не простой медный ключик, какой я ношу на шее, и не тонкий, изящный и золотой, каким орудуют Библиотекари, а большой, тяжелый и холодный. Темная, почти черная вещица с острыми зубцами, проеденными ржавчиной. Меня осеняет догадка. Я уже видела этот ключ и держала его в руках.

Уэсли изумленно смотрит на нас.

– Это что, ключ Отряда?

Роланд кивает:

– Когда-то он принадлежал Энтони Бишопу.

– А почему у тебя два ключа? – спрашиваю я.

Ты смотришь на меня с таким удивлением, будто не ожидал, что я замечу второй шнурок у тебя на шее. Затем снимаешь один через голову и протягиваешь мне. Шнурок сильно натянулся под весом металла. Я беру его в руки и разглядываю. Ключ ледяной на ощупь и странно красивый. С одной стороны у него небольшая ручка, а с другой – острые зубцы. Не могу себе представить замок, к которому должен подойти этот ключ.

– Для чего он? – Я взвешиваю его на ладони.

– Это ключ Отряда, – говоришь ты. – Когда История выбирается во Внешний мир, ты должен вернуть ее как можно скорее. Отряд не может тратить время на поиски подходящей двери в Коридоры. Этот ключ превращает любую дверь в выход в Архив.

– Любую дверь?! – изумляюсь я. – Даже входную дверь в дом? Или дверь в мою комнату? Или дверь в стене, которая вот-вот обрушится?

– Любую. Ты просто вставляешь ключ в скважину и поворачиваешь. Налево – к Библиотекарям, направо – на Возврат.

Я провожу пальцем по острым зубцам.

– Я думала, ты ушел из Отряда.

– Ушел. Просто еще не успел вернуть им ключ.

Я протягиваю руку с ключом, представляя себе, что передо мной дверь с замком, и уже собираюсь повернуть его в воздухе, когда ты хватаешь меня за запястье. Твой шум накрывает меня волной – шепот голых деревьев зимним вечером, гул далекой грозы.

– Аккуратнее, – предупреждаешь ты. – Ключи Отряда очень опасны. Они способны разорвать швы между мирами и выпустить тебя куда угодно. Нам просто нравится думать, что мы можем контролировать поток этой страшной силы поворотом вправо или влево, но эти ключи способны проедать дыры в пространстве. Как-то раз я случайно сделал подобное, и меня чуть не затянуло в эту дыру.

– Как?

– Ключи Отряда очень сильны и обладают… назовем это, скажем, собственной хитростью. Если ты оставишь ключ на весу, а не вставишь его в скважину, и сделаешь полный оборот, он проделает дыру в другой мир, плохую дверь, ведущую в нику-да.

– Если она никуда не ведет, – говорю я, – в чем тогда опасность?

– Дверь, ведущая в никуда, и дверь, никуда не ведущая, – это разные вещи, Кензи. Дверь, никуда не ведущая, – пустышка. Дверь, ведущая в никуда, – большая опасность. – Ты забираешь ключ и вешаешь его на шею. – Она уводит в пустоту.

Я смотрю на ключ как загипнотизированная:

– А что он еще может?

– Много всего.

– Например?

Ты хитро улыбаешься:

– Вот станешь членом Отряда и все узнаешь.

Я закусываю губу:

– Послушай, деда…

– Что, Кензи?

– Если ключи Отряда такие мощные, разве в Архиве не замечают, если они пропадают?

Ты садишься и пожимаешь плечами:

– Иногда возникает путаница. Иногда вещи пропадают. Никто его не хватится.

– Дед отдал тебе этот ключ? – спрашиваю я. Мне всегда было интересно, куда же он пропал.

– А мне тоже дадут ключ Отряда? – подскакивая от нетерпения, спрашивает Уэсли.

– Вам придется делить один на двоих, – говорит Роланд. – Архив следит за ними, и если что, пропажу сразу заметят. Единственная причина, по которой не хватятся этого ключа…

– То, что его так и не нашли, – договариваю я.

Роланд едва заметно улыбается:

– Энтони держал его при себе так долго, как только мог, а потом вернул мне. Я так и не включил его в инвентарный список, так что в Архиве ключ значится как пропавший.

– Почему ты решил отдать его именно сейчас? – спрашиваю я.

Роланд потирает глаза:

– Обрушение распространяется с опасной скоростью. Чем больше Историй проснется, тем больше выйдет в Коридоры. Ты должна быть готова.

Я смотрю на ключ, тяжелый от воспоминаний.

– Эти ключи приводят нас в Архив и сюда же возвращают. Но дед говорил, что они могут использоваться и для другого. Если я заберу его и буду действовать как член Отряда, мне нужно знать, что он имел в виду.

– Не стоит расценивать этот ключ как символ повышения, мисс Бишоп. Им можно пользоваться только в случае крайней необходимости. И передвигаться с его помощью можно только в Архив или из него.

– А куда еще я могу отправиться?

– О, ты сейчас о коротких ходах? – оживляется Уэсли. – Тетя Джоан рассказывала мне. Существуют двери, но ведущие не в Архив и не в Коридоры. Они просто ведут в другие места во Внешнем мире. Просто дыры, проделанные в пространстве.

Роланд смотрит на нас испепеляющим взглядом и вздыхает:

– Ходы используются Отрядом в случае, если необходимо молниеносно переместиться из одного места в другое. Некоторые позволяют преодолеть несколько кварталов. Другие приведут на другой край города.

Уэс кивает, а я хмурюсь:

– Почему я ни одного не видела? Даже со снятым кольцом.

– Уверен, видела, просто не знала, на что смотришь. Ходы имеют искусственное происхождение: это действительно дыры в пространстве. Они не похожи на двери, просто что-то не то ощущается в воздухе, и твои глаза соскальзывают сами собой. Члены отряда приучаются смотреть туда, куда не хотят смотреть их глаза. Но для этого требуются время и тренировки, а у вас нет ни того, ни другого. Годы требуются для того, чтобы запомнить, куда ведут эти ходы. И это только одна из более чем дюжины причин, по которым вы не должны использовать ключ в подобных целях. Это понятно?

Я заворачиваю ключ в платок, убираю его в карман и киваю. Роланд нервничает, и это неудивительно: если ходы ощущаются как бреши в пространстве, – а дед говорил мне, что произойдет, если повернуть ключ в воздухе, – следовательно, опасность того, что ты прорвешь дыру в бездну, очень велика.

– Держаться вместе, не баловаться с ключом, не искать ходы, – загибает пальцы Уэс, подсчитывая полученные инструкции.

Мы собираемся уйти.

– Мисс Бишоп, – зовет меня Роланд, – пару слов наедине.

Уэсли уходит, а я замираю, ожидая наказания. Роланд молчит, он ждет, пока за Уэсом закроются двери.

– Мисс Бишоп, – он старается не смотреть на меня, – мистеру Айерсу известно про обрушение. Но ему не известно об истинной причине происходящего. Ты должна молчать и держать подробности нашего расследования при себе.

Я киваю:

– Это все, Роланд?

– Нет, – говорит он уже тише. – Открыв ящик Бена, ты нарушила закон Архива и лишилась моего доверия. Я могу один раз закрыть глаза на твой проступок, но если еще хоть раз сделаешь подобное, ты лишишься работы, и я сам, лично, сотру тебе память. – Он останавливает на мне взгляд жестких серых глаз. – Вот теперь все.

Я киваю, глядя в пол, чтобы он не прочел по моим глазам, как мне больно. Сделав глубокий вдох, я киваю еще раз и ухожу.

Уэсли ждет меня у входа в Архив. Эллиотт сидит за столом и что-то яростно строчит. Он даже не поднимает головы, когда я выхожу, хотя не так часто можно встретить двух Хранителей вместе.

У Уэса, похоже, голова закружилась от успехов.

– Смотри! – радостно говорит он, протягивая мне свой Архивный лист. На нем значится имя какого-то ребенка. – Вот это мой. – Он переворачивает листок и показывает мне список из шести имен на другой стороне. – А вот это – твой. Одна голова – хорошо, а две – еще лучше.

– Уэсли, ты слышал? Это не игра.

– Это не значит, что нам не удастся повеселиться. И смотри сюда.

Он постукивает по центру моего листка, где выделяется одно имя.

Дина Блант, 33.

Я вздрагиваю, понимая, что рискую встретить еще одного Убийцу Хранителей. Воспоминания еще свежи. Но Уэсли выглядит на удивление довольным.

– Вперед, мисс Бишоп. – Он протягивает мне руку. – Пойдемте на охоту.