Да нет, каким дуб раньше был, таким и остался. Собственно, и остальной пейзаж совершенно не изменился — все так же там, рядом с деревом-исполином, горел костер, звучали веселые мужские голоса, булькало пиво, разливаемое из деревянных бочонков, и шкварчало мясо, роняя капли сока в языки пламени. А еще так же, как и пару лет назад, на корнях дуба-великана, точно на стульях, разместились пять стариков, тихонько переговаривавшихся друг с другом.
— Эгей, братие! — заорал Мезин, когда мы подошли поближе. — Здорово! Сто лет, сто зим!
— Антоха! — гаркнуло сразу несколько голосов. — Живой! А мы думали, что ты уже того!
— А то какой же? Живой! — весело ответил тот, скидывая рюкзак с плеч. — Меня убить — это хорошо постараться надо. Не всякому такое под силу.
— И все такой же скромный, — хохотнул Гера, вставая с земли. — Но я рад, что ты цел. Пусть не получилось у меня стать единственным говорящим с камнями, но все равно — рад!
Эти двое обнялись, а я вспомнил, что то ли он сам, то ли кто-то из ребят мне говорил, что у Геры такой же талант, как у Антохи. Он тоже полезные ископаемые слышит. Ну или что-то в этом роде.
— Здорово, Сашка! — подошел ко мне Мишаня и протянул руку. — Слушай, еще раз тебе спасибо хочу сказать за помощь. Если бы не ты, хана бы моему лесу настала.
— Сань, привет! — хлопнул меня по плечу Олег. — Как сам?
— Сашка, здорово! — донесся до меня голос Димона, сидевшего у костра.
Точно так же приветствовали и Слав, и Антоху. Причем ощущалось, что это не дежурные фразы, собратья правда были нас рады видеть. Но, пожалуй, больше других Мезина. Во-первых, потому что он давно не появлялся, во-вторых, потому что в рюкзаке у него, как оказалось, лежало копченое с травами мясо лося, который, со слов Антохи, еще в начале этой недели бегал по лесу и думал только о том, как бы порадовать собой желудки ведьмаков.
Надо заметить, что не все те, кто сидел у костра, были мне знакомы, несколько новых лиц я заметил. Все они, как один, были крепкими мужиками ближе к сороковнику и, что примечательно, сидели немного наособицу от остальных. Впрочем, от коллектива в определенном смысле они не отрывались, наравне с остальными ели, пили и смеялись.
— Мое почтение вам, старшие, — подошел тем временем Антоха к старикам, сидевшим на корнях дуба, а я, поразмыслив несколько секунд, последовал за ним. — Прощения прошу за долгую отлучку, воли моей на то не было, так уж вышло.
— Случается, — кивнул один из патриархов, тот, которого, если мне не изменяет память, звали Макарыч. — Рад, что жив. А то наши охламоны начали поговаривать о том, что тебя этот мир уже оставил. Причем неясно было, успел ты передать кому свою силу или же нет.
— Языки длинные, вот и мелют не пойми чего, — проскрипел дед, сидевший слева от него, имя которого мне было неизвестно. — Раньше у каждого слова цена имелась, потому всегда лучше было промолчать, чем лишнего болтнуть. А теперь…
— Ступай к костру, Антон, — огладив бороду, перебил его старик, сидевший в центре. Вот его я помнил, как звали, — Демид, и как раз он здесь был самым главным. Так сказать, самым равным среди равных. — Поди, соскучился по родне? Так не теряй времени, время летит быстро. Хмель, мясо, душевный разговор — что еще нужно ведьмаку в заветную ночь?
— Все так, старшие, — поклонился дедам Мезин. — Все верно.
Он отошел в сторону, и взгляды стариков уткнулись в меня.
— Добрый вечер, почтенные, — я приложил руку к груди и чуть наклонился. Наверное, стоило бы согнуться до земли, поклон спину не ломит, но вот не хочу. Сам не знаю отчего, но внутри в этот миг словно появился какой-то штырь, не дающий мне это сделать. То ли включилось осознание того, что я ни перед кем давно спину не гну, поскольку план по этой дисциплине еще в той своей жизни перевыполнил, то ли сработало то неразумное упрямство, которое время от времени меня посещает, усложняя и без того непростое мое бытие. Не знаю. Да и какая разница? Если меня сейчас начнут топить, то никакие поклоны ситуацию не выправят, так чего ради собственную самооценку понижать? — Я тоже отсутствовал некоторое время, и тоже по уважительной причине. Пришлось покинуть страну, чтобы не получить проблемы с законом.
— Знаем, — кивнул Демид. — Кощеевича ты упокоил. Дело благое, нужное.
— Нужное кому? — прошамкал безымянный старикан. — Нашего брата лиходейное Кощеево семя никогда не задевало, стороной огибало. Выходит, что и нам с ним делить особо нечего. А теперь следующий Кощеевич ведьмаков среди своих врагов числить станет да ковы разные строить начнет.
— Так подружкам своим он угодить желал, — наконец подал голос пятый старейшина. — Ведьмам. Верно, Александр?
Евдоким. Вот, значит, ты какой — седой как лунь, плечистый, с лицом, словно вырубленным из дуба при помощи плотницкого топора. И нетерпеливый. Выжидать не стал, использовал первый же выгодный для себя момент в беседе. Или просто счел, что не по чину ему разыгрывать сложную пьесу ради какого-то щенка?
— Почти верно, — ответил я. — Почти — потому что не только им. Еще судным дьякам, которые тоже принимали участие в охоте, сотрудникам ФСБ, которые в обмен на помощь не стали копать случившуюся историю слишком глубоко, и еще много кому. Кощеевич вообще-то умудрился насвинячить очень многим. А началось все с того, что он первый объявил мне войну. Он мне, не я ему.
— В самом деле? — поднял правую бровь Демид. — Я слышал другое.
— Когда мы с ним схлестнулись в первый раз, я понятия не имел, с кем имею дело. Уверен, Кощеевич это понял, — спокойно, даже немного отстраненно произнес я, глядя при этом на Демида. — То есть в тот момент мы могли просто разойтись в разные стороны и забыть о конфликте, но нет, он сам предпочел продлить нашу вражду. Опять же, поняв, что к чему, осознав, какой враг у меня появился, я мог сбежать за тридевять земель или каким-то образом попросить у него пощады, но мне такое в голову не пришло. Это же опозорит честь рода. Я воин. Я ведьмак. Как о таком вообще всерьез возможно даже думать? Вот и выходит, что мне оставалось или победить, или умереть — третьего не дано.
Такую пафосную дичь я, скорее всего, вообще никогда в жизни не нес. Вот только с учетом того, что передо мной за аудитория, приходится изображать из себя черт знает кого. И ведь работает! Старый хрыч, что сидел по левую руку от Демида, довольно заулыбался, показывая весьма недешевые зубные протезы, да и Макарыч вон ухмыльнулся. То ли слова мои его проняли, то ли, что вероятнее, он находчивость мою оценил.
В любом случае мяч сейчас на моей половине поля. Пока.
— Что до союзников… — я открыто взглянул в глаза Евдокима. — Война есть война, она всех разводит на те стороны, которые им ближе. Да и потом, не было мне от ведьм особой помощи. Да никакой не было. Вот убить они меня пытались, это было. Правда, им самим это боком вышло, я одну из них крепко подрезал своим ножом. Так они потом сами ко мне и пришли, мол, исцели, не дай помереть подружке. Спину гнули, винились.
— Эва как, — Демид коротко глянул на моего недоброжелателя. — Про то не слыхал.
— Было-было, — подтвердил Гера от костра. — Я тому свидетель. Денис-змеевик тоже подтвердил бы эти слова, но его сегодня здесь нет.
Я и не обратил внимания на то, что за моей спиной стихли разговоры и смех, все присутствующие на поляне, оказывается, внимательно слушали наш разговор.
— А я бы вообще сдох, не помоги мне Сашка, — влез в беседу Олег. — Эта сволочь меня почти уморила. Знал, паскуда, что мне вода как воздух нужна.
— Если бы не он, с тобой, балаболом, ничего бы и не случилось! — рявкнул Евдоким. — С чего Кощеевич на нас всех вызверился? А?
— Не на всех, а только на тех, кого рядом со мной видел, — невозмутимо парировал его слова я. — Остальным ничего не угрожало. И потом, он тем самым Покон нарушил и себе приговор подписал.
— Это как же? — удивился безымянный дед.
— Родню в нашу с ним свару вплел, — пояснил я. — А это неправильно. Олег брат мне. Не кровный, верно, но это ничего не меняет. Как брат мне любой из ведьмаков, что тех, кто сейчас на поляне находится, что тех, кто сегодня сюда не приехал. Даже те, с кем я вижусь впервые, — они тоже мне родня, за любого из них я на бой выйду и, если надо будет, умру. Потому что семья — это то единственное, что ни за какие деньги не купишь. И так думаю не только я. И Дэн, и Гера ни минуты не сомневались, когда я попросил у них помощи в той драке. Они просто пришли и встали со мной плечом к плечу, без расспросов, без лишних слов. Вот и выходит, что Кощеевич нарушил все уложения, потому и сгинул. Судьба все видит и каждому век его отмеряет по справедливости. А что до ведьм… Повторюсь, они больше языками мололи, как у них водится, а как до дела дошло, так их и след простыл. В том подвале, где мы последыша Кощеева в топке сожгли, вообще ими и не пахло. Мы трое были, дьяки судные и чекисты. И Марусенька еще, чешуйчатая подружка Дэна.
— Славная тварюшка, — заметил Олег. — Хоть и змеюка! Ой!
«Ой» было неспроста. Это ему Слава Два подзатыльник отвесил, а после шепотом объяснил, что о царевне, пусть и змеиной, так говорить не след, особенно в лесу. Змеи существа памятливые, обиду свою долго помнят. И вот они-то уж точно различия между говорившим и остальными ведьмаками делать не станут, тут всем достанется. Им на Покон плевать с высокой колокольни.
Ради правды, как раз с Поконом я немного натянул сову на глобус. Тот защищает старых да малых, Олег ни в ту, ни в другую категорию не вписывался, разве что только по уровню разума, который запросто мог сойти как за детский непосредственный, так и за старческий деменционный. Но в контексте данной беседы всякое лыко было в строку, так что я особо загоняться по этому поводу не стал. Да и остальные тоже.
— Судные дьяки нам тоже не особо друзья, — буркнул мой недоброжелатель. — У них своя правда, у нас своя.
— У вас — может быть, — не стал спорить я. — А у меня она с законами Российской Федерации и Поконом всегда совпадает. Как пример — убивать без повода и просто удовольствия ради нельзя, что по тем законам, что по другим. Против своих идти нельзя, детей в жертву приносить нельзя, ну и так далее. Если всего этого не делать, так ребята из отдела к тебе никаких претензий иметь и не станут.
— Верно говоришь, Александр, — одобрил мои слова Макарыч.
— Сашка правильный ведьмак, — подошел ко мне Гера и встал за спиной. — Он делом это доказал.
— Мне помог, — приблизился к нам и Мишаня. — Мы даже знакомы толком не были, а он за мой лес как за свой переживал.
— Подтверждаем, — подали голос и Славы, которые, оказывается, тоже уже стояли прямо за мной. — И вообще, Евдоким Ильич, ты, если к нему какие претензии имеешь, говори сейчас и при всех. Разберем по-честному, по нашей Правде.
— Верно, — одобрил их предложение Демид. — Вот хоть бы про тех же ведьм ты мне сегодня по дороге сюда рассказывал. Мол, Смолин этот с ними хороводится постоянно, причем с такими, которые нас сильно не любят с давних пор. Дара, Марфа. Так же?
— С Дарой общаюсь, — подтвердил я. — Есть такое. Только как по другому-то? Она моя соседка. Женщину и друзей выбрать можно, родителей и в моем случае соседей — нет. Тут уж какие достанутся. Мне вот от Захара Петровича вместе с силой, домом и домовым бабка Дара перепала. А жить бок о бок в деревне и не общаться — это я не знаю, как сделать.
— В самом деле, — согласился со мной Макарыч. — Да и деревня там вся из пяти дворов да трех развалин состоит. Бывал, видал.
— Что до Марфы — так ты сам с ней не против лясы поточить, Евдоким Ильич, — сказал вдруг один из незнакомых мне ведьмаков. — Я ж тебя с ней третьего дня в «Афимолле» видел. Вы в кофейне сидели, десерты кушали, смеялись над чем-то. Не знай я, кто вы такие есть, подумал бы про седину и ребро.
О как. В «Афимолле». Совпадение? Или нет? Жаль, точно не узнать, как все обстоит на самом деле. Евдоким не скажет, а Марфа непременно соврет. Хоть бы даже и из принципа.
— Да и ерунда все это, — подытожил Демид. — Мало ли кто с кем общается? Я вот в молодые годы как-то даже с полуденницей того… Кхм… И что? Мне даже завидовали, так-то! Поди полуденницу на ласки уломай. Она же нежить, да не простая, ей проклятие наложить, что вон Антошке кружку пива выпить. А как уломаешь, так еще отважься на нее залезть. А я смог! И уломать, и залезть. И что, меня кто осудил? Нет. Главное — другое. Главное — честь родовую не уронить, не замарать. Ты, Евдоким, по этой части к Александру какие претензии имеешь?
— Нет, — буркнул насупившийся старейшина.
— Ну и все, — топнул ногой Демид. — И еще раз скажу, давай заканчивай по углам шушукаться да раздор средь нас сеять. Думаешь, не знаю ничего? Не вижу? Ясно же, с чего ты на парня окрысился. Захару все никак обиды свои забыть не можешь. Только ты те обиды сам себе выдумал, вот что я тебе скажу. Молодые всего знать и ведать не могут, а у меня с памятью все в порядке.
Молчал Евдоким, только на меня и тех, кто за моей спиной стоял, зыркал из-под бровей.
— Эвона? — шмыгнул носом Макарыч. — Ох, телепни! Мясо ж горит!
— Елки-палки! — заорал Олег. — И правда!
— Иди к костру, Александр, — велел мне Демид. — Ты один из нас и им останешься до той поры, пока жив или пока честь нашу родовую не замараешь злыми делами. И знай, Ведьмачий Круг никогда по кривде жить не станет. Только по правде. На том стоим с начала времен!
Хорошо, коли все на самом деле так. Только личный опыт подсказывает, что такие слова не всегда совпадают с делом. Демид не вечен, и кто знает, к кому после него перейдет право вершить суд на Круге. Добро, если к Макарычу. А если нет?
Впрочем, сегодня за моей спиной встали те, кто мне верит, на что у меня даже надежды не было по дороге сюда. И я отчего-то уверен, что даже будь все пять старейшин настроены против меня, они бы все равно не отступили. Даже Славы, хоть они раньше обратное утверждали. Вот это вселяет пусть небольшую, но надежду на то, что все-таки есть в этом мире люди, ради которых стоит жить. Даже если они и не совсем люди.
— Держи, — когда я устроился у огня, Олег сунул мне в руки деревянную кружку с плескавшимся в ней пивом. — Вздрогнем?
— Давай, — кивнул я. — Ваше здоровье, братья!
— И здоровье тех, кого сегодня с нами тут нет, — добавил Гера. — Пусть им будет хорошо там, где они сейчас!
После второй кружки от моего чуть подавленного состояния даже следа не осталось, напротив, мне, как и тогда, два года назад, в какой-то момент стало невероятно легко и хорошо и хотелось только одного — чтобы эта ночь не спешила заканчиваться, чтобы она стала немного длиннее, против всех физических и географических законов. Ну или какая там наука заведует вращением Земли и сменой дня и ночи?
Увы, но в данном случае мои желания не значат ничего, потому в какой-то момент наступила тишина, а наши ножи покинули ножны, и Демид, как и в прошлый раз, громко рявкнул:
— Братья! Мы снова здесь и мы еще живы! Хвала!
— Хвала! — дружно ответили ему мы.
— Пращурам нашим славным — хвала!
— Хвала!
— Трибогу великому — слава!
— Слава!
— Тому, кто был первым из первых, — память вечная!
— Память вечная!
И снова стояла луна над дубом — огромная, желтая, близкая настолько, что, наверное, с самой верхушки дерева можно было до нее дотронуться рукой. И ходила по рукам чаша с хмельным вином, и я чувствовал на своих плечах тяжесть кольчуги, слышал шелест плаща, покрывавшего мою спину, а на коленях у меня лежал меч, помнивший сотни битв и тепло рук тех ведьмаков, чья сила и память сейчас струилась в моих венах вместе с кровью. И пока я жив, они не мертвы. Как, наверное, теперь не умру до конца и я, если, конечно, вовремя успею найти наследника.
Впрочем, в моем случае все не так просто, как у остальных. Все же очень у меня узкая и неоднозначная специализация.
И снова были песни во славу Трибога, а также просто без повода, и был смех, и лилось вино, и в отблесках разгоравшейся зари мы плясали, обнявши плечи друг друга, у почти погасшего огня, зная, что сейчас свершится маленькое чудо, принявшее форму меча, который нам завещали наши предки, дружинники князя Олега, прозванного Вещим. Пусть он после рассыплется на сотни искр, но все равно оно останется с нами и будет греть сердце до следующего Круга.
— Есть в язычестве все же некая притягательность, — сказал Слава Раз, когда мы, попрощавшись с остальными сородичами, уселись в машину и тронулись в обратный путь. — Сопричастность ко всему сущему, что ли? В других религиях все разграничено — тут земное, там небесное, тут можно, там нельзя. А язычество оно тут и сейчас, оно среди людей живет, если можно так сказать.
— Можно, — согласился его напарник. — Но наш Круг — это не язычество. Мы другое. Мы вне религии. Мы просто осколки ушедшего времени, как бы пафосно это ни звучало. Причем, кроме нас самих, никому не нужные осколки.
— Тебе-то грех жаловаться, — возмутился я. — Сам же говорил, к вам в очередь пишутся за год.
— Я о другом, — повернулся ко мне Слава Два. — Мы, ведьмаки, вымирающий вид. Нас больше не становится. Меньше — да. И когда нас совсем не станет, этого никто даже не заметит. Обидно, но факт.
— Тебя это сильно печалит? — спросил у друга Слава Раз.
— Нет. Просто данность.
— Да и насчет того, что никто не заметит, ты не прав, — произнес я. — А ведьмы? Они не просто заметят. Они праздник по этому поводу устроят, который в принципе можно засчитать за тризну. Какую-никакую, но тризну. А это, знаешь ли, уже немало.
— Главное сейчас — на гайцов не нарваться, — вздохнул Слава Раз. — От меня выхлоп жуткий. Вот всякий раз после Круга одно и то же, едешь и думаешь, налетишь или нет?
— Налетал? — поинтересовался я.
— Пока нет. Но все когда-то случается в первый раз.
Опасения его оказались напрасны, все обошлось, и через пару часов мы въехали в мой двор, уже ярко освещенный утренним солнцем, но при этом абсолютно безлюдный по причине относительно раннего времени и выходного дня.
— Молодцы у тебя домовые, — сказал Слава Раз, после того как с напарником прошелся вдоль дома туда-сюда. — Землица-то слабенькая у вас, песка в ней много. Сразу видно, не подсыпали чернозем давно.
— Давно! — фыркнул я. — Думаю, тут больше подойдет слово «никогда». Нет, на наше ТСЖ жаловаться грех, но такой ерундой они не заморачиваются.
— Ну, ничего, мы сейчас маленько улучшим ситуацию, — деловито заверил меня Слава Два, открывая багажник машины. — Единственное, нам вода нужна. Много. Или ты только у своего подъезда красоту навести хочешь?
— У всех, — сразу же ответил я. — Иначе нечестно получится.
— Тогда тяни шланг. И еще будешь лейки таскать. Сено к лошади не ходит.
Тяни шланг. А откуда? И вообще где его взять? Вот уж чем не богат. Нет, в Лозовке у меня шланг есть, в сарае лежит. Но где та Лозовка?
Но толком заморочиться на эту тему я не успел, поскольку вопрос решился сам собой. Из маленького вентиляционного окошка, расположенного на фундаменте дома, сопя, выбрался Кондратка из восьмого подъезда, держа в руках зеленый шланг, и потащил его ко мне, осторожно шагая между уже более-менее укрепившейся в земле рассадой.
— Во, — протянул он мне искомый садовый инвентарь. — Как воду надо будет включить — ты скажи. Мы ждем.
Понадобилось скоро. Из багажника Славы достали аж три десятилитровые лейки с насадками, в две из которых засыпали какие-то непонятные смеси, внешне похожие на землю с перетертыми травами, после чего заполнили их водой.
— Я на раздаче, ты ходишь, — скомандовал Слава Раз. — Саш, а ты носишься вдоль дома, следя за тем, чтобы у него всегда была полная лейка. Конвейер, братец.
И работа закипела. Слава Два, что-то негромко приговаривая себе под нос, лил из лейки сероватую и чуть тягучую жижу на землю, причем внимательно следя за тем, чтобы на ней не оставалось ни одного сухого места, я сновал между ним и его напарником, который отмерял специальной коробочкой смесь и засыпал ее в лейку, ну а домовые включали воду по первому требованию. Все были при деле.
Когда мы добрались как раз до моего подъезда, одна за другой рядом со мной возникли сразу две знакомые личности. Первой была Жанна, которая немедленно принялась хихикать, глядя на потного и мокрого меня. Мокрого, потому что я, разумеется, успел пару раз облиться из леек. Надеюсь, волос на ногах у меня не пойдет от этого в рост и я не стану напоминать хоббита.
Второй была Фарида, которая сначала пару минут глядела на сосредоточенного Славу, а после осведомилась:
— Это вы кто? И зачем?
— Моя работа, — сразу же ответил я, зная, что кто-кто, а наша дворничиха пока не разберется, что к чему, отсюда не уйдет.
И она, и ее супруг Хафиз, как люди восточные, очень серьезно относятся ко всем вопросам, связанным с понятиями «мое» и «не мое». Все, что «не мое», им неинтересно, и наоборот. Двор нашего дома входил в понятие «мое», потому к любой сторонней активности, связанной с его благоустройством, Фарида относилась очень бдительно. Просто потому что, кроме нее, никто ничего тут делать не мог, таков был закон, который она сама для себя установила. Даже местные тэсэжэшники предпочитали ее заранее уведомлять о каких-либо проводимых работах. Да что тэсэжэшники! С ней даже местные бабки связываться не решались, а уж они, как известно, вообще никого и ничего не боятся.
— Зачем? — с подозрением повторила дворничиха.
— Люблю, когда цветут цветы, — пояснил я. — Но у нас же толком ничего не растет. Вот вызвал за свой счет ребят из специальной фирмы, они удобрения льют на землю. Никакой химии, сплошная органика. Через две недели тут будет город-сад. Ну а у всех подъездов удобряют, потому что у меня широкая русская душа. Хочу, чтобы всем красиво было, а не только мне.
— Нюхать дай, — обратилась Фарида к Славе и показала пальцем на лейку: — Что там у тебя?
— Да пожалуйста, — согласился тот. — Сколько угодно.
Дворничиха в самом деле сунула нос в отверстие, куда заливалась вода, и втянула ноздрями воздух.
— Не химия, — секунд через тридцать согласилась со мной она. — Хорошо. Лейте.
— Суровая, — усмехнулся Слава, когда дворничиха нас покинула. — Но молодец, уважаю таких. У них всегда порядок во дворе, собаки гуляют, где положено, и никакого битого стекла в траве.
Кстати, да. Собачников Фарида гоняет о-го-го как, и те, представьте себе, ее слушаются. Кто с пакетиками ходит, кто во дворе предпочитает не гулять.
— Ну, вот и все, — спустя полчаса устало сказал Слава Два, вылив на землю последнюю лейку. — Как ты там сказал? Город-сад? Будет. Обещаю. А еще советую саженцы вишни посадить. Не везде. У десятого подъезда, у седьмого, у твоего и у третьего. Если так сделаешь, они за это лето окрепнут, как за три года. А через пару лет первый урожай дадут.
— Сделаем, батюшка-ведьмак, — раздался из недальних кустов сирени голос Кузьмича, а после показался и он сам. — Ляксандра нам их купит, а мы посадим. Купишь же?
— Закажу, — пообещал я. — Сегодня и закажу. С доставкой.
— Лучше бы, конечно, за городом приобрести, знаю я на разных направлениях неплохие питомники, — задумчиво произнес Слава. — Там более живучие саженцы продают. Но можно и заказать. Я тебе ссылку на один магазинчик скину, у них бери.
— Спасибо тебе, — с кряхтеньем согнулся в земном поклоне Кузьмич. — И другу твоему тоже. Скажи, чем отдариться можем за ваши труды?
— В вашем доме живет мой брат, — Слава положил руку мне на плечо. — А с родни брать отдарки Покон не велит. Его радость — моя награда. Ну и потом, вы же за ним приглядываете? О беде всегда предупредите, об опасности, защитите, если надо. Так что это я вам, выходит, долг вернул.
— Хорошие у тебя браты, Ляксандра, — проскрипел Кузьмич. — Свезло тебе. Вишню не забудь заказать! А то ведь у тебя память короткая.
Он отвесил Славе еще один поклон и скрылся в кустах сирени, а следом за тем и шланг втянулся в вентиляционное окно. Ну, оно и слава богу, во дворе вот-вот люди начнут появляться и, как следствие, задавать вопросы. Утро-то совсем уж вступило в свои права.
— А мне нравятся домовые, — сказал Слава, подхватывая лейку и перелезая через оградку на тротуар. — Знаешь, они очень честные ребята в отличие от многих из нас. Они если говорят «сделаю», то делают. Всегда. И сразу. У них нет привычки обещать, слово не отстает от дела. А если говорят «нет», значит, точно нет, хоть ты им кол на голове теши. Мне такое всегда нравилось. Так что ты давай заказывай вишню по ссылке, что я тебе отправлю. Не тяни.
— Давай, — кивнул я. — Ну и если что — мои способности всегда к вашим услугам. Это не в качестве спасибо за помощь, а просто. Ну, потому что!
— Да понятно. — Слава забросил лейку в багажник, похоже совсем не волнуясь за то, что она не сильно сухая внутри. — Ладно, пора по домам. Глаза слипаются.
— Ага, — подтвердил его напарник. — А нам в ночь опять в дорогу. Яблоневый сад одного фермера под Серпуховом в том году вообще плодов не дал, очень сильно его владелец по этому поводу переживает. Надо помочь.
— А вот не надо было два года назад жадничать, — хихикнул Слава Два лукаво. — На деньги нас нагреть пытаться не стоило.
Сдается мне, не просто так в том году фермер яблочек не увидел. И что в этом он заплатит дважды, как и предписано народной мудростью.
— Славные они, — сказала мне Жанна, когда машина с моими друзьями выехала со двора. — Да?
— Да. Что там у Носова?
— Он почти дозрел. Еще день-другой — и будет как в стихах, что я в школе учила. Оковы какие-то падут, и свобода нас встретит радостно у входа. И так далее.
— Ясно, — кивнул я и достал из кармана завибрировавший там телефон. Я включил его сразу после того, как мы утром из леса на трассу выехали. — Алло.
— Привет, Саш, — раздался в трубке смутно знакомый голос. — Это Валера Швецов. Ну, Хранитель Кладов. Узнал?
— Конечно, — соврал я. — Привет.
— Хотел уточнить — вторник в силе? Едем? Ну, мало ли, может, ситуация у тебя изменилась?
— Ситуация изменилась, — подтвердил я. — Но мы едем в обязательном порядке. Как договаривались — с тебя мотор, с меня еда и бензин. Ну а остальное все пополам — и приз, и неприятности.
— Хорошая арифметика, — рассмеялся он. — Мне подходит. Где тебя забирать?
— А ты откуда поедешь? — уточнил я, выслушал ответ и пообещал: — Чуть позже сброшу точку, так, чтобы тебе особо петлю не давать.
— Тогда до вторника. Да, поедем ведь чуть свет, как договаривались? Да? Ну и хорошо. До встречи!
— До нее, — ответил я и нажал «отбой».
— Так что с Носовым и ворожеем? — переспросила Жанна. — Надо решать.
— Все будет как надо, — пообещал ей я. — Но сначала — спать. Одна ночь на ногах — это еще ничего, но две уже перебор.
— А потом?
— Суп с котом, — зевнув, я прикрыл ладонью рот. — Сейчас вишню закажу и баиньки лягу. Разбуди меня часика в четыре, хорошо? Но не позже.