— Ты не спешил, — с ощутимым укором в голосе сказала Ряжская, когда увидела меня в коридоре клиники, где в связи с наступлением вечера уже включили лампы дневного света. — Ну, оно и понятно.
— Что именно понятно? — уточнил я. — Дескать, чужие беды — они ведь чужие? Или ты человек молодой, что тебе за дело до умирающей девчонки, которая тебе никто?
Не скажу, что меня задели ее слова. Во-первых, в Ольге Михайловне говорят эмоции, невооруженным глазом видно, что она на пределе. Вон какие тени под глазами, и венки набухли. Сошел визаж-лоск с бизнес-леди, сошел. Во-вторых, это нормальная реакция на ситуацию. Сестру она на самом деле любит, смерти ее не то что не желает, а откровенно боится, и потому как нормальный человек ищет ту опору, которая даст ей надежду, сказав: «Не все еще потеряно». Вагнер в этом качестве не тянет, потому ей стал Александр Смолин, который выкинул некрасивое коленце, отказавшись приезжать по первому зову. Хотя мне не стыдно за сделанное совершенно. Как верно заметил Стас, я не могу быть хорошим для всех. Да, мне жалко Бэллу. Сильно жалко. Настолько, что я иду ради нее на весьма серьезные шаги. Но у меня есть и своя жизнь, правильно? Не отправься я вчера на Круг, кто знает, как бы оно все повернулось? Евдоким начал бы орать, что я, собака такая, род ни в денгу не ставлю, что плевать на всех хотел со Спасской башни и что гнать меня, паразита, в три шеи надо. Выгнать, может, и не выгнали бы, но проблем я бы огреб изрядных. Причем Бэлле все одно не помог бы. Нет у меня таких средств, которые ее состояние сейчас улучшат. Кончились. Я же не лекарь, в конце концов, это так, побочная забава, смешанная с небольшим приработком, не более.
Ей теперь если кто и поможет, так это ворожеи, да и то не факт. К тому же прежде, чем я обращусь к ним, много чего произойти должно, и приятных моментов в списке грядущих дел вообще нет.
— Ну, зачем так-то уж?
— А как?
Молчит Ряжская. Ей есть что сказать, но она не хочет меня злить, это видно. И правильно.
— Ольга Михайловна, поверьте для того, чтобы ваша сестра жила, я на самом деле сделал очень многое и еще сделаю тоже. Причем для меня самого загадка, отчего я так за нее переживаю. Ведь она на самом деле мне никто, мы не родня, не старые добрые друзья. Да мы впервые увиделись месяц назад.
— Помогая ей, ты помогаешь мне, — предложила вариант Ряжская. — Мы с тобой знакомы дольше, чем ты с ней.
— Тоже так себе аргумент, — усмехнулся я. — Не обижайтесь, но мои личные выгоды от нашего знакомства весьма сомнительны. Что там было? Мне прострелили грудь, чуть не объявили в международный розыск, и я заработал себе смертного врага в виде вашего мужа, который к тому же нас подозревает бог весть в чем. И что самое обидное, даже без оснований. Ну, почти. Было дело, немного пошутил на эту тему, но он же не дурак, должен был понять, что его троллят?
— Для тебя так принципиально, спали мы или нет? — устало спросила у меня женщина. — Просто ты не в первый раз на эту тему разговор заводишь. Если да — вон та палата пустая, я в ней сегодня ночевала. Если хочешь — пойдем туда прямо сейчас. Не вопрос.
Вот тут я немного смутился. Не для провокации она сейчас это сказала и не для того, чтобы вывести меня из равновесия. Ряжская просто устала и отчаялась настолько, что ей на самом деле было все равно. У нее в голове была только Бэлла и ее болезнь, которая вот-вот одержит верх.
— И вот такие, как она, еще называли меня шлюхой! По щекам пару раз хлестали, твари, — процедила Жанна, сидевшая на подоконнике. — А сама, блин, готова ноги раздвинуть по первому свистку.
— Извини, — не обращая внимания на ее слова, обратился я к Ряжской. — Иногда меня заносит. Ну, вот такой поганый характер.
— Она тебя очень ждала, — глубоко вздохнула женщина. — Спрашивала меня, где ты. А мне нечего было ответить.
Сказать в ответ мне было нечего, потому я просто направился к палате.
— Стой. Там ни мне, ни тебе делать нечего.
— То есть? — я резко развернулся. — Она что? Все?
— Бэлла в искусственной коме, — сглотнув комок, ответила Ряжская. — Это тот максимум, который может предложить Вагнер, чтобы выиграть время. Только все равно его почти не осталось, Саша. Уж прости меня, старую, за банальность.
— Не прибедняйся, — попросил ее я, решив окончательно перейти на «ты». — Тебе это не идет.
— Мне сейчас ничего не идет. Да и плевать.
— Ой ли?
— Представь себе, — тряхнула головой Ряжская. — Если ты со мной в палату не захотел прогуляться, когда я сама это предложила, то, наверное, это что-то да значит. А ты ведь тот еще ходок, я знаю.
— Не люблю легкую добычу, — пояснил я. — Но мы еще вернемся к этому разговору потом.
Я подошел к двери, за которой находилась Бэлла, и открыл ее. От хоть какого-то уюта, который тут был еще совсем недавно, не осталось ничего. Не было цветов на столике, книг, стопкой лежавших на нем же, каких-то мелочей, которые сопровождают женщин до последнего их дня, теперь за ним сидела миловидная медсестра, следившая за пищавшими и мигавшими экранами приборов, от которых к восково-белой Бэлле, лежавшей с закрытыми глазами на койке, шли многочисленные провода.
А еще я увидел серую змею, которая сдавила горло девушки так, что сразу становилось ясно — еще чуть-чуть, и той конец. Эта тварь не просто вернула свой предыдущий размер, она стала куда больше. Мало того, в какой-то момент она повернула ко мне свою безглазую морду и вроде как улыбнулась, словно говоря: «Ну и за кем осталось поле битвы?» Ничего подобного я раньше не видал, возможно, только показалось, что серая нежить таким образом отреагировала на мой приход, но все равно в этот момент меня захлестнула вспышка ярости. Если верить рассказам обитателей мира Ночи и даже кое-каким источникам, эта пакость неразумна, так что неоткуда взяться осмысленному злорадству, но для меня это ничего не меняет. Разумна, неразумна — нечего было меня злить.
— Не прощаюсь, — произнес я, закрывая дверь, причем слова эти были адресованы не Бэлле и не медсестре. И, думаю, существо, к которому я обращался, меня услышало.
— Я тоже там долго быть не могу, — всхлипнула Ряжская, а после уткнулась лицом мне в плечо. — Не могу! Зайду — и выхожу сразу.
— Бэлла очень сильная девушка, — погладил я ее по голове. — Она боец. Поверь, это точно так. И она сможет продержаться до той поры, пока я не приду сюда с лекарством.
— Если оно вообще есть, — шмыгнула носом женщина. — Знаешь, я уже ни во что не верю. И тебе, ты уж не обижайся, тоже. Мне кажется, вы все просто поддерживаете меня на эмоциональном плаву, чтобы я с катушек не поехала.
— Я — нет. За остальных не поручусь. Ладно, поеду. У меня сегодня еще много чего запланировано. Я вообще потихоньку превращаюсь в ночного жителя, днем сплю, как стемнеет, начинаю вести подвижный образ жизни. Это ненормально.
— Москва — город, который никогда не спит. — Ольга отошла от меня в сторону на пару шагов и вытерла слезы со щек. — Ты не одинок, я еще минимум пятерых человек знаю, которые так же существуют. И их все устраивает.
— Меня все же нет. В смысле — не устраивает. Но кто бы меня спрашивал, чего я хочу…
— У меня машина с водителем на парковке стоит. — Ольга подошла к окну, не подозревая при этом, что она буквально носом уткнулась в грудь Жанны. — Надо — бери. Только потом, когда до места доедешь, обратно ее отправь.
— С водителем? — удивился я. — То есть он все это время там, в машине сидит?
— Они вроде подменяются через восемь часов, — равнодушно ответила Ряжская. — Хотя не уверена. Саш, люди за это деньги получают, это их работа. Надо ехать — будут ехать. Надо ждать — будут ждать. Мне только о них не хватало еще думать.
— Резонно, — признал я. — Только ты позвони водителю, скажи, что ты мне его на время одолжила. А то ведь он меня куда подальше послать может и будет прав. Мало ли кто по парковке шатается, даже с учетом того, что это закрытая территория?
Водитель оказался немолодым усатым дядькой, который сразу же спросил:
— Куда едем?
— На кладбище, — пребывая в раздумьях, на автомате ответил я.
— Куда?
— А что вас смущает? — немного недовольно уточнил я. — Ну вот нравится мне посещать родные могилы вечерней порой.
— Куда именно поедем? — невозмутимо произнес водитель. — В Москве кладбищ десятка четыре, если не больше. И все в разных концах города.
— Семьдесят с гаком, — поправил его я. — И извините, задумался просто, вот и нагрубил.
— Оно понятно, место-то невеселое. Хоть и благоустроено все, аллеи вон, дорожки, беседки, а все одно больница есть больница, хорошего ждать не приходится. Так куда все же едем?
Что меня впечатлило — этот водитель-философ даже навигатором не пользовался, прямо так ехал, полагаясь только на свою память. Давно такого не видал.
— Значит, мы в гости к нашему любимому олигарху Павлика с собой берем? — тихонько спросила у меня Жанна и получила в ответ утвердительный кивок. — Ясно. Для него самого?
На этот раз я головой мотнул в отрицающем жесте.
— Значит, наш мальчик прогуляется в подвал, — сделала резонный вывод девушка. — Ясно. Решился все-таки.
Решился. В целом убивать мне было не в новинку, я это уже делал, и даже не раз — и своими руками, и чужими, по-разному случалось. Но всякий раз передо мной стоял простой выбор — либо я, либо меня. В драке не надо думать, что такое хорошо и что такое плохо, там надо бить, причем так, чтобы противник встать не мог. Потому что если он встанет, то есть вероятность, что после ты сам ляжешь, не исключено, что в гроб. Или просто тебя в землю зароют, для верности в пятки и в глаза по гвоздю-сотке вбив, да и все. В смертной драке гуманные мысли и намерения являются твоим верным проводником на тот свет.
Здесь же другое. Не драка, не казнь, а просто убийство в чистом виде, преднамеренное и спланированное. Да, ворожей мне не друг, сомнений нет никаких, но он был готов заключить мир, причем на моих условиях. И, думаю, он эти условия даже станет соблюдать, по крайней мере до той поры, пока не придумает, как их обойти. Ну или не плюнет на сложившуюся не в его пользу ситуацию с тем, чтобы вскоре ее забыть насовсем. Истома очень неглуп и знает, когда стоит отступить или сдаться, это ясно как белый день. Правда, он упоминал о том, что у организации, в которой он состоит, есть некий кодекс, требующий не допускать поражений, но и тут все незамысловато — ему проще и дешевле со временем устранить того же Носова, чем меня. Тем более что тот и так на ладан дышит. В результате нет изначальной цели заказа, нет и проблем с коллегами.
Но все же я его убью. Ему не повезло в том, что именно от его смерти мне выгоды больше, чем от чьей-то еще. Звучит цинично, но ничего не поделаешь, такое сейчас время. Один старый колдун в Праге мне сказал, что мы живем в век волка, потому готовы проявлять жалость к слабым только тогда, когда сыты. В остальное время мы или охотимся, или спасаемся от охотников, радуясь коротким передышкам между этими двумя занятиями.
Что до моральной стороны вопроса, то тут никаких терзаний я вообще не испытывал. Скажем прямо, не самый лучший представитель человечества наш дорогой ворожей, и крови на его руках, уверен, много. Вот случись так, что на его месте оказалась, к примеру, какая-то учительница младших классов или там тренер по фитнесу, — вот тут да, тут выбор был бы сложен. А так мне даже отдельские и те спасибо скажут, если узнают подробности случившегося. Впрочем, надеюсь, что дело до этого не дойдет.
Если меня какой момент и печалил, так только тот, что душа Истомы Моране не достанется. Она была бы довольна, заполучив такой подарок. Но нет, не судьба мне ее побаловать столь вкусным блюдом. Не хочу давать в руки Носова столь серьезный компромат на себя. Уверен, что все его поместье, включая подвальные помещения, напичкано приборами слежения, и через какое-то время узнать о том, что я попал на один из них в тот самый момент, когда ворожей испустит дух, мне не хочется. Ясно, что на этой записи я буду там просто стоять и смотреть на то, как он умирает, но все равно ни к чему это. Лишнее. Наоборот, мне выгодно в этот момент находиться где-то в другом месте, в компании потенциальных свидетелей того, что я к смерти Максима Максимовича никакого отношения не имею.
Кстати! Может, и хорошо, что богине его душа не перепадет. Человеком-то его в полной мере не назовешь, в его венах течет непростая кровь. Ну как Морана с берегинями не ладила и душа их потомка, отданная ей, вызовет некие неприятные последствия как для нее, так и для меня? Вдруг эти покровительницы лесов, полей и рек не ушли в никуда вслед за остальными представителями славянской мифологии и до сих пор бродят по Руси? Или в туманах Нави? Кто его знает.
За всеми этими размышлениями я и не заметил, как мы добрались до конечной точки поездки. Мало того, мы еще минут пять на парковке у закрытых ворот простояли, пока наконец Жанна не заорала мне прямо в ухо:
— Сашка! Мы на месте! Можно за малым идти!
— А? — встрепенулся я. — И правда, приехали.
— Точно так, — ответил водитель. — Только закрыто все. Вечер, почти ночь.
— Это ничего, — сказал я, открывая дверь. — Нестрашно. Вы никуда не уезжайте, я минут через десять вернусь, и двинемся дальше.
Павлик, как обычно, раскачивался на ветке дерева, близ которого находилась его могила. Заметив меня, он, против обыкновения, не стал выяснять, за ним ли я пришел и как скоро он покинет это место. Нет, он сделал вид, что вообще меня не замечает.
— Обиделся за прошлый раз? — без всяких предисловий уточнил у него я. — За то, что я тебя не с собой взял, а обратно сюда привел?
— Может быть, — независимо ответил призрак.
— Ну и зря, — я повел плечами, поскольку температура воздуха стремительно падала. Днем еще стояла жара, такая, что дышать было нечем, но сейчас от нее и следа не осталось. В Москву явно пожаловали дубовые холода, обычное в конце мая явление. — Сам посуди, куда мне тебя девать? В дом я тебя пригласить не могу, это против правил — и моих, и тех, что установили домовые. Слышал о таких?
— Домовые? — изумился мальчик. — А они существуют? Серьезно?
— Конечно, — усмехнулся я. — И с чего такое удивление? Ты же тоже существуешь, хотя с точки зрения науки это нонсенс. И домовые есть, и вурдалаки, и оборотни.
— Про оборотней знаю. К нашему старшему время от времени они в гости захаживают.
Да? Как интересно. Надо будет с ним на эту тему еще пообщаться, но за пределами погоста. Такая информация лишней точно не будет.
— И что мне с тобой делать? Посадить на лавочку у подъезда, чтобы ты на ней сутками сидел? Так ты сбежишь в город и там непременно дел разных натворишь. Ведь так же?
Павлик промолчал.
— Так, — продолжил я. — А дальше все будет скверно. В Москве есть те, кто следит за такими, как мы. Работа у них такая — охранять общественный порядок. Поймают они тебя сразу или чуть позже — не знаю, но до меня эти люди доберутся довольно быстро, уж поверь. И сразу предъявят претензии, потому что я отчасти за тебя в ответе. Вот и рассуди, мне оно зачем?
Ну да, все сказанное порядком к правде притянуто за уши, но для Павлика сгодится.
— Может, как-то с домовыми договориться? — предложил мальчик. — Ну, чтобы они меня к тебе пожить пустили.
— Э, брат, там такие непростые ребята, — я вздохнул. — Суровые и несгибаемые, как эти… Комиссары Гражданской войны. Но ты грустить погоди, я же к тебе не с пустыми руками пришел. Я к тебе с подарком пожаловал!
— С каким? — оживился Павлик, в котором жестокость невероятным образом соседствовала с любопытством и непосредственностью обычного мальчишки. — Мне давно никто ничего не дарил, с последнего дня рождения. Папа мне тогда мяч футбольный купил. Кожаный! И еще двенадцатитомник Жюля Верна. Правда, я не все прочесть успел до того, когда… Ну, ты понял.
Ну да, простые пацанские радости пятидесятых-шестидесятых годов прошлого века.
— Жаль, — дипломатично произнес я. — Но у меня подарок иного рода. Есть человек, с которым ты можешь вволю поиграть. Но не как в прошлый раз, когда мы старикашку просто попугали, а от души. Я тебе, Павлик, дарю его жизнь. Вернее, смерть.
Мальчишка перестал раскачиваться на ветке, застыл на ней, словно замороженный, а после, разжав руки, спрыгнул на землю.
— Прямо сегодня? — в его голосе прозвучали такие свирепо-радостные нотки, что мне на секунду не по себе стало.
— Прямо сейчас поедем, — я показал рукой на решетку кладбища. — Машина у входа ждет. Но сразу предупрежу, чтобы ты не стал после губы снова дуть, — еще до утра я верну тебя обратно. Ну некуда больше мне тебя везти. Такие сейчас обстоятельства.
— Ничего, я понимаю, — сказал Павлик, немного погрустнев. — Хотя обидно немного.
Впрочем, все обиды мигом забылись, когда он оказался в автомобиле.
— Ух, какая машина! — восхитился он, а после попрыгал на сиденье, которое, понятное дело, под ним не прогнулось. — Здоровская! Дядь, а это что такое?
Он имел в виду встроенный медиацентр. Ну да, в прошлый-то раз мы на обычном такси ездили, класса эконом, а тут «порше» со всем фаршем. Есть от чего мальчишке прийти в восторг.
— Водитель тебя не слышит, — сообщила ему Жанна. — Он не из наших, он живой.
— Знаю, — независимо вздернул нос Павлик. — Но спросить-то можно? Теть Жанна, так это чего за штука такая? Приемник? Да? А почему он такой маленький? И зачем тут, рядом с нами, вот эти кнопки? А это что?
Бедная Жанна всю дорогу как могла отвечала на десятки вопросов любознательного мальчугана, устав от них так, что, когда наконец машина, доставив нас к дому Носова, развернулась и уехала, изобразила жест из серии «спасибо вам, небеса!».
— Значит, так, друзья, действуем следующим образом, — пощелкав пальцами, я привлек внимание призраков. — В доме я иду наверх, к хозяину, а ты, Жанна, сразу ведешь Пашку в подвал, где он и получает свой подарок.
— Ворожея? — уточнила девушка.
— Ну а кого же еще? Конечно его. Паша, у тебя будет минут двадцать, не больше. Делай что хочешь, развлекайся как знаешь, но знай меру. Повторяю, двадцать минут на все про все. Это понятно?
— Понятно, — кивнул мальчик. — Двадцать минут.
— Жанна, контроль на тебе, — перевел я взгляд на помощницу.
— У меня часов нет. И там они тоже не висят, — резонно заметила та.
— На глазок, значит, — сердито ответил я. — Плюс-минус минута. Павлик, еще одно — умереть человек должен от паралича сердца.
— От чего сердца? — переспросил паренек и тут же снова кивнул: — А, понял. Хорошо.
— Еще — больше никто пострадать не должен, — погрозил я ему пальцем. — Остальные люди неприкасаемы, они ни тебе, ни мне зла не делали. Мало ли, занесет какого охранника в подвал, особенно если твой подарок во время вашего общения орать начнет?
— Я же не дурак, — насупился Павлик. — Все понимаю.
— Жанна, после того как наш общий друг скончается, сразу идешь наверх с докладом. Повторяю, сразу же. Ну а ты, Павлик, на пару с Толяном топаешь сюда, где мы сейчас стоим, и вы оба ждете нас тут. Ясно?
— Так точно, — по-солдатски ответил мальчик и отдал мне честь.
— К пустой башке руку не прикладывают, — на автомате сказал ему я, причем неожиданно с интонациями своего собственного отца, и направился к калитке.
В доме меня ждали. Оно и понятно — с КПП позвонили сюда, чтобы проверить, насколько я вправе въехать на территорию поселка, так что сюрприза никакого не было. Вот только особой радости у обитателей дома мой визит, похоже, не вызвал. По крайней мере, у его хозяина точно.
— Хреново ты выполняешь свою работу, Саша, — откашлявшись, пробурчал Носов, лежавший в кровати точно так же, как во время нашей первой встречи. — Такое ощущение, что мне даже хуже, чем раньше, стало после твоих зелий.
— Нечего на зеркало пенять, — закинув ногу на ногу, устроился поудобнее в кресле я. — Повторю то, что уже не раз говорил: не следовало так спешить жить, тогда бы запаса сил хватило до часа икс.
— А он вообще наступит, этот час? Начинаю сомневаться!
— Обязательно наступит, — уверенно заявил я. — Куда он денется? Илья Николаевич, понимаю, что на дворе поздний час, но все же, может, вы, как гостеприимный хозяин, дадите распоряжение меня накормить? Причем желательно чем-то не слишком сладким. Отбивную или бифштекс с яйцом я не прошу, но, может, какие-то бутерброды с колбасой, ветчиной или сыром? Если можно. Целый день толком не ел.
— Еще и корми его, — проворчал олигарх, но подал знак своему помощнику Александру, который по обыкновению находился тут же, в кабинете.
Хорошо Носову ворожей мозги прокачал за эти дни. Работа мастера, надо признать. Доверие ко мне он уже расшатал капитально, так что еще немного, и прозвучала бы фраза «как только Смолин умрет, вы выздоровеете». Или что-то в этом роде. Вариантов масса.
Только такой возможности у него уже не будет.
— Надеюсь, вы мне составите компанию? — спросил у олигарха я. — Признаться, терпеть не могу есть в одиночку.
— Это как раз то, чего мне так не хватало, — недобро проговорил Носов. — Знаешь, я ведь могу подумать, что ты сейчас надо мной насмехаешься. Понимаешь, какие последствия будут у такого решения?
— Илья Николаевич, скажите, я когда-нибудь давал вам повод усомниться в моих словах или поступках? Мы знакомы всего ничего, вспомнить все наши встречи несложно.
— Я как раз исхожу из того, что мы знакомы недавно, — в полумраке блеснули его глаза. — Возможно, я тогда ошибся, приняв тебя не за того?
— Возможно, — не стал спорить я. — Но, заметьте, это вы в свое время настаивали на нашем сотрудничестве, причем весьма активно. Я ведь ни знакомиться с вами, ни вас врачевать желания не изъявлял. Мне и без нашего общения жилось неплохо. Но раз уж пошла такая пьянка, то я делаю то, что обещал и что должен. Так как умею, делаю. Ну и наконец, что крамольного содержится в моем предложении о том, чтобы сесть за стол, выпить чаю, поесть и поболтать? Нормальное поведение нормальных людей.
Ничего мне Носов не ответил, только следующие минут пять, когда вернувшийся в кабинет Александр перегружал его в кресло-каталку новейшей конструкции, то, которое, скорее всего, снабжено даже функцией вертикального взлета, грозно сопел носом и недобро на меня поглядывал. Впрочем, меня подобные страсти-мордасти не сильно волновали, мысленно я сейчас был в подвале. Большая часть отведенного на мероприятие времени прошла, и, скорее всего, ворожей уже почти не жилец. Не знаю, что там с ним творит Павлик, но вряд ли его методы близки к слову «гуманные». Надо торопиться.
На мою удачу хорошенькая горничная уже суетилась около стола, расставляя на нем блюда с бутербродами, выпечкой и прочей снедью.
— Какая вы молодец! — восхитился я, несколько раз хлопнул в ладоши и приблизился к девушке. — Вы только что спасли меня от голодной смерти! Правда, теперь есть риск захлебнуться слюной, так все аппетитно выглядит! Но все равно спасибо вам, милая… Как вас зовут?
— Наталья, — пролепетала горничная, менее всего ожидавшая того, что я обниму ее за плечи. — Вы чего? Зачем?
— Селфи, — пояснил я, вытягивая руку с телефоном. — Не более того. А вы что подумали?
— Александр, в самом деле! — негромко произнес помощник Носова. — У нас такое не принято. Отпустите девушку!
— Уже, — ответил я, проверяя, как получился снимок. Все вышло как надо — и я, и Наталья, и еда на столе. А самое главное — дата и время, когда данный кадр сделан. Какой-никакой, а аргумент в мою пользу. Мало ли? Пусть будет.
— Такое ощущение, что он упоротый, — подал голос Носов. — Смолин, ты, часом, наркотиками баловаться не начал?
— Нет, — сказал я, усаживаясь за стол. — Это не мой путь. Да и не нужны мне искусственные стимуляторы активности, у меня с ней все в порядке.
— И у меня должно все быть так же, — сварливо проворчал Носов. — Причем твоими стараниями.
— Да что вы все об одном и том же? — я с благодарностью посмотрел на Наталью, которая налила мне чаю. — Бу-бу-бу, бу-бу-бу. Все будет, и скоро.
— Как скоро? — требовательно спросил у меня олигарх. — Назови дату, время. Хоть что-то! Не можешь? Почему я даже не удивлен.
— Забыли добавить: «А есть такие люди, которые могут», — подсказал ему я, впился зубами в бутерброд с копченой колбаской и продолжил уже с набитым ртом: — Вот они молодцы, вот они мастера своего дела.
— Если даже и так, — Носов стукнул кулаком по подлокотнику кресла, из-за этого Наталья, стоявшая рядом с ним и наливавшая кипяток в чашку, дернулась и чуть не обдала им ноги хозяина. — Тьфу, безрукая. Иди отсюда куда подальше, пока я тебя не уволил!
Девушка было начала извиняться, но Александр без особой деликатности выполнил указание хозяина. И очень хорошо. Свою функцию она выполнила, далее ее присутствие мне было ни к чему.
Спускаясь по лестнице, она столкнулась с одним из охранников, напротив поднимавшимся наверх. И не просто поднимавшимся, а буквально прыгавшим через ступеньку.
Значит, тихо сработать не получилось, услышал кто-то крики Истомы. Но где тогда Жанна, почему еще не здесь?
— Так вот, я уже не знаю, кому из вас верить, — припечатал ладонь к столу Носов. — Но врать не буду, аргументация моего гостя звучит весьма убедительно.
— Говорить он умеет, — согласился с ним я, отхлебнув чаю и поглядывая на Александра, которому его подчиненный что-то шептал на ухо. — Тут его на кривой козе не объедешь. Правда, слова не всегда подтверждены делом, а то и вовсе второе первому противоречит, но разве это так важно?
— Саша, все, — сообщила мне Жанна, выходя из стены. — Ворожей мертв, Толик этого маньячину на улицу утащил. Но там накладка вышла, охранник не вовремя приперся, как раз когда тот нашего приятеля добивал. Короче, и ему перепало башкой о стену. Нет-нет, жив, но там сотрясение мозга как минимум.
Ну, хоть жив, уже хорошо. Интересно, что такое Павлик учудил, если его Жанна, особа и при жизни, скорее всего, не сильно впечатлительная, маньячиной назвала?
— Значит, так, — стукнул кулаком о многострадальный стол Носов. — Я не знаю, кому из вас верить. И мне все равно, кто вернет мне здоровье, главное, чтобы…
— Короче, вы хотите устроить между нами эдакий тендер? — уточнил я.
— Назовем это так.
— Не получится, — влез в наш разговор Александр, странно глянув на меня.
— Почему? — рявкнул Илья Николаевич. — А?
— Потому что в тендере принимают участие минимум два соискателя, — невозмутимо пояснил его помощник. — А у нас теперь только один остался. Вот он.
Я откинулся на спинку стула, отпил чаю и очень по-доброму улыбнулся Носову, который после этих слов уставился на меня.