Глава 20

Я забинтовал руку. Нельзя никому показывать свечение, пока я сам с этим не разберусь. Список тех, от кого я скрывал свою способность самоисцеления, увеличивался. Сначала семья эльфов, теперь мой отряд. А как хорошо все начиналось! И к чему все это привело? Такими темпами обмотаюсь бинтами с ног до головы и буду походить на мумию. А что, зато безопасно! Даже враги не узнают, не то, что друзья.

Меня не на шутку беспокоило, что со мной происходит. Сначала регенерация, теперь белый свет. Может я и вовсе избранный? Нет, бред какой-то. Если такие статусы раздавать кому попало, то мир точно не спасти. А подходящей кандидатурой меня не назвать, я свои проблемы решить не мог, не то, что глобального масштаба.

Тогда как объяснить, что вместо обычного стиля у меня какая-то чертовщина?

Никто не мог дать ответы на мои вопросы, и я решил отложить их в долгий ящик. По ходу дела разберемся. Незачем поднимать панику. Пока мне удавалось скрывать и регенерацию, и мое появление в этом мире. И ведь вполне успешно, для новичка. Однако, надолго ли меня хватит?

Вернувшись в лагерь, я обнаружил, что никакого лагеря уже нет. Все собрано, потушено, выпито и съедено. Водрузив рюкзак, заметил, насколько легким он стал. Теперь наши с Кэтрин баулы были почти одинаковыми по весу…

Мы двинулись глубже в лес. Уходя, я обратил внимание на следы битвы: поваленное дерево, прижатые к земле кусты, воронки от мощных ударов. Все указывало на недавнюю схватку, которую нам удалось пережить. Не хватало только останков тварей и следов крови. Но, как известно, нечисть превращается в пепел, почти сразу как умирает. Правда, это не распространяется на яд, попавший в чужое тело. В этом случае, как я понял, он уже не принадлежит монстру и находит для себя возможность к развитию. Захватывая организм, доводит жертву до смертельного состояния. А потому, даже если у тебя на руках пепел поверженного врага, удостоверься, что он не оставил тебе ядовитый сюрприз. В конце концов, никогда не знаешь, кто будет смеяться последним.

Только вот со мной произошла какая-то ошибка. Я должен был погибнуть в первую же ночь, но прожил значительно дольше и по итогу выздоровел. Можно было бы счесть простым везением или ускоренной регенерацией, если бы не одно «но»…

Белый свет.

Это больше походило на привычные стили. Но почему белый? Такого я пока не встречал. Да и судя по рассказам, его не существовало в природе. Никто о нем ничего не знал, ни легенд, ни мифов. Неужели, я первооткрыватель? Угораздило же так влипнуть!

Может, новая форма лечения? Особый стиль, превосходящий синий? Вопросы не выходили из головы, даже после того, как я решил не возвращаться к ним какое-то время.

Я начинал уставать. Запыхавшись, сделал глоток воды. Отряд остановился. Ко мне повернулся Талдор.

— Не налегай сильно на воду, река неблизко, — предупредил дварф, смахнув пот с лица.

Густая борода, да еще и под припекающим солнцем, здорово ему мешала.

— Ничего, у меня есть запасы, — ответил Олаф, подозрительно улыбаясь.

— Знаем мы твои запасы, после них тебе понадобится не меньше двух привалов. И оба похмельные, — рассмеялся Талдор, приподнимая бороду, чтобы протереть шею.

Талдор и сам знал, что не прав. Олаф не пьянел настолько, чтобы на утро хоть как-то выдать свое состояние. Он был бодрее всех в нашей компании. Талдор пошутил и никак не ожидал последовавшей реакции. А она не заставила себя ждать.

— Второй привал мы используем для твоего бритья, — оскалился Олаф.

— Я не ослышался? Ты хамишь мне?

— Волосы в уши попали?

Этого дварф стерпеть не смог. Насмешки, еще и от гнома? Да что он такое вообще себе позволяет⁈

Талдор и Олаф вспыхнули. Первый покрылся броней из отвердевшей кожи, у второго на руках вздулись вены. Нам с Кэтрин стало страшно, мы впервые видели, как они ссорятся. Воины были настроены очень серьезно.

— Ты, кажется, что-то попутал? — кричал Олаф, сжимая кулаки.

— Понимаю, это слишком сложно для гнома, — закипал Талдор, вставая в стойку.

— За гнома ответишь, мерзкий дварф!

Олаф рванул к Талдору, нанеся удар правой. Тот выставил блок, снижая урон. Удар пришелся такой силы, что кожа на руке дварфа треснула. Сделав шаг назад, он замахнулся и приложил Олафа сверху. Из носа гнома брызнула кровь.

Казалось, что они оба удивились тому, как стремительно развивались события, но упрямство не позволяло признать, что оскорбления не стоят конфликта.

Олаф пошатнулся, однако устоял на ногах. Взревев, как раненое животное, загнанное в угол, он бросился на Талдора. Посыпались удары. Дварф, выставив вперед локти, обхватил голову руками и, наклонившись, сдерживал натиск. Он не двигался с места. Свистел воздух, трещали деревья, летела земля. Шум борьбы разлетался на всю округу.

Мы с Кэтрин озирались по сторонам. Надеялись, что нас не услышат полчища тварей. Не хватало еще, чтобы они напали, когда мы друг друга избиваем до полусмерти. Если гном и дварф будут не в состоянии драться, то нам с Кэтрин и делать нечего — костер затушен, стрелы рано или поздно закончатся. Мы окажемся в безвыходном положении. Но воинов это не волновало: бой продолжался. Выносливость Талдора была выше — его стиль затрачивал меньше энергии, позволяя надолго уйти в глухую оборону без риска получить урон. Олаф, напротив, сокрушал на малой дистанции, но если он не сбивал с первых ударов, то мог оказаться в плачевном состоянии. Что в итоге и произошло.

Красный стиль погас. Коричневый еще держался. Пусть Олаф и был мощным, напористым, умел входить в кураж и теснить врага, но этого было недостаточно. Олаф выдохся.

Вот о чем рассказывал Салазар — в бою побеждает не сильный, а стойкий. Тот, у кого запаса стиля хватит на большее количество времени. Теперь ничто не мешало дварфу закончить бой, уложив гнома серией приемов.

Воины до того увлеклись, что совсем забыли, что находятся в отряде и проигрыш одного неизбежно повлечет смерть другого. Некому будет обороняться от нагрянувшей нечисти. Да разве сейчас это важно? На кону стояла честь, не то гномья, не то дварфская!

Как только Талдор развел руки, снимая блок, и еще до того, как сделал шаг по направлению к Олафу, между ними оказалась разъяренная Кэтрин. В карих глазах вспыхнул синий. Мохнатые ушки торчали из-под рыжих волос.

— С ума сошли⁈ — кричала она в обе стороны. — Не твари разорвут, так сами друг друга перебьем? Мускулами меряйтесь в сражениях с нечистью, а не между собой!

Талдор и Олаф опустили головы, осознав, какой опасности они нас подвергали. Будет не шибко весело, если на драку явятся монстры. Мы станем легкой добычей.

Да и причина ссоры вроде пустячная — слово за слово, вот и зацепились.

Первый шаг к примирению сделал Талдор. Поправив сбитую бороду, он подошел, вытянул кулак, и сказал одну единственную фразу, снявшую все напряжение:

— Выпьем?

Олаф почесал затылок и расплылся в довольной улыбке. Затем молча снял рюкзак, достал флягу. Отвинтил крышку, и вместо привычного глотка передал ее Талдору. Тот запрокинул голову, вливая в себя обжигающую жидкость.

Так конфликт, успевший набрать серьезные обороты, разрешился благодаря одной кошкодевочке и глотку пламенной жилы. Воины отряда медленно, но верно, укрепляли товарищеские узы. У одних это был бой, а у других совместные ночи в палатке. Каждому свое и никакого осуждения.

* * *

Корни деревьев, то и дело норовили зацепиться за ноги. Не было протоптанных тропинок или мощеной дороги. Приходилось продираться сквозь кусты, огибать аршинные ямы, проскальзывать боком между деревьев. И это, шарахаясь от любого нежданного звука, подстерегавшего впереди.

Порой мы натыкались на причудливых зверьков. Встречались создания, ранее никогда мной невиданные: птицы с двумя головами, клыкастые белки. Но чаще всего, я замечал представителей родного мира, пусть иногда и незначительно отличающихся мехом, кожей, шипами. Я замедлялся, чтобы лучше их разглядеть. Пару раз на меня налетала Кэтрин, не заметив, что я присел на корточки.

Суматоха заставляла дварфа и гнома оборачиваться к нам, и не без смеха замечать, что до привала еще далеко, а времени на наши «любовные игрища» у нас нет. Я впадал в краску, Кэтрин в ярость. Ее рыжие короткие волосы взлетали вверх, и вот она уже бежала к Талдору и Олафу с кулаками.

Выбираясь в лес в ранней юности, я почти не обращал внимание на то, что происходило вокруг. Меня больше тянуло к цивилизации со всеми удобствами: горячий душ, отопление, интернет. А ведь только в лесу начинаешь замечать, как много всего тебя окружало. Сейчас, конечно, я уже вырос, и лес был не таким, как в детстве.

Здешний ареал обитания был для меня неизведанным приключением. За каждым поворотом скрывалась тайна: новое существо, растение. Целый магический мир лежал передо мной и само его открытие уже увлекало, с головой погружая в особенности.

Чего не скажешь о впереди идущих. Они скорее думали о том, как не отдать богу душу от усталости и монстров. Красота волновала их в меньшей степени, чем наше выживание. Но воинов можно понять. У них язык не повернется назвать наш путь приключением. Слово это несет характер чего-то детского, наивного, увлекательного. Но увлекательного в том, чтобы быть разорванным на куски или умереть от яда в крови — мало. Воины скорее бы променяли наш поход на ночь в шикарно обставленных покоях, чем провели здесь хотя бы дополнительную минуту.

Лица покрылись пылью и грязью. Мы выглядели на редкость изможденными, каждый шаг тяжело отдавался в уставших плечах. Олаф все меньше налегал на флягу. Талдор почти не касался бороды, боясь запачкать ее сальными ручищами. Даже Кэтрин, всегда излучающая неистребимый запал, и та сникла. Меня спасало только то, что я как ребенок, восхищался всем, что видел впервые. Движимый любопытством, я чуть легче преодолевал то же самое расстояние, что и мой отряд. Но поддерживать такой темп, еще и со стремительно убывающими силами, было титаническим трудом. Мы даже заново распределили вещи между отрядом, чтобы облегчить груз дварфа и гнома. Трудные времена требуют радикальных решений!

Еще и все такие хмурые стали. Даже нескольких ободряющих слов не найдут друг для друга. Ну будто чужие, ей богу!

Надо взять ситуацию в свои руки. Кому как не мне поднимать дух команды?

— Тоже скучаете по покоям? — спросил я невзначай.

— Чего по ним скучать? — невозмутимо ответил Олаф.

— Ну как же, шелковые простыни на мягкой кровати, — напомнил я, разведя руками.

— Шелковые? У меня только льняные… — задумалась Кэтрин.

— У вас были простыни⁈ — удивился Талдор.

— У вас была кровать⁈ — воскликнул Олаф.

Весь отряд резко остановился, повернувшись ко мне. В глазах читался немой укор. Я уже пожалел, что поднял эту тему. Кто ж знал?

— Я думал подобная роскошь полагалась всем воинам, прошедшим арену…

— Комнаты действительно отличные, во всяком случае лучше тюремных камер. Но насколько хорошими они были у тебя? — Талдор подошел ближе.

— В целом, ничего особенного.

— Например?

— Золотые канделябры.

Талдор недовольно фыркнул. Каждый из нас провел ночь в разных условиях, но теперь мы все находились в лесу, где единственное удобство — двухместная палатка. Но и тут я оказался в лучшем положении, чем гном и дварф. Это их злило. Насупившись, они поправили рюкзаки на плечах и молча двинулись дальше.

Кэтрин смущенно улыбнулась, шагая впереди. Так мы и двигались — Талдор, знавший дорогу, Кэтрин, чья фигурка как магнит, приковывала внимание, и я, бредущий на последнем издыхании за Олафом.

Время шло, в таком состоянии мы едва ли могли дать кому-нибудь бой. Сама Кэтрин уже не могла восполнить энергию. Как бы ни старалась она сохранить запас, на случай внезапного сражения, долгий путь вымотал бы кого угодно, а мы все здесь не отличались спортивной комплекцией.

Олаф, несмотря на усталость, умудрялся достойнее всех переносить подъемы и спуски, редкие остановки, монотонность ходьбы. И все это без единой жалобы или утомленного вздоха. Может потыкать его палкой, проверить живой ли он вообще? Иногда я даже замечал, что он напевает себе под нос. Щеки его становились пунцовыми, а глаза приобретали характерный блеск.

Глядя на него, ноги тряслись, но продолжали нести меня вперед. Если уж гном справляется с такими нагрузками, еще и таская на себе рюкзак весом с меня, то мне нельзя тормозить отряд. Я шел последним, но как минимум не отставал, что уже было немало. Особенно если учесть, что моя физическая подготовка оставляла желать лучшего.

Кто же знал, что в будущем в ней появится такая необходимость? Может, я бы тогда по улицам больше бегал, чем ходил, да пресс на скамейках отрабатывал! Зато теперь в этом недостатка не было, тренируйся как хочешь: бегай по пересеченной местности, перепрыгивай корни деревьев, уклоняйся, приседай, разминайся в битве с монстрами. Физкультминутка с перерывами на сон.

Волей-неволей и я начинал учиться премудростям жизни. Ошибки конвертировались в опыт.

* * *

Остановились на привал глубокой ночью, когда уже ни ноги не тащили, ни глаз не различал куда держать путь. Выбрали место на широкой поляне. Поставили палатки, разожгли костер, достали сухпайки, словом, подготовились к тому, чтобы немедленно заснуть коротким сном, а на утро двинуться дальше.

Вот только вместо того, чтобы сразу лечь, решили немного погреться у костра.

И чтобы упрочить результат, как выразился Олаф, отхлебнули из его фляги, передавая по кругу. По горлу разлился холод, который, добравшись до желудка, воспламенил все внутри. Я чуть ли не огнем выдохнул после первого глотка. Сморщившись и протянув флягу перед собой, почувствовал, как нежные пальчики Кэтрин ее подхватили. Пламенная жила, казалось, была еще мощнее, чем в таверне с Зигфридом, и я едва сдержался, чтобы не зайтись кашлем. Олаф улыбнулся. Его напиток всем пришелся по вкусу.

Принимая флягу последним, он не завершил круг, как мы полагали, а продолжил его, дальше передавая напиток. Пропустив мимо ушей отказы, он таки запустил свой механизм, и вот мы уже поддержали третий круг, все больше входя в кураж.

Согретые у костра, разморенные усталостью, воодушевленные речами, мы делали глотки пламенной жилы, пока сами не заметили, как опьянели.

Мир перед глазами кружился. Земля с небом менялись местами. Внутри все вспыхивало, гасло, переворачивалось и взлетало ввысь, а я сидел с глупой улыбкой и на глаза наворачивались слезы. Мне было очень хорошо. И пусть я был не в состоянии сражаться с нечистью, меня это совсем не волновало. Душой и телом я отдыхал.

Красивые глаза Кэтрин улыбались, притягивая волнующим блеском.

Пошатываясь, направился к ней. Обогнул бревно, на котором сидел, неровным шагом приблизился к девушке. Протянув руку, погладил ее мохнатые ушки, чем вызвал бурю эмоций как у нее, так и у всех сидящих. Кэтрин смутилась. Щеки залил алый румянец. Она молча смотрела на меня, пока я, безуспешно пытался в чем-то признаться. Я смутно понимал, что говорю. Остальные не понимали вовсе. Последняя попытка иссякла, когда я, ища поддержки у неба, воздел руки, не рассчитал центр тяжести и вместо того, чтобы дотянуться до звезд, повалился на землю.

(Вот так мне представляются атмосферные посиделки у костра во время похода. Да, чуть-чуть не угадал с размерами, но с кем не бывает? Зато не только нечисть разгонит, но и путников согреет. А знаете что еще греет душу? Ваша поддержка в виде комментариев, наград и нажатой кнопки «мне нравится»)