Глава 19 Чертог Смерти

Спустя несколько дней мы уже располагались на отдых в хижинах у подножия «Трех Колдунов». Эти горы образовывали треугольник, у вершины которого обрывалась Великая Дорога царя Соломона. Уже стемнело. Нас сопровождали Фулата, которая последовала за нами в первую очередь из-за капитана, Инфадус, Гагула и несколько десятков слуг-носильщиков и воинов-охранников. Старуху несли в закрытых носилках, из-за занавесок которых беспрестанно доносились злое бормотание и брань.

Основание этих трех горных вершин было обращено к нам. Одна располагалась справа от нас, другая – слева, а третья высилась вдали прямо перед нами. Утром следующего дня перед нашим взором открылось величественное зрелище: озаренные золотыми лучами низкого солнца, вершины возносили свои снеговые шапки высоко в густо-синее небо. Там, где кончался снеговой покров, склоны казались пурпурными от сплошь покрывавшего их вереска. Так же выглядели и поросшие вереском болота, лежавшие в долине между горами. Великая Дорога царя Соломона серой лентой устремлялась к подножию средней вершины, находившейся примерно в пяти милях от нас. Там она и обрывалась.

В то утро мы с огромным волнением выступили в путь: ведь так близко от нас находились копи, которые три столетия назад стали причиной трагической гибели старого португальца, позднее – его злополучного потомка, а также, как мы предполагали, Джорджа Куртиса, брата сэра Генри.

Что ожидало нас впереди? Неужели все те несчастья, которые накликала эта старая ведьма Гагула? Так или иначе, когда мы ступили на дорогу, я не мог отделаться от гнетущего чувства и был уверен, что то же самое испытывали Джон Гуд и сэр Генри.

Не меньше полутора часов мы шагали по склону среди вереска. От волнения мы двигались настолько быстро, что люди, которые несли Гагулу, едва поспевали за нами, а из носилок то и дело доносился ее противный хриплый голос, требовавший, чтобы мы замедлили шаг.

– Белые люди! – то и дело принималась вопить старуха, выглядывая из-за занавесок и сверля нас пристальным горящим взглядом. – Куда вы спешите, искатели не принадлежащих вам сокровищ? Неужели навстречу неизбежной гибели, которая вас ожидает?

Однако мы упорно продолжали продвигаться вперед, пока наконец не добрались до обширной круглой впадины с пологими склонами, достигавшей трехсот футов в глубину и около полумили в окружности. Здесь мы остановились.

– Вы знаете, что это такое? – спросил я сэра Генри и капитана, которые разглядывали дно воронкообразного углубления.

Оба ответили отрицательно.

– В таком случае, друзья, мне совершенно ясно: вам никогда не приходилось видеть алмазные разработки в Кимберли. Уверяю вас, то, что вы видите, – это и есть копи царя Соломона. Смотрите, – я указал на твердую голубоватую глину, которая кое-где виднелась среди травы и кустарника на склонах воронки. – Это сланцы, сопутствующие алмазам. Если бы мы спустились в эту копь, то обнаружили бы на дне жерло древнего вулкана, заполненное доверху алмазоносной породой – кимберлитом… А теперь взгляните сюда, – я кивнул в сторону плоских плит, образованных из выветрившейся скальной породы на пологом склоне копи. Они были расположены ниже уровня водостока, прорытого в глубокой древности. – Бьюсь об заклад, что в прошлом эти плиты служили для промывки добытой в глубине породы!

У края огромной воронки, которая, безусловно, и была той самой копью, нанесенной на карту старого португальца, Великая Дорога разветвлялась и огибала ее по верхнему краю. Во многих местах дорога была сплошь вымощена каменными глыбами – очевидно, для того, чтобы укрепить края копи и предотвратить обвалы пустой породы. Мы снова зашагали вперед, подгоняемые стремлением поскорее увидеть, что собой представляют три исполинские фигуры, видневшиеся на противоположной стороне провала.

Трое Молчаливых, перед которыми кукуаны испытывали такой благоговейный ужас, высились на темных, высеченных из базальта пьедесталах, на которых были начертаны загадочные иероглифы. Эти колоссальные сидящие фигуры – две мужские и одна женская – достигали восемнадцати футов в высоту и были обращены лицами к равнине. Казалось, они созерцали все шестьдесят миль Великой Дороги, отделявшие эту местность от Луу.

Фигура, изображавшая обнаженную женщину, отличалась исключительной пропорциональностью и строгой красотой. К сожалению, ее лицо не пощадили время и непогода. По обе стороны головы женщины виднелись рога, образующие полумесяц, – так, словно позади нее всходила молодая луна.

Обе мужские фигуры были изображены задрапированными в ткань. Но головы этих колоссов были ужасны, в особенности у того, который располагался по правую руку от женщины, – у него было лицо дьявола. Выражение лица того, что восседал слева, казалось безмятежно-хладнокровным, но это мнимое спокойствие тоже вселяло ужас, ибо от него веяло бесчеловечной жестокостью и полным безразличием к страданию.

Эти три фигуры, веками созерцающие раскинувшуюся внизу равнину, действительно впечатляли. Нами овладело желание выяснить, чьи руки высекли из камня Молчаливых, проложили дорогу и вырыли бездонную копь.

– Как свидетельствует Ветхий Завет, царь Соломон на какое-то время отрекся от своей веры и стал поклоняться чужим богам, – произнес я, не отрывая глаз от Молчаливых. – Их имена: Ашторет, Шамаш и Мелькарт – бог детей Аммона. А что, если эти колоссы, сидящие перед нами, изображают именно этих божеств?

– В вашем предположении есть доля истины, – задумчиво произнес сэр Генри, – ведь древнееврейская Ашторет у финикийцев называлась Астартой, а финикийцы во времена правления царя Соломона вели крупнейшую международную торговлю. Астарту же, впоследствии прозванную греками Афродитой, действительно изображали с рогами в виде полумесяца… Быть может, все три фигуры высечены финикийцами, которые были временными управителями этих копей?.. Кто знает!

Мы все еще глазели на эти необычные памятники седой древности, когда к нам подошел Инфадус. Вскинув копье, старый воин отдал салют Молчаливым, а затем, обратившись к нам, спросил, хотим ли мы немедленно вступить в Чертог Смерти или же спустимся туда позднее, после дневной трапезы.

Поскольку не было и одиннадцати часов и никто из нас еще не успел проголодаться, то, подталкиваемые нетерпением и любопытством, мы заявили, что отправляемся сию же минуту. На всякий случай, если нам придется по какой-то причине задержаться в пещере, я предложил захватить с собой немного провизии и воды. Тем временем рядом с нами остановились носилки с Гагулой, и дряхлая леди принялась насмешливо наблюдать за тем, как Фулата укладывает в тростниковую корзину несколько кусков вяленого мяса, лепешки и тыквенные бутыли, наполненные родниковой водой.

В пятидесяти шагах позади Молчаливых располагалась отвесная каменная стена высотой около восьмидесяти футов высотой. Вверху она постепенно сужалась и образовывала подножие острой вершины, увенчанной снегом, которая далее поднималась еще на три тысячи футов. Как только Гагулу опустили на землю, она злобно покосилась на нас и, опираясь на клюку, стремительно заковыляла к каменным изваяниям. Мы последовали за старухой и вскоре подошли к неширокому порталу, обрамленному массивной аркой, похожей на вход в галерею шахты. Там нас уже поджидала Гагула.

– Ну, белые люди, спустившиеся со звезд, – проскрежетало это злобное существо, – великий воин Инкубу, загадочный Бугван и мудрый Макумазан, готовы ли вы? Видите, я здесь, чтобы выполнить волю короля, моего господина, и указать вам путь к сокровищнице, полной блестящих камней.

– Мы готовы, – сказал я.

– Раз так, наберитесь мужества, чтобы вынести то, что вам предстоит увидеть. Идешь ли ты с нами, Инфадус, предавший своего брата?

Инфадус, нахмурившись, ответил:

– Нет! Мне туда входить нельзя. А ты, Гагула, укороти свой змеиный язык. И остерегайся причинить зло моим повелителям, ибо ты стократно за это ответишь. Если хоть один волос упадет с их головы, ты умрешь, и никакое колдовство тебе не поможет. Ясно ли ты расслышала мои слова?

– Ясно, Инфадус. Я хорошо знаю тебя, ты всегда любил звучно говорить. Я помню тебя ребенком, и ты уже тогда был редкостным хвастуном. Но не опасайся – я здесь, чтобы в точности исполнить волю короля. Немало я повидала на своем веку правителей, которые требовали от меня повиновения, а все кончалось тем, что они сами охотно исполняли мою волю. Я отправляюсь туда, чтобы еще раз взглянуть на их лица, а заодно попрощаться с Твалой! Что же вы стоите?! Вот моя лампа. – Фулата извлекла из недр мехового плаща выдолбленную тыкву, наполненную маслом и с фитилем из тростникового волокна.

– Идешь ли ты с нами, Фулата? – спросил Джон Гуд на ломаном кукуанском, в котором он упорно совершенствовался под руководством юной леди.

– Я боюсь, мой добрый господин, – ответила девушка и робко поежилась.

– Тогда дай мне корзину.

– Нет, мой господин! Куда идешь ты, туда пойду и я…

«А вот это уж зря, черт побери! – подумал я. – Зачем нам лишние хлопоты? Если мы когда-нибудь оттуда выберемся, придется серьезно поговорить с Джоном…»

В следующую секунду Гагула юркнула в совершенно темный проход, который оказался достаточно широким, чтобы два человека могли идти по нему рядом. После короткого замешательства мы двинулись вперед, ориентируясь на ее визгливый голос, который требовал, чтобы мы шли за ней, не отставая ни на шаг. Тут же раздался шум крыльев каких-то тварей, с успехом взбодривший наши и без того натянутые нервы.

– Ну и дела! Что это такое? – Джон Гуд остановился. – Кто-то ударил меня по лицу.

– Это летучие мыши, – отозвался я. – Идите дальше, Джон, не останавливайтесь!

Через полсотни шагов в проходе стало немного светлее, и вскоре мы оказались в совершенно необычном месте. Думаю, не так уж много людей, живущих на этой земле, имели возможность заглянуть сюда. Если представить себе внутреннее пространство величайшего в мире собора, то это будет лишь отдаленным подобием истинных размеров той гигантской пещеры, в которой мы очутились. Созданное природой намного превосходило все то, что когда-либо создавали даже самые гениальные архитекторы. Откуда-то сверху лился слабый голубоватый свет – вероятно, в своде, находившемся в двухстах футах над нами, были проложены шахты, через которые сюда проникали свет и воздух. По всей окружности пещеры рядами располагались громадные белые колонны, которые казались высеченными изо льда. В действительности это были мощные сталагмиты, причем некоторые из них достигали у основания двадцати футов в обхвате. Причудливые стволы сталагмитов терялись высоко вверху, где-то под сводом, на котором смутно вырисовывались острия огромных известковых сосулек-сталактитов. Иные колонны были еще в процессе формирования, и время от времени с далекого сталактита, свисавшего со свода, срывалась капля воды и с едва слышным всплеском падала, ударяясь о навершие какой-нибудь из каменных колонн.

На одной из них мы обнаружили грубый барельеф – некое подобие мумии, у изголовья которой проступало изображение сидящего божества. Божество напоминало одного из египетских богов; само же произведение явно было создано рукой человека, в незапамятные времена трудившегося в копях царя Соломона. Некоторые колонны походили на фантастических чудищ, а на стенах пещеры виднелся причудливый веерообразный орнамент, словно вырезанный из слоновой кости и отдаленно напоминающий морозные узоры на оконном стекле…

Из гигантского подземного зала отсюда открывались многочисленные выходы в галереи и пещеры меньших размеров. Одни из них были довольно обширными, другие – крошечными и тесными; однако над всеми искусно потрудился великий мастер – природа.

Впрочем, нам было не до красот подземного мира. Гагула, безучастно оглядев молчаливую пещеру-храм, неожиданно прибавила шагу, очевидно торопясь поскорее покончить с навязанной ей под страхом смерти миссией. Меня такая поспешность старухи раздражила – и прежде всего потому, что мне хотелось понять, каким образом сюда проникает свет. Однако я подумал, что разобраться с этим будет не поздно и на обратном пути, когда мы сможем все спокойно осмотреть.

Между тем старая ведьма вела нас прямо к дальнему концу подземного зала; там мы обнаружили еще одну дверь. Она не была обрамлена аркой, как та, через которую мы вошли сюда, и своими прямоугольными очертаниями напоминала вход в египетский храм.

– Готовы ли вы вступить в Чертог Смерти? – остановившись, спросила Гагула и мрачно взглянула на нас.

– Веди, сатана, – буркнул капитан, напуская на себя бравый вид.

Фулата вцепилась в его руку, пытаясь унять охватившую ее дрожь, а мы с сэром Генри притворились совершенно равнодушными.

– И все же немного жутковато, – заметил сэр Генри, заглядывая в темный проем двери. – Ступайте вперед, мистер Квотермейн, не заставляйте ждать пожилую леди! – С этими словами он легонько, но вполне учтиво подтолкнул меня, за что я в душе вовсе не был ему благодарен.

Тук-тук-тук! – звонко отстукивала по каменному полу клюка дряхлой Гагулы. Старуха резво ковыляла по темному проходу, и время от времени до меня доносился ее зловещий каркающий смешок. Охваченный безотчетным предчувствием беды, я едва тащился, ноги у меня заплетались.

– Дружище, что это вы завязли? – проговорил капитан мне в спину. – Пошевеливайтесь, а не то мы отстанем от нашей красотки и заблудимся окончательно!

Я пошел немного быстрее и шагов через двадцать оказался в сумрачном подземном покое, который был около сорока футов в длину и футов тридцати в ширину и высоту. Некогда в далеком прошлом этот склеп был высечен в толще известняка человеческими руками. Освещение здесь было гораздо хуже, чем в большой пещере, которую мы только что миновали. Единственное, что я сумел различить в полутьме с первого взгляда, оказался массивный каменный стол, простиравшийся через весь этот «чертог», во главе которого виднелась какая-то длинная белесая фигура. Остальные изваяния, восседавшие за непомерно длинным столом, были обычных человеческих размеров. А через мгновение, когда мои глаза привыкли к полутьме и я сумел разглядеть, что собой представляли все эти «изваяния», я отпрянул и попытался ретироваться отсюда со всей скоростью, на какую был способен.

Нервы мои были на пределе; и хоть я не суеверен, должен признаться – в тот миг я был до такой степени ошарашен и потрясен, что, если бы сэр Генри не удержал меня, через секунду ноги бы моей здесь больше не было. Даже если бы мне посулили все золото мира, то и это не заставило бы меня туда вернуться. Но Генри Куртис держал меня так крепко, что мне не оставалось ничего другого, как покориться своей участи. Руки его были холодными, он прерывисто дышал; капитан же только негромко выругался, прижав к себе трепещущую Фулату. Одна Гагула чувствовала себя здесь как рыба в воде и веселилась.

Действительно, зрелище было умопомрачительное. В дальнем конце длинного каменного стола, держа высоко над головой огромное белое копье, восседала сама Смерть в виде колоссального человеческого скелета. Она словно собиралась нанести очередной свой удар. Скелет был слегка наклонен вперед и опирался на стол свободной рукой, а его сверкающий череп ухмылялся в нашу сторону. Пустые глазницы чернели, челюсти были разомкнуты, словно кошмарная фигура собиралась обратиться к нам с приветствием.

– Силы небесные! – Я даже покачнулся, не устояв на ослабевших ногах.

– Кто они такие? – Джон ткнул пальцем на множество белесых фигур, расположившихся за столом.

– И на столе тоже… Что это, дьявол его побери? – Генри Куртис начал пристально вглядываться.

– Горе тем, кто входит в Чертог Смерти… – Голос Гагулы, о которой мы начисто позабыли, заставил нас вздрогнуть. – Иди же, Инкубу, столь отважный в бою, приблизься и взгляни на того, кого ты сразил! – С этими словами старуха схватила англичанина за рукав и потащила к каменному столу.

Мы последовали за ними. На столе и впрямь сидела темнокожая фигура – сэр Генри, едва взглянув на нее, вскрикнул и отшатнулся. И неудивительно – это был огромный труп Твалы, последнего из умерших королей кукуанов. Он был обнажен, а голова его, отсеченная сэром Генри, покоилась у него на коленях. Вся поверхность тела мертвеца была покрыта тонкой стекловидной пленкой, отчего оно казалось еще более омерзительным. Сначала я не мог понять происхождения этой пленки, но когда поднял голову, внезапно увидел, что с потолка склепа регулярно падали капли воды прямо на шею и плечи обезглавленного трупа. Оттуда вода стекала, разбегаясь струйками по всей поверхности кожи Твалы, и уходила в скалу через крошечное отверстие в столе.

Тут мне все стало ясно: бывший король превращается в сталагмит. Короткий взгляд, брошенный на белые фигуры за столом, подтвердил верность моей догадки – эти изваяния, несомненно, в прошлом были человеческими телами. Именно таким способом кукуаны с незапамятных времен сохраняли мумии своих королей: превращали их в камень. Царственные мертвецы сидели за столом, покрытые кремневой оболочкой, которая обеспечивала им сохранность на вечные времена. Сквозь полупрозрачные натеки можно было даже различить их черты.

Всего за столом, где роль радушного хозяина исполняла сама Смерть, я насчитал двадцать семь жутких призраков, и последним из них был отец Игнози. По их количеству можно было предположить, что такой способ мумификации кукуаны начали использовать около четырех веков назад. Но колоссальная фигура Смерти явно была гораздо старше этого обычая и, скорее всего, обязана своим происхождением тому же художнику, который создал Молчаливых. Скелет был высечен из цельного сталагмита и, если смотреть на него только как на произведение искусства, выполнен с исключительным мастерством. Джон Гуд, неплохо разбиравшийся в анатомии, заметил, что фигура совершенно точно воспроизводит подлинный человеческий скелет вплоть до мельчайших косточек кистей и стоп.

Мне же все это до того не понравилось, что я счел увиденное нами отголоском древнего варварства, а этот ужасный символ – плодом извращенной фантазии какого-то рехнувшегося фанатика. Вероятно, кукуанам уже впоследствии пришло в голову устраивать погребение своих умерших королей в Чертоге Смерти. Но не исключаю, что высеченный из камня скелет поместили сюда, чтобы отпугивать грабителей, пытавшихся проникнуть в сокровищницу. Впрочем, об этом оставалось только гадать.