Александр Викторович Благовещенский сидел и напивался.
Злобно.
До упора.
В стельку, как последний сапожник.
И не собирался останавливаться раньше, чем свалится под стол. Ну, или в блюдо с мясом, принесенное прислугой в качестве закуски.
Обидно было…
Или не обидно?
Александр и сам не мог понять, какие чувства им владели. Сложная смесь получилась. Обида там была, безусловно, и кто бы не обиделся? И злость. И почти ненависть. И любовь, и… Да не перечислишь тут всего!
А как еще нормальный мужчина должен на такие новости отреагировать? Без его ведома от него зачали ребенка – ладно бы по случайности, тут можно и простить, и понять. Никто не застрахован, дети, знаете, как тараканы, выползут, когда и не ждешь.
Но вот так?
Холодно, расчетливо…
И ведь он стал первым мужчиной у Лейлы… то есть у Маши. Первым… и единственным?
Получается так.
До его прибытия в Березовский она точно ни с кем… пока беременность, пока роды – вряд ли. А потом он и сам был в курсе. Город маленький, амурные приключения не скроешь.
И в то же время за него даже замуж не пойдут.
Каково?
Неперспективен? Нет, даже не это! Ладно бы – беден, не может ничего предложить или хочется большего. Нет. Просто – ей это не нужно.
А что ей нужно, черт возьми?!
Что нужно этим женщинам!?
И потом… как она могла промолчать? Не сказать, что у него – сын!
А как она могла сказать? Как начать разговор? Вы знаете, мы с вами уже спали… просто я под другим именем была и в другом виде.
Сейчас-то он сходство видел. Малиновку можно вымазать углем с ног до головы, но в ворону она точно не превратится. Вот и Машу можно покрасить в черный цвет, можно нанести на лицо косметику, но черты останутся те же. И сходство прослеживается…
Мать объяснила.
Вот черт!
Александр налил еще одну рюмку водки и выплеснул в рот. Сгреб ломоть мяса, прожевал…
Хорошо пошла?
Плохо. Повторим.
Виктор Николаевич перехватил занесенную руку.
– Ты напиться хочешь – или разобраться?
Александр вздохнул и руку убрал. Отца он любил, уважал… и – да! Отца!
И плевать, кто там корову покрыл, теленок все равно вышел хозяйский! Другого отца, кроме Виктора Николаевича, Александр не знал, знать не хотел, а теперь и убедился, что был прав на сто процентов.
– Не знаю.
– Тогда даже и не начинай с водкой. Сейчас слуги все уберут, а мы с тобой побеседуем.
Александр кивнул.
– Хорошо.
– Тошно тебе?
– Да.
Слуги зашуршали мышами, вынося поднос с водкой и закуской. На его месте появился другой. Саша взглянул и улыбнулся.
– Шоколад?
Не какао, нет. Не то, что привыкли называть этим словом.
Настоящий шоколад, из какао-бобов, густой и крепкий. Отличная штука, которая прочищала мозги не хуже кофе.
– Он самый. Кофе мне врачи запретили, так хоть шоколадом спастись. Его тоже, правда, много нельзя, ну пару чашечек мы с тобой примем. За здоровье моего внука Андрюши. Кстати – откуда такое имя?
Благовещенский хмыкнул.
– Ма… ша, – уменьшительное имя далось с трудом вместо привычного «Мария Ивановна», – рассказала. У нее был друг по имени Андрей. Не любимый, но человек, который очень многое для нее сделал. Она поклялась, что назовет сына в его честь.
– Был друг?
– Он умер. Маша сказала, что он прожил не самую счастливую жизнь, но всегда старался поступать по справедливости. И честь не опозорил.
– Понятно. Что ж, хорошее имя. Ты на нее обиделся?
– Я ее готов был убить, – честно сознался Благовещенский. – Вот просто – прикончить! Это ж надо! Мой ребенок – и мне ничего не сказали! Ладно бы она меня не знала, не доверяла мне… ведь не доверяет, верно?
– Стоп-стоп-стоп. Не гони. Давай выпей еще шоколада, а там и дальше будем разбираться.
Саша повиновался.
– Ты тоже был обижен на мать?
Как-то раньше он об этом отца не спрашивал. Ни к чему было. Или и так все было ясно? Если б обиделся – не взял бы в свой дом, не признал сына, не… А вот сейчас…
Привычная картина мира дрогнула, нарушилась.
Виктор Николаевич покачал головой. Медленно сделал глоток шоколада и аж прижмурился от удовольствия. Хорошо…
А потом еще и кусочек лимона утащил. Посыпанного кофе и сахаром. И улыбнулся сыну.
– Никогда не обижался.
– На мать?
– Вообще.
Саша удивленно посмотрел на отца.
– Непродуктивная эмоция, – пояснил патриарх семейства Благовещенских. – Надо понять человека, вот и все. А дальше, если ты его понял, ты либо принимаешь его таким, какой он есть, либо выкидываешь из круга близких, либо начинаешь обращаться как с треснутой чашкой – не жди слишком многого, скоро вообще расколется.
– То есть?
– Армия плохо на тебя подействовала, сынок. У тебя остались либо свои – либо чужие. А мир не состоит из двух цветов, он многогранный и разноцветный.
Саша вздохнул. И отец без труда прочитал на его лице тоску от философии. Ладно же, будем более конкретны.
Дети есть дети, хоть им сорок, хоть им восемьдесят. Хоть они маги, хоть генералы. И задача родителей – всегда, в любом возрасте, помочь детям справиться с теми проблемами, которые они сами почему-то не одолевают. Либо не видят, либо не понимают, что надо увидеть.
Ну ничего, сейчас он сыну покажет, куда бить, а дальше парень и сам разберется.
Что поделать, дети…
Не потому, что глупые, или маленькие, или еще какие, нет. Но человек живет на планете Земля и не чувствует ее движения. Вращение Земли хорошо заметно с Марса, к примеру. Саша сейчас такой землянин. Он внутри этой проблемы, он эмоционально вовлечен в нее и потерял способность мыслить абстрактно. И кто бы его за это упрекнул? А Виктор Николаевич смотрит со стороны. И готов подсказать сыну то, что тот пока еще не заметил.
– Что двигало твоей матерью? Любопытство, сострадание, желание помочь, влюбленность – не любовь. Гремучая, в совокупности, смесь, но не из тех, что горит долго. Полыхнет, прогорит, погаснет. Даже поженись она с этим Храмовым – все равно закончилось бы плохо.
– Разве?
– Конечно. Разные люди, разные миры. Дочь купца и аристократ… нет, добром бы это не кончилось.
– Допустим.
– Любила она его? Нет. Любила она меня? Нет. Мог я это исправить? Безусловно. И нужно было лишь уделить побольше внимания и принять тебя как своего сына. И все у нас прекрасно получилось, сам знаешь.
Саша знал.
Более счастливой семьи, чем свои родители, он не видел. Не напоказ, а внутренне, искренне счастливых. И лишь сейчас он понимал, сколько усилий для этого потребовалось приложить родителям. Когда сам носом об забор налетишь, оно так доходчиво получается!
– А что надо мне?
– Давай сначала определимся с поступками твоей… Маши.
– Допустим.
– Я распорядился навести справки, еще когда ты мне рассказал о ней. Итак, Горская Мария Ивановна. До определенного момента обычная аристократка, ничего особенного, маг земли с непроявленным даром, послушная дочь – серая мышь. Дальше интереснее. Отец решает выдать ее замуж за Демидова, ты в курсе истории, не так ли?
– Да.
– С княжной происходит несчастный случай. И после этого она меняется. Словно бы пропадает послушная дочь, она сбегает из дома, как теперь понятно, объявляется в Березовском и живет там под именем мещанки Марии Синютиной.
– Да.
– Саша, ты не задумывался, что жизнь – не роман? Это там то баба мужиком переоденется, то мужик – бабой, то дворянин – крестьянином.
– И?
– В жизни так не получится. Ты мне поверь, чтобы княжна могла жить как мещанка… это практически нереально. А Мария Синютина еще и приобретает в собственность кусок земли…
– Лощину.
– Да. Занимается хозяйством… чтобы так поступить, надо иметь серьезный стержень. И цель.
– Я не задумывался.
– Ты восхищался, – припечатал отец. – А теперь подумай, что может быть целью девушки в таком случае?
Долго думать Александру не пришлось. У него перед глазами была мать, были сестры…
– Независимость.
– Возможность самостоятельно распоряжаться своей судьбой, верно. Это ей не удается, ей приходится, как я понимаю, выйти замуж.
– Приходится?
– Саша, а ты сам подумай? Какой муж подложит свою жену под другого мужчину, если ее искренне любит? Это не браке говорит, о сделке.
– Тоже верно.
– Во-от. Они получают каждый свое, но, полагаю, стремление к независимости у Марии Ивановны проявляется еще ярче.
Благовещенский-младший почувствовал себя идиотом.
– Я об этом так не думал.
– Тебе никто не запрещает подумать, – хмыкнул отец. И долил горячего шоколада.
Терпкая тягучая сладость прояснила мозги.
– Отец, я дурак?
– Но не круглый, раз уж ты это осознаешь, – поддел Виктор Николаевич великовозрастного сына. И принялся загибать пальцы дальше. – Почему на тебя пал выбор Храмова – понятно. Ты его сын.
– Я твой сын.
– Полагаю, Храмов об этом не догадывался, – глаза «стального колобка» смеялись, и Саша улыбнулся в ответ.
– Это стало бы для него немалым сюрпризом.
– Верно. А как княжна должна на тебя смотреть? Ты его сын.
Александр передернулся.
– Не подумал.
– Так подумай, сынок, подумай. Оно полезно. – Отец улыбался вовсе уж лукаво. – А насчет сына – что должна была тебе сказать девушка?
– Эм-м-м…
– Мы встречались в борделе, мой муж меня под тебя подложил, вот результат встречи?
– Ты затем меня и утащил, чтобы я дров не наломал?
– Примерно так. Посиди пока дома, сынок, а с твоей… кем?
– Невестой.
– Вот-вот. С невестой я сам поговорю.
– Я сам с ней поговорю.
Виктор Николаевич спорить не стал. Вместо этого проникновенно поглядел на сына и поинтересовался:
– Сынок, если бы я с тобой не поговорил, сколько бы ты дров наломал?
– Много.
– Вот и не спеши. Дай женщине все обдумать, и помни – они эмоциональнее нас. Не глупее, но успокаиваться будут намного дольше, это уж точно. Думаешь, почему я с тобой говорю?
– Почему?
– Потому что мама сейчас очень сильно возмущена. Она ведь женщина в полном смысле этого слова.
– На что ты намекаешь?
– Поговорите с Марией через пару дней. Так лучше будет.
– Думаешь?
– Уверен.
– Я подумаю. Спасибо, отец.
– Не за что. А теперь предлагаю отправляться спать.
Саша выдохнул. Допил остатки шоколада.
Действительно, почему бы и нет? Сейчас ситуация уже не казалась такой неразрешимой. Да и обида поутихла, и на смену ей пришло понимание. Есть за что благодарить отца. Есть.
– Правда, пойду я спать. А уж завтра, на свежую голову…
– Пошлешь девушке цветы.
– Я действительно дурак…
– Какие цветы – подсказать?
– Разберусь.
– Главное, не посылай кактусы. – Глаза Виктора Николаевича смеялись. Ох уж эти дети. Но Мария – хорошая девушка и семью держать сможет не хуже его супруги, а молодость… молодость – недостаток проходящий.
Саша рассмеялся и отправился спать.
А Виктор Николаевич отправился в кабинет. Он ведь не давал сыну никаких обещаний, верно? Где тут бумага?
Не хочешь получить в невестки жабу – не пускай сына бродить по болотам в одиночестве. А то не расхлебаешь!
Игорь Никодимович Романов сидел над кипой бумаг. И задавался одним вопросом.
Вроде бы он признаков идиотизма не показывал, верно?
Верно…
Так почему же люди считают его идиотом?
Или они просто считают себя самыми умными, а всех остальных по умолчанию – дураками? Очень на то похоже.
Ладно, поймаем, допросим, выясним.