Тишина длилась недолго.
Миг – и толпа взорвалась криками, воплями…
Его величество понял, что, если сейчас не перехватит инициативу, все закончится плохо.
Затопчут.
Страшная штука – массовая истерия, если начнется – лучше сразу падать и ползти под землю, в канализацию. Да и там достанут…
А чем охлаждают ошалелых котов?
Водой.
Благо император как раз магом воды и был.
Вот оно и отличие от слабого мага. Откуда слабак возьмет воду? Да еще в потребном количестве? Или призовет откуда, или сгустит из воздуха, или… вариантов много, но и времени понадобится много, и сил…
Его императорское величество был каким угодно магом, но не слабым. А потому…
Секундная задержка.
И на площадь хлынул водопад.
Вся вода, которая была в радиусе километра, в единый миг сконцентрировалась над площадью – и пролилась.
Куда и истерика делась?
Люди стояли, хлопали глазами… сухим остался сам император – своя магия, не чужая, сухими остались ступени собора, где лежало черно-алое пятно…
– Живьем брать, живьем!!! – рявкнул его величество.
Но куда там – живыми!
Один покончил с собой, двоих просто смели и разорвали в клочья, когда спешили наверх. Кого тут возьмешь?
Некого.
Иван Четырнадцатый кое-как сдержал себя, чтобы не бежать, но расстояние до собора все равно преодолел намного быстрее, чем шел оттуда, и опустился на колени перед телом княжны Горской.
С другой стороны так же стоял мужчина… и не знал, как и взяться.
– Что с ней?
Благовещенский, а это был именно он, едва коснулся руки княжны. Император резко выдохнул.
Что с ней? Как бы это покорректнее… металл она к себе притянула. А сила удара? А разлет? В результате – множество мелких ран. Картечь где ударила по коже, оставив болезненный след, где вошла неглубоко, где поглубже…
Есть такое слово – дуршлаг. Вот, оно самое. Или решето, на выбор.
И как взять – неясно. И что делать – тоже, а делать что-то надо, она же кровью истечет…
Его императорское величество быстро провел руками над княжной. Кровь – это тоже вода, и можно ее как-то…
Или нельзя?
Можно запереть одну рану, две, но столько… На такое сил не хватит и у трех императоров.
– Ее надо срочно в госпиталь, иначе точно не выживет! Лекаря ко мне!
Говорил его величество вроде и не слишком громко, но лекари уже мчались со всех концов площади. Александр сжал руку женщины, поглядел на императора.
– Ваше…
– Оставайтесь с ней, – с первого слова понял проблему Иван Четырнадцатый. – Сколько надо, столько и оставайтесь, мое распоряжение.
– Благодарю.
Его величество встал. На его место тут же опустились двое лекарей, один из них схватил Марию за вторую руку, вливая силу, второй начал что-то делать с кровотечением…
– Доченька!!! Пустите меня к дочери!!!
Крик был такой силы, что подскочил даже император.
Князь Горский вырвался из толпы, кинулся к Марии, но…
Не добежал.
По уважительной причине – на кулак налетел.
Кулак принадлежал молодому парню лет шестнадцати, с простым, ничем не примечательным лицом, одетому хоть и парадно, но без привычки. Те, кто дорогие вещи носит, с ними срослись, они себя непринужденно чувствуют хоть в чем. А этому явно было неудобно, неловко… но не сейчас.
Князю он прямым в нос зарядил – любо-дорого поглядеть.
– Ах ты, с…!
Перед лицом его императорского величества разворачивалась откровенно базарная драка. Князь отлетел на шаг, вытер кровавую юшку и медленно двинулся на противника.
– Ах ты, холоп!
– Близко к ней не подойдешь, козел!!! – заорал, надсаживаясь, парень. – Опять дочерью поторговать решил?! Да я тебя сейчас своими руками удавлю, и плевать, кто ты есть! Ты мизинца ее не стоишь!!!
Доля правды в его крике была.
Иван Четырнадцатый это понимал, а потому махнул рукой. Романов лично бросился между князем и молодым человеком.
– Иван! Остынь!
Пикантность ситуации придало то, что остановились оба. Но первым Романов обратился к молодому человеку.
– Успокойся. Если ты в тюрьму попадешь, сестре легче не будет.
Мальчишка злобно сплюнул на землю. Кажется, он готов был попасть в тюрьму. Но – за дело. Например, за убийство князя Горского.
– Ваша светлость, прекратите концерт, – досталось и второму участнику драки. – Все присутствующие осведомлены о ваших… родительских чувствах.
Князь Горский плеваться не стал – аристократия.
– Это моя дочь. У нас были разногласия, признаю, но я ее люблю. И она меня любила…
– Ах ты…
Мальчишка едва не кинулся второй раз. Хорошо, Романов поймал. И смерил Горского ледяным взглядом.
– Не сомневаюсь, когда Мария Ивановна очнется, она вам выразит свою любовь.
– Девочка моя…
– А пока извольте не мешать специалистам. Иван, берешь брата и домой, тебе есть о ком еще подумать…
– Маша…
– Я вечером лично пришлю пропуск. Приедешь к сестре, обещаю. И Александр Викторович с ней останется. Сейчас ей от тебя пользы не будет.
Мальчишка кивнул. И вроде как немного опамятовался. Или это тычок от Романова помог? Отличный получился воспитательный эффект. Ваня шагнул вперед и упал на колени.
– Ваше императорское величество, умоляю простить меня…
Иван Четырнадцатый махнул рукой.
– Я не сержусь. Езжайте домой, юноша, о состоянии… сестры вам сообщат.
Княжну как раз перекладывали на снятую кем-то с петель дверь храма.
А кровь капала и капала на камни двора…
Ваня поднялся, кое-как (не аристократ, не обучен) поклонился, кивнул второму мальчишке, помладше, и пошел к выходу. Второй помчался за ним. А что часть пути они прошли рядом с медиками и с Благовещенским, который так и не отпустил пальцы княжны, и оттеснить его ни у кого не получилось…
Его величество перевел взгляд на князя Горского.
– Мария Ивановна и вся ее семья находятся под моим личным покровительством.
Князь побледнел.
В переводе на русский недипломатический фраза звучала проще: «Протянешь руки – протянешь ноги». И князь это отлично понял.
Поклонился, забормотал что-то верноподданническое, капая кровью на дорогой костюм, Иван Четырнадцатый его уже не слушал. Обернулся к Романову.
– Предварительно?
– Шуйские, государь. Картечь… взорвись это все, как они планировали, тут бы народу полегло…
– Как они смогли пройти сюда?
– Выясняю, государь.
Романов понимал, что после такого провала на службе его вряд ли оставят. Разве что дела сдать разрешат… не казнили бы – уже хорошо.
Даже если и казнят – он сейчас, считай, в долг живет. Тоже на площади был, его бы тоже накрыло… все бы полегли.
Взрывом хорошо сносит щиты, никто ведь с боевыми не пришел, так, обычные, не самые сильные подняли. Взрывом их бы влегкую посносило.
А потом – картечь.
Если в голову, если повреждение мозга – не выживет и самый сильный маг. Никто не выживет. Княжна их всех спасла. Но как она успела – вот вопрос?
На него Романову тоже предстояло ответить.
Он даже не понял… какое-то время княжна двигалась быстрее человека…
Магия?
Но такой магии просто не существует.
Да и то, что она сделала… она – маг земли. Нестандартное использование обычных заклинаний?
Может, и так.
Надо будет расспросить ее родных. Обязательно.
Василий Шуйский двигался вместе со всеми.
Никто не стал задерживать людей на площади, и он вышел беспрепятственно, вместе со всеми.
Его дети мертвы.
Его юрт – расформирован приказом императора.
Его дело погибло.
Ничего, ничегошеньки у него не осталось. Или все-таки?..
Осталась месть.
Если не думать о себе, если решиться на самопожертвование… но месть – кому?
А что, есть выбор?
Конечно, нет. Только один человек из всей толпы заслуживает внимания. Гадкая баба, из-за которой столько планов пошло прахом.
Княжна Горская.
Что ж. Василий не будет торопиться, он подождет. Если княжна умрет, отлично! Он обратит свой гнев на кого-нибудь еще.
Если выживет… она – не выживет. Он поспособствует.
Шуйский покосился в ту сторону, куда уже уехали названые братья княжны.
Достать их? Реально, но – не стоит. Это соплячье деревенское… какой смысл на них время и силы тратить? Смешно даже. Скорее всего, княжна их приблизила в пику отцу, но и отца трогать…
С другой стороны… Братья – ерунда, но у княжны есть и дети.
Василий хищно улыбнулся, прикидывая план действий.
Дети – отлично! Их легко похитить, они не могут сопротивляться, они уязвимы… что еще нужно?
Ничего.
Но если похитить ее детей… о, это будет отличная месть. Можно даже не убивать их сразу, подождать немного. Если княжна умрет, их можно…
А почему нет?
Или воспитать этих детей для себя – и под себя.
Или убить.
Или поторговаться…
Определенно, эту идею стоит и обдумать, и развить. И Шуйский медленно пошел вниз по улице.
Где у нас живет княжна Горская, она же госпожа Храмова? Надо навестить ее дом. Посмотреть, что там, как… прикинуть подходы-отходы.
Давно он ничем таким не занимался, но и выбора нет. Все его дети, все его доверенные люди – все остались там, на площади, и что с ними – бог весть.
Что ж.
Шуйский докажет, что юрт – это он. Эти твари еще пожалеют…
И Василий зашагал еще быстрее, на ходу вспоминая, какими средствами он располагает.
Александр сидел в коридоре.
Ощущения у него были самые отвратительные.
Как так получается?
Он – мужчина. Он военный, он ходил в бой и не кланялся пулям, но… с Машей почему-то все получается неправильно. То она бросается в бой, то закрывает всех – собой, то…
А ведь она женщина. Ей на роду написано быть слабой и хрупкой, нуждаться в защите мужчин…
М-да.
При Машеньке этого лучше не произносить.
При всей внешней изысканности и утонченности, княжна Горская вовсе не была эфемерным созданием. Она не жеманилась, не хлопала ресницами, не пыталась кокетничать – она воспринимала мужчин на равных и очень обижалась, когда ее считали слабее или глупее.
Хотя ничего удивительного в этом не было.
Женщины и мужчины все же разнятся, и никто не заставит прекрасную даму, к примеру, таскать камни. Зачем? Для этого есть мужчины. И точно так же никто не заставит рыцаря составлять цветочные букеты. Можно, но… стоит ли?
Мужчины и женщины разнятся, и у них есть свои места в мире. Стоит ли смешивать?
Нет, не стоит. Это как вода и масло, ничего хорошего не получится, да и смысла нет. Александр видел в Европе суфражисток. Отвратительное зрелище.
Коротко стриженные, в штанах, с папиросами в зубах, раскрашенные самым жутким образом – кому может понравиться такой кошмар?
Хотя находятся любители.
И мужчины там бывают всякие, в том числе и женоподобные. Но на Руси это не прижилось. Дикари, как говорят в Европах. Ну и плевать на них три раза.
Какая же чушь лезет в голову!
Но Александр знал причину.
Это не Маша должна сейчас лежать на операционном столе, это он должен быть там!
Он!
А он не успел, не отреагировал… и до сих пор не может понять, как успела Машенька. Вроде бы доля секунды… и крик. Он помнит чей-то крик, жуткий, кошмарный…
А потом все сливается в единую ленту. В небе вспухает серое облако, лестница встает на дыбы, так, что его сбивает с ног, и он куда-то летит – и Маша, словно маг воздуха, взлетает вверх.
Но ведь она не маг воздуха! Она маг земли, он это точно знает… может ли быть – двоесилка?
Говорят, давно такое бывало, но даже тогда были совмещенные стихии. Огонь – земля, огонь – воздух. Земля – вода, вода – воздух… А чтобы противоположные – нет, такого никогда не бывало. Вода никогда не уживется с огнем, земля будет конфликтовать с воздухом. Это не потому, что одни хорошие, а вторые плохие, просто это их суть.
Две противоположные стихии не уживутся в одном теле, они просто разорвут его на части. Плюс и минус не могут быть рядом…
Но как тогда?!
Из бесплодных размышлений его вывел голос врача.
– Господин Благовещенский?
– Да?
Александр встал, разглядывая обратившегося к нему мужчину. Доктор, лет шестидесяти на вид, высокий, светловолосый, худощавый – такие до старости мальчишками выглядят. Вот и этот смотрится несерьезно, след от очков на переносице трет, а пальцы длинные, тонкие, нервные. И несколько капель крови на одежде…
Маша?
Кольнуло сердце.
– Она…
– Жива.
Александр выдохнул так, словно пробежал те самые марафонские сорок километров. С другой стороны, доктор не выглядел слишком радостным…
– Но?!
– Я бы не питал необоснованных надежд.
– Что с ней?
– Сложно сказать. Мария Ивановна – маг земли, верно?
– Проявленный, сильный, умеющий работать со своей силой, – согласился Александр.
– Это ее и спасло. Спасает…
– Вы не могли бы выражаться яснее?
Александр начал терять терпение. Да сколько ж можно ему нервы мотать?
То жива, то неизвестно…
Да вашу ж… так! И этак тоже!
Доктор явно почувствовал злость собеседника, потому что покачал головой.
– Не сердитесь Александр Викторович. Все достаточно сложно. У Марии Ивановны многочисленные внутренние повреждения, картечь ее буквально нашпиговала, если можно так сказать… часть внутренних органов должна была давно отказать. Сильное кровотечение – нам удалось его остановить и более-менее стабилизировать состояние, но мы в безвыходной ситуации. Если не вынуть картечь – она умрет от сепсиса. Если начать ее вынимать – она умрет от болевого шока и кровопотери. Чудом не задеты ни мозг, ни сердце. Но остальные внутренние органы… сейчас ее жизнь поддерживает только ее личная магия.
– И насколько ее хватит?
Доктор пожал плечами.
– Сутки? Двое? Вряд ли больше. Когда от картечи начнется нагноение, магии будет требоваться все больше и больше, а человеческое тело имеет свой предел сил.
Александр сжал кулаки.
– Я могу ее увидеть?
– Да, разумеется. И… если у нее есть родные и близкие, они тоже могут приехать.
– Есть. Родные, близкие, дети…
– У нас есть специальные палаты для родственников. Вполне комфортные. Придется, конечно, оплатить свое пребывание, но это недорого…
Александр едва сдержался, чтобы не ударить.
Он понял, какое слово было не произнесено.
Фактически Машенька уже приговорена. Счет идет даже не на дни – на часы.
– А если поддерживать ее магией?
– Это возможно, но бессмысленно, – развел руками доктор. – Все опять упирается в картечь, которая осталась в ее теле. Извлечь ее мы не можем, так что… вы просто продлите ее агонию, и это будет… печальное зрелище.
– А если по одной картечине? Извлечь, заживить, восполнить магию и кровь…
– Мы думали и над этим. К сожалению, мешает их число.
– Число?
– Идемте, Александр Викторович, – вздохнул доктор, понимая, что проще показать, чем объяснить. – Идемте. Я вам все покажу.
Благовещенский набросил поданную ему стерильную накидку и прошел в палату.
Маша лежала на кровати.
Непривычно бледная, словно ее густо посыпали толченым мелом. И на этой матово-белой коже резко выделились ресницы, брови… а вот губы почти слились с кожей. Словно во всем теле не осталось лишней кровинки.
– Очень большая кровопотеря. Боялись – не успеем…
Александр присел рядом.
– Машенька…
Взял в ладони тонкую кисть и…
Только сейчас он
Увидел по-настоящему и выругался, как вообще-то не стоило бы.
Девушка вся была покрыта ранками. С головы до ног. Рука – там, на площади, она была просто окровавлена, он и не мог себе представить, что все будет так ужасно.
Все тело словно испещрено язвочками. Красными, черными, круглыми и непонятной формы, с запекшейся в них кровью… но и на простыне кровь была. Видимо, прорывалось иногда.
– Металл – внутри. Мы просто не можем его убрать. Его величество уже спрашивал, но это невозможно, – развел руками доктор.
И Александр понимал это.
Если бы дело было на войне, он предложил бы подарить солдату легкую смерть, но это не солдат. Это Машенька, его Маша, его девочка, которая вот так… которая спасла их всех. А сама не убереглась.
Не смогла.
Кто-то должен погибнуть, чтобы жили все остальные?
Ну и ублюдочная же это философия!
Александр осторожно погладил израненную руку.
– Она не приходила в себя?
– Что вы! Это невозможно! Подозреваю, она и жива только потому, что без сознания.
– Разве?
– Приди она в себя – тут же умерла бы от болевого шока.
Александр молча признал правоту доктора. Маша была одета в больничную рубашку на завязочках спереди и сзади, чтобы легко было получить доступ к ранам…
– Остальное тело… так же?
– Да. И в чем-то хуже, здесь все-таки нет жизненно важных органов. Мышцы, нервы, но все же… а вот туловище… на ней живого места нет. Чудом сердце не затронуто, чудом она еще жива. Чудом.
Александр поежился. Но что, что можно было сказать?
Только одно.
– Я отправлю письмо ее родным. И давайте я оплачу палату…
– Хорошо. Я сейчас вернусь.
Доктор деликатно вышел, давая Александру пару минут побыть рядом с любимой женщиной. И Благовещенский не выдержал.
Поднес тонкую руку к губам, прижался лицом к израненной кисти.
– Машенька… какой же я идиот! Сколько времени мы потеряли!!!
Горячие слезы текли по лицу, впитывались в простыню…
Маша, Машенька… неужели – все?
И все закончится вот так?!
За что?!
Господи, если ты слышишь, да за что же это!? За что – ее?!
Ну переиграй ты все, возьми меня, брось кости другой стороной, что тебе, всемогущему, стоит? Чтобы я успел закрыть ее, чтобы все это досталось – мне.
И уходить было бы не страшно, зная, что она жива останется.
А сейчас?
Что им останется – сейчас?
Хотя Александр и так знал ответ.
Ваня и Петя, Нил и Андрюшка. Четыре человека, за которых он теперь в ответе. И пока они не войдут в возраст, не смогут сами за себя постоять…
Он любого за них порвет. Были они Машенькиной семьей – будут его родными. И точка.
И никто не посмеет на них даже косо посмотреть. Иначе получится, что Машенька умирает сейчас – бессмысленно. А такого никак нельзя допустить. И смерть ее в разуме не укладывается… Господи, за что?
Нагрешил я – так возьми меня! Меня и карай, хоть в вулкан засовывай! А ее-то за что?!
За что!?
Слезы текли и текли, безжалостно и бесконтрольно.
Маша, Машенька…
– Ваня, она…
Ваня злобно сопнул носом. Подумал и вытер нос рукавом, наплевав и на платок, и на хорошие манеры, и на стоимость пиджака.
Какое теперь это имеет значение?
Маша… он и думать об этом не хотел, но подозревал, что от его отношения ничего не изменится.
– Не знаю.
– Я тебе что – ребенок? – окрысился брат.
– Сам должен понимать, если не маленький! – рявкнул Ваня. – Может, и есть еще шансы…
– Какие?
– Не знаю. Петя, я просто не знаю.
– И что мы теперь будем делать?
– Едем домой. К малявкам.
– К Нилу и Андрюшке?
– Именно. Думаешь, Маша хотела бы, чтобы мы их бросили на произвол судьбы?
– Да там нянек две штуки…
– Нянька – это нянька. Не родной человек, – наставительно высказался Ваня.
– А может…
– Ты знаешь, куда ее отвезли?
Петя понурился. Не знал.
– Нас туда точно пустят?
– Мы же…
Петя вскинулся и потух. Ваня кивнул.
– Дошло, вижу…
– Но мы ведь…
– Да, Маша считает нас своей семьей. Но то – Маша. А остальные? Ее папашка гнусный?
– Хорошо ты ему засветил!
– Надеюсь, хоть ненадолго, урока хватит, – злобно проворчал Ваня. – Если так подумать… нам сейчас надо готовиться бежать, Петь. Быстро и далеко.
Брат помотал головой, словно пьяный конь. Потер волосы, безжалостно разрушая прическу, уложенную бриолином.
– Не понял? Почему?
– Потому что Маша была силой, к ней могли прислушаться. А мы с тобой кто такие?
– Эм-м-м…
– Правильно. Мещане Синютины. Этого слишком мало. Как ты думаешь, что сделает Машин папашка?
Глаза Пети расширились в понимании страшного.
– Ванька… ой… ёжь твою рожь!
Любимое Машино высказывание оказалось подозрительно заразным. Несчастного ежа принялся поминать и Петя.
– Молодец, возьми с полки пирожок. Видел, как он выскочил, паскуда старая?
– А то ж…
– Примазаться захотел. Как же, отец, ёжь его рожь, лично деточку на руках таскал, все детство обожал, замуж мечтал выдать… продать подороже, с-собака…
Ваня почти шипел. Но повод был железобетонный.
Действительно, князь Горский сориентировался практически мгновенно. И следующее, что он сделает…
– Он захочет… детей?
– Не просто детей, Петенька. Наследников, понимаешь? Нас-лед-ни-ков!
Петя шипеть не стал. Но выругался в три этажа с чердачком, вспомнив все, чему научился в голодном отрочестве.
– Ублюдок…
– Именно, братик. А значит, что нам надо?
– Что надо?
– Домой и к детям. Как можно скорее.
– Ваня, мы же ничего не сможем, если он захочет забрать детей…
– Сможем, – отмахнулся Ваня. – Сможем. Пока Маша жива, он ничего сделать не должен, но вдруг? Надо срочно домой и написать Благовещенскому.
– Александру?
– Петька! Начинай ты думать! Старшему!
– Зачем? О чем?
– Виктор Николаевич – человек серьезный. А о чем написать? Так Андрюшка же, считай, его внук. С Машей они только случаем не породнились… думаешь, выпустит мальца из рук?
– А это не окажется из огня да в полымя?
Ваня сник.
– Не знаю. Петя, я правда не знаю. Но если он Александра как родного сына воспитал, то и Андрейка тоже его, получается. А мы уж рядом… мне ничего не нужно, но чтобы от детей не погнали. Маша бы этого хотела, сама понимаешь…
– Мы ей хотя бы этим обязаны, – согласился Петя. – Вань, думаешь, справимся?
– А выбора у нас нет. Обязаны. Ты вспомни, как мы без нее жили… сдохнуть – и то лучше было бы.
Петя невольно коснулся ноги.
– Вот-вот, – кивнул Ваня. – Бились целый день, даже и не понимали, куда что уходит. Машка нас из этого круга вырвала, а мы ей, самое малое, можем долг отдать. Позаботиться о мальцах, рассказать им, какая она… была.
Последнее слово Ваня произнес уже со всхлипом.
Ну что значит – была!? Разве можно так говорить о Маше?
О его веселой, умной, деловой сестричке, которая никогда не унывала, никогда не сдавалась и всегда, всегда повторяла одно и то же: «Мы живы? Все остальное поправимо!»
А сейчас она лежит, и к ней даже нельзя.
И исправить ничего нельзя. И…
– Вань, ты чего?
Усилием воли Ваня взял себя в руки. Губу, кажется, прокусил до крови, ну и плевать. Он даже не заметил. Какая разница, отчего во рту солоноватый привкус – кровь или слезы?
Неважно.
– Ничего. Чтоб этим Шуйским…
Петя прослушал речь брата до конца. И горячо поддержал.
– Да, их… в … и там … утрамбовать!!!
Но ругайся, не ругайся, Машу это вернуть не могло.
Дома Ваня написал несколько строчек, кое-как запечатал конверт и отправил со слугой.
Долго ждать не пришлось.
Виктор Николаевич прибыл, не прошло и получаса. Буквально вылетел из экипажа, как был, в халате поверх жилета, а следом за ним мчалась Александра Александровна.
Вся растрепанная, в простом домашнем платье, явно не для выхода на люди, встревоженная…
– Что случилось?!
– Ваня, что происходит?!
Ответить на этот вопрос был и просто – и невероятно сложно. Ваня справился, коротко описав все, что произошло на площади.
Супруги Благовещенские переглянулись.
– Паршиво, – подвел итог Виктор Николаевич.
Ваня развел руками, мол, ничего лучше предложить не могу.
– Куда могли унести Марию Ивановну?
– В личный императорский госпиталь, – грустно отозвалась Александра Александровна. – Полагаю, наш сын тоже там.
– А можно как-то это поточнее узнать? – Ваня посмотрел с надеждой. Он про таковой госпиталь даже не слышал, но раз он существует…
Для чего, кстати?
– Члены высочайшей семьи не станут лечиться в обычной лечебнице. А иногда для необходимого лечения не хватает одного лейб-медика.
– Так ведь если лечить раз в год, чего они там налечат? – пробормотал Петя, для которого эта тема была больной.
– Медики-то привлекаются обычные. А госпиталь оборудован в Кремле, – просто объяснила мальчишкам Александра Александровна.
– А Маша точно там?
– Я сейчас пошлю несколько человек с записками, – решил Виктор Николаевич. – Что-то да узнаем. И, наверное, мы с Александрой Александровной переедем пока к вам. Пока суд да дело…
Ваня выдохнул. С облегчением, чего уж там…
– Вы нас чрезвычайно обяжете. Я…
– Вот еще, – оборвала неловкие благодарности Александра Александровна. – Будешь ты еще словеса разводить… успокойся. Пойду внуков проведаю.
– А меня прошу проводить в кабинет, – кивнул Виктор Николаевич. – Будем узнавать, что и как.
Ваня кивнул.
Ему стало чуть полегче. В том-то и беда, решения он мог принять и сам. А вот выполнить их… Ну кто такой Иван Синютин в Москве?
Таракан.
Даже меньше таракана – плесень. На одну ладонь положить, второй прихлопнуть – пустое место останется. Кто с ним будет считаться? Что и кому он докажет?
Не то чтобы Ваня боялся – он даже не сомневался, что князь Горский скоро оклемается и пожалует в гости. И готовился встретить его со всем уважением, даже пистолет зарядил.
Мало ли что там государь сказал?
Слова без бумажки – лай дворняжки. Чай, и Горский тоже отлается. Скажет, что ничего плохого не хотел, что детей защищал, что…
Найдет, что сказать.
За себя Ваня не боялся. А вот за мальчишек… Вот где беда-то – так беда.
Явись сюда Горский с присными, и отстоять малышей Ваня не сможет. Кричи не кричи, сопротивляйся не сопротивляйся…
Сейчас у него есть хотя бы небольшой шанс. Он успел…
Теперь можно переодеться и привести себя в порядок. Маша не одобрила бы, что он ходит растрепой…
Иван Четырнадцатый посмотрел на Романова без особого восторга.
– Игорь Никодимович, докладывай.
– Государь, на месте преступления обнаружено трое сбежавших Шуйских. Виталий, Алексей и Константин. Виталий решил сбросить бомбу на площадь. Если бы не княжна Горская, его намерение безусловно увенчалось бы успехом. Бомба состояла из нитроглицерина, стабилизированного с помощью магии, и большого количества железной и стальной картечи. Картечи, металлических поражающих элементов… По счастью – не отравленных.
– Нам бы и того хватило.
– Да, государь. Расчет был на то, что мощный взрыв сметет магическую защиту, а поражающие элементы довершат дело.
– Не думаю, что я бы уцелел, – протянул государь. – И моя семья тоже. Сегодня могли умереть многие… Что сделала княжна Горская?
– Она выходила одной из последних. И задержалась на ступенях храма. Как я понял, она увидела убийцу. А по ментальному следу удалось считать три заклинания, примененные с невероятной скоростью.
– Какие заклинания?
– Она стянула всю пыль в воздухе над площадью.
– И остановила поражающую мощность взрыва. Не самое сложное заклинание.
– Но выполнено оно было поразительно быстро, за долю секунды. Вторым заклинанием она отбросила себя в сторону, чтобы никого не задеть. И активировала третье заклинание.
– Какое?
– Удивительно простое, государь. Потому и получилось выдать все это так быстро, что заклинания были не из сложных. Примитивные даже. На одной мысли и силе. Ни навыков особых не нужно, ни умений – просто скорость…
– Третье заклинание?
– Магнит, ваше императорское величество.
– Магнит?
– Да, государь. Она превратилась в нечто вроде мощного магнита и притянула к себе все поражающие элементы. Это ведь металл…
– Удивительно простое решение.
– Да, государь.
– Что с ней сейчас?
– Она в госпитале, ваше императорское величество. Прогноз неблагоприятный.
Государь опустил голову.
Побарабанил пальцами по крышке стола.
– Пусть для нее сделают все возможное и невозможное. Нужно будет пятьдесят докторов – наймите за любые деньги.
– Я был в госпитале, государь. Не поможет.
– Почему?
– Вытянуть из княжны картечь невозможно. А оставить внутри – нельзя…
Выслушав медицинские разъяснения, его величество нахмурился. Подумал несколько минут.
– Донеси до всех заинтересованных лиц. С этой минуты семья княжны находится под моим личным покровительством.
– Да, государь.
– Отправь документы этому мальчику… как его?
– Иван Синютин, государь, из мещан.
– Неважно. Составь приказ о личной защите и покровительстве, я подпишу, и отправь тотчас же.
– Государь, но Благовещенский…
– Этот вопрос мы решим позднее. А приказ чтобы был готов в течение получаса.
– Да, государь.
– Слишком уж лакомый кусок ее дети.
Романов поклонился. Он думал точно так же.
Выживет княжна – хорошо. Она свою лояльность кровью доказала.
Не выживет?
Нельзя допустить, чтобы громадный кусок уральских богатств попал в цепкие ручки юртов. Потом не вырвешь. А тут повод – гранитный. Даже алмазный…
– Сию секунду, государь.
– Исполняй. И вызови некромантов. Я хочу знать, где старший Шуйский.
Романов поклонился и помчался исполнять приказы.
Его светлость князь Горский был безутешен.
Внешне – так точно. И повод был основательный – дочь умирает.
То, что скорбел князь не по умирающей дочери, а вовсе даже по сломанному носу, у него на лице написано не было. Оно, это лицо, преисполнялось самого благородного страдания.
Ага, если б еще на докторов это действовало.
Впустить князя к дочери они отказывались наотрез.
По поводу Благовещенского было распоряжение от Игоря Никодимовича. По поводу князя Горского? Распоряжений не было. Принесете – впустим, хоть со всеми чадами и домочадцами. А пока – простите, князь.
Горский хоть и злился, но старался этого не показать. Наоборот, причитал, как бабка на базаре, нещадно при этом переигрывая.
– Моя девочка. Моя бедная дочка…
Доктор смотрел с плохо скрытым раздражением.
– Ваша светлость, я вам ничем не помогу. Только разрешение от его императорского величества на встречу или на допуск к больной.
– Вы хоть скажите – как она?!
– Плохо.
– И прогноз…
– Неблагоприятный, – резко ответил доктор.
Резко, даже зло, но…
У него на той площади вся семья была. И сам он там был, как дворцовый медик. Если бы не княжна Горская – точно бы там полегли. А он ничего даже сделать для нее не может.
Никак.
Сепсис, пара дней – и всё. Никакая магия с такими повреждениями не справится. Никакая…
Горский вытер слезу. Вполне себе светлую, чистую – и крокодилову.
– Неужели нет никакой надежды? Я богат, я могу привезти любых докторов, любые лекарства, что угодно…
– Если бы это было возможно, – вздохнул, чуть смягчаясь, доктор. – Идите домой, ваша светлость, к близким. И постарайтесь подготовить их. Это печально, но…
– Моя доченька…
Князь развернулся и медленно пошел к выходу.
Никто его не остановил, да и не нужно это было Горскому. В голове у него щелкали звонкие счеты. Костяшки летали в одну и в другую сторону.
Дочь умирает – минус.
У нее остались дети – плюс.
Дочь – маг.
Дети тоже маги – плюс.
Была заключена помолвка с Алябьевыми?
Эм-м-м… не была. Но кто это опровергнет? Даже если задним числом… и можно сказать, что княжна не пошла бы против воли родителя. А что поругались… так чего в семье не случается?
Надо ехать к Алябьеву.
Самому Горскому такой жирный кусок не проглотить, поперек горла встанет. А вот если с Алябьевым объединиться…
Надо ехать.
И немедленно!
Нос?
А что – нос. Будет еще время разобраться с мерзким мальчишкой… Никуда он не денется. А вот свое право на деньги надо застолбить уже сейчас.
Государь, конечно, свою волю высказал, но ведь князь ничего такого и не делает? Он просто заботится о своих внуках! Хорошо заботится…
И князь Горский быстрым шагом направился к выходу из дворца.
Ваня даже не удивился, когда в двери дома постучали.
А когда увидел в окно Горского, плюс несколько человек в цветах юрта Алябьевых, плюс околоточного…
Вот кто б сомневался?
Он резко захлопнул окно и бегом бросился в детскую.
– Петька!
– Да?
Младший брат был тут. Очень кстати.
– Сиди с мелкими. Если что – хватаешь Нила и ноги в руки.
– А Андрейка?
– Его оставляешь, ему ничего не будет.
– Понял. Куда нам идти?
Ваня ненадолго задумался, потом вспомнил.
– На квартиру к Александру, помнишь – где?!
– Помню. А если и там?..
– Тогда в парк. Туда, где мы Александровых родителей повстречали. Деньга есть?
– А то ж.
– На, еще будет.
Ваня выгреб из кармана все ассигнации, которые там были. На глазок получалось достаточно, месяц прожить безбедно хватит, да не в провинции – в первопрестольной.
– А эти? – кивнул вниз Петя.
– Задержу их, сколько могу. Ты слушай. Получится отвадить – отважу. Нет – наброшусь, подниму шум, а ты хватай старшего и уходи.
Петя кивнул.
Нос на лице не спрячешь, как Маша ни таила способности Нила, Ваня примерно догадывался, что малыш не совсем и человек. И не хотел для него плохой судьбы. Андрюшку еще может получиться выцарапать. Он и чистокровный человек, и, опять же, сын Александра. Но Нила им никто не отдаст.
Никто…
Лучше уж сразу подстраховаться…
– Понял?
– Да. Удачи, братик.
Ваня на миг притянул к себе Петю, крепко обнял и чуть встряхнул.
– Головой за мелкого отвечаешь.
– Обещаю. Сберегу.
Ваня направился вниз.
Петя опрометью метнулся к себе в комнату. Наряд мальчика из хорошей семьи полетел в угол. Какие, к чертям, бриджи, какая выглаженная рубашка? В углу шкафа стопочкой лежали привычные ему суконные штаны, рубаха, картуз…
Вот, так-то лучше.
Ежели сейчас бежать и прятаться придется, лучше быть в чем-то привычном. Теперь за Нилом.
Подхватить малыша, потянуть за собой, прижать покрепче.
– Нилушка, тсс! Тихо, надо так, малыш… чтобы не прослышали нас…
Малыш послушно обхватил Петю за шею, прижался покрепче.
Глазенки его подозрительно блестели, по волосам словно золотые волны пробегали, вроде как пшеницу ветер колышет. Прошла волна, блеснула золотом – и нет ее. И вторая, третья… на пальцах блестели, то показывались, то пропадали золотые коготки.
Маленький полоз нервничал.
И Петя прижух наверху, прислушиваясь к шуму, доносящемуся из гостиной.
А там разворачивалось настоящее сражение.
– Что значит – нет!? Да я тебя на конюшне запорю, холоп!
– Вы, князь, слишком горячитесь. Или меня вы тоже прикажете на конюшне запороть?
Александра Александровна была в своей стихии. Есть ведь женщины-воительницы, а что сейчас было, как не бой?
Схватка, яростная и беспощадная.
Иван Горский наступал на Ивана Синютина, а тот не пятился. Стоял твердо, как скала.
– Я не позволю забрать моих племянников!
– Да какие они тебе племянники, ты, быдло!
– Княжна Горская вышла замуж за господина Храмова и вышла из-под вашей власти, князь. – Виктор Николаевич не собирался оставаться в стороне.
– Она овдовела.
– Вдовы у нас не обязаны возвращаться в родительский дом.
– Моя дочь заключила помолвку с Кириллом Алябьевым, и ее дети должны находиться под опекой отца.
– Врешь! – рявкнул Ваня. – Врешь, с…а!
Иван Горский рванулся вперед – не получилось. Драки не получилось, между ними встала Александра Александровна.
– Ваша светлость, прекратите немедленно!
Отшвырнуть даму в сторону не позволило хорошее воспитание. Князь Горский скривился.
– Я тебя в рудниках сгною! На каторгу пойдешь, мразь!
– Вдвоем пойдем! Ты – за подлог! – не сдался Ваня.
Каторга?
И плевать, везде люди живут!
– Ты мне еще угрожать будешь?!
– Да Маша отродясь никакой помолвки с Алябьевыми не заключала! И не собиралась!
– Будет княжна перед каждым сопляком отчитываться! Она это мне поручила как отцу…
– Какой ты к … отец?! Работорговец!
– Ты мне и за это ответишь, щенок!
– Перед судом отвечу! А детей не отдам! Знаю, зачем явились – стервятники! Не отдам – и все тут! Нет у вас правов на них, никаких нет!
– Правов… законник нашелся! Сопли подбери, – скатился в базарную перебранку князь Горский.
Но и что делать – было непонятно.
Будь здесь одни мальчишки – он бы их мигом смял, даже и силой, и забрал малышей. Но связываться с Виктором Николаевичем Благовещенским? По прозвищу «Сытая гюрза»? Нет уж, не надо нам такой радости…
А как быть?
Патовая ситуация, в чем-то… детей забрать не получится, даже силой. А как…
Ивана Горского осенило.
– Тогда я остаюсь здесь. Приглядывать буду, не дай бог с моими внуками что-то случится. Не этому ж быдлу их доверять!
И уселся в кресло.
– С какого это рожна?! – взвился Ваня. – Вас сюда не приглашали – выметайтесь подобру-поздорову!
– И я останусь, и господа…
Виктор Николаевич покачал головой.
– Князь, вас явно дезинформировали. Начнем с того, что Мария Ивановна заключила помолвку – с моим сыном. И на то получено дозволение лично государя императора.
– Я на то согласия не давал! – взвился Горский, понимая, что выгода уплывает из рук.
Благовещенский нежно улыбнулся.
– А на то согласие его императорского величества получено. Дети хотели вскорости и объявить, да случилось вот, с его высочеством…
– Что ж. Подождем, пока Машенька оправится, – с пафосом заявил Иван Горский. И уселся в кресло поглубже. – Она и решит, за кого замуж выходить.
На миг в гостиной повисло молчание.
Судя по тому, что узнал Благовещенский, у княжны шансов не было. Но заявить об этом вслух?
Как минимум – сдать позиции.
Благовещенский придумал бы что-нибудь, сказал, но…
Не успел.
Раздались шаги, и в гостиную быстрым шагом вошел курьер его величества, легко узнаваемый по мундиру.
– Добрый вечер, господа. Есть здесь мещанин Иван Синютин?
– А… я! – опомнился Ваня. – Да, а что…
– Вам пакет. Лично, в руки…
– Спа… спасибо. – Ваня принял тяжелый конверт с императорской печатью. И Виктор Николаевич тут же воспользовался ситуацией.
– Благодарю вас, господин. Не хотите пройти, чайку выпить?
Золотая монета скользнула в руку курьера, и тот провел по усам.
– Со всем нашим удовольствием.
– Ваня, а ты посмотри пока, что прислали. Может, ответ требуется, – распорядился Благовещенский.
Ваня закивал – и без особых церемоний ломанул печать на конверте. На ковер посыпался сургуч.
Читать он научился неплохо. И строчки пробежал глазами достаточно быстро.
А потом расплылся в такой злорадной улыбке…
– Ваша светлость, не желаете ли прочесть?
Естественно, князь Горский желал.
И письмо в руки взял с большой охотой.
А с какой охотой он потом бы скомкал его, швырнул на ковер и потоптал ногами! Да нельзя!
Воля императора…
Выраженная вполне ясно и четко.
Семья княжны Горской переходит под его, императора, личное покровительство. В чем Иван Четырнадцатый и заверяет своей личной печатью и подписью.
Дальнейшее было бессмысленно.
Даже если князь сейчас заберет внуков – их вернут ровно через час. Может, даже быстрее. А что сделают с князем, который в такой обстановке, после покушения, нарушил императорскую волю…
Может, и не повесят. Но он об этом сильно пожалеет.
И Алябьев против государя не пойдет – не дурак же…
Здесь оставаться?
Тоже смысла нет…
Иван Горский поднялся из кресла. Обидно было до слез. Поквитаться с наглым сопляком – и то не выйдет… оставалось сохранить достоинство.
– Надеюсь, господа, вы сообщите мне, если будут какие-то новости о моей несчастной дочери.
– Разумеется, князь, – заверил его Благовещенский.
И почему в этих заверениях так явственно слышалось ехидное: «щаз-з-з-з-з»?
Наверное, галлюцинация. Они такие, слуховые…
Петя едва дождался, пока уйдет Горский, – и слетел вниз, таща на себе Нила.
– Все в порядке? Да?!
– Все хорошо, – успокоил его Ваня. – Можешь не бежать.
– Куда бежать? – тут же навострила ушки Александра Александровна. – Иди сюда, маленький…
Полоз подумал – и пошел к тете на ручки. Видимо, родственную душу почувствовал.
– Я Пете сказал, если Горский все же прорвался бы – хватать малышню и бежать, – пояснил Ваня, не уточняя про Нила. Обоих хватать, пусть…
– Глупость несусветная, – прокомментировал Виктор Николаевич. – Я это очень не одобряю.
– А мы без одобрения, – огрызнулся Ваня.
– А без одобрения бежать невесть куда, без денег, без связи…
– Глупо?
– Очень глупо. Вот бежать, к примеру, на Васильевскую, двенадцать, или на Мировую, сорок пять, совсем другое дело. Там у меня свои люди. А в неизвестность – не стоит.
Синютины переглянулись.
– Мы поняли, – кивнул Ваня. – В неизвестность никто бежать не будет.
– Вот и чудненько, вот и ладненько. А где второй карапуз?
– Сейчас я за ним схожу, – кивнул Петя.
– Вот и давай. Имею право тискать внука, – вальяжно разрешил Благовещенский.
И откинулся в кресле.
Мальчишки – не дураки. Хорошее будет в семье пополнение.
Василий Шуйский прошелся мимо дома.
Раз, второй…
Дом княжны Горской выглядел легкой добычей.
Активировать амулеты, которые у него есть – и пройти. Скрытность, неслышимость, отсекатель запахов, забор здесь вообще игрушечный… ладно, можно через него не лезть. Слуги свободно ходят, вот за кем-нибудь из слуг и пристроиться.
Войти в дом, а там дальше и несложно будет. Амулеты хорошие, хватит и на него, и на детей… Почему столько всего? Так ведь невидимость – это полбеды. А неслышимость? Если в коридоре никого нет, но слышны шаги, дыхание, если начинает пахнуть кем-то чужим, к примеру сигарами, до которых Шуйский был большой охотник…
Проблему надо решать комплексно.
Итак, войти, взять детей и убраться из дома. Уехать в другую страну, можно во Францию, там терпеть не могут русских, но если у тебя есть деньги, ты везде желанный гость.
Деньги у Шуйского были.
Не слишком много по его меркам, но на прожитие хватит. Если не шиковать, балов не закатывать, шесть выездов не покупать…
Ничего, мудрому достаточно. Хоть и не в том смысле трактуется данное выражение.[14]
Шуйский злобно усмехнулся.
Да, княжна Горская. Вольно ли, невольно, ты разрушила мои планы, а я уничтожу тебя. Твои дети станут служить мне. Более того, они станут считать меня отцом, я стану для них царем и богом, они будут мне повиноваться. До тебя я не дотянусь, но до них – запросто. И сквитаюсь через них и с тобой, и с императором…
Если ты сильный маг, то и дети, наверное, не слабее…
Василий еще раз оглядел дом и отправился в ближайший трактир. По приказу государя все трактиры закрываются ровно в полночь. Конечно, кто-то и работает на свой страх и риск, принимает своих, тех, кто постучит условным стуком…
Это выгодно.
Но Шуйскому не надо сидеть всю ночь. До полуночи, а потом он попробует проникнуть в дом Храмова.
Были дети ваши – станут дети наши.
Василий улыбнулся собственной шутке и направился в трактир. Стоило пообедать, пока есть время и возможность.
Письмо от Романова доставили вечером.
Ваня распечатал его, прочитал – и вздохнул.
– Что пишет Игорь Никодимович? – сунул любопытный нос Петя.
За что и поплатился щелчком по оному носу.
– Пишет, что состояние сестрицы без изменений. А нам с тобой можно к ней пройти завтра, в любое время, по предъявлении сего письма.
Петя кивнул.
– Детей с собой возьмем?
– Конечно! – горячо возмутился Ваня. – Конечно возьмем! Они же маги, хоть и маленькие…
– Обязательно возьмите, – поддержала Александра Александровна.
Она тоже знала об этой маленькой особенности.
Когда маг вырастал, он мог вспомнить всю свою жизнь. С момента рождения, в деталях… если хотел, конечно. Кто-то вспоминал, кто-то не придавал значения, но для детей…
Увидеть мать еще раз. Это – малость?
Ваня не знал, какими вырастут малыши, но если он их лишит этой возможности, они ему не простят. Он бы точно не простил.
– Завтра с утра и поедем. Часам к десяти, чтобы малыши выспались, покушали, – подвел он итог.
– Я вам с собой прикажу одежду собрать для княжны, – подвела итог Александра Александровна. – Все же в своем спокойнее…
И все замолчали.
Они понимали, что Марии Горской осталось очень мало. Но…
– Ёж! Ну почему оно не сработало! – топнул ногой Петя.
– Что не сработало? – уточнил Виктор Николаевич.
– Маша разрабатывала нечто вроде защитной одежды, – пояснил Петя. – Чтобы в нее могли стрелять сколько угодно, а пули отскакивали. Как броня, только из ткани.
– Такое возможно?
Мужчина искренне заинтересовался. Это ж золотое дно, если кто понимает…
– Маша хотела, но у нее что-то не получилось, – выдал секрет сестрицы Петя. – Она говорила, что там надо слоев десять носить. И удар-то все равно будет… ну не пройдет пуля внутрь, но потроха тебе так отобьет…
– А можно мне посмотреть на ее работу? – попросил Виктор Николаевич. Ох уж эти аристократы.
Не получилось, что задумано, – так надо и сразу бросить? А сколько еще может быть применений у такого чудесного материала?
Для обуви, для плащей, для… так сразу не все и перечислишь, но Благовещенский подозревал здесь золотое дно. А чутье его редко обманывало.
– Я вам потом покажу, – махнул рукой Ваня. – Маша разрешила. Давно еще.
– Если что – я дам честную цену. Процент ее детям пойдет, – предупредил Виктор Николаевич. И был удостоен вялого кивка.
Процент?
Да кого это сейчас волнует…
Маша, Машенька…
– Маша, Машенька…
Ничего хорошего от врачей Александр не ждал.
Вот и сейчас, пришел молодой доктор, пощупал пульс, нахмурился, посмотрел на показания приборов и нахмурился еще больше. Принялся что-то изучать, калибровать, ворчать себе под нос.
– Что-то не так? – не выдержал Александр.
И был награжден почти отсутствующим взглядом.
– Минуту…
«Минута» растянулась малым не на полчаса, но Благовещенский не ругался. Видно же, человек делом занят. Не просто так стоит…
Наконец манипуляции закончились, и доктор повернулся к Благовещенскому.
– Скажите, а магом воды ваша невеста быть не может?
– Нет, я бы знал, – отверг эту версию Александр. – А что?
– Странное с ней что-то творится, – честно признался доктор. – К этому моменту у нее уже должен начинаться сепсис, подниматься температура, а она не поднимается. Как была ровная – тридцать один градус, так и остается.
Благовещенский не был специалистом, но что-то и у него между ушей задерживалось.
– Тридцать один?! Градус?!
Вроде бы температура человеческого тела тридцать шесть и шесть – или он чего-то не знает о людях?
– Как госпожу Храмову привезли, так мы температуру тела и измерили, – отчитался доктор. – Тридцать один градус. Посчитали это следствием шока и кровопотери, но, видимо, это не так.
Александр потер лоб.
– Подождите, но тогда… если бы я ее брал за руку – она была бы холодной?
– Совершенно верно, Александр Викторович.
– Но такого никогда не было, – растерялся Александр, памятуя об их последней совместной ночи. – Женщина как женщина, горячая, во всех смыслах, с совершенно нормальной температурой тела…
– Тогда мы наблюдаем нечто принципиально новое, – отбрил врач. – Не знаю, как это можно назвать, но госпожа Храмова словно… это даже не беспамятство, уж вы поверьте. В беспамятстве люди на что-то да реагируют, им больно, они шевелятся, стонут… но это и не кома. Это нечто среднее. Словно она в лед вмерзла и так застыла… ничего не понимаю.
Благовещенский развел руками.
Ага, вы, доктор, ничего не понимаете, а я должен понять?
Такого не бывает.
– Возможно, она проводила над собой какие-то ритуалы?
Александр покачал головой.
– Нет. Маша бы сказала.
– Родовые способности? Артефакты? Ну хоть что-то… ничего не понимаю!
Александр тоже ничего не понимал. Но и ответить не мог. А что тут скажешь? Как объяснишь то, чего и сам не знаешь?
– Ничего такого не было.
– Ничего не понимаю…
– Она не умирает?
– Не знаю! – огрызнулся доктор. – Пока состояние стабильно. А что будет дальше… не знаю!
Развернулся и вышел.
Александр опустился обратно на стул, взял в руки Машину ладонь.
– Что же с тобой происходит, девочка моя? Что?
Ответа не было.
Только запекшаяся кровь хлопьями сыпалась на простыню, пачкала ее черным цветом. А Маша все так же лежала, и руки у нее действительно были холодные.
Но она жива, и остальное для Александра неважно.
Спать?
Спать он не собирался до утра, а то и дальше. Пока кто-нибудь его не сменит. И не сиделка, а кто-то из родных…
Смешно? Глупо? Нелепо?
Ну и смейтесь на здоровье. А Александр был твердо уверен: стоит ему отвернуться, уйти… и Маша тут же ускользнет. Уплывет в небо легким облачком. Уйдет не попрощавшись.
Это – в ее характере.
Так что спать он не будет.
И никуда ее не отпустит.
Василий еще раз поправил плащ, проверил все пряжки-заклепки-застежки, чтобы ничего не скрипело, не отваливалось, не выдало своего хозяина в неподходящий момент, – и шагнул к калитке.
Да, и такое бывало. Когда человека не видно – не слышно – и запаха от него нет, а вот поди ж ты! Камешек отвалился с одного из украшений да по ковру и покатился. Так и вычислили, кто тут шастает. Так и обнаружили.
Шуйский обнаруживаться вовсе не хотел.
Ночью он забирает мальчишек, утром его уже не будет в Москве, а через несколько суток он будет во Франции. Есть каналы.
Так что… Вперед и только вперед.
Немного подождать? Не проблема.
А вот и подходящий случай.
Две служанки выходят из калитки.
Шуйский ловко наступил одной из них на платье. Девушка потянула подол, не понимая, за что зацепилась, вторая поспешила ей на помощь, и калитка осталась приоткрытой.
Того Василию и надо было. Два шага – и он уже на территории особняка Храмовых. Теперь в дом.
В дом попасть тоже оказалось несложно. Василий двигался по дорожкам, не прячась в кустах, да и защита неактивирована, не подумал об этом Ваня, не сообразил. А потому Шуйский остался цел и легко добрался собственно до особняка. Обошел его кругом, подергал двери – и, резонно, обнаружил одну незапертую. Для слуг.
Так и вошел.
А когда через десять минут конюх ушел от кухарки (когда еще и пить чай, если не заполночь), дверь все равно не закрыли. Так, притворили, но на замок не запирали.
А чего закрываться-то?
Собаки в саду, мужиков в доме полно…
Раззвиздяйство обыкновенное, среднестатистическое. Ничего нового и удивительного.
Вот и лестница наверх.
Шуйский поднимался по ней медленно, с оглядкой, но ему навстречу так никто и не попался.
Ваня и Петя спали, измотанные тяжелым днем.
Супруги Благовещенские тоже спали – завтра им предстоял не менее тяжелый день, а потому Виктор Николаевич активировал лекарский амулет, и они с супругой заснули быстро, легко и без сновидений. Часто таким пользоваться не рекомендуется, откат может пойти – кошмары сниться будут, просыпаться каждый час начнешь, но если раз или два в месяц практиковать сон без сновидений – хорошо работает. Качественно.
Спали няньки.
Эти спали в принципе. Двое детей, мелких, подвижных, шебутных, активных, у которых начался (и продолжается) выполз и выход…
Милые деточки выматывают хуже, чем восемь часов на укладке асфальта. Кто не верит – может сам попробовать.
Но асфальт – это вообще не трудность рядом с чадушками. Дети способны измучить кого угодно. Что они и делают, весело и со вкусом. Так что няньки спали и не слышали, как приоткрылась дверь в детскую.
Маша настаивала, чтобы пока дети жили в одной комнате. И под детскую была отведена громадная зала, в которой нашлось место и для двух кроваток, и для игрушек.
Рядом располагались ванная комната, гардеробная и комната нянечек.
Шуйский сделал шаг вперед.
Второй…
Вот и дети.
Спят в своих кроватках, похожих на большие ракушки с бортиками. Один постарше… с него и начать? Да, определенно. А то заорет, пока Василий будет младшего вытаскивать, всех перебудит… няньки прибегут!
Если амулет сна без сновидений применить на бодрствующего человека – он уснет. А если на спящего? Он несколько часов проснуться не сможет, настолько у него будет глубокий сон. Не хуже снотворного получится.
Так что…
Шуйский сходил в комнату нянек и активировал амулет.
На детей бы тоже стоило, но в том-то и дело, что дети. Слишком сильное магическое воздействие, да на малолетних магов… нет, не стоит. Ибо – непредсказуемо. Если на непроявленных магов или на обычных детей – никакой беды не будет, хоть с утра до ночи воздействуй. А вот если на проявленных… А мальчишки могут быть проявленными магами, мать-то у них тоже… того.
Был случай, лечили у малыша зубки. Резались те плохо, вот и применил доктор магическое воздействие…
Детская магия вообще самая страшная, потому как неуправляемая, стихийная и активизируется в ответ на магическое воздействие…
В общем, тот доктор получил среди коллег кличку «Акула». Потому как зубы у него росли в три ряда. Так отразилось.
Рисковать Шуйский не стал. И подошел к кровати Нила.
Откинул одеяло, подхватил мальчишку под мышки…
А больше он и сделать-то ничего не успел. Еще секунду назад мирно спящий мальчишка открыл глаза – и вдруг вытянулся весь, изогнулся…
И глаза у него – громадные, ярко-желтые, горящие в темноте и с вертикальными зрачками?!
Это – бывает!?
Шуйский от неожиданности даже не успел ничего сделать. Ни ребенка отбросить, ни руки разжать… он секунду смотрел в эти нечеловеческие глаза, а мальчишка вытянулся еще больше, перегнулся почти пополам – и вдруг впился зубами в руку Василия.
Шуйский и пискнуть не успел.
Клыки ударили остро, точно…
А потом от руки к голове хлынула теплая волна, ноги стали ватными, подкосились… и Шуйский как стоял, так и осел на ковер.
Полозы не ядовиты?
Так это не те полозы. Нил оказался вполне себе ядовитым. Просто раньше он не кусался, ему и шипения хватало, но здесь и сейчас?
Нет, нельзя.
Здесь младший брат.
Здесь няньки.
Если он зашипит – всех накроет, никто не спасется. Нельзя шипеть. А вот кусаться – можно и нужно, что Нил и проделал.
Он легко выскользнул из ослабевших рук мертвеца.
А поскольку ребенок был спокойный и тихий, то попросту полез к себе, обратно. Досыпать.
Орать?
Поднимать тревогу?
Но это ведь ребенок, совсем маленький! Почуять угрозу для себя и брата он способен, защититься может, а вот осознать, что надо звать взрослых…
Это уже оказалось за пределами понимания Нила. Он укрылся одеялом, подтянул к себе любимую игрушку – плюшевого ежика с грибочком на спине, совсем как настоящим, и через пять минут уже спал, уютно посапывая маленьким носиком.
Убийство?
Вот уж чего не собирался делать малыш, так это переживать. В его системе координат все было просто.
Дядя плохой – дядя хочет зла Нилу – дядя пытается его унести из дома?
И кому нужен такой дядя?
Укусить его – да и вся недолга. И спать… спа-а-а-а-а-а-ать…