– Ваше императорское величество…
Я сделала попытку приподняться, но меня уложили назад.
– Лежите, Мария. Вам пока еще не стоит подниматься. И – государь.
– Да, государь.
Иван Четырнадцатый был серьезен и сосредоточен.
– Мария Ивановна, я хочу вам кое-что предложить.
Я промолчала.
А что он мне может предложить? Эксклюзивный гробик? Или элегантный памятник? Один раз меня уже приговорили, второй я на слово никому не поверю.
Кажется, государь понял, о чем я думаю, потому что покачал головой.
– Не надо, Мария Ивановна. Я виноват перед вами.
Интересно, что он хотел услышать в ответ? Да, виноват? Или – что вы, государь, вы не можете быть виноваты?
Я не знала, поэтому предпочла промолчать. Умнее покажусь.
Государь не дождался ответа и продолжил свой монолог.
– Мария Ивановна, что вы хотите в награду?
Долго я не думала.
– Уехать в Березовский и заниматься там своим делом. Чтобы меня никто не трогал, государь.
– Про ваше дело я знаю, это полезно для государства, так что я не против. Но замуж вас выдать надо, Мария Ивановна.
Я едва не застонала.
– Но, государь!
– Мария Ивановна, вы станете добычей. Вы это понимаете? Вам нужен кто-то, кто сможет вас защитить. Можете вы предложить чью-то кандидатуру?
Я промолчала.
Ага, так я и назвала хоть кого.
Извините, государь, может, вам кто и поверит, но не я.
Уже – не я.
Хватит с меня подстав. Что, теперь надо поверить, что у императора совесть проснулась? Да ее ампутируют хирургически! У всех власть имущих!
Вот как они власть поимеют, так совесть и отваливается. Атавизмом!
Если я назову сейчас Благовещенского, я его подставлю по полной программе, даже не сомневаюсь. Нет уж.
Молчим, Маруся, молчим…
Или?
– Что требуется от меня еще, государь? Цесаревич свободен от приворота?
– Да, Мария Ивановна.
Я выдохнула.
Ну хоть тут проблемой меньше.
– Я рада, государь.
– Мария Ивановна. – Его императорское величество прошелся по комнате, талантливо изображая колебания, а потом махнул рукой. – Ладно… Что такое юрты – вы отлично знаете. А какая между ними конкуренция…
Я молчала. Пусть врет дальше, я послушаю.
– Я знаю, вы считаете своим главным врагом Матвеева.
Почему же? Алябьев тоже отметился.
– У меня есть основания подозревать, что Матвеева подставили.
А у меня-то сколько этих оснований. Что ж, пока мне вроде бы не врут. Хотя – кто отменял метод Геббельса?
Ложка правды, ведро вранья – и подавать на стол. Сожрут, не поморщатся.
Я решила попробовать подать реплику – пусть считают, что я поддаюсь убеждению.
– Кто мог поступить так с Матвеевыми, государь?
– Другой юрт, разумеется, Мария Ивановна. Матвеев хотел прибрать к рукам слишком многое, лез на Урал, пытался привязать к себе Демидова, потом его дочь начала ненужные танцы… глупая девчонка вообразила, что влюблена в моего сына.
Я подняла брови.
Государь заметил это и фыркнул. Уже вполне по-человечески.
– Василий рассказал. Когда он попал под заклинание, вас посчитали основной соперницей и принялись изводить.
Розог нет на идиотку.
– Так что Матвеев вам сильно должен. Если что предложит – не отказывайтесь.
Я улыбнулась краешками губ. И попробовала пошутить.
– Я не столь благородна и бескорыстна, государь.
Шутка нашла отклик – и меня наградили широкой улыбкой. Опять же, почти человеческой.
– Мария Ивановна, как вы думаете, если Матвеев отвечает за свою дочь…
Я тряхнула головой – и сообразила.
– Государь… так ведь ее поступки восприняли… решили, что Матвеев заодно желает выдать дочь за цесаревича?
– Именно, Мария Ивановна.
Ёжь твою рожь!
– И… потому на него ополчились, государь? Потому его и подставили?
– Не только, но и поэтому, да.
Я медленно прикрыла глаза.
Что ж, тогда многое сходится. Один зарвался, остальные…
Кто-то мне рассказывал, как запрягают собак на Аляске. Друг за другом… и бегут они, стараясь цапнуть за задницу бегущую впереди собаку. Как-то так. И погонщик нужен, чтобы их направлять и сдерживать. Не то драка начнется…
Вот и тут так же.
Вырвался вперед Матвеев – и его тут же ухватили за задницу. Больно и качественно.
– Ваше императорское величество, но тогда зачем нужна я? Если вы знаете – кто именно…
– Знаем, – нахмурился государь. – Доказать не можем.
А при чем тут я?
– Мария Ивановна, я вам предлагаю серьезную награду. Вы вернетесь в Березовский, вы будете заниматься чем пожелаете, выйдете замуж за кого захотите. Я обещаю. Но взамен вы мне поможете еще раз.
Эх раз, еще раз да еще много-много раз…
А выжить у меня при этом получится?
– Не скрою, это достаточно опасно. Но и выигрыш велик.
Не хотелось бы мне играть в кости с дьяволом. Как известно, казино выигрывает всегда. Наверное, только в одном случае оно проиграло вчистую, но там аргументом был бо-ольшой крейсер.[10]
С другой стороны – у меня получится отказаться?
Что-то мне подсказывает, что мой отказ не предусмотрен. А значит…
– Что я должна сделать, государь?
Наградой мне стала успокаивающая улыбка.
– Немногое, Мария Ивановна. Совсем немногое. Слушайте…
Можно подумать, у меня есть выбор. Все равно ведь поимеют, так лучше отдаться, пока просят по-хорошему.
С-сволочи! Ёжь твою рожь!
Домой я попала только через два дня.
И была тут же затискана всеми, кто рядом оказался.
– Маша!!!
– Машенька!!!
– Мама!!!
– Агу!!!
На меня налетели с четырех сторон, первым на шее повис Петя, за ним Ваня, за ногу уцепился Нил, а Андрюшка в кровати так взвыл, что наверное, во дворце услышали.
– Убьете!!!
Бесполезно.
Меня тормошили, обнимали, обливали слезами и целовали одновременно. И только минут через двадцать могли разговаривать.
– Мы испугались, – признался Ваня.
– Я думала, вас предупредят? – нахмурилась я. Романов же обещал!!!
– Маша, ты себе представляешь, как мы себя чувствовали? Сначала нам говорят, что ты задержишься во дворце, потом, что ничего страшного с тобой не случилось, но навестить тебя нельзя. И никого не пускают, и даже детей принести не разрешили…
Я представила, что пережили мои мальчишки, тревожась за меня, и поежилась. Не хотелось бы мне испытать такое.
За себя я никогда не боялась, только за родных и близких…
– Как вы тут?
– Спасибо Александру, – буркнул Ваня. И потупился.
Я прищурилась.
– Александру?
– Маш… так получилось.
– Как именно получилось? – въедливо уточнила я.
А вот так.
Стоило мне пропасть во дворце, как мой дом подвергся нашествию Благовещенских.
Александр занимался с детьми, а его родители взяли на себя Ваню и Петю. И в целом правильно. Есть тонкости…
Ребята собираются заниматься торговлей? Начать свое дело?
Тут я им не помощник, у меня и в том-то мире торговаться не получалось, даже на рынке и то через раз обсчитывали. Пусть они учатся у тех, кто на купле-продаже собаку съел. Что-то мне казалось, что Виктор Николаевич научит.
В свою пользу, безусловно. Но мужчина он неглупый и понимает, что союзник – это хорошо, а сильный союзник, который тебе чем-нибудь обязан, – еще лучше.
– Ты не против?
Я махнула рукой.
И подумала, что если и выходить замуж, то правда – только за Благовещенского. Может, и стоит попробовать?
В качестве награды попросить у государя решить его проблемы – и уехать в тот же Березовский? Да, мы там «прославились», и не лучшим образом. Но кому важны сплетни?
У меня есть свое дело, у Благовещенского его служба, Ваня и Петя тоже занятие себе найдут, мелким вообще плевать будет…
Почему бы и не Березовский?
Если сплетни могут выгнать меня из дома, значит, я плохая хозяйка дома. И никак иначе.
Но это потом, потом. А пока…
– Ребята, нам надо посоветоваться.
Мальчишки переглянулись.
– Маш… а что у тебя с Александром?
Я вздохнула. Потерла лоб…
– Вы ему уже дали знать, что я вернулась? Да?
– Да, – потупился Петя. – Он очень просил.
– Ладно, – я махнула рукой. – Тогда я к себе, а как придет Благовещенский – мы с ним сначала поговорим о личном, а потом с вами со всеми. Хорошо?
Ребята переглянулись.
– Маш, а ты…
– Не буду я его выгонять. Не буду.
Могла бы.
Но после происшедшего со мной во дворце немножко поумнела. Видимо, плюхи положительно действуют на полушария головного мозга. Или на полупопия? Кто его знает…
Логика-то проста.
Вот случись что со мной – и? На кого я оставлю эту компанию?
А не на кого. Но я твердо знаю, что на Александра в этом отношении можно положиться. Он бы ребят не бросил.
И меня бы не бросил. Есть в нем что-то такое… надежное.
Дарья?
Но это она начала свистопляску, не он. Александр, будем честны, вел себя достаточно прилично.
Ходил по борделям?
Не ново. Здесь много кто ходит, это комильфо, это нормально. Вот разделение такое. И вообще, что лучше?
Ходить к тем, кто зарабатывает себе ценным местом на жизнь, или растлевать девчонок, совращать чужих жен, содержать любовниц… что порядочнее?
Не мне бы и рот открывать, если честно. Сама сколько лет была любовницей…
Хм. Говорят же, что из раскаявшихся дам-с получаются лучшие жены. Верится плоховато, но, может, каяться надо правильно? Или там еще какие-то правила есть?
Не знаю. Не уверена.
Ладно, не мне и осуждать. Я могу осудить Дарью, потому что она попыталась меня убить. Не поговорила, не попыталась что-то исправить, в ее глазах я была во всем виновата.
В том, что она связалась с Матвеевым, что муж к ней охладел, что ей не досталось салона в Париже… кто-то же должен быть крайним?
Выпало мне.
Хотя и неясно, почему.
Ладно. Это уже детали.
А Благовещенский вел себя вполне по-джентльменски. За попу не хватал, намеков не намекал, а какие-то проявления чувств у нас обнаружились, уже когда его супруга оказалась в психушке. Причем без надежды на излечение.
Это достаточно честно, на мой взгляд.
И потом, когда узнал, что Андрюшка его сын…
Я бы на его месте мне просто шею свернула. Если честно. А он – ничего, держится. Так что будем разговаривать. А потом и будем решать, как строить жизнь.
Главное теперь – его не подставить.
Что-то мне подсказывает, что Иван Четырнадцатый, равно как и танк, – останавливаться не будет. А намотанному на гусеницы выжить тяжко.
Подождем, поговорим. А пока – приведем себя в порядок.
Я успела искупаться, расчесать волосы и переодеться в легкое домашнее платье цвета незрелой сливы, когда ко мне в комнату постучались.
– Да?
– Госпожа, к вам…
– Благодарю.
Я отложила расческу и вышла из комнаты. Волосы не заплела, и чуть влажные пряди плащом укрыли спину.
Неприлично?
Я у себя дома. И…
Мне хотелось быть сегодня красивой. Почему нет? Я чуть на тот свет не отправилась, дайте мне почувствовать себя живой?
Светлое приталенное платье выгодно подчеркивало высокую грудь и тонкую талию, обрисовывало, скользило, волосы вились вокруг лица легкими прядками, падали по спине водопадом, домашние туфельки в тон и даже браслет на руке – с хризолитами.
Я чувствовала себя красивой.
И Александру понравилось.
Он стоял посреди гостиной и ждал меня. И… смотрел.
Он опять предоставлял мне выбор.
Подойду?
Не подойду?
Первый шаг за мной, он поддержит.
И букет цветов у него в руках. Простые белые розы, вьющиеся, мелкие, но запах…
– Александр, я рада вас видеть.
Я улыбнулась, и Благовещенский шагнул вперед.
– Это вам… Машенька.
– Благодарю. Я так люблю эти цветы…
Еще с того мира люблю.
Всегда любила цветы, которые пахнут, а импортные розы в этом отношении меня бесили. Ну что это за роза, которая воняет пластиком и химикатом? Пусть стоит неделю, но радости от нее – никакой. Что голландская, что искусственная – веник, и все тут.
Нет от них ощущения роз. А вот от этой мелочи вся комната пропитана ароматом.
Я кивнула служанке, чтобы та принесла вазу, и вновь обратила внимание на Благовещенского.
– Александр, я вам очень благодарна за моих ребят.
– Не за что, Машенька. Ваня просто молодец, и Петя за ним тянется, отец их хвалит. И… если вы не возражаете, я решу вашу проблему.
– Мою проблему?
– Ваша сестра. Арина.
Улыбка растаяла, словно и не было.
– Да?
– Вы себе никогда не простите, если бросите ее.
Не прощу. Верно.
– Но и уделять ей достаточно внимания вы не сможете.
И это тоже правда. Уж молчу про «пятую колонну» и «удар в спину».
– Я могу предложить вам решение.
– Слушаю?
– У меня есть тетя.
Сестра матери. Вышла в свое время замуж за небогатого дворянина, жила в глуши, в небольшом имении, завела аж шестнадцать кошек и была вполне довольна собой и жизнью. Детей Бог не дал, ну так тоже бывает. Зато племянников она любила.
– Мы можем отправить Арину к ней. Ей небольшая помощь не помешает, а Арина будет под присмотром…
– Ее там не обидят?
– О нет. Если б вы видели, как тетя Лида к животным относится…
– К животным я тоже хорошо отношусь, вот к людям – дело другое.
– Машенька, поверьте. Я не стал бы вас обманывать, ее там не обидят. Мы все в детстве гостили у тети Лиды, она детей обожает. А если ей рассказать про судьбу Арины, она бедную девочку примет как родную…
– Неужели?
– Кто в юности не совершал ошибок?
Я хмыкнула.
Ладно, почему бы не попробовать? И вообще, говорят, что животные – лучшие лекари. А если их целых шестнадцать…
– Я оплачу пребывание Арины.
– Тетя не слишком богата, но денег не возьмет. Но если мы ей привезем гостинцы или подарки… – прищурился Александр с намеком.
Я кивнула.
Это я могу. Просто оплата будет в приемлемой для человека форме.
– Спасибо.
– Не за что, Машенька. Я… я для вас что угодно сделаю, если позволите.
Я выдохнула.
И решилась.
– Позволю, Александр. Именно вам. Позволю.
И протянула ему руки, пока не передумала. Страшно, знаете ли…
Ребят мы позвали через десять минут.
Что в те минуты происходило?
Это личное, господа. Вполне приличное, даже по местным меркам, но личное.
Мальчишки влетели ураганом.
– Маша?
– Маш?
Александр поднял руку.
Мою.
Так, чтобы блеснул бриллиант в кольце. Большой, чуть не десять карат, нагло роскошный, в золотой оправе.
– Можете нас поздравить… братишки. Машенька согласилась выйти за меня замуж.
И что сказали эти бессовестные?
Правильно.
– УР-Р-Р-Р-РА-А-А-А-А!!!
И повисли с двух сторон у меня на шее.
Минут через двадцать мы смогли нормально разговаривать. И настал мой черед.
– Мне надо рассказать вам кое-что достаточно неприятное.
Мужчины насторожились.
Я потратила на изложение ситуации еще десять минут и подвела итог:
– Отказаться мне не дадут. Придется участвовать. Поэтому мы заключаем договор, прописываем в нем все, заключаем соглашение о намерениях… если со мной что-то случится, Александр станет вашим опекуном. Равно как и Нила и Андрюши. До совершеннолетия.
Мои ребята… хотя какие они ребята? Уже мужчины – переглянулись.
И Ваня покачал головой.
– Маша, что мы можем сделать, чтобы уменьшить опасность?
– Ничего, Ванечка.
– А если подумать?
– Я подумаю. Вас я подстрахую, а я… такая уж игра. Даром в этой жизни ничего не дается.
– Я могу попробовать кинуться в ноги государю.
Александр говорил спокойно, но и он, и я знали правду.
Кинуться – можно. Пользы – не будет.
Так вот император и отменит свои планы из-за чьей-то любви. Ага, даже два раза. Скорее, это плохо кончится для Благовещенского. Тюрьмой, ссылкой… несчастным случаем по-романовски.
Я в этом не сомневалась, ребята тоже…
Что нам оставалось?
Немного подстраховаться на самый худший и крайний случай. И – быть счастливыми.
Пока еще мы живы, мы вместе, разве этого мало?
Да это чертовски много, особенно когда смерть ходит рядом и дотрагивается своей косой до твоей шеи. Это очень много…
У нас есть еще пара дней. И я не стану их упускать, пусть думают обо мне что хотят!
Я появилась в этом мире вместо Маши Горской, и я расплачусь по ее долгам. Но пока кредиторы еще в пути – дайте мне хотя бы пару минут счастья.
Чем мы занимались эти четыре дня, которые мне предоставила жизнь?
А вот и не угадали!
Мы съездили к Арине – раз.
Я смотрела и плакала. Серьезно, у меня в глазах слезы стояли. Что, ЧТО надо было сделать с человеком?!
Призрак?!
Да призрак Оперы выглядел в сорок раз живей и в двадцать – симпатичнее. А это…
Серое, измотанное и изможденное нечто, плотно завернутое в смирительную рубашку и обколотое какими-то транквилизаторами. Мужчин ей показывать вообще нельзя – становится буйной.
Я плюнула и махнула рукой.
Наняли двоих сиделок и медбрата покрупнее, на всякий случай, есть такой сервис при местных лечебницах. Жизнь – штука сложная, поскользнуться можно на каждом повороте, а вот как взять тайм-аут?
Допустим, ты ушла из дома.
Или тебя выгнали.
Или…
Вариантов много. Но основа одна – у тебя нет жилья, работы, возможности как-то прожить…
В нашем мире коллектор в помощь. Канализационный. И крысы в пропитание. Еще тебя и ногами же попинают, чтобы быстрее сдох.
В этом мире на помощь приходят монастыри. Государь выделяет субсидии. Причем получается достаточно интересно.
Допустим, ты остался один на свете. Парень потерял семью, престарелого деда выгнали из дома, девушка залетела от какого-то кренделя. Родные от тебя отказались и не пускают домой. Плохо, конечно. Но – бывает. Ты приходишь в монастырь, честно все рассказываешь, каешься… и тебя обеспечивают работой.
Дают жилье, не идеальное, конечно, келейка, но все ж крыша над головой, дают пропитание и кое-какую одежку, а ты за это отрабатываешь. Посильно. Беременную, конечно, на картошку не поставят, но книги переписывать или вышивать, шить…
Найдут, куда пристроить.
Так и будешь вкалывать до родов. Потом, когда рождается ребенок, его проверяют на магию. Если у него есть дар – такое тоже бывает, – могут и при монастыре оставить. А могут найти работу.
Да, не лучшую, сиделками, компаньонками, даже уборщицами при больницах, но обязательно с проживанием.
Для мужчин – то же самое, за исключением родов. Даже если тебе шестьдесят лет, ты прекрасно можешь работать сторожем или кормить скотину. Даже ту же морковку прополоть…
Не сразу, не слишком быстро, но можешь. И это неплохо.
Тебе дают возможность жить человеком. Не на субсидии, а зарабатывая своим трудом. Рыбку?
Не-ет, дружок, держи удочку – и вперед. Что наловишь, то и твое.
С моей точки зрения, это правильно. И люди, которые хотят работать, постепенно поднимаются. Девушки выходят замуж, мужчины зарабатывают достаточно, чтобы хоть какой угол себе найти… купить ли, снять ли – или специальность могут получить. Всякое бывает. Старики доживают при монастырях спокойно, помогая под конец при храмах, свечи ли налепить, пыль смахнуть…
Вот, таких мы и наняли.
Две девчонки, обе с детьми, так уж у них сложилось, одна служанкой работала, да не убереглась, вторая загуляла с парнем до свадьбы, все слажено было, а он возьми да и помри. Несчастный случай – не разбирает. Но и родня разбираться не стала. Опозорила девка семью, а там еще четыре сестрички на выданье, про них тоже могут подумать, что гулящие. Вот родители ее из дома и наладили. И парень-медбрат из деревни, этакий «Ванёк», поссорился со старостой так, что только искры летели, при очередном разговоре дал его сыну в череп, а после этого в деревне жить грустно. Староста человек мстительный, въедливый, всю печень выест.
Пришлось устраиваться в городе. Но никакой специальностью Ваня – его тоже звали Ваней – не владел, а навык кормления скотины и пахоты был не слишком востребован. Пришлось идти в медбратья.
Пусть пока ухаживают за Аринкой, а там, глядишь, и пристроятся. Гнезда совьют, жизни устроят… года на три у них определенность в жизни есть, дальше видно будет.
В награду мы с Благовещенским пообещали либо купить им квартирку в городе, либо выделить дом в деревне. Березовский к вашим услугам, дамы и господин.
Дамы предсказуемо выбрали по квартирке, господин – домик, подписали договор по всей форме – и мы отправили их к той самой тете.
Виктор Николаевич еще раз все подтвердил, обеспечил сопровождение и обещал все контролировать. Ну и я обязательно съезжу, посмотрю, как там что, дайте только выжить.
Вторым пунктом стала магия.
Я привела в порядок все свои записи и отдала их Ване.
Человек я достаточно педантичный, заметки у меня и так были в порядке, все в больших тетрадях, на отдельных листах, объединенное по темам. Просто… случись что со мной – и все пропадет. Жалко.
Пусть Ване останется, авось и столкуется с каким-нибудь магом земли за услуги. Маг ему – работу с растениями, Ваня в ответ – мои записи.
Третьим пунктом пошел стряпчий. Мы с Благовещенским заключили договор по всей форме. Что я должна ему, что он – мне…
Романтика?
Хотите, стреляйте в грудь коммуниста. Мы за эти четыре дня только один раз и поцеловались. И то! Едва отпрыгнуть успели, прежде чем дети вломились!
Интим?
У нас до него даже не дошло. Вообще…
Может, Александру и хотелось, но мне за эти дни так мозг… э-э-э… у меня такие сеансы церебрального секса были, то с мальчишками, то с Ариной, то с магией…
Мне уже ничего не хотелось.
Во времена оны один приятель мне развивал интересную теорию. Он считал, что для мужчин секс – это физиология. Захотел – поимел. Получил удовольствие, пошел поимел следующую даму, придавая значения не больше, чем выпитому стакану воды. А вот для женщин секс – это психология.
Нет фригидных дам, но нам надо настроиться, «поймать волну», убедить себя в великой любви или хотя бы в том, что это удовольствие, а не аналог визита к дантисту… Сначала мозг, а потом физиология, и этим все сказано.
Нет? Не дали это сделать?
Так и возникают истории о стервозных и неудовлетворенных жизнью бабах.
У меня сейчас настройка была совершенно не в сторону любви. А что это за удовольствие, когда в постели думаешь – жива ты останешься или нет и на кого ты детей оставишь? Да еще если залетишь…
Благовещенский меня понял и ни на чем не настаивал.
Четыре дня прошло.
А на пятый и грянуло.
Приглашение было на красивой сиреневой бумаге, с золотым тиснением, но смотрела я на него как на ядовитую гадину.
Не хочу!!!
Ни в какой дворец, ни на какой прием… да гори он трижды гаром!
Не хочу, а идти придется.
Событие…
Объявление наследника и помолвка.
Второй царевич, Иван (если станет царем – будет под номером пятнадцать, однако), женится на девушке из юрта Соболянских. Это серьезно.
Соболянские – по жизни маги воздуха. Но и маги воды у них встречаются, просто слабосилки. Так что в потомстве возможно усиление магии. А еще Соболянским принадлежит кораблестроительный бизнес. Куча верфей по Руси-матушке, речное судоходство, рыбалка, заготовка рыбки, икры… Там даже рыба на гербе. Белуга, кстати говоря.
И есть у Соболянских еще хорошее качество. Они не честолюбивы. Вот вообще. Никак.
Воздушники, что тут скажешь? У них для стремления к власти слишком легкое отношение к жизни. Спокойное такое, без суеты.
Власть? А на кой, простите, черт она сдалась? И без нее забот по горло.
Видимо, благодаря такому отношению юрт Соболянских и стал одним из самых крупных и сильных. Известно же, начинаешь тащить на колени кошку – удерет и оцарапает. Спихнешь? Кошатина тебе на голову влезет, все силы потратит, но тебя обласкает. Судьба такая.
Видимо, власть – тоже в чем-то кошка.
Ссориться с Соболянскими не решился даже Матвеев.
Лариса Соболянская… сколько я в памяти ни копалась, девушку не припомнила. Да и неважно. Пусть будут счастливы.
Я еще раз чертыхнулась и принялась подбирать платье.
Темно-лиловый цвет, очень удачный оттенок.
Отделка более светлым кружевом. Украшения из аметистов.
Помолвочное кольцо пришлось снять. Не сомневаюсь, что государь, что Романов – оба в курсе дела, но оповещать весь свет я не стану.
И так…
Колечко стоит как три «Кадиллака». Откуда дровишки?
А все из той же заветной шкатулки. Драгоценности там такие, что я Дарью поняла. Искренне. Когда Александр мне их показал, даже у меня сердце екнуло, уж на что я равнодушна к украшениям. Кто бы ни был ювелиром, он старался явить красоту камня. Минимум оправы, максимум самих камней – и камни там были выдающиеся.
Одно колье из сапфиров с бриллиантами чего стоило! Этакий водопад ограненных капель, неясно как закрепленных в невесомой оправе.
Я вздохнула, облизнулась – и вернула все владельцу. Даже если… даже когда мы поженимся, вряд ли я буду это носить. Не умею.
Не дано.
Драгоценности должны быть частью твоего образа. А не ты – выставкой для побрякушек. Вот у меня все время получается второй вариант.
Так что никаких драгоценностей. Обручальное кольцо, серьги, брошь с аметистом – и довольно.
Я в трауре, меня здесь вообще быть не должно. Ни на каком приеме. Но с его величеством не поспоришь. Да еще в качестве кавалера мне предлагался лично Игорь Никодимович. Замечательно, правда?
Он за мной и заехал.
Преподнес букет ирисов, поцеловал ручку.
– Мария Ивановна, вы, как всегда, очаровательны.
Я мило улыбнулась в ответ.
– Благодарю вас, Игорь Никодимович.
– Мария Ивановна, я вас очень прошу, что бы вы ни услышали сегодня – ничего не отрицайте и ничего не бойтесь.
Я посмотрела с подозрением.
– Игорь Никодимович, а что именно я должна услышать?
Романов пожал плечами.
– Что угодно, Мария Ивановна. Что угодно. Вы знаете, как искали предателей во времена оны? Когда на подозрении было несколько человек, а кто именно – неясно?
– Нет.
– Допустим, есть люди А, Б и В. А говорят, что золото у Б, Б говорят, что золото у В, а В – что золото у А. И смотрят, кого обворуют первым.
Я прищурилась.
– И какую же информацию вбросили вы?
– Что цесаревич Василий собирается сделать вас своей морганатической супругой – раз. Что вы любовница его императорского величества – два. Что у вас магия совершенно иного типа, не земли, а, возможно, би-потенциал – три. Что вы – наследница Демидова, потому как завещание составлено именно на вас, – четыре.
Я застонала.
– Это все? Или еще чем порадуете?
– Мария Ивановна, а вам мало?
– Мне? Мне просто интересно, кто меня убивать придет.
– А нам-то это как интересно, – ответствовал Романов, помогая мне утрамбоваться в карету. В буквальном смысле – чертовы юбки раскрылились на метр в ширину.
– Чтоб вас совесть с утра до вечера мучила, если меня убьют, – ласково пожелала я главе тайной канцелярии.
Романов ответил милой улыбкой.
– Переживу. Обещаю.
– Обещаю. Не переживете.
Зла я была несказанно.
Чтобы такое распускать…
Сволочи!!!
С государственными интересами, я все понимаю, но сволочи!!!
НЕНАВИЖУ!!!
Репутацию мне обосрали так, что вонять и двадцать лет спустя будет. Или кто-то думает, что забудется? Ни черта!
Это не просто пятно, это и моим детям припомнят, и как бы не внукам. А значит – что?
Выбора у меня нет!
Маркизы де Монтеспан и де Помпадур мне в помощь. А также все фаворитки царей и императоров. Выставили меня шлюхой? Ну так я сама себя выставлю! Так, чтобы народ облизывался, а руки не тянул! Возьмем, к примеру, Кшесинскую! Все любовники – Романовы, другим нельзя! Личная, так сказать, царскофамильная собственность!
И я – не хуже! Даже круче!
По знакомой уже лестнице я поднималась, кипя веселой злостью. Здесь и сейчас я намерена была развлекаться по полной и кусать кого попало. А что мне терять?
«Мне терять таперя неча, кроме собственных оков».[11] Оков – и тех не выдали за казенный счет, жлобы царственные.
Этот бал ничем не отличался от множества других.
Сначала народ собирается, около часа фланирует по залам, общается, немножко выпивает и танцует, потом появляются их величества, и начинается торжественная часть.
Объявление – в честь чего мы здесь так здорово собрались, поздравления, танцы, ужин, еще немного разговоров – и домой. Надо каких-то часа четыре потерпеть. Час на общие сборища, час на объявления-поздравления, час – танцы, час – ужин. Сильно это дело не затягивают, все ж живые люди, хотите потом еще развлекаться – катитесь и развлекайтесь за свой счет. Это правильно, все равно либо напьются, либо подерутся – ни к чему пускать действие взатяг.
– Игорь Никодимович, а про нас с вами никаких слухов не ходит?
– К сожалению, нет. Нельзя, Мария Ивановна, я бы головы лишился за такое…
– Покушение на чужую собственность?
– Да, именно так.
Мне достался немного виноватый взгляд, но…
Вот и зал.
Не бальный, танцевать мне покамест нельзя. Нехорошо. Остается только выпивать, разговаривать… интересно, с кем?
К нам уже спешил мой отец. Под руку с какой-то блондинкой лет двадцати пяти. Такой… фигуристой. Даже фигуристее меня.
– Машенька!
Мне досталась милая улыбочка от отца. Я оскалилась в ответ.
– Папенька, какая радость видеть вас.
– Познакомьтесь. Это Светлана Галицкая, а это моя дочка, Мария, нынче Храмова.
– Добрый день, – мило улыбнулась блондинка. – Я помню вашего мужа, такой милый дедушка… мои соболезнования.
Зубки решила поточить? А зря, я сейчас в таком состоянии, что спусти меня в Нил – и спасать придется крокодилов.
– Вы в лучшем положении, госпожа Галицкая. Я вот вас совершенно не помню. Равно как и вашего мужа, и ваших детей.
– У меня нет детей…
– О, я вам так соболезную, – оскалилась я. – Впрочем, простите, я и не могла помнить вашего супруга. Я не так давно начала выезжать, а вы который год вдовеете?
– Третий. – Дама поняла, что зубы у меня никак не меньше, но решила не отступать. – Конечно, когда я выходила замуж, вы еще в куклы играли.
– Что же случилось с вашим супругом?
– Удар. – Дамочка коснулась краешка глаза кружевным платочком. – Мой бедный Николя…
– Господин Галицкий и господин Храмов были хорошими друзьями, господин Храмов служил под началом Николая Александровича, – Романов возник рядом, словно раб лампы. И протянул мне бокал с чем-то прозрачным.
Я улыбнулась.
– Игорь Никодимович, благодарю вас.
– Не стоит благодарности, Мария Ивановна.
Отец смотрел на меня ледяными глазами.
– Машенька, можно тебя на два слова?
Так и хотелось отрезать: «Можно – Машку за ляжку и козу на возу», но мудрость братца-дембеля здесь точно не ко двору придется.
– А мы пока потанцуем с госпожой Галицкой. – Романов тут же подхватил даму, послав мне улыбку. Он даже не сомневался, что я захочу перемолвиться словечком с отцом. Ну и ладно…
– Слушаю, папенька?
Отец не стал юлить и сразу перешел к делу.
– Алябьевы сегодня будут на балу. И отец, и сын.
– Я за них рада.
– Я могу составить хороший договор и учесть твои интересы, Мария.
Я прищурилась.
– Папенька, а что – Игорь Никодимович непонятно все объяснил?
Отец вздохнул. И вдруг даже как-то ссутулился.
– Мария, его величество, конечно, наш повелитель. Но ты подумай, надоевшую игрушку всегда забрасывают в угол. А тебе нужна семья, дети…
– Я надеюсь, его императорское величество выберет для меня наиболее уютный угол, – отрезала я.
– Ты зря на это рассчитываешь. Знаешь, где сейчас предыдущая фаворитка его величества?
– Где же?
– В какой-то чухонской провинции. Ее выдали замуж за помещика и отправили туда, где всего общества лишь свиньи.
Я прикусила язык. Так и чесалось сказать: «Очень приличное общество, особенно рядом с вами, папенька». Лучше уж хрюшки, их хоть на колбасу пустить можно, а его куда?
Вместо этого я насмешливо поинтересовалась:
– Четвертую супругу подбираете, папенька?
– Девочкам нужна мать, – и не подумал отступать отец.
– Особенно когда своих детей у нее нет. Ну-ну, вольному воля.
– Ты меня учить вздумала?
Я бестрепетно встретила папашин гневный взгляд.
– Торговать мной – можно, а выслушивать мое мнение не обязательно? Папенька, этот этап мы уже прошли. Можете передать Алябьевым, что меня их предложение не интересует.
– Может, подумаете еще раз, Мария Ивановна?
Я медленно повернулась.
За моей спиной стоял Симеон Михайлович Алябьев, собственной юртовской персоной. И рядом с ним мужчина, напоминающий более молодую кальку с отца. Только некачественную. Явно бумага, на которую сводили рисунок, была рваной и туалетной. Те же черты лица, но красные прожилки, желтоватая кожа, тусклые глаза… Алканарий. И наличие высокого титула лучше парня не делает. Вот ни на минуту.
– Добрый вечер, Симеон Михайлович, Кирилл Симеонович…
Кирилл Симеонович подхватил мою руку и запечатлел на ней поцелуй. И разразился потоком комплиментов.
Он восхищен, я очаровательна, если я подарю ему танец, следующие несколько лет он будет самым счастливым человеком во всех мирах.
Пришлось разочаровать.
– У меня траур, Кирилл Симеонович. Я не танцую.
– Тогда я могу показать вам парк…
Знаю я, какие ты парки будешь показывать. Перебьюсь.
Я отбивалась и ждала, пока закончится музыка… ну наконец-то!
Рядом материализовался Романов с дамой. Мило улыбнулся – и отбил меня от этой своры. Взял под руку и предложил пройтись.
Разумеется, я согласилась.
Ага, ненадолго.
Девушки, милые, благословите тех, кто придумал колготки! Святое дело люди сделали, истинно святое!
А чулки!
Да на подвязках…
Не на резинках, нет, не те, которые на силиконе и так удачно за чулок цепляются! На эротических, мать их за ногу, подвязках с бантиками, которые реально завязываются на ноге. Не доводилось?
Ваше счастье!
Везучие вы люди, и сами того не понимаете. Потому как развязываются эти экологические чистые чулочки очень легко, а ежели у дамы из-под платья чулок выпадет – это даже не позор, это предмет для вечного припоминания и ехидного шепотка за спиной. И через сорок лет не забудут.
Пояс для чулок?
А вы на эту конструкцию вблизи посмотрите. Жесткой фиксации, увы, здесь не предусмотрено. Нет здесь пока ни кнопок, ни молний, все на пуговичках да на ленточках. Сугубо натуральное – и ни фига не держится!
Пришлось покидать кавалера и отправляться в дамскую комнату.
Там-то меня и поймали.
Чулок я подвязала и даже комнату задумчивости навестила – на всякий случай, а на выходе…
– Мими!
Ёжь твою рожь!
– Зизи? – вспомнила я эту побрякушку.
И прищурилась. Ласково так, по-доброму… ты меня, паразитка, к Милонегу затащила! С меня причитается, не знаю, как лучше должок отдать – то ли по ребрам попинать, то ли по печени. Хотя…
Это мне – медвежья услуга, а Мария Горская могла и благодарить со слезками. Она-то любила козла…
Раздражение накатило и схлынуло. И «подруга» уже вцепилась мне в руку.
– Мими, куда ты пропала? Столько слухов ходило, столько разговоров…
Я пожала плечами.
– Думаю, какие-то слухи ты лучше меня знаешь. Я вышла замуж, живу в имении супруга.
– О-о… А у Храмова было свое имение?
Ага, то есть имя супруга мы тоже знаем. И чего тебе тогда?
– Зизи, у моего супруга было несколько имений. И хорошие интересы на Урале.
– Так это правда, что он Демидова сожрал?
И такие наивные круглые глаза, и реснички хлопают, поднимая ветер… меня тут дурой считают? Видимо, да.
– Откуда сведения?
– Ой, я не помню, Лили Шуйская говорила, кажется, или Мими…
– Врали.
– Правда?
– Зизи, как мой муж мог сожрать Демидова, если он умер раньше?
На личике девушки мелькнуло разочарование. Действительно, недочет.
– А-а…
– Вот я могла сожрать Демидова, – оскалилась я.
– ТЫ!? НО КАК!?
Прогресс. Первая искренняя эмоция за весь разговор.
Настала моя очередь похлопать глазками.
– Сибирь, понимаешь. Дикие люди, стаи медведей бегают, кто не успевает спрятаться, того сжирают прямо на площади, перед управой… Вот загнали нас с Демидовым в один подвал, день сидим, два сидим, на третий я его убила и съела…
– Ах-х-х!
Я добавила в голос истовости записного каннибала.
– А потом и обнаружила, что одной стены у подвала нет. Пришлось домой топать.
Зизи поняла, что над ней издеваются, – и надулась.
– Мими! Как это некрасиво с твоей стороны!
– А со стороны моей подруги красиво мне и записочки не прислать?
– Куда?
– На адрес супруга, вестимо. Глядишь, и уцелел бы бедный Демидов. Особенно если к письму хоть корочку хлеба приложили бы. Сидела б я в том подвале и грызла ее, печально так…
– ФИ!
Издевательство окончилось закономерно, «лучшая подруга» задрала носик и вышла вон.
Я послала ей ядовитую ухмылку и принялась неторопливо мыть руки. Сейчас, еще прическу поправлю – и можно опять в гадюшник. Дайте только с духом собраться.
Ага, размечталась.
Не дали.
Я так буду бояться в туалет сходить, определенно.
Выходишь из кабинета, идешь по коридору, а тут перед тобой – Матвеев воздвигается.
– Мария Ивановна.
– Матвей Иванович.
Пришлось по всей форме реверанс делать. Интересно, где он тут в засаде сидел?
– Вы мне не уделите пару минут для приватного разговора?
Я подняла брови.
– Вы уверены, что сейчас подходящее время?
– Мария Ивановна, я пытался встретиться с вами…
– Но?
– Романов весьма не одобрил подобные намерения.
Я хмыкнула.
Вот не знала… но вообще-то могло быть и так. Если Матвеева крепко взяли за задницу на его делишках…
То ли он крутил с ученым, то ли не он… а вот дочка его точно засветилась, словно новогодняя елочка. Кстати говоря!
– Как ваша дочурка поживает?
Матвеев покривился, словно я ему лимон на рану выдавила.
– Мария Ивановна!
Я улыбалась вполне невинно.
– Неужели милую Настеньку не пригласили на бал?
Матвеев скрипнул зубами, но сдержался.
– Именно о ней я и хотел поговорить с вами.
– Слушаю? – посерьезнела я.
Вокруг да около Матвеев ходить не стал.
– Что вы хотите в качестве виры?
Опа!
– Все настолько плохо? – невольно вырвалось у меня.
Матвеев молча кивнул на дверь и первым вошел внутрь. Я проследовала за ним.
Обычный альков.
Кровать, пара кресел, столик. Тихо, спокойно.
Матвеев уселся в кресло, я предпочла постоять и отошла к камину, разглядывать узоры на каминной доске. Красиво, мастер делал, сразу видно.
– Его величество был в гневе. Насте грозит замужество и ссылка.
Я вздохнула.
Сочувствовать меня совершенно не тянуло, вечная, знаете ли, проблема мажоров. Когда напакостить они могут, а отвечать – стесняются. Странно, правда?
Но…
– Я поговорю с его императорским величеством. Сумму виры и наказание для вашей дочери будет определять государь.
Матвеев поник плечами. Только почему-то я ему совершенно не верила.
– Настя – моя дочь. Любимица…
– Поэтому ей можно убивать, подличать, преступать закон, главное – не попадаться? Простите, Матвей Иванович, я ничем не могу вам помочь.
Вот как хотите, так и воротите.
Не верю я, не верю, не получается у меня поверить в это страдающее лицо. Не получается!
А потому я раскланялась и ушла. Задержать меня Матвеев не пытался. А чего хотел, зачем приходил?!
Да кто ж его знает?
Это интриганы такого уровня, что мне рядом с ними и сидеть стыдно. Я до их высот не дотягиваю.
Вообще.
Никак.
Сто лет проживу и тогда не потяну, направление у меня другое и желания нет. Что-то Матвеев или сказал, или сделал, или…
Не знаю.
Но полагаю, что своей цели он добился.
Ой!
За размышлениями я опять свернула не туда. Или – туда?
И уткнулась носом в пуговицу на мундире какого-то красавчика.
– Госпожа!
На моей ловко подхваченной кисти запечатлели страстный поцелуй. Я мысленно застонала, но в ответном реверансе присела.
И мило улыбнулась, уступая инициативу. Что-то не верилось мне, что все так просто и легко, нет, не верилось.
Что сказать – красавчик. Даже «красавчег», как пишут на форумах в моем времени.
Вот представьте картину – два метра без малого, косая сажень в плечах, этакий богатырь, затянутый в военную форму и с военной же выправкой, копна каштановых волос, громадные голубые глаза – и лицо, которому позавидовал бы и Давид. Тот, которого изваял Микеланджело.
Красивое и в то же время очень мужественное. Не парень – картинка. Наклей его фотки на шоколадки – так народ их поразметет ради фотографий. Просто. Можно даже шоколад внутрь не класть, дамы и так млеть будут.
– Госпожа, Виталий Шуйский, к вашим услугам.
– Мария Ивановна Храмова, – назвалась я. – Вы позволите воспользоваться вашими услугами?
– Я просто умоляю вас это сделать.
– Тогда проводите меня в бальный зал, – распорядилась я. – Я заблудилась.
– Госпожа, прошу вас…
Мне был честь по чести предложен локоть. Я оперлась на него и подумала, что невезуха. Не с моим ростом на таких красавцев вешаться. Это как такса рядом с догом, ясно, что собаки, но выглядит… своеобразно. Хотя, говорят, скрещиваются.
И мужчина оч-чень даже ничего. Сексапильный такой.
А как бы он выглядел в джинсах? И губы у него такие… пухлые, если я встану на цыпочки, есть шанс дотянуться, и подбородок очень мужественный, с ямочкой, а ресницы какие…
ЧТО?!
Маруся, ты упала с гуся?!
В голове словно сирена взвыла. Вот с чего я размечталась тут на сексуальные темы? Мало ли как этот тип будет в джинсах выглядеть, особенно если на голое тело и пуговку верхнюю так эротично расстегнуть…
Ёжь твою рожь!
Вторую руку я убрала в складки юбки и что есть силы сжала в кулак.
Ой, ля-ля-ля…
Больно-то как! Такое ощущение, что я когтями ладонь насквозь пропорола, даром что в перчатке! Зато чувственный дурман схлынул. И мне стало плевать на губы-ресницы.
У меня Благовещенский есть. Но с этим-то кадром что?
Его феромонами опрыскали? Баллон с гормонами в ширинку засунули? Или – магия?
Что-то мне кажется – последний вариант верен.
А куда это мы идем?
– …показать вам эту симпатичную…
И передо мной уже открывают дверь. А внутри видна такая же кровать. Но что-то мне подсказывает, что данный самэц – не Матвеев. Тот хотел поговорить, а чего хочет сия секс-машина?
Сексуальное буйство одолело? Под названием «бабу дай»? И вот прямо сейчас – дай?
Не верю!
Я мило улыбнулась – и уронила веер.
– Ой!
Всхлипнула, вскинула руки к щекам, естественно, отпуская локоть.
– Я такая неловкая…
– Вы очаровательны, Машенька…
И наклонился, д-дятел. А это тебе за «Машеньку».
Те, кто учился в школе, знают такую подставу. Ты наклоняешься, а тебя толкают в зад коленом. Есть такой момент, когда ты при наклоне теряешь равновесие – на долю секунды, но есть, и его важно угадать. Дальше – в зависимости от везения. Либо ты упираешься ладонями в пол, если повезет, либо влетаешь головой в то, что находится впереди. Пакость такая… только одно время она нашу школу просто охватила. Деться было некуда.
Так что я быстро научилась не поворачиваться попой, следить за тылами, ну и адекватно реагировать.
Мужчина от меня такой подставы не ждал и за веером наклонился, согнувшись чуть не вдвое. И стоит он напротив двери, так удачно…
Маги – тварюшки сильные, не смотрите, что мы симпатичные, хрупкие и нежные с виду, это только с виду. Пинок коленом получился так душевно, словно я вчера на Люське Семеновой тренировалась.
Красавец мужчина с грохотом влетел головой вперед в открытую дверь, кажется, сокрушил там кресло и застрял. Я хлопнула дверью, повернула ключ в замке, подумав, что он здесь очень удачно оказался, выдернула его – и ринулась обратно.
Вот с-самец собачьей самки!
Лишний раз – чем симпатичней мужчина, тем больше вероятность подставы. Он-то про свою внешность отлично знает.
Шуйский.
Этим-то что от меня надо?!
Мать их ежом!
Поворот, второй… музыку слышишь?
Есть!
Вот и бальная зала.
Я с независимым видом выкинула ключ в первую попавшуюся вазу и прошла в зал. Кажется, даже волосы не сильно растрепались… вообще не растрепались, они длинные, гладкие, тяжелые, такие отлично лежат в прическе.
– Мария Ивановна, куда вы пропали?
Романов.
Я прищурилась.
– Игорь Никодимович, а при чем тут Шуйские?
– С вами кто-то разговаривал? – напрягся Романов.
– Нет. На разговор этот молодой человек не разменивался, – фыркнула я.
– Кто?
– Виталий Шуйский.
Взгляд Романова стал острым.
– Что он хотел?
– Вот и мне тоже интересно, что именно он хотел…
Больше сказать мы не успели. Загремела музыка, знаменуя прибытие императорской четы.
Гимн.
Романов склонил голову, я присела в реверансе. Рядом шелестели юбки.
По проходу медленно плыла императорская чета. Иван Четырнадцатый, опасный, как ядовитая кобра, рядом с ним супруга, блистательная в сиянии бриллиантов настолько, что лица никто не замечал, за ними по старшинству – царевичи и царевны. Василий нашел меня взглядом, и выражение лица у него стало как у собаки, которую ногой пнули.
Жалости у меня не было.
Ни на грамм.
Хватит и того, что я жизнью рисковала. И до сих пор рискую, потому как цесаревича подставлять никто не будет, а меня – запросто. Уже подставляют.
Государь поднялся на возвышение и опустился на трон.
Супруга, дети… для детей оставлены стульчики возле трона.
Император жестом отпустил всех, и я приподнялась из реверанса. Да, не выйдет из меня верноподданной. Все думают про отечество, а я про то, что спина ноет.
Император поднялся с трона.
Все превратились в слух. Кроме меня.
Я размышляла о встрече с Шуйским. Этим-то чего надо? Или они и стоят за подставами?
Вообще, могут. Тоже юрт… что я про них помню? Не самые сильные, но тоже маги воды. Только императорская семья в этом отношении на порядок круче. Как зеленая ящерица – и комодский дракон. Вроде бы ящеры, но сравнивать их даже смешно.
Шуйские не дотягивают по классу. И среди юртов они не самые сильные, не самые богатые… так, на троечку. Зато ничем не брезгуют. У них есть и корабли, и рудники, и поля… многостаночники такие, хомячки.
В любовь, охватившую Виталия Шуйского с первого взгляда, я вообще не верила. Никак. Бред, уж простите…
Не такая я красавица, и умница не такая, и вообще…
С чего ему хватать меня и тащить? И на кровать? Да и кадр подобран так, что глаз не отвести, даже меня проняло. До сих пор в животе какая-то фауна шевелится.
Магия тоже…
Странно, что на меня подействовало, но… надо потом у Романова спросить, чем еще славятся Шуйские. И нет ли за ними таких интересных браков? Секс – это ведь шикарный рычаг управления.
– …моего наследника. Цесаревич Иван!
Молчание повисло над залом.
Ненадолго.
Потом раздались первые неуверенные аплодисменты.
А потом…
Красивый все-таки ритуал.
Иван встал и опустился на одно колено перед отцом. Тот поднял над головой откуда-то взявшуюся узкую корону – и надел на голову наследника. Потом вручил ему узкий длинный клинок. И отступил на шаг.
Настало время остальных.
Первым на одно колено перед братом опустился экс-цесаревич Василий.
– Брат, я клянусь тебе в верности…
Второй царевич, третий, царевны, потом главы юртов… вот Матвеев, Соболянский, а вот и Шуйский. И внешне-то ничего особенного, такой, серая скотинка, иначе и не скажешь. Что ему нужно, хотела бы я знать.
Все остальные стояли, ждали конца церемонии… уже недолго.
Вот и последний глава юрта поклялся, остальные – потом.
Цесаревич спустился с возвышения, подошел к девушке в платье цвета шампанского и взял ее за руку.
– Батюшка, матушка, благословите…
Лариса Соболянская светилась собственным светом. Светлые волосы, серые умные глаза, милая такая улыбка… нет, я ее не помню, но здесь и сейчас выбор одобряю. Хорошая девочка.
Соболянские тоже собственным светом переливаются. Торжествуют. Их все устраивает, даже более чем.
Остальные юрты не особо довольны, но кто тут и кого будет спрашивать? Выбрал человек любимую? Вот и хорошо.
Его величество обнял девушку, благословил сына, следом те же действия повторила императрица.
Готово.
Считай, торжественная часть закончена. Его величество отпустил всех этаким вальяжным жестом. Можно расслабиться, немного потанцевать и все обсудить. Потом ужин, еще немного танцев и обсуждений – и все свободны.
Жаль, поговорить с Романовым я не успела.
Царевич Василий был грустен и печален. Но удачно это скрывал.
– Мария Ивановна…
– Ваше высочество, – я сделала реверанс.
– Мария Ивановна, я рад вас видеть на этом приеме.
– Я тоже рада видеть вас, Василий.
– Вы не подарите мне пару минут? Наедине? Прошу вас…
Что мне оставалось делать? Да подарить ему эти минуты, не отказывать же!
Василий аккуратно подхватил меня под локоть, и мы выскользнули на веранду.
Я вдохнула, выдохнула…
Вечерний ветер. Как же это здорово!
На балконе было прохладно, но ветерок так приятно овевал разгоряченную кожу, прояснял голову, заставлял прийти в себя… хорошо!
Москва лежала предо мной как на ладони.
Белокаменные здания, красные крыши, блестящие крыши, крытые черепицей и кровельным железом… нет ни высоток, ни многоэтажек, это еще не мегаполис. И вся она такая тихая, спокойная, уютная… так и хочется взять ее на ладошку и побаюкать. И спеть колыбельную…
Струятся дымки из труб, по крышам пробегают отблески заката, зеленеют деревья…
Столица живет своей жизнью. Я знаю, в ней есть и трущобы, и грязь, и преступность. Но здесь и сейчас мне спокойно. Так уютно и тепло, как давно не было.
Не надо никуда спешить, бороться, не надо – ничего. Просто стоять и наслаждаться вечером…
Не надо?
Ёжь твою рожь, водники!!!
Я стряхнула сонную одурь и посмотрела на Василия.
– Слушаю вас, ваше высочество.
Василий грустно улыбнулся одними краешками губ.
– Не действует, да?
– Не действует, – согласилась я. – А это порядочно – воздействовать на девушку подобными приемчиками? Ваше высочество, это достойно дворянина и человека чести?
Ответом мне стал грустный взгляд.
– Клянусь, Машенька… вы позволите вас так называть?
– А у меня есть выбор?
Царевич стал еще грустнее. Появилось ощущение, что я спаниеля ногой пнула, но ощущение я тут же затоптала.
Нефиг!
На фиг, ибо нефиг!
Знаю я ту магию, внушат и чего было, и чего не было, еще не факт, что император на меня не воздействовал. А то с чего я самопожертвоваться согласилась? Может, мне мозги уже давно промыли, а я и не понимаю?
– Машенька, я никогда вам зла не желал.
Вот прямо так взяла и поверила. Такая вот я дура, да? Кругом враги!
Осталось только злобно зашипеть и прищуриться.
– Слушаю вас, ваше высочество.
– Машенька, вы действительно не хотите выйти за меня замуж?
Я демонстративно потерла виски.
– Ваше высочество, мне казалось, что с приворотом мы разобрались?
– Да. Но это – не приворот.
– Конечно, – съязвила я, наплевав уж вовсе на все приличия. – Вы, ваше высочество, как только меня увидели, так сразу и полюбили. До взрыва – али после него? Получив кирпичом по головушке?
– Не издевайтесь, Машенька, – голос Василия налился строгостью. – Вы просто не понимаете.
– Так объясните.
– И верить вы мне не хотите, правильно?
– Нет, не хочу.
– Настя, Аликс… они были. Они забавные, милые, очаровательные, а вы совсем, совсем другая. Вы – чудо.
– Но не ваше.
– Почему нет, Мария Ивановна? Почему – нет?
Я пожала плечами.
– Потому что я вам не подхожу. Я была замужем, у меня двое детей, а моя репутация…
– Это все отговорки. Маша, прошу вас…
– Повторяю. – Я смотрела устало. – Отговорки… ладно, пусть отговорки. Но я никогда не смогу быть рядом с вами, ваше высочество. Не смогу.
– Почему?!
– Потому что никогда вас не полюблю.
– Это вы сейчас так говорите.
– А когда мне надо говорить об этом? – Я выпрямилась, расправила плечи так, что лопатки чуть друг с другом не сошлись. – Услышьте вы меня, наконец! Я не хочу!!! Не хочу иметь ничего общего с правящей семьей, не хочу стоять рядом с троном, не хочу власти и денег. Меня вполне устраивает жизнь в глуши, работа на благо империи и моя семья. Променять все это на сомнительное счастье быть вашей супругой? Да к чертям такие радости! Не хочу!
– Это сейчас. А если я уеду с вами?
– И этого тоже никто не допустит.
– Я попрошу отца…
Ёжь твою рожь, да что ж ты за дятел-долбун такой? Раз сказала, два сказала… Тебе молотком по лбу надо бить, чтобы дошло?! Или и это не поможет?!
– Ваше высочество, услышьте меня раз и навсегда. Я. Вас. Не. Люблю. Не. Полюблю. Никогда. Я устала от всей этой свистопляски, от интриг, от придворной круговерти… я просто хочу домой. Подальше от всех! И от вас в том числе! Мне ничего не нужно, я не лезу ни в какие интриги… дайте мне жить своей жизнью! Найдите себе фаворитку, двух или трех, женитесь, рожайте детей, разводите пираний, занимайтесь хоть скачками на крокодилах – я и глазом не поведу! Мы живем в разных мирах, и я не собираюсь их объединять.
– Я не смогу уйти от вас, Машенька.
Ах, так?
– Вы мне должны жизнь, ваше высочество.
Царевич сник. Видимо, не рассчитывал на такой афронт, но и отмахнуться от долга он бы не смог.
– Я…
– И я требую, чтобы в оплату вы оставили меня в покое. Раз и навсегда. Со всеми своими чувствами и притязаниями.
– Маша…
Я сделала реверанс и направилась прочь с веранды.
Сказано?
Сказано!
Не дойдет?
Пусть его отец доносит до потомка мысли через задницу, если через уши не доползает!