Горстки пепла лежали на земле. Их было не больше десяти, остальные почти развеялись. Ветер поднимал пепел, унося далеко вперед. Таких горсток было много, в самых отдаленных частях света. Где-то они лежали рядом с мертвыми телами других существ, кому-то повезло больше. Но смерть поджидала за следующим поворотом, и никогда не знаешь, когда собственная кровь смешается с пеплом твоего врага.
В тот день, на опушке, где проходило сражение, подсвечиваемое огнем и стилем, из нашего отряда никто не погиб. В пору было радоваться, но на лицах воинов застыло беспокойство. Дело в том, что пусть не было смертей, но один был крайне к этому близок. Это был я, чья агония в палатке только начиналась.
Усилия Кэтрин почти не дали плодов. Слизь успела проникнуть в организм, запустив необратимый процесс. По расчетам Олафа жить мне осталось примерно до рассвета. И то, бред, в котором мне предстоит пребывать оставшиеся часы, едва ли можно назвать жизнью. Отдаленно слыша чужие голоса, я отключался на полуслове. Обсуждали меня уже чуть ли не в прошедшем роде.
Боль нарастала. Сначала она охватила только прокушенную руку, затем перекинулась выше, к плечам и шее. Спустя полчаса зараза расползлась уже по всему телу. Конечности выворачивало в адской ломке, поднялся сорокаградусный жар, не сбиваемый ни лечением Кэтрин, ни настойками Талдора, ни пламенной жилой Олафа. Никто не мог помочь, замечая, как мое тело стремительно увядает.
— Милосерднее будет его добить, — сказал Олаф, подкинув поленья в костер.
Глаза Кэтрин сверкнули. Девушка промолчала. Как лекарь, она понимала, что мне не выкарабкаться. Для меня все уже было кончено.
— Я против, — неожиданно высказался Талдор. — Не нам решать, что делать с его жизнью.
— И не ему тоже. Вполне возможно, что он и в сознание-то не придет больше, — Олаф глотнул из фляги. — Время идет, нам уже нужно собираться в путь.
— Подождем. Если все так, как вы говорите, то мучиться осталось недолго. Добивать не станем, — опротестовал Талдор, заваривая чай. — Каждый заслуживает шанс.
Кэтрин согласилась. Ей хотелось верить, что я смогу выкарабкаться. Но для этого понадобится только чудо — синий стиль был бесполезен. Магия нового мира не могла справиться с нечистью, о происхождении которой до сих пор никто ничего не знал. Ходили разные слухи, и что твари лезут из неизвестного места в пределах этого мира, и что их создает какая-то сущность. Какие только разговоры не разносились вокруг, обрывки которых я кропотливо собирал во время путешествия. Портал также оставался загадкой. Никто так и не проник внутрь, чтобы понять, как он работает. Твари не подпускали близко, разбивая каждого, кто решался туда сунуться. В попытках понять, как он выглядит, все терялись в догадках. Порталы не появлялись уже очень давно, а потому было много разговоров об их природе. Но одно было известно точно: покрытые слизью, они источали зловонный запах на десятки километров вокруг. Из небольшого отверстия в земле волнами шли твари, разбредаясь в поиске добычи. Именно поэтому, в этот момент в дело вступали отряды из четырех воинов, пытаясь остановить продвижение нечисти. Получалось не всегда. Часто терпели поражение, подставляя под удар города и села. Затем наступало короткое затишье, перерыв, когда воины могли восстановить силы. Спустя время, твари вновь стремились вперед, и требовалось регулярное пополнение армии, чтобы противостоять общей угрозе.
Теперь же у нас был самый настоящий шанс разбить врага. По крайней мере, наши командиры в это верили. Ничего другого не остается, когда годами терпишь поражение. Даже малый шанс на победу воспринимается как чудо.
Я-то уже ни во что не верил, плавно сходя с ума.
Болезненные стоны сотрясали палатку. Слизь разрушала организм, обрывая ткани и деформируя мышцы. Яд с клыков твари, проникая в организм через раны и мелкие ссадины, мучительно расправлялся с жертвой. Во многих отрядах существовало негласное правило, что если кто-то из них заразится, то страдания больного обрывают. Так лучше, чем медленно сходить с ума, продлевая агонию. И хорошо, если он находился без сознания, в противном случае больной умолял о смерти, которая была ему избавлением. Тогда самый старший в отряде, согласно традиции, быстрым движением руки отправлял несчастного на покой. В нашем случае, эта роль принадлежала Талдору.
Когда наступил рассвет, я так и не пришел в себя. Помню лишь, что все глубже проваливался в темноту, путаясь в сотне протянутых лап, обмазанных слизью. Она обжигала, раз за разом, не давая вздохнуть. Я кричал, молился, плакал, но боль не прекращалась. Казалось, что так продлится целую вечность. Время остановилось, замедлились секунды, превращаясь в нескончаемый поток брани и вздохов. Я и сам уже был готов прервать страдания. Но сил, чтобы дотянуться до оружия, не было.
Иногда я продирал глаза, едва осознавая происходящее. Возле меня оказывалась либо Кэтрин, заботливо вытиравшая со лба пот, либо Талдор с Олафом. Первый приподнимал мою голову, чтобы напоить крепким чаем, ненадолго приводившим в чувство, а второй спрашивал, впишу ли я его в завещание и много ли у меня нажито. Святая наивность! Долгов в новом мире не было, что уже достижение. Не считая тех, что я нажил в таверне, за что и отправился в долговую тюрьму. Своим вступлением в отряд я их благополучно списал, а потому не считается. Я был чист перед законом, и умирал не должником. Для меня уже прогресс.
Слабая улыбка проступала сквозь слезы, и гном ободряюще похлопывал меня по плечу. Каждый из них твердил, чтобы я продержался еще немного и скоро мне станет легче. Но легче не становилось. А сколько это «немного» было по-прежнему непонятно.
В детстве, когда у меня повышалась температура, не дай бог до тридцати семи градусов, я звал маму. Запыхавшись, она прибегала с невыразимой тревогой в глазах. Я сообщал ей весть жалобным тоном — дни мои сочтены. Тогда она подходила ближе, чтобы расслышать мой шепот, возвещавший, что мне нужны «ручка и бумажка». С беспокойством в голосе она спрашивала для чего именно, и я неизменно шептал «наследство, как дедушка».
Шутка в том, что дедушка не оставил наследства. Нет, он не был скрягой или разорившимся богачом. У него никогда ничего не было. Он родился и умер в бедности. В этом наше фамильное сходство. И теперь вот я, умирал так же как и он, не имея ничего своего. Зато во мне достаточно яда, чтобы убить лошадь. Но бездомный не лошадь, и даже не пони. Всего лишь конь, тащивший на себе груз прошлого.
Несмотря на общие усилия, с каждым часом мне становилось хуже. Кэтрин тратила всю энергию на мое лечение. Вытягивала ладони перед собой, направляя тепло прицельно в рану, а затем по всему телу. Ничего не помогало. Рана зияла пропастью, из которой сочилась слизь. Если бы меня не перевязывал Олаф каждые несколько часов, я бы уже умер от потери крови. А так умру от яда поверженного монстра. Та тварь давно сдохла и меня хочет на тот свет отправить. Помру и будем квитами.
Никто, абсолютно никто в отряде не верил, что я смогу выкарабкаться. И я отлично их понимал. Самому казалось, что вся эта забота не более чем потеря времени. Так оно и было, но чем дольше я держался, тем больше поражал Олафа и Талдора. Теперь моя смерть приобрела нотки спортивного интереса. Они спорили, как долго я еще продержусь. И каждый раз удивлялись, что мне удалось урвать еще один час из когтистых лап смерти.
Говорят, что слизь убивала жертву долго и мучительно, но уже спустя три-четыре часа больной прекращал попытки борьбы, и либо умирал сам, либо доходил до невменяемого состояния. Я, пусть и мучился, но не изгибался в конвульсиях, выплевывая пену изо рта и откусывая собственный язык. Подробности обычного протекания болезни я узнал от Олафа. Он приходил поговорить. Наши разговоры носили характер его монолога.
На исходе вечера, до моего слуха донеслось следующее:
— Дольше оставаться нельзя, — со всей серьезностью заявил Талдор.
— И что ты предлагаешь? Бросить его здесь, на съедение тварям? — вспыхнула Кэтрин, проявляя горячность.
— Нет, конечно. Но наша задача — продвигаться к Порталу. Вы не хуже меня знаете, что если мы опоздаем к точке сбора, то воины, контролирующие прибытие, объявят нас дезертирами со всеми вытекающими последствиями. Наверное, никому не хотелось бы висеть на площади.
— Думаю, что он не переживет эту ночь, — заявил Олаф, делая глоток из фляги.
Глаза гнома блестели. Он вспомнил, как дед рассказывал ему, как сгорали в агонии его друзья, стоило им получить ранение от тварей. Если не успеваешь извлечь слизь целебным стилем, то превращаешься в живой труп. Вроде и дышишь, но дни сочтены. Олаф уверял, что со мной будет также — рана не затягивается, слизь не выходит из организма, а белки глаз уже совсем побелели. Верный признак смерти, уж он-то знал. Хоронил своего деда, держа голову на коленях. Правда тот умер от старости, вполне естественной смертью.
Только вот Олаф ошибся. На рассвете следующего дня, я был все еще жив. Проснувшись, повернулся и тотчас уперся лицом в грудь. Третий размер?
Крика не последовало. Обычно ведь так бывает? Парень попадает в неловкую ситуацию, которая разрешается женским визгом. Также и я, настоящий попаданец, угодил в расставленные сети госпожи Фортуны. Но вместо того, чтобы отпрянуть, затаил дыхание. Насторожился.
Может спит? Судя по всему, так оно и было. Иначе как объяснить, почему так тихо? Упустить такой момент было кощунством. Не для этого я оказался в магическом мире.
Боясь шевельнуться, я не менял положения. Кэтрин изумительно пахла, угадывались нотки мускуса. Тело у нее очень нежное, а грудь более упругая, чем я представлял. Фантазии начинали сбываться. Уж не сон ли это, на пороге вечности? Хотя если и умирать, то только так.
Возможно, я уже попал в рай, сам того не подозревая. Тогда с моей стороны никаких возражений!
— Тебе лучше? — прозвучал вопрос.
Внутри меня все похолодело. От стыда я готов был провалиться сквозь землю.
Резко отпрянув, я закрыл глаза руками. И, поверьте, совершенно случайно мои пальцы растопырились, отчего сквозь них удалось разглядеть то, что минуту назад я почувствовал. Кожа лица еще помнила прикосновение, а раскрытые глаза уже никогда не забудут увиденного. Происходящее больше походило на сон, чем на реальность. Может, я все еще в бреду от ранения?
Лицо залил румянец, я отвернулся. Кэтрин, напротив, даже не смутилась. Она неспешно прижала к себе спальник, откинув с шеи распущенные волосы. У меня затряслись руки. Тремор?
— Как ты себя чувствуешь? — повторила она, придвигаясь ближе. — Мы все безумно за тебя волновались. Казалось, что ты умрешь с минуты на минуту, но утром заметила, что приходишь в себя! Так обрадовалась. Надеялась, скоро проснешься. И вот, проснулся…
Мне действительно стало лучше. Прошел озноб. Восстановилось дыхание. Рука болела чуть меньше, хоть ее и по-прежнему жгло. Она оказалась перебинтована, сверху выступила кровь. Давно запекшаяся. Это хороший знак: кровотечение прекратилось.
— Жить буду, — я слабо улыбнулся. — Спасибо за то, что была рядом. Иначе бы я не справился.
Я посмеялся. Легкие побаливали. Карие глаза Кэтрин вспыхнули синим. Выступили ямочки на бледных щечках.
Извне расстегнули брезент. В палатку пролезли головы дварфа и гнома. Обрадовавшись мне, они перевели взгляд на Кэтрин. Воины нахмурились. Чувства Талдора и Олафа были мне понятны, пусть я и не находился на их месте. Мне досталось мое собственное — не в первом ряду, а на сцене. И кто бы не порывался в дублеры, свою роль просто так я не отдам. Не для этого я прошел через ядовитую слизь и двухдневную агонию, чтобы разбазаривать заслуженные награды.
— С выздоровлением, Макс, — процедил Талдор сквозь зубы.
— Завтрак готов, — кинул Олаф, прикрывая брезент.
Мы снова остались одни. Атмосфера была нарушена внезапным вторжением. Переглянулись, принялись одеваться. Я отвернулся, натянув на себя, порванный в клочья кожаный доспех. Конечно, в таком состоянии сражаться я не мог, но без защиты как-то неспокойно. Кэтрин тоже оделась. По шороху я слышал, как за нижним бельем последовала верхняя одежда.
Откинув брезент, сразу зажмурился. Отвыкнув от солнечного света, вспомнил дни, проведенные в тюрьме. Сравнение плохое, я бы не отказался быть запертым в палатке со своей спутницей. Без спешки и кровожадной нечисти. Но время шло и, судя по тому, как долго я спал, мы сильно опаздывали. Такими темпами придем к Порталу, когда он уже будет разрушен. Хотя, даже для меня это слишком оптимистично. Портал может перемолоть нас как слепых котят, и тогда ядовитая слизь покажется мне острым соусом, оттенявшим вкус стейка. Безумно захотелось мяса.
Только подумав, я уже уловил знакомый аромат. Олаф стоял у костра.
— Запасов осталось мало. До конца пути не хватит. Придется охотиться, не меняя маршрут, — промычал он с набитым ртом.
— Если Максу полегчало, то эта задача как раз для него. Он же у нас лучник, — усмехнулся Талдор, подавая мне чай.
Его остановил Олаф. Отведя руку дварфа в сторону, он протянул флягу. Внутри что-то булькнуло.
— Подкрепись элем, он полезнее. Чай тебя быстрее в могилу сведет.
— Не знал, что выпивка у тебя залог здоровья, — ответил, принимая чай Талдора вместо фляги Олафа.
— Скажем так, приятный бонус, — бросил гном.
Мы сидели у тлеющего костра, планируя двигаться дальше. Олаф скреб палкой, засыпая угли землей. Талдор внимательно изучал карту. Он хмурился.
— Придется немного срезать, отклониться от основного маршрута. Так выйдет быстрее, в противном случае даже времени, оставленного про запас, нам не хватит. С каждым днем мы отстаем все больше.
— Естественно, мы же буквально стоим на месте, — усмехнулся Олаф.
— Так важно успеть в срок? — наивно спросила Кэтрин.
— Опаздывать могут позволить себе только девушки на свидании, — ответил я, расправляясь с последним куском сочного мяса. Силы ко мне возвращались, как и неуместные шутки.
— А ты в девушках разбираешься, я погляжу, — кольнул Талдор, глядя на нас с Кэтрин.
Теперь мне не избавиться от их насмешек. Ничего, смех позади говорит о том, что я в лидерах.
— У всех отрядов стоит задача прибыть в положенное место и штурмовать Портал. Понятное дело, что будет небольшая разница во времени, но как раз это и позволит заменять павших товарищей и не снижать давление на монстров, — ответил Талдор, больше всех понимая, что мы вообще тут делаем.
Так обычно и бывает, что в команде один толковый воин ведет за собой остальных. А что взять с нас? Я тут почти ничего не знал, Олаф больше интересовался выпивкой, а Кэтрин кошкодевочка и этим все сказано.
В теле еще чувствовалась слабость, но мне было значительно лучше. Подкрепившись, я медленно приходил в себя, набираясь сил. Как минимум, угроза гибели миновала. Хотя смерть была очень близко. Отряд хорошо себя показал в столкновении с нечистью. Пусть это и был первый наш бой, но выяснилось, что мы можем дать отпор не только паре хилым тварям. Не без острых моментов, конечно, но куда уж без них? Считайте, выдержали интригу.
— Макс, ловко ты придумал с горящими стрелами, — обратился ко мне Олаф, — но почему без стиля?
— Мы могли погибнуть, уцелели лишь чудом, — поддержал Талдор.
Вопрос поставил меня в тупик. Я так и не придумал никакого объяснения. Как им донести, что я без способностей? И почему не предупредил их раньше? Врать, нести околесицу, как с троллями, или выложить начистоту? Еще никто не знал всей правды, и мне хотелось быть хоть с кем-то откровенным.
Тут Кэтрин вступилась, положив конец моим размышлениям:
— Такое бывает. Из-за пережитого стресса не можешь сосредоточить энергию. Макс, у тебя ведь так?
По ее глазам я сразу все понял. Она солгала. Из-за простого стресса не может быть таких далекоидущих последствий.
— Все верно, сам не знаю, что на меня нашло, — кивнул я.
Дварф и гном промолчали. Должно быть чувствовали, что не все так гладко, но не нашлись, что возразить. Спасало еще, что я здорово помог отряду, поэтому задачу линии поддержки исполнил. Еще и пережил ядовитую слизь. Герой, одним словом. Поэтому на этот раз они от меня отстали. Надолго ли?
Костер затушили остывшим чаем. Олаф не дал вылить свой эль, поэтому его он просто допил в два глотка. Кэтрин собрала спальники. Талдор заканчивал убирать палатки и навесной тент.
Наш поход продолжался, и следующий привал ожидался нескоро.
Внутренние позывы подсказали, что надо справить нужду. Отойдя недалеко от лагеря, я вгляделся в лес. Дышалось легко и свободно. Пропал зловонный запах. Улетел вместе с пеплом. Стояла чудесная погодка, и можно было бы быть счастливыми, если бы не осознание постоянной опасности.
После недавней победы уверенности в собственных силах прибавилось. Теперь я знал, что мне делать. Стрелы еще были, воспламеняющей мази Талдора тоже хватало. Беспокоиться не о чем — я мог положиться на команду. Каждый из них проявил себя достойно, встав с товарищем плечом к плечу.
Вспомнил, что так и не поблагодарил Олафа. А он ведь спас меня практически голыми руками! Каким бы грубым он ни был, когда дело касалось чужих жизней, первым бросался на помощь. Да и остальные не подвели. Если бы не они, яд бы меня точно убил. Я помню, насколько глубокой была рана.
Левая рука крепко перебинтована. Аккуратно размотав бинт, я с удивлением вгляделся в место укуса. Раны больше не было! Лишь крохотная царапина по краям, не успевшая зажить. Но не это удивило меня больше всего. Приглядевшись, я увидел свечение. Протер глаза. Оно лилось прямо из царапины, заполняя рану. Сомнений быть не могло.
Белый свет! Что это вообще такое⁈ И почему именно сейчас?