Тучный лысый господин, которого в Реморре знали как имперского купца второй ступени сира Велисария Вирибуса, потягивал вино из изящного хрустального кубка, задумчиво смотря на расположенный во внутреннем дворе поместья фонтан. Вино, нужно признать, было отличным, хотя и с несколько экзотичным вкусом — явно что-то с южного побережья… Что-что, а делать вино и торговать хиспанцы умеют, пожалуй, лучше всех в этом мире. Хотя вот особняк построен в типично имперском стиле — большой, монументальный… Не дом, а настоящая крепость. Впрочем, имперцы иначе и не строили.
Но тем ироничнее это казалось в свете всего происходящего…
— Доброго дня и здравствия вам, сир.
Пара крепких слуг в тонких белых халатах и с длинными прямыми мечами у пояса отодвинули две шёлковые занавески, и к имперцу вышел хозяин поместья, одетый в просторное одеяние янтарного цвета.
— И вам не хворать, господин Хэлле, — почтительно склонил голову Велисарий, обозначая попытку встать.
— О, не утруждайте себя, сир — я тоже с вашего позволенья присяду. Разговор у нас намечается небыстрый…
— Теряюсь в догадках, чем же моя скромная персона заслужила внимание столь важной особы… — недоумённо развёл руками имперец. — Я пусть и не самый бедный, но довольно скромный купец…
— Полноте, сир, — рассмеялся его собеседник, усаживаясь в лёгкое плетёное кресло напротив Велесария и наливая себе в кубок вина. — Мы оба прекрасно понимаем кто мы есть такие… На самом деле.
— Неужели? — скептически приподнял бровь купец.
— У меня в этом нет ни малейших сомнений, — заверил Хэлле.
Казалось бы — вполне мирная рядовая беседа двух не самых бедных людей… Вот только один из них человеком в полном смысле этого слова как раз и не был.
Иридан Хэлле был фейри. Да не обычным, а самым что ни на есть Тёмным — смуглая кожа, зловеще-алого цвета глаза и длинные белые волосы. Причём был он явно не рядовым потрошителем, а Падшим довольно высокого ранга, обнаружение которого всегда было для Империи поводом начать войсковую операцию или даже небольшую войну — в истреблении своего давнего врага люди не жалели ни сил, ни средств, крепко помня о том, кто такие — Тёмные фейри.
— Что ж, я вас внимательно слушаю, господин Хэлле, — сложил руки на своём объёмистом животе имперец, которого, казалось, не особого пугает или злит присутствие извечного врага на расстоянии вытянутой руки. Хотя за сотни и тысячи лет у большинства имперцев выработался почти рефлекс: если рядом Падший, то ты скоро умрёшь, а раз так, то нападай и дерись, стараясь продать свою жизнь подороже, потому что просить о пощаде бесполезно.
— До моих… сородичей уже дошли слухи о ситуации на вашем востоке, — произнёс Иридан. — Вспыхнул дворянский мятеж, имперские войска понесли серьёзные потери, какое-то местное племя сумело нанести вам ряд чувствительных поражений, но затем неожиданно вступило в союз с Империей…
— Иии… что дальше, господин Хэлле? — поинтересовался Велисарий. — Да, имперская земля полнится слухами, но даже у нас мало кто осведомлён о подробностях происшедшего… А что такого-то? Ну очередной мятеж, ну очередная война и новые союзники… Обычное дело для большой державы.
— Был Совет-без-солнца, — буднично произнёс Иридан. — Пожирающая мать изрекла своё слово, призвав Тёмный народ на новую войну, потому как вскоре Империю сокрушат пришельцы из другого мира. Новый Рим повторит нашу участь, а Тёмные фейри вернут себе былое величие.
— Может, стоило бы пореже будить этого гомункула? — заметил имперец. — Она ведь постоянно говорит одно и то же, попутно сжирая кого-то из ваших.
— Но заметьте, сир, про пришельцев из другого мира она упомянула впервые, не так ли?
— Быть может, за три тысячи лет у старушки кончились байки, и она решила освежить свой репертуар?
— О, не исключаю, — усмехнулся Хэлле. — Хотя о чём-то таком сообщили и некоторые другие источники — на этот раз лично мои… В конце-концов кто-то ведь разгромил целых три имперских легиона, что само по себе не рядовой случай.
— Я слышал, что дом Теней Тэлнагра взял на себя ответственность за поражение имперских войск, — сообщил Велисарий.
— …а также за вспышку дизентерии в Нереиде, нашествие саранчи в Речном герцогстве, извержение Надира и смерть графа Лероя, подавившегося косточкой на званом ужине в Александрополе… Тени Тэлнагра — просто шуты, их даже сами Тёмные уже не воспринимают всерьёз.
— А кого же Тёмные воспринимают всерьёз в таком случае? Может быть, Пожирающую мать?
— Может быть, Пожирающую мать, — пожал плечами Иридан. — В конце-концов она — единственная из правящих матриархов, что жила задолго до прихода римлян… Поэтому, возможно, что если она в кои-то веки призовёт Тёмных к большой войне — они её начнут. Возможно — выбрав для первого удара ослабленный Восток, возможно — расколов Империю надвое и нанеся удар в самое её сердце, а возможно — на солнечный свет извлекут что-то древнее и очень могущественное…
— Но вам-то зачем раскрывать возможные планы своего народа врагу, господин Хэлле? — участливо спросил Велисарий. — Даже одного такого намёка будет достаточно, чтобы привести в движение нужные силы и в Империи, и в Эльвенгарде, что явно не будет способствовать успеху тёмного дела…
— Что есть успех, сир Вирибус? — философски заметил фейри. — Быть может, наконец-то проиграть войну — это лучше? Как говорят люди — лучше ужасный конец, чем ужас без конца…
— А, быть может, вы просто хотите руками имперцев устранить своих противников? — вкрадчиво произнёс Велисарий.
— Быть может, — рассмеялся Иридан. — Быть может, сир Вирибус, быть может! Но к чему горевать по этим головорезам? Уж я-то по ним тосковать точно не стану.
— Они ваши братья по крови.
— Да, это так, — кивнул Тёмный. — Вот только где были эти братья, когда я две сотни лет назад пришёл в этот город с одним кинжалом за пазухой? Почему-то я год за годом шёл от перерезанных глоток в тёмных переулках к контролю контрабанды и к прочим хорошим, но почему-то нелегальным вещам… И, как вы можете видеть, сир Вирибус — пришёл. У меня крупнейшее… сообщество на всём северном побережье Хиспаны, включая Девятиградье. Мои легальные доходы в несколько раз превосходят нелегальные, я торгую с имперцами и африканцами, дукс этого славного города был моим подручным, имперский посол ходит со мной на охоту, а горожане при встрече почтительно кланяются, а не пытаются разрядить мне арбалет в спину. И вот только тогда у меня и появилось множество «братьев», которым внезапно понадобились деньги для успеха Тёмного дела.
— Про посла — это… неожиданно, — неопределённым тоном произнёс имперец.
— Взяли за заметку? Пожалуйста, сир — считайте это ничего не значащим подарком. Просто если вы хотите знать некоторые мои мотивы, то вот они — ради такого случая я даже немного сыграю открыто. У меня прекрасный дом, верные слуги и спокойная жизнь, которую я могу посвящать живописи, поэзии или драматургии… Вас удивит, если я скажу, что всегда тяготел к искусству? Будете смеяться, но одну мою пьесу недавно ставили даже в вашем Александрополе. Инкогнито, разумеется. Говорят, на премьере был даже консул Сената и ему весьма понравилась моя комедия. И всего этого я добился сам. Матриархи и патриархи обещают Тёмным золотой век?
— Вы гедонист, господин Хэлле, — понимающе покивал имперец. — Впрочем, кто из нас не без порока? Вы хотите жить хорошо и спокойно, я хочу жить хорошо и спокойно, большинство граждан Империи хочет жить и спокойно…
— Жаль, что нам в этом постоянно кто-то мешает, — улыбнулся Тёмный.
Некоторое время фейри и человек молча потягивали вино.
— Кстати, прекрасный букет. Минтаур, Висайя?
— Да нет же — одна из моих местных виноделен. Я пришлю вам амфору.
— Буду благодарен, господин Хэлле.
— Не стоит, сир Велисарий, не стоит… Лучше просто скажите мне, какое из двух выражений больше вам по душе: «вовремя предать — это значит и не предать вовсе, а предвидеть» или же «услугами предателей охотно воспользуются, но постараются побыстрее от них избавиться»?
— Увы, господин Хэлле, я не силён в диспутах и ораторском искусстве, — с сожалением развёл руками имперец. — Я всего лишь скромный купец второй ступени…
— Но всё-таки? Вам ведь нужно просто выбрать чьи слова вам ближе.
— Чьи слова?.. — задумался Велесарий. — В таком случае я бы сказал, что мы прикрываемся чужими словами тогда, когда сами ничего не в силах сказать. К чему выбирать между чужими словами, если можно сказать свои собственные? Предатели, герои… Всё зависит лишь от того, с какой стороны доски латро смотреть. Нет правил без исключений и нет исключений, что нельзя было бы подчинить правилам. Уж вы-то должны понимать, господин Хэлле, что всё зависит только от нас.
— Всё зависит только от нас, — усмехнулся фейри. — Звучит неплохо. Хорошо бы, чтобы так было всегда. Иначе, зачем тогда Тёмному о чём-то говорить с имперцем?
— А почему бы и не поговорить?
— Две тысячи лет назад всё тоже началось с разговора. А вылилось в… непонимание.
— Отнюдь, господин Хэлле. Мы давным-давно друг друга поняли — просто одна сторона не желает признавать своих ошибок.
— И вряд ли когда признает, — вздохнул фейри. — Хотя все бы только выиграли от этого. Согласитесь — было бы неплохо и дальше вести дела так, как они идут. Я поставляю контрабанду имперцам, имперская стража ловит моих подручных, я придумываю новые схемы,
— Может быть, вы правы, господи Хэлле, — улыбнулся Велисарий. — Может быть, вы необычайно правы.
Центурион Аэций Ламрис чувствовал себя не слишком уютно. По многим причинам.
Во-первых, как командир любой воинской части проверки от начальства он не слишком любил, потому что оное начальство отличалось традиционной непредсказуемостью. Причём, ничего хорошего от таких проверок никогда не случалось, а случались лишь одни сплошные тумаки разной степени тяжести.
Поэтому, как только на заставу прибыл гонец с вестью, что вскоре явятся проверяющие от нового Стража Предела, Аэций традиционно напрягся, а затем напряг и всех своих подчинённых.
Подчинённых у него было не так уж и мало — больше двух сотен людей и нелюдей. Для молодого — и двадцати трёх лет не исполнилось — офицера, безусловно, дело непростое. Но Аэций закончил военную академию с отличием, распределён был в родные места, поэтому со своими подчинёнными общий язык нашёл быстро.
Формально под его командованием была центурия 40-го легиона, но, как и большинству северных подразделений, ей был придан почти ещё целый легион из вспомогательных сил. В центральных графствах и провинциях эту функцию несло ополчение нобилей, но в районе Дорпата нобилей почти не было — край ещё только заселялся, крестьян было немного, а шахтёрские, охотничьи и лесорубные артели традиционно управлялись выборными старшинами, а не назначенными нобилями. Поэтому легионеров усилили имперскими орками с границы, десятком отрабатывающих рекрутскую повинность лесных фейри и парой десятков северян из местных.
Насчёт своих бойцов центурион особо не беспокоился — все они были отнюдь не новобранцами, опытными и дисциплинированными солдатами. Даже орки и северяне — в конце-концов представители конкретно этих племён жили под имперской рукой больше сотни лет и особо не отличались от какого-нибудь рядового гражданина из глубинки.
Что ещё беспокоило Аэция? Конечно же, смутные и недобрые вести из центральных графств. Много каких непроверенных слухов и проверенных новостей ходило, но приказ из штаба Восточного командования, что находился в Фориоке, был сильнее — стоять на месте, никуда не выдвигаться, продолжать нести службу на северной границе. И ведь приходилось, стиснув зубы, продолжать службу…
Правда, в последнее время новости стали более обнадёживающими — порядок в Пределе взялась наводить целая принцесса крови, багрянородная Афина. Кто-то кривится, что, дескать, девчонка и бастард? Только не Аэций, который был младшим сыном барона и северянки-знахарки, для которой дротик или боевой топорик был ничуть не менее привычны, чем серп для сбора трав. Странный союз? Так один дед и вовсе был крестьянином, второй вольнотпущенником из пленных северян, а нобилитет отец получил вместе с чином трибуна при выходе на пенсию.
К тому же Её Высочество договорилась с какими-то заморскими, что ли, волшебниками и легендарной Эрин Меркурий, так что полыхнувший мятеж подавлялся не просто быстро, а очень быстро…
Третья причина для беспокойства у Аэция появилась непосредственно в день проверки, потому как сама проверяющая комиссия оказалась, мягко говоря, своеобразной.
Четверо всадников, судя по оружию и доспехам — из числа дворянских дружинников. Ещё два всадника, вооружённых как обычные легионеры и сидящие в седле как легионеры — то есть чуть лучше, чем отвратительно. И, наконец, глава комиссии, что самое удивительное — совсем ещё молодая девушка, явно младше двадцати лет, но не менее явно — командир этого небольшого отряда. Длинные светлые волосы собраны в хвост. Северянка? Чертами похожа — симпатичное личико не портит даже недавно заживший шрам на правой щеке, но миндалевидные карие глаза скорее навевали мысли о степняках-южанах. И доспех соответствующий — лёгкий, из больших кожаных, металлических и деревянных пластин. Причём едва ли не самый дешёвый вариант — минимум металла, максимум кожи и дерева. А вот меч у пояса хороший — старая-добрая кавалерийская спата имперских всадников. Дочь какого-нибудь отставника? Скорее всего. Доспехи при выходе на пенсию многие не выкупают, а вот меч — почти всегда. И, как ни странно, но едва ли не самым дорогим в экипировке девушки был алый плащ с белой оторочкой.
— Сила и честь, центурион, — отсалютовала девушка на удивлении чётко и привычно. Хотя, откуда бы такой сноровке взяться-то? Девушки на Востоке с оружием обращаются неплохо почти все, особенно кто происхождением пониже, но такую выправку ведь могут поставить только в настоящем подразделении… — Декурион Юна Дер Ши, по слову Её Высочества Стража Востока принцессы Афины.
Точно. Рассечённая надвое фамилия — это что-то с югом связано. Отец — из осевших в Империи степянков? Или дед? Понятно почему такой доспех — и традиция, и стоит дёшево, а степняки в Новориме почти все живут не слишком состоятельно… Приданного за такую невесту много не дадут, ну да и ладно — жалованье центуриона не огорчает, к пенсии есть шанс выйти в отставку как минимум полутысяцким, а то и вторым легатом…
Аэций даже поперхнулся от неожиданной мысли о женитьбе, поэтому на мгновение запоздал с ответным приветствием.
— Сила и честь, — внушительный кулак рослого и крепкого легионера глухо бухнул в нагрудную пластину рядом с сердцем. — Центурион Аэций Ламрис, 17-я центурия 40-го пехотного легиона.
Ну хоть немного понятнее стало, почему какая-то девчонка и вдруг глава отряда, а остальные солдаты её действительно слушают. Первым вариантом было, что она — родич какого-нибудь важного нобиля в Пределе, но простецкая фамилия и экипировка с этим не вязались. А так — целый десятник. Пусть даже и в весьма потешном подразделении, а серьёзно воспринимать чисто женское подразделение всё-таки не получалось. Но зато при целой принцессе крови.
Юна отдала несколько коротких команд своей свите — хорошо скомандовала, правильно. Как подобает молодому командиру — без лишней резкости и развязности по отношению к куда более старшим и опытным солдатам, но строго, лаконично и по делу.
— Сира Дер Ши, что желаете увидеть?
Хоть девушка и была лет на пять младше Аэция и значительно ниже по званию центуриона, говорил он вежливо — хоть и декурион, но из свиты Её Высочества как никак.
— Можете называть меня декурионом, — ответила девушка, доставая из висящей на плече небольшой кожаной сумки пачку скреплённых пружиной листов белоснежной бумаги и стилус. — Я здесь не с проверкой, а послана узнать — чем вы располагаете, в чём нуждаетесь и на что способны.
— Для этого я буду обязан подтвердить ваши полномочия.
— Разумеется.
Девушка сняла с пояса маленький тубус, в котором оказалась подтверждающая грамота о полномочиях, с указанием всех текущих паролей и установленного кода опознания. Аэций внимательно изучил документ, кивнул и вернул документ обратно.
Кивать было обязательно — чтобы залёгшие на крыше казармы стрелки больше не держали гостей на прицеле. Может быть, центурион был молод и простоват, но дураком не был и, ввиду неспокойной обстановки, страховался всегда и по любому случаю. Мало ли кто мог заявиться под видом посланцев от Её Высочества?
Впрочем, Юна особых секретов не вызнавала, интересуясь в основном личными впечатлениями по обстановке — всё ли тихо в дорпатском уделе, тихо ли на границе с северянами, что слышно от лесных племён на северо-востоке, требуется ли заставе подкрепление. Все ответы она аккуратно заносила в свою тетрадь, записывая всё прямо на ходу диковинным стилом, способным писать на бумаге. Наверняка магическая штука. Да и бумага очень недешёвая — сам центурион отчёты слал обычно на грубой сероватой бумаге, в которой даже опилки попадались.
— Вещицы из Далёкого Отечества, — увидев интерес легионера, объяснила Юна. — Очень удобные, нас снабдили в достатке — у федералов они считаются чем-то совершенно бросовым.
— А какие они — федералы? — полюбопытствовал Аэций.
— Люди как люди, — пожала плечами девушка. — Разве что на лица очень разные — одни похожи на горцев с Красного хребта, другие на северян, третьи на южан, четвёртых от имперца и не отличишь… Нелюдей только совсем нет.
— Могу я поинтересоваться, как так вышло, что они стали нашими союзниками? Была же война?
— Нобили напали на их мирный город, федералы ответили, — вновь пожала плечами декурион. — Когда всё прояснили — помирились. Мы ещё дёшево отделались — большинство в плен попали, но из плена почти всех отпустили под слово Её Высочества.
— А вы сами…
— Против — не воевала. Вместе с ними против инсургентов — да.
— Битва за Илион? — понимающе сказал Аэций.
— Так точно. Мы с Её Высочеством сначала прорвали блокаду, а потом отбили штурм инсургентов. Федералов видела, у них каждый боец — маг и очень сильный, а разных боевых машин — не счесть, — Юна помолчала и неожиданно добавила. — Кену там серьёзно ранили, вот меня и в декурионы произвели.
Центурион кивнул — обычное дело в бою. Командира убили или тяжело ранили — назначат нового из младших чинов. Обычная легионная практика, где каждый боец знает, что может подняться от солдата хоть до легата.
Проверка и правда оказалась и не проверкой вовсе. Юную декурионшу не интересовали ни строевые смотры, ни ревизия провианта на складе — только обстановка и состояние заставы. Поэтому управилась с вопросами она достаточно быстро и уже явно засобиралась в путь до следующей заставы, так что Аэций решил действовать по-военному — прямо и нагло.
— Декурион, разрешите личный вопрос.
— Хм? — Юна искренне удивилась. — Конечно.
— Жених или муж — есть?
Девушка удивлённо моргнула, а затем звонко рассмеялась — впервые выйдя из образа выдержанной и хладнокровной воительницы. Центурион подумал — что улыбка идёт ей куда больше, чем уставное выражение лица.
— Нет, — в глазах Юны мелькнули озорные огоньки. — Делаете предложение о женитьбе, центурион?
— Возможно.
— В таком случае — учту на будущее. Мне за три недели их сделали больше, чем за предыдущие три года. Видимо, дружинница Её Высочества выглядит привлекательнее, чем третья дочка небогатого землепашца…
— Позвольте не согласиться, сира…
Придумать более-менее достойный офицера ответ Аэций смог, озвучить его — нет, потому как через главные ворота заставы буквально влетели двое всадников.
Маскировочные накидки поверх коротких кольчуг, откинутые кольчужные капюшоны, открывающие острые уши — лесные фейри из отряда разведки. Риз и Римс — русоволосые, голубоглазые, похожие как братья, но не то что не родичи — даже из разных племён. За спиной у Риза обнаружился ещё один человек, точнее не человек — орк, которого фейри аккуратно сняли со спины коня.
Аккуратно — потому как тот был явно ранен и едва держался на ногах.
Аэций широкими шагами подошёл к вернувшимся из дозора разведчикам и их нежданной добыче.
— Командир, — Римс не ударил — просто прижал кулак к груди. — Нашли у Белой речки. Был верхом, но коня загнал. Сказал — дело жизни и смерти.
Центурион посмотрел на орка. Молодой, совсем ещё мальчишка — лет четырнадцати, не больше. Орки взрослеют рано и заметно — сразу же сильно раздаваясь в плечах, а этот ещё довольно поджарый. Обычная кожаная куртка, которую половина северян носит, на поясе — пустые ножны. Оружие фейри наверняка отобрали на всякий случай.
— Имперец, — криво оскалился орк. — Я из Лесной унии… Дикие идут с Хорасана… Гефара скоро падёт… Альдераман молчит… Вы — следующие…
Ноги мальчишки подкосились, но оба разведчика-фейри успели его подхватить.
— В лазарет, — коротко скомандовал Аэций. — Все разъезды — по коням, прояснить обстановку. Гарнизон — в копьё, отправить гонца в Дорпат, связист — гелиографируй: «Прибыл гонец из Эос Гефара, сообщил — с севера идёт орда. Выясняем обстановку, ждём приказов».
— Я немедленно отправлю весть Её Высочеству, — негромко произнесла подошедшая Юна. — У федералов есть хорошая разведка с воздуха — они могут помочь.
— Понял вас, — кивнул легионер. — В таком случае… Доброй дороги, сира Юна.
— Берегите себя, центурион, — улыбнулась девушка. — Мы ещё не закончили наш разговор.
У входа в часовню недвижимыми статуями застыло двое преторианцев, даже не шелохнувшихся, когда мимо них прошла золотоволосая фейри в длинном белом платье с пурпурной оторочкой.
Императрице Лариссии не пришлось долго искать супруга посреди огромного некрополя — за сотни лет у правителей Нового Рима не появилось привычки навещать могилы предков. Зато они нередко приходили поразмыслить о чём-нибудь в одиночестве в часовне Эмрис.
Небольшой каменный купол — словно уменьшенный в десятки раз купол Сената, четыре небольшие башенки по периметру, скромная отделка да тяжёлая дверь из каменного дуба. Никаких роскошных барельефов, никакой роскоши или даже лепнины — лишь серая громада каменного короба посередине да статуя Норин Гекаты над ним.
Собственно, изначально никакой часовни тут не было, а было лишь место последнего упокоения шестого апостола богини Эмрис — Норин Гекаты. Каменная глыба, будто бы высеченная из одного куска скалы, на самом деле — саркофаг, что был наглухо замурован магией других апостолов. Статуя чёрной жрицы — в натуральный рост, посмертная, но сделанная скульптором-фейри, что лично был знаком с Норин. Странное то ли платье, то ли доспех, короткий военный плащ на плечах. Лариссии, что и сама уже разменяла столетие, всегда было немного не по себе от взгляда апостола, запечатлённого в камне — немного грустного, немного уставшего, но видевшего столько, что обычного смертному даже и не снилось.
Апостол Эмрис без божественного клинка — не апостол, но руки статуи были пусты, а её знаменитый двуручный меч был до половины воткнут в каменное основание перед саркофагом. По легенде Норин перед смертью воткнула его туда сама и сама же наказала, что написать под ним вместо собственного имени и эпитафии.
«Той, что достойна».
Что она имела в виду? Кто знает… Кто-то из предыдущих императоров считал, что надпись следовала понимать как «могила той, что достойна забвения» — отсюда и отсутствие имени. Кто-то говорил, что наоборот — «место упокоения той, что достойна почестей». Кто был прав? Возможно, что все и никто — Норин Геката никогда не славилась шутками в отличие от других своих сестёр, но загадывать загадки умела хорошо, как и любой из апостолов Эмрис.
В нескольких шагах перед саркофагом стоял высокий крепкий мужчина с длинными русыми волосами, обильно побитыми сединой, поверх которых лежала тонкая диадема, усыпанная множеством рубинов — замена некогда обычной пурпурной ленты.
Его Величество Клавдий Корнелий — Император Новоримский, Господин Маджарата и Эльвенгарда, владетель четырёх Пределов, первый гражданин Империи и прочее, прочее, прочее.
Никто бы не сказал, что императору уже почти семь десятков лет — сказывалась кровь предков, что брали жён из народа Высших фейри. Ни острых ушей, ни фейрийского долголетия не наследовалось, но лишние лет тридцать жизни и отменное здоровье были нормой.
Лик императора не омрачали горестные думы или мысли — даже сейчас, когда он был в одиночестве, он не допускал подобных слабостей. Просто стоял и задумчиво смотрел на торчащую из камня рукоять двуручного меча — как будто бы подумывал попробовать его вырвать. Напрасная затея — божественный клинок в покое хранила какая-то додревняя магия, и ни волшебник, ни самый могучий силач не смогли бы вытащить этот меч. Хотя, попытки в прошлом и и были — как же без них?
Возможно, оно было и к лучшему — Норин вонзила его в камень перед своей смертью — когда Тёмные века наконец-то окончились. Как знать, что будет, если чёрное лезвие снова вернётся в этот мир?
Лариссия немного постояла у входа, а затем бесшумно подошла к Императору, молча встала рядом и взяла его за руку. Тот слегка сжал тонкие пальцы фейри в ответ.
— Что тебя беспокоит? — просто спросила императрица после недолгого молчания.
Ей это было позволено, как и опускание всего торжественно-официального титулования с «вашим величеством» и «о, супруг мой» — они были вместе уже не первый десяток лет. Влюблённость молодости прошла, настоящей любви не родилось, но это не помешало возникнуть глубокому уважению и привязанности друг к другу.
— Меня беспокоит, что я всё-таки не смог её защитить, — просто ответил Клавдий.
Фейри молча кивнула — другие бы эту фразу не поняли, но только не она и только не та, что видела о чём думал Император последние месяцы.
Вторжение из другого мира, Далёкое Отечество, смута на Востоке… Это бы его не поколебало. А вот то и дело начавшее мелькать в отчёт имя — смогло.
Афина.
Дочь наложницы-северянки Лариссия помнила совсем ещё маленькой, а оказалась, что за эти годы нелюдимая угловатая девочка с колючим взглядом превратилась в красавицу-воительницу…
Императрица почувствовала укол вины — родная мать девочки погибла, а она не смогла воспитать её сама и не видела, как та взрослеет.
Золотые волосы, золотое сердце… Лариссия была одной из тех, кто готовился стать официальной супругой правителя Новорима с детства, и их всегда учили, что императрицы-фейри — вне подозрений, вне чёрных мыслей и поступков.
Фейри была прежде всего фейри и к детям супруга от наложниц относилась не хуже, чем к родному сыну. Увы, но браки людей и фейри не слишком плодовиты, а династии нужно несколько наследников для выживания — при прадеде Клавдия погиб единственный наследник престола, и лишь чудом тогдашняя императрица успела выносить и родить ещё одного сына. Но с тех пор решено было помимо официальной жены содержать и гарем из человеческих наложниц.
Из нынешних наследников родным сыном Лариссии был только Константин — третий в очереди на престол, потому что первенец, несмотря на все старания лекарей, умер во младенчестве. Но и всех остальных принцев Лариссия любила как собственных детей, к тому же и воспитывала их сама — к детям фейри всегда питали огромнейший пиетет. Своих всегда рождалось мало, а человеческие почти ничем не отличались.
Императрица неплохо ладила и с исключённой из престолонаследия принцессой Селеной — сестрой Афины. Из-за непонятной хвори она толком не могла ходить, но к своим четырнадцати годам выросла доброй и жизнелюбивой девочкой. Лариссия регулярно навещала её в загородном дворце, привозя из фамильной — даже не императорской, а фейрийской библиотеки — редкие книги, которые Селена обожала.
Злые языки шептались, что это императрица выслала принцессу из Столицы… Было ли этой правдой? Абсолютной. Разве что ничего дурного Лариссия в мыслях не держала и просто решила, что при дворе девочку попытаются втянуть в какую-нибудь гадкую интригу. Да и вообще императорский двор был не слишком приятным местом… Небольшой уютный особняк за городом, хорошие учителя, сад и библиотека, а в качестве охраны — пусть и вне линии наследования, но Селена оставалась принцессой крови — пара воительниц-ламий на пожизненном контракте. А всем известно, что, как и фейри, ламии будут защищать любого ребёнка до последней капли крови…
Шептались и о том, будто мать Афины и Селены погубила всё та же Лариссия, что вызывало у всегда сдержанной фейри гнев.
Заподозрить её в том, что она способна на убийство из зависти или ревности? Просто немыслимый вздор!
Хотя, Анастасия и правда не умерла сама, а была отравлена. Кем? Всё тем же, что ранее уничтожил весь клан несчастной девочки, а ныне владеет Эосом Альдераман — кланом Халефдан. Имперские союзники, чтоб вовек не видать им милости солнца… С такими союзниками — никаких врагов не нужно. Сначала посчитали, что будет забавно подарить императору Новорима девочку — целую варварскую принцессу, чей клан некогда владел целым эосом — в качестве наложницы. А когда она родила уже вторую дочь — испугались, запаниковали. Побоялись, что следующим может родиться мальчик — уже полноценный принц, как императорский отпрыск мужского пола. Всего лишь шестой в очереди наследования, но вполне способный предъявить претензии варварам на вырванную с кровью корону северного княжества…
За Селену всё-таки переживали мало — калеки традиционно не имели прав на наследование ни в Империи, ни у северян, что многое переняли у новоримлян. А вот за Афину Император беспокоился — у северян, в отличие от имперцев, женщины имели равные права на наследование, и внучка некогда уважаемого клана была вполне достойным кандидатом на престол.
Казалось бы — сущая бессмыслица, что самое мощное государство в Ойкумене должно опасаться каких-то варваров… Однако Лариссия как никто другой прекрасно понимала — разбить северян Империя может, захватить и контролировать их земли — нет. Пробовали уже не раз — ничего из этого не вышло. Присланных наместников и войска вырезали, перебежчики из местных либо тоже погибали, либо перебегали обратно. И та же малая война в Северном пределе уже больше сотни лет длится, конца ей не видно, а на победу и намёка нет…
И потому пятнадцать лет назад Империи пришлось терпеть, ради спокойствия восточных земель. Клан Хэкурей был нейтрален и амбициозен, клан Халефдан был тем ещё сборищем негодяев, но их интересовала больше внутренняя борьба, нежели очередной поход на юг, в имперские земли. А принцессу Афину решено было прикрыть неординарно — вместо укреплённого замка и множества охраны, решено было отправить её в опалу.
Сама по себе она опасности для северян не представляла, но она могла стать знаменем борьбы и проходной фигурой, если вспоминать терминологию латро. Но если принцесса и в самой Империи не будет пользоваться приязнью, то это было бы явной демонстрацией, что ставку на неё делать не будут…
Как ни странно, но это, кажется, сработало. Во всяком случае, Афина до сих пор жива и здорова, хотя знаменитые северные убийцы-хаоситы наверняка бы достали её где угодно. При желании. А, получается, такого желания не возникло… Возможно, потому что опала была вполне реальной — в иной могли и усомниться.
К тому же Лариссия считала, что дальний гарнизон на северо-восточной границе — место куда более безопасное, чем столичные земли. Хаоситы чувствовали себя как рыбы в воде среди блеска роскоши нобилей, пиров и балов, приправленных интригами, но в открытой войне были не лучше обычных солдат.
И ведь всё шло вполне неплохо — за минувшие годы Халефданы изрядно успокоились и даже попытались, что называется, легализоваться. Их шпионы проявляли всё меньше и меньше интереса к Афине, которую услали на Восток — на самую имперскую окраину. Кажется, они вполне поверили в то, что принцесса-бастард нелюбима и нежеланна даже своим отцом, и самое большее на что может претендовать — выйти замуж за какого-нибудь местного графа, проживя жизнь обычной жены нобиля. Но затем…
— Многое случилось, — вздохнула Лариссия. — Очень многое.
Странно, но ни её, ни Императора сейчас особо не волновали пришельцы из Далёкого Отечества — они оказались вполне понятными и на удивление вменяемыми. И хотя некоторые горячие головы всё ещё требуют обрушить на них весь гнев Империи, всё больше людей выступает за то, чтобы сполна распорядиться возможностями нового союзника. Новые торговые возможности, новое оружие и магия — то, что одним махом поставило на колени всю военную мощь Новорима на Востоке, врагов Империи превратит просто в пыль.
— Игра затянулась и продолжать её больше нет смысла, — произнёс Император. — И терпеть уже довольно — если Халефдан захотят войны, то её получат.
— Смута на Востоке ещё не закончена, — напомнила Лариссия. — И войск у нашей дочери не так уж и много…
— У федералов их предостаточно, если они за две битвы разбили там наши армии. Понадобится — я отдам под их управление земли до самого Альдерамана.
— Империя не торгуется.
— Зато умеет лицемерить, если это необходимо. Вытерпели сотни лет условно лояльных южан — вытерпим и ещё один доминион.
— Вот только кто чьим доминионом будет? — резонно возразила Лариссия.
— Зваться младшими — незазорно — улыбнулся Клавдий. — Высшей ли фейри этого не знать? Ведь если говорить прямо: не Эльвенгард наш доминион, а мы — его. Это кому-то мешает? Уж явно не жителям Империи и Светлым фейри.
— Ты же знаешь, что Высшим нужна не власть, а покой, — с неожиданным жаром произнесла императрица.
— Конечно, знаю, — Император приобнял супругу. — Поэтому мы и преодолели Тёмные века. Все вместе. Но вот сейчас… Признаюсь — мне тревожно. Открываются врата в другие миры, по дорогам Империи снова ходят апостолы Эмрис…
— Эрин Меркурий? Тебя беспокоит, что апостол не просто так вышла к людям?
— Меня беспокоит цель, ради которой апостол Эмрис оказалась вынуждена выйти к людям — по мелочам они никогда не разменивались… Нам нужно будет встретиться с ней и поговорить. Начистоту.
— Афина, Эрин… — проворчала Лариссия. — В неспокойные времена появляются воительницы, вершащие судьбы других… Если сыщется третья и вовсе будет почти легенда, а легенды никогда не бывают добрыми.
— Но Её Святейшеству хотя бы не нужна диадема имперской принцессы.
— А нашей дочери?
— Ей наверняка — тоже. Но вот Империи такая принцесса будет нужна. И чувствую, что будет нужна уже очень скоро…